Крики и вопли о помощи это все, что попадает на ум при одном лишь слове – Карцер. Только это не так. Реальность не такая. Если ты мужчина. Быть мужчиной в Карцере – быть царем. Все без исключения мужчины наделены здесь властью – не тюрьма, а курорт.

Женщина здесь бесправная.

Их бьют.

Пытают.

Насилуют.

Страшно и больно быть здесь.

Даниэль сидела в маленькой комнатушке и все думала. В ее голове был четко выжжен образ мужчины. При одном лишь воспоминании о нем сердце делало огромный переворот. Оно билось с удвоенной силой. Такое чувство, что ее сердце могло сломать грудную клетку. Выломать ребра и выскочить наружу.

Ее вид был жалким. Спутанные волосы, порванная одежда. Серые костюмы, скорее похожие на пижаму были на всех женщинах здесь. Лишь несколько избранных носили снежно-белые. Избранницы здешних мужчин. Что-то вроде личных шлюх. Иерархия Карцера заключалась в полном патриархате. Никто из женщин даже «белые», как женщин в белых костюмах называли здесь, не имел права голоса.

Она пробыла здесь ровно семь деней.

И сполна натерпелась.

Почему-то когда Дани приехала в Карцер она начала меняться. Да так, быстро и резко, что теперь ее не узнать.

Невозможно измениться за один день.

Но никто и не говорил, что люди меняются! Люди – не меняются. Меняется внешность, мировоззрение, характер – но не люди.

В ее голове постоянно образ одного и того же мужчины. Его голубые глаза. Кто он?

«Я должна узнать кто он такой!»

Женщины здесь не должны разговаривать. Они всегда молчат. Это ужасно.

****

Рэйден сидел на крыше одного из зданий Ленбарда. Ночь принесла с собой холод. Большое спиральное здание выходило своей крышей прямо в окно Заира Штольца. Ник и его коллеги провели огромную работу, чтобы разоблачить торговца наркотиками. Штольц продавал таблетки, которые влияли на психику людей и позволяли управлять действиями. Они позволяли читать мысли человека, который съел таблетку.

«Удобно» - подумал Доминик. – «Интересно, что она сейчас делает? Помнит ли она меня? Хотя, Рой же сказал, что стер ее память. Нет. Она не помнит. Не может помнить!»

Своими действиями Заир ограбил бессчетное количество людей, которые хотели расслабиться.

На крыше десятиэтажного здания сидели трое мужчин: Доминик Бэнкс, Александр Робинсон и Скотт Баретт. Сейчас они хотят поймать преступника прямо на месте преступления. В руках у Ника винтовка с оптическим прицелом, Алекс стоит за спиной у напарника и курит сигару. Алекс расслаблен, в тоже время его коллега Скотт – словно натянутая струна. Люди в окне начали передавать наркотики и деньги. Алекс напрягся и стал внимательно всматриваться в людей в соседнем многоэтажном доме.

Взгляд человека в окне был направлен прямо на них.

«Заметил!» - подумал Алекс.

- Ник, стреляй!

Но выстрела не произошло.

Секунда.

Две.

И выстрел направлен прямо в них.

Последнее, что всплыло в памяти Доминика Бэнкса – ее синие глаза. Большие, как у олененка.

Винтовка выпала с его рук. Ника ранили.

- Ник!

Скотт бросился на помощь другу, а Алекс взял окончание работы на себя.

- Ник, все будет хорошо, я обещаю.

Голубые глаза были закрыты. Кровь сочилась из раны, а дыхание размеренное.

Они попали прямо в сердце.

Ника практически невозможно убить. Один шанс на миллион. Только пуля в сердце, которая полностью останавливает процесс регенерации.

И вот такая пуля в его сердце.

Он открыл глаза и прохрипел ее имя:

- Даниэль…

*****

- Ник!

Даниэль судорожно глотнула воздух с его именем на устах. Она проснулась ночью. От жуткой боли. Такое чувство, что ее сердце пронзили чем-то тупым, но с огромной силой.

Она вспомнила. Вспомнила все. Его глаза, скулы. Его плечи и руки. Его отказ от нее. Но она все еще любила.

Искренне.

Всем сердцем.

Чисто.

Наивно.

Она понимала, что ее любимый мужчина в беде. И она должна его спасти.

Доминик – это имя такое родное. Любимое. Но его воспоминание отдает болью. Тяжкой, невыносимой болью.

«Ты спас мне жизнь…»

Их отношения трудно назвать отношениями.

Ее руки сами потянулись к чистым листам бумаги, лежавшим на столе. Ручка тихонько заскребла по бумаге.

«Как твои дела, Ник?»

«Увижу л и я тебя когда-нибудь?»

«А ведь влюбилась в тебя, как дурочка, влюбилась. Наивно и безответно. Прости, Ник, я такая глупая. Наивная девочка, не иначе»

«Я люблю тебя, Ник»

А потом ее слезы просто-таки полились с глаз.

Он стал ее слабостью.

Его голубые глаза, которые то смотрели на нее с презрением, то с жалостью, то с любовью. Его сильные руки, его манящие губы.

Ей надо его увидеть. Строчно.

Только как? Он где-то там, на свободе, а она в этом ужасном месте. Руки тряслись от волнения.

А может можно сбежать?

А ведь тогда, в первый раз она его испугалась. Так сильно, до дрожи в коленках и, казалось бы, сердце выскочит из груди при одном лишь его взгляде. Эти стальные голубые глаза, которые смотрят прямо в душу так быстро стали родными.

А тогда, в машине, когда они ехали по шумным улицам, когда незнакомец, которого она боялась, вез ее в неизвестность. Она же боялась даже слово сказать. Даже посмотреть в его сторону.

«- Вы везете меня в Карцер?»

«- Нет».

Он спас ее тогда. Спас от смерти, от верной гибели. Вылечил болезнь, которая убивала ее медленно, но с предельной точностью.

«Давай, Дани, давай!»

Он вопреки всему хотел, чтобы она жила.

«Доминик … »

Она должна убежать. Должна его найти. Должна. Пусть даже ценой собственной жизни. Подаренной им же.