Голова болела. Нет, не так. Голова БОЛЕЛА. Неужто вчера так сильно перебрали? Вроде и выпили немного, ну чуть больше литра на чела выходило, вот только под хорошую закусь, да целый вечер на посиделки, не должно бы так похмелье мучить.

Ах да, ведь мы вроде за добавкой собирались, а потом вроде ещё авария была, и монах какой-то привиделся. Ну, точно, теперь понятно, почему голова так болит - видать и вправду в аварию попали, и он неплохо так головой приложился.

А вот интересно где он сейчас: в части или в госпитале? Хотя нет, вроде бы таких жестких коек он в госпитале не видел, а вот в каюте он специально дверное полотно на сетку кровати положил, чтоб спать на ровной поверхности.

Собравшись с силами, Олег попытался сесть, но голова тут же отозвалась на эту попытку резкой болью (хотя казалось, куда уж сильнее болеть тут), а перед глазами всё поплыло, и он вновь рухнул на постель. Полежав еще немного и подождав, когда боль хоть немного успокоиться, он открыл глаза и попробовал осмотреться так, без резких движений. Скашивая взгляд, он убедился, что он, во-первых, определённо не в каюте, во-вторых не дома и в-третьих не в госпитале. Помещение, где он лежал было полутемным, маленьким и со странной геометрией. Белёные стены сводом сходились к потолку. А еще он обратил внимание, что нигде не было ничего похожего на освещение. Ни люстр, ни торшеров, ни даже настольной лампы. Хотя точно сказать он не мог. Верхний свод терялся в полумраке и, может быть там и висела лампочка в патроне, но он её не видел. К тому же комнатушка была небольшой, так как постель Олега была возле одной стены, а до другой он мог бы дотянуться ногой, если б мог ею двигать. Вот и гадай тут: где ты и что с тобой? Да ещё этот монах привидевшийся навивает очень нехорошие мысли.

Однако долго гадать Олегу не получилось, так как организм требовал отдыха и, не смотря на головную боль, будущий пенсионер быстро скатился в дрёму.

Следующее пробуждение было более приятным. Голова болела, но не так сильно и он смог даже сесть. В комнатушке меж тем изрядно посветлело - сквозь небольшое оконце, расположенное ближе к потолку, внутрь вливались потоки света. Видимо в прошлый раз он просыпался ранним утром, потому и было так темно. Что ж, теперь, по крайней мере, можно и оглядеться.

Медленно поворачивая голову, он вновь осмотрел свое помещение теперь уже при нормальном освещении, но, тем не менее, всё так же продолжал теряться в догадках, так как из всего, им виденного в своей жизни до сей поры, оно больше всего напоминало монашью келью, вот только вблизи гарнизона никаких монастырей не было. Это-то он знал точно. Церкви да, были, а монастырей не было. А в городской церкви домик попа был очень уютным, и таких страхолюдных комнаток там точно не было. И уж это он знал наверняка, недаром же их бывший замполит был там батюшкой.

"Ну и куда это меня занесло? - подумалось Олегу. - И, вообще, где все остальные, с кем ехал в машине? Да и сколько я тут уже, начальство, наверное, всё на г... извелось, нас разыскивая".

Нет, конечно, Олегу на потуги начальства было уже глубоко по одному месту. Переобучение, квартиру и пенсию ему предоставят. Не сами, так через суд, а на остальное уже было, по-хорошему, плевать, вот только непонятки со своим местонахождением здорово напрягали.

Оглядев еще раз свою комнату, он опустил взгляд вниз и вот тут-то здорово подзавис, соображая: это как такое может быть? Ведь руки, которые лежали поверх грубого покрывала, были не его. Да-да. У него были короткие, но с хорошей мускулатурой, почерневшие от работы и загара руки с недлинными пальцами, а теперь было всё наоборот. Новые руки были худыми, с длинными (мечта пианиста) пальцами и без мозолей, которых у Олега было много (чего уж там, руками работал часто). К тому же эти руки принадлежали скорее подростку, чем сорокалетнему мужику.

Попробовав пошевелить ими, он убедился, что эти руки принадлежат тому телу, в котором он себя осознавал. Но как такое возможно?

И тут же на ум пришла ещё одна странность. Последние годы его зрение резко сдало с нормальной единицы до близоруких минус двух, а теперь он вновь видел всё чётко и прекрасно без помощи очков (линзы же он категорически отрицал).

Чтобы окончательно убедиться в том, что новое тело не его, он рывком откинул тот кусок материи, что служил одеялом и увидел под ним тощее подростковое тельце, одетое в длинную белую рубаху. Он даже закатал рубаху под самые подмышки, но лишь только убедился, что бывший владелец здорово отощал на местных кормах.

И как это можно объяснить? Может, у него раздвоение личности началось? Одна личность ощущает себя молодой, другая старой. А комнатушка эта вообще глюк, и только боль в теле реальность. Оттого и батюшка привиделся! Хотя, подобные товарищи, вроде как не помнят, что делали перед сменой личности, или помнят? Психиатром Олег не был, хотя знакомство с ними водил, что поделаешь. Девяностые вылились в поток неврастеничных мальчиков, пытавшихся откосить от службы по "дурке". Чего только не делали эти аники-воины. И всякое железо глотали и в животных играли, были и интересные экземпляры, даже в чем-то артистичные, но цель была одна - списаться из армии по "девятке", а там, через три года сняться с наблюдения или, если хорошими деньгами разжиться удастся, вообще убрать все упоминания о таком моменте в их жизни. Главное - домой побыстрее! Вот и возили этих балабесов по госпиталям пачками. В иные разы человек по десять строем дуриков водили. Было такое....

Но вот в дебри психиатрии углубляться он не старался. Так, наслушался разговоров от сестричек, пока ожидал окончания приёма. Поначалу, сидя в коридоре возле стола дежурной сестры, а потом, от частых заходов перезнакомившись со всеми, и в сестринской, распивая чаёк с принесёнными плюшками. А что? Не смотреть же на эти пародии мужчин, да и свои морячки никуда из отделения не денутся: на окнах решётки, двери без ручек, ключи у медсестёр.

Всё же, немного подумав, Олег решил, что если это шиза, то тут уже ничего не попишешь и, значит, придётся жить так как выйдет, по крайней мере, пока он не убедиться в реальности своего сумасшествия, к примеру, признав по утру кого-нибудь из сестёр или самого врача, с которым давно уже поддерживал довольно таки дружественные отношения (сказались таки былые походы).

Было, правда, ещё одно объяснение, но с ним было и сложнее и проще одновременно. Сложнее, потому, что про это писали только фантасты, а проще, потому что оно всё очень здорово объясняло.

Ну да, речь шла именно о книгах про попаданцев, которые он на старость лет пристрастился читать. И не только читать, но даже лазить по разным сайтам и форумам, и вступать в длительные перепалки с авторами и другими читателями на некоторых из них.

Правда на тех же форумах крутилась информация и о фактах, якобы доказывающих, что путешествия во времени возможны: типа могилы мушкетёра с сотовым телефоном, часов из китайской гробницы, некого Эндрю Калсина в Штатах или Крапивина, утверждавшего в 1897 году, что он программист из Ангарска, родившийся в 1965-м. Для осмотра его в полицейский участок был даже вызван врач, который поставил диагноз "тихое помешательство". После этого Крапивина поместили в местный сумасшедший дом. Про последний случай Олег собрал всю возможную информацию, что нашлась в Интернете, и даже собирался съездить в Ангарск для натурного эксперимента, так сказать, но не срослось. А потому поручиться за правдивость блуждающей в паутине информации про 20 подтверждённых фактов он не мог, хотя где-то в груди и теплилась вера в возможность чего-то подобного.

В общем, если с ним и приключилась подобная бяка, то он хотя бы был к этому морально готов. И тут даже трудно сказать, что лучше: свихнувшийся старик или перенёсшийся в кого-то разум.

А с другой стороны: что он сейчас может предпринять, если даже двинуться не может? Паниковать будем позже, когда хоть немного определимся. А то вдруг это просто сон...

Как раз в этот момент дверь в его комнатушку, скрипнув, отворилась, и в проёме показался человек. Это был относительно молодой мужчина с редкой бородкой, одетый в рясу, или как там эта одежда называется.

"Похоже, аборигены пожаловали. Неужто монах не глюком был? Во, счас всё и проясним" - подумал Олег и решил на всякий случай улыбнуться.

Дальнейшее напомнило ему дурную комедию, когда вроде и смешно, пока смотришь, но повторно смотреть уже не будешь.

Мужик, до того смотрящий себе под ноги, сделал шаг внутрь и поднял глаза на лавку, на которой полусидел, полулежал Олег. Увидев его, во все глаза пялящегося на вошедшего, мужчина застыл на месте, и на его лице стала расползаться маска крайнего удивления, а правая рука наверное сама, по привычке, сотворила крёстное знамение, причём - Олег отметил это как-то машинально - крестился вошедший по православному - справа налево, но двумя перстами.

"Ух ты, неужто к староверам попал. Или вообще сектанты какие-нибудь оторванные", - мысль скользнула по краю сознания и умерла. Слишком мало ещё было видено для анализа. К тому же староверов поблизости от гарнизона не было. Они жили значительно дальше, Олег иногда заезжал в их деревню - уж больно вкусный они мёд продавали, да и медовушка у них была тоже хоть куда. Хотя к себе они не подпускали и гостей селили в специальном гостевом домике, что стоял в стороне от основной деревушки, а общаться приходили строго определённые товарищи.

Меж тем, убедившись, что Олег никуда от молитв пропадать не собирается, мужик словно пришёл в себя и стремительно подскочил к изголовью.

- Господи всеблагий, очнулся, княжич. Ой, очистити мя господи, отроч. Яко чуешь ся, Ондрейко?

Судя по тому, что в комнате никого больше не было, это обращались именно к нему. "Прикольно, у моей второй личины уже и имечко появилось", - подумалось Олегу.

Мужик меж тем что-то вновь заговорил, причем быстро и без остановок, и вот тут Олег вновь впал в ступор. Говор у вошедшего точно был какой-то странный. Вроде и русский, а вроде и не совсем. Ну, словно суржик какой-то, из которого Олег понимал со второго на третье. Словно украинское телевидение смотрел, когда половину слов не понимаешь, но общий смысл вроде улавливаешь.

Пришедший же, видя, что лежавший никак на его фразы не реагирует, вновь перекрестился и по тихому свалил, оставив Олега в полном обалдении.

Так, похоже, пришла пора хорошенько обо всём подумать. И куда это его, в конце концов, занесло? Что за бредовое место, похожее на монастырь населённый какими-то сектантами, у которых даже электричества нет (он ведь даже намека на провод не заметил). Зато поставец с обгоревшей лучиной и маленькой бадьёй с водой под ним имеется в наличии. Ну нет такого места возле флотской базы, даже до ближайших староверов почти две сотни километров пылить надо.

Так куда же он попал и вообще кто он? Что за язык такой странный, все эти "азм, есьм, бо" пока ещё в нормальную речь переведёшь, всю нить разговора потеряешь. Это ж в какие временные дали его занесло получается? Или это шиза у него такая круто продвинутая?

Ворох вопросов и ни одного нормального ответа. Мало, ох мало информации для полноценного анализа обстановки. Но он же военный человек! Как говаривал один препод по тактике, цитируя известного полководца: "Информации для принятия решения всегда не хватает, а в тот момент, когда она становиться полной, время для принятия решения уже безвозвратно потеряно". А значит, надо определяться сейчас, ибо начав действовать, совершённых ошибок уже не скроешь.

Значить, что мы имеем на выходе? Либо то, что с ним произошло, это крутая шиза, либо реальный перенос, по крайней мере, его сознания в чужое тело. Тогда, в конце концов, хоть понятно становиться, почему его новое тело не сразу ему подчинилось, когда он в нём очнулся. Не хотело признавать чужака или с совместимостью нервных окончаний и сигналов мозга были нелады. Впрочем, ну их, эти заумности, тут о другом голова болеть должна (чёрт, она и впрямь болит, причём очень сильно).

Итак, что мы можем предпринять в обоих случаях? В первом, получается, просто молчим и наслаждаемся глюками, а вот во втором уже надо посмотреть. Всё же книжки на эту тематику он почитывал, а значит, какой-никакой информацией обладал (про достоверность её лучше не думать). Следовательно, подсознательно он уже был готов к любому повороту событий, а это в непонятных ситуациях многого стоит. Всё же иной раз и от фантастики польза бывает.

Правда скребла душу и тревога: на одном из форумов отписался как-то один скептик, сказавший, что 70% таких людей тупо сгинет в первые же дни, будучи не принятыми новым обществом, в которое попали. И чем дальше по времени их откинет, тем больше будет этот процент. Ещё 20% ждет безрадостное влачение тяжкой доли раба или крестьянина, либо слава Уота Тайлера и Стеньки Разина, если хватит смелости рубить с плеча, меняя свою участь. И только оставшимся 10% повезёт попасть в ряды тех, кто более-менее сможет хорошо устроиться и даже что-то решать и делать, причём и тут они будут не равны, как не равны безземельные рыцари и сыны императоров и королей, с промежуточными остановками вроде князей и баронов. Вот интересно, а кем будет он?

Ну да ладно, при любом варианте, сначала надо выздороветь. А для этого надо хорошо спать и хорошо питаться. Хорошо бы еще и лекарства какие ни то, но, как говорил корабельный доктор, с таблетками я тебя буду лечить всего семь дней, а без таблеток - целую неделю. Блин, а пожрать то он не попросил. А раз есть пока нечего, то придётся заниматься двумя доступными ему лечебными процедурами: голоданием и сном.

Но сон уже не шел, и Олег, поворочавшись на жесткой лавке, вновь принялся думать. Правда, сильно смущало отсутствие полной информации о случившемся, но тут всё просто упиралось теперь во время, хотя кое какие выводы можно уже и сделать. Взять ту же постель. Грубо сбитый топчан с пародией на матрас и постельное бельё. Ну не считать же холстину за простынь, а непонятную дерюгу за одеяло. Такое он только в музеях да фильмах видывал про очень древнюю Русь. Может и вправду его сознание в прошлое перекинуло? Но тогда встаёт вопрос куда. Конечно, рано или поздно кто-то придет и возможно прояснит ситуацию. Жаль только, что язык у них больно уж мудрён. Видать церковнославянский (ну похож, по крайней мере), но ничего, всё изучить можно, тем более что основной смысл он худо - бедно с третьего на пятое, но вроде понимает, а остальное приложиться.

Вот только самому надо пока помалкивать и делать вид, что ни бельмеса не чуешь. Ну его, лишнего чего сболтнуть много ума не надо, а молчание надёжно убережёт от любой, вольной или невольной ошибки. Знать бы только, что с ним делать собираются, а то лежишь тут бес сил и в полной власти непонятно кого. Неприятное ощущение, кстати, ой какое неприятное.

Как он и думал, вскоре дверь опять скрипнула и в келью (чего уж там, раз на монастырь похоже, будем пока так называть) вошел монах. Но это был отнюдь не предыдущий. Вошедший оказался сухоньким, слегка сутулящимся стариком с добрым взглядом выцветших глаз.

Перекрестившись, монах приблизился к лежащему Олегу и присел на край лавки.

- Как самочувствие? - ну примерно как-то так транскрибировал для себя Олег прозвучавшую фразу, слегка затушевавшись под буравящим взглядом старичка ожидающего ответа.

Но он лишь отрицательно помотал головой. Отступать было поздно, пусть спонтанное, но решение уже принято, и даже кой какой план уже намечен, а менять всё на ходу это как бросаться в омут с головой в надежде что кривая вывезет. Нет, подобное было не в его правилах (если только, конечно, жизнь не заставляла действовать быстро и спонтанно). Не отводя глаз, он выдержал испытующий взгляд, надеясь, что сам выглядел при этом вполне естественно. Что ж, будем молчать и слушать, делая вид, что не понимаем и надеяться на добрый исход беседы.

Монах же, не дождавшись ответа, покивал головой каким-то своим мыслям, а потом вкрадчиво спросил что-то типа:

- А помнишь ли ты меня?

Вот и что он от него хочет? Понятно, что предыдущего владельца тела этот монах знал, а тот знал его. И раз теперь собеседник никак не реагирует, то понятно же, что он тебя не помнит. В груди неприятно похолодело. А может они тут всё знают и таких как я отлавливают. А что? Он даже книгу читал у Злотникова, там некий Орден описывался. Кто знает, где он нынче оказался? Ведь и тело точно не его, и в пространстве и времени он ещё не сориентировался. А вдруг он вообще не на Земле? Нет, точно, согласно непреложному правилу попаданцев всех времён и народов, продолжаем косить под полную амнезию, и будь что будет, пока не разберёмся в какое г..., хм, дурно пахнущее действо мы попали.

- Понятно, - тихо молвил старик и, встав с лавки, что-то забормотал, одновременно крестя лежащего.

Вот только ставший вдруг ледяным взгляд монаха словно впился в глаза Олега, ища что-то, понятное только ему одному. Однако, видя, что ничего с тем сверхъестественного не происходит, он прекратил свои действия и даже улыбнулся, а Олег позволил себе расслабиться. Он уже сообразил, что это было, и холодная испарина выступила у него на лбу.

А ну как сейчас его еретиком или бесом одержимым признали б. Ой чтобы с ним было. И не надо ля-ля про отсутствие костров и инквизиции на Руси. Князь Лукомский, дьяк Курицын, архимандрит Кассиан и другие еретики жидовствующие в шестнадцатом столетии, разинская Алёна в семнадцатом и камчатское сожжение уже при матушке Екатерине вам в руки. И ведь это только самые доступные, про которые в учебниках и в популярной литературе упомянуто. А если всерьёз в тему погрузиться, так ведь весь лоск с Русской православной церкви мигом слетает - сколько народу они в прах пустили. И смешно и горько становиться от крика псевдопатриотов о том, что у нас инквизиции не было. Нет, католиков, конечно, не догнали - у тех фора приличная - но и белыми да пушистыми православные батюшки не были. А гореть на костре Олегу отчего-то ну очень не хотелось.

* * *

В довольно большой келье игумена сидели двое. Один был довольно моложавым мужчиной лет под сорок с пронзительным взглядом карих глаз, а второй тот самый седобородый монах, что ходил проведывать больного отрока.

- Ну что?

- Очнулся княжич, вот только беда, лежит, никого не узнает, да молчит.

- И что ты думаешь об том?

- На всё воля господа, отче, и явлена она была братии чудом воскрешения. Отрок воскрес телом, но не разумом. Он словно младень новорожденный, слышит, но не понимает, хочет, но не может.

- Уверен?

- Не в укор, отче, но я троих взрастил, прежде чем схиму принял. Младень он, как есть младень. Что-то в нем господь оставил, то верно, потому как видел, что речь моя ему не совсем безразлична, но учить его придётся многому.

- А если он..?

- Нет. Не творит господь чудо наполовину. Не скорбен отрок умом, а чист, аки младенец.

- Ну тогда и быть тебе его учителем, как до того был его наставником. На том и порешим, брат Мефодий.

Тянуть с обучением монах не стал и уже на следующий день заявился в келью больного, что бы начать заниматься. Вспоминая, как когда-то обучал своих детей, он принялся учить того словам. Вот только странно, что некоторые слова отрок схватывал на лету, а некоторые приходилось долго и упорно объяснять. Но дело потихоньку двигалось. И если поначалу их общение было односторонним, то довольно скоро отрок смог заговорить сам, поначалу короткими предложениями из трёх - четырёх слов, а позже и вполне приличными фразами.

Как и думалось Мефодию, юноша забыл всё, что касалось его прошлой жизни, но пока рассказывать кто он такой не спешил и на то у него были свои причины.

* * *

С каждым новым днём жизнь новоявленного вселенца потихоньку налаживалась. Тело, преодолев кризис, быстро выздоравливало, наливаясь силой. А через пару недель после осознания себя в новой ипостаси, как только головная боль окончательно утихла, а тело наоборот, более менее окрепло, Олег принялся накачивать мускулы. Ведь подумать только, но предыдущий владелец довёл его до ручки. Даже просто десять раз отжаться от пола было ему не по силам. Матеря про себя малахольного предшественника, Олег вспоминал всё, чему его учили в своё время.

Простой вольный комплекс упражнений он знал еще с курсантской юности, а кроме этого хаживал в импровизированный спортзал, сооружённый на корабле в одном из пустующих помещений. А там, на переборках была наклеена куча полезной информации на тему что и как качать надо. Не всё он, конечно, помнил, но то, чем занимался сам, знал хорошо. И вот теперь с редким даже для себя прошлого рвением стал он мучить своё новое тело физкультурой. Хотя для себя-то объяснение он нашёл быстро: медицина в былые времена оставляла желать лучшего, и вообще, со здешними врачами лучше вообще не пересекаться в качестве пациента. Кровопускание как основной метод лечения, ртуть и сера как лекарства, определение лекарств по стихии к которой принадлежит болезнь и астрологическим признакам.... Не, нафиг-нафиг такое счастье. А в здоровом теле, как говориться - здоровый дух!

Вот только с закаливанием холодной водой он решил пока повременить, во избежание так сказать.

Между тем дни складывались в недели, недели в месяцы, а Олег всё больше и больше вживался в новую среду, радуясь принятому в первые дни правильному решению. Ведь какая у любого попаданца главная проблема? Деньги? Нет! Это вторая главная проблема. А самая главная - это натурализация в обществе, в которое он попал. Со знанием всех его условностей и бытовых мелочей. Особенно последних, которые сильно изменялись за века, и в которых не было многих достижений современной для попаданца цивилизации, как то канализация или тёплый туалет (смех смехом, а вы поделайте туалетные дела зимой без них, мигом поймёте всю прелесть достижений цивилизации).

Он же, получается, попал в такие условия, где его приняли ну, за младенца что ли. А какой спрос с младенца, если он ведёт себя не так, как принято. Правильно, только учить. Но если у ребёнка на это уходят годы, то Олегу необходимо было стать своим как можно быстрее. Хорошо хоть он наконец-то выяснил, кто он теперь и куда примерно попал.

Причём разговор тот начал сам брат Мефодий.

Из его неторопливого рассказа Олег наконец-то смог определиться где ныне он находится. Оказалось, что живёт он в Новоникольском монастыре. Монастырь был из молодых, большая часть его ещё строилась, и стоял он на границе с рязанской землёй. Брат Мефодий-же, был наставником Олега (точнее тогдашнего владельца его нынешнего тела), так как тот прибыл в монастырь, желая принять постриг и посвятить себя служению богу. Тут Олег, мягко говоря, напрягся. Быть монахом он не хотел. Мало того, что он атеист, так и знакомство с некоторыми представителями современной церкви вызвали у него со временем полное отвращение к рясоносцам. Но монах его успокоил тем, что принять постриг юный послушник не успел, свалившись от непонятной болезни. Никакие лекарства, применяемые святой братией, ему не помогали, он слабел с каждым днём, и отец настоятель провел даже над умирающим таинство Елеосвящения, или как его чаще называют Соборование (поскольку оно обычно совершается несколькими священниками, то есть соборно), и вот тут с ним случился кризис. Конечно, монах интерпретировал это своими словами, но Олег сообразил, что болезнь просто достигла той точки, после которой либо на поправку, либо, что чаще всего и происходит, ногами вперед на кладбище. И, судя по всему, с его предшественником случилось именно последнее. И лежать бы этому телу на погосте, но тут, каким-то неведомым для него путём, место ушедшего хозяина заняло сознание Олега, которое своей борьбой за жизнь видимо и дало тот самый импульс, что запустил процесс выздоровления.

Проще говоря, тело пережило клиническую смерть и вернулось к полноценной жизни практически без последствий для организма, вот только с сознанием другого человека внутри.

Монах же был преисполнен веры, рассказывая, что, во-первых, в таинстве Соборования человек получает прощение грехов.

Но каких грехов? Не тех, которые человек сознаёт и пытается преодолевать и которые необходимо исповедовать в таинстве Покаяния. Нет. Речь идёт о тех, которых хватает у каждого из людей, которые проходят мимо сознания, в силу духовной расслабленности, грубости чувств. Либо человек, согрешив, тут же забывает это, либо вообще не считает за грех, не замечает. Однако неосознанные грехи - это все равно грехи, они отягощают душу, и от них необходимо очиститься - что и происходит в таинстве Елеосвящения.

Во-вторых, что касается телесного выздоровления - оно может произойти если на то будет Божия воля, ибо об этом монахи молятся при совершении таинства, и такие чудесные исцеления действительно иногда происходят после Соборования, что и произошло с самим Олегом.

Как бы то ни было, но ещё неделю переживший смерть послушник провалялся в забытье на грани жизни и смерти, пока вот не пришёл наконец-то в себя.

Тут-то разговор и перетёк плавно на самого Олега (чего он собственно и добивался). Оказалось, что монах неплохо знал родословную его второй личности, и выложил её очень даже подробно.

Выяснилось, что Олег оказывается теперь самый младший сын почившего в бозе князя Ивана Андреевича по прозванью Барабаш из рода князей Глазатых-Шуйских, правнука великого князя Нижегородского суздальского Семёна Дмитриевича. По своему происхождению Барбашины были старшим родом в младшей ветви многочисленных князей Шуйских, что открывало перед ним широкий простор для карьеры, но юноша достаточно рано выбрал свой, несколько иной путь служения. Едва научившись читать, он с увлечением стал поглощать тексты Священного Писания, творений святых отцов и особенно жизнеописания святых, откуда мальчик извлекал для себя уроки праведной жизни.

И с той поры он сильно изменился, его перестали привлекать шумные детские игры, в которых он до этого прослыл изрядным проказником, равнодушен он стал ко многим мирским развлечениям, чем очень сильно озадачил своего, тогда ещё живого отца.

В конце концов, желания сына и воля родителя должны были столкнуться и столкнулись. Вот только благоразумия у князя Ивана было больше, чем у многих других отцов. Немного подумав, тот решил, что карьера в церковной иерархии не менее достойный путь для младшего отпрыска, чем служба при дворе, и в один из весенних дней молодой княжич переступил порог Новоникольского монастыря, где, в конце концов, и должен был отбросить концы, что возможно и случилось в реальности пятьсот лет тому назад по меркам Олега, но тут случилось то, что случилось...

Ну что ж, это была еще не вся нужная ему информация, но уже кое что. Когда брат Мефодий всё же ушёл, Олег принялся разбирать тот ворох сведений, что монах вывалил на него.

Итак, если это не шиза (а проверить эту версию у него на данный момент никакой возможности, увы, нет, а значить и зацикливаться на ней не стоит), то, скорее всего, тот КамАЗ, что он помнил, попросту врезался в их машину и, по ходу дела, все они там, в будущем, теперь уже мертвы (по крайней мере, так получается, если верить прочитанным книгам) или находятся в глубокой коме. Что ж, в принципе, поделом, ибо не фиг пьяными за руль садиться (хотя себя даже стало как-то немного жаль, он то всего лишь пассажиром ехал). А потом его душа, сознание или что-то другое, но имеющее воспоминания о прошедшей жизни, перенеслись сюда, в тело молодого и умирающего княжича. Куда сюда, сказать трудно, может это параллельный мир, а может и настоящее прошлое, но в любом случае, перенос здорово помог телу княжича побороть болезнь и теперь у него, Олега, есть молодое тело и годы жизни впереди, а в минусах, что он не знает, что ждёт его уже завтра.

Нет, историю он знал. Всё же и в школе учился с отличием, да и на корабле были энтузиасты, любившие вечерком, в кают-компании поспорить о том или ином периоде что русской, что мировой истории. Конечно, до профессорских высот ему как до Луны пешком, но все же, все же, все же....

Осталось только определиться, в какое время его занесло (даже если это всего лишь бред лежащего в коме сознания, то почему бы и не помочь ему в этом, коли ничего другого он всё равно не может). Вроде в разговоре монах мельком помянул имя нынешнего государя московского, гордо поименовав того Василием Иоановичем. Но ведь Василиев на московском троне было вроде трое. При первом Русь окончательно разошлась с Литвой и потеряла Смоленск, при втором влипла в гражданскую войну, при чём победил в ней, по мысли Олега (стоп, сам себя оборвал он, Олега более нет, я теперь Андрей Барбашин и вообще, давно надо было начинать привыкать к новому имени, а то все вокруг Андреем кличут, а он всё за Олега цепляется) не самый достойный противник. При третьем вернула Смоленск и вышла на мировой уровень, отправив посольства в Турцию, Австрию, Испанию, Англию. И вот, смотря на чьё время из них он попал, его жизнь может сложиться по-разному. По крайней мере, Василия II Тёмного он поддерживать точно не будет.

Потом, полежав ещё, он вновь вспомнил, как Мефодий назвал правителя. Напрягши память, он стал припоминать, что первый Василий был, вроде, Дмитриевич, а второй - Васильевич, ну а Ивановичем, получается, был третий. Тот самый, покоритель Смоленска и отец Ивана, который Грозный, или, как любят выражаться либерально озабоченные умы Terrible.

Ну, точно, Василий III Иванович, как он мог забыть то? Ведь совсем недавно в инете такие дебаты велись по поводу 500-летия Оршанской битвы. Он тогда-то и заинтересовался вплотную тем временем, а так-то его всё больше двадцатый век привлекал. Вот тоже гримаса судьбы: по теории попаданчества он должен был попасть в иные времена, ведь о русско-японской или Великой отечественной его знания были почти энциклопедичны (насколько это возможно для одного человека), а об времени куда он попал, оказались минимальны (впрочем, не будем бога гневить: хорошо хоть такие есть, да ещё и самые свежие).

Но в любом случае остаётся похвалить себя такого умного, что не напортачил в начале, прикинувшись молчуном и начинать составлять план действий (да, да, как говаривал его первый командир: "жизнь без плана - жизнь в пустую"). Так что первым делом надо уточниться с точным, ну до года, временем, вторым подучить язык, чтоб не выглядеть, как не пойми кто, а в-третьих отмазаться от пострига. Нафиг, нафиг нам такое счастье. Он князь, а значит военная служба, а не песнопения - первейшая его обязанность. Слава богу, до рафинированных князей, любящих хруст французской булки и рассуждения у камина, и которых большевики помножили на ноль, словно ненужную вещь выбросили (а интеллигентствующее дворянство для России такой вещью и стало в большинстве своём) было еще целых четыре столетия. Ну и, как в детском фильме пели:

Ему, для карьерного роста, придётся много повоевать. О князьях Барбашиных он где-то читал, ещё в той жизни. Информации о них было мало, а это значит, что ничем великим, как Шуйские, Голицыны или Милославские данные князья не отметились, но, будучи боковой ветвью могучего рода, шанс взлететь высоко у него был. Кто там, кстати, у нас из Шуйских в это время засветился? Так, вспоминаем: царь Васька, но это из другой оперы, значительно позже. Иван, оборонитель Пскова - тоже мимо. А что же при Василии III было?

Андрей (ну да, Олегом то тут уже никто не назовёт) напряг память, и та услужливо подбросила имя: Шуйский Василий Васильевич, по прозвищу Немой, будущий герой Смоленска, удержавший его под рукой московского князя после поражения под Оршей. К тому же долгое время был наместником в Новгороде. Вот к кому надо попасть. Но это дело будущего, а пока Андрей удобно лёг на постели и закрыл глаза. Впереди были трудные дни....

Вскоре Андрей окреп уже настолько, что "больничный" его был "аннулирован" и теперь ему предстояло полностью соблюдать монастырский распорядок дня, от которого до того он был освобождён по причине своей болезни. То есть, ему срочно было необходимо становиться жаворонком, ведь утренняя служба начиналась очень рано. Да и вообще, ввиду отсутствия электричества, весь местный люд от государя до последнего холопа рано ложился и рано вставал. А ведь в обители была ещё и полночная молитва, и специально отобранный инок бродил меж келий, словно тень отца Гамлета, и прислушивался: творят ли братья оную или нет. Ну а нерадивых потом ждал особый урок от отца-настоятеля. Ну и брат Мефодий перестал приходить в его келью. Отныне сам отрок, ходил к нему, но это только было Андрею на руку. Теперь хоть можно было выскочить во двор и поглядеть, как нанятые обителью плотницкие ватаги споро ставили разнообразные хозяйские постройки, прежде чем спуститься в полутёмную келью, где умудрённый жизнью монах брался наново обучать княжича не только речи, но и письму и счёту.

Да, скажу я вам, древнерусская грамота - то еще удовольствие. Андрей зубрил буквы и правила, все эти "фиты", "теты", под- и надстрочные знаки, ощущая себя нерадивым учеником, а его бедная голова буквально пухла, пытаясь соотнести буквенные сложения и вычитания с известной ему математикой, основанной на арабских цифрах. Брат Мефодий оказался человеком въедливым, а учителем настырным. Андрей буквально бес сил уползал от него и бежал к колодцу чтобы, вылив на себя ушат воды, прийти в более-менее нормальное состояние и осмыслить услышанное. Всё же насколько лёгок и понятен был русский язык в 21-м веке, прошедший несколько реформ, и как легко, оказывается, было на нём писать. Не то что сейчас, когда каждая буква в слове несла свой смысл и любая ошибка могла привести к неверному толкованию прочитанного. Вот, к примеру, простое и понятное слово "мир". Скажешь "мир настал" - и все понимают, что войне пришёл конец, а крикнешь "и целого мира мало" - и совсем другой смысл уже у слова. Но пишешь-то его всегда одинаково, лишь по смыслу фразы понимая, что же ты хотел сказать. А вот в это время для каждого значения было своё написание. Напиши его через Иже (и), и получишь - мудрость принятого решения. Мудрость и решение, которые гармоничны, приводят к равновесию. Именно в этом значении слово МИРъ понималось как состояние без войны, без конфликтов, равновесное. Но стоит написать его через Ижеи (i) и смысл слова кардинально меняется, превращаясь уже во Вселенную. А через Ижицу (ѵ) - и это уже благовонное масло, а через Инить (ї) - и вовсе в узкое понятие община. А разница между "князем" и "конунгом"? Один русский - другой нет? Ага, счаз, как же. Всё и проще и сложней одновременно. И тот и тот происходят от слова "кон" - закон, порядок. Это потом, со временем в слове "конязь" буква "о" вылетела, сократив его до привычного нам "князь". А вот далее и начинаются различия в смысле и написании. Один - смотритель законов и традиций в своей земле, а второй - тот, кто эти законы переносил в новую землю. Упрощённо это будет так: сидит такой правитель в своем Трататуеве - он князь, а пошёл чужую землю воевать - уже конунг, ибо свой закон несёт другим. Воистину, прав был старик Пушкин, воскликнувший: "О, сколько нам открытий чудных готовят просвещенья дух..."

А сколько ещё подобных примеров скрывается в простом, казалось бы, русском языке? Немудрено, что голова Андрея пухла после занятий.

Однако, как бы там ни было, а грамоту он потихоньку-полегоньку постигал, ну а общаясь с монахами и работниками - совершенствовал свой разговорный язык.

А ещё, он только теперь понял, что значит информационный голод, о котором писали в тех же книжках про попаданцев. Ему действительно сильно не хватало информации: книг, газет, журналов, выпусков новостей. Оттого-то он и грыз гранит науки, чтобы хоть в чтении книг из монастырской библиотеки найти отдушину. Но прежде чем он добрался до заветных стеллажей, прошло немало времени и чтобы хоть как-то унять грызущее его чувство приходилось нагружать мозг различными воспоминаниями, выуживая из них драгоценные крупинки так нужных ему здесь и теперь знаний.

Ну а больше всего Андрей боялся разговора с отцом настоятелем. Понимал, что он состоится обязательно, но в душе надеялся на что-то. И ему даже повезло: через день, как княжич пошёл на поправку, отец Иуавелий укатил куда-то по церковным делам. Но долго так продолжаться всё равно не могло. А потому он лишь сожалеюще вздохнул, когда в один из хмурых дней игумен неожиданно появился во дворе. Андрей как раз вышел от брата Мефодия и вылезший из возка игумен оказался прямо перед ним.

- Здравствуй, отрок, - отец Иуавелий имел басовитый и хорошо поставленный голос, - вижу, молитвы братии не пропали втуне.

- Здравствуй, отче, - опустив взор вниз, как того требовало вежество при общении отрока со старшими, и блюсти которое его уже научили, ответил Андрей, внутренне напрягшись.

Ещё бы, вот и появился первый человек, который может здорово изменить его судьбу. И которому Андрей собирался сказать о том, что его желание стать монахом ныне сильно, очень сильно ослабло.

- Рад, рад твоему выздоровлению. Жду тебя сегодня после вечерней трапезы для разговора.

И, осенив княжича крестным знамением, игумен пошёл по монастырю, как подумалось Андрею с обходом.

Что ж, чему быть, того не миновать. Это даже хорошо, что разговор о будущем, а о чём еще мог говорить игумен монастыря с простым послушником, пусть и княжеского рода, состоится сегодня. Раньше сядешь, раньше выйдешь, как говорили в его будущем. Но время до назначенной аудиенции он провёл как на иголках.

* * *

Игумен, сидя на лавке с подложенной на сиденье подушечкой, молча выслушивал доклад брата Мефодия, лишь изредка задавая наводящие вопросы.

- Значит, говоришь, отрок сильно изменился?

- Не просто сильно, отче, если б не знал, что он всё время болезни в келье пролежал, да молитвой и святой водой не проверял, подумал бы, что его подменили, или, прости господи, бес в него вселился. Словно совсем другой человек. Того кроткого, богобоязненного юноши больше нет, он исчез, а новый к служенью вряд ли расположен будет. Правда, от ученья не отказывается и прошение изъявлял монастырскую библиотеку посещать. Разумен не по годам стал, хоть от младеня и не отличался в начале.

- Так что с того? Сам же говорил, что после исцеления он на новорожденного похож стал и к нему как к неразумному относиться надобно. На то и благословление тебе моё было дадено. Ныне вижу, труды твои не пропали даром. Но не нам понять человека, заглянувшего за кромку. Чудо господне свершилось в нашей обители. Это не старец Васисуалий и его забывчивость, - при этих словах игумена Мефодий слегка поморщился. Ну да, когда искали место под новый монастырь, старец Васисуалий в силу возраста своего забыл икону на дереве, под которым останавливались на роздых, а вернувшись, обнаружил подле неё дары, оставленные, как потом выяснилось, проходившими мимо крестьянами, которые были очень удивлены появлением иконы в этом глухом месте, отчего и оставили подношение, прося Божью матерь о помощи в торговом деле, по которому они, собственно и шли. А Васисуалий принял их за дары самой Богородицы, чем и обосновал возведение монастыря тут. - Это и вправду чудо: молитвами братии отрок, почти ушедший из мира, возвернулся к жизни.

- Ты, отче, почти как он говоришь, - польстил игумену Мефодий. - Тот тоже своё преображение волей господа считает.

- Потому как так оно и есть, - хлопнул игумен ладонью по лавке. - Всё в этой жизни происходит только по воле его. Вот только понять бы ещё эту волю нам, грешным. Значить, думаешь, вряд ли ныне отрок на постриг готов? Что ж, видимо не для того памяти его господь наш вседержитель лишил, но чего ради? - игумен подошёл к иконам, стоявшим в углу кельи и, преклонив колени, жестом отпустил Мефодия. - Приведи послушника, я же пока помолюсь. А после зайди - от старца Вассиана послание мне передали, - многозначительно окончил он.

* * *

Когда Андрей вошёл, игумен уже ждал его, сидя на простой, но добротно сделанной лавке, с покрытым тканью седалищем. За маленьким оконцем уже сгущался вечерний сумрак и свет в келье давали свечи, судя по аромату, наполнявшему помещение, сделанные из настоящего воска. Перекрестившись на иконы, украшенные вышитыми рушниками, княжич смиренно остановился, успев всё же бросить оценивающий взгляд вокруг.

Помимо лавки, на которой восседал игумен, в келье стоял еще стол, на котором лежали книги в тяжелых кожаных переплетах, свитки бумаг, перевитые тесьмой, гусиные перья и баночка чернил, и ещё одна, деревянная лавка у стены, служащая кроватью.

- Рад, что ты пришёл, сын мой. Что ты желаешь сказать мне?

"Ага, пришёл, - пробурчал про себя Андрей, - Не позвал бы, не пришёл. А так, выходит, не он меня звал, а я покаяться хочу. Ага, шишь тебе, чудо в рясе". Но вслух, поклонившись хозяину, произнёс другое:

- Поблагодарить за исцеление, отче.

- Пустое то, - махнул рукой игумен. - Господа благодари молитвою, ибо всё в руках его. А вот почто ты изменился, вьюнош, вот то мне знать хочется. Ибо по прибытии в обитель ничто, кроме книг про святых угодников, тебя не интересовало, а ныне, как мне довели, другими помыслами занят.

Пронзительный взгляд игумена упёрся в Андрея, словно пытаясь проникнуть в его думы. Но не тут-то было. Следуя заповедям сотен книг про попаданцев, Андрей предков глупыми только потому, что нет у них новомодных гаджетов да интернетов, не считал, но и легенду про амнезию отвергать не стал. В книгах почти всегда прокатывало, так зачем изобретать велосипед? Нужно только правильно донести эту мысль до собеседника. И вот тут незнание простых вещей, о которых Андрей и вправду не имел ни малейшего понятия, играло на его версию.

- После болезни, отче, я очнулся словно дитё неразумное, как брат Мефодий сказал. Я не помнил ни кто я, ни где я, ни зачем я. Все последующие дни я учился у братьев всему, что должен разуметь человек. Прости, отче, ибо грешен. Забыв былую жизнь, забыл и желание своё служить господу нашему в рядах слуг божиих отринувших мирское. Ныне же служить делу божьему хочу с мечом в руке, охраняя паству слуг божьих от полона нечестивого.

Игумен молча рассматривал стоящего перед ним отрока, в душе уже понимая, как прав был брат Мефодий: на постриг ныне княжич вряд ли будет согласен. Настоять, конечно, можно, но зачем? Игумен честно считал, что в монахи человек должен идти сам, добровольно, ибо служба монашья сложна, а соблазнов вокруг множество. Да и раз господь сам изменил хотение послушника, то кто он такой, чтобы мешать промыслу его? К тому же, ничем, кроме недополучения одного монаха, игумен не рисковал, ибо деньги, уплаченные старым князем монастырю, всё равно останутся в монастырской казне. Его немного волновала новая сущность молодого княжича, но, судя по тому, что вел он себя благообразно, все молитвы творил исправно и к святому кресту прикладывался без страха, демонического в нём ничего не было. Да и какой демон вселится в тело человека в святой обители? А значит, надо отписать старшему в роде князей Барбашиных о том, что молодой княжич не готов к святому служению и пусть тот сам решает, что же делать с младшим братцем.

- Вижу, сильно ты изменился. Что ж, всё делается по воле Его и не нам спорить с Его решениями. Мил мне был богобоязненный отрок Андрюша, да видно воля Его ныне в другом служении твоём. Будь по сему, как и договаривались с твоим родителем, монастырь будет твоим домом, покамест не достигнешь возраста новика, ибо не гоже выпускать в мир дитё неразумное. Подойди под благословление.

Потом они еще немного поговорили, точнее игумен расписал будущую жизнь княжича. И, надо признаться, богословию в ней было уделено не так уж и много времени. А вот чтению, письму и прочим, нужным для княжича наукам, наоборот, было сделано предпочтение. Наверное, впервые Андрей глянул на служителей культа по-иному, но тут же поспешил списать всё на порубежность монастыря. В конце концов, и в его время были нормальные попы, искренне верящие и заражающие этой верой прихожан, да он и сам знал таких (можете смеяться, но таким был их бывший замполит, десять лет выбиравший между службой в армии и службой в церкви и ставший, в конце концов, батюшкой), вот только встречались они как раз на окраинах и в глубинке.

А потом началась для него учёба. Теперь, получив благословление игумена, Андрей принялся учиться всему, что могло пригодиться ему в новой жизни с удвоенной энергией.

Монахи в монастыре были разных возрастов и с разным прошлым. Одному из них, бывшему дворянину, прошедшему не одну схватку, а ныне ставшему братом Аггеем, словом отца настоятеля было позволено учить княжича сабельному бою. Аггей хоть и был удивлён, всё же княжич до болезни ни о чём таком и не думал, но только пожал плечами и приступил к делу.

На его занятиях Андрею, уставшему умственно после брата Мефодия, становилось тяжело физически. Но фехтовать он любил. Ещё в детстве родители отдали его в секцию фехтования, где он быстро от шпаги перешёл к сабле и с той поры саблю не забывал, на какие бы кружки после не записывался и даже служа во флоте, не забросил своё увлечение. Наоборот, учился, узнавал что-то новое, поддерживал форму. Сильно увлёкся польской крестовой школой, посмотрев три знаменитые экранизации Ёжи Гофмана трех знаковых произведений Генрика Сенкевича. И как только узнал, что старые друзья в Петербурге встречались с Янушем Синявским, который по старым рукописям и восстановил этот тип боя, разумеется в первом же отпуске поспешил к ним, поучиться.

Мастером, конечно, за столь короткое время не стал, но понимание того, что имел в виду мемуарист, когда писал, что: "венгерец бьет слева направо, москаль сверху, турчин на себя, а поляк крест-накрест машет своею саблей!" - пришло. И вот теперь, фехтуя с опытным, прошедшим не одну битву воином, Андрей потихоньку начинал шлифовать своё фехтовальное искусство, понемногу вставляя в свой бой элементы разученного стиля из будущего, но не форсируя, а доводя действия до автоматизма. Ведь это только знания остались у него в голове, а моторики в теле не было никакой. Да и потом, спортивные фехтовальные снаряды (даже сабля) не имеют ничего общего с реальным оружием. Они тонкие, весят не более 700 грамм вместе с эфесом, легко гнутся на укол и вообще представляют из себя крайнюю степень вырождения боевого оружия. Он это понял ещё там, когда друзья предлагали сравнить спортивное и историческое фехтование, в котором пользовались самокованными сабельками. Ну и в спортивном фехте главное - это просто коснуться противника. Кто первым коснулся, тот и выиграл. От боевого фехтования это отличается тем, что спортсмены не привыкли думать о защите. Им это не нужно. Они не обращают внимания на возможность обоюдного поражения, ибо результаты боя за них считает электроника. поэтому часто лезут на рожон - больно-то все равно не будет. Слава богу, он профессиональным спортсменом-саблистом не стал, а потом и вовсе увлёкся историческим фехтованием, так что о защите собственной тушки его думать обучили. Ну а Аггей и вовсе не знал ни о каком спортивном фехтовании. Он просто учил его другому - убивать и не быть убитым самому!.

К тому же оказалось, что тело княжича всё ещё было достаточно хилым для таких физических нагрузок, как фехтование, отчего Андрей ещё больше налёг на физкультуру, про себя матеря идиота-книжника, пренебрегавшего силовыми упражнениями.

Однако Аггей своим новым учеником оказался очень доволен, хотя старался этого и не показывать.

Много времени отняло у него и обучение верховой езде. И ведь вроде не новичок в этом деле, в босоногом своём детстве ездил и охлюпкой и в седле с другими ребятишками в ночное пасти лошадей. Там, пока лошади кормились, отдыхая от дневного труда, они жгли костры, любовались звёздным небом, вдыхая ароматы трав и слушая звуки родной природы. А ещё травили друг другу страшные истории. Но, видно, времени прошло с той поры очень много, вот и подзабылись былые умения. Лошадь же - это вам не машина и не мотоцикл, хоть и имеет все навороты от раскрученного джипа. Да есть у неё джипиэс в виде глаз, руль, система тормозов с функцией запоминания, независимая передняя и задняя подвеска и проходимость в 4 вд, вот только управлять ею очень сложно поначалу. Ведь учился он ныне не шагом по улочке проехаться, а нормально передвигаться, используя и шаг, и рысь, и галоп. Плюс добавьте характер каждой отдельно взятой животины. Но втянулся, вспомнились былые навыки да закрепились новые и вскоре в седле он стал себя чувствовать очень даже уверенно, не боясь рухнуть из седла при любой скачке.

А аккурат к Новому 7019 году (от сотворения мира или 1511 от рождества христова) который праздновался тут в сентябре, его допустили, наконец, до вожделенной библиотеки, правда, не забыв навесить уроком. Отец Иуавелий привёз с собой рукописное издание недавно переведённого латинского романа, написанного ещё в XIII в. сицилийцем Гвидо деле Колонне о Троянской войне. Это было наследие творчества литературного кружка, сформировавшимся вокруг почившего уже с миром новгородского архиепископа Геннадия. А поскольку копировальных аппаратов тут ещё не было, то работа по размножению была поручена именно княжичу с целью, так сказать, закрепления навыков чистописания.

И не то чтобы такая работа была для Андрея в новинку. В бытность своей первой молодости, когда спрос на книги был большим, а книг было мало, он занимался уже подобной работой, переписав в тетрадку саббатиниевского капитана Блада вместе с рисунками, которые скопировал под копирку. Уж больно книжка ему понравилась, а была она в библиотеке всего в одном экземпляре и постоянно шла нарасхват.

Вот только работа с пером его удручала. Мало того, что писать им было несподручно, так ещё оно быстро приходило в негодность и приходилось заниматься очинкой новых, а эта работа была ещё та. Брак шкалил неимоверный, но, как говориться, назвался груздем...

Потому-то, ещё когда игумен дал ему урок переписать книгу, заговорил он с ним о книгопечатании (в тайне гордясь собой) и был буквально ошарашен, когда отец Иуавелий легко сознался в том, что покойный епископ Геннадий ещё в правление Ивана III задумывался над проблемой тиражирования книг. И даже взял на службу любекского печатника Варфоломея Готана. Все это было связано с просветительской деятельностью архиепископа Геннадия и его борьбой против ереси жидовствующих. Епископ осознавал, что книгопечатание оказало бы неоценимую помощь церкви в её борьбе с попытками вольнодумного толкования священных текстов. И вообще, на Руси уже назрела необходимость, во-первых, дать всей православной церкви единый текст церковных книг, переписывание которых от руки порождало многочисленные искажения и ошибки; во-вторых, удовлетворить резко повысившийся спрос на богослужебные книги и снабдить ими многочисленные церкви и монастыри, как уже существующие, так и впервые открываемые.

Но, увы, из хорошей затеи ничего не вышло. Нет, поначалу Готан даже пользу принёс, ибо, как писал в своём письме ревельский купчина Йохан фон Ункель, Варфоломей помогал греку Мануилу (тогдашнему послу государя Ивана III Мануилу Ралеву) вербовать корабелов, которые умеют строить галеры. Но вот потом на самой Руси попал он в путы новгородско-московских еретических кругов и стал не борцом с ересью, а её носителем. Это-то и послужило причиной его трагической кончины: бедняга по старинному новгородскому обычаю вплотную познакомился с Волховом. А вот у Церкви к книгопечатанию сложилось не совсем доброе отношение. Вроде бы и доброе начинание, но какую бы то ни было попытку книгопечатания силами "еретиков"-иноземцев требовалось пресекать немедленно, дабы не смущать неправыми текстами православные души, ибо обжёгшись на молоке, дуют и на воду. А вот своих, кондовых так сказать, православных, способных начать благое дело, на Руси покамест не было.

Андрей тогда от игумена ушёл в сильном раздрае. Он-то считал себя знающим человеком и даже, в отличие от большинства сограждан, читал кое-что и про "Анонимную типографию" и про печатника Марушу Нефедьева, но вот о Готане не знал ничего. А получилось, что этот чёртов немец умудрился настроить против своего дела не кого-нибудь, а церковных иерархов и это в то время, когда церковь на Руси значила очень многое. А потом мы удивляемся вывертам истории книгопечатания на Руси.

Например, странный побег Ивана Федорова с Петром Мстиславцем в Литву, которые сумели из Москвы увезти все оборудование типографии в страну главного внешнеполитического противника. И пусть книгопечатание в Москве с их отъездом не прервалось, но резко сдало обороты. Или попытки Петра I начать печатать светские книги в Голландии. То есть в русской культуре что-то очень мешало, сильно сопротивлялось как светскому книгопечатанию, так и книгопечатанию вообще.

Вот уж поистине задумаешься о роли личности в истории. А ведь епископ Геннадий, с его рвением и литературным кружком, мог очень сильно поспособствовать развитию книгопечатания на Руси.

А так пришлось ему, скрипя пером и зубами, поработать ксероксом, но на выходе отец Иуавелий остался доволен работой княжича, а сам он здорово набил руку в работе с пером. Обоюдная, так сказать, польза вышла.

Сама же монастырская библиотека его, прямо скажем, разочаровала. В ней, кроме священных книг и жизнеописаний чудотворцев, конечно попадались интересные вещи, но их было до обидного мало. Были ещё книги, написанные по-гречески, вот только языка этого Андрей не знал. Но хоть какую-то отдушину он нашёл. И не просто нашёл, а крепко задумался.

Вот не хватает сейчас на Руси беллетристики. Ни своей, ни забугорной. Отечественные произведения больше посвящены либо житиям святых, либо известным историческим лицам, жившим в определенное, точно указанное время, и считались поэтому "полезными" - нужными с точки зрения религиозного культа или познания мира. А вот простое художественное произведение, в котором автор не делал никаких выводов, не сообщал точные сведения о великом человеке, да ещё и предоставлял самим читателям вынести приговор герою, считалось "неполезной повестью" и, хоть прямо и не запрещалось, но и не приветствовалось, дабы не смущать души православные.

Потому-то русские грамотеи всё больше богоспасательную литературу и читали, но кто сказал, что это от излишней религиозности? А может всё дело в том, что другой то и нет практически. Может потому и захотел стать княжич монахом, что ничего другого не читывал?

А вот попадись ему "Повесть об Акире Премудром" да "Девгениево деяние", что нашёл Андрей в монастырской библиотеке, и которые, как монахи говорили, ещё со времён Киевской Руси остались, или совсем уж свежее, дьяка Курицына произведение "Сказание ο Дракуле", может и о другом задумался мальчишка?

Кстати, с этим "Сказание ο Дракуле" у Андрея вообще затык вышел. Беря ту книгу, он ещё думал, что она о чём-то другом, мало ли, имя схожее, но, прочитав первые строки: "Бысть в Мунтьянской земли греческыя вѣры христианинъ воевода именем Дракула" - понял, что нет, не ошибся и прочитал всю повесть запоем.

Он-то считал, что все эти сказки о Цепеше только европейцы тискали и вдруг на тебе - свежепереписанная книжица, да ещё и автор её недавно только помер. А переписали её по велению игумена (о том по секрету проболтался Андрею брат Мисаил, что помогал переписчику, ну там, перо подать, да свечу поменять), что только подняло авторитет отца Иуавелия в глазах княжича. Ещё бы - святой отец читает не только жития, но и не чурается "неполезных повестей". Он бы теперь не удивился, если б оказалось, что игумен один из тех безвестных героев русского просвещения, что несли новые веяния в патриархальную Русь. Ведь думать, что Возрождение, будоражащее нынешнюю Европу, стороной обошло её может только глупец, либо подлец. Идеи не задерживают границы - но они должны вызреть, слиться с традициями той земли, куда проникли и лишь тогда дадут благие всходы. А иначе могут принести не только хорошее, но и вредное. Вот Пётр I внес кучу идей, даже не попытавшись их адаптировать и что? Часть прижилась, часть умерла, но с той поры осталась на Руси какая-то двоякость в обществе и пренебрежение к идеям своих. "Что вы умничаете? Чай в Европе поумнее люди живут, а такого не придумали, а уж вы-то куда?" - так, или примерно так слышали в ответ тысячи человек, предлагавших свои изобретения государству. Уже Карамзин, в целом положительно оценивая реформы Петра, не смог не сожалеть о том, что Петр "насиловал" русскую природу и резко ломал старый быт. Он так прямо и заявил: "все русское было искоренено, мы стали гражданами мира, но перестали быть в некоторых случаях гражданами России, а виною тому - Петр". Ну и кому от этого стало лучше?

Так вот, задумавшись над этим, поймал он себя на мысли, что это шанс. Шанс начать хоть какой-то прогресс. Ввести в обиход баллады, написанные в его будущем, но подходящие к этому времени, что любил слушать и помнил наизусть со времён школьной юности. Переписать творение Лихоталь, которую запоем читал в детстве. А что? В этом времени его книга будет прорывом, тут ещё не сформировались литературные критики, что под лупой рассматривают каждое слово, нет государственной цензуры как таковой и народ не испорчен многочисленным бульварным чтивом. Церковь? Это да, эти могут и похерить всю идею на корню, но ведь и к ним подход можно найти, не все же там ретрограды (игумен, вон, уж точно сразу рубить не станет), надо только хорошенько постараться, да подход найти.

А постараться надо, а то какой-то плохой из него прогрессор-попаданец получается. Заклёпкоманы плюются в стороне. Устройство станков различных он не знает, точных месторождений тоже (ну бывал он на ленских приисках и что, где та Лена и где Русь 16-го века). Хорошо хоть по своей основной профессии артиллериста много знал, но толку от этого знания, если не брать в расчёт различные взрывчатые вещества, немного. А вы попробуйте, соберите корабельную АК-130 в условиях средневековой Руси. Ненаучная фантастика в соседнем разделе, как говориться.

Так что изменение культурной жизни на Руси он посчитал вполне приемлемым шагом в развитие державы. Отправной, так сказать, точкой.

А что? Книг, чтобы по Руси разошлись, надо много, а значит, рукописные варианты не выход. То же книгопечатание на сто лет раньше ввести разве плохо? Готан, конечно, подложил свинью, но не всё пока ещё плохо. А там и думать потом будем. Эх, ему б токарный станок, на котором он в школе на трудах учился работать, либо кузню друга, что художественной ковкой снабжал коттеджи местных богатеев и на которой они варганили замки для мушкетов ролевиков-реконструкторов. Мечты, мечты, где ваша сладость?