Доктор Пол Гиллик никак не тянул на эксперта по ангелам. Я ожидала увидеть отшельника со впавшими щеками и стрижкой под горшок, но никак не двойника Санта-Клауса – около семидесяти, с густой белой бородой и добродушной улыбкой. Его кабинет помещался в подвале Национальной галереи, где покрывавшие стену сотни ангелочков, херувимов и серафимов создавали особенную, небесную атмосферу. Я села, и все они уставились на меня своими круглыми глазками. Убежденный атеист не продержался бы здесь и тридцати секунд – сорвался бы с места и бежал с криками.

– Если можно, краткий курс по ангелам, – сказала я.

Гиллик улыбнулся.

– Что вы уже знаете?

– Боюсь, очень мало.

Пол сложил руки на впечатляющем размерами животе.

– Знаете, их перегрузили, к сожалению, социальным значением. Мы называем ангелами людей чистых, бескорыстных и неэгоистичных, но в мифологии они вовсе не столь однозначны. – Доктор Гиллик взглянул на меня так, словно боялся, что разбил какие-то мои надежды. – Существует иерархия, согласно которой ангелы подразделяются на девять чинов. Внизу – прислужники, вверху – архангелы, вроде Михаила и Гавриила. Вот тут-то и начинается проблема.

– Что за проблема?

– Согласно Библии, Бог сокрушил в сражении одного из архангелов и сбросил его с неба вместе с третью всех ангелов. Вот они-то и стали падшими.

– Вы имеете в виду Сатану?

Гиллик улыбнулся:

– Предпочитаю называть его бывшим ангелом.

– Но остальные ведь посланы творить добро, разве не так?

Мой собеседник покачал головой:

– Не всегда. Вы ведь слышали об ангелах мщения? Они могут вызывать пожары, насылать на неверных саранчу и выписывать прочие ужасные наказания. В общем, несут разорение. – Доктор Гиллик виновато улыбнулся, как будто именно он и нес ответственность за плохое поведение ангелов.

– Почему убийца может быть одержим ангелами?

Перебирая пальцами бороду, Пол устремил взгляд куда-то вдаль.

– Потому что ни один человек в схватке с ангелом победить не может. В некотором смысле их можно назвать первыми супергероями.

– Вроде Бэтмена и Супермена?

– Вот именно. Они могут летать, но могут и прикидываться обычными смертными. Они карают преступников.

Я передала доктору Гиллику оставленные на месте преступления изображения, и он впился в них взглядом.

– Ну, по крайней мере, вкус у них есть, – пробормотал он себе под нос. – «Ангела в зеленом» написал ученик Леонардо. Красота Ренессанса, лучше не бывает, не правда ли? – Доктор переключил внимание на вторую картинку и нахмурился. – А вот здесь у нас совсем другой стиль. Лик ангела крупным планом с картины Гверчино, написанной столетием с лишним позже.

Он показал мне иллюстрацию в лежащей на столе книге. На картине два ангела смотрели на мертвого Иисуса. Один ангел, словно еще не веря в смерть Христа, разглядывал его раны. Второй был безутешен и даже закрыл лицо руками.

– Чувствуете их отчаяние, да? – Гиллик взглянул на меня.

Я еще раз посмотрела на две картины, оставленные убийцей на месте преступления. «Ангел в зеленом» – склонившийся над фиделем и услаждающий музыкой бога – всем своим видом выражал покорность и подчинение. Два же ангела у тела Христа выглядели куда человечнее и походили на слуг, одетых в грубоватые одежды с закатанными рукавами и оплакивающих умершего господина. Я уже не раз пыталась проанализировать обе композиции с точки зрения того, что они говорят о типе мышления, умонастроении убийцы. Почему он выбрал такие разные образы: образ преданности, религиозного рвения – и образ скорби? Может быть, он сам был верным, но отвергнутым слугой, лишенным всего, во что верил?

Пол коротко пробежался со мной по религиозной иконографии, и я уже собиралась поблагодарить его и откланяться, когда он поднялся из кресла.

– Прежде чем вы уйдете, позвольте показать кое-что из работ Спинелло.

Я поднялась за ним по лестнице и, преодолев четыре пролета, остановилась как вкопанная перед картиной с батальной сценой. Сонм ангелов угрожающе наступал на толпу, размахивая кинжалами и пиками. Из-за плеч их выступали черные крылья, но больше всего меня поразило то выражение неземного спокойствия, с каким они убивали своих жертв. Казалось, эти ангелы вот-вот сорвутся с холста и забьют нас до смерти.

– Это ангелы мщения, изгоняющие с небес последователей Люцифера. – Улыбка доброго Санта-Клауса слетела с лица доктора Гиллика. – Такое увидишь – не скоро забудешь, да?

Пока мой автобус тянулся на юг, в голове с шумом носились ангелы. Безупречные, бесстрастные лики проплывали передо мной, подсказывая, почему убийца-интеллектуал мог плениться ими. Их необычность завораживала. Они были способны на самые крайние формы насилия, но могли также и проявить милосердие и нежность. Может быть, в той же роли видел себя и убийца, воздававший по справедливости каждому перешедшему дорогу грешнику, но с ангельской добротой обращавшийся с его семьей.

Мысли снова переключились на людей, как только я добралась до больницы. Одна из регистраторш с кислым видом подозвала меня к своему столику и сообщила о недостойном поведении моего пациента, который сначала потребовал встречи со мной, а когда ему сказали, что меня нет, стал возмущаться и выкрикивать оскорбления.

– Это был Даррен Кэмпбелл? – догадалась я.

– Он самый. – Регистраторша произнесла это с такой укоризной, словно я была нерадивой родительницей, позволившей своим детишкам расшалиться в общественном месте.

– Если вернется, направьте его, пожалуйста, к доктору Чадха.

Женщина поджала губы, как будто сосала леденец, кивнула и внесла соответствующую запись в свой компьютер.

Мой кабинет напоминал парилку. Я открыла окно и села за стол – проверить почту. Хари уже отправил попечителям сообщение об инциденте с Дарреном – конкретном подтверждении того, что роспуск групп по управлению гневом был ошибкой. Меня так и подмывало подняться наверх, заявиться на заседание совета и показать им мои синяки. Телефон зазвонил в самом начале ланча, когда я возилась с кондиционером. Бернс начал без предисловий, сразу перейдя к делу:

– Пришли результаты токсикологического анализа по Джейми Уилкоксу. Ему ввели лошадиную дозу рогипнола.

Итак, перед нападением убийца дал жертве смертельную дозу снотворного, которое используют для того, чтобы насиловать пришедших на свидание девушек. С его точки зрения, проявил милосердие. Не хочет, чтобы они страдали.

– И еще. Банк наконец-то передал нам лэптоп Грешэма. Похоже, думают, что теперь мы от них отстанем. – Инспектор негромко свистнул. – Пока не увидишь – не поверишь. Оргии. Кокаин. Любовницы. Ясно, почему он не хотел, что его нашла жена.

Конечно, миссис Грешэм не обрадовалась бы низвержению своего мужа с пьедестала. Может быть, хоть тогда ее железная маска соскользнула бы, как у Тэтчер в ее «ночь длинных ножей». Мне вспомнился Стивен Рейнер, который так восхищался своим шефом.

– Мне нужно навестить его помощника, – заявила я.

– Зачем? Тейлор и так не дает ему покоя. Если дальше пойдем в том же духе, нас привлекут за преследование.

– Не смеши меня, Дон. Рейнер несколько лет работал рядом с Грешэмом. Мне нужно знать, замечал ли он изменения в его психическом состоянии, умонастроении.

Бернс проворчал что-то неразборчивое, а потом сменил тему:

– Как прошла встреча с тем спецом по ангелам?

– Интересно. Они, оказывается, совсем не такие добренькие, как мне представлялось. Возможно, наш убийца считает себя крестоносцем, борцом с мировым злом.

– Замечательно, – вздохнул инспектор. – Хуже нет божьих гвардейцев.

После работы я отправилась на станцию «Лондонский мост», и, пока стояла на платформе, из головы у меня не выходил Лео Грешэм. Я закрыла глаза и представила, как он падает, как ударяется плечом о холодный рельс… Какой ужас он пережил в те несколько секунд, пока все не смыла боль. Когда я снова открыла глаза, мой поезд уже исчез в туннеле. Может ли человек в здравом рассудке считать, что проявление капли милосердия дает ему моральное право? Нет, рассуждать так способен лишь тот, кто и сам испытывает мучительную боль. Услышав приближение следующего поезда, я взяла себя в руки и вошла в вагон.

По дороге настроение у меня улучшилось. Тротуары, весь день впитывавшие тепло, теперь отдавали его, как огромная сеть городских радиаторов. По улице, весело болтая, шла группка девушек, сменивших деловую одежду на короткие, с открытой спиной платьица. Иветта ждала меня возле «Каунтинг хаус». Выглядела она точно так же, как и в день, когда бросила свою работу в отделе кадров больницы ради Сити, где ей пообещали в три раза больше. Ее чувство стиля могло бы многих покоробить: шокирующее розовое платье и тугие, как кукурузные початки, косички – это чтобы выставить напоказ высокие скулы.

Она обняла меня и поцеловала в обе щеки.

– Нам обязательно туда идти? Там же полным-полно идиотов.

Я кивнула:

– Мне по работе надо. Изучаю их поведение.

– Ну да, ты ведь никогда не сдаешься, а? – Подруга ухмыльнулась и закатила глаза.

Я бросила взгляд на экстерьер паба, хвастливо демонстрировавшего свою викторианскую породистость – ряд арочных окон и строгий гранитный фасад. Судя по толпе у бара – все в костюмах в мелкую полоску, – здесь собралось едва ли не все банковское сообщество.

– Смотри и учись, Эл, – прошептала Иветта. – Это те люди, которые и поставили страну на колени.

Оставив меня, она устремилась на поиски столика, и какое-то время ее платье было единственным ярким пятном на сером фоне. Остальное воинство составляли исключительно представители сильного пола, под тридцать, накачанные амбициями и тестостероном. Мужчина передо мной заказывал два самых сложных напитка – джин-слинг и суперсухой мартини, – и бармен смотрел на него с выражением человека, которому отчаянно хочется уйти домой. Стоя в очереди, я успела оглядеться и восхититься зданием. Какая досада, что такое чудесное место прибрали к рукам парни из Сити! Вечерний свет проникал в помещение через стеклянный купол, вдоль одной стены растянулись похожие на исповедальни кабинки из красного дерева. Именно здесь, должно быть, лет сто назад прятались и нашептывали секреты своим финансовым советникам должники. Иветта помахала мне из мезонина, но пробиться вверх по лестнице оказалось не так-то просто.

– Эти ребята ведут себя так, словно никогда раньше не видели черной девушки. – Она бросила взгляд на столик, за которым расположились несколько молодых бизнесменов. – Один только что предложил поехать к нему домой.

Одинаковые пастельные рубашки, шелковые галстуки, стрижка «Итон» – все как всегда, – но, по крайней мере, женщин в толпе стало больше, чем несколько лет назад. День для рынков, судя по оглушающему гулу голосов, прошел удачно. Грубоватый кокни перемешивался с благородным выговором «ближних графств». Сити не спрашивал, откуда ты, – лишь бы давал прибыль. Мне пришлось напрячься, чтобы услышать, что говорит Иветта. Она рассказывала, что нашла работу получше, в каком-то транснациональном банке.

– Сама я даже фотокопии не делаю, – самодовольно заявила моя подруга.

– Скажи мне, что движет банкирами, – попросила я ее.

Она пожевала губу:

– Представь мир, где нет ничего, кроме денег. Молоко человеческой доброты высохло давным-давно, и значение имеет совсем другое: купить себе новую грудь, завести «Феррари» и ткнуть коллегу лицом в грязь. Сити портит каждого, кто здесь бывает, – мужчин, женщин, детей, включая и меня. Я спускаю деньги, как воду.

Иветта говорила это с таким отвращением, что мне стало смешно.

– То есть все клише в отношении банкиров – правда?

– Серьезно, у них калькуляторы вместо души.

– Если ты так их презираешь, то зачем работаешь на них?

– Мир не совершенен, Эл. В Гане у меня племянница в медицинской школе, и заплатить за нее больше некому. – Подруга усмехнулась, пряча проступившую на секунду усталость. – Да и с привычками уже трудно расстаться.

– Можешь разузнать кое-что для меня? Это касается банка «Энджел».

– Посмотрю, что можно сделать. Я знаю кое-кого, кто работал там раньше. – Иветта подняла руки, повернув ладони так, словно я бросала в нее что-то. – А теперь расскажи мне о новом парне Лолы. Все-все.

– Судя по всему, он совсем еще молоденький.

Приятельница прошлась взглядом по собравшимся внизу.

– Черт, как же ей повезло!

Рыжие волосы Лолы сами бросились в глаза. Стоявший рядом с ней молодой человек определенно позаимствовал лицо у греческой статуи бога – вместе с полными губами, большими голубыми глазами и рассыпавшимися по лбу блондинистыми кудрями. Они подошли к нашему столику, и я поняла, что даже улыбка этого юноши может служить рекламой высококачественной стоматологии. Интересно, как Лола относится к тому, что барменши спрашивают водительские права каждый раз, когда он покупает выпивку? Впрочем, Нил оказался вполне компанейским парнем и на подколки и шуточки не обижался. Он рассказал, что изучает музыку и сценическое мастерство в Гилдхолле, что с Лолой познакомился два месяца назад на вечеринке и, нет, разница в возрасте ни чуточки его не беспокоит.

– Да ведь никто же ничего и не сказал! – запротестовала Иветта.

Молодой человек громко расхохотался.

– Но вам ведь до смерти хотелось узнать, да? Это написано у всех на лицах!

Я уже поняла, почему Лола выбрала его, – идеал, образец совершенства. Но на меня это не действовало. Увидеть, проснувшись утром, лицо без единой морщинки – перспектива немного пугающая.

– За тобой должок, Эл, – объявила Лола, усаживаясь наконец за столик. – Я дала Эндрю Пирнану твой номер.

– Господи, Ло! – всполошилась я. – Могла хотя бы спросить.

– Она рехнулась. – Лола повернулась к Иветте. – Такой милый парень, запал на нее, а у нее только марафон на уме.

Иветта потерла ладони.

– Ну так присылай его ко мне. Я как раз просматриваю кандидатов на роль мужа номер два.

Вечер обернулся отдохновением, какого у меня не было целый год. Пропустив по нескольку стаканчиков, мы сбросили бремя лет и вскоре уже развлекали Нила неприличными рассказами друг о дружке. Заведение начало пустеть, и тут я увидела девушку-официантку, собиравшую стаканы в дальнем конце бара. Я знала, что Бернс будет рвать и метать, но устоять перед соблазном не могла.

– Понимаю, шансов немного, но все-таки… Помнишь этого парня? – спросила я эту девушку.

Она посмотрела на фотографию Джейми Уилкокса. Вокруг глаз у нее были толстые, размытые линии подводки… бесформенное черное платье… Все указывало на принятое ранее стратегическое решение: замаскироваться, скрыть привлекательность, чтобы клиенты не клеились.

– Это ведь тот, который умер, да? – В ее голосе проскакивал легкий восточноевропейский акцент.

– Верно. Он был здесь в пятницу.

Официантка тревожно оглянулась – не наблюдает ли ее босс.

– Пришел около шести, с друзьями. Потом они ушли, а он остался.

– И ты его помнишь?

Девушка покраснела.

– Он был вежливый, в отличие от других. Блондинка одна крутилась возле него, но потом тоже ушла.

– Это как-то необычно?

– Не совсем. Сюда много девушек приходит. – Она взглянула на меня. – Он ушел через несколько минут после нее. И вот что странно. Пил только пиво, да и то немного, а шатался, как пьяный.

Какой-то краснорожий тип, подвалив вразвалку, щелкнул пальцами в дюйме от лица моей собеседницы.

– Еще по одной, красотуля. И побыстрее!

Официантка напряглась, и я прекрасно ее понимала. Нескончаемую грубость посетителей не каждый вынесет. Я сказала ей спасибо и положила на поднос десятку. Она благодарно улыбнулась. Разумеется, эти хлыщи забывали про чаевые, хотя платили здесь минималку.

В полночь я загрузилась в такси и, вернувшись домой, на автопилоте поднялась по лестнице к своей квартире. Пол в спальне ходил под ногами, лампа описывала над головой неровные круги. В какой-то момент меня едва не вырвало.

– Я слишком стара для этого…

О том, чтобы уснуть, не могло быть и речи, потому что вскоре после меня вернулся и Уилл. За стеной звучал его голос, громкий и взволнованный. Похоже, с ним заявилась целая компания: я слышала четыре или пять разных голосов. Гости говорили все сразу, временами кто-то нервно смеялся… И о чем можно трепаться посреди ночи? Облачные системы, наркотики или «Грейт эскейп»? Меня так и подмывало встать, ворваться в комнату брата и предложить посторонним убраться. Злость шипела и пенилась в груди, будто там шел какой-то химический эксперимент. А если он снова уйдет на улицу, кто будет его кормить? И что случится, когда придет зима? Я представила, как Уилл кутается в одеяло под падающим снегом, сунула в уши пальцы и постаралась отрубиться.