— Нам предстоит долгий путь пешком, — заметил Керморван, изучая вечерний ландшафт, расстилавшийся перед ними. За гребнем холма, на котором они стояли, местность распадалась на огромные полосы густого диколесья и голой равнины без признаков жизни или жилья. Лишь на дальнем горизонте можно было разглядеть иззубренные вершины гор, сумрачные и мглистые в сердитом багрянце заката. Однако Керморван ни разу не оглянулся на холмы, через которые они прошли, и на залив, где остался корсарский корабль.

Он настоял на том, чтобы они ушли немедленно, прежде чем корсары проснутся.

— Иначе они могут попытаться помешать нам. Они даже могут оказаться настолько глупы, что применят силу. — Он улыбнулся. — Хотя я сомневаюсь, что они смогли бы выстоять против нас вдвоем.

— Но… разве тебе не кажется, что ты бросаешь их?

— С такой кучей добра? Сейчас они богаче, чем того заслуживают, и лишь благодаря мне. Вернув этих женщин, они могут восстановить положение честных граждан и жить припеваючи, если проявят хоть каплю благоразумия. Нет, я ничего им не должен… хотя согласен, что они могут видеть вещи в ином свете. Тогда нам тем более нужно поторопиться!

Они поспешно собрали продукты и снаряжение, покинули маленькую бухту и пошли вдоль песчаного берега залива к тому месту, где подъем на утесы казался наиболее легким. Кроме короткого меча, который он обычно носил на поясе, Керморван взвалил на плечи тяжелый вьюк, где, как догадался Элоф, хранилась его кольчуга. Но ноша, казалось, ничуть не замедляла его шага, и он перепрыгивал с камня на камень с легкостью, недоступной кузнецу. Даже когда цепь прибрежных холмов осталась позади, Керморван поддерживал убийственный ритм движения и остановился лишь после того, как солнце опустилось за отдаленные пики.

— Видишь, — указал он, — наш путь лежит к северу от болот, в пространства Спорных Земель — вон она, эта темная и мглистая равнина! К северо-востоку, в тени горного хребта, проходит южный путь, по которому ты шел со своим другом.

Элоф, как это часто случалось, подумал о Роке. Удалось ли ему найти свое место в жизни? И что бы он сказал об этом странном человеке, корсаре с манерами настоящего лорда? Без сомнения, у Рока и Керморвана была одна общая черта: оба они были добрее, чем хотели казаться.

— Однако нам придется искать более короткий путь на север, — добавил Керморван. — Даже если он окажется более опасным. Поэтому сначала мы двинемся по Высоким Дорогам, что идут вдоль побережья, и лишь потом повернем к горам.

Выражение его лица стало отрешенным, как будто он пытался заглянуть дальше, чем может увидеть человек.

— Я буду рад снова увидеть эти горы, — вздохнул он. — Их нижние склоны — благородные места с густыми дубравами и множеством чистых озер, а вершины сверкают грозным величием. Мне часто хотелось подняться выше, но я счел безрассудным приближаться к Великому Льду в одиночку. А теперь ты говоришь мне, что много лет жил в его тени!

— Я жил в высокой башне, защищенной не только каменными стенами, но и каким-то древним чародейством, — отозвался Элоф. — Но я не знал, что тебе приходилось бывать в горах, Керморван. Ты же не северянин, верно?

— Нет, — с улыбкой ответил тот. — Но несколько лет назад, оставив свой дом в Южных Землях, я путешествовал на север с торговцами. Потом я возвращался на юг прибрежными тропами и потому кое-что знаю о ваших местах. Там я увидел первые ясные доказательства эквешских набегов, и шоры упали с моих глаз, в отличие от большинства моих сородичей. Я видел руины небольших городков: их крыши еще дымились, поля лежали голые и выжженные, а кости их защитников оплакивало лишь осеннее небо.

Элоф кивнул:

— Возможно, ты видел останки Эшенби, где я вырос и откуда меня увезли более восьми лет назад.

— Я проезжал много мертвых селений, и никто уже не мог сказать, как они когда-то назывались. Все они были похожи друг на друга. В путь, друг мой! Нам предстоит долгий путь, и чем больше мы пройдем, тем ярче будет рассвет.

— Но уже почти темно…

— Да, это так. Но разве ты предпочитаешь спать на голом склоне холма, когда внизу растут густые ели, под кронами которых можно устроить хорошее убежище? Я покажу тебе, как это делается. Пошли!

Так продолжалось и в следующие дни: Керморван возглавлял их маленький отряд, а Элоф следовал его указаниям, как будто они договорились об этом заранее. Кузнец не протестовал — сотранец хорошо знал дорогу, а кроме того, был опытным лесником и охотником. Элоф думал о том, как пригодились бы эти навыки ему с Роком в их долгих скитаниях, и старался учиться всему, что мог. В ту первую ночь несколько согнутых еловых веток стали для них надежным укрытием под стволом огромного дерева.

— Искусство заключается в том, чтобы сделать крышу достаточно крутой для стока дождя, но невысокой, так как иначе тепло твоего тела будет пропадать впустую, нагревая воздух над головой. — Керморван пристроил голову на своем тюке и тихо выругался, когда внутри лязгнул металл. — Пожалуй, здесь не так уютно, как в твоей кузнице, но на одну ночь сойдет.

Моя кузница! Внезапно Элофом овладело болезненное воспоминание о ней, болезненная тоска по дому. Несмотря на всю убогость и неприхотливость, это был единственный дом, который он имел, и теперь ему не хватало чувства покоя и безопасности. Он скучал даже по монотонному, размеренному существованию. Его драгоценные инструменты по-прежнему лежали там, если их не украли. Почему все это было так грубо отнято у него? Почему он не может вернуться туда, заниматься привычным делом и приносить пользу людям? Эти дьюргары… насколько человечными могут быть существа, обитающие под землей? Что движет их помыслами? Обликом они напоминали обычных людей, но казались значительно более сильными и опасными. Даже мастер-кузнец боялся их до тех пор, пока не получил меч. Искать их — безумная идея, навязанная ему так же, как и все остальное. Элоф ворочался и скрипел зубами в припадке негодования. Еловые иглы кололи его кожу. Но почему? Чья сила, чья власть гонит его вперед? Он снова скрипнул зубами при воспоминании о насмешливой улыбке огромного воина, и покосился на Керморвана. Поутру он выведает о Вороне все, что можно, даже если знание придется выбивать силой.

Наконец он задремал, убаюканный шелестом ветра в еловых ветках и их тяжелым ароматом. Его не тревожило уханье сов и копошение маленьких существ, живущих на деревьях. Лишь однажды он проснулся посреди ночи. В его лицо светила полная луна; потом за ветвями промелькнули широкие белые крылья, на мгновение закрывшие бледный диск и исчезнувшие в беззвездном небе. Элоф снова заснул, и ему приснилась Кара.

На следующий день, когда они вышли из леса и углубились в степные пустоши, Керморван по-прежнему упрямо отмалчивался, не желая говорить о темном госте на болотах.

— Но тебе же кто-то рассказывал о нем! — в сердцах воскликнул Элоф.

— Да, но я не находился под его присмотром!

— А я нахожусь? Тогда ты тоже, раз уж мы путешествуем вместе. Лучше я буду кое-что знать о нем ради собственной безопасности, не так ли?

— Безопасности? — озадаченно переспросил Керморван. — Ворон — это не зло. Вернее, та сила, которую называют Вороном, ибо это лишь одно из человеческих имен для нее. Я слышал много других: Скиталец, Человек-в-Капюшоне, Отец Бурь, Властелин Битв. Не знаю, какое из них действительно принадлежит ему. Такую силу нелегко заключить в рамки одного имени.

— Силу? Значит, он один из тех, кто стоит за Великим Льдом?

— Разве я не говорил, что в мире есть другие силы? Силы, защищающие жизнь так же, как Лед стремится уничтожить ее. Хотя никто не может сказать, какое из двух начал сильнее. Возможно, они равны или служат еще более великой силе. Но они существуют, и мой народ издавна почитал их — возможно, слишком долго, ибо они превратились в легенды и предания, в изображения на стенах и знаменах, в полузабытые песни. Сайтана, если она действительно существует, может быть одной из таких сил, но Ворон определенно является ею! Знай, кузнец, что в ту ночь ты подковал коня не смертному всаднику, а одному из великих мировых начал — богу, если хочешь!

— Он же так и сказал! — ахнул Элоф. — Но тогда… постой, голова идет кругом… Если все так, как ты говоришь, если он в самом деле заставил меня заблудиться на болотах, чтобы я мог встретить тебя, то с какой целью это сделано?

Керморван пожал плечами.

— Кто знает? Однако цель существует, и каждый шаг приближает нас к выполнению его предначертаний. Теперь ты понимаешь, почему я стараюсь поменьше рассуждать об этом? Каждый мой выбор, каждое решение, которое я принимаю, может так или иначе повлиять на нашу цель, и не обязательно к лучшему! Ворон — не зло, но говорят, что он предпочитает не принимать чью-либо сторону. Он защищает жизнь во всех ее формах, и прежде всего в человеческой. Когда-то мой народ глубоко чтил его, но я также слышал, что многие эквешцы если и не поклоняются Ворону, то по крайней мере относятся к нему с уважением.

Он долго шел в молчании, позволив Элофу переварить эту мысль.

— Даже если он благосклонно относится к нам, это еще не означает, что мы получим от него любую помощь, какую пожелаем. Он враг всяческого застоя и содействует переменам, даже ценой беспощадной борьбы. Он не позволит людям впасть в зависимость от себя — разве что, в крайнем случае, ради общей борьбы с Великим Льдом. Поэтому он перемешивает наши дела и судьбы странными и прихотливыми способами, а иногда подшучивает над нами на свой манер, в чем ты сам мог убедиться.

— Теперь я начал многое понимать, и более широкий мир открылся передо мной, — сказал Элоф после долгого раздумья. — Но это запутанный мир, и даже более опасный, чем я ожидал, — не просто полный обычных, не связанных между собой опасностей, но арена битвы великих сил. Стоит ли удивляться, что мастер-кузнец держал меня в неведении: ведь он служит Льду и хотел склонить меня к тому же ради собственной выгоды! Однако я не помню рассказов о великих Силах, даже из моего раннего детства в Эшенби.

— Да, — печально согласился Керморван. — Высокая мудрость древних времен изгладилась из памяти, и помыслы людей обратились к заботам о потомстве и сбору урожая как на суше, так и на море. Возможно, замкнутость твоего искусства тоже способствовала этому: знания становились сокровищами, тщательно оберегаемыми от простого люда. По этой причине я раньше считал его обычным предрассудком, но теперь… — Он безнадежно пожал плечами. — Передо мной тоже раскинулся более широкий мир, и не менее запутанный. Я придерживался взглядов, распространенных среди образованных сотранцев, то есть верил, что Силы являются чем-то безличным и отстраненным и управляют нашими делами издалека. Истории об их появлении в человеческом облике я считал в лучшем случае гиперболами, а в худшем — байками для доверчивых людей. Как, в конце концов, может нечто бесплотное примерять на себя человеческое обличье, словно плащ или камзол?

— Этот Ворон показался мне вполне реальным, — с горечью произнес Элоф. — Как и проклятый огромный конь, на котором он скакал! Или все это было лишь иллюзией?

— Возможно, нет, — задумчиво отозвался Керморван. — Истории о Силах, скачущих в битву или предающихся другим, вполне человеческим занятиям, казались мне абсурдными или кощунственными. Но я читал сочинение одного философа, утверждавшего, что Силы принимают человеческий облик для того, чтобы лучше понимать людей и оказывать большее влияние на нас, разделяя радости и горести смертных, силы и недуги наших тел. Другой философ полагал, что Силы могут непосредственно воздействовать на материальный мир, лишь принимая в нем некую плотную форму, и эта форма должна быть более или менее постоянной, чтобы отражать их абсолютную природу. Можешь себе представить, что я думал по поводу этой болтовни! Но теперь… — Он снова пожал плечами. — Я совсем сбился с толку, и поверь, мне нелегко в этом признаться.

Так они шли через дикие пустоши, споря и беседуя, взаимно восхищаясь глубиной своих познаний, таких разных и в то же время доступных для обоих. К вечеру они часто обнаруживали, что общение облегчило их путь и они прошли дальше, чем ожидали. На рассвете второго дня они увидели насыпь одной из Высоких Дорог, идущую вдоль побережья.

— У меня есть немного денег, — сообщил Керморван. — Наверное, хватит на пару лошадей, если мы найдем место, где их можно купить.

— Не лучше ли сохранить деньги на покупку еды? — спросил Элоф.

— Думаю, нет. Скорость поможет нам, по крайней мере на первых порах. В случае необходимости мы всегда сможем снова продать лошадей… или съесть их, — задумчиво добавил Керморван.

Элоф поморщился.

Но прошло еще много времени, прежде чем они нашли место, где продавались бы съестные припасы или лошади. Первый маленький городок, к которому они вышли, лежал в руинах, и следующие два тоже. Вероятно, они могли бы найти там запасы продуктов, не тронутые огнем, но ни тот ни другой не сочли возможным опуститься до подобных поисков. Бойня произошла несколько месяцев назад, но вонь от гари и разложения по-прежнему висела над руинами, и нетронутые черепа скалились из золы на выжженных дотла полях.

Эти городки были расположены между Высокой Дорогой и побережьем. Следующий, под названием Рэндби, находился дальше от побережья и стоял на высоком холме; его жителям удалось отразить эквешцев, хотя и с большими потерями. Но туда стеклись беженцы из других городков, уничтожившие и без того скудные запасы продовольствия. Голод и моровые поветрия собирали обильную жатву. Вокруг лагеря беженцев у ворот города бродили истощенные мужчины и женщины; завидев путешественников, они устремились к ним с яростными воплями. Керморвану пришлось оглушить троих, чтобы отогнать их. Остаток дня он провел в мрачном молчании.

— Волки в человеческом обличье! — наконец произнес он. — Бедные, жалкие существа! Они были готовы убить нас за последнюю монетку в наших карманах или за корку черствого хлеба.

— Или даже ради мяса на наших костях, — сумрачно добавил Элоф. — Я прочел это в их глазах. Вот так эквешцы опускают нас до своего уровня!

— И, тем не менее, вокруг них полно еды, нужно лишь уметь охотиться. Но я не рискну учить их сейчас. — Керморван невесело рассмеялся, — Ворон мог оказаться добрее, чем ты думаешь. Если то, что мы видим, происходит и в других местах, на Высоких Дорогах в этом году будет мало путешественников.

Элоф кивнул:

— Я мог бы сейчас голодать, как и они. Но мне все равно хочется помочь им.

— Тогда избавь их от эквешцев! Без этого любая другая помощь будет бессмысленной.

В ту ночь и в следующую они спали на деревьях, чтобы избавиться от возможных преследователей. Через два дня, когда дорога круто повернула в сторону от моря, они вышли к Тенсборгу, значительно более крупному городу, который пока не подвергся нападению или наплыву беженцев. Хотя у местных жителей почти не было продуктов на продажу, лошади имелись в изобилии: целые табуны были приготовлены для сотранских торговцев, которые так и не приехали. Они недорого купили двух хороших коней, и с тех пор продвижение на север значительно ускорилось.

Около месяца они ехали по Высоким Дорогам вдоль побережья, наблюдая, как постепенно меняется местность вокруг них. По мере того как дорога заворачивала вглубь, огибая высокие холмы, вокруг вырастали лесные чащи. Здесь было гораздо меньше конусообразных сосен и могучих реликтовых елей; их место заняли дубы, пихты и невысокие голубые ели. Подлесок тоже поредел. Высокие мечевидные папоротники совсем пропали, анемоны и рододендроны измельчали, становились все более бледными и, наконец, скрылись из виду. Когда дорога снова приблизилась к побережью, сами леса отступили перед низкими холмами, покрытыми жесткой травой, а из-за дюн выглядывали лишь яркие цветы вербены да морской лаванды. Здесь они увидели новые следы разрушений, оставленных эквешцами в маленьких городках.

— Заметь, всегда неподалеку от моря! — мрачно сказал Керморван. — Эквешцы плохие всадники и не владеют искусством конного боя. Для этого нужны правильные стремена. Поэтому они не привозят с собой лошадей и не уходят далеко от своих кораблей, опасаясь оказаться отрезанными от большой воды.

Элоф смотрел на восток, где череда пологих зеленых холмов с островками лесных чащ уходила в туманную даль. Это была страна, в которой он вырос; руины Эшенби находились совсем недалеко к северу отсюда. Однако он ни в малейшей степени не чувствовал себя дома.

— Значит, внутренние города находятся в относительной безопасности? — спросил он.

— Нет, хотя сами они так думают, здесь и на юге. Не встречая сопротивления, варвары будут уходить все дальше от своих кораблей, привозить или захватывать лошадей… О, как я устал вдалбливать эти истины в головы торговцев, тупых фермеров и жирных бюргеров! И чего я добился в итоге? Они не хотят верить! Эквешцы могут угрожать кому угодно, только не им.

— Но если мастер-кузнец собирает эквешские племена под свою руку, то, уничтожив его…

Воин покачал головой.

— Это может спасти положение на некоторое время, но не навсегда. Он просто пользуется ситуацией и осваивает то, что было подготовлено его истинными хозяевами задолго до того, как ты выковал меч. Без него эквешцы будут попросту продолжать разрозненные набеги, но рано или поздно все равно двинутся на юг. Другие, более могущественные силы вынуждают их к этому, и я не знаю, под силу ли нам или кому-то другому остановить их.

Через несколько дней они достигли пересеченной местности, где высокие холмы и глубоко врезанные бухты загораживали проход вдоль побережья. Дорога снова повернула в глубь суши. Появились многочисленные ямы и выбоины, замедлявшие движение путников. Прошло еще две недели, прежде чем они достигли подножия гор, и лето было уже в самом разгаре. Наступило самое благоприятное время для горных походов, но поскольку они не собирались идти по наезженным тропам, то нужда в лошадях отпала. Они продали животных в небольшом селении, памятном Элофу по предыдущим скитаниям, и купили вдоволь еды. Однако Элоф придержал несколько монет и сторговался с местным кузнецом на небольшую толику металла и возможность попользоваться кузницей. Он взял два крепких посоха и оснастил их металлическими шипами и тяжелыми изогнутыми крючьями, сработанными с таким мастерством, что кузнец заподозрил, будто его хотят опозорить перед соседями, и убедился в обратном лишь после того, как Керморван приставил меч к его горлу.

— По крайней мере, мой бывший мастер научил меня ходить по горам, — заметил Элоф. — Эти орудия могут спасти нам жизнь на крутых склонах.

Керморван изогнул бровь.

— Тогда постараемся поскорее проверить их в действии. В любом случае здесь ночевать небезопасно.

В ту ночь они остановились в небольшом лесу в одной-двух лигах от деревни. Но еще до захода луны их разбудило громкое пыхтение и царапанье по импровизированной крыше из еловых веток. Они поспешно вскочили и нос к носу столкнулись с огромным медведем. Животное отпрянуло назад, потревоженное громкими криками, поэтому они успели обнажить мечи. Гневно зарычав, медведь поднялся на задние лапы и угрожающе взмахнул передними. Керморван нагнулся к своему мешку и быстро вытащил кольчугу, расправив ее наподобие сети, чтобы запутать когти зверя. Но, увидев, что люди не собираются отступать, медведь с хриплым фырканьем опустился на все четыре лапы и убежал в чащу, ломая ветки. Керморван передернул плечами.

— До сих пор я считал, что в лесу нам ничто не угрожает. Большинство животных обходит спящих людей стороной или не обращает на них внимания.

— В самом деле, — согласился Элоф. — Мелкие медведи иногда впадают в ярость, но огромные звери, зимующие в пещерах и берлогах, редко едят мясо, даже падаль. Что сделало его таким агрессивным?

— Медведи — непредсказуемые животные, — со вздохом ответил Керморван. — Что ж, устроимся на ночлег, но будем поочередно нести стражу. Я постою первым, до захода луны.

Элоф кивнул, но промолчал. Поведение медведя показалось ему странным, тревожным симптомом скрытого недуга, поразившего лес. Он завернулся в холодный, сырой плащ и попытался уснуть. Но в следующие дни, пока они постепенно поднимались по лесистым склонам, болезнь то и дело напоминала о себе высохшими деревьями, зловеще фосфоресцирующими грибами на гнилых пнях, обширными зарослями ядовитого плюща, выглядывавшими чуть ли не из-за каждого поворота. Паразитные лианы цеплялись за одежду путников длинными побегами, колючки впивались в тело, мошкара роилась над головой, не давая покоя. Помехи были незначительными, но странным образом сочетались с поведением животных. Не раз путешественникам приходилось останавливаться, когда бронзовые лесные гадюки неожиданно атаковали их вместо того, чтобы побыстрее убраться с дороги. Керморван, вскинувший голову на необычный звук, раздавшийся в темной древесной кроне, едва не потерял глаз из-за огромной ушастой совы, спикировавшей на него. Ему с трудом удалось отбиться. В полуденную жару мошка и оводы жужжали в косых солнечных лучах; ближе к вечеру вокруг них звенящим облаком клубились комары. Все это было вполне обычным для леса, но не в таких количествах. Элофу казалось, что в тех чащах, где он когда-то бродил с мастером-кузнецом, произошла неуловимая, но зловещая перемена.

Время от времени в чаще раздавался рев вышедшего на охоту саблезуба, заставлявший их ускорять шаг и держать мечи наготове.

— Сколько здесь может быть этих зверюг? — раздраженно поинтересовался Керморван. — Десяток саблезубое в таком лесу за неделю очистит его от любой добычи! Или это один настойчивый хищник, который преследует нас?

Элоф пожал плечами.

Той ночью они спали на дереве, привязавшись к ветвям веревками из сыромятной кожи, предусмотрительно захваченными Керморваном с корсарского корабля. Элоф долго лежал на своем насесте, глядя на бледное сияние над вершинами гор и думая о той могучей враждебной силе, чьим отражением оно служило. Была ли усилившаяся враждебность леса и его обитателей другой разновидностью этого отражения? По его спине поползли мурашки. Он вздрогнул и отвернулся. Но уже погружаясь в дремоту, он услышал тихий шелест листьев над головой, а затем по его лицу забарабанили первые крупные капли дождя. Элоф застонал, но было уже поздно искать укрытие на земле; приходилось терпеть дождь, оставаясь на месте.

Путь через нижние леса был достаточно нелегким, но когда путники приблизились к крутым склонам, наступило самое худшее. Запасы еды, которые они несли с собой, уже давно истощились, и лишь охотничьи навыки Керморвана сохраняли им жизнь. Добычи становилось все меньше.

— Я уже почти жалею, что тот саблезуб не догнал нас, — пробормотал Элоф, обсасывавший косточку маленького грызуна, похожего на землеройку. — Тогда мы бы попробовали, каково на вкус жаркое из дикой кошки!

— Вряд ли оно оказалось бы жестче этого, — согласился Керморван. Он насадил свою крошечную порцию на прутик и поворачивал над костром, чтобы получше прожарить. Но в следующее мгновение он внезапно вскочил, быстро затоптал пламя и выхватил меч.

— Хаи юма? — воскликнул он. — Что там движется?

Сперва Элоф услышал тихое шуршание, потрескивание сухих веток на лесном ложе, шелест мнущегося кустарника. Что-то в самом деле двигалось в сумерках — что-то неповоротливое, но тяжелое. Однако в звуках не было ритма звериной или человеческой поступи.

— Оно ползет! — прошептал он.

— Да, — тоже шепотом отозвался Керморван. Затем он вдруг с силой оттолкнул Элофа в сторону, полетев вместе с ним на мягкий мох за стволом могучего дерева.

— Полезай вверх! — прошипел он и без дальнейших объяснений сам ухватился за нижнюю ветку, пока Элоф приходил в себя. Потом он подтянулся и наклонился к кузнецу, протягивая руку… как раз вовремя. В кустах раздался громкий треск, и что-то огромное и извивающееся выползло на маленькую поляну. Тяжело дыша, путники прижались друг к другу на ветке. С того места, где они сидели, невозможно было разглядеть неведомого зверя, но в следующее мгновение он издал странный скрежещущий звук и двинулся вперед. В поле зрения появилась громадная темная туша. Она лежала на земле, подобно змеиному туловищу, но была гораздо крупнее любой змеи, которую им когда-либо приходилось видеть. Из задней части туловища выпирала короткая толстая нога, напоминавшая заднюю лапку ящерицы, разросшуюся до чудовищного размера. Длинные когти заскребли по углям костра, животное снова испустило скрежещущий рев. Зашуршала чешуйчатая кожа; Элофа и Керморвана окатила волна едкой мускусной вони. Кровь застыла в жилах кузнеца, но его любопытство, как всегда, пересилило. Освободившись от поддерживавшей его руки Керморвана, он наклонился вперед, пытаясь разглядеть зверя. Но увы, монстр повернулся к ним спиной, и ему удалось разглядеть лишь мощную заднюю ногу, расположенную футах в двенадцати от передней. Совсем неподалеку лежали их вещевые мешки с драгоценным снаряжением…

Элоф спрыгнул с ветки и на мгновение повис на руках. Он раскачался, разжал руки и приземлился легко, как перышко, на мягкие сосновые иглы, приглушившие звук его прыжка. Потянувшись вперед, он схватил мешки и нырнул в кусты как раз в тот момент, когда темный бок приподнялся и когти чешуйчатой ноги заскребли по земле. Но существо не заметило его. Испустив очередную волну мускусной вони, оно медленно заскользило вперед, помогая себе короткими лапами наподобие весел, и скрылось в зарослях ниже по склону. Прошло еще довольно много времени, прежде чем люди осмелились двинуться с места.

Керморван покачал головой.

— Керайс! Да ты отчаянный смельчак, друг мой! Но что это было, ради всего святого?

— Не жди от меня ответа! — пропыхтел Элоф. — Может быть, дракон?

— Едва ли. Я помню драконов, изображенных на старых гобеленах в нашем доме. Рисунки делались по рассказам людей, не понаслышке знакомых с огненной смертью. Но таких чудищ я, признаться, еще не видел. Кроме того, оно кажется очень тупым… а про драконов ходят другие слухи. Оно двигалось как обычная ящерица — быстрая пробежка, а затем отдых.

— Ящерица размером с лошадь! Я никогда не видел и не слышал ни о чем подобном в этих лесах.

— Тогда держу пари, что это существо пришло со Льда. Оно послано оттуда, чтобы сеять смерть и ужас перед его продвижением. Ну и вонь! Нужно убираться отсюда, раз наш обед все равно пропал.

До того, как они вышли из леса, им пришлось столкнуться еще с несколькими странными существами, но ни одно из них не было столь ужасным и не подходило так близко. Однажды, готовясь ко сну, они заметили тусклый фосфоресцирующий силуэт, прыгавший за стволами деревьев ниже по склону. Все ночные шорохи и шепоты моментально стихали на его пути. Позднее, когда они уже приближались к безлесным склонам, что-то массивное с треском и топотом пересекло их путь наверху. Судя по изломанным веткам кустов, оно двигалось как человек, хотя и очень неуклюжий. Ни у кого не возникло желания задержаться и проверить, что это было.

— Здесь нам тоже не будет укрытия, — сказал Элоф, когда они вышли на крутой склон, где обнаженные кости земли проглядывали из-под тонкого слоя почвы, жесткой травы и карликового кустарника. — Я помню это место. Сейчас мы находимся не более чем в одном дневном переходе к югу от перевала, ведущего к дому мастера-кузнеца, и это означает, что нужно соблюдать особенную осторожность: в ясную погоду он часто бродил по окрестностям. Но он никогда не брал нас с собой в путешествия к северу от долины, где Лед выбрасывает свои глетчеры почти к самым вершинам гор. Место, где дьюргары выпустили нас, расположено восточнее за этими вершинами, примерно в двух днях ходьбы. Пожалуй, оттуда можно начать наши поиски.

— Тогда мы заберемся под самую снеговую линию, а дальше пойдем в обход, — решил Керморван.

Вскоре последние следы растительности исчезли, если не считать редких стебельков в заполненных землей трещинах. Они пересекали длинные скалистые гребни, скользили и вязли на широких осыпях либо карабкались по нагромождениям валунов. Ветер завывал все сильнее: он прижимал к телу тонкие плащи, дергал за ремни заплечных мешков, хлестал в лицо с такой силой, что после нескольких часов пути глаза как будто запорошило песком, а ноздри саднили и шелушились. Ветер собирал серые кучевые облака, словно армию, рядами громоздя их над северными пиками. Керморван с беспокойством поглядывал в том направлении. Он вынул длинный шарф и начал было заматывать лицо, но тут же спохватился. Вытащив меч из ножен, он аккуратно разрезал шарф пополам и протянул одну половину Элофу. Тот кивнул, не зная, как еще выразить свою благодарность.

Наконец, к вечеру второго дня, они обогнули склон и вышли на подветренную сторону. Порывы ветра настигали и здесь, но с меньшей силой, и они устроили небольшой привал. Элоф окинул взглядом горные склоны, вспоминая первые головокружительные моменты странной свободы от всего земного. Внизу виднелись леса и озера, но они выглядели далеко не так дружелюбно, как раньше. Тускло-серый свет, сочившийся с неба, придавал картине зловещий оттенок. Элоф повернулся к хребту, поднимавшемуся впереди.

— За ним находятся глетчеры, — сказал он. — Дьюргары не могли там пройти. Скорее всего они исчезли где-то на этом склоне. Было темно, и они несли с собой лишь масляные светильники.

Керморван пнул по булыжнику носком сапога.

— Я и не думал, что Лед так близко от нас. Это недобрый знак. Если у дьюргаров здесь есть дверь или ворота, ведущие в подземные туннели, то они должны были замаскировать их с великим умением — боюсь, недоступным для нас! Но мы все равно будем искать. — Он снова взглянул на небо, затянутое серыми облаками. — Надеюсь, наши поиски увенчаются успехом, ибо в горах даже в это время года такое небо обычно предвещает снег.

Темнота сгустилась вокруг, когда они добрались до вершины хребта, усталые, продрогшие и павшие духом. Двигаясь длинными зигзагами, они осмотрели весь склон, но не обнаружили ни одного подозрительного валуна, ни одной трещины в крутых каменных стенах или прохода в щебнистой осыпи — ничего, хотя бы отдаленно напоминавшего вход в подгорное Царство. Оставалась только вершина хребта, голая и плоская, продуваемая всеми ветрами. Здесь невозможно было скрыть даже мышиную нору. Бледные ледяные отсветы на серых облаках за грядой сверкали, как предупреждение. Их дыхание облачками тумана клубилось в морозном воздухе. Так замерзали слишком многие…

Керморван, как обычно, шел немного впереди. Когда он достиг вершины, Элоф испугался за своего друга, ибо воин вдруг застыл на месте, четким силуэтом вырисовываясь на фоне бледного сияния, а затем очень медленно опустился на одно колено. Элоф ускорил шаг, чуть ли не бегом вышел к вершине… и сам замер, зачарованный картиной, раскинувшейся перед ним.

Они стояли на верхнем краю глубокой горной долины — вернее, скального ущелья, похожего на след от удара исполинского меча. Какой-то частью своего затуманенного разума Элоф осознавал, что это ущелье находится прямо напротив долины мастера-кузнеца и берет начало на противоположном склоне той же самой вершины. Но та сторона хребта была просто холодной и безжизненной. Эта сторона находилась в объятиях Льда.

Так Элоф впервые узрел Великого Врага и тоже невольно опустился на колени, охваченный благоговейным трепетом. То было дивное и страшное зрелище, но против всех его ожиданий оно оказалось прекрасным, настолько чистым и величественным, что сама кровь в его жилах на мгновение обратилась в лед. Далеко внизу простирался глетчер, уходивший между каменных стен постепенно расширявшейся долины в бесконечное пространство, наполненное белесовато-серым сиянием. Восточные склоны гор погружались в него, как в море; то тут, то там, словно в насмешку над их былым величием, из ледяного покрова выпирали отдельные пики, тупые и раскрошенные, словно снесенные крепости. Но за этими жалкими останками ледяные поля простирались в туманную даль, такую безбрежную и лишенную всяких черт, что, пытаясь сфокусироваться на ней, взор начинал мучительно блуждать, не находя ни одной зацепки или ориентира. Даже горизонт отсутствовал; возможно, потому, что серые облака сливались с ним. Каким бы ни было это значение, зрелище наполнило Элофа внезапной цепенящей уверенностью, что весь теплый и живой мир — растения, животные, мужчины и женщины — всего лишь тонкая корочка грязи на этой холодной, стерильной белизне, незначительное пятнышко на блистательной грани ледяного самоцвета, способное исчезнуть в любой момент по прихоти Великого Льда. Даже когда он перевел взгляд на высокие пики в долине, пытаясь найти утешение и опору в их величии, они показались ему чем-то преходящим, не более чем барьером на пути необоримой силы, подобно своим уже погребенным сородичам. Их участь зависела только от времени, а у Льда была в запасе целая вечность. Что же оставалось человеку?

Затем Элоф внезапно задержал взгляд, всматриваясь и вопрошая сумрачную дымку за бледным сиянием. Он вскочил, равнодушный к ветру, хлеставшему в лицо, и смотрел, прикрывая глаза рукой, пока не уверился в том, что видит. Повернувшись, он обнаружил Керморвана по-прежнему коленопреклоненным. Лицо воина было бледным и суровым, исполненным молчаливого изумления, но без малейших следов страха. Оно было как кремень, но в сиянии его глаз, созерцавших бескрайние ледяные пространства, угадывался принятый вызов.

— Ты что-то увидел?

— Кажется, да. Там, на другой стороне долины… среди высоких пиков у ее окончания… Смотри!

Керморван протер глаза, всмотрелся и покачал головой. Потом он отвернулся, поморгал и снова начал рассматривать горные вершины.

— Там… как будто слабое оранжевое сияние…

— Да! Ты тоже видишь!

Керморван с сомнением покосился на своего спутника.

— Это может быть чем угодно…

— Может, — согласился Элоф. — Но видишь ли ты более обнадеживающий признак?

Керморван мрачно покачал головой:

— Нет. Склон под нами выглядит таким же пустым, как и все остальное. Что ж, тогда пора в путь! Нам понадобится много времени и сил, чтобы обогнуть все эти горы.

Он забросил свой мешок на плечи и уже собрался двинуться вниз по склону, но Элоф удержал его:

— Не в ту сторону! Нам нельзя идти в обход: я слишком хорошо знаю эту часть гор. Так нам придется пересечь дорогу мастера-кузнеца, причем совсем рядом с его домом!

— Хорошо, тогда куда мы пойдем?

Элоф закусил губу, отвернулся и посмотрел на долину, расстилавшуюся под ними.

— Есть только один путь — через Лед.

— Что? — Рука Керморвана невольно потянулась к мечу. — Лучше я попытаю удачу с твоим проклятым мастером!

Элоф снова удержал его, на этот раз с большей силой:

— Глупец! Если он может принуждать эквешских вождей, то думаешь, он будет не в состоянии захватить тебя, даже не скрестив с тобой клинок? Он не просто убьет тебя, но подчинит своей воле и настроит против всего, что ты сейчас стремишься спасти! Это ли та удача, которую ты предпочитаешь?

Керморван застыл в гневе и нерешительности, глядя на тусклое сияние Льда. Было совершенно ясно, что ему больше по нраву, но он не мог противостоять логике кузнеца.

— Я сказал, что пойду с тобой, — пробормотал он. — Не сомневайся во мне. Но неужели на Льду нам не грозит такая же, если не худшая участь?

— Здесь, на его окраине, все может быть не так страшно, — настаивал Элоф. — Мы оба не заметили в этой долине никаких признаков жизни. Она узкая, и мы без труда можем пересечь ее за ночь, если поторопимся.

— За ночь… — начал воин, снова покосившись на долину. Затем он схватил Элофа за руку и указал вниз другой рукой. На самом краю ближайших к ним зарослей кустарника что-то двигалось — что-то большое и неуклюжее. Оно не выглядывало наружу, но ветки на его пути шевелились. Затем, в том месте, где кусты заканчивались у подножия скальных выходов, оно все же показалось на мгновение в свете звезд и отблесках льда и тут же исчезло в укрытии за высоким утесом. Существо имело человекообразную форму, но было гораздо крупнее и шире в плечах, с массивной круглой головой и длинными руками, болтавшимися сбоку, когда оно перепрыгивало с камня на камень.

— Керайс! — выдохнул мечник. — Как ты думаешь, это то самое существо, которое шло по нашему следу в лесах?

— Оно двигалось очень похоже… но слушай!

Немного дальше, за линией кустов, что-то еще с шорохом двигалось вперед, а из глубины зарослей доносилось тихое, утробное ворчание.

— Их там целая стая, — тихо произнес Элоф. — Ну что, Керморван, ты по-прежнему хочешь идти туда?

— Лед внезапно приобрел для меня определенную привлекательность, — сухо признал Керморван. — Но может быть, эти существа посланы для того, чтобы загнать нас на глетчер?

— Может быть. Но лишь доведенных до крайности, испуганных и упирающихся. Они не ожидают дерзкого, стремительного броска…

— Я бы не назвал двенадцатичасовой переход «стремительным броском», пусть даже дерзким. Но ты опять прав, кузнец. Веди нас!

Они перевалили через гребень и, стараясь производить как можно меньше шума, начали спускаться по дальнему склону.

— Это совсем нетрудно, — прошептал Элоф.

— Говорят, что путь к Реке тоже очень прост, — угрюмо отозвался Керморван. — В одну сторону.

— Слушай, побереги свое остроумие для Льда: оно там понадобится!

К его удивлению, Керморван рассмеялся и пошел дальше с посветлевшим лицом.

С большой высоты поверхность Льда казалась гладкой как стекло и ослепительно белой, но по мере того, как они спускались по крутым склонам, тело глетчера, заполнявшее долину, постепенно серело, на нем проступали пятна и отметины. Элоф мог видеть, что оно, в сущности, не было гладким и сияло чистой белизной лишь около центра. Вдоль каждого края тянулись огромные полосы, почти такие же темные, как скалы и осыпи, с которыми они сталкивались. Когда путники подошли ближе, полосы превратились в неровные гребни и хребты, бороздившие поверхность льда, словно русла застывших рек.

— Я слышал о таких вещах, — промолвил Керморван. — Они называются моренами и состоят из валунов и обломков горных пород, перемолотых Льдом на своем пути. Частично они высвобождаются, когда глетчер подтаивает в теплое время года. Без сомнения, множество гордых вершин заморожено там, и это отнюдь не облегчит наш путь!

Морены тянулись вдоль ложа долины, но были и другие, более тонкие отметины, пересекавшие поверхность льда в разных направлениях и подчеркнутые длинными, глубокими тенями.

— Они похожи на морщины, — пробормотал Элоф. — Морщины на древней коже, ссохшейся и задубевшей. И видишь — там, у изгиба долины, они углубляются и сходятся вместе, как суставы в локтевом сгибе? Право, этот глетчер похож на конечность какого-то исполинского животного!

— Боюсь, это расщелины, — пробормотал Керморван. — И они гораздо шире и глубже, чем кажется отсюда. Нам нужно по возможности держаться подальше от них!

И действительно, когда они спустились к краю глетчера, Элоф поневоле призадумался — столь трудным и опасным казался дальнейший путь. Ветер глухо завывал в ущелье. Ледяная пленка, блестящая и коварная, покрывала все нижние скалы; в каждой складке местности залегли карманы смерзшегося грязного снега. У самой кромки глетчера Элоф оступился, едва не упал и замер, весь дрожа. Затем он перевел дух и впервые шагнул на Великий Лед.

На какой-то безумный момент Элофу показалось, что он вернулся в свою кузницу и наступил на раскаленный железный сошник. Подошвы его поношенных сапог пронзило холодом, а не жаром, но ощущение было такое же: палящая боль, мгновенно охватившая ноги до середины икр. Он запрыгал на месте, потом забрался на кучу камней в поисках хотя бы кратковременного облегчения. Впечатление было таким, словно лед прикасался к его обнаженным нервам. Элоф помешкал, тяжело дыша; его так и подмывало желание перебраться обратно на горный склон. Возможно, он так бы и поступил, на свою погибель, но Керморван спустился по замерзшему гравию у края морены и пошел дальше, даже не замедлив шага. Это решило дело: Элоф закусил губу и побрел следом. Он поражался тому, как тщательно и безошибочно Керморван выбирает путь в густых сумерках, перепрыгивая с камней на лед и обратно. Его изумляла храбрость этого человека, не побоявшегося открыто бросить вызов силе, которой его пугали с раннего детства и которая впоследствии воплотила в себе все то, что он ненавидел. Если у воина имелись какие-то сомнения, то он никак не выказывал их.

Через час или около того онемение приглушило леденящую боль, но Элоф все равно сильно хромал.

— Разве ты не чувствуешь этого? — наконец выдавил он. Керморван повернулся к нему.

— О чем ты говоришь? — Его непонимание было искренним. Элоф снова поразился, но не стал вдаваться в объяснения. Керморван плотнее запахнулся в плащ.

— Да, ветер крепчает. И здесь, на открытом месте, нас видно как на ладони. Идти в темноте было бы труднее, но, признаться, я бы предпочел пробираться на ощупь, чем чувствовать на себе чьи-то взгляды. Может быть, эти облака успеют передвинуться к югу до восхода луны и закроют звезды?

Но его желание так и не сбылось. Хотя облака продолжали громоздиться на горизонте огромными черными бастионами, ветер совершенно стих, и вокруг воцарилось морозное безмолвие. Небо над долиной оставалось чистым и открытым.

Высоко над головами путников воздух неожиданно замерцал, словно огромный невидимый занавес, и заколыхался от одного горизонта до другого. Керморван приглушенно ахнул и пригнулся. Элоф последовал его примеру. В тишине нарастал какой-то звук — слабое, сердитое потрескивание почти на границе слышимости. Занавес снова всколыхнулся, по нему пробежали красные и зеленые отблески, на мгновение сменившиеся синими и пурпурными, прежде чем темное небо поглотило их. Полосы бледно-желтого света прочертили темноту и погасли, а затем корона холодного пламени, невероятно огромная, задрожала под звездами и притушила их свет. Видение было исполнено запредельным, неземным величием.

— Что это такое? — выдохнул сотранец, прикрывая глаза рукой.

— Северные Огни! — прошептал Элоф, пожиравший взглядом небеса. В светоносной короне промелькнули стремительные желтые росчерки. — И дождь звездных камней! Я видел их раньше, но с большого расстояния, не так…

— Что они могут предвещать?

— Ничего, насколько мне известно. И все же… мастер-кузнец в самом деле однажды сказал, что Северные Огни могут знаменовать собой встречу неких сил, но каких именно — боюсь даже вообразить.

— Встреча сил, — угрюмо пробормотал Керморван. — Не оказаться бы нам посреди этой встречи!

Пригнувшись, скрываясь от внимательных глаз, они начали красться вперед вдоль края морены, пока не оказались напротив ближайшей части дальнего склона ущелья.

— Теперь нам остается лишь идти по открытой местности, между расщелинами, — прошептал воин. — И это будет большая часть пути. Пошли!

Две фигурки двинулись в путь по открытому участку глетчера. Они шагали по снежным наносам, переползали расщелины на четвереньках, сжимая онемевшими от холода пальцами усаженные шипами дорожные посохи и слыша, как пласты рыхлого снега с шелестом уползают из-под ног и падают в бездонную тьму. Над ними сверкало холодное пламя, придававшее лицам странный, мертвенный оттенок, дробившее и множившее тени, отчего пространство впереди казалось еще более опасным и наполненным зловещими намеками на движение. Странные силуэты обретали форму и танцевали над зеркалами чистого льда; однажды Элофу показалось, будто он видит в отражениях лицо Кары, глядевшее на него с тревогой и печалью, а позже он увидел, как Керморван протирает глаза, и услышал его шепот: «Ворота! Высокие Ворота!» Путь среди расщелин был вовсе не таким коротким, как казалось сначала. Им приходилось постоянно менять направление, выискивая безопасные проходы. Но эти проходы как будто специально уходили в сторону, не приближаясь к противоположному склону, и оба остро ощущали, как уходят драгоценные минуты. Керморван разминал замерзшие руки; Элоф, всматривавшийся в неверную игру теней, тер онемевшие щеки и вспоминал все, что слышал об опасностях обморожения.

Керморван остановился так внезапно, что они едва не столкнулись, и замер, глядя на восток. Потом он удрученно покачал головой и двинулся было дальше, но Элоф потянул его обратно:

— Нет! Я тоже вижу!

Не сговариваясь, они нырнули в мягкий снег у края неглубокой впадины и стали смотреть. От дальнего края долины отделилось темное пятнышко, заскользившее вдоль черного гребня морены с необыкновенной легкостью, словно по полированному полу. Неторопливым, грациозным движением тень выплыла к центру глетчера, скользя над расщелинами так, как будто их вовсе не существовало. Она имела человеческую форму, подобно пустому плащу, свисающему с крюка, но была серой, неестественно вытянутой и по-паучьи тонкой. Когда она повернулась к путникам, те вжались в снег, но тень замерла, покачиваясь как бы в нерешительности. Казалось, она смотрела на юг, в дальний конец долины, у самой границы Льда.

Опасаясь пошевелиться под тонким снежным покрывалом, Элоф медленно повернул голову на юг и вгляделся в морозные сумерки. В течение нескольких мучительно долгих минут он ничего не мог разглядеть. Затем ему почудилось какое-то движение. Волосы на его затылке зашевелились. Он видел, как нечто обрело форму прямо из воздуха — темная фигура, появившаяся на льду там, где секунду назад ничего не было. Фигура постояла у края глетчера, словно осматриваясь, и двинулась вперед. Она казалась маленькой и неуклюжей, словно насекомое, переползающее через камни, по сравнению с существом, висевшим в воздухе примерно в тысяче шагов к северу от них. Элоф покосился на Керморвана: воин тоже смотрел на север, и лицо его было мрачнее ночи. Если они пойдут дальше, существо в плаще может и не заметить их, но пришелец обязательно заметит. Они могли только ждать, обратившись в камень, и надеяться на лучшее.

Новая фигура приближалась с утомительной неповоротливостью, ничуть не напоминавшей призрачную грацию первой. Она казалась бесформенным сгустком темноты, увенчанным тускло сиявшим предметом, похожим на панцирь насекомого. Элофу потребовалось некоторое время, чтобы осознать, что это человек, который на самом деле двигался по пересеченной местности с необычной легкостью и проворством. Бесформенность ему придавал свободный черный плащ или мантия, а странный предмет был металлическим шлемом у него на голове.

Элоф задохнулся. Его сердце дало сбой, а затем застучало в груди с такой силой, что эхо как будто раскатилось по всей долине. Ошибки быть не могло. Он хорошо знал этот шлем, богато отделанный, с кольчужной сеткой и забралом в виде хищной маски, но почти не имел представления об истинной силе, вложенной в изделие. Способность двигаться быстро и незаметно… И эта походка — резкий, размеренный шаг, заставлявший мантию развеваться, словно темное знамя в неподвижном воздухе! Прямо напротив них, самое большее в двухстах шагах, фигура остановилась. Зрячие глазницы маски повернулись в одну сторону, потом в другую. Существо в капюшоне поднялось еще выше и замерло в терпеливом ожидании. Затем кольчужная сетка была расстегнута и сдвинута назад, руки в перчатках подняли шлем. Темные, как будто посеребренные инеем волосы рассыпались по широким плечам, и Элоф снова увидел бледные, гордые черты своего бывшего мастера.

Мастер-кузнец снова повел головой из стороны в сторону, словно чувствуя на себе пылающие взгляды. Потом он поднял голову и посмотрел на дымчато-серое существо в непроницаемом капюшоне. Выждав паузу, он поклонился с глубокой почтительностью.

Яркая и неожиданная вспышка наверху отвлекла внимание Элофа. Звездные камни посыпались гуще и быстрее, чертя длинные полосы среди звезд, словно шаловливые дети, пронизывая ночное небо оранжевыми и красными линиями. Их свет спорил с сиянием Северных Огней, но вскоре они погасли. Могучая сила зарядила воздух неведомой энергией, пока тот не начал потрескивать, как при лесном пожаре. Путешественники почувствовали, как волосы шуршат и приподнимаются на их головах. Звезды за Огнями вдруг заплясали в безумном танце и сложились в исполинскую арку. Они мигнули один, два, три раза — с каждым разом все ярче, — а затем как будто наложились друг на друга и обрели плотность, подобно сияющей мантии, ниспадавшей на землю. Огромный конус ослепительно яркого света взметнулся в воздух над поверхностью Великого Льда, пульсируя, словно живое сердце; человек и существо в капюшоне одновременно повернулись лицом к нему. В распахнутой мантии проступили очертания статной, высокой фигуры, сиявшей собственным светом. Они приняли облик обнаженной женщины с раскинутыми руками и длинными волосами, струившимися за ее спиной на невидимом ветру. Медленно, торжественно темный капюшон склонился перед нею, но человек поклонился гораздо ниже. Вот он опустился на колени, благоговейно протянул руки и наконец прижался лбом к сверкающему льду жестом слепого обожания и повиновения.

— Сейчас! — прошептал Керморван. — Сейчас или никогда!

Он обнажил меч и приглушенно ахнул, когда зеленый фосфоресцирующий огонек выпрыгнул из ниоткуда и задрожал на кончике клинка, а затем начал с потрескиванием распространяться по лезвию.

Паника темной волной захлестнула Элофа. Он схватил клинок и. притушил гибельное сияние крепко сжатыми пальцами. Затем Керморван вогнал меч в ножны, и они побежали, низко пригибаясь, спотыкаясь и падая в снежные наносы, не обращая внимания на расщелины, зиявшие то слева, то справа. Ни один не осмелился оглянуться. Они бежали и бежали до тех пор, пока воздух в их легких не превратился в жидкое пламя, а ноги не начали заплетаться. По пути они сорвались и заскользили в одну из трещин, но снег замедлил падение. Они сумели остановиться и, спотыкаясь, побрели под прикрытием высокой ледяной стены. Под конец подъем стал труднее, им пришлось вырубать ступени в нависающих козырьках. Но когда они выбрались наружу и легли на самом краю, тяжело дыша и утирая пот, грозное сияние в центре Льда умалилось, превратившись в холодный отдаленный отсвет, в котором нельзя было разобрать никаких деталей.

Наконец путники собрались с силами. Не обменявшись ни словом, они повернулись и пошли вдоль темных выходов морены. Керморван то и дело оглядывался, убеждаясь, что позади нет погони. Лишь однажды, когда они переваливали через небольшой гребень, сложенный из обкатанных валунов, он схватил Элофа за руку и указал вдаль. Оба бросились на снег. По глетчеру двигалась длинная колеблющаяся тень, но фигура, отбрасывавшая ее, была совсем маленькой и удалялась в южном направлении, откуда пришла. Элофу показалось, что голова человека непокрыта, хотя расстояние было слишком большим, чтобы судить с уверенностью. Когда они оглянулись в следующий раз, человек не исчез: крошечная фигурка по-прежнему ползла по краю глетчера, приближаясь к осыпи.

— Полагаю, это твой бывший мастер? — насмешливо осведомился Керморван, хотя у него перехватывало дыхание от долгого бега. — Интересно, почему он на этот раз не воспользовался шлемом?

Элоф пожал плечами и двинулся дальше.

Остаток пути оказался короче, чем они ожидали: морены на северной оконечности глетчера залегали ближе к краю, чем на южной, и были не столь мощными. Путники пересекли каменные завалы за полтора-два часа, радуясь тому, что теперь у них появилось укрытие от леденящего холода. Ветер крепчал, и когда они посмотрели на небо, неподвижные звезды одна за другой исчезали за быстро плывущими облаками. Лед внизу снова казался пустым и безжизненным.

Наконец на востоке забрезжил рассвет, холодный и бессолнечный. Керморван встряхнул головой, словно человек, пробудившийся от дурного сна. Теперь впереди вздымались горные вершины, но даже их суровая неприступность казалась желанной после Великого Льда. Лишь через час после рассвета они сошли с края глетчера, как с борта корабля. Ледяной огонь отхлынул от ног Элофа так внезапно, что он зашатался и с обессиленным вздохом опустился на ближайший камень; остался лишь пронизывающий холод, неприятный, но вполне терпимый. Керморван, по-видимому, снова ничего не заметил. Воин посматривал на облака и нюхал воздух.

— Ну конечно, теперь пойдет снег, — ворчливо пробормотал он. — Когда он больше не нужен для маскировки, а нам остается лишь карабкаться вверх! Элоф, друг мой, молись о том, чтобы мы побыстрее нашли твой таинственный свет, иначе наша смерть не за горами!

Ветер стонал вокруг, пока они поднимались по склону ущелья. Скалы были круче, чем на южной стороне, и им приходилось держать руки свободными для лазания. Плащи больше не защищали от укусов мороза. Камень, хотя и прочный, во многих местах растрескался, и не однажды то, что поначалу казалось надежным карнизом, уходило из-под ног и обрушивалось вниз дождем мелких обломков.

— Если кто-то следует за нами, ему не составит труда найти нас, — заметил Керморван. — Но по крайней мере склон становится более пологим. А вот и снег!

Вокруг в самом деле закружились первые редкие снежинки. Новый снежный заряд пришел вместе с ветром, обогнув утес с обеих сторон и швырнув им в лицо полные пригоршни ледяных игл. Вскоре снег уже устилал их путь; огромные, комковатые снежинки обтаивали только по краям и смерзались в лед под ногами, сразу же обволакивая камни стеклянистой пленкой. Элоф старался не наступать на следы Керморвана. К тому времени, когда они вышли на пологую часть снега, она утопала в сугробах. Сапоги обрастали ледяной коркой, которую постоянно приходилось отбивать с подошв.

— Если снег пойдет еще гуще, мы можем заблудиться, — встревожено заметил Керморван. — В горах это означает смерть. Но сейчас мы лишь немногим ниже того места, где ты видел свет. Самый быстрый путь туда — вдоль этой стены…

Он прикоснулся к скале и с удивленным вскриком отдернул руку.

— Она теплая! По крайней мере теплее, чем должна быть… И смотри — там, на вершине, широкие трещины, из которых валит дым! Подземный огонь! — Он в ярости стукнул кулаком по колену. — Так вот что это за свет! Ничто не может выжить под землей, там, где пылает огонь ее недр! Мы обрекли себя на бесполезную смерть!

— Не будь так уверен в этом, — возразил Элоф, хотя он тоже ощутил под ложечкой сосущий холодок сомнения. — Дом мастера-кузнеца был построен над таким местом, и подземный огонь там служил для нужд его кузницы. Разве дьюргары не могут делать то же самое?

Керморван начал было качать головой, но затем пожал плечами и двинулся дальше. По склону пронесся новый снежный заряд, покрывший все однообразной белой пеленой.

— Какая разница! — прокричал он, перекрывая усиливавшийся вой ветра. — Мы все равно замерзнем, пока будем искать…

Из снега выдвинулась огромная тень. Мощная лапа, то ли человеческая, то ли звериная, потянулась к горлу воина. Керморван отпрянул, но не устоял на ногах и кубарем покатился по снегу. Элоф успел уклониться, и существо протопало мимо него, по направлению к утесу. Скальный карниз треснул и обрушился. Снизу донесся рычащий вопль боли и ярости. Элоф на четвереньках подполз к Керморвану, ухватил его под мышки и оттащил от каменной стены немного вверх по склону. Воин тяжело дышал; Элоф стоял над ним с обнаженным мечом, готовый к новому нападению. Но спустя лишь несколько секунд Керморван зашевелился и с проклятиями поднялся на ноги.

— Что это было? — спросил он, нашаривая свои ножны у пояса.

— Думаю, снежный тролль, — ответил Элоф. — Хотя до сих пор мне не приходилось их видеть. Серый мех, черные когти, а размер… — Он облизнул сухие, потрескавшиеся губы, не обращая внимания на жгучую боль. — Похоже, это существо преследовало нас в лесу. Тролли иногда заходят туда…

Снег взвихрился у них за спиной. Раздался новый хриплый рев, и что-то бросилось на них сзади. Элоф повернулся, но поскользнулся и упал ничком. Громадная тень пронеслась над ним, а затем с воем отпрянула в сторону и исчезла в метели. Что-то горячее и зловонное забрызгало куртку кузнеца. С трудом поднявшись, он увидел на снегу большое темное пятно, а рядом — Керморвана с дымящимся клинком в руке.

— Спиной к спине! — крикнул воин. — Мы отобьемся! Морван Морланхал!

Ему ответил нестройный хор воплей. В буране замаячили неясные силуэты, смыкавшиеся вокруг них. Потянулись волосатые лапы. Элоф рубанул наотмашь; темная кровь брызнула фонтаном, и огромная кисть с судорожно сжимавшимися когтями упала в снег перед ним. Звук, раздавшийся за его спиной, напоминал глухой стук топора лесоруба. Керморван качнулся назад от силы собственного удара и толкнул кузнеца в плечо. Выбитый из равновесия, Элоф увидел чудовищную морду: запорошенную снегом маску, оскаленную в жутком подобии человеческой ухмылки, а выше — угловатый булыжник, сжатый в черных когтях. Он откатился в сторону рядом с ногой, подобной серому древесному стволу, и в тот момент, когда булыжник врезался в землю, где он только что лежал, рубанул по косматой лодыжке. Существо содрогнулось и рухнуло с пронзительным визгом; наполовину выпрямившись, Элоф несколько раз пронзил мечом его тело. Затем он бросился к Керморвану, но воина уже не было на прежнем месте. На снегу лежала серая туша с раскинутыми конечностями и обломком меча, торчавшим из глазницы. По меньшей мере три тролля маячили возле каменной стены, к которой прижимался Керморван, с окровавленным плечом и сломанным клинком в руке. Элоф схватил камень и швырнул его в широкие спины, выкрикивая безумный вызов под насмешливое завывание ветра. Один из троллей коротко взвыл; остальные повернулись к нему, и кузнец взмахнул мечом в двуручной стойке. Черное лезвие с низким гудением рассекло воздух. Элоф шагнул вперед, и тролли неожиданно отступили. Сзади вынырнул еще один, но хриплый, почти человеческий предостерегающий возглас удержал его на месте. Заметив, как Керморван спускается к нему, Элоф устремился в атаку. Тролли повернулись и побежали. Кончик его клинка напоследок резанул по спине самого крупного из них, но тот лишь ускорил бег, и вскоре пронзительные вопли стихли в густом снегу.

— Добрый бой, кузнец! — весело крикнул Керморван. — Но они вернутся, когда преодолеют свой страх. Увы, один из них унес мой меч в своем толстом черепе… — Он лихорадочно рылся в своем мешке раненой рукой. — Где кинжал…

— Бросай все, и пошли! Если они вернутся, мы должны подняться на скалу, понимаешь? Эти дымоходы — возможно, мы сумеем проникнуть в один из них. По крайней мере там будет тепло!

Керморван кивнул, но не выпустил из рук свой мешок. Элоф оставил уговоры и торопливо полез вверх по склону. Воин без труда догнал его. Их брови и волосы обросли коркой инея, таявшего от дыхания и оставлявшего маленькие влажные ручейки на их щеках. Ветер завыл с новой силой, снег хлестал в лицо и запорашивал глаза, так что они едва разбирали дорогу. Внезапно впереди выросла новая стена, в которой угадывалось темное отверстие — единственная тень во всем мире, канувшем в белое ничто. Из последних сил они потащились вперед и привалились к скале, ощупывая теплый камень.

— Эта отдушина закрыта! — выдохнул Элоф после нескольких минут лихорадочных поисков. — Попробуем добраться до следующей.

— Слишком поздно! — крикнул Керморван. — Они возвращаются!

Ему ответил протяжный хриплый вой, словно глумившийся над их бессилием. Элоф отчаянно водил руками по гладкой поверхности камня. Почудилось ли ему, или он в самом деле ощутил дуновение теплого воздуха?

Керморван готовился к бою, сжимая бесполезный обломок меча.

— Попытайся добраться в одиночку, — спокойно сказал он. — Или уходи отсюда, если успеешь, пока они будут разбираться со мной. Им хватит работы!

— Нет, безумец! — рявкнул Элоф. — По крайней мере подожди немного! Здесь что-то непонятное…

Его рука скользнула по странному выступу горной породы, пальцы зашарили снизу. Выступ был тонким, слишком тонким — и эта необычная форма… Кузнец пригнулся и заглянул снизу. Теплый воздух, застоявшийся и с непонятным привкусом, пахнул ему в лицо, растопив иней на бровях и волосах.

— Это металл! Вся дальняя стена — сплошное литье!

— Что?

— Посмотри сам! Решетка в скале, замаскированная под камень и расположенная под таким углом, что почти невозможно заглянуть внутрь.

— Ты можешь открыть ее? Они уже совсем близко!

— Вот, возьми мой меч! И дай мне свой обломок!

Элоф провел по металлу опытными пальцами кузнеца, легонько постучал костяшками и прислушался к звуку. То была мастерская, хитроумная работа, но слабость подобной отливки заключалась в том, что она имитировала камень, в который была вделана. В странной, неправильной форме неизбежно должны возникать места перегибов, чрезмерного напряжения… Элоф снова постучал и прислушался.

— Быстрее, иначе нам конец! — прохрипел Керморван.

У Элофа пересохло во рту. Неподалеку от входа в пещеру раздался низкий, торжествующий рев. Он всадил обломок клинка глубоко в узкую щель и налег со всей своей великой силой. Он чувствовал, как сломанный меч гнется и трещит под его весом. Затем внезапно раздался громкий лязг; один из прутьев решетки выскочил из гнезда и выгнулся наружу. Этого было недостаточно. В полном отчаянии Элоф просунул пальцы в проем и дернул. Он ощутил, как решетка немного подалась, уперся ногами в пол и потянул так, что его широкая спина затрещала от усилий.

Услышав скрежет металла о камень, Керморван резко обернулся.

— Керайс! — изумленно воскликнул он. — Ворота!

Но в этот момент у входа в пещеру послышался шум, и огромный силуэт закрыл зыбкий снежный свет. Керморван стремительно развернулся и устремился туда, выставив клинок Элофа перед собой как копье. Клокочущий рев прервался на высокой ноте, и Керморван отступил, а затем высвободил меч одним коротким, яростным рывком. Массивное тело с шумом сползло по стене. Не останавливаясь, он передал Элофу окровавленный меч, подхватил свой мешок и, прежде чем кузнец успел остановить его, нырнул в узкую темную щель, за которой могло скрываться все, что угодно. Послышался грохот, затем шум камней, скользящих по осыпи и падающих в пустоту. Элоф застонал и бросился следом, но сразу же был остановлен крепкой рукой.

— Полегче, кузнец! Там впереди провал. Думаю, мышам пора закрыть свою норку, пока кошки не опомнились!

Вместе они вцепились в прутья и дружно потянули. Скрежеща и протестуя, решетка вернулась в прежнее положение и прижалась к камню. Элоф заклинил пазы кусками щебня, валявшимися вокруг.

Снаружи доносились скребущие звуки. Что-то царапало по металлу, пыхтело и громко ворчало. Элоф крепко сжал рукоять меча. Разумны ли эти существа? Смогут ли они найти выломанный прут? Они достаточно сильны, чтобы сдвинуть решетку обратно… Он ощутил, как громадный вес обрушился на решетку с противоположной стороны. Но затвор был сработан как раз для того, чтобы противостоять грубому натиску. Ушибленный тролль с негодующим воем потащился прочь, и вскоре его крики стихли в завывании ветра.

Керморван тихо рассмеялся в темноте.

— Готов поспорить, кое-кто отшиб себе большой палец на ноге. Только подумать — лягнул решетку с досады!

Неловко повернувшись, воин ударился о стену раненым плечом и приглушенно выругался.

— Нам с тобой тоже досталось как следует, — добавил он после небольшой паузы. — Теперь славный меч моих предков, побывавший со мной во всех переделках, остался лежать до скончания века на горном склоне. Мой двуручный меч сломался еще раньше, так что теперь я остался безоружным, а это для меня еще худшее увечье, чем раненое плечо. Но по крайней мере мы, кажется, попали в нужное место.

— Хитроумная работа! — вздохнул Элоф, разглядывавший решетку изнутри.

— И острый ум, сумевший разобраться в ней! А теперь посмотри-ка сюда, кузнец!

— Посмотреть? — с сомнением спросил Элоф, но повернулся на голос. После шума схватки и воя ветра снаружи тишина давила на него, но глаза постепенно привыкали к темноте. Впереди действительно виднелось слабое сияние, озерцо тусклого света. Он потянулся туда, но Керморван удержал его за руку.

— Ты слышишь?

Теперь Элоф действительно слышал и чувствовал низкую, медленную пульсацию, проходившую сквозь тело скалы под ногами. Он подумал о колесах, вращавшихся в кузнице мастера-кузнеца, о работающих молотах, от звона которых содрогался весь дом. Озерцо света на самом деле было отверстием шахты, ведущей в неведомые глубины.

— Довольно крутая, — заметил Керморван, подползший на четвереньках и осторожно заглянувший внутрь. — Но видишь небольшие тени на стенах, идущие через равные промежутки? Должно быть, это стальные скобы для рук и ног, вделанные в камень. Мы можем спуститься вниз, хотя наши веревки пропали.

— Может быть, стоит сначала позвать хозяев: оповестить их о своем приходе и дать им понять, что мы пришли с миром?

— Обратят ли они внимание на твои крики? Да и поймут ли? Говорят, им вообще нет дела до людей, мирных или воинственных. Во время спуска мы будем уязвимы, и они могут утыкать нас стрелами, так и не разобравшись, что к чему. Лучше уж пускаться в объяснения, имея твердую почву под ногами.

— Резонные слова, — признал Элоф. — Ты сможешь спускаться с раненым плечом?

— Ерунда, это всего лишь царапина, хотя я буду чувствовать себя спокойнее, когда промою и перевяжу рану. Кто знает, какая дрянь могла попасть туда с их когтей? Но хватит разговоров!

Спуск был крутым, но далеко не вертикальным. Это пришлось как нельзя кстати, ибо оба устали гораздо больше, чем предполагали. Их ноги дрожали; раненая рука Керморвана вскоре перестала служить ему.

— По крайней мере ступени прочные и размещены с умом — не хуже, чем на крутой лестнице, — сказал воин. — Можно остановиться и передохнуть. Я опасался, что они будут слишком хрупкими, раз уж сделаны маленьким народцем…

— Дьюргары могут оказаться вовсе не такими маленькими, как ты думаешь, — предупредил Элоф. — Не могу судить о росте тех, которых я видел, но они показались мне… в общем, крепко сбитыми. Будет благоразумно отнестись к ним с должным уважением.

— Разумеется, — согласился Керморван. — Говорят, они очень не любят, когда нарушают их покой.

— Я имел в виду другое… — начал было Элоф, но замолчал. Керморван говорил о дьюргарах как о существах, совершенно отличных от человека, однако кузнец не мог забыть их лиц — странных, с необычными чертами, но волнующе живых и выражавших чисто человеческие чувства. Он надеялся, что вскоре увидит их вновь, так как они уже почти спустились к основанию шахты. Туннель расширялся и вел в просторный сумрачный чертог с ровным, по-видимому, земляным полом.

— Еще несколько ступеней, — пробормотал Керморван. — А потом можешь звать их в свое удовольствие. Что касается меня, то я собираюсь отдохнуть…

Пронзительно заверещал свисток. Элоф краем глаза уловил какое-то движение, услышал звук, напоминавший хлопанье огромных крыльев, а затем Керморван исчез. Зазвенел металл, и кузнец растянулся на полу, запутавшись в тонкой, сверкающей сети. Что-то больно хлестнуло по ногам Элофа. Он рванул цепь, но обнаружил, что крепко скованные металлические звенья не поддаются его усилиям. Шахта огласилась резкими криками, сильные руки схватили его. Сеть обвязали веревкой, потом Элофа подняли, как младенца, и понесли вперед. Яркие огни танцевали и мелькали вокруг него, земля гудела от тяжелого топота. Потом заскрипели доски деревянного настила, под которым слышался плеск текущей воды. Его грубо бросили на что-то, на ощупь напоминавшее деревянную тележку. Где-то впереди он слышал приглушенные ругательства Керморвана.

Элофа охватил неистовый гнев, заглушивший всю его осторожность. Он прошел огромный путь через бесплодные земли, сносил тяготы и лишения, сражался с ужасами Великого Льда — и все лишь для того, чтобы попасть в сеть, словно дикое животное. Ему не дали сказать ни слова, не задали ни одного вопроса. Хорошо, пусть теперь послушают!

Он вцепился в сеть, набрав полные пригоршни металлических колец, и могучим усилием разорвал ее вместе с веревками. Обрывки распались, и Элоф вскочил на ноги с криком «Стойте!», но в следующее мгновение замолчал, разинув рот от изумления. Он находился не в тележке, но на борту длинной лодки, стоявшей у высокого деревянного причала. По периметру причала сияли красновато-желтые шары, установленные на изящных резных столбиках. Дальше виднелась круто изгибавшаяся улица, и свет из окон домов отражался от полированной брусчатки мостовой.

Его голова словно взорвалась, глаза заволокло кровавым туманом. Оглушенный, Элоф упал на колени, увидел, как доски палубы поднимаются ему навстречу, и провалился в небытие.