Редкие звезды проглядывали сквозь густой туман.

— Почти как там, — проговорил Уиклифф, хотя крыша заставляла его думать об Элизе, а не о приключениях в далеких краях. Но он не дал этой мысли завладеть им и отбросил ее.

— Да, похоже, — согласился Харлан.

Он задумчиво попыхивал сигарой. Они поднялись на крышу после ужина. Все лучше, чем сидеть в душной библиотеке. Уиклифф провел там весь день, изучая арабские тексты, просматривая расходные книги и составляя маршрут. Экспедиция будет не такой, как он планировал.

Все планы полностью отработаны, хоть есть еще вопросы, оставшиеся без ответов.

И, отхлебнув бренди, Уиклифф задал один из них — тот, что изводил его в последнее время:

— Ты уже дал согласие Берку?

Харлан отправил в воздух облачко сигарного дыма.

— Я рассматриваю предложение, — уклончиво ответил он. — Берк ценит мои переводческие таланты. Его экспедиция готова, назначена дата отъезда.

Уиклифф сжал челюсти. Харлан, его верный друг, собирается переметнуться к его давнему сопернику. Предательство, отсутствие преданности всегда потрясает. За некоторыми исключениями.

— Но ты все еще здесь, — заметил Уиклифф.

Он курит его сигары, пьет его бренди. Смотрит на звезды с крыши его родового дома.

— Однажды ты спас мне жизнь, — напомнил Харлан.

— Когда Берк отправляется? — спросил Уиклифф. Он смотрел на редкие звезды и воображал другое небо, более звездное. Однако он не мог отделаться от образа Элизы. Сейчас она вместе с ним смотрела в тропическое небо.

— Через несколько дней, — ответил Харлан. — Так что у тебя мало времени. Ты должен просто жениться на леди Алтее, и дело с концом.

— Возможно, — ответил Уиклифф, но это слово будто царапнуло горло. Нет, он этого не сделает. Он колебался, когда речь шла о его якобы ребенке. А уж теперь, когда у него есть другое, выношенное решение, тем более.

Он отправится в Тимбукту. Но кто из них окажется первым?

Харлан, похоже, заметил напряжение в его голосе и настороженно взглянул на него.

— Это ведь горничная?

— Думаю, я сумею добыть необходимые средства, — уклончиво ответил Уиклифф. Он поймал себя на том, что не до конца доверяет старому другу, не сейчас, когда тот, похоже, переметнулся к его сопернику.

— И что потом? — поддразнил его Харлан. — Ты потратишь их на экспедицию или осядешь дома с милой женушкой?

Уиклифф отхлебнул бренди, смакуя обжигающий напиток, прогнавший слова, которые, к его удивлению, были наготове. Тимбукту… Экспедиция… Конечно. Ничего другого не может быть.

— Никакой женушки. Она замужем.

— Секретам этой малышки-горничной конца не видно, — заметил Харлан.

— Да, — только и мог ответить на это Уиклифф.

— Ты ведь знаешь, что это она? — спросил Харлан. — И собираешься получить деньги Элванли, да? — Он уставился на герцога здоровым глазом. — Я сопоставил факты. Приятно видеть, что у тебя хватило ума распознать женскую уловку, когда барышня целует тебя или говорит в лицо медовые речи, — припомнил арабскую поговорку Харлан.

Уиклифф уставился на него. Сердце молотом стучало в груди. Слова Харлана ошеломили его и привели в ярость. Старый друг считает его глупцом, ослепленным чарами вероломной женщины. Хуже того, там, где он сам подозревал глубокую, ошеломляющую любовь, Харлан видел только идиота, поддавшегося слепой страсти.

Харлан, вероятно, думает, что Элиза для него самое главное, что он не променяет ее ни на какие деньги. Плохо же старый друг его знает.

Очередной глоток дал ему передышку.

— Да. Знаю. Не говори ей.

— Я-то не пикну, старина. — Харлан положил сигару и отхлебнул бренди. — Но мне почему-то кажется, что все получится не так, как ты запланировал.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Оковы, герцог. Того рода путы, что держат мужчину на суше, заставляют думать о наследниках, запасах, благоразумном поведении. Оглянуться не успеешь, как отрежешь волосы, затянешь на шее галстук и попытаешься восстановить свою репутацию.

— Ты, похоже, меня с кем-то путаешь.

— А ты, похоже, отказываешься признать, что влюблен! — отрезал Харлан.

— Говорю тебе, она замужем! — Теперь Уиклифф громким криком подтвердил этот факт.

Пока ее муж топчет землю, он не может ее получить, а значит, не может и потерять.

— Зря ты увиливаешь, — фыркнул Харлан. — Ты влюбился в эту девчонку.

После этого разговора Уиклифф опустился с крыши и быстро зашагал в свой кабинет.

Он не мог признать то, что Харлан прав. И не мог этого отрицать. Слова друга гремели у него в голове, стучали в сердце, жгли изнутри. Если он признается себе в том, что любит Элизу, тогда он не сможет выдать ее Элванли за десять тысяч фунтов, которые потратил бы на то, чтобы покинуть ее. Влюбленный мужчина так не поступает. Но какой у него выбор?

Уиклифф шагал по длинному коридору, увешанному портретами его предков, их собак и детей. Но смотреть на них ему не хотелось.

Экспедиция в Тимбукту, признание и уважение его собственных талантов, а не происхождения — вот чего он действительно хотел. Годами его сердце билось ради этого. Кораблекрушение, тюремное заключение, голодная ночь под широкими черными небесами, каждое пойманное животное, каждая стычка и схватка с чужеземными племенами… Он стойко переносил все это ради своей цели — Тимбукту. Ради признания. Во имя гордости и чести, черт побери.

Спустившись по главной лестнице, он вошел в холл, стуча каблуками по мрамору. Сколько раз он заставал здесь Элизу, когда она скребла эти плиты, и насиловал ее взглядом.

Все его планы, все его мечты едва не сгубила особа с пером и пыльной тряпкой. И с похожими на океан глазами, которые смотрели ему прямо в душу. С розовым ртом, который давал несказанное наслаждение. С живым умом, который облекал в слова его, Уиклиффа, чувства.

И все же он раскроет ее секрет, заберет деньги и сбежит. Он должен это сделать. Или — Харлан прав — его свяжут путы, те самые, которые приковывают мужчину к суше, к заранее известному будущему, к женщине.

Уиклифф толкнул тяжелую дубовую дверь в библиотеку. Последние тлеющие угольки догорали в камине, он зажег от них свечу и сел за письменный стол. Томик стихов раскрыт на заветной странице, искушая тех, кто мог бы оказаться в библиотеке. Уиклифф не знал, каким образом Элванли сумел назвать строчку, которая так точно и мучительно описывала данный момент его жизни.

Вытащив лист бумаги и письменные принадлежности, он принялся целиком переписывать стихотворение Байрона.

Не бродить нам вечер целый

Под луной вдвоем,

Хоть любовь не оскудела

И в полях светло, как днем.

Переживет ножны клинок,

Душа живая — грудь.

Самой любви приходит срок

От счастья отдохнуть.

Пусть для радости и боли

Ночь дана тебе и мне —

Не бродить нам больше в поле

В полночь при луне.

Небрежным почерком он добавил: «Элизе». И подписался: «Уиклифф».

Сложив лист, он запечатал его воском и приложил свое кольцо-печатку, чтобы Элиза точно знала, что послание от него.

Он недавно начал носить это кольцо как напоминание себе самому о том, что он оставляет — свое наследство, репутацию, свое прошлое и искушающее видение того, каким могло быть его будущее. Элизу!

Смешно, но его сердце по-прежнему гулко стучит от желания обладать этой женщиной, несмотря на открывшуюся ему правду.

Ступив на опасную тропу, Уиклифф вернулся на чердак и подсунул стихотворение ей под дверь.