Я еле заснула. Все злилась на Альвареса за попытку поцеловать меня. Впрочем, и на себя тоже – за невольное желание ответить на поцелуй. Похоже, он привык знакомиться с женщинами, с которыми встречается по делам службы, любит приударить за ними, а затем возвращается домой к своей многострадальной жене и жалуется на трудности работы. Мне было не по себе от того, что я никак не могла выбросить из головы прикосновение его руки и взгляд человека, вознамерившегося прочитать мысли.

Когда же я наконец уснула, мне приснилось кладбище Кроссбоунз. Сквозь чугунные кованые ворота я заглядывала внутрь, в темноту. Бетонированная площадка превратилась в сад, где огромная толпа женщин устроила вечеринку. С деревьев свисали фонарики, одни беззаботно танцевали, другие, весело болтая, расположились возле костра.

Какое-то время никто не замечал, что я наблюдаю за ними, но затем одна из женщин обернулась и посмотрела в мою сторону. Разговоры тотчас прекратились, музыка смолкла. Мертвая девушка вернулась к жизни, однако вырезанные на ее теле кресты никуда не делись. Они браслетами краснели на ее запястьях. Передо мной проплывали женские лица. На них не читалось ни враждебности, ни дружелюбия. Скорее, ожидание: что я буду делать дальше? Они продолжали следить за мной, даже когда я вынырнула из сна в реальность.

Голова изрядно кружилась. Лолин образ жизни с джином и шумными вечеринками за полночь определенно противопоказан моему организму. На кухне я прямо из упаковки осушила пол-литра апельсинового сока. Ноги все гудели от ночного марафона по лондонским улицам.

Заглянула в холодильник – проверить, воротит меня от еды или нет, но тут раздался стук в дверь. На пороге, дрожа с головы до ног, стоял Уилл. Впервые за несколько недель он пришел сам. На нем были грязные джинсы в черных жирных пятнах. Волосы слиплись и торчат клоками, похоже на то, что он месяц не мыл головы.

– Завтракать будешь? – спросила я.

– Он вернулся, – невпопад произнес мой брат. Его глаза были открыты так широко, что, казалось, вылезали из орбит.

– Кто он?

– Ночью, – стоял на своем Уилл. – Я видел его раньше, но не знал, на чьей он стороне.

– Тише, – сказала я и прижала палец к губам. – Лола спит.

– Он хотел, чтобы я пошел с ним.

– Успокойся, Уилл. Входи и расскажи все толком.

Он стоял посреди кухни и нервно переминался с ноги на ногу, словно спринтер, разогревающий перед стартом мышцы. При виде этого у меня участился пульс. Я слишком близко к сердцу принимаю рассказы брата о его глюках. И обычно пытаюсь уверить себя, что Уилл идет на поправку, стараясь не обращать внимания на его паранойю.

Я отрезала два куска хлеба, положила на них ломти сыра и сунула в микроволновку. Затем дала ему стакан сока. Увы, его руки дрожали так, что половина оказалась на полу. Не знаю, что стало тому причиной: воздействие наркотиков или еще одна проведенная на холоде ночь. Уилл проглотил бутерброды, почти не жуя, размазав вокруг рта расплавленный сыр.

– Он постучал мне в окно, – продолжил Уилл, засовывая в рот еще один кусок хлеба. – Я узнал его.

– Он из полиции?

Уилл покачал головой.

– Пообещал, что даст мне еды и денег и устроит на ночлег.

– Но ведь то же самое ты можешь получить здесь, у меня.

– Он ничего от меня не хотел, даже не пытался мной командовать. – В голосе Уилла на миг послышалась горечь, но тут же угасла. Когда он заговорил снова, то напомнил мне маленького ребенка. – Я пообещал, что пойду с ним, но он убежал. Должно быть, я сказал что-то не то.

Мне показалось, что Уилл вот-вот расплачется.

– Не надо никуда ходить с посторонними людьми, Уилл. Если тебе что-то нужно, приходи ко мне. Ты же знаешь, я всегда тебе помогу.

Негромко разговаривая с самим собой, он устроился на краешке табурета, словно рядом с ним сидел некий незримый друг. Я затруднялась сказать, был тот человек, которого он якобы видел ночью, реальным или вымышленным. Главное, брат немного поел. Может, позже я даже уговорю его принять ванну.

На кухне висел его запах: кисловатый от влажной одежды, немытого тела и каких-то химикатов. К тому времени, когда я приняла душ и позавтракала, Уилл уже уснул на диване в гостиной. Он глубоко и неспокойно дышал, будто несколько недель не смыкал глаз. Я уже собралась выйти из дома, чтобы купить воскресную газету, когда из спальни, завернутая в мое любимое синее кимоно, вышла Лола.

– Доброе утро, королева диско, – сонно улыбнулась она. – Как ты себя чувствуешь?

– Терпимо. Пришел Уилл. Спит на диване в гостиной.

Лицо Лолы осветилось улыбкой. Она всегда симпатизировала моему брату, но стоило ей открыть дверь гостиной и увидеть его, спящего, отощавшего, похожего на скелет, улыбки ее как не бывало.

– О боже, – прошептала она. – И давно это продолжается?

– Примерно полгода, но последние недели были просто ужас. Он отказывается идти к врачам. Боится, что те снова упекут его в больницу. Принимает первую попавшуюся гадость. Все, кроме лития, который ему действительно необходим.

Лола села рядом со мной и накрыла мою руку ладонью.

– Почему ты мне ничего не говорила, Элис?

– А что бы ты могла сделать? Я возила его к специалистам, но он каждый раз убегал.

– Бедняжка, – произнесла подруга, не сводя с меня своих зеленых глаз. – Скажи, когда ты в последний раз как следует плакала?

– На мой день рождения, когда мне стукнуло тридцать. Перепила водки.

– Ты пугаешь меня, Элис. В самом деле. Я реву, даже когда опаздывает автобус. Ты же вроде как разучилась плакать. Все носишь в себе.

– Все так говорят.

– Потому что это правда.

– Кто-то же должен носить все в себе, особенно в нашей семье, – резко бросила я.

– Но зачем тебе взваливать на свои плечи все ваши заботы?

– Нужно, Лола. Я единственная, что у него осталось.

Она обняла меня за плечи.

– Знаешь, что тебе нужно?

– Боюсь даже подумать.

– Посмотреть «Историю любви». От души похлюпаешь носом пару часов.

Лола вернулась в постель с тарелкой тостов. Я же продолжила ломать голову, что мне делать. Уже звонила в организацию «Анонимные наркоманы», изучила все местные и зарубежные реабилитационные клиники, но от любой из них не будет толку, если Уилл сам не захочет вылечиться.

Он спал, сжав кулаки, сражаясь во сне с неизвестными чудовищами. Я на цыпочках прошла в прихожую и заглянула в его рюкзак. Тот был набит грязной одеждой: носками, рубашками, джинсами. Все это в последний раз побывало в стиральной машине самое малое месяц назад.

На самом дне лежала книжка «Дзэн и искусство ухода за мотоциклом», клочок бумаги с какими-то телефонными номерами и комочек серебристой упаковочной фольги размером с ноготь. Я поднесла его к носу и понюхала. Марихуана с типичным запашком патоки и мускуса. Один бог ведает, какую гадость Уилл хранит под сиденьями своего микроавтобуса.

Только собралась положить все назад, как мое внимание привлекло что-то блестящее. Оказалось, нож. Я вытащила его наружу и взвесила на ладони – тяжелый и холодный. В школе учитель показывал нам такие пружинные ножи. Он предупредил, какое это опасное оружие. Неудивительно, что все мальчишки сразу захотели обзавестись такими же «выкидушками». На большой перемене они собирались за углом школы и хвастались своими ножами.

Я сняла нож со стопора, и наружу со щелчком выскользнуло шестидюймовое лезвие, острое как бритва. Таким можно в два счета порезать пальцы до самой кости.

Перед мысленным взором почему-то возник образ Уилла в детском возрасте. То, как он стоял, абсолютно безвольный и бессильный, пока отец избивал меня или мать. Не знаю, по какой причине, но брату никогда не доставалась порция тумаков. Он лишь наблюдал за нашим унижением. Я же никогда не задумывалась над тем, почему это так. Наверное, полагала я, Уилл избрал путь наименьшего сопротивления, был слишком напуган, чтобы убежать или позвать на помощь.

Впрочем, на его лице читался не только страх. Там был целый букет эмоций: возбуждение, нездоровое любопытство и даже зависть к отцовской силе. Я посмотрела на нож и убрала лезвие, тем более что Уилл заворочался. Похоже, он вот-вот проснется. Положила нож обратно в рюкзак.

К вечеру брат был уже гораздо спокойнее. Лола уговорила его принять ванну. Уилл даже не обиделся, когда та пошутила насчет его бородки.

– Косишь под битника, Уильям?

– Кончились лезвия, только и всего.

– Возьми мои и освободи от щетины лицо. Нечего прятать такую красоту.

Сидя у себя комнате, я прислушивалась, как Лола пытается заигрывать с Уиллом. Уже забыла, когда в последний раз видела брата таким спокойным. При желании он даже мог говорить целыми предложениями. Ночных незнакомцев больше не вспоминал. Наверное, находит общий язык со всеми, кроме меня. А борется только со мной.

* * *

Был уже десятый час. Альварес наверняка обвинил бы меня в преступном легкомыслии, узнай он, что я собралась на пробежку, но меня искусили кроссовки, терпеливо ожидавшие рядом с гардеробом. Когда я вышла из дома, не заметила никакой полицейской машины. Наверное, соглядатаям надоело караулить меня на холоде или они поймали Морриса Клея и снова упекли его за решетку. Мне не сразу удалось подобрать нужный темп. Какое-то время я бежала вдоль Темзы на запад, в ожидании, когда придет второе дыхание, чувствуя, как ноют икры.

Оказавшись возле Современной галереи Тейт, я почувствовала, что могу бежать вечно. Следуя вдоль Темзы через Челси и Патни, устремилась дальше. Вскоре улицы кончились. Теперь река катила свои воды через поля. Перед Ламбетским дворцом заставила себя остановиться. Стоявший по ту сторону ограды охранник одарил меня колючим взглядом. Наверное, ожидал, что я перемахну через стену и начну швырять камни в витражные окна.

Пять раз глубоко вздохнув, я развернулась и побежала в сторону дома. Немного срезала путь, проскочив мимо очереди перед киоском с гамбургерами возле вокзала Ватерлоо. Это были те самые улицы, от прогулок по которым Альварес предостерегал женщин, улицы с обшарпанными муниципальными домами и заколоченными досками витринами. Меня почему-то занесло к собору Саутварк примерно в ста ярдах от квартиры Шона.

При каждом вдохе больно кололо в боку. В окнах Шона, над магазином, горел свет. Меня охватило неодолимое желание постучаться в его дверь. Захотелось, чтобы он набрал для меня ванну, намылил спину и уложил в постель. Впрочем, явно дело этим не ограничится. Шон наверняка снова попробует ко мне клеиться и давить на меня.

Стоило снова перейти на бег, как шов в боку снова напомнил о себе острой болью. Я тяжело прислонилась к стене у входа в затрапезного вида пивную и попыталась отдышаться. На вывеске был изображен ангел с лукавой улыбкой и сбитым набок нимбом. Наклонилась вперед в надежде, что боль скоро уйдет.

– С тобой все в порядке, милая?

Я подняла глаза. На невысокую стену рядом со мной уселась темноволосая, сильно накрашенная женщина в короткой юбке.

– Все нормально, спасибо, немного запыхалась.

– Видать, малость переусердствовала, верно?

– Да, похоже на то.

Незнакомка, судя по всему, моего возраста, но возле рта у нее уже залегли глубокие морщины, словно она появилась на свет с сигаретой в зубах. Глаза голубые, с легкой поволокой. Она наигранно передернулась.

– Просто охренеть как холодно, да? – пожаловалась, клацнув зубами.

– Да вы зайдите внутрь, со мной все в порядке.

Незнакомка пострела на меня как на дурочку.

– Не могу, милая. Я на работе.

– На работе?

Она кивнула на проезжавшие по улице машины:

– Не хочу упускать постоянных клиентов.

Я оценила ее наряд. Короткая юбка, черные колготки, туфли на шпильках, алая губная помада. Густо подведенные глаза – а-ля Клеопатра.

– Простите, плохо соображаю. Мозги просят кислорода.

На противоположной стороне улицы остановилась машина. Оконное стекло возле водительского сиденья опустилось на несколько дюймов, но в следующий миг автомобиль унесся прочь.

– Козел гребаный! – буркнула незнакомка и сделала вслед автомобилю неприличный жест.

– Давно этим занимаетесь? – поинтересовалась я.

– Дольше, чем хотелось бы, – ответила она, криво улыбнувшись. – Кстати, ты слышала про девушку, которую нашли на кладбище Кроссбоунз?

Хотела было признаться, что именно я ее и нашла, но передумала и задала вопрос:

– Ваша знакомая?

Женщина отрицательно мотнула головой и, порывшись, вытащила из сумочки пачку «Силк кат».

– После этого я несколько ночей носа из дома не высовывала.

Я представила ее лежащей в морозильнике морга: глаза широко открыты и устремлены в подкладку серебристого пластикового мешка.

– Все, в сентябре завязываю с этим делом. – Ее взгляд то смотрел куда-то в пространство, то вновь обретал фокус. – Меня приняли в колледж, буду учиться на парикмахера.

– Замечательно, – кивком одобрила я. – Кстати, как вас зовут?

– Мишель.

Я не успела назвать ей свое имя. Подъехала какая-то черная машина и мигнула фарами. Было слишком темно, и лицо водителя не разглядела.

– Это за мной. – Выражение ее лица сделалось каменным. Она бросила окурок и вдавила его в землю шпилькой.

– Спасибо за компанию, – поблагодарила я.

– Бросай-ка ты свои пробежки, милая. Не с твоим здоровьем бегать.

С этими словами Мишель торопливо подошла к машине и наклонилась, чтобы обсудить свой гонорар с очередным любителем платной любви.

Я собралась было окликнуть ее, дать денег, чтобы она шла домой, но поняла, что завтра эта женщина снова придет сюда, чтобы и дальше работать на своей «точке». Я наклонилась вперед, чтобы размять подколенные сухожилия, а когда снова подняла голову, черной машины уже не было.

* * *

Когда я вернулась, Уилл все еще был дома, вместе с Лолой смотрел телевизор. В чистых, выстиранных джинсах он выглядел другим человеком. И клочковатая бороденка все-таки исчезла.

Подруга оторвала взгляд от экрана:

– Мы оставили тебе кусок пиццы, Элис.

Я прошествовала на кухню, чтобы угоститься щедрым ломтем пиццы с ветчиной и пепперони. Не успела откусить второй раз, как хлопнула входная дверь.

– Господи! – Лола выглянула из окна. – Его как ветром сдуло.

– Да, такое за ним водится, – согласилась я. – Только подумаешь, что с ним все в порядке, как от него снова несколько недель ни слуху ни духу.

В окно мы увидели, как микроавтобус сорвался с места и исчез за углом.

– Он едва начал приходить в себя, – вздохнула Лола со слезами на глазах.

– Ты сотворила чудеса, – успокоила я ее, обняв одной рукой за плечи. – Ты даже уговорила его принять ванну. Лично меня он никогда не слушает, хоть упросись. У тебя прямо сверхспособности.

– Просто хочу помочь ему.

– Пока он спал, я заглянула в его рюкзак.

– И какие же наркотики он сейчас принимает?

– Не знаю, зато я нашла у него нож. Жуткий такой, с длинным лезвием.

– Господи. Бедняжка! – Лола испуганно прижала руку ко рту.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Он чем-то напуган. Думает, что весь мир ополчился против него.

Я сделала глубокий вдох.

– Думаешь, что он когда-нибудь им воспользуется?

– Типун тебе на язык, Элис. – Глаза Лолы стали похожи на блюдца. – Это ведь наш Уилл. Он и мухи не обидит.

Она на секунду положила голову мне на плечо, затем отправилась в ванную. Вскоре по квартире уже разносились аромат масла и – с легкой фальшивинкой – драматические рулады.