167

эдорова, хозяйство шло пс шатко, не валко, теперь же все валилось изъ рукъ, потому что ему вдвоемъ съ Его-ромъ приходилось выполнять и мужицкую и бабью работы; упущенія были на каждомъ шагу; порядокъ никакъ не налаживался и жилось всѣмъ очѳнь тяжко.

— Што-жъ твоя ласковая свекровушка и лошадку пожалѣла? Въ такую даль да по распутицѣ отпустила тебя брюхатую? Дойдешь, молъ, доченька, пѣшомъ! — Послѣднюю фразу Леонтій сказалъ такъ, какъ должна бы сказать Акулина. Передраздиваніе вышло настолько удачнымъ, что всѣ за столомъ, кромѣ глухого старца, разсмѣялись.

, — Мамынька меня до утрія оставляла. По утрію Аѳрня свезъ бы, да я не осталась.

— Знаю твою свекровушку, знаю. «Мягко стелетъ, да жеетко спать». Тебя-то она можетъ улестить сло-вами, туману-то умѣетъ напустить, да меня-то не про-ведетъ. Всю подоплеку ейную знаю. Теперь она кругъ тебл похаживаетъ, штобы ты безъ разгиба на ее ра-ботала, да на робятъ ейныхъ, а какъ поставишь ихъ на ноги, такъ тотъ жѳ Аѳонька взашей тебя выпретъ изъ избы. Дай только ему жениться. А пузо у тебя вопъ выше носа вздулось; того и гляди, ,не нонче-завтра разсыпешься... А куда пойдешь съ робенкомъ на рукахъ? Въ лѣсъ на морозъ?

— Тебѣ прямое дѣло, Катюшка, жить съ братомъ да съ отцомъ съ матерью. Свои-то родные не оби-дятъ, — сказала Елена.

— Вотъ, вотъ... — подтвердилъ Леонтій.

— Да право, — горячѣе продолжала Елена, очень довольная, что попала въ тонъ. — Ты у насъ въ семьѣ самая меныпая и самая любимая. Кто тутъ тебя оби-дитъ?! а тамъ у свекрови-то все-таки въ чужой сѳмьѣ. Какъ бы хорошо въ гостяхъ ни было, а дома все лучше...

—Вѣдь я знаю, подо что она подбирается, твоя свекровка-то,—продолжалъ Леонтій, покончивъ съ кар-гошкой и принимаясь за молоко. т-Ей смерть какъ

тотото.еіап-кагак.ги

Хочется получить твою корову и овцу. Я кривйть душою по умѣю, сохрани Господь. Никто про ЛеВона ІІетрова не скажетъ, что ёнъ покривилъ душой, и чужимъ не покорыствуюсь, хошь насыпь мнѣ горы золотыя. Нашъ отецъ вонъ другой вѣкъ живетъ, а спроси въ округѣ: кто справедливѣе нашего отца? Никого нѣтъ. Енъ жилъ по справедливости и йамъ такъ жить приказывалъ. И разъ корова и овца твое, значитъ, онѣ твое, и дѣло свято. -И ежели бы твоему Ивану Тимофеичу Богъ вѣку продлилъ, што-жѣ, Сери и корову, и овцу, но штобы отдать твоей све-кровкѣ — нѣту на то моего согласія, потому она по-выжметъ изъ тебя соки, заберетъ твое добро, а по-томъ тебя же выгонитъ.

— Не знаю я, Лева, ничего не знаю, — говорила Катерина, — а только обижать мамыньку совѣсти не хватаетъ, да еще при такомъ горѣ... и никогда я отъ ея ни худого слова не слыхала, ни косого глазу’не видала. Дай Богъ всякому такую свекровушку.

— А мой совѣтъ тебѣ братскій, какъ братъ совѣ-таю: продай отъ грѣха и овцу, и корову, полсотни завсегда выручишь, кому и не надо дадутъ. Корова ладная, молочная, пятымъ телкомъ только. А деньги положи на робенка въ сундукъ, а то снеси въ банокъ, прбценты будешь получать, а сама иди ко мнѣ жить.

Я што ли тебя обижу? Небось помнишь, какъ въ дѣвкахъ жила, кто былъ хозяинъ? Кто распоряжался? Ты. Ты, бывало, картохи нажаришь, а я безъ спро-су-то и взять не посмѣю. Рази не вѣрно?

Это была правда, и Катерина улыбнулась.

— Ну и теперича также будетъ: изъ твоехъ рукъ буду глядѣть, а не ты изъ моехъ.

Вставъ изъ-за стола, сытый Леонтій съ слипав-шимися отъ усталости глазами обернулся къ Еленѣ.

— Ты зачѣмъ пришла?

* — Маму спровѣдать. еГп-кагак.ги

169

— Маму спровѣдать?! — передразнилъ онъ. — На-медни твой пьяница тутъ у Егора Семенова корово-дился. Пущай на глаза не показывается, дьяволъ, бо-ка полѣномъ изломаю. Думаешь, не знаю, зачѣмъ при-бѣгла? У Левона мучицы да картошки попросить, дѣти сидятъ голодныя, — опять передразнилъ сестру Ле-оНтій. — У Левона-то казенныя магазеи, што всѣ къ ему за способіемъ лѣзутъ. Они понародятъ дѣтей да безъ просыпу будутъ пьянствовать, а Левонъ всѣхъ корми. Рази я обвязанъ?

Елена молчала. Леонтій угадалъ, что сестра опять счетомъ, можетъ быть, въ сотый разъ хотѣла про-сить у брата муки, потому что въ домѣ не было ни куска хлѣба. Вотъ уже лѣтъ шесть, какъ мужъ окон-чательно спился. Елена потеряла шестерыхъ старшихъ дѣтей. Всѣ умерли въ возрастѣ отъ одного мѣсяца до четырехъ лѣтъ, умерли отъ недоѣданія и отсут-ствія ухода и призора, потому что Елена, какъ ни надрывалась въ работѣ по чужимъ полямъ, ей своимъ трудомъ невозможно было прокормить малютокъ. Те-перь она съ отчаяніемъ въ сердцѣ отстаивала жизнь двухъ своихъ послѣднихъ крошекъ, и едва ли ей съ дѣіьми удалось бы избѣжать голодной смерти, если бы не постоянная помощь брата и матери. Сегодня она ни словомъ не обмолвилась о дракѣ съ мужемъ, дабы лишній разъ не раздражить Леонтія. Она знала, что братъ, какъ всегда, изругаетъ и ее, и пьяницу-муяса, но, какъ и всегда, не отпуститъ съ пустыми ру-ками. •

Сейчасъ сытый, довольный и усталый Леонтій меныпе попрекалъ и бранился, чѣмъ въ прежніе разы.

— Егорушка, поди, жаланный, въ анбаръ, — ска-залъ онъ, — да насыпь теткѣ муки на хлѣбы, да чет-верку картохи, да гляди у меня, болыпе це давай, а то скоро у самыхъ у насъ портки съ .... свалятся.

Наканунѣ дня Рождества Богороднцы Леонтій, за-ложивъ мѣстному кулаку за пять рублей два мѣшка муки, повезъ въ городъ на продажу возъ соломы, а тамъ разсчитывалъ купить новую шлею, полведра водки, бѣлой муки, и еще кой-чего по мелочи, по-тому что завтра на деревнѣ у нихъ былъ свой празд-никъ и ожидались гости.

Утро послѣ свѣжей ночи было великолѣппое. Сол-нце сверкало на безоблачномъ блѣдно-синемъ небѣ, но не пекло, какъ лѣтомъ; чистый воздухъ былъ насы-щенъ опьяняющей и бодрящей свѣжестью. Надъ ближ-нимп и дальними хвойными перелѣсками, стоявшими плотной, грузной, темной массой, и надъ пожелтѣвши-ми, обрѣдившимися, ставшими сквозными, лиственны-ми рощами чуть-чуть синѣла прозрачная дымка. Она то сгущалась, то расходилась легкими, длинными по-лосами, какъ лѣниво колеблющееся гигантское газовое покрывало. Было тихо, только особенно звонко кар-кали взлетавшія съ полей вороны, слышался сте-пенный людской говоръ, да гулко отдавался стукъ колесъ и топотъ копытъ по землѣ. По той дорогѣ, по которой ѣхалъ теперь Леонтій, тянулись къ го-роду множество телѣгъ съ сѣномъ, соломой, дрова-ми, корзинами, мукой и другими деревенскими про-дуктами и издѣліями. Телѣги сопровождались мужи-ками, рѣдко бабами.

Еще не было 9-ти часовъ, когда Леонтій по мосту въѣхалъ въ городъ и въ безпорядочномъ таборѣ дру-гихъ подводъ приблизился къ собору, расположенному на высокомъ холмѣ. Къ тому времени уже вся базар-ная площадь наверху за соборомъ и всѣ прилегаю-щія улицы были сплошь запружены телѣгами, возами, лошадьми, разными товарами. Вездѣ толкались мужики и покупатели-горожане и горожанки. По случаю ба-зарнаго дня казенные наш^авннщ

кабаки были закрыты до часа дня. Мужики еще не распродали свои продукты, напиться было негдѣ и потому въ этой базарной сумятицѣ на всемъ лежа-ла еще печать чинной, тревожной дѣловитости. Въ воздухѣ стоялъ сдержанный гулъ и гудѣніе, точно надъ головами толпы кружились несмѣтные рои оза-боченныхъ трудолюбивыхъ пчелъ'.

Леонтій черезъ долгій промежутокъ времени послѣ многихъ остановокъ и перебранокъ едва протискался съ своимъ возомъ на сѣнной базаръ, ■находившійся внизу, за соборомъ, гдѣ по берегу рѣки тянулись длинные хлѣбные лабазы, а посреди незастроеной обширной площади стоялъ деревянный сарай съ го-родскими вѣсами.

Тамъ онъ прождалъ до полдня, пока наконецъ продалъ солому, свезъ ее на дворъ къ покупателю и, вернувшись на прежнее мѣсто, попросилъ сосѣда Акима. еще не продавшаго свое сѣно, приглядѣть за лошадью и телѣгой, а самъ пошелъ на верхній базаръ въ каменные ряды купить шлею. Но только что Леон-тій отошелъ отъ телѣги, какъ услышалъ сзади голосъ сосѣда.

— Свагь, ты не всѣ сотки-то одинъ пей и мнѣ принеси! — шутливо крикнулъ тотъ.

Леонтій какъ разъ въ эту минуту думалъ, что по дорогѣ въ обжорномъ ряду ему надо маленько пере-кусить, потому что съ самаго утра онъ ничего не ѣлъ и его соблазняла мысль выпить одну сотку, хотя, вы-ѣзжая изъ дома, онъ далъ зарокъ ввиду завтрашней праздничной попойки сегодня не притрагиваться къ вину.

Оттого что сосѣдъ поймалъ его на преступной мысли, Леонтію стало непріятно, шутокъ же онъ во-общз не любилъ и тутъ же рѣшилъ, что, во что бы то ни стало, выполнитъ зарокъ. Онъ полуобернулся къ сосѣду съ своимъ всегдашнимъ, только еще болѣе суровьімъ видомъ и о^І^М^^ЦО Ги

172

— Не такія дѣла, Штобы пить... Й хлѣба-то іій поѣшь вволю, а не то, штобы пить. И вишь, казѳнки закрыты.

Сосѣдъ лукаво прищурился и кивнулъ своей болѣѳ свѣтлой, чѣмъ лицо, мелко-кудрявой бородой.

— На хлѣбъ не найдется, а на это дѣло завсѳгда найдется, а казонки скоро откроютъ.

Леонтій не оглянулся и ничего нѳ отвѣтилъ.

— Вамъ бы все только пить, — одно на умѣ... — не-довольно пробурчалъ онъ.

Въ обжорномъ ряду подъ навѣсомъ у прилавка жирной, бойкой торговки, подпоясанной грязнымъ, за-саленнымъ передникомъ, Лентій съѣлъ порцію горя-чей печенки съ ломтемъ ситнаго хлѣба и хотя былъ очень голоденъ, но просаленная печенка показалась ему суховатой, и онъ соображалъ, что съ виномъ эта же печенка имѣла бы совсѣмъ другой «скусъ». Какъ разъ противъ прилавка на противоположной сторонѣ улицы широко распахнулись обѣ половинки стѳклян-ныхъ дверей казенки и въ нѳе гурьбой повалили до-жидавшіеся тутъ мужики.

— Значитъ, уже часъ время, — прошепталъ Леон-тій, отворачивая глаза отъ кабака. — Когда тепѳрь до-мой попадешь?

Но выговорилъ онъ это машинально, ужѳ чувствуя и въ мысляхъ, и въ сѳрдцѣ знакомую неувѣренность и трѳвогу. Онъ хотѣлъ не оборачиваться къ кабаку, а глаза сами собой косили въ ту сторону, и хотя Леон-тій старался глядѣть на небо и поверхъ трубъ, но какъ-то невольно замѣтилъ, что изъ казенки выхо-дили люди съ маленькими и поболыпе посудинками въ рукахъ, тутъ же у порога ихъ раскупоривали и, запрокинувъ головы, выпивали булькающую влагу. У. Леонтія набрался полонъ ротъ слюны и, желая от-влечься отъ соблазна, онъ, доѣдая печенку и сит-ный, еще разъ, вѣроятно, въ десятый погрузился въ ариѳметическія вычислен^^^.е|ап-ка2ак.ги

173

«Разсчитывалъ, что отдамъ солому по 12 копѣекъ, и за то сказалъ бы спасибо, а дали по 14-ти — зпа-чигъ, на пудъ взялъ по двѣ копѣйки лишку. За двад-цать пудовъ по копѣйкѣ — двугривенный, да по дру-гой копѣйкѣ — еще двугривенный. Вотъ тебѣ сорокъ. Да за 4 пуда по двѣ — восемь. Сорокъ да восемь — со-рокъ восемь. Почти полтину даромъ нажилъ. И со-лома была не важная солома — не овинная».

Тутъ Леонтій присчиталъ еще 12 копѣекъ, остав-иііясй у него въ карманѣ, потому что за взвѣшива-ніе соломы заплатилъ покупатель, тогда какъ, по обы-чаю, платитъ всегда продавецъ.

«Глупый баринъ попался, совсѣмъ дурашный... и не торговался, а насчетъ соломы и насчетъ поряд-ковъ ничего не понимаетъ. Спроси 15 ‘копѣекъ и 15 бы далъ. Ну, да Богъ съ имъ! Не мое къ ему пе-решло, а евоное ко мнѣ. У его-то денегъ болыне... Имъ деньги-то дарма достаются, не то, што нашему брату-мужику».

Какъ болыпинство пожилыхъ мужиковъ, опытомъ цѣлой трудовой жизни познавшихъ, какъ тяжело да-ется крестьяпину всякій грошъ, Леонтій до крайно-сти скупился пропивать собственныя деньги. «Сотка-то двѣнадцать съ грошомъ, а вычесть стекло, такъ всего 9 копѣекъ. А я лишку взялъ цѣлыхъ сорокъ восемь, да еще за вѣсы на сотку осталось». И какъ только Леонтій кончилъ свои вычисленія, ноги сами собой понесли его къ кабаку. «Такъ-то день и ночь ломаешь-ломаешь спину, да и одной не выпить? —со злобой на кого-то разсуждалъ онъ, переходя улицу, — тогда лучше ложись, да и околѣвай. Чего жъ тутъ?»

Леонтій вынесъ изъ кабака сотку и пока съ оже-сточеннымъ видомъ опоражнивалъ ее на улицѣ, къ нему подошелъ знакомый мужикъ изъ деревни Луди-лова, не сосѣдней, но и не дальней отъ Черноземи.

— Леонтій Петровичъ, а я тебя, признаться, ис-калъ: Думаю, не попадшьшшие|а^п!е"’кЕа^аIНД}^'

тутъ присмотрѣлъ, купить хочу, да боюсь самъ-то. Ты по этой части дошлый, погляди, сдѣлай милость. Угощеніе ужъ мое, это какъ слѣдъ. Сдѣлай милость, — слащавымъ голосомъ упрашивалъ лудиловскій му-жикъ.

Леонтій славился знатокомъ лошадей, и въ округѣ рѣдкая сдѣлка по лошадиной части обходилась безъ его посредства. Барышничество онъ любилъ, какъ ар-тистъ, и за свое участіе въ куплѣ-продажѣ не бралъ ни гроша, потому что не считалъ его дѣломъ, .• за то любилъ, чтобы угощали. Сейчасъ онъ не безъ важ-ности согласился посмотрѣть лошадку, помышляя о даровой выпивкѣ, на которую онъ не Давалъ зарока. По его мнѣнію, выпивка тѣмъ только не хороша, что вредила карману; если же она производилась за чу-жой счетъ, то онъ пилъ охотно и безотказно и счелъ бы себя дураКомъ, если бы не использовалъ предста-вившагося случая угоститься на даровщинку.

Мужики тотчасъ же отправились внизъ за соборъ, на ту улицу, по которой давеча въѣзжалъ на базаръ Леонтій. Лошадка оказалась молодая, шустренькая, пе задерганная, только немножко вислозадая.

Леонтій, съ серьезнымъ видомъ знатока, молча ос-мотрѣлъ ее со всѣхъ сторонъ, особенно долго щупая и разглядывая зубы.

— Што-жъ, смотрите, — говорилъ худощавый, съ рѣдкой темно-русой бородой, съ бѣгающими плутова-тыми глазами хозяинъ - мужикъ, видимо, прирожден-ный барышникъ, — я за свою лошадку чѣмъ хошь отвѣ-чаю. Больно добра лошадка, пятилѣтокъ, не зацмы-канная, своего приплоду... охотницкая... Я самъ до лошадокъ-то охотникъ... хошь сычасъ гнилу возить, полсотня пудовъ смѣло клади... однимъ духомъ въ гору возьметъ... много останетесь довольны.

Леонтій видѣлъ, что лошадь добрая, но сейчасъ же расхаялъ задъ, зато нашелъ «отдушины» на груди, изслѣдовалъ рукой весь крестецъ и нарочно заявилъ,

шшШ.еіап-гагак.Ги

175

что спина слабовата. Долго водилъ пальцами по всѣмъ ногамъ отъ колѣнъ до щетокъ, но живлаковъ нѳ ока-залось; щетки, вѣпчики, копыта — все было въ по-рядкѣ, безъ засѣчекъ, безъ мокрецовъ, безъ трещинъ. Онъ заставилъ хозяина бѣгать съ лошадкой и дѣлать крутые повороты. Лошадка оказалась поворотливой, дышала легко, ходъ имѣла широкій, бойкій. Онъ мор-гнулъ лудиловскому мужику: «Не упущай, молъ».

— Да што-жъ тутъ... хошь не%глядите... съзажму-ренными глазами бери... Вотъ какая лошадка!—гово-рилъ продавецъ — кабы дѣло къ веснѣ, ни почемъ бы съ ей не разстался, а то при нонѣшнихъ кормахъ че-тырехъ лошадокъ держать въ зиму не того... обожрутъ.

Начался торгъ. Мужики безконечное число разъ лупили другъ друга по ладонямъ, кричали такъ, что, казалось, вотъ-вотъ раздерутся, разъ десять расходи-лись и сходились, наконецъ купили лошадку за 40 руб-лей, выторговавъ у владѣльца пятерку. Лудиловскій мужикъ поставилъ бутылку водки. Втроемъ они ее роспили и съѣли много печенки и колбасы.

Леонтій, чѣмъ болыпе выпивалъ водки, тѣмъ больше приходилъ въ восхищеніе отъ покупки. Прода-вецъ тоже раскошелился на бутылку. Однако Леонтій спѣшилъ, ему надо было купить шлею, бѣлой муки, чаю, сахару, селедокъ и водки для Нраздника и уже сытый и слегка хмѣльный, не безъ сожалѣнія распро-щавшись съ собутыльниками, отправился наверхъ, въ каменные ряды.

Базарная жизнь къ этому времени измѣнила свой темпъ. Многіе изъ непьющихъ, распродавъ свои то-вары, уѣзжали изъ города, для другихъ же только теперь, когда многочисленные ренсковые погреба, пив-ныя и казенки были открыты, наступила желан-ная пора. На базарѣ толпились сплошь одни мужики и бабы и рѣдко гдѣ среди домотканныхъ сѣрыхъ сви-токъ, синихъ чуекъ, короткихъ теплушекъ промель-кнетъ шляпка купчихи, Ш■РШ4ШIе■<ЬупиНкашшовни;и

Йа йлй піляпа торговца изъ евреевъ. И гулъ въ воз-духѣ стоялъ другой, не прежній дѣловой и тревож-ный. а буйный, злобный. Уже не въ рѣдкость было встрѣтить раскраснѣвшіяся лпца съ осовѣлыми и осви-рѣпѣвшими глазами. Сквернословіе безудержно и не-прерывно перекатывалось въ воздухѣ.

Въ самомъ низу, ближѳ къ выѣзду, гдѣ проходилъ Леонтій, стояли пригнанныя на продажу лошади Тутъ съ тонкими кнутиками за поясомъ, заткнувъ руки въ рукава своихъ чуѳкъ и приподнявъ худощавыя плечи, съ скучающимъ Видомъ толкалось человѣкъ пять куд-рявыхъ, черномазыхъ цыганъ, перекидывавшихся от-рывистыми фразами на своемъ непонятномъ языкѣ. Вы-ше по косогору, прижавшись съ своимъ хрупкимъ товаромъ къ самой соборной оградѣ, торговцы и тор-говки стояли у разложенныхъ прямо на землѣ роспис-ныхъ горшковъ и макитръ. Около нихъ ходили бабы, приглядываясь и прицѣниваясь къ товару.

На самомъ верху, на площади подъ парусинными навѣсами прОдавались цѣлыя вязанки всевозможнаго готоваго гілатья, а такжѳ фуражки, шапки, сапоги; сбоку подъ открытымъ небомъ лежали бѣлѣвшія свѣ-жей древесиной и щепой кадки, лопаты, корзины, ко-ромысла, ведра, сита и т. п.

Въ одномъ мѣстѣ хлопали по рукамъ; рядомъ два мужика съ яростными, пьяными лицами переругива-лись, готовые схватиться въ рукопашную, а у самыхъ каменныхъ рядовъ началась уже цѣлая свалка: чело-вѣкъ восемь мужиковъ тузили другъ друга; лица бы-ли у всѣхъ въ крови, волосы и бороды летѣли клочья-ми, кулаки хлестко щелкали по скуламъ и зубамъ. Вокругъ собралась гогочущая толпа. Сюда, не спѣша, протискивались городовые. «Господи-батюшка, до чего вино-то доводитъ! готовы съѣсть другъ дружку, што собаки!» съ отвращеніемъ подумадъ, проходя мимо, Леонтій. ■'

, еіап-кагак.ги

и. а. родюновъ. Х2 177

А не болѣе, какъ въ двадцати шагахъ отъ по-' боища глазамъ Леонтія представилась мирная идиллія: здоровенный, молодой мѣщанинъ съ бритымъ, бѣлымъ, оплывшимъ жиромъ лицомъ, въ черномъ, длинномъ, разстегнутомъ пальТо, запрокинувъ назадъ голову и полузакрывъ свиные, съ бѣлыми рѣсницами, глазки, равномѣрными глотками, не спѣша, тянулъ изъ бу-тылкп водку и выпяченный кадыкъ его, величиною съ доброс куриное яйцо, въ тактъ каждаго глотка то подпимался, то опускался. Обступившіе его человѣкъ пять мужиковъ, запродавшіе ему свой овесъ, видимо, изъ далекихъ деревень, потому что всѣ были въ сѣ-рыхъ чистыхъ свиткахъ, всѣ подпоясанные, скромные, въ сосредоточенномъ молчаніи замерли въ выжидаю-щей позѣ. Въ замаслившихся глазахъ каждаго члена этой компаніи Леонтій прочелъ знакомое ему терпѣ-ливое, напряженное ожиданіѳ того блаженства, кото-рое теперь испытывалъ покупщикъ ихъ овса. «Чинно, благородно... какъ надоть... хорошо...» одобрилъ Леонтій, «а то што? Иные-прочіе нажрутся и готовы другъ дружкѣ горло перегрызть»... И онъ съ отвра-щеніемъ сплюнулъ, вспомнивъ только-что оставленныхъ позади дравшихся мужиковъ.

VI.

Для Демина не побывать въ городѣ въ базарный день, не потолкаться по всѣмъ переполненнымъ на-родомъ плоіцадямъ и улицамъ было немыслимо. Его тянуло на базаръ, какъ записного игрока въ урочный часъ тянетъ въ клубъ къ партнерамъ за зеленый столъ. .Сегодня Демину подвезло: утромъ онъ навѣдался въ лавку къ Морозову, которому ипогда дѣлалъ мелкія услуги. И на этотъ разъ старикъ-купецъ, занятый съ покупателями, поручилъ ему приторговать возовъ шесть сѣна. . ' . .

шшш.еіаі-кагак.ги

Деминъ вдоль* й ооперекъ избѣгалъ весь базаръ и привѳлъ на дворъ къ купцу требуемое количество возовъ превосходнаго сѣна и по сходной цѣнѣ. Ку-пецъ угостилъ Ивана трѳмя рюмками водки, далъ пол-тинникъ, а такъ какъ у него въ домѣ не оказалось болыпе водки, то старику пришла въ голову игривая мысль подшутить надъ Деминымъ, и для этого онъ вручилъ ему неполную сотку чистѣйшаго спирта.

— Ты такого винца еще никогда не плобовалъ, Иванъ, — сказалъ, усмѣхаясь, шепелявый старикъ.

Деминъ, исколесившій полъ-Россіи, чрезвычайно гордился своей опытностью въ разнаго рода дѣлахъ, а особенно по части выпивки.

— Вотъ ѳще кака невидаль! Мы всякое вино пи-вали... и коньякъ, и тримадиру, и партвинчикъ... — самоувѣренно отвѣтилъ Деминъ, разсчитывая своей «образовакностью» огорошить купца. Онъ сунулъ бу-тылочісу въ карманъ, купилъ на базарѣ колбасы, связку баранокъ и еще одну сотку въ казенкѣ, выбралъ наи-менѣе людное мѣсто на одномъ углу около каменныхъ рядовъ и, остановившись тамъ, собрался попировать такъ, какъ онъ особенно любилъ, то-есть въ одиночку.

— Посмотримъ, какое-такоѳ вино далъ Степанъ Мнкифоровичъ, — проговорилъ онъ вслухъ и, вынувъ изъ кармана бутылочку, сталъ разсматривать ее па свѣтъ.

Онъ зналъ, что купецъ любилъ подшутить, и опа-сался, что тотъ вмѣсто вина налилъ простой воды, а одураченнымъ Деминъ не любилъ бывать. Но его опыт-ный глазъ съ перваго же взгляда опредѣлилъ, что чистая, прозрачная, какъ утренняя роса, чуть сине-ватая, почти безцвѣтная влага не могла быть простой водой. Онъ вынулъ пробочку и понюхалъ. Запахъ былъ довольно чувствительный.

— Вотъ чудо-то! — промолвилъ онъ и, вср еще не вполнѣ довѣряя, что это вино, приложилъ маленькое горлышко посудинки къ^^^баме1аН[XКьв0Ькгя^и

нулъ... Влага еіде иѳ кбсйулабь губъ, кайЪ у$К<3 пріятно защекотало у него въ горлѣ. «Важно заби-раетъ!» подумалъ Деминъ и, уже убѣжденный, что это нѳ вода, глотпулъ... Ему сразу обожгло ротъ, перехватило духъ и живымъ огневымъ комочкомъ про-катилось въ желудокъ. Деминъ повелъ головбй вправо и влѣво, усиленно втягивая ноздрями воздухъ и ничего не видя заслезившимися глазами.

— Ну што, Иванъ, какое мое винцо? Дѣйствуетъ? услышалъ Деминъ голосъ купца, вылѣзшаго изъ нахо-дившейся въ томъ же ряду своей лавки, чтобы полю-боваться дѣйствіемъ своей выдумки.

Деминъ обтеръ кулакомъ слезы съ глазъ.

— То ись... самъ "Христосъ босикомъ по душѣ прошелъ... — въ полномъ сердечномъ услажденіи про-иолвилъ онъ.

Старикъ откинулъ назадъ свою сѣдую голову и сипло захохоталъ. Его жирное, блинообразное лицо съ крашенными подстриженными усами и бородой стало сизо-багровымъ; безцвѣтные глаза скрылись въ щелоч-кахъ и въ безчислѳнныхъ бугоркахъ и морщинкахъ; ротъ съ полусъѣденными зубами раскрылся во всю свою ширину. Тряслись его обвислыя, толстыя плечи, колыхался объемистый, дряблый животъ, прыгалъ бѣ-лый передникъ, которымъ былъ опоясанъ старикъ, по-дергивалось все тѣло и руки, закинутыя за спину...

Хохотали тѣмъ жѳ беззастѣнчивымъ смѣхомъ и его краснорожіе молодцы, предупрежденные хозяи-номъ объ его шуткѣ и тѳперь выглядывавшіе изъ дверѳй лавки...

— Ахъ, чолтъ те дели... вотъ выдумалъ... вотъ сказалъ слово... Да ну тя къ лѣсаму....

И старикъ, махнувъ рукой и продолжая трястись отъ смѣха, грузно зашагалъ къ сѳбѣ въ лавку.

Деминъ пропустилъ ѳще одинъ глотокъ. Стало ещѳ пріятнѣе. Онъ оглядѣлсъвокругъвая. ка^Т) 3^^.^

шебной сказкѣ, все перемѣнилоеь передъ пимъ, ■все стало инымъ.

Дома,' лавки, пожарная каланча, лошади, снующій народъ, хохочущія рожи купца и его молодцовъ колы-хались, расплывались передъ ітимъ, обращались во что-то незначительное, въ какую-то досадливо крутящуюся передъ носомъ мошкару, за то самъ онъ — Иванъ Деминъ по мѣрѣ того, какъ все окружающее мельчало и принижалось, ширился и росъ и сталъ настолько болыпимъ и значительнымъ, что ему плевать на всѣхъ •и на все...

Передохнувъ немного, Деминъ закрылъ глаза и, какъ медвѣдь, дорвавшійся до меда, прильнулъ гу-бами къ чудодѣйственной посудинкѣ, по опыту зная, что третій глотокъ, какъ и третья рюмка, самый вкус-ный, самый пріятный. Онъ уже глотнулъ, какъ кто-то крѣпко хлопнулъ его по рукѣ, прервавъ пиршество въ самый торжественный и увлекательный моментъ... и одповременно надъ ухомъ его прозвучалъ знакомый, веселый голосъ:

— Ванюха, чортъ, чего одинъ дуешь! Угости.

Отъ толчка горлышко бутылочки больно. стукпуло

Демина по зубамъ, и хотя онъ Поспѣшно отнесъ въ сторону руку съ зажатой посудинкой, но Нѣсколько Капель драгоцѣнной влаги всетаки пролилиеь на под-бородокъ! Деминъ поспѣтно облизнулся. Оттого, что такъ неожиданно и безцеремонно помѣшали его пир-шеству, оттого, что уншбли зубъ, а главное оттого, что пролили часть влаги, Деминъ о<узирѣпѣлъ, Какъ никогда за всю свою жизнь. Онъ іпироко раскрылъ загорѣвшіеся бѣшенствомъ глаза и увидѣлъ передъ собой ухмыляющееся лицо Лёшки Лобова съ щеголь-ски заЧесанпыми на вискахъ кудрями.

Побѣлѣвшіе, какъ перламутръ, глаза Демина за-прыгали.

— Поди къ чортовой матери, убивецъ, сволочь,

воръ!* — заорал7> онъ во всю мочь; топая іѵоодливыми

. тоцая уродливыми

‘іап-кагак.ги

181

тсогами и держа на отлетѣ въ лѣвой рукѣ посудинку, правой, сжатой въ кулакъ, размахивалъ, силясь уда-рить парня по лицу.

Поблѣднѣвшій, растѳрявшійся Лобовъ пятился и уклонялся отъ ударовъ.

'— Съ ума сошелъ... Иванъ... — пролепеталъ тотъ побѣлѣвшими губами. — "Да чего ты, чортъ, сшалѣлъ?

— Я съ ума сошѳлъ? — взвизгнулъ Деминъ. — Я при всѣхъ своёхъ... Вы, должно, съ ума сошли, какъ убивали Ивана Тимофеева... убивцы! Я должонъ уго-щать, я? А какъ убивали Ванюху, такъ присягали поить-кормить, одѣвать-обувать... а? Не подходи, рас-кровяню, убью ...

Вокругъ нихъ уже собиралась толпа.

— Болтаешь зря пьянъ напился... — упав-

шимъ голосомъ выговорилъ Лобовъ и мгновенно юрк-нулъ за уголъ.

Но разгоряченный Деминъ не замѣтилъ исчезно-венія парня и продолжалъ кричать:

— Кто, я пьянъ? Я на свои пью. Подъ дорогами людей не убиваю, да чужіе карманы не выворачи-ваю. Ты супротивъ меня слова не смѣешь сказать.

Я те ротъ заткну... На слббодѣ гуляешь, сволочь, въ спинжакѣ по базару прохаживаешься... а по тебѣ арестантскія роты давно стосковавши... а арестантеісій халатъ съ бубновымъ тузомъ на спину не хочешь? Не ндравится? Убивцы!.. землю на голову заставляли сы-пать ... землю, ѣлъ ... арестанцы!

' Въ толпу любителей скандаловъ случайно попалъ проходившій тутъ Миронъ — односелецъ и кумъ Леон-тія, съ которымъ онъ только что видѣлся въ рядахъ. Услыхавъ обличенія Демина, Миронъ тотчасъ же мот-нулся искать своего кума, но не успѣлъ сдѣлать и полсотни шаговъ, какъ его окликнулъ Леонтій, вы-ходившій изъ шорной иавки съ новой шлеей въ ру-ісахъ. *

ввв.ѳіап-кагак.ги

— Убивцѳвъ иымали, кумъ... вотъ сычасъ пы-мали, — выпалилъ однимъ духомъ, размахивая ру-ками, страпіно взволнованный Миронъ и, вылупивъ глаза и схвативъ Леонтія за рукавъ, потащилъ за собою.

— Спаси, Господи, какихъ убивцевъ? — переспро-силъ недоумѣвавшій Леонтій, которому передалось вол-неніе кума.

— Да вашихъ убивцевъ... што забили Ивана Ти-мофеева... зятя-то твоѳго.. .

— Спаси, Господи, да гдѣ жѳ убивцы?

'— Энъ... энъ... энъ тамъ... — указывалъ Ми-ронъ на ближній уголъ каменныхъ рядовъ.

Демина они нашли на прежнемъ мѣстѣ съ пустой соткой въ рукахъ.

Онъ успѣлъ уже покончить съ остатками спирта и еле держался на ногахъ.

Около него хохотали два молодца изъ лавки Мо-розова.

Въ дверяхъ лавки появилась грузная, съ суро-вымъ лицомъ фигура хозяина.

— Ступай къ дѣлу! Чего л’азл’ыготались?! — прикрикнулъ онъ.

Молодцы со всѣхъ ногъ бросились въ лавку.

Хозяинъ постоялъ и, пробормотавъ съ полуусмѣш-кой: «Ишь какъ его, дьявола, ласкачало!» съ своимъ всегдашнимъ серьезнымъ, дѣловымъ видомъ вернулся за прилавокъ.

— Паштенный, — обратился къ Демину Леонтій, стараясь говорить сообразно съ важностыо Дѣла воз-можно болѣе возвышеннымъ слогомъ. — Вы здѣся убивцевъ изловили... значитъ, убивцевъ Ивана 'Ти-мофеева, нашего зятя — Епъ, покойный, доводился намъ, значится, зятемъ ... наша сестра была за имъ ... Катерина Ііетровна...

Деминъ, распустивъ слюнявыя губы и склонивъ па бокъ голову на каш^ак.ц,

безсмыеленными глазами и шарилъ рукой, ища для себя опоры.

— Убивцы!.. че-овѣка заби... землю на го-ову... а? — И Деминъ свалился на землю. .

— Вотъ, вотъ... значится, при мнѣ говорилъ ... я запишусь въ свидѣтели... Я што слыхалъ, все разскажу ... какъ передъ Богомъ. Зачѣмъ мнѣ врать? Енъ тута стоялъ, убивецъ-то, а я вотъ здѣся, а здѣся вотъ ёнъ... какъ его ... не знаю, какъ зовутъ-то.

— Вставайте, паштенный, къ становому, — гово-рилъ Леонтій Демину, дѣлая руками округлыя, йѣяс-ливыя движенія, — для составленія полицейскаго про-токолу... зпачитъ, штобы по всей формѣ, какъ по закону слѣдоваетъ... .

— Убивцы! слово ска-ать... за... арестуютъ... — бормоталъ, окончательно распростершись на землѣ, Де-минъ. . , - '

Леонтій тутъ -только догадался, что съ пьянымъ обличителемъ вѣжливыѳ разговоры безполезны.

— Чего? бери его, кумъ, за одну руку, а я за другую и сами предоставимъ къ становому.

Кумовья подхватили Демина подъ руки и пота-іцили къ квартирѣ станового, находившейся непода-леку за соборомъ. Дем«нъ уже не въ силахъ былъ переступать и волочился ногами по землѣ.

Оказалось, что становой отлучился въ уѣздъ. Му-жики. ругнувъ начальство за то, что оно отлучается не во-время изъ дома, рѣшили ѣхать къ слѣдователю.

Леонтій, оставивъ кума сторожить заснувшаго на узкомъ тротуарѣ Демина, побѣжалъ за лошадьми. Че-реіъ четверть часа опи втроемъ на двухъ телѣгахъ переѣзжали по жёлѣзному гулкому мосту черезъ рѣку.

Слѣдователь жилъ въ предмѣстьѣ, нанимая не-большой особнякъ у мѣстнаго нотаріуса. Путь къ нему лежалъ мимо казенки, а такъ какъ Леонтію и Мирону къ завтрашнему дню надо было закулить водки, то они на нѣкоторое время остановились у кабака. Про зарокъ Леонтій уже забылъ, и они съ кумомъ Миро-номъ на радостяхъ, что открыли убійцъ, изрядно вы-пили.

Деминъ лежалъ въ тѳлѣгѣ Мирона въ поЛномъ безчувствіи, и какъ ни расталкивали его спутники, не просыпался.

Тутъ же, у казенки, кумовья встрѣтили пьянаго Рыжова съ соленымъ сазаномъ подъ мышкой.

Такъ какъ онъ былъ первый обличитель убійцъ Ивана, то мужики прихватили и его съ собой.

На подъѣздѣ квартиры слѣдователя мужики кри-чали, стучали и топали ногами.

Вышедшая на крикъ прислуга заявила имъ, что въ пьяномъ видѣ къ барину являться нельзя. Му-жики обругали ее и продолжали стучать въ дверь.

Пришлось самому слѣдователю выйти на крыльцо и выгнать ихъ, при чемъ въ еердцахъ молодой юристъ обозвалъ ихъ пьяницами и пригрозилъ препроводить въ полицію.

Мужиіки чрезвычайно оскорбились, особенно Леон-тій. Пьяными они себя нИкакъ не признавали.

— Кто, мы пьяны? — возражалъ Леонтій, когда за слѣдователемъ еще не успѣла захлопнуться дверь. — Ты, доллсно, самъ со вчерашняго не проспался, а мы не пьяны, мы, можетъ, еще хлѣба не ѣли... а ты: пьяпы... Мы вотъ убивцевъ поймали, а ты выго-няешь ... Нешто это порядокъ? а?

Мужики сѣли въ телѣги и такъ какъ считали себя несправедливо обиженными, то, чтобы утѣшиться, поворотили лошадей опять къ казелкѣ,

тотото.еіа кагак.ги

1«5

— Врешь, ваше благородіе, — кричалъ по адресу слѣдователя, ѣдучи по улицѣ, Леонтій. — Мы знаѳмъ, какъ ты убивцевъ покрываешь. Мы тебѣ по пять-десять рублей изъ-подъ полы въ руку не оуемъ, да лукошками яйца да масло нѳ таскаемъ... Палагея-то шапталовская надорвавши, корзины да лукошки на кухню тебѣ таскавши... Оттого ты убивцевъ и оправ-дываешь, а мы по правдѣ живемъ.

— Мы мужики-сѣряки, оттого насъ нигдѣ и не принимаютъ... — сказалъ Миронъ. — Мужика вѳзДѣ забижаютъ, вездѣ мужику послѣднеѳ мѣсто. Рази это правильно, кумъ?

— Извѣсно, кабы господа пріѣхали, такъ нѳ та-кой разговоръ бы былъ... а то насъ, мужиковъ, хуже, чѣмъ за собакъ, считаютъ... Вонъ за господскую со-бачку нашего брата-мужика въ острогъ засуживаютъ, а тутъ человѣка -убили... и свидѣтелевъ нѳ прини-мактъ. Рази это порядокъ, кумъ? а?

Широкая улица предмѣстья теперь сплошь была запружена порожними тѳлѣгами и подъѣзжали все но-выя и новыя, скучиваясь около кабака.

Болыной казенный паразитъ и присосавшіеся къ нему маленькіѳ работали на славу.

Неуклюжія, сѣрыя фигуры копошились у порога казенки и около торговокъ.

Въ сотни глотокъ изъ стклянокъ переливалась за-вѣтвая влага, отравляя и одуряя мужицкія головы; сотни челюстей пережевывали сухія баранки, ржавыя селедки, соленые огурцы, вонючую колбасу и тому подобную дрянь.

Бородатыя, обвѣтренныя лица краснѣли, какъ ка-лепый кирпичъ, глаза сверкали буйнымъ блескомъ; шапки сами собой лѣзли съ хмурыхъ лбовъ на за-тыхки. Эта пьющая и насыщающаяся людская толпа походила на дикое кабанье стадо, пока еще мирноз, чавкающеее и хрюкающее, но уже внушающее само

тотото.еіап-кагак.ги

по себѣ тревогу и готовоѳ по малѣйшему поводу вски-нуться и натворить бѣдъ.

'День клонился къ вечеру. Отъ кабака многіе, за-пасшись бутылями съ водкой, волной отхлынули на своихъ подводахъ. Они, по своему обыкновенію — съ пьянымъ ораньѳмъ и сквсрнословіемъ немилосердно нахлестывали своихъ кляченокъ, и тѣ неслись вскачь, опережая другъ друга и громыхая колесами по сухо'й землѣ, такъ что надъ узкой лентой дороги поднялось облако пыли, которое всѳ густѣло и удлинялось. По дорогѣ образовался извилистый, длинный обозъ, го-лова котораго достигала ужѳ Хлябинской горы тогда, какъ хвостъ еще терялся въ предмѣстьѣ. Леонтій, Миронъ и Рыжовъ съ безчувственнымъ Деминымъ то-же ѣхали въ этомъ обозѣ.

Теперь небо нѳ было такимъ чистымъ, какъ утромъ. По блѣдной синевѣ его бродади дымчатыя облака съ бѣлоснѣжными краями, освѣщенными солнечными лу-чами. Въ тепломъ воздухѣ лѣниво носшшсь безчис-ленныя нити паутины, прилипавшія къ лицу, къ ру-камъ, къ одеждѣ, цѣплявшіяся за вѣтви деревьевъ; ею же, какъ частой, тонкой сверкающей сѣткой, были затканы позлащенные вечернимъ солнцемъ жнивья и засохшіе стебли травы на лугахъ.

Мимо этого орущаго обоза, объѣзжая на своей синой каріолкѣ*) отдѣльныя телѣги, проѣзжалъ тол-стый, сѣдобородый старикъ съ золотыми очками на маленькомъ,, курносомъ носѣ. Это былъ бухгалтеръ городского общественнаго банка, возвращавшійся изъ города въ свою усадебку, расположенную въ верстѣ за Хлябинымъ. Какъ только мужики завидѣли ста-рика, съ ихъ телѣгъ тотчасъ же понеслись по его адресу оскорбительныя замѣчанія и непечатная брань.

Брань эта, сперва неувѣренная, чѣмъ дальше, ста-новилась все громче, злобнѣе, наконецъ обратилась

о Дпухколесный экипажъ^ еіап-кагак.ги

187

въ иэступленный ревъ п улюлюканіе. Казалось, весъ этотъ обозъ въ нѣсколько десятковъ телѣгъ выѣхалъ на травлю хищнаго звѣря, уя«ъ болыю насолившаго охотникамъ своими опустошительными набѣгами и те-нерь,' окруживъ беззаіцитнаго звѣря, въ торясествѵю-щихъ крикахъ и ругательствахъ отводили охотпики надъ нимъ свою душу.

Удивленный, помертвѣвшій отъ страха старикъ подъ градомъ все возраставшихъ ругательствъ и угрозъ доѣхалъ до Хлябинской горы. Тутъ человѣкъ пять мужиковъ разогнали своихъ лошадей и скакали ря-домъ съ «барской» каріолкой, сбивъ ее съ не широкой, пролегающей у края обрыва дороги и ни за что не давая обогнать себя.

— Эхъ, озорники, не даютъ проѣзду!' — провор-чалъ пожилой работникъ бухгалтера, задерживая ло-шадь, чтобы дать процкакать ближнимъ телѣгамъ.

Одинъ изъ скакавшихъ мужиковъ хлестнулъ ло-шадь бухгалтера кнутомъ по глазамъ.

Испуганное животное захрапѣло и, высоко вздер-нувъ голову, попятилось назадъ. Каріолка накрени-лась. Старикъ и его работникъ ткнулись всѣмъ тѣ-ломъ впередъ и едва згсидѣли.

— А што, а... не давай дороги господамъ.. . Такъ, Сембнъ, наддай, наддай! — слышались возгласы въ перемежку съ ругатедьствами и смѣхомъ.

— Ребята, да вы съ ума сошли! — крикнулъ бух- * галтеръ. ,

— Бить всѣхъ господъ надоть... всѣхъ бить... насосались нашей кровушки!.. — изступленпо загорла-нилъ какой-то рыжій парень, высунувъ голову изъ телѣги, въ которой онъ лежалъ въ растяжку, а двое его товарищей сидѣли и, нахлестывая скачущую ло-шаденку, гикали.

— Бери его, робя! Чего на его смотрѣть! — под-хватили голоса изъ другой телѣги. — Перевертывай

съ легчатки... подъ кР^^^^ГеIВИ-каІВкгI,и

188

Вишь разъѣлся... — и въ воздухѣ опять понеслась-озлоблѳнная, пѳрекатная матерная брань.

Работникъ справился съ доброй лошадью, повер-нулъ ее вправо, проскочилъ между разорвавшимися телѣгами и поскакалъ къ Хлябину другой етороной дороги. ■ .

Нѣсколько парней, соскочивъ съ тѳлѣгъ, броси- * лись на перерѣзъ старику, съ криками: «Лови, лови, бей!» .

Одинъ парень въ синей полупальтушкѣ догналъ каріолку, иэо всей силы хватилъ старика кулакомъ по шеѣ, но тутъ же и самъ растянулся на дорогѣ во весь свой длинный ростъ. Старикъ ткнулся головой подъ хвостъ лошади и едва успѣлъ уцѣпиться за передокъ своего экипажа. Шляпа съ него соскочила; лошадь понесла...

— Какъ ёнъ его саднулъ! Ловко! Хорошо! Такъ и надыть! Чего на ихъ глядѣть!? — слышались одо-брительные возгласы и хохотъ въ пьяной оравѣ. Длин-пый парень, схвативъ съ земли шляпу старика, какъ добытымъ въ битвѣ трофеемъ, нѣкоторое время торже-ствующе размахивалъ ею надъ головой, что-то изсту-пленно крича, а потомъ, разорвавъ ее, бросилъ на землю и растопталъ ногами.

— Разбой, прямо, разбой середь бѣла дня. Въ незамиренной сторонѣ живемъ... — говорилъ пере-пуганный и возмущенный работникъ, когда разгоря-ченная лошадь, промчавъ его съ хозяиномъ черезъ дерѳвню и мостъ, пошла въ гору къ усадебкѣ старика неровной, сбивающейся рысью, безпокойно поводя уша-ми и кося глазами по сторонамъ, каждую минуту го-товая снова вскинуться и снова понеети.

— По розгѣ-матушкѣ соскучились. Она бы живо на мѣсто предоставила! А то ишь што вздумали. И за што? Чѣмъ помѣшали? Да виданное ли дѣло?!

Никому ни проходу, нп ^^^^щ..еIа^н-ка^вк0(^и

189

вались... Хошь нѳ живи! Какая это жисть?!.. И чего начальство смотригь?

Видъ хозяина съ непокрытой головой, съ развѣ-вающимися отъ быстрой ѣзды длинными, бѣлыми во-лосами и бородой возбуждалъ въ его сердцѣ жалость и еще бблынее озлобленіе противъ озорниковъ.

Нѳ совсѣмъ ещѳ оправившійся отъ перепуга ста-рикъ нѳ проронилъ ни слова. Его поражало и совер-шенно сбило съ толка мужицкоѳ буйстйо и, тѣмъ бо-лѣе, буйство, учинѳнное надъ нимъ, Степаномъ Мар-келычемъ, котораго всѣ крестьяне въ округѣ нѳ мо-гутъ не знать, ибо здѣсь онъ родился, здѣсь и соста-рѣлся, никакой зѳмли, кромѣ трехъ десятинъ усадьбы, не имѣетъ и никогда больше пѳ имѣлъ, всегда во всю свою жизнь никогда нѳ ссорился съ крѳстьянами и, наоборотъ, по мѣрѣ возможности, приходилъ къ нимъ на помощь.

Отецъ его былъ чистокровный крестьянинъ-сиби-рякъ, внушившій сыну любовь къ мужику, къ его тяжкой долѣ и передавшій непримиримую ненависть къ патентованнымъ «угнетателямъ» его, т.-е. къ пра-вительству и дворянству. Но Степанъ Маркелычъ за-мѣтилъ, что съ провозглашеніѳмъ «свободъ» мужикъ по-казалъ такую дикую злобу и нетерпимость ко всѣмъ, кто не его масти, кто выше ѳго поставленъ по своему матеріальному и общественному положеню, что жить въ незащищенной никѣмъ деревнѣ стало невыносимо.

«Что-жъ, — думалъ Степанъ Маркелычъ, — давили, угнетали, глушили все человѣческое, держали въ безпросвѣтной тьмѣ... Теперь народъ. одичалъ ' и мститъ всѣмъ господамъ. Гдѣ-жъ ему разобраться, кто его другъ, кто врагъ? Винить ѳго за это нельзя. А вотъ они-то, властители и, попечители наши, что думали, чего смотрѣли? Вотъ и дождались, что даже людямъ ни въ чемъ неповИннымъ яшть стало не вмоготу»...

И старикъ, позабывъ о мужикахъ, ругалъ въ душѣ

Въ телѣгѣ у Мирона сиалъ Дѳминъ и дремалъ съ своимъ сазаномъ под$ мышкой Рыжовъ. Миронъ, се-годня особенно воспылавшій любовью къ своему куму, еще въ предмѣстьѣ передалъ вожжи Рыжову, а самъ пересѣлъ въ телѣгу къ Леонтію, чтобы ѣылить пе-редъ нимъ дупіу и всласть наговориться. Дорогою они бесѣдовали обо всемъ и хотя іплохо понимали другъ друга, но такъ расчувствовались, чте много разъ принимались цѣловаться и даже всплакнули. Ихъ изліяніямъ не помѣшала даже погоня за стари-комъ Степаномъ Маркелычемъ, только Миронъ, уви-дѣвъ опередившую ихъ «барскую» каріолку, замѣтилъ, что господъ всѣхъ бы давно надо передушить, а ихъ землю и добро раздѣлить, потому что теперь «слобода пошла», съ чѣмъ вполнѣ согласился и Леонтій.

Какъ разъ на ту пору кумовей обогналъ ихъ одно-селецъ, который стоялъ въ телѣгѣ съ вожжами въ рукѣ и размѣренно, какъ молотятъ цѣпомъ, хлесталъ кнутомъ свою кляченку. Та, какъ гусь, вытянувъ свою тонкую, вспотѣвшую шею, то часто и мелко се-менила своими косматыми ногами съ маленькиМи ко-пытцами, то пускалась вскачь, а хозяинъ все продол-жаль размѣренно нахлестывать.

— А, Митька Косой, — сказалъ Леонтій, отры-ваясь на мигъ отъ душевнаго разговора. — Знаешь, кумъ, ёнъ у меня изъ осѣка четыре жердины скралъ, Митька-то... весь бсѣкъ разорилъ... Ей-Вогу, кумъ. — Говоря это, Леонтій чуть не заплакалъ отъ причи-ненной Митькой порухи его добру. •>

—Хотѣлъ въ контору притянуть... и свидѣтели набивались... да я... Богъ съ имъ, кумъ... я эстими дѣлами не займаюсь... штобы тамъ по судамъ... да по конторамъ... чужого намъ не надо, а... гдѣ нашѳ пе пропадало... слава Те, Господи, проживу... не мы

людямъ кланяемся, а намъ люди кланяются... Вѣрно говорю?

— Вѣрно, —подтвердилъ Миронъ, какъ подтвер-ждалъ всс то, что высказывалъ Леонтій, и, въ свою очёредь, Леонтій соглашался рѣшительно со всѣмъ, что говорилъ кумъ Миронъ.

— Только обидно, кумъ... у своего у брата, у му-жика... кабы у богатѣя...

Здоровенный Миронъ лежалъ на спинѣ поперекъ телѣги, свѣсивъ болтавшіяся ноги, часто моргалъ гла-зами, щелкалъ бѣлым,и зубами и повторилъ:

— Да... кабы у богатѣя... Слышь, кумъ, што я тебѣ скажу-то...

Но разогорченный Леонтій не расположенъ былъ слушать, а хотѣлъ самъ говорить. •

— Ну, не обидно ли, кумъ, у своего у брата, у-мужика?.. Ежели бы у богатѣя, али у кого изъ гос-подъ... ну тамъ и Богъ велѣлъ...

— И велѣлъ... велѣлъ...

— Вотъ братъ Егоръ, што въ ПитерѢ живетъ... сказывалъ, все начисто у господъ надоть отобрать и грѣха не будетъ... Слышь, все у ихъ надоть отобрать, * кумъ... одолѣли, все на ихъ работаемъ, а сами съ го-лоду пухнемъ, кумъ...

— Отобрать... все...

— Баринишки-то ничего не дѣлаютъ, а какъ жи-вутъ! Кабы мужику такъ-то... А то безъ разгиба, кумъ... А какое наше житье? Хлѣба не поѣшь вволю... Слышь-ка, рази это порядокъ?

— Непорядокъ... нѣ-ѣ...

— Вотъ братъ Егоръ... говоритъ: «чѣмъ мы хуже ихъ... баринишекъ-то? Рази нѳ справимъ всѣ дѣла?»

И справили бы... и въ министры пошли бы...

— Пошли бы...

— Нашлись бы такіе... и... изъ нашего брата-мужи-ка... нешто не нашлись бы?..

— Нашлись бы... какъ не нашлись?.. . ,

тотото.етап-кагак.ги

— Вотъ братъ Егоръ... хошь сычасъ въ минист-ры... за первый сортъ справитъ...

— Енъ спра-авитъ...

— Енъ, кумъ, въ Питерѣ-то всѣ науки произо-шёлъ... Три года въ ораторахъ служилъ... па жало-ваньи состоялъ... къ ему, кумъ, ученые-то ума наби-раться приходили...

— Э-о-о, — промычалъ Миронъ, запрокндывая голо-ву и одобрительно кивнулъ вверхъ бородой.

— Къ ему три барышни завсегда пріѣзжали... не какія-нибудь... изъ благороднаго роду...

— Э-о-о...

— И завсегда не какъ-нибудь... а за ручку съ имъ здраствовались... и все къ ему: «товарищъ Егоръ, товарищъ Егоръ»... Это такое у ихъ, значитъ, поло-женіе... къ бабѣ ли, къ мужчинѣ... все едино...

— О-э-э...

— И два господина... чистыхъ... книжекъ ему пона-везугь... всякихъ... покажутъ што вытвердить... Енъ какъ вытвердитъ... какъ выйдетъ на митингъ, по нашему сходка... значитъ... какъ зачнетъ чесать... и батюшки мои, откуда што берется... за первый сортъ отлепортуетъ... и всѣ слухаютъ, кумъ... муха не про-летитъ, слухаютъ...

— Ба-ашковатый... . • .

— А теперь бросилъ этимъ дѣломъ займаться... чуть што не повѣсили,.. Вотъ дѣло какое...

— 0! о! о!..

— Пивную ладитъ открыть... Енъ теперь съ ден-жонками... а брату, кумъ, не то што... рубля не при-слалъ... ни разу не прислалъ... А я отда — мать пой-корми... Нешто порядокъ, *кумъ?.. Братъ-та не то што... куска не доѣдаетъ... Нешто правильно... ну, скажи, кумъ?.. — и отъ жалости къ себѣ Леонтій.прослезился.

Кумовья догнали Митьку. Онъ лежалъ въ телѣгѣ вверхъ носомъ и мирно похрапывалъ. Его замучен-ная, взмыленная лошаденка еле плелась^ пошатыва-

и*род,о»<„ъ здздзд.еіап-ка2аІ|7ги

ясь на косматыхъ ногахъ, тяжѳло водя боками и пома-хивая мокрой головой, роняла на дорогу бѣлую пѣну; отъ туловища и отъ ногъ ея валилъ паръ.

— Переѣмъ! — вдругъ гаркнулъ во все горло Ми-ронъ, приподнимаясь въ телѣгѣ и выпучивая освирѣ-пѣвшіе глаза. — Кумъ, я ему глотку переѣмъ!

— (Лхрани Господь! кому, кумъ? — спросилъ Ле-онтій, совершенно забыёшій о Митькѣ.

— А Митькѣ Косому... переѣмъ! Почему у своего у брата, у мужика скралъ? Почему? — йлачущимъ голо-сомъ ревѣлъ Миронъ и рвался вонъ съ телѣги, но Леонтій держалъ его и уговаривалъ.

Митька отъ такого громового рев^ проснулся и флегматично, не издавая ни единаго звука и даже нѳ шевелясь, какъ будто угрозы вовсе не касались его, взиралъ на бѣснующагося Мирона.

А Миронъ все громче и азартнѣе кричалъ: «пере-ѣмъ». плакалъ, грозился кулаками, но Леонтій нава-лился на него всѣмъ тѣломъ и не пускалъ.

Такъ мужики доѣхали до Хлябина: немного впе-реди невозмутимый Митька, сзади Леонтій съ бѣсную-щимся кумомъ.

Уже въ самой дерѳвпѣ, когда Миронъ почти успо-коился, Митька вдругъ соскочилъ съ своей телѣги, точно кто пырнулъ его въ бокъ шиломъ, и подбѣжалъ къ кумовьямъ.

— Это кому?.. Мнѣ горло?.. мнѣ?.. мнѣ?..

— Тебѣ... переѣмъ! — съ матерпыми ругательства-ми закричалъ вновь освирѣпѣвшій Миронъ, стараясь освободиться изъ-подъ навалившагося на нѳго опять Леонтія.

Митька •— маленькій мужичонка, съ азартомъ бро-силъ шапку на земь, поспѣшно развязалъ свой крас-ный поясъ и полѣзъ съ кулаками ‘на здоровеннаго Мирона. Подъѣзжавшіе сзади односельцы останавли-вались и бѣжали къ затѣявшимъсіап-даадлатого,

чтобы не допустить до драки, другіе — чтобы погла-зѣть или подзадорить.

Въ какую нибудь минуту сгрудилась куча въ дю-жину мужиковъ.

Тѳлѣги сразу запрудили всю улицу.

Раззадоривщагося Митьку удерживалъ зять Ники-та и его жена Матрена, сестра Митьки. Здоровеннаго Мирона уговаривали и удерживали Леонтій, его сватъ Акимъ, тотъ, что на базарѣ сторожилъ его телѣгу, и еще троѳ односельцевъ.

Миронъ стряхивалъ съ своихъ могучихъ плечъ мужиковъ, ревѣлъ: «воръ! глотку переѣмъ!» и лѣзъ къ Митькѣ. Митька-изворачивался, какъ юла, въ ру-кахъ державшихъ его мужиковъ, кидался къ Миро-ну н кричалъ: «Ты до моей глотки? а? Ты мою глотку?.. а я тебѣ храпъ...» *

Шумъ и гвалтъ поднялся на всю дѳревню.

По улицѣ проходилъ какой-то болыпой, съ широ-кпми плечами бородачъ въ сѣрой, съ развѣвающимися полами, свиткѣ поверхъ подпоясаннаго кафтана.

Онъ, видимо, никого не замѣчалъ, отчетливо и грузно ступая по сухой улицѣ своими похожими на кряжистые дубы ногами въ болынихъ сапогахъ, под-битыхъ по каблукамъ и подошвамъ желѣзными гвоз-диками съ блестящими шляпками. Онъ не шатался, а только иногда тыкался всѣмъ тѣломъ впередъ и чаще шлепалъ сапогами. По этимъ непроизвольнымъ поклонамъ, да по его пѣнію мояшо было заключить, что бородачъ подгулялъ.

„А мы курочку общиплемъ,

И яичко облупимъ,

И сами съѣдимъ,

А тебѣ рожа сквер-рная кор-рявая,

И понюхать не дадимъ ..

выводилъ онъ во весь свой громоподобный басъ, но тутъ, натолкнувшись на замотавшійся клубокъ гал-дящихъ мужиковъ, бородачъ остановился, какъ оста-

V V ■ ѵГ IСІ11 ІѴСІСвСІІѴі I I

навливается быкъ, ударившись съ разбѣга рогами объ дерево.

Съ секунду онъ молча, удивленно, точно со сна, смотрѣлъ на ругающихся мужиковъ. Ротъ его раздви-нулся въ широкую усмѣшку.

. —Га, колупаются. Добре! — проговорилъ онъ и.

двинувшись далыпе, взмахнулъ руками съ толстыми, растопыренными пальдами и голосомъ, природной си-лѣ, мужественности и красотѣ котораго позавидо-валъ бы любой заправскій пѣведъ, затянулъ:

^ .Уродиляся я, што въ полѣ былинка,

Моя молодость прошла на чужой сторонкѣ...

Я съ двѣнадцати годовъ по людямъ ходила,

Гдѣ качала я дѣтей,

Гдѣ коровъ доила..."

Бородачъ спустился подъ гору къ Хлябинскому мосту и давно уже скрылся изъ вида, только доно-сились могучіе, все болѣе и болѣе замирающіе звуки его пѣсни, а на улицѣ противники все лѣзли другъ къ другу, но имъ все не давали какъ слѣдуетъ сцѣпиться.

Матрена бранилась, уговаривала, энергично рас-талкивала драчуновъ, и только одинъ ея звонкій, трез-вый голосъ ясно и отчетливо звучалъ среди сумбур-наго, пьянаго мужицкаго гама.

Тутъ же, пока Мирона и Митьку удерживали отъ драки, разругались двое изъ числа миротворцевъ, при-помнивъ другъ другу какія-то старыя обиды.

Не наругавшись вдоволь, разгоряченпые, мужики сѣли на телѣги и продолжали путь, но между ними вмѣсто двухъ соперниковъ оказалось уже четверо.

Враждуюіція стороны продолжали переругиваться и подзадоривать другъ друга съ телѣгъ и по дорогѣ, пока ѣхали, ещѳ разъ пять слѣзали и схватывались, но до настоящей потасовки все не доходило, благоДаря Матренѣ и другимъ благоразумнымъ попутчикамъ. За то послѣ каждой такой остановки миротворцевъ ста-новнлось все меньше и ш^шш де

раіиѵкці^г

ше и больше, потому что, сами не зная за что, почти всѣ между собою переругались.

Наконецъ на десятой верстѣ отъ города, ввиду своей деревни мужики соскочили съ телѣгъ въ седь^ мой или восьмой разъ. Всѣ они уже были озлоблены и разгорячены, разнимать было некому и потому без-препятственно передрались въ кровь. Тузили другъ друга и кулаками, и камнями, и кнутами, и сапогами... Досталось и бѣдной Матренѣ, и Леонтію, до конца хло-потавшимъ за миръ. Бабѣ раскровянили лицо, повреди* ли руку и, сваливъ на землю, топтали ее ногами; кумъ Миронъ иаградилъ Леонтія двумя такими тумаками, что оба раза Леонтій леталъ съ ногъ долой. Въ послѣдній разъ, поднявшись съ земли и отыскавъ свою шапку, Леонтій поспѣшно вскочилъ въ телѣгу и уѣхалъ до-мой, оставивъ односельцевъ доканчивать бой.

Рыжовъ еще въ Хлябинѣ, какъ только между по-путчиками началась ссора, спрыгнулъ съ телѣги Ми-рона и стащилъ съ нея Демина. Сколько ни бился надъ товарищемъ Рыжовъ, Деминъ не приходилъ въ себя. Тогда онъ бросилъ его Посреди улицы и пошелъ домой одинъ.

Отецъ его — пьяница и тиранъ жены, лѣтъ пять на-задъ опился на праздникѣ водки и умеръ; сестра была выдана замужъ и въ деревнѣ у него жила одна мать.

Придя домой, Рыжовъ приказалъ матери готовить изъ сазана селянку, а самъ, сѣвъ за столъ, сталъ пить водку и пѣть дѣсни.

Старуха вышла въ сѣни и, оставивъ дверь въ избу открытой, потому что въ сѣицахъ было темно, начала колоть дрова. Чураки были толстые, и у старухи дѣло не спорилось.

— Накололъ бы дровъ-то. Чего сидишь? — сказала она еыну. — Видишь, не сдужаю...

Ѳедоръ точно и не слышалъ словъ матери.

— Кому говорю-то? Аль оглохъ? — возвысила, го-

шшш.еіап-кадаги

197

лосъ раздосадованная старуха. — А нѳ то сѳлянку ва-рить нѳ буду... вотъ и всѳ... нѳ буду.

И на это не послѣдовало отвѣта.

Старуха присѣла на корточки и принялась опять за колку дровъ.

— Одна радость у тѳбя — пить, — ворчала она, вон-зивъ топоръ въ отрубъ чурака. — Вѳсь въ отца — пья-ница, только и знаешь, што пьешь... а мать по три дня безъ куска хлѣба сидитъ... Пойду, пожалюсь на тѳбя «ъ контору... пожалюсь... вотъ и всѳ...

Старуха подняла на топорѣ вдлпѳ головы чуракъ и, перевернувъ его въ воздухѣ, стукнула объ полъ обу-хомъ. Чуракъ съ трескомъ разскочился на двѣ поло-вины...

Ѳедоръ, стремитѳльно выскочивъ изъ-за стола, мол-ча побѣжалъ въ сѣнн и прежде, чѣмъ мать догада-лась, что ее ожидаетъ, сынъ изо всей силы съ бранью ударилъ ее кулакомъ по лицу. Она упала на сложен-ную грудку дровъ. Грудка подъ ея тяжестыо разва-лилась. Ѳедоръ покачнулся и упалъ на старуху, а такъ какъ при малѣйшемъ движеніи дрова раскатыва-лись въ разныя стороны, и въ такомъ неудобномъ по-ложеніи сыну «не способно» было бить мать, то онъ до костей изгрызъ ей лѣвую скулу...

IX.

Въ Черноземи такъ же, какъ и въ другихъ де-ревняхъ, помимо установленныхъ церкозью праздни-ковъ, были и свои мѣстные.

Праздновали на Варламія болыпого и на Варла-мія малаго, праздновали въ день великомученицы Ека-терины, потому что, это былъ храмовой праздникъ въ ихъ приходѣ, праздновали вешняго Георгія, де-сятук. пятницу *) и день Рождества Богородицы.

>) Считается со лкя Воскремвш.х^сеіап-кагак.ги 108

На одного Варламія пили три дня и потому его называли Варламіемъ болыпимъ, въ отличіе отъ Вар-ламія малаго, когда полагалось пить только одинъ день. Георгія, десятую пятницу и день Рождества Во-городицы праздновали по три дня и потому эти праз-днйкк считались болыпими; Екатерину праздновали только одинъ день, и потому праздникъ этотъ считался малымъ.

Никто нѳ зналъ, кто и почему установилъ нѣко-торые изъ этихъ праздниковъ, но нѳ праздновать ихъ считалось грѣхомъ.

Давно какъ-то черноземцы перестали было празд-. новать Варламія малаго, но спустя нѣсколько лѣтъ въ день этого святого пожаръ уничтожилъ половину деревни.

Старые люди рѣшили, что святой обидѣлся и. ото-мстилъ имъ за то, что опи перестали чтить его па-мять, и празднцкъ былъ возстановлепъ.

Когда вечеромъ Леонтій возвратился домой, то за-сталъ у себя святью Акулину съ избитымъ Аѳонь-кой.

Акулина пріѣхала къ сватамъ на праздникъ и кстати просить Леонтія заступиться передъ началь-ствомъ за нее и за ея еемьею, потому что вчера Сашка всенародно грозился перевести весь Кирильевскій родъ, «чтобы и званія не осталось», и чуть не убилъ Аѳонь-ку. Отняли ужъ добрые люди. Леонтій возбужденно разсказывалъ объ отысканныхъ убійцахъ, о своихъ го-родскихъ приключеніяхъ съ кумомъ Мирономъ и Де-минымъ, ругалъ отсутствующую не во-время полицію, обрушивался па всѣхъ господъ вообще и особенно на «взяточника» слѣдователя и при каждомъ случаѣ за-являлъ, что «начальство насъ, мужиковъ, хуже чѣмъ за собакъ считаетъ, а за господскую собачісу нашего брата-мужика въ острогъ засуживаетъ».

ІІо утру къ Леонтйо пришли и пріѣхали изъ со-сѣдпихъ деревень гостц-сестра Елена,двабраткіл.

ѴѴ ѴѴ ѴѴа(?ІСІ П І\ ■ I с

199

мужа съ женамн, тесть и своякъ Максима — Леонтьева брата, живущаго въ Петербургѣ, и множество другихъ гостей. Къ обѣду вся просторная изба Леонтія была биткомъ набита народомъ. Нѣкоторые за неимѣніемъ свободщіго мѣста сидѣли на кровати больной Пра-сковьи. другіе на лѣсенкѣ у печи.

Не иринять кого-либо изъ гостей было нельзя, потому что, когда въ другихъ деревняхъ были свои праздники, Леонтій тоже ѣздилъ въ гости и его тамъ принимали и чествовали. Единственнаго человѣка, кого оні) на порогъ къ себѣ не Пускалъ, это зятя Ѳому, и тотъ но являлся. То же было и въ другихъ избахъ праздновавшей деревни. Вся Черноземь съ наѣхав-шими родственниками, пріятелями, сватами цѣлыхъ три дня пьянствовала, ѣла, плясала и ора.ѵа. Несомнѣнно, пропьянствовала бы и четвертый деньг если бы этимъ днемъ оказалось воскресенье' или иной какой празд-никъ, но, къ сожалѣнію черноземцевъ, Рождество Бого-родицы приінлось въ субботу. Слѣдовательно, воскре-сенье было вторымъ очереднымъ днемъ праздника. Вы-питак черноземцами водка считалась ведрами, а на-варенное для этого случая пиво — 'бочками.

Иьяны были всѣ поголовно, исключая дряхлыхъ стариісовъ да грудныхъ младенцевъ... Пьянъ былъ и урядникъ, пьянъ и десятскій, пьяны и патрульные изъ мужиковъ ... непреоборимый соблазнъ сокрушилъ да-же власти, призванныя по долгу службы наблюдать за порядкомъ... Ошалѣвшіе отъ вина отцы напаи-вали своихъ малолѣтнихъ дѣтей и тѣшились ихъ опья-ненісмъ...

Деревня въ эти дни представляла собой необыч-ное зрѣлище.

Вытянутые въ двѣ линіи, лицомъ другъ къ другу, сто дворовъ съ бревенчатыми старыми и новыми из-бами, амбарушками, хлѣвушками, баньками, покосив-шимися и стоявшими прямо, крытыми соломой и дран-кой, безъ единаго ДеР^^^ъе1апИI^ли■акП:и 200 дворкаХъ и вся длинная улица, раздѣляющая эти два ряда дворовъ, были перенолнены лохматыми,. стран-ными, раздерганными, шатающимися изъ стороны въ сторону, дико орущими двуногими существами. Каэа-лось, всѣ эти люди вдругъ заболѣли острымъ помѣ-піательствомъ и вмѣсто степенпой, полной достоинства рѣчи, во все горло выкрикивали непотребныя слова, точно всѣ другія ими забыты и только одпими ими, этими непотребными словечками,, они выражали и ра-' дость, и злобу, и дружескій привѣтъ, и смертель-ную угрозу...

Они, какъ отравленные зельемъ тараканы, распол-зались по всѣмъ угламъ и закоулкамъ, безтолково раз-махивали руками и головами, сталкивались между со-бой, то безпричинно обнимались, цѣловались и пла-кали отъ пьянаго умиленія, то ругались, дрались, па-дали и засыпали на улицѣ, въ дворахъ, въ ямахъ, въ овражкахъ...

Вездѣ, какъ бы на перебой другъ передъ другомъ, рыпѣли гармошки; нескладными пьяными голосами вы-крикивались пѣсни, почти всегда непристойнаго содер-жапія; время отъ времеііи завывалъ и гудѣлъ далеко за деревней слышный одинокій бубенъ. И изъ всѣхъ этихъ звуковъ надъ головой свивался нелѣпый, дикій, зловѣіцій гамъ. Казалось, что здѣсь не люди весели-лись, а завывали и бушевали выпущенныя изъ клѣтки неразумныя животныя, по-скотски празднующія свою свободу...

Парни цѣлыми орущими ватагами ходили по ули-цѣ, били окна, вламывались въ избы и требовали уго-щенія... и горе тѣмъ изъ хозяевъ, 'кто не въ силахъ былъ удовлетворить ихъ желаній, объ отказѣ же не могло быть и рѣчи, иначе ихъ самихъ и ихъ семей-ныхъ немилосердно избивали, въ домахъ производили разгромы.

Давно всѣмъ деревенскимъ обитателямъ извѣстно незыблемо установивше^^^лЕ|апИКа?')аКъ^

щую» йвой празДникъ деревню показыйаться сосѣдямъ или особенно «господамъ» такъ же не беЗопасно, какъ нарваться на хищнаго звѣря, когда онъ насыщается.

- И на этотъ разъ, дабы нѳ рисковать своей непри-косновенностью и даже жизныо, всѣ, кому была нуж-да, далеко окольными путями объѣзжали пирующую Черноземь.

И во всёй одурѣвшей отъ перепоя деревнѣ былъ только одинъ трезвый человѣкъ — плотникъ Степанъ Васильевъ — красивый, съ длинной бурой бородой му-жикъ, заика и моргунъ, никогда не бравшій въ ротъ ни пива, ни вина. '

Въ Черпоземи на этотъ случай онъ одинъ замѣ-нилъ собой всѣ власти.

Его высокая фигура, безъ шапки, съ острижен-ными въ скобку волосами появлялась вездѣ, гдѣ на-чинались ссоры и драки. Онъ усмирялъ и запиралъ въ хлѣвушки, баньки и амбары драчуновъ и буя-новъ. За это опившіеся односельцы ругали его, а иногда надѣляли и затрещинами, но огромный кула-чище Степана живо успокаивалъ озорниковъ.

На третій день къ вечеру Степанъ изнемогъ отъ отвращенія къ потерявшимъ человѣческій образъ пи-рующимъ, плюнулъ, махнулъ рукой и заперся у себя въ дзбѣ.

Всю ночь деревня галдѣла и дралась, и хотя Чер-ноземь гордилась мирнымъ нравомъ своихъ обитате-лей, одпако, на этотъ разъ черноземцы не ударили ли-цомъ въ грязь, оправдали укоренившуюся въ послѣд-ніе годы въ деревняхъ поговорку: «безъ мертваго тѣла ни одинъ праздникъ не обходится». На утро оказался одинъ черноземецъ зарѣзаннымъ на смерть, другого съ проломлепнымъ черепомъ, въ безсозпательномъ со-стояніи отвезли въ больницу; человѣка три съ по-мятыми ребрами отлеживались дома, а еще человѣкъ пять съ кровоподтеками, царапинами на лицахъ и не-глубокими ножевыми ранами ^г^еѣмънвлож&ксь.

Парни разнесли но бревнамъ нѣсколько бань, стояв-шихъ за деревней, и всю ночь раскладывали изъ нихъ костры, при свѣтѣ которыхъ изнасиловали двухъ дѣ-вз?шекъ. Въ довершеніе всего кто-то, видимо изъ ме-сти,' выпустилъ кишки у лошади свата Акима, по-лоснувъ ножемъ въ животъ.

. Животное околѣло.

На другой день изъ городка наѣхали власти. На-чалось слѣдствіе по нѣсколькимъ уголовнымъ дѣ-ламъ...

И Леонтій также пилъ три дня и угощалъ своихъ гостей; весь четвертый день онъ опохмѣлялся, кряхтя и валяясь на лавкѣ разбитый, съ больпой головой, съ опухнувшимъ лицомъ и разстроеннымъ животомъ. Праздникъ ему стоилъ не мѳнѣе четвертного билета, зато осталось пріятно щекотавшее самолюбіе Леонтія сознаніе, что онъ прошелъ честь-честью и всѣ гости остались довольны его угощеніемъ.

На пятый день утромъ Леонтій, весь грузный, отек-шій, съ мутными глазами, заѣхалъ за кумомъ Миро-номъ, такимъ же отекшимъ и грузнымъ, какъ и Леонтій. Вдвоемъ они поѣхали въ Шепталово къ Де-мину. Его они застали дома. Деминъ догадался, за-чѣмъ пожаловалъ Леонтій, по.ому что о происшествіи на базарѣ ему разсказалъ Рыжовъ; самъ же онъ смутно помнилъ о встрѣчѣ съ Лобовымъ, а объ Леонтіи и Миронѣ я ихъ общихъ похожденіяхъ не имѣлъ ни-какого представленія. Деминъ и вида не подалъ, что догадывается о причинѣ посѣщенія черноземскихъ му-жиковъ и принялъ ихъ сдержанно-вѣжливо, этимъ тои-ко подчеркивая, «что, дескать, не' я въ васъ нуждаюсь, а вы во мнѣ».

Но и Леонтій былъ не промахъ и не, менѣе тонко понималъ обращеніе съ людьми. Перекинувшись пѣ-сколькими незначительными словами о постороннихъ предметахъ, онъ пригласилъ съ собою Демипа къ сватъѣ Акулинѣ. . . .

0 тотото.еіапикагак.ги

203

Деминъ отъ всей души ненавидѣѵЯъ парней за то, что они убили Ивана, за то, что ни разу не сдержали своего обѣщанія, т.-е. не утостили егр водкой, и осо-бенно за то, что заставляли его сыпать себѣ на голову и ѣсть землю, но онъ все еще колебался нхъ выдать, и потому, что боялся ихъ мести и еще болѣе потому, что это будетъ нарушеніемъ данной имъ страшной , клятвы.

Но Деминъ. зналъ й то, что Леонтій, судя по его умѣлому приступу къ дѣлу, пріѣхалъ не съ пустыми руками, а зоветъ его къ Акулинѣ затѣмъ, чтобы сперва ' угостить водкой, а потомъ просить свидѣтельствовать противъ убійцъ, и Деминъ, по достоинству оцѣнивъ поступки Леонтія, охотно принялъ приглашеніе. Прои-зошло все, какъ по писаниому: у Акулины мужики выпили и закусили, при чемъ и хозяйка, и Леонтій, и даже Миронъ были особенно предупредительны по отношенію къ Демину, особенно ухаживали и угощали его. Иванъ и это внимаціе оцѣнилъ по достоинству, и когда послѣ двухъ опороженныхъ «сороковокъ» Леон-тій приступилъ къ дѣлу, Деминъ совсѣмъ не ломался, разсказалъ все, чему былъ свидѣтелемъ при убійствѣ, и согласился немедленно ѣхать съ кумовьямн въ го-родъ къ начальству.

Къ атому времени по окрестнымъ деревнямъ сталъ упорно ходить слухъ о томъ, что отецъ Сашки запла-тилъ слѣдователю пятьдесятъ рублей, а мать чуть не каждый день таскаетъ къ нему на кухню лукошки съ масломъ и яйцами, поэтому слѣдователь и держитъ руку убійцъ. Эта клевета, въ которой ни слова не было правды, дойдя * до слуха молодого чиновника, больно уязвила его.

Деревенсрій людъ охотно вѣрилъ подобнымъ рос-казнямъ, потому что, во-первыхъ, считалъ всѣхъ «го-сподъ» для того и поставленными «въ начальство», чтобы драть съ мужика елико возможно и чтб воз-можно; во-вторыхъ, никакъ де мор, донять 4<2Г4,про-стого обстоятельства, что завѣдомые убійцы нѳ сидягь въ тюрьмѣ, а гуляютъ на свободѣ, и объяснялъ такую слабость ничѣмъ инымъ, какъ подкупомъ; въ-третьихъ, одинъ изъ предшественпиковъ теперешняго слѣдова-теля не смущался принимать посильныя даянія, ихотя за это и былъ выгнанъ со службы, но, помня объ его дѣяпіяхъ, мужики и его замѣстителей мѣряли од-ной съ нимъ мѣркой.

На этотъ разъ раздосадованный клеветой слѣдова-тель былъ радъ, когда явились къ нему Леонтій и Деминъ, потому что теперешнія показанія Ивана да-вали ему закбнный предлогъ принять противъ убійцъ строгія мѣры пересѣченія и тѣмъ отклонить отъ себя подозрѣніе въ пристрастіи. Записавъ показанія Леон-тія и Демина, слѣдователь тотчасъ же распорядился объ арестованіи и заключеніи въ мѣстную тюрьму впредь до суда троихъ изъ убійцъ, именпо: Сашки Степанова, Лобова и Горшкова.

Такимъ образомъ въ качествѣ обвиняемыхъ были привлечены только трое. Рыясовъ вмѣсто того, чтобы раздѣлить участь товариіцей, явился важнымъ сви-дѣтелемъ — очевидцемъ преступленія. Ларіоновъ, не опороченный ни Рыжовымъ, ни Деминымъ, избралъ самую благую часть: привлеченный въ качествѣ свн-дѣтеля, онъ ото всего отперся, заявивъ, что въ день убійства Кирильева былъ настолько пьянъ, что всю дорогу спалъ въ телѣгѣ и иичего не -видѣлъ, не слы-шалъ и ничего не помнитъ.

Не добившись того, чтобы стороиы примирились кще при ясизни Ивана, и не имѣя теперь возможности замять это происшествіе, слѣдователь повелъ дѣло такъ, чтобы преступники возможно меньше пострадали.

Егора Барбоса и его молотобойца, которые у ста-нового опредѣленно показывали, что Сашка грозилъ Кирильеву.расправиться съ нимъ за отобранную землю, онъ такъ сбилъ и запугалъ предупрежденіями объ от-нѣтствсчшости за лжесшодѣтельеіеі.пги ,а,^акиГи

205

показанія еведены были имъ на нѣтъ. Показанія Аку-лины, проливавшія свѣтъ на взаимныя отношенія сто-ронъ и невыгодныя для убйцъ, особенно для Сашки, онъ, пользуясь безграмотностью свидѣтельницы, ском-калъ такъ, что изъ нихъ получилась чепуха. Подоб-нымъ же образомъ было поступлено н съ Рыжовымъ, когда онъ заикнулся о томъ, что убійцы ограбили Ивана, 1'акъ какъ это обстоятельство могло значительно отяг-чить вину преступниковъ, то слѣдователь намеками далъ понять Рыжову, чтобы онъ объ этомъ помалкивалъ, дабы не ухудшилось его собственное положеніе.

Рыжовъ испугался и рѣшилъ молчать.

Слѣдователь объ ограбленіи ни слова не упомянулъ въ яротоколѣ.

X. /

Въ этотъ день старикъ Пётра съ утра собирался съ Егорушкой на молотьбу, но чувствовалъ себя на столько слабымъ, что едва слѣзъ съ печи. За завтра-комъ онъ только едва прожевалъ и проглотилъ кусокъ чернаго хлѣба и, запивъ глоткомъ воды, полѣзъ снова на печь за кафтаномъ, но не успѣлъ еще занести ногу на первую ступеньку лѣсенки, какъ оборвался и, взмах-нувъ въ воздухѣ руками, упалъ на полъ. Немпого оправившаяся за послѣдніе дни Парасковья, Егорушка и Катерина бросились къ старику и стали окликать его. Пётра лежалъ съ открытымъ ртомъ, на спинѣ,широко раскинувъ сухія руки, и не шеведился. Его перга-ментное лицо поблѣднѣло еще сильнѣе. Семейные Под-няли его, на рукахъ перенесли и положили на лавку головой къ образамъ, ногами къ устью печки.

Цѣлый день старикъ пролежалъ, не открывая глазъ, не шевелясь и не отзываясь на оклики.

Вечеромъ, когда изъ города вернулся Леонтій и на столѣ горѣла лампа, Пётра пришелъ въ себя и пошеве-лился. Къ нему подошла

— Дай испить... доченька... — растягивая слова и болѣѳ глухимъ и слабымъ голосомъ, Чѣмъ всегда, по-просилъ старикъ.

Катерина принесла ему въ ковшикѣ воды. Пётра приподнялся на локтѣ, перекрестился, глотнулъ разъ, поморщился и рукой отстранилъ ковшикъ. Улегшись со вздохомъ снова на лавку, онъ прошепталъ однѣми губами:

— Теплѳнькаго бы чѳго... чаю бы...

Катерина поставила самоваръ. Всѣхъ домашнихъ удивило послѣднее желаніе старца. Во всю жизнь Пётра не притронулся ни разу ни 'къ вину, ни къ чаю, жестоко бранилъ собствепныхъ сыновей за пьянство, а когда семья пила чай, онъ всегда ворчалъ.

— Все чан распиваѳте, — говарйвалъ онъ, — а по-томъ выбѣгутъ въ сѣни и занедужаютъ, ‘сычасъ у нихъ кашёль глотку заложитъ...

Самъ онъ не признавалъ болѣзни и никогда нѳ бо-лѣлъ, не признавалъ, чтобы зубы падали отъ старости и они у него всѣ были цѣлы. Уже будучи столѣтнимъ старцемъ, Пётра половой засорилъ себѣ глазъ, растеръ его, и глазъ вытекъ. Старецъ ни одного 'дня нѳ лежалъ и Каждый денъ съ повязаннымъ чистой тряпиицей гла-зомъ работалъ наравнѣ съ другими. Только когда не-дѣли черезъ двѣ Пётра снялъ тряпицу, домашніе замѣ-тили, что старикъ окривѣлъ.

— Тятя, мы думали, что ты помёръ, “когда упалъ,— крикнула отцу Катерина.

— Нѣтъ, доченька, я не упалъ... — съ одышкой ц растягивая слова, не сразу оівѣтилъ больной, — акогда подошелъ... на лѣсенкѣ сидѣли два мальчика... и протянули мнѣ ручки... Я хотѣлъ схватиться, да не поспѣлъ, а я не падалъ...

Очевидно, старцу трудно было говорить и, иередо-хнувъ съ минуту, онъ сказалъ Катеринѣ:

— Ты, робенокъ, бабку-то ие оставь... живи тутъ...

у Левона... присмотри ^^^.еіап^кагак.ги

Обращенный къ Катѳринѣ зрячій глазъ его, обы-кновенно спокойный и суровый, теперь смотрѣлъ раз-мягченно и просительно.

— Што-жъ ты, тятя, помирать собрался?

Старецъ ничего не отвѣтилъ и съ недовольной ми-

ной отвернулъ лицо, выражая тѣмъ, что о такихъ важ-нкхъ веіцахъ, какъ смерть, говорить не слѣдуетъ.

Леонтій, никогда не возвращавшійся изъ города трезвымъ, и на этотъ разъ былъ немного подъ хмѣль-комъ.

— Што-жъ, отецъ, на меня ужъ не надѣешься? Зна-читъ, я не досмотрю за матерью? Эхъ, жисть моя го-ремычная!.. работай, работай, пой-корми всѣхъ, а вотъ какъ благодарятъ... Видно, дождешься отъ васъ бла-годарности на томъ свѣтѣ угольками ...

Старецъ обернулся къ нему, и глазъ его на этотъ разъ смотрѣлъ сурово и безнадежно...

— Дббре охочь до вина, Левонъ.~. не хорошо... мало училъ... мать разбаловала... Всѣ вы пьяницы... и Егоръ и Максимъ... всѣ безпутные ...

— Што-жъ, я пью, да дѣло разумѣю. Іѵакое мое питье? Я изъ дома ничего не тяну... какъ другіе-про-чіе, а ты мнѣ всегда глаза колѳшь. Какое мое пигье? Такъ ли пыотъ? Што я на твои деньги пью, што ли?

Старецъ ничего не отвѣтилъ и съ недовольнымъ видомъ опять отвернулъ лицо къ закоптѣлой стѣнѣ, пбкрытой темной тѣнью. '•

Леонтій привезъ отъ слѣдователя повѣстку на имя Катерины. Она вызывалась для дополнительнаго до-проса. Срокъ былъ назначенъ черезъ четыре дня. Этотъ вызовъ причинилъ Катеринѣ страшное безпокойство. Слѣдоватоля оиа боялась, какъ огня. Для 23-хъ-лѣтней бабы, ничсго не видавшей кромѣ своей родной деревни, молодой чиновникъ представлялся какимъ-то страши-лищемъ.

Въ первый допросъ онъ сначала обошелся съ ней довольно мягко, предл<^,і^^миритьм[каг(ак.іи

и ваять съ нихъ депьги. Когда же она не соглашалась,. найвно заявивъ, что мужа ей вернуть нельзя, а за день-ги она его не продаетъ, чиновникъ вдругъ разгорячил-сяі, 'Выскочилъ изъ-за стола, затопалъ на нее ногами и закричалъ: «Какую персону убили, подумаешь? Не хочешь мириться, такъ тебѣ же хуже! Все равно имъ ничего не будетъ, потому что нѣтъ уликъ противъ нихъ, а взяла бы деньги, да и дѣло съ концомъ. Не хочешь, такъ и не надо, убирайся, чортъ съ тобой!» И безъ того потрясенпая горемъ, баба не помнитъ, какъ' ноги вы-несли ее изъ канцеляріи слѣдователя.

И теперь, несмотря на то, что до явки оставалось цѣлыхъ четыре дня, Катерина уже не находила себѣ мѣста.

На другой день тоска ея дошла до такихъ предѣ-дѣловъ, что сидѣть на одномъ мѣстѣ она не могла и, распростившись съ родными, ушла въ НІепталово. Ей казалось, что у свекрови ей будетъ легче.

Вообще смерть Ивана сильнѣе, чѣмъ па всѣхъ остальныхъ родныхъ, отразилась на душевномъ состо-явіи его вдовы. •

Цѣлыми ночами она не спала, ворочаясь съ боку на бокъ; случалось, что иногда отяжелѣвшія вѣкч ея смыкались, она заЛлпала, но кто-то толкалъ ее въ бокъ; она мгновенно просыпалась и вскакивала съ сознаніемъ непоправимаго горя, и не могла рѣ-шить, спала она или бодрствовала, потому что и во сйѣ такъ же, какъ на яву, та же тоска о мужѣ, то же впечатлѣніе невозвратной потери, тотъ же ужасъ, ка-кой она впервые испытала на Хлябинскомъ полѣ при видѣ окровавленнаго мужа, ни на минуту не поки-дали ее, стали частью ея самой, подобно больному, вѣчно ноющему члену тѣла.

Въ послѣдніе дни это состояніе дошло до того предѣла, когда Катерина уже съ трудомъ различала, что она дѣлала на яву и что видѣла во снѣ. Въ ея психической жизни сонъ и явь сливались въ одну

тотото.ѳІап-кагакМги

И. А. РОДЮНОВЪ. 14 209

непрерывную нить. Сонъ являлся продолженіемъ яви, а явь продолженіемъ сна.

Такъ какъ она кромѣ всего этого еще находилась въ послѣднемъ періодѣ беременности, то къ ея ду-шевному горю и тревогѣ присоединилось ощущеніе тя-жестк и постояннаго недомоганія.

• XI. ..

Акулина и ея дѣти обрадовались возвращенію къ нимъ Катерины, но съ первыхъ же іпаговъ она за-мѣтила, что домъ свекрови сталъ для нѳя совершенно чужимъ. Въ немъ ей было пустынно, холодно и' не-пріютно, а тревога и тоска еще 'болѣе усилились. Ко-робило еѳ и то, что Аѳонька окончатѳльно взялъверхъ въ семьѣ, капризничалъ, командовалъ всѣми, кри-чалъ на всѣхъ, даже на мать, и та нѳ только нѳ оста-навливала его, но какъ будто находила, что такъ и быть должно. ,

Первый день прошелъ ладно и складно, ’ потому что не изгладилась еще новизна впечатлѣнія и радость отъ ея пріѣзда. Она была ДЪма на положеніи доро-гого гостя, но на слѣдующій день, когда сѣли обѣдать, Катерина замѣтила, что мальчики неотетупно слѣди-ли глазами за каждымъ кускомъ, который она съѣда-ла, за каждой ложкой, которую она Ьодносила ко рту.

И безъ того обидчивая, она, что*бы не заставлять де-верей учитывать то, что она съѣдала, перестала ѣсть и вышла изъ-за стола голодной. То ікѳ повторилось и въ слѣдующіе дни.

Въ назначенный на повѣсткѣ день Катѳрина при-шла въ городъ. У слѣдователя было вызвано много народа по другимъ дѣламъ, и ей долго пришлось до-жидаться очереди. Катерипа вошла въ канцелярію по-

лумертвая отъ ст Р аха ^^^. е |ап-кагак.ги 210

Слѣдователь пораженъ былъ ея видоігь. Вмѣсто красавицы, съ нѣжпымъ, матовымъ лицомъ, съ си-ними глазами и полными пунцовыми губами, какою онъ ее запомнилъ, пѳредъ нимъ стояла изжелта-блѣд-ная, испуганная, осунувшаяся баба съ уродливо вы-пяченнымъ животомъ. Ему стало жаль ея.

— Садись, — сказалъ онъ, самъ подставляя Кате-ринѣ стулъ. — Тебѣ тяжело стоять. — Потомъ, усѣвшись за письменный столъ, ища среди другихъ дѣлъ въ синихъ оберткахъ дѣло объ убійствѣ Ивана, доба-вилъ: — мнѣ гасказываги пго твоего мужа. Хогошій быгъ пагень и не пьяница. Жагь, очень жагь...

Катерину поразило, что этотъ грозный чѳловѣкъ могъ говорить такія простыя, сочувственныя слова, приглашенію же сѣсуь она просто не повѣрила, по-думавъ, что ослышалась.

Когда слѣдователь повторилъ приглашеніе, она по-краснѣла и отвѣтила: -

— Ничего, постою...

— Садись, садись, — рѣшительно пригласилъ слѣ-дователь въ третій разъ.

Катерина кашлянула въ ладонь и несмѣло, ста-раясь не произвести шума, присѣла на краешкѣ сту-ла. Не измѣняя того же ласковаго тона, слѣдователь спросилъ у Катерины, когда и отъ кого она узнала объ убійствѣ мужа.

Катерина подробно разсказала о приходѣ Демина въ вечеръ 25-го августа. Слѣдователь записалъ ея по-казанія и отпустилъ.

Съ чувствомъ облегченія, смѣшаннымъ съ недо-умѣніемъ, Катерина отправилась въ обратный путь.

Всю осень стоявшая прекрасная, почти лѣтняя по-года, видимо, готовилась перемѣниться. Еще съ утра небо туманилось и въ воздухѣ было свѣжо, къ по-лудню съ сѣвера потянулъ легкій холодный вѣтерокъ и вмѣсто тумана на небѣ появились длинныя узкія облака съ закурившимися, какъ дымомъ отъ костра,

щ^шмеіап-кагак.Ги

14* 211

краями; съ полудня вѣтеръ усилился и гналъ изъ-за горизонта стаіо за стаей мутныя облака, напоминпвшія разорванные платки. На просторѣ они соединились межДу собой и захватывали прежнія, закрывая понем-ногу небо и сгущаясь въ одну свинцовую тучу, кото-рая, молча, безъ. громовъ и молній, быстро ползла къ юго-востоку.

Когда Катерина вышла отъ слѣдоватоля, все небо уже было закрыто тучей. Вѣтеръ дулъ бабѣ въ спину, гналъ впередъ, заворачивалъ вокругъ ногь юбки и иногда при особенно сильныхъ порывахъ чуть нѳ ва-лилъ съ ногъ.

Мрачная тѣнь покрыла поля и дорогу; низко по воздуху неслись одинокіе желтые листья; на деревьяхъ полуоголенныя вѣтви бились одна о другую и, каза-лось, сами стволы стонали...

Мелкій, частый, косой дождь засталъ Катерину ' уже далеко за кузницами. Его принесъ сильный по-рывъ вѣтра. Онъ съ шумомъ пронесся и быстро пе-ресталъ. Пепельно-сѣрая, пыльная дорога сразу ока-залась мелко, на подобіе рѣшета, истыканной. Не успѣ-ла Катерина достичь Хлябинской горы, какъ замѣтила, что вѣтеръ ослабѣлъ и съ совершенно темно-свинцо-ваго неба съ шумомъ полился ровный, частый дождь.

Съ утра у Катерины побаливала голова, теперь раз-рывалась отъ боли, но баба, подходя -къ тому мѣсту, гдѣ убили ёя мужа, ни о какой боли ѵже не помнила.

Съ вершины Хлябинской горы она увидѣла это мѣсто. Никогда она не могла равнодушно прохо-длть здѣсь, всегда останавливалась хоть на минуту и плакала.

И теперь между двумя разошедшимися колеями дороги, на сѣрой, мокрой и ровной, какъ разостлан-ное солдатскоѳ сукно, придорожной травкѣ, ясно вы-дѣлялось неболыное темно-оранжевое пятно.-Три не-дѣли назадъ здѣсь билась раадоаженааголааИакі.ри

его кровью была окрашена трава, и эту кровь не смылй окоичательно дожди, не выѣла роса, не выжгло солнце.

Чѣмъ далынешлаКатерина, тѣмъболынеи больше учащались ея шаги; накипавшія въ груди слезы клуб-комъ подступали къ горлу, поднимались выше и съ рыданіями хлынули изъ глазъ. Не помня себя, она побѣжала... Маленькое буроватое пятно все росло, ши-рилось и наконецъ мелькнуло передъ самыми ея гла-зами ввидѣ правйльнаго круга, величиною съ дно по-рядочнаго Ьоченка...

Сознаніе непоправимаго горя особенно остро, бо-лѣзненно почувствовалось Катериной. У нея закру-жилась голова и подкосились ноги.

Она вскрикнула и, сознавая, что ноги подкашива-ются, и сщіясь удержаться на нихъ, тихо повалилась на землю... Очнулась она черезъ полчаса отъ ощуще-нія пронизывающаго холода. Небо было попрежнему обложено сплошной тучей и попрежнему лйлся хо-лодный дождь. У Катерины раскалывалась отъ боли голова; ее тошнило. Ей пришлось просидѣть нѣсколько минугь до того, чтобы собраться съ силами и потомъ только она встала на дрожащія, ослабѣвшія ноги и, съ трудомъ передвигая ими, шатаясь, какъ пьяная, по-брѣла домой.

Разъ десять Катерина останавливалась и отдыха-ла, пока не добрѣла до хлябинскаго моста. Дождь не оставилъ на ней ни одной сухой нитки. Она дрожала отъ холода и лихорадки. На мосту Катерина оперларь на перила; никакихъ силъ уже не осталось у нея. Сколько времени ей пришлось простоять, она не от-давала себѣ отчета; глаза ея слезились и все кру-жилось передъ ней, все звенѣло и журчало, окутанное мокрымъ туманомъ/Тутъ нагнала ее какая-то старуш-ка, ѣхавшая въ телѣгѣ, укрытая съ головой порояшимъ мѣшкомъ. Минуя Катерину, старушка пристально йзъ-подъ мѣшка оематрива:^Ш^^ме1ап■-ка^акМ»I

213

вивъ еѳ позади, она все-таки новернула въ ея сторону голову, наконецъ не вытерпѣла.

— Чтой-то съ тобой, молодка? — спросила она. останавливая мокрую лошадку. — Нѳможѳтся, сѳр-дечная, што ли?

— Головушка разбуянилась, бабушка... и руки-ноги отваливаются... — отвѣтила Катерина.

— То-то гляжу, лица на тебѣ нѣтути, дай, думаю, поспрошаю. Изъ какихъ будешь-то?

— А изъ Шапталова...

— А изъ чьихъ?

— Акулины Кирильевой... невѣстка ейная...

— О-охъ, сердечпая моя, садись, што-ль, подвезу. Мы-то съ тобой — сусѣди. Я сама изъ Кузова буду! Куда-жъ тебѣ иттить, нѳдужной?! Не дойдешь такъ-то. Да еще никакъ на сносяхъ... Ахъ ты, голубка моя сизая, садись, садись...

И сердобольная старушка заторопилась опрасты-вать для Катерины мѣсто, сама подвигаясь къ пе-редку.

— А свекровушку-то твою малость знаю... сказы-вали тутотка, сына ейнаго злые люди забили на смерть...

Катерина съ трудомъ взобралась въ телѣгу.

Старушка тронула лошадь и копыта и колеса, хля-бая по грязной жижѣ, глухо застучали и загремѣли по досчатому настилу моста.

— Ты куда же такая недужная ходила, голубка моя? — стараясь перекричать своимъ слабымъ голосомъ гулъ спрашивала старушка, обернувшись къ Кате-ринѣ. — Небось нужда горькая загнала. Сама-то, по своей волѣ такая недужная да тяжелая не пойдешь.

— Къ слѣдователю вызывали въ городъ. Хозяина у меня убили...

— Хозяина? Такъ это твово хозяина тутотка въ Хлябинѣ и убили. Ммм... — и старушка горестно пока-чала головой.-О-охъ^^^^іеіаП-ка&к.ъ

ты сказала-то,- што Акулины шапталовской нсвѣстка будешь.

И старушка всплакнула.

— Нонѣ сколько лихихъ людей расплодилось, сколько... Ъдешь по дорогѣ-то, сердечная, попадется кто на встрѣчу и думаешь: не лихой ли человѣкъ, нѳ прирѣжетъ ли? Вѣрно по грѣхамъ нашимъ Господь наслалъ такое попущеніе...

Катерина не слышала и не понимала словъ ста-рушки, сперва крѣпилась, потомъ покачнулась, упала головой на плечо своей попутчицы и уже не могла подвять ее. Старуха должна была остановить лошадь, кое-какъ уложила въ телѣгу больную, прикрыла ей лицо своимъ мѣшкомъ, а сама примостилась бокомъ въ передкѣ.

Дождь, мѳлкій, частый, ровный, не пѳреставалъ ни на одно мгновеніе... Въ воздухѣ значительно потеп-лѣло. По дорогЬ образовалась глинистая грязь, па-липавшая на колеса. Старуха погоняла лошадку, но какъ она ни спѣшила и ни заботилась о томъ, чтобы возможно лучше укрыть Катерину, онѣ пріѣхали къ Акулинѣ обѣ промокшія до костей.

Катерину домашніе ввели въ избу, раздѣли и уло-жили въ постель.

Старушка обсушилась, поплакала вмѣстѣ съ Аку-линой, попила чайку и къ вечеру, когда дождь не-много унялся*и надъ головой прояснѣло небо, уѣхала домой.

XII.

Срѳди ночи Акулинѣ, спавшей на полу съ дѣтьми, пригрезился страшный сопъ. Незадолго передъ этимъ она просыпалась и прислушивалась, не попроситъ ли чего-нибудь Катерина? Нотаспала, громко, часто сопя, и иногда стонала во снѣ. И .только что Акулина стала опять забываться, какъ ей почудилось, что въ избѣ

- тотоот.еіап-кагак.ги

215

жужжитъ большая муха. «Не откуда теперича быть бы мухамъ, не лѣто», подумала она во снѣ, но тутъ же воочію ей представилось, что это не только воз-можпо, но что въ открытое окно со двора уже дѣй-ствительно влетѣла болыпая-преболыпая муха и даже не простая муха, а косматый, величиною съ воробья, шмель и сердито бьется объ оконное стекло и, не умолкая ни на минуту, жужжигь... «гу-гу-гу», гудитъ на всю избу такъ, что даже стѣпы дрожатъ. И Аку-линѣ становится страшно. Она боится этого шмеля и ожидаетъ чего-то таинственнаго и ужаснаго. Вдругъ вмѣсто шмеля появляется Сашка Степановъ и начи-паетъ шнырять по всѣмъ угламъ избы. И Сашка не такой, какъ обыкновеішо, а косматый, похожій на шмеля или, вѣрнѣѳ, голова Сашки оказалась иа туло-вшцѣ шмеля. Сашка гудитъ: «Всѣхъ перебыо, всѣхъ перерѣжу. Ваньку убиЛъ, теперь чередъ за Аѳонькой». И мечется и быстро летаетъ по избѣ, ища Аеоньку, а-Аѳонька отъ страха забился подъ загнетісу... У Аку-лины замеръ духъ и захолонуло сердце. Сашка поме-тался-пометался, увидѣлъ его и, поймавъ за голову, сталъ вертѣть ее, чтобы оторвать, но голова Аѳоньки оказалась вмѣстѣ съ тѣмъ и оголовкомъ шкворня или, вѣрнѣе, раздвоенной шляпкой болыпого випта и она, несмотря на яростныя усилія Сашки, не отрывалась, а отвинчивалась и вмѣсто шѳи изъ туловища Аѳонь-ки вылѣзалъ длинный, толстый желѣеный стержень съ блестящими винтообразными парѣзами.

Акулина порывалась броситься на помощь сыну, но вся была какъ связанная и не могла пошевелить ни однимъ членомъ, хотѣла крикнуть «караулъ», но вмѣсто этого, съ величайшимъ усиліемъ едва рас-клеивъ сцѣпившіяся челюсти, только замычала да и то какъ-то странно, однимъ горломъ.

Тутъ Акулина проснулась и, еще слыша свое мы-чаніе, съ усиліемъ приподняла голову. Отъ горячаго

'Ѵ

жили припарку изъ крутого кипятка, съ шумомъ отли-вала*кровь; сердце болѣзненно, часто, неровно и тре-вожно колотилось и все тѣло дрожало, какъ въ лихо-радісѣ. Въ избѣ было необычайно свѣтло. Дождь давно пересталъ и въ окно заглядывала рогатая луна, по-висшая брюхомъ внизъ въ широкомъ прорывѣ между черными тучами. Ея ясный, холодный свѣтъ ложился на полъ свѣтлыми, косыми пятнами, прорѣзанными черными, узкими, тѣневыми полосами, отбрасываемыми переплетами оконныхъ рамъ. Въ царящемъ полумракѣ предметы въ избѣ принимали таинственно-фантастиче-скія очертанія.

Акулина, какъ только проснулась, сёйчасъ же услышала, что Катерина говоритъ что-то. Она сидѣла на постели, и Акулина въ свѣтѣ луны разсмотрѣла, что мертвенно-блѣдное, немного приподнятое вверхъ, съ закрытыми глазами лицо невѣстки было совершенно неподвижно и только шевелились однѣ губы.

Голосъ Катерины, вообще низкій, контральтовый, звучалъ, какъ струна віолончели подъ медленнымъ смычкомъ. Слова выговаривались ею настолько не-ясно, что Акулина не могла разобрать ихъ и снова поддалась вліянію того таинственнаго страха, какой только что пережила во снѣ. Холодныя, крупныя му-рашки, какъ живыя, поползли у нея по хребту къ за-тылку. Она собралась съ духомъ и оклйкнула Кате-рину.

— Катя, да съ кѣмъ ты говоришь? — спросила она поиышеннымъ отъ испуга голосомъ.

— Да съ Ваней... — медленно, съ растяжкой, от-крывъ глаза и откашлявшись, отвѣтила Катерина сво-имъ обыкновеннымъ, немного заспаннымъ голосомъ.

— Да Ваня помёръ... сотвори молитву, доченька, и ложись спать... охъ, какъ ты меня спужала... все тѣло трясется... никакъ къ уму не приду ...

Катерина, вздохпувъ, повалилась на подушки. Все тѣлю ея горѣло, а иш^ іВДме1ашаЬ?кМв’

вдругь пахнѳтъ на нее холоднымъ вѣтромъ, а потомъ обдастъ жаромъ. *

Акулина, подождавъ, пока успокоилась невѣстка, быстро и крѣпко заснула.

Казалось, что Катерина мгновѳнно, какъ только головой дотронулась до подушки, погрузилась въ- крѣп-кій сонъ; на самомъ жѳ дѣлѣ она испытывала почти блаженноѳ состояніе, если бы нѳ безпокоила головная боль. Къ ней тотчасъ же явился мужъ, котораго только чго такъ некстати спугнули, нѳ давъ съ нимъ нагово-риться вволю. Прѳжде Катерина до смерти боялась его появленія; сегодня жѳ, когда онъ явился, она не толь-ко но испугалась, но даже и нѳ удивилась, найдя, что такъ и быть должно и что его появленіе такъ же обыкновенно, какъ еслибъ онъ пришѳлъ домой съ поля или пріѣхалъ съ «дороги».

— Тутъ всѳго насказали... — говорила она Ивану,

— будто мужики тѳбя убили... и кровь на травѣ... большой кругъ... да всѳ нѳ вѣрю...

Иванъ улыбнулся, таинственно подмигнулъ и сѣлъ у нея въ ногахъ. Катерина сразу замѣтила, что онъ былъ въ черномъ новомъ пиджакѣ, въ бѣлой, съ крас-ными крапинками, ситцевой рубашкѣ, въ жилеткѣ при часахъ съ цѣпочкой и въ лакированныхъ сапогахъ.

— Ну што жъ, убили, а я вотъ живъ, — съ своѳй веселой улыбкой отвѣтилъ Иванъ.

И Катерина знала, что это такъ и было и иначе не могло быть.

— Ишь франтъ какой! — ворчливо сказала она. — Какъ разрядился! Для праздника, што ли? Поберегъ бы добрую одёжу... Зачѣмъ трепать? Али тамъ, гдѣ живешь-то, всякой день праздникъ?

— Хочешь яблоковъ? — спросилъ мужъ.

— Ой, ты мнѣ ноги отдавилъ, ишь усѣлся... ду-

маешь, лѳгонькой? с*ду^.теіап-кагак.ги 218

Ы она, похлопавъ рукой по одѣялу, указала ему мѣсто съ краю кроватн, ближе къ ея лицу- Иванъ послушно пѳресѣлъ.

— Хочешь, што ли? — пѳрѳспросилъ Иванъ и раз-вязалъ пѳстрый платокъ, въ которомъ были краснобо-кія яблоки.

— Нѳ надо мнѣ твоихъ яблоковъ. Нѳ хочу... — капризно заявила она. — Почѳму не принѳсъ мятпыхъ пряниковъ? Помнишь, бѣлые... у Соколова въ лавкѣ покупалъ... Принеси...

— А я сычасъ... однимъ духомъ... *— отвѣтилъ Иванъ, весело подмигнувъ, такъ, какъ онъ это дѣлалъ при жизни.

И онъ убѣжалъ въ городъ въ лавку Соколова и принесъ Катеринѣ пряники. И всѳ это произошло такъ быстро, какъ будто онъ совсѣмъ и не отлучался, а взе время находился при !нѳй и въ то жѳ время хо-дилъ въ лавку. И всѳ это было какъ нельзя болѣе простс и ѳстественно и иначе быть нѳ могло.

— Ты мнѣ сына-то родишь? — спросилъ Иванъ, указавъ на ея животъ.

— А то какъ же... Кого жъ мнѣ родить?!

— Можетъ, дѣвочку ... не хочу...

— Нѣтъ, мальчишку...

И только что подумала она спросить, принесъ ли Иванъ для сына красные козловые сапожки, какъ мужъ вынулъ уже ихъ изъ кармана своего пиджака.

— Обряди его, сынишку-то, — сказалъ онъ, улы-баясь и подавая ей сапожки, и изъ того же кармана вынулъ красную шапочку съ длинными наушниками и черный дубленый полушубочекъ, отороченный по борту и воротнику сѣрымъ, курчавымъ каракулемъ, и все это передалъ ей.

— Какой у тебя карманъ-то... Сколько въ ёмъ

пакладено... тотото.еіап-кагак.ги

219

й Катерияа разсмѣялась оть восторга, съ восхи-щевіемъ разсматривала эти драгодѣнностн и разгла-живала ихъ рукой...

— Ты насъ жалѣешь... — съ благодарностью ска-зала она, отожествляя себя съ будущимъ сынишкой.

— Какъ жѳ не жалѣть? Кто васъ жапѣть будетъ, ежелп я не пожалѣю?!

XIII.

Два дня йпустя Леонтій пріхалѣъ въ Щепталово съ полуоправившейся Прасковьей, которая, во' что бы то ни стало, хотѣла навѣстить заболѣвшую дочь. Ка-терина бредила во снѣ днемъ й ночью, не пила и не ѣла, но когда ее разспрашивали, то отвѣчала вполнѣ разумно и жаловалась на нестерпимѵю головную боль.

— Голов.ушка моя бѣдная, — говорила стар.уха, стоя у постели больной дочери, — к.уда дѣваться мнѣ съ ею? Тамъ дѣдко лежитъ, доживаетъ свои послѣд-ніе денечки. Я день ползаю, а три дня лежу. Лё-вушка, можетъ, отвезъ бы ее, К&тюшку-то, въ боль-ницу. Все-таки тамъ лучше помогли бы. А то, што мы знаемъ, люди темные?

— Страшно, сватьюшка, какъ въ больницу-ту? — встряла Акулина и тотчасъ же по своему обыкнове-нію всплакнула. — Уморили тамъ ненаглядное мое со-кровшце, В&нюшку, и еѳ тамъ уморятъ. Кто изъ боль-ницы живой выходитъ?!

— Да што, рази больиица для насъ, мужиковъ? — озлобленно подхватилъ Леонтій. — Съ насъ только и знаютъ, что деньги дерутъ, а за господскими собач-ками тамъ лучше ходятъ, чѣмъ за нашимъ братомъ. Уморили Ивана Тимофеича и ей не миновать, и ее уморятъ. Можетъ, привези онѣ Ивана-то Тимофеича прямо домой, такъ и отлежался бы. А изъ больницы, дѣло извѣсное, одна дорога — на погостъ. Кто оттуда живой да здоровый пыходитс>?у.еІап-ка2ак.Ги

Да, да, сватушка. И теперь бы нашъ Вашошка-то, можѳтъ, живъ бы былъ, кабы привезли тогда до-мой... — сквозь слѳзы поддакивала Акулина, — а то мы съ Ксітюшкой совсѣмъ тогда отъ горя-то ума рѣ-шились, ну и ... повѳзли и вотъ... нѣту тепѳрь у насъ ВИшошки...

Старуха Прасковья, слушая сына и сватью, мор-щилась, точно отъ боли.

— О-охъ, Лёвушка, — заговорила она, укоризнѳнно покачавъ головой, — зачѣмъ говоришь неправду? Отецъ твой болыне ста годовъ на свѣтѣ прожилъ, я осьмой десятокъ доживаю и мы никогда не сказали ни о комъ неправды и васъ учили такъ-то говорить одну правду истинную, а ты отъ Егора, твоего пустобайки-брата, иаучился лгать. Зачѣмъ охаявать добрыхъ людей? За это Господь строго накажетъ, Лёвушка, за это Богъ нѳ проститъ. . .

— Да, по твоему, — всѣ говорятъ неправду. Вы только съ отцомъ правильные. Рази не для господъ больницы на наши трудовые мужицкіе гроши строены? Разл земство съ насъ нѳ деретъ деньги? Мы и не знаемъ, куда ихъ расходують... все по господскимъ карманамъ расходится.

— Ты самъ меня по лѣту туда отвозилъ и три недѣли, какъ одинъ денечекъ, я тамъ вылежала и ко всѣмъ тамошнимъ порядкамъ приглядѣлась. Глав-ный дохтуръ тамъ хорошій, обходительный и фершала и фершалицы хорошіе... Дай имъ, Господь, здоровья!

— старуха, отыскавъ глазами иконы, перекрестилась, — помогли мнѣ и денегъ ни копѣечки не взяли и ни-какихъ господъ тамъ не лечатъ и господскихъ соба-чекъ я тамъ ие видала, а все лежатъ мужики да бабы и за всѣми одинъ уходъ...

— Ну, завела... — сказалъ Леонтій, махнувъ ру-кой. — По тебѣ всѣ на свѣтѣ люди хорошіе, худыхъ-то нѣгу-ти, а денегъ въ больницѣ не взяли, такъ возь-мутъ...

ддд.еіап-кагак.ги

221

— Будь самъ къ людямъ хорошъ и къ тебѣ люди будутъ хороши. Только людямъ потѳряннымъ да пья-ницамъ не угодишь добромъ...

— Знаѳмъ мы этихъ хорошихъ господъ. Вотъ по-смотришь, сдерутъ съ меня за твое леченіѳ.

— Дохтуръ самъ завѣрилъ, что нѳ возьмутъ... и не возьмутъ.

— А, всѳ-таки, въ твою хорошую больницу я сестру свою нѳ опредѣлю! — упрямо заключилъ Леонтій, раз-горяченный противорѣчіемъ матери. — Свезу ее до-мой, самъ за ей ходить буду, а нѳ отдамъ въ боль-

ницѵ... Вотъ и всѳ! не отдамъ!

Катерина, находившаяся въ полудрѳмотномъ со-стояніи, однако, поняла, что рѣчь шла о ней.

— Доченька, вотъ ужъ и нѳ знаѳмъ, какъ быть? — обратилась къ ней Акулина. — Сватья ладитъ тѳбя въ больницу, а свать не хочетъ и я ужъ тоже не

знаю: голова-то у меня не на мѣстѣ... .

Въ болѣзненномъ мозгу Катерины представился весь ужасъ пріема въ больницу избитаго мужа«и тѣ муки, которыя онъ переиспыталъ тамъ въ первую ночь. Она заплакала.

— Не хочу въ больницу... тамъ помру, какъ Ваня помёръ. Нѳ хочу, не хочу...

Акулина развела руками.

— Такъ какъ же быть-то? ужъ и нѳ знаю...

— Можетъ, къ намъ въ Черноземь хочешь? Све-земъ, — сказалъ Леонтій.

— Къ мамѣ хочу... въ Черноземь ...

Сказавъ это, Катерина закрыла глаза. Поутихнув-шія было боли въ головѣ отъ волненія возобновились еще сильнѣе. Лицо ея горѣло. Снова прншелъ мужъ, сѣлъ на кровати и придавилъ своей спиной ея животъ; она отстранила его рукой. Онъ всталъ въ ногахъ, но на животъ все-таки что-то тяжелое надавливало и не

отпускало. ддд.еіап-кагак.ги

222

Пѳслѣ обѣда Катѳрину подняли съ постели, за-кутали въ ватную пальтушку, повязали двумя теплыми платками, а на ноги надѣли валенки. Отъ нестерпи-мой боли Катерина со стономъ металась головой, не находя для нея мѣста. Нѣсколько разъ за время одѣ-ванія пришлось класть ее на кровать, чтобы она от-дышалась и собралась съ силами, но потомъ, когда еѳ подняли и повели, поддерживая подъ руки, она еле передвигала ногами; переступивъ же порогъ, она за-дохнулась и закричала; ноги ея подкосились.

Леонтій хотѣлъ ее взвалить на телѣгу, но бабы, особенно Прасковья, рѣшительно воспротивились этому.

Катерину, уже безчувственную, перенесли на ру-кахъ обратно въ избу, раздѣли и уложили въ постель. Съ ней сдѣлалась рвота. Вечеромъ Леонтій уѣхалъ домой одинъ. Прасковья осталась ухаживать за до-черью.

XIV.

Перевезти Катерину въ Черноземь такъ и не уда-лось, потому что улучшенія здоровья все не насту-пало. Опечаленная, нѳ спавшая дни и ночи Прасковья, сердцемъ предчувствовавшая новую, невѣдомую бѣду, эатосковала и снова слегла, такъ что ее вынуждены были отвезти домой.

Акулина крѣпко задумывалась теперь надъ поло-жепіемъ семьи. Нужда ежеминутно во всемъ давала себя знать. Денегъ не было и на всякую потребность приходилось продавать хлѣбъ. Гришутку она отдала въ работники возить глину, Аѳонька лѣнился, гру-билъ, обзавелся по примѣру товарищей-парней но-жомъ и каждый день до полночи пропадалъ гдѣ-ни-будь на пбсидкахъ. Болѣзнь невѣстки тяготила Аку-лину, и потому, что за Катериной нуженъ былъ уходъ и надзоръ, и потому, что некому было работать ни

вь домѢ, ни въ полѣ. Дд^д.еі^^^п-ка^ак^Ги

223

всѳ попеченіе о семьѣ и всю полевую работу свалила на покойнаго Ивана, а всю домашнюю на дочь Авдо-тью. Когда же дочь выдали замужъ, то обязанности ея стала нести Катерина. Сама Акулина за годы вдов-ства разлѣнилась, работала только урывками, по охотѣ и потеряла ту втянутость, которую даетъ только одинъ неустанный изо дня въ день трудъ. Теперь же и ду-мать и работать приходилось ей одной за всѣхъ.

Катерина въ тѣ минуты, когда приходила въ себя, часто говаривала:

— Умереть бы мнѣ, мамынька. — Какое мое житье теперича?.. И ва'мъ бы всѣмъ руки развязала, а то какъ прикованные тутъ кругъ меня... И дѣло сто-итъ... и всему я — причина...

— И-и, что ты, доченька, — утѣшала Акулина. — Разъ Богъ по душу не пошлетъ, такъ сама не по-мрешь, а пошлетъ Богъ по душу, такъ и рада бы не помереть, да помрешь.

Такія слова и страданія Катерины мало-по-малу убѣдили и Акулину въ томъ, что лучше было бы, если бы невѣстка поскорѣе умерла. Эти мысли все чаще и чаще приходили Акулинѣ въ голову, а черезъ нѣ-которое время она съ ними совсѣмъ освоилась. «И вправду, лучше бы ей помереть, — думала бна, — и сама бы отмучилась и мнѣ бы руки развязала, потому какое ейное житье безъ ВЛнюшки?!. Не житье, а му-ка одна».

Это желаніе стало переходить у Акулины въ не-терпѣніе, когда она разочла, что Катеринѣ уже под-ходилъ срокъ родить. Ей хотѣлось, чтобы невѣстка умерла раныле родовъ и на это у нея были свои со-ображенія. Послѣ смерти Ивана она въ умѣ уже раз-дѣлила все имущество между Аѳонькой и Гришуткой, и львиная доля въ этомъ раздѣлѣ падала на любимца — Аѳоньку, родившагося хилымъ и росшаго хворымъ.

Акулина много помучилась съ нимъ, отстаивая его жизнь, и какъ это часто |02ракн(Ги

224

полюбила этого болѣзненнаго ребенка, причиннвшаго ей столько тревогь, заботъ и мученій.

Помимо «купчей» земли осталась еще одёжа Ивана, и Акулина хотѣла, чтобы эти вещи достались Аѳонь-кѣ. За новую шубу прошлой зимой Иванъ заплатилъ сорокъ рублей, кромѣ того было мало-ношенное доброе байковое на ватѣ пальто, два «спинджака», двѣ пары шароваръ, рубахи и двѣ пары сапогъ, изъ которыхъ одна пара щегольская, съ лакированными голени-щами.

Аѳонька уже завладѣлъ нѣкоторыми изъ этихъ ве-щей и на другія посматривалъ, какъ на принадле-жашую ему собственнооть.

Акулина разсудила такъ: хорошо, если Богь по-шлетъ внучку, тогда новорожденная не является на-слѣдницей по отцу, а еели родится внукъ, то тогда всю движимость и землю придется дѣлнть вмѣсто двухъ частей на три. Одёжа же Ивана вся цѣликомъ будетъ принадлежать его сыну, и ее придется или сберегать до совершеннолѣтія малютки или продать, а деньги отдать опекунамъ — дядьямъ Ивана: Егору и Маркелу,. которые положатъ ихъ въ банкъ на имя младенца, а Аѳонька останется не причемъ. Сгово-риться съ дядьями въ пользу любимаго сына нельзя было и думать, потому что дядья души не чаяли въ покойномъ племянпикѣ и ужъ обидѣть его сына не позволятъ. Кромѣ того, оба они — мужики справед-ливые и она знала,— недолюбливали ни ея, ни Аѳоньки.

XV.

Катерина уже четыре недѣли лежала въ постели въ жару и бреду, дпемъ и ночью разговаривая съ мужемъ, почти ничего не пила и не ѣла, рѣдко при-ходила въ себя и исxу^^Iатакм^1а>п>скЛII-Iакм^ и. а. родіоновъ. 15 225

кости, обтянутыя кожей. Частая рвота одолѣвала ое. Въ серединѣ октября въ одно раннее утро у нея па-чались передродовыя схватки. Акулина тотчасъ же по-слала Гришутку за бабкой-повитухой.

Пришла баба-мужикъ Лукерья. Акулина почти не сомнѣвалась, что обезсилснная болѣзнью Катерина не выдержитъ родовъ и умретъ. Втайнѣ она этого и хо-тѣла.

Добродушная, сердобольная и спокойная Лукерья въ скорбную, тяжелую атмосферу Акулининаго дома внесла вмѣстѣ съ своей мощной фигурой новую, бод-рящую струю.

Катерина охала, стонала, ворочалась на постели, а Лукерья, дѣлая то дѣло, ради котораго ее позвали, приговаривала своимъ сочувствующимъ пѣвучимъ го-лосомъ:

— Ну, што-жъ, идетъ туча неминуча. Потрудись, болѣзная ты моя. Никому это легко не дается, да все Господь милуетъ, спасаетъ и разрѣшаетъ.

И эти слова, и всѣ дѣйствія Лукерьи производили свое доброе вліяніе на бабъ. Корчившаяся въ схват-кахъ Катерина чувствовала въ себѣ новыя силы пере-носить страданія; тѣ нехорошія мысли и пожѳланія, которыя въ послѣднее время лелѣяла въ своей головѣ Акулина, мало-по-малу вытѣснялись другими. Еще не-давно она говорила въ душѣ: «Какое ейное житье? Лучше бы померла и руки всѣмъ развязала». Теперь же думала иное. ,

«Што-жъ ей, горемыкѣ, не жить? Пущай живетъ, Господь съ ей! Всякому свое счастье». И Акулина за-рагилась отъ Лукерьи самымъ искрѳннимъ желаніемъ и готовностью помочь невѣсткѣ въ родахъ.

Тотчасъ же жарко натопили избу, и Лукерья вы-парила роженицу такъ, что съ той сдѣлалось дурпо, и она кричала, что помираетъ, но Что помирать она нѳ согласна и умоляла, чтобы поскорѣе везли ѳе въ больпицу. между тѢмъ^ааа^^еіаіска^аккн 226

стаковились чаще, мучительнѣѳ и злѣе. Катерина съ каждымъ разомъ отчаяннѣе и громчѳ кричала и силь-нѣѳ корчилась въ постели, но истощенный болѣзныо организмъ ея работалъ вяло. Пробившись безрѳзуль-татно до самаго полудня, бабы и сами стали думать, нѳ лучшѳ ли будетъ отправить роженицу въ больницу, но побоялись, какъ бы она нѳ разрѣшилась отъ брѳ-мени въ дорогѣ.

Наступилъ и вѳчеръ. Катѳрина окончательно осла-бѣла отъ безплодиыхъ мукъ, бѳзучастно относилась къ смерти и только хотѣла повидаться съ матерью. Аѳонь-ка поѣхалъ за Прасковьей.

Лукерья, въ началѣ увѣренная въ благополуч-номь окончаніи родовъ, теперь тожѳ говорила, что на все воля Боя4ья и нѳ худо бы послать за попомъ.

Акулина совершенно забыла про свои корыстные расчеты и нѣсколько разъ принималась плакать.

Ночью бабы рѣшились испробовать на Катеринѣ тѣ народныя средства, которыя обычно примѣняются при трудныхъ родахъ. Онѣ натопили и І5езъ того жарко натопленную избу, подняли роженицу съ по-стели, и хотя она упиралась, кричала и молила только объ одномъ, чтобы дали ей спокойно умереть, бабы сняли съ нея юбку и кофту и простоволосую, босую, въ одпой рубашкѣ повѳли по всей избѣ, а такъ какъ она была уже не въ силахъ ходить сама, то онѣ та-щили ее на плечахъ, приговаривая: «Ну, потрудись еще маленько, болѣзная! Какъ же быть-то?»

Катерипа скоро перестала кричать и когда, про-тащивъ по всей избѣ, черезъ всѣ пороги, бабы поло-жили ее на постель, она находилась въ глубокомъ обморокѣ.

Лукерья долго прыскала ей въ лицо холодной во-доП и смачивала голову. Катерина, наконецъ, открыла глаза.

Акулина наложила въ печь кирпичей, накалила ихъ до красна д когда роженица немиого отдыша-

аша.еІапскагаЪ.ги

15* 227

лась, бабы разлояшли кирпичи срсдн пола, подпялп Катерину на руки держали ее на вѣсу надъ кир-пичами, а Маша лила на нихъ изъ ковшика воду. Вода шипѣла, и сѣдой, густой, горячій паръ клубилсл по избѣ, быстро наполнивъ ее отъ поголка до пола. Ка- -тсрина уже не въ силахъ была протестовать и лежала на рукахъ у бабъ, свѣсивъ на грудь голову и тяжко всхрапывая. Но и это не помогло.

Навѣдалась узнать о здоровьѣ рожепицы худень-кая, жалостливая Агафья—жена дяди Егора, и посо-вѣтовала примѣнить къ Катеринѣ еще одио старое средство «облегченія».

Втроемъ бабы снова подняли Катерину на руки, перегнули ей ноги къ самой шеѣ и долго встряхи-валн ее надъ подушками, положенными на постель. Бабы измучились отъ тщетныхъ усилій. Послѣ полу-ночи пріѣхала Прасковья и вошла въ избу въ ту самую минуту, когда, бабы зацѣпивъ роженицу поло-тенцемъ подъ мышки, привѣсили ее на крюкъ, ввин-ченный въ потолокъ, и, схвативъ за ноги, раскачи-вали изъ стороны въ сторону....

Осмотрѣвшись въ густомъ пару, наполнявшемъ иэбу, и увидя, что продѣлываютъ бабы надъ ея без-чувственной дочерью, Прасковья всплеснула руками. Сама старуха признавала народныя средства и въ нѣ-которыхъ случаяхъ вѣрила въ ихъ цѣлительность, но тутъ чутьемъ матери догадалась, что для Катерины въ ея положеніи они вредны.

Она отстранила бабъ, приказала имъ снять Ка-терину съ петли, положила ее на постель, укрыла одѣ-яломъ и тулупомъ, открыла настежъ всѣ двери и окна и не закрывала ихъ до тѣхъ поръ, пока въ избѣ не установилась сносная температура.

— Не трогайте ее, ради Самого Христа Небёснаго, сватьюшка,—говорила старуха,— да рази можно ее, такую недужную, да слааааме1аIп1СКадакк-228 парииать! Иной и здоровый не выдержитъ, а не то, што больной...

Ночыо никто изъ бабъ не ложился спать и не гасили огня. Схватки у Катерины все учащались, а на разсвѣтѣ онѣ стали особенно мучительными, упор-ными. почти безперерывными.

Роженица съ перекошеннымъ открытымъ ртомъ кричала, каісъ рѣзаная. Жилы на ея лицѣ, шеѣ и грудп надувались, какъ веревки, и, казалось, каждую минуту готовы лопнуть; сморщенное отъ боли, красное, напряженное лицо ея стало сине-багровымъ; голосъ охрипъ.

Такъ прокричала она долго, потомъ вдругъ затихла и успокоилась, но минуту спустя, стиснувъ зубы и изо всѣхъ силъ уцѣнившись за деревянное изголовьѳ кровати, закряхтѣла, какъ человѣкъ, песущій въ гору пепосильную ношу. Ее дергало; она ворочалась на постели, выгибала спину и никакъ не могла найти мѣста для своихъ ногъ. Начались потуги.

— Ну слава Богу. Пришла туча неминуча, про-шелтала' Лукерья, засучивая рукава на ужасающе толстыхъ рукахъ и принимаясь за роженицу...

Теперь наступала ея очередь дѣйствовать.

Однако Катерина, хотя и не чувствовала прежнихъ болей, какія испытывала при схваткахъ, теперь почти не разжимала стиснутыхъ зубовъ, корчилаеь, надува-лась и кряхтѣла глубокимъ, тяжкимъ нутрянымъ крЛхтѣніемъ, слышнымъ далеко за стѣнами избы, хотя кряхтѣла она тихо. Казалось, будто у бабы вытяги-вали внутренности...

Часа черезъ два Катерина разрѣшилась дочерью.

Это была маленькая сморщенная дѣвочка. Родиль-ницѣ сразу стало значительно легче; она лежала из-можденная, съ блѣднымъ, но спокойнымъ лицомъ, пок-рытымъ крупными каплями пота.

Акулина торжествовала, что родитась виучка, а

не внукъ тотото.еіапскагак.ги

229

Но приблизительно часъ спустя у Катѳрины снова начались потуги.

Опьггная Лукѳрья тотчасъ жѳ заявила, покачивая головой:

— О-ой, головушка бѣдная, да никакъ второго Богъ спосылаетъ.

— Господь съ имъ, и ему найдется мѣсто на этомъ свѣтѣ, сказала Прасковья. '

Черезъ полтора часа родился сынъ, ѳщѳ болѣѳ сла-бенькій и щуплѳнькій, чѣмъ его сѳстра.

Катерина мутными, бѳзсмыслѳнными глазами гля-дѣла вокругъ себя, ничего нѳ замѣчая и не обращая никакого вниманія на дѣтей, которыхъ обмыли и поло-жили въ ея ногахъ на лежанкѣ. Нѣсколько минутъ спустя она уже спала.

Такъ какъ дѣти были слабыя и опасались, что они скоро умрутъ, то Акулина рано утромъ поѣхала на поповку крестить ихъ.

Катерина проснулась довольно поздно. Акулина еще не возвращалась. Лукерья попробовала выдавить у родильницы молоко, но въ изсохшихъ грудяхъ его не оказалось. Лукерья нѣсколько разъ принималась его отсасывать, но всѣ усилія ея оказались тщетными.

Катерина безъ протѳста позволяла дѣлать надъ со-собою все, что хотѣлй бабы.

За нѣсколько минутъ до возвраіценія Акулины съ поиовки, когда Лукерья въ пятый или шестой разъ пробовала отсасывать молоко, родильница приподняла голову съ подушки и пристально разсматривала бабку-повитуху, видимо, заинтересовавшись, что та дѣлала надъ ней. Сперва она никакъ ничего понять не могла, по скоро догадалась, что въ видѣ и образѣ Лукерьи къ нѳй подпустили толстую, рыжей масти съ мягкими, теплыми губами телку и тѳлка эта сосетъ ее... Родиль-ницѣ это понравилось. «Тпрусь, тпрусь... пущай посо-

сетъ...», прошептала «МЛЮЙ|іап.ка2ак.Ги 230

Смѣхъ и шопотъ ѳя были такъ слабы, что Лукерья, увлечѳнная своимъ дѣломъ, и нѳ разслышала, только ІІрасковья, дремавшая на нечи послѣ безсонной ночи, приподняла голову. Ея тревожно насторожѳнноѳ, чуткоѳ ухо поразили тѣ странные, неестественные звуки, ко-торые издала дочь.

Катерина лежала на кровати съ высоко припод-нятой на подушкахъ головой въ такомъ положеніи, что лицо ея приходилось какъ разъ противъ печи.

Старуха подозрительно и пристально посмотрѣла на дочь, и то, что она подмѣтила на ея лицѣ, заставило вздрогнуть и опуститься ея сердце. Ей показалось, что это дорогое ей лицо расплющено. Глаза, носъ, подбо-родокъ, щеки, губы — все какъ будто было на мѣ-стѣ у Катерипы и все какъ будто расплылось, пере-мѣшалось, какъ бываетъ съ портретомъ, на которомъ неосторожнымъ движеніемъ размазали мокрыя краски.

«Болѣзнь да роды никого не красятъ», утѣшала себя Прасковья, опуская снова на подушку голову, но безотчетная тревога пе только не унималась, а съ каждой минутой все сильнѣе и больнѣе налегала на сердце, точно замахнулась безжалостная рука и вотъ-вотъ опустится на голову смертельнымъ ударомъ.

Изъ церкви пріѣхала Акулина, по праздничному пріодѣтая, сіяющая и радостная. Въ ея сердцѣ возник-ла любовь и жалость къ маленькимъ существамъ — ея впукамъ, и въ этой любви окончательно потонули всѣ своекорыстные расчеты, ещѳ недавно не давав-шіе ей покоя. Съ широкой улыбкой счастія поднесла она новокрещенныхъ къ родильницѣ.

— Вотъ тебѣ Ивапушка — въ честь покойнаго ба-тюшки. Какъ бы теперь порадовался-та! Ужъ какъ жалалъ сыночка, родим-май...— И у Акулипы вдругъ сморщилось все лицо и потокомъ хлынули слезы. — А это — Анюточка, добавила она, оправляясь..

тотото.еіап-кагак.ги

231

Маша съ ревнивыми, разгорѣвшимися глазами и съ ноджатыми губами взобралась на кровать къ Ка-тѳринѣ и рвала изъ рукъ матери малютокъ.

— Дай, дай! Мамъ... Чего-жъ не даешь? Все бы только сама... Ты ужъ сколько держала. Дай... мамъ... нетерпѣливо и капризно просила она и успокоилась только тогда, когда получила на руки одного изъ но-ворбжденныхъ.

Каторина едва взглянула на дѣтей, тихо разсмѣя-лась и отвернулась.

— Што-жъ ты, доченька, аль не рада дѣточкамъ? Погляди, какія они у насъ хорошенькія?

Катерина все ухмылялась и, взглядывал на дѣтей, стыдливо отворачивалась.

Акулина и Лукерья недоумѣвали.

Прасковья, не дыша, во всѣ глаза глядѣла на дочь съ печи.

— Да рази это дѣти? — тихо и внятно, своимъ низ-кимъ, охрипшимъ груднымъ голосомъ проговорила Ка-терина и оиять отвернулась и разсмѣялась-

— А кто же они, Катюшка? — удивленно спросила Акулина, отстраняясь отъ кровати.

— Обманываешь...

— Што ты, Господь съ тобою... — еще болѣе изу-милась Акулинна.

— Не знаю я, што ли? У Миколая у Пана ощени-лась сука, а щенковъ взяли да подъ меня подкинули... рази не знаю?!.. медленно и тихо, съ хитрой усмѣш-кой и съ хитрымъ взглядомъ проговорила Катерина.

Акулина растерялась. Прасковья всплеснула ру-ками и зарыдала.

— Головушка моя бѣдная, доченька моя несчаст-ная!.. Сватьюшка, да вѣдь она ума рѣши-ла-ся!..

Новое горе, какъ громомъ, поразило Акулиину. До самаго -вечера она ходила убитая, растерянная, ничего не соображавшая.

Вечѳромъ Прасковья сходила на деревню и по-просила знакомаго парня съѣздить въ Черноиемь и ска-зать Леонтнію, чтобы завтра жѳ взялъ ихъ отсюда.

Всю ночь не спала Акулина, плача и думая о своемъ новомъ тяжкомъ положеиіи. Она ясно созна-вала, что ей нѳ подъ силу прокормить сумасшедшую невѣстку съ двумя малютками. Утромъ она рѣшилась въ очень деликатной -формѣ намекнуть о своихъ за-трѵдненіяхъ сватьѣ Прасковьѣ.

Старуха, тожѳ нѳ спавшая и окончательно сраже-ная новымъ несчастьемъ, слабымъ, больнымъ голосомъ отвѣтила:

— Не печалься, сватьюшка, спаси тебя Христосъ Нѳ-бесный за твою хлѣбъ-соль и за всѣ твои заботы и по-печенія, а доченьку и малютокъ не оставимъ у тебя на шеѣ. Я вечоръ наказала Лёвушкѣ. Пріѣдетъ и забе-регь насъ всѣхъ.

Днемъ пріѣхалъ Леотій, завернулъ вновь разбо-лѣвшуюся мать и сестру съ малютками въ шубы, уса-дилъ ихъ въ телѣгу и повезъ къ себѣ въ Черноземь.

XVI.

Послѣ того, какъ старецъ упалъ въ обморокъ и нѣсколько дней пролежалъ на лавкѣ, не вставая, онъ позвалъ къ себѣ Леотія.

— Левонъ, какой нонче день-то? — спросилъ онъ.

— Четвергъ. Тебѣ на што?

— Въ субботу истопи баню, сынокъ, а... въ вос-крссенье свези въ церковь... пріобщиться... надоть...

— Што, помирать собрался? — съ усмѣшкой спро-силъ Леонтій, кивнувъ на отца головой. — Давно по-ра... Надоѣло чужой вѣкъ-то заживать. Истопимъ што-жъ...

Никогда не болѣвшій старецъ и теперь нѳ чув-стіювалъ никакой болн, алъкь доа:км'ь

днѳмъ у нѳго убывали силы, догадался, что ѳму ужѳ не встать болѣѳ самому съ лавки, поэтому хотѣлъ по-христіански приготовиться къ тому послѣднему путе-шѳетвію, откуда «нѣтъ возврата».

Въ субботу была вытоплена баня. Леонтій съ Его-.рушкой вымыли въ нёй старика и надѣли на него чистоѳ бѣлье, въ воскресенье вывели его подъ руки изъ избы, посадили на телѣгу и повезли въ цѳрковь, находившуюся всего въ полутора верстахъ отъ Чѳрно-земи. За всю дорогу старецъ не проронилъ ии одиого слова, но осмысленнымъ, усталымъ взглядомъ осма-тривался вокругъ себя, какъ бы прощаясь съ той зѳм-лѳй, на которой онъ родился и прожилъ свою долгую, трезвую, честную жизнь.

Въ церкви Пётра, прислонившись къ стѣнѣ, вы-стоялъ всю обѣдню на ногахъ, жарко молясь Богу, и даже выражалъ неудовольствіѳ на Егорушку, когда тотъ поддерживалъ его, видя, что у дѣда дрожатъ и подгибаются колѣни.

Пріобщившись св. Тайнъ, просвѣтленный и успо-коевный Пётра вернулся домой, занялъ свое мѣсто на лавкѣ и сталъ молча, никогда ни на что не жалуясь, дожидаться смерти. Говорилъ онъ только тогда, когда надо было попросить пить, ѣсть же ничего не могъ. Такъ пролежалъ онъ болѣе четырехъ недѣль.

Въ тотъ день, когда Леонтій привезъ изъ Шеп-талова больную мать и сумасшедшую сестру съ двумя малютками, мужикъ былъ опечаленъ и раздосадованъ ноьымъ несчастіемъ и новой обузой, свалившейся на его плечи.

— Вотъ, Левонъ Петровъ, живи теперича, не тужи, извивайся, какъ ужъ на вилѣ, — расхаживая по избѣ, кричалъ Леонтій парочно такъ громко, чтобы слышалъ больной отецъ.

Старецъ заворошился на лавкѣ подъ тулупомъ и повернулъ къ сыну липо. . . .

* тошто.еіап-кагак.ги

— Ты лѳжишь, не умираешь, сестра съ ума спя-тила, мать съ горя совсѣмъ расхворалась, малѳнькіѳ пиіцатъ, ѣсть просятъ. У меня теперича въ избѣ и больница, и сумасшѳдшій домъ, и шпитательный домъ. Хошь бы ты, отецъ, скорѣй помёръ, руки бы развя-залъ... а то другой мѣсяцъ валяешься и нѳ помира-ешь... Чего тебѣ? Свой вѣкъ отжилъ, другимъ бы мѣсто опросталъ. А то вишь какая тѣснота...

Лицо старика чуть-чуть сморщилось. Онъ пожѲ-валъ губами и черѳзъ недолгій промежутокъ времени, съ усиліѳмъ выговаривая слова, спросилъ:

— А што—съ «робѳнкомъ»-то?

— Што? — озлоблѳннѣѳ и ѳще громче закричалъ Леонтій. — Двойню вонъ принесла, а сама сшалѣла, вопъ погляди: сидитъ дура-дурой...

Старикъ снова пожевалъ губами и опять не сразу произнесъ:

— На все воля Божія... а про меня не печалъся... скоро развяжу... руки...

Леонтій спохватился, что незаслуженно глубоко обидѣлъ умирающаго отца, но сразу у него не хва-тало мужества открыто сознаться въ этомъ, и онъ въ волпеніи крупными шагами подошѳлъ къ двери, съ секунду въ нерѣшительности постоялъ, потомъ от-крылъ ее и вышелъ. Черезъ минуту онъ вернулся и подошелъ къ отцу.

На глазахъ мужика блестѣли слезы. и его суро-вое лицо стало безпомощньгмъ и жалкимъ.

— Батюшка, рази я што... не я говорю, а горе мое говоритъ. Сдуру сболтнулъ. Рази ты меня кус-комъ объѣшь?! живи... легко ли мнѣ отца родного рѣшиться?!.. Вѣдь горе мое говоритъ... Вѣдь завя-залъ бы глаза и убѣжалъ куда-нибудь. Да бѣжать нельзя, куда ихъ подѣнешь?! А я што... живи... Разй я што...

— Я знаю, Левонъ...—тихо, ласково промолвилъ старецъ и замолчалъ.

тотото.еіап-каггк.ги

235

Егорушка привезъ изъ Рудѣева сестру Ечену. Она вбѣжала въ избу и, испуганно глядя заплаканными глазами въ глаза Леонтія, поспѣшно спросила:

— Левушка, да што съ Катюшкой? Егорушка го-воритъ...

— Чего-жъ? — отвѣчалъ, расхаживая по избѣ съ пищащими племяпниками на рукахъ, Леоптій, — вопъ полюбуйся на блаженную сестрицу, родила да и съ ума спятила, лежитъ, спитъ себѣ, горюшка мало, а ро. бятокъ нѳ принимаетъ, говоритъ: щѳнки!

Леонтій горько усмѣхнулся и мотнулъ головой въ сторону Катерины, которая заснула на кровати, устро-енноР для нея около двери, запрокинувъ свое осунув-шееся, прииявшее землистый оттѣнокъ лидо.

— Ты"вонъ положи своего-то куда-нибудь, а вотъ возьми покорми племянницу. Голодная!.. Со вчераш-няго дня, какъ родилась, маковой росинки въ роту не было.

Елена, поспѣшно взявъ на руки пищащую малютку-племянницу, присѣла на лавкѣ. Всунувъ грудь въ ро-чикъ ребенку, который пе сразу приладилгн сосать, Елепа залилась слезами.

— Горе-то какое, Левушка! И гдѣ только бѣда ни ходитъ, все къ намъ придетъ. Какъ же быть-то?

Леонтій вздернулъ плечами, продолжая ходить съ раскричавшимся племянникомъ на рукахъ.

— Ну, не кричи, не кричи, чего раскричался, муж-чина? Какъ же быть?! — отвѣчалъ онъ еестрѣ. — Все равно, твой хозяинъ-то тсбя съ дѣтьми не кормитъ, а какія есть нехватки, все братъ Левонъ пополняй, такъ вотъ и ты теперь услужи. Жить тебѣ у меня негдѣ, тѣсно. Видишь, сколько народу, а *другую избу не достроилъ, все силъ нѳ хватаетъ, такъ живи у себя, а робятоісъ приходи кормить, а ужъ'у меня бери муку, картошку, соль, все, чего тебѣ надобно. Ужъ все равно!.. ■ ■ ■

тотото.еіап-кагак.ги

Несмотря на искреннее горе, причиненное сумас-шсствіемъ сестры, Елена, сидя на лавкѣ, тотчасъ же сообразила, что, благодаря такому нѳсчастному слу-чаю, ѳя личноѳ положѳніе устраивается къ лучшему. Теперь она съ дѣтьми могла пѳ бояться голодной смерти, теперь ей не придется у Леонтія выпрашивать изъ милости хлѣба и каждый разъ слушать отъ него брань и попреки. Теперь онъ будетъ обязанъ еп платить продуктами за ея услуги.

— Да я не о томъ, Лева,1—поспѣшно сказала она.—

А што же съ Катей дѣлать?

— Што?—закричалъ Леонтій.—Думаешь, я сестру въ сумасшедшій домъ опредѣлю, штобы ее били тамъ, што скотину? Не отдамъ!—гремѣлъ онъ, точно кто-нибудь отнималъ у него больную.— У меня будетъ жить, небось прокормлю. Не прокормлю, што ли?!

XVII.

На другой день, оставивъ малютокъ и «больницу» на попеченіе сестры Елены, Леонтій поѣхалъ въ городъ, чтобы продать на базарѣ возъ сѣна и купить кое-что для племянниковъ.

Возвратился онъ поздно вечеромъ, по обыкнове-нію, подъ хмѣлькомъ, и легъ спать на своемъ обыч-номъ мѣстѣ на лавкѣ, голова къ головѣ съ умираю-щимъ огцомъ.

Старецъ былъ очень плохъ. У него уже похоло-дѣли и отнимались ноги, дышалъ онъ только верхней частыо груди, да и то съ трудомъ. Онъ понималъ, что доживаетъ свои послѣдніе часы, но объ этой жизни нисколько не жалѣлъ и, наоборотъ, хотѣлъ поскорѣе развязать Леонтію руки. За его долгій вѣкъ жизнь ни-когда не была для него тягостью. Всякое горе, всякую потсрю, невзгоду онъ переносилъ твердо, никогда не падая духомъ, но и всякую минугу готовъ былъ къ

смерти, если это угодно^і^^ еіап-ка^ак.ги

237

Старческійй умъ его работалъ ясно. Онъ отлнчно понималъ, какое великое новоенесчастіе.стряслось надъ его любимой дочерью, и это его печалнло и ему жаль было дочери, какъ жаль своей старой жены.

«На все воля Божья,—разсуждалъ старецъ.—Ни-чего, проживутъ за Левономъ. Левонъ — пьяница и собака, завсегда словомъ обидитъ... а голодными и хо-лодными не оставитъ, нѣтъ, скорѣе самъ не съѣстъ... тяжко ему, маятно, языкъ у его собачій, а сердце доброе...»

ХотѢлъ было Пётра передъ смертью попросить сына не пить вина, но раздумалъ.

«Слабъ, пообѣщаетъ, да не судержится. Одинъ грѣхъ».

Когда Леонтій уже засыпалъ, Пётра зашевелился.

— Левонъ!

— Чего тѳбѣ! — спросилъ сынъ.

— Ежели захочу испить... взбужу... .

— Ну што жъ?! Взбуди...—и Леонтій тотчасъ же захрапѣлъ.

У двери спала Катерина; больная Прасковья вози-лась на своей кровати. Малютки иногда просыпались н пищали. Спавшій на печи Егорушка спросонья хва-тался рукой за конецъ очепа, продѣтаго подъ потол-комъ въ кольцо, на другомъ концѣ котораго висѣла зыбка, и качалъ ее до тѣхъ поръ, пока малютки не утихали.

Подъ печью кричалъ сверчокъ и по стѣнамъ шур-шали тараканы.

Пётра лежалъ смирно, тяжело дыша, не шевелясь и чувствуя, какъ жизнь медленно замирала въ немъ, подобно живительной струѣ, вытекавшей изъ разби-таго сосуда и неизвѣстно гдѣ' пропадавшей. Онъ ста-рался только о томъ, чтобы достойно умереть и мы-сленно молился Богу.

Внутри у него палило. Пётра съ болыними уси-

ліями протянулъ руку ^^^і^ке1а:по.]ка^ак^ѣ^и

238

сколько разъ подъ-рядъ щелкнулъ ѳго пальцемъ по лбу. Лѳонтій приподнялся.

— Што? што? — забормоталъ онъ, просыпаясь. — Ты... тятя?.. ,

— Ис-сп-пить... — ѳдва слышнымъ, прерывистымъ, хриплымъ полушопотомъ попросилъ умирающій.

Леоннтій спустилъ босыя ноги на полъ, не скоро отыскалъ спички, зажегъ лампу, сходилъ въ сѣнцы и, зачерпнувъ тамъ изъ кадки ковшикъ воды, под-несъ отцу.

Старецъ, кряхтя, съ трудомъ, медленно припод-нялъ съ изголовья трясущуюся голову и, пѳрекрестив-шисі-, сталъ пить, но вода полилась у нѳго черезъ посъ.

— Вздым...ми... — какъ чуть слышный шелестъ сухихъ листьевъ, пронесся мѳдленный шопотъ старца.

Леоптій, перехвативъ ковшикъ въ лѣвую руку, пра-вой осторожно обхватилъ отца подъ спину и при-поднялъ.

Голова умирающаго, какъ отрублѳнная, привали-лась къ его груди, и когда сынъ поднесъ снова ков-шикъ къ его губамъ, старецъ былъ уже мертвъ.

Смерть отца, которую Леонтій послѣднія педѣли ожидалъ съ злобнымъ нетерпѣніемъ и на которую смо-трѣлъ, какъ на избавленіе его отъ лишнихъ хлопотъ и лишняго рта, тутъ поразила и потрясла его.

Осторожно, съ молитвой и страхомъ опустивъ на подушку голову покойника, Леонтій подошелъ къ ле-жавшей на кровати матери, дотронулся рукой до ея плеча и, неожиданно зарыдавъ, вскрикнулъ:

— ОтецЪ(-то дриказалъ іцолго ,жить! Помёръ... мама, слышь? Мама, слышь, помёръ тятя-то...

Старуха вздрогнула и горячечнымъ воспаленнымъ взглядомъ во всѣ глаза глядѣла на сына, но не пони-мала, кто стоитъ передъ ней и чтб говоритъ. Она была въ безпокойствѣ, тревогѣ и напряженіи. Ей казалось, что она сидитъ за куделей и сучитъ пряясу и все хочегь покруче закрутить ^р^^^^.еіапзщга^аік.гц

вившихся, сухихъ пальцахъ и не закручивается. Ста-руха часто поплѳвываетъ на пальцы, а они веѳ такъ же еухи, какъ и прежде. А тутъ кто-то большой, колеблю-щійся, лохматый толкнулъ ѳѳ, и пряжа оборвалась. Только что она приладила ѳе опять къ куделѣ, какъ нитіса стала тянуться, тянуться все длиннѣе и длиннѣе, и рука тоже тянется за ниткой и веретеномъ черезъ всю избу до самой печи, и сама печь тянется — тянется и колеблется и уходитъ всѳ дальше и дальшѳ отъ нея и нѳ можѳтъ старуха притянуть обратно свою руку и на-мотать нитку на непокорное веретено. И все это раздра-жаетъ и мучаетъ Прасковью____

Старика Петра отпѣли и похоронили на третій день. Всѣ домашніе, родные, пріѣхавшіе изъ Петѳрбурга сынъ Егоръ и дочь Варвара и даже сумасшедшая Катерииа ходили па кладбище; дома оставалась только одна Пра-сковья, лежавшая въ бреду, безъ памяти. Потомъ были поминіси.

Когда гости разошлись и разъѣхались, дома нѳ до-считались бабьихъ и мужицкихъ рубахъ, одного чугу-па, одного ведра, двухъ горшковъ и ухвата.

Все это было раскрадено односельцами въ то время, когда домашніе были на похоронахъ.

конец второй части. Часть третья - в следующем файле.

Часть третья.

тотото.ѳіап-кагак.ги

^ 28-го марта слѣдующаго года въ выѣздной сѳссіи

К-скаго окружнаго суда разбиралось дѣло объ Иванѣ Кирильевѣ. Въ каждый изъ прѳдыдущихъ пяти дней рѣшалось по полудюжинѣ и болѣе уголовныхъ дѣлъ; на 28-ое марта назначено было только два. Сдѣлано было такъ потому, что защищать убійцъ Ивана пріѣ-халъ изъ Москвы молодой, но уже вошедшій въ славу адвокатъ, и предсѣдательствующій суда зналъ, что, когда выстуцаетъ эта знаменитость, дѣло затягивается чуть не на цѣлый день.

Судъ засѣдалъ въ помѣщеніи уѣзднаго съѣзда, въ третьемъ этажѣ кирпичнаго дома, въ длинномъ, про-сторномъ залѣ, выходящемъ семью окнами на обшир-ную соборную площадь съ каменными рядами лавокъ и магазиновъ.

Стороны и свидѣтели по обоимъ назначеныымъ къ разбору дѣламъ собрались, согласно повѣсткамъ, къ 9-ти часамъ утра, но дѣло объ Иванѣ Кирильевѣ, шед-шее послѣднимъ, началось слушаніемъ толысо около 4-хъ часовъ дня.

Къ этому времени изъ боковыхъ дверей въ залъ бойкими шагами вошелъ въ вицъ-мундирѣ, съ бѣлой цѣпыо на шеѣ, судебный приставъ — маленькій, круг-лѳнькій, совершенно лысый господинъ съ близорукими, выпуклыми глазами, придававшими его вообще добро-душному лицу съ торчащими въ стороны русыми усами выраженіе разсерженнаго кота.

№№№.ѲІаП-Ііа2кГи

— Судъ идетъ. Прошу встать!—громко провозгла-силъ онъ. .

Всѣ встали. Залъ былъ биткомъ набитъ публикой. На заднихъ скамьяхъ размѣстились мужики и бабы — все родные, знакомые, сваты и односельцы Ивана иего убійцъ. Тутъ былъ и Степанъ съ Палагеей, съ двумя старшими дочерьми, изъ которыхъ Анютку недавно на-сильно выдали замужъ, и другіе родственники, всѣрод-ныо Горшкова и Лобова, Акулина съ дѣтьми, зятемъ и дядьями покойнаго Ивана. Сѣрый людъ толпился и въ передней, и на лѣстнйцѣ, и даже на подъѣздѣ. Двое дюжихъ городовыхъ, стоявшихъ у вторыхъ дверей зала, едва сдерживали напоръ толпы. Переднія скамьи были заняты чистой публикой, пришедшей послушать рѣчь московской судебной знаменитости, и приставу, чтобы размѣстить всѣхъ, пришлось распорядиться поставить цѣлыхъ два ряда стульевъ въ проходѣ между передней скамьей и рѣзной невысокой коричневой рѣшоткой, пе-регораживавшей залъ на двѣ половины. Какъ разъ око-ло нея столпились всѣ присяжные засѣдатели, чело-вѣкъ около тридцати.

Вслѣдъ за приставомъ въ залъ вошли судьи въ вицъ-мундирахъ съ толстыми золочеными цѣпями на шеѣ у каждаго.

Предсѣдательствующій — внушителыіаго вида су-хощавый господинъ неопредѣленныхъ лѣтъ, съ сѣрой растительностью на сѣромъ лицѣ и стриженой бобри-комъ головѣ, съ тяжелымъ взглядомъ усталыхъ глазъ занялъ кресло за серединой длиннаго стола, покрытаго краснымъ сукномъ, отороченнымъ золотой бахромой, съ спускавшимися почти до пола кистями по угламъ. Остальные два члена сѣли по обѣимъ сторонамъ пред-сѣдательствующаго.

Съ одного края стола помѣстился тщательно при-чесапный, съ завитыми тонкими усами и шелковистой бородкой на тонкомъ, красивомъ, мало - йодвижномъ, почти безжизненномъ лицѣ молодой товарищъ проку-рора, съ другого, лицомъ къ нему и въ профиль къ судь-ямъ, — секретарь съ грубымъ, прыщеватымъ лицомъ и толстыми черными усами.

На стѣнѣ, за спиной судей, висѣли большіе портре-ты Государей; въ святомъ углу подъ иконой, на тум-бочкѣ, стояло открытое зерцало. .

Въ залѣ находился и адвокатъ въ черномъ фракѣ, въ туго-накрахмаленной бѣлой сорочкѣ. Онъ помѣ-стился за особымъ столикомъ, впереди скамьи под* судимыхъ.

При первомъ взглядѣ со стороны казалось, что эти люди въ мундирахъ и золоченыхъ цѣпяхъ, отдѣленные отъ другихъ массивной рѣшеткой, такъ торжественно возсѣдающіе на возвышеніи, на виду у всѣхъ за крас-нымъ столомъ, совершенно особыя высшія существа, призванныя рѣшать судьбу другихъ простыхъ людей, составляютъ одну дружную семью.

На самомъ дѣлѣ это было далеко не такъ.

Предсѣдательствующій и молодой товарищъ проку-рора хотя и жили въ одномъ губернскомъ городѣ и чуть ли не каждый день видѣлись въ судѣ, но ничего обща-го внѣ службьг между собой не имѣли, даже не бывали другъ у друга и въ душѣ недолюбливали одинъ другого.

Праваго уѣзднаго члена суда, много лѣтъ уже безъ повышенія занимавшаго свою должность въ городкѣ, предсѣдательствующій признавалъ какъ опытнаго юрис-та, но презиралъ, какъ консерватора, и относился къ нему свысока за то, что тотъ оказался «затертымъ» по службѣ. Въ свою очередь, правый членъ платилъ пред-сѣдательствующему тѣмъ же презрѣніемъ, считая его пролазой. Съ товарищемъ прокурора отношенія у него хотя и не были близкими, но въ воззрѣніяхъ они почти всегда сходились и потому симпатизировали другъ ДРУгу.

Лѣвый членъ — почетный мировой судья и земскій дѣятель, былъ совсѣмъ не юристъ и въ составѣ суда яв-лялся случайнымъ гастролеромъ.

По распоряженію предсѣдательствующаго, два кон-войныхъ солдата, съ шашками на-голо, ввѳли подсуди-мыхъ въ залъ.

Всѣ они были щѳгольски одѣты,въ своихъ новыхъ пиджакахъ и хорошихъ сапогахъ. Никакого смущенія или стыда незамѣтно было на ихъ лицахъ. Сашка, какъ всегда, глядѣлъ угрюмо, по-волчьи, исподлобья; Лобовъ своими блестящими озорными глазами спокойно осматривалъ залъ; спокоенъ былъ и Горшковъ. Сѣрыхъ зрителей приводили въ завистливое удивленіе ихъ бѣ-лыя, сытыя лица и толстыя шеи, особенно у Сашки Сте-панова.

— Ишь какіе загривки себѣ наѣли на казенныхъ хлѣбахъ... — перешептывались на заднихъ скамьяхъ.

— А што-жъ имъ? Никакой тебѣ работы, никакой заботы; какъ ни наѣсть?! Всякой такъ-то наѣлъ бы...

Предсѣдательствующій спросилъ у каждаго изъ подс-удимыхъ имя, отчество, фамилію, вѣроисповѣданіе, не былъ ли раньше подъ судомъ и врученъ ли обвини-тельный актъ? Получивъ на все это отвѣты, онъ освѣдо-мился у прйстава, всѣ ли свидѣтели прибыли? Оказа-лись всѣ на лицо. Послѣ этого онъ положилъ въ стояв-шую передъ нимъ на столѣ урну ярлычки еъ написан-ными на нихъ именами и фамиліями присяжныхъ, смѣ-шалъ ихъ и, вынимая по одному, громко вызывалъ тѣхъ, чьи ярлычки попадались.

Вызванные двѣнадцать человѣкъ и двое запасныхъ съ степеннымъ достоинствомъ проходили за рѣшетку и усаживались лицомъ къ подсудимымъ, на стульяхъ, поставленныхъ въ два ряда вдоль наружной стѣны. Присяжные были болыпею частью мужики, одинъ со-держатель парикмахерской, одинъ приказчикъ- домо-владѣлецъ, одинъ купецъ и толстый, плѣшивый, бри-тый, съ сѣдыми усами нѣмецъ—директоръ одного

болыиого завода, лѣтъ 30 назадъ пріѣхавшій въ Рос-сію въ качествѣ помощника мастера, безъ гроша въ карманѣ, теперь же имѣвшій крупное состояніе, же-нившійся на русской дворянкѣ и считавшій себя ба-риномъ.

Предсѣдательствующій предлояшлъ присяжиымъ выбрать изъ своей среды старшину. Рядомъ съ нѣм-цемъ сидѣвшіе муяшки приподнялись и, обращаясь къ нѳму, въ одинъ голосъ заговорили: «просимъ, просимъ».

Нѣмецъ, напряженно ожидавшій своего выбора, съ зардѣвшейся отъ удовольствія лысиной, нѳуклюжимъ поклономъ поблагодарилъ за оказанную честь и съ евоего мѣста пересѣлъ на самый крайній стулъ, ближе. къ судейскому столу.

Правый члѳнъ прочѳлъ обвинительный актъ. Парни обвинялись въ томъ, что 25-го августа 190* года они нанесли Ивану Кирильеву тяжкіѳ, подвергавшіе жизнь опасности, побои съ переломомъ черепныхъ костей, отъ которыхъ пострадавшій и умеръ.

Такъ какъ актъ составлялся товарищемъ' проку-рора на основаніи толысо тѣхъ данныхъ, какія до-ставилъ ему слѣдователь, то и вышло, что главные и опасныѳ для убійцъ свидѣтели: Акулина, Барбосъ и молотобоецъ были совершенно устранены и повѣстокъ для явки въ судъ не получили.

На вопросъ предсѣдательствующаго: признаютъ ли подсудимые себя виновными, они отвѣтили, что не при-знаютъ.

Появленіе адвоката не прошло незамѣченнымъ сре-ди публики задпихъ скамей и даже возбудило толки.

— Гляди, вѣрно, изъ жидовъ, какъ жукъ черный... —сказалъ одинъ мужикъ своему сосѣду, мотнувъ бо-родой на адвоката.

— Доляшо, изъ ихъ... пятьсотъ слупилъ...

— Пятьсотъ? — недовѣрчиво переспросилъ первый. —Ой-ой-ой, такія-то деньги! Да за што? Пятьсотъ! шут-ка сказать. Да за што?

тотото.ѳіап-кагак.ги

247

Онъ удивленно качалъ головой.

— А за онравданіѳ. Даромъ, што ли, будутъ оправ-дывать?! Ну, себѣ сотню возьметъ, другуго сунетъ слѣ-дователю, а остатки судьи подѣлятъ... Даромъ, што ли? Имъ это лафа... . *

— Ловкачи эти жиды! ой, ловкачи! Ишь какую механику подвелъ...' Пятьсотъ!—все удивлялся, крутя головой, первый мужикъ. — Къ имъ, братъ, деньги-то липнуть. Къ православнымъ нѳ такъ... нѣтъ..: Гдѣ ужъ православному до жида?!.

— Нѣ-ѣ, ёнъ не изъ жидовъ, — вмѣшался сидѣв-шій рядомъ Пармеиъ—дядя Сашки, уже порядочно на-грузившійся съ утра,—Епъ—православный съ Москвы. Пятьсотъ, какъ одну копѣѳчку, безъ того и нѳ ѣхалъ... положи, говоритъ, да н только. Положили, тогда по-ѣхалъ, слова не сказалъ, поѣхалъ... а прозвище-то ево-ноѳ Моргуновъ, али Моргачевъ... Палъ Николаичъ... ловкачъ, чище жида! Пять, говоритъ, сотъ на столъ, безъ того не поѣду... ну, ему пятьсотъ положили, ёнъ и поѣхалъ, слова не еказалъ, поѣхалъ... бѳзъ фалыни... поѣхалъ...

Предсѣдательствующій распорядился ввести свидѣ-телей въ залъ. Высокій, худой, блѣдный, съ строгими иконописными чертами лица свящѳнникъ въ лиловой полинялой рясѣ, съ серебрянымъ крестомъ на груди, надѣлъ эпитрахиль, выпросталъ изъ-подъ нея свои дликные, прямые русые волосы и, подойдя къ стоявше-МУ У судѳйскаго стола аналою, на которомъ лежали крестъ и евангедіе, рѣзкимъ, отрывистымъ голосомъ сказалъ столпившимся около него свидѣтелямъ коро-тенькое предупрежденіе о важности нредстоящей при-сяги и о томъ грѣхѣ, который возьметъ на свою душу всякій, кто нарушитъ ее. Потомъ онъ приказалъ под-нять руки съ пальцами, сложенными для крестнаго знаменія. Судьи и всѣ находившіеся въ залѣ встали.

Отрывисто и рѣзко звучалъ голосъ священника, произносившаго слова присяги; въ разбивку, не-стройно и глухо повторяли ихъ свидѣтели.

Послѣ присяги всѣ свидѣтели, кромѣ одной Кате-рины, были удалены приставомъ изъ зала. .

Приставъ взялъ Катерину за локоть, провелъ ее нѣсколько шаговъ отъ рѣшетки и, остановивъ пё-редъ судейскимъ столомъ, самъ вернулся къ своему мѣсту у двери.

II.

I

Еще тогда, когда Катерину только что ввели вмѣ-стѣ съ другими свидѣтелями,' -она была поражена бле-скомъ и великолѣпіемъ зала и боязливо недоумѣвала, зачѣмъ она сюда попала. Только, когда священникъ приводилъ ее съ другими къ присягѣ, она стала до-гадываться, что тутъ затѣвается .свадьба, но, хотя глядѣла во всѣ глаза, не видѣла жениха и невѣсты, когда же удалили всѣхъ остальныхъ свидѣтелей, и приставъ, назвавъ ее по имени, повелъ къ красному столу съ сидѣвшими за нимъ важными господами, на которыхъ какъ жаръ горѣли золотыя цѣпи, Катерина застыдилась. Она поняла, что ее будутъ вѣнчать. «А какъ же Ваня-то?» мелькнуло въ ея головѣ. Но она тотчасъ же рѣшила и этотъ вопросъ. «Этотъ баринъ, іущумала она о приставѣ, и есть Ваня и яасъ будутъ вѣнчать».

Ни приставъ, ни судьи не знали, что имѣютъ дѣло съ помѣшанной. За то появленіе передъ судьями су-масшедшей бабы привело публику заднихъ скамей' въ самое веселое настроеніе. Тотчасъ же поднялись шу-шуканіе, шутки, смѣхъ. Конечно, шутила, злорад-ствовала и смѣялась только сторона родствепная и со-чувствующая подсудимымъ.

Предсѣдательствующій, взглянувъ на публику, не-довольно поморщился, но еще раньше его приставъ поднялся на носкн и строгими глазами оглядывалъ задвія скамьи.

— Шш... шш... — пронеслось въ залѣ.

Но это не подѣйствовало.

— Господа, прошу прекратить шумъ, иначѳ вы-нужлепъ буду очистить залъ! — покрывая всѣ голо-са, крикнулъ приставъ.

' Всѳ мгновенно смолкло.

— Свидѣтельница, разскалсите, что вы знаетѳ по этому дѣлу? — обратился къ Катеринѣ предсѣдатѳль-ствующій.

Сумасшедшая заинтѳресованнымъ взглядомъ раз-сматривала судѳй и свдщенника, со сложѳнными подъ мышки руками присѣвшаго на широкомъ подоконникѣ у аналоя, и не слышала вопроса. Предсѣдательствую-щій повторилъ свой вопросъ болѣѳ мягкимъ тономъ.

Теперь Катерина взглянула на нѳго, и ей понра-вился ласковый, важный баринъ, но сейчасъ же за-стыдилась, нонявъ, зачѣмъ онъ здѣсь, и отворотила въ сторону свое худое, землистаго цвѣта лицо съ синевой подъ глазами. «Ишь въ посаженные отцы на-бивается».

— Что же вы молчите? — добивался предсѣдатель-ствующій. — Вѣдь вы вдова потерпѣвшаго Ивана Ки-рильѳва? Да?

Катерина стыдливо усмѣхнулась, склонивъ голову, чуть слышно отвѣтила: «да» и украдкой, искоса взгля-нула на священвика. «И попа ужъ привели, мельк-нуло въ ея головѣ, а народу-то што глазѣетъ!» Но вдругъ настроеніе ея измѣнилось. Ей стало весело отъ того, что набралось столько народа глядѣть на ея вѣнчаніе. «Пущай!..» подумала она.

На заднихъ скамьяхъ опять послышался смѣхъ и перешептываніе. Опять пристав^ поднялся на носки и, грозно взглянувъ, снова крикнулъ:

— Прошу не шумѣть.

Катерина оглянулась на пристава. «Какой серди-тый! подумала она, а еще женихъ, подъ руку велъ. Не пойду за его. Енъ не Ванюшка, а ещѳ прикиды-вается! Ванюшка добрый былъ, никогда не кри-ч&лъ».

За то ей понравился мундиръ пристава и бѣлая цѣтіь на шеѣ. Она эаглядѣлась на нѳго, но новыя лица отвлѳкли ея вниманіе. Недалѳко отъ пристава у стѣны сидѣли убійцы мужа. Она нахмурилась: «Ишь пришли. Чего имъ тутъ надоть? Еще убьютъ кого. Такіе драксуны».

Въ залѣ наступила недолгая тишина.

— Ну, такъ вотъ,—продолжалъ между тѣмъ пред-сѣдательствующій. — Вы — вдова потерпѣвшаго Ивана Кирильева, что же вы можете сообщить намъ по дѣлу о нанесеніи ему тяжкихъ побоевъ? Разсказывайте, не стѣсняйтесь.

— Его убили..., —вымолвила Катерина, опустила глаза и пригорюнилась.

— Да, мы знаемъ, что его убили, — съ усмѣшкой нетерпѣнія сказалъ предсѣдательствующій. — Вотъ и разскажите намъ, что знаете объ его убійствѣ...

Теперь Катерина уже забыла о предстоящей свадь-бѣ и женихѣ и исподлобья, нѳ безъ страха, взгля-дывала на убійцъ, обмѣнявшихся между собой усмѣш-ка,ми.

«Ишь убили, да еще смѣются», подумала Катерина.

-Ну, разскажите же, что знаете по этому дѣлу. Илн вы ничего не знаете? Тогда такъ и скажите! — уже съ раздраженіемъ приставалъ предсѣдательствующій.

— Да они вотъ тутъ сидятъ, — необычной скоро-говоркой заявила Катерина, указывая пальцемъ на подсудимыхъ, и чѣмъ далыпе она говорила, тѣмъ слова ея становились непріязненнѣе и возбужденнѣе. — Саш-ка-то заводило всего...

— Какой Сашка? выражайтесь точнѣе, свидѣтѳль-ница...

— А ёнъ, Сашка Степановъ, — продолжая .указы-вать пальцемъ на скамью подсудимыхъ, говорила сума-сшедшая повышеннымъ голосомъ. — Енъ и былъ за-водило, безсовѣсный! Ваня-то ему спину промывалъ да перевязывалъ... какъ его исполосовалъ кнутомъ хрёстный...

— Это къ дѣлу не относится, — рѣзко оборвалъ предсѣдательствующій. ,'

Но Катерина не слушала.

— Такіе они всѣ драксуны и пьянйцы. Никому отъ ихъ проходу нѣту-ти. Моего-то подпоилн и убили...

Тутъ залъ притихъ. Странность и рѣшительность показаній произвели на всѣхъ сильное впечатлѣніе; всѣ повѣрили въ правдивость показаній Катѳрины, но и всѣ почуяли, что передъ судомъ стоитъ человѣкъ не вполнѣ нормальный. Адвокатъ, кисло и загадочно усмѣхаясь, теребилъ свою густую, круглую бородку и, скрививъ ротъ, почѳсывалъ заросшія щеки. Межод' тѣмъ допросъ продолжался.

— Свидѣтельница, вы сами видѣли, какъ били ва-шего мужа?

— Нѣгь, — съ выраженіемъ грусти отвѣтила Кате-рина. — Мы съ мамынькой ждали ѳго... какъ ёнъ ушод-чи въ городъ...

— Вы сами нѳ видали. Значитъ, вамъ кто-ниб.удь разсказалъ объ э^омъ происшествіи. Кто же?

— А Вагія...

— Какой Ваня? Назовите его фамилію, прозвище?

— А мой Ваня... Иванъ Тимофеевъ... хозяинъ-то мой...

На лицѣ предсѣдательствующаго выразилось недо-умѣніе. Правый членъ суда съ широкой приплюсну-той плѣшивой головой, съ обрюзглымъ умнымъ лицомъ стараго китайскаго бонзы, съ начала процесса давив-шійся отъ зѣвоты, тутъ продралъ свои узкіѳ, темныѳ, съ навернувшимися слезами глазки и, положивъ руки съ локтями на столъ, ненодвижно у^тавился на Ка-терину.

— Наплела лаптей... Эхъ!... — ясно въ тишинѣ пронесся съ заднихъ скамей негромкій мужицкій го-лосъ и осѣкся.

— Тебѣ чего? — чего? — значительно тише, но уг-рожающѳ забормоталъ тотъ же голосъ.

Рядомъ сдержанно засмѣялись. Приставъ бросился туда. Это говорилъ опьянѣвшій въ духотѣ Парменъ, но испугавшаяся жена закрыла ему ротъ ладонью. Приставъ не дознался, кому принадлежали сказанныя слова, но погрозился при новомъ шумѣ очистить залъ.

— Прекрасно. Вамъ разсказалъ вашъ' хозяинъ, то есть мужъ, — добивался предсѣдательствующій. — Когда же оігь вамъ успѣлъ разсказать?

— А ёнъ ко мнѣ приходитъ... — опуская глаза, унылымъ тономъ отвѣтила Катерина, но тотчасъ же, подъ вліяніемъ пріятныхъ воспоминаній, весело доба-вила: — ёнъ обо мнѣ зоблется*), Ванюшка-то, не забы-ваетъ... пряниковъ приносилъ...

— Ишь, пряниковъ захотѣла. Губа недуррра... Ты чеге? чего лѣзешь? — послышался съ заднихъ ска-мей прежній, только болѣе громкій мужицкій голосъ, потомъ ожесточенный шопотъ, видимо женскій, угова-ривавшій мужика. Сидѣвшіе на заднихъ скамьяхъ сто-ронники убійцъ захихикали.

Приставъ въ два прыжка былъ уже на мѣстѣ без-порядка.

— Вонъ отсюда! — шипѣлъ онъ на Пармена.

— Да мы што... мы промежъ себя, а мы ничего...

— Вонъ, въ кабакъ забрался, неучъ?!

— За што же насъ...

Приставъ далъ знакъ стоявшему у дверей горо-довому. Тотъ подбѣжалъ и крѣпко схватилъ не же-лавшаго встать Пармена за плечо. Мужикъ понялъ, что съ нимъ не рутятъ, и шагнулъ къ дверямъ, что-то ворча, подталкиваемый сзади городовымъ.

*) Заботится.

— Не разговаривать! Въ арестный домъ запрячу, каналью... — шипѣлъ шѳдшій сзади приставъ. — Вы-швырни его вонъ, мерзавца!

' Дюжій городовой открылъ половинку двѳри и такъ ткнулъ Пармена въ шею, что тотъ сразу потерялся въ тѣсной кучкѣ столпившихся мужиковъ и бабъ.

— Выгоню всѣхъ вонъ, если ещѳ кто посмѣетъ пик-нуть! Нѳучи! — энѳргично шипѣлъ приставъ, съ сжатыми кулаками и грозящими глазами, бокомъ про-ходя у заднихъ скамѳй.

Въ залѣ опять воцарилась тишина. Для судей уже стало ясно, что Катерина ненормальна. Секунду спустя прпставъ усаживалъ ее на свидѣтельскую скамью.

Товарищъ прокурора, въ виду того, что свидѣтель-ница, по его словамъ, забыла объ обстоятельствахъ преступленія, просилъ огласить ея показанія, данныя на предварительномъ слѣдствіи. Защитникъ запроте-стовалъ. Однако судъ постановилъ уважить ходатай-ство обвинителя. Показанія были прочтены. Въ нихъ Катерина, между прочимъ, заявила, что отецъ подсу-димаго Стеранова восемь лѣтъ подъ-рядъ держалъ въ арецдѣ зѳмлю ѳя мужа, но въ началѣ прошлаго года землю эту покойный Иванъ передалъ другому арен-датору. Вся семья Степановыхъ открыто бранила за это Ивана, а Сашка грозился отомстить. .

III.

Вторымъ свидѣтѳлѳмъ пѳрѳдъ судейскимъ столомъ предсталъ Леонтій.

Еще задолго до суда онъ говорилъ своимъ знако-мымъ: «Вотъ выведу имъ на судъ сшалѣлую сестрицу, да суну ей по робенку на кажную руку, да и скажу: «Вотъ, господа судьи, што хотите, то съ ими, сиро-тами, и дѣлайте, а мнѣ кормить-поить, одѣвать-обу-вать ихъ не на што, капиталу такого не имѣемъ, никто такогс капнталу памъ не предоставивши». Што, не скажу, думаете? Побоюсь? Кого мнѣ бояться? За мной никакихъ худыхъ дѣловъ нѣту-ти. Скажу: кор-мильца-поильца убили, а мнѣ всѣхъ на руки и прики-нули. «Пой, молъ, корми, Левонъ Петровъ». Рази это порядокъ?»

Но случилось совсѣмъ пе такъ, какъ рисовалъ себѣ Леонтій. Одна изъ двойняшекъ, именно племянница, всю СБОю короткую жизт прокричала отъ болей въ животикѣ, причиненныхъ жовками и прокислыми со-сками, которыми ее постоянно пичкали. Леонтій, безъ памяти полюбившій хилаго ребенка, по цѣлымъ но-чамъ бился съ нимъ, не спуская его съ рукъ. Дѣ-вочка покрылась струпьями и на четвертомъ мѣсяцѣ умерла на рукахъ дяди. Мужикъ горько ее оплакалъ, безъ душевной боли до сего времени не могь вспоми-нать о ней и все твердилъ, что выведетъ передъ су-домъ сумасшедшую сестру и съ однимъ ребенкомъ.

Но сегодня утромъ, собираясь въ городъ, онъ разду-малъ брать съ собою малютку-племянника изъ боязни простудить его или измаять голодомъ и оставилъ дома на попеченіи сестры Елены.

На господъ же вообще и на судъ въ частности Леонтій не переставалъ сердиться.

Судъ начался не сразу. Кромѣ того, Леонтію разъ-яснили, что ему не позволятъ вывести сестру передъ судьями, и хотя онъ среди дня подбодрялъ себя вы-пивкой, однако обличительно-боевое настроеніе его не-измѣнно падало и къ вечеру, когда хмѣль испарился, стало совсѣмъ вялымъ, сонливымъ. Подъ конецъ онъ только и думалъ: «Хошь бы поскорѣе... «отзвонилъ, да и съ колокольни долой». Правды все равно нигдѣ не сыщешь»

На вопросъ предсѣдательствующаго, онъ сперва съ запинками, потомъ, быстро овладѣвъ своимъ волнені-

емъ, очень складно и толково разсказалъ о встрѣчѣ съ Деминымъ наканунѣ дня Рождества Богородицы и все, что отъ этой встрѣчи произошло.

Предсѣдательствующій, выслушавъ показанія Ле-онтія, обратился къ товарищу прокурора съ вопросомъ: не имѣетъ ли онъ что спросить свидѣтеля?

— Не знаете ли, свидѣтель, не было ли какихъ-нибудь споровъ изъ-за земли между покойнымъ Ки-рильевымъ и семьей подсудимаго Степанова? — спро-силъ обвинитель.

Леонтій разсказалъ исто]Зію объ отобранной землѣ и подтвердилъ, что Кирильевъ былъ убитъ изъ мести за эту землю. 1 • -

— Не имѣете ли вы что? — обратился предсѣда-тельствующій къ адвокату. *'

— Имѣю, — отвѣтилъ тотъ.

— Скажите, свидѣтель Галкинъ, вы сами лично слышали, какъ подсудимый Александръ Степановъ гро-зюгь Кирильеву?

— Я самъ не слыхалъ, потому никакихъ дѣловъ съ имъ не имѣю, а такъ въ народѣ говорятъ...

— Такъ въ народѣ говорятъ, — многозначительно протянулъ адвокатъ. — Гм... а скажите, свидѣтель, вы хорошо знаете Ивана Демияа?

— Ивана Демина?

— Ну да, Ивана Демина.

— Нѣтъ, я его мало знаю, потому какъ ёнъ изъ другой деревни и у насъ никакого касательства дружка къ дружкѣ не было...

•• — Ну все-таки, вѣроятно, настолько знакомы, что

знаете его семейное и хозяйственное положеніе?

— Какое же евоное хозяйственное положеніе?! Ни кола, ни двора, ни семейства, ни хозяйства, какъ есть бобыль. Одна слѣпая мать...

Адвокатъ остался доволенъ отвѣтомъ, но сохра-нялъ непроницаемый видъ.

— Такъ. Ну, а чѣмъ онъ занимается?

/

Лѳонтій пйнялъ по едйа слыш&0м:у движешю йй скамьяхъ и по выжидающему черезчуръ сдержанному выраженію лида адвоката, что въ чемъ-то промах-нулся и, смутно угадывая какой-то подвохъ, тотчасъ же внутренно съежился, замкнулся.

— Ничего этого намъ неизвѣстно, потому какъ жи-вемъ мы далеко дружка отъ дружки, — сказалъ онъ.

— Ну, а можетъ, слышали, — добивался адво-катъ, — что Деминъ не совсѣмъ того... не всѣ у него дома?

И адвокатъ, дружески подмигнувъ, жестомъ пока-залъ себѣ на лобъ.

Леонтій нахмурился. Онъ уже ясно понялъ, въ ка- . кую ловушку заманиваетъ его защитникъ.

— Иванъ Деминъ—не дуракъ, при всѣхъ своёхъ,—• сурово буркнулъ онъ. — А какъ живетъ? Што жъ? Про его никто худого не скажетъ. Енъ — не воръ, не уби вецъ, какъ другіе-прочіе.

Адвокатъ привсталъ и, пробормотавъ въ сторону предсѣдательствующаго: «болыне ничего не имѣю»,— сѣлъ на свое мѣсто.

Леонтій остался доволенъ собой отъ сознанія, что отбилъ опасный наскокъ со стороны хитраго адвоката.

IV.

Мѣсто Леонтія занялъ Рыжовъ. На его красивомъ, цыгановатомъ лицѣ съ черными бачками отъ висковъ до половины щекъ, съ черными усами и бритымъ, си-неватымъ подбородкомъ, выражалась полная растерян-ность, а вороватые, живые глаза безпокойно бѣгали по сторонамъ. Со времени убійства Ивана Рыжовъ чув-ствовалъ себя не совсѣмъ спокойно, потому что боялся мести со стороны выданныхъ товарищей и ихъ друзей и еще болыпе страшился суда.

Опытные люди срѳди рабочихъ того завода, на которомъ онъ постоянно работалъ, увѣряли его, что онъ ловко выскочилъ сухимъ изъ воды, мастерски потопивъ другихъ, и восхищались его смекалкой. Ры-жовъ никому не вѣрилъ. День и ночь его преслѣдо-вала боязливая мысль, что какъ-нибудь на судѣ выплы-ветъ наружу его виновность, и ему гіридется раздѣ-лить участь убійцъ.

На судѣ впачалѣ онъ окончательно потерялся. Его разсказъ о происшествіи получился совершенно безсвязный. Онъ путался, сбивался, противорѣчилъ самому себѣ, бродилъ ощупыо вокругъ да около, постоянно при этомъ наводимыМ предсѣдательствую-щимъ на нить повѣствованія. Кое-какъ Рыжовъ раз-сказалъ, какъ компанія парней пила водку въ го-родѣ у казенки, какъ поѣхали въ Шептилово и опять пили по дорогѣ; про кузницу и времяпровожденіе въ ней онъ совсѣмъ умолчалъ. <

Тутъ свидѣтель солгалъ, заявивъ, что Иванъ Кириль-евъ остался въ предмѣстьѣ у казенки и потомъ будто бы догналъ парней уже на Хлябинской горѣ; солгалъ онъ это потому, что такъ посовѣтовали ему показать опытные товарищи-рабочіе. Дальше онъ разсказалъ, какъ ѣхалъ съ Ларіоновымъ на задней телѣгѣ, а трое подсудимыхъ на передней. Кирильевъ догналъ ихъ на Хлябинской горѣ и, пройдя мимо нихъ, направился къ передней телѣгѣ.' Тамъ между нимъ и ѣхавшими пар-нямп произошла ссора, и они его убили. Какъ, чѣмъ и за что его убили, ни предсѣдательствующій, ни това-рищъ прокурора такъ и не добились отъ Рыжова.

— Скаяште, свидѣтель,—спросилъ товарищъ проку-рора, — не грозились ли подсудимые во время выпивки избить Кирильева?

— Нѣтъ, ни^его этого не слыхалъ, — солгалъ Ры-жовъ.

— Можетъ быть, они бранились съ Кирильевымъ?

— Нѣтъ, не бранились...

— А не упрекалъ ли подсудимый Степановъ Кири-льева за отобранную землю?

— Нѣтъ.

— Ну, а Кирильевъ не ругалъ ли кого-нибудь изъ подсудимыхъ?

Рыжовъ переступилъ съ ноги па йогу и угнулъ голову .

— Всѳго было... потому какъ всѣ выпивши были... нерѣшитольно проронилъ онъ.

— То есть что? — быстро спросилъ обвинитель. — Значитъ, Кирильевъ ихъ ругалъ, а они что же? мол-чали?

— И они его... ругали...

— И подносили къ лицу кулаки?

— Да, подносили...

— Кто же именно подносилъ? Или всѣ?

— Да всѣ... — сознался Рыжовъ, но тотчасъ же спохватрлся. — Они ему подносили, а ёнъ имъ... не разберешь... Всѣ выпивши...

— А какъ они ругались?

Рыжовъ молчалъ.

— СЛверно ругались? Нельзя повторить? Ну, ска-жите примѣрно.

— Нѳ помню.

— Но ругались?

— Ругались... а ничего такого...

— А про отобранную землю не вспоминали? — онять быстро переспросилъ обвинитель.

— Всего было...

— Значитъ, вспоминали. Что жѳ именно?

— Не помню.

— Такъ-таки ни слова не помните?

— Ни къ чёму мпѣ — забылъ...

— А всѳ-таки Степановъ упрекалъ Кирильева за отобранную землю?

— Да... было немного...

— И грозилъ отомстить?

— Нѣтъ, не грозилъ.

Товарищъ прокурора окончилъ допросъ.

' — Скажите, пожалуйста, свидѣтѳль, когда подсу-дшше, по вашимъ показаніямъ, убивали Кирильева, вы въ это время гдѣ находились? — спросилъ адвокатъ.

^ — Я... я ѣхалъ сзади въ телѣгѣ съ Ларивоно-

вымъ.

— И далеко сзади?

— Да далеко... но не очинно штобы...

— Ну какъ нѳ очинно, шаговъ 10, 20, 50 или болѣе?

— Да шаговъ... пятьдесятъ...

— Темно было?

— Темно, но нѳ очинно... все было видно...

— Значитъ, на вашихъ глазахъ убивали вашего пріятеля? Такъ вѣдь?

— Да, такъ... — переступивъ съ ноги на ногу, не-р^шительно подтвердилъ Рыжовъ. *

— И что же вы дѣлали, когда его убивали?

— Да што жъ я?.. я ничего... я сказалъ, што такъ, братцы, нельзя...

— Отчѳго же вы не помогли Кирильеву ртбиться?

. — Забоялся... и меня прикончили бы...

— Скажите, свидѣтель, вамъ лѣтъ подъ тридцать? Еще нѣтъ тридцати? — оглядывая Рыжова съ головы до ногъ, спросилъ адвокатъ. і

— Да, около того.

— Вы, кажется, работаете на заводѣ?

— Да, на заводѣ... въ Товариществѣ...

— Что жъ вы тамъ дѣлаете? .

— А гнилу подаю на верхъ, въ мастерскую.

— На тачкахъ возитѳ?

— Да, на качкахъ, — поспѣшно отвѣтилъ Рыжовъ, видимо обрадованный, что допросъ перешелъ на не-опасную'и болѣе знакомую тему.

— И тяжелыя тачки?

— Да, ничего себѣ... очинно даже тяжелыя.

— Ну, какъ примѣрно? — съ улыбкой, совсѣмъ по-дружѳски спросилъ адвокатъ.

— Да всяко бываетъ... Иной разъ какъ навалятъ пудовъ пятнадцать, такъ и повѳзѳшь, не откажешься. Такъ наломаешься за день, што къ вечеру рукъ не повернуть, болятъ.

При этомъ Рыжовъ схватился даже за плечевые мускулы.

— А силёнъ былъ Кирильѳвъ? — вдругъ круто пе-ревернулъ допросъ адвокатъ.

Рыжовъ даже головой замоталъ.

— Да въ округѣ-то супротивъ его никто бы не устоялъ. Ежели такъ на совѣсть, да тверёзый, такъ ёнъ и пятерыхъ одной рукой размахалъ бы...

— Размахалъ бы?! Значитъ, очень силёнъ, силь-нѣе, напримѣръ, васъ илда Александра Степанова?

— Ку-уды? Много сильнѣе. Што мы? Мы передъ имъ ровно дѣти малыя.

И Рыжовъ, забывъ прежнюю осторожность, хотѣлъ было распрострониться о томъ, что Ивана даже пья-наго ни за что не одолѣть бы парнямъ, если бы его сразу не оглушили камнемъ по затылку.

Адвокатъ угадалъ мысль Рыжова и, не давъ ему и рта раскрыть, быстро и неожиданно свернулъ въ сторону.

— Вы были на войнѣ въ Манчжуріи?

— Былъ. Въ і-мъ саперномъ батальонѣ служилъ,— охотно отвѣтилъ Рыжовъ.

— И тамъ такимъ же храбреі&мъ себя вели, какъ во время убійства Кирильева?

Рыжовъ сконфуясенно ухмыльнулся и растопырилъ руки. Наступило молчаніе. Добродушно улыбался адво-катъ, сдержанно, весело смѣялась публика и присяж-ные, и даже ла лицахъ судей мелькнули усмѣшки. Адвокатъ заинтересозывалъ, располагалъ къ себѣ весь залъ.

тотото.еіап-ксак.ги

261

— Скажите, дорога, на которой избили Кирильева, шоесейная? ^

— Нѣтъ, нѳ саша, а значитъ, какъ Товариществу неснособно было весною али по осѳни, когда грязь, гнилу на заводъ возить, такъ они, значитъ, за свой счетъ проложивши...

— Значитъ, камѳнная?

— Каменная, камѳнная .

— Хорошо. Ещѳ одинъ вопросъ, свидѣтель. Послѣ того, какъ произошла драка, вы оставили Кирильева одного лежать на дорогѣ, а сами поѣхали домой. Такъ вѣдь?

— Да, домой поѣхали...

— Вы были пьяны? .

— Да... выпивши малость... — замялся Рыжовъ.

— А можетъ и очень выпивши?

— Да... не очень, штобы такъ. -.

— Въ Хлябинѣ вы остановились?

— Да, бйли остановивши... — не сразу испуганно проговорилъ Рыжовъ, уже догадываясь, къ чему ведетъ адвокатъ. *

— Что вы тамъ дѣлали?

Рыжовъ замялся, дажѳ вспотѣлъ и не поднималъ глазъ.

— Не припомните ли?

Прождавъ нѣсколысо долгихъ секундъ и нѳ полу-чивъ отвѣта, адвокатъ началъ говорить медленно,

' раздѣльно и тихо, но такъ, что слышно было во всѣхъ углахъ зала, и такимъ тономъ, какимъ учителя под-сказываютъ растерявшимся ученикамъ плохо выучен-ный ими урокъ.

— Конечно, прошло уже болѣѳ полугода, и такіе пустяки вы могли забыть, — добродушно-насмѣшливо говорилъ онъ. — Такъ и быть, я вамъ помогу. Не при-помните ли вы, не просили ли вы тамъ у одной хозяйки чайную чашку?

— Просилъ... — не сразу, упавшимъ голосомъ отвѣ-тилъ весь пунцовый Рыжовъ, переступая съ ноги на ногу и опуская руки.

Адвокатъ прищурилъ глаза и уставился ими на Рыжова, какъ котъ, готовый къ прыжку.

— Просили? и вы ее получили или не получили, чашку-то?

— Получили...

— Для чего она вамъ понадобилась? — вдругъ от-крывая смѣющіеся глаза и взглянувъ прямо въ скон-фужепное лицо свидѣтеля, спросилъ адвокатъ.

Рыжовъ молчалъ, глуповато, растерянно улыбаясь, и опять пошёвелилъ растопыренными пальцами опу-щенныхъ рукъ.

— Видимо, мнѣ опять придется вамъ помочь,—и адвокатъ вздохнулъ..— >Бы пилн изъ этой чашки водку?

Рыжовъ опять переступилъ съ ноги на ногу и, не поднимая головы, чуть слышно отвѣтилъ:

— Пили.

Залъ огласился дружнымъ, веселымъ смѣхомъ. Адвокатъ прошелъ къ своему мѣсту и сѣлъ.

— 'Скажите, свидѣтель Рыжовъ, — спросилъ това-рищъ прокурора, — въ Хлябипѣ въ тотъ вечеръ вы одинъ пили водку изъ чайной чашки или и другіе пили съ вами вмѣстѣ?

— Всѣ пили...

—’ Кто же именно?

— Да вотъ Лександра Степановъ, Лексѣй Лобовъ, Горшковъ Степанъ... •

— Когда подсудимые избивали Кирильева, то куда онъ упалъ: на самую дорогу или сбоку дороги, на землю? не помните?

— Нѣтъ онъ свалился далеко отъ дороги, прямо на землю... подъ гору...

— Скажите, свидѣтель, вы хорошо знали потер-пѣвшаго Кирильева?

— А какъ же?! Хорошо... выросли вмѣстѣ.

— Какого повѳденія онъ былъ?

— Ничего... Хорошаго... Ничего худого про его сказать нельзяя.

— Хорошо жилъ съ женой?

— Лучше и нѳ надо... такъ жилъ.

— Кто у него въ семьѣ былъ хозяинъ?

— Да ёнъ самъ и былъ хозяинъ. Мать-то евоная ни до чего не касалась. Какъ помёръ Тимофей, отецъ-то... Иванъ-то Тимофеевъ парнемъ остался и пол-пыхъ осьмнадцати годовгь не было, а сталъ на хозяй-ство. хорошо велъ.

— Хорошо?

— Чего жѳ лучше?! — съ воодушевленіемъ продол-жалъ Рыжовъ. — Хрестьянство не бросалъ, завсегда своего хлѣба на цѣльный годъ хватало и въ дорогу ѣздилъ съ мур&вой и съ мелочью. У его время даромъ не пропадало... завсегда депжонки водились... добыч-ливый былъ.

— Семья у нѳго болыпая?

— Да сколько? Мать, да сестру Дуньку выдалъ замужъ, да одна сестра махонькая осталась, да два брата, да вонъ жона осталась съ ребенкомъ... другой-то помёръ... ужъ безъ его родивши...

Вызванный послѣ Рыжова Ларіоиовъ не далъ рѣшительно никакихъ показаній. Онъ дерясалъ себя такъ же, какъ и у слѣдователя, притворился совсѣмъ глухимъ, видъ имѣлъ глуповатый и на всѣ предла-гаемые ему вопросы или отмалчивался, дѣлая видъ, что не разслышалъ, или .заявлялъ, что въ вечеръ убійства Кирильева былъ такъ пьянъ, что спалъ въ телѣгѣ всю дорогу и ничего не видѣлъ и не слышалъ.

V.

Послѣднимъ изъ свидѣтелей обвиненія предсталъ передъ судомъ Иванъ Деминъ. Склонивъ голову къ

264 тотото.еіап-кагак.ги

плечу, онъ въ сопровожденіи пристава шагалъ по за-лу увѣренпо и смѣло на своихъ короткихъ, уродли-выхъ ногахъ и остановился пѳредъ судейскимъ сто-ломъ съ улыбающимся лицомъ. Весьма возможно, что улыбка, никогда не сходившая съ его лица, обуслов-ливалась особеннымъ строеніемъ его рта: верхцяя губа у него была коротка и никогда не закрывала длин-ныхъ, кривыхъ перѲднихъ зубовъ. Ни тѣни смущенія передъ судьями опъ не чувствовалъ. Появленіе передъ судомъ такой независимой и смѣшной фигуры вызвало въ залѣ оживленіе.

— Что вы знаете, свидѣтель, по этому дѣлу? — спросилъ предсѣдательствующій.

Деминъ слегка откашлялся и началъ своимъ пріят-нымъ, высокимъ теноромъ:

— Вотъ когда дѣло это вышло, я проходилъ по дорогѣ...

' — Какое дѣло? — переспросилъ предсѣдательству-ющій. .

— А убивство Ивана Тимофеева.

— Такъ. Вы откуда же и куда шли? — разсма-тривая прищуренными глазами свои ногти, спросилъ онъ.

— А изъ города домой.

— Такъ, продолжайте ...

Деминъ толково и послѣдовательно, шагъ за ша-гомъ разсказалъ о своей встрѣчѣ съ убійцами на Хля-бинской горѣ, объ ихъ погонѣ за нимъ и угрозахъ, объ его клятвахъ, на которыя его вынудили подъ стра-хомъ смерти.

Весь залъ — и судьи, и присяжные, и публика, притихнувъ, съ большимъ интересомъ и довѣріемъ слу-шали этого свидѣтеля.

Адвокатъ краснѣлъ и хмурился, вертя карандашъ въ рукѣ.

Деминъ, разсказавъ до того мѣста, когда его пой-мали на горѣ парни и схватили за шиворотъ, запнулся.

— Кто же это были? — спросилъ предсѣдатель-ствующій. •

— А Лѳксапдра Стѳпановъ и Лексѣй Лобовъ... обступили меня съ обѣихъ сторонъ и говорятъ: «За-клянись сычасъ, што нѳ видалъ нашу работу?»

— А вы, что жѳ, испугались?

— А рази нѣгъ?!

— Они вамъ грозили чѣмъ-нибудь?

— Да какъ жѳ? схватили меня за глотку... у Сашки-то ... у Лександра Степанова тоноръ въ рукахъ, а у Лексѣя Лобова камень и говорятъ: «Тутъ твоя и смерть пришла, заклянись»... Я снялъ шапку, сталъ божиться, што ничего нѳ видалъ, ничего нѳ знаю, а они все свое... «Не вѣримъ. Ѣшь землю!» — До трѳхъ разовъ землю въ ротъ клалъ, на голову сы-палъ... и заклинался. Тогда повѣрили.

— Ну, далыпе что было? •

— Потомъ они уѣхали, а я остался.

— Зачѣмъ же вы остались?

— А для чего жъ мнѣ съ ими?.. . .

— Другихъ вы никого нѳ видали? Ларіонова, Горшкова?

— Другихъ никого невидалъ,—солгалъ Деминъ,— потому что Рыясовъ и Ларіоновъ угощали его водкой и просили не выдавать ихъ.

— Хорошо. Вотъ подсудимые уѣхали, а вы одинъ остались. Они вамъ сказали, кого убили?

*— Нѣту, нѳ сказали.

— А какъ же вы узнали?

■— Какъ они, значитъ, уѣхадши, я сычасъ же по-бѣжалъ въ гору къ забитому.

— Ну?

— Думаю, не собака вѣдЪ и, можегъ, знакомый кто. Подошелъ къ ему; ёнъ лежитъ, харпи-итъ и лицо все черное. Я зажегъ «сѣринку» и тутъ только при-зналъ, што Иванъ Тимофеевъ... ну, я спужался, прямо сѳбя не спомнивши, спужался, сычасъ побѣжалъ на деревню и разсказалъ вонъ евоной женѣ да матери. •

— Подсудимые Лобовъ и Стѳпановъ, не желаѳте ли дать объясненія по поводу показаній свидѣтеля Демина? Гнались вы за нимъ или нѣть?

Сашка и Лобовъ встали, за ними нерѣшительно подкялся и Горшковъ, но тотчасъ жѳ опять сѣлъ.

Парни нѳдоумѣло переглянулись.

— Мы не гнались... — отвѣтили они. — Мы его и не видали...

— Нѳ видали! — съ негодованіемъ подхватилъ Дѳмиігь и глаза ѳго блеснули. — А сколько этой са-мой земли я съѣлъ и на голову поыспалъ! нѳ ви-дали... кабы нѳ заставляли... самъ бы ѣлъ, што ли?

И Дѳминъ непроизвольнымъ движеніемъ схватился за голову и водилъ рукой по волосамъ.

Въ залѣ смѣялись.

— Да помолчите! — добродушно-ворчливо прикрик-нулъ предсѣдатѳльствующій на Демина, подавляя усмѣшку.

Лобовъ что-то пробормоталъ въ отвѣтъ Демину, но предсѣдательствующій, вообще обращавшійся съ под-судимыми такъ же любовно-бережно, какъ иной соби-ратель-маніакъ обращается съ драгоцѣнной хрупкой по-судой, тотчасъ же съ замѣтной поспѣшностыо пригла-сить его сѣсть на мѣсто.

Сдѣлалъ это онъ такъ поспѣшно, потому что боял-ся, какъ бы подсудимый по своей нѳопытности какимъ-нибудь неосторожнымъ словомъ не напортилъ себѣ и товар-ищамъ въ глазахъ присяжныхъ. ,

Допрашивать свидѣтеля было предоставлено това-рищу прокурора.

1) Согласно нашимъ законоположеніямт>, подсудимые не приводят-ся къ присягѣ и вольны отвѣчать или не отвѣчать на предлагаемые судомъ вопросы.

— Не слышали ли вы о ссорѣ изъ-за земли между потерпѣвшимъ Кирильевымъ и подсудимымъ Алексан-дромъ Степановымъ?

— Слыхать слыхалъ. Это кого ни спроси, всякъ подтвердитъ, что Сашка за то и убилъ Ивана Тимо-фѳева.

— Вы это сами лично отъ Степанова слышали, что онъ грозился отомстить Кирильеву за землю?

— Нѣгь, самъ отъ его не слыхалъ.

Адвокатъ взвѣсилъ, что этотъ невзрачный на видъ свидѣтель напортилъ подсудимымъ въ глазахъ при-сяжныхъ и судей болыпе, чѣмъ всѣ остальные вмѣ-стѣ. Предвидя это, онъ еіцѳ раньше, допрашивая Леон-тія, хотѣлъ выставить Демина дурачкомъ, но Леонтій скоро спохватился, и подвохъ адвоката сорвался/ Те-перь адвокатъ видѣлъ, что Демина нарядить въ ду-рацкій колпакъ ни въ коемъ случаѣ нѳ удастся, но съ обычпой своей самоувѣрѳнностью рѣшилъ ослабить впѳ-чатлѣніе отъ его показаній.

Когда предсѣдательствующій жестомъ предложилъ адвокату заняться допросомъ, тотъ всталъ и даже про-двипулся изъ-за своего столика поближе къ Демину.

,— Скажите, свидѣтель, когда на васъ, по вашимъ словамъ — набѣжали Степановъ и Лѳбовъ, одинъ съ топоромъ, другой съ камнемъ, схватили за горло и грозились убить, темно было? — спросилъ онъ.

— Темно.

•— Очѳнь?

— Да такъ, што хошь глазъ коли.

I — А, кажется, у васъ одинъ глазъ уколотъ. Ка-

кой? правый или лѣвый? — съ добродушной усмѣш-кой спросилъ адвокатъ, шагнувъ еще ближѳ къ Де-мииу и съ той жѳ усмѣшкой заглядывая ему въ глаза.

Деминъ покраснѣлъ, смѣшался и инстинктивно схватился рукой за попорчѳнный правый глазъ. ,

— Маленько есть ... попорченъ, — сознался онъ.

— И давно попорченъ?

— Давно ужъ... еще съ измальства.

Кто-то со скамей присяжныхъ шопотомъ протя-нулъ: «А ловко!» Что-то какъ будто непристойное для суда, что-то шутовское почуялось въ выходкѣ адвоката, за то эта выходка снова связала надорванную было по-казаніями Демина нить симпатіи между присяжными и защитпикомъ.

Деминъ показался всѣмъ смѣшнымъ и жалкимъ.

— Ну, вотъ, а вы утверждаете, — послѣ неболыпой паузы, съ серьезнымъ видомъ замѣтилъ адвокатъ: — что хорошо разсмотрѣли Степанова и Лобова.

Выходка адвоката задѣла Демина за живое.

«Што ёнъ самъ дѣлѣ надсмѣхается? отвернуть, аль не отвернуть»? — съ опаской промелькнуло въ его головѣ. Не успѣвъ еще рѣшить, онъ уже отвѣтилъ:

— За то у меня одинъ глазъ видитъ такъ, какъ, дай Богъ, кажному двумя раскосыми!

Ударъ былъ неожиданъ и такъ мѣтокъ, что нѳльзя было не понять, на кого онъ былъ направленъ.

Адвокатъ былъ замѣтно раскосъ. Залъ заколы-хался отъ сдержаннаго смѣха. Деминъ въ первый мо-ментъ немпого вструхнулъ, но, замѣтивъ всеобщее одо-' бреніе, самъ усмѣхнулся.

Возстановленная было нить между прнсяжными и бойкимъ адвокатомъ опять порвалась. Деминъ точно ножомъ ее обрѣзалъ. Чашка вѣсовъ теперь склонилась не въ сторону -самоувѣреннаго блестящаго адвоката, и онъ былъ смѣшенъ не меныпе, чѣмъ минутой раныне свидѣтель-уродъ.

Адвокатъ покраснѣлъ, поспѣшно направился къ своему мѣсту и, пробормотавъ въ сторону предсѣда-тельствующаго, что «больше ничего не имѣетъ», опу-стился на свой стулъ и сталъ поспѣшно дѣлать за-мѣтки.

Въ залѣ было душно и смрадно. Лампы по стѣ-намъ, съ шарообразными, на половину матовыми кол-паками, чуть не гасли; свѣчи на столѣ теплились ма-

ленькими красными язычками и лида судей казались окутйнными туманомъ. Всѣ устали. Предсѣдатель-ствующій объявилъ нерерывъ. Залъ былъ очищенъ отъ публики и служители въ форменныхъ кафтанахъ от-крылп всѣ двери и форточки.

Чистая публика толпилась въ двухъ переднихъ компатахъ; мужики на лѣстницѣ, на подъѣздѣ и на площади. Тутъ Деминъ былъ тріумфаторомъ дня.

— Ванька-то, какъ подуса1) на крючокъ, подсѣкъ абвгката. Такъ хвостомъ’ и завертѣлъ, не пондрави-лось... — слышалось въ сѣрой толпѣ.

— Молодецъ Ванька, а то ёнъ, братцы мои, ни-кому слова не даетъ сказать, такъ и наскакиваетъ, такъ и наскакиваетъ ...

— Вотъ и наскочилъ.

— Чего искалъдо и получилъ.

— Громъ-то не изъ тучи...

Подсудимые во время перерыва нѣсколько разъ подъ конвоемъ выходили на лѣстницу. Знакомые му-ишки сторонились ихъ, но сѳрдобольныя бабы съ со-чувствіемъ относились къ «несчастненькимъ».

— Нѳбось, тяжко вамъ въ острогѣ такъ-то си-дѣть? — допрашивали онѣ ихъ на ходу.

— Чего тяжко? — развязно отвѣчали убійцы. — Какѵ жисть себѣ нажили, сиди, да пѣсни пой!..

VI.

Послѣ перерыва перѳдъ судьями и присяжными одинт за другимъ прошли пять свидѣтелей защиты.

Все это были безусые парни — односельцы Лобова и Горшкова. Суть ихъ показаній сводилась къ тому, чгэ гдѣ-то когда-то они гуляли и встрѣтили Ѳедора Рыжова, разговорились съ нимъ объ убійствѣ Ивана

') Небольшая рыбка, водится въ рѣкахъ Сѣверной Россіи.

тотото.еіап-кагак.ги

Кирильева, и онъ будто бы выразился такъ: «Жалко Стенку Горшкова, совсѣмъ занапрасно пропадаетъ па-рень. Енъ въ этомъ дѣлѣ совсѣмъ невиновенъ!»

Всѣмъ бросилось въ глаза, что свидѣтели, какъ но заранѣе заученному, показывали одно и то же, въ одинаковыхъ выраженіяхъ и даже съ похожими нѳ-искренними интонаціями. Всѣмъ ясно стало, что это были лжесвидѣтели.

Дѣйствительно, отецъ Горшкова поставилъ пар-пямъ четвертуху водки и обѣщалъ угостить ихъ послѣ суда, если они «оправятъ» ему сына.

Адвокатъ, пріѣхавшій изъ Москвы сегодня утромъ, въ первый разъ увидѣлъ этихъ свидѣтелей только пе-редъ судейскимъ столомъ и теперь кусалъ отъ досады губы. Онъ понималъ, что они своимъ топорнымъ лже-свидѣтельствомъ ухудшали шансы защиты. Товарищъ прокурора положительно не давалъ имъ передышки и ловко поставленными вопросами на каждомъ шагу сби-валъ ихъ съ толка, наконецъ, онъ потребовалъ очной ставки ихъ съ Рыжовымъ.

Рыжовъ, теперь значительно успокоенный въ томъ, что скамья подсудимыхъ его миновала, на этотъ разъ говорилъ увѣреннѣе и смѣлѣе, и его показ&нія вну-шали болыпе довѣрія. Онъ рѣшительно утверждалъ, чго за эти полгода съ этими свидѣтелями нигдѣ не встрѣчался и потому приписываемыхъ ему словъ го-ворить не могъ. Мало этого, изъ всѣхъ этихъ парней онъ немного зналъ въ лицо только двухъ, остальные ему неизвѣстны. Товарищъ прокурора сталъ по-оди-ночкѣ спрашивать свидѣтелей, въ какое время и въ какомъ мѣстѣ они встрѣтили Рыжова. Парни спутали и время, и мѣсто. Въ концѣ концовъ одинъ наиболѣе простоватый смѣшалъ Рыжова съ Ларіоновымъ и, не замѣчая своей ошибки, утверждалъ, что встрѣтили бни на гуляньи Ларіонова, и онъ-то и говорилъ имъ о Горшковѣ.

Товарищъ прокурора такъ насѣлъ на него, такъ закрутилъ и завертѣлъ вопросами, что тотъ, наконецъ, совсѣмъ остановился, какъ останавливается ошалѣв-шая отъ кнута и дерганья лошадь.

Въ залѣ появился слѣдователь, пришѳдшій послу-шать пренія сторонъ. Въ переднихъ рядахъ недовольно пожимали плечами и многія дамы огорчились тѣмъ, что ихъ любимецъ-адвокатъ такъ опростоволосился съ этими неудачными свидѣтелями. .

У самой стѣны, неподалеку отъ слѣдователя, си-дѣлъ владѣлецъ имѣнія Брыкалова, — высокій, худой отставной полковникъ и внимательно вслушивался въ каждое слово. Онъ хорошо зналъ убитаго и убійцъ и всю исторію этого преступленія. Во время хода су-дебнаго процесса полковникъ часто недовольно хмы-калъ, теръ переносицу и непроизвольно вздергивалъ всѣмъ корпусомъ и <плечами, что у него всегда было признакомъ сильнѣйшаго волненія.

Всѣмъ ходомъ дѣла онъ былъ недоволенъ, но ста-раго, честнаго служаку всего болѣе поразило то, что пятеро деревенскихъ парней лжесвидѣтельствуютъ подъ присягой и совершаютъ это безъ всякаго сму-щенія, когда же ихъ ловятъ и уличаютъ во лжи, они и въ усъ себѣ не дуютъ.

Полковникъ, запылавшій негодованіемъ, накло-нился къ слѣдователю. •

— Вѣдь это жъ чортъ знаетъ что такое! Явные лжесвидѣтели! Неужели за это судъ не притянетъ?

— Что жъ вы подѣгаете? Какъ докажете? — за-шепталъ въ отвѣтъ слѣдователь.

— Что жъ тутъ доказывать?! Тутъ всякому ясно, что они завѣдомо лгутъ...

— Что они ггутъ — несомнѣнно съ нашей обыва-тегьской точки згѣнія, а пегеведите на югидическую, что погучится? Гдѣ доказатегьства ихъ пгедвагитегь-наго сговога? Гдѣ сви^ѣтеги?

Полковникъ вздернулся всѣмъ корпусомъ и без-надежно махнулъ рукой. ■

— Чортъ знаетъ чтб... И глазами бы не глядѣлъ...

Очередь допрашивать свидѣтелей защиты пѳрешла

къ адвокату.

Еще заранѣе адвокатъ предупредилъ Горшкова-отца, чтобы онъ подговорилъ свидѣтелей очернить покойнаго Ивана передъ судомъ и присяжными.

— Это будьте спокойны... — отвѣтилъ Горшковъ-отецъ. — Парень былъ такой... ничего хорошаго про его сказать нельзя... Вонъ въ третьемъ годѣ по лѣту напился пьяігь и разодрался съ спасскими парнями... Ему голову-то еще тогда проломивши... сколысо не-дѣль провалялся въ городѣ, въ больницѣ... покедова вылечился... Можетъ, отъ того и помёръ теперича, што еще тогда ему голову проломивши...

— Вотъ это намъ на руку, — сказалъ адвокатъ. — Подтвердитъ ли кто-нибудь этотъ фактъ изъ нашихъ свидѣтелей? ' '

— Это на счетъ чего?

— Да о дракѣ съ спасскими парнями?

— Какъ не подтвердить?! Всякой подтвердитъ... Это каждому извѣстно... У насъ по нашей сторонѣ всѣ дружка про дружку знаютъ.

— А вы для вѣрности все-таки напомните объ этомъ нашимъ свидѣтелямъ. Я на судѣ спрошу;

— Это будьте спокойны.

— Скажите, свидѣтель, — обратился теперь адво-катъ къ одному изъ свидѣтелей защиты, — вы хорошо знали потерпѣвшаго Кирильева?

'— А какъ я«е... зналъ... хорошо...

— Что онъ былъ за человѣкъ? Смирный или дра-чунъ? Можетъ быть, любилъ выпить?

— Всяко бывало. Ежели поднесутъ, такъ мимо рота не пронесетъ.

— Значитъ, выпивалъ?

— Да, пилъ...

— И дрался?

— А какъ же... сила у его была...

— А нѳ знаете ли вы эту исторію?.. Говорятъ, за нѣсколько мѣсяцѳвъ до смерти у него было столкно-веніе съ спасскими парнями и ему въ дракѣ проло-мили палками черепъ -и онъ лежалъ въ городской больницѣ. Было это или нѣтъ?

— Ежели бы не было, такъ нѳ провалялся бы въ больницѣ, почитай, цѣльный мѣсяцъ... вся голова была разбита.

— Нѳ можете ли объяснить, свидѣтель, кто началъ драку: спасскіе парни или Кирильевъ? — спросилъ товарищъ прокурора.

— Ничѳго этого намъ неизвѣсно. Кабы ёнъ не впутавши, ничего ѳму и не было бы. Задаромъ будутъ бить, што ли?

— А когда это было? За годъ до ѳго смерти или раныне?

— Въ третьемъ годѣ по лѣту, на второго Спаса.

У ихъ тогда праздникъ... •

— Такъ. Значитъ, болыпе, чѣмъ за годъ до смерти Кирильева. Вы говоритѳ, это было въ праздникъ, на второго Спаса. Значитъ,- парни гуляли, были пьяны и у нихъ произошла свалка?

— Да... гуляли... свалки не было... а значигь, парни промежъ себя рылись палками...

— Значигь, дрались палками?

— Да... дрались.

Было уже около девяти часовъ. Публика измая-лась въ духотѣ, смрадѣ и ожиданіи, и каждый другъ друга спрашивалъ: «Не знаете ли, когда начнется рѣчь адвоката?» Никто, конечно, ничѳго не зналъ; многіе накинулись на слѣдователя съ однимъ и тѣмъ же вопросомъ. Тотъ успокоилъ, что сейчасъ долженъ дать свои заключенія послѣдній свидѣтель — экспертъ, потомъ объявятъ перерывъ, послѣ перерыва нач-нутся пренія сторонъ, при чемъ рѣчь прокурора бу-дегь коротенькая, а адвокатъ далъ предсѣдатель-ствующему слово говорить никакъ не болѣе часа съ четвертью. Всѣ былн разочарованы этимъ сообщеніемъ, но всѣ рѣшились ясдать. Не уходить же передъ самымъ интереснымъ актомъ, ради котораго высидѣли пять часовъ.

Вскорѣ на свидѣтѳльскомъ -,мѣстѣ въ качѳствѣ эксперта появился старшій врачъ больницы. По ѳго собетвенному признанію — это была его первая судеб-ная экспертиза. Суть ,ѳго заключѳній сводилась къ тому, что, согласно акту вскрытія, — у покойнаго Ки-рильева обнаружены: разсѣченнал нижняя губа, вы-шиблѳнные зубы, нѣсколько рѣзанныхъ ранъ на шеѣ и помимо многихъ ушибовъ на тѣлѣ, которыѳ врачъ относилъ къ разряду легкихъ, сѳмь ранъ на головѣ, причиненныхъ ударами тупымъ и колющимъ или рѣ-жущимъ орудіемъ. Смерть, по его показаніямъ, по-слѣдовала отъ раздроблѳнія въ пяти мѣстахъ костей черепа, сопровождавшагося кровоизліяніемъ въ черѳп-ную полость и воспаленіемъ мягкой мозговой оболочки.

Предсѣдательствующій показалъ Вознесенскому вещественныя доказательства преступленія: два тя-желовѣсныхъ камня. Одинъ былъ овальной формы булыжникъ фунтовъ семи вѣсомъ, другой побольше, продолговатый, съ тремя замѣтными выступами _ на одномъ ребрѣ. Трѳтій камень гдѣ-то затерялся.

Врачъ, съ минуту внимательно разсматривавшій камни, заявилъ, что тѣ трещины съ. звѣздообразными надколами на черепной кости, коаорыя были найдепы на головѣ Кирильева и внесены въ актъ медицин-скаго вскрытія, могли быть нанесены именно такой формы камнями, и при этомъ показалъ судьямъ при-ложенные къ акту рисунки трещинъ.

Товарихцъ прокурора отказался спрашивать экс-перта, находя, что побои были настолько очевидно тяжки, что незачѣмъ это лишній разъ подчеркивать

и тѣмъ эатягивать процессъ, съ другой стороны — онъ хотѣлъ узнать, куда будетъ гнуть противникъ. ,

По приглашенію предсѣдательствующаго, къ судей-скому столу подошло нѣсколько присяжныхъ и адво-катъ. Онъ, разсматривая вещественныя доказатель-ства, обратился къ Вознесенскому съ вопросомъ:

— Будьте любезны, г. экспертъ, скажите мнѣ: тѣ пораненія, которыя найдѳны на головѣ потерпѣвшаго Кирильева, по вашему >заключенію, были нанесены вотъ этими демонстрируемыми камнями или могли быть причинены и другимъ какимъ орудіемъ?

Врачъ былъ человѣкъ' добросовѣстный, прекрасно знавшій медицину и анатомію, но, какъ и всѣ почти простые россійскіе граждане, понятія не имѣлъ о зако-нахъ, а потому такъ же, какъ и всѣ не-юристы, пола-галъ, что убійство есть убійство, вопіющее преступное дѣяніе, за которое по закону полагается тяжкая кара. Желая быть осторожнымъ въ своихъ выводахъ, врачъ отвѣтилъ:

'— Я полагаю, судя по формѣ трещинъ, что причи-нены онѣ были этими или подобными камнями, вообще тупымъ орудіемъ.

Адвокатъ взялъ въ руку камень съ тремя выступа-ми на одномъ ребрѣ и, вертя его въ рукахъ, спросилъ:

. — А какъ вы полагаете, однимъ ударомъ камня вотъ такой формы можно причинить болыпе одной тре-щины?

Врачъ рѣшительно недоумѣвалъ, для чего понадо-билось адвокату предложить ему такой безполезный, по его мнѣнію, вопросъ, но прежде чѣмъ отвѣтить, онъ нѣсколько подумалъ.

— Да, вообщѳ говоря, допускаю, что однимъ уда-ромъ камня такой формы можно причинить на черепѣ и больше одной трещины.

— Можно? — не безъ удовольствія переспросилъ адвокатъ. — Значитъ, переходя къ данному случаю, вы

допускаете, что однимъ ударомъ можно причинить и дсѣ и три трещины?

— Нѣтъ, не думаю, чтобы больше двухъ...

Тутъ только у врача мелькнула мысль, что своими заключеніями онъ, пожалуй. сыграетъ въ руку «меразв-цевъ», какъ внутренно называлъ онъ убійцъ, по адво-катъ.торопилъ его вопросами и ему не было времени додумать свою мысль до конца.

— Но почемѵ же? Какъ видите, у камня имѣется три выступа. При ударѣ по черепу въ мѣстахъ прило-женія трехъ гочекъ и должны получиться три тре-щины...

— Потому это невозможно, что голова человѣка пмѣетъ сферическую форму поверхности... и объемъ ея не великъ. Такой длинный камень при ударѣ имъ !іъ голбву не можетъ сразу приложиться въ трехъ точ-кахъ. а слѣдовательно и не можегь причипить три тре-щины разомъ. Кромѣ того, и самое расположеніе тре-іцинъ по взаимному ихъ положенію указываегь, что нельзя было однимъ ударомъ одного и того же камня нанести три трещины, потому что трещины расположе-ііы такъ: двѣ на затылбчной части, одна на вискѣ выше праваго уха, двѣ на темени...

Говоря это, врачъ на евоей головѣ пальцемъ пока-зывалъ мѣста расположенія трсщинъ.

. VII.

— Скажите, г. экспертъ, — перебилъ адвокатъ, — у алкоголиковъ вообще, ну, попросту, у пьяницъ вну-тренніе органы, конечно, находятся въ болѣзненномъ состояніи и не такъ выносливы. какъ у людей свѣжихъ, непьющихъ?

— Вообще говоря, пеумѣренное потребленіе алко-голй дѣйствуетъ разр.ушителыю на весь организмъ... особенно на нЬкоторые внѵтренніе органы...

шшш.еіап-кагак.ги

— Покойный Кирильевъ пилъ водку... кажется, въ неумѣренномъ количествѣ. Не могло ли повліять на роковой исходъ имѳнно то обстоятельство, что орга-низмъ его уже былъ расшатанъ пьянствомъ и что онъ въ моментъ поврежденіл головы находился въ состоя-ніи опьяненія?

— Я лечилъ Кирильева и умеръ онъ отъ воспаленія мягкой мозговой оболочки, причиненнаго побоями. При вскрытіи его трупа я не присутствовалъ, но если бы внутренніе его органы были повреясдены отъ дѣйствія ли алкоголя или отъ какой другой причнны или замѣ-чался бы процессъ перерожденія хотя бы, скажемъ, по-чекъ, то въ актѣ это обстоятельство обязательно было бы оговорено, но тамъ никакихъ оговорокъ нѣтъ.

Хотя адвокату* до нѣкоторой степени и удалось использовать юридическую неопытность врача, но да-леко не въ той мѣрѣ, какъ ему хотѣлось, и онъ раздра-жался. Его конькомъ въ подобнаго рода процессахъ было сбить съ толка эксперта, доказать передъ судомъ и присяжными его невѣжество и незнаніе своего дѣла — пріемъ, часто удававшійся ѳму въ захолустныхъ го-родкахъ надъ опустившимися, не слѣдящими за ходомъ наукн врачами. Имѣя именно это въ виду, онъ и при-нялся сейчасъ за Вознесенскаго.

Развалившись на своемъ стулѣ въ самой неприну-жденной позѣ, съ одной ногой наложенной на другую, съ высоко задранной головой, адвокатъ, пршцуривъ глаза, пренебрежительно, испытующимъ тономъ спро-силъ врача:

— Скажите, г. экспертъ, вы какими руководствами пользовались въ своихъ заключеніяхъ?

— То есть какія же вамъ руководства? — въ замѣ-шательствѣ началъ врачъ, оскорбленный наглымъ то-номъ адвоката. — Я состою старшимъ врачомъ здѣшней земской больницы, по спеціальности я — хирургъ, за мной пятнадцать лѣтъ практики и мнѣ чуть не каждый

деиь приходится дѣлать операціи, — нѣкоторыя быва-ютъ довольно сложныя...

— Для меня вашъ личный опытъ — не авторитетъ,

— рѣзко и грубо оборвалъ его адвокатъ, повѳрнувшись на стулѣ такъ, что положеніе его корпуса пришлось бокомъ къ стоявшему врачу.

Сидя въ новомъ положеніи, адвокатъ продолжалъ ѳще въ болѣе пренебрежительномъ тонѣ бросать отры-вистыя фразы: ■

— Вы укажите мнѣ судебно-медицинскія руковод-ства... Вы ихъ мнѣ подайте... Я объ этомъ васъ про-шу... А что мнѣ вашъ личный опытъ?!

II онъ съ раздражѳніемъ броеилъ на столикъ пере-плетенный томъ свода законовъ, который передъ этимъ • вертѣлъ въ рукахъ. '

Въ головѣ врача, чѳловѣка уже не первой молодо-сти, мелькнула обидная мысль: «Что онъ, мальчшпка, кажется, вздумалъ меня экзаменовать? Или я подсуди-мый, что со мною такъ обращаются?» И съ этого момен-та врачъ, человѣкъ дѳликатный и мягкій, только и ду-малъ о томъ, какъ бы поскорѣе избавиться отъ оскор-бительной пытки адвоката.

И всѣмъ въ залѣ показалось, что внушительный предсѣдательствующій стушевался, что руководитель-ство судомъ присвоилъ себѣ защитникъ. Многіе въ душѣ возмущалнсь его поведеніемъ и удивлялись, по-чѳму предсѣдательствующій не укажетъ зарвавшему-ся адвокату его мѣсто.

Но тотъ молчалъ, сидя въ своемь высокомъ креслѣ съ видомъ. человѣка, довольнаго ходомъ процесса.

Не сдѣлалъ онъ замѣчанія адвокату потому, что самъ держался самыхъ широкихъ взглядовъ на права защиты, и потому, что побаивался дерзкаго адвоката, который сдѣланное ему замѣчаніе навѣрное опротесту-етъ и потребуетъ занести въ протоколъ свой протестъ.

— Такъ будьте любезны,—уже злорадно. и капризно настаивалъ адвокатъ: — укажите же мнѣ судебно-мѳ-

дидинскіе источники, которыми вы руководствовались при вашей экснертизѣ? Если же вы ихъ не знаете, то-гда такъ и скажите. Будемъ знать, по крайней мѣрѣ...

— Хорошо, я могу вамъ назвать... Пирогова... — съ запинкой отвѣтилъ врачъ.

Лицо адвоката покоробило судорогой.

— Пироговъ, конечно, имя, — списходительно со-гласился защитникъ; — но онъ уже устарѣлъ. Потру-дитесь подать мнѣ новѣйшія признанныя руководства, а что мнѣ Пироговъ!

— Въ такомъ случаѣ, я укажу вамъ Гофмана... это болѣе новое руководство...

Адвокатъ былъ непріятно удивленъ.

— Да... — кисло протянулъ онъ. — Ну, а еще?

— Энгмерта ... если хотите...

Адвокатъ помедлилъ. ,

— Да, вотъ это такъ. Этого достаточно, — съ сожа-лѣніемъ, что срвался подвохъ, — наконецъ, процѣ-дилъ онъ сквозь зубы. — Итакъ, мы пришли къ согла-шепію, что отъ одного удара камнемъ такой формы, какъ вотъ тотъ камень, можетъ быть причинено нѣ-сколько трещинъ. Такъ вѣдь? — допытывался адвокатъ.

— Да, но не болыпе двухъ... — сказалъ врачъ, уже опомнившійся и догадавшійся, ,что въ цѣляхъ адвока-та установить возможно меныпее количество нанессн-ныхъ Кирильеву ударовъ.

— Вѣдь вы только что говорили...

Врачъ нетерпѣливо пожалъ плечами.

— Я настаиваю, что не болыпе двухъ.

Адвокагь угадалъ нежелательный отвѣтъ врача и

прежде, чѣмъ Вознесенскій докончилъ свою фразу, онт> чуть-чуть приподнялся съ своего мѣста.

— Я болыпе ничего не имѣю... — сказалъ онъ въ сторону предсѣдательствующаго своимъ густымъ груд-нымъ баритономъ и нарочно такъ громко, что заглу-іпилъ жидкій, слабый голосъ врача.

— Позволите?.. — съ изысканныыъ Ікестомъ свѣт-скнго чѳловѣка, нѳмиого наклоняясь корпусомъ впѳ-рѳдъ, обратился къ прѳдсѣдательствующему товариіцъ прокурора, приподнимаясь съ своѳго мѣста.

Тотъ разрѣшилъ продолжать допросъ.

Теперь было уже около 10 часовъ, а судебное слѣд-ствіе еще нѳ закончилось и предсѣдательствующему было нѳпріятно, что товарищъ прокурора вздумалъ ещо огнимать время.

Обвинитель понималъ это.

— Виновать, одну минуту, г. экспертъ. Вы утвер-ждали, какъ мнѣ показалось, что однимъ ударомъ кам-ня можно причинить не болыне двухъ трещинъ. Такъ вѣдь? Я не ошибся?

Одну секунду врачу хотѣлось прнзнаться, что онъ сбитъ съ толка адвокатомъ, что онъ только принципі-ально допускаетъ возможность причнненія болыне од-ной трещины однимъ ударомъ, въ данномъ же случаѣ рѣшать это опъ нѳ берется, но но хватило мужества исправить свою оплошность. ч

— Да, я допускаю, что однрмъ ударомъ можио при-чинить и больше одной трещины...

— Но въ нашемъ случаѣ не больше двухъ?

— Да, никакъ пѳ болыпе.

— Всѣхъ трещинъ на головѣ оказалось пять, а ранъ семь?

— Совершенно вѣрно.

— Кромѣ того, пораненія острымъ орудіемъ были и на шеѣ?. .

— Были... три раны...

— Слѣдовательно всего десять ранъ, не считпя мел-кихъ ушибовъ, поврежденія зубовъ, лица и разсѣченія нижней губы?

— Да, совершепно вѣрно.

Товарищъ прокурора легкимъ поклоно-гь далъ по-нять, что окончилъ допросъ.

Предсѣдатѳльству ющііі првдложил ъ присяжнымъ допросить эксперта. Они отказались.

— Не желаете ли чѣмъ-нибудь дополнить судебное слѣдствіе? — спросилъ онъ сторопы.

Защитникъ просилъ огласить, сколько времени подсудпмые находились подъ стражей.

Предсѣдательствующій объявилъ, что около семи мѣсяцевъ.

Этимъ закончилось судебное слѣдствіе.

Судьи сняли съ себя цѣпи и, положивъ ихъ на столъ каждый противъ своего мѣста, вышли изъ зала.

Вслѣдъ за ними повалила и публика.

' ' VIII.

Продолженіе засѣданія началось рѣчью товарища прокурора.

— Господа присяжные засѣдатели, — такъ началъ онъ, — въ предложенномъ вамъ на разсмотрѣніе дѣлѣ подсудимые ^Цобовъ, Горшковъ /и Степановъ обвиня-ются не въ убійствѣ Ивана Кирильева, хотя дѣло и кончилось смертью для пострадавшаго, а толысо въ нанесеніи тяжкихъ, подвергавшихъ жизнь опасности, побоевъ.

«Обыкновенно въ нашей губерніи дѣла подобнаго рода въ подавляющемъ болынинствѣ случаевъ имѣютъ однородный характеръ, совершаются въ однородной обстановкѣ и въ опредѣленные даже сроки.

«Вамъ, господа, особенно присяжнымъ изъ кре-стьянъ, лучше, чѣмъ кому-либо, извѣстно, что ОбЫЧІІО драки и убійства совершаются во время деревенскихъ праздниковъ, когда чуть пе въ каждую избу деревни, справляющей свой праздникъ, понаѣдутъ изъ другихъ деревень родствспнпки н пріятели. Сперва все идетъ чинно и степепно, пока не перепьіотся. Тогда картина мѣняется. Начинаются придирки другъ къ другу, по-преки, брань, ссоры и, наконецъ, дѣло доходитъ до дракъ. Въ рѳэультатѣ такихъ потасовокъ часто оказы-ваются искалѣчѳнные, а иногда и убитыѳ. Вотъ это типъ обыкновѳнпыхъ здѣшнихъ убійствъ, и судъ такія убійства относитъ къ прѳступленіямъ, совершеннымъ въ опьянѣніи, въ запальчивости и раздраженіи, безъ заранѣе обдуманнаго намѣренія и такія преступлеиія нашими законами караются легче, чѣмъ преступленія другого типа, когда обнаруживается наличность злого умысла.

«Но въ данномъ дѣлѣ существенные признаки та-кихъ обычныхъ праздничныхъ убійствъ отсутствуютъ и, наоборотъ, имѣются въ наличности такіѳ новые при-знаки, какіе въ обычпыхъ пьяныхъ побоищахъ пе замѣ-чаются. Постараемся разобраться въ нихъ.

«Избитъ былъ Кирильевъ не въ праздничной пиру-шкѣ, а въ будни, въ рабочій день. Это первое. Второе: эти лица, повидимому, привели себя въсостояніе опья-нѣнія съ завѣдомой цѣлью придать себѣ храбростидля задуманнаго дѣла. Третье: цодсудимые въ моментъ совершенія преступленія не находились въ томъ состо-яніи полнаго опьянѣнія, когда люди уже не отдаютъ себѣ отчета въ своихъ дѣйствіяхъ. Въ-четвертыхъ, — и -это самое главное, — въ этотъ день во время попойки всѣ трое подсудимыхъ неоднократно придирались къ Кирильеву, подносилн ему къ лицу кулаки и грозились расправиться съ нимъ.

«Несомнѣнно, что тутъ уже со стороны подсудимыхъ былъ въ наличности умыселъ учинить надъ Кирилье-вымъ кровавую расправу и эту расправу они учинили надъ нимъ на болыпой дорогѣ, въ виду усадьбы Хлябино.

«Защита на судебномъ слѣдствіи дѣлала попытки доказать, что Кирильевъ умеръ не отъ побоевъ, причи-ненныхъ камнями, а отъ другихъ причинъ. Эти по-пытки таісъ и остались попытками, не болѣе. Г. экс-пертъ здѣсь передъ вами совершенно опредѣленно за-свидѣтельствовалъ, что у Кирильева, вопреки предпо-ложепій защиты, никакихъ пораженій и перерожденій вщтрѳннихъ органовъ отъ дѣйствія алкоголя нѳ ока-залось, а умеръ Кирильевъ отъ воспаленія мягкой моз-говой оболочки, вызваннаго пятью трещинами на черѳ-пѣ. По опрѳдѣленію нашего законодатѳльства, побои, которые подвергаютъ жизнь потерпѣвшаго опасности, признаются тяжкими. Разъ Кирильѳвъ умѳръ отъ цо-боевъ, то не подлежитъ никакому сомнѣнію, что ихъ надо отнести къ разряду тяжкихъ.

«Изъ-за чего же у этихъ лицъ возникла злоба къ Кирильеву, стоившая ему жизни? Этотъ вопросъ съ до-статочной ясностью освѣщенъ судебнымъ слѣдствіемъ. Дѣло началось съ того, что приблизительно за полгода до своей смерти Кирильсвъ отобралъ у отца одного изъ подсудимыхъ, именно Степанова, свою землю, которую тотъ держалъ въ арендѣ. За это вся семья Степано-выхъ открыто бранила покойнаго Кирильева, а подсу-димый Александръ Степановъ неоднократно грозился Кирильеву отомстить. Конечно, это только начало зло-бы, предлогь къ злобѣ, основной же мотивъ ея лѳжитъ гораздо глубже. Онъ лѳжитъ въ разницѣ семейной и хозяйственной обстановки, въ разницѣ нравственныхъ качествъ между потерпѣвшймъ Кирильевымъ и тремя подсудимыми. Разберемся, кто такой былъ Кирильѳвъ самъ по сѳбѣ.

«Кирильевъ, несмотря на свой. молодой возрастъ, (онъ умеръ 26 лѣтъ) уже восемь лѣтъ былъ самостоя-тельнымъ хозяиномъ, чѳловѣкомъ, который трудами рукъ своихъ кормилъ и поднималъ на ноги цѣлую семью, состоявшую изъ матери, двухъ младшихъ брать-евъ и двухъ сестеръ. Отъ отца, умершаго рано, ему осталось хозяйство, и вотъ 18-ти-лѣтній парень, при-нявъ хозяйство и взваливъ на свои плѳчи обузу, состо-явшую изъ пяти человѣкъ кромѣ ѳго самого, нисколько не потерялся. Онъ и велъ хозяйство отца, н продол-жалъ ѳго торговлю. Ни ѳго хозяйство, ни торговля не

иадали отъ того, что перешли въ руки молодого чело-вѣка, и Кирильевъ, по вьіраженію одного изъ свидѣтѳ-лей, былъ человѣкъ даже съ деньжонками. Прибли-зитѳльно за полгода до смерти онъ женился, прекрасно жилъ съ женой, зсарактера былъ миролюбиваго и пе пьяница. Вотъ образъ потерпѣвшаго.

«Наоборотъ, всѣ подсудимые — юноши, еще не до-стигшіе гражданскаго совершеннолѣтія, всѣ зависимые отъ своихъ родитѳлей, т. е. не хозяева, но уже юноши, зараженные распространеннымъ россійскимъ порокомъ, имѳнно наклонностью къ разгулу, къ выпивкѣ.

«Какое отношеніе, какія чувства должны были ии-тагь эти юноши къ своѳму знакомому, къ Ивану Ки-рильеву? Они — во всемъ зависимые отъ старшйхъ, не имѣющіе права распоряженія имуществомъ, потому что имущество не принадлежитъ имъ, а Кирильевъ, почти сверстникъ ихъ, самъ старшбй, самъ хозяинъ, значитъ, самъ распоряжается и своимъ имуществомъ, и своими деньгами. Они — еще несовершеннолѣтніе, но уже гу-ляки, онъ — человѣкъ женатый, скромный, работящій. Понятно, отношеніе такихъ господъ должно быть за-вистливымъ, ревнивымъ. Онъ былъ для нихъ, какъ бѣльмо на глазу, живымъ укоромъ.

«Господа, можеть быть, у"васъ возникнетъ такого рода сомнѣніе: зависть завистью, но до преступленія еще далеко. У подсудимаго Степанова было еще осно-ваніс мстить Кирильеву, потому что Кирильевъ ото-бралъ у его отца свою землю, но какъ же изъ-за мелкой зависти могли такъ возненавидѣть Кирильева Лобовъ и Горшковъ, что рѣшились на смертельные побои?.. Господа, и особенно вы, присяжные засѣдатели изъ крестьянъ, вамъ "Хорошо извѣстно, что такое современ-ная деревенская молодежь, а разъ вы ее знаете, а вы не можете ее не знать, потому что она ваша, кость отъ костей вашихъ и плоть отъ плоти вашей, то и отвѣтъ . Вамъ готовъ. Скажите вы, пожилые люди, похожа ли. теперешняя молодежь ня васъ, дѣти ваши такія ли,

какими били вы 20 — 30-ть лѣтъ назадъ? Нѣтъ, они нс таковы теперь. Въ ваше время была крѣпка вѣра въ Бога. крѣпка семья, незыблемъ родительскій автори-теть, тогда боялись и почитали властей. То ли теперь? Къ сожалѣнію, совсѣмъ не то. Мальчишки поднима-ютъ руку на собственныхъ отцовъ. Наша уголовная хроника изобилуетъ примѣрами кровавыхъ расправъ сыновей съ родншш отцами. Теперешніе деревенскіе юноши и подростки не посѣщаютъ церквей, родитель-скаго авторитета не признаютъ, прежній страхъ передъ властями пропалъ. Деревня одичала и озвѣрѣла и всего больше одичала и озвѣрѣла молодежь, особенно въ послѣдніе два года послѣ смуты, когда хулиганскіе разбойничьи нравы стали считаться въ средѣ молодежн какимъ-то молодечествомъ, достойнымъ подражанія. Какъ теперешняя молодежь проводитъ время? Гдѣ прежніе веселые игры, забавы, хороводы? Нѣгь ихъ. Все это исчезло изъ обихода деревни вмѣстѣ съ добры-ми нравами. Молодежь походя сквернословитъ, пьян-ствуетъ, развратничаетъ, дерется, горланитъ неприлич-ныя частушки. Тутъ нѣтъ мирнаго, здороваго веселья, тутъ одно сплошное дикое озорство. Вотъ изъ такой-то нездоровой среды вышли подсудимые.

«Александръ Степановъ рѣшилъ отомстить Кириль-еву за отобранную землю. Лобовъ и Горшковъ — прія-тели Степанова, друзья его. Степановъ угостилъ ихъ водкой. Кирильевъ всегда непріятенъ имъ, какъ чело-вѣкъ другого пошиба, а тутъ Степановъ за бутылкой водки сталъ просить посчитаться ѣъ недругомъ. Что стоитъ такимъ господамъ оказать услугу другу, когда он7) уже угостилъ и въ будущемъ не разъ угоститъ ихъ водкой?

«Вѣдь кровь человѣческая, жизнь человѣческая при нынѣшнихъ нравахъ такъ подешевѣла, что расцѣ-ниваѳтся ниже стоимости бутылки водки. Вотъ вамъ, господп, вся несложная подкладка настоящаго престу-

ггленія. несложная, іго заставляющая серьезно надъ нето задуыаться,

«Перейдемъ къ фактической сторонѣ преступленія, изслѣду.емъ, какъ оно произошло. Въ день убійства передъ вечеромъ въ городѣ у кабака собралось шестеро парней: трое подсудимыхъ, два свидѣтеля и Кириль-евъ. Тутъ они всѣ вмѣстѣ пили и во время попойки под-судимые стали придираться къ Кирильеву и укорять его за отобранную имъ у подсудимаго Степанова землю, грозились разсчитаться съ нимъ и подносили ему къ ли-цу кулаки. Потомъ трое подсудимыхъ и два свидѣтеля сѣли на телѣги и поѣхали домой,' а Кирильевъ осіался. Несомнѣнно, остался онъ потому, что хотѣлъ избѣжать обѣщанной расправы со стороны подсудимыхъ. Но, вотъ, когда подсудимые и свидѣтели проѣхали ужеоко-ло полторы версты отъ города, на дорогѣ ихъ догоняетъ пѣшій Кирильевъ. Несомненно также, что пѣшій Ки-рильевъ не догналъ бы конныхъ подсудимыхъ, если бы у нихъ не было заранѣе обдуманнаго намѣренія учи-нить надъ нимъ жестокое насиліе. Очевидно, что они нарочно останавливались по дорогѣ и поджидали его.

«Лишь только Кирильевъ поравнялся съ передней телѣгой, на которой ѣхали подсудимые, какъ тѣ напали на него и стали бить камнями и топоромъ. Кирильевъ упалъ. Подсудимые продолжали наносить ему удары и наиосили до тѣхъ поръ, пока онъ ни лишился сознанія; тогда только, оставивъ его, окровавленнаго, среди по-ля, они уѣхали домой, но, проѣхавъ какія-нибудь пол-версты, въ селѣ Хлябинѣ они остановились для того, чтобы пить водку.

«Всѣ эти данныя добыты изъ показаній свидѣтелей обвиненія, но кромѣ нихъ передъ вами, господа, про-шли еще пять свидѣтелей защиты. Совсѣмъ умолчать ' о нихъ нельзя, говорить же много не ириходится, по-этому ограничусь всего двумя словами съ тѣмъ, чтобы потомъ ужъ болыпе и.ие вспоминать о нихъ.

«Очевидная цѣль ихъ иоказаній сводилась къ тому, чтобы онравдать одного изъ иодсудимыхъ, Горшкова.

Вы видѣли этихъ свидѣтелей, господа, слышали ихъ иоказанія и, надѣюсь, но достоинству оцѣнили ихъ, поэтому я и не буду высказывать свое мнѣніе о досто-вѣрности ихъ свидѣтельства. Полагаю, что оно и безъ того ясно».

IX.

Товариіцъ прокурора на секунду передохнулъ и, взглянувъ въ свои записи, быстрѣе и увлеченнѣе про-должалъ свою рѣчь. Привитая воспитаніемъ деревян-ная неподвижность его мало-по-малу уступила мѣсто живымъ движеніямъ и жестамъ. Щеки его согрѣлись легкимъ румянцемъ, блѣдно-сѣрые глаза потемнѣли и заискрились. Въ эти минуты оігь, стройный, худоща-вый и воодушевленный, былъ положительно хорошъ собой.

— Господа прнсяжные засѣдатели, наша родина залита кровью и заливаютъ ее не непріятельскія арміи. Слава Богу, мы ни съ какимъ иностраннымъ государ-ствомъ не воюемъ и никакіе иноземные воины не вторг-нулись въ предѣлы нашего отечества. Вотъуже непѳр-вый годъ, какъ кровь проливается у насъ братскими руками.

«Сперва свирѣпствовала революція съ ея бунтами, убійствами, поясарами и .другими мерзостями... и въ наслѣдіе оставила намъ распущенные дикіе нравы и ка-кую-то эпидемію убійствъ. Точно всѣ помѣшались и принялись истреблять другъ друга. Въ крестьянской средѣ, особенно между молодежью, убійства стали обыч-нымъ явленіемъ. Среди нихъ это даже не считается преступленіемъ, а перешло въ обычное времяпрепрово-жденіе.

«Въ ссорахъ по ничтожнѣйшимъ поводамъ, чаще всего въ нетрезвомъ видѣ, за малѣйшѵю обиду, а иног-

тотото.еГап-кагак.ги

да и безъ всякой обиды, человѣкъ своему ближиему, брату, свату, отду, пріятелю отвѣчаетъ ударами топора, камня, палки. Замѣтьте, что теперь въ дракахъ уже не довольствуются, какъ прежде, кулаками, а пускаютъвъ ходъ непремѣнно такія орудія, которымй или убиваютъ на-смерть или оставляютъ калѣкой на всю жизнь. Это уже звѣрство, это уже жестокость, которой и подходя-щаго имени Ме подыщешь. И изъ года въ годъ убійства эти не уменынаются, а все возрастаютъ въ количествѣ. Господа, это иохуже войны. На войнѣ лЮди гибнутъ во имя интбресовъ родины. Такая смерть героическая, смерть иочетная. Тамъ жизнь, какъ искупительная жертва, приносится на алтарь отечества во имя долга и любви къ родинѣ и такая смерть имѣетъ свой высоко-облагораживающій смыслъ. Какой же смыслъ вотъ въ этой внутренией братоубійственной ^войнѣ?. Тутъ ка-ждый человѣкъ — врагъ другому человѣку, человѣку своего племени, своей вѣры. Тутъ ужъ поднимается братъ на брата, сынъ на отда, отецъ на сына. Такой внутренней войнѣ, войнѣ безсмыслениой и позорной, порождаемой полнымъ паденіемъ, полной распущенно-стью нравовъ, не предвидится конца, если само обще-ство не положитъ ей предѣла, и такая война ведетъ къ одичанію, къ анархіи, то есть къ полному распаденію госѵдаюства. когда уже не будетъ существовать ни вла-стей, ни суда, а слѣдовательно и порядка, потому что некому будетъ охранять и поддерживать порядокъ. 'Тогда восторжествуютъ лихіе люди, потерявшіе стыдъ и совѣсть. Тогда всякій изъ нихъ будетъ воленъ уби-вать, грабить, безчестить другого и взыскивать съ не-го за это уже будетъ некому. Такъ вотъ, чтобы не до-пустить общество до такого самоистребленія, государ-ство въ лицѣ своихъ властей, войска и суда борется съ преступными людьми. Вы, господа, совѣстные судьи, есть могучее орудіе борьбы съ преступностью, вы при-званы сюда рѣшать судьбу подсудимыхъ, вамъ ввѣрена закономъ колоссальная власть «вязать и разрѣшать».

шшш.еіап-кагак.ги

и. а. родіоновъ 1§ 289

«Кого вы осудите, тотъ понесегь должную кару, кого онравдаете, тотъ невиненъ. Но огромныя права на-лагаютъ и огромныя нравственныя обязанности передъ пославшимъ васъ обществомъ и государствомъ. Въна-ше страшное время, 'Когда преступность не есть уже исключеніе изъ правила, а стала какъ бы общимъ пра-виломъ, когда престурпленія, особенно убійства, при-ияли эпидемическій характеръ, вотъ какъ холера или чума, присяжНымъ засѣдателямъ надо особенно осмо-трительно и вдумчиво принимать тѣ или другія судеб-ныя рѣшенія. Великій законодатель сказалъ: «Правда и милость да царствуютъ въ судахъ». Милость — вели-кое слово и знаменуетъ собою высокое, великодушное дѣяніе, но над<з ллилость проявлять тамъ, гдѣ ее не сочли бы за слабость, за потачку злымъ дѣяніямъ. Иначе это уже не милость, а поощреніе къ новымъ пре-ступленіямъ. По нынѣшнимъ временамъ милость при-ходится оказывать не тѣмъ лицамъ, которыя сндятъ на скамьѣ подсудимыхъ, а всему обществу, всему государ-ству, той совокупности честныхъ трудяіцихся милліо-новъ людей, которые страдаютъ отъ преступности и, раз-нузданности порочныхъ членовъ этого обіцества. Они, эти честные труженники, ожидаютъ отъ васъ огражде-нія своего спокойствія и безопасности, и вамъ, господа, больше, чѣмъ кому-либо другому, надлежить иомнить мудрое народное изрѣченіе: «одного злодѣя оправдать — семерыхъ новыхъ едѣлать». Дѣйствительно, оправ-даніе одного убійцы даетъ надежду десяткамъ и сот-' нямъ другихъ кандидатовъ на убійцъ, что и имъ такъ же легко и просто сойдетъ съ рукъ преступленіе, какъ сошло оправданнымъ вами; наоборотъ, суровое, но спра-ведливое осужденіе одного преступника устрашаетъ де-сятки и сотни другихъ и удерживаетъ отъ преступле-ній. Прежде чѣмъ рѣшиться на убійство, каждому изъ такихъ кандидатовъ придетъ въ голову безпокойная мысль: «а что, какъ меня закатаютъ такъ же, какъ та-кихъ-то и такихъ-то?» Вѣдь если законныя кары не

устрашали бы людей и не удерживали бы отъ преступ-леній, то зачѣмъ тогда, господа, и судъ, зачѣмъ такая трата денегъ на огромный штатъ чиновниковъ юстиціи, зачѣмъ мы собираемся, зачѣмъ вызываемъ свидѣтелей, экспертовъ,, подсудимыхъ, потерпѣвшихъ, зачѣмъ говоримъ рѣчи за и противъ обвиненія, выясняемъ ма-лѣйшія подробности преступнаго дѣянія? Короче го-воря, если держаться такой точки зрѣнія, что судъ не устрашаетъ людей и не удёрживаетъ ихъ отъ престу-пленій, то тогда зачѣмъ онъ? Тогда онъ не только без-полезное, но прямо вредное учрежденіе, потому что по-глащаетъ массу народныхъ средствъ, не принося ника-кой пользы.

«Тогда что же остается? Остается только упразд-нить этотъ судъ, а каждому престѵпнику говорить: «убилъ, молъ, ты, ;ограбилъ, обезчестилъ, сжегъ, — Богъ съ тобой, иди съ миромъ, кайся, пусть совѣсть терзаетъ и укоряетъ тебя». Ну, а если у человѣка и со-вѣсти-то нѣтъ? А въ наше время такихъ, не имѣющихъ и признака совѣсти, ібезконечное количество. Онъ и радъ, что ему дали свободу, онъ надѣлаетъ десятки и сотни преступленій. Вѣдь люди различны. Самъ Го-сподь Богъ не поровнялъ людей. Одного надѣлилъ |цшъ ростомъ, другого малымъ, одному далъ пря-^гому горбатый, третьему совсѣмъ курно-безконечности. Еще болѣе раз-^умственному и нравственному по несчастію, невольные убій-убійцы одно сознаніе, что онъ человѣка, что причинилъ ему смерть77^'^^Щ^Ш^бѣ наказаніе, уже несчастіе на всю остальную •ішШщ' потому что чуткая совѣсть его не дастъ ему покоя. Онъ, что называется, нигдѣ не находитъ себѣ мѣста и никакія судебпыя кары не срав-нягся еъ тѣми муками, какія такой человѣкъ испыты-ваетъ, а для другихъ, у кого совѣсть молчитъ или ея и вовсе нѣтъ, какихъ бы преступленій они ни надѣла-

ЛИ, имъ все какъ съ гуся вода. Они чувствуютъ себя такъ же превосходно послѣ совершенія убійства, какъ и до совершенія его, а, можетъ быть, еще и лучше, ве-селѣе. Возьмемъ хотя бы сидящихъ передъ вами под-судимыхъ. Смертельно избивъ камнями пріятеля, из-рубивъ его топоромъ, бросивъ его въ полѣ захлебывать-ся въ собственной крови, эти господа пять-десять ми-нутъ спустя преспокойно пьютъ въ- Хлябинѣ водку.

«Что же такимъ людямъ укоры совѣсти? Гдѣ она у нихъ, эта совѣсть? Да я увѣренъ, что у нихъ этой совѣсти-то нѣтъ, иначе она не допустила бы ихъ въ та-кія минуты предаваться бражничеству...

— Г. товарищъ прокурора, — рѣзко прервалъ пред-сѣдательствующій: — позвольте напомнить вамъ, что подсудимые не есть еще осужденные, называть ихъ людьми безъ совѣсти на судѣ недопустимо и потому прошу васъ взять ваши слова обратно.

Обвинитель вспыхнулъ и, чуть-чуть наклонивъ го-лову въ стороиу судей, пробормоталъ вполголоса:

— Виноватъ. Беру свои слова обратно...

Вообще самолюбивый, подъ личиной спокойствія

тщательно дкрывавшій крайнюю нервность, товарищъ прокурора подосадовалъ на свою оплошность и въ дальнѣйшей рѣчи, подходившей къ концу, рѣі болыпе слѣдить за собой.

— Несомнѣнно, — продолжа^ подобпаго нравстветіаго скл^ ими преступленіе необходимь ственнѣе укоровъ совѣсти, иі лишать людей жизни не дозвоі

«Но я отвлекся и івозвращаі^^^^Ш^^^^осказан-ной мною мысли. ’

«Если до конца придерживаться такого взгляда «непротивленія злу» и этотъ взглядъ осуществить на дѣлѣ, въ жизни, то значитъ добрыхъ, трудолюбивыхъ, хозяйственныхъ людей, т. е. тѣхъ, которые создали го-сударство и на своихъ плечахъ несутъ его черезъ всѣ

препятствія п бѣды, отдать па произволъ звѣрскихъ ипстинктовъ лѣнивыхъ, пьяныхъ, одичавшихъ, пре-ступныхъ людей.

«Что же тогда получится? Это нетрѵдно предуга-дать. На смѣиу организованнаго въ могучее государ-ство общества явится анархія со всѣми ея несправедли-востями и ужасами. Охотники пожить чужимъ тру-домъ, лѣнтяи и преступники уничтожатъ трудящихся мирныхъ людей, завладѣютъ ихъ имуществомъ, но, не-сомнѣнно, оно не пойдетъ имъ въ прокъ. Трудиться они нѳ въ состояніи — не такова ихъ организація, промота- . ють, пропьютъ, проѣдятъ все, что добыли грабежомъ и насйліемъ, и въ концѣ концовъ нстребятъ другъ друга. Вотъ единственный возможный конечный результатъ гуманнаго принцииа «непротивленія злу».'.

«Да неужели же вся наша общественность съ ея правовыми порядками, съ ея науками, искусствами, съ религіей для того только и существуетъ, для того толь-ко камень по камню созидалась и совершенствовалась тяжкими усиліями безчисленныхъ человѣческихъ поко-лѣній, чтобы въ концѣ концовъ быть уничтожеиной тѣ-ми отбросамн общества, тѣми потерявшими образъ и подобіе Божіе двуногими существами, которыя и теперь являются злѣйшими врагами всякаго порядка, благопо-лучія и мира?

«Думать такъ, стремиться къ такому жалкому кон-цу, значитъ, прежде самимъ надо или потерять послѣд-нюю каплю здраваго смысла или обезумѣть въ своей не-нависти къ самому великому, къ самому чудесному да-ру Творца — къ жизни.

«Я не сомнѣваюсь, госнода, что вы-то, люди земли, люди не запутанныхъ мудрствованій, а люди здраваго смысла, совершенно согласны съ моими воззрѣніями и выскажете иолное осужденіе, а гдѣ понадобится, вступите въ непримиримую, не на животъ, а на смерть борьбу вотъ съ этимъ гуманнымъ припципомъ «непро-тивленія злу», потому что, какъ я доказывалъ вамъ, въ

концѣ концовъ это — не гуманный, а, наоборотъ, дгесто-чайшій изъ жестокихъ и безумнѣйшій изъ безумныхъ принциповъ...

— Г. товарйщъ прокурора, — опять прервалъ, но менѣе рѣзко, предсѣдательствующій: — это къ дѣлу не относится. Прошу ближе къ дѣлу...

И обвинитель иа этотъ разъ не счелъ себя задѣ-тымъ. Сейчасъ говорилъ онъ не столько для присяж-ныхъ, пе понимавшихъ и половины этой части его рѣ-чи,сколько для публики переднихъ рядовъ, откуда на него было устремлено нѣсколько паръ виимательныхъ женскихъ глазъ.

Онъ прйдолжалъ:

«Такъ вотъ... господа совѣстные судьи, проявите вашу милость и къ государству, которое послало васъ сюда, и къ преступникамъ. Своимъ сптведливымъ иостановленіемъ внѣдрите въ отуманенныя головы этихъ юношей, сидящихъ на скамьѣ подсудимыхъ. что кровь человѣческая, жизнь человѣческая, даже и въ наши скверныя времена всеобщаго помутнѣнія все-таки не дешевле воды и водіси; не дѣлайте ихъ вашимъ снисхожденіемъ способными пойти по той страшнойдо-рогѣ, на которую они такъ рано вступили. Вы своимъ справедливымъ, нелицепріятнымъ приговоромъ убере-жете ихъ души отъ новыхъ грѣхоЪъ, а иославшему васъ обществу принесете двойную пользу. Первая, что изба-вите его отъ вредныхъ членовъ, вторая, что суровымъ приговоромъ надъ этими подсудимыми устрашите дру-гихъ неуравновѣшенныхъ, склонныхъ къ преступленію натуръ и тѣмъ сохраните для государства много полез-ныхъ жизней. Во имя этихъ общественныхъ и государ-ственныхъ интересовъ я возлагаю на васъ, господа, на-дежду, что вы вынесете обвинителышй приговоръ».

Товарищъ прокурора съ легкимъ поклономъ опу-стился на свое мѣсто. Онъ былъ доволенъ своей рѣчью и особенно той несвойственной ему горячностью, кото-рую ироявилъ въ ней, но тотчасъ же исиугался мысли: не позволилъ ли онъ себѣ какого-либо жеста, какого-ниб^дь движенія, неприличнаго для человѣка его кру-га, человѣка сІізЬіп&иб?

Припомнивъ все, молодой юристъ успокоился.

«Ну, теперь Бушуевъ накидаетъ мнѣ «галокъ» въ своемъ резюмэ», — подумалъ онъ о предсѣдательствую-щемъ и тутъ же одновременно вспомнилъ и причину своего неизмѣнно приподнятаго радостнаго настроенія. Причина эта — состоявшійся надняхъ давно жданный переводъ иа службу въ Петербургъ, о которомъ третья-го дня его увѣдомилъ отецъ-сенаторъ.

Рѣчь товарища прокурора произвела сильное впе-чатлѣніе на слушателей.

Нѣкоторые изъ публики переднихъ рядовъ почти огорчились, что молодой юристъ такъ кратко и точно доказалъ, что парни виновны и что опровергнуть его доводы невозможно. Но такъ думали только неопыт-ные простаки. Люди ^опытные, наоборотъ, потирали Рукй, предвкушая удовольствіе отъ того, какъ адвокатъ будетъ въ пухъ и прахъ разносить доводы обвинителя.

Присяжнымъ тоже понравилась эта рѣчь. Никто изъ нихъ уже не сомнѣвался болѣе, что передъ ними сидятъ завѣдомые убійцы, которымъ никакъ нельзя дать ни малѣйшаго снисхожденія. Слушали почти всѣ со вниманіемъ, хотя и не всѣ одинаково. Старшина-нѣмецъ съ своимъ налитымъ лицомъ и красной лыси-ной на круглой головѣ, сразу уходившей въ плечи, такъ и замеръ въ наклонеиной позѣ, не шевелясь и не сводя выпученныхъ глазъ съ оратора за все время; сѣ-денькій старичокъ-приказчикъ, опершись подбородкомъ на р.уку и иаклоннвъ одно .ухо, тоже сидіілъ неподвиж-

но и смирно, какчь бЫ'пригорюмившись, и слушалърѣчь съ кроткимъ благоговѣніемъ, какъ благочестивые про-столюдины слушаютъ чтеніе божественнаго писанія; остальные, сложивъ руки на колѣняхъ, часто и осто-рожно отдувались, видимо, отъ напряженія, съ какимъ они слушали непривычныя для ихъ уха слова, но слу-шалн вниматёльно, безъ сонливости, что замѣтно было по ихъ оживленнымъ глазамъ на волосатыхъ лицахъ, и только одинъ изъ присяжныхъ все время клевалъ но-. сомъ н ікогда цросыпался, каждый разъ испуганно огля-дывался на судей и, желая замаскировать непреобори-мую дремоту, осторожно откашливался.

Адвокатъ сталъ изъ-за столика и энергично шаг-нулъ къ присяжнымъ.

Теперь его певысокая фигура вся была на лицо отъ макушки, поросшей крѣпкими, черными, коротко остри-женнымн волосами, до широкихъ, слѳгка задранныхъ кверху носковъ его болыннхъ ладьеобразныхъ, лосня-щихся штиблетъ на чрезвычайно толстыхъ подошвахъ. Казалось, изо всѣхъ поръ его сытой, самоувѣренной фи-гуры вѣяло несокрушимымъ благополучіемъ и самодо-вольствомъ. Объ этомъ свидѣтельствовали румянецъ его полныхъ щекъ, необыкиовеино дружная, густая ра-стительность на лицѣ и головѣ, увѣренная округлость какъ жестовъ, такъ и членовъ его фигуры, уже обло-жившейся слоемъ подкожнаго жирка. Чувствовалось, что минетъ годокъ-другой благополучнаго житія и мо-лодой адвокатъ отяжелѣегь и обрюзгнетъ. 0 томъ же благополучіи и самоувѣренности свидѣтельствовали и дорогого сукна новый черный фракъ адвоката, его жи-леткг съ вырѣзомъ, доходящимъ почти до основанія брюкъ, его бѣлая, твердая, какъ панцырь, манишка, на-конецъ, широкія брюки, сложнвшіяся рѣзкими склад-ками на подъемахъ ногъ.

И въ покроѣ платья, и въ манерѣ носить его сразу бросались въ глаза всѣ признаки своеобразнаго москов-скаго франтовства, франтовства человѣка хотя и моло-дого, но солиднаго, уже познавшаго сѳбѣ дѣну.

Адвокатъ съ жестомъ престидижитатора, готовя-щагося мудренымъ фокусомъ удивить публику, началъ свою рѣчь, и его грудной мужественный баритонъ съ бархатными жирнымн нотками сразу. разбудилъ притих-нувшій залъ. .

Повѣяло какимъ-то особымъ могучимъ, самоувѣрен-нымъ духомъ. Казалось, этотъ голосъ говорилъ слу-шателямъ: «Вы вотъ увѣрены, что подсудимые винов-НЫ|,. а я докажу вамъ, что они не виновны, и вы мнѣ не-премѣнно повѣрите».

Послѣ первыхъ же словъ ораторъ овладѣлъ внима-.ніемъ всего зала. Даже лица судей оживились. Пра-вый членъ, давившійся зѣвотой и время отъ времени такъ крѣпко сяшмавшій свои пухлыя руки, что на ихъ тыловыхъ частяхъ появлялись бѣлесоватыя пятна, те-перь внимательно слѣдилъ за всѣми движеніями адво-ката. Лѣвый членъ, за все время процесса принимав-шій живопнсныя позы въ своемъ креслѣ и подолгу за-сматривавшійся на предметъ своихъ любовныхъ вожде-лѣній — молодую дѣвушку, сидѣвшую въ переднемъ ряду цублики, теперь своими круглыми на выкатѣ гла-зами уставился на адвоката.

Предсѣдательствующій, не пропустившій ни одного слова товарища прокурора и записавшій всѣ тѣ «галки», которыя намѣренъ былъ «накидать» ему въ своемъ ре-зюмэ, съ болыпимъ удовольствіемъ и интересомъ слѣ-дилъ за развитіемъ защитительной рѣчи.

Рѣчь защитника, неторонливая, чрезвычайно ясная и раздѣльная, такъ же, какъ его костюмъ, наружность и манеры, изобличала въ немъ чистокровнаго москвича. Онъ скорѣе пѣлъ, чѣмъ говорилъ, замѣтно акалъ и налегалъ на звукъ «ш» въ нѣкоторыхъ словахъ, гдѣ пи-шется «ч».

— Господа присяжные засѣдатели, — такъ началъ онъ, — передъ вами иа скамьѣ подсудимыхъ три кре-

тотото.егап-кагак.п

етьянскихъ парня. Йхъ обвнняютъ въ тяжкомъ пре-ступленіи — въ лишеиіи жизии человѣк<я, человѣка имъ близкаго, ихъ товарища и друга, съ которымъ за какой-нибудь часъ до преступленія онн мирно пировали.

«Конечно, они совершили тяжкое преступленіе, они виновпы и за свою вину несомнѣнно должны понести наказаніе, и я — защитникъ ихъ, не отрицаю ихъ вины и не прошу оправданія, я дрошу только одного: прежде, чѣмъ вынести имъ вашъ нелицепріятный приговоръ, разберемтесь и взвѣсимъ съ возможной точностью, не упуская пи единой мелочи, при какихъ обстоятель-ствахъ произошло это возмутительное иреступленіе — лишеніе человѣка жизни.

«Но, господа, прежде чѣмъ приступить къ разбору обстоятельствъ этого тяжкаго дѣла, я позволю себѣ сдѣ-лать маленькое отступленіе. Оно необходимо, и вы сами поймѳте, почему оно нообходимо. Надо вамъ сказать, что ло духу своему нашъ законъ караетъ не за самый фактъ преступнаго дѣянія, а за злую волю, проявлен-ную въ этомъ дѣяніи. На этомъ-то основаніи за оди-наковыя по результатамъ преступленія налагаются су-домъ совершенно различныя по своей строгости кары. На первый взглядъ это кажется какимъ-то противорѣ-чіемъ, какимъ-то несовершенствомъ закона. Ничутьне бывало. Это и есть его высшее совершенство. Позволю себѣ лояснить примѣромъ.

«У васъ въ квартирѣ случился пожаръ. Чтобы спа-стись, вы ;бросаетесь къ выходу, но вся лѣстница въ ды-му и огнѣ. Не помня себя, вы кидаетесь къ окну, выса-живаете раму и прыгаете внизъ. На свое и ваше несча-стіе по тротуару какъ разъ въ это время проходилъ ре-бенокъ. Впохыхахъ вы не замѣтили его, всей тяжестью вашего тѣла обрушились на этого ребенка и задавили его нагсмерть. Какъ-никакъ, вы лишили человѣка жиз-ни, слѣдовательно, 'вы ісовершили престуиленіѳ. Но ска-жите, Бога ради, какой судъ вмѣнитъ вамъ въ вину ва-ше иеволыюе преступленіе? Да никакой судъ не вмѣ-иигь. Много-миого, если ваеъ ирисудятъ къ церковно-му покаянію.

«Теперь возьмемъ другой примѣръ. Допустимъ, вы жестоко поссорились съ сосѣдомъ, доп.устимъ даже. что онъ — дурной человѣкъ и о^идѣлъ васъ безъ при-чины. Вы настолько возненавидѣли его, что рѣшились отомстить ему, во что бы то ни стало. Случай вамъ помогъ. Идете какъ-то вечеромъ по дорогѣ, а вашъ недругъ свалился пьяный ;въ канаву и храпитъ себѣ. Мѣсто безлюдное. Бѣсъ толкаетъ въ бокъ, нашепты-ваетъ преступныя мысли: «Случай, молъ, рѣдкостный,

” упустишь, такъ жалѣть будешь, прихлопни и ... концы въ воду». Вы соблазнились, схватили камень и убили своего сосѣда. Злая воля ваша взяла верхъ надъ совѣ-стью, и вы совершили преступленіе. Судъ не дастъ вамъ ни малѣйшаго снисхожденія и присудитъ къ па-ивысшей мѣрѣ наказанія. А вѣдь результатъ-то какъ въ первомъ, такъ и во второмъ случаѣ одинаковый — ли-шеніе жизии человѣка! Но почему же такая разница? Да только потому, что въ первомъ случаѣ въ вашемъ преступленіи злая воля не участвовала, и васъ всякій ножалѣетъ, какъ несчастнаго человѣка, ставшаго не-вольнымъ убійцей невиннаго ребенка, во второмъ слу-чаѣ вами исключительно руководила злая воля. Она поработила васъ, опа была вашимъ хозяиномъ. И вся-кій осудигь васъ, всякій отверпется отъ васъ, какъ отъ человѣка, руки котораго запятнаны кровью ближняго, потому что вашъ поступокъ нротивенъ человѣческой природѣ.

«Возвратимся теперь къ самому факту избіенія Ки-рильева.

«Въ этомъ залѣ выяснилось, что за нѣсколько ча-совъ до совершенія преступленія трое подсудимыхъ, два свидѣтеля и пострадавшій Кирильевъ — всѣ вмѣстѣ мирно пили водку у кабака. Случилось это въ суббо-ту подъ вечеръ, т. о. въ такую пору, когда православ-ішс христіане собираются въ храмьі. славить Бога, а

шшш.еіап-кагак.ги

въ это время деревенская молодежь славила у кабака чорта. (На скамьяхъ присяжныхъ и въ публикѣ по-слышался сдержанный смѣхъ). Нѳ смѣйтесь, господа, — серьезнымъ тономъ Продолжалъ адвокатъ, — въ своѳ время объясню, почему именно я такъ выразился. Пар-ни пили водку и выпили ея не мало. Это обстоятель-ство, господа присяжные засѣдатели, особенно прошу запомнить. Какъ во всякой пьяпой мужицкой койпаніи, сперва шли задушевные разговоры, потомъ мало-по-ма-лу перешли на припоминаніе другъ другу обидъ, даль-ше леребранка, тыкаиье къ носу кулаковъ и т. п .Од-нимъ словомъ, все шло По ряду, честь честью, какъ въ этихъ случаяхъ полагается. Но какъ бы то ни было, у кабака все обошлось благополучно. Пятеро болѣѳ бла-горазумныхъ поѣхали домой, а шестой — самый жадный до вина остался у кабака одинъ. Онъ еще не выпилъ свою порцію; ему еще рано было разстаться съ бутыл-кой. Но вогь, когда парни удалились уже версты на полторы отъ города, на дорогѣ ихъ догоняетъ этотъ ше-стой — Кирильевъ.

«Тутъ, господа, мы подошли къ темному мѣсту.-Данпыя судебнаго слѣдствія нѳ разъясняютъ намъ са-мой обстановки и ‘обстоятельствъ преступленія. Един-ственный очевидецъ — свидѣтель Рыжовъ далъ намъ крайие сбивчивыя показанія. Неизвѣстно, что недав-ніе друзья. а теперь враги говорили другъ другу, изъ за чего Произошла ссора, кто первый ее началъ, кто пер-вый нанесъ ударъ. Другой свидѣтель Ларіоновъ, по его показаніямъ, въ это время спалъ сномъ праведнаго, ничего не видѣлъ и не слышалъ и, кѳнечне, ничеге нѳ могъ намъ сообщить».

XI.

А'двокатъ выпилъ изъ стакана глотокъ воды и про-должалъ:

— А всѳ-таки иамъ, во что бы то ни стало, надо вы-яснить, какъ, при какой обстановкѣ, при какихъ обсто-ятельствахъ, по какимъ мотивамъ произошло это прѳ-ступленіе? Разъ нѣтъ прямыхъ доказательствъ, ясно говорящихъ, что случай этотъ относится къ тому или другому разряду преступныхъ дѣяній, приходится ри-совать картину по разрозненнымъ штрихамъ.

«И тутъ намъ поможетъ разобраться ѳдинственно только критичѳская оцѣнка слѣдствейиаго матѳріала.

«Обвинитель отрицательно отнесся къ показаніямъ пяти свидѣтелей защиты. Пусть такъ. Не противорѣ-*чу, — не противорѣчу потому, что я не претендую на рѣдкій даръ чтѳнія въ чужихъ сердцахъ, какимъ ино-гда Господь Богъ надѣляетъ избранныхъ людей, поэто-му оставляю свидѣтелей защиты въ сторонѣ, какъ будто ихъ и не бывало въ йтомъ залѣ, и, какъ частный чѳло-вѣкъ, охотно допускаю, что всѣ свидѣтели обвиненія— одна ходячая добродѣтель на двухъ ногахъ. Но, госпо-да, какъ защитникъ подсудимыхъ, я, по долгу совѣсти и присяги, обязанъ показанія свидѣтѳлей подвергнуть всесторонней критической оцѣнкѣ. ,

«Не думайте, господа присяжные засѣда^ели, что я свидѣтелей противиой стороиы, свидѣтелей обвиненія, подозрѣваю въ преднамѣреннбй лжи или неискрѳнно-сти. Оборони Богъ. Но я думаю, что совершѳненъ только одинъ Богъ и только Онъ одинъ не можетъ оши-баться, люди же самые искренніе,..самые правдивые — только потому, что они — люди, значитъ, существа нѳ-совершенныя, — могугь невольно впадать въ ошибки, могутъ невольно грѣшить передъ истиной.

«Свидѣтель Рыжовъ далъ самыя цѣнныя показанія. Съ него и начнемъ. Собственно только на его показа-ніяхъ и зиждется все обвиненіѳ. Онъ одинъ очевидецъ Дѣла. Онъ разсказалъ намъ, какъ всѣ парни мирно пьяпствовали у кабака, какъ перебранивались, какъ по-казывали другъ другу кулаки, какъ пятѳро поѣхали, а одинъ остался, какъ потомъ этотъ оетавшійся догналъ

уѣхавшихъ у Хлябинской ,горы, и тутъ произошла свалка. Но изъ-за чего, кто началъ свалку, Рыжовъ намъ нѳ объяснилъ. Правда, онъ говоритъ, что подсу-димыѳ ссорились съ Кирильевымъ, ругали его, но онъ же и добавляетъ, что и Кирильевъ не оставался въ дол-гу: они его бранили, и онъ пе молчалъ; они подносили ему къ носу кулаки;, и онъ отвѣчалъ имъ такими ?ке вы-разительными жестами. Отсюда совершенно не видно, что подсудимымй было ‘задумано избіеніе изъ мести.

Я спрошу васъ, господа присяжные засѣдатели, съ чего начинаютея обыкновенно мужидкія драки, сплошь и рядомъ кончающіяся смертельнымъ исходомъ? Вѣдь пе такъже, что увидѣли два мужика другъ друга, сошлись, вѣжливо раскланялись, еще вѣжливѣе пожали другъ ДРУГУ РУКИ> потомъ наговорили другъ другу утончен-нѣйшихъ любезностей, а затѣмъ, не поплевавъ даже въ кулаки, хлопъ-хлопЪ-хлопъ другъ другу и въ усъ и въ рыло. Нѣтъ. Вѣдь каждой мужицкой пьяной дракѣ всегда неизбѣжно предшествуетъ длинная прелюдіяизъ угрозъ, брани, взаимныхъ попрековъ и подзадориванія,

»а самое рукоприкладство уже начинается позднѣе, ког-да поразгорячили другъ друга, обругали на чемъ свѣтъ стоитъ, и когда уже брань и укоры не удовлетворяютъ расходившагося сердца, тогда только рукамъ воля. То жѳ самое было и здѣсь. Но прослѣдимъ дальнѣйщеѳ поведеніе свидѣтеля Рыжова. Когда убивали Кириль-ева, онъ и пальцемъ^ не пошевелилъ въ его защиту. Вѣдь, господа, когда на нашихъ глазахъ дерутся чужіе люди, мы можемъ пройти мимо и не вмѣшаться, побо-имся, что, пожалуй, самимъ влетитъ ни за что, ни про что; но когда убиваютъ человѣка, да еще односельца и пріятеля, тутъ и картина, и настроеніе мѣняются. Пе-редъ страшнымъ призракомъ смерти, грозящей человѣ-ку близкому, наше личное чувство самосохраненія отхо-дить на задній планъ, стушевывается. Тутъ ужъ забы-ваешь о себѣ и принимаешь всѣ мѣры, чтобы убійство не совершилось.

«Но оказываотся, свидѣтель Рыжовъ скроенъ на осо-бый ладъ, чѣмъ всѣ мы, грѣшные. По крайней мѣрѣ, онъ самъ такъ рекомендуетъ себя. Онъ, этотъ молодой силачъ, таскающій пятнадцати-пудовыя тяжести, у ко-тораго еще мускулы болятъ отъ работы, значитъ, разви-ваются и крѣпнутъ, струсилъ настолько, что въ защиту убиваемаго товарища, Что называется, — не пикнулъ. Неужели такіе неодолимые витязи эти подростки (по-глядите на нихъ!), что двое сильныхъ мужчииъ не мог-ли отъ нихъ отбиться?! Самъ покойный Кирильевъ, по отзыву того ясе Рыжова, богатырь былъ! Да если бы на его сторону сталъ Рыжовъ, чтб было бы? Несомнѣнно, что мы не сидѣли бы въ этомъ залѣ, не разбирали бы этого кроваваго дѣла, просто потому, что оно не совер-шилось бы, передрались бы, наставили другъ другу си-няковъ и фонарей — и дѣлу конецъ.

«Но самая драма закончилась. Поверженный Ки-рильевъ остался на дорогѣ, остальные, какъ ни въ чемъ не бывало, продолжали путь. Этого мало! Въ селѣ Хлябинѣ, всего въ пяти какихъ-нибудь минутахъ ѣзды отъ мѣста добоища, парни останавливаются, и только что потрясендый, струсившій почти до потери сознанія свидѣтель Рыжовъ соскакиваетъ съ телѣги, самолично выпрашиваетъ у одной хозяйки чайную чашечку и пьетъ изъ нея вмѣстѣ съ другими водку. -

«Изволите ли видѣть, изъ горлышка-то тянуть по-казалось недостаточно комфортабельно! Это послѣ та-кого-то кроваваго зрѣлища, послѣ такого-то потрясенія, послѣ того, какъ на-смерть избитый пріятель оставленъ на проѣзжей дорогѣ захлебываться въ собственной кро-ви! Воля ваша, Чутъ что-то то, да не совсѣмъ то.

«Но объ этомъ рѣчь впереди.

«Не такъ велъ себя свидѣтель Деминъ. Этотъ оби-женный Богомъ человѣкъ оказался совсѣмъ евангель-скимъ милосерднымъ самаряниномъ и куда храбрѣе манчжурскаго героя Рыжова. (Въ залѣ раздался сдер-жапный смѣхъ). Онъ, которому только что угрожали

смерхыо, какъ только преступники тронулись въ путь, но пустился бѣжать безъ оглядки отъ страшнаго мѣста, не сталъ также и бражничать съ преступниками. Ужъ чего-чего, а водки-то они для него не пожалѣли бы. «Пей, молъ, Иванъ Деминъ, только молчи, не выдавай!» Вѣдь какъ тамъ не разсуждайте, преступники были у него въ рукахъ. Нѣтъ, вмѣсто пріятнаго препровожде-нія времени или вмѣсто того, чтобы бѣжать безъ огляд-ки отіі проклятаго мѣста, Деминъ въ темнотѣ пошелъ отыскивать потерпѣвшаго, отыскалъ его, чиркнулъ спичку, подробно разсмотрѣлъ избитаго, пока ни узналъ и ни убѣдился, что избитый никто иной, какъ его одно-селецъ Иванъ Кирильевъ. И даясе послѣ этого Деминъ не бросилъ несчастнаго безъ помощи, а побѣжалъ на деревню, взбудораясилъ всю семью Кирильева, привелъ къ избитому его' жену и мать и провозился съ нимъ вплоть Цо того івремени, пока не сдалъ его въ городскую больницу, т. е. сдѣлалъ все, что было въ его силахъ.

«Теперь два слова о свидѣтелѣ Ларіоновѣ. • Ну, за-чѣмъ онъ попалъ въ свидѣтели? Оказывается, пьян-ствовалъ онъ вмѣстѣ со всей честнбй компаніей, пилъ тоже, вѣроятно, наравнѣ со всѣми, потому что въ му-жицкихъ пирушкахъ соучастники не допустятъ, чтобы кто-нибудь одинъ хлесталъ болыпе, а другимъ осталось бы меньше этого сладкаго пойла — водки. А между тѣмъ Ларіоновъ былъ настолько пьянъ, что проспалъ вгю дорогу и не видѣлъ и не слышалъ, какъ рядомъ съ нимъ убивали его пріятеля. Какое же заключеніе можно вывести изъ іего‘ показаній? Да только одно, господа: Ларіоновъ намъ служитъ показ.ателемъ, на-сколько хороша была вся честн&я компанія. Если Ла-ріоновъ упился, что называется, до положенія ризъ, то и остальные его собутыльники недалеко отъ него ушли и если не спали, то были въ томъ состояніи невмѣняе-мости, когда ужѳ сами не понимали, что творили.

«Обвинитель особетю останавливался на показа-ніяхъ почти всѣхъ свидѣтелей обвиненія, утверждав-

шшш.еіап агак.ги

шихъ, что иоводомъ къ избіонііо Киридьева послужило то обстоятольство, что онъ отобралъ у отца подсудимаго Огепапова свою зѳмлю, что-то около десятины.

«Случай отобранія земли дѣйствитѳльно имѣлъ мѣсто. Я даже допускаю', что случай этотъ могъ возбу-дить неудовольствіе На Кирильѳва срѳди членовъ сѳмьи Степанова, но, во-первыхъ, земля была отобрана, по крайней мѣрѣ, за полгода или даже за годъ до прѳ-ступленія и не въ характерѣ русскаго человѣка таить такъ долго на душѣ злобу. Во-вторыхъ, обѣ семьи: Ки-рильевыхъ и Степановыхъ цаходились въ самыхъ тѣс-йЫхъ дружескихъ отношеніяхъ вплоть до рокового дня’ 25-го августа. Въ-третьихъ, зѳмля была отобрана у отца Степанова, а не у самого подсудимаго Стѳпанова. Отѳцъ еще могъ питать неудовольствіе на Кирильева, а 'сыну-то чтб? Одно изъ прѳимуществъ молодости это — скоро забывать обиды и огорченія, а тутъ и обиды-то никакой не было. Была дѣловая сдѣлка и по желанію одной стороны нарушена. Мало этого, нарушена она была съ вѣдома и согласія Степанова-отца. Слѣдова-тѳльно, можетъ ли вообще тутъ быть рѣчь о местй? Въ-четвертыхъ, и это самое главноѳ, прошедшіе пѳредъ ва-ми свидѣтѳли хотя и утверждали, что будто бы Степа-новъ неоднократно грозилъ отомстить Кирильеву за отобранную землю, ио на мои вопросы ни одинъ изъ нихъ .не показалъ, что онъ, свидѣтель, самъ лично, сво-ими собственными ушами слышалъ отъ Стѳпанова угро-зы Кирильеву. Наоборотъ, всѣ отвѣчали, что «такъ, молъ, говорятъ въ народѣ, что Степановъ грозился». Въ этомъ пунктѣ, господа, придется нѣсколько подроб-нѣе разобраться, потому что этотъ пунктъ обвиненія довольно серьезенъ. -

«Если бы свидѣтели на очной ставкѣ. съ подсуди-мымъ сказали въ этомъ залѣ: «ты тамъ-то тогда-то гово-рилъ намъ, что убьешь Кирильева за отобранную у отца землю» или что-нибудь въ этомъ родѣ, —это было бы вѣское свидѣтѳльское показаніе. На такомъ показаніи

можно бы обосновать обвиненіе въ избіеніи изъ мести. Но, какъ вамъ извѣстно, такихъ показаній намъ не дали, все ссылались на то, что «такъ говорятъ, молъ, въ на-родѣ. • • .

«Я вамъ объясню, въ чемъ тутъ секретъ. Не прихо-дило ли вамъ, господа присяжные засѣдатели, въ голо-ву такого рода соображеніе: Степановъ и Кирильевъ съ ранняго дѣтства были закадычными друзьями и кресто-выми братьями, потому что Степановъ-отецъ былъ кре-стнымъ отцомъ покойнаго Кирильева, и, понятпо, объ этомъ обстоятельствѣ односельцы отлично знали. ‘Вдругъ всѣхъ какъ громомъ поражаетъ вѣсть, что Ки-рильевъ убитъ Александромъ Степановымъ съ това-щами. Несомнѣнно, вѣсть эта всѣхъ въ деревнѣ взвол-новала, удивила, несомнѣнно, первый вопросъ, возник-шій въ головѣ каждаго: за что? Пошли толки, пересу-7 ды, кто-нибудь, какъ догадку швырнулъ'въпростран-ство крылатое слово, что убитъ, молъ, Кирильевъ Сте-паповымъ за отобранную землю. И пошло это словечко въ оборотъ. И чѣмъ болыне этотъ вопросъ обсуждали, тѣмъ накоплялось больше и больше подробностей, вотъ какъ нитки наматываются на клубокъ. Далыпе стали уже говорить, что Степановъ давно грозился убить Ки-рильева, еще тогда, когда Кирильевъ только что ото-бралъ землю. И пошла писать губернія.

«Вотъ вамъ и готова легенда объ убійствѣ Кириль-ева Степановымъ изъ мести. Какъ видите, легенда эта сложилась уже заднимъ числомъ, уже тогда, когда пре-ступленіе совершилось. Слѣдовательно, для обоснова-нія обвнненія она совсѣмъ не годится. Хорошо. У Александра Степанова была, по людской молвѣ, хоть тѣнь основанія мстить Кирильеву. За что же Лобовъ и Горшковъ мстили ему? Вѣдь у нихъ пикакихъ сче-товъ съ покойнымъ Кирильевымъ не было. Предпола-гать вмѣстѣ съ представителемъ государственнаго обви-ненія, что юноши съ головами на плечахъ ради дружбы къ Степанову и за угощеніе бутылкой-другой водки со-гласились на такое тяжкое иреступленіе, какъ лшненіе жизни человѣка, нѳвозможно, потому что если ужъ опи совсѣмъ какія-то кровожадныя чудовища., которымъ смертѳльно избить человѣка все равно, что для другого раздавить муху, то о своей-то шкурѣ они всѳ-таки по-думали бы. Хорошо, если дѣло канетъ въ воду, ну, а если, какъ вотъ теперь, откроется, что тогда? Вѣдь судъ за это по головкѣ не погладитъ.

XII.

«Итакъ, господа, объ умышленномъ нанесеніи по-боевъ не можетъ быть и рѣчи.

«Но, господа, отъ этого не легче. Преступленіе со-вершено; одна семья осиротѣла, самымъ ужаснымъ об-разомъ отняли у пея ея поильца и кормильца; государ-ство лишилось одной производительной молодой силы. Нельзя же, чтобы вцновники не понесли наказанія. Такъ. Но къ какому же разряду преступленій отнести даннбе дѣяніе, разъ отвергнуто лреступленіе изъ мести? Да, господа, вся обстановка дѣла показываетъ, что пре-стулленіе это совершено въ дракѣ, въ состояніи опья-нѣнія, въ запальчивости й раздралсеніи, безъ всякаго, конечно, намѣренія причинить смерть потерпѣвшему. Хотя обвиннтель держится противоположной точки зрѣ-нія и находитъ, что убійства въ дракѣ, въ опьяненіи совершаются только по праздникамъ, я съ нимъ совер-шенно не согласенъ. Развѣ наша сорока-градусная Очи-щенная казенная водочка только по праздникамъ тума-нитъ и опьяняетъ россійскія головы? Я до сего времѳ-ни думалъ и продолжаю думать, что водка и въ празд-ники и въ будни одинаково опьяняетъ. Тутъ весь во-просъ только въ количествѣ влитаго въ себя зелья. Об-стоятельства же даннаго дѣла таковы, что парни пили водку и пили много, пили и у кабака, и по дорогѣ и потому всѣ былй пьяны, потомъ попѳрессорились и. на-

^Гап-Ъаг^ги

конецъ, передрались. Изъ-за чего? Да кто же это зна-етъ? Кто^эазберетъ? Ну-ка, попробуйте точно отвѣтнть, изъ-за чего дерутся перепившіеся мужики? Вы, быть можетъ, полагаете, что сами подсудимые знаютъ, поче-му они совершили такое тяжкоѳ преступленіе? Нѣтъ, господа, смѣю васъ увѣрить и они нѳ болыпѳ нашего знаютъ. Тутъ просто, какъ сплошь и рядомъ случается у мужиковъ, сперва сошлись, потомъ напились, потомъ поспорили, «поспоривши — повздорили, повздоривши — подралися» и въ рѳзультатѣ трупъ.

«Теперь два слова о характерѣ побоевъ. Изъ под-робныхъ показаній эксперта выяснилось, что однимъ ударомъ камня вотъ такой формы, чтб лѳжитъ пѳредъ вами на столѣ, можно причинить двѣ и даже болѣѳ трещшгь на черепѣ...»

Сидѣвшій въ перѳднемъ углу Вознесенскій вздер-нулъ плечами. .

— Я имѳнно утверждалъ, что болынѳ двѵхъ нель-зя... Вотъ нахалъ! на передержки пускается, — сдѣ-лавъ большіѳ глаза, возбужденно шепнулъ онъ сидѣв-шему рядомъ съ нимъ слѣдователю

Тотъ, внимательно слѣдившій за рѣчью адвоката, пѳ разслышалъ шопота .сосѣда и въ знакъ согласія съ слабой усмѣшкой наклонилъ голову.

— Кромѣ того, — между тѣмъ продолжалъ адво-катъ, — я не могу обойтй молчаніемъ одно немаловаж-ное обстоятельство, имѣвшее мѣсто незадолго до собы-тія 25-го августа, а именно: потерпѣвшій Кирильевъ, обладавшій по всѣмъ признакамъ, нравомъ задорнымъ и драчливымъ, въ пьяномъ видѣ участвовалъ въ одной деревенской свалкѣ, гдѣ ему палками и камнями проло-мили голову. И тогда, замѣтьте, господа, поврежденія черепа оказались настолько значительными, что Ки-рильеву нѣсколько недѣль пришлось пролежать въ больницѣ. Значитъ, новые ушибы пришлись на не вполнѣ зажившіѳ старыѳ ушибы и потому-то имѣли та-коѳ огромное разрушительное значеніе. Но это ещѳ нѳ

...... — еіап-кагак . ги

псе. Не надо забывать, что потерпѣвшій вообще не велъ воздеряшый образъ жизни, часто и миого пилъ, а какъ разъяснилъ намъ господинъ экспертъ, внутренніе органы алкоголиковъ, т. е. пьянидъ, всегда находятся въ болѣзненномъ состояніи и, конечно, такое состояніе не могло остаться безъ вліянія на смертельный исходъ пораненій. Не забудьте, господа, что Кирильевъ послѣ драки прожилъ цѣлую недѣлю. Изъ всего этого самъ собою напрашивается вопросъ: что если бы черепъ Ки-рильева не былъ уже раныне проломленъ и если бы ор-гаиизмъ его не былъ расшатанъ и подорванъ неумѣрен-нымъ пьянствомъ, вѣдь, пожалуй, и не случилось бы такого несчастнаго исхода этой безобразной драки?

«При рѣшеніи этого дѣла надо принять въ сообра-женіе и то обстоятельство, что драка произошла на боль-шой дорогѣ, выложенной крупнымъ булыжникомъ. Эти камни, чтб лежатъ на столѣ вещественныхъ доказа-тельствъ, несомнѣнно, выворочены оттуда, съ полотна дороги. Сбитый съ ногъ Кирильевъ ударился головой объ каменный настилъ, долго бился въ конвульсіяхъ, и очевидно, что такимъ способомъ причинилъ себѣ новыя пораненія головы.

«Въ заключеніе еще одно маленькое соображзніе, господа. Камни эти выворочены изъ полотна дороги. Это обстоятельство опять-таки говоритъ въ пользу того положенія, что драка для подсудимыхъ явилась неожи-данной и опи защищались тѣмъ оружіемъ, какое первое попалось подъ руку. Значитъ, оии заранѣе не подгото-влялись къ ней.. Противъ этого можно возразить: за-чѣмъ же было драться такими болыпими камнями? Но, господа, не забывайте, что Кирильевъ былъ богатырь по фиміческой силѣ, а по характеру—буйный, гіьяный дра-чунъ. Скажито, пожалуйста, если бы на кого-либо изъ насъ напалъ такой здоровенный, пьяный, изступлен-ный дѣтина съ явной угрозой избить? Полагаю, что каждьф изъ насъ, изъ чувства самосохраненія, станетъ

зоэ

■нется подъ руку и раздумыѣаіь не ьтанетъ, да и векб-гда: лишитъ ли онъ при этомъ чѳловѣка жизни или нѳ лишитъ? То самоѳ случилось и съ подсудимыми.

«Можетъ быть, съ лѳгкой руки обвинителя, вы бу-дете думать, господа, какіѳ закоренѣлыѳ, нераскаянные злодѣи сидятъ передъ пами на скамьѣ подсудимыхъ, если вспомните, что пять минутъ спустя послѣ соверше-нія кроваваго дѣянія эти юноши вмѣстѣ съ двумя сви-дѣтелями продолжали бражничать на улидѣ села Хля-бина? Какіе надо ймѣть нервы? Какую черствость серд-ца? Нѣтъ, господа, эти юноши — нѳ звѣри, нѳ крово-жадвыя чудовища, но Молодости своей, имъ еще некогда было стать закоренѣлыми злодѣями, никто изъ нихъ раныпе ни за какія преступленія подъ судомъ и слѣдствіемъ не состоялъ. Они такіе же деревенскіе юно-шя, какъ и другіе, ничуть ре лучше и нѳ хуже сво-ихъ свѳрстниковъ, они только несчастнѣе другихъ, по-тому, что на совѣсти ихъ тяготѣетъ страшный грѣхъ. Молодая жизнь ихъ отравлѳна, испорчена сознаніемъ того, что они пролили христіанскую кровь и лиши-ли человѣка жизни. Тогда чѣмъ жѳ объяснить такой ципизмъ ихъ, что, когда на рукахъ у нихъ еще дыми-лась кровь убитаго ими брата, они чувствовали себя настолько прѳкрасно, что преспокойно нили водку?

«Объясненіе очень простое, господа. Имъ и въ го-лову не приходило, что они преступники, что они со-вершили убійство. Кирильѳвъ 'напалъ; они да^и ему «сдачи»; онъ упалъ на дорогѣ; они и поѣхали далыпе, довольные тѣмъ, что одолѣли драчуна и силача. «От-лежится, молъ, не впервбй ему». И потому что были убѣждены, что ничего уголовнаго не совершили, были спокойны и прй первой же остановкѣ лродолжали уп-ражняться въ томъ, въ чемъ упражнялись весь этотъ день, т. е. пьянствовали. Потому-то и манчжурскій герой Рыжовъ такъ комфортабельно угощался водкой изъ чайной чашечки, что сердце его было соваднпенно спокойно за участь Кирильева, хотя онъ и старался

... тотото.еіап-кагак.ги

тутъ увѣрить насъ, что до смерти испугался. Никто изъ нихъ не разсчитывалъ, что такая обычная въ нра-вахъ современной деревенской молодежи потасовка будетъ имѣть такой печальный исходъ.

«Вотъ теперь, господа, мы и подошли къ вопросу: істо же истипный виновникъ той страшной кровавой драмы, что стоила жизни одному изъ ея участниковъ? Вѣдь несомнѣнно изъ імоей рѣчи вы убѣдились, что но эти простыѳ парни — главныѳ виновники. Они не болыпѳ и нѳ меньше, какъ только слѣпое, послушноѳ орудіе посторонней злой воли, той злой воли, что буйно и свободно гуляетъ по всѣмъ городамъ и весямъ на-шей бѣдной» родины, что разрушаетъ все, къ чему ни прикоснется. Отъ этой страшной здой ' воли гибнутъ здоровье, счастье, достатокъ и жизнь милліоновъ лю-дей. Вы, конечно, понимаете, господа, о чемъ я говорю. Эта злая воля, эта проклятая причина, губящая все и вся у насъ на Руси, есть вино». .

XIII.

АДвокатъ залпомъ выпилъ стаканъ воды, обтеръ вспотѣвшее лицо платкомъ, положилъ его въ задній карманъ фрака и, шагнувъ ближе къ присяжнымъ, иродолжалъ свою рѣчь еще болѣе могучимъ голосомъ. Видимо, имъ овладѣло воодушевленіе.

—~И ни одному народу въ цѣломъ Вожьемъ мірѣ випо не причипяетъ столько золъ, сколько пароду р.ус-скому, потому что ни одинъ народъ ие падокъ такъ до вина, какъ мы. Это нашъ національный порокъ, наше національное бѣдствіе. У насъ пьютъ вездѣ, пьютъ всѣ, пыотъ наверху, упиваются внизу, пыотъ отъ богатства, пыотъ отъ бѣдиости, пыотъ съ радости, пыотъ съ горя, ныотъ на свадьбахъ, упиваются и иа иохорокахъ. И если наверху ;юди пьютъ приліічно, то чѣмт> ниже мы будемъ спускаться по обществснной

тоотто.еіап-кагак.ги

311

лѣстницѣ, тѣмъ приличіе все больше и больше уступа-отъ мѣсто безшабашности, разнузданности, а ужъ въ самомъ низу — въ мужицкой или рабочей средѣ пьютъ безобразно, отвратительно, до полной потери образа и подобія человѣческаго.

«Я просилъ васъ, господа, особенно запомни^ь, что 25-го августа, въ субботу вечеромъ, когда православные христіапе собирались въ храмы славить Бога, деревен-ская молодежь у казеннаго кабака славила чорта, до потерн сознанія упиваясь выдумкой его. (Въ залѣ опять послышался смѣхъ). Не смѣйтесь, господа, водка есть выдумка чорта. По этому поводу наромню вамъ разсказъ великаго писателя земли Русской Толстого. Разсказъ этотъ носитъ названіе «Первый винокуръ». Содержаніе его таково: «Пахалъ бѣдный мужикъ въ полѣ, а краюшка лежала у него подъ кафтаномъ у куста. Чертенокъ подсмотрѣлъ, утащилъ краюшку, а самъ спрятался за кустъ и сталъ подслушивать, какъ мужикъ будетъ ругаться >да его, чорта, вспоминать. Проголодался мужикъ, отпрегъ лошадь, пустилъ ее пастись, а самъ поднялъ кафтанъ, глядь, краюшки-то и нѣтъ. Потрясъ-потрясъ кафтаномъ мужикъ, оглядѣл-ся кругомъ, нѣтъ краюшки, да и только. Потужилъ му-жикъ, попилъ изъ колодца воды, отдохнулъ немного и опять пошелъ пахать на голодное брюхо, а про кра-юшку только и ;всего, что подумалъ: «пускай тотъ, кто его взялъ, ѣстъ на здоровье! значитъ ему нужнѣе». Смутился чертенокъ и побѣжалъ къ набольшому чорту, разсказалъ о своей ,неудачѣ. Раскричался, натопалъ на чертенка ніболышй чортъ и прогналъ его съ глазъ долой. «Иди, говоритъ, служить къ мужику на три года и безпремѣнно склони его къ грѣху». А не то пригро-зилъ въ святой водѣ выкупать. 0

«Обернулся чертенокъ добрымъ человѣкомъ и на-нялся къ мужику въ работники. И пошла съ той поры у пашего мужика удача.

«Въ первый годъ приказалъ мужпкъ посѣять хлѣбъ на горахъ, 'а работникъ посѣялъ въ низинѣ. Выпало засушливое лѣто. У сосѣдей хлѣбъ погорѣлъ, а у нашего мужика хлѣбъ обломный уродился. На другой годъ приказьгваетъ мужикъ посѣять въ низи-нѣ, а работникъ сѣетъ иа горахъ. Лѣто выпало моч-ливое; у всѣхъ хлѣбъ сгнилъ на корпю, а у нашего мужика амбаръ ломится отъ хлѣба. На третій годъ мужикъ ужъ и не зналъ, куда дѣвать зерно. Тогда-то чертенокъ научилъ мужика 'затереть хлѣбъ и вино курить. И накурилъ мужикъ цѣлую бочку вина. По-проОовалъ, понравилось. Сталъ онъ самъ пить и дру-гихъ почтовать.

«Смотался чертенокъ къ набольшому чорту и са-мого его привелъ къ мужику. А у того уже сидятъ гостн — все свои деревенскіе богатѣи.

^Выпили мужики по первому стаканчику; глаза у всѣхъ замаслились и начали они дружка дружкѣ пріят-ныя слова говорить, хвалить друікка дружку, льстить другъ другу, а какъ выпили по второму стаканчику, рѣчь-то сразу перемѣнилась: стали перекоряться, ру-гаться, дальше-больше, дошло дѣло й до драки. Въ кровь исколупали одинъ „цругому носы, пощипали во-лосы и бороды. Вздумалъ было хозяинъ разнимать гоетей. такъ куда! И ему досталось на орѣхи. (Въ залѣ раздался сдержанный, одобрительный хохотъ). Вы-пили мужики по третьему стаканчику и стали ужъ го-ворить «кто въ лѣсъ, кто по дрова», кричатъ, пере-биваютъ другъ друга, а какъ пошли расходиться по домамъ, такъ и попадали кто-гдѣ. Хозяинъ вышелъ проводить гостей, повалился носомъ въ грязь, барахта-ется, хрюкаетъ, какъ свинья.

«Подивился на это нАбольшій чортъ и шнбко ему это понравилось, расхвалилъ онъ чертенка и повысилъ его въ чиігахъ. «Теперь», говоритъ, «намъ можно спо-койно спать. Тепепь всѣ люди будутъ наши».

тотото.еіап-кагак.ги

313

«й крѣпко призадумался нА-бѳльшьй чортъ да н говоритъ дошлому чертѳнку: «А я, говоритъ, понимаю, что ты сдѣлалъ». — «А что?» — спрашиваѳтъ чертенокъ. «Ты, говоритъ, въ это пойло подмѣшалъ лисьей, вол-чьей и свиной крови, потому что, какъ только вы-пили они по пѳрвому стаканчику, такъ и ^алисили дружка передъ дружкой; какъ выпили по второму, такъ и ну рычать и драться, какъ бѣшеные волки, а какъ пропустили по третьему, такъ и полегли всѣ въ лужи н хрюкаютъ, какъ боровья». — «Нѣтъ, отвѣтилъ чертенокъ, никакой такой крови я не подмѣшивалъ, а лисья, волчья и свиная кровь всѳгда текла въ жилахъ у людей да только люди не давали ей хода, а виномъ я разбудилъ ѳе».

«Такъ вотъ, господа, откуда пошло это зѳлье, вотъ кто изобрѣлъ этотъ ядъ, ежедневно и ежѳчасно отра-вляющій милліоны русскихъ людей.

«Теперь уяіе черти сами не производятъ вина, а этимъ дѣломъ занимается нашѳ министерство финан-совъ и занимается •пастолько успѣшно, что одной сплошной волной «монополька» шириною отъ Ледови-таго океана до южно-русскихъ морей захлестнула и топитъ и топитъ святую Русь. И катится она, эта пья-ная волна, нѳустанно, безпрерывно по равнинамъ, по горамъ и лѣсамъ на десятки тысячъ верстъ, отъ Бал-тійскаго моря вплоть до Великаго океана. Теперь пра-вославные люди съ горѳмъ ли, съ радостью ли, не въ церковь идутъ, а валомъ валятъ... въ кабакъ, валятъ всѣ: и старыѳ, и молодые, и подростки, и дѣти, почти поголовно валятъ мужики, навѣдываются и бабы.

«Мы—народъ ужасающе бѣдный, почти ниіцій; у наоъ бблыпая часть дѣтѳй остается за дверьми школы, потому что намъ не на что построить школъ, нечѣмъ платить жаловапья учителямъ, за то кабаки явные и тайные на всѣхъ улицахъ, па всѣхъ переулкахъ гра-довъ и весей Святой Руси. Приходи, крещеный людъ, пей, сколько влѣзетъ, только плати свои трудовыя де-

тотото.еіап-кагак.ги

нежки. И крещеный ліодъ преть въ кабаки, спускаетъ послѣдніе гроши, отраБляется чертовымъ зельемъ, а потомъ, пропивъ умъ, озорничаѳтъ, буйствуѳтъ, теря-ѳтъ состояніѳ, здоровьѳ 'И часто доходитъ до скамьи подсудимыхъ, а з^тѣмъ—тюрьма, каторга. И подлежа-щія власти нѳ только нѳ препятствуютъ развивающе-муся съ каждымъ днемъ ужасающему бѣдствію, а; на-оборотъ, всячески способствуютъ развитію его. Онѣ дѣ-лаютъ то самоѳ, • что дѣлалъ бы чѳловѣкъ, который вмѣсто того, чтобы заливать начавшійся пожаръ, суетъ головни подъ крыши другихъ строеній. Да власти и ие могутъ вести иную линію, не могутъ, потому что вотъ уже много лѣтъ, какъ наше министерство финан-совъ стало монопольнымъ поставщикомъ вина оптомъ и въ розницу и, какъ всякій торгашъ, кровно заинте-совано въ ходкомъ сбытѣ евоего проклятаго товара.

«И въ результатѣ что же? А вотъ нѣчто похожеѳ на невыразимо грустную ,сказку. Была на землѣ свя-тая Русь съ своимъ твердымъ, мощнымъ, но кроткимъ обликомъ. Все терпѣливо и мужественно перенесла она въ свою долгую мпогострадальную жизнь: и удѣльные раздоры и опустошительныя нашествія иноплемен-ныхъ враговъ, и неистовства грознаго царя, и ужасы времепщиковъ, и крѣпостное рабство и не пошатнулась, не разбилась она, не исказился отъ того святой, кроткій ликъ ея, не ожесточилось сердце, не помутился умъ.

И Богъ благословилъ ея тяжкій историческій крестъ, и нечеловѣческій трудъ, и неописуемыя страданія ея, и она изъ бурь и грозъ, изъ крови и пламени всякій разъ выходила обновленной и все ширилась и все крѣп-ла... Изъ зависти дьяволъ опоилъ великій народъ сво-имъ зельемъ и желаннаго достигъ. Потемнѣло, искри-вилось кроткое лицо народа пьяной судорогой; озлоби-лось сердце; пропитъ умъ. И безъ замедленія враги дали первый грозный толчокъ. И теперь не только яе ширится Русь, а въ страхѣ и трусѣ озирается по сторо-намъ, и она, еще недавно неодолимая и страшная, какъ

Божій гнѣвъ, дрожитъ за собствениое существованіо...

А почему? Да потому.что въ проклятбй чередѣ другихъ роковыхъ причинъ, приведшихъ насъ къ наденію и раз-грому, нашъ племенной порокъ — пьянство занялъ одпо изъ лервеиствующихъ мѣстъ. И вотъ на нашихъ гла-захъ святая Русь стала пьяной Русью, опустилась, раз-вратилась и руками молодого деревенскаго поколѣнія занялась самоистребленіемъ. Если до сихъ поръ Россія еще не спилась вся поголовно, то идетъ къ этому бы-стрыми, широкими шагами.

«И оть этого ужасающаго пьянства во всей нашей злополучной жизни нестроенія всякаго рода, разореніе, застой. Мы во всемъ отстали и съ каждымъ днемъ все болѣе и болѣе атстаемъ отъ другихъ трезвыхъ народовъ. Тѣ богатѣютъ, мы бѣднѣемъ; тѣ крѣпнутъ, мы слабѣ-емъ; тѣ просвѣщаются, мы дичаемъ, и какъ заморенныя хилыя клячи заплетающимися ногами еле-еле тащимся въ хвостѣ нашихъ трезвыхъ сосѣдей. Спимъ и пьемъ, пьемъ и спимъ и въ довершеніе буйствуемъ и озорни-чаемъ. По этому поводу мнѣ вспомнились слова дру-гого нашего великаго писателя Тургенева:

„Всѣ спятъ! Спитъ тотъ, кто бьетъ. и тотъ, кого колотятъ!

„Одинъ царевъ кабакъ — тотъ не смыкаетъ глазъ:

„И, штофъ очищенной всей пятерней сжимая,

„Лбомъ въ полюсъ упершись, а пятками въ Кавказъ,

„Спитъ непробуднымъ сномъ отчизна, Русь святая!"

Стихи продекламированы были адвокатомъ съ та-кимъ большимъ подъемомъ ивыраженіемъ, какъ попле-чу только хорошему актеру. Его пѣвучій, необычайно густой баритонъ наполнялъ собою душный залъ и чаро-валъ всѣхъ находившихся въ немъ. И самъ ораторъ, въ тактъ декламаціи, чуть замѣтно раскачивался кор-пусомъ и съ наклоненной слегка головой исподлобья магнетизировалъ присяжныхъ своими горѣвіпими вдох-новеніемъ косоватыми глазами.

«Теперь въ послѣдній разъ возвратимся къ нашему дѣлу. Я совершенно согласенъ съ представителемъ го-сударственнаго обвиненія въ томъ, что въ наше время жизнь человѣческая потеряла свою прежнюю высокую цѣнность, что люди, опьяненные виномъ, за одно обид-ное слово, а иногда и просто «за здорово живешь» ли-шаютъ другъ друга жизни, что теперешняя деревенская молодежь — длоть отъ плоти вашей, кость отъ костей вашихъ, не похожа на васъ, отцовъ, и что подавляющій процентъ преступниковъ всякаго рода даетъ зеленая деревенская молодежь, до возрасту еще не достигшая гражданскаго совершеннолѣтія. Чѣмъ объяснить по-добное печальное явленіе? Я спрашиваю васъ, господа присяжные изъ крестьянъ. Позвольте, господа, быть откровеннымъ, извиняюсь заранѣе, если буду нѣсколь-ко рѣзокъ, даже грубъ, и не посѣтуйте, если препод-несу вамъ нѣсколько горькихъ истинъ. Скажите Бога ради, развѣ вы или ваши друзья, знакомые, родствен-ники, сосѣди, восп-итывали своихъ дѣтей въ страхѣ Бо-жіемъ, въ послушаніи волѣ родительской? Развѣ вы на-учили ихъ съ уваженіемъ относиться къ чужой соб-ственности, къ личности ближняго? Наоборотъ, не на-пивались ли вы пьяными да не разъ, а многое множе-ство разъ, однимъ словомъ, когда вамъ вздумается, въ присутствіи собственныхъ дѣтей, развѣ вы не обруги-вали самыми площадными словами, а подчасъ не таска-ли за косы вашихъ женъ, а ихъ матерей? Развѣ самое возмутительное сквернословіе ежечасно, ежеминутно не оглашаетъ вашихъ избъ, вашихъ полей, дорогъ? Развѣ вы взыскивали съ нихъ за то, что они, будучи дѣтьми, опустошаютъ чужіе сады и огороды, тащутъ все, что ни подвернется подъруку? Учатъ дѣтей собственнымъ доб-рымъ примѣромъ. А гдѣ же они, эти добрые примѣры? Нѣгь, господа, вы ничемѵ хорошему не учили ихъ, а добрыхъ примѣровъ они огь васъ не видали, и росли

ваши дѣти иа нолной своѳй волгошкѣ, какъ былинки въ полѣ. И нѳ удивляйтѳсь, что изъ нихъ выходятъ такіѳ милыѳ фрукты, которыми заполняются скамьи подсуди-мыхъ и тюрьмы. Не удивляйтесь, потому что вы имъ ничего нѳ дали, ничему хорошему ихъ нѳ научили, а разъ вы ничего не дали, такъ что же вы съ нихъ будѳте взыскивать и требовать?

«Сидящіѳ передъ вами подсудимые и олшдающіѳ ва-шего нелицепріятнаго приговора, какъ я уже говорилъ вамъ, ничуть нѳ хужѳ и нѳ лучшѳ всякой иной совре-менной деревенской молодежи. Разница та, что они не-счастнѣе своихъ сверстниковъ, потому что ихъ совѣсть отягчѳна страшнымъ грѣхомъ, грѣхомъ убійства чѳло-вѣка, убійства, хотя и нѳвольнаго. Бѳзпощадно карать ихъ за совершенноѳ влоѳ дѣяніѳ — то жѳ самое, что сѣчь воду за то, что она, прорвавъ худую плотину, снѳсла прочь мелышцу. Не вода виновата, она — слѣпая сти-хія, а виноватъ хозяинъ, что не доглядѣлъ и заблаго-временно не построилъ такой крѣпкой плотипы, которая могла бы выдержать напоръ разбушевавшейся стихіи.

«Вѣдь не злая, сознательная воля привела этихъ деревенскихъ юношей на скамью подсудимыхъ, а та лисья, волчья и свиная кровь, которая течетъ въ жи-лахъ каждаго человѣка и которая была разбужена въ парняхъ выдумкой чорта — виномъ. А задерживающѳй плотины въ видѣ добраго примѣра, въ видѣ нравствен-ныхъ внушеній въ родительскомъ домѣ не только не было, а было, наоборогь, толканіе, почти поощреніе къ пьяной, преступной жизни. И толкали на это, толкали, конечно, безсознательно вы — отцы, вы — старшее по-колѣнів. Такъ вотъ, господа, не карать надо преступни-ковъ, а пожалѣть. Кару они ужѳ несутъ и будутъ не-сти до могилы въ терзаніяхъ собственной совѣсти. Если же вы вынесете подсудимымъ. безпощадный приговоръ, исходя изъ соображенія, что, строго покаравъ этихъ, устрашите другихъ, то вы, тѣ самые, которые не стро-или крѣпкой плотины, будучи обязанными строить ѳе,

тотото.еіап-кагак.ги

своими руками высѣчѳте прорвавшую ее воду. А вѣдь тутъ дѣло идетъ неі о водѣ, а о судьбѣ трехъ молодыхъ жизней. И отъ одного обвинительнаго приговора зло не умепыпится. Не тѣмъ оружіемъ надо бороться со зломт. и искоренять его. Надо оздоровить жизнь. На-до направить всѣ силы, все разумѣніе, всѣ средства къ тому, чтобы облагообразить, очѳловѣчить эту жизнь въ самомъ быту, въ самой первой, но и въ самой важной ячейкѣ — въ семьѣ. А для этого въ первую голову — водка безъ пощады за бортъ. Безъ этого начала ничто не поможеть, объ это страшное препятсі*віе — водку — разобьются всѣ самыя благородпыя, самыя геніальныя начинанія и мы — русскіе на вѣки вѣковъ остапемся пьяпымъ преступнымъ народомъ, позоромъ человѣче-ства, доколѣ не истощится терпѣніе Творца и Онъ не смететъ насъ съ лица земли, какъ ненужный, гнилой, зловонный хламъ, только оскверняющій своимъ недо-стойнымъ существованіемъ прекрасную планету, или отдастъ іцасъ въ рабство другому, болѣе трезвому, болѣе достойному, болѣѳ культурному народу. Второе столь же важное условіе для оздоровленія темной крестьянской жизни — это поболыпе свѣта, поболыне знаній. Глав-ный виновникъ всего нашего уродства, всего нашего нестроенія — отжішшій правительственный строй дёр-жалъ народъ въ темнотѣ, душилъ въ человѣкѣ всякую самостоятельпую мысль, всякое стремленіе къ знанію и просвѣщенію. Теперь, слава Богу, правительственныя препоны ослабѣли, нашъ обновленный строй открыва-егь народу широкую дорогу къ знанію и свѣту. Но что жѳ мы видимъ? Да то, что и должно быть. Нако-пившаяся слѣпая стихійная сила, не приложенная къ полезному, разумному дѣлу, какъ только ослабѣлъ гнетъ, сорвала крышку и пошла крушить безъ разбора вся и все и, конечно, болыпе всего самое себя. И долго еще намъ придется плутать по темнымъ, грязнымъ за-дворкамъ, заниматься пьянствомъ, безчинствомъ, само-истребленіемъ прежде, чѣмъ выйти на широкій, прямой

путь знаній, свѣта, производительнаго труда, потому что за время безпросвѣтнаго правительственнаго гнета мы разучились работать, распьянствовались, разлѣпи-лись и въ конецъ испортили свой прекрасный, незлоби-вый народный характеръ. А разъ преступленія всякаго рода въ нашей сумбурной, пьяной жизни стали общимъ явленіемъ, потому что вызываются причинами обще-ственнаго уклада, то, по моему мнѣнію, — и грѣхъ ста-новится общимъ, а слѣдоваі&гьно со сторопы суда было бы несправедливо налагать суровыя кары на отдѣльныя единицы, вотъ какъ въ данномъ дѣлѣ на трехъ этихъ подсудимыхъ. "

«Этимъ я и заканчиваю свою рѣчь, господа, въ на-деждѣ на вашъ милостивый, а потому и справодливый приговоръ».

Рѣчь адвоката произвела огромное впечатлѣніе на публику.

Предсѣдательствующій наклонилъ голову въ сторо-ну товарища прокурора, будучи вполнѣ увѣреннымъ, что тотъ не станетъ затягивать и безъ того затянувшій-ся далеко за полночь процессъ, но онъ ошибся.

Молодой юристъ рѣшилъ совсѣмъ не считаться съ его желаніемъ.

•

XV.

— Я задержу васъ недолго, гг. присяжные засѣда-тели, не болыне пяти минугь, — сказалъ товарищъ про-курора, поднявшись съ своего мѣста. — Защитникъ, не отрицая убійства Кирильева подсудимыми, всячески старается доказать, что нанесено было потерпѣвшему не больше двухъ ударовъ камнями. Пусть такъ, пусть двумя только ударами раздробленъ черепъ въ пяти мѣ-стахъ, хотя «свѣжо преданіе, да вѣрится съ трудомъ», но защитникъ увѣряетъ, что у подсудимыхъ не было намѣренія убить Кирильева. Зачѣмъ мы будемъ спо-рить съ защитникомъ? Я приглашаю васъ, госпрда,

тотото.еіап-кагак.ги

только взглянуть хорошенько на эти камни. Вѣдь лю-бымъ изъ нихъ быка можно положить на мѣстѣ, а не только человѣка. Кромѣ того, г. защитникъ, вѣроятно, забылъ, что, по показанію эксперта, у потерпѣвшаго Ки-рильева было всѣхъ семь ранъ на головѣ съ пятью тре-щинами на черепѣ, три рубленыхъ или колотыхъ раны на шеѣ, разсѣчена губа, выбиты зубы, не считая другихъ мелкихъ ссадинъ на тѣлѣ. Откуда же всѣ эти раны по-явились, господа?. Неужели только отъ двухъ ударовъ камня?! .• »

«Правда, защитникъ стремился доказать здѣсь, что Кирильевъ самъ причинилъ себѣ раны тѣмъ, что, когда былъ сшибленъ подсудимыми съ ногъ, то будто бы упалъ головою на дорогу и будто бы долго колотился въ копвульсіяхъ объ каменный настилъ. Нѣчто подоб-ное могло бы случиться, если бы Кирильевъ дѣйстви-тельпо упалъ головой на каменную дорогу, но г. защит-никъ, видимо, упустилъ изъ вида свидѣтельство оче-видца Рыжова, который на мой вопросъ, не обинуясь, отвѣтилъ, что сбитый съ ногъ потерпѣвшій Кирильевъ свалился подъ гору на мягкую землю и его, уже лежа-чаго, подсудимые продолжали бить. Слѣдовательно, размозжить себѣ черепъ въ пяти мѣстахъ объ камни до-роги потерпѣвшій не могъ. Нѣтъ, господа, тутъ, несо-мнѣнно, имѣли мѣсто жестокіе побои. Чѣмъ же напе-сены колотыя или рубленыя раны? На столѣ среди ве-щественныхъ доказательствъ нѣтъ ни колющаго, ни рубящаго орудія, да для насъ это и не важно. Изъ по-казаній свидѣтеля Демина мы знаемъ, что подсудимый Степановъ какихъ-нибудь пять минутъ спустя по совер-шеніи насилія надъ потерпѣвшимъ угрожалъ ему, сви-дѣтелю, топоромъ. Очевидно, что этимъ самымъ топо-ромъ и были напесепы тѣ рубленыя раны, которыя по-томъ оказались на тѣлѣ Кирильева. А когда человѣка били десяти-фунтовыми камнями, рубили топоромъ, то едва ли подсудимые не сознавали: останется живъ Ки-рильевъ или нѣтъ? Ясно, что они знали, что дѣлали,

тотото.еѴап-кагак.ги

И. А. РОДІОНОВЪ. 21 321

ясно, что они хотѣли его жестоко избить. Вотъ почему я и настаиваю на обвинительномъ приговорѣ».

Вслѣдъ за товарищемъ прокурора снова поднялся защитникъ.

Представитель государственнаго обвинепія, — спокойно и увѣренно возразилъ адвокатъ, — строитъ свои заключенія на щаткихь основаніяхъ. Припомни-те, господа, что отвѣтилъ свидѣтель Деминъ, когда я задалъ ему вопросъ: «Темно ли было, когда къ вамъ подбѣжали подсудимые 'Степановъ и "Лобовъ?» — «Тем-но, хоть глазъ коли», отвѣтилъ онъ безъ малѣйшей за-пинки. Длй всякаго, говорящаго на русскомъ языкѣ, понятно, что означаетъ такое точное опредѣлепіе. Оно означаетъ, что было такъ темно, такъ черно, что раз-смотрѣть что-либо было немыслимо. Тогда я опять спрос-илъ свидѣтеля: «А у васъ, кажется, одинъ глазъ подколоть?» Онъ отвѣтилъ: — <<Да, одинъ попорченъ».

Я спросилъ не спроста, я зналъ, что Деминъ въ камерѣ судебнаго слѣдователя показывалъ, что Степановъ угрожалъ ему топоромъ. Теперь спрошу я васъ, гоопо-да: въ черную осеннюю ночь, когда ни зги не видно, т. е. такъ темно, что хоть глазъ коли, когда и безъ того того одинъ глазъ слѣпой, когда два парня берутъ за горло и угрожаютъ смертью, возможно ли разсмотрѣть, кто и чѣмъ изъ нападающихъ вооруженъ? Да при та-кихъ обстоятельствахъ человѣку хотя бы не изъ трусли-ваго десятка не$о съ овчинку покажется, а вмѣсто пал-ки пригрезится пулеметъ. У подсудимыхъ топора не было, наличность его не подтвердили свидѣтели Ры-жовъ и Ларіоновъ. 0 рубленыхъ ранахъ на головѣ и шеѣ потерпѣвшаго я не упомянулъ въ своей рѣчи, во-первыхъ, потому, что онѣ экспертизой признаны для жизни не опаспыми, во-вторыхъ, потому, что онѣ къ настоящему дѣлу не имѣютъ рѣшительно никакого от-ношенія. Гдѣ неопровержимыя доказательства того, что нанесъ ихъ кто-либо изъ подсудимыхъ и чѣмъ онѣ на-несены? Фактъ нанесенія ихъ подсудимыми судебнымъ

глѣдствіемъ не установленъ, на основаніи же однихъ предположеній построить обвиненіе нельзя. Почему не могло случиться, принимая во вниманіѳ тепереганіе же-стокіѳ нравы, что кто-нибудь другой добивалъ Кириль-ева топоромъ? Вѣдь лежалъ онъ на болыпой дорогѣ. Можетъ быть, его напіли какіе-нрбудь прохожіѳ, взду-мали ограбить. Онъ могъ очнуться и оказать сопроти-вленіе. Это предположеніе тѣмъ болѣе правдоподобно, что раздѣть до-нага спящаго на дорогѣ пьянаго, т. е. попросту ограбить ѳго, снять сапоги, пиджакъ, шапку, вытащить деньги въ вашихъ краяхъ почти не считается недозволеннымъ. Дѣлаютъ это, такъ сказать, пбходя. Такъ и съ Кирильевымъ. Его добили и забрали у нѳго деньги. Прошу принять во вниманіе и то, что престу-пленіе было совершено около восьми часовъ вечера и только передъ полуночью родныѳ подобрали и отвезли Кирильева въ больницу. Значитъ, цѣлыхъ четыре часа онъ въ безпомощномъ состояніи пролежалъ одинъ на болыпой дорогѣ, по которой совершается почти безпре-рывное движеніе. Мы не знаемъ, что за эти четыре часа съ нимъ было. Утвержденіе г. товарища прокурора, что рубленыя раны, найденныя на тѣлѣ Кирильева, на-несены топоромъ подсудимымъ Стёпановымъ, не боль-ше, какъ предположеніе, какъ догадка. Но судъ-то обя-?анъ руководствоваться только фактами, незыблемо установленными на судебномъ слѣдствіи, а не догадка-ми и предположеніями. Догадки и предположенія есть область фантазіи, а фантазія и на луну заводитъ. По-. дайте намъ факты! Гдѣ они? Имѣется среди веще-ственныхъ доказательствъ топоръ? Нѣтъ его. Видалъ 1 кто-нибудь изъ свидѣтелей, какъ Стёпановъ рубилъ Ки-рильева топоромъ? Нѣтъ, никто не видалъ. Значитъ, такой фактъ въ нашемъ дѣлѣ ісакъ бы не имѣлъ мѣста, не существовалъ и принимать его въ расчетъ при опре-дѣленіи приговора было бы отступленіемъ отъ незыбле-мо установленныхъ судебныхъ правилъ. Въ пашихъ законахъ есть прямое указаніе, что всѣ неясные, воз-буждающіе сомпѣніе свѣдѣнія и факты судомъ толку-ются въ нользу подсудимыхъ, и нѳ подлежитъ сомнѣ-нію, господа присяжные засѣдатели, что вы-то, какъ со-вѣстные судьи, не поступите на-перекоръ закону и со-вѣсти, потому что вы есть судъ, т. е. хранилище правды и безпристрастія».

Адвокатъ сѣлъ на своѳ мѣсто.

Предсѣдательствующій заявилъ, что пренія сторонъ закончены. .

— Подсудимые, за вами послѣднее слово.

Тѣ медленно поднялись со скамьи, въ недоумѣніи переглядываясь другъ съ другомъ, а потомъ всѣ уста-вились на адвоката.

— Хотите что-нибудь сказать суду? — переспро-силъ предсѣдательствующій громко и нетерпѣлйво.

Адвокатъ дѣладъ подсудимымъ какіе-то знаки.

— Мы не хотѣли убивать...—протянулъ Лобовъ.— Енъ, значитъ, подошелъ и ударилъ меня по головѣ...

Я ему отвернулъ кулакомъ ... два раза... Енъ тутъ сваливши подъ гору... а потомъ добивалъ Лександра Степановъ... — говорилъ онъ, помогая своимъ объяс-неніямъ руками.

— А вы?..

— Я не билъ... скромно заявилъ Горшковъ.

— А вы что скажетѳ?

— Ничего... — буркнулъ Сашка, глядя внизъ и въ' сторону. — Я не виновенъ ...

— Садитесь.%

Предсѣдательствутощій, взявъ со стола бумагу, по-высивъ голосъ, заявилъ:

— Объявляю пренія сторонъ прекращенными. Судъ ставитъ на разрѣшеніе присяжныхъ засѣдателей слѣ-дующіе три вопроса: .

«1) Виновенъ ли подсудимый А. Ѳ. Лобовъ, 19 лѣтъ, въ томъ, что 25-го августа 190* г. въ предѣлахъ Шибо-товской волости, на дорогѣ близъ усадьбы Хлябино, ударами камня и другого какого-либо орудія нанесъ крестьянииу Ивану Кирильеву тяжкіе, подвергавшіе жизнь опасности побои, причинивгь ему при этомъ нѣ-сколько ранъ на лицѣ, шеѣ и головѣ, трещины и раз-дробленіе костей черепа, сопровождавшіеся кровоизлія-ніемъ въ черепную полость и воспаленіемъ мягкой моз-говой оболочки, вслѣдствіе чего потерпѣвшій и умеръ?

«2) Виновенъ ли подсудимый С. И. Горшковъ, 18 лѣтъ, въ преступленіи, описанномъ въ первомъ вопросѣ?

«8) Виновенъ ли А. Степановъ, 20 лѣтъ, въ престу-пленіи, описанномъ въ первомъ вопросѣ?»

XVI.

Несмотря на то, что въ залѣ пахло овчиной, кожей, дегтемъ и дышать было трудно, никто изъ присутству-ющихъ этого не замѣчалъ. Всѣ были разгорячены рѣ-чами обвинителя и защитника, у всѣхъ въ головѣ свер-лилъ одинъ захватывающій вопросъ: кто выйдетъ по-бѣдителемъ въ этой б.орьбѣ? На чью сторону склонятся присяжные: на сторону ли обвинителя, завоевавшаго себѣ сегодня нѣсколько сторонниковъ, или на сторону блестящаго защитника? 0 томъ, что виновны подсуди-мые или невиновны, мало кто думалъ.

Предсѣдательствуюіцій опытнымъ глазомъ замѣ-тилъ, что нравственная атмосфера въ залѣ сильно повы-шена, присяжные взволнованы и растеряны.

Послѣ довольно продолжительной паузы, во время которой на задпихъ скамьяхъ усиленно сморкались и откашливались, предсѣдательствующій, державшійся въ продолженіе всего процесса прямо, тутъ откинулся всѣмъ корпусомъ на спинку кресла и принялъ самую спокойную, непринужденную позу, точно сидѣлъ за сто-ломъ среди своихъ домашнихъ, даже руки сложилъ на груди.

Все это сдѣлалъ онъ нарочпо, чтобы охладнть рас-ходившіяся страсти.

— Вотъ, господа присяжные засѣдатели,—мѳдленно, обыкновеннымъ разговорнымъ тономъ, не повышая ине понижая голоса, началъ предсѣдательствующій, — пе-редъ вами дали свои показанія подсудимые, свидѣтѳли, экспертъ, говорили за и противъ подсудимыхъ обвини-тель и защнтникъ... Насколько въ прѳдѣлахъ чѳловѣ-ческихъ силъ и средствъ, дѣло это освѣтилось передъ вами со всѣхъ стороігь. Обвинитель настаивалъ, что подсудимые нанесли потерпѣвшему тяжкіе побои изъ чугства ревности къ благосостоянію и добронравію Ки-рнльева и что для этого они намѣренно привели себявъ состояніѳ опьяненія... что будто бы унихъ, у трѳзвыхъ, не хватало храбрости совершить насиліе надъ потерпѣв-шнмъ и для этого они нарочно напились. Далѣе обви-нитель настаиваетъ, что найденныя на тѣлѣ пострадав-шаго Кирильева раны, нанесенныя тупымъ и рѣжущимъ или колющимъ орудіемъ, по числу ихъ, надо признать тяжкими побоями... Надо знать вамъ, господа, что у насъ побоями признается, когда потерпѣвшему напесе-но больше двухъ ударовъ, а' тяжкими, подвергшими жизнь опасности побоями называется, когда потерпѣв-шій человѣкъ, что называется, измолоченъ весь, обра-щенъ въ кашу, когда поломаны кости, когда тѣло все окровавлено и искромсано. Эт0 признается тяжкими побоями, подвергающими жизнь опасности. Въ подтвер-ждѳніе своихъ обвиненій г. товарищъ прокурора ссыла-ется на свидѣтельскія показанія, изъ которыхъ явству-етъ, что одинъ йзъ подсудимыхъ, именно Степановъ, грозился отомстить Кирильеву за отобранную у ѳго от-ца землю, и месть эту при помощи двоихъ своихъ това-ршцей привелъ въ исполненіѳ вечеромъ 25-го августа на дорогѣ вблизи усадьбы Хлябино. Защитникъ, на-оборотъ, настаиваетъ на томъ, что потерпѣвшему нане-сены побои въ простой дракѣ, что ни Степановъ, ни его товарищи никакой злобы нѳ питали къ Кирильеву, никакого предварительнаго уговора у подсудимыхъ не было, а просто молодые, опьянснные виномъ парни ра-зодрались мѳжду собой, и одна еторона одолѣла дру-гую. Мало этого, защитннкъ отридаетъ дажѳ тяжкіе побои. Онъ говоритъ, что нанесено было подсудимыми только два удара тупымъ орудіемъ, а кто нанесъ коло-тыя или рѣзаныя раны, найденныя на тѣлѣ потерпѣв-шаго, судебнымъ слѣдствіемъ ,не установлено. Если признать точку зрѣнія обвинителя, т. е., что нанесены были съ обдуманнымъ намѣреніемъ подвергавшіе лсизиь опасности побои, то подсудимыхъ ждетъ тяжкая кара; если же стать на сторону защиты, то кара гораздо лег-че. Конечно, господа, обѣ стороны — и обвинитель, и защитникъ высказывали передъ вами свои искренніе взгляды, свои искреннія убѣжденія, которыя у каждой стороны сложились изъ всесторонняго изученія этого дѣла. Но не надо забывать, господа, что обѣ стороны— стороны заинтересованныя. Интересы одной стороны какъ разъ противоположны интересамъ другой. Обви-нитель защищаетъ интересы государственные противъ преступныхъ посягательствъ отдѣльныхъ членовъ го-сударства. Защитникъ, наоборотъ, защищаетъ отдѣль-ныхъ лицъ противъ государственнаго обвиненія. Но какъ я уже сказалъ, обѣ стороны — взаимно противопо-ложно заинтересованныя, и ихъ положеніе является по-ложеніемъ сторонъ борющихся. А гдѣ борьба, тамъ страсть, горячность, азартъ, слѣдовательно, нѣтъ необ-.ходимаго безнристрастія. По мысли законодателя, изъ словеснаго столкновенія этихъ двухъ заинтересован-ныхъ сторонъ и должна въ возможной полнотѣ выяс-ниться истина даннаго дѣла передъ судомъ. Ну, вотъ теперь пренія окончились, а съ ними прошла горяч-ность и страсть. Мы съ вами, господа, стороны не за-интересованныя. Мы — судьи. Наша' задача — спо-койно, безъ торопливости, принявъ, конечно, во внима-ніе добытыя данныя судебнаго слѣдствія, освѣщенныя и растолкованныя заинтересованными сторонами, прійти къ опредѣленному заключенію въ данномъ дѣлѣ.

«Вы же сами по себѣ, безъ меня и безъ другихъ су-дей, должиы рѣшить по совѣсти: виновны ли въ предъ-явленномъ имъ обвиненіи подсудимые или не виновны, и если Виновны, то въ какой мѣрѣ, т. е. заслуживаютъ снисхожденія или не заслуживаютъ его?

«Что же такое есть судъ, господа, т. е. вотъ эта со-вокупность насъ троихъ, коронныхъ судей, и васъ, двѣ-падцати судей совѣсти? Судъ, господа, не есть школа. Онъ не призванъ исправлять нравы. Онъ пе есть воз-мездіе, не есть месть, не есть устрашеніе для другихъ. Кто такъ толкуетъ назначеніе суда, тотъ не правъ. Ва-ши приговоры, господа присяжные засѣдатели, не имѣ-ютъ своей задачей предупрежденіе и пресѣченіе пре-ступленій. Для этой цѣли имѣется полиція и другія власти. Судъ есть судъ, не больше и не меньше. Онъ разсматриваетъ извѣстныя дѣла, опредѣляетъ мѣру на-казаній за извѣстныя преступныя дѣянія или оправды-ваетъ подсудимыхъ, и ему рѣшительно нѣтъ никакого дѣла, какъ то или другое его рѣшеніе отразится на на- . селеніи. Забота объ этомъ въ кругъ обязаниостей суда пе входить. Суду важно только одно, чтобы въ ка-ждомъ дѣлѣ добраться до возможной правды и чтобы приговоръ былъ постановлепъ по совѣсти, т. е. строго согласуясь съ добытой на судѣ правдой».

«Ну, полетѣли камешки въ мой огородъ!» думалъ между тѣмъ товарищъ прокурора, съ невозмутимо-вни-мательнымъ видамъ слѣдя за резюмэ цредсѣдательству-ющаго. Но это нисколько не сердило его и не волнова-ло. И онъ опять вспомнилъ про радостное письмо, про Петербургъ, и ему стало весело, ясно, счастливо.

— Обвинитбль, — продолжалъ въ томъ же тонѣ спо-койной, даже вялой бесѣды предсѣдательствующій, — въ своемъ возраженіи коснулся рубленыхъ ранъ, най-денныхъ на головѣ и на другихъ частяхъ тѣла потер-пѣвшаго Кирильева. Онъ предполагаетъ, что раны эти ванесены подсудимыми топоромъ во время свалки. Основываетъ онъ свое заключеиіе на томъ, что пять ми-нутъ спустя послѣ совершенія преступнаго дѣянія под-судимый Степановъ грозилъ топоромъ свидѣтелю Де-мину. Обвинитель и полагаегь, что этимъ самымъ топо-ромъ и были нанесены пострадавшему рубленыя раны. Защитникъ, въ свою очередь, приводитъ опроверженіе такого предположенія. Онъ говоритъ, что очевидецъ пре-ступленія Рыжовъ не видѣлъ, чтобы кто-нибудь изъ под-судимыхъ пускалъ въходъ топоръ вовремя свалкииво-обще о томъ, былъ ли топоръ у подсудимыхъ или нѣтъ, онъ не говорилъ. Кромѣ того свидѣтель Деминъ хотя и показывалъ, что Степановъ грозилъ ему топоромъ, но самъ сознаотся, что было темно, хоть глазъ коли, да еще. на одиігь глазъ онъ кривъ. Разсмотрѣть что-либо при такихъ обстоятельствахъ, въ какихъ очутился свидѣ-тель Деминъ, трудно. Да даже, если, какъ установлено на судѣ, Степановъ грозилъ Демину топоромъ, это еще не доказываетъ, что этимъ топоромъ онъ рубилъ по-страдавшаго Кирильева. Вотъ доводы защиты. Кромѣ того, — подчеркнулъ предсѣдательствующій, — защит-никъ напомнилъ о томъ, что судъ руководствуется толь-ко строго обоснованными данными, выяснившимися па судебномъ слѣдствіи, какъ-то: наличными веществен-нымн доказательствами, свидѣтельскими показаніями, разъясненіями экспертовъ и т. п., всякій же сомнитель-ный, т. е. недостаточно выясненный экспертизой и сви-дѣтельскими показаніямн фактъ толкуется въ пользу подсудимыхъ, т. е. въ смыслѣ смягченія ихъ участи. Это, господа, совершенно вѣрное замѣча-ніе и пренебрегать имъ при постановленіи вашего при-говора не слѣдуетъ. Если у васъ закрадется сомнѣніе относительно какого-нибудь обстоятельства или факта, то, конечно, слѣдуетъ толковать его въ пользу под-судимыхъ. И такое толкованіе не только не противо-рѣчитъ духу нашихъ законовъ, а наоборотъ, будетъ со-

шшш.еіап-кагак.ги

32

вершенйй согласно съ ихъ духомъ, потому что въ основу нашего законодательства поставленъ глубоко-чѳловѣнный принцнпъ: «лучшѳ десятерыхъ виновныхъ онравдать, чѣмъ обвинить одного невиннаго».

Тутъ предсѣдатѳльствующій долго, скучно и про-странно разъяснялъ, что, можетъ быть подсудимыѳ и рубили Кирильева топоромъ, а можѳтъ быть и нѳ они рубили, а кто-нибудь другіе, неизвѣстные. Во всякомъ елучаѣ этотъ пунктъ обвиненія сомнительный и т. п.

Предсѣдательствующій нѣсколько секундъ промол-чалъ, собираясь съ мыс^ями.

— Теперь вотъ о мести. Товарищъ нрокурора на* стаиваетъ, что побои были нанесены Кирильеву за то, что онъ когда-то отобралъ у отца подсудимаго Степа-нова свою землю. Степановъ рѣшилъ отомстить за та-кой поступокъ, чтб и совершилъ, подговоривъ и уго-стивъ водкой двухъ своихъ товарищей. Здѣсь на судѣ свидѣтели подтвердили, что дѣйствительно шелъ по округѣ какой-то темный слухъ, что Степановъ грозилъ Кирильеву отомстить, но, какъ замѣтилъ въ своемъ воз-раженіи защитникъ, никто изъ свидѣтелей не подтвер-дилъ тутъ на судѣ, что вотъ онъ, свидѣтель, лично отъ Степанова слышалъ угрозы по адресу Кирильева или что вотъ Степановъ подговаривалъ своихъ двухъ това-ршцей избить Кирильева. Всѣ свидѣтели говорили, что слышали отъ кого-то другого, но не отъ самого Степано-ва, что онъ грс^зился убить Кирильева. Такія показа-нія, показанія, такъ сказать, не изъ пѳрвыхъ рукъ, не вполнѣ достовѣрны, недостаточны для безспорнаго обо-снованія обвиненія въ мести. Вѣдь, переводя на житей-скій языкъ, это не болѣѳ, какъ слухъ, какъ предположе-ніе, наконецъ просто, какъ сплетня, которая, по мѣт-кому опредѣленію защиты, могла возникнуть и послѣ совершенія преступнаго дѣянія, т. е. заднимъ числомъ, можетъ, тогда, когда Кирильевъ уже умеръ и былъ по-гребенъ. •

„ А тотото.еіап-кагак.ги

330

«Но вы, господа, какъ судьи совѣсти, въ своихъ рѣ- . шепіяхъ ничѣмъ, кромѣ совѣсти, не связаны, и этотъ тѳмный вопросъ должны разрѣшить, руководствуясь только велѣніями одной вашей совѣсти, но опять-таки считаю долгомъ вамъ напомнить, что всякій недостаточ-но освѣщенный, недостаточно разъяспенный фактъ или обстоятельство, возбуждающее сомнѣніе, с л ѣ д у ѳ т ъ толковать въ пользу подсудимыхъ, помня мудрый, вы-соко-гуманный завѣтъ великаго законодателя, что судъ долженъ быть не только скорый и правый, но и мило-стивый».

Предсѣдательствующій еще долго говорилъ въ томъ же духѣ, иногда повторяя и растолковывая одну и ту жѳ мысль по нѣсколько разъ. Онъ внимательно слѣ-дилъ за тѣмъ, достаточно ли хорошо понимаютъ при-сяжные его толкованія, и за тѣмъ, насколько улеглось ихъ волненіе, вызванное горячей схваткой сторонъ.

Ему не хотѣлось отпусткть ихъ совѣщаться преждѳ, чѣмъ они не проникнутся тѣмъ взглядомъ на дѣло, ка-кой онъ хотѣлъ внушить имъ. Онъ же очень замѣтно склонялся въ сторону защиты и подсудимыхъ, стараясь исподволь затушевать дѣйствіе свидѣтельскихъ пока-заній и рѣчи обвинителя. Дѣлалъ онъ такъ потому, что хотѣлъ добиться отъ присяжныхъ если не оправда-тельнаго приговора, то хотя бы смягченія. Хотѣлъ же онъ облегченія участи подсудимыхъ не потому, что вѣ-рилъ въ ихъ невиновность, — наоборотъ, онъ вполнѣ былъ убѣжденъ, что за свои дѣянія, если судить ихъ по всей строгости законовъ, они достойны каторги, а потому, что самъ онъ принадлежалъ къ старой школѣ либералышхъ юристовъ, непремѣнный лозунгъ кото-рыхъ — гуманность, гуманность во что бы то ни стало ко всѣмъ подсудимымъ и особенно подсудимымъ изъ народа.

На мужика либеральный юристъ смотрѣлъ, какъ на ребенка, надѣленнаго огь природы всевозможными со-вершенствами, но изуродованнаго нашимъ правитель-

ственнымъ строѳмъ, снстѳматическн угнетавшимъ и со-знательно державшимъ его въ бѳзнравіи,' въ грязи, не-вѣжѳствѣ и нищетѣ. Поэтому, по его мнѣнію — этотъ надѣленный совершенствами мужикъ обыкновенно самъ не сознаетъ, чтб дѣлаѳтъ, и когда совершаетъ престу-пленіе, то подавляющая часть его вины падаетъ, ко-нечно, на ту всесильную, злую причину, то есть на пра-вительство, которое сдѣлало его такимъ дурнымъ. Изъ этихъ посылокъ въ головѣ юриста самъ собою сложился логическій выводъ, что виновенъ въ извѣстномъ пре-ступленіи не мужнкъ, преступленіе совершившій, а пра-вительство, слѣдовательно, мужика надо не карать, а жалѣть и миловать.

Только разъ рзглядъ Бушева на мужика былъ нена-долго поколебленъ. Въ началѣ этой зимы по окончаніи сессіи въ сосѣднемъ уѣздномъ городкѣ онъ ѣхалъ на станцію желѣзной дороги. Дѣло было подъ вечеръ. . По дорогѣ въ лѣсу его встрѣтила орущая пѣсни ватага пьт-ызЛ мужиковъ, возвращавшихся на нѣсколькихъ подводахъ съ праздника изъ какой-то деревни. Завидя барина, мужики принялись озлобленно обругивать его.

Бушуевъ былъ/оцѣшіенъ и возмущенъ, хотѣлъ оста-новиться и разъяснить озорникамъ, съ кѣмъ они имѣ-ютъ дѣло и какія послѣдствія ихъ могутъ ожидать за. ихъ озорство, но ямщикъ ударилъ по лошадямъ, и тѣ поскакали ,во всю прыть. «Тутъ ужъ уходить надоть, вашескородіе, а' не разговаривать, не то убыотъ»... разъяснилъ свой поступокъ возница.

Мужики погнались. Многоэталшая брань, угрозы догнать и убить нѣкоторое время доносились до слуха ва смерть перепугавшагося Бушуева. Но какъ не пло хи были болыпія костистыя почтовыя клячи, уноеившія чнновника, все-таки мёлкорослымъ замореннымъ му-жицкимъ одрамъ догнать ихъ было не подъ силу, хотя хозяева и не жалѣли для нихъ кнутовъ и палокъ.

Мужики скоро отстали.

Перепуганный и возмущѳнный до глубины души пріѣхалъ Бушуевъ на станцію и все время, пока дожи-далея ноѣзда, въ нѳописуемомъ волненіи метался по ма-ленькому станціонному залу, жестикулируя и воскли-цая: ■

—А, каково? Да какъ они смѣли, мерзавцы? Да за что? Обругивать самыми рлощадными словами и гро-зить убить! Меня? старшаго члена суда? статскаго совѣтника? Этого дѣла такъ оставить нельзя... Нѣ-ѣтъ.

Онъ хотѣлъ было поднять на ноги пошіцію, но то-варищъ прокурора и друтой членъ суда уговорили оста-вить это дѣло, потому что нѣтъ вѣроятія разыскать и уличить виновныхъ.

До этого приключенія во всѣхъ тѣхъ дѣлахъ, гдѣ полиція привлекала мужиконъ за несоблюденіе ея рас-поряженій или за насилія, учиненныя ими надъ агента-ми ея при исполненіи служебныхъ обязанностей, Бушу-евъ всегда горячо держалъ сторону мужиковъ, доказы-вая своимъ коллегамъ, что дѣйствія полиціи почти всег-да незакономѣрны, что агенты ея грубы, невѣжествен-ны, взяточники и всегда склонны къ превышенію вла-сти.

Послѣ же этого случая онъ иѣкоторое время былъ безпощаденъ къ подсудимымъ изъ мужиковъ, но когда впечатлѣніе огь погони изгладилось, Бушуевъ разсу-дилъ, что недостойно интеллигентпаго человѣка мѣнять свои взгляды изъ-за одного частнаго случая, и опять пошло все по-старому, опять Бушуевъ сталъ прежнимъ снисходительнымъ къ меныпей братіи судьей.

Сейчасъ онъ хотя и находилъ, что адвокатъ — на-халъ и въ своихъ допросахъ свидѣтелей, экспертовъ и особенно въ защитительныхъ рѣчахъ, какъ шулеръ въ нечистой игрѣ, прибѣгаетъ къ передергиванію фактовъ, къ несправедливому очерненію противной стороны и т. п., онъ такіе пріемы не только оправдывалъ, но счи-талъ ихъ совершенно умѣстными и не роняющими до-стоинства суда. Онъ былъ убѣжденъ, что для высокаго принципа з&щиты обездоленныхъ и несчастныхъ, а къ таковымъ онъ относнлъ почти всѣхъ попавшихъ подъ судъ, всѣ срѳдства дозволены. Кромѣ того, онъ нахо-дилъ въ себѣ болѣѳ общаго съ адвокатомъ, чѣмъ съ то-варищемъ прокурора, и потому болѣѳ сочувствовалъ ѳго роли на судѣ. Общѳѳ заключалось въ томъ, что они оба — люди либеральныхъ профессій, оба хотя и изъ хо-рошихъ, но обѣднѣвшихъ дворянскихъ семей, оба про-биваютъ въ жизни дорогу своимъ лбомъ, наконѳцъ, что они оба — питомцы университета.

Наоборотъ, товаршца прокурора онъ нѳ выносилъ за то, что тотъ аристократъ по рожденію, что тотъ выдѳр-жанъ, корректенъ и спокоенъ, что тотъ правовѣдъ и въ свои тридцать лѣтъ получаетъ почти такой же окладъ жалованья, какъ и онъ,. пожилой чѳловѣкъ, протянув-шій долгую и тяжелую служебную лямку, и что этотъ иальчишка-черносотенецъ, благодаря своимъ родствен-нымъ связямъ, навѣрноѳ скоро обгонитъ ѳго по службѣ.

Предсѣдательствующій еіце долго разъяснялъ при-сяжнымъ, въ какихъ случаяхъ на каждый изъ постав-ленныхъ имъ т^ехъ вопросовъ могутъ они по своему усмотрѣнію отвѣтить: или «да, виновенъ», или «да, ви-новенъ, но побои не подвергали жизнь опасности», или «нѣтъ, невиновенъ».

Присяжные дошли до изнеможенія и многіе изъ нихъ, какъ ни крѣпились, засыпали.

Наконецъ ,, предсѣдательствующій кончилъ свои разъяспенія и передалъ поспѣшившему подойти къ су-дейскому столу старшинѣ опросный листъ.

Нѣмѳцъ съ неуклюжимъ поклономъ и съ краснымъ, напряженнымъ лицомъ, пыхтя, точно онъ всходилъ на крутую гору, мимо судейскаго стола направился къ комнатѣ, находившейся за спиной судей. Встрепенув-шіѳся присяжные гуськомъ, осторожно топая и шмыгая сапогами, послѣдовали за своимъ старшиной.

Подкатившійся на своихъ проворныхъ ногахъ при-ставъ открылъ настежь обѣ половинки бѣлой двери й, пропустивъ въ комнату всѣхъ присяжныхъ, быстро захлопнулъ ихъ и со звономъ защелкнулъ на кліочъ.

Судьи, оставивъ на столѣ цѣпи, встали съ своихъ мѣСтъ.

Предсѣдательствующій, правый членъ и товарищъ прокурора прошли по коридору въ судейскую комна-ту, а лѣвый ічленъ остановился въ канцеляріи, гдѣ теперь толпилась чистая публика и гдѣ находилась та молодая дѣвушка, въ которую онъ былъ влюбленъ.

Утомленная публика теперь, при приближеніи рѣ-шительной минуты, снова заволновалась; въ ея средѣ интересъ къ дѣлу такъ возросъ, какъ нѳ возрасталъ ни разу съ самаго наЧала процесса.

XVII.

Въ числѣ присяжныхъ въ эту сессію находился нѣкто Ватажный. Сынъ кулака-міроѣда одной де-ревни съ Горшковымъ и Лобовымъ, онъ еще при жизни отца приписался въ купцы и переѣхалъ на жительство въ городокъ. Въ число двѣнадцати присяжныхъ, кото-рымъ выпалъ жребій судйть убійцъ Ивана, онъ не попалъ, но все время, пока шелъ процессъ, просидѣлъ въ залѣ суда въ переднемъ ряду.

Этотъ Ватажный съ малыхъ лѣтъ состоялъ въ тѣс-ной дружбѣ съ отцомъ Горшкова — дѣльнымъ му-жикомъ, давно уже служившимъ подручнымъ мастера на одномъ изъ гончарныхъ заводовъ. Горшковъ—отецъ просилъ друга «похлопотать» за сына. Ватажный обѣ-щалъ и за время сессіи осторожно подготовлялъ то-варищей-присяжныхъ къ дѣлу объ убійствѣ Ивана, располагая ихъ въ пользу подсудимыхъ. Нѣкоторыхъ изъ нихъ—мужиковъ дальнихъ деревень, не знав-шихъ ни нокойнаго Ивана, ни его убійцъ, онъ водилъ къ себѣ домой обѣдать и угощалъ водкой.

Исподволь Ивана онъ охарактеризовалъ, какъ пья-для того, чтобы калѣчить парней, и все дѣло предста-вилъ такъ, что Кирильевъ, нанившись ньянымъ, самъ полѣзъ драться, а тѣ, защищаясь, шибко его избили, цричемъ прозрачно намекалъ, что били его два подсу-дикыхъ и два свидѣтеля, а Степка Горшковъ, котораго онъ знаетъ «съ .измалѣтства», попалъ подъ судъ по глупости своей, а въ дракѣ никакого участія не при-нималъ. .

ницу-буяна, пользовавщагосд св<

силой

.ги

Какъ только за присяжными захлопнулась дверь, старшина съ листомъ въ рукѣ, не безъ важности вы-ступая брюхомъ впередъ, подошелъ къ стоявшему на серединѣ столу и сѣлъ въ головѣ его.

— Прошу садитсъ, господа... пожальста... не стѣс-няйсъ... пожальста... — жестомъ приглашалъ онъ и, нѳ отрывая глазъ отъ опроснаго листа, отыскалъ рукой висѣвшій на черпомъ шнуркѣ ріпсе-пег съ толстымъ золотымъ ободкомъ и, надѣвъ его на переносицу, все продолжалъ смотрѣть на бумагу. Засѣдатели, шмыгая стульями, стуча сапогами и громко сморкаясь, размѣ-стились вокругъ стола, кто стоя, кто сидя.

‘ —Ну, какъ же мы будемъ судійтъ, господа? — спроеилъ старшина, складывая ріпсе-пег и, высоко под-нявъ голову, осматривалъ присяжныхъ.

Наступило недолгое молчаніе. у

— Да вот^ отъ тебя ждемъ слова... Ты — старшина, тебѣ первому и говорить, — предложилъ Никита-мяо-никъ, мужикъ съ добрыми, лѣнивыми глазами.

— Правильно, — заговорили присяжные изъ мужи-ковъ. — Пущай старшина первый и скажетъ. Голова-то у его не такъ забита, какъ у насъ...

Парикмахеръ, глядя черезъ очки съ брезгливымъ выраженіемъ въ лицѣ, молчалъ, молчали и остальныѳ горожане и два мужика, задобренные Ватажнымъ.

— Тутъ по совѣсти, господа, надо, — оживился нѣ-мецъ.

— А какъ же?! Нешто жъ не по совѣсти?! На то и присягу нринимали... какъ же можно не по совѣ-сти?! — говорили мужики.

— Вотъ и я говору... Все это, какъ его... отъ глю-постей ихняго пройсходило... Ну, знаете, выпили не-множко винда этого, какъ это бывайтъ... Одинъ ска-залъ непріятно слово, а другой ему отвѣчаль... ну, молодая кровь разгорячилась... а тотъ, какъ его... Ки-рильинъ прилѣпилъ муха кому-нибудь, ну и пошла и пошла и давай это... бумсъ-бумсъ другъ другу... — При этомъ нѣмецъ показалъ руками, какъ парни дѣ-лали бумсъ-бумсъ. — Вотъ и драка съ обоихъ сторона... какъ это называй... да... обоюдны драка...

Высказавъ это, нѣмецъ остался чрезвычайпо дово-ленъ собою за то, что нашелъ два такихъ опредѣлен-ныхъ русскихъ слова, какъ обоюдная драка.

— Ну да, — повторилъ онъ, — обоюдны драка... и никто не виновнай... •

До послѣдней фразы засѣдатели изъ мужиковъ на-пряженно и серьезно слушали неуклюжую рѣчь стар-шины, но тутъ страсти вдругъ разгорѣлись.

Мужикъ съ ломанымъ носомъ, въ короткой, чистой ватной пальтушкѣ, опоясанной старенькимъ пояскомъ, въ длинныхъ сапогахъ, сердито задергалъ желтой рѣд-кой растительностью на подбородкѣ.

— Невиновны, невиновны! значится, оправдай ихъ! Тебѣ хорошо такъ .говорить, баринъ, — почти вра-ждебно засипѣлъ онъ, и оловянные глаза его загорѣ-лиоь злобой. Вы нашей жисти не знаете, баринъ... До вашихъ хоромъ она не доходитъ... Пожили бы въ деревнѣ, какъ мы, такъ знали бы... А намъ житья нѣтути огь нарней, такъ особачивши... да! Свои дѣти, вонъ чуть малость отъ земли поднявши, до батькиной бороды добирайтся... На бблыпину его ставь, а не то голову проломитъ... Да!

Мужикъ горячился И пяямаѵияалъ пѵюяѵт

— Прежде хошь страхъ на ихъ былъ, — сѣкли, а тенерича, какъ розгн унистожили, никакого страху не осталось. Зачнутъ озоровать, скажешь слово, такъ они тебѣ десять... да еще угрожать зачнутъ: «молчи, пока цѣлъ», да такъ облаютъ, такихъ словъ наговорятъ, што и сказать поскудно. То былъ ты человѣкъ человѣкомъ, а то што свинья изъ помойки, такъ тебя облаютъ. Ну и отстанешь.

Мужики, видимо, рады были случаю, что прѳдста-вилась возможность поговорить о своихъ обидахъ.

— Нончѳ они вонъ што говорятъ,— вставилъ Ники-та-мясникъ: — «Што ты намъ сдѣлаешь? пороть нѳ смѣютъ; не тѣ времена. Тепѳрь слобода. Што хочу, то дѣлаю. Никому нѳ подначальный, самъ себѣ на-чальство!» Только намъ и осталось защиты, што судъ, да и суда-то нѳ дюже боятся, потому суды-то нончѳ легкіс. пошли.

— Легкой судъ! это што?! Слаббй, слаббй... прямо никуды... — заговорили мужики.

— Тта-акія сстра-асти ппо-она-адѣлали, ччѳ-еловѣка нна смерть зза-ашибли дда дда и опправ-авдай ихъ?! дда опра-авдай?.. — весь напружинясь и покраснѣвъ, подхватилъ Михайла Бариновъ — арендаторъ имѣнія Хлябино, ѳдинственный изъ всѣхъ засѣдателей во всѣхъ подробностяхъ знавшій исторію убійства Ивана.

— Оправдать никакъ невозможно, — перебилъ Ни-кита. — ТоЛЫсо и страху на ихъ, озорниковъ, осталось, што судъ. Я вотъ самъ папоротьскій, всего шесть верстъ отъ города. Такъ у насъ, баринъ, по деревнѣ вечеромъ безъ опаски пройтить нельзя. Никогда преж-де не слыхавши и не видавши ничего такого. А когда свой праздникъ, такъ у насъ на деревнѣ сущій адъ. Есть какіе непьющіе, такъ ужъ какъ тараканы по щелямъ, по своимъ избамъ сидимъ да норовимъ сѣсть-то подальше отъ окна, а то и дома-то стягомъ по головѣ достанутъ. И дома-то нонѣ нѣтъ пристанища.

А по улицѣ и не ходи. Того и гляди, либо тебя стягомъ

по головѣ, а не то ножъ въ бокъ, такъ ни за што, ни про што. И все парни. Мы вотъ мяснымъ дѣломъ займаемся и хошь бросай. Поѣдешь на добычу по . усадьбамъ, значитъ, и сохрани Богъ, ежели чуть не пст}>афивши засвѣтло домой. Щг > страху-то иаб<)решь-ся... А ежели деревня какая'на дорогѣ, объѣзжай, пото-му какъ по торговой части завсегда при себѣ денжон-ки... ограбятъ и самого убьютъ.

Къ столу придвинулся высокій, краснвый, съ бу-рой бородой мужикъ въ черномъ новомъ пиджакѣ — плотникъ Степанъ Васильевъ изъ Черноземи, тотъ, что во время праздиика Рождества Богородицы усмирялъ пьяныхъ односельцевъ.

Онъ еще издали, угнувъ голову, крѣпко прижму-ривалъ свои длинные глаза, морщилъ крупный прямой носъ и, силясь заговорить, тсыкалъ языкомъ и губами.

— Тс... тс... какая жжисть! какая жжисть! — Онъ опять угнулъ голову и прижмурилъ глаза. — Ввонъ у насъ объ ммасляной двое одного ппарня убили и тс... тс... хошь бы што имъ — на сслободѣ ггуляютъ и — ллягаются, бболя прежняго ллягаются и... и не ппод-ходи никто...— тс...— ннамедни еще одиого ппарня чуть што нне уккокошили... Ммужики зза-аступивши, такъ отстали... ссамыхъ ддобрыхъ ппарней бьютъ... и тс... тс... ттеперя хходятъ ппо деревнѣ съ гармоней, ппохваляются: «нничего ннамъ не будетъ... нничего...» Ааспиды, совсѣ—ѣмъ ааспиды!

Михайла Бариновъ, поощренный тѣмъ, что у него среди присяжныхъ оказались единомышленники, на-чалъ подробно разскайывать исторію убійства Ивана, но такъ какъ онъ страшно волновался и спѣшилъ, то рѣчь его оказалась такъ невнятна, что никто ни-чего не нонялъ, хотя всѣ старались внимательно слу-шать. Михайла на половинѣ разсказа замолчалъ.

— Нельзя озорникамъ давать потачки,— заговорилъ еще одинъ присяжный изъ пожилыхъ, богатыхъ мужи-ковъ, съ болыпимъ, совершенно камсннымъ лицомъ, точно сѣрымъ мохомъ поросшимъ волосами, сидѣвшій рядомъ со старшиной, положивъ толстыя руки па столъ и сгорбивъ и безъ того сутулую, широкую спяну. — Ежели тѳперича не поучить ихъ, хуже на-дѣлаютъ и для другихъ худой примѣръ... и другіе зачпутъ какія глупости.

— Да только дай потачки... бѣды... только того и ждутъ,— подтвердилъ крупный, крѣпкій старикъ, зорко и умно глядѣвшій изъ-подъ нависшихъ рыжихъ бро-вей своими живыми, глубоко сидящими глазами.— Наша деревня на большой дорогѣ, мы сами изъ Потерпѣль-девъ. Тысячи возовъ зимой-то мимо оконъ пройдетъ, коп съ гнилой, кои съ посудой... Драки, ругань... и не слухалъ бы... ухи вянутъ... сколько народу заби-ваютъ до смерти... А ужъ куражутся-то, куражутся, бѣды... Прежде, бывало, кто выпьетъ, такъ ужъ но-ровитъ такъ пройтить, штобы его и не видали, а те-перича «выпьетъ на грошъ, а веревокъ на рупь на-дыть», штобы связать, значитъ. Никакого стыда пе осталось. А все отчего? Убьетъ человѣка, а его на два мѣсяца въ каталажку засудятъ. Отъѣстся, ото-спится тамъ, выйдетъ оттудова и ужъ тогда съ имъ никакого сладу. А все отчего? Отъ слабости...

— Все отъ слабости, — подтвердилъ мужикъ съ ка-меннымъ лицомъ и своимъ неторопливымъ голосомъ продолжалъразвивать свои воззрѣнія: — Я такъ сужу, по нонѣшнему народу одно: ты, скажемъ, пьяный убилъ человѣка, лишилъ :его жисти, тогда кровь за кровь—иди на висѣлицу. Пьянъ-то ты пьянъ, а объ уголъ голову себѣ не расшибъ, а расшибъ другому, ну, н отвѣчай... Вотъ, скажемъ, это дѣло. Трое убили одного. Ну, поставили на томъ мѣстѣ, гдѣ убили, ря-домъ шесть столбовъ съ тремя перекладинами и на каждую перекладину и вздернуть по одному... пущай поболтаются.

— Вѣрно, вѣрно, — заговорили въ одипъ голосъ др^гіе мужики. — О-о, што бы было?! Тогда всей «за-

Оастовкѣ» конѳцъ. Смирненькіе юдили бы! Куда бы и хфабрость дѣвалась. Своя-то жисть кажному дорога. Да тогда прямо рай! Што и говорить... Лягаются, по-кедова страху надъ собою нѳ видятъ, а какъ страхъ — копецъ.

—'Тогда конецъ. Тишь и гладь будетъ...

Сразу создалась атмосфѳра нѳ въ пользу подвуди-мыхъ.

Молчавшіе до сего времени горожане тутъ внсту-пили на сцену.

XVIII.

— Надо по-божьему, господа присяжные засѣдате-ли, — заговорилъ первымъ старичокъ-приказчикъ, бо-лѣзненный, сѣденькій, плѣшивый, слушавшій рѣчи на судѣ. какъ слушаютъ чтеніе священнаго пцсанія. — Парней поучить слѣдуетъ, а то шибче забалуются, а губить нѳ надо,—внушительно и убѣжденно сказалъ онъ, доправляя худой, съ выступавшими старчеекими жилами рукой очки съ накрученной суровой ниткой на стальномъ ободкѣ. — Всѳ равно убитаго не воскресишь, а яхнюю жисть загуОишь. Въ писаніи сказано:. «бла-женъ ижѳ и скоты мйлуетъ», а тутъ шутка ли? Объ трѳхъ чѳловѣкахъ судъ идѳтъ, судьба ихняя рѣшается. Народъ молодой. Сколько у ихъ въ головахъ разумѣ-нія-то? Отколь имъ было его набраться? Не ихъ жа-лѣгь надо, господа присяжныѳ засѣдатсли, а моло-дость ихнюю, глупость ихнюю. Господь нашъ Іисусъ Христосъ нѳ такихъ грѣшниковъ прощалъ и по бла-гостч Своей и намъ заповѣдалъ прощать враговъ сво-ихъ...

Старикъ говорилъ слабымъ голк>сомъ, нараспѣвъ, съ понижѳніями и повышѳніями, какъ причитальница.

— Признають они писаніе, какъ же?— опять заси-пѣлъ мужикъ съ ломанымъ носомъ. *— Нонче ихъ вы-

еіаг ігіі.гы

341

Ітусти, а завтра онй ѳщб Почйщѳ дѣловъ надѣлаютъ. Замѣсто одного двугь убыотъ. Знаемъ мы такихъ...

— Только выпусти... надѣлаютъ, убьютъ... Рази они съ понятіемъ? Што имъ?(—заговорили опять муясики.

Но старика ноддержалъ старшина, хотя и прожив-шій ббльшую часть жизни въ Россіи и народившій дѣтей, и обогатившійся въ ней, но относившійся къ русскнмъ съ пренебрежительнымъ равнодушіемъ, счи-тая единственной Богомъ избранной страной свою роди-ну — Германію, единственнымъ совершеннымъ наро-домъ — нѣмцевъ.

На сторону старичка-приказчика и старшины стали влаѣлецъ парикдмахерской, державшій себя среди му-жиковъ грансеньеромъ, вытянувъ подъ столомъ ноги въ свѣтлыхъ клѣтчатыхъ брюкахъ и до сего време-ни молчаливо взиравшій на всѣхъ черезъ ріпсе-пег съ черепаховымъ ободкомъ и еще одинъ тоже молчаливый бакалейный торговецъ съ нестарымъ, безъ растительно-сти,- краснымъ лицомъ, съ глазами, отливавшими крас-новатымъ блескомъ.

Мнѣнія рѣзко раздѣлились. .

Городскіе обыватели, какъ люди, пользующіеся въ житейской обстановкѣ ббльшей безопасностью, ^знаюіціѳ хулиганствующую деревенскую молодежь только по наслышкѣ и не имѣющіе понятія о степепи озвѣрѣнія ея, стояли за снисхожденіе вплоть до полнаго оправ-данія. ••

Наоборотъ, мужики, на своей шкурѣ и шкурѣ сво-ихъ ближнихъ испытавшіе и постоянно испытывающіѳ результаты озвѣрѣнія и расп.ущенности своей моло-дежи, на судъ смотрѣли, какъ на единственную защиту своей безопасности, своихъ постоянно попираемыхъ правъ, наконецъ, какъ на единственное средство обуз-данія и устрашенія озорниковъ, и потому стояли за пол-ноѳ обвиненіе безъ всякаго снисхожденія.

— Не поучить тоже нельзя, зазнаются, — примири-тельно пѣлъ старичокъ-приказчикъ,—а пожалѣть, гос-

€ ап-кагаіги

пода присяжные засѣдатели, тоже надобно по молодо-сти лѣтъ ихнихъ, по глупому разуму ихнему. Тоже вѣдь и сами помирать будемъ. Никто не вѣченъ. И водка тутъ всему причина. До чего водка не доводитъ?

А кто въ ней не грѣшенъ? Ежели теперь засудить послабже, можетъ, выправятся робята и къ уму при-дутъ, а ежели въ каторгу, тогда прощай, прожжен-ные выйдутъ... пропадутъ совсѣмъ, всему научатся...

— Й я тоже говору...—обрадовался старшина.— Вотъ и напишемъ... 'какъ эта тутъ у нихъ...—и, оты-скавъ рукой шнурокъ, ’ онъ вновь надѣлъ на глаза стеклышки и сталъ читать по бумажкѣ.

— Вотъ ми тутъ и напишемъ... какъ этта... гдѣ она? чортъ ее... ага! «Да виновнай, но жисть опасно-сти не подвергалъ». Драка съ обой сторопа. Онъ ихъ... какъ это... диралъ, фу, билъ, ну да, билъ, они ему отвѣчалъ. Не ібила у нихъ этого смисла...

— Умысла? Какъ же не было... — отрицательно покачалъ головой мужикъ съ каменнымъ лицомъ. — Ежели бы безъ умысла, не рубили бы но головѣ да ,по шеѣ топоромъ да не глушили каменьями... Про-куроръ правильно сказалъ, што и быка такимъ кам-немъ убить можпо, а не то што человѣка...

— Ишь ты, махонькіе, несмышленные, нѳ знали, што убьютъ. Не знали? Кто имъ повѣритъ? И дите малос нонче не проведешь...—горячились мужики.

Тугь два мужика, задобренные Ватажнымъ, не смѣвшіе до сего времени высказаться, рѣшились вмѣ-шаться.

— Надоть по-божью... што-жъ тутъ... нерѣши-тельно и лѣниво протянулъ Матвѣй изъ деревни За-дорья, весь процессъ продремавшій на скамьѣ при-сяжныхъ.

Онъ обводилъ присутствующихъ своими карими съ хитрецой, глазками, на широкомъ одутловатомъ лицѣ, густо обросшемъ черными всколоченными воло-

тотото.еіап-кагак.ги

3-13

сами, и ожидалъ, чтобы его мыѣніе ноддержалъ другой мужикъ съ ломанымъ носомъ.—А они по-божью дѣ-

— По-божью, по - божью! — снова запротѳстовалъ мужикъ съ ломаннымъ носомъ.—А они по-божью дѣ-лали, какъ глушили каменьями да топорами? Почему мы должпы съ ими поступать по-божью, а они не обвя,-заны поступать по - божью?!. прямо, што твои сшалѣ-лыя собаки...

Матвѣй осклабился, лѣниво пошевелился на стулѣ всѣмъ своимъ медвѣжьимъ туловищемъ и, запустивъ заскорузлую руку въ курчавую голову, продолжалъ тѣмъ же лѣнивымъ тономъ, причмокивая выпяченными влажными губами:

— Што-жъ, парни -его били и енъ въ долгу не оставался и ѳнъ ихъ до болятку доставалъ, кабы енъ самъ не трогалъ... а то самъ затѣялъ...

— Да, да, Богъ ихъ разберетъ... Тамъ всего /5ыло,— подтвердилъ старичокъ-приказчикъ.—Драка была обо-юдная.

Матвѣй взглядомъ уставился ,въ лидо Григорія Спиридонова. Тотъ — холодный, методичный пьяпица, впрочемъ, никогда не напивавшійся до такого состоя-' нія, чтобы валяться по землѣ, медленно повернулъ свое лицо съ^выцвѣтшими глазами и пѳимовѣрно длин-ными ушами къ старшинѣ и вымолвилъ медлѳнно и тягуче: '

— Надо бы дать ннсхожденіе. Задаромъ бы нѳ убшхи... чѣмЪ»нибудь и енъ имъ насолилъ. Вишь ка-кой енъ драксунъ... и съ спасскимн парнями дрался... Ещз тогда ему голову проломивши. Можетъ, ежѳли бы голова у его была цѣла, такъ и не померъ бы...

Но тутъ опять выступилъ на сцену Михайла Ба-риповъ и разсказалъ, что покойный Кирильевъ ни-какого участія въ дракѣ спасскихъ парней не при-нималъ, а случайно проходилъ по улицѣ, когда парни «рылись;> иалками, и ему угодили въ голову. Послѣ этого Кирильевъ только одинъ разъ сходилъ въ боль-

пнцу ла неревязку н ни одного дня не лежалъ, а что говорилъ объ этомъ адвокатъ, все неправда.

— Богъ знаетъ, Богъ знаетъ!— пѣлъ етаричокъ-приказчикъ.— Отсидѣли семь мѣсяцѳвъ въ острогѣ и ежели дать снисхожденіе, еще приговорятъ годика на три, а то и поболѣ, тогда и придутъ къ уму, вы-правятся, а такъ загубить молодыхъ людей нѳдолго...

— Вотъ и я говору... — повторилъ старшица. — Зачѣмъ погубить? А три годика отсидятъ и хорошо... будутъ знайтъ. Ви какъ думайте?—спросилъ онъ па-рикмахера, какъ человѣка самаго интеллигентнаго изъ всѣхъ и лично, ему извѣстнаго, потому что иногда приглашалъ его къ себѣ на домъ стрнчь.

— Да на трн года хорошо...—нерѣшитѳльно от-вѣтилъ дарикмахеръ, перекладывая одну ногу на другую.

— Хорошо, ежели опредѣлятъ имъ три года отсид-ки-то... а какъ поменѣ?—замѣтилъ старикъ изъ По-терпѣлнцъ.—Можетъ, на годъ и того менѣ.

За это уцѣпились и другіе мужики, стоявшіе за обвиненіе, но горожане утверждали, что судъ нѳ мо-жетъ присудить на менылій срокъ, потому что пре-ступлѳніе очень тяжкое.

Мужики не вѣрили и доказывали, что такіе парни, какъ подсудимыѳ, никогда не исправятся, а жалѣть ихъ нѳчего, потому что они—нѳ домохозяева, нѳ отцы семействъ, послѣ которыхъ разорились бы хозяйства или семьи пошли бы по міру. '

— Худая трава изъ поля вонъ, — приговаривали мужики.

Поднялся споръ. Присяжные горячились, кричалн, пе слушали и пѳребивали другъ друга.

Обсуждѳще затянулось.

Между тѣмъ въ канцеляріи, гдѣ толпилась разбив-ілаяся на группы чиетая публика, шли толки о рѣ-чахъ обвинителя и защитника и гаданія о томъ, на чемъ рѣшатъ присяжные: дадутъ снисхожденіе или обвинятъ? 0 нолномъ оправданіи никто и не думалъ, потому что даже защитннкъ не рѣшался настаивать на немъ. Кто-то опытный въ судейскихъ дѣлахъ пу-стилъ слухъ, что разъ засѣдатели такъ долго совѣ-щаются, зпачитъ, вынесутъ обвинительный приговоръ. Слухъ этотъ передавался изъ устъ въ уста.

— Ахъ, какъ онъ хорошо говорилъ! Неужели вы ихъ не оправдаете, Валерьянъ Семенычъ? Я бы оправ-дало..

Такъ говорила лѣвому 'члену суда та дѣвушка, къ которой земецъ, всегда в.ъ кого-нибудь влюблен-ный, теперь пылалъ страстью.

Уже мѣсяцъ, какъ она была невѣстой человѣка, котораго, по ея признанію, она любила, но вмѣстѣ съ тѣмъ ей пріятно щекотало нервы и льстило то, что немолодой семейный земецъ ухаживаетъ за ней. Го-воря съ нимъ, она граціозно изворачивалась своей ху-дой, тонкой фигуркой, прижмуривала кошачьи глазки и какъ-то особенно кокетливо шевелила розовыми губ-ками на хорошенькомъ личикѣ.

— Оправданіе зависитъ не отъ пасъ, а отъ присяж-ныхъ,—отвѣтйлъ лѣвый членъ.

Человѣкъ среднихъ лѣтъ, опъ съ своими розо-выми щеками и густыми, вьющимися волосами ка-зался гораздо моложе, ^особецно издали- Но вытяну-тый овалъ его лица, болыніе на выкатѣ глаза, кур-чавая, тщательно расчесанная ,и спущенная на лобъ прядь волосъ—все это вмѣстѣ давало ему удивитель-ное сходство съ мордой овна—одного изъ знаковъ Зо-діака, какъ его изображаютъ въ астрономическихъ ат-ласахъ и календаряхъ.

1 тотото.еіап-кагак.ги

■— Я бы непремѣтго ойравдала, — твердила ба-рышня. — Ахъ, какъ онъ говорилъ, какъ говорилъ! Все бы отдать да мало...

Она нарочно преувѳличенно восхищалась рѣчьго адвоката, чтобы подразнить земца, но тотъ не понялъ ея намѣренія,

— Да... рѣчь была выдающаяся,— протянулъ онъ.

— Извините, пожалуйста,—вмѣшался подошедшій къ нимъ отставной полковникъ. — Я вотъ хотѣлъ у васъ спросить, Валѳрьяпъ Семенычъ, кого сегодня судили?

И полковникъ, передернувъ плечами, всталъ, ши-роко разставилъ поги, сложивъ передъ собою опу-щенныя руки, въ которыхъ держалъ фуражку, съ вопросительнымъ видомъ глядя черезъ очки на зѳмца,

— Да вотъ этихъ... Степанова и друтихъ...

Полковникъ потеръ переносицу и хмыкнулъ.

— Нѣтъ, извините. По-моему, судили пе этихъ мерзавцевъ, извините, Антонина Сергѣевна, за вы-раженіе, — обратился онъ въ сторону дѣвушки. — А судйли покойнаго Ивана Кирильева... перемывали его мертвыя косточки. До всего добрались: и до его нравственности, и до того, какь онъ жилъ съ женой, и драчуномъ, и алкоголикомъ его сдѣлали... А тѣхъ-то негодяевъ, которые его убили, которые съ ума све-ли ѳго жену, осиротили цѣлую семью, разорили хозяй-ство, и не тронули. Они — подсудимые, видите ли, и потому священны... заслужили привилегированное по-ложеніе. А убитаго допускается шельмовать, сколько угодп^ Какой это судъ? Развѣ это судъ правый?

Полковникъ горячился и размахивалъ фуражкой.

Земецъ съ недоумѣнісмъ глядѣлъ на старика. Ему казалось святотатствомъ осуждать такое свяіценное, ли- ' беральное учрежденіе, какъ судъ. Онъ хотѣлъ возра^ жать, но полковникъ былъ возмущѳнъ и взволнованъ и не давалъ своему слушателю и рта раскрыть.

шшш.еіап-ка аі.ги

347

и вести порядочиое хозяйство, если права ваши на ва-шу собственность, на вашъ трудъ, наконедъ на вашу личную безопасность не гарантированы? * Живешь ху-же, чѣмъ на передовыхъ позиціяхъ...

И полковникъ съ горечью махнулъ фуражкой.

— Да, — протянулъ зѳмецъ, — народъ озлобился и распустился. Держали подъ гнетомъ, объ образова-ніи его не заботИЛись, а потомъ сразу дали свободу. Если бы онъ не былъ такъ теменъ,* конечно, онъ благо-разумнѣе воспользовался бы свободой... ^

— Да ужъ какая тамъ свобода? Буйство, своево-ліе. Ну, хорошо, сдѣлали одну ошибку, допустили, что народъ одичалъ, такъ не надо дѣлать другой, еще горшей. Надо обуздать расходившагося звѣря.

— Какъ же вы обуздаете? Вѣдь нѳ возвраіцаться же опять къ розгамъ...

— Какъ будто помимо розогъ нѣтъ другихъ средствъ! Или если ужъ власти рѣшили отдѣлаться отъ насъ, землевладѣльцевъ, такъ чѣмъ отдавать насъ на медленное съѣденіе мужичью, лучше ужъ сразу передушили бы и дѣлу конецъ, а то тянутъ душу... Вѣдь это измывательство... Желалъ бы я знать, что будетъ дѣлать правительство, когда повыбьютъ и по-выкурятъ насъ, послѣднихъ помѣщиковъ?!. Вѣдь тогда черезъ пять — десять лѣтъ вездѣ хоть шаромъ покати, нигдѣ не 'зацѣпишься... отъ лѣса и званія не останется„ а поля мужики и сейчасъ забрасываютъ... Только слѣпой не видитъ, къ чему это ведетъ. И какъ оно будетъ справляться съ этой распущенной, оголтѣ-лой оравой?.. Ну, что, Николай Николаевичъ, каковъ нынчѳ составъ присяжныхъ? Какъ думаете, обвинятъ?

— неожиданно обратился юнъ къ проходившему съ женой податному инспектору — мужчинѣ высокому, дородному, съ длинными русыми усами.

— Да, по-моему, пе важный... — отвѣтилъ тотъ, пріостановившись.

— почему? СѢРЪ «ИЙж.вІм-каикаги

ІШО

— Это бы ішчего. Сѣряки въ такого рода дѣлахъ чудесио разбираются, ио они поддаются впушенію ин-теллигентовъ. А тамъ старшипа-то Мюллеръ — прія-тель Бушуева по карточному дѣлу и, должно быть, отъ него заразился гуманностью, всегда стоитъ за оправ-даніе...

— У моего мужа гуманность не въ авантажѣ, — замѣтила жепа инспектора. — Ему ужъ очень хочется, чтобы этихъ засудили въ каторгу ...

— Вотъ и Василій Петровичъ такой же... А я прошу Валерьяна Семеныча оправдать, — отозвалась барышня, повертываясь на каблучкѣ и подаривъ сво-его обожателя обѣщающимъ лукавымъ взглядомъ.

Къ этой группѣ подошли отецъ и мать Антонины Сергѣевны.

. Изъ комнаты присяжныхъ послышался звонокъ.

Публика поспѣшно повалила въ залъ.

«И дуракъ этотъ Маевъ, — съ досадой думалъ о земцѣ полковникъ, проталкиваясь въ залъ. — Говорить ему — на вѣтеръ слова терять, болыпе пичего. Ника-кого толку не выйдетъ».

Вошли судьи и заняли свои мѣста.

Приставъ щелкнулъ замкомъ и распахпулъ обѣ по-ловинки двери.

Присяжные, выйдя изъ комнаты въ залъ, какъ и прежде, гуськомъ во главѣ съ старшиной, приблизи-лись къ судейскому столу.

У всѣхъ заняло духъ; каждый старался хоть се-кундой раныпе предугадать рѣшеніе, но секунды отче-канивались медленно.

Старшина передалъ предсѣдательствующему опрос-ный листъ.

Тотъ съ безстрастнымъ видомъ посмотрѣлъ на него, неторопливо подписался на немъ, еще неторопливѣе пристукнулъ свою подпись нѣсколько разъ прессъ-папье, поочередно передалъ для подписи другимъ чле-намъ и потомъ возвратилъ его старшинѣ. .

тотото.еіап-кагак.ги

861

Веѣ столпились въ кучу. Тишина была мбртвая.

Нѣмецъ на своемъ ломаномъ русскомъ языкѣ долго читалъ опросный листъ. Нетѳрпѣніѳ публики возраста-ло. На каждый изъ трехъ поставленпыхъ судомъ во-просовт^ присяжными былъ данъ одинъ по малограмот-ности перевранный отвѣтъ: «Да, виновенъ, но не под-вергалъ жизнь опасности».

Впечатлѣніе отъ постановленія присяжныхъ было громадно, но никто еще въ точпости ничего не пони’ малъ.

Лицо адвоката сіяло, и по немъ подсудимые и ихъ родственники догадывались, что процессъ выигранъ.

Предсѣдательствующій вполголоса обратился къ то-вариіцу прокурора, предлагая ему высказать свое за-ключеніе о ;мѣрѣ наказанія и тотъ, обезкураженный по-становленіемъ присяжныхъ, скрывая свои чувства подъ личиной спокойствія, Вполголоса же называлъ статьи закона, которыя, по его мнѣнію, желательно было бы примѣнить къ подсудимымъ.

Предсѣдательствующій выслушивалъ его съ снисхо-дительно-впушительнымъ видомъ и, торжествуя надъ нимъ въ душѣ, кивалъ наклоненной головой.

Тотчасъ же отъ обвинителя онъ обратился съ во-просомъ къ подсудимымъ.

— Подсудимые, прбсите о снисхожденіи? — торо-пливс спросщлъ онъ, взявъ опросный листъ въ руки и усталс приподнимаясь съ своего мѣста. За нимъ при-поднялись судьи и товарищъ прокурора.

ІІодсудимые, не попимая, что отъ нихъ хотятъ, но чувствуя уже по какому-то радостному движенію въ залѣ и особенно по лицу адвоката и судей, что фортуна повернулась лицомъ въ ихъ сторону, молчали, вопро-сительно глядя на защитника.

— Просите, просите! — энергично и радостно, съ смѣющимся лицомъ зашепталъ адвокатъ, подскочивъ къ нимъ.

тотото.еіап-кагак.ги

362

Упоенный успѣхомъ, въ эти моменты онъ любилъ епоихъ подзащитныхъ. И его радость передалась Горш-кову и Лобову. Съ недоумѣвающими, полусмѣющимися липами они взглядывали то па адвоката, то на судѳй.

Предсѣдательствующій, спѣшившій поскорѣе за-кончить утомившій всѣхъ процессъ, быстро обошелъ столъ и приблизился къ подсудимымъ почти вплотную.

— Прдсите о снисхожденіи, что ли? Нѵ? — внуши-тельно-ласково спросилъ опъ. :

— Да просите же! .— еще энергичнѣе шепнулъ ад-вокатъ, толкнувъ въ бокъ Горшкова.

Просимъ, просимъ, — улыбаясь и кланяясь, въ

одинъ голосъ сказали Горшковъ и Лобовъ; буркнулъ что-то и Сашка, неуклюже наклонившись головой и корпусомъ и сверкнувъ исподлобья повеселѣвшими гла-зами.

Судьи удалились въ свою комнату для постановле-нія приговора.

Опять былъ данъ перерывъ, но почти никто не ухо-дилъ изъ зала. Всѣ ожидали приговора, съ уснлен-.нымъ любопытствомъ разглядывая подсудимыхъ, къ ко-торымъ вдругъ увсѣхъ проявился особенный интересъ.

* XX.

Судьн очень спѣшили и лишь только они остались одни въ своей компатѣ съ плотно прикрытой дверью, правый членъ, проходя къ столу, заявилъ:

— Я стою за высшую мѣру наказаній. Вы мое мнѣ-ніе знаѳтѳ, Николай Аѳанасьевичъ.

«Знаю тебя, — подумалъ Бушуевъ. — По-твоему, всѣ мужики — быдло, которыхъ за малѣйшую провин-ность надо драть розгами».

Онъ съ усталой улыбкой опустнлся за тотъ же столъ, завалѳнный сложенннми грудкой затасканными

й заяачканитт чернйлами и карандатами томами за-коновъ въ потрепанныхъ переплетахъ. •

— Знаю, знаю, — отвѣтилъ Бушуевъ правому чле-ну съ неопредѣленной усмѣшкой.

Тотъ, развѳрнувъ газету, продолжалъ высказыЕать свое мнѣніе.

— Присяжные дали имъ снисхожденіе, и я нахожу, что и этого за глаза довольно. А это дѣло, по моему мнѣнію, вопіющее. Тутъ была наличность болѣе тяж-каго нреступлепія, только предварительное слѣдствіѳ ниже критики.

Высказавшись и заранѣе зная, что Бушуевъ повер-нетъ земца въ какую захочетъ сторвну, онъ уткнулся въ газету. _

Еще .идя сюда изъ зала суда, Бушуевъ подумалъ, съ какой стороны лучше подойти къ Маеву, чтобытотъ присоединился къ его мнѣнію.

Земецъ для суда былъ человѣкъ случайный и но-вый. Такъ какъ онъ былъ ночетный мировой судья, то его позвали сегодня въ судъ замѣнить собою заболѣв-шаго члена Вержбановскаго.

Бушуевъ раза два встрѣчался съ нимъ въ Одномъ знакомомъ домѣ и теперь припомнилъ разсказъ о томъ, какт, «въ дни свободъ» Маевъ — самъ землевладѣлец^. и заводчикъ, выступалъ на митингахъ и горячо рато-валѵ за придудительное отчужденіе частновладѣльче-скихъ земель въ пользу крестьянъ, а фабрикъ и заво-довъ въ пользу рабочихъ.

Изъ этого онъ заключилъ, что земецъ — прогрес-систъ и столковаться съ нимъ нетрудно.

— Страсть у этого Моргунова затягивать процессъ,

— сказалъ Бушуевъ, обращаясь исключительно къ Ма-еву. — Сегодня онъ еще былъ милостивъ, мало гонялъ эксперта. А рѣчь блестящая! Какъ вы находите, Ва-лерьянъ Семенычъ?

— Да. Талаптливый чѳловѣкъ. . .

тотото.еіап-кагак.ги

— И въ сущности почти не прибѣгалъ къ натяж-камъ. Положенія товарища прокурора разбилъ оконча-тельно, камня на камнѣ не оставилъ. Вѣдь въ самомъ дѣлѣ нельзя на такихъ шаткихъ основаніяхъ обосновы-вать обвиненіе въ умьппленномъ нанесеніи смертель-ныхъ побоевъ. Вы какъ думаете?

— Да... ■

— Я бы полагалъ, — съ живостью продолжалъ Бу-шуевъ, берясь за перо и пододвигая къ себѣ печатный бланкъ приговора, — дать подсудимымъ, снисхожденіе и съ нашей стороны. Вѣдь юноши, водка, темнота, ди-кость. Ну, что съ нихъ взять?

Правый членъ вздохнулъ'и бросилъ газетуна столъ.

— Я стою за высшую мѣру наказаній, — опять зая-вилъ онъ. — Присяжные уже дали имъ снисхожденіе, кромѣ того, въ виду ихъ несовершеннолѣтія, мѣра на-казаній нонижается на одну степень. Зачѣмъ же еще мы будемъ давать? Это было бы поблажкой. '

— Если ужъ присяжные, — люди ихъ среды — на-шли возможнымъ дать подсудимымъ снисхожденіе, по-чему же мы должны быть жесточе мужиковъ? Вы со-гласны со мной, Валерьянъ Семенычъ?

— Совершенно согласенъ ...

— Въ такомъ случаѣ, вы, Василій Владиміровичъ, оказываетесь въ меньшинствѣ. Снисхожденіе дано.

Правый членъ, страдавшій нервнымъ тикомъ, толь-ко фыркнулъ и вздернулся плечами, какъ бы говоря:

«я это зналъ. Только кончайте скорѣе».

Маевъ, помня предупрежденія полковника, хотѣлъ было разсказать объ нихъ и разъяснить Бушуеву, что онъ только вообще съ нимъ еогласенъ, а объ этомъ дѣ-лѣ намѣренъ поговорить особо, но Бушуевъ такъ рѣши-тельно и быстро сталъ заполнять пробѣлы на бланкѣ своимъ некрасивымъ, разгонистымъ почеркомъ, что Ма-евъ перебивать его не рѣшился.

Ему вепомнились хорошенькіе глазки и губки Ан-тониньг Сергѣевны, такъ по-дѣтски мило и наивно про-

шшш.еіап-кагак.ги

еившей оЬравдать подсудимыгь, что онъ совсѣмъ успо-коился.

Бушуевъ рылся въ книгахъ законовъ, подыскивая и внося въ приговоръ соотвѣтствующія дѣлу статьи и пупкты. Василій Владйміровичъ съ угрюмымъ видомъ шѳлестилъ просматриваемой газетой. Маеву оставалось только молчать. ' ' .

Четверть часа спустя судьи вошли въ залъ и заня-ли свои мѣста за столомъ. 1

— Встать!*— крикнулъ приставъ.

Но предупрежденіе было совершеішо ненужное, по-тому что никто и пе думадъ садиться, а всѣ, столпив-шись у рѣшетки, поднявшись на носки и заглядывая черезъ головы и плечи другъ друга, при напряжен-номъ молчаніи, приготовились слушать.

Предсѣдателствующій прочелъ:

«190* года марта 28-го дня, по указу Его Импера-торскаго Величества, К—скій Окружный Судъ по уголовному отдѣленію въ судебномъ засѣданіи въ г.

N съ участіемъ присяжныхъ засѣдателей слушалъ дѣло о кр-нахъ А. Ѳ. Лобовѣ, С. И. Горшковѣ и А. Степа-новѣ, обвиняемыхъ по 1489 и 2 ч. 1490 ст. ул. о нак.

«Рѣшеніемъ присяжныхъ засѣдателей подсудимыѳ А. Ѳ. Лобовъ, С. И. Горшковъ и А. Степановъ ири-знаиы виповными въ томъ, что 25-го августа 190* года въ предѣлахъ Шиботовской волости на дорогѣ близъ ус. Хлябино ударами камня и другого какого-либо ору-дія нанесли к]э. Ивану Кирильеву тяжкіе побои, вслѣд-ствіе чего потерпѣвшій и умеръ.

«На основаніи вышеизложеннаго и 8 п. 771 ст. у. у. с. Окружный Судъ опредѣляетъ: А. Ѳ. Лобова,

19 лѣтъ, С. И. Горшкова, 18 лѣтъ н А. Степанова,

20 лѣтъ, заключить въ тюрьму каждаго на шесть мѣ-сяцевъ и сверхъ сего прѳдать ихъ церковному покая-

' нію по распоряженію духовнаго начальства. Судеб-ныя по дѣлу издержки возложить на всѣхъ подсуди-мыхъ поровну и съ круговой другъ за друга отвѣт-

тотото.еіап-кагак.ги

ственностью, а при общей ііхъ несостоятельдости иа^ держки эти дринять іна счетъ казиы. Вещественныя доказательства, два камня, уничтожить».

— Приговоръ въ окончательной формѣ будетъ объ-явленъ 29-го марта сего года въ 5 час. дня въ залѣ суда! — добавилъ предсѣдательствующій, быстро соби-рал со стола бумаги.

Осужденные тотчасъ же были отпущены на сво-боду до того времени, когда приговоръ войдетъ въ законнуго силу. >

Мягкость приговора ошеломила рѣшительно всѣхъ. Присяжные засѣдатели — одни сконфуженно въ недо-умѣніи переглядывались другъ съ другомъ, другіе ру-гались; недоумѣвали родные потерпѣвшаго, отъ радо-сти боялись вѣрить своимъ ушамъ и родные осужден-ныхъ.

Отставной полковникъ съ секунду стоялъ съ ра-эинутымъ ртомъ.

— Что онъ прочелъ, шесть мѣсяцевъ?.. — спросилъ онъ податного инспектора.

— Да... шесть мѣсяцевъ ,тюрьмы... — отвѣтилъ тотъ, осклабляясь и пожимая плечами.

— И прекрасно. За что же болыне?! — замѣтила жена ннслектора. ■

Полковникъ громко плюнулъ, на ходу наскоро по-жалъ руку своему собесѣднику и, расталкивая вдругъ зацалдѣкшую толпу, ни на кого не глядя, вышелъ изъ зала.

Адвокатъ съ сіяющимъ видомъ говорилъ осуждѳн-нымъ:

— Ну, господа, благодарите Бога да судеіі, а то исдробовали бы каторги.

— Благодаримъ васъ, Иалъ Николаевичъ, очинно даже благодарны... даже'вотъ какъ... по гробъ будемъ за васъ Бога • молить... кабы не вы, совсѣмъ пропа-дать, — говорили, кланяясь, не менѣе адвоката сіяю-іціе Горшковъ и Лобовъ. _ _ _ “

тотото.еіап-кагак.ги

35?

, Поднялъ повеселѣвшее лицо и Сашка и тоже кла-нялся и бормоталъ какую-то благодарность. Только этого признанія и благодарности и добивался адво-катъ. Онъ не сомнѣвался, что успѣхъ былъ достиг-нутъ всецѣло благодаря его краснорѣчію.

— То-то благодарны, — въ тонѣ шутливаго упрека говорилъ адвокатъ. — Водку-то и разгульную жизнь надо ло боку. Въ первый разъ счастливо отдѣлались, а ужт если во второй попадетесь, выкрутиться будетъ потруднѣе. Тогда, пожалуй, и Павелъ Николаевичъ не поможетъ...

— Нѣтъ, ужъ какое теперича вино, али какая глу-пость?! сколько страсти натерпѣлись. Теперича и ка-зонку-то за версту обходить будемъ... — говорйли пар-ни.

— Ну, то-то, и обходите — лучше будетъ.

Усмѣхался счастливый адвокатъ, усмѣхались сча-

стливые парни. На радостяхъ обѣ сторопы говорили другъ другу пріягкое, кто какъ умѣлъ. Ни адвокатъ не вѣрилъ въ исправленіе и отреченіе парней отъ раз-гульной жизни, парни не вѣрили въ серьезпость увѣщаній ихъ защитника.

Къ осужденнымъ быстро подошелъ предсѣдатель-ствующій и съ покровительственно-серьезнымъ вйдомъ сказалъ нѣсколько словъ, напоминая оцѣнить то, чго присяжные И судъ ;СНИЗОШЛИ къ ихъ юности и опья-нѣнію, и увѣщевалъ исправиться.

Старый юристъ, всю жизнь наблюдавшій иародъ съ высоты судейскаго кресла, имѣлъ простод5гшіе вѣ-рить, что его увѣщательныя слова не есть гласъ во-піющаго въ пустынѣ. •

Залъ суда чрезвычайно быстро опустѣлъг

По лѣстницѣ, громко разговаривая, толкая и опе-режая другъ друга, сбѣгали мужики, бабы, дамц, 'господа. .

Отставной полкоёникъ, подѳргиваясь чілечами' й хмыкая, возбужденнымъ, ѣдкимъ тономъ говорилъ Ма-ѳву, когда они існускались по лѣстницѣ.

— Хм... хм... Ну ’Что жъ, при такихъ порядкахъ намъ только остается ждать, когда тутъ, въ судѣ, бу-дутъ выдавать преступникамъ преміи за душегубство. Къ тому идемъ!

— Отчего? Шесть мѣсяцевъ... хорошо... — смущен-но оцравдывался земецъ.

— По вашему хорошо, а по-моему курамъ на-смѣхъ.

Я жо докладывалъ вамъ, какая подкладка этого воз-мутительнаго пресТупленія... .

— Да, но ншсакъ ,нельзя было увеличить наказа-ніе... присяясные дали снисхожденіе...

— Я нѳ знаю, — громко, желчно говорилъ полков-никъ. потирая переносицу и безпрерывно дергаясь пле-чами, — мозги, что ли, кверху тормашками поставле-ны у нашихъ законодателей, министровъ и еще кто тамъ? сенаторовъ, что ли? Скажите, Бога ради, по-чему мы, простые смертные, и даже хорошіе хозяй-ственные мужики понимаемъ, что законы должны ог-раждать мирныхъ гражданъ, а они не понимаютъ такой простой вещи. Гдѣ^они живутъ? На небѣ, что лй? Не понимаютъ, что этихъ звѣрей, рвань эту прокля-тую только и можно усмирить казнями, іяторгой, пыт-ками... А у насъ выходитъ, что законъ и суды всяче-ски ограждаютъ и защищаютъ мерзавцевъ, разбойни-ковъ, проходилщевъ, чернь эту проклятую, отъ кото-рой вѣдь житья никому не стало. Кричагь о преуспѣя-ніи Россіи. Батюшка, да гдѣ жѳ думать о преуспѣя-ніи, если ни ваша собственность, ни ваша безопас-ность не ограждены?

— Да, скверныя ^времена...

— Ну, высшія власти, допустимъ, теоретики, жи-вутт> въ небѣ, дѣйствительной жизни не знаютъ, по вотъ судьи-то, судьи... Вѣдь не съ неба же они къ

ігамъ йалятся... вѣдь онй иаъ йагпей среды, знакомы еъ жизньго...

— Да вѣдь судьи тожѳ евязаны извѣстными за-конопол оженіями...

— Неужели прокуроръ не опротестуетъ приговора?

Впереди спускавшійся по лѣстницѣ Бушуевъ ба-

гровѣлъ отъ злобы. Его возмущало, какъ смѣлъ этотъ етарый • «дармоѣдъ», какъ онъ называлъ всѣхъ воен-ныхъ, такъ неуважительно отзываться о судѣ. *

— Не дѣло публики вмѣшиваться въ рѣшенія су-да! — полуобернувшись ■въ сторону полковника, вы-сокомѣрно отчеканилъ онъ. '

«Дармоѣдъ», искалѣченный за честь и достоинство Росеіи въ бою подъ Шахэ, потерявшій подъ Ляояномъ 22-лѣтняго сына-офицера, па секунду опѣшилъ отъ не-ожиданности, но, узнавъ предсѣдательствующаго, въ свою очередь тоже вскипѣлъ.

— Милостивый государь, — отвѣтилъ онъ съ дро-жью въ голосѣ. — Я не имѣю чести быть съ вами знакомымъ и... разговариваю не съ вами... а потому ваше вмѣшательство да еще въ такой формѣ считаго болѣе, чѣмъ неумѣстнымъ...

Бушуевъ поднялъ воротникъ шубы и, сдѣлавъ видъ, что не слышитъ, вьшіелъ изъ подъѣзда на улицу.

XXI. ■ ‘ 1 Г;

Судъ окбнчился около двухъ часовъ ночи.

Раньше всѣхъ выбѣжали 'изъ помѣщенія суда от-пущепные па свободу .осужденные. На подъѣздѣ въ толпѣ Сашка столкнулся 'съ Деминымъ. Лицо его

перекосилось отъ злобы. Онъ показалъ Д«мину ку-

лакъ, скрипнулъ зубами и шепнулъ: «Ну, Ванька, пом-ни. Тепѳрь твой чередъ»,

На улицѣ парни принялнсь на ходу прыгать и хохотать отъ радости.

.... тотото.еіап-кагак.ги

— Это што?! Это ничего, робя, — говорилъ Саш-ка. — Когда-то ещѳ поеадягь, а лѣтомъ на работу отпустятъ... такъ што выходитъ все равно што и нѳ еидѣли. Чѳго?

Они почти бѣгомъ направплись къ мосту по до-рогѣ домой. _

— Теперича за Ѳедьку да за Ваньку Демина на-доть приняться — съ злобнымъ возбужденіемъ гово-рилъ Лобовъ. — Ежели бъ не они поиутали, мы - бы со-всѣмъ чисты вышли...

— Погоди, дай сперва Ванькино дѣло съ шеи стрясти, будетъ и съ ими раздѣлка... — тихо сказалъ Сашка, угрожающе потряхивая головой, — Даромъ не пройдетъ, нѣ-ѣ... не такіе мы робята...

— Теперича мы не такіе дураки, чисто сдѣлаемъ, небось нѳ попадемся.

— Да, это што?!

И, взглянувъ другъ на друга, парни опять рас-хохотались. ,

— Вотъ Серега — товарищъ, по-товарсни посту-пилъ и обижаться нельзя...

— На Серегу зачѣмъ обижаться? — отвѣтилъ Сашка. — Пойдемъ, робя, по утрію въ городъ вино ппть. В6 какъ напыось! Надоть отпраздновать. Чепо?

— Пойдемъ, — отвѣтилъ Лобовъ.

Горшковъ молчалъ. Его мнѣнія парни никогда и не спрашивали, увѣренные, что Степка Оудегь дѣ-лать то, что опи ему скажутъ.

Отсидка въ тюрьмѣ, скамья подсудимыхъ, угрозы отца отступигься отъ него, если онъ нѳ покончитъ дружбы съ Сашкой ’и Лобовымъ, слезы и упреки ма-тери—вее это заставляло Горшкова задумываться и въ душѣ не всѳгда соглашаться съ жѳланіями своихъ буйныхъ товарищей, но противиться имъ онъ ие емѣлъ. •- ■ і і

тотото.еіап-кагак.ги

довЛться ли ему такому ечаетливому для его сына иеходу оуд*бнаго процесса или печалиться?

Въ началѣ, когда у него уже не оставалось сомнѣ-ній въ виновноети іСашки, Степанъ ходилъ самъ нѳ евой и на всѣ приставанія Палагеи о хлопотахъ пе-редъ властями за ;еына онъ всегда отвѣчалъ одно: «Такую бѣду надѣлалъ да еще хлопотать за его! Меня не спросился, когда убивалъ, теперь пущай какъ вна-етъ. Я ему не помощникъ». И чтобы избѣжать брани и попрековъ отъ неугомонной жены и дочерей, онъ бралъ шапку и уходилъ изъ дома. Сына онъ ни разу не навѣстилъ въ тюрьмъ. Но передъ самымъ еудомъ Палагея слезами и упреками добилаеь таки, что мужъ, скрѣпя сердце, пошелъ съ ней просить Демийа, что-бы тотъ на. судѣ отказался отъ своихъ первоначаль-ныхъ показаній, за что обѣщалъ угостить его водкой и отдавалъ пару новыхъ сапогъ. Деминъ обругалъ ихъ обоихъ и выгналъ изъ избы.

Теперь особенно заботилъ Степана долгъ, въ ко-торый онъ влѣзъ ради Сашки.

Адвокатъ эа защиту взялъ только зоо рублей, подъ клятвой обязавъ мужиковъ говорить всѣмъ, что онн заплатили 500. Обязалъ онъ ихъ лгать для того, чтобы набить себѣ цѣну.

Изъ всей заплаченной сз^ммы половину внесъ Горш-ковъ-отецъ, а другую половину — полтораста рублей за поручительствомъ того же Горшкова далъ взаймы Ва-тажный Степаау и матери Лобова съ тѣмъ условіемъ, чтобы къ Покрову дню и капитальная сумма и 50 руб-лей процентовъ были ему внесены. '

На долю Степана приходилось долгу сто рублей н онъ теперь думалъ, откуда ему добыть такую ма-хину денегъ?

- Парменъ первый замѣтилъ Акулину и нѣсколько разъ молча оборачивалъ къ ней свое пьяное, доволь-ное лицо, ■ ■ ■

тотото.еіап-кагак.ги

— Вотъ какъ у насъ, Трофимовна,— не сразу за-говорилъ онъ, — пословнца нѳдаромъ говорится: «съ сильнымъ нѳ борись, съ богатымъ нѳ судись. «Вотъ и еъ нами нѳ судись. Мы своихъ въ обиду не дадимъ, нѣ-ѣ... Насъ много, родни-то, чѳловѣкъ сорокъ, на-берется, по монетѣ сложимся и то сорокъ монетовъ... Кого хошь выкупймъ.' Съ нами нѳ тягайся, нѣ-ѣ...

Акулина промолчала, но Аѳонька пѳ утерпѣлъ.

•— Коли васъ много да коли вы богати, такъ всѣхъ и убивать надоть, дядя Парменъ? — спросилъ онъ.

— А што жъ?—отвѣтилъ дурковатый Пармѳнъ. — Ежелч кто намъ нѳ потрафилъ, такъ што жъ? Потому наша сила... .

Щѳголиха-Анютка въ новой, крытой плисомъ, шубкѣ и въ дорошемъ шѳрстяномъ платкѣ шла рядомъ съ мужемъ—рябымъ парнемъ, -смирвымъ и добрымъ Его она ненавидѣла и открыто говорила сестрѣ и подружкамъ, что лишь - бы выпустили Лешку изъ тюрьмы, а то пѳдолго своему «корявому» и гор-сточку міппьяку въ ѵчай подсыпать.

Она жадно вслушивалась въ разговоръ мѳжду Пар-меномъ и Аѳонькой. ^

— Што, выкусили?! Но по вашему вышло. Наша высока!—съ азартомъ выкрикнула ,она.—Похвалялись нашихъ-то угнать, анъ вышло нѳ по вашему. Хошь бы людей постыдились, не довольно страму, такъ ѳще вывели своего полудурка, .кобылью морду, распотѣ-шили добрыхъ людей, иёчѳго сказать...

Акулина, подавлѳнная и апатичная, тутъ встре-пенулась.. Она догадалась, ,на кого намекала Анютка.

— Кого это ты такъ обзываешь, Анюточка?—какъ всѳгда, сдержанно и ласково спросила Акулипа.

— А Катьку ,твою. Кого же болыпе?! удивить хо-тѣли народъ чеснбй. Вывѳли кобылью морду, помы-чала-помычала, какъ корова, ѳѳ и спровадили... Ещв пальцами показывала на нашихъ робять, поскуда!

тотото.еіап-кагак.ги

Въ тйлпѣ родйтвнйикоізъ ііослЬгшался одобрй-тельный смѣхъ.

• — Анюточка, ты ,еще молода,—сквозь слезы обиды

н бѳзснлія отвѣчала Акулина,—ты только што вышла замужъ и дай Богъ, штобы ты своему мужу была та-кой женой, какъ моя Катюшка была своему мужу, и штобы твоя свекровушка такъ жалѣла тебя* какъ я жадѣю мою Кітюшку...

— Штобы я съ твоего полудурка Катьки примѣръ брала? да она мнѣ въ подметки нѳ годится!—крикнула Анютка.

Сдержанность Акулины лопнула. /

— Не вамъ, издѣваться надъ нашимъ горемъ, без-совѣстные вы, нехрещеные... -Вашъ Сашка сына убилъ, невѣстка съ горя умомъ тронулась и вы же... вы жѳ издѣвки зачинаете... .

— Да, можегь, его и слѣдовало убить,—вмѣшалась Палагея.—Почемъ ты знаешь, што твой Ванька надѣ-лалъ и за што наши робята его убили?

— Ого-го, важно... вотъ такъ наши бабы... Спуску небось никому пе дадутъ, нѣ-ѣ... съ ими не вяжись... зубастыя... — говорилъ Паруенъ, одобрительно ухмы-ляясь и покачивая головой.

Акулина отъ изумленія вытаращила глаза.

— Да што бы енъ ни надѣлалъ, рази можно че-ловѣка убивать?! Хрещеные вы? Есть у васъ хрестъ на шеѣ? Мой сынъ былъ не воръ, не пьяница, нѳ по-таскунъ, не "озорникъ, никого пальцемъ не тронулъ. Про моего сына никто худа не скажетъ...

— А наши робята—озорники, потаскуны? Заслу-жнлъ. Вотъ твоего губошлепа и укокошили..Г — при зтомъ Палагея выругалась крѣпко, по-мужицки .— Всѣхъ васъ перебить иадоть, всѣхъ!.. и перебыотъ, дождетесь, перебьютъ!..

Обѣ ея дочери въ одинъ голосъ выкрикивали угрозы, нѳ уступая матери въ выборѣ самыхъ грубыхъ .площадныхъ руг™льс%здзд.е .,.ка2ак.ги 866

, Обиды превзошли всякую мѣру, и Акулина забыла осторожность.

— Э, сука зяблая, красноглазая ты зайчиха, ру-гаешься хужѳ солдата... хуже всякаго арестанца, и дочекъ такъ же повѳла. Я съ тобой, съ такой страм-ницей, и словъ терять не хочу...—отвѣтила она и шибче пошла впередъ.

Палагея съ дочерьми кинулась бить Акулину.

Та взвизнула отъ испуГа и, схватившись за Аѳоньку, бросилась назадъ.

Анютку усгіѣлъ поймать за руку мужъ и оття-нулъ въ сторону.

— Што ты, сшалѣла?—говорилъ парѳнь, которому задоръ и грубость молодой жены крайне не нрави-лись. , - - ‘ '

Но та рвалась и кричала.

— Пусти, пусти, постылый! пусти, корявый! всю морду раздеру... Я ѳй, подлюкѣ... Я ей, поскудѣ...

Парень крѣпко схватилъ ее поперекъ, Анютка плевала ему въ лицо.

Палагея и Аришка, несмотря на противодѣйствіе Аѳоньки, сбили съ ногъ Акулину, сорвали съ нея платокъ и вцѣпились въ косы...

— Ладно..,. вотъ такъ наши... ловко работаютъ...— —говорилъ Парменъ.

Очнувшійся отъ своихъ невѳселыхъ думъ Степанъ увидѣлъ уже сбитую съ ногъ Акулину, которую трепали жена и дочь, а растерявшійся Аѳонька бѣ-галъ вокругъ и плакалъ.

Степанъ въ два прыжка очутился на мѣстѣ драки и, молча, іщ всей силы ударилъ Аришку кулакомъ ііо^ головѣ. Та съ крикомъ покатилась по дорогѣ. Потомъ, схвативъ жену за косы, оттащилъ отъ кри-чавшей Акулины и, бросивъ на землю, изступленно рыча, сталъ топтать ее своими сапогами...

Парменъ, его жѳна, й

Ларіоновъ едва общими усиліями оевоаодилп изъ рукъ Ствпана Палагѳю.

Обыкноввнно податливый, позволявшій сбоимъ ов-мейнымъ верховодить надъ собою, въ рѣдкія минуты гнѣва Степанъ былъ безпощаденъ и страшенъ.

— О-о-о... змѣиная порода навязалась на мою душу грѣшную...—осѣвшимъ, глухимъ, выходившимъ откуда-то изнутра голосомъ выговаривалъ онъ сквозь стиснутые зубы, силясь вырваться изъ рукъ угова-ривавшихъ и крѣпко державшихъ его ѵужиковъ и бабъ.—Сына душегубдемъ сдѣлала, дочери, што аре-станцы... Подлюка! проклятая! Штобъ тебѣ треснуть на клочки...

Ревѣла и грозилась мужу Пелагея, плакала и вытирала кровь съ разбитаго носа Аришка. Аку-лина, сидя на землѣ, обмирала и тонкимъ голосомъ причитывала не столько отъ боли, сколько отъ обиды.

Освободившись отъ мужиковъ и бабъ, пришѳдшій въ себя Степанъ подошелъ къ Акулинѣ.

— Кумушка, пойдемъ, — сказалъ онъ, тяжело дыша. — Никто не тронетъ, не то убью, кишки вы-мотаю... х . * •

Стеня и охая, Акулина поднялась съ земли и по-шла впѳредъ съ Аѳонькой и Стѳпаномъ.

XXII. '

Леонтій съ Катериной вернулся домой только на другой день передъ вечеромъ. По дорогѣ бнъ на-бралс» много страха, потому что въ эту ночь у клад-бища, іверстахъ въ трехъ отъ Черноземи, оказался эарѣзаннымъ одинъ черноземскій мужик^. Его трупъ нашли на дорогѣ прикручепнымъ веревкой къ соб-стЕенной телѣгѣ. На тѣлѣ оказалось около тридцати ранъ, горло было перепилено до позвонковъ. ,Тутъ же валялась принадлежавшая убитому окровавленная пила. За то исчезли €1а^•“ка&1|ки,

Это происществіе потому особенно испугало и но-тряслѳ Леонтія, чцо этого мужнка онъ видѣлъ ввчеь ромъ въ судѣ вмѣстѣ съ однимъ 20-ти-лѣтнимъ цар-немъ. Мужикъ былъ сильно пьянъ, а парень наве-селѣ. Вмѣстѣ они и уѣхали.

Леонтій сегодня встрѣтилъ этого парня около Хля-бина, конвоируемаго двумя конными стражниками.

— Вотъ, Левонтій Петровъ, за чужой грѣхъ стра-'ждаю. Гонятъ, што арестанца какого!—крикнулъ па-рень злобно-возбужденнымъ голосомъ.

Много мѣсяцевъ спустя открылось, что дѣйстви-тельно этотъ парень зарѣзалъ своего односельца за два мѣшка муки и пару сапогъ.

На поповкѣ, всего въ полутора верстахъ огъ Черноземи, въ эту же ночь перебили цѣлую семью 5изъ пяти душъ. Убили 80 - ти - лѣтнюю просвирню, ея дочь—вдовую попадью и внучку—жену дьякона съ_. двумл маленьклми дѣтьми. Дьяконица пріѣзжали тт»-вѣстить мать н бабушку, п въ ея рукахъ кое-кто изъ мужиковъ видѣлъ сторублевку. Изъ-за нея-то и по-гибла цѣлая семья. .

— Житья совсѣмъ не стало, — говорили другъ дру-гу церепуганные мужики. — Бьютъ кого ни попало и махонькихъ робятокъ не жалѣютъ. Со страху-то одно-го жисти ряшишься...

И мужики въ одинъ голосъ повторяли, что власти распустили злодѣевъ, а на судъ просто махали рукой, какъ на учрежденіе, плодящее преступниковъ.

Поздно ночью очнулась на своей постели Прасковья и долго оглядывалась вокругъ, что-то все припоминая.

Съ того самаго дня, какъ Катѳрина сошла съ ума, старуха лролежала безъ памяти, въ жару и бреду. Ни-кто не зналъ, чѣмъ она была больна. Подъ конецъ во-лосы у нея выпали, лицо, руки и ноги опухли. Леонтій нѣсколько разъ мазалъ ее лампаднымъ масломъ. Те- . перь опухоль опала и кожа л.упилась,

и ^^^.еіап-кагак.ги

И. А. РОДІОНОВЪ. 24 369

Первое, что увидѣла Прасковья, это была печь, приходившаяся какъ разъ противъ ѳя кровати; на печи стояла зажженная лампа.

Леонтій, босой, всклокоченный и заспанный, хо-дилъ по избѣ съ рѳбенкомъ на рукахъ, надрывавшимся отъ крика.

— Ну, спи, мать чесн&я, спи, мой махонькой, чего злишься? Ишь горячая печенка. Роясокъ тебѣ? На, рожокъ... *

И онъ, взявъ рожокъ со стола, сунулъ его соскомъ въ ротъ рѳбенку. Тотъ чмокнулъ губками разъ, дру-гой, но вдругъ выпустилъ сосокъ и, весь перегибаясь, запрокинувъ назадъ голову, взбрыкивая ножками и ра-стопыренными рученками, раскрылъ ротъ, сморщилъ личико и вновь закатился.

— Молочка-то нѣту-ти, ишь што. Махонькой, а по-пимаетъ. Сычасъ тебѣ коровушку подоимъ. Ишь гдѣ -у насъ коровушка-то, на столѣ стоитъ...

И Леонтій, держа племянника на рукахъ, сталъ вливать изъ бутылки молоко въ рожокъ, но ребенокъ не унимался, толкалъ его руки и молоко проливалось на столъ.

Леонтій обругался и, наливъ таки молока, сунулъ опять сосокъ въ ротъ ребенку: Тотъ затихъ было, ча-сто и сладко зачмокалъ, но скоро опять выбросилъ со-сокъ, опять сталъ сучить ножками и кричать, но не съ прѳяшимъ дадрывомъ.

-— Ну, што жъ тѳбѣ? Титьку захотѣлъ? — уговари-валъ Леонтій, мотая головой и бородой: — Да у меня нѣту-ти, совсѣмъ нѣту, дурачокъ. Вотъ подожди до утрія. Придетъ тетка и титьку принесетъ. А у меня нѣту-ти. Ау, ау...

И Леонтій сталъ осторожно раскачивать ребенка. Тотъ притихъ, закрылъ глазки и, посапывая носомъ, причмокивая, посасывалъ изъ рожка.

Но это продолжалось недолго. Видимо, ребенокъ, весъ пухленькій, безкровный, съ болѣзненно-бѣлой, про-

тотото.еіапткагак.ги

зрачной кожѳй, страдалгь катарромъ жѳлудка. Опять онъ сталъ корчиться, закатываться и изгибаться всѣмъ своимъ маленькимъ тѣльцемъ. •

— Вотъ ., • руки отмоталъ съ тобой, — съ досадой сказалъ Леонтій. — Такъ-то, думаешь, и вѣкъ буду на -рукахъ качать? А кто за меня дѣло будетъ дѣлать, а? Ты объ этомъ не думаешь?! Ну-ка, разжани еще разъ ротъ-то, такъ и тресну...

Прасковья давно уже еъ удивленіемъ смотрѣла на Леонтія и ребенка.

— Левушка, — наконецъ слабымъ голосомъ позва-ла она, — это кого ты нянчишь?

— Ну, што, очухалась, старуха? — спросилъ, на-клоняясь къ матери, Леонтій. — Думалъ, шти и тебя за-одно ужъ придется на погостъ свезти...

— Левушка,—говори крѣпче. Не слышу, штой-то...

— Эва, оглохла што-ль? — закричалъ Леонтій.

Старуха закивала головой.

— Всѣ ухи заложило, Левушка, и въ головѣ шу-митъ. -• _

— Чей робенокъ-то, спрашиваешь? — продолжалъ кричать Леонтій. — А погляди, не узнала? Твой вну-чекъ такой-то выросъ, съ добраго поросенка будетъ.

— Кйтюшкинъ сыночекъ? і •

— Да, Иванушка, Иванъ Ивановичъ.

— А дѣдко-то гдѣ? — спросила Прасковья, нѳ видя мужа на его обычномъ мѣстѣ — на печкѣ. Въ Рудѣевѣ ночуетъ, што ли?

— Эва,—протянулъ Леонтій, и на глазахъ его бле-снули слезы. — Да ты не помнишь рази? Дѣдко-то дав- • но помёръ и сорочины ужъ прошли, скоро полгода бу-детъ. Я ужъ со счета сбился, сколько время ты прова-лялась. Никакъ двадцать три недѣли.

— 0-ой, — протянула старуха, съ недовѣріемъ по-качивая головой.

Въ первую минуту ей показалось страннымъ, что умѳръ‘мужъ, съ которымъ она прожнла болѣе полу-вѣка. .

—> Царство небесное, вѣчной покоій! — прошѳптала она, взглянувъ въ святой уголъ и пѳрекрѳстившись.

— Ну, слава Богу, хошь одинъ-то развязалъ тѳбѣ рукн, Левушка.

Но туть жѳ Прасковья и всплакнула.

— И Анюточка помѳрла, — сообщилъ Леонтій. — И этого нѳ помнишь?

— Какая Анюточка? Нѳ помню, Лева.

— А изъ двойняшекъ-то, внучка-то твоя. Этотъ-то остался, а та помѳрла. А кака была хорошѳнька дѣ-вочкаі .

Суровое, заспанное лицо мужика засвѣтилось нѣж-ностью и пѳчалью.

— Ахъ, кака была дѣвочка, мама! И пожила-то всего-на-всё три мѣсяца съ однимъ дѳнеЧкомъ, на крикъ кричала и такъ-то полюбилась мнѣ... Ночѳй съ ей нѳ спалъ, на рукахъ качалъ и какъ возьму, бываЛо, такъ утихнѳтъ, признавала мѳня. Другіѳ кто и нѳ бери лучше, кричитъ. А ужъ глазки-то уей были, мама, — продолжалъ мужикъ, шлѳпая босыми ногами по гряз-ному, холодному полу, — што твои васильки полевые. Думалъ—выхожу, нѣтъ, помѳрла... Разъ подъ самое сердцѳ подрѣзала. Кака была дѣвочка! Ваньку вотъ жалѣю, да все нѳ такъ, не^ доходитъ до сердца. А . Анюточка разъ подъ самое сердцѳ подрѣзала...

— А Катя-то што, Лѳвушка? ’.

— А што-ясъ твоя Катя?! Какъ была, такъ дура дурой и осталась. Вона дрыхнетъ и горюшка мало. Ро-бѳнка сама нѳ берегь, рази сунѳшь въ руки, ну нян-читъ, да боязно и давать, какъ бы ни стравила*), го-воритъ: «щенокъ отъ сучки Миколая Пана». Грѣхъ одинъ.

*) Стрмить — повредяті..

„„ тотото.еіапткагак.ги

— И такъ ты, Лсва. одияъ и маешься съ имъ?

— А какъ же?! Вѣдь не котенокъ, за дверь не выкинешь. Плачеп>, душѵ ігадрываеі*Ь и посордшуься. и поругаешься, а часомъ и поплачешь надъ имъ, и вотъ такъ и пробьешься до утрія...

• — Ты бы Егорушку взбудилъ.

— Егорушку! Жалко, мама. Тоже и за Игорушкой десять дѣловъ. За день такъ намается малый, што какъ довалитсн до лакки, спитъ, какъ убитый.

— Безсмѣнный ты мой часовой, — со слезами яса-лости сказала старуха. — што у кого ни случись. а без,-премѣнно упадетъ на Левушкину голову.

— Вчерась на судѣ были, мама. Убивцевъ Ивана Тимофеева судили...

— Ну? '

—1 На полгода отсидки присудили. Всѣ судьи за-куплены. Ватажный далъ 500 рублевъ въ долгъ Сте-пану-то съ Иваномъ Горшковымъ. Они всѣ деньгп и ввалили абвакату. За такія-то деньги кажнаго опрап-даютъ...

— Господь съ ими. Ивана-то Тимофеича не ве_р-нуть намъ сердечнаго... все равно.

— А Сашка-то убивецъ утрось встрѣлъ насъ съ сватомъ Егоромъ въ городѣ на мосту и пригрозилъ свата Егора убить. Пьяный Сашка-то. И городовой тутъ стоялъ. слыхалъ, какъ грозился. Да мы не свя-зывались. Богъ съ имъ. Коли судъ съ ими не спра-вится, такъ што мы?!

Леонтій помолчалъ, ходя съ заснувшимъ ребен-комъ изъ угла въ .уголъ.

— Хочу, мама, Егорку женить. Мочи нашей нѣту, въ отдѣлку замаялись. Вотъ только ждалъ. когда ты бряшить'*) зачнешь, а то посовѣтоваться не съ кѣмъ. Да бѣда, года не ныходятъ. Хоч.у владыкѣ прошоніс подавать.

*) Брящить — двигаться, иісвелиться, говорить.

— А невѣста есть? ' '

; — Да велѣлъ ему присматривать.

! Цодумать надоть, Левушка.

, — Дѣло такое, што надоть думать. Ну, спи, чушжа,

— говорилъ онъ заворошившемуся рёбенку, укладывая его въ зыбку. — Всѣ ноги заморозилъ съ имъ.

— А какъ же Аленушка?

— Га, Аленушку твою рукой не достать, покор-мить ребеНка не докличешься. Теперича нужда про-шла, такъ и братъ Левонъ не хорошъ сталъ. Ѳома-то пить бросилъ, присягу принялъ и ничего, держит-ся, ■ намедни съ дороги 40 цылковыхъ привезъ и всѣ Аленѣ съ рукъ на руки лередалъ. Ногъ подъ собой не слышетъ Алена-та, загордилась бѣда... Ладятъ на новыя земли переселяться... Только собьются съ ден-жонками, сычасъ уѣдутъ. . . '■»

Леонтій, уло$кивъ племянника, самъ взлѣзъ на печку, покряхтѣлъ, накрылся полушубкомъ, погасилъ лампочку и тотчасъ же захрапѣлъ.

Во всемъ домѣ не спала только Прасковья.

Тяжкія думы, какъ обложная безпросвѣтная туча,' налегли на ея сердце.

Она цожалѣла, чт'о не умерла во время своей бо-лѣзни, но теперь жалѣла не себя, а семью и особенно Леонтія. ' •

Какъ всегда во всѣхъ трудныхъ случаяхъ жизни, й на этбтъ разъ Прасковья съ горячею вѣрой въ ми-’ лосердіе Господа стала молиться.

Сердце ея согрѣлось; непроницаемую тучу горя какъ будто прорѣзалъ золотой лучъ надежды.

Старуха почувствовала знакомый ей подъемъ духа; откуда-то. нахлынули дальнія воспоминанія; передъ мысЛеннымъ взоромъ поплыли образы и мысли, сами собой слагавшіяся въ размѣренныя слова и просив-шіяся съ языка долой.

Прасковья откашлялась и слабымъ, мелодичнымъ голосомъ начала причитывать:

_ ѵѵѵ.еіап-кагак.ги

«Въ одно времячко лежу на сараѣ я; носитъ ла-стушка своимъ дѣтушкамъ кушать; рты-то у нихъ все болыпіѳ, желтыѳ раскрытые. Потомъ это долго я не случалась тамъ. Дѣтки выперились, окрылились и раз-

■ летѣлись въ разны стороны. Ложусь я на сараѣ въ воскресный день и слышу, каігь поетъ это ластушка, со слезами горькими скликаетъ своихъ дѣтушекъ.. И говорю я ей: «Ты, касатая ты ластушка, не собрать тебѣ милыхъ дѣтушекъ, ты поила и кормила ихъ, ты и думала, што будутъ вѣкъ увиваться они кругъ тебя. Ты ошиблась, моя ластушка, ' разлетѣлись твои дѣ-тумки по разнымъ сторонушкамъ. Ты послушай, ка-сатая ластушка, што скажу я, сиротинушка: также я горька сиротушка, я взрастила милыхъ дѣтушекъ, я носила ихъ по чистымъ полямъ, по тяжелымъ по работушкамъ, я хранила моихъ дѣтушекъ я отъ вѣт-ровъ я отъ буйныихъ, отъ дождей-то я отъ частыихъ одѣвала, укрывала ихъ. Вѣдь я . думала-надѣялась, какъ нодыму я милыхъ дѣтушекъ, мнѣ настанетъ пе-ремѣнушка. Какъ возмужали мои дѣтушки, какъ соб-рались съ умомъ-съ разумомъ, пососкопились съ мо-гучёй силой, разошлися и разъѣхались по чужимъ-дальнимъ сторонушкамъ. Они кинули меня и бросили на однбво чада милаго, на однбво на горькаго сиро-тушку. У меня-то, у старбй могуча сила убавилась, то не стало хода скораго во моихъ-то быстрыхъ но-женькахъ, а не стало-то спорынечки во моихъ-тб, во бѣлыхъ рукахъ, што не стало прежней крѣітости во моихъ-то могучихъ, плечахъ, што не стало свѣту бѣ-лаго во ясныхъ очахъ.

«Пристегла меня старость глубокая и худо стало мое зДоровьице. И теперь прошу я, сиротинушка, свою скорую смерёдушку. Вѣрно,- заблудилась она голу-' бушка, во темныхъ лѣсахъ, позапала снѣжкомъ бѣлымъ въ оврагахъ глыбокіихъ. Вѣрно, ждать мнѣ сироти-нушкѣ, весны красныя, какъ пойдутъ-то дожди частые, какъ омоютъ снѣжки бѣлые, какъ пригрѣетъ красно

солішшко, какъ оОсохнетъ трава шелкбвая. Она вый-детъ. она выпутается изъ лѣсовъ она изъ темныихъ, изъ трав.ѵшекъ шелковыихъ,' изъ овраговъ изъ глыбо-кіихъ. Она выйдеіъ на широку путь-дороженьку, по-дойдетъ къ намъ подъ окошечко, постучится и позо-ветъ меня. Я раскрою ей настежь воротушки. покло-нюся ей до мать-сырой земли, поцѣлую ейну ручеиьку и скажу такъ моей смерёдушкѣ: «Гостья жданная, жа-ланная, прошу пожаловать. Миѣ наскучило тутъ, на-прискучило. Износилось мое тѣло Гіѣлое. уходились рѣзны ноженьки, умахались мощны рученьки и пропа-ло всс мое здоровьице. Ты возьми скорѣй отсюда ^іою д>шеньку, отнеси къ родимой матушкѣ да къ моимъ умёршимъ дѣтушкамъ».