Найтли постучал в дверь дома Свифтов. Открыла ему робкая служаночка и молча повела в гостиную, где предстояло дожидаться Аннабел.

Обстановка была самой скромной. Все было простым и надежным. Здесь никто не заботился о комфорте. Только о практичности.

Найтли подумал о своем доме, тоже простом, но уютном и светлом, с пушистыми коврами и яркой мебельной обивкой. Все было дорогим и элегантным. Ничего безвкусного.

Здесь все говорило о маниакальной скупости.

В дверях появилась Аннабел в бесформенном коричневом платье с белым, пришпиленным к лифу передником. Руки и платье были покрыты мукой и даже на щеке остался белый мазок.

А ее глаза… больше не сверкали. Погасли. И к тому же покраснели и опухли: по-видимому, она плакала. Его словно ударили кулаком в живот!

— Что вы здесь делаете? — глухо спросила она.

Похоже, она ему не рада.

Дерек только сейчас сообразил, что надеялся на противоположную реакцию. И почувствовал себя полным ослом. Вернее, болваном.

— Почему на вас передник? — спросил он. Ей не пристало одеваться, как служанке!

— Мы с кухаркой пекли хлеб, — пояснила она.

— Разве больше некому помочь?

Аннабел — сестра процветающего торговца тканями. Им следовало иметь целый штат слуг. Женщина с таким статусом должна встречаться с друзьями и искать мужа, а не влачить унылое существование домашней прислуги.

— Есть только я, — коротко ответила она.

Это не та Аннабел, которую он знал. Она словно потеряла способность во всем видеть чудо. Что-то не так. Неужели это из-за его гнусной просьбы? Возможно.

Он рад, что пришел извиниться.

— Зачем вы здесь, мистер Найтли? — Неприветливо спросила она.

— Не хотите ли присесть?

Джентльмен не может сидеть в присутствии стоящей дамы.

Аннабел молча уселась на диван. Дерек устроился рядом на самом неудобном предмете мебели, который когда-либо видел, и сжал ее руку. Какие холодные пальцы…

— Я должен извиниться, Аннабел. С моей стороны было дурно просить вас поощрять Марсдена ради газеты. Или в качестве одолжения мне.

Найтли думал, что его совесть успокоится, как только он произнесет эти слова. Он ехал через весь Лондон, от издательства на Флит-стрит до Блумсбери, чтобы сказать ей это. И думал, что она поблагодарит его и попросит не беспокоиться, поскольку поняла: он сделал это в отчаянии. Идиот. Болван.

Аннабел прищурилась и вопросительно склонила голову набок. У Найтли перехватило дыхание.

— Это Джулиана вас подговорила, верно? — осведомилась она. В голосе явно звучали осуждающие нотки.

— Простите, не понял.

— Вы пришли извиниться, поскольку Джулиана посчитала, что с вашей стороны дурно просить о таком, а с моей стороны — унизительно соглашаться на просьбу, — пояснила Аннабел, чеканя каждое слово. По крайней мере, насколько была способна. Потом с глубоким вздохом, не предвещавшим ничего хорошего, продолжала высказываться так откровенно, как никогда за все то время, что он ее знал.

— Нам всем известно, что в жизни вам небезразлично одно — газета. Ни у кого нет никаких иллюзий на этот счет, мистер Найтли. Даже у меня с моим злосчастным воображением, у меня, которая вечно ищет во всех чертову доброту и лучшие качества.

Найтли от удивления даже рот раскрыл.

Аннабел и ругательства?! Быть того не может! Что дальше? Единороги, впряженные в колесницы, и появление короля в мантии?

— Я знала, что именно вы от меня просите. И почему. Не настолько я глупа, — Добавила она, поднимая подбородок и вскидывая голову. Рассерженная Аннабел была одновременно дерзкой и великолепной. И мыслить вдруг стало невозможно, поскольку все правила, по которым он жил, превратились в пыль и прах.

Такой он Аннабел еще не видел, и, как подозревал, такой ее не видел никто.

— С моей стороны было некрасиво просить вас о таком, — повторил Дерек, поскольку это оказалось единственным, что он твердо знал в перевернувшемся мире.

— Да, это было некрасиво. И вам следует хоть иногда думать о чем-то, кроме себя и своей газеты, — наставляла она. — Мне нужно было так вам и ответить. Сразу. Очень жаль, что вы отправились в такую даль, чтобы услышать это от меня. Вы неправы, и я только что извинилась… я такая… глупая…

— Аннабел, что с вами? — спросил он спокойным, размеренным тоном.

Она глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и устремила на него взгляд.

— Вы действительно не догадываетесь, — потрясенно прошептала она. Должно быть, что-то прочла по его лицу. — О-о, ад и проклятие!

Она вдруг стала смеяться и все хохотала и хохотала, а Дерек поражался, что Аннабел, редко произносившая две фразы подряд, теперь ругается, как мужчина!

И еще он не понимал, что тут смешного. Он уже хотел спросить, в чем дело, когда смех оборвался, и по щекам Аннабел полились слезы.

Найтли поднял глаза, словно ожидал услышать с небес разумный совет. Как большинство мужчин, он совершенно терялся от женских слез. И сейчас со смесью сочувствия и ужаса наблюдал за плачущей Аннабел.

Она выглядела трагично и вместе с тем неотразимо, и следовало что-то делать, чтобы остановить это безумие! Прежде всего Найтли сунул ей в руку чистый платок, который Аннабел немедленно прижала к глазам. Ее прелестные плечи тряслись.

И этому ужасу, казалось, не будет конца.

— Ад и проклятие, — повторил он слова Аннабел и со вздохом обнял ее.

Аннабел зарылась лицом в его плечо и, вне сомнения, промочила насквозь его фрак и галстук. Но это не имело значения. Он ощутил, как она успокаивается в его объятиях. Как ее мягкие локоны обвили его пальцы. Как ее грудь касается его груди. Он ощущал себя всемогущим, только потому, что сумел ее утешить! И так ловко прижать ее к себе. Но Дерек жаждал большего.

Он прошептал ее имя.

Однако их прервали, прежде чем они смогли продолжить начатое. Угловатая некрасивая женщина в уродливом платье встала на пороге и откашлялась. Громко.

— Может, кто-то соизволит объяснить мне, что все это значит? — взвизгнула она. Аннабел вывернулась из его объятий и заняла неправдоподобно маленькое пространство в углу дивана.

Найтли ответил в том же тоне. Он не терпел приказов ни от кого.

— Возможно, сначала следует представиться? — заметил он, поднимаясь.

Женщина, услышав его повелительный тон, подняла брови.

— Это моя невестка, мисс Бланш Свифт, — глухо пробормотала Аннабел и, умоляюще глядя на Дерека, добавила: — Это мистер Найтли, с которым я работаю в Обществе ликвидации женской неграмотности.

Общество ликвидации… О, Аннабел!

Найтли хотелось повернуться к ней и задать тысячу вопросов. Но он понял, что в таком случае немедленно разразится скандал, и сделал все, чтобы как можно лучше сыграть свою роль.

И прежде всего попытался изобразить человека, занимающегося благотворительностью, каким он должен быть в его представлении. Но, очевидно, это у него плохо получалось.

— Ах да. Твоя благотворительная работа, — ледяным тоном бросила миссис Фурия Свифт. — Когда я говорила, что благотворительность начинается дома, то не имела в виду деятельность подобного рода. Кто сейчас с детьми? Их накормили? А хлеб? Испечен?

Аннабел спряталась за спину Найтли. Словно он мог защитить ее от длинноносой ведьмы. И очевидно, он хотел ее защитить.

— С ними Нэнси, — ответила Аннабел, хотя, по мнению Найтли, ей следовало бы напомнить, что для подобных заданий существуют гувернантки и слуги. Не сестры.

— Понятно, — прошипела миссис Свифт и обожгла Аннабел таким взглядом, что та попятилась. Потом она попробовала проделать то же самое с Найтли, который в ответ распрямил плечи, отчего стал казаться выше, и посмотрел на нее сверху вниз. Конечно, при его росте это было ребяческой выходкой, но ситуация требовала именно такой реакции.

— Миссис Свифт, я хотел бы закончить разговор с мисс Свифт, — объявил он и, немного помедлив, добавил: — С глазу на глаз.

И не важно, что он гость.

В ее доме.

Бланш зловеще прищурилась.

Найтли ответил невозмутимым немигающим взглядом. Человек, добившийся в жизни такого успеха, не мог не обладать способностью выиграть состязание взглядов.

— Я требую, чтобы дверь гостиной оставалась открытой, — резко заявила она. — Не хватало мне аморальных гнусностей, которые послужат дурным примером моим детям!

С этими словами она повернулась и быстро зашагала прочь. Об ее уходе никто не пожалел.

Не будь Дерек в образе Всевластного Повелителя, вполне мог бы разинуть рот.

Неужели эта женщина настолько плохо знала Аннабел? Он был готов поставить на кон свое состояние, что Аннабел — последний человек на земле, способный развратить невинных деток. И последняя женщина на земле, которая могла бы послужить дурным примером. Она — образец добродетели.

Или он тоже не знал Аннабел?

Кстати, о маленькой плутовке: все это время она скрывалась за его спиной, и теперь он повернулся к ней лицом. Улыбнулся. И уселся на чертовски неудобном диване.

— Моя дорогая Аннабел, вам придется мне кое-что объяснить.