Утром на столе в кухне меня ожидала записка от Уилла. Брат сообщал, что уехал в Брайтон. Рядом с клочком бумаги лежал ключ от двери. Не знаю, почему я так сильно расстроилась. Может, потому, что он не счел нужным даже попрощаться. Или потому, что моей первой реакцией было облегчение. Слишком долго его проблемы были и моими проблемами. Я уже и не помнила, когда жила не под гнетом беспокойства.

Но затем я зашла в ванную и сразу увидела на верхней полке шкафчика выстроившиеся рядком пузырьки – его лекарства, литий и хлорпромазин. Уилл забыл самое важное, то, что помогало ему, выражаясь образно, держаться на ровном киле. Первым моим порывом было схватить медикаменты, запрыгнуть в машину и рвануть в Брайтон, но потом голос рассудка напомнил, что я больше не несу за него ответственности. Я уже выходила, когда зазвонил телефон и трубка заговорила беззаботным, как всегда, голосом Пирнана:

– Прости, раньше позвонить не мог. Сразу три мероприятия, одно за другим, просто материально-технический кошмар.

– Я звонила насчет твоего подарка. Извини, Эндрю, но я не могу его принять.

Мой новый друг рассмеялся:

– Почему? Не подходит к твоим обоям?

– Слишком дорогой. Ты должен продать ее, а деньги пустить на доброе дело.

Наверное, Пирнан не ожидал такого поворота, потому что ответил не сразу.

– Эта вещь досталась мне бесплатно. Я сказал Джайлзу, что она понравилась тебе, и он просто отдал ее мне. Джайлз получает свою долю от наших благотворительных аукционов в галерее, и я – один из лучших его партнеров.

Я не нашлась что сказать. И пусть в этой истории отсутствовала денежная составляющая, мое отношение к подарку оставалось сложным. Наверное, нормальный человек просто сказал бы «спасибо» и принял объяснение, что никто никому ничем не обязан.

– Послушай, Элис, мы ведь встречаемся сегодня, так? Давай тогда и поговорим, – предложил Эндрю.

Бабочка вылетела у меня из головы, пока я добиралась до Кенсингтона. Стоявший в конце Марлоуз-роуд Стивен Тейлор выглядел еще более взбудораженным, чем обычно.

– А хозяйка-то наша взялась за Бернса серьезно, – сообщил он, ухмыляясь во весь рот. – Между нами, денечки его сочтены.

Я задержала дыхание и посчитала до десяти. Тейлор, разумеется, без дела не сидел, копал под шефа и, конечно, каждые десять минут бегал к начальнице сваливать ей всякую грязь. Мы направились к больнице, и он все разглагольствовал, объясняя, почему должен быть на месте Бернса. Бразертон оставалось только очнуться, протереть глаза и взглянуть в лицо неприятной правде. Я старалась не слушать и мысленно готовила себя к встрече с Николь Морган. Она сама попросила об этом в надежде вспомнить что-то о преступнике и помочь следствию, но меня одолевали нехорошие предчувствия. Слишком рано. Слишком мало времени прошло после нападения. Люди не зря прячут такие воспоминания поглубже. Вытаскивать их на свет бывает опасно. Лучше подождать – в свое время они всплывут сами.

На ступеньках перед клиникой собралась пресса. Я пригнула голову, но Дин Саймонс уже засек меня.

– Элис, я тут написал кое-что для тебя! – крикнул он. – Привет Николь. – Рожа у него была красной – то ли от солнца, то ли с перепоя, – а одежда помятой, как будто ему и ночевать пришлось в машине.

Тейлор бросил на меня неприязненный взгляд:

– Один из твоих дружков по прошлому делу?

Я молча поднялась по ступенькам. Николь предстояло перенести ряд пластических операций, и она выбрала одно из лучших частных медицинских учреждений Лондона. Клиника Кромвеля больше напоминала шикарный отель, чем больницу. Пациентам здесь предлагались кинотеатр, салон красоты и бассейн. У входа в палату Морган дежурили двое в форме. Стива пропустили без вопросов, а вот меня задержали – изучали удостоверение. Может быть, охранникам дали наводку – искать убийц среди неприметных блондинок, маскирующихся под психологов.

Состояние Николь поразительно улучшилось – она уже сидела в кресле, рассылая распоряжения через смартфон. Большую часть ее лица скрывали повязки, но темные волосы были аккуратно уложены, а ногти выдавали недавний маникюр. Тейлор с готовностью отступил на задний план, предоставив мне играть первую партию. В углу устанавливал оборудование оператор.

– Вас будут снимать? – удивилась я.

– «Пятый канал» делает серию программ о моем восстановлении. Они даже самые кровавые эпизоды снимали, в операционной, – ответила пациентка.

Я только открыла рот. Меня всегда восхищали такие вот неукротимые люди, те, что не сдаются. И вместе с тем стало понятнее, почему Морган попросила о встрече. Интервью с психологом, во время которого она отважно попытается вспомнить преступника, – какой блестящий эпизод для телевидения! Если все сложится удачно, она еще может сделаться чем-то вроде национального достояния. Я заметила, что говорит она все еще негромко и с хрипотцой – видимо, гортань тоже пострадала.

– Боюсь, камеру придется выключить, – возразила я.

Морган возмущенно вскинула голову:

– Это еще почему? Телезрители не должны пропустить такое. Это же часть моей истории!

– Если вы хотите вспомнить, кто на вас напал, нам понадобится более приватная обстановка.

– Конечно, хочу. – Единственный видимый глаз женщины сердито сверкнул в мою сторону.

Оператор спорил долго и упорно, но в конце концов вышел. И поведение Морган тут же изменилось. Она померкла, как будто мощный проектор уступил место обычной электрической лампочке, но, по крайней мере, не отказалась разговаривать.

– Убийца должен быть кем-то из своих, – заявила она.

– Вы так думаете? – уточнила я.

– Конечно. – Николь кивнула, и повязка на ее горле чуть съехала. – Работа в финансовой сфере – как работа на золотом прииске. Недовольных, затаивших обиду очень много. Держу пари, поднимаясь наверх, Лео шел по головам.

У меня сложилось впечатление, что за ее желанием вспомнить преступника стоит чувство самосохранения. Должно быть, она боялась, что он может вернуться, чтобы завершить начатое. Оттаивать Морган начала лишь минут через пятнадцать.

– До нападения – что последнее вы помните? – спросила я.

– Помню, что разговаривала по телефону… с Лиамом. Он сказал, чтобы я не шла к машине в одиночку. Я оставила ее в нескольких минутах ходьбы, на Стейнинг-лейн. Было около одиннадцати.

– И что вы сказали?

– Сказала, чтобы он взял себя в руки. – Забота мужа раздражала эту женщину даже теперь. – Давайте перейдем к делу, ладно?

Я кивнула.

– Вы можете остановить меня в любой момент, но я хочу, чтобы вы постарались описать свои чувства и ощущения, когда шли к машине. Все, что видели и слышали.

Морган приняла мое указание как руководство к действию – расслабилась и закрыла глаза, будто собиралась себя загипнотизировать. Я забеспокоилась. Лишь очень немногим жертвам достает сил так быстро оправиться после столь жестокого нападения.

– Когда Лиам позвонил, какие-то люди садились в такси. Я не думала ни о какой опасности – улица была хорошо освещена и никого поблизости. Было жарко, и я несла жакет в руке. Потом полезла в сумочку за ключами… – Голос пациентки сошел на нет, как будто ей не хватило воздуху.

– Не напрягайтесь, Николь. Если хотите, давайте остановимся.

– Он схватил меня сзади, и вот тогда я увидела нож. Попыталась закричать, но не смогла издать ни звука. Он затащил меня между зданиями… – Морган сжала кулаки. – Больше я ничего не помню.

– Вы слышали его голос? Он говорил что-нибудь? Иногда пострадавшие вспоминают какие-то слова или акцент.

Женщина вдруг резко выпрямилась и задышала быстро-быстро, словно кошмар снова настиг ее.

– Все в порядке, – негромко сказала я. – Лучше подождать, пока будете готовы. Поговорим потом.

Мы со Стивеном уже поднялись, чтобы уйти, когда появился муж Николь. Лиам нес в руках что-то большое и завернутое как подарок, стараясь удержать на лице неестественно растянутую улыбку, за которой всегда прячутся люди в час беды. Улыбка эта складывается из шока и желания убедить всех, что ты владеешь ситуацией.

– От Макса и Софии, – бодро сказал он.

Корзина от босса Николь поставила точку в нашей встрече, а сама она успокоилась и даже искренне порадовалась присланным дарам – шоколаду и туалетным принадлежностям. Оператор снова включил камеру.

Лиам выпроводил нас с Тейлором, а я снова спросила себя, почему Морган выбрала именно этого человека, сложением напоминающего штангиста, с уродливым узлом вен над ключицей. Может, Николь видела в нем защитника, верного и, безусловно, преданного, но со мной бы такое не сработало. Если не принимать во внимание коротко постриженные блондинистые волосы, он был копией того громилы, что охранял Поппи Бекуит. Стив вышел в коридор, а я задержалась, чтобы поговорить с Лиамом.

– Как вы справляетесь со всем этим?

Муж Николь расправил плечи.

– Я толстокожий. – У него был резкий северный выговор.

– Правда? – Может, он просто играл в героя, но в голове у меня зазвенели тревожные колокольчики.

– Двенадцать лет в армии. Тут и сравнивать не с чем.

– Но ведь когда такое случается с любимым человеком, это воспринимается по-другому, разве нет?

– Николь – боец. Она никогда не падает духом. – Его маска крутого парня даже не дрогнула.

Я сделала себе мысленную закладку – позвонить из офиса Бернсу и попросить, если он еще не проверил Лиама Моргана, обязательно это сделать. Парень либо до сих пор в шоке, либо начисто лишен восприимчивости. Моргана, похоже, нисколько не трогало, что пройдет по меньшей мере год, прежде чем его жена сможет изобразить даже подобие улыбки.