Краем глаза Роуэн успел заметить, что фонарь Нила упал рядом с сараем, где хранилось сено. Огонь уже охватил старые бревна, и пламя подбиралось к крыше.

— Сарай горит! — закричал Роуэн. — Бронден, туда…

Бронден услышала его и маленькими, почти незаметными шажками стала пятиться назад.

И тут из тумана вынырнул запыхавшийся Норрис. Он с трудом мог ходить, но поспешил на помощь друзьям, сжимая факел в одной руке и меч, принадлежащий Ланн, в другой.

Бронден обернулась. Она отвлеклась лишь на миг, но и мига было достаточно. Факел в ее руке отклонился чуть влево, и в ту же секунду огромный червь вцепился ей в правый бок.

Короткий стон сорвался с губ Бронден. Меч выпал из ослабевшей руки. Она извивалась в пасти ужасного чудовища, но ей никак не удавалось вырваться. Огромный червь подхватил ее и тащил наверх.

Роуэн прыгнул вперед и схватил несчастную за ноги. Норрис, испустив крик ужаса, отбросил факел и поймал руку Бронден, но даже вдвоем им не хватало сил, чтобы справиться с могучим червем.

Разъяренный Норрис принялся рубить мечом зубастую гадину, но меч с металлическим звоном отскакивал от ее снежно-белой светящейся чешуи. Дрожь прошла по телу огромного животного, но мощные челюсти не ослабили хватки.

Да, огромный червь никого просто так не отпустит!.. И тут Роуэн заметил, что ужасные клыки все-таки не слишком глубоко впились в тело Бронден, — от неминуемой гибели плотничиху спас толстый плащ с меховым подбоем.

Побледневшая Шаран не давала другим червям подобраться к Роуэну и Норрису — она размахивала факелом, отпугивая шипящих гадов.

— Шаран! — крикнул Норрис. — Оставь нас! Беги!

Но девочка даже не ответила ему.

— Норрис, нужно стянуть с нее плащ! — задыхаясь выговорил Роуэн. — А потом крепче держать за ноги… Просто крепко держать за ноги, понял?

Норрис поймал край плаща и попытался его расстегнуть. Послышался треск раздираемой материи… Норрис ухватил висящую в воздухе Бронден за ноги.

Быстрым движением Роуэн сунул пылающий факел прямо в морду прожорливой твари.

Червь отпрянул назад, и из его пасти вырвалось злобное шипение. Раздался пронзительный крик Бронден. Ужасные клыки по-прежнему сжимали рваный плащ, но Бронден уже лежала на снегу, обагряя его своей кровью.

Роуэн, Норрис и Шаран встали над неподвижным телом Бронден. Они размахивали догорающими факелами, не давая кровожадным чудовищам приблизиться.

Все трое знали, что долго им не продержаться. Черви, казалось, тоже это понимали. Их гладкие блестящие тела извивались на снегу. Безглазые головы опускались все ниже и ниже, слышалось раздраженное шипение. Злобные твари выжидали удобный для нападения момент и будто ухмылялись, скаля зубастые пасти…

Где-то в тумане раздался резкий крик Ланн, и в ту же минуту вспыхнул сарай. Загудела охваченная пламенем крыша, в воздух полетели искры.

Снежные черви отпрянули. Послышался странный скрип — по весне с таким звуком сползает с крыш подтаявший снег. И в тот же миг чудовища бесследно исчезли.

Роуэн, Шаран и Норрис сначала не поверили своему счастью — их избавление было так неожиданно!

Они подтащили Бронден ближе к огню. Искры летели во все стороны, но друзья не обращали на них внимания.

От сильного жара под ногами таял снег.

Губы подошедшей Ланн кривила жесткая усмешка.

— Огонек заставил-таки этих тварей убраться подобру-поздорову!

В руках у Ланн не было ничего, кроме посоха. Свой меч она отдала Норрису. Роуэн догадался: Ланн швырнула факел в сено, чтобы поджечь сарай. Ланн, хранительница деревенских запасов, своими руками подожгла склад, чтобы отпугнуть огромных червей и спасти их с Бронден!

Староста, будто прочитав мысли Роуэна, глянула на неистово пылающий сарай. Радостная улыбка сползла с ее лица, уступив место горечи и усталости.

— Другого выхода не было, — прошептала она.

— Это уже не важно, — ответил Роуэн и сам не узнал своего голоса.

Староста испытующе посмотрела на мальчика. Затем, сурово сжав губы, она повернулась к Бронден, сняла с себя плащ и накрыла им плотничиху.

— Рана нехорошая, — сказала она, — но Бронден сильная, и, я думаю, бок заживет. Крови вышло мало, укус червя как будто проморозил бедняжку до костей. Нужно немедленно отнести ее в теплую комнату и привести в чувство. Вы втроем тащите Бронден, а я понесу факелы и буду освещать вам дорогу.

Роуэн, Норрис и Шаран с трудом подняли с земли тяжелое тело плотничихи, но едва они тронулись в путь, как Шаран внезапно остановилась и воскликнула:

— Ой! А как же букшахи? Мы же не можем оставить их здесь…

— Где твои уши, девочка? — отрезала Ланн. — Ты что, не слышишь, как тихо в поле? И где твои глаза?!

С этими словами старуха ударила о землю посохом. Было темно, но можно было разглядеть следы от копыт и вытоптанную букшахами широкую тропу, что вела к изгороди и, теряясь в тумане, уходила прочь.

— Звездочка увела свое стадо, — спокойно пояснил Роуэн, и они двинулись дальше. — Должно быть, она дождалась моего ухода, а потом сделала то, что сочла нужным. Когда на поле вылезли снежные черви, они не обнаружили долгожданной добычи. Только Нила.

Ланн и Норрис оглянулись и изумленно поглядели на Роуэна. Они пришли позже и не видели того, что случилось с горшечником.

— Когда я прибежал сюда, тут был Нил, — глядя в землю, стал рассказывать Роуэн. — Вероятно, он прятался в сарае с сеном, а потом зачем-то выбрался на улицу.

— Понятно зачем — хотел украсть что-нибудь из еды, — сказала суровая Ланн.

— Да, возможно, — неохотно согласился Роуэн. Его плечи и ребра еще помнили удары башмаков Нила, но о погибшем не хотелось говорить дурно. — В любом случае горшечник должен был заметить, что, пока он спал, букшахи повалили изгородь. Наверное, он и в поле пошел, чтобы посмотреть, ушло ли стадо…

— Вышел и обнаружил совсем других животных, — мрачно договорил за Роуэна Норрис.

Шаран тихонечко всхлипнула.

— Нил всегда был слишком любопытным, а это до добра не доводит, — пробормотала Ланн. — Он был любопытен и глуп — как и его отец, однако тот мирно скончался в своей постели. И сыну его была суждена та же участь. Горшечник бы тихо прожил свой век, если бы не бедствие, посетившее наш край.

Ланн покачала головой. Она еще больше ссутулилась, но не останавливаясь продолжала идти вперед.

— Все же жаль беднягу. Он никогда ничем не блистал, разве что свистел здорово. А горшки — что и говорить, — горшки всегда были сработаны на славу.

Сухие слова старухи — Ланн не была склонна к бурным проявлениям чувств — оживили в сердце Роуэна воспоминания о жизни в деревне до наступления холодов. Да, бывало, в теплые летние вечера из мастерской Нила доносился переливчатый свист, а сам горшечник сидел возле гончарного круга, и в его руках бесформенные куски глины превращались в миски, кувшины и чаши.

Нельзя сказать, чтобы горшечника любили в деревне, но он был такой же неотъемлемой ее частью, как Школьное Дерево или Книжный Дом. Он был частью той счастливой жизни, что канула в небытие.

Перед глазами Роуэна снова возникло лицо Нила — такое, каким оно было, когда он видел его в последний раз: в глазах застыли боль и страх, а пот на лице превратился в ледяную маску. Этого Роуэн никогда не сможет забыть.

Они продолжали идти вперед. Больше никто не произнес ни слова.

Вот уже и пекарня рядом…

— Может быть, Нил и правда был глуповат, — послышался тихий голос Шаран, — но по-своему он был прав. Он предупреждал нас о наступлении эры холодов и о том, что скоро снежные черви спустятся с Горы. А теперь он погиб, и все из-за нас.

— Он погиб из-за собственной глупости, — заявила Ланн.

— Шаран, а ты помнишь, что говорил этот несчастный? — спросил Норрис. — Ты что же, действительно веришь, что Гора наказывает жителей Рина из-за нас с тобой? Из-за того, что в деревне появились свитки из шелка?

— Я не знаю, чему верить, — прошептала Шаран. — Но должна же быть у всего того, что тут произошло, какая-то причина! Вот послушай, Норрис: когда мы с тобой начали жить в деревне, жизнь здесь была прекрасной! А сейчас никого не осталось. Сначала из Рина ушли люди, а теперь и букшахи оставили его…

— Но, Шаран, мы-то все еще здесь! Слышишь, хранительница шелка? — оборвала ее Ланн.

Они подошли к пекарне. Староста распахнула обе створки двери, чтобы Норрис и Роуэн могли внести Бронден внутрь натопленного помещения.

Шаран закусила губу. Когда девочка заговорила вновь, голос ее дрожал.

— Сейчас мы здесь, но ведь скоро, очень скоро нам тоже придется уйти. С каждым днем становится все холоднее. С Горы спустились кровожадные чудовища. Они уже хозяйничают в полях, а скоро и на улицу выйти будет нельзя.

— Успокойся, сестра, — резко сказал Норрис. — Если они придут, мы сумеем себя защитить. Это я тебе обещаю.

Вместе с Роуэном они положили Бронден перед очагом, где еще теплились красноватые угольки.

— Тащи сюда одеяла, Роуэн, — приказала Ланн. Преодолевая боль в спине, старуха склонилась над неподвижным телом Бронден. — Неси бинты и целебный бальзам. Норрис, подбрось дров в огонь. А ты, девочка, тоже помогай — налей в чайник воды! И поторопитесь, нам еще много чего нужно сделать.

Шаран двинулась к кухне, но остановилась в дверях. Она обернулась и поглядела на Роуэна.

— Ланн не хочет говорить об этом, — покраснев, начала она, — и Норрис отворачивается, делает вид, будто занят. Но, Роуэн, ты знаешь — я говорю правду: ты знаешь больше, чем рассказываешь. — Глаза Шаран, всегда светившиеся мягкой добротой, потемнели, лицо было серьезным. — Роуэн, ответь, о чем вы говорили с Шебой? Что она открыла тебе? Я вижу в твоих глазах тревогу и страх, но ты молчишь. Расскажи нам обо всем, ирошу тебя, ведь настало время узнать правду, сколь бы ужасной она ни была.

У Роуэна сжалось сердце. Подозрения закрались в его душу еще тогда, когда он увидел сломанную изгородь и следы букшахов. Теперь подозрения переросли в уверенность.

«Когда придет время, ты сам все поймешь…»

— Да, время пришло, — хрипло сказал Роуэн. Обернувшись, Ланн обожгла его взглядом.

Норрис только хмыкнул.

— От Шебы я узнал, что с нами будет, — сказал Роуэн. — Но я не до конца понял смысл зловещего пророчества. А может, просто не решился вникнуть в истинное значение ужасных слов. Сейчас я, кажется, догадался, о чем шла речь в первых строках, но остальные…

Ланн, Норрис и Шаран, не говоря ни слова, смотрели на Роуэна. Мальчик вздохнул, глянул на огонь и стал читать:

Он замолчал. Несколько минут в комнате стояла тишина — лишь потрескивали догорающие поленья. Наконец Ланн заговорила.

— «Чтоб стать добычей»? — хмуро переспросила она.

— Там говорится о животных… Имеются в виду снежные черви? — спросил Норрис.

Роуэн покачал головой:

— Нет, букшахи. За последние несколько недель они не раз ломали изгородь и уходили с пастбища, и все время я приводил их домой. Теперь я знаю, что нужно было отпустить умных животных на волю. Сегодня ночью сгорело сено. Букшахам больше нечего есть. И они ушли, показав путь, по которому мне надо идти вслед за ними.

Ланн недоверчиво посмотрела на Роуэна:

— В пророчестве говорится, что пойти должны четверо. Слышишь, четверо, а не ты один, но Бронден ранена, а я… Я очень слаба.

Было видно, что старухе не так легко признаваться в собственной слабости, но ни один мускул не дрогнул на ее лице — оно было будто высечено из камня.

Норрис приподнялся на стуле.

— Я пойду с Роуэном, — сказал он.

Ланн сжала губы.

— Ты не сможешь, — спустя какое-то время произнесла она.

— Нет, смогу, — возразил Норрис. Он обернулся к Роуэну — тот покачал головой, но Норрис настаивал на своем: — Даже и не думай, дружище, уйти втихаря. Я поползу следом. Что бы ни случилось, мы всегда будем вместе.

Роуэн услышал тихий голос Шаран:

— И я пойду с тобой.

— Нет! — крикнул Роуэн. — Норрис, скажи ей…

Но Норрис смотрел в сторону, не произнося ни слова.

Роуэн глянул на них и задумался. Как он мог им отказать?

— Успокойся, — сказала Ланн. — Ты, Норрис и Шаран — ведь вас только трое.

Роуэну вспомнилось зловещее пророчество Шебы. Видения поплыли перед глазами, подобно расписанным шелкам, что дрожали, раздуваемые ветром.

Вот трое бредут по снежной пустыне, а четвертый, невидимый, наблюдает за ними. Трое прячутся в пещере, и снова тень четвертого где-то рядом.

Мальчика била дрожь.

— Троих достаточно, — буркнул он.

— Откуда ты знаешь, что достаточно? — недоверчиво спросил Норрис.

Роуэн не знал, что ответить. Мысленно он проклинал себя за то, что проговорился.

«Когда узнаешь, что это, станешь таким, как я».

Перед ним вновь возникло лицо Шебы. Он вспомнил ее злобную ухмылку и отвратительное хихиканье. Слюна собиралась в углах старухиного рта, когда она, склонившись над очагом, от которого исходил горьковато-терпкий запах, бормотала свои страшные заговоры. Жители деревни боялись Мудрейшей и не любили ее.

Нет, Роуэн не хочет быть таким, как эта отвратительная старуха. Да, он может предсказывать будущее, но пророческий дар, которым наградила его Шеба, подобен позорному клейму. Роуэн понимал, что провидческий дар придется скрывать, что никому не следует рассказывать о своих чудесных видениях. Если вдруг кто-нибудь узнает о них… Роуэн тут же представил себе, как в презрительной ухмылке исказится лицо Ланн. Нет, ни за что… Ведь даже его друзья Норрис и Шаран отвернутся от него, охваченные суеверным ужасом.

— Троих, — повторил Роуэн, — троих, должно быть, хватит.

— А как ты думаешь, куда пошли букшахи? — хрипло спросила Ланн.

Роуэн закусил губу.

— Я полагаю, к Горе, — ответил он наконец. — И нам следует отправиться туда же.