Пытаясь понять мое отношение к этому вопросу, достаточно трудному почти для каждого молодого человека и для множества тех, кто постарше, я предпочел начать с того момента, где книга сама началась. Несколько лет назад я пытался обрисовать картину человеческих взаимоотношений, какими они могли бы быть в XXI веке. То, что я написал тогда о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами, возможно, послужит для нас фоном, на котором мы сможем разместить некоторые, намного более современные примеры супружеских союзов, как стабильных, так и расторгнутых или вновь восстановленных. Итак, в качестве начала то, что, на мой взгляд, является более вероятными тенденциями в развитии брака и его альтернативных вариантов.
Что же в наступающем десятилетии будет представлять собой интимность в отношениях между юношей и девушкой, мужчиной и женщиной?
Здесь действуют огромные силы и проявляются такие устремления людей, что, на мой взгляд, ситуация не переменится еще долго.
Во-первых, тенденция в направлении большей свободы в сексуальных взаимоотношениях среди подростков и взрослых, вероятно, останется, независимо от того, пугает это нас или нет.
Можно утверждать с достаточной долей истинности, что большая часть этого спектра уже существует. Однако осознание и открытое принятие всего этого спектра отношений обществом приведет к его качественным изменениям в целом. Предположим, будет открыто признано, что некоторые браки представляют собой неудачные и временные союзы, которые будут расторгнуты. Если появление детей в таких браках не будет разрешено, то один развод на каждые два брака (современный показатель разводов в Калифорнии) не будет рассматриваться как трагедия. Расторжение партнерства может быть болезненным, но это не будет социальной катастрофой, и такой опыт может оказаться необходимым для личностного роста партнеров и достижения большей зрелости.
Некоторым может показаться, что это утверждение основано на предположении, что обычный брак, как мы знаем его в нашей стране, или исчезает, или будет существенно изменен. Но давайте рассмотрим некоторые факты. В Калифорнии в 1970 году было зарегистрировано 173 000 браков и 114 000 расторгнуто. Другими словами, на каждую сотню пар, которые вступали в брак, приходилось шестьдесят шесть, которые расходились навсегда. Это, по общему мнению, искажающая картина, поскольку новый закон, вступивший в силу в 1970 году, разрешает парам «расторгать брак, не пытаясь найти виновную сторону», просто на основе соглашения. Расторжение происходит по истечении шести месяцев вместо года, как было прежде. А теперь давайте посмотрим 1969 год. В течение этого года на каждые сто вступающих в брак разводились сорок девять. Возможно, было бы больше разводов, но они ждали нового закона как более эффективного. В округе Лос-Анджелес (особенно в центре Лос-Анджелеса) в 1969 году количество разводов составляло 61% от количества браков. В 1970 году, по новому закону, количество расторгнутых браков в этом округе дошло до 74% от общего числа браков. Три пары расторгали свой брак, в то время как четыре заключали его! А в 1971 году в округе Лос-Анджелес было 61 560 свидетельств о заключении брака и 48 221 — о расторжении, что составляло 79%.
Это не окончательные изменения, поскольку конечные результаты еще будут неизвестны в течение некоторого времени, но они указывают направление дальнейших шагов. Так, в 1971 году из каждых пяти пар, собирающихся вступить в брак, четыре имели намерение впоследствии развестись. На протяжении трех лет цифры 61%, 74%, 79% — показатели сравнительной частоты разводов в одном из самых больших городов страны. Я полагаю, что эти пары и эти цифры пытаются рассказать нам о чем-то!
Некоторые из вас могут сказать: «Да, но это ведь в Калифорнии». Я намеренно выбрал этот штат, поскольку, если рассматривать с точки зрения общественного и культурного поведения, то, что калифорниец делает сегодня, остальная часть страны — как уже много раз прослеживалось — будет делать завтра. Я выбрал округ Лос-Анджелес, поскольку то, что делается в городском центре сегодня, оказывается, становится нормой для страны завтра. Так, ориентируясь на самые скромные ожидания, мы можем сказать, что больше чем один из каждых двух браков в отдаленных районах Калифорнии находится в процессе расторжения. А в городских районах — более образованных и более созвучных современным веяниям — три из четырех и даже четыре из пяти.
Из моего общения с молодыми людьми стало ясно без тени сомнения, что современный молодой человек имеет недоверие к браку как к общественному институту. Он видит в нем слишком много недостатков. Он очень часто видел неудачу в собственном доме, в своей семье. Многие из них считают, что отношения между мужчиной и женщиной имеют смысл и их стоит сохранять только в том случае, когда это обогащающий, развивающий опыт для обоих.
Есть лишь некоторые причины для заключения брака из экономических соображений, как это было в США в ранний колониальный период, когда муж и жена составляли очень нужную рабочую команду. Сегодняшний молодой человек не впечатлен тем, что, согласно религии, брак должен сохраняться, «пока смерть не разлучит». Скорее, он сочтет клятвы в неизменном постоянстве совершенно некритичными, лицемерными. А из наблюдений за супружескими парами очевидно, что если бы они были правдивыми, то клялись бы в том, что они будут вместе «в болезни и в радости» только до тех пор, пока их брак продолжает оставаться духовно обогащающим и удовлетворяющим союзом для каждого.
Многие «бьют тревогу» по поводу нынешнего состояния брака. Для них очевидно, что культура теряет свои моральные и нравственные нормы, что мы переживаем период упадка и что только вопрос времени, пока чаша терпения Бога переполнится и он разгневается на нас. Хотя я должен согласиться, что есть много признаков того, что наша культура на самом деле переживает кризис, но я стремлюсь видеть это в другой перспективе. Это время потрясений для многих, включая и многие супружеские пары. Возможно, мы живем под проклятием, известным со времен Древнего Китая: «Чтоб тебе жить во времена великих перемен!»
Мне как раз и кажется, что мы живем в важном и неопределенном времени, а институт брака находится в наиболее неопределенном состоянии. Если бы от 50 до 75% машин марки «форд» или «дженерал моторс» полностью разваливались в начальный период их автомобильной жизни, то были бы приняты самые решительные меры. У нас нет таких отлаженных механизмов по отношению к нашим социальным институтам, поэтому люди нередко на ощупь, почти вслепую, ищут альтернативы браку (среди которых успешных определенно меньше чем 50%).
Совместная жизнь без регистрации, жизнь в коммунах, расширение центров заботы о ребенке, последовательная моногамия (один развод за другим), феминистское движение, утверждающее женщину как личность со своими правами, новый закон о разводе, который устраняет поиски виновного (идею вины),— все это поиски новой формы отношений между мужчиной и женщиной в будущем. Тут нужен человек более смелый, чем я, чтобы предсказать, что же из этого выйдет.
Вместо этого я хочу в этой главе привести несколько зарисовок реальных браков, каждый из которых имеет свою особую форму, в которых поднимаются серьезные вопросы — морали, практичности, личных предпочтений. У меня есть надежда, что, даже если вы не найдете в книге никаких ответов, все равно для вас будет много материала для осмысленного и индивидуального поиска решения.
Почему Джоан вышла замуж
Послушаем Джоан, молодую женщину, которая сейчас разведена. Она обменивалась на «группе встреч» некоторыми достаточно интимными подробностями ее замужества. Я обнаружил, что ее рассказ содержит много важного для меня, но этим я поделюсь с вами позже. Итак, вот Джоан:
«Я догадываюсь, что причины, по которым я вышла замуж, были совершенно неправильны. Просто пора уже было это делать. Все мои подруги и друзья уже поженились. Что мне делать? Я на старшем курсе в колледже, уже слишком старая. Начинаю думать о браке. Я не знаю, чем еще заняться. Я могу учить, но этого недостаточно.
Парень, за которого я вышла замуж, был очень популярной личностью, а я была неуверенной, очень неуверенной! И я решила: "Хорошо, ей-богу, я выйду за этого парня, и каждый, кто любит его, после того как я выйду за него, также полюбит и меня". Я не думаю, что он хорошо меня понимал, но я чувствовала с ним себя в безопасности. Из-за этого да еще из-за того, что я не знала, чем заняться после окончания колледжа, я и вышла замуж».
Чуть позже она перешла к более подробному описанию того, о чем она думала, прежде чем вступить в брак.
«Моя помолвка состоялась потому, что моя очень хорошая подруга была уже помолвлена, и у нее было очень симпатичное колечко, и она строила свадебные планы. Мои подруги говорили: "Господи, Джоан, когда же вы с Максом поженитесь? Вы уже ходите вместе три года. Не позволяй ему уйти. Если ты позволишь ему уйти — будешь ужасной дурой". А моя мама сказала: "Ох, Джоан, где же ты еще найдешь такого парня, как Макс? Он такой умный и ответственный, серьезный и спокойный". И я понимала: "Это тот единственный, за кого я должна выйти замуж, поскольку мои близкие друзья, моя соседка по комнате, моя мама — все говорят об этом". И хотя у меня были сомнения, идущие откуда-то изнутри, я думала: "Хорошо, ты так неуверенна и так глупа, что ты не знаешь собственных чувств. Они лучше знают, что подходит, поэтому тебе стоит следовать их советам".
У меня было достаточно внутренней уверенности, чтобы сообщить Максу, почему я выхожу за него, и еще я сказала, что я действительно несколько побаиваюсь выходить замуж, и добавила: "Я не знаю, на самом деле, стоит ли мне это делать". И он ответил: "Не беспокойся. Ты научишься любить меня". Действительно, я научилась любить его братской любовью, но не более того.
Когда свадебные подарки были развернуты и новизна прошла, когда новизна появления ребенка тоже прошла, тогда я вдруг начала чувствовать: "О, ты полная идиотка, ты должна слушать саму себя". Я уже говорила это сама себе и раньше, но тогда я не слушала, потому что я была слишком зажата, чтобы понять, что же было лучшим для меня. Но, оказывается, я была права...»
Вот несколько моментов, которые важны для меня в опыте Джоан. Прежде всего, она показывает, как мы все склонны попадать под общественное давление. Студентки старших курсов колледжа планируют свое замужество и ждут социального одобрения за это.
Очень ясно видны опасности разного рода советов. Из любви, заботы и лучших побуждений ее мать, ее хорошие друзья советуют, что ей нужно делать. Как легко направлять жизнь другого и как трудно прожить свою собственную!
Кроме того, страх прямой встречи лицом к лицу с собственными проблемами.
Джоан чувствовала, что это было опасно. Она чувствовала, что боится будущего. Реально она не слышала своих собственных чувств. Вместо встречи с внутренними проблемами прямо и непосредственно она делала то, что делают многие из нас. Она создала иллюзию, что должна найти решение вне себя — в другом человеке.
Наконец, что меня сильно поразило: Джоан, как и многие другие, не испытывала доверия к собственным чувствам, к собственным внутренним уникальным реакциям.
Она смутно чувствовала сомнения, которые у нее были по поводу взаимоотношений, своей глубокой любви, своей готовности действительно посвятить себя этому человеку. Но это только чувства. Только чувства! После после замужества и после рождения ребенка она поняла, что надо было руководствоваться своими собственными внутренними ощущениями, если бы только она поверила им настолько, чтобы прислушаться к ним.
Потеря своего «Я» и влияние этого на брак
Теперь я хотел бы привести пример хорошего брака, который распался. Я думаю, что мы можем многое заметить, думая над причинами того, почему он потерпел неудачу. Итак, вот история Джея, перспективного молодого журналиста, и Дженнифер, студентки-социолога, интересующейся международными проблемами, а также искусством.
Я знал этих молодых людей много лет, а их родители были моими друзьями. Им обоим было около двадцати, когда они встретились, и их начальное знакомство развивалось вокруг обоюдного интереса к мировым проблемам. Сейчас им чуть за сорок. Оба они произошли из образованных семей, но отец Джея, хотя и был очень развитым человеком, все-таки был в большей степени самоучкой.
Молодые люди были различных религиозных убеждений, но никто из них не отдавал предпочтение исключительно своей вере: их убеждения, скорее, можно было бы назвать гуманистическими. Они поженились, и брак их на самом деле казался очень счастливым. Через некоторое время у них появились мальчик и девочка. Это был первый момент, когда наметилась возможность разрыва. Джей пришел из семьи, где принято восхищаться ребенком. Он чувствовал, что для ребенка не может быть ничего слишком хорошего и нужно подчиняться каждой прихоти любого ребенка.
Дженнифер поддерживала какое-то время такие взгляды, но это не было ее собственным мнением, и она явно расходилась с Джеем в этом вопросе.
Джей оказался прекрасным отцом. В отличие от многих мужчин он ничего не любил больше, чем провести день со своими детьми, и в то же время умел сам быть большим ребенком.
По мере того как Джей рос профессионально, ему приходилось проводить какое-то время за границей — в Европе, Латинской Америке и азиатских странах. В продолжительные поездки он брал с собой всю семью. Они встречали интересных людей, узнавали новые страны и культуры, и Джей с Дженнифер даже работали вместе в некоторых иностранных проектах. Казалось, что это были идиллический брак и очень крепкая семья. Впрочем, были отдельные, трудноуловимые недостатки в личности и поведении каждого — изъяны, которые, казалось, питали другие пороки. Постепенно, хотя эти недостатки не открывались напрямую и не были обсуждены, они сделали этот идиллический брак невыносимым. Позвольте мне очень сжато описать это незаметную постепенную деградацию.
Дженнифер до своего замужества была крайне независимой, творческой, прогрессивной личностью, всегда начинающей что-то новое или занимающейся проектами, которые другие не имели достаточно смелости осуществить. Однако в своем браке она решила быть опорой своему мужу, делать то, что он хочет, тем способом, который ему нравится. Дженнифер считала, что жена должна вести себя именно таким образом. Она даже написала ему перед свадьбой (как она сама мне рассказала), что она не слишком уверена в себе и хочет прожить свою жизнь для него (жить его жизнью).
Джей — обаятельнейший человек с ярко выраженной харизмой, блестящий интеллектуал, восхитительный собеседник. Неудивительно, что почти все приходившие в дом люди были его друзьями. Как правило, он был центром вечера, пока Дженнифер старалась всех угостить едой, напитками и сделать все красиво. Она пыталась, но обычно безуспешно, вступить в беседу или внести свою тему для обсуждения. В глубине души ее негодование по этому поводу копилось, хотя это никогда не проявлялось в течение двенадцати или четырнадцати лет их супружества. Долгое время она действительно не подозревала о своем негодовании. Возможно, это объяснялось воспитанием в ее родительской семье, в которой негативные чувства почти никогда не выражались открыто.
Во всяком случае, Дженнифер, не сознавая того, что происходит, поворачивала свое негодование внутрь себя. Почему она оказалась такой неадекватной, никудышной, такой непонятливой, что она не могла радовать своего мужа, как это делали другие? Она просто отказалась от самой себя в попытках быть хорошей женой, такой, какая ему нужна и какой бы он хотел ее видеть. Приходит в голову высказывание Серена Кьеркегора: «Величайшая опасность — потеря самого себя — может произойти совсем незаметно, как будто ничего не произошло; но любая другая потеря, например руки, ноги, пяти долларов и т. д., не может остаться незамеченной». Хотя это было написано более ста лет назад, оказалось потрясающе справедливым для Дженнифер, и ей потребовались годы, чтобы обнаружить потерю.
Другим важным аспектом их отношений была зависимость Джея от жены, проявляющаяся во многих вещах, но особенно во время принятия важных решений. Джей, внешне очень компетентный, профессиональный человек, похоже, испытывал большую трудность в поиске серьезных решений и часто уговаривал Дженнифер найти решение того, как ему нужно поступать. Затем он так и делал. Если этот выбор оказывался неудачным, то жена считалась отчасти виноватой, и он тонко давал ей это понять.
Его зависимость и его неспособность быть сильным и решительным отцом все больше и больше вызывали подавленный гнев у Дженнифер, пока она не обнаружила, к своему ужасу, что ненавидит звук его автомобиля, когда он приезжает с работы.
У нее возникало ощущение: «Это возвращается мой третий ребенок», и глубокое чувство уныния окутывало ее, словно облако.
Это бессознательное подавление всех ее негативных чувств по поводу взаимоотношений с мужем все больше вызывало у нее депрессию, пока не начали довольно часто появляться мысли о самоубийстве. В какой-то момент она обнаружила, что уже стала предпринимать некоторые шаги, которые могли привести ее к смерти. Она была уверена, что она ни на что не годится, что ни Джей, ни ее родители не будут о ней горевать, а если она никому не интересна, то может покончить со всем этим. Затем что-то в ней возмутилось. Это был, по крайней мере, проблеск чувства, что она имеет право жить. Дженнифер немедленно села и написала психотерапевту, которого она знала и которому доверяла, прося его о срочном приеме, что он и сделал. Она прошла курс психотерапии, который продолжался довольно долгое время.
Это определенно было радикальным поворотом для нее, но не для ее брака.
По мере того как она становилась более открытой в отношениях с мужем, часть ее долго скрываемой злобы и раздражения выливалась на Джея, часто к полному его недоумению. Он старался ей дать все, что она хотела. Он был мужем и отцом, который любил свой дом, свою жену и своих детей. Кто была эта новая, злая женщина, которая называла его несамостоятельным, которая упрекала его в том, что он не был достаточно сексуальным для нее, которая возмущалась его успехами в общественной жизни? Ее родители также испытывали некоторое замешательство, когда она высказывала им какие-то давние обиды, которые часто не имели никакого отношения к настоящим взаимоотношениям.
Джей явно чувствовал, что он не виноват в ситуации, что он всегда действовал, как подобает мужу, и что, очевидно, Дженнифер «больна».
Он был великодушным, заботливым, отзывчивым и абсолютно верным. Он не понимал ситуации и определенно чувствовал, что не он один нуждается в изменениях. Поэтому они предприняли несколько попыток разобраться с помощью консультанта по вопросам брака, которые, впрочем, не были успешными. В некотором смысле они даже ухудшили ситуацию. Джей всегда мог преподнести себя столь эффектно и обаятельно, что даже консультант оказывался в известной мере им очарован, отчего Дженнифер становилась еще более сердитой, чем когда-либо.
Дженнифер начала требовать, чтобы Джей стал таким мужем, какого она хотела и ждала. Джей со своей стороны просто хотел, чтобы Дженнифер опять стала такой, какой он знал ее почти пятнадцать лет. Он будет продолжать быть таким же любящим, каким он и был, если она станет опять той же любящей женой, какой была. Брак становился все более и более болезненным, атмосфера между ними был наполнена враждебностью, и вопрос о разводе вставал со всей очевидностью.
Я хотел бы сделать только два комментария по поводу этого брака. Хотя Джей и Дженнифер не вполне соответствовали друг другу, есть основания полагать, что их брак мог бы быть удачным. Легко уяснить, обратившись назад, что если бы Дженнифер с самого начала настаивала на своей правде, то брак имел бы намного больше конфликтов, но и намного больше надежды. В идеале, если бы Дженнифер, впервые почувствовав себя выключенной из общего разговора, выразила свое негодование мужу как свое внутреннее чувство, очень вероятно, что были бы найдены какие-то взаимно приемлемые решения. То же самое относится к ее мыслям, что она несчастна оттого, что вынуждена в одиночку управляться с детьми, к ее досаде по поводу зависимости и несамостоятельности мужа, к ее разочарованиям по поводу недостатка сексуальной активности. Если бы она могла высказывать эти чувства и мысли по мере того, как они возникали, прежде чем они стали оказывать большое давление. Если бы она могла высказывать это как чувства, существующие в ней самой, а не как обвинения, в которые они превратились позже, тогда была бы вероятность, что они были бы услышаны, и возможность прийти к более глубокому взаимопониманию, и надежда на преодоление трудностей была бы значительно большей. Кажется трагедией, что брак с большим вдохновляющим потенциалом вынужден был распасться. Из него, однако, возникла сильная и творческая Дженнифер, которая теперь никогда, я верю, не принесет себя в жертву желаниям и требованиям другого человека.
И Джей — если бы он столкнулся с этими чувствами, когда они возникали,— вынужден был с необходимостью признать, что он не всегда был отличным отцом и мужем, как он считал, что он не всегда был прав, что он не только проявлял любовь и заботу, но также вызывал гнев и негодование и порождал чувство собственной неадекватности у своей жены. Тогда он мог бы стать более открытым и более человечным, непосредственным, ошибающимся человеком. Вместо этого он чувствовал правоту своей точки зрения, уверенность в том, что он был отличным мужем и отцом, что в браке не было никакого напряжения, насколько он мог судить, пока Дженнифер по неизвестным причинам не «сошла с дистанции». Он считал разрыв брака необязательным и неправильным. Для него рассуждения Дженнифер о взаимоотношениях постепенно становились безобразной карикатурой того, что было истинно прекрасным, творческим и часто радостным. Он просто не понимал этого совсем, за исключением того, что он был уверен, что в этом не было его вины. Было досадно видеть потерю проницательности в таком талантливом человеке.
Спасение брака
Я многому научился, консультируя молодую замужнюю женщину Пег Моур. Хотя это происходило несколько лет назад, то, что ее беспокоило, и то, чему я научился, предстает как будто сейчас. Я познакомился с Пегги на своих занятиях в учебной группе. Подвижная, спонтанная, с хорошим чувством юмора молодая женщина, со здоровым обликом типично американской девушки. Однако немного позже она пришла ко мне на психотерапевтическую консультацию. Ее жалоба состояла в том, что ее муж, Билл, очень формален и скрытен с нею, что он с ней не разговаривает и не обменивается мыслями, невнимательный, что они сексуально несовместимы и быстро отдаляются друг от друга. Я стал думать: «Как жалко, что такая живая, замечательная девушка замужем за деревянным истуканом». Но когда она продолжила свой рассказ об отношениях и стала более открытой, маска сползла, и картина резко изменилась. Она сказала, что испытывает глубокое чувство вины по поводу ее жизни до брака, когда она имела связи со многими мужчинами, по большей части женатыми. Она осознала, что, хотя с большинством людей она веселая и живая, со своим мужем она — жесткая, контролирующая, недостаточно спонтанная. Она поняла также, что требует от мужа, чтобы он был исключительно тем, кем бы она хотела его видеть. На этом консультация прервалась из-за моего вынужденного отьезда из города. Она продолжала писать мне, выражая свои чувства, и однажды добавила: «Если бы я только могла сказать об этом ему (мужу), я бы оставалась самой собой дома. Но что после этого станет с его доверием к людям? Наверное, вы сочли бы меня отвратительной, если бы были моим мужем и узнали правду. Я бы хотела быть "хорошей девочкой" вместо "красотки". Я так все запутала».
После этого последовало письмо, из которого, на мой взгляд, стоит привести пространную цитату. Пег сообщает, какой она была раздражительной, какой неприятной она была, когда однажды вечером у них собралась компания. Вот что произошло после их ухода:
«Я чувствовала себя гадко из-за своего паршивого поведения... Я была такой мрачной, виноватой, сердитой на себя и Билла — пребывала в таком же удрученном настроении, в каком находились наши гости.
Поэтому я решила сделать то, что я действительно хотела и что все время откладывала, поскольку я поняла, что это было бы лучше, чем если бы кто-то другой сообщил Биллу о моем ужасном поведении. Это было даже труднее, чем рассказывать вам, хотя это тоже было достаточно сложно. Я не могла рассказывать об этом в таких же подробных деталях, но мне удалось выразить некоторые неприятные чувства к моим родителям и даже более того — к этим «ужасным» мужчинам. И вдруг я услышала от него самое лучшее, что я вообще когда-нибудь слышала от него: «Ладно, может быть, я могу тебе помочь?» — при разговоре о моих родителях. И он вполне принял все, что я делала. Я рассказала ему, как я иногда чувствую себя неадекватной во многих ситуациях — поскольку мне не разрешали делать многих вещей, например, я даже не знаю, как играть в карты. Мы с ним разговаривали обсуждали и действительно глубоко разобрались в наших чувствах. Я не рассказывала ему все о мужчинах — не называла их имена, но я дала ему представление о том, что их было много. Представляете, он так хорошо меня понял и все так прояснилось, что я стала ему доверять. Теперь я не боюсь рассказывать ему о своих глупых, нелогичных чувствах, которые продолжают возникать во мне.
А если я не боюсь, тогда, может быть, со временем эти глупые мысли и чувства перестанут возникать. Тогда, вечером, когда я писала вам, я была почти готова все бросить — я даже думала о том, чтобы уехать из города (избавиться сразу от всего).
Но я понимала, что я должна разобраться с этим, потому что не буду счастлива, пока не решу этот вопрос. Мы поговорили о детях и решили подождать с ними, пока Билл закончит обучение, и я была счастлива, что мы пришли к согласию в этом. Билл думает приблизительно так же, как и я, по поводу того, что бы мы хотели сделать для наших детей и, что более важно, чего бы мы не хотели делать для них. Так что если вы не получите больше отчаянных писем, то знайте, что все Идет хорошо, насколько это возможно.
Мне очень интересно — знали ли вы все это время, что было той единственной вещью, которую я должна была сделать, чтобы возникла близость между Биллом и мной? Это, как мне казалось, было то, что Биллу не понравится. Я думала, что это разрушит его веру в меня и во всех. Между Биллом и мной возник такой большой барьер, что Билл казался мне почти чужим. Единственно, почему я себя заставила сделать это, было понимание, что, если я, по крайней мере, не узнаю его ответ на вопросы, которые мне мешали, это будет нечестно по отношению к нему — нужно оставить ему шанс доказать, что ему можно довериться. Он доказал мне даже больше: он тоже провалился в ад со своими чувствами — по отношению к его родителям и по отношению ко многим другим людям в целом» (Rogers, 1961, с. 316 — 317).
Интересно выяснить, сколько психической энергии растрачивается супругами, которые в своем браке пытаются скрываться под масками! Пег, несомненно, чувствовала, что она только в том случае приемлема для своего мужа, если она поддерживала фасад респектабельности. В отличие от Дженнифер она отчасти осознавала свои чувства. Но была уверена, что если она откроет их, то будет совершенно отвергнута.
Для меня важность этой истории состоит не в том, что Пег сообщила своему мужу о своих прошлых сексуальных связях. Я не думаю, что это и есть тот урок, который нужно отсюда извлечь. Я знал счастливые браки, где один супруг скрывал что-то от другого, но не чувствовал при этом дискомфорта. В случае с Пег это сокрытие воздвигло огромный барьер, такой, что она не могла быть искренней во взаимоотношениях со своим мужем.
Вот одно правило, которое оказалось полезным для меня самого: в любых продолжительных отношениях любые устойчивые чувства лучше открыто выражать, а не подавлять их. Подавление их может только повредить отношениям. Первое условие не случайно. Только если отношения достаточно продолжительны и только если это повторяющиеся или'устойчивые чувства, необходимо раскрывать их партнеру. Если этого не сделать, то такое постоянно невысказанное чувство постепенно становится ядовитым, как это произошло в случае с Пег. Так, когда она спрашивает: «Знали ли вы все это время, что это за единственная вещь, которую я должна была сделать, чтобы создать близость между Биллом и мной?» — я, несомненно, полагаю, что ее искреннее признание и сообщение о своих реальных чувствах спасли брак, но была ли необходимость рассказывать подробности ее поведения Биллу — могла решить только она.
Позднее мне стало известно, что у них родился здоровый ребенок и отношения окончательно наладились.
Мой собственный брак
Я бы хотел рассказать вам о моем собственном браке, в котором состою, как это написано, свыше сорока семи лет! Некоторым из вас это может показаться невероятно долгим, но я не могу с этим согласиться. Элен и я часто сами удивляемся, что мы все еще обогащаем жизнь друг друга, и удивляемся, как и почему мы оказались такими счастливыми. Я не могу ответить на эти вопросы, но я хотел бы рассказать вам историю нашего брака настолько объективно, насколько я смогу. Возможно, в результате вы извлечете из этого какую-то пользу.
Мы с Элен жили в одном квартале пригорода Чикаго, тогда мы учились в средней школе. Там же жили и другие дети из нашей группы, и у нее было больше друзей, чем у меня. Когда мне исполнилось тринадцать лет, моя семья переехала, но я не помню особенной боли ни от разлуки с Элен, ни от того, что мы перестали поддерживать общение.
Когда я поступил в колледж, я был удивлен, обнаружив, что она выбрала тот же самый университет, хотя ее интересы были совершенно другими. Она была первой девушкой, с кем у меня были свидания, главным образом потому, что я был слишком застенчив и стеснялся назначать свидания незнакомкам. Но, по мере того как я стал назначать свидания другим девушкам, я начал ценить многие ее качества — мягкость, честность, сообразительность (не блестящий академический пыл, а готовность думать открыто о реальных вопросах, на которых я часто спотыкался, желая показаться образованным. Но помнится, мне бывало стыдно за нее иногда в компаниях, потому что она оказывалась полным профаном в некоторых общих и академических вопросах).
Наша дружба углублялась. Мы ходили на прогулки и пикники, где я мог посвящать ее в мир природы, которую я люблю. Она же учила меня танцевать и даже иногда радоваться общению с людьми. Мои чувства к Элен становились все более и более серьезными. Я ей тоже нравился, но она не была полностью уверена„что хочет за меня замуж. Затем из-за некоторых обстоятельств я оставил колледж на год, но продолжал писать ей все более и более страстные письма. Когда я вернулся, Элен уже закончила колледж и получила работу художника по рекламе в Чикаго, поэтому мы были разделены еще долгое временя. Но в конце концов она сказала «да». Однажды вечером она призналась мне, что уверена, что любит меня и хочет выйти за меня замуж. Тогда я провел остаток ночи, возвращаясь в грязном, трясущемся поезде в мой колледж на занятия, но меня это не волновало. Я был на седьмом небе, витал в облаках. «Она любит меня! Она любит меня!» Это был пик переживаний, который я никогда не забуду.
Затем были еще двадцать два месяца жизни порознь, прежде чем мы поженились, тогда мы вели непрерывную переписку (сейчас это могли бы быть телефонные разговоры). В последние два года колледжа я преуспел в развитии своего бизнеса, который принес удивительную прибыль, достаточную, чтобы жениться еще до окончания обучения.
Наши родители одобрили выбор, но не брак. Жениться, не получив образования?! На что я буду содержать ee?! Неслыханно! Тем не менее мы поженились (в возрасте двадцати двух лет) и вместе поступили в аспирантуру Когда мы оглядываемся назад, то сознаем, что это было одно из самых мудрых решений, которые мы когда-либо принимали.
Мы оба были сексуально неопытны и чрезвычайно наивны (хотя считали себя очень опытными и искушенными), но тем не менее многие месяцы мы жили окруженные радостной романтической дымкой, уехали на тысячи миль от своих семей (грандиозная идея!), найдя самую маленькую в мире квартирку в Нью-Йорке, обставив ее так, как нам хотелось, и очень нежно любили друг друга.
Поскольку мы оба выбрали поездку в Нью-йорк, мы могли развиваться вместе. Элен стала посещать те же курсы, что и я. Я учился у нее художественным умениям, Мы обсуждали книги и спектакли, которые могли позволить себе при довольно скромных деньгах. Мы оба изменились невероятно в своем отношении к религии, политике и к повседневным событиям. Она работала неполный день, а у меня была регулярная работа по выходным, но тем не менее мы могли проводить много времени вместе, учась обмениваться мыслями, интересами, чувствами во всем, кроме одной области.
Я начинал смутно осознавать, что, хотя наши сексуальные отношения были очень важны для меня, они не были столь же важными для нее. При этом чувствовал, что я не очень понимаю более глубокое значение ее фраз: «Ох, не сегодня вечером!», «Я слишком утомлена», «Давай подождем до следующего раза!» Без сомнения, ситуация могла привести к кризису.
B этот момент чистая случайность дала нам перерыв, и, как всякая хорошая случайность, она должна была быть использована. B аспирантуре я узнал, что один психиатр, доктор Дж. В. Гамильтон, подыскивал несколько молодых женатых мужчин для завершения своих исследований. Вероятно, предполагалась некоторая оплата, что и заставило меня очень быстро ухватиться за эту возможность (фактически исследование Гамильтона предшествовало известным работам Кинси (Kinsey), оно отличалось хорошим профессиональным уровнем, хотя и не было никогда широко известным). Я отправился к доктору Гамильтону, чтобы пройти два или три продолжительных интервью. Он спрашивал так спокойно и легко обо всех сторонах моей сексуальной жизни и развития, что я постепенно стал говорить об этом почти с такой же с легкостью. Одна вещь, которую я начинал осознавать,— это то, что я даже не знаю, был ли когда-нибудь у моей жены оргазм. Часто казалось, что она наслаждается нашими отношениями, поэтому я предполагал, что знаю ответ. Но самое главное, что я узнал: оказывается, те моменты своей личной жизни, о которых невозможно было говорить, могут быть легко и свободно обсуждаемы.
Поэтому следом пришел вопрос: могу ли я перенести это в мою личную жизнь? Я начал тревожный процесс обсуждения — настоящего обсуждения — с Элен наших сексуальных отношений. Это было тревожным, потому что каждый вопрос и каждый ответ делал кого-то из нас таким уязвимым — для нападения, критики, насмешки или отказа. Но мы выдержали это! Каждый учился более глубоко понимать желания другого, его табу, удовлетворенность или неудовлетворенность нашей сексуальной жизнью. И если в начале это дало нам только большую нежность, понимание и радость, но постепенно привело не только к оргазму для Злен, но и к полноценным, устойчивым, гармоничным и взаимно обогащающим сексуальным отношениям, благодаря которым мы могли обсуждать новые трудности, по мере того как они возникали.
Это было очень важно для нас и, несомненно, спасло от глубоких заблуждений, которые могли разобщить нас. Но даже более важным было то, что мы, похоже, поняли — что казалось невозможным рассказать друг другу, оказывается, можно обсуждать, проблема, которую вы, казалось бы, должны скрывать, может обсуждаться. Хотя мы много раз постепенно забывали об этой истине, она всегда возвращалась в периоды кризиса.
Я, конечно, не буду пытаться подробно изложить весь опыт нашего брака. Были периоды большой отдаленности друг от друга и периоды большой близости. Были периоды настоящего стресса, ссор, досады и страдания — хотя мы не были конфликтующей парой — и периоды огромной любви и поддержки. Но всегда продолжаем делиться друг с другом своими мыслями и чувствами. Никто из нас не погружается в собственную жизнь настолько, чтобы не найти времени пообщаться с другим.
Время от времени у нас обоих проявлялось довольно сходное раздражающее поведение, хотя со мной это случалось намного чаще, чем с Элен. Когда один из супругов в какой-то публичной ситуации (на людях) высмеивает или унижает другого, причем почти всегда в виде «шутки»,— неприятности обеспечены. Возможно, у меня защитное вытеснение, но я совершенно не могу вспомнить какой-нибудь простой характерный пример своего собственного поведения, поэтому я использую пример другой пары, недавно побывавшей у нас дома. Мы разговаривали о выпивке, когда он «шутливо» сказал: «Конечно, моя жена пьет слишком много». Она вскипела, потому что она знала, что это было неправдой, и она возмутилась тем, что была раскритикована прилюдно. Он лишь добавил: «О, я просто пошутил!» Такого рода поведение и мне тоже доставляло удовольствие, но Злен по дороге домой твердо ,требовала от меня задуматься над этим. В результате я понял, что же это такое — трусливое подлавливание. Если у меня есть какие-то отрицательные чувства по поводу того, что она делает, то мне лучше более смело высказать это, когда мы находимся одни, а не в форме «шутливой булавки» в присутствии других людей. Подобным образом я узнал еще в начале нашего брака, что сарказм, который составлял такую большую часть общения в моей родительской семье, когда мы непрерывно перебрасывались словесными колкостями, глубоко ранит Элен и что она вовсе не хотела этого терпеть. Я многому научился от нее (как и она от меня).
Есть один момент, по поводу которого мы никогда не достигали полного согласия: возможно ли чувство собственничества в хорошем браке? Я говорю — нет. А она говорит — да. У меня возникла настоящая привязанность к другой женщине, привязанность, которая, по моему мнению, не исключала Элен, а дополняла мою любовь к ней. Элен вовсе не рассматривала это таким образом и была очень расстроена.
это была не столько ревность, сколько глубокая обида на меня, которую она обращала внутрь, чувствуя, что она «отстранена от дел» и неадекватна. Здесь я очень признателен моей выросшей дочери, помогшей Злен осознать ее настоящие чувства и восстановить общение между нами. Когда мы стали способны высказать наши подлинные чувства, решение проблемы стало возможным: и Злен, и я, мы оба, остались хорошими друзьями с женщиной, которая казалась столь угрожающей для нее. Тут можно заметить, что каждый из нас мог бы привести несколько серьезных случаев, когда нам очень помогли наши дети, сын или дочь, и это бесценный опыт.
Я думаю, что каждый из нас получал хорошую поддержку от другого в периоды личных переживаний или мучений. Я бы хотел привести два примера того, каким образом она поддерживала меня, и один, где я уверен, что она чувствовала мою поддержку.
Во-первых, я припоминаю, что, когда мне было около сорока, был период, когда я почувствовал, что вообще не испытываю никакого сексуального желания — ни к кому. Не было никакой медицинской причины. Элен была уверена, что мое нормальное состояние (сексуальное влечение) вернется, и просто «была со мной» в моем затруднительном положении. Легко придумывать возможные психологические причины, но ни одна из них не подходила настолько, чтобы я с ней согласился. Это осталось для меня тайной. Но спокойная, продолжающаяся любовь моей жены значила для меня много и, вероятно, была наилучшей терапией из всех возможных. Во всяком случае, я постепенно вернулся к прежней норме.
Более серьезный кризис возник вокруг длительного, трудного психотерапевтического общения с девушкой, страдающей тяжелой формой шизофрении. История была длинной, но достаточно сказать, что отчасти из-за моего желания помочь ей во что бы то ни стало я дошел до точки, где уже не мог отделить свое собственное «Я» от ее. Я буквально потерял сам себя, потерял границы своего «Я». Попытки коллег помочь мне оказались бесполезными, и я убеждался (думаю, имея все основания), что становлюсь сумасшедшим. Как-то утром, проведя на работе около часа, я просто пришел в панику. Я вернулся домой и сказал Элен: «Я должен убежать отсюда! Очень далеко!» Она, конечно, знала немного, от чего я собирался уйти, и ее ответ был бальзамом для моей души. Она сказала: «О'кей, давай уедем прямо сейчас». Несколько телефонных звонков сотрудникам с просьбой, чтобы они взяли на себя мои обязанности, поспешные сборы, и мы отправились через два часа и не возвращались домой более шести недель. Там у меня были свои перепады состояния и настроения, а когда я вернулся, то прошел у одного из моих коллег курс терапии, которая очень помогла. Я бы хотел отметить здесь, что в течение всего трудного периода Элен была уверена, что это состояние ума должно пройти, что я не был сумасшедшим, и всячески заботилась обо мне. Ух ты! Только так я могу выразить свою благодарность. Это то, что я подразумеваю, когда говорю, что она поддерживала меня в критические периоды. Я пытался действовать так же, когда она страдала тем или иным образом.
Мать Элен перенесла несколько тяжелых сердечных приступов, по мере того как она старела. Это имело плохие последствия и привело к заметным изменениям ее личности. Если раньше она была теплым и добрым человеком с устойчивыми интеллектуальными интересами, то постепенно она становилась придирчивой, подозрительной, а иногда ужасно вредной. Это было чрезвычайно трудно для ее дочерей, и особенно для Элен, которая чувствовала себя подавленной и обиженной психологическими уколами, которые исходили от матери по отношению к тем, с кем она была очень близка. Ее мама становилась неспособной жить с кем-либо, но и не могла жить одна. Пришлось принять трудное решение — забрать ее из дома и поместить в какое-то заведение с соответствующим уходом (лучше всего — в дом престарелых) и принять факт, что она уже не тот человек, которым была раньше. Элен испытывала ужасную вину из-за того, что она вынуждена так обойтись со своей матерью, которая прилагала достаточно усилий, чтобы усугубить эту вину. В течение шести долгих и очень трудных лет я полагаю, что поддерживал Элен. Она не могла помочь, но чувствовала обиду, вину и огорчение от частых (два раза в неделю) визитов к матери. Я мог позволить ей испытывать эти чувства, а также сказать ей, что я думаю по поводу фальшивых обвинений, услышанных от матери, и что я верю, что она делала все возможное в такой тревожной и сложной ситуации. Я знаю, что она ощутила поддержку и помощь благодаря тому, что «я был с ней». Наш сын, врач, тоже много ей помог в понимании физических и психологических ухудшений, которые произошли и в результате жалобы матери не воспринимались ею буквально.
Когда я оглядываюсь назад на многие годы совместной жизни, именно эти моменты представляются важными для меня, хотя, конечно, я не могу быть объективным...
Мы оба произошли из одного социального слоя общества, со сходным окружением и ценностями.
Мы дополняли друг Друга. Кто-то сказал, что из многих типов супружества есть два, которые расположены как бы на двух противоположных полюсах. Один «сцепленный» брак, в котором один супруг дополняет недостатки другого, и они комфортно объединяются, иногда слишком спокойно. Другой — конфликтный брак, в котором успех брака зависит от того, что пара непрерывно пытается конструктивно решать многие конфликты, которые в противном случае могли бы уничтожить брак.
Наш брак располагается где-то посередине этой шкалы, но немного ближе к «сцепленному» браку. Я имел тенденцию быть робким холостяком; Элен более естественна и спонтанна в общении.
Я упорно погружаюсь в то, что я делаю; но однажды она говорит: «Почему мы не делаем то-то и то-то?», «Почему мы не едем в путешествие?» Я неохотно соглашаюсь, но, как только это происходит, я становлюсь более рискованным и ребячливым, а она — более устойчивой. Я терапевт, интересующийся и исследовательской работой; она — художник и вечный труженик в области планирования семейного развития (воспитания, детско-родительских отношений). Каждому из нас было чему поучиться у другого. Мы также сумели конструктивно справиться с большинством наших конфликтов и проблем.
В результате каждый из нас всегда имел отдельную жизнь и интересы в той же мере, в какой мы жили вместе. Поэтому мы никогда прямо не конкурировали. Когда мы приближались к этому это становилось неприятно. Когда я занимался живописью в какое-то время и делал одну или :две приемлемо хорошие картины, это ее тревожило. Когда я вижу, что она намного более успешна в помощи :человеку, которому я должен помочь, я признаю свою реакцию: «О, мой Бог! Она — лучше, чем я!» Но эта зависть и конкуренция редко были очень важными.
В другой области мы удивительно неконкурентны, и это в нашем вкусе. С первых лет нашего супружества мы обнаружили, что, если мы выбирали мебель, подарок или даже что-то из одежды, мы стремились выбрать одну и ту же вещь. Иногда я говорю: «О'кей, я уже решил; сообщи мне, когда ты сделаешь свой выбор». Когда же она выбирает, то это с поразительной частотой оказывается тем же самым, что выбрал я. Я не могу это объяснить. Я просто констатирую этот факт.
Она была отличной матерью, когда дети были маленькими. Я могу оценить себя как отца только посредственно; довольно любопытно, что в некоторые дни я был больше сосредоточен на том, мешают ли дети мне, чем на том, что они делали в направлении своего развития и роста. По мере того как наши дети росли, мое общение с ними становилось полнее, и иногда у меня это получалось даже лучше, чем у нее.
Возможно, я привел достаточно примеров, чтобы показать, как мы дополняем друг друга и как этот баланс изменяется.
В той области, где я всегда был впереди,— в чтении, в последние годы все больше и больше у меня на это не хватает времени,— она опередила меня, и я стал полагаться на нее, чтобы быть в курсе всего, что выходит.
Мы прошли через периоды болезней и операций, но никогда это не было в одно и то же время, так что каждый мог позаботиться о другом в трудные моменты. В общем, хотя проблемы прежних лет иногда нападают на нас, нам удалось сохранить основы и фундамент хорошего здоровья.
Дэвид Фрост дал определение любви по TV, которое звучало приблизительно так: «Любовь — когда один человек больше сосредоточен на другом, чем на самом себе». Я думаю, что это описание соответствует лучшим периодам нашего брака. Я понимаю, что это также может быть гибельным описанием любви, когда это означает, что один или другой отказывается от самого себя ради другого. В нашем случае этого не было.
Вероятно, что наиболее полно я бы мог сказать о нашем браке — и я не могу объяснить это более точно,— что каждый всегда хотел и желал для другого развития. Мы росли как индивидуальности и в результате выросли вместе.
И еще один заключительный абзац о нашем теперешнем состоянии, когда мы достигли библейского возраста «три по двадцать плюс десять» (семьдесят лет). У нас было так много разделенной радости, страданий и борьбы, что мы также вписываемся в определение любви Трумена Капоте: «Любовь — это когда вы не должны заканчивать предложение». В середине каких-нибудь событий или чувств Элен может сказать мне: «Помнишь, когда мы ...», и я отвечу: «Конечно», и мы оба засмеемся вместе, потому что мы знаем, что оба думаем об одном и том же. И поскольку наша сексуальная жизнь не такая, как была в двадцать или тридцать, наша физическая близость, наши прикосновения и объятия и наши сексуальные отношения представляют собой что-то вроде струны, которая прекрасна сама по себе, но также благодаря многим и многим обертонам, которые намного больше, чем сама эта связующая нить. Короче, мы невероятно счастливы, хотя временами нам приходится очень серьезно работать, чтобы сохранить это счастье.
Чтобы вам не показалось, что это сделало все вокруг совсем радужным, я должен добавить, что двое наших детей испытали свою полную меру супружеских трудностей. Получается, что наш совместный рост и создание удовлетворительных отношений не дали никаких гарантий для наших детей.
Несколько заключительных замечаний
Итак, что мы можем заключить из опыта Джоан, Джея и Дженнифер, Пег и Билла, Карла и Элен? Полагаю, вы сделаете свои выводы.
Я пытался обратить внимание на то, что, независимо от того, каким брак является сейчас, несомненно, что в будущем он станет другим.
Я попытался выбрать примеры, содержащие некоторые факторы, которые могут помешать успешному браку или даже привести к его распаду, и, соответственно, другие факторы, которые могут восстановить или преобразить брак или заставить его «работать».
Я надеюсь, что вы понимаете: мечта о браке, «сотворенном на небесах», совершенно нереалистична, и любые продолжительные отношения между мужчиной и женщиной нуждаются в постройке, ремонте и постоянном обновлении по мере личностного роста обоих партнеров. В следующей главе мы рассмотрим другие стороны этого феномена отношений между полами, которые так важны для жизни почти всех людей.