Ночь обступала костер, горящий на склоне, как будто за спинами отродий угрожающе сжимало кольцо темное войско. Каждому казалось, что над ухом дышит кто-то невидимый и враждебный. И они молчали, все ближе придвигаясь к огню.

— Неприятное место, — нарушил напряженное молчание Чен. — Голое. Что-то неестественное есть в этой тишине. Здесь, по крайней мере, должны быть чайки. Но их нет.

— У меня такое чувство, что мы в западне, — хмуро сказал Тритон. — Кто-то заманил нас в ловушку.

— Это ты меня поила… изо рта? — тихо спросил Марк, нагнувшись к Нете. Его зеленые, как трава, глаза блеснули совсем близко от ее лица.

— Узнал? — Нета через силу улыбнулась.

— Да, — Марк серьезно кивнул. — Спасибо.

— Она не дала тебя бросить там… в замке, а потом на кладбище, — Целительница смотрела в костер, а не на мальчишку. — А я вот хотела оставить. Прости. Я не знала, что ты номад. Никогда о них не слышала. Я думала, все — и отродья, и люди становятся вампирами, если…

— Ничего. Я вас понимаю. — Марк помолчал и сказал. — Знаете, мне этот остров кажется знакомым. Вон там, за гребнем, должен быть ручей. Мы сюда заходили по пути в Брель, пополнить запас питьевой воды. Немного южнее есть еще один островок, гораздо меньше этого. Фактически, утес, торчащий из воды. Но, когда мы здесь были, кругом было полно птиц. Чайки. Гнезда кто-нибудь видел? Вы же осматривали остров?

— Я видел, — Умник кивнул. — Мы как раз вылезли из воды на том склоне, где все было в перьях и старой скорлупе. Но гнезда были покинуты. Как будто птицы здесь больше не живут.

— Очень странно, — Чен сдвинул брови. — Утром надо осмотреть тут все еще раз.

— Как мы отсюда выберемся? — робко спросила Рут. — Бригантину… можно починить?

— Вряд ли, — Огневец покачал головой. — Я был там внутри, когда мы вытаскивали девчонок и Марка. Там все перекорежено, шпангоуты просели, в боку дыра. И полно воды. К тому же, посудина застряла между скал, как ты ее снимешь… В общем, попали мы.

— Ну, не совсем чтобы уж попали, — Тритон задумчиво смотрел в огонь, лизавший обломки шлюпки. — Я смогу долететь до Бреля и нанять там какое-нибудь суденышко. Пара побрякушек из пиратских сундуков — и любой рыбак с радостью отправится в море. Вы в ожидании подмоги с голоду не умрете — пошарим на бригантине, отыщем запасы солонины, вина там, сухарей… Вода на острове есть. Но мне все равно не нравятся этот откуда ни возьмись явившийся шквал и так вовремя подвернувшиеся скалы, ага.

— Тихо, — вдруг сказала Мэгги и вытянула шею. — Тихо!.. Слышите?..

Отродья замолчали и прислушались, но никто ничего не услышал.

— Мэгги, — с жалостью начала Целительница, — не надо… тебе почудилось…

— Тише! — Мэгги яростно сверкнула на нее припухшими от слез глазами. — Я слышу чайку! Далеко… Я слышу, говорю вам!

Она вскочила на ноги, поднесла сложенные ладони ко рту и издала резкий чаячий крик. И на этот раз отродья услышали еле различимый ответный зов. Теперь уже вскочили все.

Минуты тянулись, отродья вглядывались в темноту. Птичий зов повторился громче и ближе.

— Летит, — напряженно сказал Умник. — Я ее чую…

Еще через несколько мгновений приближающуюся птицу почуяли все, потом услышали и шелест крыльев. Чайка, появившись в свете костра, спланировала на плечо Мэгги и что-то резко прокричала ей в ухо. Мэгги ахнула и приложила ладонь к дрожащим губам.

— Что? Что она говорит? — отродья придвинулись поближе, глаза друзей в тревоге впились в лицо Мэгги.

— Птиц, — выдохнула она. — Птиц прислал чайку… Они с капитаном на том островке… Макс сильно ранен, не может лететь… Им нужна помощь…

Мэгги оглядела остатки стаи совершенно безумным взглядом.

— Он жив… Понимаете? Птиц жив. Он не утонул. Он не погиб. Он жив, он жив!.. — она заплакала взахлеб, как маленькая, размазывая кулаками слезы, градом катящиеся по щекам. — А я говорила… я не верила… я чувствовала, что он жив… а вы мне говорили…

— Мэгги, Мэгги!.. — Жюли бросилась к подруге и крепко обняла. У нее и у самой глаза были на мокром месте, она гладила Мэгги по спине и бормотала: — Успокойся… перестань… видишь, все хорошо… Сейчас им помогут… Ты скоро его увидишь! — Жюли прикусила дрожащую губу, чтобы случайно не выронить то, что рвалось с языка: «А я уже никогда… никогда…»

— Хватит, — сказал Чен жестко. — Мэгги, твоя чайка может показать дорогу?

Мэгги перестала рыдать и быстро-быстро закивала головой.

— Да… Да, конечно. Скорее! Тритон, Нета! Скорее!..

— Конечно, — мягко сказала Нета. — Конечно, мы летим прямо сейчас.

Тритон вынул из костра горящий обломок подлиннее.

— Огневец… ты можешь сделать так, чтобы факел не потух, пока мы будем лететь?

Огневец сосредоточенно кивнул, снял с факела пламя, перекинул с ладони на ладонь и вернул на место.

— Теперь не погаснет. Но вы все равно поспешите.

Мэгги торопливо говорила с чайкой, гладила белые перья. Наконец, птица согласно вскрикнула, взлетела с ее руки и закружилась над костром.

— Давайте, — сказал Чен. — Удачи.

Нета и Тритон, переглянувшись, с места поднялись в воздух и полетели за чайкой в сторону моря. Отродья долго смотрели вслед огоньку факела, пока его не поглотила тьма.

— Ну, вот, — как будто подводя черту, сказал Чен и первым вернулся к костру. — Теперь только ждать. Я бы советовал всем поспать, а я покараулю на всякий случай.

— Да какой тут сон, — Огневец уселся по-турецки у огня и решительно умостил покорную Люцию у себя между колен, как в гнезде. — Девчонки бы поспали, и то хорошо. Закрывай глазки, малышка. Ты сегодня пережила достаточно — на месяц вперед хватит.

— Правильно, — Умник исподлобья взглянул на молчаливую и бледную Алису. — Некоторым тут сон жизненно необходим.

— А тебе не необходим?.. — Алиса хотела привычно поспорить, но потом вздохнула и призналась: — Я боюсь спать. Мне страшно.

— Мне тоже, — шепнула Рут. — Все время кажется, что из темноты вот-вот полезут вампиры…

— Потерпите, дети.

Никто не заметил, как Слепой Оракул появился из темноты. Все обернулись, а Чен вскочил. Фигура в сером плаще и низко надвинутом капюшоне успокаивающе подняла руку.

— Не надо, Чен. Я вам друг, а не враг.

— Откуда ты знаешь мое имя? — Чен продолжал стоять, загораживая Оракулу путь к костру, его мускулы напряглись — буси приготовился к прыжку.

— Поживи с мое… — в голосе слепого послышалась незлая усмешка. — Я пришел сказать, что ваш путь скоро завершится. Осталось совсем немного. Алиса!

Снегурочка подняла голову.

— На последнем этапе твоя роль будет главной, девочка, — мягко сказал Оракул. — Поэтому ты должна беречь силы. А ты, Умник, береги ее. Постарайся, чтобы она осталась жива.

Умник впился глазами в его лицо, укрытое тенью капюшона, и медленно кивнул.

— Я постараюсь, Оракул.

— Оракул? — Чен слегка расслабился и склонил голову. — Простите меня, о Учитель. Я вас не узнал.

— Мне не за что тебя прощать, Чен, — слепой подошел к костру поближе, откинул капюшон и протянул к огню узкие ладони. — Ты оберегал своих. Ты хороший вожак, тебе можно доверить стаю. Только не сворачивай с пути добра, воин.

— Хатамото буси не ходят путями зла, — ответил Чен, сверкнув глазами и выпрямившись.

— У зла много тропинок, — возразил Оракул. — Иногда трудно не спутать.

— Я знаю, кто враги, — упрямо сказал Чен. — Кровососы — враги. Серый Флейтист — враг. Все, кто не друзья стае — враги.

Слепой вздохнул и покачал головой.

— Нет, Чен. Ты ошибаешься. Вот, например, Кей. Он не друг стае. Он гуляет сам по себе. Однако он не позволил захватить «Недотрогу Молли» в порту Бреля, нашел запертых в каюте девушек и Марка, помогал удержать штурвал во время бури… Выходит, Кей вам не враг, и он это доказал. Потом, горожане Бреля. Они были врагами отродий, потому что отродья внушали им страх. Страх ушел — и они превратились пусть не в друзей, но в мирных соседей.

— А Серый Флейтист? Он враг.

— Ты не понимаешь, что такое Крысолов, Чен, — тихо сказал Оракул.

— И что же он такое? Бог? Ходячее добро с дудкой?.. — Чен непримиримо усмехнулся.

— Нет. Крысолов — это… маятник.

— Что это значит?

— Я попробую объяснить, — слепой опустился на камни и некоторое время молчал, повернув к огню свое тонкое лицо с закрытыми глазами. Потом медленно сказал: — Понимаете, дети, после Провала мир сделался неустойчив. Крысолов — маятник, поставленный Кровельщиком в середине мира. Он не отродье… и не человек. Он должен вечно хранить равновесие между добром и злом.

— То есть, он не может умереть? — робко спросила Жюли.

— В том-то и беда, что может, — Оракул опустил голову и накинул капюшон. — Его работа тяжела… Да, дети, Ной может умереть. Но Крысолов должен жить вечно.

— А как же?.. — Жюли чуть подалась вперед, в ее больших кротких глазах плясали отсветы костра. — Как же это, Оракул?..

— Маятником можно стать только добровольно, — помолчав, ответил слепой. — Но для этого нужно особенное сердце и особенная решимость. Это все, что я могу вам сказать. Прощайте, дети, мне пора.

— Погодите, — Целительница подняла руку. — Так значит, все это… все эти испытания…

— Да, — Оракул кивнул. — Миру нужен новый маятник. Молодой и сильный.

— А кровососы? — глаза Чена превратились в черные узкие щели. — Кто их истребит?

— Прощайте, дети, — Оракул махнул рукой и пропал.

* * *

Сэр Макс в бреду ругался нехорошими словами на всех языках. Голова у него была сильно разбита, темные локоны слиплись от крови и соленой воды.

Островок был так мал — да не островок, собственно, а торчащая из воды, точно зуб морского чудовища, скала, — что отродья еле умещались на нем вчетвером. Тошке пришлось стоять буквально на одной ноге, балансируя на неровной и скользкой поверхности.

Когда Тритон с Нетой прилетели, расхристанный, но целый Птичий Пастух сидел на верхушке этого зуба, держа на коленях капитана, скрипевшего зубами в беспамятстве.

— Тошка… Нета… — Птичий Пастух привстал, его лицо прояснилось. — Значит, долетела моя чайка… Значит, Мэгги жива! А?..

— Жива, жива, — Нета, с трудом найдя местечко на камне, озабоченно склонилась над пиратом. — Ого… Макс, душа моя, откройте глазки… Нет, бесполезно, тут надо три пары рук, да чтоб Жюли в лоб дышала… Ты-то сам как? Не ранен? Нигде не болит?..

— Нет, я цел. Даже удивительно. Меня за борт выбросило через секунду, наверное, после того, как Тошка крикнул тебе, чтобы ты взлетала, — рассказывал Птиц, пока Нета ощупывала капитана. — Я даже понять ничего не успел — кувырк!.. плюх!.. кругом волны до неба, хлебнул-вынырнул, хлебнул-вынырнул… оглядываюсь — ничего не видно, куда плыву, непонятно. Ну, потом молния шарахнула, вижу — скала торчит… я к ней. Вылез и сижу, как ворона на заборе. Холодина, ни души вокруг, ничего не видать, и, главное, птиц нет… А Макса часа через полтора, наверное, волны вынесли. Смотрю, недалеко у камней что-то темное болтается. Выволок его, а он невменяемый. Вот как сейчас. То бормочет непрерывно, то полностью отрубается. Башка расшиблена. Честно говоря, я растерялся. Стал его держать, как мог, но, чувствую, не удержу, умрет. Хорош бы я был на голой скале в обнимку с трупом. Свистел-свистел — ни одна птица не откликается. Ниоткуда. Как будто… вы не поверите, знаю… но мне показалось, что заглушка стоит — и именно над этим местом в море. Специально поставлена. А потом вдруг чайка. Взъерошенная вся, как будто ее лисы трепали. Я ей говорю: ищи корабль, а она говорит: я туда не полечу… Куда, — спрашиваю, — туда?.. Она мне рассказала про остров, но лететь к нему отказывалась изо всех сил. Еле уговорил. Слушайте, я замерз, как собака… Что делать-то будем?

— Мы с Нетой отнесем Макса и вернемся за тобой, — сказал Тритон. — Померзнешь еще немного? Не превратишься тут в сосульку?

— А может, я доплыву? — с надеждой спросил Птиц. — Далеко здесь?.. Чайка говорила, вроде, близко…

— Для чайки, может, и близко, — твердо сказал Тритон, — а ты все-таки дождись нас. Так будет лучше. Куда ты собрался плыть замерзший и в темноте?.. Мы тебе факел оставим, его Огневец обработал, будем надеяться, не погаснет до нашего возвращения. Какое-никакое, а тепло. И возьми мою куртку, она сухая.

— А вы как в темноте полетите?

— А куда нам факел — в зубы брать?.. По чутью полетим. Мы же только что этим путем прибыли — след еще остался. Надевай куртку. Вот так. Нета, выдержит Макс?

Нета сосредоточенно кивнула.

— Думаю, выдержит, но надо спешить. У него жар, правая рука сломана в двух местах, и раны на голове мне не нравятся. Их надо срочно промыть пресной водой. Летим, Тош. Ты сильней меня, возьми справа… руку осторожно, и старайся не шевелить. Сможешь?

— Ага, взял.

Сэр Макс застонал, не открывая глаз.

— Ну-ну, — сказала Нета, подхватывая его слева. — Потерпите, вы же у нас храбрый… вы же у нас капитан… бедный мой мальчик…

— Пока, Птиц, — Тритон оттолкнулся ногами от мокрого камня. — Жди, мы скоро.

И они скрылись в темноте.

Птичий Пастух запахнул куртку поплотнее и приготовился ждать. Сильно мерзли босые ноги — башмаки он потерял в море. Свет оставленного Тритоном факела ложился на спокойные волны масляными бликами. Там, внутри темных волн, что-то шевелилось. Водоросли. Тени. Прядь водорослей золотисто блеснула, поднялась к поверхности. Птиц вздрогнул и протер глаза. Померещилось. Тихий смех пронесся над поверхностью воды, рассыпался нежнейшим колокольчиком и замер. Мавка!.. Птичий Пастух отшатнулся и поспешно встал. Все было тихо. Он осторожно наклонился, освещая волны у самой скалы, и застыл, едва не выронив факел: там, в воде у поверхности плыли женские волосы, обрамляя самое прелестное лицо из всех, какие ему когда-либо доводилось видеть. Это лицо улыбалось ему сквозь толщу воды, как сквозь бутылочное стекло, золото и зелень смешивались и расплывались перед его глазами, обещая, баюкая и дразня. Птиц, обмирая, смотрел и смотрел на эти губы, на чистый лоб, плывущие волосы и таинственно мерцающие глаза. Его качнуло. Колени дрогнули и подогнулись. «Иди ко мне», — шевельнулись нежные губы. Птиц хотел отстраниться и не смог. Сознание спуталось. Он что-то пробормотал и прикрыл глаза. Волны раскачивали скалу, точно колыбель, раскачивали его тело, медленно пульсировали в мозгу, тошнотой подкатывали к горлу. Он не сопротивлялся. Раствориться… Раствориться… Плыть… Засыпая, впадая в забытье, обморочно заволакиваясь зеленоватым туманцем, содрогаясь от предсмертного наслаждения… «Иди ко мне… Иди…». Где-то тревожно крикнула чайка. Ему было уже все равно. Свет померк. «Иди сюда…». Он качнулся, пальцы ослабли, Птиц выронил факел. Это его и спасло: пламя, завороженное Огневцом, рванулось и лизнуло босые ноги. Птиц очнулся от боли в тот момент, когда факел свалился в воду и потух, зашипев. Золотые волосы метнулись прочь, адский вопль пронесся над морем, завершившись раздраженным визгом. Чешуйчатая рептилия взвилась из воды на мгновение и обрушилась назад, далеко от скалы, подняв огромный фонтан брызг. Птерикс схватился за голову и стоял, покачиваясь на слабых ногах, как былинка на ветру, пока душераздирающий визг не затих вдалеке. Потом опустился на мокрые камни и лег, дрожа и стуча зубами, спрятав лицо в ладони, как маленький мальчик, которому приснился страшный сон. Чайка опять закричала. У него не было сил ответить. Чайка метнулась сверху, из темноты, камнем упала к нему на плечо, клюнула ледяные пальцы и крикнула снова. Птиц нащупал гладкие перья, погладил. Его трясло, как в лихорадке.

«Вставай! — кричала чайка. — Птиц, вставай же!.. Ты что, заболел?»

Тритон еще раз встревоженно потряс друга за плечо и обернулся к Нете.

— Ничего не понимаю… Давай перетащим его на остров скорее. Я такого еще не видел…

Птиц стучал зубами и молчал. Косил диким взглядом, но, кажется, не узнавал ни Тритона, ни Нету. Отродья поспешно сгребли его в охапку и полетели к острову. Птерикс болтался у них в руках, точно куль с мукой.

К ним со всех ног бросилась Мэгги, но ее Птиц тоже не узнал. Целительница, хлопотавшая вокруг раненого капитана, передала заботу о нем испуганной Рут и присоединилась к Нете и Жюли, которые осматривали Птичьего Пастуха.

— Никаких повреждений… Он не ранен, — Нета недоуменно посмотрела на Целительницу и пожала плечами. — Мы же недолго отсутствовали, Лина. Только отнесли Макса — и сразу назад. Что могло случиться за это время?..

Целительница приложила руку ко лбу птерикса и нахмурилась.

— Мне кажется, я знаю… Похоже, его Морина отравила. Ах, как нехорошо…

— Морина?..

— А ты не слышала про это?.. Странно. Вы же приморские. Неужели у вас Морина не водится?

— Да что за Морина такая?

— Ну, Морина. Любовь морская. Я сама не видела, но моряки рассказывают, что появляется, вроде бы, девушка дивной красоты из воды. Устоять перед нею совершенно невозможно — настолько прекрасна. Ну, и зовет к себе, манит, потом ласкает… и залюбливает насмерть неосторожных. Говорят, у нее ядовитое дыхание.

— А что она такое, эта Морина? — спросила Жюли, с жалостью глядя на невменяемого птерикса. — Отродье?

Лина пожала плечами.

— Я же сама не видела ее, не могу судить. Слышала, будто она чудовище, водяная змея… Но вот Аранта тоже может перекидываться во что захочет — так что, может, и отродье.

— Да какая разница! — Мэгги сморщилась, растолкала подруг и обняла Птичьего Пастуха. — Змея она или не змея, надо же что-то делать!.. Птиц, любимый, посмотри на меня, пожалуйста. Посмотри, это я. Это Мэгги. Птиц!..

Птичий Пастух смотрел куда-то поверх ее головы и не реагировал ни на слезы, ни на поцелуи.

Нета, Жюли и Лина переглянулись.

— Мне кажется, раз она его отравила, то можно попробовать лечить, как будто это простой яд, — нерешительно сказала Жюли. — Давайте почистим, вдруг поможет?

— Правильно, — Лина одобрительно кивнула. — Нета, по-моему, его надо убаюкать на всякий случай, мало ли что.

— Яблоки.

На кромке зыбкого света, падающего от костра, стоял Кей.

— Что ты имеешь в виду? — спросила Целительница, игнорируя его вечную усмешечку.

— Почистить после Морины мало, — пояснил островитянин. — Яблоки нужны. Свежие. А то яд останется глубоко внутри. С виду незаметно, но… У нас на Островах от этой Морины столько народу полегло, жуть. Я сам ее видел. В детстве. Меня Учительница еле выходила. Столько яблок мне скормила, до рвоты. Я с тех пор ни на яблоки, ни на девушек смотреть не могу — тошнит.

— Вот бедняга, — Огневец уставился на Кея и подергал себя за бороду, сокрушенно вздыхая. — Прямо вот вообще на девушек смотреть противно?..

— Это побочный эффект от Морины, — пояснил Кей. — Со временем привыкаешь.

Мэгги испуганно всхлипнула и с ужасом посмотрела на Птичьего Пастуха.

— А от парней не тошнит? — полюбопытствовала Нета и прищурилась.

Кей ухмыльнулся.

— А парни — это те же девушки, только еще глупее. Никакой разницы.

— Ладно, — Рут встала. — Люция, посиди с капитаном, пожалуйста. Я за яблоками схожу.

— Да я слетаю, — вызвался Тритон. — Куда ты по камням ночью полезешь? Шею свернешь и все.

— Какие яблоки?.. — Чен нахмурился. — Я же видел эту яблоню, на ней и листьев-то нет.

— Я попрошу — к утру будут, — сказала Рут. — Тяжело ей, конечно, придется… но я-то на что? Помогу. А тебе она не даст, Тритон, ты же не друид. Так что идти все равно мне.

Чен поднялся.

— Вместе пойдем. Тритон прав: ты на этих скалах только покалечишься. Пошли, я помогу, дриада. К утру, говоришь?.. Ну, значит, к утру вернемся. Ждите.

Нета наклонилась над Птичьим Пастухом. Он сидел на камнях, отрешенно глядя перед собой. Красивое лицо осунулось, кружевные тени от ресниц лежали на бледных щеках. Ресницы у птерикса были такие длинные и мохнатые, что ему завидовала вся девичья часть стаи. Когда-то Рада из зависти даже дразнила его… Нета глубоко вздохнула, обняла Птичьего Пастуха и тихо зашептала ему в ухо. Он уснул почти сразу, и почти сразу застонал, как будто ему снился кошмар. Нета осторожно опустила его на землю и положила ладонь на лоб. Лоб был влажный и холодный. Птиц застонал снова и что-то забормотал. Губы у него мгновенно пересохли и потрескались, по вискам потек пот.

— Ай-яй-яй, — озабоченно сказала Лина. — Мы ошиблись. Буди его, Нета! Скорее! Ведь Морина его во сне достанет… Как же я не подумала… А ты почему не сказал? — напустилась она на Кея. — Ты же знал, что спать нельзя!

— Забыл, — Кей пожал плечами. — Это давно было. И не повышайте на меня голос, а то я еще что-нибудь забуду.

Нета поспешно подула Птичьему Пастуху в лоб, но он не просыпался, только начал метаться и дрожать. Нета подула еще, потом похлопала птерикса по щекам — все было бесполезно.

— Нета!.. — закричала Мэгги. — Ты что, не можешь… не можешь… Пусти меня!..

Она упала рядом с Птицем на колени и стала трясти его изо всех сил.

— Просыпайся! Просыпайся!.. Проснись сейчас же, я тебе говорю!.. Морина! — она вскочила на ноги, растрепанная, с отчаянной решимостью в глазах. — Морина! Убирайся, поганка! Отпусти его, пока я тебе глаза не выцарапала, гадина!.. Иди сюда, тварь! Боишься?..

Скала под ногами отродий дрогнула — совсем чуть-чуть, но сверху с тихим шелестом посыпались мелкие камешки. Странный звук, похожий одновременно на шипение и свист, послышался сбоку, от останков бригантины. Отродья обернулись. Там, из расщелины в скале, из-за искореженного остова «Недотроги Молли» неспешно поднималась гигантская то ли змея, то ли рептилия, покрытая чешуей и водорослями.

Мэгги замолчала и, позабыв закрыть рот, зачарованно смотрела, как все выше вздымается голова чудовища на бесконечной гибкой шее, как тошнотворно медленно поворачивается в сторону костра…

Огневец вскочил — в каждой руке по снопу огня. Тихо ахнула и попятилась, пытаясь прикрыть собой раненого сэра Макса, Люция. Целительница всплеснула руками и села на землю, точно ноги отказались ей служить. Умник выхватил из костра головешку. Алиса бросилась к Мэгги и схватила ее за руку, пытаясь оттащить назад.

Ругаясь сквозь зубы, с разбегу взвился в темное небо Тритон и понесся навстречу монстру. Морина повернула голову и посмотрела на него равнодушными ледяными глазами.

— Тошка! Куда?! Назад! — закричала Нета и тоже взлетела.

Марк поднял с земли несколько камней поувесистей и стал обходить чудовище со стороны моря. Огневец, спотыкаясь и размахивая факелами, побежал к бригантине. Умник бросился следом.

— Девчонки, уходите!.. Уходите! — кричал он на бегу. — К берегу!..

Но в его призыве не было никакого смысла, потому что уходить было некуда. Девушки просто прижались друг к другу и беспомощно смотрели на происходящее.

Жестом, не лишенным даже некоторого изящества, колоссальная лапа, появившаяся из расщелины, отбросила Тритона в сторону. Он несколько раз перевернулся в воздухе, но сумел выровняться и не разбиться о скалу.

— Ты цел? — крикнула Нета. — Погоди, не рвись, надо подумать, как с ней справиться…

— Никак, — Тритон, тяжело дыша, оглядывался по сторонам. — У нас и оружия нет.

Умник нагнулся, поднял камень и швырнул в чудовище. С другой стороны полетел обломок, брошенный Марком. Камни, скользнув по чешуе, не причинили Морине никакого вреда, чего нельзя сказать об огненном шаре, который метнул следом Огневец. Тварь отдернула лапу и яростно зашипела.

— Ага!.. Не нравится? — заорал Огневец и размахнулся снова. Но не успел. Облепленный ракушками хвост плетью хлестнул по камням и смел пиромага, как пушинку. От костра, не разбирая дороги, на помощь к нему с криком побежала Люция.

— Огонь, — сказала Нета. — Слышишь, Тошка? Мы ее огнем, гадину…

Они понеслись к костру.

— Подбросьте дров! — крикнул Тритон. — Не давайте погаснуть!.. Нета, на, возьми… Только не суйся близко, подальше держись, пугай ее огнем…

Морина появилась из расщелины уже почти целиком. Корпус «Недотроги Молли» явственно затрещал, притиснутый к камням ее тушей. Сэр Макс, очнувшись, зачем-то полз к ней, цепляясь за камни здоровой рукой и бормоча непонятное.

— Погибнем все! — закричала Целительница. — Алиса!.. Что ты встала? Молнию давай!..

— Ох, и правда… — Жюли обернулась к подруге. — Алиса…

Алиса, как будто внезапно вспомнив о своих способностях, выбежала вперед и вскинула руки. Две синие молнии, сорвавшиеся с ее пальцев, ударили в чешуйчатую грудь рептилии и потухли, бесполезные.

— В голову, в голову бей! — крикнул Тритон, пикируя с факелом сверху.

Гибкая шея дернулась в сторону и вверх, острые зубы щелкнули, едва не отхватив летуну руку.

Алиса с яростным криком швырнула еще две молнии прямо в приплюснутую морду. Они не достигли цели — тварь увернулась от них с легкостью. Однако молнии рассердили монстра.

Бронированный хвост — шшшухх!.. — метлой прошелся по костру, отродья, точно сметенные порывом ветра бумажные фигурки, разлетелись в разные стороны вместе с пылающими головешками и сотней мелких острых камней. Из темноты, подобно атакующему богомолу, внезапно выскочил Чен, молча прыгнул на извивающийся хвост и побежал вверх, к голове, быстро перебирая ногами.

— Возьми факел! — крикнул Тритон.

— Нож, — ответил Горный учитель на бегу. — Мне нужен нож. У нее на голове золотая чешуйка… единственное уязвимое место…

— У меня нет ножа!.. — Тритон закружился возле головы Морины. — Вижу… Вижу чешуйку!.. Не подпускает, гадина!..

Огромная голова с непостижимой быстротой рванулась назад, извернулась на длинной шее и сшибла буси со своего загривка. Чен кубарем полетел к остаткам разметанного костра, покатился по остывающим углям и вскочил на ноги. Голова чудовища на миг замерла и тут же ударила снова — выпад пришелся Тритону прямо в грудь, и он спиной вперед влетел в торчащую скалу. Нета, ахнув, метнулась к нему. Отродья закричали. В этот момент Морина подняла лапу и опустила ее на голову Алисы. Но за секунду до этого рядом оказался Умник, он выскочил откуда-то сбоку и изо всех сил толкнул Алису в плечо. Она отлетела в сторону и проехалась по камням, ободрав колени и ладони в кровь, но в остальном осталась невредимой, чего нельзя сказать об Умнике. Он не успел отскочить, и гигантская лапа рептилии придавила ему ноги. Умник дергался и кричал в жестоком капкане, пытаясь выползти из-под каменной тяжести, и к нему на помощь с разных сторон бросились Чен и Марк.

— Смотрите!.. Там Кей!.. — закричала Жюли.

И отродья увидели маленькую фигурку, появившуюся непонятно откуда прямо на голове Морины. Островитянин оседлал загривок монстра и, оскалившись, с размаху вонзил маленький, точно игрушечный, кинжальчик в середину плоского черепа. Лезвие, блеснув серебром, вошло в бронированную башку рептилии, как в масло, Морина замерла, а потом издала такой невыносимо пронзительный визг, что отродья пригнулись к земле, зажимая уши, а Кей сорвался с чешуйчатого загривка и, кувыркаясь, полетел вниз со страшной высоты.