Жизнь в библиотеке шла своим чередом: работы было очень много, а людей и финансов не хватало. И каждый из нас делал все, что мог.

Вне зависимости от моего графика я всегда находила время, чтобы ответить на письма фан-клуба. В большинстве посланий, поступавших к нам, содержался один или два вопроса, адресованных непосредственно котам. Некоторые из них были чересчур прямолинейны, так как задавали их, как правило, семилетние поклонники: «Где ты спишь? Что ты ешь?» Другие же были явно не по делу: «Какой твой любимый вид спорта? Тебе приходится принимать ванну каждый вечер? Ты смотрел мультфильм «Король Лев»?

Переписка с фан-клубом

не давала мне забыть о том,

как неумолимо бежит время.

Казалось, я только закончила отвечать за Бейкера и Тейлора на первое письмо новому классу в сентябре, как вдруг наступала пора писать последнее письмо со словами прощания в июне. Но каждый следующий учебный год сулил еще одну, новую группу членов нашего фан-клуба.

Я удивлялась, как Лесли Крамм удается с этим справляться. Не успеет она познакомиться с только что поступившей партией ребятни, как уже подходит время передавать их в руки следующего учителя. Я была рада, что я библиотекарь, а не учитель, так как в нашей работе контакт с фондами был более продолжительным: поступившая к нам новая книга хранилась годами и даже десятилетиями. Да и большинство читателей, как правило, ходили к нам на протяжении длительного времени.

Помимо открыток и писем учеников Лесли также стала отправлять детские книги для библиотеки, в основном о кошках. Читатели часто поступали так же, покупая нам новые книги – обычно в память о своем любимце. Мы всегда наклеивали на обложку экслибрис, отмечая владельца, сделавшего подарок, после чего вносили книгу в каталог и ставили на полку. То же самое я проделывала и с книгами от Лесли: печатала надпись «Дар от фан-клуба Бейкера и Тейлора» и приклеивала экслибрис на обложку.

Лесли рассказала мне, что задания для класса, связанные с кошачьей тематикой, касались в основном праздников и дней рождений. Но в детском мире они случались чуть ли не каждую неделю. Поэтому мы получали массу посылок, особенно осенью. Первым заданием для нового класса было поздороваться с котами, потом наступал День Колумба, за ним Хеллоуин, День благодарения, Рождество и Ханука. Я понимала, что все это делается во имя образования. И в данном случае вместо того, чтобы рисовать тыквы и индюков, дети вырезали и клеили из цветного картона котов. Прочитав все письма, я отдавала их детскому библиотекарю, чтобы она повесила их на информационный стенд.

Иногда я чувствовала, что наш взаимообмен немного однобокий и что фан-клуб посылает нам гораздо больше, чем мы им. Хотя я и пыталась отправлять им новые постеры и фирменные пакеты каждый раз, когда мои собственные запасы пополнялись. Я всегда очень сожалела о том, что дети не могут просто сесть в автобус и приехать посмотреть на живых котов, но я и сама не имела возможности отвезти к ним Бейкера и Тейлора.

Однажды меня осенило: подобно тому как мы видели наших котов ежедневно, приходя на работу, точно так же и другие библиотекари по всему миру каждый день смотрели на их плакат, занимаясь своими делами, а значит, и дети из фан-клуба тоже. В классной комнате Лесли находился информационный стенд, на котором висел самый свежий на тот момент постер, а также фотографии котов и несколько писем от меня и от Бейкера с Тейлором.

«Главной целью фан-клуба было привить детям навыки письма, – писала она мне несколько лет спустя. – И не просто научить их тому, как правильно держать ручку и выводить буквы на бумаге, но еще и помочь научиться выражать свои мысли словами. А это предполагало в том числе бурное размышление над тем, о чем писать, составление целых предложений и соблюдение правил пунктуации, а еще умение находить и исправлять ошибки. Ну, и создание маленького предмета искусства тоже».

Со стороны казалось, что все это слишком сложно для второклассников, но коты, несомненно, помогали им учиться.

У меня появлялось все больше мотивации

писать детям от имени котов,

причем так виртуозно, чтобы у них

не возникало никаких сомнений на этот счет.

«Дорогой класс!

В последнее время у нас похолодало, шел снег. Когда надвигается буря, я прячусь в хозяйственной сумке, и Джен говорит, что я предсказываю погоду не хуже ведущих на телевидении. К нам в библиотеку продолжают толпами идти люди, и мы едва справляемся с этим потоком. К тому же приходится на всем экономить. К счастью, кошачий корм никогда не заканчивается. С возрастом я стал менее подвижным, поэтому обнаружил плюсы сидения под настольными лампами: они теплые. Все сотрудники библиотеки получают равную долю моего внимания, никакой дискриминации. Тейлор раздражает их тем, что СМОТРИТ НА ИХ ЛАНЧ и даже пускает слюну. Я никогда не сомневался, что среди его родственников был Гарфилд.

С любовью,

Бейкер».

Я старалась писать строго одинаковое количество писем от котов и от себя лично со своей подписью. Несколько раз я решала написать только от имени Бейкера. Не спрашивайте, почему (возможно, он вел себя особенно шумно).

Каждый раз, когда я писала классу от имени котов, я пыталась представить, как мыслит второклассник. Мне приходилось сдерживать себя, чтобы не разговаривать с детьми, как со взрослыми, но при этом и не общаться свысока. Полагаю, что своими письмами коты и вправду оказывали детям большую поддержку, так как они продолжали слать нам открытки и письма, а Лесли сообщила мне, что ученики стали лучше читать и писать, поэтому я не прекращала своей деятельности.

Когда я писала от своего имени, то вынуждена была останавливать себя в чрезмерных попытках помочь детям нарастить словарный запас и избавлялась от сложных предложений вроде: «Чтобы иметь полное представление о значении фразы «кошачьи обязанности…» Это было нелегко, но я перечеркивала все и писала просто: «Я кормлю котов». Мне всегда было жалко слов и выражений, которые живут рядом с нами и только и ждут того, чтобы мы их использовали. Таких, например, как «напускать туман». Ох, как я обожала напускать туман…

Часть писем и открыток, которые мы получали от детей, вызывали у нас истеричный смех. Однажды Лесли попросила учеников написать сочинение на тему «Моя жизнь – работа библиотечным котом».

«Меня зовут Какао, – писал один юный автор. – Моя работа – следить за тем, чтобы никто не украл книги или закладки и не устроил беспорядка на полках. Самое лучшее в жизни библиотечного кота – это бегать везде и крутиться на стуле. Но однажды меня стошнило».

А вот еще одно: «Меня зовут Блэки. Моя работа – прогонять крыс и мышей. А потом библиотекари разрешают мне съесть их, ведь я выполнила такую большую работу. Они и вправду вкусные».

Я смеялась до колик в животе, а потом давала почитать другим.

Конечно, я невероятно ценила то, что делала Лесли, потому что понимала, что эти дети всегда будут любить кошек и вспоминать те хорошие времена, когда они учились во втором классе. Я ясно осознала это после того, как Лесли рассказала мне, что один первоклассник изъявил желание попасть в ее класс на следующий год, но не из-за того, что она будет его учительницей, а потому, что он хотел стать членом фан-клуба Бейкера и Тейлора.

***

По мере того как коты становились старше, я все больше беспокоилась об их здоровье и следила за тем, чтобы они чаще пили воду. Я фактически натренировала Тейлора пить по команде. Обычно я хлопала рукой по его чашке с надписью «С днем рождения!», и, даже если он был в другом конце комнаты, он приходил и делал несколько глотков. Я также могла приказать ему поспать, и делала это, где бы он в этот момент ни находился. Пусть даже на клавиатуре моего компьютера.

Я уверена, что все кошки

любят сидеть на клавиатуре только потому,

что знают, как это может раздражать,

а значит, на них обязательно обратят внимание.

Не сомневаюсь, что, если бы я взяла для Тейлора отдельную клавиатуру, не подключенную к компьютеру, он все равно уселся бы на ту, которая работает. Он был весьма сообразительным котом. Уверена, что он сумел бы отличить настоящую вещь от фальшивки.

Не знаю, есть ли этому научное доказательство, но я давно догадывалась (и должна признать, что годы, проведенные рядом с Бейкером и Тейлором, подтвердили мою догадку), что коты отслеживают движение глаз человека, определяют значимое для него место, то, на которое он обратил внимание, и обязательно ложатся именно туда, чтобы привлечь к себе внимание и заставить хотя бы пару раз себя погладить.

Поэтому, когда мне уже вполне хватало «помощи» Тейлора, улегшегося на клавиатуре, я похлопывала по платку и говорила: «Тебе пора спать, Тейлор». И тогда он вставал с клавиатуры и забирался на свою постель.

Я проверяла «теорию взгляда» бесчисленное количество раз, особенно с Бейкером. Если он сидел на бумагах или книге, которые были мне нужны в тот момент, я ждала, когда он посмотрит мне в глаза, после чего задерживала свой взгляд на другой стопке бумаг на несколько секунд. И, конечно же, он шел туда. Следуя до конца логике этой игры, я тяжело вздыхала и стонала и бросала достаточно убедительным тоном реплики типа: «О, Бейкер», пока он не устраивался на новом месте. И тогда я забирала предмет, который мне действительно был нужен. А кот к тому моменту уже крепко спал, уверенный в том, что в очередной раз перехитрил еще одного человека. Конечно, можно предположить, что коты просто хотели помочь мне в работе. В конце концов, они знали, что нагрузка у меня увеличилась, так как я стала меньше возиться с ними.

Надо сказать, что у Бейкера был один любимый трюк, помимо поедания дыни, в котором ему не было равных. Правда, мы не могли понять, что ему это давало и почему он начал это делать.

Под абонементным столом мы держали коробку для забытых читателями вещей, и коты любили порыться в ней. Вы не поверите, что именно оставляли наши посетители в библиотеке. Помимо блокнотов и ручек они забывали рубашки, брюки, носки, обувь и даже нижнее белье. Иногда коты прятались или спали в коробке, а также использовали лежавшие в ней вещи в качестве игрушек. Тейлор обычно нырял в нее и копался там какое-то время, выуживая ботинок или варежку, и, счастливый, проводил остаток дня, уничтожая этот предмет.

Однажды Бейкер вытащил из коробки красный шнурок от ботинка. Вместо того, чтобы порвать его, как сделал бы Тейлор, он начал таскать его по библиотеке: один конец шнурка во рту, другой волочился сзади. Складывалось ощущение, что он его выгуливал. Я немного понаблюдала за этой картиной, а потом взяла в руки второй конец шнурка. Когда я встала и пошла, Бейкер тут же последовал за мной, словно я вывела его на прогулку. Потом мы вернулись к столу, я взяла шнурок и положила его обратно в коробку.

– Это не твоя вещь, Бейкер. Кто-то, возможно, вернется за ней, – сказала я коту, хотя знала, что шансы на это так же малы, как вероятность того, что я верну брошюры, отрицающие Холокост, в раздел книг о Второй мировой войне.

На следующий день Бейкер зарылся в коробку, вытащил шнурок и посмотрел на меня выжидающе.

– Хочешь пойти погулять?

Он не кивнул, но я клянусь, что, когда я взялась за один конец шнурка и мы направились к стеллажам прогуляться, он улыбался широкой улыбкой от уха до уха. Бейкер ступал медленно, но деловито. После того как мы полностью обошли все здание, предварительно заглянув в зал для совещаний, чтобы проверить, не оставил ли там кто-то еды, он повел меня обратно к абонементному столу, бросил шнурок в коробку забытых вещей и запрыгнул к себе на коврик, чтобы поспать… третий раз за день.

С тех пор мы всегда держали шнурок в коробке. Бейкер знал, что он там, и каждый раз, когда ему хотелось «погулять», он просто доставал его. Обычно он тащил шнурок за собой несколько метров, и, если никто из людей, находившихся поблизости, не вскакивал, чтобы схватиться за другой конец, кот останавливался, потом садился и бросал испепеляющий взгляд в нашу сторону, словно говоря: «Черт возьми, что за дела? Неужели никто не хочет пойти со мной погулять?» Если желающие так и не появлялись, он гулял со шнурком один. Но по тому, как он горбился и волочил лапы, было ясно, что он хочет дать понять всем и каждому, что совсем не рад гулять в гордом одиночестве.

Бейкер, как правило, прибегал к трюку со шнурком, когда в библиотеке было совсем пусто. Он никогда не проделывал его, если у нас собиралось заметное количество людей, и всегда приставал исключительно к персоналу. Он не стыдился, но по какой-то причине всегда приберегал трюк «погуляй со шнурком» для нас. Наверно, он действовал так же, как и все мы, когда хотим поделиться чем-то особенно личным только со своими близкими.

Коты никогда не переставали удивлять меня. Мы не учили Бейкера гулять со шнурком, он делал это сам, но только тогда, когда был к этому расположен. И хотя Тейлор научился пить воду и ложиться спать по команде с нашей помощью, поза лотоса была его собственным изобретением, он просто делал это, и все.

Мы не хотели, чтобы посетители знали о том,

что коты могут проделывать подобные трюки,

иначе они завалили бы нас просьбами их продемонстрировать.

И это продолжалось бы бесконечно.

Библиотека все-таки была домом для котов, а не цирком.

Последнее, к сожалению, понимали не все клиенты. Некоторые поступки со стороны посетителей по-настоящему выводили меня из себя. Например, то, что люди использовали в качестве закладок самые разные предметы. Я не имела ничего против писем и поздравительных открыток, хоть и надеялась при этом, что их забыли по рассеянности. Иногда мы даже находили мелочевку в кармашке книги, оставленную в качестве штрафа за просрочку. Но если люди использовали в качестве «закладок» предметы, которые явно портили книгу, я приходила в бешенство. Лично я считаю, что даже загибание страниц следует считать преступлением, поэтому, когда я находила карандаш или губную помаду, воткнутую в корешок, я чувствовала, как закипаю. Как-то раз я проверяла возвращенную книгу и обнаружила в ней приклеенную к страницам палочку от леденца.

В двух конкретных случаях, когда посетители оставили между страниц книги кожуру от банана и половинку булочки от ход-дога, я еле сдержала себя, чтобы не заявиться к ним домой с заплесневевшей булочкой или склизкой коричневой банановой кожурой и с самым невинным выражением лица спросить: «Вы ничего не забыли?»

Но я всегда держала себя в руках. То ли дело мистер Фиджини: он всегда возвращал книги в еще лучшем состоянии, чем брал.

На самом деле, мне так все это надоело, что я бы с радостью приветствовала появление какой-нибудь электронной закладки, которая бы волшебным образом запоминала то место, где вы остановились. Хотя сегодня, на мой взгляд, это уже почти не волшебство.

Наряду с непрекращающимся процессом разработки земель и наплывом населения в долину Карсон, наша библиотека испытывала на себе все уже внедренные технологические новшества. Каждый раз, когда у нас появлялась новая компьютерная система, персоналу требовались недели и даже месяцы на ее изучение. Не успевали мы к ней приспособиться – бам! – опять что-то новое, и, естественно, все это рекламировалось как самое передовое и новаторское.

Как я уже говорила, первое крупное преобразование произошло в библиотеке, когда мы перешли от карточного каталога к централизованной информационной системе, начавшейся с CD-ROM, с последующим переходом к онлайн-сервису несколько лет спустя. Некоторым из нас было так сложно перестроиться, что мы вынуждены были оставить каталоги в главном зале и пользовались ими вплоть до середины 1990-х годов. Частично это было сделано для того, чтобы прикрыть свои задницы, в случае если бы компьютерная система дала сбой. По крайней мере, так мы смогли бы сохранить всю информацию. Как только стало понятно, что мы уже не сможем вернуться в свои пещеры, мы решили пустить старые каталожные карточки на заметки и, да, на закладки.

Многие из нас до сих пор прибегают к старым надежным методам. Конечно, частично нашу неспособность справиться с новыми сложными задачами можно было объяснить резким скачком в развитии информационных технологий. Но я думаю, что на самом деле вся проблема сводилась к одному простому вопросу, который мы задавали себе почти каждый день: «Хватит ли у нас на это времени?» И ответ всегда был отрицательным, за исключением моментов, когда речь шла о котах. На самом деле, Бейкер и Тейлор только выигрывали от периодической информационной чехарды, которая стала неотъемлемой частью процесса изучения любой новой системы, но заставляла нас от отчаяния рвать волосы на голове. Так, например, мы быстро обнаружили, что наша новехонькая компьютерная система не отличается надежностью и «летит» как минимум раз в неделю, а то и чаще. Каждый раз, когда это случалось, нам приходилось задерживаться в библиотеке допоздна, чтобы от руки записать все действия, произведенные в тот день. И хотя мы объективно не были этому рады, зато это также означало, что мы проведем больше времени с Бейкером и Тейлором. А они, в свою очередь, были счастливы, что кто-то посидит с ними подольше.

***

Неудивительно, что библиотека была одним из любимых мест мистера Фиджини. Аутисты обычно живут по своему строгому распорядку. Комфортней всего они чувствуют себя, когда все лежит на своих местах, как им привычно, без всяких сюрпризов. Каждый раз, когда мистер Фиджини приходил к нам, все шло по одному и тому же сценарию. Ведь любая библиотека – это, по сути, обширнейшее пространство упорядоченности и предсказуемости. Книги всегда возвращаются на одно и то же место на полке, расставляются в строго определенном порядке, а по вторникам с утра на стойке для газет всегда есть свежий номер People.

И если говорить в целом,

в библиотеке к тебе всегда отнесутся

с теплотой и заботой.

Библиотекари, конечно, могут быть не в настроении, и у них случаются плохие дни, но, если ты разделяешь их страсть к книгам, в итоге все острые углы сглаживаются. Здесь никто не кричит и не орет (ну, если только библиотекари иногда) и не бывает неуместных проявлений эмоций. Поэтому библиотека стала для мистера Фиджини идеальным местом. Тут он мог находиться в окружении любимых книг и котов. И, как оказалось, деревьев.

В 1989 году в долину Карсон пришла ранняя весна. Однажды утром я выглянула в окно и увидела мистера Фиджини, сидевшего на лавочке под окнами. Но он не читал, а, казалось, внимательно разглядывал деревья, которые уже вовсю зацвели. Картина была удивительная: восхитительные россыпи белых цветов! Я, как обычно, уже запаздывала с проверкой списка дел на текущий день, поэтому поскорее направилась к своему столу. Спустя полчаса я снова проходила мимо окна. Мистер Фиджини все так же сидел на лавочке, разглядывая цветущие деревья. «А почему бы и нет?» — подумала я, вышла на улицу и присела рядом с ним. Он едва заметно кивнул мне, не поворачивая головы, и мы посидели так недолго, просто смотря на деревья. Если бы Бейкер не боялся покидать библиотеку, я уверена, что ему бы тоже понравилось сидеть рядом с нами.

Я подумала, что, наверно, мистеру Фиджини просто нравились яркие цвета, но спрашивать его об истинной причине такого интереса я не стала. Годы спустя его племянница Клаудия Бертолоун все мне разъяснила. Мистер Фиджини вырос в городе Лос-Альтос, штат Калифорния, который в те времена был по большей части аграрным регионом. Его отец имел участок с персиковыми деревьями и собственный дом.

В те дни дети с необычными заболеваниями чаще всего прятались от мира и редко посещали школу. А среди старых итальянских семей было распространено убеждение, что ребенок с отклонениями от нормы так или иначе плохо влияет на всю семью. Мальчик посещал начальную школу до тех пор, пока не стало очевидным, что он другой. Позднее его перевели на домашнее обучение, и тогда он научился читать.

В какой-то момент юный Джозеф доказал, что способен выполнять некоторые виды работ, и тогда ему вменили в обязанность поливать деревья. Обычно он подходил к деревьям со шлангом в руках и поливал каждый участок по десять минут, пока не наступал черед перейти к следующему.

– Уже пора? – кричал он. А его сестра, мать Клаудии, кричала ему в ответ:

– Нет, рано! – Проходило еще несколько минут, и тогда она командовала: – Давай!

И мистер Фиджини переходил к следующим деревьям. На участке отсутствовала система орошения, а так как площадь его была большой, процесс полива занимал целый день. И на следующее утро ему приходилось начинать все заново. Однако он любил эту работу. Но, когда в середине 1970-х годов семья переехала в долину Карсон, мистер Фиджини остался не у дел. Именно тогда он и начал гулять по всему городу и проводить долгие часы в библиотеке: это стало его работой.

От вида цветущих деревьев захватывало дух. Почему я приходила сюда так редко? Я улыбнулась мистеру Фиджини. Он качнул головой, а потом улыбнулся мне в ответ.