Ноябрь. Уже не осень, но уже не зима. А на мне голубые джинсы-скини, красные резиновые сапоги в белый горошек и красный силиконовый дождевик, едва прикрывающий попу, а, в довесок, толстый вязаный отвратительно-коричневый свитер и теплые шерстяные носки из той же пряжи. Терпеть не могу вязаные вещи, практически никогда их не надеваю, но моя упрямая бабуля (к слову говоря и связавшая сии шедевры рукоделия), чуть ли ни силком, их на меня натянула. Чтобы ребенок невзначай не простыл. «Ребенок» — это я. Вы не подумайте, мне уже почти пятнадцать. Но любящая бабушка до сих пор считает меня ребенком. И когда она не на работе — самолично контролирует, что на мне одето.

День выдался дождливый, поэтому и случился скандал. За сорок минут, проведенных под дождем, по дороге в школу, я непременно подхвачу воспаление легких. А все потому, что упрямо отказываюсь надеть дождевик и резиновые сапожки. Ну и что, что кроссовки у меня не промокают. И какая мне разница, если в школе все равно придется переобуваться в «сменку».

А миленький дождевичок все же гораздо надежнее хлипенькой курточки.

Да, и не забыть надеть беретик!

Беретик. Как же! Спешу и падаю. Беретик преспокойно остался лежать на полке, куда его положила заботливая бабуля. Вечером попадет, но это неважно. Я привыкла.

Вот так я и вышла в школу, нахлобучив на голову красный силиконовый капюшон, сунув руки в карманы, а на плечо повесив свою старую, но безумно любимую сумку. Осталось отойти от дома на безопасное расстояние (так, чтобы не видно было из окон), наушнику в уши, радио погромче и жить станет легче.

Добраться в школу я могу тремя разными способами. Самый короткий путь проходит через скверик и городской парк (это мой любимый маршрут), второй путь лежит в обход парка, что гарантирует более чистую обувь, но скрадывает десять минут, третий способ — общественным транспортом, но с учетом рейсового маршрута, этот самый транспорт делает нехилый крюк, и практически не экономит время.

Как обычно, я решила прогуляться через парк. Голые деревья, аромат прелых листьев, низкое осеннее небо и любимая музыка — моментально избавляют от сезонной хандры. Даже не так, парк сам по себе избавляет меня от хандры. Наверное, именно поэтому я так его люблю. А может он нравится мне по совершенно другой причине. Если быть предельно честной, то мне нравится ходить в школу через парк потому, что никто из моих одноклассников не ходит этой дорогой. Не хочу лишнее время проводить с кем-нибудь из них. С головой хватает и того времени, что провожу с ними в школе.

Да, ближе к делу. К чему я описала свой наряд? Очень просто: в школу пришло совсем не то, что выходило из дому. В парке, обычно не многолюдном, а в дождливые дни совершенно пустом, на меня налетел какой-то урод, сорвал с плеча сумку, и я со всего размаху полетела лицом в грязь. Падать было скорее неприятно, чем больно. Холодная липкая субстанция моментально обожгла лицо. Я попыталась подняться, и у меня это практически получилось, но в самый последний момент ноги разъехались, и я шлепнулась обратно, но теперь уже на спину. Видок был, наверное, тот еще. Потому что при падении, мои ноги взметнулись высоко над головой — прямо как в дешевых голливудских комедиях. Падая плашмя, я на этот ударилась довольно сильно. Поясница ныла ужасно, наушники выскочили из ушей и теперь, болтаясь где-то впереди, тихонько шумели какой-то песней.

Не знаю, как долго я добиралась до школы, но на крыльцо, я ступила уже после звонка. Вернее я слышала звонок, подходя к школьным воротам, но бежать сил не было. Не удивительно, что охранник не пропустил меня. Чучело какое-то, все в грязи, просит, чтоб его пустили в приличную школу. Возвращаться домой нельзя — там бабушка, в школу не пускают, в полностью пропитанных грязью, некогда голубых, джинсах становилось все холоднее. Я была уже готова расплакаться, но все же предприняла последнюю попытку штурма здания.

— Извините, — как можно более вежливо попыталась обратиться я к охраннику.

— Вали отсюда, сказал же! — грубо отмахнулся от меня тот.

— Извините, — повторила я. — Не могли бы вы позвать Анну Леонидовну Душкину?

— Я не нанимался по этажам бегать! — грубо отчеканил охранник.

— Пошлите, пожалуйста, кого-нибудь из дежурных, — я попыталась изобразить на лице кота из «Шрека». — Пожалуйста…

Охранник недовольно окинул меня взглядом, но почему-то смягчился и заглянул в холл.

— Эй, идите кто-нибудь сюда! — наверное, реакции не последовало, потому что охранник немного разозлился. — Живо, я сказал!

Уже спустя несколько секунд у двери стояло сразу двое мальчишек из 10 «Б».

— Так, — грозно приказал охранник, — кто-то теперь срочно бежит и ищет Душкину. Пусть сюда придет, разбираться с этой.

Охранник ткнул в меня пальцем, мальчишки глянули в мою сторону и, не сдержавшись, засмеялись. Мне стало еще обиднее, ком подкатился к горлу, слезы подступили к глазам, в носу защипало. Глубоко вдохнув, я попыталась успокоиться.

— Я не понятно сказал?! — прогремел охранник, и мальчишки метнулись в сторону лестниц.

— Один! — но его уже никто не слышал, мальчики бежали к учительской, возбужденно обсуждая мой внешний вид.

Я стояла в углу душного тамбура, и дрожала от холода. Напротив сидел охранник и читал газету. Сильных табачный дух дешевых сигарет, пропитавший его одежду, забирал остатки кислорода. Непонятно отчего кружилась голова, то ли после падения, то ли от нехватки воздуха. Однако выходить на улицу я не рискнула — вдруг не впустит назад.

Душечка (так мы за глаза называем нашу классную руководительницу Анну Леонидовну) прибежала минут через десять. Сзади плелись довольные мальчишки-дежурные.

— Киселева! — всплеснула руками Душечка. — Что с тобой случилось?

— Анна Леонидовна, у меня по дороге в школу сумку отняли, и я опоздала, и охранник меня не пускал, и сменка была в сумке, и учебники библиотечные, и деньги на обед…

На последних словах, уж не знаю почему, я расплакалась. Мальчишки захихикали, но Душечка шикнула на них, взяла меня под руку и завела в школу. «Сменка» нашлась у уборщицы бабы Кати — уродливые ядовито-оранжевые резиновые лапти китайского производства. Носки пришлось оставить, а то широченные тапки обязательно слетели с моих ног. Классная отдала бабе Кате дождевик и сапоги, чтоб та их помыла и повесила в гардеробе на крючках для 9 «А». А еще Душечка сунула мне в руку мятую купюру.

— На обед, — тихо, почти шепотом сказала она.

Я попыталась вернуть деньги, но она наотрез отказалась забирать их обратно. Она провела меня к учительской и, открыв дверь, пропустила внутрь.

В учительской никого не было, я остановилась у шкафа с журналами, и принялась смущенно изучать расписание уроков.

— Проходи, садись, — Душечка указала мне на стул у своего стола.

Она включила электрочайник, достала из стола две чашки и два пакетика с чаем. Заварила чай и подала одну чашку мне, а вторую поставила перед собой.

— Я скажу Алевтине Борисовне, что первый урок ты пропустила по уважительной причине.

— Спасибо, — меня просто переполняла благодарность. — А то у нас сегодня математика спаренная, а я даже не знала, как появиться на втором уроке.

Душечка улыбнулась. Все в 9 «А» очень любили нашу классную руководительницу, не только за молодость и за красоту, но и за очень чуткое сердце. Конечно, мы довольно часто доводили ее до слез своими выходками и шалостями, но потом все дружно ходили просить прощения.

Я даже не успела даже сделать глоток чая, как раздался звонок с урока.

— Пойдем, — Душечка встала и выпорхнула из учительской.

Я понуро поплелась за ней. Коридор постепенно наполнялся учениками и сопутствующим шумом. Я старалась не смотреть по сторонам, но так и чувствовала, что притягиваю к себе удивленные и насмешливые взгляды. Кто-то даже показывал на меня пальцем, — я видела боковым взглядом, — и в открытую смеялся.

У открытой двери кабинета математики, я смущенно затормозила, а Душечка вошла. Никого из 9 «А» в классе не было, и я все-таки решилась войти. Душечка в полголоса что-то объясняла математичке, а та, недовольно скривившись, записывала что-то в журнале. С некоторой долей сомнения, я решилась поздороваться.

— Добрый день, Алевтина Борисовна.

— А-ааа… Киселева? Соизволила-таки появиться? Батюшки, что стряслось?! — это математичка посмотрела, наконец, на меня.

Я повторила то же самое, что полчаса назад, но только без слез. Кислое выражение на лице Алевтины Борисовны не предвещало ничего хорошо. Математичка вздохнула, указала рукой в сторону парт и вновь уткнулась в свои записи. Чудесно! Вожжа попала под мантию, теперь я — козел отпущения, примерно на месяц. Ненавижу математику.

Теперь даже место за последней партой у окна — мой уголок — меня не спасет. Ноги стали ватными, я кое-как добралась до задней парты, села, и прозвенел звонок. Одноклассники мгновенно расселись по своим местам. Никто и не глянул в мою сторону. Ну конечно, Каа в классе — бандерлоги не сводят глаз с него, вернее с нее, Алевтины Борисовны.

— Продолжаем тему, — нарочито растягивая слова, начала урок Алевтина Борисовна. — Перед перерывом, Киселева, мы говорили о теореме синусов.

Я внутренне сжалась — худшие опасения подтверждаются. Глядя на меня, математичка попросила кого-нибудь зачитать из тетради определение теоремы, продиктованное на прошлом уроке. Кто-то что-то читал, но я совершенно не понимала смысла слов. Голова кружилась, меня даже мутить начало от волнения. Алевтина Борисовна не отводила от меня колючего взгляда. Надо отдать ей должное — издеваться она умела непревзойденно и самыми изощренными способами.

— Понятно, Киселева? — уточнила учительница.

Я кивнула, хоть ничегошеньки не поняла. А что мне оставалось делать? Если бы я попросила повторить еще раз, меня бы просто подняли на смех, мол, куда уж проще объяснять. Именно поэтому я и кивнула.

— Ну, что ж, — ехидно улыбаясь, и отмечая в журнале напротив моей фамилии клеточку жирной точкой, продолжила. — К доске, пожалуйста. Задача номер 1022.

Я поняла, что мне светит единица, которую буду отрабатывать до конца полугодия. Недопуски к контрольным, томительное ожидание под кабинетом математики после уроков, постоянные издевки на уроках так и закружили у меня перед глазами. Я неспешно поднялась, и хотела выйти из-за парты, но перед глазами вдруг потемнело, и мне пришлось присесть обратно.

Вот и смерть моя близка. Сейчас разорется так, что учителя из соседних кабинетов повыскакивают. Вдохнув поглубже, не открывая глаз, я резко вскочила со своего места.