— Ясинка из рода умбров, — провозгласила Хранительница.

Женщина в серебристых одеждах выступила вперед и поклонилась. По меркам водяных людей она была высокого роста. Сверху вниз она спокойно смотрела Роуэну в глаза.

— Приветствую тебя, Оракул из Рина, — негромко произнесла она. — Судьба водяного народа в твоих руках.

«Это ты? — подумал Роуэн, пристально глядя в ее решительные светло-зеленые глаза. — Смогла бы ты, Ясинка, так спокойно смотреть на меня, если бы это ты отравила мою маму? Очень может быть. Я слышал, умбры искусны в обмане. Скользкие, словно угри в речном иле. Ты поняла, что моя мама решительная и здравомыслящая — ее вокруг пальца не обведешь. Ты решила, что гораздо легче будет справиться с молодым Оракулом — робким мальчиком вроде меня?»

— Морелюб из рода фисков, — монотонно прозвучал голос Хранительницы.

Теперь человек в зеленом поклонился и повторил слова Ясинки. Он был еще выше ростом и выглядел очень сильным. Морелюб стоял прямо, вытянув руки по швам, но говорил негромко. Взгляд его так и метался с кресла Хранительницы на неподвижную фигуру Джиллер и обратно.

«Или это ты во всем виноват, Морелюб из рода фисков? — подумал Роуэн. — Не потому ли ты боишься посмотреть на меня? Может быть, ты решил, что Оракулу-женщине Ясинка должна приглянуться больше, и поэтому подсыпал маме яд? Или ты избегаешь моего взгляда, потому что разочарован? По-твоему, мама должна была выбрать тебя, и ты теперь жалеешь, что я заступил на ее место?»

— Угрюм из рода панделлисов, — сказала Хранительница.

Теперь настал черед человека в голубых одеждах. Тот же поклон. Те же слова. Угрюм выглядел моложе остальных кандидатов. Он был утонченнее и меньше ростом, и глаза его казались темнее, глубже и загадочнее.

Внезапно Роуэн вспомнил слова Жемчужника. Тот странным взглядом посмотрел на него и промолвил: «„Глаза у тебя словно у человека, который увидел Великого Змея и остался в живых. Глубокие и исполненные знания. Очень необычно в твоем юном возрасте. Я знал лишь одного мальчика с таким взором“.

Не ты ли, Угрюм, тот самый мальчик, о котором говорил Жемчужник? — подумал Роуэн. — Ты ведь с ним из одного рода. Жемчужник приметил во мне что-то напомнившее ему о тебе. Может быть, об этом знают и другие люди из вашего рода? Может быть, они и тебе рассказали об этом? Уж не кажется ли им, что ты скорее придешься мне по душе, чем моей маме? Что, вероятнее всего, я выберу тебя? И поэтому?..»

— Оракул готов, — объявила Хранительница. — Сейчас он соединится с Кристаллом, а затем вы вернетесь на остров и избрание начнется заново.

Кандидаты склонили головы.

«Соединиться с Кристаллом? — подумал Роуэн. — Что бы это значило? Может быть, это возможность узнать то, что мне нужно?» Он почувствовал слабый проблеск надежды.

— Имейте в виду, — предостерегающе добавила Хранительница, — если с мальчиком что-то произойдет, как это случилось с его матерью, времени на третью попытку уже не будет. — Она повернулась в кресле и внимательно посмотрела на кандидатов. — Кристалл меркнет, — хрипло проговорила она, переводя взгляд с одного кандидата на другого. — Скоро я умру. И если в момент моей смерти новый Хранитель не будет стоять рядом со мной, чтобы принять от меня мудрость Кристалла и обновить его силу, Кристалл тоже умрет. Опять разгорится вражда между родами, и некому будет защитить наших людей от зибаков, когда те приплывут к нашим берегам. А они не замедлят это сделать. Тогда мы потеряем все и погибнем.

«Погибнем, погибнем, погибнем…» — подхватило эхо.

Кандидаты слушали серьезно и молча.

— Дай руку, Оракул из Рина, — сказала Хранительница.

Роуэн колебался. Сердце гулко стучало в груди, и он с трудом заставлял себя сохранять внешнее спокойствие.

— Скажи мне, зачем я должен это сделать, — спокойно проговорил он.

И снова что-то забрезжило в глазах Хранительницы. «Гнев? — подумал Роуэн. — Или… радость?»

— Кристалл должен познакомиться с тобой, — объяснила она, — и сделает это, если ты возьмешь меня за руку. Только тогда он признает тебя Оракулом. Поторапливайся. Садовник Джон уже рядом. Нам надо закончить прежде, чем он ворвется сюда.

Роуэн сделал шаг вперед. Он изо всех сил сосредоточился, стремясь скрыть свои помыслы и выжидая удобный момент.

«Я буду сильным, но по-своему».

Он протянул руку и ощутил мягкое прикосновение влажных прохладных пальцев Хранительницы, а затем почувствовал странное покалывание.

Роуэн закрыл глаза и крепко сжал руку. И тут же все вокруг завертелось, и он полетел, глубоко погружаясь в океан воспоминаний Хранительницы.

Странные видения.

Яркий солнечный свет. Тихий плеск волн. Белая пена с шипением оседает на золотом песке. Беззаботный смех ребенка. Дети играют, барахтаясь в воде. Много-много лет назад…

Учеба, наставники, книги. Бессонная ночь над страницами в меркнущем свете свечи. Кристалл сияет ярче, чем солнце. Манит к себе. Мир сжался до размеров подземной пещеры…

В испуге Роуэн попытался выбраться, спастись, и от этого еще глубже погрузился в самые давние воспоминания.

Древнее Море. Ужасные извивающиеся чудовища затаились под водной гладью… Великий Змей навис надо мной. По капле сочится яд…

Яд. Роуэн ухватился за это слово и попытался остановить круговорот видений. Он сосредоточился на одном: Джиллер. Моя мама. Ее отравили. Она лежит неподвижно. Спит. И жизнь покидает ее. — Роуэн уцепился за этот образ. — Смертный Сон.

— Скажи мне, как спасти мою мать, — потребовал он. — Отвечай, Хранитель.

— Кристалл меркнет… Я так устала… нет времени.

— Отвечай!

Внезапно что-то отступило, и перед глазами Роуэна появился ответ. Он увидел в чьих-то перепончатых руках кувшинчик, до половины заполненный серебристой жидкостью. А затем прямо на глазах у Роуэна жидкость изменила цвет — она стала небесно-голубой. Голубой цвет превратился в зеленый. А потом жидкость стала прозрачной. Роуэн услышал голос:

Со вздохом облегчения Роуэн высвободил руку и отпрянул от Хранительницы. У него кружилась голова, а рука горела.

Он медленно открыл глаза и оказался в темноте, в которой лишь изредка мелькали цветные пятна.

Наконец к нему вернулось зрение и он увидел, что Хранительница привалилась к спинке кресла. Глаза ее были закрыты. Мутно мерцал Кристалл. Позади кресла стояли Ясинка, Морелюб и Угрюм и с ужасом смотрели на Роуэна.

— Что ты сделал? — выдохнул Морелюб.

— То, что должен был сделать, — ответил Роуэн.

Его слова прозвучали уверенно, но чувствовал он себя совсем иначе. Его ноги дрожали, как у новорожденного букшаха. Рука, которой он касался Хранительницы, пульсировала и горела.

Веки Хранительницы дрогнули и приоткрылись.

— Хранитель… — начала было Ясинка, но старуха смотрела только на Роуэна.

— Чего ты хочешь? — резко спросила она.

Но Роуэн не успел ответить, потому что в то же время с лестницы донесся глухой топот и сквозь завесу падающих капель в пещеру ворвался Джон.

Он быстро огляделся, а затем бросился к Джиллер и склонился над ней. Он схватил ее руки, прижал их к груди и позвал ее по имени. Джиллер даже не пошевелилась.

Джон повернулся к Роуэну. Лицо его было зловещим.

— Она предупреждала меня об опасности, а я так до конца и не верил, — произнес он. — Мне казалось, что с Джиллер ничего плохого произойти не может. Роуэн…

— Джон, все будет хорошо, — тихо сказал Роуэн. — Существует противоядие. Хранительница только что мне его показала.

Из-за кресла послышался потрясенный вздох.

Роуэн тут же обернулся. Ясинка? Морелюб? Угрюм? Он не мог сказать наверняка.

— Мама не умрет. Я этого не допущу, — отчеканил Роуэн.

Он говорил это и самому себе, и всем, кто находился рядом с ним.

— Надо продолжить избрание, — настойчиво сказала Хранительница.

Роуэн повернулся к ней.

— Нет! — отрезал он, но в эхе, разлетевшемся по пещере, он услышал, что голос его дрожит. — Мне очень жаль, но избрание придется отложить. — Роуэн чувствовал на себе ошеломленные взгляды Джона, Ясинки, Морелюба и Угрюма, но сам он смотрел только на Хранительницу. — Я знаю, что время не терпит, — продолжил он. — Но прежде всего нужно раздобыть противоядие. Хранитель, дай мне его. Или подскажи, как его найти. Я должен спасти маму. Для меня это важнее всего.