Петрушка Жмых никогда в своей коротенькой дурацкой жизни не испытывал такого страха, как на этой стене. Он честно бегал со стрелами и патронами от стрелка к стрелку, окаянные ножонки путались и спотыкались, тяжелая торба с боеприпасом колотила по бедру, а сердце лупило по ребрам изнутри так, что делалось больно дышать. Страшные дела творились, страшные. Петрушка старался не выпускать из виду хотя бы Алису, Снегурочку нежную, но кругом все так перепуталось, а уж когда крысы полезли, то и совсем хаос наступил, не хуже Провала, тьма и ужас. Снизу затопали: как-то этим проклятущим горожанам удалось ворота отворить, а крысы все лезли сверху, со стен, они по стенам этим без всяких лестниц, как мухи, и не падали, твари, не иначе, заколдованные… А ростом они, я вам скажу, побольше Жмыха, примерно с любимого хряка Жмыховой тетки, а зубья у них, как у пилы, и глаза злющие. От одного вида этих исчадий помереть запросто можно. Вот лезут они, кругом каша, а внизу вдруг, Петрушка услышал, кто-то как заорет: «Вперед, ребята, якорь мне в глотку!.. Кроши их!». Петрушка голос-то узнал, обомлел от радости сначала, да только скоро не слышно стало капитана, видать, убили его. Айден еще надрывался: «Макс!.. Макс!..» — а дальше и он замолк. Боеприпас кончился, что дальше делать, дурачок не знает, вот Лей мелькнул и пропал куда-то, да Мэгги один раз на глаза попалась, с ружьем тяжеленным. Потом еще Нету видел — она высоко взлетела, и кричит оттуда: «Умник!.. Лазарет!..» А что Умник ответил, Петрушка не слыхал — рядом так орали, что уши закладывало. А потом совсем никого не видать стало — только горожане толпой валят. Петрушка маленький, он под ногами шмыг да шмыг, все своих искал, а свои-то, господи, среди этой кутерьмы затерялись, только одного Подорожника и видать, он же высокий, как все равно башня. На лицо страшный сделался, кровь по лбу течет, руки машут, как мельница, только кости вокруг него хрустят. Петрушка исхитрился поближе пробраться, смотрит: а это Подорожник над Радой стоит, никого к ней близко не подпускает, а у самого стрела над коленкой торчит, и в боку стрела, но он не умирает, не падает, знай себе машет, как заведенный. У стены Жмых увидал зеленого платья клочок, начал туда грести, чтобы помочь, да только мавка совсем мертвая была, бедная. Петрушка ее рукой потрогал, заплакал и стал к двери пробираться, чтобы, значит, хоть до лазарета, до своих… А у дверей свалка, Умник ружьем бесполезным, как дубиной, орудует — патроны-то кончились, так он по головам хлещет, не дает никому в дверь войти. А горожане-то расступились и крыс вперед пропускают. Крысы лезут и лезут, Умник, видать, устал уже, а их не уменьшается… Тут смотрит Жмых, Алиса сбоку кричит: «Патроны, Умник!.. Я сейчас, держись!..» — и к нему, значит, рвется. Петрушка, себя не помня, начал крысиное войско кулаками месить, и про зубья их страшные забыл, навстречу Снегурочке нежной, значит, пробирался, она уже совсем близко, вот-вот встретятся. Тут сзади точно свистнуло что-то. Оглянулся Жмых — песчаник ухмыляется со стены, глаза как у пьяного, что ли, и арбалет в руках держит. Вот тут-то Петрушке так страшно сделалось, что хоть кричи. Да не за себя страшно — за Алису. Рванулся он вперед, себя не помня, лапки свои лягушачьи раскинул, пузо выпятил — заслонил… Тут свистнуло опять, и темнота настала.

* * *

Когда Петрушку проткнула тяжелая арбалетная стрела, Нета была недалеко — пыталась выташить из свалки Мэгги. Крысиная лавина сшибла девушку-птерикса с ног и текла по ней, топча и даже не замечая. Нета сумела ухватить Мэгги за руку и, невысоко взлетев, тащила и тащила, но тяжелые серые туши двигались плотным сплошным потоком, и у Неты не хватало сил. Наконец, она закричала от отчаянья, и тут же рядом возник Корабельник с черным окаменевшим лицом. Он молча схватил руку Мэгги повыше локтя, и вдвоем с Нетой они выдернули девушку из крысиного скопища, как пробку из бутылки.

Корабельник взлетел, держа ее на руках, и Нета крикнула:

— В окно, Учитель!.. В окно и в лазарет! Там дверь крепкая…

Не сказав ни слова, Корабельник канул в рассветные сумерки вместе с Мэгги, его черный сюртук мелькнул за поворотом стены и пропал.

Нета огляделась — в нескольких десятках шагов от нее сосредоточенно рубился Подорожник, возвышаясь над крысиным морем. А над стеной вознесся Тот — он триумфально всходил по лестнице вслед за крысами, его прекрасное надменное лицо ничего не выражало, бархатный черный камзол идеально облегал стройное тело, на белоснежных манжетах и таком же воротнике не было ни пятнышка. Казалось, он не принимал участия в схватке, точно король, который вступает в павший город следом за своим победоносным войском.

Нета скрипнула зубами: у нее не было ни одного патрона, и ружье она бросила давно. Она взлетела повыше, чтобы лучше видеть, и сразу заметила Раду: та вдруг оттолкнула заслонявшего ее Подорожника, выпрямилась и протянула дрожащие руки навстречу песчаному главарю.

— Тутти!.. — сказала она, и Тот вздрогнул и повернул голову в ее сторону.

— Убери этих гадких крыс, — крикнула Рада. — Я не могу подойти к тебе!

— Рада, — прорычал Подорожник и схватил ее за руку. — Рада, стой!..

— Отстань, — Рада оттолкнула его, не глядя.

Бледный, как полотно, но по-прежнему бесстрастный Тот щелкнул пальцами, и крысы нехотя расступились. Рада сделала шаг навстречу песчанику.

— Как они тебя слушаются, — сказала она весело, как будто на прогулке в парке. — Ты теперь крысиный король, да?.. Помнишь, ты мне рассказывал сказку про заколдованного принца?..

Тот поднес руку ко лбу и тут же опустил.

— Это ты, — сказал он странным голосом. — Я догадывался. Но ведь ты умерла. Тебя сожгли.

Рада засмеялась — ее смех походил на плач.

— Я не умерла, любимый. Это ты умер.

— Да, — согласился Тот, не сводя с нее ледяных огромных глаз. — Я умер. Давно. Когда бросил тебя гореть в костре. А теперь поздно, Рада.

— Нет, не поздно, — Рада сделала еще один шаг. — Иди ко мне, Тутти. Я знаю! — она отмела возражения, готовые сорваться с его губ, взмахом руки. — Я знаю, ты болен. Ты пьешь кровь. Но ты можешь пить — мою — кровь. И больше ничью. И тогда все будет хорошо.

— Мило, — со стены раздались ленивые аплодисменты. Нета оглянулась и увидела потрясающую красавицу в черном, глядящую на Раду с непередаваемой смесью жалости и презрения. — Деточка, ты меня, конечно, извини, но пока что твой Тутти пьет мою кровь. И она ему нравится. Ты несколько подзабыла, похоже, но тогда, пятнадцать лет назад, он выбрал меня. Сам выбрал, заметь.

— Рада! — Подорожник, хромая, подошел к ней и положил руку на ее плечо. — Не надо, не разговаривай с ними. — Его окровавленное лицо исказилось. — Рада!.. Они убили Лекаря. Они убили Мэри-Энн. Они чуть не убили Тритона. Они наши враги.

— Герой, — Тот усмехнулся одними губами. — Видишь, Рада? Все правильно. Ты лучше послушайся его и уходи. Я скажу, чтоб тебя не трогали.

— Куда же я пойду? — голос Рады растерянно дрогнул. Она не обращала ни малейшего внимания ни на соперницу, ни на Подорожника. Ее глаза были устремлены на Тота, и только на него. — Я не могу никуда уйти, бедный мой мальчик. Я люблю тебя больше жизни. Разве ты не знаешь?..

— Ну, хватит, — по губам Тота прошла судорога, он так резко отвернулся, что черный плащ взлетел за его спиной, как крылья. — Уходи, Рада. Твой бедный мальчик давно умер, а ты все перепутала.

— Убрать ее, Господин? — с готовностью спросил Адамант, его темные, как будто немного пьяные, глаза обшаривали тонкую фигурку Рады.

— Попробуй подойди, — Подорожник с треском сломал древко стрелы, торчащей из его бедра, и отшвырнул в сторону. — Попробуй тронь ее, вампир поганый.

Дагмара, стоявшая на стене, звонко расхохоталась и легко, невесомо соскочила вниз, в галерею. В два шага она оказалась стоящей перед Подорожником, лаская его бесстыдным взглядом огромных, широко расставленных глаз неправдоподобно-вишневого цвета.

— Какой славный мальчик, — сказала она бархатным голосом. — Тот, можно, я его поцелую?..

— Делай что хочешь, — Тот не оборачивался, его широкие плечи опустились. Он походил на дряхлого ворона в своем черном плаще. — И вообще, пора закругляться. Сколько можно. Мне надоело это развлечение. Прикончите их — сколько их там осталось?.. Нам пора домой, утро скоро.

— Горожане открыли ворота, Господин, — произнес Адамант с поклоном. — Их ведет Секач. Думаю, он уже управился с теми, кто оставался внутри. Осталось добить этих.

Он кивнул в сторону. Нета увидела Огневца, стоящего, расставив ноги, рядом с поникшим Умником у двери, ведущей вниз, во внутренние покои. Крысы висели на его руках, на плечах и груди, они рвали Огневца зубами, куртка на нем болталась кровавыми клочьями, но он стоял, подпирая дверь спиной. Умника почти не было видно за шевелящейся массой серых тварей, он полусидел — полулежал, прислонясь к двери, глаза его были закрыты.

Нета поискала глазами Алису и не нашла.

Где же она?.. Где Лей, Кудряш, Птичий Пастух, Рут?.. Где Речник?.. Этот песчаник сказал, что горожане уже внутри замка… Внутри? А лазарет? Тритон!..

Нета судорожно стиснула пальцы в кулаки.

Он же спит… я его убаюкала. И никто не сможет его разбудить без меня!

Она оглянулась на Подорожника, заслоняющего собой Раду, на Огневца и Умника и сглотнула слезы.

«Простите меня, — прошептала она, взлетая над стеной и ныряя за угловую башню. — Простите меня, пожалуйста. Мне нужно к нему…».