Поездка в экипаже Найтли проходила в точности, как ожидала Аннабел, и была медленной чувственной пыткой, жестоко испытывавшей ее решимость. Бархатная обивка казалась такой мягкой под ее пальцами… Дождь тихо стучал в окна, ставшие матовыми из-за испарений, поскольку внутри было тепло. Колеса стучали по булыжникам мостовой, и экипаж мерно, ритмично покачивался.

«Любовь, порожденная недостойными приемами, — вовсе не любовь», — твердила себе Аннабел.

Даже на коротком отрезке пути от двери издательства до экипажа Найтли успел промокнуть до нитки, и белая рубашка липла к коже, обрисовывая каждую линию и выпуклость мышц.

Аннабел бросила на него украдкой несколько взглядов, которые, как она надеялась, он не заметил в полумраке.

Неужели и другие женщины испытывают подобное желание в отношении мужчин? Правда, это не тема для бесед в приличном обществе. Возможно, в ее колонке стоит это обсудить… если она настолько бесстыдна.

В данный момент она чувствовала себя абсолютно бесстыдной.

Но была полна решимости оставаться паинькой.

Она не хотела Найтли любой ценой.

«Почаще повторяй себе это, Аннабел», — издевался внутренний голос.

Дождевые капли повисли на его черных ресницах, а потом скатились по невозможно высоким скулам. Ее одолело странное желание слизнуть их… прежде чем она поцелует его и ощутит губами вкус теплых капель.

О Господи, о чем она только думает!

Аннабел чинно сложила руки на коленях, переплела пальцы, лишь бы не поддаться соблазну коснуться чего-то. Она будет паинькой. Заведет вежливую беседу, чтобы отвлечься от сладострастных мыслей о том, как хорошо бы сидеть на его коленях, а не на противоположном от него диванчике.

— Как развивается скандал с «Уикли»? — учтиво спросила она.

— Мы говорили об этом на совещании, Аннабел, — язвительно ухмыльнулся Найтли, словно зная, что ничего из сказанного она не слышала.

— Прошу прощения, я, должно быть, в это время задумалась, — чинно ответила она.

— Я заметил, — вкрадчиво откликнулся он, и ее сердце пропустило удар. — О чем вы сейчас думаете, Аннабел?

«Хочу слизать капли с твоих скул. Целовать тебя. Безумно желаю ощутить прикосновение твоих рук. Снова пережить ту ночь, которую мы провели вместе».

— О поручениях Бланш, — бессовестно солгала Аннабел.

Некоторые вещи просто не говорятся вслух. Даже Дерзкой Аннабел.

— Почему ты остаешься в этом доме? — поинтересовался Найтли. Аннабел не удивилась. Этот вопрос вечно вертелся на языке у ее друзей и тех, кто знал, как с ней обращаются в семье.

— Мне больше некуда идти, — пожала она плечами.

Это не совсем правда. Но Аннабел не знала, как объяснить истинную причину. Ее, застенчивую, неуклюжую тринадцатилетнюю девочку едва не отослали в работный дом, или в прислуги, где она ни за что бы не выжила. И теперь, прислуживая всей семейке, она была благодарна за то, что ее избавили от худшей судьбы.

— Неправда, — тихо возразил Найтли. Аннабел съежилась, вспомнив его предложение забрать ее к себе. Но в качестве любовницы… или домашней собачки… или игрушки. Даже Старая Аннабел не продала бы себя так дешево.

— Уверен, что одна из твоих подруг может и захочет принять тебя.

— Мне было бы неприятно затруднять их. Кроме того, я нужна дома. Это позволяет мне чувствовать себя полезной. И это мои родственники. Женщине пристало посвящать себя семье.

— Достаточно веские причины, — кивнул он и, подавшись вперед, заглянул ей в глаза. — Они не ценят тебя, Аннабел.

— Знаю, — вздохнула она. О, как хорошо она это знала!

Но потеряв семью, она цеплялась за тех, кто остался. Даже если это Томас, самый невнимательный брат во всей Англии, и его ведьма-жена. Аннабел не могла произнести это вслух, и как жаль, что она не может во всем признаться Найтли. Он видел. Он знал.

— Разве вы не ощущаете того же по отношению к своему единокровному брату? — неожиданно спросила она. — Как бы он ни ненавидел вас, все же он — ваш родственник. А люди стараются держаться родни, в беде или радости.

— Он не держится родни, — сухо ответил Найтли, и на этом разговор закончился. Аннабел отказывалась каяться в том, что затронула скользкую тему. Потому что все равно потеряла его.

Но и молчать тоже неприлично.

— Итак, что со скандалом?

— Ходят слухи, что меня арестуют, — пояснил Найтли. Так беспечно, как другие говорят, что завтра будет облачный день.

Экипаж остановился перед ее домом. До чего же не вовремя!

Аннабел протерла стекло и выглянула. В окне гостиной дернулась занавеска. Скорее всего это Бланш следит за ними.

— О, да мы приехали! — заметил Найтли так весело, словно не произносил перед этим ужасных слов. — Пойдем, я провожу тебя до двери.

Они рука об руку перебежали через тротуар до двери и встали под навесом крыльца, чтобы спастись от дождя. Взгляд его глаз, казавшихся совсем темными, был устремлен на нее.

В этот момент каждое дыхание, каждый взгляд, были исполнены глубины и страсти… и невысказанных важных слов. Она знала это из романов. И запомнила. И сейчас жила в этом реальном, душераздирающем мгновении.

Аннабел откинула голову, и ее губы приоткрылись сами собой. Умоляя о поцелуе. И если уж быть справедливой, казалось, что он сейчас поцелует ее.

Дерек откинул с ее глаз прядь влажных волос. Костяшки пальцев ласково погладили щеку. Он не сводил с нее глаз.

И все-таки не поцеловал. Она могла поклясться, что хотел. И все же…

— До свидания, Аннабел, — сказал он своим чувственным голосом. Она стояла на крыльце одна и провожала его взглядом. Он шагал быстро, решительно, а лукавство, которое она приметила в его глазах, заставило гадать, что затеял Найтли.