Похоже, у нас с Энджи уже началась наша собственная версия «Дня сурка». Я выбрала свой стандартный завтрак – фрукты и греческий йогурт, она же, как обычно, навалила полную тарелку тостов, яичницы и сосисок.

– В самый раз, – сказала она.

Было в ней нечто неотразимое, в этой белокурой крошке. Что бы она ни делала, всегда с воодушевлением – начиная поглощением пищи и кончая работой. Я бледнела на ее фоне. Для меня время как в замедленной съемке, каждое действие растягивалось на тысячелетия.

Когда я шла через фойе, меня окликнула дежурная за стойкой:

– Для вас есть почта, доктор Квентин. – Равнодушно скользнув по мне глазами, будто сегодня решила отдохнуть от обычной вежливости, она подтолкнула через стойку несколько конвертов.

Хари перенаправил в отель мою деловую корреспонденцию. Уорвикский университет приглашал выступить перед тамошними студентами по вопросу клинического лечения пациентов со случаями насилия в истории болезни. «АстраЗенека» рекламировала новое поколение препаратов, снижающих уровень тревожности. Никаких побочных эффектов, без зазрения совести утверждал рекламный буклет, и все ваши тревоги вскоре станут достоянием прошлого. Я не сразу заметила небольшой белый конверт в самом низу пачки.

На этот раз я не стала открывать его сразу. Наоборот, осторожно взяла в руки, как неисправную гранату. Энджи стояла у входа, болтая с Альваресом. Когда он подошел ко мне, она осталась стоять на месте. Возможно, рассчитывала заработать у Бернса дополнительные очки. Альварес выглядел намного бодрее, чем накануне. Не знаю, что пошло ему на пользу – пробежка или беспардонный флирт. Я в знак приветствия помахала ему конвертом.

– Смотрю, он не оставляет тебя в покое? – вздохнул полицейский.

Мы сели за столик в опустевшем кафетерии. Все уже давно позавтракали, за исключением пары-тройки туристов: они поглощали круассаны перед выходом. Альварес вскрыл письмо. Черные буквы были такими же четкими и аккуратными, как и в прошлый раз.

Дорогая Элис!

Пора прекратить борьбу. Нам нужно быть вместе. Но когда я пришел за тобой, ты убежала. Я видел, как ты спрыгнула с балкона, но не думай, что в следующий раз тебе удастся от меня сбежать. Я могу тебя поймать в любое время, и ты скажешь мне, что думаешь на самом деле, потому что боль заставляет людей быть честными. Вскоре ты станешь прозрачной, Элис. Я увижу тебя насквозь.

– Господи, – прошептал Альварес и вновь нахмурил брови. Кровь отлила от лица, будто угроза адресована ему лично. – Слава богу, он не знает, что ты здесь.

– Ты уверен?

Он помахал конвертом. Письмо было переадресовано из клиники.

– И на том спасибо.

Он пристально посмотрел на меня, оценивая мою реакцию.

– Тебе придется задержаться здесь надолго. Надеюсь, это понятно? Этот тип не собирается отступать и намерен довести свой план до конца. Пока он не пойман, о возвращении домой даже не мечтай.

– Не было печали, – пробормотала я. Сидеть в четырех бежевых стенах гостиничного номера, пока за окном проходит жизнь. Этак можно проторчать здесь целую вечность.

– Не переживай, время от времени я буду выводить тебя на свободу. – На какой-то миг показалось, что он вот-вот улыбнется, но это была лишь игра света. – Скажи, что тебя больше всего раздражает в твоем заточении?

– Все. Я должна быть на работе, помогать другим людям, чтобы они окончательно не сошли с ума. А шансы выйти в город вечером и вообще почти равны нулю.

– Ничего, что-нибудь придумаем. – Он запечатал письмо в пластиковый пакет. – Успокойся. Кто знает, вдруг сегодня твой брат будет в разговорчивом настроении.

* * *

«Да, чудеса случаются, – подумала я, – но только не в такой серый день, как этот». Когда мы вышли из машины, пошел град. Мы почти бегом бросились через площадь, и градины больно бились мне в шею. Тысячи крошечных метеоритов обрушивались с неба. Когда мы наконец добежали до дверей клиники, я походила на утонувшую крысу. И, как назло, единственный человек, кому я не хотела бы попасться на глаза в таком виде, уже маячил в коридоре.

Мать с неодобрением посмотрела на мои мокрые волосы и выцветшие джинсы.

– Элис, дорогая, разве ты не на работе?

Мать страшно гордилась тем, что ни разу не пропустила и дня в своей библиотеке. Это было ее спасением. Пока она исполняла там свой долг и следила за порядком, хаос был уделом других.

– Я же сказала, мам. Полиция временно оберегает меня.

Ее внимание тотчас переместилось на Альвареса. Светлые глаза моментально произвели все нужные вычисления. Не считая всклокоченной шевелюры, он прекрасно вписывался в жесткие рамки ее требований. Пальто дорогое, хорошо скроенное. Приличные черные кожаные ботинки.

– И кто вы такой? – она протянула руку.

– Альварес, – он на секунду задержал ее руку. – Я вам искренне сочувствую по поводу вашего сына, миссис Квентин.

Похоже, он ей понравился с первого взгляда. Она предпочла бы и дальше строить ему глазки, вместо того чтобы заниматься неприятными вещами, ради которых, собственно, и приехала сюда.

– Ты уже видела Уилла, мама? – спросила я.

Ее внимание с неохотой вернулось ко мне, будто я испортила ей некую романтическую встречу.

– Нет, моя дорогая. Некто по имени доктор Чадха встретится со мной в десять часов.

– Боюсь, что в таком случае ждать придется долго. Хари вечно опаздывает.

– Пойдемте с нами, миссис Квентин, – сказал Альварес, продемонстрировав свои лучшие манеры. Он слегка наклонил плечи вперед, будто собрался отвесить поклон. – Одной вам будет тяжело видеть вашего сына.

Мать изобразила улыбку страдалицы:

– Он так мучается, бедняжка. Ужасно, когда не можешь помочь собственному ребенку.

Я едва сдержалась, чтобы не сказать ей, что мой брат мучается вот уже много лет, но она почему-то не слишком-то торопилась ему помочь.

Энджи уже ждала в палате, опередив нас. Словно невесомый эльф на мухоморе, она устроилась на стуле рядом с кроватью Уилла и старалась ничего не упустить. Похоже, ее присутствие Уилла совсем не беспокоило. Он крепко спал. Лицо бледнее подушки. Под глазами залегли черные круги. Медсестра убрала одеяло. Левая нога от лодыжки и до бедра была закована в гипс. Из правой торчали металлические спицы, удерживающие кости на месте.

Кожа блестящая, в пятнах кровоподтеков. Улыбки матери как не бывало. Для такого брезгливого человека, как она, видеть это сродни подвигу. Я даже на миг прониклась к ней сочувствием.

Помнится, по утрам, когда я еще не ушла в школу, она стояла перед зеркалом в спальне и расстегивала пуговицы ночной рубашки, чтобы рассмотреть полученные накануне синяки, что фиолетовыми кляксами расползались на груди и плечах. С тех пор она не переносит вида чужих увечий.

Альварес отдернул шторы, и на лицо Уиллу упала полоска света. Брат тотчас заморгал и открыл глаза. Похоже, он пришел в себя. Он посмотрел на мать, на меня, потом его что-то испугало.

Может, причиной стал неожиданный свет или фигура Альвареса в углу, но он неожиданно выпучил глаза, а на исхудавшем лице напряглась буквально каждая мышца. Затем брат закричал и принялся махать руками, будто пытался что-то разбить.

Энджи посмотрела на Альвареса:

– Его что-то расстроило. До этого он был тихий, как мышка.

– Наверное, нас слишком много, – сказал Альварес и отступил от кровати.

– Успокойся, мой мальчик, – проворковала мать.

Она потрогала его руку, но он стряхнул ее пальцы. Крик теперь скорее напоминал рычание. Я заставила себя сидеть спокойно. Рано или поздно истерика утихнет. В наш организм встроен предохранительный клапан. Уровень кортизола падает, чтобы затем взлететь снова. Паника пробегает по нам волнами.

– Все в порядке, Уилл. Ты в безопасности, – сказала я, скорее для собственного самоуспокоения, но, по всей видимости, он меня услышал. Вопли сменились хныканьем. Брат потянулся к моей руке, а когда нашел ее, то сжал пальцы с такой силой, что мне стало больно. Я вздохнула с облегчением, когда он разжал свои.

– Ты не знаешь, что я увидел, – прошептал он.

– И что же ты увидел, Уилл?

Он прохныкал и зажмурился, будто ему было страшно вспомнить.

– Если хочешь, можешь шепнуть мне на ухо, – предложила я.

Спустя несколько мгновений его губы шевельнулись, но он говорил так тихо, что я ничего не услышала. Тогда я придвинулась к нему ближе и смогла разобрать его бормотание.

– Дьявола, – пробормотал он, а потом его взгляд скользнул к окну. – Все ангелы куда-то исчезли.

– Это лекарства, которые ты принимаешь. Честное слово, здесь ты в безопасности.

Я выглянула в окно. Низкую крышу морга загораживали деревья. У меня больше шансов получить объяснения от жертв, лежащих в тамошних холодильниках, чем от родного брата. Мать застыла все в той же позе у стены. Лицо ее скорее напоминало маску, на которую кто-то густым слоем наложил косметику.

Она словно провела все утро перед зеркалом в ванной, рисуя себе улыбку. Возможно, мне полагалось обнять ее, сказать пару слов утешения, но у меня не было сил. Я обернулась. Альварес уже куда-то испарился. Наверное, отправился на поиски медсестры, когда Уилл начал биться в истерике. Энджи как мышка сидела в углу. Но для Уилла уже больше никто не существовал. О чем-то он разговаривал сам с собой, закрывая ладонями глаза, как в прятках.