Глава 1. День накануне грозы

Вы слышали о Руэсте? Это — западная часть Рофалии, одна из самых больших провинций, и, бесспорно, — самая богатая. Здешняя природа благоприятствует этому: мягкий климат и плодородная почва почти каждый год позволяют получить хорошие урожаи пшеницы и ржи, леса полны дичи, а река Лорена, полноводная и глубокая, способна накормить рыбой половину королевства.

От внешнего мира Руэст отгорожен цепью невысоких зелёных холмов. Жизнь здесь, в отличие от шумной столицы и её окрестностей, течет спокойно, размеренно. Из года в год крестьяне засевают просторные поля, косят на зиму траву, занимаются ловлей рыбы. Знать проводит свое свободное время так же, как и их предки столетия назад: осенью устраиваются охоты, летом — пикники и небольшие праздники, то у одного, то у другого соседа.

По берегам реки раскинулись небольшие деревушки. В стороне от них, на вершине холма, возвышается двухэтажное здание, сложенное из белого камня. Элегантная архитектурная постройка — родовое гнездо графов де Берн. Это имя известно почти всем в Руэсте: прошло около двух столетий с того дня, как первый из графов де Берн получил здесь имение за верную службу королю и проявленную храбрость.

За этот промежуток времени, путём выгодных браков либо покупки соседних земель, границы имения были расширены. После смерти Теодора де Берна около десяти лет назад, оно перешло по наследству его вдове и сыну. Но они редко приезжали сюда: молодой граф служил наследнику престола в столице, а его мать, Марьяна де Берн, старалась находиться как можно ближе к любимому сыну.

Всеми делами в поместье занимался управляющий, время от времени приезжавший в столицу с отчетом. Каким же сюрпризом для него, равно как и для всех слуг, стало неожиданное возвращение молодого графа, который, к тому же, решил задержаться на несколько месяцев. В провинции каждая новость становится поводом для сплетен. В то лето не только крестьяне де Бернов, но и дворяне, жившие по соседству, долго строили различные предположения относительно внезапного приезда юного наследника.

Но очень скоро стало известно, что виной всему — политическая интрига: стареющий король Реал Четвёртый, увлекшись юной красавицей, оставил свою супругу и наследника престола. Люди, преданно служившие королеве, оказались в опале, а некоторые — даже в тюрьме. Вот почему соседи де Бернов, мелкопоместные дворяне, сначала стремившиеся снискать дружбу Ральфа, поспешно оставили его, узнав о несчастье. Никто не хотел обвинений в государственной измене.

Впрочем, юношу это меньше всего беспокоило. Весной ему исполнилось двадцать два года. Высокий, стройный, с правильными, словно вылепленными скульптором, чертами лица, и тёмно-русыми волосами, — Ральф был удивительно хорош собой.

Молодой граф мог похвастаться тысячей и одним увлечением, в котором ему не было равных: прекрасный охотник и стрелок, искусный наездник — граф де Берн снискал себе известность даже при королевском дворе. Вельможи дорожили его дружбой, потому что знали его твёрдую руку и верное сердце. Самые обаятельные девушки из знатных семей приберегали для него улыбки.

Даже сейчас, будучи практически в опале, граф де Берн мог сделать предложение любой красавице и не получить отказа. Но, странное дело, ни в столице, ни в провинции он не нашёл женщины, которой смог бы по-настоящему увлечься. Как многие, он втайне мечтал об идеале: его избранница должна быть не только красивой, но и умной, доброй, нежной. Поэтому Ральф не спешил связать себя узами брака, хотя мать постоянно намекала ему об этом. Бедная графиня беспокоилась о продолжении рода, мечтала понянчиться с маленькими внуками, и, возможно, имела кое-кого на примете…

Но Ральф этого не знал и пока наслаждался размеренной жизнью в родовом поместье. Слуги, жившие в особняке, редко видели хозяина: рано утром он выезжал верхом на черном, как смоль, Рубине, и возвращался только поздним вечером. С собой молодой человек брал только камердинера, которого привёз из столицы, и они никогда не приезжали с охоты с пустыми руками.

Так было и в тот знаменательный день, двадцать первого июня. Мужчины выехали из замка на рассвете. Небо было высоким, прозрачно-голубым, без единого облачка, на траве и невысоком кустарнике сверкали капли утренней росы.

— Однако, день будет жаркий, ваша светлость, — сказал камердинер.

Ральф придержал коня, потянув за поводья:

— Почему ты так думаешь, Тони?

— Да вы посмотрите, какое небо, господин граф. Я же в деревне родился, хоть и не здесь, а приметы знаю, — ответил Тони. — Надо бы хорошего дождя, — продолжал он, — засуха не прекращается уже три недели. Если так пойдёт дальше, погибнет рожь, а она только-только начала набирать колос…Да! — воскликнул Тони вдруг, — вы знаете, о чём говорят в замке, ваша светлость?

— Нет, и о чём же? — рассеянно спросил Ральф. Его взгляд был устремлён вперёд, на кромку зелёного леса, темнеющего вдали, за холмом.

— Говорили, что если вы продолжите ездить на охоту изо дня в день, сбегая из родного дома, то, рано или поздно, встретите лесную колдунью.

— Вот как, — Ральф улыбнулся. — Это было бы недурно. Всегда хочется узнать свою судьбу. Может, она предскажет мне что-нибудь великое? Ну, и какая же она, твоя колдунья? Наверное, это — сморщенная старуха, покрытая черной сажей в жутких лохмотьях? Я угадал?

Тони покачал головой:

— Вовсе нет. Напротив, мне рассказывали о прелестной девушке, живущей в лесу, красавице, один взгляд которой разбивает сердца.

Лицо графа стало серьёзным:

— Колдунья, очаровывающая людей? Мне кажется, над тобой подшутили, Тони. Ты ведь здесь — новенький. Вся эта история…Так не бывает.

— Клянусь вам, сударь! Это — чистая правда! Она живёт в глубине Черного леса, вместе со своей матерью, вдовой лесника. И, хоть и редко, но все же приходит в деревенскую лавку за продуктами. Здешние женщины не любят её и боятся, называют ведьмой; только мне кажется, они просто завидуют ее красоте. Уже несколько парней из деревни безуспешно пытались найти её дом, но…

— Это же очень интересно, Тони, — неожиданно лицо графа вспыхнуло, а в жемчужно-серых глазах сверкнул мальчишеский задор, — почему бы нам тоже не присоединиться к этим поискам? Впереди целый день. За мной, Тони!

Граф с весёлым свистом пришпорил коня и вихрем пронёсся по равнине. Слуга, покачав головой, поспешил за ним, уже пожалев о своем необдуманном рассказе.

Целый день прошёл в бесплодных поисках. С какой надеждой они исследовали каждую лесную тропинку, поляну и просеку, встречавшуюся на пути! Всё было тщетно. Правда, Ральфу всё же удалось подстрелить двух глухарей, и возвращались они домой не с пустыми руками. Только не нашли и следа колдуньи, повторив печальный опыт деревенских парней…

 

Глава 2. Гроза и лесная колдунья

Между тем приближался вечер. Длинные зыбкие тени пролегли по траве, в лесу стало сумрачно. Пора было возвращаться в замок. Так размышлял про себя Тони — он уже несколько раз пытался уговорить хозяина продолжить поиски утром, но…

— Тони, я не помню этого места, — вдруг расстроено изрек Ральф, перебивая уставшего слугу. Он остановил лошадь и с недоумением огляделся по сторонам. Вокруг была глухая чаща. Тяжёлые зелёные ветви деревьев переплетались над головой, редкие лучи солнца пробивались сквозь листву. Под ногами расстилался мягкий травянистый ковер. Пахло сыростью и опавшими листьями.

Тони машинально вытер рукой пот со лба: «О боже, мы, кажется, заблудились. Этого ещё не хватало!»

— С вашего позволения, ваша светлость… Я думаю, нам нужно возвращаться назад. Ночью в лесу небезопасно. Поедем на закат солнца. Так мы быстрее всего найдём дорогу.

— Ты что, забыл, Тони, сколько мы блуждаем по лесу? Никто не поручится, что сейчас мы пойдем в верном направлении. И, похоже, собирается гроза. Нужно найти хижину, или дерево с густой листвой, чтобы переждать дождь. Вперёд, Рубин, вперёд!

Граф пришпорил уставшего коня. Тони, молча, двинулся следом. Они ехали, не произнося ни слова, около двух часов. Но лес становился только темнее и неприветливее.

— Ваша светлость!

Ральф с неохотой остановился:

— Ну, что ещё, Тони?

— У меня появилась одна мысль. Если идти наугад, мы никогда не вернёмся домой. Рискуем просто сгинуть в этой чаще. Давайте я влезу на дерево и посмотрю, нет ли поблизости какого-нибудь жилья, и…

— Отличная мысль, дружище, — оживился Ральф.

Они стояли под высоким раскидистым дубом, чья крона уходила в небо. Слуга осторожно выпрямился в седле, подтянулся и ухватился руками за нижнюю ветку. Граф покачал головой — Тони с такой лёгкостью взобрался по стволу, как будто всю жизнь только этим и занимался.

Прошло несколько минут, и он с той же легкостью спустился.

— Замка отсюда не видать, — огорчил графа Тони, — кажется, мы забрели в порядочную глушь. Но я видел небольшой домик примерно в десяти милях к югу. С вашего позволения, граф, я поеду впереди, чтобы указать дорогу.

Они ехали так быстро, как только позволяли им усталые лошади. Темнота всё сгущалась, хотя до ночи было еще далеко. Резкий порыв ветра заставил закачаться деревья, черную тучу прорезала ослепительная молния, и раздался оглушительный удар грома. Но дождя все не было.

Ральф с беспокойством смотрел то на небо, то на Тони. Не почудился ли ему этот домик? Да и кто вообще согласился бы жить в такой глуши! Он уже собирался окликнуть слугу, как вдруг, словно по волшебству, деревья расступились, они выехали на большую, круглую поляну.

На её краю росла высокая раскидистая сосна. В тени дерева притаился удобный, светлый домик, окружённый маленьким садом. Рядом журчал чистый ручей.

Вот и всё, что они увидели, когда сверкнула молния. Спустя мгновение первые крупные капли дождя упали на землю. Ральф и его слуга поспешили к дому. После недолгого стука в дверь, на крыльцо вышла пожилая женщина. Она встретила гостей в простом платье из грубой ткани, седые волосы были скручены в узел на затылке.

— О, Боже, кто вы такие? — воскликнула она.

— Мы заблудились, сударыня, — вежливо ответил Ральф. — Прошу вас, разрешите нам переждать грозу. Мы обещаем, что не побеспокоим вас и не причиним никакого неудобства или вреда, правда, Тони?

Но слуга вместо ответа, точно зачарованный, смотрел куда-то вглубь комнаты. Граф повернул голову и почувствовал, как у него дрогнуло сердце. Молодая девушка в простом платье крестьянки, но очень чистом и опрятном, неслышно подошла к ним. Прелестную головку охватывала узкая голубая лента, толстая русая коса была перекинута через плечо. Незнакомка улыбнулась так нежно и ласково, что Ральф на секунду забыл, где находится.

— Проходите, пожалуйста. Мама, впусти же их. Нельзя, чтобы в такую непогоду люди остались без крова.

— Благодарю вас, госпожа, — Тони поклонился так почтительно, словно перед ним была герцогиня, — ваша красота сравнима только с вашей добротой.

Девушка холодно обернулась к нему:

— Я не люблю пустых комплиментов, сударь. По-моему, это либо неискренность, либо откровенная ложь. Садитесь поближе к огню, — добавила она мягче, — а я пока посмотрю, что у нас есть на ужин.

— О, не беспокойтесь так, сударыня. Мы не голодны, — вмешался Ральф.

— Никакого беспокойства. Вы — наши гости, и я должна позаботиться о вас. Это — обязанность хозяйки.

Ральф обвёл глазами комнату. Она была не слишком большой, обставлена очень просто, и все же казалось уютной и светлой.

Чувствовалось, что две женщины приложили все силы, чтобы украсить свое скромное жилище. Посредине стоял стол, покрытый вышитой скатертью, на нём — узкая ваза с полевыми цветами. Пол застилали самотканые дорожки. Несколько стульев в комнате, два кресла у камина и шкаф с посудой в углу — вот и вся обстановка.

Пока дочь хозяйки лесного домика ходила за пирогами и молоком, старушка расставляла посуду и разговаривала с неожиданными гостями.

— Да, мы давно уже здесь живём, с самого рождения Азалии. Мой покойный муж был лесничим у графа де Бёрна, после смерти супруга домик перешёл ко мне.

— А вам не страшно жить в лесу в одиночестве, в окружении диких зверей и птиц?

— Страшно? Нет, у нас в округе всё спокойно, тихо. Меня зовут Ниэла, — добавила она, подойдя к гостям, — а вас?

Тони открыл, было, рот, чтобы торжественно объявить о присутствии в скромном домишке такого важного гостя — графа и хозяина поместья. Ему думалось, что это непременно придаст весу и ему в глазах Азалии. Но Ральф толкнул слугу ногой и быстро ответил:

— Мы — охотники, госпожа Ниэла. Служим графу де Бёрну. Мое имя — Ральф, а это — мой друг Тони.

Странное дело! При упоминании имени графов Берн лицо Ниэлы нахмурилось, но она быстро справилась с собой:

— Прошу садиться за стол, господа. Всё готово.

Хотя за окном и бушевала дождь, сильные порывы ветра ломали ветви деревьев, и почти каждую секунду вспыхивали молнии, Ральф никогда еще не чувствовал себя так легко и спокойно. Может быть, потому, что он очень сильно устал за день. В лесном домике было тепло и уютно: ужин, хоть и скромен, но вкусен. Или, может, любуясь молодой хозяйкой дома, он испытывал странное, непонятное и незнакомое прежде, радостное чувство.

Ральф заговорил с ней, и девушка отвечала ему без робости и смущения, свойственного простым крестьянкам.

«Она не только красива, но и умна, — думал граф, — какая редкость для крестьянки! И как жаль… Такая девушка достойна герцогской короны и бальной залы, а не лесной хижины!»

На полке у окна стояли книги, и Ральф поинтересовался, кто их читает.

— Мама научила меня чтению и письму, — ответила девушка, с любовью глядя на Ниэлу.

Ральф был удивлён еще больше.

…Час спустя гроза дождь почти прекратился, над лесом снова засинело небо. Воздух был свежим, чистым, наполненным ароматом трав. Вдали глухо гремел последний гром.

Охотники вышли на крыльцо, Азалия вызвалась показать им дорогу:

— Поезжайте по этой тропинке, никуда не сворачивая. Она пересекает Большую дорогу, которая и приведёт вас в замок. Счастливого пути!

Ральф осторожно сжал её руку:

— Азалия, я не буду предлагать ничего в благодарность за гостеприимство. Сделать это — значит обидеть вас. Но вы позволите хотя бы еще раз навестить вас и Ниэлу?

С волнением он ждал ответа, вглядываясь в бледное лицо девушки.

— Если хотите, — шепнула она.

Тут раздался резкий голос Тони:

— Пора в путь!

Словно нехотя, граф выпустил руку девушки и вскочил в седло, взмахнув напоследок шляпой в знак прощания.

* * *

— Ну, ваша светлость, что скажете? — спросил Тони, когда они, бок о бок, ехали по лесной тропе, — как вам показалась юная колдунья? По-моему, недурна, разве что немного худощава.

Ральф с изумлением посмотрел на него:

— Какая колдунья, Тони? Я встретил сегодня лесную фею, и у меня есть предчувствие, что она принесёт мне счастье.

 

Глава 3. Неравная любовь

Они вернулись домой глубокой ночью. Управляющий — невысокий старик с длинными седыми волосами, более сорока лет служивший семье Берн, — очень обрадовался этому, и мягко выговаривал молодому графу за безрассудство:

— Ваша светлость, вам нельзя выезжать только с одним слугой. Места здесь глухие. Конечно, о разбойниках давно никто не слышал, с последней войны, но ведь и диких зверей полно. Не дай Бог, случится с вами беда, что я скажу вашей матушке…?

— Достаточно, Сильв, — нетерпеливо оборвал его Ральф. — Лучше скажи, есть какие-нибудь новости?

— Да, ваша светлость. От госпожи графини пришло письмо.

Граф вскрыл конверт, запечатанный воском с оттиском большого льва, вставшего на дыбы, — фамильный герб де Бернов. Письмо не было длинным:

«Мой дорогой сын! В столице неспокойно, почти каждый день происходят аресты. Если бы ты знал, как я благодарю Бога, за то, что ты в безопасности. Королева с сыном были вынуждены уехать, скоро и я присоединюсь к моей повелительнице, а, потом, надеюсь, сможешь приехать и ты. Карена сопровождает меня. Эта милая девочка стала настоящей красавицей, думаю, теперь ты её даже не узнаешь. Передаю тебе поклон от неё и от всех твоих друзей. Верю, что разлука не продлится долго, и не позже чем через два месяца мы свидимся. Целую тебя.

Твоя мать, графиня Марьяна де Берн»

Ральф закрыл глаза и откинулся на спинку кресла. Разлука, изгнание… Как странно звучат теперь эти слова. Еще вчера он бы согласился с матерью, но теперь, когда жизнь наполнилась новым смыслом, счастьем, безумной надеждой…

На следующий день он встал рано, ещё до рассвета. Быстро оделся, намеренно выбрав самый простой и удобный костюм для верховой езды и длинный тёмный плащ, который, при необходимости, скрыл бы хозяина от любопытных глаз.

Тони спал, как убитый, и граф не стал его будить. Ему хотелось немного побыть одному.

Ральф, не торопясь, выехал из замка и направился к лесу. Утренние часы — самое подходящее время для охоты. Подстрелив пару куропаток, он свернул с дороги на едва заметную узкую тропку. Впервые граф волновался, отправляясь на свидание. Скромная одежда девушки, её происхождение, простая, даже, более того, бедная обстановка, в которой она жила, ни капли не смущали его: в молодости не придают внимания таким вещам. Тем более, если девушка прекрасна, как принцесса из сказки.

…Азалия стояла, прислонившись спиной к сосне. Услышав стук копыт, она подняла голову и улыбнулась.

— Какое счастливое совпадение! Вы меня ждали, Азалия? — удивился Ральф.

— Я точно знала, что вы приедете, — просто ответила девушка.

Граф протянул ей сумку с дичью:

— Это совсем напрасно, — сказала она, покачав головой. Но Ниэла с радостью приняла подарок и начала хлопотать, чтобы приготовить обед, «какого вы еще в жизни не пробовали».

…Счастливые часы бегут быстро, и вот уже заходящее солнце позолотило верхушки деревьев. Ральф попрощался с Азалией и её матерью, договорившись о встрече на следующий день. Уезжая, он несколько раз оглянулся. Азалия махала рукой ему вслед…

— Какой славный молодой человек, — проговорила Ниэла, не замечая грустного лица девушки, — жаль, что он служит графу де Бёрн, — она осеклась и с опаской покосилась на Азалию, — слышала ли она ее речи?

Но Азалия погрузилась в свои мысли: «До следующего утра еще так долго… А если он не приедет?»

Молодая девушка напрасно расстраивалась. Ральф приезжал так часто, как позволяли приличия. Они быстро привыкли быть вместе. Так прошёл месяц, другой… Ниэла, сначала с радостью встречавшая гостя, начала хмуриться, даже в её простодушном сердце возникли подозрения:

— Ну что ты целый день смотришь в окно, — спросила она как-то в обед, — такой дождь на улице, Ральф не приедет.

Глубокий вздох был ей ответом. Азалия еще ниже склонилась над рукоделием, чтобы Ниэла не увидела ее покрасневших глаз.

— Скажи мне правду, Азалия, он тебе нравится? С того дня, как вы познакомились, ты сама не своя. Послушай меня, дочка, Ральф, конечно, очень хороший, но он — простой охотник и беден…

— А я, — перебила её Азалия, — разве я — не дочь лесника? Значит, мы равны друг другу. Как же ты не понимаешь, мама, разве ты никогда в жизни не любила?

Вся кровь разом отхлынула от смуглых щёк Ниэлы, судорожным движением она прижала руку к сердцу:

— Ничего-то ты не знаешь, дочка. А я — я ничего не могу тебе рассказать, — она поспешно вышла из комнаты.

Девушка проводила её грустным взглядом, потом — наверное, в десятый раз за этот долгий день — посмотрела в окно и вскочила, вскрикнув от радости. К домику подъезжал Ральф, весь мокрый, усталый; вода так и бежала с его плаща и шляпы, но юноша улыбался. Азалия поспешно отворила ему дверь.

— Азалия!

— Ральф! О, Боже мой, как ты только решился приехать в такую погоду?

Он обнял ее и, заглянув в лицо, с серьёзностью ответил:

— Ради тебя я готов ехать хоть на край света!

— А мама говорила, что ты не приедешь… Но я сказала, что ты любишь меня и не заставишь ждать напрасно. Правда, милый?

Ральф отвёл глаза. Несмотря на угрызения совести, он так и не решился рассказать девушке правду о своём происхождении, и вот сейчас ему снова приходиться лгать ей. Он боялся, что узнай Азалия правду, дочь лесника испугается, оттолкнёт его, или, еще хуже — будет держаться с почтением как слуги в замке.

«Во всяком случае, не сейчас. Зачем портить эти волшебные минуты? — подумал он, глядя в большие, полные счастья, глаза девушки, — кто знает, сколько раз мне ещё суждено её увидеть…»

Тяжелое чувство надвигающейся беды вдруг кольнуло его в сердце: войдя в комнату, он поскользнулся на гладком полу, и, пытаясь сохранить равновесие, опёрся рукой о стол. Маленькое зеркало, лежащее на самом краю, упало и разбилось на мелкие кусочки.

— Ах, не к добру это! Не к добру, — всплеснула руками Ниэла, побледнев и укоризненно качая головой.

— Ну что ты, мама, какое глупое суеверие. Я сейчас всё уберу, — улыбнулась девушка, но взволнованная Ниэла и не думала уходить.

— Простите меня, госпожа Ниэла. Я… Куплю вам другое зеркало, лучше этого.

— Вы не понимаете, что говорите, юноша, — сурово ответила вдова, — эта вещь стоила недорого, но её мне подарил один очень дорогой человек. С того дня как он появился… — шёпотом добавила она, — всё идёт наперекосяк. Хорошо, что завтра я получу окончательный ответ господина барона и… — она замолчала на полуслове, испуганно оглянувшись, но, ни девушки, ни Ральфа уже не было рядом.

* * *

Спустя месяцы Азалия вспоминала этот день, как один из самых счастливых в своей жизни. Так солнце, прежде чем скрыться за горизонтом, озаряет землю своими ласковыми лучами. Но, приходит миг, — и всё погружается во тьму.

…Каким коротким показался ей день! Но наступили сумерки, и девушке осталось только грустно наблюдать, как Ральф седлает коня.

Наклонившись, он поцеловал её на прощание.

— Завтра мы снова увидимся, Ральф?

В ответ на это охотник тяжело вздохнул:

— Если бы я мог, дорогая, то обязательно, но завтра по приказу графа де Берна, я должен буду отвезти письмо. Это займёт пару дней, не больше, — добавил он поспешно, заметив, как быстро погасла её улыбка.

— Хорошо, милый, поезжай, но помни, что здесь тебя всегда ждут. Ты навек останешься в моих мыслях и сердце.

Всадник уже давно скрылся за деревьями, а Азалия все еще стояла и смотрела ему вслед, когда из дома выбежала Ниэла, держа в руках охотничью сумку:

— Где господин Ральф? Неужели он уже уехал? И о чём он только думает, забыл у нас свою сумку!

Новая мысль мелькнула в голове девушки:

— Мама, я завтра пойду в деревню — у нас кончилась мука и масло. Заодно отдам сумку кому-нибудь из слуг. В поместье, наверное, все знают Ральфа.

 

Глава 4. Разоблачение

Госпожа Рентис, высокая дородная особа в чёрном платье, с круглым невыразительным лицом, приветливо встретила Азалию. Она была бездетной вдовой, и поэтому хозяйка лавки тепло относилась к молодой девушке и всегда горячо защищала её перед деревенскими сплетницами.

— Здравствуй, дорогая моя! Как здоровье твоей матушки? Ты так давно не приходила…

— Благодарю вас, всё хорошо, — улыбнулась в ответ Азалия, — как вы поживаете?

Госпожа Рентис, проворно отвешивая муку и сахар, ответила:

— Да уж, грех жаловаться. Когда приехал молодой граф, потребовалось больше продуктов. Торговля идёт полным ходом, ведь всем известно, что у матушки Рентис самый лучший товар!

— Ах, я и забыла совсем, — спохватилась Азалия, — госпожа Рентис, вы не могли бы передать в замок эту сумку? Мы нашли её в лесу, судя по гербу, её потерял кто-то из слуг графа…

Лавочница хитро улыбнулась:

— Так, значит, нашли? Ну, ладно, я отправлю сумку дворовым мальчишкой. А ты, Азалия, хотела бы посмотреть на молодого графа? Он — редкий красавчик, и, если бы я была хоть на двадцать годков помоложе…

Азалия покачала головой:

— Вы забыли, госпожа Рентис, что я — всего лишь бедная девушка. Мы с графом де Берн принадлежим к разным мирам. От знатных людей лучше держаться подальше. Ничего, кроме горя и неприятностей, они принести не могут.

— Ты не права, Азалия. У меня в доме де Бернов служит подруга. Она утверждает, что в молодом графе нет ни капли высокомерия. Он добрый и щедрый хозяин, хороший человек…

Рентис хотела добавить что-то еще, как вдруг вдали послышался звук рога и лай собак.

— Что это? — испугалась Азалия.

— Разве ты не знаешь? Граф де Берн устроил охоту для своих соседей… Еще что-нибудь, Азалия? Не нужно ли соли?

— Нет, спасибо, — Азалия вынула несколько монет, положила их на стойку и направилась к выходу. Она торопилась покинуть деревню, пока было ещё рано, и никто, кроме нескольких чумазых мальчишек, не встретился ей на пути.

Ясное и солнечное утро предвещало жаркий день. Влажный после ночного дождя воздух впитал в себя ароматы трав. Азалия быстро шла через поле по узкой, едва заметной тропинке, наслаждаясь одиночеством и тишиной.

Поднявшись на пригорок, она увидела, что земля изрыта копытами лошадей, и вспомнила слова лавочницы.

«Рентис буквально очарована богатым и щедрым хозяином этих земель. Но она ошибается. Разве знатные люди умеют любить? Им принадлежит всё: и леса, и поля, у них есть золото, но за все надо платить. Ни один лорд не сможет жениться по любви на девушке, не принадлежащей к его кругу. Лучше быть бедной, но самой распоряжаться своим сердцем».

Ветви деревьев сомкнулись над её головой, вдали тревожно прокричала птица. И вдруг совсем близко от Азалии донесся слабый стон, прерванный ржанием лошади.

Девушка сошла с тропинки и раздвинула густые кусты. Ей открылась шокирующая картина: под деревьями, на траве лежала женщина в зеленой бархатной амазонке, она была в обмороке, а рядом, в нескольких шагах, била копытами красивая пегая лошадь.

Нельзя было медлить ни минуты. Лошадь могла убить незнакомку. Бросившись к женщине, Азалия схватила её за руки и с трудом оттащила в сторону, затем стала расстёгивать платье, чтобы облегчить дыхание.

Спустя несколько мгновений знатная дама пришла в себя:

— Что ты делаешь? Не смей меня трогать! — женщина обожгла её презрительным взглядом.

— Я лишь хотела помочь вам, сударыня! — смутилась Азалия, но ее слова заглушил топот копыт.

— Лира, дорогая, с вами все в порядке? Вы не поранились? О, Боже! — этот голос показался девушке знакомым, но, обернувшись, она не сразу узнала высокого дворянина в роскошной одежде.

«Этого не может быть!»

Азалия отошла на несколько шагов, не сводя с него глаз; граф сильно смутился, но Лира, приподнявшись, тут же протянула к нему руки:

— Ах да, помогите же мне встать, дорогой граф! Орлянка — резвая лошадь, я так сильно упала… А эта негодная девчонка решила воспользоваться моим обмороком, чтобы ограбить меня!

Азалия стояла, как громом поражённая. Она с мольбой посмотрела на графа, надеясь, что он вступится за неё, но Ральф только отвёл глаза и помог подняться знатной даме.

— Это неслыханно! — возмущенно повторила Лира, — моё ожерелье, ещё немного — и эта девчонка, эта нищенка украла бы его! Вы должны посадить её в тюрьму за воровство, я требую этого!..

Азалия не могла дальше слушать оскорбления, она повернулась и побежала прочь, не разбирая дороги. Ветви хлестали её по лицу, она падала и вновь поднималась, не чувствуя ни усталости, ни боли от ушибов и царапин… Боль разбитого сердца душила гораздо сильнее.

Впервые в жизни она столкнулась с предательством и ложью. Граф посмеялся над её любовью, а знатная дама унизила и оклеветала её. Девушке казалось, что её жизнь кончена.

* * *

Ральф медленно подъехал к изгороди и спрыгнул на землю. Азалия не вышла ему навстречу, как бывало обычно, Ниэлы тоже нигде не было видно, и он встревожился:

— Азалия, госпожа Ниэла! Где вы?

Тихо отворилась дверь. Азалия, бледная как статуя, появилась на крыльце домика. Её прекрасные глаза потемнели и были полны слёз, руки бессильно повисли вдоль тела, но только никакое горе не могло отнять у неё сияние красоты. Она скорбно посмотрела на графа, потом поклонилась — низко, до земли.

— Что это значит, Азалия?

— Это значит, что я приветствую, как подобает, знатного и богатого господина, графа, — его светлость Ральфа де Берна.

Он шагнул вперёд, чтобы обнять её, но девушка холодно отстранилась.

— Что вы делаете, господин граф? Разве вы можете коснуться руки нищенки, на которую несколько часов назад брезговали даже смотреть?

Ральф опустил голову:

— Я очень виноват перед тобой, — глухо промолвил он. — Мне нужно было сказать правду с самого начала. Но я скажу сейчас, Азалия. Клянусь тебе, я люблю тебя, и никогда не намеревался оскорбить тебя, унизить или обидеть…

— Приберегите слова для другой, ваше сиятельство, — ответила девушка. — О, Ральф, — вдруг воскликнула она, — ты даже не представляешь, как я страдала, сколько слёз пролила! Но я благодарю Бога, за его милость ко мне: наши отношения не зашли слишком далеко. Прощайте, господин граф, мы никогда более не увидимся. Прощайте навсегда, — повторила она, глядя ему в глаза.

Ральф пытался подобрать ответ, но, вглядевшись в её побледневшее лицо, вдруг понял, что, ни уговоры, ни уверения в любви больше не подействуют. Он повернулся и пошёл прочь, склонив голову, и не видел последнего, полного тоски, взгляда девушки.

 

Глава 5. Отъезд

Ниэла быстро поднялась по ступенькам и распахнула дверь:

— Азалия, где ты? У меня важные новости… О, Боже, что случилось?

Девушка лежала на кровати, бессильно вытянув руки. Глаза её были закрыты, и только слабое дыхание говорило, что она еще жива…

— Девочка моя, что с тобой? Ты заболела?

— Нет, мама, — ответила Азалия, — я… у меня такое горе, — она глухо зарыдала. Ниэла обняла её и прижала к себе:

— Ты поссорилась с Ральфом? Верно? Ну, не плачь, всё будет хорошо, он ещё вернётся…

— Нет, мама, — перебила её Азалия. — Я прогнала его. Навсегда.

Ниэла присела на край кровати и взяла её за руку.

— Почему, дочка? Он — такой хороший и скромный молодой человек, правда, незнатный и бедный, но…

— Ты ошибаешься, мама. Ральф обманул нас, он — вовсе не простой охотник, а граф де Берн.

Какое странное действие оказали эти слова на старушку! Она вскочила, её нежное мягкое лицо исказил гнев, глаза засверкали:

— Граф де Берн, — прошептала она, — неужели, это он? Где были мои глаза? Но прошло столько лет, конечно же, это его сын… Так ты с ним больше не увидишься, — вдруг обратилась она к Азалии, — ты правильно сделала! Благодарю Небо за то, что оно защитило тебя, о, моя дорогая девочка, дочь моей доброй госпожи и маркиза де Резни!

Азалия непонимающе смотрела на Ниэлу:

— Мама, что с тобой? Ты бредишь?

Но у госпожи Ниэлы был такой торжественный вид: она выпрямилась, и так гордо вскинула голову, что девушке пришлось отказаться от своих подозрений:

— Нет, Азалия. Наоборот, сейчас я говорю правду, ту правду, которую скрывала от тебя все эти годы. Я — не твоя родная мать, хоть и воспитывала тебя с самого рождения. Ты — не дочь скромной вдовы лесника, ты принадлежишь к одному из самых знатных и богатых семейств нашей страны, ты — дочь маркиза де Резни!

Азалия покачала головой:

— Это невозможно, мама. Ты бредишь. Я не могу в это поверить. Какой еще маркиз де Резни?

Ниэла раскрыла принесенную с собой сумку из холщовой ткани и вынула конверт, запечатанный тремя печатями:

— Прочитай, если не веришь своей старой няне. Это письмо твоего опекуна, его светлости барона Нестера.

Удивленная Азалия взяла в руки конверт и осторожно раскрыла его. Внутри оказался листок бумаги, исписанный мелким почерком.

«Барон Нестер из поместья Нестеров в провинции Лист,

Искренне Ваш барон Нестер»

маркизе Азалии де Резни, наследнице поместий Римердо, Роккли и Вандерм. Моё дорогое дитя! Разрешите представиться, я — барон Нестер, ваш официальный опекун. На долгие годы вы были разлучены со мною, но я никогда не забывал о вас. Ваша матушка поручила вас, совсем крошку, моим заботам, и, я, как мог, старался выполнить её последнюю волю. Разлука была тягостной, но скоро вы займёте место в свете, подобающее дочери маркиза де Резни! Я приглашаю вас к себе и буду счастлив принять в своём родовом замке. Семнадцатого августа вас будет ждать моя карета у старого моста. Госпожа Ниэла сопроводит вас и укажет дорогу. Приезжайте как можно быстрее, я жду вас!

Бумага выпала из ослабевших пальцев Азалии. Несколько мгновений она бездумно смотрела на пол, словно пытаясь разглядеть что-то важное. Возникшая пауза показалась Ниэле мучительной.

Наконец, девушка подняла голову и с усилием произнесла:

— Ты знала это, няня? Но почему столько лет молчала, почему?

Ниэла прошлась по комнате и остановилась прямо перед ней:

— Азалия, дорогая моя девочка, я дала слово. Только так можно было спасти тебя. После смерти твоих родителей барон Нестер, твой опекун, решил, что самым надёжным местом, где можно тебя спрятать, будет поместье графов де Берн. Мой муж был лесником у старого графа, и поэтому появление здесь его вдовы с маленькой девочкой не вызвало ничьих подозрений. Я научила тебя всему, что знаю сама. Теперь ты должна завершить своё образование, чтобы стать достойной имени, которое носишь по праву рождения. А потом останется лишь вернуться в свет и составить хорошую партию.

Азалия покачала головой:

— Я ничего не понимаю, няня, — её лицо вдруг озарила новая мысль, — но если я — дочь маркиза, значит, я и Ральф равны друг другу. Мы можем, нет, мы должны быть вместе!

— Забудь об этом, — отрезала Ниэла.

— Но почему же, няня? Я ведь так сильно люблю его. И, думаю, он тоже, — тихо добавила Азалия.

— Потому что граф де Берн — твой смертельный враг. Его отец уничтожил твоих родителей, а тебя обрёк на нищету и забвение.

Азалия вскрикнула и закрыла лицо руками. Она сидела, не двигаясь, а когда, наконец, открыла глаза, они были совершенно сухими, а голос — спокойным и твёрдым:

— Хорошо, няня, я согласна ехать. Мне здесь больше нечего делать.

 

Глава 6. Два года спустя

Весна была поздней, снег лежал на полях до первых майских дней. Небо до самого горизонта затянули плотные серые тучи. Дул холодный, пробирающий до костей ветер, и, казалось, что везде на земле царили хаос и безмолвие.

Замок барона Нестера находился на вершине холма, далеко были видны его башни с узкими бойницами и крепостная стена, сложенная из белого камня. Примерно в миле от замка располагались деревушки, также принадлежавшие барону; за ними был лес, граничивший с владениями молодого принца Рудольфа.

Вот и всё, что барон собирался оставить в наследство своему сыну, помимо имени и титула. А ведь в молодости Рей Нестер был очень богат, благодаря наследству, полученному от отца и приданному, принесённому молодой женой. Но любовь к роскоши и привычка сорить деньгами, а также роковая страсть к азартным играм заставили его наделать долгов, в результате чего от былых владений у него остался лишь старый замок и бедное, запущенное поместье.

Сам барон тоже изменился. Сильный и выносливый мужчина тридцать лет назад, Нестер превратился в дряхлого старика, за которым ухаживали слуги, так как барон в последние годы был прикован к постели. Но никто не мог угадать, какой могучий дух скрывался в этом немощном теле, какие хитрые замыслы вынашивал барон в своей душе!

…В комнате жарко пылал камин; стол, за которым сидел старик, был завален бумагами. Он разбирал их, одни откладывал в сторону, другие — сжигал.

Дверь за его спиной скрипнула. Он узнал мягкие шаги камердинера.

— Ну, что ещё, Рик? — недовольно спросил барон.

— Ваша светлость, — ответил слуга. — Прибыл ваш сын, господин Карл. Он хочет увидеться с вами.

Лицо барона оживилось, из-под седых бровей блеснули серые глаза:

— Наконец-то! Рик, подкати кресло поближе к огню. Я хочу его видеть сию же минуту!

Слуга выполнил его приказание и неслышно вышел. Барон не сводил глаз с двери. Когда, несколько мгновений спустя, появился Карл, он протянул ему руку:

— Сынок, как хорошо, что ты вернулся!

— Я приехал сразу же, как получил ваше письмо. Отец, вы неважно выглядите, — добавил он, — как ваше здоровье?

Лёгкая улыбка скользнула по морщинистому лицу барона:

— Очень хорошо, смею тебя уверить. Но давай ближе к делу. Ты привёз письма?

— Да, отец, — Карл вынул из сумки, висевшей на плече, толстый пакет, — вот они.

Старик погрузился в чтение. Воспользуемся этой небольшой паузой, чтобы представить нового героя. Он был очень похож на отца, вернее, на его портрет, который висел на первом этаже, в галерее замка. Такие же резкие и твёрдые черты лица, кустистые брови над холодными серыми глазами, и чёрные, как смоль коротко подстриженные волосы. Сын Нестера можно было бы назвать симпатичным, если бы не шрам, полученный на дуэли и изуродовавший правую часть лица. Карл держался уверенно, костюм, сшитый по последней столичной моде, из фиолетового бархата, с кружевной отделкой удивительно шёл ему.

— Проклятье! — воскликнул старик, бросая бумаги на стол. — Всё гораздо хуже, чем я думал.

— Что такое, отец?

— Король тяжко болен, и, может быть, не протянет и двух месяцев. Так, во всяком случае, утверждает его лекарь… Вот что, Карл, — добавил он, глядя в лицо сыну, — нам необходимо срочно помириться с королевой и её сыном.

Карл Нестер пожал плечами.

— Я не против, отец, но кто нас представит королеве? И даже если такой человек найдётся, не забывайте: есть де Берны, они точно не упустят случая рассчитаться с нами.

— Ты меня недооцениваешь, сын. Даже при дворе королевы-матери у меня есть друзья. Что же касается семьи де Берн… Об этом поговорим позже. Скоро полдень. Прошу тебя, Карл, присутствовать сегодня на обеде — я хочу представить тебе одну даму.

Карл поморщился:

— Боже мой, отец, и ради этого вы заставили меня уехать из столицы? У меня нет ни сил, ни желания выслушивать глупости и сантименты провинциальных барышень. И, тем более, знакомиться с кем-то.

— Погоди, Карл, не спеши. Я хочу представить тебе леди Азалию де Резни, дочь покойного маркиза де Резни, моего близкого друга.

— Кого? — молодой Нестер широко открыл глаза от изумления. — Неужели вы говорите об этой деревенской простушке, которую вы непонятно зачем выписали из Руэста два года тому назад? Нет уж, теперь я точно не приду.

Повисла недолгая пауза. Брови барона сдвинулись, но голос был угрожающе спокоен:

— Это моё личное желание, Карл. Сегодня ты должен быть за обедом, и ты придёшь!

Его сын, вздрогнув, отступил на шаг. Он побаивался отца, хоть и пытался это скрыть, и потому, в который уже раз, поспешил признать поражение:

— Как вам будет угодно, отец. Я приду, но не ждите от меня светских бесед и комплиментов — я буду нем как рыба, — он чуть наклонил голову, в знак прощания, и вышел.

Барон насмешливо посмотрел ему вслед:

— Глупец, сам не знает, от чего отказывается. Но: или я совсем ничего не понимаю в жизни, или через месяц он будет от неё без ума.

* * *

Столовая ярко освещалась множеством горящих свеч. Слуги бесшумно скользили вдоль стола, накрытого тонкой скатертью, расставляя серебряную посуду, передвигали мебель. Затем в комнате остался лишь дворецкий и пара молодых слуг, в обязанности которых входило прислуживать за столом. Он с поклоном распахнул тяжелые двери перед бароном и его сыном.

Кресло барона вкатил камердинер. Карл расположился за спиной отца. Его лицо было хмурым и бесстрастным, тонкие губы — недовольно сжаты. В ту же минуту распахнулась дверь в противоположном конце столовой, и дворецкий доложил:

— Леди Азалия де Резни.

«Боже мой! — насмешливо подумал Карл. — Сколько церемоний, чтобы встретить бедную деревенскую девочку!»

Но с отцом были шутки плохи, и Карл медленно повернул голову на звук шагов. И вдруг замер, ослеплённый. К нему приближалась девушка в белом платье, красивая, точно сказочная фея. Длинные волосы, словно золотистая шаль, окутывали плечи, на овальном лице светились чудесные ярко-синие глаза. Азалия присела перед бароном, затем протянула руку Карлу, и тот, словно зачарованный, нежно коснулся её губами.

— Леди, — пробормотал он, — я…

Барон был явно доволен:

— Дитя моё, — обратился он к девушке, — разреши представить тебе моего сына, Карла Нестера.

Нестер низко поклонился, чувствуя на себе внимательный взгляд её проницательных глаз, а затем, предложив руку, повёл к столу. Обед прошел в непринужденной обстановке. Вопреки своему обещанию, Карл говорил много, рассыпался в комплиментах, остроумно шутил, то и дело, обращаясь к своей красивой соседке.

Разговор зашёл о лошадях, и Карл, узнав, что дочь маркиза — хорошая наездница, предложил ей верховую прогулку:

— Я покажу вам всё поместье, всё тропы в лесу. Хочу, чтобы вы чувствовали себя, как дома.

— Благодарю вас, — ответила девушка, — и вы, и ваш отец так добры ко мне.

— Я всегда мечтал иметь дочь, — с чувством сказал барон, — и эта давняя мечта, наконец, сбылась! Ну, что же, ты, Карл, ждёшь, проводи леди Азалию в её покои. А я вернусь к себе — надо немного отдохнуть.

Старик провожал взглядом сына и его спутницу, пока они не скрылись за дверью, затем прошептал: «Дело, кажется, клеится. Но времени терять нельзя. Нужно сообщить госпоже Амальде, чтобы была готова встретить молодых. Но как красива эта девчонка! Словно не было этих двадцати лет, словно я снова вижу перед собой Диану!»

 

Глава 7. Дочь маркиза и служанка

Как и прежде, когда у неё было тревожно на душе, Азалия достала из шкатулки изящный золотой медальон на тонкой цепочке и раскрыла его. Внутри находился портрет молодой женщины в самом расцвете красоты — это была её мать, которую Азалии, увы, так и не пришлось узнать.

Когда девушка впервые появилась в замке барона, всё здесь казалось ей чужим. Платье из тонкой газовой ткани, напудренные волосы, бесконечно тоскливые уроки истории, пения, танцев, угодливые слуги, величавшие её госпожой, просторные и холодные комнаты замка… Вот на что она сменила скромный маленький домик в чаще леса, а вместе с ним — пусть, тихую и спокойную, но счастливую жизнь.

Но проходил месяц за месяцем, и прошлое затянулось дымкой, отдалилось. Дочь маркиза оказалась способной ученицей, и опекун не мог на неё нахвалиться. Она довольно быстро освоила тот небольшой курс наук, который считался необходимым для девушек из знатных семей: выучила несколько иностранных языков, научилась петь и танцевать, а что касается рукоделия и другой женской работы — то здесь ей просто не было равных. В библиотеке барона нашлось немало книг — и для развлечения, и для серьёзного чтения, — вскоре большинство из них было испещрено пометками на полях, сделанными мелким почерком.

Азалия много и с удовольствием ездила верхом, всё жившие в округе крестьяне знали её, потому что почти каждый день она приезжала в деревню, привозила продукты, старые вещи и раздавала их бедным. Барон, сначала посмеивающийся над её вниманием к бедным, предоставил девушке полную свободу.

«Она — будущая хозяйка этого поместья, — думал старик, — пусть делает, что хочет».

Всё коренным образом изменилось, когда приехал Карл. Случайно или намеренно, он попадался ей на пути, куда бы девушка не пошла. Они вместе выезжали на прогулки, встречались за столом и даже в маленькой церкви, находившейся вблизи замка, она почти каждый день видела его. Со стороны они казались хорошими друзьями. Но Азалия всегда была честна с собой. Слишком гордая, чтобы выдать свои чувства, она была вежлива и любезна с сыном барона, смеялась его шуткам, слушала его бесконечные рассказы о дворе и столице, полные самого нелепого хвастовства, — но не более. Если взгляд её синих глаз и останавливался на Карле, в нём не было не единого намёка на чувство или, хотя бы, увлечение. Молодой Нестер не мог обвинить её в кокетстве — девушка была слишком горда для этого — и, возможно, впервые в жизни сын барона страдал из-за женщины.

Привыкший к лёгким победам, он был удивлён и раздосадован, что все его ухаживания оставляют Азалию равнодушной. Каждый новый день, любуясь её хорошеньким личиком, слушая нежный, мелодичный голос, Карл сам не заметил, что влюбился. Он не осмеливался признаться Азалии, боясь отказа, но стремился выполнить любую её просьбу, часами раздумывая над каждым словом и жестом.

…Азалия нежно поцеловала портрет и прижала его к сердцу. «Матушка, дорогая моя! Если бы ты знала, как мне тяжело одной, как здесь одиноко… Ты знаешь, я старалась забыть его, не думать о нём, но это невозможно. Я не могу сделать того, что от меня требуют, не могу мстить Марьяне Берн и её сыну… О, Боже мой!»

Ниэла, держа в руках платье из голубого шёлка, неслышно вошла в комнату:

— Азалия, посмотри, какое красивое, просто чудо! О, девочка моя, что с тобой? Ты опять плакала?

— Всё хорошо, няня, — ответила Азалия, вытирая глаза. — Я просто…открыла медальон…и…

— Ну, успокойся, дорогая моя! Столько лет прошло! На всё воля Божья! Твоя матушка наверняка следит за тобой с небес. И все, что ты можешь сделать, — это жить так, чтобы ей не было за тебя стыдно.

Раздался негромкий стук в дверь.

— Ох, неужели уже господин Карл. А ты еще даже не переоделась! Что я ему скажу?

Азалия, вздохнув, взяла платье и направилась в другую комнату:

— Попроси его подождать, няня, я быстро.

Старушка раскрыла дверь, но вместо Нестера увидела перед собой миниатюрную девушку в простом сером платье и белом переднике. Толстая черная коса охватывала прелестную головку, на смуглом от загара лице сверкали живые чёрные глаза. Она почтительно присела перед Ниэлой:

— Добрый вечер!

— Добрый, добрый, но кто ты такая? Раньше я тебя не видела, — сказала Ниэла, плотно закрывая дверь.

— Конечно, нет, сударыня, — простодушно ответила девушка, — потому что господин барон взял меня на работу только сегодня. Я — новая горничная госпожи Азалии. Меня зовут — Жанна.

Ниэла внимательно посмотрела на неё:

— Вот как, значит. Ну что ж, пойдём, представлю тебя госпоже.

— Не нужно, няня. Я всё слышала.

Азалия появилась на пороге спальни. Нежно-голубой шарф обвивал её светлые волосы, новое платье, сшитое по последней моде, с изящной расшитой золотом накидкой, выгодно подчеркивало её красоту. Дочь маркиза ласково улыбнулась, и протянула руку смущенной девушке:

— Я рада познакомиться с тобой, Жанна. Ты очень хорошенькая.

— Вы слишком добры, госпожа, ведь я — всего лишь служанка, — ответила девушка. — Я так много слышала о вас, о вашей красоте и доброте, но даже не представляла…

Азалия помрачнела, её лицо стало серьёзным:

— Прошу тебя, не надо лести, Жанна. Порой мне кажется, что никакая я не госпожа и не дочь маркиза, и я бы всё на свете отдала — и это платье, и драгоценности, только за возможность быть свободной и счастливой.

Она поспешно вышла. Служанка с удивлением посмотрела ей вслед, а потом спросила Ниэлу:

— Я что-то не так сказала?

— Нет, ты здесь не причем. Постарайся хорошо выполнять свои обязанности, и у Азалии не будет претензий. Ой, заговорилась я, а ведь собиралась сходить в церковь… До свидания, Жанна.

— До свидания, сударыня!

Как только за Ниэлой закрылась дверь, мягкое и простодушное выражение исчезло с лица служанки. Она выпрямилась и судорожным движением прижала руки к груди. Горечь, боль вспыхнули в её чёрных глазах, она прошептала: «Как же она красива! Да, настоящая красавица. Такая девушка способна покорить любого мужчину. А, если он, тоже….»

 

Глава 8. Битва сердца и разума

Поднимаясь по лестнице, Азалия услышала разговор двух стражников:

— Да, всё решено. Это будет завтра на Большой Северной дороге. Ну и глупец же ты! Конечно, под видом ограбления…

Заметив девушку, они замолчали и поклонились. Слегка кивнув в ответ, Азалия прошла мимо. И услышала за спиной приглушённый шёпот: «Конечно, нет. Хоть это всё из-за неё. Впрочем, у барона свои счёты с Бернами».

Девушка замерла, не в силах сделать и шагу. Она напряжённо прислушивалась, но тут вдали коридора раздались тяжёлые шаги, и разговор прервался. Карл Нестер широко улыбнулся, увидев Азалию:

— Какая неожиданность! Я как раз шёл к вам.

— Рада вас видеть, Карл. Вы проводите меня к своему отцу?

— О, с огромным удовольствием, — он поклонился.

Они медленно поднимались по лестнице. Азалия молчала, то ли погрузившись в размышления, то ли в воспоминания. Карл тоже ничего не говорил, что ему было несвойственно, но пристально смотрел на молодую девушку, будто стараясь прочесть её мысли:

— Как хорошо, что мы, наконец, наедине, Азалия. Постоянно кто-нибудь мешает, или слуги, или даже отец…

Азалия удивлённо подняла голову:

— Как, неужели, даже господин барон раздражает вас?

— Нет, конечно, нет, — спохватился Карл, — просто я хотел сказать, что счастье видеть вас, возможность слышать ваш голос для меня драгоценна, я не хочу ни с кем вас делить. Вы так неожиданно вошли в мою жизнь, но теперь я представить себе не могу, как раньше жил на свете, не зная вас…

Он замолчал и снова взглянул на неё. Лицо Азалии было совершенно спокойно:

— Вы очень любезны, но Карл, я должна сказать вам…

— Подождите, не торопитесь с ответом, — заклинал он, — подумайте о моих словах. К вашим ногам, Азалия, я хотел бы положить весь огромный мир, но пока лишь предлагаю свое сердце и титул…

— Карл, мы уже пришли, — сказала она, останавливаясь перед большой дверью, обитой кованым железом, и мягко освобождая свою руку. Нестер умолк, увидев любопытный взгляд старого камердинера барона.

— Рик, отец примет нас?

— Конечно, господин Карл, — ответил тот, кланяясь. — Он ждёт вас и молодую леди.

Барон сидел у огня в своём любимом кресле, на коленях него была небольшая шкатулка, отделанная потускневшим серебром. Он поднял голову и широко улыбнулся гостям:

— Сынок, Азалия, проходите. Спасибо, моя дорогая девочка, что не забываешь старика.

Азалия робко присела на стул. Даже сейчас, в присутствии барона Нестера она всё еще чувствовала себя скованно, хоть и знала, что перед ней её друг, верный и преданный, любящий её как родную дочь. Барон, от которого ничто не ускользнуло, обратился к сыну, и между ними завязалась деловая беседа, в которой девушка не понимала ни слова. Насторожилась она лишь, когда услышала, как барон произнёс:

— Всё верно, Карл. Товар повезут по Большой Северной дороге, тебе придётся их встретить. Надеюсь, у тебя всё готово?

Карл пожал плечами:

— Ну, конечно, отец.

— Могу ли я узнать, о чем речь? — спросила Азалия, улыбаясь.

Карл резко повернулся к ней, но барон ответил раньше:

— Разумеется, моя дорогая. В поместье приезжают торговцы из столицы, привезут самые разные ткани, драгоценности, благовония. Но дороги сейчас небезопасны, поэтому они просили, чтобы Карл с небольшим отрядом сопровождал их. Есть еще вопросы, моя дорогая Азалия?

— Да! Я хотела попросить вас разрешить мне завтра прогуляться верхом. Карл подарил мне чудесную лошадь, и мне не терпится её испытать.

Молодой Нестер выступил вперёд:

— Я не думаю, что это благоразумно, отец. Ведь завтра я не смогу сопровождать леди Азалию и…

Взгляд барона заставил его умолкнуть.

— Поступай, как хочешь, дорогая. Дочь маркиза де Резни никому не уступает в храбрости и ловкости, не так ли?

Азалия поклонилась.

— Мне давно хотелось, — продолжал барон, — сделать тебе хороший подарок, ведь я тебя так люблю. Надеюсь, тебе понравится, — он протянул ей шкатулку.

Азалия открыла её и ахнула, восхищённая. На черном бархате сверкала пара золотых браслетов, украшенных алмазами. Они были так прекрасны, что у девушки перехватило дыхание, на глаза навернулись слёзы.

— Что с вами, Азалия? Вам не понравилось? — воскликнул, испугавшись, старый барон.

— Нет, что вы, — едва слышно сказала она, — но это очень дорогая вещь, я не могу принять её…

Взгляд барона стал очень суровым:

— Это фамильная драгоценность Нестеров. Их носила ещё моя бабка, она подарила их своей дочери, а та — моей жене. Но я овдовел, из детей у меня — только сын, поэтому я решил подарить эти браслеты вам, моей любимой приёмной дочери. Если вы откажетесь их принять, я… Мне будет очень горько, Азалия… — он замолчал и умоляюще посмотрел на нее. Девушка порывисто вскочила и обняла старика. Мягкий золотистый локон коснулся морщинистой щеки.

— О, как мне благодарить Вас? Вы столько сделали для меня, — воскликнула девушка.

— О чём ты говоришь, дорогая? Но если ты действительно хочешь доставить мне радость, пожалуйста, надень их на вечер, который я устраиваю через две недели, хорошо?

Азалия кивнула и взяла шкатулку. Ласково попрощавшись с бароном, и кивнув его сыну, она вышла.

Карл проводил её тяжёлым взглядом:

— Что это ещё за вечер, отец? — нахмурился он, — по-моему, у нас не так много денег, чтобы сорить ими или устраивать балы.

Барон с презрением взглянул на него:

— Право, можно подумать, что ты — не мой сын. Я собираюсь объявить о вашей помолвке, глупец, с леди Азалией, и официально представить её как дочь и наследницу маркиза де Резни.

Серые глаза Карла сверкнули, на бледных щеках вспыхнул румянец. Не говоря ни слова, он схватил руку отца и поцеловал её с чувством сыновей благодарности, может быть впервые вспыхнувшей за все эти годы.

 

Глава 9. Служанка и Карл Нестер

Подарок барона привёл Ниэлу в восторг, не говоря уже о служанке. Жанна, с горящими глазами, не отводила взгляда от браслетов и повторяла:

— О, какая же вы счастливая, госпожа! Какая прелесть! Какая красота!

Азалия казалась печальной, слушая простодушные слова девушки. Ниэла заметила это:

— Может, ты устала, дочка?

— Нет, няня, со мной всё в порядке. Я только не могу понять, почему барон сделал мне такой дорогой подарок? Она любит меня, и всё же…

Ниэла пристально взглянула на неё:

— Неужели ты не догадываешься, дочка? Но об этом все знают, вплоть до последнего слуги в замке….

— Но о чем же, няня? — нетерпеливо спросила Азалия. — Говори, прошу тебя!

— Да ведь господин Карл влюблён в тебя, — сказала старушка, улыбаясь, — так что браслеты — это свадебный подарок.

Азалия машинально захлопнула шкатулку. Её взгляд остановился на лице служанки, и, если бы слова няни не так сильно бы подействовали на неё, она бы заметила, как внезапно побледнела Жанна, как засверкали её черные глаза. Девушка отступила назад и стала перебирать оборки передника, стараясь скрыть овладевшие ею чувства.

— Вот в чём дело, — прошептала Азалия.

— Ну, конечно. И, сказать по правде, грех — желать лучшего жениха. И богат, и знатен, и как тебя любит, наконец, он — сын барона Нестера, друга твоего покойного отца, и твоего опекуна. Он прекрасно образован, умён, ловок, настоящий кавалер, а если не слишком красив собой — так с лица не воду лить…

— Помолчи, няня, — оборвала её Азалия, — я должна всё обдумать. Пожалуйста, оставьте меня одну. Я устала и хочу лечь пораньше.

Жанна рада была уйти, но Ниэла, любившая поболтать, огорчилась. Хотя старой няне пришлось умерить свой пыл и подчиниться. Погасив огонь, Азалия подошла к окну. На западе собирались тучи, дул сильный ветер, но в её душе была ещё более опасная буря. Она страшилась признаться самой себе, что давно уже ждала подобного. Итак, Карл не сегодня — завтра сделает ей официальное предложение. По-видимому, никто не сомневается в ее согласии, даже няня.

Азалия грустно усмехнулась: как же плохо Ниэла знала свою воспитанницу! В её сердце жил один единственный человек, чьё имя она боялась произносить вслух, с которым она была навеки разлучена. Память перенесла её назад, в маленький домик в лесу. От того счастливого времени у неё остался лишь серебряный браслет с гербом де Бернов, который она сохранила в своей шкатулке, вместе с медальонами матери и важными документами. Даже Ниэла не знала об этом.

Азалия глубоко вздохнула. Завтра у неё будет целый день, а сейчас она слишком устала. Девушка быстро сняла пышное платье, распустила золотистые волосы и через десять минут уже спала крепким сном.

* * *

Карл проснулся со странным чувством: ему показалось, что в комнате кто-то есть. Вокруг царила темнота. Приподнявшись, Карл протянул руку, чтобы взять колокольчик и вызвать слугу, но столик был пуст.

— Эй, здесь есть кто-нибудь?

— Да, — ответил ему печальный женский голос.

— Тогда зажгите свечу, — приказал младший Нестер.

Чья-то тёплая рука скользнула по его лицу:

— Зачем нам свет, милый? Разве ты не узнаешь меня?

Он почувствовал жаркий поцелуй на своих губах, и, протянув руку, обнял девушку:

— Неужели это ты, Жанна? Как ты попала сюда?

Ответом ему был тихий смех.

— Твой слуга спит, дверь была открыта. Карл, я так хотела тебя увидеть, — страстно воскликнула она, — скажи, ты не забыл меня, нет? Ты по-прежнему любишь свою Жанну?

— Ну, конечно, — сразу же ответил он. — Как ты можешь сомневаться?

В доказательство он снова поцеловал её, но девушка лишь вздохнула:

— Почему же ты не приходил? Я узнала, что ты вернулся ещё месяц назад, и всё ждала, надеялась, а тебя всё не было. Моя тётя служит здесь, она сказала мне, что молодой госпоже нужна горничная. Господин барон взял меня на это место.

Наступило неловкое молчание. Карл раздумывал, как бы половчее выпутаться, а Жанна, затаив дыхание, ждала ответа.

— Мне ещё говорили, будто бы ты и Азалия, — робко сказала она, — ну, в общем…

— Какая чушь, — рассмеялся Карл, — милая моя крошка, я люблю тебя всем сердцем и никогда ни на кого не сменяю. Успокойся же и забудь об этом.

В его голове неожиданно за короткие минуты, что они были здесь вместе, созрел коварный план. Жанна была умной и ловкой девушкой, ей не составит труда завоевать расположение хозяйки. Может быть, она станет даже компаньонкой Азалии, и через неё он узнает все тайны гордой неприступной красавицы. «В конце-концов, — подумал он, — Жанна очень миленькая, для служанки, конечно. Похоже, я недурно проведу время до свадьбы».

 

Глава 10. Спасение

Утро выдалось серое и холодное для июня: низкие серые тучи скрывали небо, моросил мелкий дождь. Азалия раскаялась в своей поездке: в лесу каждый куст, каждое дерево стряхивало на неё ледяную влагу, а её бархатная синяя амазонка и шляпа с вуалью была плохой защитой от сырости. Девушка медленно ехала по узкой тропинке, свободно откинувшись в седле и опустив поводья. Добравшись до высокого холма, за которым начиналась роща, примыкавшая к владениям принца Рудольфа, она остановила Ласточку.

Азалия выбрала это место по двум причинам: во-первых, здесь всегда было тихо, так как замок и деревни находились на десять миль севернее, а девушке хотелось побыть одной; во-вторых, и это главное — у неё возникали смутные подозрения, которые, увы, не смогли развеять учтивые недомолвки барона.

Не то, чтобы девушка не верила своему опекуну: старик так заботился о ней, окружил её теплом и вниманием, словно настоящий отец, но всё же… И вот, выбрав для себя укромное место за валунами, среди деревьев, она приготовилась ждать.

«О, если бы я любила Карла! Как всё было бы хорошо. Он мне нравится — это правда, но это совсем другое… И всё же я смогла бы отдать ему свою руку в знак обручения, если бы была уверена, что это была воля Небес, что мои покойные родители одобрили бы меня. Но, удивительно, каждый раз, когда я молюсь об этом, моё сердце сжимает холод… Взгляд Карла и даже его улыбка меня пугают, как будто что-то внутри предупреждает об опасности…

Но что за глупые страхи! Дочь маркиза де Резни должна быть выше этого. Она обязана оставаться примером мужества и твердости. Если я сомневаюсь в верной руке друга, то как мне выполнить другую, более сложную и священную миссию, которую возложила на меня судьба? Карл любит меня, я уверена в этом, так что же мне за дело до всего прочего! Пора забыть детскую любовь и её обманы! Муж и защитник, верный и преданный друг — вот что необходимо мне. Если Карл сделает официальное предложение, то возможно, я отвечу „Да!“»

…Громкие крики, топот копыт, ржание лошадей прервали её мысли. Азалия подняла голову и увидела всадника, который во весь опор скакал к лесу. Его преследовали разбойники — по крайне мере, так Азалия могла назвать людей в грязной одежде, с небритыми зловещими лицами и оружием в руках. Возглавлял погоню высокий человек в маске верхом на жеребце.

Беглецу оставалось до леса каких-то несколько метров, когда раздался выстрел, его лошадь упала замертво. Незнакомец быстро справился с шоком, вскочил на ноги, схватил сумку, и бросился к лесу, когда один из головорезов снова выстрелил. Азалия увидела, как несчастный схватился за плечо и упал. Преследователи огласили воздух громкими криками. Но их радость была преждевременна: юноша был лишь ранен. С трудом он поднялся на ноги, и, шатаясь, скрылся за деревьями.

Азалия с ужасом следила за этой сценой. Забыв обо всём, испытывая сострадание к несчастному, она быстро вскочила в седло и бросилась в ту сторону, откуда доносился звук шагов. Страшное ей предстояло зрелище: на мокрой земле лежал человек, раскинув перед собой руки. Куртка заляпана грязью, на плече расплывалось пятно алой крови…

Азалия быстро спрыгнула на землю и осторожно перевернула раненого. Подавленный крик вырвался из её груди, она отшатнулась, с ужасом глядя на лежащего у её ног. Ей было так знакомо это бледное, искажённое страданием лицо; сколько раз она видела его в своем сне…

— Ральф, о Боже, это он, — глухо простонала девушка.

Сердце заколотилось часто и быстро. В этот миг в ней боролись две женщины — Азалия и дочь маркиза де Резни. Первая с болью смотрела на своего любимого, которому грозила смертельная опасность, вторая думала о клятве мести, о своих родителях, погибших когда-то из-за предательства де Берна.

Слабый стон заставил её очнуться. Быстрым движением, накинув вуаль на лицо, она склонилась над раненым, ловко перевязав рану своим белым шарфом.

Ральф открыл глаза:

— Что со мной? Кто вы? О, как больно…

— Потерпите, сударь, ещё немного. Вот и всё. Обопритесь на меня, вставайте скорее, прошу вас…

Он с трудом поднялся: в лице не было ни кровинки, и только усилием воли заставил себя не терять сознание.

— Удержитесь ли вы в седле? — не дожидаясь ответа, она свистом подозвала Ласточку. Умное животное спокойно стояло, пока, наконец, Ральф не оказался верхом. Азалия легко вскочила сзади и обняла его руками:

— Доверьтесь мне, сударь. Я спасу вас. Вперёд!

Во всей конюшне барона не было более быстрой лошади, чем Ласточка. Она помчалась стрелой, несмотря на двойную ношу, и вскоре крики преследователей остались далеко позади.

Дорогу Азалия знала хорошо: за несколько месяцев она верхом объездила всё поместье Нестера. Беспокоил ее лишь Ральф, он тяжело дышал, наклонив голову, то и дело, теряя сознание. Если он умрёт, во что превратиться её жизнь? Азалия старалась не думать о прошлом, моля Небо только об одном: чтобы Ральф остался жив. Что такое разлука, может быть вечная, по сравнению со смертью…

«Мой любимый, прошу тебя, не сдавайся. Ральф, дорогой мой!»

…Лес кончился. Девушка увидела широкую реку, служившую границей между имением Нестера и молодого принца. На берегу сидели два рыбака, рядом с ними на воде покачивалась лодка. Девушка направила к ним свою усталую лошадь:

— Скорее, доставьте графа де Берна в особняк его высочества. Вот вам за труды, — она бросила к ногам рыбаков увесистый кошелёк.

— Графа де Берна мы перевезём и бесплатно, — сказал один рыбак, — но что с ним случилось, милостивая леди? Он ранен?

Азалия следила за тем, как мужчины осторожно переносят Ральфа в лодку, потом сняла с себя плащ и уложила его на дно.

— Осторожней, благодарю вас, друзья. Граф де Берн сам всё расскажет, — она повернулась, чтобы уйти.

— Постойте, — раздался вдруг голос, от которого Азалия вздрогнула, — скажите мне, кто вы? Я хочу знать имя женщины, которая спасла мне жизнь.

Рыбаки оттолкнули лодку от берега, и, уносимая течением, она поплыла прочь. Ральф, собрав все силы, прислушивался, и ветер донёс ему ответ:

— Мадемуазель де Резни.

Это было последнее, что он запомнил. Небо, река — всё поплыло перед его глазами, и он впал в беспамятство.

 

Глава 11. Кузина Ральфа де Берна

Всю ночь его преследовал один и тот же сон: бешеная скачка, звуки выстрелов, крики, угрозы, и, когда казалось, что всё потеряно, что надежды больше нет, появлялась незнакомка. Её голос, нежное прикосновение рук, лёгкую походку он видел отчётливо, но лицо было скрыто чёрной вуалью…

Ральф открыл глаза. Была полночь, нежный лунный свет сквозь открытое окно проникал в комнату. Обстановка была незнакомая, но роскошная: молодой граф лежал на широкой кровати под балдахином, укрытый лёгким атласным покрывалом. У изголовья стоял небольшой круглый стеклянный столик с серебряным кувшином, а за ним в кресле спала девушка. Её лицо показалось Ральфу смутно знакомым, но он тут же разочарованно вздохнул: она не была феей из его снов.

Юноша пошевелился, и боль в плече окончательно привела его в чувство.

— Карена! — позвал он.

Девушка вздрогнула:

— Что случилось? О, Ральф, неужели…Тётя, тётя Марьяна, проснитесь же, Ральф пришёл в себя!

Шёлковый занавес, отделявший спальню от другой комнаты, раздвинулся. Ральф услышал знакомые шаги и спокойный, как всегда, голос матери произнёс:

— Карена, позвони, пожалуйста, чтобы принесли свечу, — она склонилась над подушкой, вглядываясь в бледное лицо сына, — наконец-то! Слава Богу!

Марьяна де Берн никогда не была красавицей, даже в молодости, а сейчас она, к тому же, располнела. Но сколько любви и ласки светилось в её карих глазах, с какой заботой и нежностью она сжала руку сына! Целую неделю он был без сознания, на грани жизни и смерти, и сейчас она заплакала от счастья, услышав его голос.

Карена, вернувшаяся со свечой в руке, почувствовала себя лишней. Она тихонько встала за спиной госпожи де Бёрн, так, чтобы видеть своего двоюродного брата. Но, кто знает, от какого чувства вспыхнули её щёки, и о чём она думала в тот миг!

— Но мама, где я? — спросил Ральф, когда первая минута радости миновала. — Это же не наш дом.

— Нет, сынок. Её величество была так добра, что распорядилась оставить тебя в своём поместье и сразу же послала за нами. Врач запретил тебя перевозить, пока ты не поправишься.

Наступило молчание. Ральф напряжённо всматривался в потолок, стараясь пробудить память, потом тяжело вздохнул:

— Но, что произошло?

Две женщины переглянулись:

— Мы надеялись узнать об этом от тебя, — раздался нежный голос Карены, — неужели ты ничего не помнишь?

Ральф дружески улыбнулся ей:

— Рад снова видеть тебя, сестрёнка, и…спасибо большое за заботу. Уверен, что ты каждую ночь дежурила здесь.

— О чём ты говоришь, Ральф? Разве я позволила бы служанке, наёмнице, ухаживать за своим кузеном, человеком, который после моей тёти для меня дороже всего? — запальчиво сказала она, но спохватилась, — оставим это. Скажи нам, что ты помнишь…

Она не успела договорить — дверь открылась, пропустив личного врача принца:

— Теперь я ручаюсь за его выздоровление, — сказал он, осмотрев раненого. — Но графу нужен покой и сон. Ваша светлость и вы, сударыня, прошу вас, дайте ему отдохнуть, а поговорить можете завтра.

* * *

В комнате ярко пылал огонь, рядом с ним в кресле сидел Ральф, рассказывая историю своих злоключений:

— Две недели назад герцог*** дал мне важное поручение к его величеству. Он предупредил меня, что бумаги, которые я везу, могут стоить жизни не только мне, но и многим достойным людям, если попадут в руки врагов. Я выехал из столицы инкогнито, ночью, в одежде простолюдина, останавливался только в дешёвых гостиницах. Но, по-видимому, нас предали. Чтобы сократить путь, я поехал прямо через поместье барона Нестера, хоть мы с ним и не в хороших отношениях. На Северной дороге была устроена засада, но мне повезло, я объехал лесом опасное место, и, когда меня заметили, я был на пути к поместью принца. Меня преследовало около десяти человек, наверно, обычные бродяги, нанятые за горсть золота, но ими командовал дворянин — он был в маске. Когда до спасительного леса оставалось совсем немного, мою лошадь убили, я был ранен. Остальное помню плохо: я потерял сознание от раны, помню лишь женщину, которая склонилась надо мной…

— Женщину! — воскликнула, не сдержавшись, Карена. Ральф и его мать одновременно с удивлением посмотрели на неё.

— Да, женщину, что тут такого? Удивительно другое: эта женщина, словно амазонка из легенды, помогла мне сесть на лошадь, поддерживала меня, когда я терял сознание, словом, спасла мне жизнь. Я помню только две нежные белые руки с драгоценными кольцами на тонких пальчиках, стройную фигуру, и её ангельский голос, звуки которого до сих пор переполняют мое сердце сладостным звучанием…

Ральф закрыл глаза, отдавшись приятным воспоминаниям, и не видел, каким гневным, испепеляющим взглядом, одарила его кузина. Молчание нарушила госпожа де Берн:

— Но ты, хотя бы, знаешь её имя? За кого мне молиться за спасение единственного сына?

— Да, — ответил Ральф. — Она назвалась мадемуазель де Резни.

— Как ты сказал? Де Резни… — Марьяна вскрикнула, схватилась за сердце и упала без чувств.

После четверти часа суеты и волнений графиня пришла в себя, отослала служанок, и, не слушая полных беспокойства вопросов сына и племянницы, погрузилась в тяжкое раздумье.

— Мама, ты должна мне всё объяснить. Что это за тайна, которую ты скрываешь уже много лет? Почему даже при дворе принца при упоминании этого имени все замолкают?

Графиня встала:

— Не сегодня. Я очень плохо себя чувствую, и мне нужно многое обдумать. Я пойду к себе, Карена, ты со мной?

Девушке очень хотелось поговорить с кузеном, но она не рискнула противоречить Марьяне и послушно вышла, кивнув ему напоследок.

 

Глава 12. Карена де Руа — новая графиня де Берн?

Карена де Руа была дочерью младшей сестры графини де Берн — Орелин. Карене недавно исполнилось двадцать лет, и она находилась в расцвете красоты. Высокая, стройная, девушка двигалась с удивительной грацией, мягкие рыжеватые волосы обрамляли свежее личико и упругими локонами ложились на плечи.

Светло-карие глаза обычно были скромно потуплены, но когда она их поднимала, таинственный свет её взгляда проникал в сердце. Одним словом, это была одна из самых красивых женщин при дворе королевы-матери, и Карена прекрасно сознавала это. Как часто, по ночам в своей маленькой комнате она рисовала себе пленительные картины блестящего будущего: балы, праздники, королевскую охоту и многое другое. Чем более волшебными были её мечты, тем печальнее казалось ей настоящее…

Карена в задумчивости остановилась перед зеркалом, пристально рассматривая своё отражение. Ей было двадцать лет, и самый придирчивый критик, пожалуй, не нашёл бы изъянов ни в стройной фигуре, кокетливо вырисовывающейся под лёгкой ночной рубашкой, ни в тонких белых руках с красивыми маленькими кистями, ни в овальном лице с большими светло-карими глазами, которые в минуту гнева казались черными. Прекрасные рыжие волосы, освобождённые из-под сетки, которую девушка надевала днем, тяжёлыми прядями рассыпались по спине и плечам.

Но что это? Карена с глухим стоном отвернулась от зеркала и упала на кровать. Крупные слёзы катились по ее щекам, но не приносили облегчения. Этот день, день выздоровления Ральфа, которого она так ждала, причинил ей столько горя!

«Итак, всё кончено, — думала она, — я никогда не стану графиней де Берн. Сердце Ральфа для меня потеряно, потеряно!»

Чтобы понять её чувства, вернёмся назад, заглянем в прошлое. Карена, как мы уже упомянули, была дочерью Орелин, младшей сестры графини де Берн. Непохожие внешне друг на друга, они были разными по характеру и склонностям. Не слишком красивая, спокойная и рассудительная Марьяна не могла найти общий язык с привлекательной, полной задора и обаяния, хоть и подчас легкомысленной Орелин.

Их жизненные пути скоро разошлись: старшая сестра вышла замуж за своего ровесника и друга, графа де Берна, и уехала из столицы, Орелин же всегда была окружена поклонниками и блистала на балах, но не торопилась связать с кем-либо судьбу. Её красота, остроумие быстро снискали известность, и она с лёгкостью смогла сделать самую блестящую партию. Родители сами всё решили за неё: Орелин была предназначена в жёны одному богатому князю, близкому к королевской семье, а то, что он уже не молод, и далеко не красив собой, никого не тревожило. Орелин пришла в ужас: жених внушал ей полное отвращение. За несколько дней до свадьбы девушка сбежала из дома, чтобы тайно обвенчаться с молодым капитаном де Руа.

Трудно описать, что случилось, когда семья узнала об этом браке. Пренебречь прекрасной партией и дочерним долгом, выйти замуж за человека без титула и состояния! С этого дня Орелин была вычеркнута из памяти родных, словно её никогда и не было. Только Марьяна вспоминала о ней и жалела свою несчастную сестру.

Через несколько лет началась война. Капитан де Руа погиб в первом же сражении, почти ничего не оставив в наследство своей вдове и маленькой дочери. Орелин оказалась в нищете. Горе и болезни сократили её жизнь, никто бы не смог узнать в этой угрюмой женщине, больной чахоткой, прежней обаятельной девушки. Маленькую Карену она привела в дом её тёти, и вскоре навсегда покинула этот мир.

Марьяна дала клятву позаботиться об осиротевшей девочке и сдержала её. У Карены были лучшие платья, игрушки, а потом — учителя. Графиня не делала никакой разницы между сыном и племянницей, и Карена была ей очень признательна за это. Но она хорошо чувствовала свое зависимое положение: как бы тётя не была добра, она никогда не выделит состояния Карене, чтобы не ущемить интересы сына. Только девушка не завидовала Ральфу, нет, с детских лет она любила его преданной и сильной любовью. Он был её защитником, играл с ней, учил её кататься верхом и многому другому.

Прошли годы. Детская привязанность переросла в глубокую любовь, но только для Карены. Ральф как и прежде видел в ней маленькую девочку, относясь к ней очень заботливо и дружески, но не более того. И всё же она страстно мечтала стать его женой, не замечая, что перешла границу от мечты к безумию.

На её пути было много препятствий. Во-первых, эта женщина, которая спасла жизнь Ральфу, и в которую, судя по всему, он влюбился. Во-вторых, она не была уверена в согласии тёти: ведь граф де Бёрн мог сделать самую блестящую партию, а брак с кузиной не принёс бы ему ни состояния, ни положения в обществе. Но Карена была готова к борьбе. «Я люблю Ральфа, — повторяла она, — и не позволю другой завладеть его сердцем. Придёт день — и я стану новой графиней де Берн».

 

Глава 13. Планы барона

В маленькой церкви горели свечи, воздух был наполнен запахами масла и дыма. Сквозь узкие окна с разноцветными стёклами проникал свет догорающего дня, озаряя девушку в простом белом платье, стоявшую на коленях перед алтарём. По бледным щекам катились слёзы, полуоткрытые губы шептали слова молитвы, но так тихо, что то, о чем она просила, было ведомо лишь ей и Богу.

Она не слышала, как неслышно открылась дверь и вошла Ниэла. Она с грустью смотрела на свою воспитанницу, но не посмела помешать ей. Наконец, Азалия поднялась, перекрестилась и пошла к двери, склонив голову. Погруженная в свои мысли, она не заметила бы Ниэлы, если бы та не окликнула ее:

— Азалия!

Девушка вздрогнула:

— Няня! Что ты здесь делаешь?

Ниэла ласково взяла её за руку:

— Я пришла за тобой, господин барон ищет тебя по всему замку. Дорогая, почему ты не предупредила, что идёшь в церковь?

Азалия молча смотрела на неё, не говоря ни слова, потом вдруг крепко обняла, склонив голову на плечо старушки:

— Ах, няня, я так несчастна! Прости меня, прости…

— Ну что ты такого сделала, дорогая? Скажи мне, Азалия, не мучь себя. Твоя старая няня поможет тебе.

— Мне никто не поможет, — глухо сказала девушка, — Я, ох, няня, я предала своих родителей!

— Что ты такое говоришь, дочка, — воскликнула Ниэла, побледнев, — этого не может быть!

— Мне нужно кому-нибудь рассказать. Пожалуйста, няня, выслушай меня. Это случилось неделю назад…

Азалия быстро и бессвязно начала рассказывать. Её голос дрожал. Лицо Ниэлы с каждой минутой становилось все строже и холодней. Наконец, резко высвободившись из объятий девушки, она произнесла:

— Как ты могла, Азалия, сделать это? Я слушаю тебя, смотрю на твоё красивое лицо, и не понимаю, как дочь моей госпожи, моя воспитанница, могла предать память о своих родных, растоптать честь семьи де Резни? Как ты могла забыть священную клятву возмездия…

— Но, няня, — взмолилась девушка, — дети не должны отвечать за грехи отцов, ты же сама меня этому учила! Граф де Берн, из-за которого погибли мои родители, давно мёртв, а его сын…

— Его сын жив по твоей милости! — оборвала её Ниэла, — о, Боже, как я дожила до этого дня… Эта девочка, которую я растила и лелеяла как собственную дочь, предала свою семью ради преступной любви! Нет, Азалия, нет тебе моего прощения, ты его никогда не получишь. Оставь меня, не прикасайся ко мне, — она выбежала из церкви, закрыв лицо руками.

Азалия медленно опустилась на холодный каменный пол. Всё было кончено. Она чувствовала себя самой несчастной из всех, живущих на земле.

Ни она, ни Ниэла не видели, как у окна мелькнула чья-то тень. Этот человек не пропустил ни слова из их разговора.

* * *

Барон сидел в своём любимом кресле у камина и читал письмо, когда к нему в кабинет ворвался Карл:

— Отец, это невозможно. Вы не представляете, что я узнал!

Нестер внимательно посмотрел на него.

— Судя по всему, новости плохие. Умер король?

— Да причем здесь король, — Карл с силой сжал руки, — эта девчонка, Азалия, предала нас! Жанна подслушала её разговор со старухой. Твоя любимица спасла жизнь де Берну, там в лесу.

На лице старика не отразилось ни малейшего волнения:

— Вот как! Ты думаешь, что сообщил мне важную новость? Я уже давно подозревал, что это так. Сердце у женщин обычно сильнее разума, и Азалия — не исключение.

Молодой Нестер был далеко не так хладнокровен:

— Если бы я тогда не промахнулся, — повторял он, нервно расхаживая по комнате. — Теперь я всё знаю, вот в чём причина её холодности, равнодушия. У меня есть соперник!

— Замолчи, Карл, ты мне надоел, — оборвал его старик. — Неужели ты думаешь, что мои планы могут рухнуть из-за глупости одной-единственной девчонки? Жаль, конечно, что не удалось покончить с де Берном и захватить бумаги, но это никуда не уйдёт. Но придётся поторопиться. Сегодня я получил письмо от госпожи Амальды. Это — одна из ближайших подруг королевы, она с радостью готова оказать тебе свою протекцию. Разумеется, если ты приедешь с молодой женой.

Худое лицо Карла то вспыхивало, то бледнело.

— Отец, вы так и не назначили день.

— Ровно через неделю. Отдай приказ стражникам под предлогом возможности нападения не выпускать из замка Азалию, пусть слуги тоже следят за ней. Ну, и, разумеется, девушка ничего не должна знать об этом. Веди себя с ней, Карл, так, будто ничего не знаешь. Ступай, сынок.

Старик прижал руку к сердцу. В последние дни он чувствовал себя хуже, чем обычно. Если бы удалось выполнить всё, что он задумал, он спокойно бы встретил смерть. Азалия тоже серьёзно его беспокоила. Лицом и фигурой она очень похожа на мать, но характер у неё отцовский: твёрдый, волевой. Она ничем не напоминала робких светских барышень, своих ровесниц, и старик подозревал, что с ней еще будет немало хлопот.

Впрочем, что ему до всего этого! Жизнь прожита зря: пятьдесят три года богатства, роскоши, удовольствий, — и какой печальный итог. Теперь можно признаться самому себе: он никогда не был счастлив.

Единственная женщина, которую он любил, предпочла другого, сын и наследник стал совершенно чужим человеком. Их объединяли лишь тёмные дела и интриги, но по-настоящему тёплых чувств никогда не было. Но почему же упрямая память возвращается назад, почему он снова и снова видит её перед собой?

«Когда же ты уйдёшь, Диана? — спрашивал он, — почему ты не оставишь меня, почему?»

 

Глава 14. Семейная тайна

Карена тихо вошла в комнату:

— Вы звали меня, тётя?

— Да, дорогая. Пожалуйста, закрой дверь. Я не хочу, чтобы нам помешали.

Марьяна Берн лежала на кровати, закрыв глаза. Свечи, горевшие на столе, бросали красноватый отблеск на её бледное лицо, руки были безвольно опущены вдоль тела. Карена с испугом смотрела на неё: она привыкла видеть свою тётю бодрой и энергичной, и эта внезапная слабость поразила её:

— Вам плохо, тётя? Хотите, я позову врача?

— Нет, никого не надо. У меня к тебе очень серьёзный разговор, от которого зависит твоё будущее.

Наступило молчание.

— Карена, как ты относишься к моему сыну? — неожиданно спросила графиня.

Девушка вздрогнула:

— К Ральфу? Но тётя, я не понимаю…

— Говори прямо, Карена.

— Я люблю Ральфа, — быстро ответила девушка, — он очень хороший. Но почему вы спрашиваете?

— Потому что я хочу позаботиться о твоем счастье и счастье моего сына. Твоя мать поручила мне тебя, и я сделала для тебя всё, что было в моих силах. А теперь… мне нужна твоя помощь.

Девушка схватила руку графини и поцеловала её:

— О, тётушка, я с радостью помогу вам. Я люблю вас всем сердцем!

— Я знаю, — Марьяна устало улыбнулась, — а теперь сядь и выслушай меня. Эту историю я рассказываю только второй раз, до сих пор я молчала об этом. Мой сын уже всё знает, пусть теперь узнает и дочь.

Графиня снова замолчала, глядя в потолок, словно вспоминая далёкое прошлое. По её лицу то скользила улыбка, то печальная тень, наконец, она заговорила:

— Это было давно, больше двадцати лет назад. Я была такой же юной, как ты, Карена, хоть и далеко не такой красивой. Наша семья жила в большом особняке в столице, у нас было много друзей, но самые дружеские и тёплые отношения мы поддерживали с графом де Берн и его родными. Виконт Теодор де Берн, высокий обаятельный юноша, с открытым и честным лицом, был частым гостем в нашем доме. Не буду скрывать, виконт мне очень нравился, и он тоже был всегда крайне внимателен ко мне. Мои близкие надеялись, что мы поженимся, и я тоже мечтала об этом. Но мои детские иллюзии рассеялись после первого бала в королевском дворце.

…Это был великолепный праздник. Мне никогда не забыть большой тронный зал, освещённый тысячами свечей, ослепительный блеск золота и драгоценностей, шорох платьев, улыбки придворных дам и поклоны кавалеров. Я была наивной девочкой, всё вокруг восхищало и удивляло. Но самое главное — Теодор был рядом, он ухаживал за мной, и его внимание очаровывало. Тут к нам подошла пожилая женщина в черном платье вместе с молодой девушкой. Моя мать была с ней очень любезна и взялась познакомить нас. Диана — так звали дочь этой дамы — поразила меня с первого взгляда. И раньше, и после этого я видела много красивых женщин, но ни одна из них не могла бы превзойти Диану. У неё была королевская осанка, руки, нежные и красивые, словно выточенные из слоновой кости, тонкая талия, как у ребёнка. Овал лица безупречен, а глаза — синие-синие, полные спокойствия и безмятежности. Голову венчала корона из золотых кос, покрытая тонкой вуалью, драгоценностей было мало, да она в них и не нуждалась. Девушка приветливо улыбнулась мне и поклонилась моему спутнику. Я в тот момент опиралась на руку Теодора, и ощутила дрожь, пробежавшую по его телу. Его щёки вспыхнули, голос, когда он обратился к красавице, дрогнул. В ту минуту я перестала для него существовать, он видел только Диану.

Теодор пригласил её на танец, а я впервые осталась одна. Прислонившись спиной к мраморной колонне, я следила за каждым их движением, пытаясь угадать, о чём они говорят. Неведомая прежде агония сжимала сердце, голова кружилась, слёзы застилали глаза, — тогда я еще не знала, что это ревность.

С бала я уехала рано, не попрощавшись с Теодором. Я ждала его весь следующий день, но он не пришёл. Прошло еще десять дней, потом две недели, потом месяц — он не появился. Зато каждый день я слышала о своей сопернице: её избрали королевой балов этого сезона, она затмила всех признанных красавиц! Не только виконт де Берн был у её ног, многие известные щёголи, богачи и аристократы добивались её внимания…

Марьяна остановилась перевести дух. Вспоминая далёкое прошлое, она страдала почти так же сильно, как раньше. Карена слушала её с интересом: и ей тоже была знакома ревность и боль разбитого сердца:

— И что же дальше, тётя?

— Однажды вечером меня позвали вниз. В гостиной стоял Теодор, его глаза были устремлены на меня, а в лице столько муки! Забыв обо всём, я бросилась к нему. Он сжал мои руки, поцеловал и попросил прощения, за то, что долго не приходил. И тут я поняла то, о чём прежде не догадывалась: я была для него лишь другом, почти сестрой, но его единственной любовью была Диана.

— Вам было больно, тётя?

— Мне пришлось смириться с этим. Я стала расспрашивать его и узнала, что Теодор сделал официальное предложение Диане, но она отказала ему. У меня появилась надежда. А через несколько дней стало известно, что моя соперница выходит замуж за маркиза де Резни.

Графиня глубоко вздохнула:

— Это был один из самых красивых мужчин при королевском дворе, обладатель громадного состояния и отпрыск знатного рода. Я думаю, что их брак заключили по большой любви, что встречается очень редко. Сразу после венчания они уехали в отдалённое поместье маркиза.

Теодор был убит горем. Пока его любимая была рядом, он еще держался, но теперь… Однажды он пришёл ко мне и сказал, что ему всё опостылело: столица, двор; и он собирается уехать, чтобы развеяться: «Я — самый несчастный человек, Марьяна! Но если ты согласишься быть со мной, согласишься разделить мою боль…»

Я прервала его на полуслове: «Да милый, конечно, да!» Наконец сбылась моя заветная мечта: я стала его женой. Наивная, мне казалось, смогу подарить ему счастье, что он полюбит меня и забудет женщину, причинившую ему столько горя и боли. Но прошло четыре года, у нас родился сын, а отношение Теодора ко мне не изменилось. Он всё чаще уезжал из дома, возвращаясь всегда неожиданно, а на мои робкие вопросы не отвечал совсем, либо говорил, что это меня не касается. Я молча страдала. В одну из его отлучек началась война. Поместья, находившиеся на границе, были разорены, погибло много людей. Я очень беспокоилась за мужа. Но вот, наконец, он приехал…

Марьяна снова замолчала: слёзы душили её, голос дрожал. Она попросила воды и продолжала:

— Злосчастный вечер. До конца моих дней не забуду его. Ральф давно спал, слуги разошлись, я сидела одна в гостиной. К дому подъехала карета, которую сопровождали верхом четверо всадников. Капитан, командовавший ими, осведомился о моем муже.

«Его нет дома, — ответила я, — но что это за неожиданный визит?»

«Прошу прощения, сударыня, мы должны выполнить свой долг», — он подал знак, и солдаты начали обыск дома.

«Как вы смеете? Это же частные владения!», — кричала я. Но офицер показал мне ордер на арест моего мужа, подписанный королем. Всю ночь я не сомкнула глаз, никто не отвечал на мои вопросы. Утром вернулся Теодор — усталый, измученный, и в ту же минуту его арестовали. Помню его взгляд, полный мольбы и отчаяния, его последние слова…

Она зарыдала: время зарубцевало раны, но сейчас они открылись вновь и кровоточили. Карена не знала, что сказать, чем утешить, смягчить эту боль…

— Оставив сына, я отправилась в столицу искать правосудия. При дворе меня встретили холодно: ведь я была женой преступника. Там я узнала страшное известие: замок и поместье маркиза де Резни были разграблены, маркиз и его жена погибли. Об их маленькой дочери ничего не было известно, ходили, правда, слухи, что её спасли. В этом преступлении подозревали Теодора: все помнили, как несколько лет назад он был без ума от Дианы де Резни, как клялся, что она никому не будет принадлежать, кроме него. Нескольких негодяев, напавших на замок, захватили в плен, они дали показания против Теодора. Но свидетельства простолюдинов, тем более преступников, значили не много, у меня была ещё надежда, что Теодора оправдают. Только нашёлся дворянин, близкий друг покойного маркиза, некий барон Нестер, и, хоть я уверена, что его слова были ложью от начала и до конца, они сыграли роковую роль. Мой муж не вынес всего, что на него свалилось, после нескольких месяцев в темнице он тяжело заболел и умер за несколько дней до суда.

Его последние слова были: «Я не виновен, Марьяна. Береги сына…»

Я поклялась ему в этом и поняла: хоть Диана и была его единственной любовью, но мы — я и наш сын — тоже значили для него очень много.

Больше рассказывать почти нечего. Я не вышла замуж второй раз, а полностью посвятила себя вам: тебе и Ральфу. Прошли годы, и постепенно обстоятельства той трагедии стали забываться. Я вернулась в столицу, Ральф поступил на службу к молодому принцу. Всё, казалось, складывалось удачно. И вдруг я чуть не потеряла сына, а дочь женщины, разбившей мою жизнь и погубившей моего мужа, оказалась жива! Она пришла, чтобы закончить то, что не удалось её матери — убить Ральфа!

— Но, тётя, — возразила Карена, — пока что она спасла ему жизнь.

Графиня презрительно рассмеялась:

— Какая же ты наивная! Мадемуазель де Резни излечила одну рану, но нанесла другую — прямо в сердце.

— Что вы говорите, тётя?

— Правду. Ральф влюбился в нее, так же сильно, как однажды его отец влюбился в Диану.

Карена судорожно стиснула руки:

— Он сам вам сказал?

— Да, поэтому я решила рассказать ему всё. Он просто убит горем, но должен справиться с этим. Я не позволю разбить счастье моего сына, он забудет эту девушку, я так хочу! Ему нужна совсем другая жена — умная, добрая, нежная… Одним словом, Карена, я не знаю никого, кто был бы более достойна, чем ты!

Задыхаясь от радости, Карена спустилась на колени перед кроватью и поцеловала руку тёти:

— Ах, вы угадали мое самое сокровенное желание! Я люблю Ральфа и сделаю его счастливым.

 

Глава 15. Любовь и смерть. Заключительная глава к первой части

Азалия проснулась в своей комнате с чувством страха и необъяснимой тревоги, ей казалось, что она не одна. В комнате было темно. Девушка подняла голову и вздрогнула: в углу, под шёлковым гобеленом тлела слабая полоска света. Затем она услышала странные голоса, звук удаляющихся шагов и свет погас.

Дочь маркиза вскочила, зажгла свечи. Потом осторожно исследовала всю стену, нажимая руками на каждый выступ. Наконец, её труды увенчались успехом: часть стены бесшумно отошла в сторону, и девушка увидела отверстие потайного хода.

Запахло холодом и сыростью. Забыв обо всем, она схватила свечу, чтобы спуститься вниз, как вдруг раздался голос Ниэлы:

— Азалия, ты, почему не спишь? Ой, что это такое?

Девушка медленно подошла к ней. За время, прошедшее с их памятного разговора в церкви, Ниэла впервые назвала её по имени. Старушка плохо выглядела: её глаза покраснели, седые волосы в беспорядке растрепались по плечам.

— Няня, ты меня простила? — спросила девушка.

— Да, дорогая, и уже давно, — Ниэла обняла её, — сегодня ночью я видела сон: твоя мать, вся в белом, подошла ко мне и сказала: «Ниэла, моя дочь в большой опасности. Спаси её!» Я протянула к ней руки, собираясь узнать, в чем опасность и проснулась. Вижу, в твоей комнате горят свечи. Но что случилось?

Азалия доверчиво опустила голову на плечо няне:

— Ах, я так боюсь. Неделю назад мне запретили выезжать верхом под предлогом нападения разбойников. За каждым моим шагом следят. И Карл ведёт себя так, словно я его рабыня. Няня, няня, я — самое несчастное существо на свете, — она зарыдала.

— Успокойся, дочка, не говори так. Я и сама чувствую подвох, и всё же, твои страхи кажутся мне напрасными. Господин барон…

— …прислал людей шпионить за мной! Я увидела свет, няня, из-под стены, а потом нашла этот подземный ход.

Ниэла молчала, её лицо помрачнело.

— Иди спать, дочка. Завтра утром я пойду к барону и сама поговорю с ним. Все будет хорошо, дорогая, ведь я с тобой.

Азалия проснулась поздно, когда солнце уже заливало своими лучами её комнату. На звонок вышла Жанна и сообщила, что Ниэла уже ушла к барону.

За последние дни в горничной произошла разительная перемена. Она не была уже той услужливой и внимательной девушкой, разговаривала с неохотой, и временами Азалия перехватывала обращённый на неё гневный взгляд больших черных глаз.

Но сегодня Азалии не было дела до капризов служанки. Она быстро позавтракала, приказав Жанне никого не впускать, и открыла дверь потайного хода, взяв с собой свечу.

Ступеньки были влажные и холодные, поросшие мхом, лестница вела вниз. Девушка спускалась всё ниже. Кое-где в стенах были сделаны отверстия, чтобы можно было наблюдать то, что происходит в комнатах. Девушка разглядела несколько пустых залов, потом оружейную, кухню, где завтракали слуги. Затем сквозь стены стала проникать вода: Азалия догадалась, что находится подо рвом, и отчаянно понадеялась, что ход выведет её в лес. Увы: подземный ход закончился дверью, закрытой на замок. Тяжело вздохнув, девушка повернула обратно. Она устала, замёрзла и стала жалеть о своей прогулке, как вдруг услышала громкие голоса. Девушка прильнула к стене и увидела Жанну с отчаянием простиравшую руки к мужчине в длинном плаще и шляпе. Он повернулся, и девушка узнала Карла Нестера:

— Нет, ты не можешь так поступить со мной! — кричала Жанна. — Я же люблю, тебя, Карл, я люблю тебя!

— Заткнись, — грубо оборвал её Нестер, — ты мне надоела. Ты была хорошей любовницей, но сегодня я женюсь, и не хочу, чтобы у Азалии были поводы для претензий. Я никогда тебя не любил, ясно? Вот ещё что. Стражникам дан приказ, если ты до захода солнца не уберёшься из замка, выкинуть тебя силой. Так что, уходи сама, пока цела!

Он повернулся, чтобы уйти, но Жанна вскочила и с энергией отчаяния вцепилась в его руку. От неё можно было ожидать чего угодно.

— Ах, вот как? Так знай же, Карл, я всё расскажу твоей невесте про нашу связь и других женщин, которых ты погубил. Пусть знает, что ты за человек.

Карл резко обернулся и с силой заломил руку девушки:

— Если скажешь хоть слово, то очень об этом пожалеешь. В этом замке есть казематы, из которых еще никто не возвращался. Подумай об этом, Жанна, — добавил он с угрозой.

Азалия в ужасе опустилась на каменную ступеньку. Характер Нестера, так ярко проявившийся при его разговоре со служанкой, поразил её. Но почему он так уверенно говорил об их свадьбе? Никогда в жизни она не выйдет замуж за подобного негодяя! «Лучше монастырь, смерть, чем подобный брак», — думала дочь маркиза.

Когда девушка поднялась, комната была уже пуста. Ни Жанны, ни Карла не было. Азалия стала подниматься выше, словно чувствуя, что этой тайной не исчерпываются события сегодняшнего дня.

Так и оказалось. Лестница вывела её на ровную площадку.

Прислонившись к стене, девушка увидела мрачный зал с тёмными колоннами. Потом раздались шаги: камердинер вкатил кресло барона.

— Ты говоришь, она была здесь?

— Да, ваша светлость. Госпожа Ниэла, вероятно, не дождалась вас и ушла.

Довольная улыбка скользнула по лицу барона:

— Тем лучше, я не хочу тратить время на разговоры с глупой старухой. Принеси чернил и бумаги, мне нужно составить брачный договор.

Слуга поклонился и вышел. Затем открылась дверь, скрытая в глубине залы, и появился Карл Нестер.

— Отец, всё ли готово к свадьбе? — спросил он.

— Откуда такое нетерпение? — усмехнулся барон, — право, я сам не ожидал, что ты так влюбишься в эту девчонку!

Во взгляде Карла вспыхнул недобрый огонёк.

— Да, отец? А разве вам не знакомо это чувство? При дворе до сих пор ходят слухи о том, что и вы когда-то любили, но потом эта неразделённая любовь превратилась в ненависть, а ваше сердце стало каменным.

Барон наклонил голову, стараясь скрыть замешательство.

— Кто рассказал тебе эти сказки? — глухо спросил он. — У меня была только одна женщина в жизни — твоя мать.

Карл плотно притворил дверь, потом подошел к барону и рассмеялся. Это был страшный смех, во всяком случае, Азалия почувствовала, как капли холодного пота, выступили у неё на лбу.

— Я говорю не о своей матери, — властно произнёс Нестер. — Ты ведь никогда не любил её и женился только ради её приданого и земель, которые сейчас уже проданы. Была другая женщина, ради любви к которой ты натворил столько зла, что вряд ли получишь прощение!

Барон смотрел на сына с ужасом и тяжело дышал, руки судорожно вцепились в подлокотники кресла.

— Как…как ты узнал?

— Я не был бы твоим сыном, если бы, не разгадал этой маленькой грязной тайны, — хвастливо заявил Карл. — Хочешь, отец, я расскажу тебе одну историю, настоящую правду о смерти родителей Азалии, которой ты так любезно оказал гостеприимство?

Старик еще ниже наклонил голову, его сотрясала дрожь.

— Так вот, — безжалостно продолжал Карл, — это было двадцать лет назад. В то время молодой барон Нестер и маркиз де Резни были большими друзьями. Вы вместе росли, служили в одном полку, но маркиза всегда люди любили больше. Он был красив, обаятелен, богат и вдобавок хорошего рода, а вы были всего лишь мелкопоместным дворянином. Не знаю почему, но маркиз любил вас, обращался на «ты» и охотно помогал в любых делах, касалось ли это долгов или дуэлей.

Я представляю, что вы чувствовали, отец. Как бы вы ни старались, как ни интриговали, вы не могли сравниться с этим баловнем судьбы! Вы часами занимались фехтованием, но при дворе лучшей шпагой слыл маркиз. Вы флиртовали с женщинами, сочиняли стихи, и, говорят, не плохие, но достаточно было одной улыбки маркиза, чтобы любая дама отвернулась от вас! Вы служили всего лишь фоном для маркиза, несмотря на весь свой ум и ловкость, и, если бы вдруг исчезли, никто из ваших знакомых этого бы не заметил! Глухая ненависть, постепенно копившаяся в вашем сердце, должна была излиться, а память о его прежних благодеяниях и дружбе только подливала масла в огонь. Достаточно было искры, и этой искрой стала, конечно же, женщина.

Я видел её портрет, она и впрямь красавица, впрочем, что говорить, ведь её дочь постоянно находится перед вашими глазами. Маркиз влюбился в Диану до безумия, и вы — тоже, отец, но скрывали это. О, ваша хитрость просто восхищает меня!

Вы не клялись прилюдно, как глупец де Берн, что любите Диану, но в своем сердце вы твёрдо решили её никому не уступать. Вы ждали долго и хорошо продумали свою месть. Это вы, отец, наняли головорезов, напавших на замок маркиза, но ваш план удался лишь наполовину. Маркиз, ваш враг, погиб, но и его прелестная жена — тоже. Уцелела лишь маленькая девочка, их дочь, благодаря Ниэле. Думаю, сначала, вы хотели избавиться и от неё, но тогда огромные владения и богатства покойного маркиза, не имевшего других родственников, перешло бы к королю. Вот почему Азалию и ее няню пощадили; вам без труда удалось уверить бесхитростную женщину, что виновник несчастья — де Берн. Он в это время был в отъезде, ваши наёмники дали показания против него, и слишком много людей знало о его былой страсти к Диане, — словом, лучшего козла отпущения было трудно найти. Всё удалось блестяще, отец, и моё восхищение — это самое меньшее, чего вы заслуживаете.

— Это ложь! — сипло выкрикнул старик. — Чтобы мой собственный сын обвинял меня…

— Это правда, — хладнокровно отозвался Карл. — Я потратил несколько месяцев, чтобы свести концы с концами. Я подкупил нескольких старых слуг, расспрашивал придворных, наконец, я видел ваш дневник. Это правда, хоть и очень неприятная, не так ли отец?

Старик снова уронил голову. Азалия, не в силах ни вздохнуть, ни сказать слово, в ужасе прислонилась к холодной стене.

И вдруг тишину разорвал крик, полный невыносимого отчаяния и горя:

— О, моя бедная госпожа! Убийцы, убийцы, проклинаю вас! — это была Ниэла, которая вышла из-за портеры, за которой скрывалась.

Барон бросил быстрый взгляд на сына, тот чуть заметно кивнул головой. В воздухе сверкнула сталь, и через секунду любимый кинжал Карла пронзил грудь Ниэлы. Женщина пошатнулась, судорожным движением прижав руку к груди, и упала, не произнеся больше ни слова. Азалия, застыв, в ужасе смотрела на алое пятно, расплывающееся по холодным начищенным плитам.

— Слуги все уберут, — спокойно заявил Карл. — Разумеется, Азалия не должна ничего знать об этом. Ниэла оступилась и упала со стены замка, не так ли, отец?

Старик холодно усмехнулся:

— Да, ты действительно мой сын, — прошептал он.

 

Глава 1. На постоялом дворе

За окном стучал в ставни дождь, шумел ветер, но в комнате царила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов, да треском дров в камине. Обстановка была очень простая — круглый стол, несколько стульев, диван, но тем не менее — это была одна из лучших комнат в бедном деревенском трактире, и госпожа де Семи, трактирщица, предоставляла её только состоятельным путешественникам.

Для бедняков годился и общий зал, с обшарпанными стенами и старой мебелью, пропахшей дымом и запахом пива. В кресле у камина сидела путешественница. Красивые белые руки устало опущены вниз, непринужденная поза, изящное дорожное платье и стройная фигура выдают женщину благородного происхождения. Она уже немолода — время своим резцом прочертило морщины на высоком лбу, в тёмных волосах блестят серебряные нити, — длинная дорога измучила её, и путешественница задремала.

Между тем неслышно открылась входная дверь, пропустив служанку с подносом в руках. Поставив его на стол, она подошла к креслу.

— Госпожа Соланж!

Женщина вздрогнула:

— А, это ты, Марта? Принесла ужин?

— Да, госпожа.

Девушка ловко накрыла на стол. Среднего роста, но живая и гибкая, она представляла сильный контраст рядом со спокойной, медлительной Соланж, но пользовалась её неизменной любовью.

— Вы почти ничего не едите, сударыня! — огорчилась Марта.

— Я не голодна. Да, а как себя чувствует та бедняжка, которую мы подобрали на дороге?

Девушка поджала губы:

— Не знаю, госпожа. Если вы позволите мне высказать своё мнение, то…

Стук в дверь прервал её слова. Вошел молодой парень одетый очень просто, но опрятно. Светлые волосы, приятное, хоть немного простодушное лицо, быстрые уверенные движения — у него был вид слуги из богатого дома, кем он и являлся. Марта улыбнулась ему, кокетливо поправляя локон, выбившийся из-под чепчика, но он даже не взглянул на неё:

— Сударыня, госпожа Сели просила передать вам, что девушка пришла в себя и хочет поговорить с вами.

— Спасибо, Валериан, — госпожа Соланж поднялась, поставила недопитую чашку чая на стол и вышла. Слуга рассеянно посмотрел ей вслед.

Марта подошла к нему и взяла его под руку:

— Что с тобой, Валериан?

— А, это ты, Марта, — спохватился он. — Я тебя не заметил.

Девушка капризно наклонила голову:

— Вот как? А, может быть, ты еще что-то забыл? Например, то, что собирался просить у Соланж разрешения жениться на мне?

Он не ответил. Рассердившись, Марта резко высвободила руку и отступила на шаг:

— За всю дорогу ты не сказал мне ни слова! Что происходит, Валериан? Неужели, ты так быстро разлюбил меня? Или это из-за нищенки, которую Соланж подобрала по дороге? Вы все из-за неё с ума посходили!

— Это ты сошла с ума, Марта, — он смерил ее суровым взглядом. — Ты не понимаешь, что говоришь. Если тебя кто-нибудь услышит, берегись, госпоже Амальде это может не понравиться!

Наступило молчание. В глазах Марты стояли слёзы, она с трудом сдерживалась.

— Мне нужно идти, — сказал, наконец, Валериан. — Завтра утром мы уезжаем. Пойду, взгляну, накормили ли лошадей.

Марта упала в кресло и закрыла лицо руками. Всё было так хорошо! Все служанки в доме завидовали, узнав, что Валериан ухаживает за ней. Вопрос о свадьбе был почти решён, оставалось только спросить разрешения у госпожи Соланж, и вдруг…

Марта не понимала, в чем она виновата. Она вспомнила, каким было лицо Валериана, когда он внёс в карету потерявшую сознание девушку. Может, это и есть её соперница? Тогда бояться нечего. Завтра они уедут отсюда, и Валериан никогда больше не увидит эту девчонку. А Марта приложит все усилия, чтобы он снова вернулся к ней.

Вздохнув, служанка вытерла слезы, вспомнила о своих обязанностях и стала быстро убирать со стола.

* * *

Госпожа Соланж опустилась на стул, стоящий у изголовья кровати и внимательно посмотрела на девушку. Такая молодая, не больше двадцати лет, но какое безупречное лицо, правильные и благородные черты его должны были бы принадлежать герцогине, а не служанке! Светлые, золотистые волосы заплетены в длинную косу, синие глаза пытливо смотрят на неё. Соланж, не зная почему, смутилась под этим взглядом и спросила:

— Как ты себя чувствуешь?

— Благодаря Богу и Вам, сударыня, хорошо. Но где я? Что произошло?

— На постоялом дворе, — ответила Соланж. — Мы нашли тебя на дороге в Черном лесу. Слава Богу, мой кучер заметил тебя, но чудо, что лошади тебя не затоптали, бедняжка. Как ты оказалась одна, ночью, так далеко от дома?

Девушка покачала головой:

— Я не помню. Только ночь, дождь, ржание лошадей. О, как болит голова, — она устало закрыла глаза.

— Неужели, ты совсем ничего не помнишь?

Девушка глубоко вздохнула.

— Не знаю почему, но мне кажется, что мне грозит серьёзная опасность. О, прошу вас, сударыня, не покидайте меня!

— Моя бедная девочка, завтра я уезжаю отсюда. Чем же я могу тебе помочь?

Большие глаза, полные слез, умоляюще взглянули на неё:

— Сударыня, возьмите меня с собой! Клянусь, вы не пожалеете, у вас не будет более преданной служанки, я все умею делать, я…

— Подожди, не торопись. Во-первых, я совсем не знаю тебя, во-вторых, ты слишком слаба, чтобы выдержать долгую дорогу. Но я подумаю, обещаю. Во всяком случае, точно не брошу тебя на произвол судьбы, раз уж Небу было угодно твое спасение.

Успокоившись этими словами, девушка слабо улыбнулась, закрыла глаза и погрузилась в сон. Соланж несколько минут смотрела на нее, потом погасила свечу и вышла из комнаты, столкнувшись с Валерианом.

— Ты напугал меня. Что ты здесь делаешь, Валериан? — нахмурилась она.

— Я, я пришел пожелать вам доброй ночи, сударыня, — прошептал юноша. — Как она?

Соланж покачала головой.

— При падении девушка разбила голову о камни. Если бы мы не подобрали её, бедняжка умерла бы. Сейчас она пришла в себя, доктор сказал, что непосредственной опасности для жизни нет, но девушка ничего не помнит.

— Может вам будет интересно, сударыня. Обрывок этого письма я нашёл в карете…

— «Жанна Бертье», дальше чернила размылись. Что ж, теперь мы знаем, как ее зовут…

 

Глава 2. Неприятный сюрприз для Марты

— Как, сударыня, вы хотите взять её с собой?

Эта новость поразила Марту. Удивлённым, почти гневным взглядом, она одарила Соланж и кучера, который невольно улыбнулся.

Госпожа Соланж быстро сложила рубашку и убрала её в сундук, потом повернулась к девушке:

— Ты собралась давать мне советы, Марта? — спросила она ледяным тоном.

— О, нет, конечно, — спохватилась служанка, — но я всё же думаю, что вы поступаете неблагоразумно. Вы ничего не знаете ни об этой девчонке, ни о её прошлом, может быть, её подослали ваши враги…!

Быстрый взгляд Соланж заставил её умолкнуть.

— Будь добра, займись своими прямыми обязанностями. Уложи оставшиеся вещи, через полчаса мы уезжаем, — она вышла, не оглянувшись.

— А ты, что скажешь, Валериан? — ехидно спросила Марта, — ты, конечно, тоже на стороне той нищенки?

— Я предупреждаю тебя, Марта, не говори о ней так. Похоже, госпожа Амальда полюбила эту бедняжку, а если ты вздумаешь лезть не в свое дело, она может уволить тебя!

— Мне все равно! Я уверена — эта девчонка, Жанна или как ее там, та еще обманщица! Мы не можем ей доверять, особенно ты, Валериан, после того, что обещал мне! — Девушка до боли закусила губу. Впервые она так серьезно злилась и на свою слишком добрую хозяйку, и на Валериана, который, как оказалось, так легко все забыл. Люди, которых она боготворила, предали ее!

…Никогда не знаешь, что ждет тебя в будущем: сегодня, кажется, все отлично, а завтра начинается ад, из которого нет возможности выбраться. Марта никак не думала, что в этой поездке ей доведется столкнуться с той, которая разрушит все, что она создавала с завидным упорством долгое время. Изо дня в день, предупреждая желания любимого, Марта старалась быть ему полезной, как будущая спутница жизни и близкий друг. Как могло случиться, что за какие-то несколько часов, Валериан так переменился, и с такой нежностью смотрит на едва знакомую девчонку!

А может еще не поздно все исправить? Эта непонятно откуда взявшаяся Жанна никогда не сможет занять ее место возле госпожи Соланж. К тому же, слишком уж вовремя она появилась на пустынной лесной дороге.

И потеря памяти очень кстати: и хозяйка, и Валериан наперебой вздыхают о бедняжке, которая так пострадала. Теперь никому и в голову не придет расспрашивать «побирушку» о прошлом или тем более проверить ее слова.

У госпожи Соланж много врагов. Как знать, может, и эта девчонка была подослана, чтобы шпионить за ней? К счастью, Марта — не легковерная дурочка, и пристально последит за новенькой. Достаточно той совершить промах, и ноги ее не будет в господском доме! Но пока нужно немного потерпеть…

— Марта, ты слышала меня? Я прошу, чтобы ты оставила Жанну в покое. Девушке и так нелегко пришлось, хорошо, что жива осталась. Если действительно любишь меня, то попытайся найти с ней общий язык. Ведь теперь мы будем жить в одном доме.

Марте потребовалась минута, чтобы вернуть себе привычную маску приветливой служанки и понимающей влюбленной. Но она, хоть и с трудом, но смогла справиться с собой, недаром в свое время умудрилась избавиться от всех глупышек, одурманенных Валерианом. Не стоит злиться, ведь это только раздражает людей. Придется сделать вид, что смирилась, и ждать подходящего момента, чтобы спустить нахалку с лестницы особняка г-жи Соланж в Алмее!

 

Глава 3. Беды Карла

Карл Нестер устало массировал виски подушечками пальцев. От изучения пачек пыльных, испещренных мелким почерком отца, бумаг, болела голова, и чесались руки. Череда непредвиденных случайностей, которые могли в итоге уничтожить его будущность как богатого дворянина, свалились на него после того, как он своими руками оборвал жизнь няни Азалии.

Во-первых, его отец после их памятного разговора скончался от сердечного приступа. Возможно, сердце старика не выдержало убийства, совершенного сыном на его глазах. Может, напомнило ему о его прошлых грехах, или, что вероятнее, он просто умер, измученный заботами и старостью. Как бы там ни было, эта смерть была крайне несвоевременной, хотя Карл не слишком-то любил и почитал родителя. Вспомнив историю маркиза Резни, молодой Нестер вовсе не стремился унизить и, тем более, уничтожить старика. Ему всего лишь хотелось показать отцу, что его сын достаточно умен и ловок, и вполне достоен того, чтобы стать ключевой фигурой в партии, на кону которой стояла свобода и богатство Нестеров.

Нет, конечно же, барон знал его характер, иначе бы старик не отправил его убрать Ральфа де Берна с их пути. Однако, что-то все же безумно напугало отца. Возможно, именно тот факт, что сын слишком уверенно идет по его стопам, предпочитая решать проблемы лично, нежели оставлять грязные дела слугам. А, может, в ночь после смерти Ниэлы, его посетили призраки прошлого…

Карл пожал плечами — человек, вставший на его пути, заслуживал смерти, и не важно, кого придется убрать. Он также не испытал угрызений совести, вспомнив, как в ту последнюю ночь, после исчезновения невесты, отправился пить с доверенными слугами в трактир. Старик Нестер тогда был очень бледен, он почти умолял сына остаться с ним в ту ночь… Возможно, если бы он исполнил его просьбу, отец бы остался жив.

Усилием воли Карл отогнал от себя эти мысли. Что толку говорить о том, чего не изменишь? После скромных похорон, где не было никого, кроме слуг, Нестер-младший полностью погрузился в изучение бумаг. И то, что он узнавал, злило его все больше и больше.

Как один человек мог за свою жизнь накопить столько долгов? Даже продав имение целиком, Карл не сможет заплатить по векселям, которыми, как оказалось, забит весь шкаф. Теперь Карл понял, почему отец так торопился с этой свадьбой. Огромное состояние маркиза де Резни — вот что могло существенно поправить их дела.

Карл в очередной раз выругался, отбросив в сторону еще один просроченный вексель. Почему старик так упорно молчал о том, что довел семью практически до полного разорения? Они быстрее бы устроили свадьбу, лучше стерегли бы Азалию, не позволив той сбежать. Вместо этого, старик добился лишь того, что сын безумно влюбился в дочь Дианы, и потерял ее. История повторилась.

Карл помрачнел. Как девчонка смогла сбежать из тщательно охраняемого замка? Сначала он думал, что к этому приложила руку Жанна, чтобы отомстить за свою разрушенную жизнь. Но теперь, когда ее нет, он уже ни в чем не уверен…

Его мысли прервал мягкий и в то же время ехидный голос:

— Барон Нестер, в окрестностях замка все спокойно. За исключением скромных похорон одной бедной девушки, которую нашли в лесу, в яме, засыпанной листьями. Представляете, неизвестные негодяи стянули с несчастной платье. Ох, уж эти разбойники! Вы, как новый владелец поместья должны принять меры… Знаете, были даже те, кто пришел поплакать на могилку. Разве это не трогательно?

Загорелое лицо Карла побледнело. Упоминание похорон не слишком приятно подействовало на него, к тому же…

— Зачем ты мне это рассказываешь, Квинт? У нас проблемы? Тебе срочно потребовались деньги? Я выписал тебя из Оша не для того, чтобы выслушивать замаскированные обвинения. Надеюсь, ты не забыл, что жизнью и свободой обязан мне.

— Та история с дуэлью была довольно неприятной, — согласился голос, и из темноты выступила плечистая фигура в военной форме.

— При дворе старого короля и сейчас уверены, что в твоем случае дуэли не было, только убийство глупого мальчишки…

Мужчина только пожал плечами:

— Разве я утверждал обратное? На войне и в любви все средства хороши, верно? Уж, кому-кому, а не вам меня упрекать, сударь.

— Не мне, — усмехнулся Карл. — Но перестань постоянно напоминать о моих прегрешениях. Я бы предпочел не слышать больше о Жанне, даже в разговорах один на один. Ты понимаешь это?

— Естественно! Просто вашему верному слуге Квинту хотелось бы иметь приличную одежду, собственного кучера, пару лошадей, небольшой домик для будущего семейного гнездышка…

— С кем ты собрался его заводить? Та женщина из Оша тебя отвергла. Зачем тебе деньги прямо сейчас? Если будешь и дальше выполнять мои указания, сможешь навсегда забыть о казармах. И я обеспечу тебя. Вот только бы мне разобраться с бумагами…

Квинт подцепил узловатыми пальцами несколько бумаг со стола и прочел, ни мало не волнуясь, как вытянулось лицо Карла при этом:

— Долг за земельные владения, долг за карточные игры, долг… А вот это — не вексель, тут что-то интересное, господин Карл.

И медленно прочитал вслух:

«Барону Нестеру, владельцу имения Нестеров провинции Руэст.

Искренне Ваша леди Амальда де Соланж, владелица Лэнгрю, а также замков Квинсенс и Рейнгольд на Западе провинции Лист»

Доброго дня, господин барон! Надеюсь, вы пребываете в добром здравии. Покорнейше прошу простить, что так долго не писала. К сожалению, мои обязанности при королеве-матери отнимают много времени.

Г-н барон, мне жаль, но я вынуждена отклонить ваше любезное приглашение. В последнее время я не слишком хорошо себя чувствую, чтобы выдержать долгое путешествие. Но, в память о вашей близкой дружбе с маркизом де Резни, я надеюсь, что Вы или Ваш сын могли бы навестить меня в моем скромном доме в Алмее. Мы могли бы прекрасно провести время, вспоминая прошлое, и людей, которые были нам так дороги.

Надеюсь на Ваше согласие.

Карл прищурился, разглядывая перстень-печатку на правой руке. Какое-то время они с Квинтом просто молчали. Затем молодой барон подал голос:

— Квинт, ты видишь количество этих долговых обязательств. Все это сводит меня с ума! Мне негде взять денег даже для того, чтобы погасить треть самых неотложных векселей. Старик бросил меня умирать в глубокий каменный колодец, и наглухо захлопнул крышку! Помощи ждать неоткуда. Как быть?

— Жениться, — криво усмехнулся Квинт. — Кажется, именно это вы и собирались сделать до моего приезда. Я даже успел попробовать кусочек свадебного торта…

Лицо Карла побагровело.

— Невеста сбежала, а ты издеваешься надо мной! Берегись, Квинт…

— Погодите, я лишь подсказываю вам, как спастись. Вы, господин Карл, живете в огромном мире, полном богатеньких наследниц. И смею добавить, что вы — достаточно привлекательны для женщин, можете свести с ума любую. Знаете, это только наивные люди считают, что брак — дело серьезное, на всю жизнь. В вашем случае, вы сможете избавиться от избранницы, как только она вам надоест. Несчастный случай на охоте, отравление ядовитыми грибами, пожар… — выбирайте сами.

— Я люблю Азалию. Мне не нужна другая, — прошептал Карл.

— Разве женитьба изменит ваши чувства? — хмыкнул слуга, глаза которого жестко сверкнули. — Я прибыл из Оша с письмом его величества короля, как вы помните. Он приказывает вам явиться ко двору молодого принца. Воспользуйтесь шансом сделать карьеру и, одновременно, поправить финансовые дела Нестеров.

— Жениться? — расхохотался Карл, так что Квинт вздрогнул от неожиданности. — Конечно, жениться! Нет ничего проще!

 

Глава 4. Гость госпожи Соланж

После возвращения из поездки г-жа Соланж все чаще ловила себя на мысли, что в ее тихой жизни вдовы наконец-то промелькнул лучик света. Как будто сама судьба распорядилась передать ей в руки ту несчастную девушку на дороге.

Как ни странно, потеря Жанной памяти уже не огорчала Амальду, словно бы новая жизнь девушки должна была начаться с той минуты, как они встретились. Надо сказать, что Жанна быстро осваивалась. В отличие от большинства слуг девушка знала грамоту и могла помочь разобраться со счетами. Она тенью скользила по дому, быстро выполняла все поручения, и хозяйка ни разу не видела, что бы девчушка попыталась отказаться или увильнуть.

Но была и еще одна причина, по которой девушка так понравилась одинокой вдове. Нелепо сравнивать служанку и знатную даму, но светловолосая и синеглазая Жанна напоминала Амальде давно умершую подругу. Словно время повернулось вспять, и это не Жанна, а ее дорогая Диана снова стоит за спиной Соланж и расчесывает ее длинные волосы.

«Нет, тогда я была юной и стройной, со свежим личиком, в моих волосах не было и намека на седину», — размышляла фрейлина королевы. Если б только она могла все вернуть и исправить!

…Соланж была поздним нежеланным ребенком. После ее рождения мать сильно заболела и спустя год умерла. Отец Соланж не планировал обременять себя воспитанием дочери после того вырастил двоих сыновей. На беду ребенок напоминал ему о случившемся несчастье, поэтому отослать его подальше, в поместье деда, наняв ей учителей, показалось ему наилучшим решением.

Девочка росла, как придорожная трава, в большом поместье, без материнской ласки. Разумеется, о встречах с друзьями и развлечениях ей приходилось только мечтать. И когда десятилетняя Амальда узнала, что в миле от ее дома поселилась семья с ребенком ее возраста, она возликовала. Она упросила деда послать соседям приглашение приехать в гости. И была очень рада, когда те нанесли визит.

Она помнила свою первую встречу с Дианой, словно та была вчера. Худенькая девочка в простом летнем платье напоминала хрупкую фарфоровую куколку. Амальда до сих пор запомнила свой внезапный порыв прикоснуться к пушистым черным ресницам, которые казались чересчур длинными для ребенка. Ее бабушка была строга с ней, не давала во время визита и лишнего слова сказать.

Амальда сразу же прониклась к малышке сочувствием. Она тоже росла без матери, однако дед многое позволял любимой внучке. То отрешенно-печальное выражение во взгляде и редкая аристократичная изящность, которой не доставало самой Амальде, привлекли ее в Диане.

Две девочки быстро подружились. Маленькую Амальду не смущал даже строгий взгляд пожилой опекунши Дианы. Время шло быстро, и из красивой куколки Диана прямо на глазах превращалась в полную жизни и обаяния молодую леди.

Надо сказать, г-жа Соланж в детстве, несмотря на самоуверенность и дерзкий нрав, не отличалась отличным здоровьем, в отличие от хрупкой на вид Дианы. И каждый раз, когда она лежала с мигренью или температурой, страдая то от жары, то от озноба, подруга, вместо матери, держала ее за руку и поправляла на голове мешочек со льдом со словами: «Постарайся немного поспать. У тебя красные глаза, тебе следует отдыхать. Я побуду с тобой, пока ты не встанешь на ноги, и снова не побежишь стрелять из рогатки в уток».

К сожалению, детство рано или поздно заканчивается. Диана уехала в столицу первая, оставив названую сестру одну. И как же удивилась Амальда, когда спустя месяц, ей пришло приглашение в Ош на свадьбу подруги!

Девушка даже немного ревновала подругу к жениху, о котором та восторженно писала, и сначала вообще не хотела ехать, но дед вовремя сказал, что поездка в столицу — лишний повод напомнить отцу о своем существовании.

Девушка согласилась поехать, но позднее пожалела о своем решении. Причиной стал маркиз де Резни… Жених Дианы оказался настолько хорош собой, обаятелен и умен, что Амальда впервые в жизни почувствовала сердечную боль. И тем труднее было видеть улыбающуюся подругу, подбирающую наряд и украшения к свадьбе. И еще сложнее оказалось помогать Диане составлять список гостей и рассылать приглашения.

Впрочем, Амальда старалась как можно реже общаться с маркизом, никогда не позволяла себе лишнего, ни разу не заикнулась о своей ненароком вспыхнувшей симпатии. Потом была пышная свадьба и письмо от подруги, уехавшей с мужем в имение маркиза о том, что счастливица Диана ждет ребенка…

Амальда молилась о ее счастье, тем ужаснее показались ей известия о гибели супругов де Резни.

Почему боль от потери не утихла за эти годы? Почему она до сих пор испытывает угрызения совести, словно ее ревность и зависть могли привести к столь ужасному концу? Ведь она ничего не могла изменить, людям не дано знать будущее, а уж тем более, предотвратить его.

Но, сколько бы она не повторяла себе, что не виновна, сердце твердило другое. Она не могла простить себя за то, что вовремя не оказалась рядом, не смогла с легкой душой благословить их союз…

Как бы то ни было, ее дальнейшая жизнь сложилась вполне благополучно. Спустя два года после гибели подруги Амальда вышла замуж за немолодого, но еще крепкого министра финансов. Пусть между ними не было сильной страсти, однако господин Соланж оказался добрым открытым человеком, и она к нему привязалась. Но, словно в наказание за прошлое в лице Дианы и ее дочери, у Соланж и ее мужа не было детей.

Госпожа Соланж стала вдовой несколько месяцев назад. Нельзя сказать, что ей не о ком сейчас заботится — на ее попечении Эшли Логан, дочь старшего брата Амальды.

* * *

…Карл приказал кучеру остановить карету возле особняка г-жи Соланж. Едва приехав в новую столицу Алмею, расположенную на берегу Белого залива, он уже составил с десяток новых планов на будущее.

Сначала он собирался остановиться у Соланж, но, вспомнив, что дама была, хоть и не молода, но все же — одинока, и все это может повлечь за собой никому не нужные сплетни, Карл решил, что лучше жить одному, но на широкую ногу, чтобы, при необходимости продемонстрировать, что унаследовал крупное состояние.

Он взял в аренду сроком на год небольшое поместье, граничащее с Алмеей, на что ушла почти половина его сбережений. Двухэтажный особняк оказался не слишком большим, но хорошо обставленным, а окружавший его ухоженный парк понравился ему с первого взгляда. Молодой человек даже подумал о том, чтобы приобрести его, после того, конечно, как женится на молодой богатой дурочке…

* * *

Соланж отпустила Жанну, сославшись на приезд гостя, и та, улыбаясь, ушла в комнаты прислуги. За дверью ее ждал Валериан — Амальда расслышала его легкие шаги и тихий, взволнованный голос. Хозяйка невольно улыбнулась: похоже, что не только ей пришлась по душе тихая и скромная девушка. Кто знает, может, в ее доме потерявшая память девушка найдет свою судьбу?

Только вот Марта недовольна, постоянно прикрикивает на новенькую, когда думает, что ее никто не слышит. Не хотелось бы ссор между слугами, это может сказаться на их работе…

Ее мысли прервал скрип открываемой двери. Марта, которая с недавнего времени отвечала своей госпоже кратко и только по делу, зашла, поклонилась и сказала:

— Приехал молодой барон Нестер.

— Пригласи его, Марта.

Послышались тяжелые уверенные шаги. Высокий статный мужчина в черном, расшитом серебром камзоле, приветствовал ее низким поклонам. Амальда скользнула взглядом по волевому подбородку, отсутствию складок возле губ, словно человек почти никогда не улыбался, цепким глазам и тонкому шраму, немного портившему это красивое, волевое лицо.

Карл, тем временем, искоса взглянул на немолодую женщину, мгновенно оценив стоимость ее платья, украшенного модным парчовым бантом, длинных серег в ушах, и переливающегося в бликах свечей жемчужного ожерелья. Он медленно подошел к Амальде и поцеловал протянутую ладонь, унизанную перстнями. Первое, о чем Нестер подумал при встрече со старой знакомой отца, было то, что она предпочитает слишком сладкие и стойкие духи. Тем не менее, он легко выпрямился, и, глядя ей в глаза, произнес:

— Рад видеть вас, госпожа Соланж. Мой отец часто вспоминал о вас, но я вижу, что он забыл предупредить, что вы не только умны и обаятельны, но еще и настоящая красавица.

— Ах, Карл, да вы — тот еще льстец, — рассмеялась Амальда. — Что ж, я рада приветствовать вас в этом доме, хотя вы и отказались остановиться у меня.

— Ну, что вы? Я бесконечно благодарен за любезное приглашение, но решил, будет лучше снять отдельный особняк, — покачал головой Карл. — Мне не хотелось бы вас стеснять.

— Присаживайтесь, Карл. Итак, каковы ваши планы? Вы надолго в Алмее? Наконец, решили присягнуть на верность королеве-матери? — с интересом спросила Соланж.

— Вас это правда удивляет? — Карл внимательно посмотрел на Амальду.

— Отчего же, конечно, нет, многие дворяне сейчас поддерживают справедливые требования ее величества королевы и молодого принца. Вы — не первый и не последний. Как вы, наверное, успели заметить, в новой столице кипит жизнь.

— Да, вы правы. После недавней потери отца, я думаю, что светская жизнь и новые впечатления — это то, что мне нужно. Я никак не могу забыть, что почувствовал, когда обнаружил его бездыханное тело на полу. Это причинило мне невероятную боль! Понимаете, я всегда любил отца больше, чем кого-либо другого… Он был для меня примером мудрости и жизненной стойкости! Вместе с ним погрузилась во мрак важная часть меня… Я даже думаю, что предпочел бы умереть вместе с ним. Наверное, я не должен был всего этого говорить, плачусь как мальчишка, а ведь вы не так давно потеряли любимого супруга… — Карл со вздохом прикрыл глаза и откинулся на спинку обитого темным бархатом кресла. Терпение, сейчас важно правильно сыграть на струнах нежного женского сердца. Чтобы изобразить на лице подобие муки, он припомнил счета, надежно спрятанные в старом замке, и надо сказать, выражение глубочайшего страдания на его лице потрясло Соланж.

После непродолжительной паузы Амальда уверенно произнесла:

— Барон, вы еще слишком молоды, чтобы думать о смерти. Я гораздо старше вас, но мне и в голову такое не приходит. Вы же — военный офицер, возьмите себя в руки! Молодой, красивый, состоятельный — что еще нужно для того, чтобы начать жизнь с чистого листа? Ваше решение о переезде в Алмею очень правильное. Я лично представлю вас королеве…

— Стоит ли так беспокоиться? — Карл неожиданно улыбнулся, в глазах мелькнули хитрые огоньки.

— Я неплохо знала вашего отца, и этого достаточно. Без покровительства в наши дни не обойтись, Карл, — серьезно ответила Соланж.

— Думаю, если отец слышит ваши слова на Небесах, то стирает со щек слезы. Если вы готовы помочь, то искренне надеюсь, что еще одна просьба вас не смутит… — мужчина решительно посмотрел на свои скрещенные руки, затем снова перевел взгляд на Соланж.

Дама помрачнела и чуть напряглась. Будучи женой министра, ей часто приходилось сталкиваться с просителями. Деньги, деньги и еще раз деньги — вот о чем всегда шла речь. Как-то Амальда размышляла над тем, что именно «просители» и довели ее мужа до могилы. Тот был честным бескорыстным человеком, но, разумеется, не в его силах было помочь всем и каждому.

— Г-жа Соланж, лишившись отца, я понял, как это важно — иметь семью и близких людей рядом. Знаете, я переехал в столицу с твердым намерением выбрать невесту и сыграть свадьбу. Мне есть, что предложить своей избраннице, однако женские сердца для меня, как и для большинства мужчин, — одна большая загадка. Если бы вы помогли мне с выбором невесты, ведь вы же знаете всех, достойных внимания, девушек! Тогда в моей жизни появился бы новый смысл.

Амальда обрадовалась новому руслу беседы. Признаться честно, узнав о приезде Карла (наследника титула и состояния Нестеров) ее посетила идея, как можно это использовать в интересах обоих семей. Конечно, Соланж думала, что подступиться к теме женитьбы будет непросто, все же Карл носил траур по отцу. Но стоит ли откладывать, когда удача сама идет тебе в руки!

…Да, у Соланж была на примете достойная девушка. По крайней мере, она считалась таковой, потому что происходила из рода Логан и приходилась Амальде племянницей. Впрочем, на послушных воле старших юных аристократок Эшли походила мало. После смерти ее родителей от чумы, девушка вела крайне независимый образ жизни, и меньше всего ее беспокоили увещевания тетки по поводу семейной чести и репутации.

Когда девушке исполнилось восемнадцать, Соланж лично представила ее королеве. Начались балы, праздники, охоты. Вдова министра не успевала следить за Эшли. И если б та просто флиртовала с мужчинами или выпивала и принималась болтать лишнего за столом! При дворе шептались, что наследница состояния Логан во время праздников и визитов слишком много внимания уделяет женщинам, и совершенно игнорирует мужчин. Благодаря этим сплетням, желание Соланж выдать замуж сиротку-племянницу увеличилось в несколько раз.

— Как вы смотрите на то, что в качестве невесты я предложу вам собственную племянницу? Она молода, хороша собой, образована и, разумеется, имеет состояние. Девочка-сирота, возможно, вы сможете помочь друг другу залечить душевные раны, — с надеждой добавила Амальда.

Карл ослепительно улыбнулся. Нет, все-таки Соланж была не права: он умел улыбаться, особенно в случае, когда судьба неожиданно поворачивалась к нему лицом:

— Вы говорите, ваша племянница молода и красива. Вдруг я не понравлюсь ей, как тогда быть? Мне не хотелось бы принуждать ее.

— О чем вы говорите, — всплеснула руками Соланж, — Эшли будет рада с вами познакомиться. Конечно, она немного избалована, и ей нужен сильный, опытный мужчина, чтобы мог держать ее в руках…

— Но, что, если она испугается этого уродливого шрама? — грустно произнес Карл, проведя указательным пальцем по щеке.

— Глупости. Вот что я вам скажу. Приезжайте ко мне в следующие выходные, я вас познакомлю. Уверена, вы подружитесь. И вот еще — улыбайтесь почаще! Когда вы мрачный и угрюмый, это чуточку пугает. Зато когда вы улыбаетесь, вы божественно привлекательны!

Изображая смущенного провинциала, Карл опустил глаза. Он с трудом сдерживал ликование. Его планы начинают претворяться в жизнь, да еще так быстро. Кто знает, может потом и Азалия найдется…

 

Глава 5. Признание Валериана

Оставив на время Карла и благородную госпожу Соланж, последуем за молодым слугой и той, которую в доме Соланж признали Жанной. Пусть это — и не ее настоящее имя, но надо же как-то обращаться к нашей героине, второй раз в жизни потерявшей все: близких людей, состояние, титул, и даже память. Увы, ни она сама, ни тем более госпожа Соланж, так великодушно предоставившая ей приют, и не подозревали, что бедная служанка — пропавшая наследница де Резни.

Но не будем забегать вперед. Жанна поднималась по крутой деревянной лестнице, вслед за Валерианом, погруженная в собственные, далеко не радостные, мысли. Надо сказать, что ее постоянно мучило чувство невидимой неотвратимой опасности. Сначала она думала, что с ее отъездом из провинции чувство страха исчезнет. Ведь все, казалось, складывалось хорошо.

Красивый дом, в котором у нее была своя небольшая комнатка, добрая хозяйка, несложная работа — о чем еще могла мечтать бедная девушка? Но именно сейчас Жанна вновь ощутила, как неровно бьется сердце, и кровь приливает к щекам. На последней ступеньке она почувствовала, что задыхается, и была вынуждена ухватиться за перила, чтобы не упасть.

Но почему? Откуда это давящее чувство, близкое к панике? Из-за общения с Валерианом, который увлекся спасенной беглянкой?… Нет, не может быть, в последнее время ей часто приходилось работать вместе с Валерианом, но, ни разу, его поведение не дало повода волноваться за себя. Более того, его внимание, забота, готовность помочь заставляли ее забыть о том, что прошлое покрыто тайной, и в этом богатом дома она — не более, чем приживалка.

Валериан никогда не позволял себе лишнего, пожалуй, только общаясь с ним, она не испытывала неловкости. Настороженное отношение слуг объяснялось поведением Марты, которая не упускала возможности посплетничать, а также, возможно, вниманием и добротой госпожи Соланж к новенькой. Только Валериан в этих мелких стычках всегда был на ее стороне.

Жанна тихо вздохнула. Нет, из-за Валериана она бы так не разволновалась. Тогда, может, все дело в кошмарах, мучающих ее по ночам? Накануне ей привиделись узкий коридор, выложенные из камня стены и алое пятно, которое медленно расползалось по гладкому полу…

Что значили эти сны? Случайные кошмары, вызванные усталостью, или же картины из ее прошлого?

Во снах ее кто-то преследовал. Некто настолько опасный, что она просыпалась в холодном поту, дрожа от пережитого ужаса, вцепившись пальцами в край простыни.

«Чудовище…», — пробормотала она, вспоминая, как ее взгляд выхватил из полумрака мертвое тело на полу и кинжал, обагренный кровью. Девушка не видела лицо убийцы. Да ей и не нужно было знать, кто он — следовало бежать, как можно быстрее, пока она сама не превратилась в изуродованный труп.

Она бежала, что было сил, спотыкаясь на влажных ступеньках. Холодный воздух пробирал до костей. Снова и снова подбегала к двери в конце длинного темного коридора и нащупывала замок, который было невозможно снять или открыть. Ощущение беспомощности доводило ее до отчаяния. В тишине слышались медленные, осторожные шаги. Кто-то шел за ней следом, а она боялась оглянуться. Чего она страшилась — увидеть убийцу… или себя саму? Что если на самом деле девушка виновна в чем-то непростительно страшном и не хочет об этом вспоминать?

Жанна остановилась и прижала ладони к бешено колотящемуся сердцу. Прошлое не желает уходить, оно рвется наружу как лесная птица из клетки. Сегодня к шальному бегству по подземелью добавилось видение убитого человека. Что все это может значить?…

Валериан заметил ее остекленевшее лицо:

— Жанна, ты в порядке? Кружится голова?

— Нет, просто я… О чем ты хотел поговорить?

Юноша смущенно кашлянул и взволнованно провел ладонью по волосам:

— Я не хотел бы обсуждать это, стоя на лестнице, где нас могут подслушать. Может, пройдем в комнату?

— Как хочешь. Ты мне как брат, Валериан. Я тебе так обязана! Ты не только спас мне жизнь, но еще и упросил госпожу Амальду принять меня на службу.

Светло-серые глаза Валериана чуть прищурились, и на гладком красивом лбу обозначилась складка, но он, молча, повернулся и зашагал в комнаты слуг, поманив Жанну за собой.

* * *

Жанна, присев на стул, в нетерпении теребила оборку передника. Валериан уже несколько минут стоял у окна, то ли любуясь давно знакомым парком, то ли собираясь с духом для решительного разговора.

Наконец, он медленно обернулся. Их глаза встретились, и мгновение спустя Валериан был готов малодушно отступить.

Как нелегко бывает признаться в своих чувствах, если есть даже малейший шанс, что их отвергнут! Может, проще поддерживать дружеские отношения и не претендовать на большее?

Но чувство, вспыхнувшее в его сердце так же быстро, как пламя, охватывает лист бумаги, увы, не могло погаснуть и превратиться в пепел. Ранее ему казалось, что Марта — преданная и честная — самый правильный выбор. Да и г-жа Соланж наверняка одобрила бы этот брак. Но, впервые увидев Жанну, Валериан понял, чем самая крепкая дружба отличается от любви.

Он, всегда спокойный и уравновешенный, впервые влюбился по-настоящему, впервые почувствовал, как земля уходит из-под ног, и весь остальной мир перестает существовать. Безумное волнение, снедающее тебя при каждой новой встрече, желание быть как можно ближе, чтобы видеть, чувствовать, ощущать…

Чувство вины перед Мартой исчезло как дым от костра под шумным ливнем. Да и что там вспоминать? Всего лишь пару несмелых поцелуев, которые теперь казались ему слишком невыразительными, дружескими, без намека на страсть…

— Что тебя беспокоит, Валериан? — Жанна решилась заговорить первой. Она и так нервничала, и решила, что лучше быстрее покончить с неизвестностью.

Может, Валериана чем-то обидела г-жа Соланж? Или ей решили отказать от этого дома, потому что раскрылась тайна ее прошлого? С каждым мгновением молчание в комнате становилось все невыносимей.

— Жанна, ты сказала, что дорожишь нашей дружбой, потому что я спас тебе жизнь. Знаешь, когда-то давно я сам нуждался в помощи. Наша семья была бедна: вместе со мной в ней пятеро братьев, а если еще вспомнить стариков… Однажды мать отправила меня на рынок продавать яблоки, которых много наросло в саду. Это был счастливый день, я возвращался назад поздно, но со звонкой монетой в кармане. Надеялся, что родители купят мне новую обувь и одежду. Но по дороге к дому на меня напали бандиты. Избили, забрали деньги, оставили прямо на проселочной дороге, и если бы не карета, проезжающая тем путем, не знаю, что со мной сталось. Г-жа Соланж не пожалела времени и отвезла меня к лекарю. Ей показалось, что из меня может получиться что-то дельное, а может, она просто пожалела мальчишку-оборванца… Так я попал в этот богатый дом.

— Это немного похоже на мою историю, — Жанна в волнении приложила ладони к груди. — Мне очень жаль, что твои детские воспоминания столь грустны. Знаешь, я тоже не жила в роскоши. Кажется… Как бы хотелось вспомнить… Тебе больно делиться этим? Когда вы подобрали меня на лесной дороге, ты вспомнил себя?

Валериан не ответил, только быстро отвел взгляд от ее понимающих сапфировых глаз, затем вдруг горячо воскликнул:

— Я могу обнять тебя, Жанна? Всего раз, пожалуйста?

Девушка выглядела растерянной, но, тем не менее, кивнула. Валериан сел рядом и положил голову ей на плечо. Жанна чувствовала его прерывистое дыхание на своей коже, но странное дело, ее нисколько не волновало, что сейчас она в комнате наедине с мужчиной. Когда чуть раньше она сказала Валериану, что видит в нем брата, то не соврала. И ей очень хотелось, чтобы юноша после этого разговора обрел душевное равновесие. Так они сидели недолго, пока Валериан вдруг не прошептал:

— Жанна, мне кажется, я люблю тебя. Выходи за меня замуж.

В ту же минуту где-то за дверью послышались приглушенные шаги — явный признак того, что комната скоро наполнится словоохотливыми свидетелями разговора — слугами.

Жанна осторожно отодвинулась и поспешно встала. Сердце бешено стучало. Признание Валериана сейчас крайне некстати. И как она сразу не поняла? Ведь несмотря ни на что он — мужчина…

— Ты можешь не торопиться с ответом, — умоляюще произнес юноша, успев схватить ее тонкое изящное запястье и чуть задержать его в ладони.

Жанна не стала отнимать руку, лишь с горечью посмотрела на него:

— Ты должен понять, я — женщина без прошлого. Возможно, я уже была замужем и не смогу связать свою судьбу новым браком никогда. Знаешь, каждую ночь мне сняться кошмары. Вдруг я — убийца? Ты согласен жить бок о бок рядом с незнакомкой всю сознательную жизнь?

— Мне все равно, кто ты, я…

— Послушай, я не стану повторять дважды. Ты нравишься мне, и мы подходим друг другу. Как друзья и люди с похожими взглядами на жизнь… Но не обманывайся — я не люблю тебя.

— Что, если я раскопаю детали твоего прошлого? Что, если память вернется? Тогда у меня появится шанс? Я…обещаю, что непременно сделаю это! — Валериан с неохотой разжал ладонь на ее запястье, и невидяще уставился прямо перед собой, точно представляя то заманчивое будущее. Шаги за дверью становились все четче.

— Мне не хочется впутывать тебя в нехорошую историю. Вспомни, где вы нашли меня….Вспомни, и отпусти свои чувства… — с этими словами девушка резко поднялась, давая понять, что разговор окончен.

 

Глава 6. Эшли Логан, часть 1

Сосны и голубые ели отбрасывали тень на старое кладбище. Осеннее солнце медленно передвигаясь по небосводу, подернутому туманной дымкой белесых перистых облаков. Все здесь дышало покоем, и дочь Джеймса Логана чувствовала это каждой частичкой своего тела.

С момента смерти родителей прошел год, но боль от утраты не притупилась. «Возможно, она никогда не пройдет», — размышляла Эшли, сидя на земле перед мраморной плитой.

Охота на ведьм, около ста лет назад бушевавшая в западном королевстве, привела к неожиданным последствиям. Кошки, обвинявшиеся в пособничеству темным силам, уничтожались везде и всюду. Такие жестокие меры привели к тому, что во множестве расплодились крысы, переносчики заразы. А затем началась эпидемия чумы.

Родители Эшли стали одними из первых жертв болезни. Их любимую дочь беда не коснулась: возможно, у нее был врожденный иммунитет к заболеванию. Впрочем, оставшись сиротой, она не сломалась. Отец давно готовил ее к тому, что судьба может измениться в любой день. Чтобы выжить в этом мире, требуется сила.

…Анис притаилась за полуразрушенным старым надгробием, наблюдая за богатой дамой. Красивая девушка, явно благородного происхождения, выделялась бы и в королевском дворце, а не только на кладбище. На ней был фиолетовый бархатный костюм, судя всего, специально сшитый. Длинные рыжие волосы собраны в высокий хвост. Руки в изящных бархатных перчатках гладили холодный камень, черные глаза смотрели неподвижно и, казалось, что леди полностью занята своими размышлениями.

Анис голодала, и те крохи, которые ей удалось раздобыть вчера, не могли считаться полноценной пищей. Девочке хотелось кушать постоянно, именно поэтому она практически жила на кладбище — люди приносили своим предкам куски пирога, фрукты, яйца и многое другое. И если бы не злой сторож с собакой, здесь бы у нее наверняка нашлись конкуренты из самых низов.

Но сторожа бездомные побаивались, а девочка была маленькой и быстроногой. Возможно, старику было жаль ее, или же просто не хотелось тратить свое время на беготню. Однако сегодня Анис поняла, что дальше так жить нельзя. С каждым прожитым днем зима все ближе. Как она сможет встретить лютое время года в старых лохмотьях и без гроша в кармане? Она же — не птица, чтобы питаться одними корочками хлеба или улететь на юг в особо сильные холода. Как же быть?

Сегодня, игнорируя сосущее ощущение в желудке, девочка решилась на отчаянный ход. Ей нужны деньги, и она их достанет. Казалось, сама судьба благоволила Анис, приведя на кладбище богатую госпожу, да еще и без охраны. Почему-то гордячка (Анис относила всех богатых людей к этой породе) оставила двух сопровождающих у кареты, строго-настрого запретив следовать за собой до могилы родителей. То оказалось на руку Анис. Девочка отстраненно посмотрела на крупный осколок бутылки, который она сжимала в руке. Она нашла его неподалеку на днях. Кто-то выпивал за упокой мертвых и разбил бутылку, когда захмелел…

* * *

Эшли не заметила, как заговорила вслух, что частенько случалось, когда она давала волю чувствам. По этой причине ей не хотелось, чтобы слуги узнали ее слабость, а потом болтали промеж собой. Достаточно того, что безоговорочное решение тети Амальды приставить к ней охрану, жутко злило девушку. Кто, как ни она сама, лучше всего могла о себе позаботиться?

— Папа, смотри, я отрастила волосы. При дворе длинные волосы сейчас принято тщательно укладывать, но мне они нравятся распущенными или легонько перехваченными. Ты говорил, что лучше их обрезать и забыть о мечте иметь роскошные волосы как у мамы, но я смогла… И я тренируюсь каждый день, как ты и хотел!

Сказав это, Эшли резко обернулась и перехватила чужую руку, занесенную над ее головой. Последние минуты она чувствовала пристальный взгляд на своей спине, и это было неприятное ощущение. Впрочем, желание поквитаться с нападавшим, исчезло сразу, едва Эшли взглянула обидчику в лицо. Перед ней стояла девочка лет тринадцати-четырнадцати в старом, потрепанном, а, местами, рваном платье. Копна ее спутанных черных кудрявых волос напоминала воронье гнездо (кстати, именно так Анис дразнили местные мальчишки). Девочка все еще с отчаянным видом сжимала кусок стекла.

— Брось это, — нахмурилась Эшли, сжав губы в узкую линию. — Кто ты такая? Кто тебя надоумил нападать на меня? Где твои родители? Тебе заплатили? Говори!

У бедняжки Анис от сильной совсем неженской хватки незнакомки занемела рука, со стоном она выронила острый осколок стекла:

— Меня зовут Анис, госпожа. Мои родители мертвы. Они погибли от лихорадки. О! Смилуйтесь надо мной! Я…я всего лишь хотела раздобыть денег на еду и одежду.

— И не погнушалась убийством человека, который молится за упокой своих близких? — прошептала Эшли, которой не верилось, что она оказалась на волосок от смерти, ровно через год после гибели родителей. Надо признать, эта негодница тихо подкралась к ней со спины, а Эшли ослабила бдительность, вспоминая прошлое…

— Я хотела есть… — Сказала чертовка, и неожиданно злобный огонек, полыхавший в серых глазах пропал, а лицо приобрело характерную желтизну, которая напомнила Эшли о дорогих людях, которых сгубил тот же недуг. Прежде чем Эшли успела подхватить ее, девочка упала на землю, потеряв сознание.

…Люди, нанятые тетей Соланж, пусть и оказались бесполезными охранниками, зато перенесли больную и голодную девочку в карету. Правда, тот, что постарше и посолиднее из двоих мужчин, начал возмущаться:

— Эта малявка хотела убить вас! Если куда мы и должны отвезти ее, так это к судье! Вдруг она снова попытается…

— Мы едем к лекарю, а после — домой! Мне не нужны ничьи советы! — холодно отрезала дочь Логанов, задернув занавеску в карете с внутренней стороны.

* * *

В круглом зале, где с детства проходили ее занятия, сквозь узкие окна струился солнечный свет. Эшли целиком и полностью была сосредоточена на своем противнике. Девушка тренировалась в просторной рубашке телесного цвета с тугой шнуровкой на груди. Та скрывала ее крепко забинтованную грудь, чтобы та не досаждала во время тренировки. Стройные ноги ученицы были затянуты в черные кожаные мужские лосины, а голые пятки спокойно касались холодного пола.

Строгий наставник Эшли требовал, чтобы она занималась босой, независимо от времени года и температуры в помещении. Он утверждал, что так она лучше запомнит, каково это — сохранять устойчивость. Носки, сапоги и туфли скользили, и это, говорил старый Шанг, могло изменить ход поединка не в лучшую сторону.

Да, Эшли необходимо просто запомнить, что она практически всегда может устоять на ногах, независимо от силы удара, обрушенного на нее. Вот только занозы из-за старой деревянной мозаики пола, да и постоянное ощущение холода и недостаточно чистой поверхности, по которой приходилось ступать ногами — все это не переставало ее раздражать даже сейчас, спустя столько лет после первого занятия с Шангом.

Сколько бы Эшли не заставляла старую служанку убираться в зале как можно тщательнее, та будто назло работала спустя рукава. Чаще всего Эшли приходилось брать ведро и тряпку и убирать залу самой, чтобы не приглашать других любопытных слуг, которые могли растрезвонить всем, как проводит свое личное время наследница Логанов. Конечно, ей нет дела до сплетен, но вот тетю Амальду они явно не обрадуют…

— Я не понимаю, зачем ты взяла в руки меч, ведь предупреждал, что сегодня мы учим приемы схватки в рукопашную, бестолковая курица! — заворчал Шанг, только появившись в зале.

— А я не понимаю, почему мы так давно не тренировались с холодным клинком!

На лбу у девушки появилась складка, свидетельствующая о том, что она раздражена. Эшли не переносила резкие нотки в обращении к себе.

Мгновение, и девушка каменной хваткой сжала руку, что секунду назад старик Шанг неосторожно, а может, специально, положил ей на плечо. Спустя секунду она уже потеряла равновесие, грузно распластавшись по холодному полу, и выронив меч.

— Вот и ответ на твой вопрос. Вооруженного человека всегда можно разоружить, и что же ему тогда остается кроме собственной ловкости, силы и смекалки? — хмыкнул Шанг, подмигнув ей здоровым глазом. Второй у него на пиратский манер перетягивала черная повязка. Отец рассказывал Эшли, что наставник утратил его, защищая ее родителей от убийц, подосланных приближенными старого короля…

Ему понадобилось всего пара секунд, чтобы пнуть меч, звонко застучавший по полу, в угол зала, и уставиться сверху на задетую за живое Эшли.

— Мой отец…Мой отец считался первой шпагой всего королевства! В память о нем я тоже… И он учил меня, пока мог…Вот почему я должна учиться владению мечом! — начала было Эшли, но Шанг и бровью не повел. Более того, напустил на себя вид, будто и не замечает колких замечаний, готовых сорваться с ее губ.

— Твой отец действительно был мастером фехтования. Однако, не женское это дело — пытаться превзойти мужчин. Для начала — стань сильнее. Пока для занятия фехтованием в тебе есть лишь один плюс — стройная фигура и природная ловкость, тебя сложнее ранить. Хотя, беру свои слова назад, по поводу ловкости, — прыснул он, разглядывая, как Эшли медленно поднимается с пола, потирая ушибленный зад. Падать удачно и красиво она так и не научилась.

— Мой отец учил меня обращаться со шпагой, пусть и недолго. Он был постоянно занят при дворе… А вот ты даже раз не хочешь и попробовать скрестить со мной оружие, и тем самым, помочь осуществить желание своего господина и друга.

— Не время! Я пока не вижу, что ты достойна взять в руки сталь. Готова ли ты отнять оборвать чужую жизнь? Сама подумай, сможешь ли жить с таким грехом на совести, дерзкая девчонка с манерами принцессы? Да и то, что я так легко повалил тебя навзничь: неужели твое самолюбие не задето, и ты не желаешь ответить мне тем же? Падением на падение, ударом на удар? Ну же, я жду! Докажи мне, что способна победить меня и без этой железной игрушки! — он поманил ее ладонью, выпрямляясь во весь свой завидный рост, имея сейчас сходство с веселым великаном.

Эшли отозвалась нетерпеливым вздохом, сделала шаг, попробовала схватить мастера за руку, и вот неудача — снова оказалась на полу. Сделав еще несколько попыток, она, наконец, покорно поклонилась и попросила:

— Мастер, я вверяю вам свое обучение. Научите меня, прошу! — сказала она, мысленно добавив «иначе мы не закончим с этим до завтрашнего утра».

Шанг довольно потер руки. Его квадратная смуглая физиономия засветилась от радости:

— Подойди ко мне, малышка, и положи свою руку на мое плечо. Смелей же, я не кусаюсь! Не бойся! Сегодня мы изучаем захваты, способные обезвредить противника на время.

Эшли подошла вплотную к Шанксу и положила руку так, как он сказал.

— Нет, не так, положи руку чуть выше локтя, изо всех сил уцепившись за одежду.

Эшли выполнила и это задание.

— Теперь, что есть силы, потяни одежду на себя, и сделай так, чтобы я потерял равновесие.

Это занятие начало казаться Эшли бесконечным. Именно сегодня захотелось погулять на солнышке, заглянуть к тете и Анис, узнать, как себя чувствует последняя. Вместо этого, с самого утра…

— Ты так ничему не научишься, используя только силу рук. Не забывай, в силе ты уступаешь мужчинам. Следует использовать хитрость, чтобы противник растянулся на полу, и дал тебе простор для действий. В данном примере, притягивая к себе противника за одежду левой рукой чуть повыше локтя, ты добиваешься следующего — он теряет равновесие и при падении хватается за тебя. Тогда тебе останется лишь выбить у него опору правой ноги с помощью подсечки.

— Это…Довольно просто, — внезапно улыбнулась Эшли столь нехитрому приему. — А если нет возможности схватить противника выше локтя?

— Ты можешь обмануть его крепким объятием, но постарайся не запутаться в положении рук: если левая рука, то бить по правой ноге и наоборот. Кроме того, противник может оказаться не глупее тебя, по части рукопашной, и если ему удастся поставить вторую ногу, а ту, что ты готовилась подсечь — вовремя согнуть, именно тебе грозит неминуемое падение…

Их последующая обучающая борьба происходила почти в тишине, пока откуда ни возьмись, не прозвучали аплодисменты.

— Какое замечательное представление! — раздался скрипучий голос старой Клодии, умудрившейся проникнуть в зал незамеченной.

«Полы, как следует, не моет, а как смеяться — так первая», — фыркнула про себя Эшли, а вслух заметила:

— Что-то случилось? Выглядишь довольной.

— Г-жа Эшли, к вам приехала мадам Соланж. Примите ее в гостиной? Мне велеть подождать? Вам помочь переодеться?

Эшли помрачнела. Внезапные визиты по обыкновению не сулят ничего хорошего. Конечно, совсем недавно она сама собиралась заглянуть к тете, потому что ни разу не бывала у нее в гостях, после того, как та вернулась из деловой поездки. Но что же привело ее сюда так рано? Уж не только ведь скорбь по почившим год назад родственникам!

— Я не заставлю тетю томиться в ожидании. Мы пойдем вместе, а ты подашь чай.

— Вы хотите встретить мадам Соланж, любимую фрейлину королевы, в таком виде? — Растерялась Клодия, и ее бледное лицо покрылось пурпурными пятнами от возмущения.

— Тетя видела меня без одежды при крещении, чего же сейчас стесняться? Возможно, у нее срочное дело.

Клодия церемонно поклонилась, сжав губы в узкую линию:

— Как вам будет угодно, мисс Эшли.

 

Глава 7. Эшли Логан, часть вторая

Соланж твердо решила поспособствовать счастью непутевой племянницы. Упускать из своих рук столь завидного жениха, каким ей представлялся Карл Нестер, она не собиралась. Но разговор все же предстоял не из приятных, женщина была в этом уверена. Плохо, конечно, что он практически совпал с годовщиной смерти родителей Эшли, но тут уж ничего не поделаешь.

«Бедная сиротка…да, бедная сиротка», — мысленно повторила про себя Соланж, когда племянница вошла, точнее, ворвалась, в роскошную гостиную. Она сделала шаг к тете, чтобы ее порывисто обнять, но растрепанные волосы, выбивающиеся из рыжего хвоста, местами грязная рубашка и полуголые ноги, щеголявшие в мужских тряпках, окончательно вывели из себя фрейлину королевы.

Она сделала предостерегающий жест — мол, не смей и приближаться ко мне, пока ты в таком виде, проказница!

Эшли оставалось только отвесить шутливый поклон. Пожав плечами, девушка бухнулась во второе кресло, поближе к пылающему камину, отогревая на медвежье шкуре оледеневшие пятки. Разумеется, явилась она не босиком — поношенные тапки сейчас стояли по левую сторону от медвежьей шкуры. Эшли рассуждала справедливо: какие могут быть условности, когда ты у себя дома? Так приятно расслабиться у камина после утомительной тренировки! Помнится, отцу тоже это нравилось…

— Эшли, то, как ты ведешь себя, совершенно неприемлемо, — ледяной тон тети отвесил девице Логан невидимую пощечину.

— Для кого неприемлемо? — лукаво заметила Эшли. Ну, что за черти заставили отца доверить опекунство над ней этой чопорной старухе? Теперь без ее согласия Эшли шагу ступить не может, а продолжаться сие будет до самого замужества!

Учитывая, что становиться женой Эшли не собиралась еще ближайшие лет пятнадцать, и ровно столько же лет она не планировала заводить наследников, дабы передать им богатства Логанов, приходилось разыгрывать перед тетей определенное смирение. И, до поры до времени, ей это удавалось. А на светских раутах и балах она старалась появляться без тети, заранее выбирая те, которые фрейлина посещать не будет.

— И этот твой бесстыдный наряд, в котором ты носишься по дому, и те слухи, что бегут вперед тебя, вот что я имею ввиду, говоря «неприемлемо», моя дорогая!

— Какая разница, в чем я одета, если все равно не выхожу из дома?

— Слуги разносят о тебе сплетни по всему городу. Скоро это дойдет до ушей королевы! Если не ценишь свою репутацию, прояви хоть раз благоразумие, и подумай о своей старой одинокой тете! Вспомни несчастную матушку и слишком доброго отца!

— Не могу согласиться с вами, что мои действия могут вам навредить, — нахмурилась Эшли, — к тому же, я уже не первый раз просила признать вас, что я — не ребенок, нуждающийся в опеке, а взрослый человек.

— Поэтому твой отец назначил меня твоим опекуном? Думается, он видел в тебе именно дитя! Кстати, что это за мозоли на руках, которые явно остались не после усердной работы — шитья и вышивки? И что еще за синяки и кровоподтеки на коленках и пятках? Ты хочешь, чтобы у меня случился сердечный приступ? Почему ты такая грязная, и встречаешь меня в обеденный час, точно только что вылезла из сточной канавы? А если бы я привела с собой жениха?

— Какого еще жениха? — помрачнела Эшли. — Тетя, как ты можешь? Еще не успел завершиться траур по моим родителям, и ты, именно ты, заговариваешь со мной о каких-то поклонниках! Да ты хоть имеешь представление, какой сегодня день?

— А что мне еще остается! Я прекрасно знаю, что ты была в свете еще в конце этого скорбного года и представила там Логанов не с лучшей стороны, — Соланж нервно теребила перчатки, которые забыла отдать Клодии, войдя в дом. — Про тебя ходят опасные слухи, говорят, будто тебя не волнует сильный пол. Ну, ты понимаешь, в каком смысле… Да, дорогая, не хмурься, в том самом! Конечно, это совсем не означает, что я безропотно доверяю досужим россказням, но сам факт наличия сплетен вредит репутации семейства Соланж. Эти слухи уже дошли до королевы-матери. Мы должны обрезать их на корню, и это не обсуждается!

— Какой ценой, тетя, какой ценой! Что, если я не создана для семьи? Ты решила-таки выдать меня замуж, и, наверное, уже приготовила достойного муженька? Ну и кто он, как его звать, и знает ли этот благородный господин, с кем хочет связать себя брачными узами?! — нервно воскликнула Эшли, в отчаянии заламывая руки. Когда дело касалось схватки, ей не было равных, пусть пока она еще имела несчастье проигрывать Шангу.

В светской беседе ее легко провести или заставить чувствовать себя неловко, ведь Эшли слишком простодушна и прямолинейна. Но почему она должна обсуждать свои личные пристрастия и интимную жизнь с тетей, которая думает лишь о чести семьи и собственном незапятнанном имени!

— Не горячись, дорогая, — холодно оборвала ее Соланж. — Рано или поздно тебе придется выйти замуж. Вне зависимости как ты относишься к мужчинам и к женщинам… — уже тише и смущеннее добавила она. — Поверь, та кандидатура, что я подобрала для тебя, окажется приятнее многих. Его зовут барон Карл Нестор.

— При дворе королевы не слыхивали о таком, — мрачно отозвалась Эшли. Сегодняшнее утро повергло ее в пучину кошмара. Кто бы знал, что тетка поспешит так быстро устроить ее будущее? — Или это, потому что он из тех…предателей? — неожиданно едко усмехнулась девушка, наморщив лоб.

— Не смей пятнать репутацию сына моего покойного друга. Карл виновен лишь в том, что родом из провинции, — резко отозвалась мадам Амальда, когда вошла Клодия и принесла поднос с чашками и расписным чайником. На красивом овальном серебряном блюде высилась гора свежих плюшек. Клодия медленно разливала чай, старательно улыбаясь фрейлине королевы, и даже не смотрела на свою невоспитанную госпожу.

— Так или иначе, если ты откажешься от брака с Карлом Нестором, в скором времени королева сама подберет себе партию. В этом случае отказаться будет невозможно, или, как сама понимаешь, это будет расцениваться как прямое сопротивление воле нашей госпожи. Ты знаешь, слово королевы в Амелии и далеко за ее пределами — закон. Поэтому советую присмотреться к молодому, красивому и обаятельному Карлу, пока тебе не навязали какого-нибудь старика знатного происхождения. Знаешь ли, состояние Логанов многим покоя не дает…

В это время раздался звук разбитой посуды. Клодия, утирая слезы радости, прижала ладони к груди:

— Так мисс Эшли выходит замуж! Вот уж новость — так новость, все соседские слуги обзавидуются! И наконец-то муж воспитает из вас хозяйку поместья! Ах, как бы была счастлива ваша матушка! Чудесно!

— Еще посмотрим, кто кого воспитает, — сухо отозвалась Эшли, — я не дам согласия на брак, пока лично не встречусь с этим провинциальным посланником судьбы. Тетя, это все, зачем вы приходили?

Соланж скривилась от подобного тона и обращения, да еще при свидетелях, но виду не подала. Девчонка, кажется, вняла голосу разума, зачем же устраивать ссору в присутствии слуг?

— Дорогая, — уже гораздо ласковее попросила она, — ты должна встретиться с ним у меня дома в эти выходные. Раз решила подумать о своем будущем…

Эшли хмуро кивнула. Больше в тот день она не сказала тете ни слова, притворившись спящей прямо в кресле.

 

Глава 8. Сватовство

Марта раздраженно одернула фартук, едва оказавшись в не поле зрения господ. Да уж, добавили ей лишних дел, как будто и без того мало работы по дому, да слежки за Жанной и подозрительно притихшим Валерианом!

Кто б еще полгода назад мог представить, что госпожа Эшли всерьез задумается о замужестве? Но как видно, характер у Соланж был гораздо крепче, нежели у ее безответственного покойного братца. И вот, ей, Марте, приходиться прислуживать в эти дневные часы, наверное уже седьмой раз подряд, потому что Эшли никак не может решиться, стоит ли господин Карл Нестер того, чтобы связать с ним свою дальнейшую судьбу.

Конечно, барону Карлу не было равных в умении нравиться женщинам, и даже такая холодная леди, как юная г-жа Логан, не могла отрицать, что он красиво ухаживает. Сегодня Марта искренне радовалась, что Карл не притащил в дом г-жи Соланж группу музыкантов и актеров, как в прошлый раз, когда они запачкали дорогой паркет и засыпали пол конфетти и лепестками лилий. Марта даже удивилась сегодня, что Карл притащил с собой не огромный букет цветов, а ограничился всего тремя скромными веточками ириса.

Откуда Марте было знать, что на языке цветов ирис означает: «я доверяю тебе и вверяю тебе свою жизнь», как уверял Карла его садовник. Хотя, у Карла был припасен в рукаве не один сюрприз для этой встречи, как убедилась позже Марта.

— Это гордельское ледяное вино, изготовленное из дикой вишни, не так ли? — Эшли с улыбкой покрутила в руках бутылку.

— Не просто вино, ему сто лет выдержки, — грустно улыбнулся Карл. — Боюсь столько, сколько я при общении с вами не смогу себе позволить, ведь человеческая жизнь так коротка… — Карл вдруг побледнел: на мягком, обитом узорчатым шелком, диване на секунду вместо Эшли, ему почудилась служанка Азалии, та, о которой он точно знал, что ее больше нет на этом свете.

— Где вам только удалось его достать! Чего же вы ждете, Карл? Мне так хочется его попробовать!

В глазах Эшли загорелся огонек, такой же, как у Жанны, когда та что-то предвкушала. Это сходство будущей жены и бывшей покойной любовницы ему совсем не нравилось. Эшли не была похожа ни на Азалию, ни на одну другую знакомую ему девушку, однако иногда в ней чувствовался потухший огонь, готовый вспыхнуть в любую секунду.

Для благовоспитанной сироты Эшли казалась слишком дикой и своенравной. Но, скорее всего, это была игра воображения. Меж тем, Карлу не было времени думать о подобных мелочах, свадьба должна состояться в ближайшем будущем — если он хочет сохранить отцовское имение и не попасть в тюрьму за долги.

Карл с милой улыбкой разлил вино по бокалам, принесенным Мартой, и с глубоким чувством произнес:

— Чтобы ваше и мое томительное ожидание поскорее закончилось!

Марта, стоявшая поодаль от них и изображавшая образцовую служанку, ухмыльнулась. Карл опять начал свою старую песню! Нет, она совсем не была на стороне Эшли, которая так бесцеремонно мучила своего поклонника уже третью неделю подряд. По правде, Марту здорово злило, что за кем-то ухаживают так красиво, в то время как она вынуждена страдать из-за безответного чувства.

Но Марта с детства обладала способностью читать мужские сердца. Карл отчаянно маскировался, одному богу известно для чего. И, хоть убей, во всем этом спектакле, разыгрывавшемся прямо на ее глазах, она не видела искренности ни с одной, ни с другой стороны. Эшли, казалось, тянула время, со дня на день, откладывая окончательное решение. Только сегодня Карл решил не дать себя одурачить.

Эшли, заколовшая шикарные рыжие волосы несколькими шпильками, и затянутая в тугой узкий корсет руками служанок тетушки Амальды, смотрелась мило, даже прелестно. Сделав глоток терпкого на вкус вина, она взглянула Карлу прямо в глаза:

— Вы упрекаете меня в том, что я все еще тяну с ответом? Но я не знаю вас толком, а цветы, подарки и прочая мишура не могут этого изменить.

Карл подавил внутреннее раздражение — Эшли оказалась первой женщиной, что запросто позволяла себе принимать его жесты внимания, но не считала себя обязанной как-то их возмещать. Вот только сегодня Карл не намерен сдаваться.

С самым благосклонным видом он достал из кармана камзола черную бархатную коробочку и протянул ей:

— Примите еще один скромный дар от человека, который безраздельно ваш душой и телом.

— Вот уже третью неделю, — улыбнулась уголками губ Эшли и открыла коробочку. За ней первый раз ухаживал мужчина, и надо отдать должное Карлу Нестору, — он оказался гораздо более интересным, чем ей представлялось сначала.

Но скорая свадьба… Готова ли она к ней?

Едва открыв коробочку, Эшли подавила тихий вскрик. Да, сегодня ее определенно загнали в угол. Сейчас — или пан, или пропал. Шутки кончились. На черном бархате поблескивало золотое кольцо с крупным изумрудом. Девушка отстраненно достала кольцо и начала перекатывать его в изящных пальцах, автоматически прочитав гравировку: «любимой Эшли».

— Что это? — тихо спросила она. — Вы делаете мне предложение?

— А вы — против?… Знаете, вы измучили меня этим бесконечным ожиданием. Я не думал, что смогу полюбить после смерти отца, ведь не так много времени прошло. Но я помню, что барон хотел видеть меня счастливым. Смогу ли я быть теперь счастливым вдали от вас? Уж лучше бы ваша тетя Амальда не занималась сватовством…

— Вдали от меня? Я думала, вы переехали в столицу навсегда, и не собираетесь возвращаться в провинцию. Я ошибалась?

— Дело не в этом, — Карл неожиданно поймал ее за руку, когда она ставила пустой бокал на место. — Ходят слухи, что наша страна на пороге гражданской войны. Ош не желает признавать власти королевы и молодого принца, Я — дворянин и офицер на службе у ее величества, мне придется исполнить свой долг. Но, если мне не к кому будет возвращаться с поля боя, есть ли в этом смысл? — с горечью произнес он, сжимая кисть ее руки.

— Война? — Эшли словно и не слышала его последних слов. Она смертельно побледнела. — Вы хотите, чтобы я стала вашей женой, господин барон? Можете ли вы тогда сдержать для меня одно-единственное обещание после нашего бракосочетания?

— Какое? — изумленно посмотрел на нее Карл. Он не ожидал, что будет так просто.

— Если вы поедете на войну, как офицер, я хочу поехать с вами, чтобы воевать плечом к плечу, — с вызовом бросила Эшли, и Карл даже на минуту притих. Ему очень хотелось расхохотаться, но что-то в выражении лица его будущей супруги его остановило. Просьба показалась ему настолько глупой и нелепой, что и говорить о ней не стоило. В конце-концов, потом можно будет разобраться со всем, после того, как угроза долговой тюрьмы исчезнет, как сон.

— Конечно, миледи, я обещаю, — Карл почтительно поцеловал ее руку, но Эшли не ответила, целиком и полностью захваченная водоворотом собственных мыслей. — На какой день вы назначите нашу свадьбу?

* * *

Эшли помнила эту историю, о которой ей как-то за рюмкой вина поведал отец. Они переехали в Алмею вслед за Королевой-матерью и престолонаследником около десяти лет назад. Если бы судьба распорядилась иначе, то после трагической смерти родителей, она бы не осталась одна! Ведь небо могло даровать ее матери сына, и у Эшли остался бы кусочек семьи.

Но заговор, в котором участвовал младший брат короля, погубил ее не родившегося брата. В те темные дни первой фрейлиной королевы при дворе в столице Ош была ее мать — Герберта Логан, а отец возглавлял охрану гвардейцев королевы.

Заговор против королевы, отдыхающей в одном из загородных имений, коснулся семьи Эшли. В ночь нападения наемников на королеву ее отец доказал преданность суверену своей шпагой, лишившись в одночасье правой руки. Но вот горе — его любимая жена не перенесла ужасов той ночи, потеряла ребенка и лишилась голоса.

Когда родилась Эшли, они жили рядом с королевой в отдаленной провинции, и лишь спустя десять лет их приняли стены новой столицы — Алмеи, где у местной знати неожиданно проснулась совесть, или скорее, холодный расчет. Ведь все здесь устали от поборов и жестоких законов старого короля…

Эшли растили как мальчика вместо того ребенка, что был потерян в Оше. Отец Эшли опасался новых беспорядков, и хотел, чтобы выросла сильной. И вот теперь ей, возможно, удастся схлестнуться с теми, кто перешел дорогу ее семье на поле боя! Мысль о мести дурманила, заставляла делать глупости. Но Нестер же обещал…

Жанна спускалась по лестнице, когда увидела на ступеньках девушку без сознания. Ее одежда указывала на то, что незнакомка знатного происхождения. Отдаленное сходство с г-жей Соланж напомнило ей причину, по которой она уже несколько дней не появляется в общей гостиной. Сватовство племянницы Амальды, на которое та так рассчитывает. Но что с этой девушкой?!

Жанна осторожно наклонилась над незнакомкой и замерла, увидев рядом ирисы, выпавшие из чужих ослабевших рук. Секунду спустя она уже бежала назад в свою комнату за нюхательной солью…

Эшли пришла в себя и встретилась взглядом со спокойной синевой чужих глаз. Запах, что привел ее в чувство, был просто отвратителен, и она со стоном убрала тонкую изящную руку, сунувшею гадость ей под нос. Мгновение спустя Эшли уже встала и начала отряхиваться.

— С вами все в порядке, госпожа? — мягко поинтересовалась служанка, или та, что была в одежде служанки, потому что сказочно красивая блондинка с холодными глазами василькового цвета, ничуть не походила на прислугу.

Эшли неожиданно захотелось прикоснуться к этому хрупкому существу, более всего напоминающего ангела-хранителя, и она передала букетик синих ирисов в руки Азалии:

— Забирай.

— Но, госпожа! — смутилась, было, служанка.

— Эти цветы напоминают мне цвет твоих глаз. А я не люблю цветы, поэтому если ты не заберешь их, мне останется только выбросить их в мусор. Как тебя зовут, дитя?

— Жанна, — поклонилась девушка, и на ее губах заиграла легкая улыбка. — К вашим услугам, госпожа Эшли, полагаю?

— Жанна, правильно, а я Эшли. Перейдем «на ты»? — Эшли попробовала на губах незнакомое имя, и как видно, вспомнила что-то. — Значит, ты — та самая девушка, которую Соланж спасла от лесных разбойников?

— Не видела ни одного разбойника, честно говоря… Или просто не могу вспомнить ни одного лица, — мигом огорчилась Жанна.

— Если вдруг увидишь, обращайся ко мне, я смогу преподать стервятникам урок, будь уверена! — неожиданно тепло подмигнула ей Эшли. — А сейчас мне нужно подняться к тете и передать ей важную новость…

— Но, может вам стоит прилечь? — забеспокоилась Жанна, но Эшли только упрямо сжала губы, чуть наклонилась с полу, снимая с ног туфли по одной, взяла их в руки, и босиком побежала вверх по лестнице. На самом верху она обернулась и послала хорошенькой служанке воздушный поцелуй. Кто же виноват, что накануне свадьбы в ней проснулась игривость?

 

Глава 9. Могила в лесу

Валериан попросил несколько выходных у мадам Амальды сразу же, как поговорил с Жанной. Кто бы мог подумать, что Валериан так запросто сможет влюбиться в незнакомку, о которой практически ничего не известно? Да, что там говорить, юноша в последнее время все реже слушал доводы разума. Первая несчастливая и, судя по всему, односторонняя любовь, в одночасье заставила его повзрослеть. Эта глубокая страсть превратила добродушного покладистого неконфликтного юношу в хмурого и молчаливого мужчину.

До недавних событий Валериан полагал, что многое способен предложить своей будущей супруге. Например: стабильный заработок, хозяйственность (работа в руках у него спорилась), и привилегии, которые возможно, в будущем пожалует брачующимся мадам Соланж (ведь он работает в ее доме столько лет!). Но после отказа Жанны Валериан невольно задумался о том, насколько из него получится выгодная партия для бедной девушки, наделенной от природы умопомрачительной красотой герцогини. Вот родился бы он, Валериан, в дворянской семье, возможно Жанна не отвергла бы его?…

Юноша снова вспоминал, что сказала Жанна напоследок, попросив не искать ключи от ее прошлого. После той гнетущей беседы любимая избегала общения с ним.

Нет, почему она считает, что так легко расстаться с теплым трепетом, что зародился в его сердце! Валериан и рад бы не раскапывать «скелеты», и начать новую страницу жизни для них обоих. Но раз иначе нельзя…

Тайна, сокрытая в прошлом Жанны привела его на окраину имений некоего г-на барона Нестора. По случайному совпадению, эти владения ныне принадлежали сыну барона Карлу, собиравшемуся на днях сыграть свадьбу с племянницей мадам Амальды — Эшли Логан.

Валериан четко помнил, что они с Соланж подобрали девушку на старой дороге в чаще недалеко от одинокого трактира на самой окраине леса. Юноша решил, что идти в трактир и пытаться разузнать там побольше о Жанне — бесполезная трата времени. Он прекрасно помнил, что трактирщица, предоставившая им ночлег, не выказала к девушке и тени узнавания.

Получается, тайна Жанны скрывалась за этим лесом. По крайне мере, там следовало искать людей, что могли дать хоть каплю информации, способной воссоздать картинку недавних событий.

…Чем дольше Валериан ехал по пыльной дороге, местами размытой недавними дождями, тем больше ему не нравилось совпадение, напрашивавшееся само собой. Владения, из которых бежала Жанна (ведь она явно бежала откуда-то, раз почти первыми словами, которые она произнесла, стала просьба о помощи), принадлежали будущему супругу племянницы Соланж.

Правильно ли поступает госпожа, что не наводит более детальные справки о будущем родственнике, доверяя тому на слово?

С другой стороны версия с разбойниками не казалась сейчас такой уж нелепой. Места здесь дикие, особенно в лесу. Конечно, за девушкой могли гнаться простые головорезы.

В день спасения Жанны они ехали в сгущающихся сумерках. Валериан не помнил точное место, где они подобрали беглянку. Оставалось лишь припустить лошадь галопом по дороге, чтобы до темноты вернуться к трактиру и переночевать там.

* * *

Валериан добрался до предместья владений барона за несколько часов. Идей, с чего начинать поиски прошлого Жанны у него не было. Следовало получше расспросить местных, слыхали ли те о такой женщине?

Валериан спешился и повел коня под узцы, рассматривая деревянные домики, ладных и справных среди которых было мало. Повинуясь чувству осторожности, он привел коня к домику, выгодно отличавшемуся от остальных разбитой вокруг чистой зеленой лужайкой. Пока он подходил к избе, из нее вышла женщина с двумя пустыми ведрами и направилась к нему навстречу.

— Здравствуйте, мир вашему дому, — поклонился Валериан. Женщина в это время оценивала его наряд для верховой езды, затем удовлетворенно кивнула скорее себе, чем его словам:

— И вам день добрый, добрый господин. Что вас к нам привело? Может, ищите работу и приличное жилье? С жильем за разумную плату могу помочь, а вот, что касается работы… Нынче в замок барона рабочие руки не требуются. Да и не советую туда устраиваться — ихние слуги уже месяц не видят своего жалования и в местных тавернах не появляются… А если хотите обосноваться здесь — то сами видите, больших доходов это вам не сулит. Бедно у нас… Да и люди живут разные…

Валериан вспомнил о главной причине приезда сюда:

— Дело в том, что я здесь по другой причине. Не так давно я потерял отца… И на смертном одре тот покаялся, что кроме моей матери в его жизни существовала другая женщина. И у меня, оказывается, есть сводная сестра, которая проживает в этих местах. Ее имя — Жанна Бертье, не слышали ли вы о ней?

Женщина мигом переменилась в лице и растеряла все свое благодушие:

— Зачем вы ее ищете? Вам нужны неприятности? Знайте, хоть о покойных плохо и не говорят, никто в этой деревне не сможет сказать о Жанне ни одного хорошего слова! Ее делишки здесь известны каждому первому. Не советую стучаться в чужой дом и спрашивать о ней — рискуете ввязаться в некрасивую историю.

— Но, позвольте, вы сказали, Жанна умерла? — Валериан чувствовал, как земля осыпается под ногами. Ощущение беды накрыло его ледяным покрывалом. Нет, как может такое быть, ведь еще пару дней назад он признавался в любви Жанне Бертье в доме госпожи Амальды! Впрочем, надо взять себя в руки.

Женщина, казалось, восприняла по-своему его растерянное лицо — ведь он же назвался сводным братом Жанны. Черты крестьянки слегка смягчились:

— Понимаете, Жанна не была ангелом во плоти. И вам повезло, что вы обратились ко мне, прежде чем вляпались из-за нее в неприятности. Сколько людей пострадало из-за хитрости и алчности этой юной дьяволицы! Даже я сама, попав под действие ее чар, одолжила ей крупную сумму денег — и на тебе, три месяца — ни слуху, ни духу, а потом эта внезапная смерть. Другими словами, идите из этих мест с миром, пока я не требую с вас вернуть деньги, что Жанна мне задолжала…

Валериан неуверенно порылся в кармане и достал несколько золотых монет, протянув их женщине. Та заметно вздрогнула и резко отдернула руку, не приняв дар:

— Сейчас я думаю, что она оплатила передо мной все долги, ведь мертвые не обязаны платить…Оставьте себе ваши деньги. Во мне говорил гнев, и только. И, пожалуйста, уходите отсюда, умоляю.

…Валериан повернул коня обратно и не глядя шел вперед по дороге. Ему попадались на пути прохожие и зеваки, но он не обращал на них внимания. Все-таки случилось то, чего его Жанна так боялась — в прошлом ее скрывались темные тайны…

— Эй, щеголь! — Услышал Валериан мальчишеский голос позади себя. Юноша обернулся. Парнишка лет двенадцати с интересом разглядывал его:

— Откуда ты приехал? Неужели, из столицы?

Валериан устало кивнул. Мальчишка представился:

— Меня зовут Бови, я слышал твой разговор с мамой. Могу отвезти тебя на могилу Жанны. Только отдашь мне вперед золотые — нам очень требуются деньги.

Валериан на секунду потерял способность говорить. Потом кивнул.

* * *

— Ну вот, одинокий крестик в лесу, — усмехнулся мальчишка, сладко потягиваясь после часовой прогулки вдоль реки, и десяти минут по дороге в лес.

Валериан боролся с желанием прикоснуться с сухому дереву надгробного креста. Очень не хотелось верить своим глазам. Мысль о том, что здесь могла бы лежать его Жанна, казалась кощунственной. Он чувствовал, что за всем этим скрывается какая-то тайна, но что именно — ускользало от него.

— Знаете, вашу Жанну деревенские просто ненавидели. И хорошо, что вы постучались в дом моей доброй матери. Иначе бы в здешних местах вас могли и поколотить.

Валериан сделал вид, будто не слышит, что говорит мальчишка. Вместо этого он решил выжать из болтуна все полезное, что тот может знать о Жанне:

— Твоя мать сказала, что Жанна занимала у вас деньги. Зачем?

— Кажется, она просила денег, чтобы купить себе платьев и одежды, в которой сможет достойно предстать перед хозяином замка Нестеров. И вроде бы Жанна говорила матери, что отправляется туда в погоне за любовью, а деньги вернет сразу же спустя неделю… — Чумазый парнишка сощурился, отгоняя веткой комаров. Кажется, ему уже наскучила беседа, и он готов смыться обратно в деревню. — Можно я пойду, дядя? У меня есть чем заняться, и я привел вас сюда, как обещал.

— Как и когда она умерла? — внезапно спросил Валериан. От него не укрылось, как сильно побледнел Бови, отвечая ему:

— Я видел как ее хоронили, поэтому и знал, где могила. Жанну нашли в лесу, укрытую листьями деревьев. Кажется, она умерла от прямого выстрела в голову. Может быть, кто-то из ее дружков-воришек постарался. Это произошло около месяца назад. Ну, я пойду?

Валериан пожал плечами и отвернулся от мальчика. Тот принял его жест как согласие, и тут же скрылся в лесу.

* * *

Вокруг светловолосого юноши кружились ярко-красные листья опадающих кленов. Здесь, рядом с могилой тихо и спокойно, можно спокойно думать о своем. И Валериан прокручивал в голове полученную информацию.

История теперь казалась ему мистической. Мертвая Жанна жила теперь в столице, в доме госпожи Соланж… Но чье-то тело совсем недавно похоронено здесь — могила даже не успела покрыться густой травой.

Должна быть связь между этими событиями и тем, что они нашли на дороге в здешних местах девушку с потерей памяти… И та девушка, другая Жанна. Незадолго до смерти она работала служанкой в замке барона Нестора!

 

Глава 10. После свадебного торжества

Новобрачные приехали в поместье Карла уже к позднему вечеру. Как не просила Эшли свою тетю не устраивать слишком пышных гуляний, да только Амальда и слушать не хотела. Голуби, экипаж, запряженный пятеркой белоснежных лошадей редкой породы, немыслимые закуски, да и сама церемония венчания запомнились гостям небывалой роскошью.

Эшли тихонько вздохнула. Она уже думать ни о чем не могла, кроме как о спокойном отдыхе в собственной кровати, когда Карл весьма фривольно обнял ее в карете. Да, любой другой человек за такую наглость схлопотал бы от дикарки Эшли (так называли ее некоторые слуги в родовом замке) фингал под глаз, но сейчас девушка не могла сказать и слова супротив.

Да, к тому же, ей и не особенно хотелось. Карл все последние дни говорил красивые слова, шептал нежные фразы на ухо, совершал те диковинные романтические жесты во имя Дамы Своего Сердца, о которых в тайне мечтает каждая женщина.

Может быть, не следует упрямиться?

Такие вот милости нашептывало смущенное девичье сердечко, и Эшли решила плыть по течению. Новая баронесса Нестер сознательно гнала мысли о том, что, несмотря на всю свою расчетливость и дальновидность, она сделала неудачный выбор в отношении единственного мужчины, дав ему в руки власть над собой. В мыслях Эшли неотступно преследовал образ Жанны, служанки тетки. Отчего она грустна? Что таится в ее прошлом? Почему Эшли это беспокоит? Как заставить себя забыть эти омуты синих глаз?

Эшли одернула себя.

Карл обладал опасной притягательностью, к чему мысли, о том, что не дозволено и не доступно, когда рядом есть любящий супруг? Она ожила в объятиях мужа, обвила его шею руками и сама поцеловала Карла.

…Это было странное ощущение — будто она крадет нечто, принадлежащее другой женщине. Ей показалось, что Карл был не готов к такому всплеску эмоций с ее стороны: его губы на миг оставались холодными и безучастными к происходящему, а лицо… Лицо пугало своей бесстрастностью.

Жанна могла поклясться, что на нем даже промелькнуло презрение! Тем не менее, Карл очень быстро справился с собой. Он прижал ее к себе крепче, умело завлекая в долгий продолжительный поцелуй.

Но первое впечатление перебить не удалось. Эшли отшатнулась.

— Дорогая, прости, я обидел тебя? — Карл снова превратился в мягкого, нежного и обеспокоенного влюбленного. — Это был очень длинный день. Я понимаю, ты устала. Знаешь, хотя мы не успели, как следует узнать друг друга, у нас будет еще много времени впереди. Я боялся напугать тебя, а ты сейчас так бледна… Сегодня я запланировал решить несколько вопросов, касающихся нашего общего родового замка Нестеров, и как бы я не хотел тебя оставлять в первую брачную ночь, боюсь, что отложить их решение на завтра, просто не могу. Так что, когда мы прибудем в поместье, ты отправишься в наши покои, и будешь отдыхать. Я не обижусь, если, когда приду, застану тебя спящей. У нас есть целая жизнь впереди, чтобы любить друг друга. Я не хочу тебя торопить. Вижу, что ты не готова стать моей… Тетя очень давила на тебя, заключая этот союз.

— Я…я подожду тебя, — Эшли поймала себя на том, что впервые в жизни краснеет. Она поспешно отвернулась и не заметила ухмылку, исказившую до неузнаваемости мужественные черты Карла…

* * *

Эшли второй час бродила по новому месту проживания, в поисках покоев молодоженов. Устав от бесплотных поисков, она остановилась и зло смяла в руках батистовую фату с розами. Ноги безумно болели от целого дня, проведенного в хождениях туда-сюда на тонких каблуках.

А еще Эшли безумно надоело подвенечное платье с колючим шлейфом, так и норовившем забиться под эти самые каблуки. И почему Карл сам не показал свое жилище?

Все время, пока ухаживал, был так галантен, учтив, предупредителен, а вот сейчас, после свадьбы, она даже не может найти их общую спальню в этом шикарном, но пустующем особняке…

И почему она отпустила служанку, решив осмотреться сама? Ведь поздним вечером бродить одной по замку неприятно! Но Эшли не привыкла, чтобы ей прислуживали: в замке родителей служанки не помогали ей одеваться, разве только готовили еду, и ей с самого начала хотелось завести в поместье мужа свои порядки. Но Эшли не учла, что дом Карла она видит в первый раз, а длинный коридор, подсвеченный свечами в сторону покоев новобрачных, будет петлять из стороны в сторону. Здесь следовало ходить с провожатым…

Фата выпала из рук Эшли, когда она услышала хвастливый голос Карла:

— Ну вот, наши проблемы и решены. Следовало ли так горевать из-за долгов? Чувствую себя идиотом, Квинт!

Эшли различила звон бокалов, и тихонько подошла к полоске света, что лилась из приоткрытой двери очередной комнаты. Она вышла к кабинету Карла. Первым ее порывом было ворваться в комнату и потребовать, чтобы муж проявил к ней положенное внимание, но фраза Карла про долги, заставила девушку оставаться на месте. Да и стоило ли пропускать важный разговор про «вопросы об их совместном родовом замке»?

Эшли выцепила взглядом из темноты фигуру неизвестного, облаченного в штатское. Но девушка безошибочно вызнала в нем бывшего военного по безупречной выправке.

Рыжая бородка незнакомца и пышные усы пошловато вздымались: очевидно, собеседник Карла пребывал в хорошем настроении:

— Но как же ты посмел оставить свою хорошенькую женушку в первую брачную ночь? Карл, проказник, ты совсем испорчен.

— Напротив, это ты испорчен, а я умен. Квинт, хватит подшучивать. Ты прекрасно знаешь, с какой целью была заключена эта дешевая пародия на брак. И то, что в этой жизни я готов любить всем сердцем только одну женщину. Напомню, если ты забыл, ее зовут — не Эшли Логан.

Эшли почувствовала, как вся кровь прилила к лицу. Какого черта? Неужели, все слова Карла — сладкая ложь? Он любит другую и решил жениться на ней ради денег? Эшли казалось, что разбитое на осколки сердце, сейчас выпрыгнет из груди.

— Да, я знаю, та самая женщина, что бросила вас и сбежала… — усмехнулся Квинт, — вот только если бы вы с госпожой Эшли не поженились, то не быть бы вам больше бароном. Так не следует ли проявить к вашей супруге хоть капельку внимания?

— Да, о чем ты толкуешь, Квинт. Сколько можно потешаться над моим временно измененным статусом? Заметь, после «той самой женщины» я никого так долго не уламывал, как эту высокомерную зазнайку Логан. Пусть потерпит лишний раз — огонь ее страсти ко мне разгорится ярче. Знаешь, она уже влюбилась в меня как кошка, дальше будет рада любой малости!

— О, стервец, твое отношение к женщинам не меняется… Знаю, знаю это и завидую. А вот бедняжка Жанна не знала и умерла, сгинула. Сейчас ее лицо, небось, уже объели черви. — Квинт недобро рассмеялся.

При упоминании Жанны, Карл резко побледнел и поменял приятельский тон разговора на холодный и резкий:

— Просил тебя не упоминать этого имени. Вот и впредь не смей!

— Разумеется, господин барон, Квинт сделает как просит господин барон, — слегка разочарованно отозвался собеседник.

— Да, да, не забывай свое место, слуга… Кстати, ты отвез в Ош бумаги, которые я просил? Эти новые укрепления Алмеи… Потратить столько времени, чтобы изучить их, и как следует отобразить на бумаге… Старый король должен мне огромную сумму за приложенные к общему делу усилия!

— Король благодарит своего верного суверена за верную службу, — отозвался Квинт. — Он жертвует вам владения Кенир и Садри в Южном Листе. Представляете, какие выгоды это сулит! Благодетель надеется на дальнейшее сотрудничество, если план вторжения войдет в силу…

Их разговор прервался, потому что в холле, кто-то вскрикнул. Это была Эшли, обжегшая руку расплавленным воском. Оба мужчины выскочили в коридор, но никого не заметили. Только одинокая фата с белыми искусственными розами была забыта на пушистом ковре длинного холла.

 

Глава 11. Семейные распри

Когда Карл зашел в спальню, украшенную служанками специально для первой брачной ночи, у него вдруг промелькнула надежда, что жена не слышала его душевной беседы с Квинтом. Потому что богато убранная кровать была смята, и на одной половине под одеялом темнел холмик.

Возможно ли, что Эшли проходила мимо его кабинета немного раньше того времени, когда он позволил себе непростительно много радоваться успеху и свалившемся будто с неба деньгам, распивая шампанское?

Может, небо на его стороне, и супруга по-прежнему находится в невинном неведении относительно личности своего мужа. Так значительно лучше и проще. Если Эшли потеряла фату чуть раньше, чем он заговорил с Квинтом…

Карл все же до того устал от волнений сегодняшнего дня, что больше всего на свете ему хотелось расслабиться. Но был еще внезапно проснувшийся интерес к жене, красоту которой до этого момента он принимал как должное. Почему бы не повеселиться сегодня с милой любящей женушкой? Разве он не обещал ей, что будет нежен? Даже если Эшли что-нибудь и слышала, небось, сейчас лежит и дрожит от страха. Ведь уже поздно давать задний ход — перед Богом и людьми по закону они — муж и жена.

Карл блудливо усмехнулся и направился к кровати. Только когда он стянул с предполагаемой фигурки жены одеяло, то увидел всего лишь пару подушек, очевидно перенесенных сюда с диванчика у окна. И прежде чем Карл успел придумать, как на это реагировать, в спину ему уткнулось холодное лезвие, а ледяной голос произнес:

— Зачем ты пришел в спальню к той, кого не считаешь своей любимой? Ты — жалкий человек!

Карл мигом протрезвел — сталь прочертила тонкую линию на его спине. Его жена спятила? Значит, слышала разговор с Квинтом, жаль… Вот только эта тихоня никогда прежде не держала в руках оружие, надо осторожно отобрать его у нее, и позвать слуг. Он, Карл, умеет усмирять строптивых.

— Дорогая, — осторожно произнес Карл, — ты же не хочешь меня убить, правда? Ведь ты любишь меня всем сердцем, иначе не вышла бы замуж. Поэтому, убери свою игрушку, объясни, что я сделал не так. Уверен, мы сможем найти выход из этого обидного положения…

За спиной раздался смешок. Затем девушка все также холодно приказала:

— Повернись. Хочу посмотреть в глаза человека, способного на измену Королеве.

Карл обернулся медленно, опасаясь подвоха. Эшли в его глазах сейчас выглядела кошмарно — точно разбушевавшийся призрак. Для полного соответствия образу не хватало только гремящих цепей в руках.

Темные волосы, рассыпанные по плечам, напоминали змей, зеленые глаза смотрели с неприкрытым вызовом и злорадством.

«Ничего себе, скромная сиротка! Ну, спасибо, старая ведьма Соланж, пособила с женой!»

— Презренный человек, я все слышала. Продавая секреты нашего города, ты разжился хорошеньким капиталом и успешно погасил долги. Но особенно горько мне было узнать, что на тебе лежит не только грех клятвоотступника, ты — еще и убийца! Я выведу тебя на чистую воду, если понадобится, за волосы приволоку к ногам королевы-матери! Ты сполна получишь за свои злодеяния!

— Что ты мелешь? — теряя терпение, зашипел Карл, — говори тише, не хватало, чтобы твои бредни достигли ушей слуг. Даже если захочешь обвинить меня перед всеми, что само по себе немыслимо, мое слово будет против твоего! Какие доказательства грехов Карла Нестера ты предоставишь? Думаешь, я не позаботился о том, чтобы, как следует, замести следы?

Девушка на секунду замерла, затем опустила руку со столовым ножом. Выражение ее лица изменилось, она хотела что-то сказать, Карл понял, что сейчас, именно сейчас его шанс. Он сделал шаг к ней, но прежде, чем успел коснуться девушки, почувствовал ее ладонь, намертво вцепившуюся в его плечо.

Эшли применила прием, которому совсем недавно научил ее Шанг. Похоже, Карл оказался не готов к нему. Нестер с болезненным стоном свалился на пол, после ее меткого удара по правой ноге.

— Думаешь, раз я — девушка, мне будет легко заткнуть рот, ты — грубое чудовище?

Карл ответил неловким стоном, и перекатился по полу на несколько шагов подальше от взбешенной фурии:

— А что еще можно ожидать от вас, дурочек в юбках? Живете в любви и радости с самого детства, ждете от мужчины, что он будет вас охранять. Хочешь знать, что я думаю, про весь ваш женский род? Глупые избалованные потребительницы! И как бы ты сейчас не испытывала мое терпение, ты навсегда останешься лишь одной из тех, кому положено качать младенцев в колыбели да шить тряпки. Ты никогда не дорастешь до того, чтобы судить о государственных делах, девчонка! А без доказательств тебе никто не поверит. Пожалуй, даже лучше, что все вылезло наружу. Говорят, шило в мешке не утаишь! Теперь лучше бойся моего гнева! Я легко упеку тебя в монастырь, а то и похуже… Признаюсь, милая Эшли, мне доводилось убивать. Нет, даже более того. Я получаю от чужой смерти удовольствие.

Эшли все еще сжимала в руках нож, гневно сверкая глазами. В пламени свечей она казалась Карлу одержимой бесами.

— Значит, мне не поверят? Тогда, может мне прямо сейчас убить тебя, и дело с концом, дорогой? — Эшли холодно улыбнулась уголками губ и склонила голову набок. Ее глаза выражали презрение и отвращение.

Карл на секунду испугался. Он вдруг понял — она может. Откуда бы в ней не взялась эта мужская искра, недооценивать ее не стоит. Что же Квинт? Небось, спит сейчас… Карл рассчитывал, что девушка испугалась и теперь подожмет свой павлиний хвост, вот и отослал Квинта отдыхать. А сейчас получается…

— Если ты убьешь меня, сядешь в тюрьму. А может и того хуже — тебе грозит висельница! Неужели ты не жалеешь старушку Соланж? Такой скандал! — Карл неожиданно для себя расхохотался. Его нервы сдавали.

Эшли меж тем, сделавшая решительный шаг к нему, услышав слова о тете, замерла и закусила губу. В глазах промелькнуло замешательство. Наконец, она что-то решила для себя и отступила назад:

— Тебя ожидает честный суд. Я об этом позабочусь, муж мой. А твои угрозы в мой адрес, Карл, не советую приводить в исполнение. Насколько мне известно, половина моих денег, в случае смерти должна перейти не мужу, а Соланж — тете, что поддерживала меня в трудное время. Так хотел отец. А та…знаешь ли, любит благотворительность. Денежки могут утечь у тебя прямо сквозь пальцы за считанные часы. Будь осторожнее.

Карл притих и примерялся снова подступиться к благоверной, когда она указала ему ножом на выход из спальни:

— С этого момента ты — мне не муж, так что убирайся! Мы будем ночевать в разных спальнях. Я не могу представить в мире существа омерзительнее чем ты, Карл.

Заметив очередное неловкое движение Карла, Эшли в мгновение ока приставила лезвие ножа к его горлу:

— Я временно дарю тебе жизнь и свободу, хоть ты этого и не достоин. Будь благодарен. Если все еще рвешься померяться со мной силой — то не буду скрывать от тебя: мне особо нечего терять. Погибнем вместе. Как Ромео и Джульетта. Это спасет тетю от позора. Да, запомни, влюбленной дурочки Эшли больше не существует, — Эшли растянула губы в акульей улыбке.

Карл только присвистнул:

— Да ты и впрямь больная. Неудивительно, что Соланж так стремилась выдать тебя замуж. Ну что ж… Раз хочешь, чтобы я ушел, я уйду. Но будь осторожна в своих действиях, я буду за тобой приглядывать. Со стороны.

Вместо ответа Эшли собрала свои длинные рыжие волосы в одной руке и за долю секунды отсекла их настолько коротко, насколько могла. Карл только потрясенно присвистнул, прежде чем закрыть дверь с другой стороны.

 

Глава 12. Перед отъездом

Квинт старательно удерживал на лице серьезную мину, слушая рассказ о злоключениях господина. Он был далеко неглуп и прекрасно понимал, что Карл слишком уязвлен, что вынести даже одну невинную шутку.

«Как же сложно с этими женщинами… Может, мне повезло, что я не женился?»

Он снова наполнил опустевший бокал Нестера. Тот машинально схватил его и осушил одним глотком.

— Что за дрянное вино… Интересно, в этой гостинице есть поприличнее? — он сделал попытку подняться, чтобы вызвать слугу, но пошатнулся, и, не удержавшись на ногах, грузно опустился на стул.

— Что вы хотите, господин барон, — развел руками Квинт. — Это всего лишь гостиница средней руки, а не королевский двор и даже не дом госпожи Амальды, где, помнится, вам так нравилось обедать.

При упоминании тети Эшли лицо новобрачного омрачилось. Он стиснул бокал так, что тот едва не треснул:

— Старая каракатица! Подсунуть мне свою чокнутую племяшку! Слышал бы ты, Квинт, как она мне пела о «своей дорогой девочке»! Мол, сиротка, милая, добрая, скромная…

— … и с большим состоянием, — тихо добавил Квинт.

— А меня встретила фурия с кинжалом в руке!

Карл стиснул зубы, с прежней остротой переживая унижение. Как бы он не относился к Эшли Логан, ему, покорителю стольких сердец, казалось невыносимым вспоминать факт, что собственная жена выставила его вон из спальни в первую брачную ночь.

Нестер замолчал, наблюдая, как в камине медленно угасает огонь. Дрова, подброшенные слугами пару часов назад, превратились в головешки, и в комнате стало ощутимо прохладнее.

— Да уж, господин барон, — с притворным сочувствием вздохнул слуга, — вам не позавидуешь. А ведь даже последний крестьянин справился бы с такой бедой за один день. Жаль, что в высшем обществе не принято применять кнут. Несколько ударов, и ваша Эшли вела бы себя, как шелковая.

Карл криво усмехнулся. Видимо, картина, нарисованная Квинтом, ему понравилась.

— Но, с другой стороны, — продолжил тот, отпив глоток вина, — почему вы расстроены? Только не говорите, что влюбились в эту сумасбродную девчонку, не поверю. А, раз так, то, какое вам дело, что она думает?

— Она мне угрожала. Почти что обвинила в предательстве, — напомнил Нестер.

— И кто ей поверит? Какие у неё доказательства? Её слово против вашего? Это ей следует вас бояться. Увы, мы живем в жестокое время, — подняв глаза к полотку, лицемерно вздохнул слуга. — Ранняя смерть молодой женщины никого не удивит. Неизлечимая болезнь, несчастный случай на охоте, нападение грабителей… Выбирайте сами, господин барон. Я уверен, даже г-жа Амальда посочувствует сыну своего друга, так быстро потерявшему горячо любимую жену.

Карл остановил его предостерегающим взглядом, в котором не было и намека на опьянение.

— Сейчас не время и не место говорить об этом, Квинт. Я только два дня назад женился. Поверенные семьи Соланж перевели на мое имя приданое Эшли. Но, если я хочу получить все состояние, мне нужно остаться в хороших отношениях с этой старой ведьмой. У нее не должно возникнуть и тени подозрения.

Квинт согласно кивнул, решив выбрать более подходящий момент, чтобы напомнить Карлу о собственных долгах. В конце-концов, особые услуги, как и молчание, должны хорошо оплачиваться.

— К тому же, у меня есть и другие дела. Нужно вернуться в имение, чтобы разобраться с кредиторами отца. Оттуда я поеду в столицу. Не стоит ссориться с королем, после того, как я так удачно завел связи в Алмее. Тучи сгущаются, Квинт. Не исключено, что дело дойдет до настоящей войны.

Нестер размахнулся и с силой запустил пустой бокал в стену. Квинт только головой покачал. Похоже, история с «несчастной сироткой Эшли» задела его господина серьезнее, чем ему казалось.

— Я оставляю тебя здесь, Квинт. Наблюдай за моей женой и за Соланж. Если заметишь подозрительное, — пиши. До меня дошел слух, что скоро в Алмею вернется молодой Берн. Не спускай с него глаз, Квинт. Подкупай слуг, трать золота столько, сколько потребуется. Ты должен знать обо всем, что он делает — где остановился, с кем встречается и даже то, какое блюдо, которое он предпочитает на завтрак.

— Конечно, господин барон, — слуга почтительно склонил голову. — Но что больше всего вас интересует?

Карл несколько секунд помедлил с ответом, словно раздумывая, говорить или нет. Потом тихо добавил:

— Я почти уверен, что Азалия найдется. И первым, к кому она обратиться за помощью, будет Ральф де Берн.

* * *

Как не старалась госпожа Соланж, праздничный обед по случаю замужества её племянницы, прошел довольно скучно. Эшли, сидевшая за столом на правах почетной гостьи, казалась нежным цветком в платье из бледно-голубого шелка. Просто хоть приглашай живописца и пиши с нее картину!

Если забыть, конечно, о неровно подстриженных рыжих волосах — госпожу Соланж чуть удар не хватил, когда племянница сняла отделанный жемчугом головной убор, — и холодного, равнодушного ко всему, взгляда. Амальда даже задумалась, все ли хорошо у молодой четы, но потом отбросила крамольные мысли.

«Они слишком мало общались до свадьбы. Не удивительно, что сейчас им трудно. Но, как говорится, стерпится-слюбится. И я, и мой покойный брат слишком многое прощали Эшли. Совсем избаловали девчонку! А это никогда не идет женщинам на пользу…»

В отличие от юной супруги, Карл Нестер был неестественно весел. Он улыбался, много и остроумно шутил, был внимателен к Эшли, к самой Амальде, и к ее друзьям. Но опытный взгляд фрейлины королевы обмануть сложно. Её не отпускала мысль о том, что перед ней разыгрывают спектакль — талантливо, ярко, и, в то же время, фальшиво.

Наверное, это чувствовали и гости, с вежливой холодностью слушавшие рассказы Карла о его жизни в старой столице. Но паузы в беседе возникали все чаще, и Амальда начала мечтать о том, чтобы этот, не слишком приятный для присутствующих, обед, быстрее закончился.

«Что, хотелось бы мне знать, случилось со слугами? Почему не подают десерт?» — она сделала знак дворецкому, и тот, привыкший понимать хозяйку с полуслова, тут же скрылся за дверью.

— Как вам понравилась Алмея, господин барон? — спросила одна из сидевших за столом женщин.

Эшли, которой тугой корсет сдавил грудь, хмуро посмотрела в ее сторону: «Неужели нельзя поговорить о чем-то менее банальном?»

— О, это прекрасный город, — с готовностью отозвался Карл, — правда, я провел здесь так мало времени.

— Но вы не теряли его даром, — многозначительно улыбнулся сидевший напротив Нестера толстяк. — Едва приехали и почти сразу женились на самой красивой девушке нашего города! Вы — настоящий счастливчик, господин барон. Господа! Предлагаю выпить за новобрачную! Пусть её жизнь будет долгой и счастливой.

«Очень кстати, — продолжила про себя Эшли, поднимая бокал, — особенно если учесть, что мой супруг терпеть меня не может. Равно, как и я его».

— Я, в свою очередь, очень рада, что моя племянница вышла замуж за достойного человека, — улыбка Соланж вышла немного натянутой.

Терпение Эшли истощилось.

— Благодарю за добрые слова, — она наклонила голову, чтобы скрыть насмешливый блеск глаз. — Карл — не только любящий супруг, но и преданный слуга королевской семьи. Он недолго пробыл в Алмее, но, как сам признавался, сильней всего его заинтересовала архитектура.

За столом повисло молчание. Гости переглянулись, пытаясь понять, что это — неудачная шутка или прозрачный намек. Карл на мгновение поджал губы, потом холодно улыбнулся.

— Моя дорогая Эшли шутит. Я уволился со службы несколько месяцев назад. Поймите меня правильно — я готов верой и правдой служить своему народу, и, конечно, королеве и законному наследнику, но оставаться при дворе, где правит фаворитка… Это противоречит моим принципам.

— Конечно, Карл, — поддержала его хозяйка дома. — А какие у вас планы на будущее? Вы собираетесь жить в Алмее? Поступите на службу к королеве?

Барон почтительно наклонил голову.

— Я был бы счастлив, госпожа Соланж. Но прежде мне нужно вернуться в Лист, в замок отца. Остались некоторые нерешенные вопросы, связанные с наследством, поместьем и тому подобное. Скучная бумажная волокита… А дальше — видно будет.

Амальда, кивнув ему, обратилась к кому-то из гостей по поводу предстоящей охоты, и Карл получил небольшую передышку.

Воспользовавшись моментом, он бросил короткий, острый, как лезвие клинка, взгляд в сторону жены, желая напомнить об их договоре. Но Эшли разворачивала на коленях кружевной платок, с такой беспечностью, словно её ничего больше не волновало.

Если бы Нестер мог заглянуть в комнату, соседнюю со столовой, где собрались гости, то сразу же забыл бы и о жене, и о карьере, да и обо всем на свете. Там, на небольшом столике, были расставлены чашки, фрукты, сладости, которые собирались подавать слуги. Но его внимание привлекла бы не посуда, а девушка, в простом черном платье и переднике, сидевшая на стуле у раскрытого окна. Её лицо было бледным, как лепесток лилии, грудь высоко вздымалась, остекленевшие глаза уставились в одну точку. У Жанны был вид человека, которого что-то очень сильно испугало.

Скрипнула дверь, пропустив Марту. Служанка остановилась перед зеркалом, поправив волосы, выбившиеся из-под чепчика, затем обратилась к Жанне:

— Ну, чего сидишь! Давно пора чай подавать.

— Я не могу, — чуть слышно прошептала Жанна.

— Да что за глупости! Можешь-можешь, иди работай! Или прочь из этого дома. Думаешь, раз Соланж тебя полюбила, тебе позволено лентяничать?!

— У меня голова кружится. Как услышала этот голос, так и…

Марта окончательно разозлилась. Ей до смерти надоела нищенка, строившая из себя принцессу. Подскочив к девушке, Марта схватила ее за плечи и с силой встряхнула:

— Хватит прикидываться. Соланж здесь нет, некому оценить твой актерский талант. Живо, поднимайся!

К счастью для Жанны, в эту минуту в комнате неслышно появился дворецкий. Бросив внимательный взгляд на девушку, он тут же остановил Марту:

— Похоже, ей действительно плохо. Марта, займись гостями. Госпожа Амальда недовольна, что вы так задержались… А ты, Жанна, иди к себе.

Марта упрямо наклонила голову:

— Интересно получается! Почему я должна за нее работать?

— Марта… — в ровном голосе дворецкого мелькнули злые нотки. Служанка, спохватившись, присела, и, пробормотав несколько слов в качестве извинения, взяла поднос с чашками и направилась к гостям.

— Простите, — с трудом прошептала Жанна, — я не хотела никого подводить.

— Тебе нужно прилечь. Может, ты заболела?

— Не знаю. Этот гость у госпожи Амальды… Такой резкий, громкий голос. Я его прежде никогда не слышала? Ой! Как же глупо спрашивать вас… Откуда же вам знать…

Дворецкий немного помолчал.

— Нам с тобой не пристало обсуждать гостей г-жи Соланж. Но чтобы ты успокоилась, скажу: сегодня она пригласила старых друзей. Из новых — только господин барон Карл Нестер, муж госпожи Эшли. Они только что поженились.

Ничего не ответив, Жанна поклонилась и тенью выскользнула из комнаты. Девушка не понимала, что с ней происходит. Конечно, трудно жить, ничего не помня о своем прошлом, но это не мешало ей работать. Гораздо хуже, когда от одного звука чужого голоса подкашиваются ноги, и накатывает животный ужас.

«Кто он, этот барон? Почему гость госпожи Амальды, о котором я почти ничего не слышала, так меня пугает? Или это просто последствия болезни, или… он связан с моим прошлым!»

Жанна просидела в своей комнате несколько часов. Постепенно страх отступил, её сердце перестало отчаянно колотиться при мысли о бароне Нестере. Она вдруг ощутила любопытство — с тех пор, как девушка потеряла память, барон стал первым человеком, который удивил её.

Жаль, что она не видела его лица. А вдруг ей удалось бы что-нибудь вспомнить?

Услышав доносившийся из холла шум, девушка поняла, что гости собираются расходиться. Тогда она осторожно вышла в коридор и, крадучись, направилась к лестнице, ведущей на первый этаж. Но, не успела Жанна сделать и нескольких шагов, как услышала приглушенные голоса.

Жанна вспомнила о маленькой нише в стене, где обычно стояла статуя покойного супруга г-жи Соланж, но которую убрали в кладовую на время свадебной суматохи. В образовавшейся нише с трудом, но могли разместиться два человека:

— Отпусти меня, — девушка узнала хриплый шепот Эшли Логан, ныне баронессы Нестер.

— Разумеется, дорогая, как только напомню тебе о нашем соглашении. Ты не лезешь ко мне, я не лезу к тебе, ясно? Но если до меня дойдет хоть один слух, хоть одно слово…Понимаешь, твой длинный язык мне досаждает… Тогда госпоже Соланж придется оплакивать «бедную сиротку»!

— Негодяй!

— Дикая кошка, — не остался в долгу Нестер. — На этом позволь откланяться. Мне еще нужно проститься с твоей теткой.

До Жанны донесся звук тяжелых шагов, с каждым мгновением становившихся все глуше. Затем снизу донесся веселый голос:

— Благодарю вас за прекрасный прием, госпожа Соланж. К сожалению, должен уехать, меня ждут неотложные дела. Разрешите написать вам с дороги?

— Конечно, Карл. Я, и, конечно, Эшли будем ждать вас с нетерпением.

— Говори за себя, тетушка, — сквозь зубы процедила Эшли.

Жанна, которая отнюдь не хотела, чтобы её заметили, повернулась, чтобы уйти, но недостаточно быстро. Эшли услышала шорох платья и метнулась вслед за ней:

— Что ты здесь делаешь? Подслушиваешь?

— Простите, госпожа баронесса…

— Не называй меня так, — перебила её Эшли. — Лучше Логан, или просто Эшли. Эх, если бы мне вернуть свое девичье имя…

— Я не хотела подслушивать, — торопливо постаралась уверить ее Жанна, — просто ваш муж…

— Мой муж? — Эшли прищурилась. — Продолжай, девочка. Он, что, тебе понравился?

Служанка взглянула на нее с таким ужасом, что Эшли стало стыдно за свои подозрения.

— Нет. Просто его голос. Мне кажется, я уже слышала его раньше. Только не помню, где. Может, мы были знакомы?

Глаза Эшли вспыхнули огнем надежды. Пусть это был и призрачный шанс, но, чтобы получить свободу, Эшли решилась зайти так далеко, как потребуется. Вдруг Жанна действительно что-то знает о Нестере?

Она крепко сжала холодные пальцы служанки:

— Пойдем, Жанна, поговорим.

 

Глава 13. Сын и племянница

Ласковые солнечные лучи, пробившись сквозь густую зелень деревьев, слепили глаза. На небе, высоком и чистом, не было ни облачка. О прошедшем ночью дожде напоминала только влажная земля под ногами да блестевшие на лепестках цветов крупные капли.

Ральф шел по узкой тропинке медленно, стараясь не поскользнуться. Целитель посоветовал ему как можно больше бывать на свежем воздухе, причем желательно в сопровождении слуги.

«Вы молоды и полны сил, граф, но даже абсолютно здоровый человек не сможет сразу же сесть в седло после такого ранения. Хотя бы пару месяцев воздержитесь от поездок. И никаких срочных дел! Больше гуляйте, отдыхайте… А ваша матушка проследит, чтобы с вами были слуги, на случай внезапного головокружения».

Услышав это, Ральф не сдержал презрительной усмешки. Что он, ребенок, чтобы его так опекать?! Не говоря уже о том, что Карена, во время разговора целителя с графом, скромно стоявшая в стороне, вдруг заявила, что тоже обожает пешие прогулки и с радостью готова сопровождать «дорогого кузена».

И девушка сдержала свое обещание. Несмотря на то, что Ральф вставал рано, а погода далеко не всегда была хорошей, Карена накидывала плащ, брала с собой книгу и шла с ним в парк. Какое-то время преданность кузины даже нравилась ему. Но вскоре Ральф заметил, что, куда бы он, ни пошел, даже в пределах особняка, вскоре рядом появлялась Карена.

Девушка мило улыбалась, что-то спрашивала, или, наоборот, хорошо поставленным голосом начинала читать роман, не давая раненому ни минуты побыть наедине с собой. Отделаться от нее оказалось совершенно невозможно — Карена не понимала ни намеков, ни холодности, ни даже прямых и недвусмысленных просьб.

«Да что с ней вообще такое? — недоумевал Ральф. — Своих дел нет? Тогда помогала бы матушке. Или ей так скучно в деревне после Алмеи?»

Ральф был настолько занят собственными переживаниями, что даже не подозревал причину внимательности к нему двоюродной сестры. Он не замечал ни новых платьев, сшитых по последней моде, ни тщательно уложенных волос, ни аромата духов. Румянец, то и дело вспыхивающий на нежных щеках, её быстрые косые взгляды, робкие и, в то же время, настойчивые прикосновения — все это оставляло его равнодушным.

В памяти молодого человека жил другой образ — легкий, воздушный, полный благородства и неизъяснимого очарования, — и Карене, с её земной красотой, было невозможно с ним состязаться.

Более того, Ральф даже не подозревал о чувствах кузины. Он привык относиться к ней, как к сестре, без малейшей романтической привязанности.

…Услышав легкие шаги и шелест шелкового платья, Ральф привычно свернул с дорожки, скрывшись в тени розовых кустов. Парк был большой и довольно запущенный, Ральф с детства знал здесь все укромные уголки, и при желании мог спрятаться так, чтобы никто не нашел.

Карена остановилась перед большой клумбой, и, поправляя тонкие перчатки, будто случайно огляделась. К сожалению, Ральф не видел лица кузины, на котором мгновенно отразилось охватившее ее разочарование и обида.

«Я уверена, что он пошел именно сюда. И снова не подождал меня. Почему жизнь так несправедлива? Неужели он все еще думает о той женщине? Осторожнее, Ральф. Если ты не достанешься мне, ты не достанешься никому…»

Она быстро пошла вперед, помахивая тонкой сломанной веточкой и пытаясь выглядеть беззаботно. Карену невыносимо унижало то, что, даже после согласия его матери, она сама бегает за будущим мужем. Сколько раз, собираясь ложиться спать в своей тесной комнате, она мечтала о приезде Ральфа, представляла, как он удивится, как будет восхищен её красотой, как весело они проведут время, пока, наконец, молодой граф не подарит ей фамильное кольцо, и не попросит стать его женой!

Чудесная, придуманная ею сказка, рассыпалась вдребезги при первом столкновении с жесткой реальностью. Ральф относился к ней дружески, даже не замечая, что буквально топчет её чувства, убивая её каждую минуту таким равнодушным и холодным обращением. А потом вообще начал избегать. Его лицо светлело лишь при упоминании «той женщины», и Карене, когда она замечала это, хотелось выцарапать ему глаза…

— Не правда ли, Карена сильно изменилась к лучшему? — тихий голос матери застал графа врасплох. Он вздрогнул и обернулся. — Впрочем, что я говорю. Моя девочка всегда была красавицей.

Ральф улыбнулся и произнес то, что всегда говорят в подобных случаях, — нечто вежливое и неопределенное. Марьяна, которая взяла Карену к себе в дом еще ребенком, имела все основания гордиться воспитанницей.

— Как ты себя чувствуешь, Ральф? — вдруг спросила мать, не сводя с него внимательных глаз. — Ты не устал?

— Прекрасно, матушка. Прошу, не надо смотреть на меня так, как будто я прямо сейчас рассыплюсь. Плечо практически зажило. Да и рана пустяковая.

Бледное лицо Марьяны вспыхнуло.

— «Пустяковая!» — с горечью повторила она. — Ты едва остался жив.

— Вы преувеличиваете, матушка.

Марьяна де Берн медленно прошлась вдоль розовых кустов, только начавших зацветать, потом повернулась к сыну.

— Не проводишь меня в беседку? Я бы хотела обсудить нечто важное, а это удобнее сделать сидя.

Ральф, молча, предложил матери руку, и они направились к находившейся в глубине парка беседке, даже не заметив, как всколыхнулись за их спиной ветви кустарника. Карена, которую не пригласили сопровождать их, твердо решила подслушать разговор.

— Итак, матушка, — спустя несколько минут спросил Ральф. — О чем вы хотели поговорить?

Марьяна разложила на коленях белоснежную шаль, разгладила её, затем начала зачем-то завязывать «узелки». Она явно волновалась и пыталась это скрыть.

— Я хотела поговорить о Карене, — наконец, решилась она. — Она — взрослая девушка, я в её возрасте уже была помолвлена. Пора устроить ее судьбу. Но, Ральф, несмотря на то, что твоя кузина умна и красива, это мало ценится, если девушка не принадлежит к знатному роду, и у нее нет состояния…

Молодой граф пожал плечами.

— Я всегда считал, что счастье в замужестве зависит не от состояния людей, а от любви и взаимопонимания. А наградить титулом вообще в силах только король. Но, если ты хочешь обеспечить Карену, я не стану возражать. Дадим ей в приданое западное поместье.

Карена, услышав, как спокойно и равнодушно, кузен решил её судьбу, едва не разрыдалась. На минуту ей показалось, что она спит и видит страшный сон, как ее выгоняют из дома, который за столько лет стал ей родным, и отправляют в изгнание, к незнакомому человеку.

«Нет! Я не позволю! Я вам не вещь! И не игрушка!»

Она с тревогой прислушивалась, что ответит тетя. Марьяна явно оказалась в затруднительной ситуации и не сразу подобрала нужные слова:

— Э… Ральф, дорогой мой… Ты, конечно, очень добрый, и прав в том, что Карене необходимо приданое, но мне не хотелось бы дробить наши земли. Я унаследовала их от твоего отца, часть приобрела на средства, доставшиеся мне от родителей. Все это должно принадлежать твоим будущим детям, понимаешь?

— Честно говоря, нет, матушка, — нетерпеливо ответил Ральф, — вы говорите загадками. Если вы хотите предложить что-то серьезное, говорите прямо.

Марьяна наклонилась к сыну и принялась шепотом убеждать его в чем-то. Как ни прислушивалась Карена, ей не удалось уловить ни слова. Но девушка почти не сомневалась, что речь идет о ней.

Внезапно Ральф отшатнулся от матери. Его голос звучал холодно и твердо, как если бы он принял окончательное решение:

— Нет, матушка, этого никогда не будет. Я не женюсь на Карене. Ни за что.

 

Глава 14. Как выйти замуж

В ту ночь Карена так и не смогла заснуть. Она долго сидела у раскрытого окна, прислушиваясь к шорохам в саду, коротким пересвистам птиц, бездумно рассматривала длинные тени, протянувшиеся по траве, почти полный диск луны, сиявший в небе — и не ощущала ничего. Все чувства умерли, сердце словно перестало биться от слов Ральфа, полных безразличной жестокости.

За эти долгие часы она успела многое понять. И то, что в семье тети она так и не стала кем-то большим, чем сиротой, пригретой из милости, и то, что Ральф никогда её не любил, и, значит, однажды ей придется увидеть, как в этот дом войдет другая женщина. Его жена…

Карена прикусила нижнюю губу, стараясь сдержать слезы. Что ждет её в будущем? Тетя Марьяна ясно дала понять, что не собирается выделять ей даже небольшого состояния, а это значит, что на приличную партию не стоит рассчитывать. Конечно, графиня де Берн постарается соблюсти все приличия, выдав Карену замуж за кого-нибудь из небогатых соседей.

И что тогда? Придется вести хозяйство, воспитывать многочисленных детей, навсегда отказавшись от мечты жить в столице и блистать на балах? Дверь в счастливый, полный блеска и роскоши, мир, где, как казалось Карене, живет знать, закроется для нее навсегда.

«Это хуже, чем смерть. Лучше бы Ральф убил меня, чем обрек своим отказом на жалкое существование в глуши…»

Карене часто приходилось сопровождать тетю в поездках, и она видела, как скромно, порой даже бедно, живут семьи, не принадлежащие к столичному обществу. Когда Карена, придерживая край модного платья из муслина, входила в гостиную, на нее во все глаза смотрели не только немногочисленная прислуга, но и хозяйские дочери. Тогда ей и в голову не приходило, что она может стать одной из дам, кичившихся своей принадлежностью к благородному роду, — потому что больше у них ничего не было.

«Нет, никогда, — с горечью думала она, разрывая в клочки кружево на рукаве, и даже не замечая этого. — Я должна стать женой Ральфа, нет, графиней де Берн. Для меня это единственный шанс прожить жизнь так, как этого хочу я, а не кто-то другой…»

Несколько следующих дней Карена выжидала, внимательно наблюдая за тетей и двоюродным братом. Вдруг Ральф изменит свое решение? Или Марьяна вызовет её к себе и скажет, что собирается обеспечить племянницу на случай своей внезапной смерти? Но ничего не изменилось, разве что кузен заговорил о том, что хочет вернуться в Алмею. И, похоже, Марьяна не собиралась на этот раз его удерживать.

Когда Карена зашла вечером к тете, чтобы пожелать ей спокойной ночи, она осторожно спросила о планах Ральфа.

Марьяна только вздохнула, кутаясь в теплую шаль:

— Видишь ли, дорогая, мужчины отличаются от нас. Им нужна деятельная жизнь, а не дом в глуши и материнские заботы. Приказывать Ральфу я не могу. К тому же, кто знает, вдруг в Алмее, при дворе королевы-матери, он быстрее забудет свою боль — я говорю об этой загадочной госпоже де Резни. Там много красивых женщин…

Карене эти слова были как острый нож в сердце. Побледнев, она поклонилась, не в силах вымолвить ни слова, и поспешно выбежала из спальни тети, забыв закрыть за собой дверь.

Окажись на её месте более слабая девушка, она бы смирилась с судьбой. Более благодарная и преданная своим родственникам, заглушила бы собственные чувства ради счастья Ральфа. Но Карена не была ни той, ни другой. Она считала себя достаточно сильной, чтобы выдержать любой удар. Любые препятствия, встречавшиеся на пути, только злили её, но не могли остановить.

«Значит, красивые женщины, тетя? Вы готовы смириться с любой невесткой, лишь бы ей не оказалась маркиза де Резни? Тогда я вам вполне подойду. Я умная, молодая, красивая, смогу родить Ральфу здоровых детей, которые и унаследуют состояние Бернов, как вы изволили заметить. Только действовать нужно быстро, до того, как Ральф уедет…»

Карена в крайнем возбуждении расхаживала взад-вперед по комнате. Прикрикнула на служанку, которая принесла ей горячего молока. Смутные мысли, мелькавшие в голове девушки, то заставляли её краснеть, то тяжело вздыхать, то опускать глаза.

Наконец, она остановилась перед зеркалом, внимательно рассматривая свое отражение. Глаза сверкают в предвкушении, брови сведены к переносице, губы сжаты.

«Не надо меня недооценивать. Я выиграю, Ральф. Любой ценой».

* * *

Карена остановила коня на вершине холма. Отсюда открывался прекрасный вид на поместье Бернов, и, если бы не туман, поднимавшийся от реки, можно было бы рассмотреть полоску леса, синеющую вдали, деревню, окруженную лугами, и даже крышу старого особняка.

Но девушка приехала сюда не затем, чтобы любоваться природой. Спрыгнув на землю и привязав коня к ветке кустарника, Карена плотнее закуталась в плащ и зашагала по едва заметной тропинке, ведущей сквозь заросли. Несмотря на то, что служанка старательно объяснила ей дорогу, и Карена не боялась заблудиться, она не могла унять дрожь в руках. С каждым шагом ей становилось все больше не по себе.

«Что же я делаю? Может, пока не поздно, повернуть обратно? И ждать, просто терпеливо ждать часа, когда тетя подберет человека, готового взять в жены бесприданницу? Уступить свое место в доме, место рядом с Ральфом первой попавшейся незнакомой девице?»

Пока она колебалась, деревья вдруг расступились. Хижина, стоявшая на краю поляны, не понравилась Карене с первого взгляда. Маленькая, грязная, с просевшей крышей и всего одним узким оконцем, она производила удручающее впечатление.

«Вряд ли здесь живет колдунья. Слишком уж убого все выглядит. Если бы я обладала какой-нибудь силой, или могла превращать вещи в золото, первое, что сделала бы, — построила бы себе настоящий дом. Скорее всего, меня здесь встретит шарлатанка!»

Карена неуверенно приблизилась. Но, не успела она постучать, как покосившаяся дверь распахнулась, и на пороге появилась крестьянка. Не молодая и не старая, в черном платье и платке, полностью скрывавшем волосы, она казалась ничем не примечательной. Если не считать глаз. Они были большими и темными, в их глубине словно тлели угольки от давно сгоревшего костра.

Карена вздрогнула, поймав ее взгляд.

— Э, — замялась она. Вся речь, что она тщательно продумала, вылетела у неё из головы.

— Не трудись объяснять. Я знаю, зачем ты здесь, — усмехнулась женщина. — Все вы, глупые девчонки, одинаковы. Всем нужна счастливая любовь, замужество, дети… Как будто больше заняться нечем.

Взглянув на Карену внимательнее, гадалка добавила:

— Хотя, нет. Тебе нужно не только это. Ты мечтаешь о дорогих нарядах, о балах и путешествиях, словом, роскошной жизни, которую тебе может обеспечить граф де Берн.

Карена вздрогнула. Она была уверена, что никто не знает о её тайных мечтах. Так откуда этой нищенке все известно?

Прежде, чем она успела возразить, женщина резко взмахнула рукой:

— Не надо лгать. Иначе я не смогу тебе помочь. Но я не понимаю — неужели такая красавица, как ты, не в силах соблазнить графа?

— Он любит другую, — покраснев от унижения, чуть слышно призналась Карена.

— Забавно, — гадалка рассмеялась тонким и очень неприятным смехом. — Так зачем ты пришла? Думаешь, я подскажу, как завоевать его любовь?

— Мне говорили, что у вас есть приворотное зелье для такого случая.

— Глупости, — гадалка вдруг стала серьезной. — Лучшее приворотное зелье — это сама женщина. Ни один мужчина не способен устоять перед этим.

Она вдруг оказалась рядом с удивленной Кареной и коснулась ладонью её живота. Девушка с криком отпрянула.

— Да не бойся ты. Есть у меня травка, выпив которую, мужчина захочет любую женщину — хоть старую, хоть безрукую, хоть хромую…

Карена смотрела на нее с ужасом. Конечно, девушка слышала разговоры слуг, вполголоса обсуждавших женщин легкого поведения, и знала, что и знатные дамы порой заводят любовников. Но, чтобы ей предложили такое…

— Это невозможно, — прошептала она. — Я никогда не сделаю…

— Не понимаю. Ты замуж хочешь или нет? Это — твой единственный шанс. В ближайшие четыре дня ты сможешь зачать ребенка. Насколько мне известно, граф — благородный человек, и не бросит мать своего наследника.

— Он никогда меня не простит, — в отчаянии воскликнула Карена.

— Как хочешь, — женщина повернулась и направилась к хижине. — Возвращайся домой. Через несколько месяцев, когда граф женится на своей любимой, ты вспомнишь мой совет. Но будет уже поздно.

— Стойте!

Карена сорвала с шеи жемчужное ожерелье и протянула его женщине.

— Несите вашу траву.

Усмехнувшись, гадалка повернулась и исчезла в хижине. Отсутствовала она недолго, вернувшись с двумя мешочками из холщовой ткани: черным и белым.

— Ты щедро мне заплатила, так что прими небольшой подарок. В белом мешке — трава для графа, возьми одну ложку, завари кипятком и добавь в любой напиток. В черном — трава, улучшающая работу сердца. Только её нужно принимать осторожно, небольшими порциями. Если заваришь целый бокал и выпьешь, отправишься в лучший мир.

Карена с подозрением смотрела на черный мешочек, не решаясь его взять.

— Зачем мне это? — хмуро спросила она.

Женщина загадочно улыбнулась.

— Кто знает. Может, и не потребуется. Но всегда лучше иметь запас, верно?

 

Глава 15. Неудача

Карена вернулась домой поздно. Отведя лошадь на конюшню и попросив конюха позаботься о ней, девушке обошла дом и открыла дверь черного хода. Ей не хотелось, чтобы её заметили, особенно тетя или Ральф. Начнутся расспросы, вдруг кто-то заметит мешочки с травой и догадается, куда она ездила…

Карена сама еще не решила, что делать дальше. У нее учащалась дыхание и на лбу выступали капли пота, стоило ей представить, как она входит в комнату Ральфу. Кстати, попасть в покои кузена совсем не сложно. Допустим, принести ему чашку вечернего чая…

«Ральф любит чай с медом», — машинально думала девушка, идя по коридору, как вдруг из-за приоткрытой двери до нее донеслись голоса.

«Кажется, подслушивать чужие беседы становится для меня обычным делом», — невесело улыбнувшись, Карена остановилась и приложила ухо к двери.

— Ральф, ты, что, так ничего и не понял, — Карена узнала голос тети. — Неужели я зря рассказала тебе об отце? Умоляю, дорогой, не повторяй его ошибок!

— Напротив, матушка, — голос кузена звучал ровно, — я хочу восстановить справедливость, смыть пятно с нашего имени. Если мой отец не виновен в смерти маркиза де Резни, значит, есть человек, который придумал всю эту страшную историю и остался безнаказанным. Наконец, я хочу найти девушку, которая спасла мне жизнь, и поблагодарить её. Что в этом такого странного?

Повисшее молчание показалось Карене мучительным.

— Все странно, и даже опасно, мой бедный мальчик. Ты даже не знаешь, кто твой враг, не увидишь руку, которая нанесет удар. Прошу, послушай меня. Не хочешь жениться на Карене — не надо. У многих из наших соседей подросли чудесные дочери. Или поедем в Алмею вместе. Я уверена, при дворе королевы-матери…

— Спасибо, матушка, — тоном, не терпящим возражений, ответил Ральф. — Я уже совершил в жизни ошибку, о которой очень жалею. Девушка, которую я любил, исчезла. Не хочу потерять и другую…

Послышались шорох, затем скрип двери, которую открыл Ральф. Не желая, чтобы её заметили, Карена вжалась в стену. Спустя мгновения до нее донеслись затихающие вдали шаги.

Очень осторожно, на цыпочках, Карена сделала несколько шагов по коридору и свернула за угол. Рука сама сжала привязанный к поясу мешочек. Девушка больше не колебалась.

* * *

Следующим вечером Карена отослала пораньше девушку, которая ей прислуживала. Потом тщательно пересмотрела все свои платья, выбрав из них самое красивое, светло-серое, с глубоким вырезом и пышной юбкой. Распустила по плечам блестящие локоны. Ей хотелось выглядеть как можно лучше, чтобы Ральф хоть немного увлекся ей самой, а не действовал только под влиянием зелья.

Сердце Карены неистово билось, когда она, взяв приготовленный поднос с чашками, направилась в комнату кузена. Возможно, он будет немного удивлен, но вряд ли откажется выпить с ней чашечку. А дальше… О последующем она старалась не думать, представляя себе утро, появление Марьяны, и немедленную помолвку.

«И уже через несколько дней в этом доме появится новая графиня де Берн», — в радостном возбуждении думала девушка.

Подойдя к знакомым дверям, она поставила поднос на пол и тихо постучала. К её удивлению, никто ей не ответил.

Карена осторожно толкнула дверь. В маленькой комнате, смежной с покоями Ральфа, где обычно спал камердинер, никого не оказалось.

Девушка быстро прошла дальше. На столе горели свечи, вещи, казалось, были на своих местах, но внимательный взгляд Карены быстро заметил, что не хватает дорожной сумки. Её сердце упало, когда она увидела лежащий на столе листок бумаги.

Письмо Ральфа было коротким:

«Дорогая матушка!

С любовью, Ральф»

Заранее прошу прощения за этот внезапный отъезд. Но я не хочу больше никаких споров и ссор. Я постараюсь разузнать в Алмее все, что возможно, касательно истории, о которой мы говорили. Как только будут новости, сразу же вам напишу. Не беспокойтесь за меня. Передавайте поклон Карене.

Девушка смяла листок в руке, с трудом сдерживаясь, чтобы не зарыдать во весь голос. Он уехал! И, похоже, всего лишь пару часов назад. Можно было вылить бесполезный чай. Ральф не вернется… или вернется через несколько месяцев, как обещала ей гадалка, вместе с молодой женой.

 

Глава 16. Карена прибегает к хитрости

Потрясение оказалось таким сильным, что девушка несколько минут стояла, не двигаясь, и рассматривая дубовый пол под ногами. Значит, она напрасно ездила к колдунье, напрасно добавляла в чай зелье… Ральф выскользнул из ловушки. Неужели все потеряно?

«Ну, нет, — Карена сжала зубы, — я так просто не сдамся».

Блуждающий взгляд Карены остановился на кровати под балдахином, где совсем недавно спал Ральф. Она подошла ближе, машинально провела рукой по кружевному покрывалу, взбила подушки.

Девушка недобро улыбнулась.

«Ральф уехал внезапно. Никто не знает, когда именно. А тетя поверит мне, если я скажу, что эту ночь мы провели вместе. Впрочем, даже если не поверит, она не рискнет поднимать шум. Марьяна слишком щепетильна в подобных вопросах, слишком дорожит честью семьи…»

Охваченная ревностью, Карена не подумала о том, что случится, если кузен приедет и прилюдно уличит её во лжи. Она надеялась на доброту Ральфа, и неизменно хорошее к ней отношение. Среди знати редко заключались браки по любви, но это не мешало им быть крепкими. Вспомнить хотя бы историю тети Марьяны. Почему их союз с Ральфом должен стать исключением? А если граф де Берн станет сопротивляться навязанному счастью, у Карены есть травка, полученная от гадалки…

«Да и неважно, все неважно, — думала Карена, лихорадочно разбрасывая по комнате вещи, снимая платье и вытаскивая шпильки из волос. — Сейчас самое главное — заставить Ральфа вернуться из столицы. Он не должен встретиться с той женщиной!»

* * *

Утро выдалось холодное и сырое. Марьяна, в одиночестве сидевшая за длинным столом в гостиной, приказала слуге подбросить в камин дров.

— Не понимаю, где мой сын и Карена? — немного раздраженно спросила графиня де Берн. Она медленными глотками пила горячее молоко. — В этом доме не принято опаздывать к завтраку.

Повинуясь её приказу, дворецкий вышел, чтобы отправить слуг поторопить госпожу Карену и молодого графа. Когда, спустя несколько минут, он вошел в столовую, графиня удивилась его бледности.

— Ваша светлость…

— Что-то случилось? — быстро спросила графиня. — Где мой сын и племянница?

— Я вынужден просить вас, госпожа, подняться в комнату господина графа, — тихо, и, в то же время, твердо, ответил дворецкий.

Марьяна, догадавшись, что произошло нечто неприятное, о чем ей не решаются доложить, поставила на стол чашку, и, шурша платьем, направилась к выходу. Никто из слуг, даже дворецкий, не последовал за ней.

Трудно сказать, что ожидала увидеть графиня в комнате сына — пустую кровать, заболевшего Ральфа — но точно не раскиданную одежду и сладко спящую среди горы подушек Карену.

Графиня замерла на месте, как громом пораженная, затем плотно прикрыла дверь и задернула шторы. Конечно, она понимала, что уже поздно, слугам все известно, и, не позднее, чем через несколько часов, о её сыне и племяннице будут судачить все соседи. И все же она пыталась соблюсти хотя бы минимум приличий…

Марьяна подошла к кровати и потрясла спящую девушку за плечо. Карена перевернулась и, разлепив ресницы, буквально просияла улыбкой:

— А, это вы, тетя… А где Ральф?

— Как раз это я хотела спросить, — ледяным тоном отозвалась Марьяна, — и, будь добра, просвети меня еще в одном вопросе: как ты сама здесь оказалась?

Смуглое лицо Карены залил румянец. Она попыталась уйти от ответа, натянув покрывало на голову, но графиня была не расположена к долгому ожиданию.

Сев в кресло, Марьяна сухо заявила:

— Слишком поздно строить из себя невинную девушку, дорогая. Наша семья известна на мили вокруг, представляешь, с каким удовольствием знакомые будут перемывать нам кости? Или ты скажешь, что я не правильно поняла, и между вами с Ральфом ничего не было?

— Почему вы так жестоки ко мне, тетя? — всхлипнула Карена. Она почти не притворялась — голос и выражение лица графини напугал бы кого угодно.

— Потому что я не люблю… — графиня, поморщившись, с трудом удержалась от бранного слова, — кем бы они ни были. Прыгнуть в постель к мужчине без венчания? Разве я этому тебя учила?

Девушка залилась слезами. Графиня холодно смотрела на неё, не сделав ни одной попытки успокоить единственную и прежде любимую племянницу.

— Как это случилось, Карена? — снова спросила она так спокойно, как будто речь шла о потерянном кольце или серьгах, а не о чести семьи.

— Я люблю Ральфа, вы же знаете, — прошептала девушка.

— Это — не ответ. И, кстати, где сам Ральф? Неужели у моего сына не хватит смелости взглянуть мне в глаза?

Карена наклонила голову, чтобы скрыть волнение. Наступила решающая минута. От того, насколько удачно она сыграет свою роль, зависело и её будущее, и сама жизнь.

— Я не знаю. Может, он вышел?

Марьяна впервые с той минут, как вошла, огляделась по сторонам. В просторной, богато убранной, спальне царил беспорядок, но она сразу заметила, что чего-то не хватает.

— Здесь только твои вещи: платье, туфли, украшения. Нет ни сумки Ральфа, ни его одежды, ни камердинера. Неужели он уехал?

Карена прижала к груди руки. Бледная, с влажными дорожками слез на щеках и рассыпавшимися по плечам волосами, она казалась самим воплощением горя, несчастной жертвой коварного соблазнителя.

— О, нет. Что теперь будет со мною? Тетя, умоляю, сжальтесь. Не выгоняйте меня из дома!

У Марьяны вырвался тяжелый вздох. Она была умной женщиной и прекрасно понимала, что глупо плакать «по пролитому молоку». Следовало подумать, как поступить дальше.

— Не ожидала я от тебя такого, Карена, — уже мягче проговорила Марьяна, коснувшись руки девушки. — Да и от Ральфа тоже. Что же делать… Немедленно одевайся и иди к себе. Из комнаты не выходить! Отошли служанку, скажись больной. Я узнаю, куда делся Ральф, и тогда поговорим.

* * *

Марьяна де Берн, стоя у открытого окна, составляла букеты из принесенных садовником цветов. Её пальцы двигались быстро и ловко, подрезая стебли, листья, добавляя, или, наоборот, убирая из вазы зеленые веточки. Но тень, то и дело набегавшая на её лицо, и сжатые «в нитку» губы, говорили о том, что её мысли далеки от обязанностей хозяйки дома.

Впервые за долгое время графиня не знала, как ей поступить. После смерти мужа, конечно, пришлось нелегко. Воспитывать в одиночку детей, управлять поместьем и слугами, контролировать расходы и преумножать доставшееся ей состояние — всему этому она научилась сама. Случалось всякое. Однажды её поверенный сбежал, прихватив с собой довольно крупную сумму денег. Спустя несколько лет случилась сильная засуха, и, чтобы не дать крестьянам умереть с голоду, графине пришлось расстаться с фамильными украшениями.

Словом, трудностей было достаточно. Но никогда раньше графиня не чувствовала себя такой растерянной.

Марьяна даже не смела опросить слуг, чтобы точно узнать, когда же уехал Ральф. Не хватало еще опозориться, показав окружающим, что она не верит собственной племяннице. Из учтивых недомолвок дворецкого, графиня поняла, что Ральф покинул дом тайно, поздно вечером или ночью. Мог ли он прежде встретиться с Кареной? Вполне.

Конечно, Марьяна помнила категорический отказ сына жениться на кузине, его желание найти ту, что спасла ему жизнь. Но, увы, графиня долго прожила на свете, хорошо знала мужчин, и почти не сомневалась, что, ни один из них не откажется от юной красавицы, которая сама вешается на шею. Любовь — это одно, а случайная интрижка — совсем другое.

Общество снисходительно смотрит на шалости молодых людей. За все приходиться платить женщинам.

«Глупая девчонка, — злилась графиня, — так испортить себе жизнь! Да и нам тоже. Даже не знаю, что лучше, — узнать, что Карена — лгунья, или бесчестная женщина?»

Вздохнув, она позвонила в колокольчик и велела появившейся служанке отнести цветы в комнаты. А сама направилась к племяннице. Им предстоял тяжелый разговор.

 

Глава 17. Легенда о королеве сердец

Амальда с тревогой смотрела на племянницу, уютно устроившуюся в кресле. Огонь в камине отбрасывал красноватые отблески на лицо девушки, на короткие локоны, казавшиеся медными при этом неверном освещении. Платье Эшли, свободного покроя с длинными, украшенными кружевом, рукавами, не могло вызвать нареканий даже у такой строгой сторонницы приличий, как фрейлина королевы. Во всяком случае, платье выглядело куда лучше бесформенных балахонов или мужских брюк, которые её племянница носила до своего замужества.

«Хоть один положительный момент от этого брака», — насмешливо подумала госпожа Соланж. И тут же вздохнула про себя: несмотря на все старания, ей так и не удалось выяснить, как живется Эшли с супругом. Девушка, всегда славившаяся своим открытым, прямолинейным характером, за несколько дней изменилась до неузнаваемости. «Да», «нет», «конечно», «как пожелаете, тетя» — вот и все, что слышала Амальда в ответ на все осторожные намеки и даже прямые вопросы. Более того, Эшли, казалось, потеряла интерес даже к фехтованию, и за последние две недели, после отъезда супруга ни разу не показалась при дворе.

«Она ведет себя, будто девочка, которую только что выпустили из монастыря. Что случилось с моей Эшли?»

Амальда подавила вздох. Она прекрасно знала, что семейная жизнь — это отнюдь не всегда праздник, и все же так надеялась, что у Эшли все сложится хорошо. А теперь менять что-то уже слишком поздно…

Подойдя ближе, она осторожно положила свою маленькую руку на плечо Эшли. Дремавшая в кресле девушка, вздрогнула всем телом и распахнула глаза. На мгновение Амальде показалось, что во взгляде племянницы мелькнул настоящий ужас. У девчонки-сорванца, головной боли сначала родителей, потом тетки, которая никогда и ничего не боялась!

— А, это, вы, тетя Амальда, — с ноткой облегчения выдохнула Эшли. Легкая улыбка, мелькнувшая на её лице, не смогла обмануть женщину.

— Да, дорогая. С тобой все в порядке?

— Разумеется, — холодно отозвалась Эшли. — Простите, я не слышала, как вы вошли, и ненадолго задремала. От камина идет такое приятное тепло…

— Это ты меня прости, дорогая, — мягко ответила госпожа Соланж, усаживаясь в кресло напротив своей гостьи. — Я задержалась у её величества дольше, чем рассчитывала. Те, кому мы служим, не считаются с нашим временем.

— Я думаю, что служба, как и брак, лишают женщину свободы. Но это — наша общая судьба. Мы рождены подчиняться, от рождения и до смерти, — глядя в огонь, ответила Эшли. — И хорошо, если твой господин достаточно благороден, и не требует, чтобы ты пожертвовала ради него своей жизнью.

Госпожа Соланж задумчиво постучала по подлокотнику кресла. В словах племянницы ей почудился намек, и это ей совсем не понравилось.

— Дорогая…

— Извини, тетя, — спохватившись, Эшли обворожительно улыбнулась, отчего на ее щеках появились ямочки. — У меня просто плохое настроение. Надоел дождь, да и в доме одной довольно скучно.

Дверь в библиотеку беззвучно отворилась, пропустив Жанну с подносом в руках. Она быстро закончила сервировку чайного столика, поклонилась Эшли и вышла так же быстро и незаметно, как появилось.

Эшли проводила её внимательным взглядом, что не ускользнуло от внимания Соланж.

— Странная девушка, эта Жанна, — заметила молодая баронесса, взяв в руки чашку. Серебряная ложечка чуть слышно звякнула в её руках.

— Она хорошо справляется со своими обязанностями, — произнесла Амальда будничным тоном. — И, кроме того, что Жанна не помнит своего прошлого, в ней нет ничего необычного.

Эшли наклонила голову, отчего неровная рыжая прядь упала ей на щеку.

— Не скажите, тетя. В ней чувствуется какая-то загадка. Например, редкая красота. Вы же постоянно бываете при дворе, и видели наследниц самых знатных семей Алмеи. Сними с них бархат и шелк, забери драгоценности, и отправь работать, — и их будет не отличить от дочерей лавочников или крестьян. А Жанне не нужна позолота, так же, как солнце не нуждается в пламени свечи. Даже в платье служанки она прекрасна. И, если ты вдруг возьмешь её к королеве, она легко затмит всех. Правда, — шутливо закончила Эшли, — ты сразу же лишишься горничной. Жанна быстро выскочит замуж за какого-нибудь лорда.

Даже чопорная госпожа Соланж рассмеялась, представив эту картину.

— Ты не перестаешь удивлять меня, Эшли. Возможна, ты единственная женщина, которая отдает должное другим представительницам своего пола. Увы, мы очень эгоистичны и завистливы, и, порой, готовы уничтожить друг друга. А чужая яркая красота — это лишний повод для ненависти.

Внезапно лицо Амальды омрачилось. Она поставила чашку с так и не выпитым чаем на столик и задумалась.

— Да, действительно, — вполголоса произнесла она. — Красота порой приносит несчастье. Ты слышала легенду о королеве сердец?

Эшли отрицательно покачала головой.

— К сожалению, моя мама не могла рассказывать мне сказки. Из-за несчастного случая она лишилась голоса. А отец не слишком-то интересовался легендами. Так что, я с удовольствием послушаю ваш рассказ, тетя.

Амальда помедлила несколько мгновений, будто вспоминая что-то:

— Рассказывать почти нечего. Эта история короткая и грустная. В нашей стране, в одной из деревень, очень давно жил бедный дровосек. Каждый день он уходил в лес, рубил деревья, привозил их в деревню, пилил, потом продавал, тем и кормился. Жены у него не было — никто из жителей деревни, довольно, кстати, обеспеченных, не хотел отдавать свою дочь за бедняка.

Но однажды дровосек ушел в лес и пропал. Люди забеспокоились, стали думать, не случилось ли с ним чего. Три дня спустя он вернулся, и не один. Вместе с ним пришла девушка, прекрасная, как утренняя заря. Прости уж мне это избитое сравнение, но так гласит легенда.

Посмотреть на красавицу, равной которой не было, сбежались все жители деревни. Женщины поджимали губы, и отворачивались, ревниво следя за своими женихами и мужьями. Мужчины просто замирали на месте, забывая, где находятся, и не сводили с девушки восхищенных глаз.

Дровосек рассказал, что в лесу на него упало надломленное бурей дерево. А девушка оказалась лесной феей, которая выручила его из беды. А потом согласилась покинуть лес и стать его женой.

К сожалению, их счастье продлилось недолго. Почти все мужчины деревни влюбились в девушку, которую прозвали королевой сердец. Сначала дровосеку не давал прохода один из богачей, предлагая отказаться от жены. Взамен он обещал построить ему новый дом, дать землю и слуг. Потом слух о красавице разнесся по всей стране. Самые знатные и богатые люди приезжали посмотреть на неё. И почти все теряли голову при виде красавицы. Они пытались сначала подкупить дровосека, потом начали угрожать ему. А к ногам его жены складывали золото, серебро, драгоценности, дорогие ткани…

— И чем же все закончилось, тетя? Наверное, дровосек и его жена ушли из деревни и жили долго и счастливо?

— Нет. Фея, выбрав в мужья смертного человека, не могла вернуться в свой лес. А среди людей житья им не было. Говорят, что однажды тело дровосека нашли в реке. Кто-то столкнул его в воду. А девушка, из-за которой едва не началась война, бесследно исчезла.

Но история на этом не закончилась. Согласно легенде, с тех пор один раз в поколение рождается девушка невиданной красоты. Вот только счастья это не приносит ни ей, ни тем, кто встретиться ей на пути. Более того, появление «королевы сердец» предрекает несчастья для всей страны — войны, эпидемии, стихийные бедствия.

— Вы верите в это, тетя? — Эшли широко распахнула глаза. Она считала госпожу Амальду хладнокровной и уравновешенной женщиной, которую не должны интересовать старые легенды.

— Когда-то давно я знала девушку, которую тоже считали «королевой сердец», — Амальда глубоко вздохнула. — И все закончилось очень печально, как для неё, так и для тех, кто её любил. Её звали — Диана де Резни.

 

Глава 18. Когда нужен ребенок

Карена исколола себе иголкой все пальцы, пытаясь вышить нежно-розовый лепесток полураспустившейся розы. В другое время эта работа не вывала бы у неё ни малейшего затруднения. Но этим утром, достав пяльцы, чтобы хоть как занять медленно тянувшиеся часы, девушка вскоре отбросила вышивку прочь и принялась в волнении ходить взад-вперед по комнате.

«Почему тети так долго нет? И почему она запретила мне выходить из комнаты? Я, что, узница в собственном доме? Послала ли она слугу за Ральфом?»

Карена не знала, что происходит за стенами её комнаты, и от этого мучилась еще сильней. В её душе вспыхивала надежда, но затем, спустя минуту, её охватывало глубокое отчаяние. Она боялась признаться, что ошиблась в расчетах, что переоценила свои силы, не зная по-настоящему ни тетю, ни двоюродного брата. И, когда, наконец, за дверью послышались шаги и шелест платья графини, Карена была на грани истерики.

Быстро вытерев выступившие на глазах слезы, Карена выпрямилась и приветствовала Марьяну глубоким реверансом. Затем, повинуясь её жесту, опустилась на стул, сложила руки на коленях и стала ждать.

Впрочем, это не помешало ей впиться быстрым взглядом в лицо тети, пытаясь угадать, в каком та настроении.

Лицо графини было холодным и сдержанным. Такой Карена видела её лишь после известия о бегстве поверенного семьи с большой суммой денег.

— Тетя, — неуверенно сказала Карена. Но та перебила её:

— Все, что случилось сегодня, слишком серьезно, чтобы тратить время зря. Поговорим начистоту, Карена. Я не буду читать тебе мораль о недопустимости такого поведения. Я сама тебя воспитывала, и, значит, недостаточно хорошо выполнила свой долг. Теперь нужно решить, что делать дальше. Если бы Ральф был здесь, и подтвердил твои слова, а ты ждала бы ребенка, я бы настаивала на вашем браке.

Сердце Карены радостно забилось.

— О, тетя, благодарю вас за вашу доброту!

— Но, поскольку моего сына здесь нет, — не обращая внимания на её слова, продолжила графиня, — я предлагаю немного подождать. Насколько мне известно, Ральф собирался приехать в Алмею инкогнито. Я не знаю, в какой гостинице он остановится. Возможно, пройдет время, прежде чем он получит мое письмо.

Повисла короткое молчание. Карена расправляла складки на своем платье, графиня нервно переплела пальцы рук.

— Я никогда не говорила с тобой об этом, — мягко произнесла Марьяна, — но ребенок… одним словом, он не всегда появляется от… э… встречи мужчины и женщины. Поэтому не будем спешить. Если спустя месяц окажется, что ты — не в положении, мы забудем об этой неприятной истории. Я найду тебе мужа и дам приличное приданое. Если же будет ребенок…

«Муж? Приданое? О чем она говорит? Я не выйду за Ральфа?!»

Марьяна не заметила изменившегося лица племянницы.

— Я предупредила слуг, что каждый, кто скажет хоть слово о тебе и Ральфе, будет немедленно уволен. Не уверена, правда, что это поможет…

Графиня еще что-то говорила, потом, сухо попрощавшись, ушла, но девушка даже не заметила этого. Из всей длинной речи она уловила лишь одно — ребенок. Ей нужен наследник!

Если у неё, Карены, не будет ребенка, графиня постарается, как можно быстрее избавиться от провинившийся племянницы. И с легким сердцем благословит её на брак с первым же подходящим, по её мнению, человеком.

* * *

Карена металась в своей тесной спальне, словно дикий зверь в клетке. Она уже десять раз пожалела, что решилась на эту авантюру. Если бы она в действительности провела ночь с Ральфом, возможно, через месяц графине пришлось бы смириться с появлением наследника и, соответственно, их браком с Ральфом. Но сейчас у нее нет и крохотной надежды на появление ребенка!

«И что же делать, — в отчаянии кусая губы, думала Карена. — Моя репутация безвозвратно погибла. И все напрасно?! Ребенка от Ральфа у меня не будет. Тетя, спустя месяц или два, выгонит меня из дома. О, конечно, все будет обставлено с подобающими приличиями. Но никто не спросит моего согласия на брак с каким-то мелкопоместным дворянином…»

Карена замерла посреди комнаты, судорожным движением прижав руки к груди. Внезапно ей вспомнились слова гадалки в лесу: «В ближайшие дни ты сможешь зачать ребенка…»

Кровь прилила к щекам девушки. Малыш… Так ли уж важно, кто станет его отцом, если все будут уверены, что он — наследник Бернов?

Она так погрузилась в свои мысли, что не расслышала, как за спиной со стуком распахнулась дверь. И только робкий голос служанки, принесшей ужин на подносе, заставил её оглянуться:

— Госпожа Карена…

Карена недовольно подняла на неё глаза. После того памятного разговора с тетей, её практически посадили под домашний арест. Завтракала, обедала и ужинала она в своей комнате. Даже прогулки по саду были запрещены, не говоря уже о том, чтобы выйти за границы усадьбы.

Карена, искренне считавшая себя ни в чем не виноватой, злилась на эти мелочные придирки. «С таким же успехом тетя могла бы запереть меня в монастыре, для покаяния, — думала она. — Но, возможно, она бы так и поступила, если бы не боялась огласки и того, что на имя де Берн ляжет пятно».

— Что тебе? — резко спросила она служанку. Девчонка смущенно потупила глаза, чем еще больше разозлила Карену.

— Я хотела попросить вас, госпожа…

— Не мямли. О небо, неужели тетя не могла приставить ко мне девицу поумнее…

— Госпожа графиня плохо себя чувствует, — неожиданно сказала служанка.

— Вот как, — впервые за последние дни Карена ощутила легкий интерес, — что с ней такое?

— Точно не скажу, госпожа, — девушка присела, — но дворецкий послал за целителем. А я хотела сегодня уйти пораньше, если вы не против.

Карена безразлично пожала плечами.

— Я прекрасно без тебя обойдусь. Только скажи, куда идешь.

Узнав, что в деревне готовится праздник, посвященный середине лета, на который соберутся не только все жители, но и гости из других имений, Карена отпустила служанку, села в кресло у окна, и задумалась.

Глупая девчонка, торопившаяся на пирушку, невольно подсказала Карене выход из ужасного положения, в котором та оказалась. И теперь девушке оставалось только набраться решимости… или смириться с незавидным будущим супруги бедного дворянина.

«Графиня больна, — Карена даже не заметила, что не назвала Марьяну де Берн „тетей“, как обычно. — Моя служанка ушла. А это значит, что сегодня ночью следить за мной будет некому. Это мой последний шанс! На празднике наверняка будет много людей, так что появление еще одной незнакомой девушки никого не удивит. Особенно, если прийти ближе к концу… Мне никогда не найти любовника в этом доме. А там это будет очень легко, к тому же у меня осталась трава колдуньи…»

Вспомнив черные, блестящие глаза гадалки, взглянувшие на неё в упор, девушка поежилась. Если та обладала хоть малейшей силой, то наверняка знала, чем закончится затея с Ральфом. И все же не остановила её! Не совершит ли Карена еще одну ошибку? А вдруг ночь, проведенная с нелюбимым, окажется напрасной? И она не сможет зачать ребенка?

Но просто сидеть и ждать Карена не могла. Если у неё есть хоть один шанс стать графиней де Берн, надо его использовать.

«Все равно, — горько подумала Карена, — меня считают падшей женщиной. Даже тетя, и та, избегает меня. Нет-нет! Хуже уже не будет!»

 

Глава 19. Неожиданное предложение

Карена лежала на кровати в своей комнате, глядя в окно. Солнце поднялось уже высоко, небо, насколько она могла рассмотреть, было высоким и ослепительно-голубым, обещая чудесный день. Но девушку ничто не радовало. После ночи, проведенной на сельском празднике, ее жизнь словно разделилась на две половины — до и после. Все детские иллюзии, все наивные мечты о любви рассеялись, словно туман ранним утром, оставив после себя только постыдную тайну и горечь потери, которую приходилось скрывать ото всех.

Она всячески гнала от себя воспоминания о той ночи. Ей постоянно мерещился чужой взгляд, горячее прикосновение сильной руки, первое объятие, разорвать которое уже не хватило сил. Она не испытала ни удовольствия, ни особой боли. Осталось только противное ощущение, что она испачкалась, и Карена, вернувшись домой, потратила всю воду, приготовленную для умывания, чтобы привести себя в порядок. Тело оказалось легко отмыть, а вот очистить душу…

Девушка зажмурилась. «Не важно. Все уже позади. Никто никогда не узнает об этом. А тете Марьяне придется смириться. Ральф, конечно, будет все отрицать. Что ж, мое слово против его… Но, главное, чтобы он приехал. С травой колдуньи я могу соблазнить любого… И наследник имени де Берн родится в венчанном браке…»

Скрип колес, донесшийся со двора, заставил ей прислушаться. У них уже давно не появлялись гости. Карена поднялась и подошла к окну.

Тяжелые шаги и грубый голос, окликнувший конюха, несомненно, принадлежали мужчине. Но он прошел слишком быстро, чтобы девушка успела его разглядеть. Но карету, весьма потертую, кое-где заляпанную комьями грязи, узнала: она принадлежала Родрику Бару, владельцу небольшого поместья к северу от де Бернов.

Карена знала, что её тетя не слишком жалует Бара, не без оснований считая его порочным и жадным человеком. Всем было известно, как жестоко он обходится с крестьянами, наказывая за малейшую провинность, и, в то же время, спускает значительные суммы на выпивку и развлечения. Карене, к тому же, не нравилось его развязное поведение по отношению к ней, а также тяжелый, маслянистый взгляд, которым он провожал её при каждой встрече.

В прошлом Бара приезжал к графине только по приглашению, во время официальных приемов. Так что же значил этот неожиданный визит, тем более, сейчас, когда все соседи, словно сговорившись, объезжали дом Бернов стороной?

Карена ощутила тревогу. Может, это уже похоже на манию преследования, но ей подумалось, что приезд Бара связан с ней.

«Наверняка, его проводили в малую гостиную. Сегодня жарко, окна в сад будут открыты. Вдруг удастся что-нибудь услышать…»

Девушка открыла окно и внимательно осмотрелась. Вокруг не было ни души. Она осторожно перелезла через подоконник и спрыгнула вниз, благо, её спальня находилась на первом этаже. Потом, крадучись, направилась вокруг дома. И вскоре услышала, как всегда, хриплый голос Бара:

— Неважно выглядите, моя дорогая. Впрочем, это неудивительно. Подбросили детки задачку, сразу и не решишь, верно?

Короткую паузу прервал голос графини:

— Прошу вас, сбавьте тон, вы не на рыночной площади. И выбирайте выражения, когда говорите о моем сыне… и Карене, — она на секунду запнулась, произнося имя племянницы. И это не ускользнуло от её собеседника.

Тот довольно хохотнул:

— Как раз о ней я и хотел поговорить. В прошлый раз, когда я имел честь общаться с вами, вы уверяли, что госпожа Карена — невинное дитя, и ей рано думать о замужестве. А что вы думаете об этом теперь?

— Я вас не понимаю, — голос графини дрогнул. Казалось, она утратила все свое самообладание при этом наглом выпаде.

— Да бросьте. Оставьте эти глупости — вздохи, жесты и укоризненные взгляды — для важных господ из Алмеи. Давайте говорить начистоту. Ваша племянница опозорила и себя, и вас. А я, несмотря на ваше прежнее отношение, графиня, остаюсь вашим преданным слугой. И я — единственный, кто может и хочет вам помочь.

«О чем говорит этот негодяй?» — Карена отчаянно пожалела, что не может ворваться в гостиную и влепить пощечину тому, кто только что смешал её имя с грязью.

К её удивлению, графиня не указала наглецу на дверь, а, напротив, тихо спросила:

— Что же вы предлагаете?

— То же самое, что и полгода назад, — любезно пояснил Бар. — Я готов жениться на вашей племяннице и признать ребенка, если он родится, как своего. Я уже немолод, и мне нужен наследник. И, конечно, страстная молодая женщина, чтобы согрела мою постель. Прошу прощения за откровенность, графиня.

— Но не бескорыстно, не так ли?

— Разумеется. Ситуация изменилась. Карена — красавица, из хорошей семьи, а с богатым приданым она станет еще лучше. Впрочем, что такое деньги по сравнению с честью, графиня?

Карена не могла больше этого слышать. У нее внезапно закружилась голова, перед глазами запрыгали черные точки, а противный голос Бара превратился в неясный далекий гул. К горлу подступила тошнота, и девушка, покачнувшись, упала на колени, мечтая только об одном — чтобы её никто не заметил. Опозориться на глазах тети и этого напыщенного негодяя, позволявшего себе содержать несколько совсем юных любовниц, — было бы последним делом.

«Пожалуй, даже Бар передумает жениться на мне, если меня вытошнит в его присутствии», — с горькой иронией подумала она, с трудом поднимаясь на ноги. Назад она возвращалась, с трудом переставляя ноги, и держась рукой за стену дома.

Добравшись до своей комнаты, она упала лицом в подушку и долго лежала, не шевелясь. В голове продолжал звучать голос Бара, сватавшегося с таким видом, словно делал величайшее одолжение.

«Нет, это невозможно. Тетя прекрасно знает, что он — за человек. Она не захочет выдать меня замуж за чудовище. Тем более, когда я скажу, что жду ребенка… Ребенка, который должен стать единственным наследником и этого дома, и всего состояния Бернов…»

Робкий стук в дверь заставил Карену поднять голову. Служанка принесла ей на блюде чай и несколько свежих пирожных. Но, стоило Карене ощутить аромат ванили, как она вдруг побледнела, вскочила с кровати и бросилась к небольшому серебряному тазику.

Девчонка тактично отвернулась. Но, в её голосе Карене все равно почудился упрек:

— С вами все хорошо, госпожа?

— Сама видишь, что нет, — буркнула Карена, отбрасывая со лба прилипшие пряди волос и с трудом переводя дыхание.

«Ну, теперь будет разговоров на кухне. Зато никто не усомнится, что это — ребенок Ральфа…»

— Госпожа, — девушка почтительно присела, — её светлость просила вас зайти к ней.

— Скажи, что я сейчас приду, — Карене требовалось несколько минут, чтобы умыться, привести себя в порядок и сменить платье. Графиня должна увидеть перед собой будущую невестку и мать своего внука, а отнюдь не несчастную обольщенную девчонку, пострадавшую из-за собственной глупости.

Когда Карена открыла дверь в гостиную, то, к её облегчению, никого, кроме графини, там не оказалось. Марьяна сидела за столом, перебирая бумаги. Её пальцы чуть дрожали, когда она, разорвав очередной пожелтевший свиток, швырнула его в камин.

— Добрый день, Карена! Как ты себя чувствуешь?

Такое начало показалось Карене добрым знаком. Словно не было этих недель тоски, одиночества, гнева и молчаливого порицания. Как в далеком детстве, она подошла, обняла и поцеловала Марьяну.

— Все хорошо. Но у меня есть важные новости, тетя.

— У меня тоже. Но ты сначала присядь.

Карена выбрала стул поближе к окну. Она боялась, что у неё снова закружится голова. Это бы испортило всю торжественность момента.

— От Ральфа, тетя? Он скоро приедет? — не сдержалась девушка.

Марьяна отрицательно покачала головой.

— К сожалению, нет. Писем из Алмеи не было.

«Зачем же вы меня звали?» — едва не воскликнула Карена.

— Но нам нельзя терять времени. Я жду ребенка, тетя, и он должен родиться в венчанном браке.

Низко склонив голову, Марьяна молчала. Потом ответила тихим, прерывающимся голосом:

— Я надеялась, что до этого не дойдет. Но, видимо, не судьба. Мне очень жаль, Карена.

— Не понимаю… — Карена побледнела. — Вы же сами говорили, тетя… Если будет наследник, Ральф женится на мне.

— Тогда мне казалось, что это — лучший выход, — Марьяна спокойно посмотрела ей в глаза. — Если бы Ральф был здесь, и удалось избежать сплетен и пересудов. И если бы он сам захотел на тебе жениться! Но дело зашло слишком далеко. На нашу семью, из-за тебя, показывают пальцем! Даже этот Бар, с которыми не знается практически никто из соседей, посмел явиться сюда и давать мне советы. Так больше продолжаться не может.

Карена вцепилась пальцами в край стола. Ей показалось, что пол дрогнул под её ногами, и она проваливается в глубокую яму.

— Ты знаешь меня, Карена. Честь нашего имени для меня — не пустой звук. Если бы мне велели умереть, чтобы она осталась незапятнанной, я бы, не задумываясь, сделала это. Поэтому я не могу принять в семью беспутную девчонку и её незаконного отпрыска.

— Тетя!

— Знаешь, Карена, ты не оригинальна. В Алмее практически у каждого лорда имеется любовница, а, часто, и дети. Но почти никогда бастарды не становятся наследниками рода, а их матери — законными супругами. Не потому, что аристократы не любят своих внебрачных детей. Чаще бывает наоборот. Жена — уже немолодая, надоевшая и постылая, а в другой семье, в объятиях любовницы, так сладко. Но все, принадлежащие к древним семьям, чтут закон крови. «Сын рабы не будет наследником вместе с сыном свободной». Иными словами, дети, рожденные вне брака, несчастны и отвержены с самого начала. На них как бы стоит клеймо. Принять в семью бастарда или его мать — значит, оправдать грех, за который придется расплачиваться уже будущим поколениям. Лучше остаться бесплодной, чем родить ребенка в грехе.

— Но это жестоко!

— Да. Но не я придумала этот закон. Как, впрочем, и этот мир. Но я живу в нем, и, следовательно, должна подчиняться.

— Что вы собираетесь сделать? — Карене вдруг стало очень страшно. Как будто ледяная рука сжала сердце. Если бы тетя говорила в гневе, девушка могла бы попытаться её переубедить. Но негромкий голос Марьяны свидетельствовал о том, что та уже все для себя решила.

— Выбор невелик. Если бы не ребенок, ты могла бы отправиться в монастырь или выйти замуж за кого-то из соседей. Думаю, щедрое приданое заставило бы многих кумушек прикусить язычок.

«Прекрасная возможность! Я всю жизнь мечтала провести в монастыре или в глуши, с нелюбимым мужем!»

— Но сейчас, увы, выхода нет. Ты должна выйти замуж, Карена, и как можно быстрее. И есть только один человек, готовый жениться на тебе хоть завтра.

— Господин Родерик Бар? — ядовито поинтересовалась девушка.

— Откуда ты знаешь? — Марьяна удивленно приподняла брови. — Впрочем, неважно. Поверь, если бы на примете у меня был кто-то еще, я не стала бы настаивать. Но и Бар не так уж плох. У него есть земли и, какое-никакое состояние, он позаботится о тебе и твоем ребенке…

Она не успела договорить, потому что Карена, охваченная яростью, сорвалась с места, и, за один прыжок, преодолев разделявшее их расстояние, подскочила к графине и вцепилась пальцами в её плечи.

— «Мой ребенок», тетя! Да как вы можете так говорить! Это ведь и ваша кровь тоже! — Карена, давно забыв о сельском празднике, сама поверила в собственную ложь. — Вы хотите отдать меня этому мужлану? И, вместе со мной, вашего внука? Вы не хуже меня знаете, каков на самом деле этот Бар, который прикидывается святошей, готовым покрыть чужой грех. Ему нужны только деньги и, возможно, земля, чтобы спустить все это в игорном заведении, в Алмее! А потом — он выбросит меня за дверь, вместе с ребенком!

Марьяна ощутила укол прямо в сердце. Но не от полных горечи слов племянницы, и её яростного взгляда. Обдумывая этот разговор, графиня была готова к слезам, мольбам и истерикам. Но не к тому, что это приведет к мучительной боли в груди, нараставшей с каждой секундой.

— Карена… Прошу, отойди… Мне плохо… — побелевшими губами прошептала Марьяна, чувствуя, что еще немного, и она потеряет сознание.

Но племянница не обратила на это внимания.

— Вам плохо! А мне, думаете, хорошо! Я столько лет жила с вами, терпела ваши капризы, заботилась о вас, как родная дочь. И где благодарность? Честь, это громкое слово, для вас важнее племянницы и будущего внука. А неизвестная женщина из Алмеи предпочтительнее в роли графини де Берн, чем я, ваша плоть и кровь! Думаете, человек — это игрушка, которой можно позабавиться, нанять учителей, сшить новые платья, вывозить в свет, а потом, когда надоест, выбросить? Хотя, в вашем случае, это звучит красивее — «выдать замуж». Но со мной у вас ничего не получится, дорогая тетушка. Я, Карена де Руа, и не позволю себя унижать. Я никогда не стану женой Родерика Бара, слышите?

Карена перевела дыхание и только тут заметила, что тетя ничего ей не возражает. Более того, Марьяна навалилась на её плечо, часто и тяжело дыша, её лицо побледнело, глаза закатились.

Опустив неподвижное тело тети на кресло, Карена несколько мгновений в задумчивости смотрела на неё. О чем она думала? Сожалела ли о своих поступках? Раскаивалась ли в том горе, которое причинила семье? Или злилась потому, что из её хитроумного плана ничего не вышло?

Кто знает…

Во всяком случае, лицо Карены осталось спокойным. И, когда она выбежала из комнаты, чтобы отправить к тете слуг, и послать за целителем, ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы выдавить хоть одну слезинку.

Конечно, она такого не планировала. И, если бы Марьяна вдруг не изменила своего решения, Карена по-прежнему относилась бы к ней с нежностью. Но последний месяц научил девушку многому. Например, ставить свои интересы превыше всего. Или жертвовать другими ради достижения собственных целей…

«Так поступают все. Я ничем не лучше и не хуже других людей!»

 

Глава 20. Черный мешочек

— Госпожа, вы спите? — Дэя осторожно всунула голову в комнату, где на диванчике прилегла Карена.

Как любящая племянница, она наотрез отказалась покинуть графиню даже на ночь, велев постелить ей в соседней комнате. Девушка была уверена, что не уснет после стольких волнений и тревог. И ей слишком многое требовалось обдумать. Но природа взяла свое, и Карена сама не заметила, как задремала.

— Который час? — с трудом протирая глаза, спросила Карена. За окном было светло, но это ничего не значило. Летом ночи короткие.

— Почти четыре, — служанка вошла в комнату, — госпожа графиня просила вас зайти к ней, если вы не спите.

— Сейчас?! — Карена выразительно покосилась на часы, потом вздохнула. — Хорошо, приду.

«Что, интересно знать, пришло в голову старухе? Утра дождаться не может?» — Карена нахмурилась, не предвидя для себя ничего хорошего от этой встречи. Быстро расчесав волосы и связав их в узел на затылке, Карена ополоснула лицо, поправила платье и открыла дверь в спальню графини.

Плотные шторы были задернуты, создавая полумрак. В воздухе плавал аромат лекарств, отчего Карена едва не расчихалась. Ровное пламя свечей, стоявших на прикроватном столике, бросало блики на лицо графини, почти неразличимое среди подушек. Глаза Марьяны были закрыты, и можно было подумать, что она спокойно спит, если не обращать внимания на худую руку, вцепившуюся в одеяло, и легкую дрожь, пробежавшую по её телу, стоило Карене приблизиться.

На мгновение Карене вспомнились ночные дежурства у постели Ральфа, после его ранения. Девушка подавила вздох, подумав, что с тех, тихих и счастливых, дней, прошла целая вечность.

Карена наклонилась над больной и поцеловала её в лоб, постаравшись не заметить, что тетя пыталась уклониться от этой ласки.

— Как вы себя чувствуете, тетушка? — тихо спросила она, опустившись на край кровати.

— Плохо, — не стала скрывать графиня, — именно поэтому я и решила поговорить с тобой. Следующий приступ возможен в любое время, и его мне не пережить.

Карена порывисто сжала её холодные пальцы.

— Нет, неправда, тетя. Все будет хорошо. Вы скоро поправитесь, и Ральф… — она резко осеклась.

— … вернется, это ты собиралась сказать? Как раз об этом я и хотела поговорить. Конечно, мой сын вернется, но для тебя это не будет иметь ровным счетом никакого значения. Ты будешь замужем, Карена, и, надеюсь, будешь вести себя так, как полагается замужней женщине. Родерик Бар позаботится об этом.

Карена отвернулась, стараясь ничем не выдать обуревавших её чувств. Она знала, что графиня пристально наблюдает за ней.

— Хочешь что-то сказать? — холодным тоном поинтересовалась графиня.

— Нет, тетя. Все будет так, как вы пожелаете, — кротко отозвалась Карена.

— Замечательно, — графиня с трудом пошевелилась, чтобы сесть в кровати, опираясь на спинку, — я понимаю, что ты чувствуешь, Карена.

Наверное, сейчас ты ненавидишь меня. Но я поступаю так не только ради Ральфа или нашей семьи, но и ради твоего собственного блага. Ты — необычная женщина, умная, решительная, но тебя обуревают страсти. Следуя им, ты можешь натворить много зла. Тебе нужен человек, который сможет позаботиться о тебе, и, при необходимости, укротить. Но это — не Ральф, который тебя не любит и никогда не любил. Даже став его женой, ты была бы очень несчастна.

Повисло гнетущее молчание. Карена не отводила взгляда от сложенных на коленях рук. Графиня дрожащей рукой взяла со столика бокал воды, отпила немного и продолжила:

— Раз мы договорились, ступай к себе и подготовься к свадьбе. Я отправила слугу с письмом к Бару, он приедет во второй половине дня. И вас сразу же обвенчают…

Карена не верила своим ушам. Как может эта женщина, которая с трудом дышит, и, то и дело, хватается рукой за грудь, страдая от боли, эта тень, уже почти не принадлежащая бренному миру, так легко решать её судьбу?!

— Тетя, о чем вы говорите? Вы же так больны… Какая свадьба? Да еще в такой спешке? Что подумают люди?

— Пять минут назад ты утверждала, что я обязательно поправлюсь, — хмыкнула графиня, — в любом случае, твоя свадьба — дело решенное, Карена. Я отправлю тебя в церковь, даже если придется применить силу. И я умру прямо во время церемонии.

Взгляды двух женщин скрестились, как клинки. Карие глаза девушки стали совсем черными от ненависти, а в слезящихся глазах графини можно было прочесть только усталость.

Но Карена решила попытаться еще раз:

— Тетушка, умоляю вас, не отдавайте меня Бару. Я сделаю все, что вы хотите, только не выдавайте меня замуж за этого…

— Хватит, Карена, я устала и не собираюсь повторять дважды. Либо ты выйдешь замуж за Бара, получив достойное приданое, разумеется, либо ты покинешь этот дом. Навсегда. И тогда можешь забыть, что у тебя была семья.

Карена медленно поднялась и, не глядя на тетю, направилась к выходу. Дорога назад, в её комнату, показалась ей долгой и мучительной, словно путь на эшафот. И только оказавшись за закрытой дверью, девушка, не выдержав, упала на кровать и горько разрыдалась.

«Как же это жестоко… Почему она так поступает со мной? Она же понимает, что брак сведет меня в могилу, и очень быстро. Но, может, попробовать поговорить с Баром? Рассказать ему о том, что я люблю Ральфа, и убедить отказаться от меня. Если он сам не захочет жениться, тетя ничего сделать не сможет».

Карена вспомнила маслянистый взгляд Родерика Бара, которым он окидывал при каждой встрече её стройную фигурку, его фамильярные любезности, и скривилась. Этот — не откажется. Потому что ему плевать на чувства будущей жены. Главное, — это деньги и земля, которую она с собой принесет. И исполнение супружеских обязанностей, конечно.

При мысли о той стороне брака, о которой матери так неохотно рассказывали своим дочерям, Карена совсем сникла. Возможно, делить ложе с любимым и доставляет удовольствие. Но она помнила свой неудачный первый опыт. А ведь тот деревенский парень был куда привлекательнее потасканного, грубого и уже в годах Бара.

Карена подошла к окну и долго смотрела вдаль, там, где над парком медленно занималась заря.

«Утро моей свадьбы… Я мечтала об этом дне с десяти лет. Я, в белоснежном платье и драгоценностях де Бернов, вхожу в церковь, Ральф ждет меня у алтаря. Он улыбается и протягивает руки… А что теперь? У меня даже платья подвенечного нет. И в церкви, вместо любимого, меня будет ждать самый отвратительный и грубый мужлан из всех возможных. Зато тетя будет покойна. Главное, приличия соблюдены, племянница спешно выдана замуж. На семейном имени пятна больше нет! Чертова лицемерка! Но, выдавая замуж за Бара, она же посылает меня на верную смерть. И понимает это. Тогда, если я попытаюсь что-то изменить, это ведь не будет преступлением? Всего лишь самозащитой. И я имею на неё право!»

Карена резко задернула штору и отвернулась от окна. Колдунья не обманула её с травой, вызывающей желание у мужчин. Пришло время проверить, что находится в черном мешочке.

«Это — не преступление. Просто попытка избежать собственной смерти. Вы сами во всем виноваты, тетя. Когда-то я любила вас… Но Ральфа и собственную свободу я люблю больше».

 

Эпилог

…В старую столицу — как с некоторых пор в королевстве называли Ош — Карл въехал поздним вечером, уже перед самым закрытием городских ворот. Его лошадь шла медленно, повесив голову, и почти не реагируя ни на уколы шпор, ни на удары хлыста. Ко всему прочему, она начала немного прихрамывать.

И все же, Нестер был доволен: задержись он еще на четверть часа — и пришлось бы ночевать под стенами города, прямо в поле. А это чревато не только простудой — ночи, несмотря на лето, стояли прохладные, но еще и интересом людей без определенных занятий. Оказавшись в одиночестве, можно было запросто лишиться не только лошади или кошелька с золотом, но и головы.

Конечно, всего этого Карл легко бы избежал, если бы путешествовал, как полагается, со свитой или хотя бы с Квинтом. Но барон, после посещения Алмеи, не доверял никому, даже собственным подчиненным, справедливо считая, что любого, даже верного человека, легко перекупить. А после женитьбы на Эшли Логан и её опрометчивого обещания вывести Карла на чистую воду, он стал еще осторожнее. Не хватало еще погибнуть от руки наемника, посланного «любящей женушкой», или оказаться в тюрьме Оша, по обвинению в государственной измене.

Поэтому Карл и постарался вернуться в столицу тихо, не привлекая излишнего внимания к своей персоне. Для ночлега он выбрал постоялый двор на самой окраине города: удобств почти никаких, зато в толпе приезжих легко затеряться. Ему хотелось спокойно обдумать создавшееся положение.

В гражданской войне — а её приближение ощущали все, даже наименее дальновидные люди, — от правильного выбора стороны зависит все: и состояние, и сама жизнь. Но Карлу не хотелось совершать распространенную ошибку и становится одной из фигур, которую передвигают по доске невидимая рука. Он прекрасно знал, как легко сильные мира сего жертвуют даже самыми важными фигурами. В конце концов, он же — не де Берн, вмешавшийся в государственную интригу, и едва не погибший, по собственной глупости.

Нет, Карлу хотелось обезопасить себя и оказаться «над схваткой», чтобы вне зависимости от того, кто победит — королева-мать с наследником или партия фаворитки короля — остаться в милости, сохранить свой титул и преумножить состояние. А если в процессе найдется Азалия, а его «дорогая жена» сгинет навеки, партию можно считать выигранной.

«Думаю, больше мне в жизни ничего и не надо. Согласен, как Квинт, вести тихую жизни в провинции, рядом с любимой женщиной. А в столице появляться как можно реже. Хватит, наслужился».

Почти всю оставшуюся ночь барон провел в своей комнате, за составлением плана на будущее. Благодаря солидному приданому, принесенному Эшли, он поправил свои дела и теперь мог действовать, не оглядываясь на недостаток средств.

Но наступившее утро принесло новости, заставившие его спешно корректировать свои планы. У ворот гостиницы остановился неприметный экипаж, без гербов, который сопровождали верховые. Один из них, спешившись, спокойно осведомился у хозяина о «господине бароне Карле Нестере».

Испуганный мальчик-слуга бросился за бароном. Карл только с усмешкой пожал плечами. Кажется, королю, и, скорее, Виллине не терпится узнать новости, раз так быстро прислали карету.

«Интересно, откуда они узнали о моем приезде? Кто-то из моих людей доносит обо мне королю? Или же в гостинице есть ищейка?»

Сопротивляться было глупо и опасно. И Карл спокойно сел в карету, решив действовать по обстановке.

Спустя час карета остановилась во дворе небольшого дома, почти полностью скрытого со стороны улицы зеленым садом. Настроение Карла стремительно улучшилось — если бы его обвиняли в измене, его ждал бы не тихий особняк, а, в лучшем случае, сырые казематы, расположенные под королевским дворцом.

«Кажется, я знаю, кого сейчас встречу…» — Карл, улыбаясь, остановился в пустом холле. Вокруг не было ни души. Но отсутствие пыли на ковре, свежие цветы в вазах и легкий аромат свежевыпеченного хлеба и жареного мяса свидетельствовали о том, что особняком часто пользуются.

Словно в ответ на его мысли, с лестницы, ведущей на второй этаж, донесся шорох. Дама, спускавшаяся по застеленным дорожкой ступеням, была в самом расцвете красоты и величия. Платье из зеленого бархата подчеркивало цвет её глаз, больших и чуть раскосых. Их пристальный взгляд было трудно выдержать. Блестящие черные волосы были уложены в замысловатую прическу, закрепленную бриллиантовой диадемой. Каждое движение, каждый жест был рассчитан на то, чтобы вызвать восхищение даже у такого закоренелого циника, каким был Нестер.

«Почти королева… И так старается это подчеркнуть. Но все, что тебе нужно, Виллина, это сменить роскошную тиару на простой золотой обруч, который, увы, венчает совсем другую голову!»

Карл склонился в низком поклоне. Потом, повинуясь короткому приказу женщины, выпрямился и попытался придать свое взгляду всю нежность и обожание, какие только смог. Герцогиня Виллина де Лайси слыла женщиной незаурядной, хитрой и расчетливой, но все-таки женщиной. А для прекрасной дамы нет оскорбления хуже, чем оставить мужчину равнодушным.

Виллина протянула ему свою узкую ладонь:

— Как приятно снова видеть вас, барон. Жаль, что вы забываете старых друзей.

Нестер поцеловал её пальчики и задержал их в своей руке дольше, чем следовало:

— Что вы, ваша светлость. Даже если пройдет тысяча лет, я не смогу забыть такую красоту, как ваша. Вы, словно солнце, осветили путь, по которому я брел в потемках.

— И, чтобы не ослепнуть, вы сбежали подальше? — язвительно осведомилась Виллина. — Конечно, Алмеи, этого провинциального городишки, мой свет не достигает. Но это пока…

Нестеру не понравилось, как начался разговор. За полушутливыми намеками могло последовать настоящее обвинение. Следовало как можно быстрее его пресечь:

— О, герцогиня. Ваш свет сияет повсюду. И даже в Алмее, где мне действительно довелось побывать, служа его величеству, нет человека, незнакомого с вашим именем. Эти презренные предатели боятся вас. Ведь им известно, что достаточно одного вашего желания, чтобы превратить весь их город в пепел.

Морщинка на лбу герцогини разгладилась: она любила лесть.

— Неплохо сказано, барон. Впрочем, сейчас я и его величество нуждаемся не в ловких краснобаях, а в людях, преданных присяге и престолу. И, если вы по-прежнему принадлежите к их числу…

— Клянусь честью, герцогиня! — с пафосом отозвался Карл.

— … то мы можем подняться наверх и немного перекусить. После долгой дороги не ничего лучше обеда в хорошей компании, не так ли?

Карл согласно кивнул, потом предложил герцогине руку и повел её по широкой лестнице наверх.

Как и ожидалось, обед был восхитителен. Но еще больше Нестера удивила скорость, с какой герцогиня подготовилась к его приходу. Это настораживало, и, в то же время, внушало надежду — он нужен всемогущей фаворитке.

Выбирая вилкой кусочки мяса, Виллина непринужденно расспрашивала его о поездке, об Алмее и о многом другом. Узнав, что он так и не побывал при дворе королевы-матери, она немного нахмурилась.

— Все это очень интересно, барон. Я уже давно не виделась с людьми, побывавшими в Алмее. Но, как вы догадываетесь, это не единственная причина нашей сегодняшней встречи. Поклонников у меня и во дворце хватает. А вот людей умных, способных пройти по лезвию ножа, и достичь цели, какой бы странной и нелепой она не казалась, очень мало.

Герцогиня испытующе посмотрела на него.

— Я весь в вашем распоряжении, герцогиня, — Карл чуть наклонил голову.

— В таком случае, ответьте на мой вопрос: вы женаты?

Барон, ожидавший чего угодно, но не этого, вздрогнул, и это не укрылось от женщины. Она негромко рассмеялась:

— Простите меня, барон за любопытство. Я понимаю, что воспоминания о несостоявшейся свадьбе для вас мучительны. Прошу прощения. Причина в том, что меня очень интересует ваша невеста, эта загадочная наследница де Резни.

«Откуда ей известно об этом?»

— Увы, барон, в этом мире нет ничего тайного, что не стало бы явным. А наследница де Резни волнует очень многих. И дело не только в её состоянии или титуле.

— Я не понимаю, — Карл вдруг понял, что охрип. Чтобы смочить пересохшее горло, ему пришлось осушить почти целый бокал вина.

— То, что я хочу вам сообщить, барон, — тайна, известная очень немногим. И за её разглашение можно поплатиться жизнью, — с очаровательной улыбкой добавила герцогиня. Её пальцы, будто случайно, сжали рукоять ножа.

Карл молчал, глядя в тарелку и стараясь ничем не выдать своих чувств.

— Видите ли, дорогой Карл, вы — единственный, кто видел эту девчонку и даже общался с ней. И я не сомневаюсь, что вы обязательно попытаетесь её найти. О, не надо отрицать, я не ревнива, а в данной ситуации меня куда больше волнует собственное будущее, чем все мужчины, вместе взятые. Давайте поможем друг другу? Если вы привезете ко мне наследницу де Резни, считайте, что титул графа и любое поместье на выбор вы себе обеспечили. Обещаю, ей не причинят вреда, насколько это будет возможно.

— А если я откажусь?

— Боюсь, тогда вы не выйдете из этого дома, свободным, во всяком случае, — герцогиня взяла в руки апельсин и принялась неторопливо его чистить. — Вы же были в Алмее, верно? Кто докажет, что вы прибыли сюда не в качестве шпиона королевы-матери? Милый Карл, люди попадали в темницу и за меньшее.

Барон молчал, лихорадочно обдумывая её слова. Он понимал, что герцогиня не лжет, и его жизнь действительно висит на волоске. Вопрос в том, сдержит ли она свое обещание, после того, как он приведет Азалию? Но об этом он еще подумает.

— Думаю, для вас я буду полезней на свободе, герцогиня. Иначе, как вы найдете Азалию?

— Её зовут Азалия? — вскинулась женщина. — Чудесное имя!

— Разрешите спросить, ваша светлость? — дождавшись кивка, Карл продолжил, — зачем вам дочь маркиза де Резни?

— Не стоит совать нос, куда не просят, Карл, — резко бросила Виллина, отбрасывая шкурки апельсина, — впрочем, дам небольшую подсказку. Ты знаешь, что её отец был алхимиком?