У отеля «Кикрок», откуда мы начали сафари, нам пришлось поспешно усесться в вездеход: прибежал Мейсон Оле Лепоре, наш гид-масай, и из его взволнованного разговора с шофером на языке суахили мы поняли одно слово, которое они все время твердили:

«Симба… Симба… Симба!»

«Симба» — это лев.

Наш гид даже не дал нам времени обменяться традиционными пожеланиями хорошего сафари с теми, кто оставался. Автомобиль рванул с места, и мы понеслись по извилистой, хорошо утрамбованной красноватой колее, стараясь уберечь от тряски два наших фотоаппарата с телеобъективами. Справа и слева от нас расстилалось море травы. Это сравнение избито, но, по правде сказать, я не нахожу другого слова для описания саванны Мара-Масаи.

И да будет известно читателю, что львы обитают не в лесу и не в пустыне, как ему, может быть, приходилось читать, а в саванне.

Трава — лучший союзник льва: она скрывает его и дает пищу добыче. Обычно большие стада львов во главе с великолепными сильными самцами выбирают для охоты луга близ рощиц и кустарпиков по берегам небольших рек, покрытые сочными травами. Львы-одиночки, отбившиеся от стаи, довольствуются охотой в открытых сухих степях, где мало воды и нет тени.

Сведения о том, что львы обитают в пустынях, очевидно, относятся к тому времени, когда эти хищники еще водились в Северной Африке, в Аравии и на Ближнем Востоке. Теперь они в этих районах истреблены. В Иране и Месопотамии едва ли осталось несколько экземпляров этих животных. Что касается львов, населяющих леса, — очевидно, речь идет об Индии, — то здесь из многочисленных львиных семейств сохранилось не более трехсот особей в районах Гира и Котиавара. В последние годы охота на них запрещена. Считают, что тигры — более сильные и независимые хищники — пришли с севера в Индию и изгнали львов из лесной зоны, оказавшейся прекрасным обиталищем для полосатых охотников. Немалую роль в истреблении индийских львов сыграли и люди. Сегодня родиной львов нужно считать Африку к югу от Сахары, за границей тропических лесов.

Но вернемся к нашему поспешному отъезду, из-за которого чуть было не пострадало ультрасовременное фотоснаряжение Хаиме Пато. Специальный проводник фотографов сообщил прошлой ночью Мейсону, что большая стая львов (двадцать восемь голов) доедает остатки жирафа в десяти километрах от отеля «Кик-рок».

Такие многочисленные стаи встречаются довольно редко. Обычно львы живут семьями из семи-восьми особей: взрослый самец, пара самок и четверо или пятеро львят. Лишь при самых благоприятных условиях, когда добычи вдоволь, львы объединяются в большие стаи. Самая большая группа львов живет в заповеднике Крюгера, в Южной Африке. Она состоит из сорока животных.

Сообщение гида из Найроби очень заинтересовало меня. Я не раз читал, что львы способны убить взрослого жирафа, но во время двух предыдущих путешествий в Восточную Африку мне так и не удалось стать свидетелем подобного подвига льва. Не представляя себе, каким образом лев мог сбить с пог животное ростом в пять метров и весом в тонну, я попытался получить разъяснение у нашего гида при помощи шофера-кикуйю, прилично говорившего по-английски.

Большую часть своей жизни Мейсон провел в саванне. Он пас коров отца, как любой другой масай его возраста, пока его не нанял на работу директор заповедника, который искал людей, хорошо знающих местную фауну. Когда Мейсону было четырнадцать лет, он однажды увидел, возвращаясь в родной поселок, что телка, мирно пасшаяся возле кустарника, как-то странно подпрыгнула и упала на спину, головой в кусты. Мальчик с копьем в руке бросился к кустам и обнаружил льва, схватившего телку за голову и тянувшего ее в заросли. Не раздумывая ни секунды, Мейсон метнул тяжелое копье в хищника и пронзил его грудь насквозь. Лев выпустил телку и бросился на масая. Мейсон выхватил мачете и, защищаясь, стал наносить удары по морде зверя. Затем у пего потемнело в глазах и он упал. Братья Мейсона и несколько воинов их племени нашли его в траве без сознания. У его ног лежал мертвый лев.

Для белого человека лев — животное мифическое, таинственное, всегда далекое, даже если в этот миг он прячется в траве, в десяти метрах от машины. Для масая же, который сидит в автомобиле впереди меня и с готовностью отвечает на вопросы, лев — один из атрибутов повседневной жизни, его извечный враг. Лев захватывает земли масаев, ворует их скот, убивает пастухов. Он приносит славу воину, отважившемуся вступить в борьбу с ним. Для Мейсона лев — это симба. Трудно в другом языке найти слово столь же звонкое, благородное и благозвучное, особенно в устах жителей саванны. В нем слышатся ненависть и восхищение, ужас, зависть и отчаяние. Симба для них — это симба, то есть царь.

«Твига» — жираф на языке суахили — очень боится симбу, говорит масай. Оказавшись в местности, поросшей травой и лишенной деревьев, твига внимательно оглядывается вокруг. Вздумай лев приблизиться к твиге на открытом месте, «великий пожиратель листьев» может пробить ему череп ударом копыта. По обычно твига пребывает близ акации, где он чувствует себя в безопасности: ему не приходится наклоняться, чтобы есть, он срывает листья акаций, и горло его далеко от пасти льва. Но твиге нужно пить, а переходя по открытому пространству к воде, он попутно наклоняется, чтобы ощипать низкие кустики, и это его губит. Симба, который все время следит за ним, скрываясь в траве и держась против ветра, как раз подстерегает этот момент. Только твига опускает шею, чтобы ущипнуть листья, как симба, подобно стреле из лука, вылетает из укрытия, впивается зубами в морду жертвы и охватывает ее шею своими когтистыми лапами. Жираф не в состоянии удержаться на ногах, лев валит его на землю, и тогда вся львиная стая, выжидающая в засаде, бросается на твигу и приканчивает его.

Не все львы способны повалить такое крупное животное, как жираф. Нападение на твпгу — предприятие рискованное и может кончиться гибелью хищника. Тем не менее среди взрослых львов есть настоящие специалисты этого дела. Ведь оно стоит риска: мясом жирафа семья львов может кормиться целую неделю.

Обычно добычу львов составляют зебры, гну, бубалы и другие антилопы средней величины. Но иногда львы почему-то нападают и на более сильных животных — буйволов, носорогов, молодых слонов… Мервин Кови рассказывает в своей книге «Африканский лев», что у небольшого пруда перед «Сафари Лодж», в заповеднике Амбосели, жил молодой носорог. Совсем малюткой он пришел туда с матерью и братом, вырос на берегу пруда и привык к шуму лагеря и присутствию туристов. Когда он стал взрослым и пришло время ему начать самостоятельную жизнь, мать и брат ушли в более спокойное место, а молодой носорог остался полновластным хозяином территории. К пруду часто приходило на водопой семейство львов, отдыхавшее поблизости в жаркие полуденные часы. Нередко можно было наблюдать, как львы и носорог мирно спят по соседству. Эти трогательные сцены не раз были запечатлены на фотопленке, и о дружбе добродушного носорога со львами стало известно далеко за пределами заповедника. Трогательная идиллия продолжалась пять лет. За это время носорог обзавелся двумя солидными рогами и достиг тонны веса.

Однажды ночью обходчик Амбосели был разбужен страшным ревом. Вначале он подумал, что это обычная свара гиен, и хотел было спать дальше, но вой продолжался, все более напоминая визг свиньи на бойне, только гораздо громче. Обходчик оделся, сел в машину и направил ее к пруду, откуда доносился шум. В свете фар перед ним предстало драматическое зрелище. Два льва повалили носорога на бок, один мертвой хваткой впился ему в щеку, другой, сидя на туше верхом, вонзил зубы в глотку. Несчастное животное неистово сопротивлялось, тщетно пытаясь подняться. Обходчик поднял шум — изо всех сил нажимал на клаксон, хлопал дверцей автомобиля, громко кричал… Неохотно оставив свою жертву, хищники исчезли в темноте, а носорог встал на ноги. Но стоило обходчику развернуть машину в направлении лагеря, как один из львов вновь бросился на носорога и с удивительной ловкостью повалил его наземь. Прежде чем обходчик сумел что-либо предпринять, другой самец вскочил на грудь врага и сломал ему переднюю ногу. Обходчику не оставалось ничего иного, как добить бедное животное, чтобы избавить его от страшной агонии. На следующее утро кровожадная стая пожирала свою добычу на том самом месте, где львы и носорог много лет демонстрировали перед объективом фотокамеры пример трогательной дружбы.

Таковы сила, коварство и агрессивность льва. Эта кровавая история заставляет задуматься: почему львы выжидали, чтобы напасть на носорога, пока он дорастет до пяти лет, достигнет одной тонны веса и обзаведется острыми рогами? Ведь гораздо легче было сделать это раньше! Возможно, львы расправились с носорогом просто потому, что были голодны. Или же их раздражало присутствие чужака на территории, которую они считали своей. А может, в стаю пришел новый самец, из другой местности, более агрессивный. Как видите, законы сосуществования между травоядными и плотоядными весьма сложны и непрочны.

Мы медленно катили по равнине, а Мейсон рассеянно осматривал окрестности, время от времени поднося к глазам свой старый бинокль. Видимо, многочисленные стада антилоп бубалов, бродящие по саванне, его не интересовали. Внимательный взгляд нашего гида задерживался лишь на небе. Мне показалась странной его манера разыскивать львов в небесах, но он объяснил, что в Мара-Масаи все живые существа по мере своих возможностей стараются обнаружить местонахождение симбы: антилопы и жирафы — чтобы избежать смерти; гиены и шакалы — чтобы поживиться остатками львиных трапез; туристы — чтобы сфотографировать царя зверей. Но все они, вместе взятые, могут увидеть куда меньше, чем один «падальщик». Множество их неподвижно парит в небе, высматривая симбу.

Заметив льва, «падальщик» камнем падает вниз и садится недалеко от места, где лев пожирает свою добычу. Все животные саванны знают эту особенность «падальщиков» и в поисках симбы смотрят вверх.

Как видите, уважаемый читатель, все многочисленное население саванны, от масая до шакала, включая жирафа и антилопу гну, хищную птицу и туристов, вращается вокруг симбы, как вокруг некоего центра. Все зависят от него. Он здесь бог и царь…

Но вот Мейсон заметил, что «падальщик» приземлился в низине, и мы на полной скорости помчались туда же. На месте мы обнаружили совершенно обглоданную заднюю ногу антилопы гну, а в пятидесяти метрах от нее — почтенное семейство львов: четырех взрослых самок и тринадцать львят разного возраста. Не будь с нами опытного и зоркого проводника, сумевшего проследить полет «падальщика», мы бы прошли мимо этого чуда африканской фауны, не заметив его в высокой траве золотистого оттенка. К тому же вдоль протекавшего по низине ручья тянулись густые заросли вереска и кустарпика.

Когда шофер осторожно остановил машину, Мейсон повернул ко мне голову и сказал:

— Бвана, симба!

Я напряженно вглядывался вдаль, но, не видя ничего, кроме волнистого моря травы, вопросительно взглянул на масая. Он улыбнулся в ответ, сделал незаметный знак посмотреть направо и вновь прошептал: «Симба!»

И в самом деле, на меня неподвижно смотрели спокойные желтые глаза взрослой львицы. Они притягивали и в то же время внушали ужас. Животное находилось в пяти метрах от нас, почти неразличимое среди золотистой травы.

Мало-помалу, не без помощи Мейсона, мы стали различать уши, хвосты и пятнистые тельца львят. Одни крепко спали возле матерей; другие удивленно уставились на нас, положив красивые головы на лапы; третьи лежали на спине в милых, по-детски грациозных позах. Ничто, казалось, не могло нарушить их безмятежный, сытый покой. На шкуре детенышей выделялись четкие темные пятна, характерные для малолетних львят. По мнению ученых, эти пятна — наследие тех времен, когда львы жили в лесах и еще не превратились в обитателей саванны.

Чтобы сфотографировать крупным планом красивую львицу, которая спала в окружении многочисленного потомства, мы въехали в самую гущу стаи, стараясь приблизиться к львице с правой стороны. Я не раз видел в заповеднике львов на близком расстоянии и знал, что сочетание «человек-на-машине» они воспринимают совсем иначе, чем «человек-один-на-ногах». Однако помимо моей воли меня не оставляла мысль, что, окажись я случайно на земле, одна из этих красавиц не преминула бы разорвать меня на куски.

Вскоре львята стали подниматься и один за другим гуськом направились к ручью. Одна из самок тут же встала и прошла вперед. Малыши моментально окружили ее и начали лизать, прыгать вокруг и бить лапами, демонстрируя таким бесцеремонным способом свою привязанность. Львица с ласковой снисходительностью отвечала на проявления любви. Вскоре и остальные три самки были на ногах, и львята с не меньшим энтузиазмом бросились вылизывать их и карабкаться им на спины. Как разобрать в этакой кутерьме, кто приходится львятам мамой, кто тетей, кто бабушкой? Каковы законы этого матриархата?

Весь день мы провели по соседству с дружной семьей, тщетно пытаясь разгадать родственные связи между взрослыми и молодым поколением, но лишь окончательно убедились в собственном бессилии, когда два львенка разного возраста принялись сосать одну и ту же львицу. Вечером, на обратном пути в «Кикрок», мы увидели недалеко от дороги молодую пару львов в разгаре медового месяца. Они лежали рядом, любовно лизали друг друга и нежно ударяли один другого лапой. Их поведение напоминало игры львят. Мейсон сказал, что это вожак стаи и молодая самка.

Нам бросилось в глаза резкое различие менаду этими двумя великолепными образцами пантеры лео. Голову льва, намного более крупного и мускулистого, венчала густая рыжеватая грива, закрывавшая ему грудь и свисавшая до передних лап. Казалось, природа дала ему все, чтобы привлекать внимание и производить впечатление. Подобные экземпляры достигают двухсот килограммов веса, трех метров в длину и метра в высоту. Львица же, наоборот, была словно специально создана природой для того, чтобы прыгать, преследуя добычу. В ее телосложении не было ничего лишнего, бесполезного, под кожей вырисовывались мощные мускулы. Поражали округлые бока, чистая и изящно изогнутая линия шеи.

Эта пара проведет свой медовый месяц, вернее, медовую неделю без пищи, не охотясь. Потом они присоединятся к стае, и сто десять дней после свадьбы, до рождения львят, самец будет в полном подчинении у самки. После этого лев-вожак соединится с другой самкой или примется бродить по своим владениям, оглашая окрестности мощным рыком и сгоняя дичь к месту, где притаились охотники из его стаи.

В короткий период отцовства лев-производитель выполняет приятные и необременительные обязанности. Какую же пользу приносят стае гордые косматые самцы? Чтобы понять правомерность их вроде бы незаслуженного привилегированного положения, нужно проследить, как они охотятся за дичью.

В феврале 1967 года мне довелось побывать на дне кратера Нгоронгоро, где я попытался снять знаменитых черногривых львов, обитающих в этом заповеднике, во время охоты. Три дня наша машина следовала по пятам за тремя великолепными самцами из стаи в четырнадцать особей. У одного, самого рослого и мускулистого, был большой шрам на спине. По словам обходчика, он предводительствовал единственной стаей настоящих горных львов в заповеднике.

За час до захода солнца три льва, почти весь день беззаботно провалявшиеся на траве, зашевелились. В двухстах метрах от них паслось стадо антилоп гну, в котором было несколько самок с сосунками. Львы отошли один от другого на расстояние примерно пятидесяти метров и с трех сторон начали подкрадываться к антилопам. Их телодвижения очень напоминали стойки пойнтеров, охотящихся на перепелов, но нам казалось, что крупные животные с развевающимися черными гривами слишком заметны на блеклой низкой траве. Представшее перед нами зрелище напоминало скорее великолепно смонтированные кадры из кинофильма об охоте. Действительно, антилопы гну заметили маневры львов и, вытянув шеи и насторожив уши, не спускали с них глаз. К тому же ветер дул в сторону антилоп и доносил острый запах хищников, внушавший им ужас. Пока что действия охотников не дали никаких видимых результатов. По мере того как они довольно быстро продвигались, укрываясь за кустами и неровностями почвы, антилопы с не меньшей быстротой отступали, неизменно сохраняя дистанцию метров в двести.

Солнце зашло за край кратера, и, как всегда в районе экватора, сразу стало темно. Львы начали рычать. Подобно небесному грому, разносился их мощный рык над котловиной. Трудно было определить, откуда именно исходит этот оглушительный, словно канонада, рев. Темнота становилась непроницаемой. Раздался самый сильный, заключительный аккорд страшного концерта, и наступила полная тишина. Мы возвратились в лагерь.

На следующее утро в полукилометре от дороги три львицы и шесть львят доедали остатки антилопы. Самцов не было. Мы набрели на них спустя два часа; они с полными желудками крепко спали в зарослях у реки. Это не они убили гну прошлой ночью. На этот раз, как и всегда, самцы сыграли лишь роль загонщиков. Наступая на свои жертвы с подветренной стороны, не переставая рычать, они гнали их к зарослям, где прятались львицы. Одна из них, вероятно, прыгнула антилопе на спину и переломила ей шейные позвонки.

Однако право на лучший кусок принадлежит не самке, обычно убивающей дичь, и даже не баловням всей стаи — львятам. Как только добыча умерщвлена, к ней первыми прорываются самцы и по закону строгой иерархии бесцеремонно забирают самые лакомые куски, отгоняя ударами увесистых лап путающихся под ногами львят. Все, что остается после них, доедают остальные члены стаи.

Казалось бы, самец выполняет второстепенную роль в жизненно важном процессе охоты, хотя она приносит ему немалые выгоды: он получает лучшую часть добычи. Тем не менее вторая наша встреча с черногривыми львами в Нгоронгоро, происшедшая в следующем году, заставила нас прийти к выводу, что не кто иной, как самец, выполняет ответственную миссию главы и защитника семьи.

Наша группа, состоявшая из фотографа Хаиме Нато, выдающегося анестезиолога и африканиста доктора Агости из Мадрида, шведского зоолога и художника-анималиста Роберта Эйнарда и автора этих строк, обнаружила двух самцов недалеко от того самого места, где в прошлом году мы наблюдали охоту на антилоп гну. Я сразу узнал животных: буйные черные гривы, глаза цвета темного янтаря, царственные головы — таких красавцев не встретишь больше во всей Восточной Африке. Не было лишь третьего льва, самого крупного, со шрамом на спине. Я спросил о нем обходчика Нгоронгоро — Рамадхани. Тот поведал мне печальную историю. Самый сильный из трех самцов, он царил, не зная соперников, на территории радиусом в десять километров. Севернее, в районе, где было гораздо меньше добычи, обитала стая красногривых львов. Большой лев Нгоронгоро каждый вечер обходил границы своих владений и рычал, чтобы держать соседей в страхе и отдалении. Нередко после таких обходов на земле оставались пряди из красных грив — свидетельство схваток между черными и красными львами.

Однажды утром обходчики Нгоронгоро обнаружили вождя черногривых беспомощно лежащим на траве с распухшей передней лапой. Очевидно, он наткнулся на колючее ядовитое растение. Всю ночь окрестности оглашал страшный рев. На следующий день большого черногривого льва нашли мертвым, наполовину обглоданным другими хищниками недалеко от границы его владений.

Вот почему стая как бы берет самца на иждивение. Он выступает в роли этакого могущественного средневекового рыцаря, который в награду за боевые заслуги получает от своего народа пожизненное содержание и вечную благодарность. Ведь для стаи нет ничего более важного и жизненно необходимого, чем обширная территория с богатыми охотничьими угодьями, достаточным количеством воды и удобными укрытиями. Если местность изобилует дичью, самки производят на свет многочисленное здоровое потомство, которое в будущем сможет завоевать новые жизненные пространства для стаи. Защита завоеванной территории и захват новых владений всецело лежат на самцах, особенно на вожаках. Этой цели служит и эффектная внешность львов. Густая грива, гордая осанка, а также свирепый рык устрашают соперников — вожаков соседней стаи.

В обязанности львиц входят охота и воспитание львят. Поскольку самцы заняты защитой владений и не могут помогать им в столь важном деле, львицы объединяются, чтобы растить и воспитывать потомство. Пока одни самки охраняют и кормят детенышей, другие отправляются на охоту и приносят добычу к месту, где расположилось львиное семейство.

Трехмесячный львенок уже сопровождает самку на охоту, постепенно приучаясь к самостоятельности. В полтора года он начинает охотиться сам, а в два окончательно освобождается от опеки и становится равноправным членом стаи, иногда же уходит за пределы родных владений и на новой территории сам становится вожаком.

Прощаясь с Мейсоном после первого дня сафари, мы уже многое знали о симбе. Как и наш гид, мы больше не сомневались, что симба — царь, благородный монарх, готовый отдать жизнь за свой народ. Недаром это животное стало символом воинской доблести для всех времен и народов.