ПОЯСНЕНИЕ АВТОРА

Со времени появления главного героя в семидесятых прошло уже два года. Все его старания как-то повлиять на ход истории пока не привели к заметным сдвигам. Да, остались в живых люди в поезде метро, в другой реальности, погибшие при террористической атаке. Остались живы пассажиры самолётов, и сотрудники болгарского торгпредства. Следовательно, их судьба пошла уже совсем по-другому, но на общую историческую линию эти микроскопические изменения повлиять могут лишь в дальней перспективе.

В личной жизни что-то изменить получается ещё хуже. Тело то же самое, гормональный фон тот же, поэтому с девушками проблемы те же, что и в прошлом варианте. После того, как Оля Коваленко, под давлением родителей, дала мне от ворот поворот, у меня появилась мысль, плюнуть на попытки что-либо изменить и чего-то исправить в этой области. Показалось, что лучше будет пуститься в погоню за деньгами и славой, а мир пусть катится.

Третья книга заключительная. Накапливается критическая масса и события приобретают лавинообразный характер. С 1980 года история всё-таки меняет колею. 

 

ГЛАВА 1. ДЖА ДАСТ НАМ ВСЁ, У НАС БОЛЬШЕ НЕТ ПРОБЛЕМ

Новосибирск. Борис Рогов. 1 октября 1977.

Год огненной змеи.

В августе в Новосибирске началось строительство нового зоопарка.

1 октября открылся музыкальный фестиваль «Новосибирская осень», посвященный 60-летию СССР.

7 октября — принята Конституция СССР.

26 октября. На экраны вышел фильм «Служебный роман» Эльдара Рязанова.

5 ноября — Катастрофа Ту-124 под Джорхатом, погибли 5 из 10 человек на борту. Среди выживших — премьер-министр Индии Морарджи Десаи.

22 ноября. Начались полеты «Конкорда» из Парижа и Лондона в Нью-Йорк.

25 декабря — скончался Чарльз Чаплин.

Ночь была просто ужасна. Снилось, что я пойман бородатыми боевиками ИГИЛ, связан по рукам и ногам и зверски избит. Потом эти сволочи начинают стягивать веревками голову, которая от их дурацких упражнений начала разламываться. Внезапно их командир баритоном запевает старую, до невозможности, бодрую песню:

Это — маета… Заканчиваю я, окончательно просыпаясь. Ужасно болит голова. Во рту, будто эскадрон ночевал… С-с-суки, наверняка водку несвежую продали. Ещё Юлька зловредная! ТОП — ТОП — ТОП! ТОП — ТОП — ТОП! Никакой жалости! Сестра называется. Не пойду никуда, буду болеть!

Вчера была пятница. Последний день нашей работы на пристройке к главному корпусу. Помня прошлогодний скандал с оплатой сельскохозяйственных работ, ректорат в этом году оплатил наш трудовой героизм без напоминаний. Конечно, по самой низкой ставке и с учётом стипендии, но, тем не менее, по полтиннику на человека мы получили. Это лучше, чем ничего. Хотя на фоне наших оформительских заработков совсем немного. С другой стороны — денег много и не бывает. По случаю окончания трудовых подвигов в общаге случилась пьянка. Так совпало, что буквально накануне вечером я встретился со своей, как мне тогда казалось, будущей невестой. Оленька долго мялась, что-то мямлила, что было на неё совсем не похоже. В конце концов, заявила, что выйти за меня замуж она не может. Типа, вечное «давайостанемсядрузьями». Ей не удалось уговорить родителей, которые встали на дыбы и запретили ей даже думать о какой-либо свадьбе до окончания института. К слову не обошлось здесь и без её бывшего кавалера. Андрюша наобещал родителям, что он исправится, что звезду с неба… небо в алмазах… дом хрустальный и прочая, и прочая, и прочая. Родители Олины растаяли и взялись за обработку дочери своей непутёвой. Да и бог бы с ними, но всё-таки мне стало обидно. Даже зло взяло! Напиваться я не собирался, но как-то оно само пошло. После первой стопки за успех нашего безнадёжного дела, я несколько тостов пропустил. В это время этанол начал действовать. Мне стало горько от осознания, что в течение одного года уже вторая девушка бросает меня, и… я надрался. Надрался до такой степени, что плохо помню, как я дома оказался. Не удивительно, что голова теперь раскалывается.

Сегодня, наверное, на занятиях будет немного народу. Бухали вчера всем курсом, поэтому даже интересно, как отреагирует деканат на такую вынужденную студенческую «забастовку». Хотя чего там интересного, что ж они сами студентами не были.

Как мы вчера рычали! «Идёт охота на волков, идёт охота!» Нет, не могу сейчас рычать и даже петь, сразу мозг начинает разрываться от тупой боли. Надо встать, облиться холодной водой и выпить аспирину…

Ага, щас! Стоило мне только принять вертикальное положение, как начал бурно реагировать желудок, требуя срочно освободиться от отравляющих веществ. Ничего иного не остаётся, как бежать в туалет и совать бошку в унитаз. Ф-ф-фу… Как же противно! Теперь выпить пару литров воды и повторить, потом выпью упаковку активированного угля и попробую вздремнуть. Хорошо, что дома никого нет. Родители уехали на дачу ещё вчера вечером, Юлька ушла в школу. Никто меня трогать не будет.

Во сне мне снова слышится знаменитая песня Высоцкого. «…Из-за елей хлопочут двустволки, там охотники спрятались в тень…» вдруг сон разрывают слова другой песни, пока ещё не написанной.

От неожиданности я проснулся. Мысль о том, что надо, нет, просто необходимо, срочно вспомнить слова этого сиквела. Я пока ещё не знаю, как можно было бы использовать эту песню, но что-то в этом определённо есть. Что-то здесь таится мощное, я это чувствую всей душой. Вот только жалко, что помню эту песню я очень смутно. С другой стороны, если отдать её настоящему автору, то он сам вспомнит. Так что надо писать всё, что смогу. Кажется, следующая строфа звучит как-то так:

Хорошо дело пошло. Я внезапно и к собственному удивлению вспомнил всю песню. Пока записывал, похмелье начало терять интенсивность. Головная боль отступила и затаилась в углу черепа, лишь слегка пульсируя. Можно теперь и чаю покрепче заварить. Сухари где-то были. По случаю отравления ничего, кроме сухарей сегодня в себя запихивать не буду. Такая диета мне всегда помогала.

Погода стоит по-настоящему осенняя. Ночью было минус два, днём обещают небольшое потепление до плюс пяти. Небо закрыто серыми мрачными тучами, готовыми в любой момент пролиться вниз холодными осенними потоками. Никуда идти не хочется, поэтому буду сидеть дома, рисовать впрок наброски, листать накопившуюся за последние два месяца прессу, планировать ближайший год. Надо напрячься и вспомнить, что происходило в стране и мире в следующем 1978 году. Почему-то, чем дальше от момента моего появления в текущей реальности, тем сложнее мне вспоминать о будущем, как бы это странно не звучало. До сих пор сам удивляюсь, как мне удалось вспомнить такие события, как авиакатастрофы. Или с пожаром в гостинице «Россия»? Я не должен был этого помнить, ведь всё, что я знал, это только то, что такой пожар был и был он в 1977 году. Да, бог с ними с этими новыми способностями. Помогло же? Помогло! Удивительно, как до сих пор Контора на ветеранов не вышла. Хотя может быть и вышла, но ведёт наблюдение в скрытом режиме.

Я отправляюсь на кухню и попутно прихватываю пачку журналов за последние пару месяцев. Это «Смена» и «Техника Молодёжи». До этого момента у меня не было времени, чтобы даже просто их пролистать. Полный день работы на стройке, помощь школьной редколлегии, обсуждение с Олей студенческого театра. Как мы сладко обсуждали… Тогда она еще не сомневалась в наших перспективах. Прошла неделя, а как поменялось всё! Интересно, как она теперь будет относиться к нашему общему детищу? Я думаю, что театр от этого только выиграет. Некоторая конфликтность между режиссёром и сценаристом придаст остроту всей затее.

К слову, большое объявление о наборе в театр-студию я неделю назад повесил в главном корпусе. С комсомолом договорились, что собрание будет в спортзале института в следующую субботу. Напишем регламент, темы для обсуждения, сочиним анкету с небольшим творческим тестом, и дело пойдёт. Вот, Вишневский подвёл. Евгений Венедиктович отнёсся очень скептически к нашей затее и единственное, что я смог из него вытянуть, было обещание подумать. Скорее всего, он решил так отделаться от меня. Не на того напал! Я через неделю договорюсь с ним о личной встрече и буду убалтывать со всей мощью сертифицированного мастера переговоров.

Пока полистаю журнальчики. Посмотрим, чем нас тут радует молодёжная печать. Так, «Смена» продолжает публиковать свежий перевод Клифорда Саймака. Правда, сам рассказ «Сила воображения» написан ровно 20 лет назад. Кажется, что-то про стимуляцию мозговой активности. Надо будет когда-нибудь всё-таки почитать. Остальное нечитабельная туфта для умственно отсталых.

Что тут ещё? Ага! Вот интересная мысль проскользнула. В журнале в качестве передовиц использованы письма читателей, где они предлагают дополнения в новую Конституцию, можно было бы и тут засветиться. Когда там принята была эта Конституция? Эх, чёрт! Поздно! Через неделю она уже вступит в действие. Надо было раньше чесаться. Впрочем, мне и без этого дел хватает. В этом году 60 лет Октябрьской революции. Значит, работы оформительской будет выше крыши. Вон, не далее как вчера, Меньшиков рассказывал, что ему предложили оформить райком Партии Кировского района. Он думает, что за оставшийся месяц ему одному не справиться. В прошлом году даже на проект мы трое потратили месяц. Три месяца вшестером трудились над воплощением. И это было всего три комнаты и коридор.

Надо будет ему сказать, чтобы не отказывался. Успеем, или не успеем не важно, главное — аванс получить и хотя бы к празднику набросать какие-нибудь картинки. Это у него прекрасно получится. Сделает так, что у всех чиновников слюнки потекут. При этом даже точных обмеров делать не обязательно. Достаточно будет план БТИ стребовать. Томку подключим, она быстро объёмы посчитает, смету прикинет, и можно будет серьёзный материал уже представлять.

Что-то я отвлёкся. Листаю журналы дальше. Вот ещё идея. Фотоконкурс «Мир молодости страны советов» как раз для Самаровича тема. Ему даже и снимать ничего не придётся. Он же каждый день на стройке с фотокамерой бегал. Подберёт штук 10 самых интересных кадров, распечатает в требуемом формате и отправит. В понедельник я ему это дело и изложу. Вот только работать ему придётся в авральном режиме. Приём снимков заканчивается уже 15 октября. Так что на раскачку времени совсем нет. Придётся мне у него над душой повисеть.

«Техника молодёжи» самый интересный журнал. В нём меньше всего официоза и воспитательно-назидательной мути. Хотя всё равно полжурнала она занимает. Вот ещё одна годная для воплощения, конечно, чисто для заколачивания денег и славы, но без этого никуда. Речь в журнале идёт о детских городках безопасного поведения на дороге. Тут можно будет заработать и на проектировании, и на строительстве и на проведении конкурса. Удивляют условия конкурса на техническое оснащение. Участник должен выдать чертежи, расчёты, схемы, фотографии, чуть ли не опытные образцы, а в качестве первой премии — мотоцикл. Странное предложение! Разве что, если авторам потом удастся тиражировать свои разработки…

Так я листаю страницы, не сильно пока заморачиваясь. Просто выписываю в тетрадку возникающие в мозгу идеи. Воплотятся ли они во что-либо стоящее? Бог весть. Фоном в голове продолжает зудеть мысль о фотоконкурсе. Что-то подсказывает мне, что Паша с этим может не справиться, молод пока, чтобы товарищами командовать. А тут ведь без постановок чего-то интересного добиться невозможно.

Основная мысль понятна. Молодёжь планирует будущее. Мальчики и девочки с инструментами за кульманами, за досками, над генпланами. Какую-то связь надо дать в композиции кадров между собой. Драматургию надо выстраивать.

Завтра надо будет сгонять в Городок. С Ванькой поболтать, узнать, куда он поступил… Что в НГУ, это без сомнения, но вот на какой факультет, большой вопрос. Надо бы ему заранее позвонить, вдруг он ещё в колхозе. Помнится, в Универе первокурсников в колхоз отправляют на месяц.

Я кручу диск телефона:

— Здравствуйте, Алексей Дмитриевич! Это Боря Рогов. Хотел завтра к вам в гости нагрянуть, вот решил узнать на месте ли братишка.

…

Пока на месте? А что есть какие-то варианты?

…

Как в армию? Вот это номер. Как-то это неожиданно.

…

С другой стороны в армии тоже люди живут. Лады. Завтра приеду обо всём поговорим. Я бы и с вами тоже с удовольствием пообщался…

…

Тогда до завтра. Ване не забудьте передать, чтобы он не умотал куда, я же его тогда ближайшие два года уже не увижу.

Так незаметно проходит день. К вечеру молодой и здоровый организм окончательно справляется с последствиями вчерашнего возлияния и можно отправляться на вечерний променад.

— А не сделать ли мне по случаю свободного вечера сегодня ещё одно дельце? А вот, пожалуй, что и сделаю! — приходит мне в голову очередная сумасшедшая идея. Я опять хватаюсь за великое изобретение Грэхема Белла.

— Александр Семёнович, здравствуйте, рад вас слышать. Лену можно к телефону?

…

Да, работали на стройке весь сентябрь. У вас, наверное, работы накопилось оформительской выше крыши?

…

С огромным удовольствием ударно поработаем. Конечно… Конечно… Договоримся, я думаю. Чего уж там, свои же, можно сказать, люди.

…

Лена, привет! Муж твой дома? Мне бы с ним поговорить.

…

С тобой тоже с удовольствием бы побеседовал, но сегодня хотелось бы с ним. Он на гастролях? Жаль. Есть идея. Давай одевайся, выходи, я тебе всё расскажу, а ты уж до него донесёшь. В цветах и красках.

…

После программы «Время» я одеваюсь и спускаюсь вниз к подъезду соседнего дома. Минуты через три выпархивает мотыльком Леночка в новом модном пальто синего цвета с длиннющим вязаным шарфом поверх него, бахрома шарфа заканчивается ниже колен. Под капюшоном виднеется беретик темно-синего цвета. Регулярный секс сделал её ещё привлекательнее.

— Шикарно выглядишь, мадам Полуяхтова! — Приветствую я старую подружку. — Так и живёте с родителями?

— Так и живём, да, а тебе завидно. У тебя был шанс, но ты его профукал, ну и дурак. Давай рассказывай, что там опять придумал.

— Нет, ты погоди, ты мне сначала расскажи, как у вас складываются внутрисемейные отношения, а то может мне и соваться не стоит. Вова тебя слушать не будет, пошлёт по известному адресу, и останутся мои усилия без результата.

— Всё у нас прекрасно! Надеюсь это не сочинение оперы на два часа, как в прошлом году? Если да, то можешь не стараться, даже слушать не хочу, тем более Вовчику рассказывать не буду. Его в мае вызывали в партком. Всё после той репетиции, будь она не ладна! Представляешь? Какая-то сука донесла. Угрожали, что первых партий ему по гроб жизни не видать. Напугали Вову, и решил он больше этим направлением не заниматься. Хорошо, что хотя бы одну нормальную запись сделали. Шоу действительно мощное получилось, жалко было бы, если бы пропало совсем. Ладно! Говори уже, что хочешь.

— Никаких новых идей. Всё куда проще. Помнишь, у Высоцкого есть песня «Охота на волков»?

— Конечно, это же у «Волков» программная вещь.

— Дело в том, что я вспомнил песню продолжение, которую Высоцкий сочинит в будущем году. Песня не менее, а может быть даже и более энергичная. С нотками трагизма и послевкусия стратегического поражения. Но наш народ любит именно такое творчество.

— Это ты точно заметил. Все народные песни, особенно самые популярные, имеют трагический финал. И «Чёрный ворон», и «Варяг», и «По диким степям Забайкалья». Какая-то национальная тоска по смерти и поражению.

— Ага! Ты тоже это уловила. Я всегда знал, что ты умна, несмотря на половую принадлежность. — Я не успеваю докончить мысль, как мне под рёбра знакомо всаживается кулачёк.

— Чтобы я этого не слышала больше!

— Чего не слышала? Что ты умна?

— Ещё что-нибудь подобное скажешь, то получишь в глаз без вариантов! Завязывай уже прикалываться.

— Ладно, птичка моя, не буду больше, пожалей, не губи.

Так мило, как в старые добрые времена, подкалывая друг дружку, мы болтаемся по окрестностям до полуночи. Текст песни я Ленке передаю и вытягиваю у неё обещание обязательно передать мужу. Даже пробую напеть ей мелодию, чем привожу её просто в дикий восторг. Отсмеявшись, она заявляет:

— Нет, Борюсик, давай уж без вокализов, как-нибудь сами разберёмся, всё-таки два профессиональных музыканта. Всё давай я тебя поцелую на прощанье и по домам. Не надейся только в носик.

Не тут-то было! Стоило ей приблизить свои губы к моему лицу, я притянул её к себе. Что интересно, вырваться Леночка не пыталась. Какое-то время мы с чувством, толком, расстановкой ныряем в эротические воспоминания… Похоже, у меня есть шанс на нечто большее, — пришла мне в голову неожиданная мысль.

 

ГЛАВА 2.ПЕРВАЯ ПРЕМИЯ КРУПНЫМ ПЛАНОМ

Новосибирск. Сибстрин. Павел Самарович. 10 октября.

Под резкими порывами холодного октябрьского ветра Самарович едва удерживался на ногах. Дело было даже не столько в силе этих пробирающих до самых костей порывов, сколько в поклаже, которую он сегодня тащил в институт. Вчера Павел договорился с народом из родной тринадцатой группы, что он угостит пироженками девочек и пивом мальчиков, а в отместку эти девочки и мальчики будут дружно изображать творческую молодёжь страны советов, полную великих замыслов и мечт. Всё это для призового снимка в журнале «Смена».

В оттягивающей плечо, большой спортивной сумке были аккуратно упакованы все необходимые для профессиональной съёмки инструменты. Во-первых, классный зеркальный аппарат «Зенит-Е», купленный вместе с объективом «Гелиос» всего за 100 рублей. Во-вторых, ширик «Мир 24М» отличная штука, но ни разу не опробованная. Пишут, что у этого объектива просветлённая оптика или многослойное просветление. Крутая штука. Ну а в-третьих, по мелочи, экспонометр, пыха, штатив ФШУ-7 и двойной софит. Каждый прибамбас весил вроде бы немного, но вместе получилось килограмм десять не меньше. Тащить против ветра всё это добро было утомительно, но были у Паши несколько интересных идей, которые стоили того, чтобы немного помучиться.

Накануне он договорился с Валерой Блинковым, который с прошлого года был назначен куратором группы, что оставит своё оборудование на кафедре. Валеры он почему-то утром не обнаружил, тот, как обычно, опаздывал, но присутствовавший в тот момент Владимир Матвеевич Пивкин возражать не стал.

— Конечно, в угол поставь за шкаф. Чужие тут не ходят, а свои в присвоении чужого добра не замечены. Верочка у нас до шести работает, а потом всё закрывает и сдаёт ключ на вахту, поэтому будь любезен до шести забрать.

В половине четвертого сразу после окончания четвёртой пары, 213 группа попыталась было разбежаться. Большинству Пашина идея фотосессии сразу не казалась сколько-нибудь стоящей. Тем не менее, добрая половина группы собралась в 316 аудитории, среди мольбертов, софитов, подрамников и прочей утвари, необходимой в академическом рисунке.

— Самарович, — первой начала возмущаться Инка Ромашкина, — ты нас уболтал, мы пошли тебе навстречу, пришли, сидим тут голодные и холодные, а ты не готов. Где штативы? Где аппараты? В конце концов, где обещанные плюшки и чай?

— Павлик, — поддерживает её Нелька Минерт, отличница и дочка профессора Карла Людвиговича Минерта, благодаря ей нас пустили в кабинет — у тебя осталось всего 45 минут. Время пошло.

— Девочки, милые, ну имейте совесть! — я пулей сбегаю на кафедру, заберу оборудование и через минуту начнём. А пока вот, нарежьте, я тут два сметанника купил. Неля, а ты не знаешь, есть на кафедре рисунка чайник, или надо в буфете просить?

— По-моему, нету, по крайней мере, я не знаю — тряхнув чёлкой, отвечает Минерт, не задумываясь.

— Борька, не в службу, а в дружбу, сгоняй за чайником и водой.

Рогов, не вступая в пререкания, скачет в буфет. Надо же успеть, пока он не закрылся. По пути он вспоминает, что ещё и посуду прихватить придётся, чай да сахар.

— Наталья Петровна, милая, выручайте бедных голодный студентов, — с мольбой в голосе обращается он к буфетчице, монументально возвышающейся над пустой витриной.

Та сначала отказывается, но через минуту мне всё-таки удаётся уговорить добрую женщину. Водружаю на поднос десяток обычных гранёных стаканов, чайник с горячей водой, полкоробки рафинада и пакет грузинского чая. Хорошо, что Пашка додумался купить манник на прошлом перерыве, а то бы сейчас голодали. Как заправский халдей с этим подносом в руках я почти скачками несусь по лестнице на третий этаж.

В триста шестнадцатой уже царит веселье и смех. Паша расставляет девочек в ряд, подсвечивает их мощными софитами с одной стороны, и принесёнными из дома фотолампами с другой. Парней пока ещё расставил не до конца, но Ваньку с Гулей уже расположил по флангам. В момент, когда я появляюсь с чайником, он как раз пытается впихнуть Петьку в центр композиции, но что-то ему в этом не нравится.

— А вот кому горячий чай, подходи-налетай. Торопись-незевай, в чашки чай наливай! — ору я, чтобы привлечь внимание.

— Стоять! — Орёт Паша. — Борька, идиот! Ты мне сейчас всю малину испортишь со своим чаем. Ничего ни с кем не случится, если чаепитие будет через пять или даже десять минут.

— Ладно, ладно, не кипишуй, скажи лучше, куда мне встать? Я же тоже хочу оказаться в гениальном шедевре…

— Отойди, лысая башка! Блики от твоей плеши мне всю фотографию испортят. И вообще, ты совершенно выпадаешь из общего контекста.

Наконец все расставлены, Павел начинает колдовать с экспонометром, двигать штатив, лампы, отражатели. Через десять минут наступает очередь аппарата. Бархатно скрипит взводимый затвор — щщщ-щолк, тут же щелчок переставленной диафрагмы — щщщ-щолк, щщщ-щолк, щщщ-щолк…

Паша с этой постановки полплёнки уже отснял и объявил перерыв.

— Представляете, как бы было здорово, если бы можно было ещё до проявки увидеть что снято. — Говорит Ромашкина, разливая остывшую воду по стаканам. — А то столько трудов, и полная неизвестность, что там получилось. Всё только на интуиции и опыте.

— Я вам точно говорю, что такой аппарат обязательно появится и довольно скоро. Пишут, что через двадцать лет япошки разработают первую любительскую камеру с наружным дисплеем. Очень несовершенную, маленького формата и с непонятной системой фиксирования. Зато видно будет что отснято и даже в цвете.

— Врёшь, Рогов. Этого не может быть, — подаёт голос Шалмин. Забыл что ли, как устроен фотоаппарат? Там же чтобы появилось какое-то изображение, должна пройти химическая реакция проявки в эмульсионном слое плёнки. А для этого надо на плёнку проявитель налить.

— Это будет фотография на совершенно другом физическом принципе. Никакого серебра, никакого проявления. Светочувствительные микродиоды реагирующие на свет и никакой химии. Поэтому изображение получается моментально, а значит, его можно будет посмотреть.

— Сказки это всё! Чтобы фотку получить надо же как-то изображение зафиксировать, никаких светодиодов не напасёшься.

Пока мы с Шалминым дискутируем о будущем фотографии, Пашка бегает вокруг с аппаратом и снимает всё подряд.

Паш, — говорю я ему, — кончай мельтешить. Ты так ничего путного не снимешь, только всех раздражаешь этой суетой. Давай лучше так сделаем: ты притаишься с аппаратом наизготовку, а я попробую народ вывести на эмоции. Как ругаться девочки начнут, ты не зевай, снимай.

Я обращаюсь к друзьям, — народ, давайте уже закругляться, у всех дел полно, а мы тут сидим, время теряем. Пока Павлуша с техникой возится, давайте я вас расставлять буду. Сейчас будем изображать великих проектантов в порыве творческих мук.

— Ты кто такой вообще? Ещё от горшка два вершка, а уже командовать берёшься. Комсорг нашёлся, — народ недовольно заворчал. После чая надо покурить, без перекура никакая работа не пойдёт. Ты же не куришь, поэтому нифига не понимаешь.

— Курить — здоровью вредить! Давайте быстренько закончим, а потом курите хоть до посинения. Это же вам сейчас в курилку переться, потом обратно.

— Нам не трудно. Паша может с нами пойти, сделать несколько кадров, может это будут как раз самые лучшие кадры?

— Мальчики, мне кажется, Боря всё-таки прав, — вступает в нашу перепалку Минерт. Быстро отсняли последнюю постановку, быстро разбежались.

— Неля, ты плохой товарищ, ты не поддерживаешь коллектив, — отчитывает девушку Шалмин. — Я вот сейчас настучу этому лысому комсоргу по кумполу, он и отвянет.

— Ваня, ты не прав, я сейчас обижусь на тебя и буду тебе мстить… Слушайте! Паша, кончай там ерундой заниматься, давай сюда. У меня гениальная идея созрела.

— Ну, какая гениальная идея может быть у женщины? — Я подливаю масла в огонь. — Давай, рассказывай, что там за идея такая.

К счастью, Неля пропускает мимо ушей мой подкол про женщин.

— Сейчас я сбегаю на кафедру, у отца там должны быть какие-нибудь старые чертежи. Мы бросим несколько листов на пол, сами соберемся вокруг, а Пашка влезет на стол и сделает несколько фоток сверху. Если еще свет на лица направит, получится очень эффектно.

— Неля, беги тогда за чертежами, а мы пока тут ещё поупражняемся, — Я беру управление в свои руки. — Так Марина, Инна встаньте вот туда, Вань ты за Марину зайди, Серёга, ты самый высокий, наклонись и сделай ручкой указующий жест, как будто, ты тут самый главный.

— Рогов, а чего это ты тут раскомандовался, — Инка Ромашкина внезапно начинает возмущаться. При этом она театрально закатывает глаза и эмоционально всплёскивает руками. Жаль, если Паша не успеет среагировать на этот спектакль. Она девушка резкая, настроение у неё меняется каждую секунду.

— Инна, ты не выступай, нам сейчас поскорее надо с этим делом закончить, раз уж мы взялись Паше помочь. Давай сделаем, как Борька говорит, а Пашка подойдёт и ему останется только фоткать.

Пока мы располагались для очередной композиции, прибежала Нелька с целой охапкой чертежей.

Смотрите, народ, какие клеевые чертёжики! — Радостным возгласом она обращает на себя наше внимание. — Вы пока свою постановку завершайте, а я, чтобы времени не терять, начну композицию из них тут раскладывать.

Ещё час и мы всё-таки закончили этот увлекательный процесс. Все уже разбежались, только Самарович в холле третьего этажа старательно и аккуратно складывал в сумку оборудование. Я сижу на подоконнике и наблюдаю и жду, когда он закончит.

— Как считаешь, будут хорошие кадры?

— Мне кажется, не меньше трёх. Нелькин с верхним ракурсом, это раз. С шеренгой, помнишь, ты так забавно снизу подсветил, это два. Ну и наверняка ещё какой-нибудь кадр выцепишь.

— Мне кажется, тот с Ромашкиной, когда она руками махала, тоже ничего должен получиться.

— Прямо сегодня прояви все плёнки. Завтра они как раз высохнут. Принесёшь, посмотрим в первом приближении. Завтра же и напечатаешь пару десятков в размере пробника. Как считаешь, десять на пятнадцать хватит?

— Даже девять на двенадцать хватит. Поздно уже, не знаю, успею ли сегодня проявить. Тут целых три катушки.

— Десять минут в проявителе, двадцать в закрепителе пока одна проявляется, ты следующую заряжаешь. Полтора часа и всё.

— У меня бачок только один и сейчас уже вечер не купить. Дашь мне свой на время?

— Базару нет! Пару пачек бумаги могу подарить, всё равно пропадает. Я что-то забросил это дело. Некогда.

Новосибирск. Аэропорт «Толмачёво» Самарович. 15 октября

Последний день приёма фотографий на конкурс выпал на субботу, уже во второй половине дня в аэропорту «Толмачёво» Павел метался в зале вылета в поисках невинной жертвы. В руках он сжимал аккуратную папку двенадцатого формата, обёрнутую в коричневую бумагу. Ему необходимо было успеть именно на этот самолёт, потому что в этот день в шесть часов пополудни в стенах редакции журнала «Смена» заканчивался приём работ на фотоконкурс.

Он не спал предыдущую ночь и пропустил целый день в институте, чтобы успеть напечатать пять настоящих фотошедевров. Напечатал он на самом деле целых пятнадцать одиннадцатого формата, но после мучительного выбора упаковал только пять. Таково было условие конкурса.

Наконец Павел заметил миловидную брюнетку лет тридцати в синей курточке и синем же брючном костюмчике. Судя по тому, что женщина несла на плече дорожную сумку, летела она одна.

— Извините, пожалуйста, — Павел был сама любезность, — вы в Москву летите?

— В Москву, а что? — приветливо улыбнулась девушка в ответ.

— Мне очень нужно именно сегодня передать в редакцию вот этот вот материал, — Павел приподнял вверх пакет с фотографиями. Я подготовил фотографии на конкурс, но немного затянул, а сегодня в шесть последний срок приёма работ.

— Ну, я даже не знаю. В принципе, у меня сегодня в Москве срочных дел нет. Муж обещал встретить в Шарике и домой отвезти. Он у меня очень строгий. Если только редакция по пути окажется. Какой адрес?

— Бумажный проезд, 14. Это рядом с Савёловским вокзалом. Это вроде бы из Шереметьево по Ленинградке прямо и у Таганки свернуть налево.

— Хм, вроде бы по пути. Сейчас у нас три, через полчаса вылет, ещё через четыре часа мы в должны быть на месте. Багажа у меня нет, значит, минут пятнадцать займёт выход в город. Ехать до центра минут сорок пять. Слушайте, а ведь можем успеть. Давайте сюда свои шедевры. Попробую вам помочь. Говорят же, что как аукнется, так и откликнется, буду теперь надеяться, что откликнется мне чем-нибудь хорошим. Телефон мой возьмите и позвоните сегодня вечером. Я тебе всё расскажу, получилось, или нет.

— Отлично! Я и сам вас хотел об этом попросить. Меня, кстати, Павел зовут, а вас? — Паша быстро проговаривает весь этот текст, одновременно протягивая Марине коробку конфет НШФ «Птичье молоко».

— Очень приятно, меня Марина. Давай сюда свой пакет, на посадку уже пора бежать, девушка почти выхватила у Пашки из рук пакет и скрылась в направлении зоны вылета. Раскрыть коробку конфет она даже не успела.

Москва. Редакция журнала «Смена». Марина. 15 октября

На самом деле Марину в «Шарике» никто не ждал. Самолёт опоздал на целых полчаса. Со своим парнем она поругалась ещё месяц назад, поэтому ей пришлось идти на восемьсот пятьдесят первый автобус и сорок минут трястись до Речного вокзала, а потом восемь станций на метро. Когда же она поднималась по эскалатору к выходу с «Савёловской», времени до окончания приёма конкурсных работ оставалось полчаса. Правда, и идти до указанного адреса было всего с полкилометра.

Через десять минут Марина уже тянула на себя тяжеленную ручку скрипучей двери издательства журнала «Смена».

— Милая женщина, здравствуйте, а кому можно отдать фотографии на конкурс? — обратилась она к тетке, сидевшей в стеклянной будке на вахте.

Та, не спеша, повернулась к ней всем корпусом и исподлобья посмотрела в её сторону, казалось, что она не видит ничего и никого.

— И тебе не хворать, девочка, — после несколько затянувшейся паузы вдруг произнесла эта тумбообразная тётка. — Что ж ты, милая, так долго собиралась? В пять часов закончился приём работ. Михаил Григорич сам лично спустился и забрал последние принесённые конверты.

— А может, вы меня пропустите? Очень обидно ведь! Я везла через полстраны, на всех парах летела из Шереметьево и на самом финише узнала, что поезд уже ушёл. Будьте так добры, пропустите меня к вашему директору, может он смилостивится и примет. Ведь в журнале черным по белому было написано, «окончание приёма работ 18.00».

— Я тебя, девонька, пропущу, а мне потом премию срежут? Нет, даже и не проси. — Тётка снова отвернулась в сторону решаемого кроссворда. — Скажи лучше, что такое «короткое музыкальное приветствие» из трёх букв?

— А может скромная коробочка новосибирских шоколадных конфет, поможет вам скоротать тяжёлое ночное дежурство? — Марина решила не отступать. — А приветствие из трёх букв это туш.

— Шоколадные говоришь? А какие?

— «Птичье молоко» из взбитых сливок с агар-агаром в шоколадной глазури. Мои любимые конфеты. У нас в Новосибирске они считаются лучшим Новосибирским сувениром.

— Лучше что ли чем «Ротфронт»? Не может такого быть! Дай-ка я попробую. — Вахтёрша протягивает пальцы-сосиски к коробке и тянет её к себе. — Ладно, пользуйся моей добротой, беги на второй этаж, по коридору на высоких дверях табличка «Главный редактор Кизилов Г.М», чем чёрт не шутит, может он и возьмёт.

— Спасибо вам огромное, — прокричала Марина, быстрым шагом устремляясь по направлению к лестнице. Слава богу! Редактора она как-нибудь сумеет уговорить… В журнале же точно было написано, что конец приёма работ — 18.00.

В кабинет главреда Марина уже просто ворвалась как фурия, забыв с разбегу даже постучать.

Кизилов Г.М. стоял у подоконника и что-то рассматривал на просвет. От неожиданного хлопка двери за спиной он даже вздрогнул. Недовольно обернулся, но увидев привлекательную молодую женщину, изобразил на лице некое подобие улыбки.

— Добрый вечер, красавица! Что привело вас в столь поздний час в сей скромный уголок, то есть кабинет? — По витиеватой манере говорить, сразу чувствовалось, что человек принадлежит к литературным кругам. — Только не говорите, что принесли гениальный роман своего возлюбленного для скорейшей его публикации.

— Извините, что я так ворвалась без стука, устала просто. С самолёта и сразу к вам. Не надейтесь, никакого гениального романа, и даже посредственной повестушки я вам не принесла. Меня один юный фотограф попросил до шести вечера принести вам фотографии на конкурс. А на вахте женщина меня пускать не хотела. Уверяла, что приём работ уже закончен. Но как же он может быть закончен, если даже сейчас ещё 17.45?

Вы же, товарищ — главный редактор, ответственный человек, раз занимаете такой высокий пост. И не можете так просто, волюнтаристски сдвигать время приёма. Я правильно понимаю?

— Как же вам сказать? — Кизилов немного замялся, — понимаете ли, милая девушка, к большому нашему сожалению, действительно из-за огромного количества работ было принято решение сократить на час время приёма. Правда по закону подлости, поток тут же и иссяк.

— То есть, вы хотите сказать, что отсекли от участия в конкурсе только наши работы? Но ведь это не честно! Это возмутительно! Давайте хотя бы вскроем конверт и посмотрим, что я привезла. Через полстраны летела, между прочим.

— Давайте лучше сходим в ресторан! У меня в грузинском ресторане знакомый метрдотель, поэтому проблем с проникновением не будет. Ах! Эта грузинская кухня! Лобио с ароматом кинзы, острейший харчо с нежными хорошо проваренными бараньими рёбрышками, шашлык из кабана маринованного в гранатовом соке, источающего умопомрачительный дух грузинского застолья… Извините, я не успел поинтересоваться вашим именем, надеюсь, это вас не обидело? Похоже, что он вашей красоты я совсем потерял голову.

— Меня Мариной зовут. Спасибо, за комплимент, за приглашение тоже. Я сегодня не успела пообедать, а по нашему времени уже и ужинать поздно, поэтому если вы возьмёте работы на конкурс, то я с удовольствием составлю вам компанию. Мне даже будет интересно, ни одного редактора среди знакомых у меня пока не было.

— Договорились. Тогда распаковывайте ваш «улов», а я вызову водителя. Пока он подойдёт, посмотрим, что вы нам принесли.

Судя по тому, что на просмотр пяти кадров у редактора ушло несколько больше времени, чем нужно по моим понятиям для рассмотрения рядовых работ, фотографии его заинтересовали. Им были присвоены номера, и он лично внёс их в регистрационную книгу.

— Завтра будет первое заседание конкурсной комиссии, я надеюсь, во второй тур ваши работы обязательно пройдут. Призовые места уже поделены между мэтрами отечественной фотожурналистики, сами понимаете это такая политика «сдержек и противовесов». Нам же тоже в журнале надо поддерживать высокий уровень. А если мастера не подкармливать время от времени, он дорогу к нам забудет. Такова жизнь, милая Марина. Чу! Из-за окна слышен гудок автомобильного клаксона, нам пора.

Вечер Марина провела просто превосходно. Ресторан был, в самом деле, очень даже не плох. Кизилов в меру нагл, и в меру галантен. Терпкое саперави тоже легло очень в масть. Наверное, поэтому ей пришла в голову мысль закрутить с редактором небольшой романчик. Он то, дурачок, подумал, что так велика сила его мужского обаяния. Что такая красивая девушка не смогла устоять.

* * *

Марина распласталась на довольно крепком корпусе своего негаданного любовника. Она лежала щекой у него на груди и пальчиком нежно перебирала чёрные волосы на руке.

— Геннадий, а у тебя есть семья? — внезапно для себя самой спросила она, и заглянув Кизилову в глаза.

— Да, милая, конечно есть. На пост главного редактора популярного журнала не назначают одиноких и разведенных. Но мы с женой уже давно просто хорошие друзья. Живём вместе только ради детей.

— Я бы хотела, чтобы ты с ней развёлся, а меня бы в жёны взял. Ты такой классный любовник, это просто неземной восторг. — Марина перекатилась на спину. — Дай мне сигарету.

— Ты тоже была просто богиня! К сожалению, развестись я не могу, тогда меня с работы попрут. Аморальное поведение недостойное высокого звания, и всё такое.

Так постепенно закладывалась основа будущей, приятной для обоих, связи, в которой у мужчины не было никаких обязательств, а у женщины оставалась надежда, что когда-нибудь, может быть…

* * *

Фотоработы Самаровича после отборочного тура прошли в главный отбор и удостоились быть напечатанными в альбоме фотографий посвященному шестидесятилетию Октябрьской Революции. Редакция выслала Павлу журнал с напечатанными фотографиями и именную грамоту, как лауреату с сопроводительным письмом. «…Надеемся на дальнейшее сотрудничество…, желаем творческих успехов…». Понятно было, что это просто протокольная вежливость, но всё равно Павлу было приятно повесить дома на стенку первый «боевой» трофей.

Я написал большими буквами поздравление от однокурсников со страницами из «Смены» и текстом поощрительного редакционного письма и повесил всё это рядом с деканатом. Это позже отразилось в его судьбе, но на то и был расчёт.

 

ГЛАВА 3. НЕ СТОИТ ИМИТИРОВАТЬ РАЗДУМЬЯ

Новосибирск. Дом Художников. Тришин А.С. 28 сентября

В банкетном зале Союза Художников было оживлённо. Над щедро сервированными столами перекатывался шум торжественного застолья. Официальная торжественная часть с поздравлениями от городской администрации, от горкома, от обкома и прочих властных структур уже прозвучали. Гости расслабили галстуки и принялись просто выпивать и закусывать, не забывая при этом поздравлять юбиляра.

Наряду с персональной выставкой к своему полувековому юбилею Александр Тришин получил от городских властей прилично изданный глянцевый каталог и звание «Заслуженный работник культуры РСФСР» с причитающимся по такому случаю денежным вознаграждением. Кроме того Юрий Ясюлюнас сделал ещё один весьма ценный подарок.

— Александр Семёнович, позвольте ещё раз поздравить вас с успешным творческим путём, пожелать вам не терять бодрости тела и духа! Я собственно хочу предложить вам большую и ответственную работу по созданию масштабного полотна для зала приёмов Городского Совета Депутатов. Мы с Иваном Павловичем понимаем, конечно, что срок в полтора месяца для такой масштабной работы — очень мало, поэтому мы уже всё придумали, освободили вас от творческих метаний и сомнений. Вам, дорогой, Александр Семёнович, осталось только воплотить наши задумки на холсте.

— Юрий Иванович, а можно поподробнее? Размеры стены, размеры помещения, в котором полотно будет висеть, жанр… уже известны?

— Это всё мелочи, не стоящие даже обсуждения! Главное размер полотна будет четыре на восемь метров. Тема — установление советской власти в Новониколаевске, правда, вдохновляет?

— Юрий Иванович, побойтесь бога! Во-первых, здесь работы не меньше чем на полгода, во-вторых, это совершенно не моя стезя. С батальным жанром это вам лучше к Саше Чернобровцеву обратиться, он мастер подобных исторических произведений.

— Александр Семёнович, — продолжает гнуть свою линию зампред Горисполкома, — вы меня не поняли. Этот заказ не просто подарок к вашему юбилею, этим Партия оказывает вам высокую честь. Мы же уже прикинули, сколько может стоить для бюджета такого уровня работа.

— И сколько, по-вашему?

— С учётом вашего нового звания не меньше тридцати тысяч, получается, по первой прикидке. Вы в Худфонде ещё всё точно подсчитаете, и мы даже готовы будем ещё какой-то процент набросить. Но не забудьте и про интересы тех, кто вам такое уважение выказал. — Ясюлюнас ободряюще похлопал Тришина по плечу и вернулся на своё место.

Голова новоиспечённого Заслуженного Деятеля культуры от такой новости вскружилась до невиданных высот. Он уже не мог удержаться от приятных подсчётов. — Со всеми вычетами получалось на исполнение не менее двадцати тысяч рублей. Ясно, что одному такой объём не потянуть. Студентов привлекать можно только по вечерам и выходным. Кого тогда в помощники нанимать?

Новосибирск. Квартира Тришина 29 сентября

— Ведь какая всё-таки незадача! — Досадовал Тришин, — ты, Борь, понимаешь, надеюсь, что такой заказ срывать нельзя ни по каким причинам, мне же тогда только вывески рисовать разрешат. И откровенная халтура не прокатит, поэтому, кого попало привлекать нельзя. Я даже пытался отказаться, но мне очень настоятельно рекомендовали найти способ, как справиться с таким почётным заданием партии.

— Есть способ под названием «ну, не шмогла». Знаете такой анекдот?

— Стоит мужик на ипподроме и думает, на какую бы лошадь поставить. Тут старая кобыла говорит: «Ставь на меня, мужик. Я хоть и старенькая, но сегодня в отличной форме! На меня больше никто не ставит, выиграю забег — сорвешь большой куш!». Мужик и поставил на неё все деньги. Начинается заезд, кобыла дергается с места, делает несколько шагов, падает на землю и больше не поднимается. Кобыла смотрит на мужика виновато и шепелявит: «Ну не шмогла я, не шмогла».

— А как этот анекдот относится к нашей ситуации? — Недоумевает художник. (Художники в житейских делах часто любят прикидываться тупыми…)

— Очень даже просто. Делаете, как получается, максимально качественно, говорите, что всё будет в порядке, всё успеете, хотя ясно, что за оставшиеся полтора месяца максимум, что можно сделать, это эскиз согласовать. Работы тут не меньше чем на полгода при самых лучших условиях. Как срок придёт, так и скажете, что «не шмогли», что «нереальные планы», это «как его? волюнтаризм». Работу у вас не заберут, потому что сделано будет уже много, и начинать заново будет поздно. Я думаю, что даже в деньгах вас не прижмут, они же с вами о процентах договаривались? Я прав?

— Откуда ты знаешь про проценты? — удивлённо смотрит на меня Тришин, — это же самая главная тайна.

— Что вы Александр Семёнович, ну, какая здесь может быть тайна? Банальный откат. — Я удивлён его наивностью, — всегда распределители бюджетов стремились завысить сумму, чтобы можно было долю малую отщипнуть в свою пользу. Все об этом знают, кто с распределением заказов сталкивается.

— Ладно, сейчас я не о коррупции хочу поговорить. Надо человек семь, а лучше восемь, способных махать кистью в нужных направлениях. Исполнительных, пунктуальных и не глупых. Главное! Никакого творчества, ни чего от себя, всё чтобы по согласованному моему эскизу. Тем более что хозяева уже сами всё решили.

— Знаю я, как они решили. Выдадут вам завтра листок бумаги, где кружочки нарисуют и подпишут «здеся красногвардеец, а здеся колчаковец с пулемётом, а вот туды скачет непобедимая красная конница во главе с маршалом революции Синехуевым».

— Кем-кем ты сказал? Это кто у нас Синехуев? Ты смотри за языком то, не дай бог, услышит кто-нибудь, ни тебе, ни мне мало не покажется.

— Да это просто анекдот был такой из серии про Чапая, Петьку и Блюхера.

— Сейчас нам не до анекдотов. Ты лучше мне скажи, сатирик-юморист, сможешь бригаду живописцев-маляров организовать?

— Сколько денег заплатите, столько и народу подгоню. Сумма уже известна на зарплату? Тут же надо ещё иметь в виду, что мы студенты народ подневольный, целый день работать не можем, нам же ещё учиться надо, курсовики, рефераты, то да сё. Поэтому народу надо вдвое больше чем при постоянной нагрузке. Объёмы работ, Александр Семёнович, понятны?

— Пока не совсем. Я ещё пожеланий заказчиков не слышал. Известна только площадь и сюжет. Я ведь говорил Ясюлюнасу, что лучше это дело Чернобровцеву отдать. Нет! Упёрся, как баран и никаких аргументов слышать не захотел.

— Тогда выясняйте все детали. Как выясните, буду народ подтягивать. Пока только удочку закину. Вы, как опытный мастер, может, приблизительно прикинете прямо сейчас, за сколько вы бы в одиночку это дело провернули?

— За год, наверное, сделал бы, — немного подумав, тянет в трубку великий сибирский импрессионист. — От многих факторов это зависит, но если приблизительно, то, да, года хватит.

— Ну, вот приблизительно понятно, что шесть студентов, если будут работать по вечерам и по ночам, то сделают месяца за четыре. Если им положить зарплату рублей сто пятьдесят, то фонд оплаты труда получится приблизительно четыре двести с учётом подоходного. От этого можно отталкиваться. Прибавьте сюда мои продюссерские двадцать процентов, получится что-то около пяти тысяч. Вам остаётся творческая проработка общей композиции, персонажей и колористического решения, а кроме того пятнадцать тысяч рублей. Пять отдадите худфонду, вам останется вполне достойная оплата в виде десяти тысяч рублей.

На том и порешили.

Новосибирск. Персональная ма стерская Тришина. 03 ноября

Начало ноября радовало сибиряков сухой и относительно тёплой погодой. Третье число, а снега ещё нет и это в нарушение всех примет о том, что через месяц после первого снегопада, ложится постоянный покров. Первый снег сыпал уже в конце сентября, как раз, когда мы носились по стройке с носилками. А сейчас днём даже плюсовая температура, солнышко и травка зелёная кое-где выглядывает из-под опавшей уже полностью листы.

Александр Семёнович, как обычно дымил своей трубкой и, скрестив на груди руки, задумчиво глядел на только что загрунтованный подрамник. Как всегда первый удар кисти по холсту сильно напрягал его, ведь от этого первого мазка, первого штриха зависело, как пойдёт работа. Будет ли это искромётный экспромт, или наоборот, вдумчивое медитативная медленное наслаждение, рассыплется ли по полотну разноцветье искристых капель, или всё будет в суровой гамме северного сумрака.

Внезапный телефонный звонок вернул его к реальности хмурого ноября.

— Тришин слушает…

…

— Конечно, я всё контролирую. Да. Позавчера был. Ребята начали подмалёвок.

…

— Да мы не успеваем. Если бы вы согласовали эскизы за один день, хотя бы за два дня, ещё можно было бы о чём-то говорить, какие-то претензии предъявлять.

…

Нет! Даже и речи быть не может. Объём очень большой. Хорошо бы к концу месяца закончить.

…

Да, хорошо! Договорились! Я сегодня же заеду и проверю, как идёт работа. Только давайте часам к шести вечера. Мои подмастерья раньше всё равно не приходят. Студенты, сами понимаете, народ занятой.

…

Нет! Не верю! Вас ввели в заблуждение! Этого просто не может быть. Севостьянов лично видел? Лично с ними выпивал? Может он им и наливал? Если так, то какой тогда с них спрос? Большой начальник лично налил, как тут не выпить…

…

— Что? Антисоветская музыка? Этого не может быть! Давайте поступим так — я сейчас приеду и во всём разберусь.

Новосибирск. Горисполком. Тришин А.С. Тот же день вечером.

Оказалось, что студенты вчера отмечали день рождение некоего Лёхи Маримонова. Ладно бы отмечали его у себя в общежитии, так они решили работу не срывать и привезли спиртное, закуску и магнитофон прямо в Горисполком. Работа над полотном приняла совершенно предсказуемый характер общей пьянки. А так как шесть работавших над картиной юных художника не могли оставить своих девушек и друзей, то компания собралась довольно многочисленная.

Вахтеры, оставшиеся на дежурство в этот промозглый осенний вечер, сначала пытались образумить разгулявшуюся молодёжь добрым словом, потом шантажом, угрожая написать докладную в ректорат. Прибегать к помощи милиции им не хотелось, они понимали, что ребята за такое могут вылет из института, поэтому решили позвонить сначала ответственному за всё это художественное безобразие.

* * *

Цыганский вокал Маришки Вереш под гитарные рифы Робби ван Леувена слышно было уже в вестибюле на первом этаже. «Что-то слишком старую музыку завели» неожиданно фоном проплыла мысль в голове у заслуженного художника.

Когда он во главе отряда вахтёров поднялся в зал приемов, отведённый под художественные упражнения, песня сменилась другим хитом всех времён и народов всё той же старой голландской группы «Shocking Blue». Конечно, это была бессмертная композиция 1969 года «Винес».

Молодёжь за собственными бодрыми криками — Шизгара!!! — совсем не заметила появления усиленных «войск противной стороны».

— Вспышка справа! — неожиданно для себя выдал боевую команду Александр Семёнович и нажал на клавишу выключателя. У некоторых студентов, наверное, по армейской привычке сработал рефлекс, и они бухнулись на пол. Оба сторожа тоже…

— Отбой воздушной тревоги, вставайте и докладывайте, что здесь происходит? Кто старший, и где Рогов?

Упавшие, неловко поднимались, отводя глаза от своих товарищей. Остальные изображали стадо баранов. Стояли, молча переминаясь с ноги на ногу и, похоже, не знали, как вести себя в такой ситуации. Магнитофон тем временем продолжал надрываться:

— Вот, вы, молодой человек! — Тришин решил, что прямые команды дойдут быстрее, чем обращения ко всем сразу, — да, вы, выключите музыку, а вы, — он перевёл взгляд на самого высокого парня с лохматой шевелюрой, — и доложите быстро и чётко.

— А чего тут докладывать? — высокий начал тянуть, собираясь с мыслями, которых в его голове, после уже принятой дозы спиртного, было маловато. — У Лёхи днюха. Борька сказал, что надо торопиться, мы решили объединить два дела в одно. Ну и вот… — он неопределённо развёл руками.

— Всё понятно! Теперь делаете так: — ты, ты и ты, собираете краски и кисти, складываете их в воду. Мыть будете завтра. Девушки отмывают пол от краски, остальные юноши бегут за водой и меняют её по необходимости. Через пятнадцать минут здесь должно быть чисто. Вас тут тоже быть не должно! Вопросы есть? Вопросов нет! Время пошло.

Пока идёт уборка, Тришин спускается к посту и набирает Рогова.

— Борис! В чём дело? — он старается максимально передать своё возмущение происходящим.

— Да, Александр Семёнович, что случилось?

— Как? Ты даже не знаешь, что у тебя в твоём хозяйстве происходит? Командир производства… — Тришин начинает закипать.

— И что же там происходит? Сегодня точно не должно было ничего происходить, бригада решила взять выходной, чтобы отметить день рождения Лёшки Маримонова. Фигура популярная в нашей общаге, праздник должен был быть масштабный. Потом наверстают, не переживайте вы так, Александр Семёнович.

— Точно! Масштабный праздник получился, — Тришин с возмущением, рассказывает, что произошло на самом деле.

— Так ведь хотели как лучше! — Рогов не теряет присутствия духа. — К тому же никаких неприятностей не произошло.

— Сторожам скажи спасибо, попались добрые и меня вызвали, а если бы просто в милицию позвонили? Тут бы и мне прилетело и тебе, а этих придурков из института бы выперли.

— К счастью всё обошлось ведь? Вот только надо бы подумать, как нам ускориться, чтобы действительно не проколоться с какой-нибудь случайностью. В каком состоянии сегодня ваше полотно?

— С грунтованием закончили, с переносом фигур с эскиза на холст почти закончили, осталось только центральную фигуру красногвардейца со знаменем и всё, можно будет приниматься за подмалёвок.

— Так чего ждать? Четырёх человек уже можно за подмалёвок высаживать. Пока ребята будут малевать и подмалёвывать, вы, Александр Семёнович, этого вашего красногвардейца пропишете во всех цветах радуги. Тем более что вам можно будет и днём работать. И чтобы времени много не тратить, давайте поступим в стиле революционного авангарда.

— Это ты что имеешь в виду? Если абстракционизм какой пролеткультовский, то меня можешь уволить. Я такими вещами не занимаюсь.

— Так я и говорю, что центральная фигура должна быть прописана реалистично! Как символ победы революции, а фон пусть будет чёрным, белым, серым и в виде осколков, как символ поражения старого мира.

Так предприниматели от искусства еще немного препираются и приходят к выводу, что если подогнать ещё человек шесть, то закончить можно будет уже к концу ноября. Их бы мечты да богу в уши…

Новосибирск. Квартира Тришина. 04 ноября

Следующий день начался для Александра Семёновича с раннего телефонного звонка. Звонил ему возмущённый и недовольный Ясюлюнас.

— Александр Семёнович, как же так! — в его голосе слышались даже лёгкие металлические нотки. — Вы помните, какие сроки на выполнение нашей с вами работы прописаны в договоре?

— Конечно, я всё прекрасно помню — Тришин не любил, когда на него напирали, да ещё и с утра пораньше.

— А вы знаете, какое сегодня число? А месяц? Или для вас всё ещё октябрь? — металла в голосе зама по культуре становилось всё больше и больше.

— Прекратите истерику, Юрий Иванович, да, я прекрасно вас понимаю, но вам так хотелось получить живописное большое полотно, так хотелось получить его быстро, что я не мог устоять перед вашим напором и солгал. Реально такое полотно пишется в полгода. Мы планировали так организовать работу, чтобы закончить к Новому Году. Сегодня мой помощник сообщил мне, как можно сделать к началу декабря. У нас там, кажется, День Конституции? Вот к этой дате…

Но Ясюлюнас не даёт договорить. Он просто взрывается в гневе. Тришину мерещится, что прямо из телефонной трубки брызжет начальственная слюна, и он брезгливо отодвинул её от лица.

— Да, как вы…! Да, кто вам…! Какая ещё конституция? Вы спали что-ли последние полгода? В этом же году приняли новую конституцию и день конституции теперь в октябре. А за то, что вы мне солгали, за то, что не выполняете взятые на себя обязательства… Я вам… Я вас… Что хотите делайте, но чтобы через четыре дня картина была закончена!

— Но, Юрий Иванович, это просто не возможно! Как минимум краска должна высохнуть! Масло оно долго может сохнуть и это от нас не зависит ни как!

— Возможно — не возможно! Я всё сказал! Не сделаете, пеняйте на себя. Договор будет расторгнут, вам придётся аванс вернуть и больше никогда, вы слышите? Никогда Горисполком не будет вам ничего заказывать, — стук брошенной трубки сообщил, что разговор окончен.

* * *

С Борькой Тришин смог встретиться только вечером. До назначенного срока оставалось только два дня. Ситуация складывалась аховая.

— Нормальное полотно за два дня не сделать. — Констатировал состояние дел Рогов. — Надо значит сделать так, чтобы хотя бы формально выполнить договор. О! У меня сногсшибательная идея! Слушайте, Александр Семёнович!

— Давай быстрее сюда, что там тебе в голову пришло.

— Эскиз перенесён? Перенесён! Колористика вами в эскизе решена?

— Решена. Правда, в самых общих чертах.

— Значит, нам надо будет срочно закупить краску и прямо валиками за два дня всю композицию поднять. Получится полотно в революционном конструктивистском стиле «окон РОСТА», помните, как Маяковский выдавал? Ну, и для завершённости обвести все фигуры чёрными линиями.

— Но это же будет совсем не в моей манере письма! — Возмущается Тришин, — я никогда не позволял себе так работать! Нет, на это я пойти не могу! Это противоречит моим принципам! И вообще…

— Ну и будете возвращать аванс! — напоминает Рогов, а это сумма солидная, тем более что вы уже часть потратили на авансы исполнителям, на материалы.

— Ладно, наверное, ты прав… Придётся наступать на горло собственной песне.

Бригада Маримонова, Борис и сам великий художник двое суток практически не вылезали из зала приёмов. Они насквозь пропитались запахом льняного разбавителя и уайт-спирита. Спали с лица и обзавелись черными кругами под глазами от усталости.

Шестого ноября вечером наконец-то начали разбирать леса, по которым полтора месяца лазили, работая над картиной. Плод совместного творчества представал перед глазами автора. Александр Семёнович сразу понял — это провал! То, что предстало перед его взором, живописью нельзя было назвать ни под каким видом! Ближе всего это было к «Гернике» Пикассо, но никак не к Александру Тришину сибирскому импрессионисту жизнелюбу и сибариту.

В отличие от «Герники», картина была многоцветной и, возможно, только это и спасло её от уничтожения собственным автором. Ясюлюнас был в бешенстве, но не нашёл в договоре ни одной зацепки, чтобы отказать в приёме работ. Тематика соблюдена, размеры совпадают, идейность, — какая надо. Ограничились тем, что закрыли картину специально сшитыми шторами.

После очередного начальственного словоизвержения, Тришин решил, что ему достаточно сотрудничества со студентами. Уж очень народ оказался непредсказуемый и беспокойный. Рогову он так и сказал при последнем с ним расчёте:

— Борис, как это ни печально, но нашу лавочку надо прикрывать. Худфонд не может больше работать в таком режиме постоянного стресса. Жить и гадать — сделают — не сделают, приедут — не приедут, хорошо сделают, или завалят всё, поэтому мы в правлении фонда посовещались и решили отказаться от этого направления. Мы хорошо поработали, поэтому прошу тебя не держать на нас обиды. Всех денег всё равно не заработаешь. Напоследок мой тебе совет: — Если хочешь стать архитектором, то иди работать к архитекторам. Если хочешь деньги зарабатывать иди работать в сельские архитекторы. Там сейчас такое строительство начнётся, что любой чертежник будет нарасхват.

Борис был опечален таким поворотом событий. Он уже привык к деньгам. У него за октябрь что-то ещё оставалось, что-то должно было прийти за оформление праздничных колонн, но всё это было в сумме не более трёх сотен. Надо было придумывать какой-то новый источник доходов.

 

ГЛАВА 4. БЛИЗОК БОЙ, РОГА ЗАВЫЛИ

Новосибирск. Сибстрин. Воловик А.А. и Борис Рогов. 1 ноября

Холодное и льдистое ноябрьское солнце сквозь низкие облака отбрасывает длинные тени голых тополей. Я опаздываю на первую пару. Вчера весь вечер и всю ночь трудился над статьями к шестидесятилетию Октябрьской Революции. Статья для военной кафедры получилась какая-то канцелярская, зато в рубленом военном стиле. За оставшуюся неделю мужики изобразят каких-нибудь военно-морских красногвардейцев, и Мотовилов будет доволен. Тем более что тексты в праздничных газетах никто не читает. Статью для «Дзержинца» хотелось написать как-то не стандартно, не так как принято партийной печати. Пришлось голову поломать. Тут же шутки шутить не позволят, поэтому засиделся почти до самого утра. Не выспался совсем. Голова как ватная. Зато предвещающий холодную зиму, мороз бодрит и не даёт заснуть на ходу. Особенно помогает в этом ветер, который дует, кажется со всех сторон. Это ничего, я почти у цели, осталось только аван-площадь преодолеть и здравствуй Альма-матер.

Сегодня с утра у нашей группы первая, мной пропущенная, пара — история архитектуры. На неё вообще можно не ходить, всё помню прекрасно, на экзаменах с Вольской побеседуем на темы развития современной архитектуры и всё. Вот сейчас будет гораздо интереснее. На прошлой неделе начали курсовик — малое общественное здание. Ведут этот курсовик в нашей группе преподы с АГЗ — Оглы Борис Иосифович, Храненко Николай Фёдорович и молодой ассистент-аспирант Витя Геронимус. Оглы он больше теоретик, Геронимус слишком молод в позапрошлом году только окончил институт, зато Храненко — старый проектный зубр. Множество зданий в городе построены по его проектам. У него точно есть чему поучиться даже мне с моим тридцатилетним стажем. Старый он, правда, девять лет как на пенсии, но бодр, и на память не жалуется. В отличие от того же Кузьмина хоть и моложе всего на четыре года.

Всё, что у меня есть на планшете, это то, что я успел сделать в первое занятие. Правда, успел довольно много, планировки у меня были готовы уже полностью. Сегодня с фасадами закончу и перспективу начну строить. Можно будет даже к чужой помощи и не прибегать. Двадцать четыре программных часа более чем достаточно для простого проекта придорожного туристического приюта.

Взгромоздив подрамник на стол, отрегулировав рейсшину, начинаю переносить оси для фасадов. Внезапно, аккуратный стук указкой по столу отрывает нас от черчения. У стола замдекана Виктория Михайловна:

— Николай Фёдорович сегодня приболел. Когда он сможет выйти на работу пока не известно. Вместо него подгруппу, которую вёл Храненко, будет вести Анатолий Афанасьевич Воловик. Главный архитектор института «Гражданпроект», заслуженный архитектор РСФСР, автор всем вам хорошо известных зданий ГПНТБ и речного вокзала — Виктория Михайловна делает рукой жест в сторону смешного дядечки невысокого роста с густым козырьком бровей и лбом, плавно переходящим в обширную лысину.

— Какие-то подвижки в моей истории всё-таки происходят, — проносится мысль у меня в голове. В прошлой жизни Воловик у нас не появлялся. Надо будет не зевать, использовать этот контакт по максимуму. Это же выход на «Граждан». Вот ему, ради получения полезных связей, я бы даже доверил тайну моего появления в этом времени. Или лучше воспользоваться легендой о «ясновидении»?

* * *

— Коллеги, позвольте мне вас так называть, — обратился к нам Анатолий Афанасьевич с кратким приветственным словом, — рад приветствовать вас. Надеюсь, что наше с вами сотрудничество будет успешным и когда-нибудь перерастёт в совместную практику. Я считаю, что обучение это процесс сотрудничества, целью которого является получение грамотного самостоятельного специалиста.

* * *

На перерыве я подхожу к Воловику. Тот занят составлением какого-то графика и не замечает меня.

— Анатолий Афанасьевич, можно с вами переговорить в свободное от работы время. У меня есть для вас предложение, даже два.

— Даже два! Надо же! А сейчас тебе их сложно изложить? Если самую суть в двух словах? Учитесь выражать свои мысли кратко.

— Хорошо, я попробую. — Я на мгновение сосредотачиваюсь и продолжаю, стараясь говорить медленно, не сбиваться на сбивчивую эмоциональную речь:

— Первая идея, привлечь студентов к простейшим операциям в реальном проектировании. По желанию, конечно. В качестве техников в свободное от обучения время.

— Вторая: — Курсовые проекты проводить через систему рейтингов. Оценки кафедры это само по себе, а рейтинг с определением лучшего проекта курса это само по себе. Определять можно по балльной шкале. Кто набрал больше баллов тот и занял первое место. Как в фигурном катании неофициальный приз зрительских симпатий. Можно даже поощрять какой-нибудь грамотой или премией.

Воловик на минуту погружается в размышления, наконец, встречается со мной взглядом и иронически ухмыляется.

— Как вас зовут, молодой человек? — кажется, он решает всё-таки начать обсуждение моих предложений. Борис Рогов? Весьма лестно о вас говорят, весьма. Идеи ваши мне кажутся интересными, но вы правы, их на бегу не решить. Давайте я немного подумаю и к следующей нашей встрече что-нибудь решу. Как у вас проект идёт?

— Спасибо. Хорошо идёт. Сегодня к концу занятия разделаюсь с фасадами и разрезами. Останется только перспективы накидать и всё. Хочу к концу следующего занятия закончить полностью.

— Какой шустрый! — Воловик лукаво усмехнулся, — мне даже самому стало интересно, но сегодня я точно не могу. Давайте завтра?

Я лихорадочно пробегаю свои завтрашние планы. У нас четыре пары, потом — театр. Предпоследний прогон перед генеральной. Сразу после репетиции?

— Можно часов в шесть вам удобно будет?

— К шести я точно не успею, у нас рабочий день в «Граждане» ровно в шесть заканчивается. Давай в шесть тридцать на кафедре. Нормально?

* * *

На следующий день вечером сижу на подоконнике около кафедры «Архитектуры гражданских зданий», смотрю вниз на постепенно скрывающиеся в сумерках кусты и сугробы. Время уже почти семь, а Воловика так до сих пор и нет. Может он забыл про назначенную встречу? Бог весть. Как всё-таки удобно было с мобильным телефоном. Еще посижу пятнадцать минут и домой поеду.

Репетиция прошла весело, народу текст архитектурно-строительной сказки понравился. Недаром я в каникулы между эротическими утехами сподобился вспомнить филатовскую сказку, сократил её и привязал под проектные реалии.

Получилась история на час, при этом я старался максимально использовать текст Филатова. Вот будет смешно, когда через десять лет он придумает эту свою историю «Про Федота-Стрельца», а сегодняшние наши «артисты» узнают в ней целые куски. Не важно, что называется всё это безобразие — «Сказка про зодчего — творческого рабочего». И если у Филатова охотник-стрелец Федот идёт за тем, чего вообще не может быть, то я заставил народного архитектора Федота запроектировать вот именно то самое — чего не может быть. А иначе:

Я когда впервые всё это вслух прочитал, все просто легли. Не удивительно, у Филатова очень хорошо получилось.

 

ГЛАВА 5. ХУДОЖНИКА КАЖДЫЙ МОЖЕТ ОБИДЕТЬ

Нью-Йорк. АНБ. Натан Фарб и Джеральд Макмилан. 22 декабря

Рождество в Нью-Йорке в 1977 году обещало быть тёплым. Вот только не зря синоптиков не допускают до чемпионата лжецов (не годится профессионалам соревноваться с любителями). Рейс Гамбург-Нью-Йорк совершает множество авиакомпаний, но Натан Фарб взял за 125 баксов самый дешевый билет в экономклассе компании «Delta». В Германии он как-то неожиданно поиздержался. Денег хватало только на билет и на такси до дома Сары, что в Бронксе. В крайнем случае, можно будет даже в гостишке рядом с аэропортом переночевать. Натан знал одну совсем недорогую всего за 45 долларов. Хотя назвать её недорогой можно только по сравнению с соседними. Как везде в мире рядом с воздушной гаванью всё дорого.

Девять утомительных часов перелёта подходят к концу. Командир корабля уже объявил о получасовой готовности. Несмотря на то, что погода побережье резко изменилась, аэропорт Джей Эф Кей принимает и это хорошо. Северные ветры с Баффиновой земли принесли резкое штормовое похолодание, шквальный нор-истер уже несколько часов засыпает столицу мира мокрым противным снегом. Зато настоящее Рождество в этом году, не то, что было два года назад. Хоть бы Сара с Адамом приехали, так не хочется мокнуть в этой слякоти.

Последнее выяснить мистеру Фарбу не удалось. Он вышел из прокуренного салона самолёта в толпе потных пассажиров и с облегчением втянул сырой и холодный воздух родной земли. Стоило только ему ступить на асфальт лётного поля, как к нему подошёл высокий незнакомец в длинном черном пальто.

— Мистер Фарб? Добро пожаловать на родину. Я думаю, вам повезло, наша машина ждёт вас. Прошу вас, сэр — Незнакомец показал на, стоящий немного в стороне, Форд Эскорт.

— Спасибо! Но хотелось бы знать, с кем я говорю, и кого вы представляете?

— Агент национальной безопасности Джон Смит, а вас я знаю, поэтому можете просто пройти в машину, — агент АНБ ухмыльнулся.

— Окей, тогда поехали быстрее. Как вы считаете, сэр, я успею сегодня пробежаться по магазинам. Не успел в Европе, как-то всё времени не было…

— Вот уж ничего не могу сказать. На вас у начальства какие-то планы. Уж я не знаю, что у вас там, в России произошло, но я бы на вашем месте, на сегодня не рассчитывал.

— Ну, как говорят наши русские друзья: — «Tady oi».

Уже через полчаса форд, умело направляемый Смитом, прошелестел шинами по Бруклинскому мосту и мимо собора Святого Эндрю выехал на Томас-Стрит к брутальному небоскрёбу компании АТТ.

— Мистер Смит, а правду говорят, что это здание самое безопасное в мире?

— Говорят, что может противостоять радиоактивному заражению целых две недели. Никто, конечно, не проверял. — Уклончиво ответил аэнбешник.

Странное здание без окон производило гнетущее впечатление. Натану оно напомнило порталы египетских храмов в Луксоре. Тем более что и цвет такой же — бежево-песчанный.

Быстрым шагом они миновали ресепшн. Поднялись на скоростном лифте на самый верхний двадцать девятый этаж и по длинному светлому коридору проследовали к кабинету без опознавательных знаков.

— Прямо, как в шпионском боевике, — промелькнуло в голове у Фарба, но эту мысль он озвучивать не стал.

— Чай, кофе, может быть виски? У меня как раз есть бутылочка отличного Гленнфиддика — вежливо, как к старому приятелю, обратился к нему седовласый хозяин кабинета, — присаживайтесь, чувствуйте себя как дома.

— Как «gladko stelet», — почему-то по-русски подумал про себя наш герой. — Интересно, с чего он начнёт? А вслух произнёс, — пожалуй, не откажусь от двойного скоча, если вас не затруднит.

— Как прошёл полёт? Надеюсь, наша американская авиакомпания даже такая скромная как «Дельта эйрлайнз», превосходит все европейские вместе взятые? — приговаривал хозяин кабинета, разливая янтарный напиток по стаканам.

— Хорошо летели, всё было в лучшем виде. Но мистер…?

— Макмилан, Джеральд Макмилан, к вашим услугам.

— Так вот, мистер Макмилан, как бы хорошо не протекал полёт, лететь девять часов занятие не из приятных, поэтому нельзя ли светскую часть пропустить и перейти сразу к делу?

— Приятно иметь дело с деловым человеком! Я тоже хотел бы побыстрее выяснить все детали и оказаться дома. Послезавтра же Рождество. Итак, помните, вы в начале июля звонили своей сестре Саре?

— Конечно, помню. Я звонил ей, чтобы предупредить о грозящей городу беде. Вы же помните, что там случилось?

— Вот в этом-то всё и дело! Как, чёрт возьми!? Как, скажите на милость, могли вы узнать, находясь в Сибири, что произойдёт в Нью-Йорке 13 июля? Вам кто-то об этом сказал? Вы что-то случайно услышали?

— Мистер Макмилан, вы, наверное, не поверите, но всё было совершенно банально. Приблизительно за месяц я, как обычно, занимался фотографированием русских на нашей выставке. 15 июня утром, как сейчас помню, стояла жуткая жара. Мне стало плохо, я решил отлежаться. Под присмотром КГБ уехал в гостиницу. В полудрёме мне привиделось сообщение в газете об аварии на подстанциях снабжающих Нью-Йорк и всем, что за этим последовало.

— Понимаете ли вы, мистер Фарб, всю важность для Америки способа получения такой информации? — голос собеседника Натана стал жёстче. — Не соблаговолите ли пройти проверку на полиграфе? Это не долго, если всё будет хорошо, то мы вас тут же отвезём к сестре. Ну, а если нет, то придётся задержаться, как говорится до выяснения…

— Да, конечно. — Внутри Натана внезапно образовалась пустота. — Для меня самого необъяснимая загадка, как могла эта информация появиться в моём мозгу.

— Сейчас придёт ассистентка нашего психолога и проводит вас в кабинет. Вся процедура с анализом полученных результатов займёт не более четырёх часов.

— Скажите, а ничего, что я только что перелетел Атлантику? Всё-таки девять часов полёта это стресс для организма.

— Я считаю, что оператор сможет учесть и это. Наш Клив — парень опытный. Хоть он и немного двинутый, думаю, что вам понравится.

* * *

После утомительных расспросов, возни с проводами, датчиками и какими-то притираниями Натан сидел в прострации в кабинете и слушал рассказ Клива Бакстера о свойствах растений реагировать на человеческие эмоции. Вот он закончил писать, недоумённо хмыкнул и вышел из кабинета.

В голове у Фарба крутилась только одна мысль: — Мою ложь раскрыли! Как теперь объяснить то, что я врал? Если изощряться дальше, то по известному принципу «снежного кома», нагромождения лжи станут такими, что можно будет уже без очереди на электрический стул, тем более в этом году отменили мораторий на смертную казнь. Что-то перспективы не радостные. Придётся сказать правду. Надеюсь, Боб меня поймёт.

— Мистер Фарб, зайдите, шеф вас ждёт, — наконец Клив вернулся и поторопил подопытного. — Да, не всё у вас гладко получилось.

* * *

— Как же так, мистер Фарб? Я не ожидал… Мне сразу не понравилась ваша история с просоночным прогнозом, но так мелко лгать… Вы были завербованы КГБ? — Макмиллан хмуро уставился прямо в лицо съёжившегося и не осмеливающегося сесть Натана.

— Мистер Макмиллан, поверьте! КГБ здесь ни причём. Я солгал, да, я это признаю, но дело в том, что я был вынужден так поступить… Я обещал не раскрывать тайны, но это точно не КГБ, поверьте мне, очень вас прошу.

— Так! — Громкий хлопок ладони Макмилана по столу прервал словесный поток. — Теперь медленно, по порядку, и только правду.

Присев на край кресла, положив руки на колени, Фарб рассказал всю историю того памятного дня. Благо, что помнил он его во всех подробностях.

— Чушь какая-то! Фарб, вы опять врёте! Мне уже начинает надоедать ваше постоянное враньё! Вы что-то говорили, что этот медиум передал вам какие-то бумаги? Где они?

— В моём чемодане. Последний раз я его держал в руках, спускаясь по трапу самолёта. Чемодан у меня забрал ваш агент Джон Смит, где он сейчас я не знаю.

— Смотрите, Фарб! Сейчас принесут ваш чемодан. И не дай вам бог попасться на лжи в этот раз. Получите по заслугам, уж я вам обещаю.

* * *

— Чёрт! Тут всё на русском. Фарб, вы читаете по-русски? — Макмилан потерял последние остатки терпения и выдержки. — Не понимаю я их славянских закорючек… Надеюсь, что здесь вы врать не будете? Это было бы уж совсем глупо. Да, читайте же!

— …20 июня, будет торжественно запущен Аляскинский трубопровод,… 2 июля умрет писатель Владимир Набоков…

— Что за писатель? Русский?

— Русский, да, но жил в штатах. Нобелевский лауреат. Действительно умер 2 июля, в советских газетах писали.

— Странно, но давайте дальше!

— …13 июля в Нью-Йорке на целые сутки будет отключено электроснабжение… — подробности зачитывать?

— Не надо, мы их на своей шкуре ощутили. Дальше!

— …23 июля сомалийский диктатор Сиад Барре вторгнется в Эфиопию, начнётся война, которая продлится до марта следующего года и завершится победой Эфиопии. При этом проиграет СССР. Сомалийский диктатор разорвал договор с Советами и обратится за поддержкой к Западу.

— Вот это уже очень интересно. Если вы, Фарб, или ваши кураторы из КГБ не списали это из поздних газет, то информация действительно ценная. Продолжайте.

— … 16 августа умрёт Элвис Пресли, так… ну это внутренние события СССР… вот, ещё интересно, 5 ноября катастрофа самолёта премьер-министра Индии Морарджи Десаи. — Видите! Опять всё точно.

— Да, интересно, пока всё совпадает, я помню все эти события, хоть и не всегда по датам, но они действительно были. Так вы утверждаете, что эти записи вами получены…

— 13 июня этого года. Правда, корреспондент не назвал своего настоящего имени, на мой прямой вопрос ответил, что можно называть его просто Боб. Скорее всего, от русского имени Борис, но и это точно не известно. Выглядит лет на 15–18. Мальчишка совсем. Даже усы не растут.

— Хорошо, что вы упомянули про усы! Мы, с вашей помощью, сейчас сделаем его фоторобот. Слушайте, а может у вас его фотография сохранилась?

— Нет, я его не снимал. Как-то мне тогда не до того было. А фоторобот составить можно, у меня хорошая зрительная память. Можно даже прямо сейчас.

— Натан, в ваших списках почему-то нет ничего о котировках валют на мировых биржах, о спортивных событиях тоже ничего нет. Хотя нет, вот результат Формулы-1, гляди-ка, совпало. Точно победитель американского этапа на Уоткинс-Гленн — Джеймс Хант. Ага, вот ещё штангисты упомянуты, ну, тут без сюрпризов, каждый мог бы угадать. Русские собрали больше всех медалей. Что тут ещё? В следующем году чемпионат мира по футболу. Ага, первое место — Аргентина, второе — Голландия. На этом можно уже и денег заработать.

А этот Боб не рассказывал, почему его прогноз ограничен только 1978 годом? Почему он ничего не написал о следующих годах?

— Он что-то говорил, но я прослушал. — Фарб сокрушённо вздохнул. — Мистер Макмиллан, давайте все-таки займёмся фотороботом?

— Хорошо, сейчас я вызову нашего художника, а эти записи я, с вашего позволения, оставлю себе. Надо будет и графологическую экспертизу провести, лексический анализ, и достоверность изложенных событий проверить. Вам же всё равно они больше не нужны. — Макмиллан, задумавшись на минуту, покачался на носках.

— Я думаю, что сегодня вы всё-таки переночуете в нашей гостинице. Уверяю, что наш пятизвёздочный отель вас не разочарует. А вот уже завтра к полудню мы решим, что со всем этим делать.

* * *

На следующий день, Фарбу было сделано предложение, от которого он не мог отказаться. Яйцеголовые из АНБ решили, что лучше всего было бы отправить в Новосибирск лично его, — Натана Фарба, потому что по-другому искать медиума-ясновидящего в Советской стране не представляется возможным.

Фарб даже не предполагал, как он сможет найти в миллионном городе какого-то паренька, не имея о нём никакой информации. Но его уже никто не слушал.

— Ваше дело будет только найти этого парня, остальное сделают специалисты. Наши ребята дело знают, поэтому неделя вам на отдых, потом инструктаж, подготовка и, наверное, к маю снова в Россию. Заодно подумайте, как именно организовать поиски.

Натан понял, что спорить с этими господами — себе дороже. Больше всего ему сейчас хотелось вмазать виски и пожаловаться на судьбу кому-нибудь мудрому и доброму. Не тратя больше времени на душевные терзания, он отправился к сестре.

Сара встретила брата переполненная эмоциями. Два дня назад в аэропорту к ней подошли какие-то люди в чёрном. Они сразу ей не понравились. К тому же, только добавили ей беспокойства, когда сказали, что её брат ненадолго задержится по делам национальной безопасности. Из газет и ТВ она знала, что АНБ совсем не простая контора. Вечно её брата заносит в какие-то приключения… Хорошо, что пока до беды дело ни разу не дошло.

— Натан, ты как? Летишь к себе в Калифорнию, или у нас собираешься погостить? — отхлебнув из низкого пузатого стакана добрую порцию бурбона, спросил Адам.

— Наверное, всё-таки слетаю. Я давненько дома не был. Мы же с выставкой уехали в Россию в ноябре прошлого года. Надо счета оплатить, пыль смахнуть, с подружками юности оттянуться.

— А кстати, как в России девушки?

— Внешне бывают очень даже ничего. А во всём остальном — трудно сказать потому, что перепихнуться удалось только пару раз в Москве.

— Как так?! Ты же у нас известный плейбой! Ни в Джорджии, ни в Сайберии? Нет, я не могу в это поверить. Или там вас возили на работу скованными наручниками и под конвоем? На ночь запирали в подвалах КГБ?

— Адам, ты не поверишь! Приблизительно так всё оно и было. Если ещё в Москве у нас получалось погулять относительно свободно, то в Новосибирске я всё время ощущал пристальный взгляд. Знаешь, как это неприятно?

— Полицейское государство, тут уж ничего не попишешь. Так значит, говоришь, тебя снова отправляют туда?

— Ага, будь оно неладно это АНБ! Давай, лучше опрокинем, по стаканчику, и горят они все в аду. Будь!

— Мальчики, не сквернословьте! — попыталась вмешаться в мужскую беседу Сара, — дети всё схватывают на лету, особенно плохое.

Следующую неделю Натан Фарб беспробудно бухал в своей холостяцкой квартире. В результате, к концу недели она не стала чище, а скорее наоборот. Зато на этой волне у него появилась подружка, которая согласилась ехать с ним в Нью-Йорк, а после ждать его возвращения из страшной России. Девушку звали просто и бесхитростно — Молли. Была она из католической ирландской семьи, о чём свидетельствовали огненно-рыжая копна волос и милые конопушки по всему лицу.

 

ГЛАВА 6. 28 МЕСЯЦЕВ — ПОЛЁТ НОРМАЛЬНЫЙ

9 января возобновились переговоры СССР и США об ограничении стратегических вооружений (ОСВ).

В январе в Иране начинаются антиправительственные волнения.

20 февраля — Брежнев награждён орденом «Победа».

27 апреля — «Апрельская революция» в Афганистане.

5 сентября — переговоры в Кемп-Девиде между Израилем и Египтом.

16 октября — папой римским избран Кароль Войтыла, (Иоанн Павел II).

18 ноября — в Гайане убиты 900 членов общины «Народный Храм»

Новосибирск. Борис и Лена Адонина 26 декабря.

Трескучие морозы, обычные в наших краях для конца декабря, перед самым Новым годом сменились мягкой почти европейской рождественской погодой. Снег медленно опускался на город большими и влажными хлопьями, переливавшимися в лучах уличных фонарей всему цветами радуги. Гулять в такую погоду — одно удовольствие. Тем более что главный курсовик — «Проект индивидуального жилого дома» успешно сдан. Подача была, конечно, весьма посредственная, зато планировочное решение и схема каркаса тянули на пять баллов. Ещё бы не тянули, я хорошо запомнил финские домики, предлагавшиеся фирмой «OMATALO» в прошлой моей реальности для застройки северных посёлков. Нарисовать такой домик мне было совсем не трудно. Финские конструкторы и архитекторы разработали очень экономичную и удобную линейку проектов индивидуальных жилых домов на любой состав семьи.

Наших преподов смутило то, что часть помещений в доме была смежной, из-за чего доступ в спальни проходил через гостиную. Понять советских архитекторов можно. Они люди городские, об особенностях сельского быта знают только понаслышке. Наши нормы допускают устройство спальных мест во всех комнатах. Строят дома не жители, а администрация совхозов и колхозов. Этого финны не могут себе позволить, понимая, что частный заказчик такой дом не купит. Зато отсутствие коридоров, оптимальные пропорции всех помещений делали домик очень экономичным по всем параметрам. За счёт этого получилось вписать в план все необходимые для жизни на селе подсобные помещения, включая сауну. С пометкой «больше внимания уделять графической подаче» мне всё-таки поставили пятёрку.

Половина зачётов тоже сдана. Осталось для выхода на сессию сдать наброски за две недели и зачёт по термеху. Термех это конечно гадость, но её точно обойти никак не удастся. К счастью, время ещё есть. Вот сейчас погуляю часок и сяду штудировать Бутенина. Блин, там же ещё задачи будут. Ещё один совершенно не нужный в практической работе архитектора предмет, а сил отнимает просто уйму.

Так вот прогуливаюсь, подставив лицо под порывы немного влажного ветра. На углу Красина и Гоголя кто-то мягко касается моего локтя. Я даже вздрагиваю от неожиданности, увлечённый перебором ближайших событий.

— Ой! Борь, извини, что испугала… Ты, наверное, думал о чём-то важном. — Звонкий девчачий голос навевает какие-то давние воспоминания. Кто же это может быть?

— Привет! — говорю я и резко поворачиваюсь к девушке. — Ленка! Страшно рад тебя видеть. Как там школьная газета? Как Кузьминична поживает? Дискотеки в школе проходят?

— Знаешь, Борь, после того как ты ушёл с полгода мы ещё трепыхались, а как Кузьминична в Москву на переаттестацию уехала, да на два месяца, так и застопорилось всё. С танцами дело тоже не пошло. Ты же помнишь, чем в позатом году последний дискач кончился? Ну вот, с тех пор нам танцы стали разрешать только на Новый Год и на выпускной. Так что вот так.

— Лен, а ты же в этом году школу кончаешь? Как там учителя говорят — Чтобы успешно поступить, вы должны…

— «…». Все уши нам прожужжали прямо с первого сентября, как начали заливать… — мы с Ленкой весело хохочем.

— Уже знаешь, куда после школы?

— По твоим стопам, в журналистику хочу податься. Ангелина говорит, что у меня хороший слог и пишу без ошибок. У тебя как дела?

— Ты знаешь, не так уж и плохо. За год чуть не женился и даже дважды. Смешно, правда?

— Хи-хи, но ведь не женился же! А учишься ты сейчас где?

— В Сибстрине на архитектурном, параллельно много работаю, деньги нужны, сама понимаешь. Кроме того ещё театром студенческим занимаюсь.

— Слушай, Борь, а «Дзержинский Комсомолец» не твоё ли детище?

— В каком-то смысле моё. А как ты догадалась?

— Я когда первый номер в продаже увидела, так сразу о тебе подумала, а когда портрет Первого секретаря Райкома увидела, так почти никаких сомнений уже и не осталось. Видишь, я всё правильно поняла. Правда, я умная? — девушка кокетливо стрельнула глазом.

— Лен, а чего мы тут стоим? Если не торопишься, пошли немного погуляем по ближайшим окрестностям. Я тебя как раз до дома провожу. Погода сегодня просто чудо как хороша!

— А чего до дому то? Время ещё детское, меня ещё часа два не потеряют, можем погулять, если ты не сильно торопишься.

Через час я прощаюсь с Леночкой у подъезда её дома. Мы договариваемся послезавтра встретиться на новогоднем вечере в школе. Что-то мне даже стало интересно заглянуть на огонёк в наше бывшее узилище. Можно будет Олегу и Вадику позвонить, мужикам тоже может быть прикольно.

28 декабря в школе состоялся вечер встречи Нового года. Мы втроём действительно решили сходить поностальгировать по веселым временам. Собирались у Вадика. Он как всегда, предложил тяпнуть по стаканчику знаменитой смородиновой. Что мы с удовольствием и проделали.

* * *

— Боря, здравствуй, — Кузьминична встречает нас прямо в вестибюле. — Олег и Вадим тоже пришли, молодцы, что не забываете родную школу. Как у вас в институте дела? На сессию все вышли?

— Да, Мария Кузьминична, спасибо. — Я не вдаюсь в подробности. Парни тоже не горят желанием беседовать на тему учёбы с заучем. — Как у вас с музыкой? Помните, как в позапрошлом году мы тут зажигали?

— Ну, ваш выпуск был, наверное, самый беспокойный из всех в моей практике. Сейчас всё спокойно. Цветомузыку настоящую сделали и теперь танцы вполне добропорядочно проходят. Сегодня у нас даже буфет работает.

— Шампанское? Коньяк? Устрицы?

— Болтун, ты Рогов, как всегда, — машет на меня руками тётка, — какие ещё устрицы? Пирожные, конфеты, чай, «Буратино». Раздевайтесь, проходите, там сами всё увидите.

* * *

Школота весело скачет под знакомую музыку песенки Пугачевой. Вот только мне вспоминается, что пластинка с этой песенкой появилась только в конце следующего года.

— Борька, — обращается ко мне Олег, — а когда это Пугачёва такую прикольную песенку выдала?

— Сам не знаю, — пожимаю я плечами, — сейчас кого-нибудь из старых знакомых увидим и спросим.

Среди колышущегося моря человеческих тел я замечаю Леночку Адонину. Она в такт музыке размахивает передником, который должен изображать костюм Красной Шапочки. Жёлтые, зелёные, красные всполохи цветомузыки добавляют ощущения карнавальности. Какая собственно разница, почему эту песенку мы не слышали раньше? Может просто пропустили из-за увлечения западной эстрадой, да, мало ли…

— Ладно, мужики, я думаю, этот вопрос мы решим в процессе, а сейчас я Адонину пойду соблазнять.

Пока мы так рассусоливали, песенка про короля закончилась. Подростки разбредались по периметру и переводили дух после энергичных движений. Подсветка тоже остановилась, причём на красном свете. Всё было в багровых тонах. Пока я пробираюсь сквозь толпу, включается следующая композиция. Это Джо Дассен «A toi», цвет тут же меняется на нежно голубые и зеленые оттенки. Молодцы, хорошо подготовились и по подборке, и по оформлению. Интересно, кто этим занялся?

— Потанцуем? — я легко касаюсь плеча девушки. Не говоря ни слова, она кладёт мне ладони на плечи, при этом кокетливо опустив локти между нами. Мне остаётся только держать ладони строго на талии. — Кто у вас так хорошо подготовился? Музыка новая, подсветка отлично под настроение подстраивается. Я в восторге!

— Музыку я подбирала. — Ленка довольна произведённым эффектом, и тут же переносит руки мне на шею (так-то оно гораздо приятнее), — а светооператором брата пригласила, он в этом году НЭТИ заканчивает, всякими световыми штуками увлекается. Хочешь, я вас познакомлю?

— Здорово! — говорю я ей на ухо, а сам тем временем, как бы нечаянно опускаю руку на бедро. — Нам на следующий год надо как-то оригинально медиану отмечать. Тут как раз и пригодиться знакомство с твоим братом. С тобой я бы тоже связь не хотел терять…

Удивительно, но Леночка не делает попыток избавиться от моей руки у себя на попе. Разговаривает спокойно, как будто так и должно быть. Костюм Красной Шапочки предполагает очень короткую юбочку, и ничто не мешает мне попытаться проникнуть ниже. Сердце при этом стучит как молоток, к щекам приливает жар и, если бы не темнота, то всё смогли бы полюбоваться на мои пунцовые щёки.

К глубокому моему сожалению, песенка очень короткая, всего две минуты, и вот уже Джо Дассен печально роняет последние слова:

Пользуясь заминкой, Ленка выскальзывает из моих объятий. — Сейчас будет бомба! — Кричит она, перекрикивая бас Бобби Фарелла, который начинает свой рассказ про Мамашу Бейкер самую бешеную киску старого Чикаго.

Леночку от себя я оставшееся до конца время не отпускал. Впрочем, она против ничего не имела, и мы тискались к обоюдному удовольствию. В девять вечеринка была закончена и мы разгорячённые и взбудораженные вывалились на улицу. Больше всего на свете мне хотелось прямо сейчас затащить девочку в койку. Но всё моё семейство в полном составе было дома, моя хата отпадает.

— Лен, у тебя родители дома?

— Ну, папа с нами не живёт, мама на дежурстве, а Толик сейчас аппаратуру соберётся и за нами пойдёт. Слушай, давай его подождём, а то мало ли кто нам по дороге может попасться. Тут у нас район не очень спокойный, аул рядом.

— Да, ладно, догонит, ничего ему никто не сделает, он же уже мальчик большой. Офицер уже?

— Прошлым летом после сборов присвоили лейтенанта. Ох, и надрались они тогда! Я его таким пьяным до этого не видела.

Новосибирск. Двор дома Лены Адониной. Борис и Лена против компании Шныря. 28 декабря.

Падает мягкий новогодний снежок. Вечер на удивление тих и безлюден. Только скрип снега под ногами. Мы мирно обсуждаем текущие житейские дела, иногда сливаясь в поцелуе. Наши тени то удлиняются в свете фонарей, то наоборот укорачиваются. Внезапно я замечаю, как тень почему-то раздваивается. Сначала я не придаю этому значения, но замечаю, как наша тень и новая смешно изгибаясь на поверхности сугроба, сближаются. Вот они уже рядом. Я пытаюсь посторониться, но один из парней с явной целью спровоцировать драку, толкает меня плечом.

— Ты, что, очкарик, совсем обалдел? Людям пройти не даёшь, толкаешься. Думаешь, с красивой девочкой идёшь, так тебе всё можно?

Похоже, вечер перестаёт быть томным. До Ленкиного подъезда еще полдома, и путь к нему преграждает кодла из четырёх незнакомых дурней. Главное сейчас, чтобы они на меня всё внимание переключили. Сам при этом толкаю Лену в бок и быстро шепчу на ухо, — быстрее беги в свой подъезд, а я тут уродов попридержу, а как прибежишь, я тоже ноги сделаю. Всё, пошла!

— Это кто тут такой борзый? Ну-ка, подошёл сюда! Стоять, я сказал! Блажник, догони-ка её и покарауль, мы сейчас этого фраера отфиздим, а потом ею займёмся. Ты, красавица, не бойся, мы парни хорошие, девочек не обижаем, даже наоборот, доставим неземное наслаждение.

Я резко отталкиваю Ленку вправо. Она чудом удерживается на ногах, и что есть силы, несётся к своему подъезду. Дорога, укатанная и скользкая, ей в её сапогах на каблуках трудно держать равновесие, но всё-таки бежит и умудряется не падать.

Сашка Блажнов, старый мой знакомый и одноклассник, с которым я пару лет назад хорошо сцепился в школьной раздевалке, отделяется от компании и делает попытку догнать Ленку. К счастью, он пьян и бежит плохо, девчонка легко от него отрывается. Я с облегчением перевожу дух. Теперь мне пофигу, можно и помахаться, покрасоваться перед дамой.

Коренастый на секунду отводит взгляд в сторону погони, он с досадой поворачивает голову, заметив, что Блажник Ленку не догнал. Я почти без замаха, но со всей силы всаживаю ему нос основание ладони. Жёстко, да, но их трое, поэтому приходится быть резким. Тут же моментально из носа коренастого потекла чёрная струйка, взгляд его расфокусировался и парень заваливается прямо там, где стоит. Я не успеваю удержать равновесия и, перевалившись через противника, тоже оказываюсь на земле. Кореша не сразу осознают, что произошло, потому что заняты наблюдением погони. Они отпускают ехидные шутки и грязные подколки в адрес Блажника, не замечая пока, что лишились вожака.

— Ах, же ты падла! Ты мне нос сломал! — резкий обиженный вопль коренастого, разносится по окрестностям, — урою, сволочь! Чуваки, мочи его к хренам!

Я пытаюсь подняться на ноги как можно быстрее, но сделать это не просто. Внезапная боль растекается по лицу. Чей-то сапог попадает мне по переносице, и я снова валюсь на землю. Опять пытаюсь подняться, но получаю сапогом в поддых. Хорошо, что пилотская куртка хорошо гасит удары, но равновесия я не удерживаю и заваливаюсь снова, только стараясь защитить глаза и лицо. Перекатом пытаюсь откатиться в сторону. Металлический привкус крови во рту туманит сознание. Я понимаю, что против троих мне долго не продержаться. Поэтому главное оттянуть на себя их усилия, а потом сделать ноги в направлении дома. Надо проверить, как там Лена, и если уже добежала, то и мне можно свинчивать. Не обращая внимания на пинки по корпусу, я пытаюсь повернуть голову и рассмотреть, что же происходит у подъезда.

— Ну, твою же мать! — я в сердцах не нахожу цензурных слов, потому что эта сердобольная дурочка прыгает на крыльце, что-то кричит и размахивает руками. Блажник при этом почему-то бежит не к ней, а от неё. Наверное, гадёныш, решил, что девчонку ему не догнать, лучше присоединиться к корешам и помочь им меня мудохать. Ну и хорошо, до смерти не убьют, а синяки и шишки пройдут, лишь бы глаза целыми оставили. Очки, похоже, уже раздолбали, сволочи, по крайней мере, на носу я их не чувствую.

Внезапно сквозь шум в ушах прорывается звук милицейского свистка, тут же перестали сыпаться удары, сменившись скрипом снега под сапогами затухающий скрип снега.

— Атас! Менты! — орёт Блажник приятелям, — Эту падлу потом добьём, сваливать надо.

Тишину зимней ночи действительно разрывает тревожная трель милицейского свистка. Парни подхватывают своего вожака, которому я действительно здорово расквасил рыло, и поспешно покидают «поле боя», скрываясь за гаражами.

— Борь, ты как? — Ленка подбегает и начинает нервно хихикать. — Как ты Шныря приложил! Просто будь здоров не кашляй!

— Лен, ты всё-таки зря домой не убежала, — если ещё раз так случится, беги не оглядываясь, я уж как-нибудь сам без твоей помощи справлюсь. Если бы не милиция…

— Да, нет никакой милиции, дурачок! — Ленка весело смеётся, — это Толик у нас всё время с собой милицейский свисток носит. Отлично помогает от всякой сволочи, особенно если в темноте и издалека.

И в самом деле, метрах в десяти от нас виднеется долговязая фигура Ленкиного братца. Он тащит в руках объёмистую сумку с аппаратурой. На моё счастье Толик не стал сегодня собирать весь комплект. Ему не терпелось быстрее поехать к своей девушке.

Мы поднялись в их квартиру. Ленка сразу рванула на кухню. Толик подошёл ко мне, взял аккуратно за борта куртки и медленно, но весомо предупредил:

— Чтобы я от Ленки о тебе ни одного плохого слова не слышал. Обидишь, — пожалеешь! Имей в виду. Смотри, ты мужик уже взрослый, а она ещё пигалица, хоть и строит чёрт знает что, поэтому на тебе ответственность. И если что… — он многообещающе покачал у меня перед носом увесистым кулаком с синими буквами «ВДВ» на фирменном куполе парашюта, — в общем, ты понял.

— Толик, а не много ли ты на себя берёшь? — я стараюсь не уронить достоинства, — за то, что с гопотой помог, огромное тебе спасибо, а в остальном я без тебя как-нибудь разберусь? Хорошо? Обещаю, что ничего с твоей сестрёнкой плохого не случится, так что можешь развлекаться хоть до опупенья. — Ссадины на лице начинают ныть, и мне хочется сорвать на ком-то досаду, но я сдержан и стараюсь соблюдать спокойствие.

— Лен, — кричу я на кухню, — ты мне морду йодом раскрасишь?

— Там придётся не только йодом, там и промыть надо, уж ты поверь, у нас же мама медсестра в травме. Я сейчас, только чайник поставлю, и тобой займусь. Толик, ты чай с нами будешь?

— Нет, меня уже нет, я убежал, буду завтра, ты тут смотри, веди себя прилично, не хулигань, а то я твоему кавалеру мурло начищу. — Голос Толика доносится к нам уже с лестницы.

— Иди сюда, горе ты моё, — ласково ворчит Лена и тянет меня в ванную. — Раздевайся, сейчас будем проводить первичные медпроцедуры.

— Совсем? — ехидно спрашиваю я.

— Что, совсем? — девочка сразу не въезжает в шутку юмора.

— Совсем раздеваться?

— Дурак. Куртку снимай, чтобы не залить, сейчас начну обрабатывать. У тебя как голова? Не кружится?

— Сейчас вроде бы нет, а когда козёл этот мне сапогом по переносице врезал, было что-то такое, — при воспоминании, меня начинает немного мутить.

— Тогда пойду льда из холодильника наковыряю и перекись найду.

Ленка и в самом деле оказывается умелой сестрой милосердия, крови не боится, всё делает уверенно. Промыла ссадины, приложила к носу пакет со льдом, даже таблетку хлористого кальция заставила проглотить.

— И довго мнэ так эшшо сидэт? — прижимая лёд к переносице, спрашиваю я гнусаво из-за ватных пробок в ноздрях.

— Пока кровь из носа не перестанет идти, посидишь, не облезешь. Лучше при этом молчать, чтобы кровь лучше сворачивалась.

— А целоваться?

— Тебе нельзя, вот если только тебя. — Девушка наклонила набок милую головку, как бы примериваясь.

— Зачем же дело стало? Давай целуй быстрее — я делаю распухшие губы трубочкой и вытягиваю вперёд.

Ленка-язва со смехом проводит по ним своим тоненьким пальчиком, от чего губы издают смешной шлёпающий звук.

Да, что ж это такое? Чуть девчонка поближе со мной поближе сойдётся, так сразу начинает подкалывать. Даже эта пигалица совсем, а туда же…

Эротического приключения у нас не вышло, но я думаю не сегодня, так завтра выйдёт. Поцеловать она меня всё-таки попробовала. Правда, так как мои губы были разбиты в кровь, мне поцелуи удовольствия не доставляли. Договорились, что я ей позвоню, как первый экзамен сдам.

 

ГЛАВА 7. РЕИНКАРНАЦИЯ

Новосибирск. Борис и Лена Адонина 23 января.

Зимняя сессия у меня в этом году прошла под знаком Венеры. После экзаменов мы с Леночкой бегали на лыжах, ходили в кино, даже на танцы в «Отдых» однажды сподобились. А по окрестностям бродили каждый вечер. К счастью, Шнырь с компанией нам больше ни разу не попались. В один из вечеров, когда мы уже поздно вечером вернулись с последнего сеанса непритязательного румынского фильма «Вечная молодость». Фильм — дерьмо, но очень хорошо ложится в мою ситуацию. Благодаря тому, что я захватил с собой в кино фляжку с коньяком, то хохотали мы, как безумные все два часа пока шла эта лента для дебилов. Ржач мы перемежали с поцелуями, продолжили это увлекательное занятие в такси, а потом в подъезде, в коридоре Ленкиной квартиры, на кухне и вдруг я обнаруживаю себя уже лежащим на диване в гостиной с Леночкой расположившейся прямо на мне. Её лицо совсем близко, со лба свисает локон, который щекочет мне нос. Убрать я его не могу, потому что руки моя подружка прижимает своими руками. Она смешно пытается сдуть этот локон в сторону, но без помощи рук сделать это затруднительно. Это нас снова дико смешит. От смеха хватка её слабеет, а я, воспользовавшись моментом, резко переворачиваю её на спину. Наши глаза внезапно встречаются, смех как-то резко обрывается, а её пальчики начинают медленно расстёгивать пуговицы моей рубашки. Она делает это очень сосредоточенно, даже наморщила лобик и закусила губу.

— Лен, шепчу я, — не надо так зубы стискивать, сломать можешь! Знаешь как дорого и сложно протезы ставить?

— Не волнуйся, не сломаю, а тебя сейчас за нос укушу, если будешь над бедной девочкой насмехаться.

— Кусай меня, твои кусанья мне слаще мирра и вина!

— Лобзай меня своей лобзой, дерзай меня своей дерзой…

— Лен, а ты это откуда знаешь?

— Ниоткуда, дурачок! Только что придумала, экспромт такой…

— Вообще-то это нетленка из какого-то юмористического рассказа — я, как ни в чём не бывало, продолжаю разговор, одновременно стараясь просунуть пальцы как можно глубже. — Губи меня своей губой, дерзай меня своей дерзой, избей меня своей избой, и буду я всегда с тобой, как-то так.

— Стой а ты куда это руки… убери немедленно! Убер-р-ри.

— Упс! Ты ещё девочка? Тогда придётся сделать всё так, чтобы и...

Сладкая битва длится всю ночь.

* * *

Наконец силы оставляют нас и мы засыпаем сплетясь мокрыми от пота телами. К жизни нас возвращает телефонный звонок, который у меня во сне превратился в звонок трамвая, который я никак не могу догнать. А Леночка молодец. Сообразила, что это телефон, накинула халатик и побежала в коридор.

— Алё?

…

Хорошо, мама, значит тебя только к обеду ждать?

…

— Всё куплю, борщ сварю, Толика покормлю, если он придёт. Пока.

— Мама звонила, сказала, что задержится до обеда, у них в больничке сегодня какой-то аврал случился. Как нам повезло! Ты посмотри вокруг, что мы тут наворотили за ночь. — Она прикрывает рот тонкими пальчиками и медленно окидывает взглядом комнату.

Детали одежды раскиданы по всем углам. Диван почему-то стоит под углом к стене. С него на пол стекает белым потоком простыня вся в пятнах. Лёгкий запах моря тоже намекает на некие события. Думаю, что мама Лены, как женщина с медобразованием, легко бы догадалась, чем мы тут занимались. Точно бы жениться пришлось…

— Ой, Боренька, миленький, как здорово ты умеешь… — Леночка окончательно проснулась и вспомнила наши ночные упражнения. — Так и хочется маме рассказать. Нет, не бойся, я понимаю, что… но хочется же поделиться.

— Ага! Лен, ты же уже большая девочка, сама подумай. Ты будешь рассказывать, как всё было классно, а она будет только радоваться твоему счастью? Так не бывает. Ты у неё ничего кроме беспокойства не вызовешь. Дальнейшие действия твоей мамы не предсказуемы.

— Ой! — Лена опять смешно закрывает рот ладошкой, — правда, точно так ведь и будет. Но я же не смогу терпеть долго, рано или поздно проболтаюсь кому-нибудь… Я такая болтушка, поэтому, наверное, на журналистику пойду летом.

Как умелая хозяйка Лена совмещает разговор с уборкой, и минут через пятнадцать мы уже чинно сидим за столом и пьём чай со смородиновым вареньем. Бельё загружено в стиралку и замочено, а аромат смородинового листа вытеснил подозрительные запахи.

— Борь, а можно тебя спросить? — Лена почему-то отводит взгляд. — Где ты научился так… — она подыскивает слово, но не может подобрать приличное — ну, вот этим… заниматься?

— Девочка моя, боюсь, если я тебе расскажу правду, то ты не поверишь. Это очень странная история.

— Это ты уже меня обманываешь. Какая тут может быть тайна? Ты два года назад учился в нашей школе, был сначала как все пацаны. Вдруг в десятом классе резко активизировался. Тут тебя многие девки заметили и начали глазками стрелять, но ты Тришиной тогда был увлечён, и на школьных внимания не обращал. Неужели она тебя таким фокусам научила? Ну да, папа художник, богема, все дела.

— Нет, моя птичка, это только видимость, знаешь такого поэта, Омар Хайям? Тришина тут тоже не при делах. Знаешь, был когда-то такой бодрый персидский поэт Омар Хайям. Он однажды написал такой рубай:

Поэтому, милая моя, — я провожу тыльной стороной кисти по её щеке, — Это не только моя тайна. И давай на этом поставим точку.

Новосибирск. Борис, Олег и Вадим 25 января.

После таких чудных зимних каникул, в последний день перед началом семестра я решил немного отдохнуть. Ведь, как давно всем известно, что лучший отдых — перемена деятельности. Что может быть лучше эротических утех? Только круг старых друзей. Звонок Вадику, звонок Олегу и вот мы уже втроём сидим у Коновалова и делимся впечатлениями от прошедших каникул. Я жалуюсь на то, что обломался такой классный источник доходов, как сотрудничество с Худфондом, Олег делится планами по разворачиванию им совместно с Татьяной кружка ТРИЗа. Говорит, что при должном старании можно будет получать патенты на изобретения и потом как-то этим сокровищем пользоваться. Вадим рассказывает смешные случаи из жизни контроллёров в системе ГорЭлектроТранспорта. Дело в том, что он вместе с Витьком и Соколом устроились там работать. Для студентов работа очень удобная, поскольку не привязана ни к месту, ни ко времени. Оклад небольшой, но если план выполнил, то остальные собранные штрафы идут в карман. Как обычно, мы пьём пиво из большой трёхлитровой банки и болты болтаем.

Внезапно внимание моё привлёк заголовок в «Науке и жизни». «Серийные убийцы — кто они?» — пахнуло чем-то уже почти забытым и далёким из параллельной жизни. Эпоха накопления первоначального капитала, «святые девяностые», жёлтая пресса, дурацкие заголовки для привлечения покупателей. Большей частью высосанные из пальца ужасные истории про всяких потрошителей и каннибалов.

Статья в «Науке и жизни» оказалась посвящена этому феномену с точки зрения марксистской психиатрии и строилась на материалах западной прессы. Дэвид Берковиц, Эдмунд Кемпер и Дональд Генри Гаскинс послужили авторам статьи для иллюстрации своей идеи о том, что именно капиталистическое общество способствует появлению таких чудовищ, а в нашей стране такое не возможно в принципе.

На этом месте у меня в мозгу произошёл маленький ядерный взрыв. Как же я мог забыть! Преступники и маньяки. Два года уже живу в этой реальности, и даже мысли не появилось про нелюдей, как раз в это время подвергающих своих жертв мучениям.

— Мужики! Слушайте, а ведь я помню несколько совершенно гнусных маньячил. Которые сейчас творят, или чуть позже будут творить свои мерзкие преступления. Как думаете, мы можем помочь нашей доблестной милиции что-то с ними сделать?

— Даже и не пробуй, Проф! — Вадим со знанием дела сказал, как отрезал. — Пока преступление не совершено, то и нет основания для действий против него. «Нет тела — нет дела».

— Подожди. Вадик! Пусть он расскажет, что он конкретно помнит, — Олег сегодня предпочитает быть рациональным.

— Тела то как раз есть! Другое дело, что наша доблестная милиция не имеет инструментов для раскрытия таких преступлений. Официально считается, что у нас никаких маньяков быть не может. И точка!

Например, некий Михасевич уже два года убивает женщин в Белоруссии. Его поймают только в конце следующего года. В газетах журналисты будут называть, кажется, «витебским душителем». Его можно брать хоть сейчас, он уже задушил четырёх девушек. Если удастся его быстро перехватить, то спасут ещё минимум двух.

Ещё действует убийца проводниц — Нагиев. Ещё два года будет убивать и насиловать женщин в поездах Уральского района, пока его не поймают после того, как он за одну ночь надругается над четырьмя проводницами, убивая их сонными по очереди. Он орудует уже два года.

Самый страшный, конечно, Андрей Чикатило. Вот он действительно еще ничего не совершил кроме мелких развратных действий по отношению к своим воспитанникам, но пока без физического вреда жертвам. Он пока в самом начале пути «людоведа и душелюба». Кажется, первую свою жертву он погубит в начале восьмидесятых. Потом у него кучно пойдёт и за несколько лет этот урод замучит 58 человек, и это только жертвы, чьи останки удалось обнаружить. Сам он говорил, что убил гораздо больше. Хорошо бы сделать так, чтобы мне поверили и «подлечили» его заранее, пока он не перешёл от мечты к реализации. Тем более что это чудовище уже проявляет свои порочные наклонности.

— Я думаю, что Вадим прав, — выносит вердикт Архипов, — никто тебе не поверит, а если не дай бог поверят и действительно поймают тех двух долбаных уродов, что уже злодействуют, то тогда тебя ждёт научно-исследовательская психушка. Будут над тобой опыты ставить, как над обезьяном каким. Людей, жалко, конечно, но…

— Олег, подожди, не торопись, — Вадим, кажется, что-то придумал. — Я думаю, что сделать всё-таки что-нибудь можно. Я с отцом поговорю, он же во внутренних органах работает, хоть и гаишник, но система одна. Может, что-нибудь подскажет.

— Ага, только смотри, залегендируй как-то так, чтобы у него подозрений не вызвало.

* * *

Василий Владимирович к рассказу младшего сына отнёсся скептически.

— Этого, нах, не может быть, нах! Потому что быть такого не может никогда! — сказал он, как отрезал. После чего углубился в перипетии чемпионата мира по футболу.

 

ГЛАВА 11. ТАМ, ГДЕ ЛЫЖНИКИ ЛЕТЯТ ПО СКЛОНУ

Окрестности Софии. Курорт Боровец. Тодор Иванов. 23 декабря

Глава торгового представительства Болгарии Тодор Ивàнов буквально чудом избежал гибели в гостинице «Россия». Это так подействовало на него, что на следующий день после пожара, когда до него дошло, как ему повезло, он внезапно почувствовал интенсивную боль за грудиной, отдающую в левую лопатку. Скорая отвезла его в Медцентр при ГлавУпДК, где он сразу потерял сознание. После сердечно-лёгочной реанимации ему поставили диагноз — инфаркт миокарда. После выписки из стационара на период реабилитации он был отправлен на родину. В Рилах, у него был старый, оставшийся ещё с царских времен красивый особняк. Там семья Ивановых проводило выходные и отпуска. Близость курорта Боровец обеспечивала доступ ко всем лечебным мероприятиям. Некроз был не большой, вторая степень тяжести, как сказал главный кардиолог Медцентра. Поэтому реабилитационный период назначили всего на восемь месяцев. В декабре Иванов мог уже приступить к работе, но решил подстраховаться и провести в своих любимых Рилах Новогодние и Рождественские праздники, а уж после приступить к несению службы.

В этот Сочельник он замечательно провёл время, рассекая кантом новых «пампаров» склоны горы Мусалы. Тодор скользил привычным маршрутом, поднимаясь до базы отдыха МВД «Къпина». Там в буфете девочки варят прекрасный кофе, а после крошеной чашечки ароматной с шоколадным привкусом робусты, он с удовольствием спускается домой. Как здорово лететь вдоль пологого склона и ловить тающие на лице снежинки. В отличие от России, здесь морозов не бывает, но снегу может выпасть под два метра. В этом году в декабре уже метр навалило.

Сегодня Быдни Вечер, Тодору ещё надо полено подготовить, а то приедет дочка, и как без полена? Она хоть и взрослая, уже в университетах учится, а всё равно ждёт от родителей представления. Радка, наверное, уже испекла хлеб с монеткой…

Вечером, когда они вдвоём заканчивают с уборкой, Радка вдруг останавливается и внимательно смотрит на Тодора.

— Дорогой, я вдруг вспомнила одну важную вещь. Пока ещё не пробило полночь хорошо бы принять решение. Плохо откладывать на следующий год важные решения.

— Милая, ты о чём? — Не понял Тодор.

— Тебе жизнь спасли, а ты и забыл об этом, не поблагодарил людей, даже не поздравил. Что скажешь, дорогой?

— Радка, ты у меня просто не жена, а великий и мудрый визирь! Я действительно упустил это из виду с инфарктами этими дурацкими. Да, нехорошо получилось. Досадно… Я думаю, может мужиков к нам в гости пригласить? Тем более что мне очень интересно, как они узнали про пожар. Может быть, поживут у нас, погуляют по горам, выпьют ракии и расскажут? Решено! На май их и пригласим. Любен говорил, что это всё мужики пенсионного возраста, в генеральских погонах, поэтому им май лучше всего подойдёт. Ещё не жарко, но уже всё цветёт, тепло и сухо.

— Тошко, ты молодец! Быстро решение принял, но действовать надо будет, не откладывая. Ты же знаешь, как в Союзе долго получают выездную визу. Наши чинуши тоже, конечно, далеко не ушли, меньше месяца приглашение не сделать, а у них так и все три месяца уйдут на получение разрешения. Вот уж действительно, как в анекдоте: — за границу проще на танке.

— Ещё надо как-то вопрос с деньгами для них решить. Я же знаю эту странную советскую политику, менять какие-то совершенно смешные деньги. Может продать, что-нибудь ненужное? Подумаем.

На том и порешили.

Москва. Совет ветеранов АДД. Алейников, Ушаков, Морозов. 30 января

В конце января в совет ветеранов АДД пришло письмо из Болгарии на имя председателя. В нём в ярких красках расписывалась прошлогодняя история спасения болгарских граждан от гибели на пожаре в гостинице «Россия». После горячих слов благодарности авторы письма предлагали найти участников тех событий и выслать их паспортные данные для приглашений. Так как сам председатель Сергей Алейников был в этом замешан, то не стал привлекать ничьё внимание, а просто позвонил соучастникам прошлогоднего приключения.

Ушаков, по словам его дочери, был уже месяц как в больнице. Еще не закончил цикл постинфарктной терапии. Ни о каких поездках в ближайший год не могло быть и речи. Сам Алейников, тоже особого желания ехать в Болгарию не испытывал. Тем более в мае, когда требовалось высаживать в грунт рассаду его селекционных сортов помидор. Да и не считал он себя причастным к истории спасения. Ну, сходили, ну, поговорили, что тут такого? Захаров, — вот кто приз заслужил!

Николай Захаров после звонка Алейникова задумался.

— Нас было трое, рассчитывать надо на три приглашения. Алейников и Ушаков не могут, два приглашения свободны, кому бы их предложить? Боре Рогову, одно это понятно, себе любимому, тоже, а кто третий в этой компании? Антонину брать с собой не хочется, она же не даст ни ракии попить, ни на девочек местных полюбоваться. Пусть лучше Борис отца с собой возьмёт. Вот это было бы классно! Мы бы с Гришкой дали б жару!

* * *

Борис в последний день января оказался дома совершенно случайно. На пять минут заскочил домой бросить подрам и нарвался на звонок Морозова.

— Борис, мы с тобой едем в Болгарию, — забыв даже поинтересоваться здоровьем родителей, взял быка за рога полковник.

— Когда? — Борис тоже не склонен был рассусоливать.

— Нам предложили на май. Мои генералы отказались. Вместо них я твою кандидатуру предложил. Ведь твоя заслуга в этом деле самая весомая. Может, уважишь старика, отца возьмёшь? Мне бы с ним было о чём потолковать.

— В мае я не могу, — Борис сокрушённо вздохнул, — с удовольствием бы, но зачёты, экзамены… учёбу бросать ради этого?

— А когда бы смог?

— Сессия кончается в июне, потом практики всякие пока неизвестно, где и как долго. Только в августе я точно буду свободен. — Про себя же хитрец подумал, что в августе Леночка уже освободится и у него будет отличная компания. — У отца огород, он, конечно, не откажет старому другу, но и удовольствия не получит. Давайте, Николай Иванович, я лучше свою девушку возьму?

— Хорошо, пусть будет твоя девушка. Я тебя понимаю, — дело молодое. Буду болгарина на август ориентировать. Ему будет сложнее, курортный сезон всё-таки, но жизнь мы с тобой ему спасли, это факт.

После оформления необходимых бумаг, в Новосибирск были высланы два приглашения на имя Бориса Рогова и Елены Адониной, дающие право посетить Народную Республику Болгарию в августе 1978 года. Принимающей стороной значилась семья Тодора Ивàнова. От первоначального плана не осталось ничего. Ветераны не могли и не хотели, а Борис с Леной в другое время были заняты. Пришлось подстраиваться под них. Зато двадцатилетняя Цветка, единственная дочь Тодора Ивàнова была искренне рада, почти ровесники, из самой Сибири… Все подружки с ума сойдут от зависти.

 

ГЛАВА 12. ВАГОНЧИК ТРОНЕТСЯ, ПЕРРОН ОСТАНЕТСЯ

Новосибирск. Борис, Вадим Коновалов. Визит Брежнева. 31 марта.

В середине марта я вдруг вспомнил, что 31 числа Новосибирск посетит лично Генеральный секретарь КПСС, «дарахой и любимый», Дважды Ильич Советского Союза — Леонид Брежнев. У меня появляется шанс, хоть и мизерный, но всё-таки шанс, дать ему знать, как-то подтолкнуть его в нужном направлении. Но как это сделать, не выдавая себя? На первый взгляд это совершенно не возможно, на второй и третий тоже, а вот через день мне всё-таки приходит в голову идея…

До приезда Генсека у нас две недели. В программе переговоры с местными сатрапами и посещение Пашинской в/ч РВСН. С городской и областной властью он будет встречаться на вокзале, а к ракетчикам поедет, скорее всего, по Богдашке и Пашинскому шоссе. Можно было бы, например, накануне ночью вывесить большой транспарант. Нет. Наверняка, всю трассу проверят. К тому же, от вокзала военная часть всего в километрах двадцати, долетит по «зелёной улице» за четверть часа и из своего лимузина не заметит. Вариант с Пашинской трассой отпадает.

Можно остаться ночью на вокзале, проникнуть в депутатский зал и там прямо на столе оставить лист бумаги с предупреждением. Наверняка можно будет где-то спрятаться и после прибытия поезда под видом уборщицы слинять по-тихому. Тоже нет. Риск попасться слишком велик. Детский сад какой-то, честное слово.

Спрятаться в переходе к перронам. Оттуда легче всего удрать. Заранее аккуратно вырезать стекло. Где-нибудь в стороне сымитировать выстрел, а когда все отвлекутся запустить из рогатки бумажный самолётик с посланием. Пока все будут следить за полётом, незаметно слинять.

Шансов на благополучный исход тоже не много, но больше чем ничего. Будет ли толк, даже если послание достигнет цели? Сложно что-то сказать, но мистификация лучше, чем любая аналитика. Поэтому будем действовать…

Первым делом, я обошёл все доступные помещения вокзала. Окна в переходе оказались, к моей великой радости, распашными, даже резать не надо. Я проверил, как они открываются. Вот тут была засада. Они не открывались, наверное, с момента установки и были залиты многолетними слоями краски. Придётся обработать швы дихлорметаном. Помнится, в прошлом году, в бытность мою сторожем на заводе пластмасс, видел я там нужный мне растворитель. Там и куплю.

После долгого перебора вариантов, я выбираю самую лаконичную надпись «Афганистан — ловушка!» крупными печатными буквами вывожу её на листке одиннадцатого формата и складываю прямоугольный параплан, который в двадцать первом веке рекламировался, как самый далеко летящий бумажный планер.

Теперь надо придумать, как отвлечь охрану хотя бы на мгновение. Лучше всего действует резкий и громкий звук. Взрыв лопнувшего баллона вполне подойдёт. Правда, без помощника в таком случае не обойтись. Попрошу Вадима, как самого авантюрного из друзей помочь. Сделаем петарду из спичек и под трамвай её сунем. И безопасно, и громко. Представляю, как перепугаются утренние пассажиры этого трамвая, когда из под его колёс вдруг раздастся взрыв. Наверное, лучше сесть где-то за гаражами и шарахнуть по петарде молотком. Тогда точно никто ничего не поймёт.

* * *

Низко гудит трансформатор электровоза ЧС-2-137, тянущий за собой несколько зелёных спецвагонов. Наконец, по-птичьи защебетал металл по металлу. Это пневмотормоза зафиксировали колёса, но инерция движения ещё секунду тянет их по рельсам. Короткий гудок и литерный поезд останавливается как раз перед самыми дверями вокзала. 31 марта ровно в десять утра на первый путь станции «Новосибирск-Главный» прибыл личный поезд Леонида Ильича Брежнева. Первыми из открывшихся дверей выскочили сотрудники «девятки» в черных пальто. Парни с цепкими взглядами рассредоточились по перрону, заняв предписанные места.

В проёме четвёртого вагона появляется массивная фигура Брежнева. Он осторожно глядит под ноги и спускается на одну ступеньку. Наконец поднимает глаза и машет ладошкой, приветствуя встречающих. Ещё шаг и на Генсека набрасывается в припадке чиновничьего восторга Первый секретарь Новосибирского обкома Фёдор Степанович Горячев. Он так яростно трясёт руку Брежнева, что кажется, вот-вот её оторвёт, после чего припадает к старику в тройном поцелуе. Как раз в этот момент со стороны вокзальной площади раздаётся резкий и громкий хлопок, похожий на выстрел. Все невольно поворачиваются на звук.

Я прибыл на вокзал ещё в половине десятого. Подойти к заветному окошку не смог, переход был закрыт. Пришлось отправляться на площадку с толпой зевак, наблюдающих прибытие именитого гостя. Хорошо, что я немного подстраховался, вместо куртки надел штормовку с трафаретом «Сибстрин-76» и старую лыжную шапочку с большим белым помпоном. К моменту взрыва самолётик у меня уже в руке. Как только телохранители дружно поворачивают головы в сторону звука, я коротким и резким движением запускаю своего «голубя мира». Так как я стою с самого края толпы, то остаюсь вне поля зрения соседей. Аккуратно перемещаюсь в сторону и слежу за судьбой своего послания.

Самолётик бесшумно скользит сначала вниз к электровозу, затем в восходящем потоке поднимается, поворачивает и плавно опускается на крышу вагона. Чёрт, чёрт, чёрт! Надо было делать более тяжёлую модель! Сейчас поезд тронется и под колёсами погибнет такая идея!

Однако, к моей великой радости, порыв ветра сносит самолётик к платформе, и кто-то из брежневского сопровождения подбирает его. А мне пора сматываться, пока никто не занялся поиском.

Вадик меня ждёт в ближайшем дворе с моей курткой в руках:

— Быстро ты обернулся. Всё нормально прошло, письмо попало в руки адресату?

— Какой-то хмырь подобрал, а передаст он Ильичу, или нет, не знаю. Кому-то наверняка передаст.

— Как тебе наш «амператор»? — У Вадима масса вопросов. — Бодр и весел, или хмур и грозен?

— Стар и болен этот дядька. Плохо двигается, плохо говорит. Он же в позапрошлом году клиническую смерть пережил, — я вспоминаю статью из «Википедии», — старик с того света вернулся. Мне даже за него страшно стало, когда ему на шею бросился наш Горячев. Как давай целовать… Едва не задушил.

Вадик загибается от хохота. На нас даже начинают оборачиваться редкие прохожие. Мы весело толкаемся и, подобрав свои манатки, покидаем двор. Интерес Вадика к личности Леонида Ильича понятен — пальцев одной руки хватит пересчитать такие визиты. Поэтому и Горячев так подпрыгивал. Может быть, если не подпрыгивал бы, то и не начали бы строить у нас метро. Вот такая у нас странная плановая экономика.

* * *

Майор девятого управления КГБ, прикреплённый офицер Владимир Медведев, совершенно случайно заметил, как с крыши вагона ветром сдуло ярко-оранжевый самолётик. Опасности от него не чувствовалось, но долг повелевал отреагировать на «нештатную» ситуацию. Он подобрал самолёт и сунул во внутренний карман пальто.

По дороге в ракетную часть Владимир вспомнил про странный планер, достал и из любопытства развернул. Крупными черными буквами по оранжевому полю шла короткая как выстрел в упор строка: «Афганистан — ловушка». Медведев ничего не понял, и обратился к старшему их группы:

— Тащ полковник, разрешите обратиться (при исполнении все члены группы обращались друг к другу строго по уставу).

— Слушаю вас, майор. — Полковник Рябенко был доволен сегодняшней работой его группы. Несмотря на странный взрыв где-то в городе, работа группы проходила в штатном режиме, подопечный вёл себя хорошо, беспокойства охране не доставлял.

— Тащ полковник, тут с крыши вагона слетело… — Медведев протянул пойманную записку.

Тот прочитал надпись, которая ему тоже ни о чём не говорила, заглянул с обратной стороны, посмотрел листок на свет. Ничего не обнаружил и вернул Медведеву.

— Товарищ майор, не вижу ничего опасного в этом листочке, выбросьте его в ближайшую мусорку. Не зачем нам лишние заботы. Мало ли в нашей стране сумасшедших. Как этот листок попал на крышу — гораздо интереснее. Вы не видели?

— Никак нет, товарищ полковник! — Медведев сунул скомканный листок обратно в карман с намерением выполнить приказание при первой возможности.

 

ГЛАВА 13. ДОМ С МЕЗОНИНОМ

Томск. Борис, Павел, студенты 213 группы. Егор Лигачёв. 19 июня.

От сессии до сессии живут студенты весело. Так поётся старинной студенческой песенке. Почему-то считается, что достаточно сдать экзамены и гуляй-веселись. На самом деле всё немного не так. Ведь студентам приходится пол лета тратить на всевозможные практики. А так хочется просто пожить вволю тем более, что возраст требует любви и свободы.

Вот и нашей группе уже 19 июня надо быть в Томске, и приступать к обмерной практике. Для любого проектировщика-практика даже не архитектора, умение правильно выполнить замеры, отрисовать кроки объекта, приготовленного к реконструкции очень нужное искусство. Научиться этому не сложному занятию ничего не стоит, но когда отработка навыка включена в курс, это есть гуд. За две недели три наши бригады должны выполнить обмерные чертежи трёх старинных томских домиков. И представить чертежи для проверки специалистам «Томскреставрация». Практика будет защитана, только после положительного заключения специалистов.

Мне же важна поездка в Томск ещё по одной причине. Томский обком партии возглавляет сравнительно молодой номенклатурщик Егор Лигачёв, которому нет еще 58 лет. Как на него выйти, я понятия не имею. Выйду ли вообще? Бог весть. Ведь от чиновника такого высокого ранга до простого студента — непреодолимая пропасть. Шанс есть, ведь мы окажемся в одном, но этот шанс весьма и весьма невелик.

* * *

В понедельник девятнадцатого числа после пяти часов дороги, мы вываливаемся из общего вагона поезда «Бийск — Томск». Мы — это я, Паша, Борис Меньшиков и девчонки из нашей группы, которые живут в городе. Жители общаги едут своим ходом из родных краёв. Отпуская скабрёзные шуточки, мы втискиваемся в переполненный троллейбус, который доставит нас до Томского политеха. Там должна собраться вся группа во главе с Серёгой Павловым, нашим почётным старостой.

Остановка прямо напротив главного корпуса, но Павлова ещё нет. Я, как комсорг группы, решаю действовать самостоятельно. В ректорате узнаю, куда нас поселят, получаю записку от проректора по хозчасти и веду команду в указанном направлении.

— Друзья, кажется вон тот кирпичный недоскрёб — наше жилище на ближайшие две недели, — машу рукой в направлении ближайшей пятиэтажки. Хорошо, что общага оказывается в двух шагах от института.

Тётка в синем халате и разношенных шлёпанцах пенсионного возраста, представившаяся как комендант Клавдия Ивановна выдала нам ключи от комнат. Окинула нас подозрительным взглядом и повела в каптёрку за постельными принадлежностями.

— Готовить в комнатах нельзя, только на кухне. — Грозным тоном вещает комендантша. — Курить в комнатах нельзя. Спиртное тоже нельзя. Парням находиться в женских комнатах после одиннадцати нельзя, ни под каким видом! Имейте в виду, что студком иногда устраивает внезапные ночные рейды по комнатам. Если застукают кого, не пожалеют.

— А девушкам в мужских можно? — самым невинным голосом любопытствует Вера Лебедь. — Вы знаете, Клавдия Ивановна, нам девушкам так иногда хочется крепкого м-м-м… чаю, особенно по ночам.

— Знаю я ваши чаи-кофеи, — ворчит комендантша, — вам бы только шашни разводить. Девушкам у парней тоже нельзя!

Вот и наша комнатушка на четверых. Вдоль стен стоят железные панцирные кровати, перед окном — стол, пара стульев, рядом с дверью — встроенные шкафы с плечиками и крючками.

— Надо бы Павлова раскрутить на пиво, — подаёт голос Самарович, — чтобы не опаздывал.

— Раскрутим, куда он денется, — поддерживаю я приятеля, — сейчас нам надо с бытовухой закончить, девчонок попинать и ехать в «Томскреставрацию». В обмерах мы с вами уже мастера, знаем, что дело простое, но отнимает кучу времени.

— Рогов! Кончай строить из себя большого начальника — без тебя знаем. — Пашка сердито ворчит на мои поучения.

В самом центре Томска, на берегу Томи прямо на площади Ленина, в здании бывшей товарной биржи расположилась контора реставраторов, созданная всего два года назад. Там нас встретил наш старый знакомый — Валера Блинков с кафедры планировки.

— Разместились? Всё в порядке? — спрашивает он меня, сразу вычислив во мне лидера. — Я тут уже со всеми всё обсудил, объекты получил. Вы — первые прибыли, вам и выбирать из четырёх домиков. Я бы порекомендовал домик рядом с общагой. Во-первых, ездить не надо, во-вторых, это классика, хоть и в дереве, а значит чертить будет гораздо проще.

— Валера, а нам экскурсию можно будет устроить? — Инна Ромашкина не хочет полагаться на мнение этого недотёпы, хоть он аспирант и без пяти минут кандидат наук.

— Сегодня после обеда, все кто к этому времени соберутся, поедут на обзорную. Пойдёмте, я вам вашу камералку покажу. Там вы будете чертить и готовить показуху для зачёта. Только просьба есть у реставраторов. Бардак не устраивать! Через дорогу Обком. В любой момент кто угодно из секретарей или завсектором может сюда заглянуть. Увидят бедлам — урежут финансирование.

— А обед здесь когда? — Наташка Пахомова всегда интересуется вопросом на тему чего-нибудь перекусить, — до столовки далеко? Или нам лучше самим готовить, а сюда с собой носить?

— Я обедаю в обкомовской столовой, туда после двух часов пускают с улицы, чтобы, наверное, доедали то, что после чиновников осталось. Готовят хорошо и недорого. Самим готовить — дороже выйдет.

— Валера, а ты нами все две недели будешь командовать?

— Нет, даже не надейтесь, сегодня уеду. Приеду к завершению, буду на зачёте от кафедры. Но тут главное слово за «Томскреставрацией», они надеются получить годный продукт, чтобы можно было использовать ваши чертежи для проекта реставрации.

Тут меня опять осеняет! Если реставраторы хотят получить годный продукт, то они должны нам денег заплатить. По существующим расценкам. В реставрации расценки очень даже не плохие. Я опять намекаю Валере на этот факт.

— Боря, вот что ты за человек! — в сердцах ворчит Блинков. — Почему тебя всегда так волнует вопрос денег? Я же знаю, сколько ты на самом деле зарабатываешь.

— Валер, ты не прав! — Вступает в разговор Меньшиков. — Какая разница, сколько я зарабатываю в другом месте? Если я здесь делаю что-то, что полагается оплачивать, то справедливо будет мне положенное выдать. Если положено, но не выдано, значит, эти деньги украдены.

— Вы оба меркантильные и жадные, но правы, конечно. Досадно, но я совсем выпустил это из виду. Вам самим придётся с директором «Томскреставрации» об этом договариваться. Вы же и расценки лучше меня знаете, и торговаться научились… А меня увольте. Я простой аспирант и не хочу всякой бухгалтерией заниматься. И вообще, деньги это пошло!

— Хорошо, тогда мы тебя, кафедру и институт вообще из получателей вычёркиваем. Нам больше достанется.

Пока мы так препираемся, к нам приближается старенький седой дедушка с тросточкой и больших роговых очках, несмотря на почтенный возраст, идёт он бодро.

— Дрейзин Элиазар Израилевич, — представляется бодрым, но скрипучим тенорком, — главный архитектор проектов «ТомскГИПРОТранса». Пройдёмте, мои юные друзья, вон в тот дивный экипаж. Сегодня я буду вводить вас в транс рассказом о славном городе Томске и его архитекторах. Правда, смешно — «ГИПРОТранс» вводит в транс?

Наша компания к этому времени пополнилась прибывшими сокурсниками до полного состава. Мы проходим к старенькому экскурсионному ЛИАЗу. Внутри сильно пахнет пылью, бензином и раскалённым кожзамом пассажирских сидений.

— Когда мы с Игорьком издали книжку про деревяшки Томска, нам её заказывали даже из Москвы и Ленинграда! — Важно подняв указательный палец вверх, Дрейзин начинает свой рассказ, — Но даже самый распрекрасный альбом проигрывает рассказу с осмотром живых домиков.

Вам очень повезло, мои юные друзья! В Томске относительно хорошо сохранилась деревянная застройка. Деревянная архитектура обладает одним неприятным свойством. Она недолговечна. К тому же наши деревяшки расположены в центре города, что рано или поздно приведёт к их сносу. Возможно, какие-то из них будут отреставрированы, какие-то перенесены на новое место, но 90 % будет снесено. Что тут поделать, город — живой организм, он должен развиваться, отбрасывать устаревшее, лечить заболевшее, наращивать новое.

* * *

Под бодрую болтовню старого архитектора, мы объехали весь город. Останавливались в наиболее интересных районах. Посмотрели и Елань, и Татарскую слободу, и Уржатку и много чего ещё. Все в восторге. Лекция Элиазара Израилевича тоже получилась. Всем понравилось, что он рассказывал не формально, с шуточками, с подколками. Смущала только, его позиция в отношении старой застройки. Прямо как в партийном гимне: «Весь мир насилья мы разрушим, до основанья…». Страшные люди эти советские архитекторы. Мало того, что строят сплошные сундуки, так ещё и всё старое норовят под корень извести…

— Мужики, а чего это вы не чешетесь по поводу сегодняшнего вечера? — вдруг заявила Наташка Пахомова, — хотите замылить такой важный этап, как обмывание начала? Нет, так дело не пойдёт. Скидываемся сейчас по трояку. Я буду за казначея. Ты, Павлов, берёшь деньги и мухой в магазин. Я думаю, трёх бутылок агдама нам хватит. Ты, ты и ты, — она нагло тычет пальцами в оставшихся, — берёте остальные деньги и бегом на рынок. Купите там овощей и мяска какого-нибудь, лучше свинины нежирной, она готовится быстро. — Она замерла на мгновение, что-то рассчитывая, потом подняла глаза на нас и с удивлением в голосе продолжила, — а почему это я вижу вас ещё здесь? Я же уже скомандовала — бе-гом в ма-га-зин. Что не понятно?

Мои усилия объяснить, кто здесь начальник, были подавлены в зародыше. — Ты, Рогов, будешь командовать на объекте. А сегодня у нас праздник. К тому же рабочий день закончился. Поэтому заткнулся и бегом вместе с Самаровичем и Меньшиковым за продуктами.

Первый вечер обмерной практики прошёл в упражнениях по измерению глубины и диаметров стаканов и объёмах выпитой бормотухи, которые позже переросли в элементы эротики. Я старался не пить много, усиленно делая вид, что пью со всеми наравне. Благодаря этому удалось через час улизнуть из пьяной гоп-компании, которая постепенно переходила к более тесному общению между полами. Как-то ни одна из трёх наших барышень не вызывала у меня нежных чувств. Прогулка по вечернему Томску доставила гораздо больше удовольствия.

* * *

Уже на следующее утро нам были выданы рулетки в количестве трёх штук и нивелир с рейкой, для точного определения отметок.

Мы разбились попарно, и каждая пара взяла себе отдельный фронт работ. Подвал, уровень земли, чердак плюс мезонин. Я, как бригадир взял на себя общее руководство процессом и помощь Павлову и Пахомовой, которым достался самый большой участок.

— Наташ, крепче рулетку держи! — Кричит Серёга, прижимая пластиковый корпус к полу. — Диктуй, я записываю.

— Три сорок пять, — отвечает ему Пахомова.

— Ты не в метрах считай! В миллиметрах сразу говори, а то потом замучаемся цепочки сводить.

— Как скажете, сэр. Три тысячи четыреста пятьдесят три.

— Вот! Теперь правильно.

Такая перекличка слышится со всех углов обмеряемого домика.

Бедные хозяева домика не знали, куды бечь от бригады лихих обмерщиков, которые как стая ворон налетела на их несчастный дом, и бегает с рулетками, блокнотами и карандашами по всем углам. Хозяевам напели, что как только будет сделан проект реставрации, и его утвердят в горисполкоме, так им сразу квартиру дадут, такую же по метражу. Ради этого люди готовы потерпеть не только студентов, но, наверное, даже каких-нибудь инопланетян с их боевыми треножниками.

Иногда я подменяю Самаровича, который время от времени берётся за аппарат, чтобы зафиксировать не только сам объект, но и нашу бригаду в трудовом порыве. Это он очень правильно придумал, потом из этих фотографий можно будет сделать и фотоиллюстрации для отчёта, и репортаж для газет и может быть даже для отдельной фотовыставки в институте. Надо будет его завтра отправить к остальным обмерщикам, пусть всех снимает.

— Паш, ты до конца практики сможешь что-нибудь напечатать?

— Я, нет! Ты, думаешь, я Геракла какая? Нет, я простой бедный студент и не хочу надрываться. Поэтому вся обработка — только дома, когда вернёмся.

— А если в ателье отдать? Завтра я тебя откомандирую по другим бригадам. Ты пару плёнок отснимешь. Потом сдашь их в проявку. Послезавтра отсмотрим, выберем пару десятков кадров и распечатаем в том же фотоателье. Нормально же? Представляешь, какой у нас классный отчёт получится? Ещё бы придумать как фотографии на листы печатать, чтобы единый альбом с чертежами был.

— Тогда за твой счёт, мне совсем не хочется деньги тратить на все эти украшательства. Сам подумай! Ну, какая к чертям, разница, нам же всё равно оценок за эту работу ставить не будут. Что сделаем, то и пойдёт.

— Не, ну, ты даёшь! Тебе разве самому не хочется сделать максимально хорошо? Представь, через год Самарина будет показывать наш альбом с обмерами первокурсникам и ставить нас в пример. Это же классно!

— Не знаю, что ты тут такого классного нашёл. Мне пофигу. Мне вот нравится искать новые ракурсы, по новому отображать игру света и тени для передачи смысловых оттенков, играть с образами. Можно же просто разделить всю сумму на семь человек. Тогда точно получится не больше рубля, хотя я цен на эти услуги не знаю.

— Кстати, вспомнил! Надо бы ещё кого-то в отдел охраны культурного наследия заслать, чтобы материалы по истории строительства и владения этим домиком выяснить. Может в нём жила княгиня Трубецкая по пути «во глубину сибирских руд»? — Никто из нашей бригады не возгорелся пламенем любви к архивным изысканиям. Пришлось и этот труд брать на себя.

К пятнице с обмерами покончено. Результат — огромная куча почеркушек, разобраться в которой, казалось, не было ни какой возможности. Тем не менее, за вечер пятницы мы сумели систематизировать нароботанные материалы, а в субботу уже приступили к вычерчиванию. Посовещавшись немного, решили работать без выходных, потому что торчать в общаге большого смысла не видели. Зато, если сдать зачёт пораньше, то и домой можно уехать соответственно. Каникулы будут дольше.

Чертить в комнатах «Томскреставрации» было крайне неудобно. Из чертёжных инструментов нам были выделены только обычные канцелярские столы и стулья. Мы, конечно, захватили с собой карандаши и клячки, треугольники и лекала, но чертить без рейсшины было крайне неудобно. Сколачивать подрамники ради недели работы тоже желания не было. Поэтому ограничились методом «на глазок». Получалось херовато. Если уж начерченное совсем вызывало омерзение, то приходилось перечерчивать. Если не сходились размеры простенков, перегородок или ещё каких-то участков плана нашего несчастного домика, приходилось бежать на место и заново перемеривать всё помещение для обнаружения брака. Мы же на самом деле поверили, что наши чертежи могут пойти для реставрационных работ. Я, конечно, с высоты прожитых лет, знал, что никуда эти обмеры не пойдут. Деньги выделенные на реставрацию Томска будут пущены на Олимпийские игры, после которых начнётся падение цен на нефть и политика жёсткой экономии на культуре в том числе. Делиться этой информацией со своими товарищами я не стал, — зачем портить людям удовольствие от хорошо сделанной работы.

Однажды среди недели мы приехали, слегка припозднившись после долгой работы накануне. Около дверей в нашу камеральную нервно вышагивал бородатый мужик в толстых очках и в плотном костюме, совершенно не соответствующем погоде. Он внимательно оглядел нашу пёструю компанию и направился к Серёге Павлову.

— Вы Борис Рогов? — начал он без предисловий.

— Нет, я Сергей Павлов, — Серёга немного растерялся от неожиданности. — Рогов вон тот, в очках.

Бородатый направился ко мне.

— Почему бригада опаздывает к началу рабочего дня? Уже десять часов утра, а вас ещё нет. Долго спите молодые люди.

— Мы вчера ушли отсюда в десятом часу. Нам так удобнее работать. А вы собственно кто такой?

Мужик словно не слышит моего вопроса. Он продолжает начальственным тоном — Сегодня сюда собирается зайти Егор Кузьмич Лигачёв, знаете, кто это?

Меня так и подмывает немного похулиганить, но страх быть раскрытым всё-таки останавливает от опрометчивого поступка. — Ну, насколько я помню Лигачёв, — Первый секретарь Томского обкома. И что ему тут надо? Тут же кроме студентов-практикантов нет никого.

А вот это не ваше дело! — мужик сказал, как отрезал. — Когда Егор Кузьмич придёт, мы не знаем, но будьте на месте весь день. Иначе ни вам, ни нам мало не покажется. Прийти он может в любой момент, его кабинет из вашего окна виден. Всё. Мне пора, а вы тут хотя бы порядок наведите, а то как в свинарнике… — последние слова мы слышим уже на лестнице. Непонятный бородач с топотом спускается по ступенькам.

— Интересно, — Инка Ромашкина, совершенно спокойна, — этот Лигачёв пешком придёт, или на лимузине с кортёжем прикатит?

— Как-то не солидно пешком. Наверное, на лимузине. — Рассуждает Павлов.

— Ага, щас! — Вера Лебедь, похоже, владеет информацией лучше всех. Лигачёв везде славится своими простонародными замашками, чего это он будет на машине сто метров ехать. Ему же надо показать близость к простому труженику.

Пахомова в это время стоит у окна и смотрит на площадь Ленина — огромное пустое пространство метров сто пятьдесят на сто пятьдесят. В лучах утреннего солнца она выглядит знойной пустыней, потому что на всем её протяжении нет ни клочка тени. Только партерные газоны, заросшие чахлыми цветочками, простираются от одного края площади до другого.

— Стоп! — Наташка останавливает внезапно нашу болтовню, — смотрите, какая делегация по крыльцу спускается. Ого, какая толпа. Человек десять не меньше. Похоже, что к нам. А ну ка мальчики и девочки, давайте быстро хотя бы видимость порядка наведём.

Буквально сразу после её слов в коридоре послышались чьи-то шаги. Всё тот же бородач, который так и не удосужился представиться, весь в мыле влетел в камералку.

— Быстро собрать весь мусор! Чертежи приготовьте для демонстрации и будьте сами готовы отвечать на вопросы. Говорить чётко, вопросов не задавать, не хихикать, не хулиганить. — Бородач помчался в соседние комнаты, где трудились другие наши бригады.

Как мы не старались, но вынести мусор из комнаты не успели. Павлов с охапкой бумаги, приготовившийся уже бежать до контейнера во дворе, замер перед дверью, услышав топот многих ног поднимающихся по лестнице.

— Давай, всю эту хуету на шкаф запихаем. Никто ничего и не заметит, — Борька Меньшиков подходит к делу творчески.

— А если всё это отсюда сверзится, прямо на бошки этих начальников? — задаёт вопрос Серёга, уминая расползающуюся кучу мусора.

— Значит такова судьба у того и у другого. А мы сделали всё, что смогли.

Только он успевает спуститься со стула, как дверь распахивается и на пороге опять появляется уже примелькавшийся мужик в бороде.

— Вот тут у нас работает бригада практикантов, которая занимается домом с мезонином. Это памятник деревянного зодчества в стиле классицизма. Адрес — Герцена, 31. — Бородатый жестом приглашает разношёрстную публику войти в нашу скромную обитель.

Первым порог уверенно переступает крепкий седой дядька в сером летнем костюме. Это и есть будущий автор антиалкогольной компании и второе лицо партии — Егор Кузьмич Лигачёв. За ним степенно протискиваются остальные экскурсанты. У нас на столах, кроме раскиданных со вчерашнего вечера листков с кроками, ничего нет.

Лигачёв первым делом проходит к окну и, усмехнувшись, словно снайпер выбирающий позицию, оглядывает открывающуюся из окна перспективу площади Ленина. Потом как-будто возвращается к действительности.

— Значит, говорите, готовите к реставрации дом по Герцена, 31… Хорошо. Давайте посмотрим. В какой стадии работа? — обращается он к бородатому.

— Пока только в самой первой. Студенты в качестве практики выполняют обмерные чертежи. Фиксируют, так сказать, существующее положение, — Дядьку даже жалко. У него по лицу струится пот, а руки ни как не могут найти достойного места.

— А что, в таком виде и будут выдаваться чертежи? Каляки-маляки какие-то, — один из сопровождающих чиновников брезгливо перебирает наши листочки, которые действительно после чердаков и подвалов выглядят не очень презентабельно.

— Нет, это только первоначальная информация, полученная нами непосредственно после измерений всех деталей и частей этого домика, — возмущается Павлов. Интересно, где он так гладко научился выражаться?

— Мы к выходным закончим отработку, вот тогда приходите. Всё вам покажем и расскажем, а пока — только промежуточный результат.

Смотреть у нас пока ещё действительно нечего. Вся компания подходит к окну, подражая главе обкома, бросает начальственный взгляд на площадь и потихоньку покидает комнату. Замыкает шествие сам Лигачёв.

Тут меня озаряет! — Егор Кузьмич, можно вас на минутку?

— На минутку можно, но только если действительно на минутку. — Шеф вальяжен и добродушен. Жаркий летний день располагает к размеренности и неспешности.

— Борис Рогов, Сибстрин. Я параллельно с учёбой работаю в газете «Дзержинский комсомолец», и знаю, что в сороковых вы работали в Дзержинском райкоме комсомола. Там вас до сих пор помнят и гордятся. Я понимаю, что у вас времени свободного нет, но может быть, вы найдёте минут пятнадцать для короткого интервью нашей газете? — Я залпом выпаливаю этот экспромт и глубоко вдохнув, замираю в ожидании. Момент кульминационный на самом деле. Если откажется, то как мне его ещё доставать? А тут он сам на меня вышел.

К счастью, всё было рассчитано верно. Просьба, сдобренная толикой лести, возымела своё действие.

— А почему бы и нет! — загорелся идеей глава области. — Помню я рабочую Дзержнку, боевые были комсомольцы. Особенно чкаловцы, — представляете, каждый день по два самолёта Родине выдавали! Эх, славные были времена.

Значит, Борис, говоришь, что газету начали районную выпускать? Хорошая задумка! Небольшое интервью действительно не помешает. Надо быть ближе к молодёжи. Завтра в двенадцать подходи вон к тому крылечку сбоку здания. Спросишь на вахте пропуск, назовёшь фамилию, поднимешься на второй этаж, пропуск отдашь в приёмной. Думаю, что пятнадцать минут будет мало, но в полчаса должны уложиться. Только ты заранее вопросы подготовь. Хорошо бы их предварительно прочитать, но… ладно, для молодёжной газеты пусть будет экспромт.

* * *

Я подготовил целый ворох вопросов. Среди безобидных вроде «какой город вам больше нравится Новосибирск или Томск?» я замаскировал вопросы, на которые не ожидаю ответа вообще, но которые должны направить мысли этого действительно чиновника в нужном направлении. Ведь это и из-за его ошибок в поддержке замаскированных агентов влияния перестройка приобрела столь катастрофический характер. Его вина в этом неоспорима, хотя мотивы близки и понятны. В тоже время, мне очень хочется, чтобы наша беседа не переросла в допрос с пристрастием. Одновременно мне страшно становиться подопытной крысой или узником совести в системе карательной психиатрии. Нафиг, нафиг такое счастье!

Пропуск на моё имя в будке охранника лежал. Я поднялся к приёмной. Красная ковровая дорожка гасит мои шаги. Секретарь забирает временный аусвайс и связывается по телефону с шефом.

— Проходи, Егор Кузьмич тебя ждёт. — Женщина в деловом черном костюме и пенящемся жабо на белоснежной блузке указывает мне рукой на дверь.

— Борис Григорьевич, если я не ошибаюсь? — с некоторым наигранным пафосом обращается ко мне Лигачёв, — проходи, присаживайся. Пообедать уже успел? Нет? Тогда может быть чаю?

— Минералки, если можно. Жарко сегодня. Чая совсем не хочется.

— Можно и минералки, это ещё проще, вот она у меня под рукой. Мне тут на днях целый ящик привезли. Наш томский источник, называется… — Егор Кузьмич порылся в бумагах, — «Чажемто», похоже на Новосибирскую «Карачинскую». Но хватит о постороннем, времени у меня действительно мало, максимум в полчаса нам надо уложиться. Начинайте задавать ваши вопросы.

Я протягиваю тетрадный двойной листок, на котором специально выписал десяток вопросов, среди которых спрятаны и те, что должны вызвать интерес своей странностью. — Егор Кузьмич, я специально выписал вопросы, чтобы вы могли выбрать сами, сколько посчитаете нужным, с запасом, можно так сказать.

— Хвалю, это ты молодец, так действительно получится быстрее и больше вопросов можно осветить. Так что там у нас? Ага! «Что я помню из периода своей работы в Дзержинском райкоме?».

На память я не жалуюсь, всё помню. Время было военное, фронту нужны были самолёты, наша задача была в мобилизации молодёжи на трудовые подвиги. Мне тогда было всего двадцать четыре годика. Был я горяч, верил в коммунизм, в Сталина, в то, что скоро победим немца. Поэтому трудно бывало только физически, а моральный фактор наоборот помогал преодолевать любые трудности.

Следующий вопрос…

Так за полчаса мы действительно успели пробежать бегло по первым пяти вопросам. Про Китай, где Лигачёву довелось разговаривать с самим Мао Цзэдуном, про Томские деревянные домики, про сравнение Томска и Новосибирска тоже не забыли… Были там и вопросы личного характера, я хорошо постарался в сочинении сценария интервью.

Ровно в половине первого, раздался телефонный звонок. Я вопросительно поднял глаза на собеседника. К сожалению, он не успел дойти до тех вопросов, ради которых я всю эту комбинацию и затеял. Егор Кузьмич с сожалением развёл руками, — извини, брат, вопросы ты придумал интересные, но я человек государев, служба зовёт. Ждут меня сегодня в Колпашево через час. Нельзя опаздывать, не солидно.

Тут у тебя ещё полстраницы исписано, поэтому обещаю, что найду время и отвечу тебе письменно. Если не успею до пятницы, то напишу в институт. А сейчас закончим это интересное занятие. — Он протягивает руку на прощание.

— До пятницы мыть не буду, родителям покажу сию длань, что пожал лично такой человек, как Егор Кузьмич Лигачёв, — шучу я на прощанье и возвращаюсь к прерванной работе по вычерчиванию обмерных чертежей.

* * *

Вечером, сидя на ступеньках обкомовского дачного домика, Егор Кузьмич в очередной раз рассматривал записку, что передал ему сегодня в обед этот странный студент. Все вопросы были понятные, для интересующегося политикой комсомольца, даже закономерные, кроме одного. В самом конце списка был короткий в одну строчку странный вопрос. Он полностью выбивался из всей беседы и ни как не был связан с остальными. Не относился ни к одной из затронутых сегодня тем. Очень странный вопрос.

«Действительно ли Отто Куусинен награжден орденом Великобритании?»

Куусинен был фигурой таинственной и очень не простой. Реально про самого Отто Вильгельмовича, про его учеников и последователей Егор Кузьмич знал очень мало.

Лигачёв в десятый раз перечитывал этот странный вопрос и не знал, что можно с этим сделать. Можно взять этого парня «за жабры», отдать его в руки мастеров заплечных дел из КГБ и вытрясти из него всё, что он знает. Но как-то смешно это и не солидно, трусостью сильно отдаёт. А Егор Кузьмич не хотел быть трусом даже наедине с собой.

Можно вызвать Рогова к себе в кабинет и задать ему наводящие вопросы. Откуда? Кто? С какой целью?

А можно просто спустить эту бумажку в унитаз и забыть навсегда. Парень пусть себе печатает что угодно у себя в Новосибирске. Это будет головной болью тамошних властей. Так Егор Кузьмич и поступил, перекрыв себе все пути к изменению судьбы своей и страны.

 

ГЛАВА 14.ПРО ЯСНОВИДЦЕВ И ОЧЕВИДЦЕВ

София. Аэропорт. Тодор Иванов. Борис, Лена, полковник Морозов. 7 августа.

Реактивный лайнер Ту-154 совершил посадку в аэропорту столицы Болгарии точно по расписанию. Грозовой фронт с проливным дождём, который мог помешать безопасному приземлению, сместился к западу. София, как будто умылась после трудового дня к нашей встрече. Вечер 7 августа выдался чудесным. В воздухе стоял густой и терпкий запах свежескошенной травы, мокрого бетона и едва уловимыми нотками роз. В мареве горячего воздуха, поднимавшегося над взлётной полосой, колебались огни аэропорта. Бетон отдавал накопленный за день жар чёрной балканской ночи. Сразу чувствуешь, что попал совершенно в другой климат. Больше всего этот прилёт мне напомнил Бангкок с его горячим и влажным, как в бане, воздухом.

Так как перронный автобус на базе полуприцепа АППА-4 точно такой же как в Шереметьево, то ощущения заграницы пока еще нет. Короткая поездка к дверям зала прилёта. По заранее намеченному плану я как самый опытный и шустрый бегу к стойкам паспортного контроля. Стоять в очереди совершенно не хочется. Мне везёт, я попадаю в первую десятку прилетевших пассажиров. Как раз, когда моя очередь достигает красной черты, появляются мои попутчики. Народ у меня за спиной недовольно ворчит, а уже тут ничего не поделаешь, очередь я занимал совершенно законно. Ещё пять минут и мы получаем штампы прибытия в наши одноразовые загранпаспорта. Леночка пребывает в полной прострации. Это её первый выезд из Новосибирска, первый полёт в самолёте, первое посещение Москвы, естественно и первое пересечение границы. Бравый полковник тоже в качестве туриста пересекает границу в первый раз. До этого был только в составе оккупационных войск. Да еще помогал корейским товарищам отбивать налёты американских стервятников. Так что опыт у него есть, но специфический.

Всё, мы проникли на территорию дружественного государства, получили багаж и вышли в зал прилёта. Морозов первым замечает лист со своей фамилией. Его держит невысокий подтянутый брюнет лет сорока. На нём полосатая футболка и светлые брюки.

— Товарищ Ивàнов? Добрый вечер! — Полковник с облегчением жмёт протянутую руку.

— Добр вечер! Как долетели? Рад приветствовать вас на Болгарской земле. Пойдёмте в машину.

Пять часов разницы с Сибирью, ранний утренний подъём и поздний прилёт утомительны. Вступать ни в какие разговоры не хотелось, поэтому мы просто поспешили следом за Тодором к его тёмно-синей «Ладе».

Мы вдвоём вползаем назад, полковник занимает место рядом с водителем, Тодор, бросив взгляд по сторонам, поворачивает ключ зажигания и резко газует, нас даже кидает друг к другу.

— Ничего, дорогие гости, — говорит наш хозяин, не поворачивая головы. — Минут двадцать и мы на месте.

— Тодор, а мы где будем жить? — Полковник переживает за организационную сторону вопроса. Он же за нас отвечает, как старший по возрасту. Сразу хочет расставить все точки над «ё».

— Наша семья живёт в большом доме в Боровце. Есть у нас такой курорт. Может быть слышали?

— Не-е-ет! — Дружно кричим мы с заднего сиденья. Даже я, когда болтался по Болгарии в 2007 году, про это место ничего не слышал.

— Значит, узнаете много интересного. Что касается дома, то у нас два жилых этажа, просторная мансарда, винарска изба, ну то есть склад домашнего вина, большой сад. Для вас мы приготовили две свободных комнаты. Как вы в них будете размещаться, сами решите.

— Наверное, будет лучше, если мы с Борисом в большей комнате, а Леночка в меньшей, — предлагает Морозов. — Вы ребятишки согласны?

— Нет, так не пойдёт, я не хочу одна — капризно тянет Ленка, — я хочу с Борей. Тодор, а какие мероприятия вы для нас приготовили? — переводит она тему разговора в безопасное русло.

— Программа просто шик! — Тодор и поднимает вверх большой палец. — Завтра, спите до обеда. Потом я везу вас в Софию, показываю всякие интересные места. Это же один из самых древних городов Европы! А ближе к вечеру пойдём в купальню с целебной водой. Под Софией естественный резервуар термальных вод. Купальня не настолько популярна, как Карлсбад, или Баден-Баден, но тоже полезна и приятна для тела и души.

Послезавтра, — Рильский монастырь и прогулка по окрестным горам. Всем нравится маршрут к горным озёрам, там красиво. Можно будет, если хватит времени, подняться на Марсалу, она, хоть и не сильно высокая, но считается главной вершиной Болгарии.

Потом я хочу свозить вас к ясновидящей целительнице Ванге. Вам же близка тема пророчеств и предсказаний?

— Здорово! — Борис, тоже подключился к беседе, — а можно прямо завтра к ней попасть?

— Нет! Что ты! Нам кое-как удалось втиснуть вас в её расписание, и то только потому, что моя жена в одном классе училась с Людой Живковой. Знаете, кто это?

— Жена, дочь, или сестра товарища Живкова?

— Дочь, она опекает Вангу от имени болгарского Правительства. Людмила Живкова — министр культуры Болгарии. Поэтому Ванге как госслужащей выделили целый день только на нашу группу.

На этом организованная часть заканчивается, будете сами до понедельника гулять по окрестностям или по столице, как захотите. А в понедельник на море. Недели же вам должно хватить? У нас есть отличная четырёхместная палатка, а на Болгарской Ривьере много молодёжных кемпингов. Концерты мировых звёзд, дискотеки, ночная жизнь, то, что любят юноши и девушки во всём мире. Моя Цветка просто ждёт не дождётся, когда же сможет составить вам компанию. Она у нас страстная поклонница такого шумного отдыха, лучше бы спортом и учёбой больше занималась.

— А сколько ей лет? — заинтересовалась Леночка.

— Двадцать в июне исполнилось, большая уже девочка. Учится в МГУ. Радость отцовского сердца.

— А какой факультет? — продолжает пытать моя подружка.

— На журналистику…

— Здорово! Я тоже в этом году на журфак поступила. Через месяц начну учиться.

Тут в разговор вклинился Морозов. — А можно будет старшему поколению уклониться от шумной морской жизни на побережье? Я бы с удовольствием поездил по местам боевой славы русского оружия. Шипка, Плевна, Никополь и так далее.

Конечно! Николай Иванович, никто вам препятствовать не будет. Вот только я вам компанию составить не смогу. Сами понимаете, дела не позволяют долго расслабляться. Через неделю я уже должен быть в Москве. Но путешествовать по Болгарии легко. Русский все знают, к русским относятся хорошо. Я бы советовал Велико Тырново посетить, очень красивый колоритный городок.

Так незаметно, за разговором пролетела дорога до Боровца. Городок окружён густым еловым лесом. Сразу салон машины наполнился терпким запахом хвои. Стало заметно прохладнее, но закрывать окошки не хотелось. Ночная прохлада прогнала сонливость, и к дому Ивановых мы подъезжали уже готовые к новым подвигам. Навстречу нам неслись звуки весёлой плясовой. Ночную темноту разрывали звуки волынки, за которыми никто не услышал, как мы подкатили.

— Друзья! Что же вы гостей не встречаете? — Громко восклицает Тодор, — даже как-то неловко перед ними. Они приехали, а вы тут ракию кушаете и ничего не видите?

— Что ты такое говоришь, Тошко! Ну, да, мы ждали вас, вас всё не было, мы решили время скоротать и сплясать наш «хоро», а какая пляска без ракии? — начинает оправдываться усатый мужик в широких шароварах.

— Дядько Христо, всё нормально! — шучу я. — Хлопает его по плечу Тодор, — но в каждой шутке только доля шутки. Гости из далека. В дороге утомились, проголодались. Надо их накормить по-нашему по-болгарски. — Тогда к столу, плясать потом будем, до утра ещё далеко! — шумная разгорячённая толпа родственников и друзей Ивановых направляется к большому столу, стоящему под пышной лозой. Сквозь золотистые гроздья винограда просвечивают электрические лампочки, заливая стол волшебным зеленоватым светом. Стол просто ломится от помидоров и перцев, кабачков и кукурузы. Среди этого овощного многообразия виднеется белая брынза, румяная баранина и огромные пучки пряных трав, которых в Болгарии просто тьма.

Гости сдвигаются на длинных лавках чуть теснее, чтобы освободить место для нас. Мы втискиваемся и тут же получаем по стопке виноградного самогона, который и есть знаменитая ракия. Глоток, и по пищеводу проваливается обжигающая вспышка. Если крепость как у водки, то мы с Ленкой сейчас тут и вырубимся прямо в салаты.

— Тодор, мы уже сутки на ногах, может, ты нам покажешь, куда лечь, а то мы на ходу засыпаем. — Шепчу я тихонько хозяину, — чувствую, что сейчас носом в брынзу занырну. Вот это будет скандал!

— Сначала ты скажешь красивый тост, мы выпьет за дружбу между народами, а потом я вам всё покажу.

Я, собравшись с силами, встаю, поднимаю стопку с водой и с важным видом начинаю:

— Я благодарю наших милых хозяев, за то, что они смогли организовать это путешествие, за то, что Тодор встретил нас в аэропорту и привёз сюда, вас милые гости, за то, что пришли нас поприветствовать, хозяйку за такой роскошный стол. Поднимаю бокал за дружбу между русским и болгарским народами. — Да си живы и здравы! — Опрокидываю в себя стопку с минералкой и морщусь, изображая, что пью ракию.

Мы потихоньку вылезаем из-за стола и в сопровождении Тодора отправляемся в мансарду. Морозов остаётся с гостями. У него разница во времени всего час, вот и пускай отдувается за всех. Тем более что старый солдат любит накатить и песняка давануть.

Как же приятно залезть после жаркого дня и душной ночи под прохладные струи, а после растянуться на чистых простыня совершенно голым, проваливаясь в сон.

Боровец — Петрич. Посещение Ванги. 10 августа.

До четверга мы усиленно исследовали Софию и её окрестности, а в четверг Тодор будит нас рано утром.

— До Петрича нам ехать больше трёх часов, встреча назначена на десять утра. Поэтому, ребятки, быстро пьём кофе, завтракаем баницей и через полчаса стартуем.

Через полчаса мы уже выруливаем по направлению на Самоков. За рулём Тодор, или, как мы уже привыкли, дядя Тошко, рядом с ним наш полковник, а на заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, расположилась молодёжь — это я, справа Ленка, за ней Цветка.

Цветка — высокая, сантиметров на пятнадцать выше меня, длинноногая брюнетка с тёмно-карими глазами, чуть припухлыми губами и симпатичной ямочкой на подбородке. Большой рот, сделал бы её лицо отталкивающим, если бы не постоянная улыбка, демонстрирующая ровные белые зубки. Девчонка знает множество песен, причём не только болгарских, но и русских, украинских и итальянских. Хобби у неё такое — языки. В школе болгары в обязательном порядке учат русский и английский, а Цветка кроме того учила немецкий, потом французский, а весь прошлый год штудировала итальянский. Надеется стать журналистом-международником в какой-нибудь Софийской газете. Симпатичная, общительная, весёлая, в общем, нам она понравилась.

— Цветка, а есть в Болгарии какие-то местные болгарские анекдоты? — спрашивает Ленка.

— У нас есть Габрово! — Отвечает наша новая подружка. А в Габрово есть габровцы. Это как ирландцы в Англии, одесситы в России, или мичиганцы в Америке. Про кошек без хвостов и часы на верёвочке вы знаете. Их все знают. Я вам сейчас новый расскажу:

— Уроженец Софии, тырновец и габровец сидят, пьют пиво. К каждому в кружку падает муха. Софиец выливает пиво вместе с мухой и требует принести новую порцию. Тырновец пальцами вытаскивает муху из своей кружки и продолжает пить пиво. Габровец вытаскивает муху, заставляет ее выплюнуть пиво, которое она успела проглотить и ею же и закусывает…

— А знаете, почему акулы не едят журналистов?

— ?

— Коллеги всё-таки…

За окном вдоль дороги тянется ровная, как стол долина реки Струмы. С обеих сторон тянутся ровные шпалеры винограда. Только далеко на горизонте виднеется зубчатая линия Беласицких гор, отделяющих Болгарию от Греции.

За анекдотами мы без остановок доезжаем до маленького македонского села Рупите, до Греции отсюда всего километров шесть, до Югославии — двадцать пять. Где-то здесь живёт и принимает сотни посетителей Вангелия Пандева Сурчева (Димитрова), известная на весь мир под именем «Ванга». Она в основном занимается диагностикой, довольно точно определяя заболевания и направляя их к специалистам. Иногда она начинает выдавать предсказания самого разного плана, от судеб отдельных людей, до судеб государств и даже Человечества.

Мы проезжаем насквозь маленькое и пыльное село, совершенно безлюдное в это время. Тодор уверенно ведёт машину.

— Разве Ванга не в Рупите живёт? — удивляется наш бравый полковник. — Мы вроде всю деревню насквозь проскочили…

— В Рупите, но не совсем. Живёт баба Ванга в Петриче, а Рупите ей построили дом для приёма посетителей. Она же числится научным сотрудником в Педагогическом институте Софии. Раньше это было её любимое место для прогулок. Может от того, что здесь кальдера древнего вулкана… — Он прерывает рассказ, чтобы припарковать свой автомобиль перед воротами в живой изгороди из розовых кустов.

Из-за бешеной популярности провидицы к домику ежедневно стекаются сотни посетителей. Администрация района, да и государственные чиновники стремятся использовать это в интересах развития региона. Привлечение туристов в этот слаборазвитый уголок, позволяет строить гостиницы, кафе, магазины и прочую инфраструктуру гостеприимства, занимая в ней местное население. Ванге ради этого положили денежный оклад и приставили помощников по хозяйству. Вместе со сводной сестрой Любкой они содержат дом и сад в приличном состоянии. Слепой и больной женщине было бы трудно справляться в одиночку.

Теперь в доме Ванги много помощников — одни готовят пищу, другие наводят чистоту, третьи занимаются охраной и устанавливают порядок в очереди. К дому прилегает примерно два гектара земли. Это ее участок. Он огорожен стальной проволокой, спрятанной в кустах живой изгороди. Обычно тут многолюдно, но ради нашего приезда, по указанию Людмилы Живковой, сегодня Ванга принимает только нас. Мы прибыли без опоздания. Нам на встречу выходит пожилая женщина в чёрном сарафане и сорочке украшенной вышивкой по вороту и манжетам. Это и есть Любка Гайгурова, сводная сестра Ванги.

— Здравейте, скъпи гости! Ванга уже готова вас принять. Идите за мной — Любка приветлива, но как-то очень пристально смотрит на нашу компанию. — Кто первым пойдёт пусть не останавливается, остальные — ждите на лавочке.

— Сахар принесли? — Вдруг вспоминает Любка. Конечно у нас у каждого по упаковке аэрофлотовского рафинада. — Отдадите его бабе Ванге прямо в руки. Кто первый пойдёт?

Николай Иванович неловко пожимает плечами и проходит в дом.

— Интересно, а рассказывать о том, что нагадает баба Ванга можно? — Ленка почему-то шёпотом обращается к Тодору. — Мне наверняка захочется поделиться.

— Наверное, зависит от содержания пророчества, — пожимает плечами наш проводник, — ведь есть такие предсказания, что и сам не захочешь рассказывать.

— Ага! Как я сама не подумала, — продолжает шептать подружка. — Скажет, например, что я никогда замуж не выйду… Кому такое расскажешь?

— Может тогда и ну его, это гадание? — я совершенно серьёзно обращаюсь к Ленке. — Может, лучше и не знать, что там будет в будущем?

— Н-е-е-е-т! Лучше знать, кто-то же из великих сказал что-то вроде «предупреждён, значит вооружён». Можно же как-то подготовиться, соломки подстелить, или ещё как.

* * *

— Тодор, ваша очередь, — полковник появляется совершенно внезапно и бесшумно. Он удручён. Заметно, что общение с Вангой его не порадовало.

Зато добрый Тошко вернулся, сияющим, как медный грош. Он на ходу сворачивает какой-то клочок бумаги и, бережно положив его в карман брюк, весело командует:

— Девчонки, я думаю, что вы можете и вдвоём зайти, нечего у бабы Ванги время отнимать, ей же сегодня от руководства страны выходной выписан. Она говорит, что хочет на источники сходить. Тут рядом, оказывается, горячие источники существуют.

— Ну, дядя Тошко! Давайте всё-таки по одному заходить. — Ленка делает такую уморительную мордашку, что устоять не сможет, наверное, даже Доктор Зло.

— Папочка, я тоже не хочу вдвоём, — поддерживает её Цветка. — Да и много времени ты на этом не выиграешь, максимум полчаса.

В результате сначала заходит Лена, гостья всё-таки, а буквально минут через десять идёт Цветка. Обе девочки появляются румяные с горящими ушками, но довольные. Похоже, что вопросы семьи и брака они решили.

Вот и мой черёд. Я открываю скрипучую металлическую дверь и следую за Любкой. По короткому коридору мы подходим к комнате Ванги. У меня начинается лёгкий тремор. Бояться мне, вроде, нечего, но на душе неспокойно. Всё-таки Ванга не простая шарлатанка, какая-то экстрасенсорика присутствует. Хотя, может быть это всё самовнушение, эффект сбывающегося пророчества…

— Входи, — раздаётся голос Любки, — она готова тебя принять. Сахар клади на стол, садись на лавку, руку не подавай. Если спросит, отвечай кратко.

Светлая с большими окнами маленькая комнатка. Вдоль одной из стен стоит топчан под светло-серым покрывалом перед ним низкий столик с лавкой для посетителей. На топчане сидит грузная сморщенная старуха в чёрном платке и таком же сарафане. Запавшие глазницы, подтверждают версию о том, что глаза ей зверски выкололи. Как только я сел, Ванга заговорила, нет, скорее закричала зычным голосом.

— Защо си дошъл? Не ти е мястото сред които живеят сега!

Ванга говорит только на болгарском, поэтому с иностранцами всегда присутствует сводная сестра, как переводчик.

— Я не виноват, что оказался здесь. Так случилось и обратно не вернуть. Баба Ванга, разреши мне остаться, и я открою тебе кое-что из будущего. Не всё, я не прорицатель, и с мёртвыми не разговариваю, но что-то я знаю совершенно точно. У меня для тебя даже подарок есть. Я протягиваю Любке плюшевого медведя, купленного мной ещё в Москве. Любка передаёт его Ванге. Та несколько секунд мнёт его в руках, потом откладывает в сторону.

— Ладно, хороший подарок, добрый и тёплый, оставайся молодой старик. Послушаю, что ты мне скажешь. — Она неожиданно усмехается. Любка при этом делает удивлённое лицо. Видно, что такого поведения сестры она не ожидала.

— Скажу самое важное. С Милой Живковой, твоей подругой, в восемьдесят первом году случится внезапный инсульт. Предупреди её. Она тебя послушает, а меня нет. В девяностом году арестуют её отца за «злоупотребление должностными обязанностями». За это же арестуют немца Хонеккера, а румына Чаушеску вообще расстреляют. В девяносто первом году распадётся Советский Союз…

— Всё! Хватит! Уходи! — голос у бабки становится совершенно не человеческим. Хриплый высокий баритон вырывается у неё из груди. Внезапно она хватается скрюченными пальцами за грудь и валится куда-то вбок.

— Уходи! — Кричит мне Любка, — немедленно уходи и крикни врача. Там должен быть дежурный врач! Видишь, ей плохо! — Любка старается привести Вангу в чувство, протирая её лицо какой-то жидкостью.

Я бегу наружу. Мне навстречу, натягивая белый халат, спешит маленькая женщина в очечках. Я тайком возвращаюсь тихонько за нею следом. Ванга приходит в себя: исчезала мертвенная бледность, появился румянец, вяло поднимается рука над столом. В руке кусочек рафинада. Слава богу, всё закончилось хорошо. Можно уезжать, я сделал, что мог.

Наша компания забивается в машину, и отправляется в обратный путь. По дороге я предлагаю Тодору заехать на Мелнинские пирамиды, вряд ли когда-нибудь нас занесёт вы эту чудесную и таинственную страну. У Тошко отличное настроение, он крутит баранку, в голос напевая весёлую песенку про чёрную курицу:

У Цветки тоже отличное настроение. Она подхватывает:

Мы с Ленкой тоже не грустим. Мне, конечно, любопытно, что она узнала, но я не спешу. Сама расскажет, она долго в себе носить новости не может, тем более, если это хорошие новости. Поэтому мы тоже пытаемся подпевать:

Так с песнями мы заехали к Мелниковским пирамидам и Роженскому монастырю. Монастырь совершенно заброшенный, но всё равно поражает фресками на стенах. Рядом с ним источник. Тодор, внезапно вспоминает, что собирался у Ванги запастись лечебной водой, и даже взял с собой канистру, но на радостях забыл.

— Рядом с таким монастырём вода тоже должна быть святая, — вполне здраво рассудил Тодор и отправился наполнять свою ёмкость. Канистра двадцать литров, так что нам пришлось ждать около получаса.

— Сказать, что мне Ванга нагадала? — не утерпела даже до вечера моя подружка.

— Если не терпится, то давай, рассказывай. А что ты у неё спрашивала? — я не проявляю явного любопытства.

Лена тихо шепчет мне на ухо. — Я спросила, когда я замуж выйду, и хорошо ли буду жить с мужем. — Знаешь, что она мне ответила? Вот ни за что не угадаешь.

Где уж нам уж выйти замуж, — мне остаётся только пожать плечами, соглашаясь. — Рассказывай уже, я весь в нетерпении.

— Ты, — сказала эта бабка, — три свадьбы будешь играть, и со всеми мужьями, говорит, будешь счастлива. И по ребёночку от каждого родишь. А первая будет уже в этом году.

— Когда б мы жили без затей, я нарожала бы детей от всех, кого любила, всех видов и мастей… — я напеваю подружке строчку из уже написанной песенки.

— Ты сам сочинил?

— Нет, конечно! Это Вероники Долиной песенка. А Цветка тебе не говорила, что им с папой Ванга нагадала?

— Нет, ещё не говорила, но явно что-то приятное, вон оба светятся. — Ленка мило пожимает плечиками. В своём лёгком летнем платьице с вырезом лодочкой она смотрится просто обворожительно.

К вечеру мы успешно прикатили в нашу резиденцию в Боровце. По случаю доброго гадания Тодор устроил торжественный ужин с домашним вином и жареным на огне кабанчиком. Первым же тостом, он сообщил, что Ванга ему нагадала долгую жизнь без невзгод и болезней. Типа, последний инфаркт был искупительной жертвой и ему теперь надо неделю походить с мазью «особой» и всё пойдёт как по писанному. «Рецепт» она ему тоже написала.

Вечером перед тем как лечь спать, полковник всё-таки решился и рассказал мне о том, что ему Ванга сказала.

— Я, когда вошёл, сначала немного растерялся, не ожидал увидеть такую древнюю старуху. Ей же всего шестьдесят семь лет, а выглядит на все сто двадцать. Да еще эти запавшие глазницы… Я стою, а она как вдруг закричит! Да, голос такой низкий мужской, — Говори, быстрее, не тяни — говорит, резину! Про себя мне не очень интересно, я пожил хорошо. Заранее я планировал проверить то, что ты мне рассказывал, а как до дела дошло, так всё из головы вылетело.

— Что с сыном и дочкой будет? — скажи баба Ванга. — Так и сказал. Наверное, это действительно для меня важнее всего.

— С дочкой всё у тебя хорошо будет, будет не большим, но начальником, главное, пусть сердце бережёт. А вот с сыном… — и только она это произнесла, как вся в лице переменилась и снова заорала, как бесноватая. Да всё по-болгарски, но я и без перевода понял, что ничего она мне больше не скажет, и что грозит моему Костику страшная судьба. Он говорил, что машина Ту-22 склонна к авариям, но уходить из полка не хочет. Как думаешь, Григорич, может быть всё-таки что-то можно сделать?

— Николай Иванович, я думаю, что Ванга не о простой аварии говорила. Помните, я вам позапрошлой зимой рассказывал про Афганистан? Так вот, дальников задействуют тоже, но не сразу, а только в 1984 году в Панджшерском ущелье. Может его собьют, а может самолёт попадёт в аварию из-за врождённых дефектов.

— Сбить Ту-22 партизаны не смогут, слишком высоко ТУшки летают, а вот дефекты конструкции это у них беда. Недаром их в войсках «людоедами» зовут. Надо будет ему сказать, чтобы писал рапорт о переводе… Впрочем, это бесполезно, не будет писать. Он же у меня идейный…

— Лучше что-нибудь придумать, чтобы наши в Афган не совались. Я вот уже сегодня камешек в этот огород забросил. Живков, один из тех, кто сильно заинтересован в сохранении СССР. И с Вангой он дружит. Тем более перед глазами опыт спасения на пожаре. Он, Хонеккер, Фидель, а главное Чаушеску вот те люди, кто может нам помочь.

— Ладно, уговорил, будем надеяться. Спокойной ночи, Касандр.

 

ГЛАВА 15. DOWN IN THE JUNGLE LIVING IN A TENT

Болгарская Ривьера. Борис, Лена, Цветка и Димитр. 12 августа.

Ночной поезд прибыл в Бургас ранним утром. Накануне в Софии мы обзавелись лёгкими и свободными полотняными брюками фирмы «Рила». По жаре в них бегать гораздо удобнее, чем в джинсах. По случаю зноя, вещей у нас немного и все они уместились в старый абалаковский рюкзак, который Тошко нашёл в чулане своего дома. Большую часть объёма рюкзака занимает чешская четырёхместная палатка «Skaut». Несмотря на то, что она из нейлона и довольно лёгкая, всё равно о места в рюкзаке занимает изрядно. Дополнительным плюсом палатки является наличие в ней двух отдельных «комнат». В этом большая польза для нас потому, что наша компания увеличилась на одного человека. Это приятель Цветаны — Димитр, или просто Димко. Он мастер спорта по спортивной гимнастике. Как всякий гимнаст, широк в плечах и мускулист. Кроме того за лето Димко красиво загорел, что в сочетании с голубыми глазами делает его неотразимым для девушек. Единственный недостаток — свёрнутый на сторону нос, последствие спортивной травмы, но и это лишь придаёт дополнительной брутальности. Даже у моей Леночки отпала челюсть, когда она увидела этого античного полубога.

Я несу палатку и наши вещи. Димко загрузился спальниками и всем остальным скарбом, необходимым при кочевой жизни. Зато девчонки налегке, они несут только большие пляжные сумки с разными девчачьими штучками. До автобуса в сторону Варны ещё три часа, поэтому мы оставляем вещи на вокзале, а сами отправляемся знакомиться с городом. Самое забавное, что наши болгарские друзья в Бургасе не были. Так что, я — единственный знаток, хотя и был здесь 28 лет вперёд. Хе-хе…

Пляж тянется километра три вдоль всего города и заканчивается у развалин какой-то древней византийской часовни. Вот там наша компания дозревает и решается искупаться в натуральном виде. Купальники то остались в рюкзаках. Смотреть на обнаженные девичьи тела в лучах утреннего солнца — огромное удовольствие.

Возвращаемся с прогулки как раз к посадке на автобус, что идёт в сторону Варны. Это позволит нам по дороге выбрать место, где остановиться на ночлег, чтобы можно было и развлечься, и в море порезвиться.

Задача наша простая, как в песне поётся, задача у нас такая… Найти нам надо кемпинг почище, да чтобы к морю поближе. Город какой-нибудь, чтобы дискотеки, танцы-шманцы и прочая развлекуха были в наличии. Я агитирую за окрестности посёлка Обзор, там много интересных исторических мест и отличный песчаный пляж. К тому же совсем рядом всего в паре километров к югу есть отличный нудистский пляж, известный как Иракли. Одно плохо, единственный кемпинг расположен с северной стороны городка, то есть до Иракли топать целый час, или ловить попутку.

Впрочем, когда мы часам к десяти добрались до кемпинга, нам хотелось уже только одного — быстрее окунуться в бирюзовую прохладу моря. Море было, прохлада, тоже наличествовала, а вот на счёт бирюзовости и прозрачности было не очень. Мелкий ракушечный песок утренние купальщики к полудню уже взбаламутили, и море приобрело устойчивый агатовый оттенок. Хотя реалист назвал бы его бурым.

Место досталось не из лучших, около въезда на территорию кемпинга. Что тут поделать ведь сейчас разгар сезона. Вся Восточная Европа съехалась на Болгарскую Ривьеру. Молодёжь из ГДР, Польши, Венгрии и Чехословакии заполняет все доступные уголки Черноморского побережья. Им, в отличие от жителей СССР, не нужно затрачивать никаких усилий, чтобы путешествовать по соцлагерю. Купил билет и поехал. Но к чёрту эти глупые и пустые сожаления! Мы здесь, и можем себе позволить ездить без опеки гидов, поэтому будем отрываться на полную катушку.

К полудню наша палатка уже украшает своим ярким оранжево-жёлтым куполом скромный пейзаж молодёжного кемпинга. Девочки навели уют и порядок. Отнесли в камеру хранения документы и деньги. Зарегистрировались в книге прибывших и оплатили небольшой сбор. Можно отправляться на море. Вот только солнышко сейчас жёсткое, но купаться хочется.

Со стороны длинного песчаного пляжа доносятся звонкие удары по мячу и выкрики, взлетающих над волейбольной сеткой, игроков. Димко даже начал подпрыгивать на ходу, так ему хочется присоединиться к игрокам. Очень заводной мальчик.

— Ребята, вы как на счёт волейбола? Играть пойдём? — обращается от к нашей компании.

— Не, я ростом не вышел, поэтому лучше на тебя со стороны полюбуюсь, — отвечаю я и с разбегу врезаюсь в зелёную морскую волну. — Мы как-то больше по ватерполо специализируемся.

— Лен, беги ко мне! Тут так здорово! Догоняй, я до буйков. — Кричу я своей подружке, и та с весёлым визгом влетает следом за мной. Я подхватываю её на руки и пытаюсь покружиться прямо в воде. Потом резко роняю и кролем устремляюсь в сторону. Лена плавает не очень хорошо, я подозреваю, что она даже боится глубины, поэтому, немного поплескавшись, выбирается на песок и устраивается на нашем одеяле.

Цветка и Димко присоединяются к игрокам. Оба классно играют, оба имеют прекрасные спортивные данные, так что команда, куда они пристроились, оказалась в явном преимуществе.

Я выбираюсь из воды и плюхаюсь на живот рядом с подружкой. Прямо у меня перед глазами её гладкое бедро чуть поросшее светлым пушком. Так приятно провести пальцем… Ленка во все глаза смотрит за игрой и даже не замечает моего появления. В основном её внимание приковано к Димко. Ещё бы! Верные и отточеные движения, пружинистые прыжки, точные пасы. Леночка так увлеклась, что когда я наклонился к её ушку, она резко вздрогнула от неожиданности.

— Нравится мальчик? — шепнул я, медленно проводя рукой вдоль позвоночника от волос до крестца.

— Скажешь тоже! — Делано возмущается моя подружка, пряча за резкостью смущение. — Ну, красавчик, это да, не поспоришь. Но судя по разговору, самовлюблённый тупица. Что кроме внешности, Цветка в нём нашла, я не понимаю?

— Ну-ну, зачем вы девочки красивых любите, непостоянная у них морковь… — напеваю я ей популярную песенку. — Сама то, наверное, страсть как хочешь с ним переспать? Признайся, только честно.

— Да, не буду врать, попробовать как такой мужчина в постели, я бы не отказалась. Может он лучше тебя окажется? Я же кроме тебя ни с кем ещё не пробовала, это как-то даже обидно. Слушай, Борь, а давай мы с тобой попробуем наших друзей раскрутить на более интересные комбинации, чем один плюс один. Тебе же тоже Цветка приглянулась. Я вижу.

И мы начали составлять хитрый план…

* * *

Накупавшись, насладившись волейболом и волейболистами, слегка угорев на жарком субтропическом солнышке, в седьмом часу вечера мы отправились домой. Я, как главный знаток местного сервиса собрался смотаться в город. Купить чего-нибудь на ужин, познакомиться с местными злачными заведениями. С собой позвал Цветку в качестве переводчика и помощницы в общении с туземцами. В этом состояла первая часть нашего плана.

— Борис, а вы с Леной давно знакомы? — Цветка решила, что мы уже достаточно сблизились, и можно задавать скользкие вопросы.

— Знакомы мы давно, но вместе по-настоящему только с этой зимы, — мне врать не зачем, сойдёт и чистая правда. — А вы с Димой? Какой он у тебя красавчик, даже завидно.

— Хи-хи-хи, — звонко смеётся девушка, — это ты кому сейчас завидуешь, ему или мне? А познакомилась я с ним совсем недавно, когда встретились в самолёте по дороге в Москву. Он два года уже там учится на тренера по спортивной гимнастике в Лесгафта.

— Был бы я девчонкой, то тебе бы завидовал, а так приходится Димке. Мне б такие внешние данные, все бы девки мои бы были. У тебя, наверное, постоянно на эту тему голова болит?

Кроме брынзы и овощей купили по случаю домашнего вина. Бабка, которая торговала вином, позволила нам надегустироваться до вполне нормальной кондиции. Наверное, поэтому мы и купили у неё целых два литра. Цветку, которая весь день прыгала с мячиком по песку, закачало уже после одного стаканчика. Я же чувствовал только прилив воодушевления и склонность к озорству.

— Знаешь какой-нибудь смешной болгарский анекдот?

— Ага, конечно, вот такой, например:

Маленький габровец говорит отцу:

— Папа, мне приснилось, что ты купил мне шоколадку за пять левов.

— Если будешь послушным, то на Новый Год тебе приснится, что я купил целый килограмм.

Мы от вина становимся ужасно смешливы и ржём как кони даже над таким незамысловатой историей. Так сплетничая и делясь анекдотами, нагруженные покупками, мы возвращаемся в лагерь.

К нашему возвращению в кемпинг солнце только-только приблизилось к горизонту. Наших в кемпинге видно не было, только из палатки доносились какие-то странные звуки, похожие на приглушённые стоны.

— Борь, а где Лена и Димко? Что-то я их не вижу. — Пьяно улыбаясь, поворачивает ко мне лицо Цветка, — и в палатке кто-то стонет. Лена поранилась что-ли.

— Ага, поранилась! Она сейчас как раз наносит себе глубокие раны с помощью инструмента твоего Димитра.

Дальше события развиваются строго по нашему плану. Сначала к парочке присоединяется Цаетка, а потом и я. Постепенно тела наши переплетаются и начинают двигаться в унисон. Главное для меня было в темноте не перепутать девочек с мальчиком. Зато остальным это так понравилось, что они были готовы любить друг дружку до утра. Димитр оказался молодцом! Сначала удивился такому повороту, но быстро пришёл в себя и занялся девчонками.

— Лен, принеси, пожалуйста, винца, там, в предбаннике мы оставили. Сейчас оно пойдёт как нельзя лучше.

— Мог бы и сам, — ворчит подружка, но всё же сползает с меня. — Ничего себе, бутылочка! Да, тут литра два! — Она припадает губами прямо к горлышку. — Уффф! Хорошо! Только тёплое уже… Предлагаю, сейчас выпить по стаканчику и на танцы. Слышите, музыка играет, кажется «Хоп, хей, хоп». Я объявление видела, что танцуване сегодня в девять вечера. Сколько сейчас? А то мы тут о времени совсем забыли.

— Точно! Я тоже хочу на танцы! — кричит Цветка, она начала трезветь и в ней вдруг обнаружилось море энергии. — Димко, Борька! Поднимайтесь! Пойдёмте быстрее. Девочки хотят танцевать!

— Нет, девочки и мальчики, так дело не пойдёт. — Я стараюсь не терять бдительность, — от нас сейчас на пять метров сексом пахнет. Душевые закрыты, поэтому предлагаю сбегать к морю и хотя бы солёной водой сполоснуться.

— Какой ты всё-таки скучный, — ворчит Леночка, натягивая трусики от купальника. — Хотя ты прав, но… ладно бежим быстрее, а потом на танцы.

Фреди Меркюри выдаёт свой бессмертный речитатив под прихлопывание и притопывание, собравшейся на асфальтированном пятачке, молодёжи из стран Восточной Европы. Большинство парней и девчонок заворожены жёстким ритмом и хором подпевают слова песни, хотя знают их с пятого на десятое. Песенка не очень новая, но любима во всём мире. И под неё так клёво прихлопывать и притопывать.

Квинов сменяют Иглсы со своей «Hotel California». Сладкий до приторности семиминутный медляк заставляет всех разбиться по парам и медленно кружиться на тесном поле дансинга.

…Танцпол невесомо улетает в космос. Рельефно плавающий электронный звук увлекает, заполняя атмосферу внеземными загадками… В такт танцевальному ритму, улыбаясь, прыгают догадки: кто же создаёт эти улетные звуки? Возникает Тайна инопланетной песни, длиною в тысячи световых лет…

Наши девочки совсем потеряли всякий стыд и кокетничают откровенно и недвусмысленно со всеми парнями подряд. Я отлавливаю за талию Леночку:

— Лен, ты чего это попкой так активно крутишь? Нам же сейчас отбиваться придётся от толпы возбуждённых самцов.

— А вот не надо было нас так жа-а-арить, да ещё и вином спа-а-аивать, — чуть заплетающимся языком заявляет подружка. — Может ты меня так завёл, что ещё хочется. Вы то уже всё, выдох… Внезапно речь её обрывается и она засыпает прямо у меня на груди.

Слава богу, никто на наших девушек не покусился. Всё-таки мощная фигура Димитра внушала уважения. Нам хватило часу, чтобы напрыгаться вволю и, еле волоча ноги, вернуться в палатку.

* * *

Проснулись мы от того, что солнце так нагрело наше синтетическое жилище, что дышать стало совсем невозможно. При всей нарядности и продуманности нашей палатки, по вентиляции она проигрывала нашей перкалевой «памирке». Я лежу со стороны внутреннего полога. Выпитое вчера вино оказало свое негативное действие. Голова трещит. Скорее выползти из палатки. Стоит мне откинуть полог, как я сталкиваюсь нос к носу с Цветкой. Девушка ойкает от неожиданности и старается прикрыть рукой грудь. Похоже, что она совсем забыла о вчерашних наших приключениях.

— Доброе утро! — Приветствую я её, — как спалось после вчерашних подвигов?

— Добро, добро, — смущённо отвечает мне Цветка и скрывается на своей половине. — Голова болит! Я вчера вина много выпила.

Через секунду она уже в майке и шортиках, с любопытством интересуется, — а что было вчера? Я только помню как мы с тобой в город ходили, там вина купили и напились как лорды.

— Это пускай тебе Димко расскажет, если сочтёт нужным, — ехидно отвечаю я. — Одно могу сказать совершенно точно, мы отомстили им в полной мере.

— Кому? За что отомстили?

— А ты как думаешь? Впрочем, хватит болтать, бежим купаться. Сил больше нет преть в этой душегубке. Да и завтраком пора уже заняться. Знаешь сколько уже времени?

— Мне как-то всё равно, я ещё поспать хотела, просто писать очень хочется. Идея искупаться мне нравится, только я купальник надену.

Время действительно уже много. Утро постепенно переходит в жаркий приморский денёк. Я набрал топляка и развёл огонь в мангале. Зажарю сейчас деревенских колбасок, да со свежими болгарскими овощами, да с брынзой…

Внезапно включился громкоговоритель кемпинга:

— Цветана Иванова, Борис Рогов, Димитр Вежинов! Разходете се, моля, към палатката на администрацията, ви очакват — хрипло разносится по всему побережью громкий призыв.

— Нас зачем-то вызывают, — обращается ко мне Цветка, — интересно, как они догадались, что мы именно здесь сегодня.

— Не удивлюсь, если окажется, что сейчас по всем кемпингам Болгарской Ривьеры такое объявление зачитывают.

— Наверное, потому что как нас ещё найти? Но если это и в самом деле так, то что-то важное случилось. Борь, сходи, спроси, чего им от нас надо. Мы же только начали отдыхать.

— Давай лучше сначала позавтракаем, а то ещё сразу начнут приставать, повезут куда-нибудь, допросы какие-нибудь учинят… Не просто же так они нас разыскивают.

* * *

Плотный завтрак, чай из собранного в окрестностях чабреца и таблетка аспирина сняли похмельную боль. Где-то через час, мы всё-таки собрались дойти до будки, в которой разместилась администрация кемпинга.

— Добре утро! — Я беру на себя переговоры, — нам передали, что нас тут по радио приглашали. Мы в вашем распоряжении.

— Вы Борис Рогов? Если да, то скажите, в каком месте вас искать и пока можете там сидеть. Я позвоню товарищу из органов, который вас разыскивал, а как он приедет, так сразу к вам его отправлю.

Час мы были предоставлены сами себе. Купались в море, целовались в палатке, гадали о цели наших поисков.

— Это они меня на самом деле разыскивают, вас они объявляли просто потому, что вы со мной и через вас можно меня найти.

— А ты не сильно много о себе понимаешь? — с сарказмом в голосе спрашивает Димитр, — с чего бы наша държавна сигурност вдруг тобой заинтересовалась?

— Есть с чего. Я когда с Вангой встречался, кое-что ей рассказал. А бабка эта тесно работает с этой самой вашей ДС. И дружбу она водит и с самим Тодором Живковым и с дочкой его Людмилой. Рассказала, значит, Ванга о моих словах, и заинтересовали они кого следует. Даже не думал, что они так быстро отреагируют. Так, что я один пойду, вы там всё равно будете не нужны. Скорее всего, они попросят меня поехать с ними. Вы уж тут Леночку не обижайте, любите её, опекайте…

— Ты чего это, Борис, как навсегда прощаешься? Ты же ничего плохого не сделал. — Цветка озадаченно смотрит в мою сторону, пытаясь понять, насколько серьёзно я говорю.

— Это не важно, просто я могу оказаться носителем очень важной информации, а КГБ, оно, что у нас, что у вас из одной шинели Феликса Эдмундовича выросло. Запрут в каземат и будут разговоры разговаривать. Хотя у вас, наверное, всё-таки помягче будет, у вас же нет традиций пыточных подвалов.

— Тогда давай так договоримся. Мы, когда будем отсюда уезжать, оставим тебе письмо, где и напишем, как нас искать. Как освободишься — беги сюда.

Часа через полтора к нашей палатке подошёл невысокий подтянутый мужчина в усах и белой бейсболке с ярко-красной надписью «Кока-Кола». Из выреза его футболки рвалась наружу густая поросль. Руки тоже были покрыты шерстью до самых локтей.

— Поздрав! — Вежливо приветствует мужик нашу маленькую компанию. — Рогов Борис? Мне очень жаль, что приходится прервать ваш отдых, но моё начальство поручило мне вас доставить, а против начальства не попрёшь.

Мужик сразу выделил меня из нашей компании. Наверное, ему дали мой словесный портрет. Кабысдоха с атлетом точно не спутаешь.

— Видите? Всё как я вам и говорил. Так что не поминайте лихом! Леночка, передай родителям привет, если вернешься раньше меня. Может быть, меня наградят… посмертно… Это шутка.

 

ГЛАВА 16. БЕЗ ГРАВИЦАППЫ — ПЕПЕЛАЦ НЕ ЛЕТАЕТ

Болгарская Ривьера. Вилла «Перла». Тодор Живков, Людмила Живкова и Борис Рогов. 14 августа

В душной и горячей «Лянча-Гамме» мы мчимся в направлении Бургаса по Черноморскому шоссе. Чем ближе к зениту подбирается солнце, тем сильнее салон машины напоминает печку. Почему итальянцы до сих пор не оборудуют свои авто кондиционерами? Американские фирмы уже лет десять этим занимаются, а Европа так и продолжает «наслаждаться» душными салонами. Позор! Вместе со мной заживо запекаются и два моих попутчика: водитель Роман и представитель власти капитан Стоян Боянов. Это он нашёл меня на пляже. Радует одно, — расстояния в Болгарии небольшие. Везёт он меня не в Софию, а в морскую резиденцию Живкова «Перла». Через час после старта мы, миновав дубовый заповедный лес, оказываемся перед будкой КПП. Будка врезана в забор с колючей проволокой по верху. Рядом с воротами, украшенными болгарскими львами, большие фанерные щиты с красными надписями на русском, английском и болгарском языках: «Проход и проезд строго воспрещён».

По всему, похоже, что генсек принял близко к сердцу сообщение Ванги про нашу с ней беседу и решил, лично насладиться моим обществом. Я же для себя решил, что буду придерживаться версии самопроизвольного возникновения информации в моём мозгу. Скажем так, что во время сна происходит получение сообщений, но только о тех событиях, которые были освещены в прессе. С одной стороны, объяснение крайне примитивное, но чего-то более складного я придумать не смог. По крайней мере, это лучше, чем рассказ о межвременных перемещениях. Кроме большей правдоподобности, такая версия позволяет мне дозировать информацию. Если будут бить, то скажу, что от физического воздействия информация может перестать приходить совсем. Поставлю перед выбором, будут иметь сведения, что я им дам, или не будут иметь вообще.

Створки ворот гостеприимно распахиваются. Ещё пара минут пути по лесной, но чистой и аккуратной дороге, и мы подезжаем к трёхэтажному белому зданию, стоящему практически на пляже, но в тени высоких кипарисов. Новая резиденция главы БКП, а значит и всей страны, не поражает архитектурой. Для главы государства даже скромно. Минимализм модный двадцать лет назад. «Перлу» сдали только в апреле этого года, поэтому она выглядит как на картинке: чисто белая, модернистская постройка в лучших традициях интернационального стиля.

Отдуваясь и утирая пот с лица, мокрые как мыши, мы с облегчением вываливаемся на площадку, вымощенную серыми гранитными плитами. Воздух после душного салона кажется просто восхитительным. Коктейль из йодистого запаха моря и можжевелового хвойника слегка пьянит. Мокрая от пота одежда моментально сохнет на морском ветерке.

— Извините, Борис, что заставил вас ждать, — раздаётся с высокого крыльца уверенный баритон. — Государственные дела не позволяют расслабляться даже в такую жару. Приходится делать несколько дел одновременно. Скоро стану Юлием Цезарем.

Поднимайтесь, проходите в тень, сейчас сварится кофе, и мы поговорим. Вы голодны?

Пожилой мужчина среднего роста в коричневых брюках и белой рубашке с коротким рукавом жестом приглашает меня к главному входу. Это Тодор Живков собственной персоной, я узнаю его по характерному длинному носу-клюву, бросающемуся в глаза на всех официальных фотографиях.

Миновав прихожую с огромными хрустальными люстрами и помпезную гостиную, мы выходим с противоположной стороны здания. В густой тени азалий примостился небольшой деревянный столик, украшенный букетиком полевых цветов.

— Милости прошу, — Живков жестом предлагаем мне сесть. — Значит, это вы спасли в позапрошлую зиму наших граждан? — полуутвердительно, полувопросительно обращается он ко мне.

— Да, было такое. Непосредственно сам я их спасти не мог, я в Новосибирске живу. Но с моей подачи ветераны-лётчики сделали, что смогли. Жаль, что не получилось спасти больше народу в «России». Они старались, но никто слушать не хотел.

— Да, я помню, я сам тогда Леониду Ильичу звонил. Он мне знаете, как ответил? — Не надо лезть со всякой ерундой в такие сложные времена. — Дал, что называется, «дружеский совет» товарища по партии.

— Товарищ Живков, его тоже можно понять. Информация слишком невероятна, а её источник не заслуживает ни грамма доверия. Если предпринять какие-то действия, а ничего не произойдёт, то появятся дополнительные расходы, жалобы клиентов, разговоры в мировой прессе. Брежнев же не знает, что я не ошибаюсь в своих снах.

Мою речь прерывает появление симпатичной девочки в белом передничке со всем необходимым для кофе. Аккуратно, не торопясь, она наполняет чашечки густым и ароматным напитком. На столе появляются вазочки с пахлавой, лукумом, ещё какими-то сладостями. Пока вся эта благодать расставляется на столике, мы обсуждаем погоду на ближайшие дни. Живков уверяет, что сушь и жара продержатся еще пару недель.

Наконец, приборы и закуски расставлены.

— Вот мы и подошли к главному вопросу. — Голос товарища Живкова приобретает характерную начальственную твёрдость. — Борис, что ты можешь сказать о природе своих способностей. Ладно, наша Ванга, старая полуграмотная крестьянка… Ты же человек эпохи НТР, окончил советскую школу, учишься в ВУЗе. У тебя есть какие-нибудь соображения о собственном феномене?

— Товарищ Живков, я не могу ничего сказать по этому поводу, слишком бессистемно приходят ко мне эти особенные сны. То, что я читал по работе головного мозга, про сновидения и их символику, приложить к моим снам у меня не получалось. Содержание их тоже хаотично. Разный объём, разная точность и наполненность. Единственное что связывает эти сведения, это то, что они проходят как продукт журналистики, то есть все они будут напечатаны, или как-то отображены в средствах массовой информации. Такие сны отличаются от обычных чёткостью и конкретностью. Я в них читаю или книгу, или газету, или архивный документ. Как это происходит, я не знаю. Думаю, объяснить это современная наука пока не в состоянии.

— Подожди, дорогой! Как это современная наука не в состоянии! Есть в нашей Болгарской Академии наук такой человек. Мы в Софии для него создали НИИ суггестологии, слышал может быть? Так вот его директор и главный по всем исследованиям Георгий Лозанов, как раз исследует такие феномены. Он и с бабой Вангой работает.

— Нет, к сожалению, ничего такого я не слышал. Может быть, у нас в стране такие исследования проходят как ненаучные, а может наоборот, засекречены по причине их важности для военных целей. У нас же всё засекречено, и наверное, это правильно, — я стараюсь говорить нигде не нарушая принятых в СССР норм.

— Тогда надо тебя с ним срочно познакомить. Давай тебя прямо сегодня вечером отправим в Софию. Там Лозанов тебя препарирует, мозг твой достанет и под микроскопом исследует. Чем чёрт не шутит, может, сделает сенсационное открытие.

— Вы знаете, мне как-то такое предложение не очень нравится. Ходить с препарированным мозгом, — перспектива не из весёлых. К тому же у меня с первого октября занятия в институте начинаются. Мне бы не хотелось бросать обучение, ради работы подопытным кроликом. Да и честно заслуженные каникулы прерывать не хотелось бы. Я здесь с девушкой, которую люблю, и которая меня любит, у нас так классно проходит время в вашей гостеприимной стране.

— Давай сделаем так. Ты поедешь вечером к Лозанову. Завтра он с тобой пообщается, проведёт пару-тройку экспериментов. Пока он результаты будет обрабатывать, ты вернёшься и будешь дальше любовь крутить.

Если Лозанову удастся что-то нащупать, то я лично буду добиваться твоего переезда в Болгарию. Вместе с твоей девушкой. Только тогда надо официально брак заключить. Учиться тут будешь. Я думаю, что… — неожиданно Живков прервал свой спич и, привстав из-за стола произнёс:

— Мила, иди сюда, сегодня у нас в гостях тот самый уникум, про которого нам баба Ванга рассказывала. — С этими словами он перевёл взгляд на меня, — Борис, познакомьтесь, это Мила, моя единственная и любимая дочь. Мила — это Борис Рогов, из Новосибирска. Это благодаря его «пророчеству», удалось избежать гибели нашему Иванову и его подопечным.

— Татко, я помню эту историю, — слышу я у себя за спиной женский низкий голос. К нам подходит высокая стройная брюнетка в тёмных очках, в голубом парео и темно-синем бикини.

— Так значит это вы молодой человек попросили бабу Вангу донести до меня то страшное сообщение? — обращается она уже ко мне.

— Да, я знаю, что вы дружите с целительницей. Помогаете ей во всём, прислушиваетесь к её пророчествам. Я не знаю статистики о удачных случаях излечения с её помощью, но что не было ни одного сбывшегося политического, научного или культурного — это факт.

— Как вы можете такое говорить! — возмущается Людмила. — Её узкое, с тонкими чертами лицо можно было бы назвать привлекательным, если бы не длинный нос, практически один в один повторяющий нос папы. — А как же поражения Германии? Смерть Сталина?

— Здесь всё очень просто, технология известна ещё со времён Дельфийского оракула. Прорицатель говорит так расплывчато, что слова его можно при необходимости трактовать как заблагорассудится. Легко внушаемые люди охотно верят, остальным — без разницы.

В отличие от Ванги, я предсказываю абсолютно конкретные события, в абсолютно конкретные время и место, с конкретными персонами. Например, следующий год вы, дорогая товарищ министр объявите годом Леонардо да Винчи. А ровно через год 15 августа начнётся в Софии «Международная детская ассамблея «Знамя Мира». Я не знаю, что там будет, но дату открытия я помню совершенно точно.

— Вот тут вы, Борис, попались! — вдруг усмехается Людмила, — я, как организатор этих мероприятий могу перенести на неделю эти события, могу дать им другое название, и полетят ваши прогнозы в тартарары, так, кажется, у вас говорят.

— Это, точно! — смеюсь я вместе с ней, — воля ваша, хозяин — барин, захотел и перенёс, или переименовал. Ладно. Я тут уже что-то рассказывал на тему этого года, поэтому сейчас вам пару событий назову, которые вы никак изменить не сможете.

Я делаю вид, что глубоко задумываюсь, как бы погружаюсь в воспоминания. — Вот! Сегодня у нас какое число? 16 августа? Правильно. Завтра в Кабуле по приказу Тараки будет арестован министр обороны Абдул Кадыр. Был у меня в прошлом декабре такой странный сон. Давайте подождём до завтра и вы сами убедитесь.

Предлагаю подождать всего лишь один день, чтобы убедиться в полном соответствии моих слов реальности…

— Борис, а почему новость именно из Афганистана? Это же какие-то дикие задворки цивилизации.

— Милая Мила, я и сам этого не знаю, просто про эту страну мне идёт много информации. Раз в неделю это минимум, я вижу сны именно про Афганистан.

— Милко, — к разговору подключается Живков старший, — я предложил Борису какое-то время пожить в Болгарии, чтобы исследовать с помощью доктора Лозанова этот его странный феномен…

— Мне, идея понравилась, — подхватываю я его слова. — Но мне всё-таки хотелось бы завершить некоторые свои дела.

— Наверное, ты прав! Это моя южная горячая кровь играет. Всё хочется быстрее… Нет в нас, в болгарах, нордической выдержки.

— Товарищ Живков, мне кажется, что неделя, или две, или даже пара месяцев ничего не решат. Доктору Лозанову надо будет подготовиться к исследованиям, собрать коллектив, написать программу экспериментов. Согласовать её с вами или ещё с кем-то из руководства. Добиться выделения финансов. Такие дела быстро не делаются.

— И снова не могу с тобой не согласиться, — кивает Живков, — как раз на все оргвопросы уйдёт никак не меньше месяца. Давай, ты сегодня у нас здесь переночуешь, а прямо с утра капитан Боянов в Обзор тебя отвезёт. Догуляешь свои каникулы, вернёшься домой, все свои дела закончишь, а мы пока официальное приглашение подготовим. От БКП, через Леонида Ильича. Я думаю, он не откажет в такой малости. Хотя тут могут заинтересоваться парни Андропова. Какую причину придумать, чтобы нам тебя захотеть?

— Лучше всего было бы сделать так, чтобы это КГБ само меня отправило с какой-то миссией в Болгарию. — Я усмехаюсь, — но это фантастика даже не научная. Придумайте что-нибудь.

— Не знаю, не знаю… может и не такая уж и фантастика. — Бормочет Живков себе под нос, даже не услышав моей последней просьбы. — Ты в институте какую-нибудь общественную работу ведёшь?

— Комсорг группы и член комитета комсомола факультета.

— Вот и прекрасно! Приедешь в порядке обмена. А сегодня ты составишь компанию одному старому и больному главе государства и его красавице принцессе.

* * *

Мы беседуем ещё целый час, придумывая, как нам побороть спецслужбы. Естественно, что я не упускаю случая поплавать в море. Всё-таки сидеть в ста метрах от кромки прибоя и не нырнуть — выше моих сил. Водичка в море прогрелась до +28 градусов. Людмила иногда составляет мне компанию. На удивление, она оказалась неплохим пловцом.

Я едва не начал тонуть, пытаясь угнаться за худенькой женщиной. Это маленькое приключение натолкнуло меня на существовавшую в эзотерических кругах, версию её смерти. Любителям Рерихов, Блаватской и прочих мистикам и эзотерикам почему-то не нравилась официальная версия смерти от инсульта. Этой компании всегда мерещились происки спецслужб или, на худой конец, инопланетян.

В общем, я решаю рассказать Людмиле о других версиях, о которых я Ванге не рассказывал:

— Людмила, можно к вам так обращаться? Как-то слова «товарищ министр» на пляже не очень уместны.

— Конечно, можно! — игриво восклицает член политбюро БКП. — Можно даже просто Мила, особенно на пляже.

— Мила, вы мне искренне симпатичны, поэтому хочется вас предостеречь. Ванга уже рассказывала о моём предсказании относительно вашей внезапной гибели?

— Нет, ничего такого она не говорила. Только сказала, что Союз распадётся, что папу арестуют, кажется, Чаушеску расстреляют. Честно говоря, мне бы не очень хотелось знать дату своей смерти… Может и не надо?

— Мила, с этим делом всё очень не просто. Мне кажется, что это в старости не надо, а в вашем возрасте, с вашими возможностями и вашими грандиозными планами, вероятное событие знать нужно, тем более, в случае его проявления, пострадает дело вашей жизни. Если вы не предпримете никаких мер, то очень велика вероятность, что 21 июля 1981 года в бассейне вашей резиденции в Бояне вы внезапно скончаетесь от инсульта. Инсульт — версия официальная. Она не подтверждается другими данными. Поэтому вам, наверное, было бы лучше поберечься в 1981 году. Найти женщину похожую на вас, сочинить какой-нибудь маршрут по Тибету или Гималаям, а самой спрятаться в каком-нибудь монастыре под чужим именем. Пожить так годик. А потом после окончания шумихи вокруг вашего имени, вернуться и продолжить великое дело — формирование «всесторонне развитого человека».

— Нет! Так делать нельзя! У меня много культурных, как это по-русски? Да, программ, «Знамя мира», детские мероприятия. Как это всё будет без меня? Нет, нет и нет!

— Да, Мила, наверное, вы правы. Хочу только заметить, что эти замечательные культурные достижения держатся только на вашем энтузиазме. После вашей внезапной кончины, их свернут. Подумайте, что лучше, перерыв на год и потом пусть трудное, но всё-таки продолжение, или полное забвение?

— Тут не поспоришь, легче что-то продолжить, чем с нуля начинать, но мне надо подумать.

Она замолкает, и дальше до беседки в тени кипариса мы движемся молча. Горячий песок обжигает нестерпимо, но мне неловко после таких выступлений, вдруг прыгать по песку как кенгуру.

Наконец-то прохлада полированного мрамора успокаивает обожжённые ступни.

— А ты не знаешь, что с моими детьми будет? — вдруг меняет тему мадам Живкова.

— В том же сне про вашу гибель было кратко и про ваших детей. Евгения будет успешным модельером, восемь раз будет становиться дизайнером года Болгарии, а вот Тодор будет заниматься какими-то тёмными делами, даже будет осуждён за соучастие в изнасиловании.

— Ох, зачем я вас об этом спросила! — Людмила рефлекторным жестом прикрывает губы. — Мне лучше этого было бы и не знать. Но, может быть, всё-таки тебя мне послал бог? Может быть, это сигнал, чтобы я больше внимания уделяла детям…

— Как там у Николая Рериха: «Нам всем не хватает дисциплины духа и чувства меры». Я буду надеяться, что у вас всё сложится в этот раз хорошо. Вам бы самой такие сны смотреть! Я думаю, что вы бы тоже задумались. Так что мой вам совет — тормозите!

— Борис, ты очень необычный человек, давай я дам тебе мой персональный телефон, чтобы ты мог сразу сообщать содержание своих снов. Если меня не будет, говори на автоответчик. Тогда я тебя смогу найти. Только говори, как-нибудь иносказательно, боюсь, что наши телефоны прослушиваются вашими шпионами. — С этими словами она скрывается в глубине виллы, но вскоре возвращается с визиткой. — Вот, смотрите не потеряйте! А мне пора работать. Я ночью поездом возвращаюсь в Софию.

* * *

В общем-то, на этом моя встреча в верхах завершилась. После кофе с мелбой Живков показал мне свою новую резиденцию. Я, чтобы поддержать доброе к себе отношение, постоянно хвалил его вкус и щедрость.

В резиденции всё очень аскетично. Слава богу, ему хватает ума не копировать советских чиновников хотя бы в вопросах оформления интерьеров. Стоить вспомнить эти дурацкие деревянные панели по стенам и тяжёлые портьеры на окнах… бр-р-р.

Мирно беседуя об интерьерах, архитектуре, строительстве, мы обходим всё здание. Наконец на третьем этаже товарищ Живков открывает передо мной дверь гостевой комнаты, оборудованной по типу гостиничного номера. Двуспальная кровать, телевизор, мини-бар, что ещё нужно чтобы провести ночь?

— Борис, можете смотреть телевизор, гулять по окрестностям, купаться в море, читать книги в библиотеке, там есть свежая пресса. Из Москвы нам доставляют «Правду», «Известия» и «Комсомолку», так, кажется, молодёжную газету называет народ? Только за пределы сегодня я вас попрошу не выходить.

Остаток дня прошел мне пришлось провести в праздности. Вечером Живков поехал проводить дочь в Софию, поэтому ужинал я в компании охранников и персонала резиденции. При чужом человеке парни и девушки вели себя крайне сдержанно. Они как-то странно обсуждали свою работу. Рассказывая друг другу о том, как им повезло работать рядом с таким великим человеком, какой он замечательный, добрый и заботливый.

Чем-то это мне напомнило пока не снятый фильм «Кин-дза-дза». В конце концов, мне наскучило это проявление верноподданства, и я ушёл к морю. Море было прекрасно. Наверное, оно помогло мне поймать очередную идею, что можно будет сообщить товарищу генеральному секретарю завтра. На этот раз никакой политики, только история с археологией. Я пока не представляю, как это может отразиться на будущем, но как-то отразится, поскольку история — прежде всего политика, и только потом поиск и систематизация фактов.

Утром, после морских процедур, которые улучшают и без того прекрасное настроение, я пью утренний кофе с товарищем Живковым. Он решил составить мне компанию в надежде услышать что-нибудь «пророческое». Я не обманул его ожидания.

— Товарищ Живков, я не знаю, что повлияло, может здесь у вас место какое-то особенное, или «солнце, воздух и вода», но у меня сегодня был тот самый сон, специфический.

В газете «Комсомольская правда» за 15 апреля 2003 года напечатана статься об открытии для туристов комплекса Беглик Таш и о его чудесных акустических свойствах. Духовые инструменты как-то там резонируют с древними мегалитами, в результате имеет место оздоравливающий эффект.

— Чакай! Стой! Подожди, не спеши. Я не успеваю, всё-таки русский для меня не родной, — Живков делает рукой останавливающий жест. — Начни сначала и медленно.

— Где-то здесь недалеко от «Перлы» есть мегалитический комплекс. — Я стараюсь говорить размеренно. — Его открыл некий чех по фамилии Иличек ещё в прошлом веке, но исследований там не проводилось. Археологи получат туда доступ только, когда будет снят режим с заповедника и виллы.

— Борис, а давай сегодня сходим сами и посмотрим этот комплекс. Ты же не торопишься, я надеюсь.

— Как мы его найдём? В газете ни координат, ни карты не было. Найти можно только тем, кто знает, где он находится, или с вертолёта. Только отдельные камни выходят на поверхность и сверху его трудно отличить от естественных скальных выходов.

— Жалко! — Живков с досадой хлопает ладонью по колену. — Но ничего, мы направим наших учёных на правильный путь.

Добре! История это, конечно, важно и интересно, но я сейчас вспомнил, что Ванга рассказывала про нашу семью и, кажется, про Чаушеску? Это гораздо актуальнее. Рассказывай, что знаешь. Я вижу, действительно, ты владеешь странным даром.

— Вот тут я ничем не могу вас порадовать. В 1989 году по странам Восточного блока прокатится волна «бархатных» революций. За всеми будет стоять КГБ и лично Андропов. Вас арестуют, обвинив в растрате государственных средств. Ваши противники будут настаивать на расстреле, но более вменяемые предложат ограничиться заключением на пять лет. Поляки, чехи и венгры более или менее спокойно, без перетряхивания грязного белья уволят своих вождей, Кроме вас в тюрьме придётся посидеть Хонеккеру. Но хуже всех придётся Чаушеску. Его расстреляют мятежные части, кажется, в городе Торговиште, причем, вместе с женой. Руководить будут советские и венгерские агенты.

— Какие ужасы ты рассказываешь! — Пожилой мужчина медленно стягивает с носа тяжёлые роговые очки и платочком начинает протирать несуществующие пылинки. Минут пять он сидит в задумчивости. — С Югославами всё понятно. При таком развитии событий они быстро перекрасятся и станут обычной капстраной. А в Албании как будут идти дела?

— Не угадали, товарищ Живков, — не весело усмехаюсь я. — С Югославией всё будет хуже, чем везде. Страна распадётся на несколько частей, и несколько лет там будет идти кровопролитная гражданская война. На стороне хорватов выступит НАТО и сначала сербские анклавы отгеноцидят, а позже и по Сербии вдарят.

Про Албанию ничего не могу сказать. После смерти Мао власти этой маленькой страны перешли к политике полной самоизоляции и про них ничего мне не попадало. Если что-то будет, то я могу через Людмилу вам передавать.

— Это хорошо! Значит, она оставила вам свой телефон? Она очень умная девушка, знает, что мои номера на постоянном контроле. Кстати, какова судьба её и её детей.

— Я рассказал ей то, что видел во сне ещё дома. Только я боюсь, что Людмила может не прислушаться к моим прогнозам. Чувство долга возобладает над чувством самосохранения и она не убережётся. Я думаю, было бы хорошо, если бы вы как отец, как глава партии и государства настояли на её прикрытии в 1981 году.

— А что случится, если этого не делать?

— Официально — смерть от инсульта в резиденции «Бояна» 21 июля 1981 года. Неофициально — происки спецслужб, которые начали её травить малыми дозами, что и привело к состоянию похожему на инсульт.

— Какой смысл её убивать? Девочка же вне политики. Самосовершенствование, раннее развитие детей, культура в массы, всё очень даже вписывается в программу строительства коммунизма.

— Это с точки зрения отца. А с точки зрения маразматиков из политбюро всё это заигрывание с чуждой идеологией, потакание сектантству и всяким идеалистическим течениям, что приводит в лагерь империалистических наймитов.

— О, боже мой! Какая чудовищная чушь! — вдруг вырывается возглас у главы БКП. — Хотя риторику не узнать трудно. Так ведь и формулировали в далёкие тридцатые годы. Что же ты ей присоветовал?

— Найти похожую на неё женщину. Организовать в конце 1980 года экспедицию по Гималаям. Раструбить по всем каналам, что Людмила Живкова едет искать, ну например, Шамбалу. Торжественно при массовом стечении публики проводить экспедицию. Сама же Людмила в это время может пожить инкогнито в каком-нибудь монастыре или закрытом санатории. В 1982 году в СССР начнутся перестановки, и никому не будет никакого дела до культуры, мистиков, Людмилы Живковой и Болгарии вообще.

Спасибо за заботу о дочке. Я думаю, что пока ты будешь жить в Болгарии, ты сможешь придумать что-нибудь и получше. Давай пока на этом остановимся. Сейчас я вызову машину и тебя капитан отвезёт туда откуда забрал. Остальное пусть идёт, как мы вчера договорились.

Крепкое рукопожатие завершает нашу утреннюю беседу. Я поднимаюсь в свой номер, забрать сумку и через пять минут уже выкатываюсь из ворот резиденции «Перла». Ещё час и вот он — Обзор.

 

ГЛАВА 17. В КРОВАТИ БЫЛО ВЕСЕЛО И ШУМНО

Болгарская Ривьера. Курорт Обзор. Борис, Лена, Цветка и Димитр. 16 августа.

— О-о-о-о! Борька вернулся! — меня встретил визг обрадованных девчонок, когда я появился во дворике маленького домика на улице Ивана Вазова, дом 15. Именно так было написано в записке, которую мне отдали в администрации кемпинга. На всё той же голубой «Лянче», раскалённой как мартеновская печь, я доехал до утопающего в густых зарослях бересклета и винограда, невысокого белого домика под красной черепичной крышей.

Девочки, заметив моё появление, издали боевой визг и кинулись на встречу. Ленка с разбегу кинулась мне на шею, обдав ароматом горячего девичьего тела, вымоченного в морской своде. Миг и её сладкие от арбуза губы сливаются с моими.

— Вы тут на арбузы налегаете? Мне, надеюсь, оставили? А то у этих глав государств только кофе вёдрами пьют.

— Там в саду такая шикарная беседка, тенистая, с цветочками, мы там сидим, жару пережидаем. Про тебя разговариваем. — Ленка чуть отстраняется и заглядывает мне в глаза со значением.

— Интересно, о чём это вы без меня обо мне сплетничаете?

— Ты же понимаешь, что после позапрошлого вечера у нас уже нет секретов. Мы поэтому и в домик решили перебраться. В палатке всё-таки такими вещами заниматься и тесно, и жёстко. А тут мы сняли целую комнату метров пятнадцать. Коек, правда, всего две, но нам больше и не надо. Правда, ведь?

— Ну, вы, блин, даёте! — я даже удивился такой скорости развития событий. — Секс — это прекрасно в любых сочетаниях, но спать тоже надо. Да и не хотелось бы, чтобы ты залетела.

— Не ворчи, как старый дед, домой приедем и выспимся, а здесь будем резвиться и развлекаться. И не бойся, не залечу. Мне мама, — она перешла на шёпот, — такие таблетки дала, называются «ановлар». Очень дефицитные, их из Венгрии привозят. Я их пью постоянно. Там сложный график, но выдерживаю.

Кстати, надо у наших друзей спросить, может здесь в Болгарии они свободно продаются. Я тогда на все деньги этих таблов привезу. Вот мама обрадуется. Ладно, это всё потом, что мы тут стоим? Пошли уже арбуз лопать! Димка — мастер выбирать. Он вчера такой сладкий притащил, я раньше таких даже не пробовала.

— А ещё чего он мастер? — хитро улыбаюсь я продвигаясь за своей спутницей в глубину сада. Её белое платьице в синюю полоску резко выделяется на фоне садовой зелени. Абрикосовые, сливовые, гранатовые деревья, заполнившие этот маленький садик, радуют видом свисающих с ветвей крупных плодов. Воздух пропитан тяжёлой и влажной духотой.

— Дима, конечно, парень фактуристый. Тут тебе до него далеко, — подначивает меня моя подруга, но вот, что касается мастерства, то тут ему до тебя далеко. Он совершенно не умеет себя контролировать. Долбит, долбит, долбит, потом выстрел и всё на этом. Лежит минут двадцать, пока в снова в боевое состояние не придёт. Но у нас, у девочек, к этому времени всё остывает. Так что тут он тебе не конкурент.

— Всему вас учить надо, — ворчу я польщённо, — вам надо пока он опустошенный лежит, пальчиками его ласкать. И вы запал не растеряете, и он вернётся к боеготовности.

Вот мощеная брусчаткой тропинка заканчивается у большого стола под виноградной лозой. Большие матово-чёрные гроздья свисают из яркой зелени разлапистых листьев. На столе разрезанный пополам огромный килограмм на пятнадцать арбуз источает характерный запах сладкой свежести. Над лужицами сока и над рубиновым срезом жужжат крупные пчёлы и какие-то здоровые осы.

За столом на широкой деревянной лавке сидит Димитр с большим ножом в руке. На нём никакой одежды, кроме джинсовых шорт не наблюдается, что позволяет ему демонстрировать красоту атлета. Накачанные мышцы блестят от пота. Всё-таки сегодня рекордно жарко.

Мы с ним обмениваемся крепким мужским рукопожатием. Я подхватываю сочный ломоть и усаживаюсь за стол.

— Вина выпьешь? — обращается ко мне Димко. — Мы вчера у наших хозяев пару литров красного прикупили. Выпили только половину. Отличное домашнее вино, похоже на кадарку. Хозяева говорят, что это купаж из главным образом мискети, но есть памид и мавруд.

Рубиновая жидкость легко побулькивая льётся в большой стеклянный стакан. На поверхности собирается розовая пенка. Я поднимаю вино на уровень глаз и смотрю сквозь него на солнце. Свет преломляется в прозрачной живительной влаге и розовым отблеском ложится мне на руку. Нос улавливает насыщенный пряный аромат с оттенками вишни и смородины. Хм-м, очень интересно.

— Ну, за ваше здоровье! Как здесь в Болгарии говорят, оно само за себя не выпьет! — Я отхлёбываю добрый глоток. Явственно ощущается привкус чернослива. Вино, правда, очень хорошее.

Мои спутники делятся со мной деталями событий последних суток. В свою очередь я рассказываю им о своём общении с главой их государства, с его дочерью и о своих впечатлениях от резиденции «Перла».

У меня для вас друзья мои маленький сюрприз. Товарищ Живков уговорил меня поучаствовать в серии экспериментов в институте суггестологии. Мне сделают приглашение на год от академии наук. Так что мы сможем продолжить наше приятное общение. Поэтому следующий тост за дружбу, плавно переходящую в любовь!

Так весело болтая и потихоньку опустошая кувшин с вином, мы сидим в тени виноградной лозы. В голове от выпитого уже возникает лёгкое приятное кружение. Я поднимаюсь и зову с собой Леночку:

— Милая, пойдём на минутку, мне надо тебе кое-что рассказать — говорю я ей на ушко.

— Что за секреты от друзей?! — возмущенно заявляют слегка пьяными голосами Цветка и Димко, но нам не до них. Мы уже поднимаемся в нашу комнату. По дороге я не могу улучить момента, чтобы не провести ладошкой по влажному от пота бедру моей девочки. Мы снова целуемся какое-то время, потом я беру себя в руки и рассказываю более подробно о предложении Живкова.

— Вот у меня для тебя, милая, сюрприз такой, что тебе лучше будет сесть, чтобы не упасть. — Я перехожу на таинственный шёпот. Мне болгарский генсек пообещал лично поспособствовать твоему, тьфу, то есть конечно моему переводу из «Сибстрина» в Университет Архитектуры Софии. Представляешь?! Это действительно очень круто. София, конечно, не Москва, но, однозначно, круче, чем наш Новосиб.

— Борь, а как же я? — улыбка медленно стекает с лица подружки. — Ты меня хочешь бросить?

— Нет, конечно, более того, Живков прямо так и сказал, что для более простого оформления здесь, мне надо будет жениться. Я подумал-подумал и решил, что искать кого-то за месяц что остался до приглашения — глупо, а тебя я люблю. Выйдешь за меня?

— Ой, здорово-то как! — Леночка даже запрыгала от радости. — Как я мечтаю побыть невестой на свадьбе… — Она снова бросается на меня с жаркими объятьями. При этом я прямо чувствую как она вжимается в меня. Мне не остаётся ничего другого, как обхватить руками её ягодицы и сжать их изо всех сил. Ленка даже пискнула.

— Подожди, милая, есть ещё и некоторые проблемы. Ты забыла уже, что сдала экзамены в НГУ? Даже я не знаю, подойдут ли мои знания для местных реалий, тем более, что у нас я, по сути, не учился, а больше занимался общественной деятельностью и организацией студенческих заработков. А тут придётся всё делать по первому разряду, кроме того ещё и работать в институте суггестологии.

Впрочем, есть ещё такой вариант. Взять академ на год. И пожить тут в своё удовольствие. Живков наверняка сможет нам какую-нибудь работу найти. Вот и будем с тобой и при деньгах, и с новым опытом.

— Как же я сразу не подумала. Ведь я только на первый курс иду. Мне же точно придётся на следующий год снова экзамены сдавать. Досадно! Ай! Пустяки! Сдала же я в этом году без проблем. Сдам и в следующем. Зато представляешь, сколько можно репортажей отсюда написать? Это же целая книга может получиться. Здесь столько всего интересного. Мы же еще домой поедем?

— Конечно! Болгарские учёные во всём копируют советских коллег, тоже по плану работают. Поэтому пока они план экспериментов сочинят, пока его утвердят, согласуют, пока документы оформят. Потом нам с тобой снова вызов придёт. Я думаю, что не раньше середины октября. А пока у нас ещё целых четыре дня отдыха впереди. Потом подхватим нашего полковника и домой. Как считаешь, успеем мы все дела за месяц переделать?

— Если свадьбу затевать, то вряд ли. Ты представь только. Тебе костюм купить, мне платье и прочие невестины наряды надо будет пошить. Какой-то приличный кабак найти и договориться. Денег надо будет где-то занять. Свадьба удовольствие не дешёвое! Просто в ЗАГСе зарегистрироваться я не хочу, я хочу прынцессой хотя бы три дня побыть. У тебя деньги ещё остались или ты все на это путешествие угрохал?

Так мы ещё трепемся с полчаса, пока мне этот разговор окончательно не надоел.

— Ладно, Лен, давай мы с тобой об этом подумаем по дороге домой. Пока мы здесь будем веселиться, — я плотно прижимаю ладонью её маленькую грудь, чувствуя, как под лёгким сарафанчиком сразу оживает упругий сосок.

— Пошли тогда вниз к ребятам. Как бы куда-нибудь сплавить Димку. Я хочу тебе доставить радость общения с двумя девушками одновременно. Мы вчера вечером такой спектакль для Димки сыграли! Он рычал как раненый тигр!

— Да, это было бы здорово! — У меня в голове пронеслись в режиме нон-стоп порно картинки секса втроём, — я уже в нетерпении. Пока, наверное, надо бы на обед куда-нибудь сходить.

К нашей радости, около шести Димко с Цветкой ушли на пляж играть в волейбол. Цветку Лена предупредила о своём замысле, и та обещала поддержать подружку.

Через час она вернулась одна. И наша сиеста закипела с новой силой, растянувшись на целых два часа. Такой темп привёл меня в состояние близкое к истощению. Однако это касалось только меня. Девочки полежав чуть-чуть в обнимку были готовы к новым подвигам.

— Нет! — Сказал я, — мы сейчас пойдём к морю, смывать следы славной эротической битвы. Иначе я просто потеряю последние силы, и Россия с Болгарией потеряют редкий экспонат для научных исследований. К тому же я предлагаю пойти на нудистский пляж, раз вам так понравилось развлекаться подобным образом. И где этот красавец-мужчина? Цветка, я имею в виду твоего жениха.

— Говорил, что на том же пляже будет, где мы вчера мячик гоняли. — Грациозно прогнувшись, поднявшись на носочки и протянув тонкие длинные руки вверх — промурлыкала Цветана. — Давайте лучше на нудистский завтра с утра вчетвером пойдём. А сегодня мне лениво.

Так и летели оставшиеся деньки наших черноморских каникул. Мы купались с утра и до одиннадцати, потом бродили по окрестностям, на обед жарили мясо во дворике на углях, пили вино и занимались постижением таинств любовных утех в самых разных сочетаниях.

* * *

Кроме секса, морских купаний, танцев и волейбола мы не забываем и культурную программу. Музеи, экскурсии, дегустации — впечатлений хватит на всю оставшуюся жизнь. За два дня перед отъездом к нам присоединился наш полковник. Он решил, что будет правильно, если он проведёт пару дней на Золотых Песках Чёрного моря.

Городок Обзор совсем не большой, достаточно ему было спросить в паспортном столе, где остановились четверо молодых людей, двое из которых русские, а двое — болгары, как ему сразу дали наш адрес.

— Борь, а давай мы этого симпатичного старичка тоже соблазним, — хитро проворковала моя Леночка, вон он какой бодрый и крепкий.

— Не вздумайте! Он же потом всё моему папане доложит, это бы и ничего, но папа тут же всё матери выболтает. А вот там уже будет море крови и гора костей, причем не только его, но и моих и, возможно, твоих. С чем, с чем, а со свекровью тебе точно не повезло. — Я разражаюсь длинной возмущённой тирадой. — Поэтому, чтобы всё было тихо, мирно, благопристойно. Никакого пьянства и разврата.

— Ну, на нудистский пляж то его можно пригласить?

— Можно, но не нужно. Это для нас уже нормально, а для людей обычных это шок. Побереги ветерана, он хороший.

 

ГЛАВА 18. ВРАГ НЕ ДРЕМЛЕТ

Нью-Йорк - София. АНБ. Натан Фарб. 27 августа.

К концу лета Натан Фарб совсем забыл неприятный разговор накануне прошлого рождества. Он долго и тщательно готовил сначала выставку своих работ в Нью-Йорке, потом с головой ушёл в подготовку и организацию «гастролей» по Восточному побережью. Выставка везде встречала не то что бурный восторг, но одобрение. Произошёл редкий феномен, практически не встречающийся в жизни. Совпали мнения двух противоположных лагерей. Хорошо о фотографиях отзывались как рядовые посетители, так и маститые искусствоведы. Первые видели на снимках не каких-то чудищ из непонятной страны, а скорее своих деревенских родственников. С их точки зрения критиков Фарбу удалось показать, как уродует личность тоталитарный строй.

Натан был почти счастлив, турне по штатам Дикси, тоже прошло с положительной прессой. Он уже готовился к возвращению в милый его сердцу Сан-Франциско, как вдруг однажды в его квартире раздался тревожный звонок.

— Мистер Фарб?

— Я вас слушаю… Кто это?

— Что дружище, не узнал старого приятеля Джона Смита? — в трубке мужской хриплый бас делано засмеялся. — Помнишь, в прошлом году мы славно провели время в штаб-квартире АНБ? Ну, конечно, помнишь, такое не забывается. Гы-ы-ы.

— Мне пора собираться? — обреченно произнёс Натан.

— Какой ты догадливый мальчик. Возьми на полке пирожок. Тебе, парень, не просто пора собираться. Тебе пора собираться так быстро, как ты только можешь. Через два часа за тобой заедут.

— Но я же договорился с людьми на счёт выставки… Мы же, в конце концов, в свободной стране.

— Так никто же и не против! Просто у свободной страны, как ты правильно заметил, бывают моменты, когда её сын должен ей помочь. Дядя Сэм зовёт тебя! С выставкой устроим так. Ты позвонишь кому-нибудь из друзей… у тебя же есть друзья? Передашь все дела им…И собирайся, у тебя осталось уже меньше двух часов.

* * *

Через сутки рейс из Парижа с известным американским фотографом Натаном Фарбом прибыл в Летишче «София». Утомлённый длительным перелётом через Атлантику, пересадкой в Париже на болгарский рейс и болтанкой лайнера над Альпами Натан Фарб с облегчением покинул борт воздушного судна.

В зале прилёта его встречала пышная брюнетка лет 35 с высоким каштановым шиньёном на голове и едва заметными усиками. На ней был зелёный брючный костюмчик в крупный белый горох, а в руках табличка с надписью от руки — Mr. Farb.

— Добрый вечер, мистер Фарб, — затараторила дама с ужасным балканским акцентом. — Как долетели? У нас здесь сообщали, что ваш самолёт попал в бурю.

— Всё, слава богу, нормально. — Устало ответил Натан, — Вот, только устал от трансатлантического перелёта.

— Да, конечно, я понимаю, — засуетилась дама, — пойдёмте в машину. Я вас отвезу на место. Меня, кстати, зовут Тереза Николова. — Не умолкая ни на минуту, Тереза почти тащила бедного Фарба к белой «Волге».

— Вот мы почти и на месте, — продолжала трещать Тереза, коверкая английские слова так, что Фарб с трудом сдерживался, чтобы не морщиться слишком явно. — Полчаса и будем в нашей резиденции в Благоевграде. — На мгновение Тереза замолчала, выруливая с парковки. Затем также ловко и быстро развернула авто к выезду и машина понеслась по тёмным улочкам Софии.

Едва они покинули привокзальную парковку, как генератор речи, казалось, вмонтированный прямо в голову Терезы, снова заработал в полную силу.

— Тут такие дела творятся! Такие дела! Просто ужас и светопреставление! — Тараторила Тереза, — представляете, мистер Фарб? Наш человек, что приглядывает за посетителями Ванги… Вы знаете, кто такая наша Ванга?

— Нет, а кто это?

— Я вам позже расскажу, а сейчас — самое интересное. Так вот её приёмный сын, рассказал нам, что две недели тому назад, у неё были странные посетители — седой мужчина за пятьдесят с военной выправкой в компании с двумя девицами и странным пареньком лет двадцати. Так вот, после того как этот паренёк встретился с Вангой, та так разволновалась, что чуть дар речи не потеряла, а на следующий день даже Живковой позвонила.

— И что же такого поведал этот chlopets? — лениво поинтересовался Натан, который уже понял, что именно из-за этого его и выдернули из Штатов, и забросили в эту европейскую глушь.

— Подробностей Димитр, так нашего парня зовут, узнать не смог. Он даже с Любкой пытался заигрывать, и телохранителей подпаивать. Бесполезно! Молчат, как партизаны. Их можно понять, ведь работа при бабе Ванге не тяжёлая, платят хорошо, а в Македонии с работой тяжко.

— А теперь, милая Тереза, кто всё-таки такая эта Ванга? — Натан, наконец, дождался паузы, чтобы направить разговор в нужное русло.

— Это наша знаменитая на весь мир целительница и прорицательница! К ней едут за советом и излечением со всего мира. Я даже поверить не могу, что вы, мистер Фарб, её не знаете.

— Такие мы американцы невежественные люди. Интересуемся только собой и своей страной. Тут уж ничего не поделаешь. Тереза, а можете мне описать этого паренька поподробнее?

— Это, пожалуйста! Рост ниже среднего, около 65 дюймов, приблизительно. Русые волосы коротко пострижены, носит очки в тонкой металлической оправе, наверное, от близорукости… Что ещё? Глаза маленькие и серые, на подбородке небольшая родинка, рот и губы большие, а уши наоборот — маленькие…

— Похож! В самом деле, очень похож! — Натана охватило странное волнение, какое он иногда испытывал при решении творческих задач. Неужели он встретится снова с этим странным русским? Интересно, что он напророчил странной болгарской шарлатанке?

Внезапно Натан почувствовал сильный прилив голода. Под ложечкой как-то тягуче засосало, а желудок вдруг сжался, требуя пищи. Начинающий шпион вспомнил, что проспал кормёжку в самолёте, а дома перед вылетом вообще забыл о том, что организм должен чем-то питаться. Выпить чего-нибудь тоже было бы неплохо.

— Тереза, а мы не могли бы заехать куда-нибудь перекусить? — обратился он к провожатой. — Я умираю от голода!

— Мистер Фарб, ноу проблем, — опять затараторила тётка, — тут на южном выезде из Софии на Витоше есть ресторанчик с варьете. — Она внезапно переходит на шёпот. — Даже есть стриптиз!

— Мне бы поесть чего-нибудь, выпить-закусить… Не до стриптиза… Что в этом кривлянии такого притягательного? Лично я не понимаю. По мне, так лучше участвовать, чем со стороны наблюдать.

— От такой отповеди Тереза слегка обиделась, она, наверное, надеялась поразить заокеанского гостя ночной жизнью болгарской столицы.

* * *

Высокий худощавый исполнитель напевал мелодичную песню, совершенно непонятную Натану, хотя он и улавливал отдельные знакомые, похожие на русские слова. Все эти славянские «влюбен», «света», «птиците», оставляли впечатление узнавания, но не позволяли понять смысл песни. Чем-то это напоминало ему блюзы Среднего Запада с их невысказанной тоской и житейской мудростью. Несмотря на усталость, Натан слушал этого молодого певца с удовольствием.

— Давайте, милая Тереза, выпьем за здоровье, — поднял бокал красного вина Натан. Вино на голодный желудок подействовало быстро. Настроение у него после местного блюда, кажется его спутница назвала его яхния, из баранины, баклажанов и томатов заметно улучшилось. Блюдо было в меру острым, сытным и вкусным.

Он даже начал подпевать исполнителю, который начал уже другую песенку, в которой Натан неожиданно распознал французскую мелодию «Viens, viens» сочиненную пару лет назад Мари Лафоре:

— Дэжд, дэжд, нана-нана-на-на… — подпевал американский лазутчик, дирижируя вилкой и ножом.

— Вам понравился Бисер Киров? — внезапно напомнила о себе Тереза, — мне он очень нравится, как многим в Болгарии. В Союзе его тоже очень любят.

— Да, неплохой исполнитель, интересно, музыку он пишет сам? — С с иронией поинтересовался Натан.

— Конечно же сам! — С оттенком гордости в голосе заявила Тереза, — и стихи иногда тоже пишет. Говорят, «Дождь» он перевёл с немецкого.

— Ну-ну, конечно же с немецкого, а вы, Тереза, про оркестр Поля Мориа, что-нибудь слышали?

* * *

Так незаметно в лёгкой беседе за бокалом вина пролетел час. Тереза начала беспокоиться. Но как отвезти дорогого гостя к месту его дислокации, она пока не знала. Тот же был очень доволен и так разошёлся, что даже решил пригласить даму на медленный танец.

— Мистер Фарб, давайте сделаем так. Сейчас мы с вами потанцуем, а сразу после танца поедем дальше.

— Но почему? — делано возмутился Натан, — такой славный вечер, отличная кухня, хорошая музыка, красивая женщина. Почему я должен куда-то ехать?

— Мы на службе… И нам ещё ехать целый час. Нас ждут.

— Наша слюшба и опаснàя и труднàя, ла-ла-ла, — напел Натан по-русски. — Ладно, поедем, куда скажете, милая Тереза. Вы так прекрасны, что я не могу противостоять вашим чарам. Он церемонно раскланялся.

* * *

— Тереза, скажи, ты замужем? — за час пути Натан уже почти влюбился в эту странную женщину, немного простоватую, но искреннюю и непосредственную. К тому же обладавшую таким пышным бюстом, что ни один мужчина не смог бы устоять.

— Почти, — ответила женщина и правой рукой поправила причёску.

— Как это? — не понял Натан.

— Я в разводе, но бывший муж не оставляет меня в покое, и всё время ревнует к несуществующим кавалерам. А у меня работа такая, что постоянно приходится с мужчинами общаться. — Тереза горестно вздохнула.

— Ничего, милая Тереза, я думаю, это у него пройдёт, если он встретит другую женщину, — Натан ласково убрал со лба женщины снова выбившуюся прядку. Тыльной стороной ладони он медленно провёл по её щеке от скул до подбородка.

Тереза внезапно глубоко вздохнула. Её стан выпрямился, но руки по-прежнему лежали на руле. Не глядя на своего спутника, женщина холодно произнесла:

— Мы приехали. Пройдёмте в дом, мистер Фарб. Нас ждут.

Натан с сожалением попрощался с планами на томный вечер. Хмель тут же вылетел у него из головы, как и романтические надежды. Он чертыхнулся про себя и побрёл к двухэтажному особнячку, спрятавшемуся за каменным забором. Над Благоевградом взошла луна. Только далёкая перекличка собак, напоминал о том, что вокруг город. Скрипнули железные створки, Натан с усилием толкнул их и оказался в тёмном, заросшем виноградом, мощёном дворике. Первая мысль — здесь же никого нет! Но включилось освещение веранды, зажглись окна прихожей и через мгновение на крыльце появился полный усатый мужчина в белой рубашке и старых джинсах.

— Тереза! Мистер Натан! Добре дошли! — Радушно приветствовал он прибывших. — Я — Петер Христов. Местный сторож.

Пожав руку Натану, он сердечно обнял Терезу.

— Проходите в дом, нечего нам ночью на улице стоять. Сейчас я вам всё расскажу и покажу. Введу в курс, наставлю на путь, и можете отдыхать, — он усмехнулся и жестом пригласил внутрь.

В доме пахло псиной, сеном и ещё чем-то совершенно незнакомым Натану. Позже Тереза сказала, что это запах местной разновидности кориандра. Очень непривычное сочетание. Источник пёсьего аромата вышел на голоса незнакомых людей следом за хозяином. Здоровенный — белый с тёмными пятнами каракачан по кличке Тодор.

* * *

Задача, поставленная руководством АНБ перед болгарской резидентурой была с одной стороны проста, а с другой — практически не выполнима. Дело в том, что пока информация о странном русском дошла до Нью-Йорка, пока её проанализировали, пока нашли Натана, пока он доехал, прошло около недели. Куда после посещения Ванги делся искомый клиент, было не известно. Вполне возможно, что он вообще уже покинул страну. Решение поселить Фарба в Благоевграде было принято от безысходности. Кто-то в АНБ решил, что проще будет по сигналу с места, вызвать его на опознание и пользуясь личным их знакомством разыграть случайную встречу. В качестве легенды ему придумали версию поиска сюжетов, связанных с болгарскими богомилами, орфиками и нестинарами. Ничего лучше придумать не успели, но сами темы неожиданно показались Натану занимательными, хотя и были довольно далеки от области его постоянных интересов.

* * *

Фарб проснулся поздно. Комната располагалась на втором этаже и окнами выходила на южную сторону. Сквозь зелёную полупрозрачную занавесь виноградной листвы пробивалось горячее балканское солнце. Комната уже успела нагреться. Было душно.

По деревянному крашеному полу босыми ступнями Натан подошёл к двери, ведущей на деревянную веранду из почерневших от времени брусьев. На веранде было ещё жарче чем в комнате. Натан выглянул во двор. Теперь перед Натаном стояла задача придумать легенду-прикрытие для своего пребывание в Болгарии вообще и Болгарской Македонии в частности. Так как о Болгарии он ничего не знал, то стоял сейчас на веранде и с интересом наблюдал жизнь обычного дворика.

Какая-то пожилая женщина, несмотря на жару, закутанная в черный платок несла ведро с чем-то мутным. Белые куры и пёстрые цесарки бродили по двору. Каракачан, услышав скрип досок на веранде, поднял голову и, поприветствовал гостя взмахами хвоста. Важно и независимо прошествовала полосатая кошка, обдав пса взглядом полным презрения и важности.

— Сложи си място, негодник, а това ще ви нестинарам, — тишину нарушил резкий женский крик. Натан почти понял его смысл, только слово «нестинарам» было для него загадкой. Ясно, что женщина, обращаясь к непослушному ребенку, грозила ему, что отдаст его кому-то. Слово было загадочным и заманчивым одновременно. В обед Натан поинтересовался у хозяина, кто такие эти «нестинары». Петко отвечал уклончиво, не вдаваясь в подробности.

— Как бы вам, мистер Фарб, сказать… Это не то колдуны, не то шаманы, которые больше всего известны тем, что могут плясать босыми ногами на раскалённых углях. Кроме того, они занимаются предсказаниями. Поэтому их не любят власти ни гражданские, ни церковные. Попы вообще считают, что в них бесы вселяются. Поэтому православным запрещено с ними контактировать.

Яркой молнией новая идея пронзила мозг шпиона-фотографа. Это же интереснейшая тема! Можно раскопать такой пласт совершенно нового и в буквальном смысле горячего материала, что можно будет издать ещё один альбом. Особенно если подать фотографии так, чтобы ясно читалась негативная роль коммунистического режима, подавляющего всякое проявление этнической самобытности, народного творчества и тысячелетних традиций. Тогда точно спонсоры в очередь встанут и денег отвалят целый мешок. Можно ещё сюда присовокупить орфиков, богомилов и кружащихся дервишей. Всё это приправить пейзажными фотографиями природы, археологией и антинародной политикой диктаторского режима Тодора Живкова. Получится бомба!

Внутри у Натана поднималась настоящая волна вдохновения. Ему уже не терпелось вооружиться фотоаппаратом и пройтись по окрестностям, чтобы хотя бы снять напряжение, готовое разорвать его мятущуюся душу. К тому же можно сделать из этого замечательное прикрытие для разведки и поисков этого странного молодого пророка-самоучки.

 

ГЛАВА 19. СКОВАНЫЕ ОДНОЙ ЦЕПЬЮ

Вилла «Перла». Тодор Живков и Добри Джуров. 27 августа.

Заканчивалась очередная августовская ночь. Неумолимое светило готовилось залить Болгарию жаркими лучами. Вот-вот зазвучит государственный гимн и начнётся очередной трудовой день. Тодор Живков в эту ночь не мог заснуть. Вечером в «Перлу» прикатил его старинный приятель и по совместительству министр обороны НРБ Добри Джуров. Из всех коллег это был единственный человек, которому Тодор мог доверять. Если до разговора он ещё пребывал в благодушии, то чем дольше они беседовали, тем яснее становилось обоим, сколь глубока открывающаяся перед ними пропасть. Однако, даже просидев всю ночь, придумать что-то стоящее они так и не сумели.

— Добри, а помнишь рейд в марте сорок четвёртого? Как мы ловко тогда заняли Копривщице?

— Как не помнить! — Уставший Джуров клюёт прямо за столом, но не может позволить себе дать слабину. — Славное было время! Мы тогда били, кого хотели. Сербов хотели — сербов били, греков хотели — греков били, даже немцев, и тем от нас доставалось.

— Тут, друже, ты явно загибаешь! — усмехается Тодор. Пока русские немчуру не побили, мы сидели тихо, как мыши под веником. И правильно делали, между прочим. Представляешь, что бы тут началось, если бы мы на полную катушку драться с немцами стали? Могло ведь вообще болгар не остаться. Сейчас не об этом. Я вспомнил про Копривщице не просто так. Помнишь, как ты спланировал операцию?

— Точно! Как же я сейчас это дело упустил, — с досадой хлопнул себя по лбу Джуров. — Это же была очень хитрая военная хитрость. Я потом прочитал, что Наполеон так обманул защитников Мантуи. Мы же тогда человек десять нарядили в царскую форму и устроили театр, будто бы их партизаны преследуют. Гарнизон по ним стрелять не стал, а потом уже и поздно было — мы вслед за ряженными в город вошли.

— Можешь не трудиться, я же тогда там был, — опять усмехается довольный Живков, — я теперь знаю, как нам надо поступить.

— Тошко! Не темни. — Усталый Джуров начинает злиться на своего боевого товарища, — рассказывай, что ты там придумал, да пойдём уже спать. Я уже веки пальцами держу.

— Идея проста как пять стотинок! Вспомни историю Болгарии. Как действовал царь Аспарух, когда пришёл сюда? — Тодор не ждёт ответа, а тут же отвечает сам себе. — Правильно! Он заключал союз то со славянами, то с аланами, при этом участвуя в боях только кавалерией. Под тем простым предлогом, что у него пешего войска вообще не было. Ромеи были самыми сильными, но всех соседей достали, все народы были рады получить помощь опытной конницы, против катафрактариев и клабинариев. Правда, никто из новых наших тогдашних союзников не обратил внимания, что потери пешего войска всегда выше, а значит, мы теряли меньше сил, а наши и союзники, и противники теряли больше. Что позволило Аспаруху усилиться, и, несмотря на малую численность своей орды, создать болгарское царство. Вот и сегодня пришло время менять союзника. Это просто политика, ничего личного. Тем более, можно будет Леонида ещё раз предупредить…

— Не можно, а нужно! — вдруг встряхнулся, заснувший было Джуров, — всё-таки СССР сейчас самое мощное в военном отношении государство мира, с самой сильной секретной службой. Если Андропов захочет устроить из Болгарии отбивную, то сделает это не моргнув глазом.

— Согласен! Леонида предупредим. Он не поверит, он вообще не склонен доверять никому, но так хотя бы наша совесть будет чиста, и у него не будет повода обвинить нас в предательстве. Надо возвращаться к идее южно-славянской конфедерации в составе Болгарии, Сербии, Албании и Румынии. Словенцев и хорватов придётся отделять, они католики, а значит будут всегда против остальных. Албанцы, конечно, не православные и не славяне, но старина Энвер с этим исламским мракобесием качественно разобрался. Я думаю, что во всей Албании сейчас ни одного настоящего мусульманина не найти. Чаушеску, хоть и православный, но будет возражать. Его мы дожмём, открыв печальные перспективы его судьбы.

— Подожди, Тошко, а как же самая мощная фигура Балканской политики? Ты даже не упомянул друга нашего Йошку. Как так? Это же фигура, ого-го! Глава движения неприсоединения!

— На счёт фигуры ты прав! С Йошко будет трудно. Попробуем его купить! Предложим ему лидерство в новой конфедерации. Он же на этой идее с самим Сталиным схлестнулся и выиграл, между прочим.

Только надо его постепенно к этой мысли подвести, чтобы он, как свою начал продвигать. Начнём с того, что будем его к нам приглашать, к нему будем ездить, разговаривать будем. Ракию пить будем.

— Может тогда рискнуть и югославским путём пойти? Выйти из ОВД, ограничить контакты в СЭВ, пригласить немцев…

— Ты что!? Живков даже замахал руками на старого друга. — Хочешь, чтобы русские танки в Софии оказались? Забыл, что они с «пражской весной» устроили? Всё должно делаться медленно, постепенно, очень аккуратно.

— А что с экономикой и внутренней политикой делать? — Джуров заинтересовался новыми перспективами.

— С экономикой, конечно, всё непросто. Думать надо. Может быть, нам стоит потихоньку сворачивать эту навязанную нам Сталиным и Димитровым индустриализацию? Может сделать основным источником доходов туризм? Тем более, если активнее продвигать наши курорты на советский рынок, 300 миллионов человек это не кот чихнул. Впрочем, давай мы этот сложный вопрос отложим на потом. Мозги не варят ни у меня, ни у тебя. Ты иди в гостевую, чтобы я тебя до завтрака не видел. А я, пожалуй, прогуляюсь вдоль моря, а то опять день будет жаркий. Тем более сон что-то не идёт.

Живков накинул лёгкий пиджак и босиком спустился к самому урезу воды. Волны ласково, с лёгким шёрохом набегали на песок. Ветра не было. Золотой диск солнца уже прикоснулся к горизонт. Удивительная утренняя тишина царила над длинным, уходящим к горизонту, пляжем. Живков постоял в прохладной морской воде с минуту, потом, почувствовав, что ступни озябли, вышел на сухой песок и, утопая по щиколотку в прохладной перине, зашагал вдоль моря. Мысли всё-таки не оставляли его, вращаясь вокруг той же темы.

— Получается, что двигаться прежним путём нельзя. СССР действительно — колосс на глиняных ногах, и как не жаль, но придётся принять это, как одну из вводных в задаче, которую нам в Болгарии надо решить. Какие исходные есть ещё? — Он попробовал вспомнить подробности ночной беседы с Джуровым, — Прекрасная маленькая страна с плодородной землёй, гостеприимным, добродушным, но чуть ленивым народом. У нас богатейшая история, прекрасная кухня и мягкий климат. Кроме того у нас есть термальные источники и Чёрное море, Родопы и Рилы. Ещё у нас есть нестинары, орфики и прочие богомилы. Огромный пласт мистики. Вот! В этом наша изюминка! Паренька из Сибири мы будем изучать, но кроме того, поможем Людмилке в её интересных начинаниях. Может быть, её в восемьдесят первом году вообще под арест посадить? Нельзя мне её терять, она умница, кто мне без неё помогать будет? Ладно, до этого времени ещё дожить надо.

А может, этот Борис Рогов не сны видит? Вполне может быть, что это банальная провокация какой-нибудь из разведок. КГБ отпадает, ЦРУ? МИ6? А может Opus Dei Папы Римского резвится? Может это просто способ поссорить нас с СССР. Хотя откуда бы всем этим шпионским конторам знать о природных явлениях. Нет! Тут всё совсем не просто.

Вот! Ещё идея! Надо провести конкурс на фантастический рассказ прогностического характера, а по результатам отобрать команду для выработки нового пути развития. — действительно, утренняя морская прогулка обернулась каким-то фонтаном интересных идей.

Живков поёжился от прохладного бриза и довольный утренней прогулкой отправился на виллу.

 

ГЛАВА 20. ПРИШЛА ПОРА ДОРОГИ ДАЛЬНЕЙ

Новосибирск. Борис Рогов. 25 августа

Родители, после того, как я сообщил им о приглашении меня на год в Болгарию были в шоке. Матушку, когда она услышала, о таком «ужасном» событии, чуть кондрашка не хватила.

— Да, как ты мог! Да, что там с тобой будет? Да, мы теперь тебя даже навестить не сможем же! — причитала она добрых полчаса.

— Раскудахталась, нептица, — проворчал отец, — радоваться надо, сын заграницей замечен. Я не знаю, каким образом ты там засветился, но это не важно. Теперь у тебя будет в послужном списке обучение за рубежом. Знаешь, как это ценится у наших кадровиков? Считай, хорошее место работы обеспечено.

— Гриша, вот как ты можешь так спокойно рассуждать? — опять начинает причитать мама. — Мы же его целый год не увидим! Целый год! Ты только представь.

— В армию на два года забирают, и никто ещё от этого не умер. — вполне резонно замечает отец.

— Ты чёрствый, бездушный и бессердечный! — матушка распаляется всё сильнее.

Тут передо мной встала дилемма. Рискнуть и сообщить родителям вторую сногсшибательную новость, или подождать, чтобы они успокоились, и после этого огорошить ещё раз. Была не была! Лучше уж сразу рубануть, чем отщипывать по кусочку.

— Дорогие мама и папа! Я ещё не все новости рассказал. Я женюсь. Срочно. Свадьбу играть пока не будем, посидим по-семейному после регистрации и всё.

— Во ты даёшь! Молодец! Ничего не скажешь. Хвалю! — Отец даже обрадовался такому развитию событий. — Кто эта чудесная незнакомка?

— Боря! Разве так можно! — Мать хватается за сердце и убегает на кухню, откуда слышится сквозь шум воды: — Надо было сначала нас познакомить. Нет, ты сразу в лоб! Женюсь, мол, и точка. Ведь была же у тебя такая замечательная девочка Лена Тришина. Вы так хорошо дружили, гуляли тут по округе…

— Ма, Ленка в прошлом году замуж вышла. Она девушка ветреная, вот её ветром и унесло. А с Леной Адониной, так мою невесту зовут, у нас обязательства…

— Какие ещё обязательства? Она ждёт от тебя ребёнка? О, боже, час от часу не легче! Когда успели то? Ты же вчера только из Болгарии вернулся. Ещё до конца вещи не разобрал.

— Ма, я с Леной ездил. Там с самим Тодором Живковым встречался. Он мне лично предложил год поработать в его стране, но с условием, что я буду с женой. Леночка была рядом, и к тому же совсем не против, то вот так всё и получилось. Знакомиться с её мамой можно хоть сегодня. Главное, чтобы она не на дежурстве была. Она — медсестра в второй чкаловской больнице, отец Ленкин с ними не живёт. Есть ещё старший брат Толик, он НЭТИ закончил.

Не откладывая дело в долгий ящик, звоню Ленке. Выясняется, что она пока маме ничего не говорила. Боится.

— Чего ты боишься? У тебя мама такая продвинутая. — Удивляюсь я.

— Продвинутая то она продвинутая, вот только с тех пор, как папа от нас ушёл, она к мужчинам относится с подозрительностью. Я думаю, что её надо как-то подготовить. Давай я тебя с ней просто познакомлю. Ты, например, сегодня придёшь к нам в гости. Принесёшь тортик, сувениры из Болгарии. Расскажешь про Живкова, про Вангу, про Димитра и Цветку, хи-хи-хи. Нет, про последнее лучше не надо.

— Лен, а какие цветы твоя мама любит? Белые гладиолусы будет норм?

— Пойдёт! Ты, главное, тортик не забудь, мама у нас сладкоежка.

Я своим предкам тут же доложил, что сватовство пока откладывается, что будущую тёщу сначала надо с зятем познакомить.

— Слава богу, умненькая девочка. Не то, что ты, обалдуй. Она хочет маму подготовить, чтобы с ней ничего не случилось, а ты как обухом по голове, весь в отца, тот тоже, что в голову придёт, то и выкладывает. Ладно. Сегодня ты представляешься, а завтра мы их ждём.

* * *

В результате череды взаимных знакомств, все стороны остались довольны друг другом. Правда, моя маманя всё-таки не удержалась и вставила «шпильку» про алкоголиков деревенских. Хорошо, что все сделали вид, что не заметили.

Потом с бутылочкой «Плиски» и пачкой брынзы зашли к Олегу. Вадим тоже подтянулся.

— Нет, ну никак я, старик, от тебя такой прыти не ожидал! — хлопнул он меня со всей дури по плечу. Пить, что будем? Или мне как всегда за смородиновкой бежать?

Бутылочка бренди сразу вызвала у друзей поэтический порыв:

Напиток оказался на уровне. Нисколько не хуже нашего любимого дагестанского коньяка. Вкус даже более бархатистый. Хотя аромат дубовых бочек у кавказского был выражен более отчётливо. Родопская брынза тут же была смешана с алтайскими помидорами, огурцами и луком, в результате получился шопский салат.

— Этот салат — символ Болгарии, потому что здесь смешаны цвета болгарского флага — зелёные огурцы, красные помидоры и белая брынза. — Ленка рассказывает историю болгарских гидов. — Брынза у болгар — национальный продукт, поэтому у них есть даже такой анекдот:

«… Мне брынзу с брынзой пожалуйста!

— А брынзы вам положить?

— Да, и брынзы положить не забудьте!»

Друзья посетовали, конечно, что свадьбы не будет, но взяли с нас слово, что когда вернёмся, обязательно закатим «пир на весь мир».

По ходу дела Олег рассказал, что у него появилась идея в этом году создать в НЭТИ студию автомобильного дизайна.

— Ты же мне поможешь? Наверняка что-то помнишь о формах кузовов, и основных направлениях.

— Не вопрос! Я, правда, машинки рисовать не умею, да и не следил особо за развитием автопрома. Хотя в самых общих чертах что-то изображу, наверное.

— Так это как раз то, что нужно. Тогда ни один автор не сможет нас обвинить в преднамеренном плагиате. Ты как что-то вспомнишь на эту тему, так сразу письмишко с оказией мне засылай.

У Вадима за лето тоже произошли заметные положительные изменения в жизни. Он организовал строительную бригаду, и два последних месяца строил в области всякие быстровозводимые каркасные сараи.

— На следующий год хочу минимум три таких банды сколотить. Работы в деревне — непочатый край. Денег спускают в виде дотаций много, а строить некому. За зиму и весну покручусь, договора заключу, а летом сразу после сессии, на трудовую вахту.

Получилось так, что на третий год моего пребывания в новом теле, изменения в судьбах близких мне людей всё-таки начали появляться.

С институтскими своими друзьями мне тоже хотелось её познакомить. Оказалось, что до октября сделать это невозможно, потому что каникулы.

Зато зашли к Тришину. Моя подружка была очень рада познакомиться с настоящим живым мастером кисти. Александру Семёновичу она тоже приглянулась. Его дочка, с которой мы так замечательно отрывались, укатила с мужем в Крым проводить «бархатный» сезон. Она уже год аккомпанирует на занятиях в «Кульке», так на жаргоне называется «Новосибирское культурно-просветительное училище». Зарплата маленькая, зато времени свободного много, что позволяет ей играть ещё и в детских садиках.

— Совсем жадная стала, — жалуется нам Александр Семёнович. — Вместо того, чтобы внука мне на радость родить, бегает по халтурам, деньги заколачивает. Муж её на это тоже смотрит без радости. Она же больше него денег в дом приносит.

* * *

14 сентября мы с Леной взяли паспорта и отправились в ЗАГС подать заявление на бракосочетание. Процедуру регистрации нам назначили через месяц.

Месяц пролетел незаметно. Хоть и без свадьбы, но девочки умеют найти себе хлопоты.

— … Дорогие Елена и Борис, этот особенный день запомнится вам навсегда. Сегодня вы создали семью, основали новую ячейки советского общества. Теперь вы — муж и жена. Поздравляю вас с этим радостным и счастливым событием. Можете обменяться кольцами в знак верности и любви.

От лица советского государства позвольте пожелать вам счастья, и благополучия. В соответствии с Кодексом о браке и семье в РСФСР объявляю ваш брак зарегистрированным. — Регистратор ЗАГСа вручила нам наши паспорта со штампами о заключении брака и выдала бумагу крупной надписью — «Свидетельство о браке».

Вызов из болгарского посольства пришёл только в середине октября. Бюрократия она и есть бюрократия, чтобы любое действие затормозить, исказить и переиначить. И не важно, в СССР это происходит, в НРБ или в США, везде бюрократия торжествует.

* * *

В институте мне легко дали академический отпуск.

— Смотри, — напутствовал меня Воловик, он не был мастером художественного слова, поэтому был краток — высоко неси знамя Сибстрина! Не позорь родной ВУЗ. Будь достоин… ну и тэдэ и тэпэ.

Ленка сумела убедить деканат журфака НГУ, что ей надо перенести начало занятий на один год по семейным обстоятельствам. Ей даже пообещали зачесть её оценки на вступительных.

* * *

Все бюрократические формальности удалось преодолеть только к концу октября. Билеты на поезд мы взяли еще в двадцать пятого сентября на девятое ноября. С нашим добрым знакомым полковником Морозовым договорились, что два-три дня, пока мы не получим новые загранпаспорта, поживём у него в гостях. Семья Роговых была рада тому, что двадцатилетие их сына будет отмечаться дома.

После шумного праздника уже поздно вечером мы с Леной вышли проляться. С погодой в этом году повезло. Обычно на мой день рождения идёт снег с дождём, дует холодный ветер и происходят прочие осенние гадости. Однако в этом году погода удивила. Снег, выпавший ещё неделю назад, растаял. Ветра не было. Морозно, но сухо. Небо обильно утыкано звёздами.

— Лен, помнишь год назад именно тут ты почему-то подошла ко мне? Я тогда очень удивился. Это так не свойственно девушкам — обращать первыми внимание на мою скромную персону.

— Конечно, милый, я всё прекрасно помню. Не знаю ничего про других, но я то заметила тебя еще три года назад, когда меня выбрали в комитет комсомола школы. Я конечно тогда ещё маленькая была, но почему-то мне твоя энергия показалась такой… ну-у-у, какой-то взрывной.

— У кого сегодня ночевать будем у вас или у нас? — заканчиваю я свои «откровения».

— Давай к нам… Хочу с мамой последние дни провести, так привычнее чем с твоей. Она хорошая, я её уважаю, но пока ещё не привыкла. Она иногда, как пошутит, так я не знаю, что делать. Ты же у нас мужчина, и глава семьи, трудностей не должен бояться.

Тут она совершенно права. Матушка моя ещё та салтычиха, хотя с первого взгляда кажется дамой милейшей во всех отношениях.

Поэтому я соглашаюсь на вариант провести две ночи в доме новоявленной тёщей. Мне проще, у меня опыт общения с тёщами богатый, а две ночи совсем не много. Мыслями я уже далеко, планирую спасение мира от грядущих катастроф.

 

ГЛАВА 21. У ТАУКИТЯН ВСЯ ВНЕШНОСТЬ — ОБМАН

Москва. Лубянка. Майор Шамраев. 28 октября.

— Майор Шамраев, — раздался в трубке голос секретарши шефа, — вас срочно вызывает Филипп Денисович.

— Слушаюсь и повинуюсь, Надежда Дмитриевна, — шутливо отрапортовал Игорь Иосифович и направился к выходу из кабинета.

— Никак шеф о деле «ветеранов» вспомнил, — проводил его взглядом его конкурент и напарник Влад Бакланов, тоже майор.

— Этого-то я и боюсь больше всего. У нас ведь всё совершенно запуталось с этими мальчиками, девочками, бабушками, дедушками…

— Потом расскажешь, что тебе начальство напоёт.

— Оно так поёт, что потом не присесть, — хлопнул дверью Шамраев.

* * *

В кабинете начальника пятого управления КГБ СССР было жарко. Зима ещё не началась, а топили уже по полной программе. Генерал Бобков, вытер платочком пот со лба, отодвинул в сторону ежедневник в чёрной кожаной обложке, снял очки и внимательно посмотрел на вошедшего в кабинет Шамраева.

— Товарищ генерал-майор, по вашему приказанию… — строго по уставу начал доклад майор.

— Присаживайся, майор, время дорого политесы разводить, я так думаю. Догадываешься, с какой целью я тебя вызвал?

— Никак нет, — помня, что подчинённый перед начальством должен иметь вид «лихой и придурковатый», — продолжает рубить Шамраев.

— Всё, майор, кончай балаган. Докладывай, как у нас продвигается дело «ветеранов». Напомни, пожалуйста, как давно мы обсуждали это дело последний раз?

— Весной. Тогда получили информацию о том, что заместитель главы торгпредства Болгарии Иванов, тот самый, что чудом избежал гибели на пожаре, прислал приглашение всем нашим «подопечным». Самое интересное то, что двое из этой троицы поехать не смогли, а Морозов, вместо того, чтобы взять с собой кого-то из своей семьи, попросил болгар переоформить его на паренька из Новосибирска и его подружку. Так в деле появились странные фигуранты. Как мы смогли узнать через наши новосибирские кадры, паренёк этот сын однополчанина Морозова, которого уволили из авиации за хулиганку ещё при Сталине. Ну и вот… Я пока вам доложить об этих обстоятельствах не успел.

— Сидишь тут, штаны протираешь! Тут же что-то интересное наклёвывается. Премии тебя лишить что ли, чтобы лучше работал?

— Воля ваша, товарищ генерал, но я продолжу. Болгары пошли навстречу пожеланию своего спасителя и приглашение переделали. В августе Рогов Борис Григорьевич, так этого парня зовут, вместе с Адониной Еленой Константиновной и Морозовым Николаем Ивановичем в течение двух недель пребывали в НРБ в качестве личных гостей Иванова Тодора Иванова. Первую неделю они жили в доме Иванова, а потом поехали ка море и на неделю потерялись из виду. Похоже, что бродили по побережью с рюкзаками и палатками.

— А в течение первой недели, ничего интересного у них там не происходило? С Живковым они не встречались? Мне покоя не даёт личный звонок Тодора Живкова нашему генсеку.

— Так близко подойти не получалось. Наблюдали из соседнего особняка и с передвижной точки. Телефон тоже не удалось на прослушку поставить. Болгары хорошо свои торговые секреты берегут. Даже от нас. Компания ездила по окрестностям, по термальным источникам, Софию смотрели. Единственная интересная для нас поездка была на юг. Наш сотрудник смог их сопровождать только до Ново-Дельчево. Дальше побоялся быть замеченным и дал им оторваться.

Зато человек, приставленный к Ванге, доложил, что именно в этот день Людмила Живкова попросила Вангу принять какую-то компанию из четырёх человек. По описанию эти четверо очень похожи на наших подопечных.

— Любопытно, очень любопытно! — внезапно оживился генерал, — продолжай, что там дальше было? Они там с этой старой шарлатанкой решили вместе народ баламутить, я так думаю. Это я так, в порядке бреда. — В общем, через две недели наша парочка возвращается в Сибирь. А через полтора месяца они получают приглашение из Болгарии, при этом лично от товарища Живкова. Меня это насторожило. Я решил, что надо дать возможность им раскрыться… — Шамраев сделал в воздухе неопределенное движение пальцами.

— Как ты сказал его фамилия? Ротов? Раков?

— Рогов его фамилия. Объект пока не подозревает о слежке и ведёт себя естественно. В конце сентября пара зарегистрировала брак, но свадьбу устраивать не стала. Это говорит о том, что они уже знали о будущем приглашении в Болгарию.

Ещё одна интересная деталь! Когда один комсомольский завистливый дурак попробовал им помешать, знаете, кому тут же Рогов позвонил?

— И кому же? Живкову? Брежневу? — усмехнулся Бобков.

— Людмиле Живковой! Лично!

— Я думал, что пошутил, а оказалось, почти угадал. Интересный поворот. То есть в момент, когда наблюдения не было, этот парень сумел встретиться с мадам Живковой и получить её контакты. А возможно, что он в это время встречался и самим Живковым?

— Почему бы и нет. Тогда появляется вопрос. Зачем главе, пусть и небольшого, но государства встречаться с каким-то, никому не известным студентом? Оформлять приглашение. К тому же бессрочное. Рогов то пока не знает, что приглашение у него не на год, как он говорил на собеседовании, а вообще с открытой датой. Хм. А под моим прикрытием, он прошёл все инструктажи, оформил выездные документы и теперь может оказаться в лапах болгарских спецслужб.

— Ты, майор, не знаешь ещё одного фактика. Наш агент, доверенное лицо болгарского «диктатора», — Бобков не может удержаться от ехидной иронии, — доложил, что он имел с Живковым очень странный разговор и как раз в августе. Так товарищ Живков делился с ним размышлениями о возможность перехода Болгарии от ориентации исключительно на Москву к многовекторной политике, включая выход из ОВД и СЭВ.

— Он там в своей Болгарии, совсем память потерял? — удивлённо воскликнул Шамраев. — Забыл, чем такие разговоры кончаются?

— Это ещё не всё! Подожди чуток, будет ещё интереснее. — Бобков замер в театральной паузе достойной Станиславского и Немировича-Данченко. — После того, как твой горе-сыщик потерял гоп-компанию, другие наши сотрудники нос к носу в Благоевграде столкнулись с мистером Фарбом. Помнишь кто такой?

— Это фотограф, что в прошлом году чуть ли не целый год ездил по стране с выставкой «Фотография в США»? Как не помнить. Что он делает в Благоевграде?

— Не поверишь, майор, фотографирует. Официальная легенда — подготовка художественного фотоальбома «Тайны болгарских гор и планин».

— На самом деле?

— А ты как думаешь?

— Наблюдает за посетителями прорицательницы? Но там же уже есть американский агент! Кажется, даже приёмный сын этой сумасшедшей бабки.

— Так думай дальше. Для чего может понадобиться именно Фарб? Вспомни, Игорёк, где Фарб провёл большую часть 1977 года? Ну же!

Тут в мозгу Игоря Шамраева словно сверкнула молния. Как он мог забыть про то, что прошлогодняя американская выставка, которая с триумфом прошла в СССР, всё лето торчала в Новосибирске. Фарб был прикомандированным к персоналу выставки, как свободный фотохудожник. Парень этот тоже из Новосибирска. Осталось сложить два и два, чтобы получить нужный ответ. Скорее всего, у Фарба был контакт этим пацаном, а теперь он американцам зачем-то понадобился.

— Филипп Денисович, я понял свою ошибку! Нельзя было Рогова из страны выпускать, но у меня не было никаких сведений про этого цэрэушника.

— Не торопись Майор, ты опять торопишься, — недовольно проворчал начальник пятого отдела КГБ. — Ты всё правильно сделал. И я всё правильно сделал. Сказал бы я тебе про Фарба, ты бы студента не выпустил, да ещё бы его в каталажку упрятал. А за него не абы кто просил, а глава дружественного Болгарского государства. Живков бы ничего бы не сказал, но камешек за пазухой бы припрятал. Да и американцы подождали бы полгода, да и отозвали Фарба домой, зачем им держать агента без результата? Мы бы не узнали ничего. Поэтому слушай приказ. С Рогова глаз в Болгарии не спускать. Телефоны родителей в Новосибирске и полковника из Москвы — на постоянную прослушку. С внешней разведкой я тебя сведу, пусть тебе докладывают о его разговорах с этим парнем. В общем, пока только следим. Никаких действий без консультации со мной не предпринимать. Про то, что дело секретное, надеюсь, напоминать не надо?

— Так точно, тащ генерал, — Шамраев вытянулся по стойке смирно, ожидая приказа покинуть кабинет.

— Иди уже, работничек. Никакого серьёзного дела доверить вам нельзя, всё превратите в балаган. — Проворчал на прощанье Бобков.

Нью-Йорк. Томас Стрит. Джеральд Макмиллан. В тот же день.

Джеральд Макмиллан был недоволен ходом расследования. Пребывание в глухой балканской провинции этого придурочного фотографа ни на дюйм не приближало к разрешению загадки странного предсказания. Вот уже третий месяц этот недоумок сидит в Благоевграде и никакого результата. Никакого! Полный ноль. Этот Фарб в обнимку со своей камерой облазил все окрестности, переснимал там всё до чего смог дотянуться, отодрал агентессу, но не встретил того парня.

Через месяц Фарб заскучал, впал в депрессию, потом пристрастился к местной самогонке. Макмиллану же был нужен результат. Лучше положительный, но подошёл бы и отрицательный, но не отсутствие вообще всякого. Начальство не любило, когда докладывать было нечего.

— Смит, дружище, свяжите меня с мистером Кристофером, — обратился Макмиллан к своему верному помощнику, решив, что будет лучше самому выступить за завершение операции в Болгарии, чем подставиться с поисками причин провала. Инициатива всегда выглядит лучше.

— Да, сэр! Одну минуту, сэр. Вот, сэр, мистер Кристофер на проводе. — Смит протянул трубку своему шефу.

— Мистер Кристофер, рад вас слышать, надеюсь у вас всё в порядке?

…

Миссис Кристофер, детки, надеюсь, тоже в добром здравии?

…

Я, собственно, вот по какому вопросу беспокою. У нас с августа месяца ведётся работа по феномену не то ясновидения, не то пророчества, помните? Привлёк я одного горе-фотографа, который оказался ближе всего к этому феномену. Идёт уже третий месяц, а мне вам докладывать абсолютно нечего. Право, мне даже неловко об этом говорить, но от факта фиаско не уйти. Надо отзывать, хватит переводить деньги налогоплательщиков.

…

Говорите, что рано? Что надо подождать хотя бы пару месяцев? Не знаю, не знаю… Ведь нет ни одного шанса, что что-либо изменится. Ведь тот странный мальчик, скорее всего, Болгарию уже покинул, в СССР же посещение других стран строго регламентируется. Приехал, провёл на курорте положенные две недели и всё, вали домой. Всё строго.

…

Тогда понятно. Пусть этот Фарб там сидит и ждёт. Йез, сэр! Я понял, это приказ.

Довольный собой Джеральд Макмиллан аккуратно положил трубку на рычаг телефона. — За такие успешные переговоры с начальством надо себя поощрить! — Он аккуратно извлёк из хьюмидора толстенную сигару, щёлкнул стальной гильотинкой, разжёг её от специальной спички и с наслаждением втянул порцию ароматного дыма.

Однако мысли о деле не покидали голову старого служаки.

— Придется, наверное, всё-таки Фарба в Новосибирск отправлять, все следы ведут туда. Пускай этот Фарб сидит и вспоминает, любую мелочь, любой штришок. А чтобы ему лучше вспоминалось, надо будет его ещё разок припугнуть… Может его в Гуантанамо недельку подержать? На Кубе же так здорово. Было. Пока проклятый Кастро не национализировал все курорты. Но есть Канкун, а скоро Рождество… На этом мысль Макмиллана свернули в сторону сладкого морского отдыха. Ром, сигары, безотказные мулатки, всё такое…

Благоевград. Тереза Николова. Агент Комитета Госбезопасности НРБ. Тот же день.

Болгарская политическая полиция славилась среди профессионалов плаща и кинжала соцстран. Заметив отличные результаты работы секретной службы, советские гебисты переложили на болгар весь южный регион, в который вошли кроме Югославии и Греции, Турция и даже Италия. Кроме внешней разведки, ДС занималась контрразведкой, пограничной службой и охраной первых лиц. Поэтому практически все агенты, вербуемые натовскими службами, были двойными или даже тройными. Не была исключением и Тереза Николова. Ей приглянулся и нынешний её подопечный. Спокойный, немного рассеянный, слегка трусоватый, но очень умный, с буйной фантазией, Натан привлекал Терезу полётом творческой мысли.

Взаимная симпатия постепенно перешла в дружбу, скрашиваемую бурными постельными баталиями. В этом деле Натан тоже оказался вполне на уровне. Вот шпион из него был, как из Терезы балерина. Он в первую же ночь рассказал о своём задании, о русском «ясновидце», который встречался с Вангой прошедшим летом и о чудесных пророчествах этого уникума. Тереза достаточно умна, поэтому играла роль глуповатой болтушки. К тому же она очень любила секс. Последнее очень помогало в её сложной работе.

Сразу после получения сенсационной информации, Тереза сообщила все подробности по команде. Как она и ожидала, никаких действий после этого замечено не было. «Контрразведка замерла в ожидании», — отметила она про себя. Хотя ей было до смерти любопытно, что предпримут её начальники, она не проявляла беспокойства, продолжая активно общаться с Фарбом.

София. Бульвар Черни връх, Комитет госбезопасности НРБ. Генерал Савов. 1 ноября

1 ноября среда 1978 года на Софию обрушилась редкая для Болгарии погода. Льющие с неба потоки воды, превратили улицы и проспекты столицы в ледяные потоки. Ветер срывал шляпы и зонты у зазевавшихся пешеходов. Автомобили медленно плыли в потоках воды, обдавая ею редких пешеходов. Те сердито осыпали их бранью.

Первый заместитель министра госбезопасности генерал-майор Стоян Савов радовался простому наличию навеса прямо над крыльцом родного министерства, иначе он бы тоже промок до нитки. Зайдя в свой кабинет, Генерал Савов постоял минуту у окна, понаблюдал, как спешат под порывами ветра «безлошадные» сослуживцы и направился к столу. Сегодня начало месяца, время подвести итоги и прикинуть планы.

В Лондоне постепенно разгорается скандал с убийством этого идиота Маркова. Володя Крючков всё сделал чисто. Скотланд-Ярд никогда не сможет доказать причастность Болгарии к смерти этого писаки. Улик прямых не будет даже на исполнителя. Как там его? «Ватерлоо»? Нет, «Пикадилли», да, в наличии чувства юмора нашим русским «братушкам» не откажешь. Операция в Лондоне, значит «Пикадилли». Ха-ха.

Что там ещё? Надо вызвать Тодорова, пускай докладывает, как идут дела с наблюдением за американцами, что крутятся возле бабы Ванги. Вот ведь смешной народ! Неужели настолько тупые, что не прочухали, что бабка просто приманка, на которую мы ловим рыбу, которая нам интересна. Генерал наклонился над селектором:

— Мила, полковника Тодорова пригласите ко мне, пожалуйста.

Полковнику сегодня не повезло. Ещё вчера у его «Лады» появилось странное постукивание. Механик конторы сказал, что это, скорее всего, что-то не в порядке с подшипниками коленвала. Пришлось оставить аппарат в местном гараже, а сегодня этот чёртов дождь. Из-за ливня полковник промок до нитки. Сейчас вот придётся к начальству идти с подмоченной репутацией.

— По вашему приказанию, полковник Тодоров явился. — Пытаясь подтянуть солидное брюшко, принял уставную стойку полковник.

— Заходи, Владко, присаживайся. Что-то ты сегодня какой-то мокрый. С машиной что-то?

— Менять мне её пора, товарищ генерал… — Полковник, уловив нотки сочувствия в голосе начальника, собрался было начать подробно рассказывать о своих бедах.

— Про «Ладу» потом своим приятелям расскажешь. Сейчас давай к делу. Что можешь сказать об американцах, тех, что в Благоевграде. Что-то конкретно удалось узнать?

— Никак нет, — Тодоров пытается принять уставную стойку. — Ничего пока не удалось. Шифруются гады! Терезе даже по ночам рассказывает какие-то сказки про чудесные предсказания.

— А как на счёт нашей Ванги? Интересуется ею, или её гостями?

— Нет, абсолютно не интересуется. Он про неё узнал только от Терезы, а до этого, говорит, что даже и не слышал ни разу. Может, он и врёт, но убедительно.

— Вот тут он точно врёт! Мы эту Вангелию уже лет двадцать раскручиваем, по всем каналам всем уши прожужжали, а он, видите ли, ничего не слышал. — Савов сердито хлопает ладонью по папке с делом Натана Фарба. — Хорошо, вернее, плохо, надо лучше работать.

— Можно вопрос, товарищ генерал? Правду говорят, что Людмила Живкова оформила приглашение этому пареньку из Союза?

— А вот это, полковник, — грубый просчёт! Не такое у нас большое министерство, чтобы в одном отделе не знать, что творится в другом.

Так как она оформляла через восьмёрку, вот информация мимо меня и прошла.

— Владко, не строй из себя идиота! — Рассердился Савов. Времени вам до сегодняшнего вечера. Соберите всю информацию по этому вопросу и ко мне в пять часов на доклад. Не забудь собрать все, что сможешь по этому сибирскому хлопчику.

 

ГЛАВА 22. ТУТ НАЧАЛАСЯ КАТАВАСИЯ ТАКАЯ

Новосибирск — Москва. Борис и Лена. 11 ноября

Двое суток до Москвы пролетели незаметно. Мы с Леночкой много и плодотворно обсуждали сценарий бесед с болгарскими спецслужбами. Решили действовать по самому плохому варианту: «Мне верят». Следовательно, считают великим знатоком будущего, которому надо «помочь» вспомнить всё. Что тут можно будет сделать? Ничего слишком экзотического нам на ум не приходит, поэтому просто разыгрываем сценки «следователь — жулик», меняясь ролями, время от времени. Едем в купе, поэтому соседей всего два командировочных мужика. Их очень веселит такая театральщина, иногда они даже аплодируют нашим находкам.

В Москве нам пришлось проторчать целую неделю. Наши загранпаспорта оказались ещё не готовы, поэтому ездили каждый день в МУВД со всей кипой документов. А бумаг у нас скопилась целая куча. Заявления, анкеты, автобиографии, характеристики с места учёбы, приглашения, справки с места жительства, квитанции об уплате госпошлины, сопроводительные письма о передаче «Дела» из ОВИР в Управление КГБ, расписки получении загранпаспорта с прошлой поездки и, наконец, подписанные нами «Обязательства о соблюдении Основных правил поведения советских граждан, выезжающих за границу».

Николай Иванович, как увидел толстую папку со всем этим «богатством», так и выдал: — Оковы человечества сделаны из бумаги…

Мы старались не мешать Морозовым и большую часть дня проводили в прогулках по столице. Хотя ноябрьская Москва не лучшее место для прогулок, но в музеях было тепло и сухо.

Заходили к Цветке. Та была рада нашему появлению и устроила целый праздник в общаге на Ленинских горах, где жили иностранные студенты НГУ.

Праздник был замечательный, фестиваль молодёжи и студентов в миниатюре. Кого там только не было: кубинцы и вьетнамцы, сирийцы и алжирцы, мексиканцы и индусы. Болгар было, наверное, больше всех. Мы с Ленкой в тот вечер изрядно набрались и заночевали в комнате Цветки. Наша подружка хотела раскрутить нас на групповичок, но мы сурово отвернулись от такого «подарка». Мы образцовая советская семья с высокими нравственными принципами. Так что ни-ни. Когда я слегка заплетающимся языком рассказывал нашей горячей подружке о моральном облике советского человека, то поглядывал краем глаза на жену. Ленке такая моя позиция так понравилась, что она чуть не изнасиловала меня прямо тут же.

— Я сначала думала, что мы сегодня устроим тут молодёжную оргию, — признавалась она мне на следующее утро. — Я уже мальчика присмотрела, чёрненького, с Кубы, наверное. А ты всё переиграл. Я слушала, и мне так приятно было. Борька, я тебя люблю. Давай, ребёночка родим?

— Зайка, я тебя тоже люблю, но, пожалуй, с ребёночком лучше повременить. Вот закончится эта болгарская эпопея, вернёмся мы домой, начнём снова учиться, работать… Вот тогда и о детишках можно думать. Время у нас ещё много. Всё успеем.

София. Вокзал. Боря и Лена. 18 ноября

Уф-ф-ф! Неделя волокиты с бумагами и паспортами завершилась нашей победой, и мы едем на фирменном поезде «София-Экспресс». Сегодня уже 16 ноября в 14.44 наш поезд отправился с Киевского вокзала в направлении Украины, через 52 часа мы прибудем в Софию. Дорога получается даже дольше на два часа, чем от Новосиба до Москвы, хотя по километрам вдвое короче. Этот парадокс объясняется большим количеством остановок по пути следования. Кроме того границы тоже скорости не добавляют. Самолётом было бы гораздо быстрее, два часа и мы на месте, но с деньгами в этот раз у нас туго. Приходится экономить.

Точно по расписанию в 18.20 по Восточно-Европейскому времени поезд подошёл к перрону центрального железнодорожного вокзала Софии. С двумя чемоданами и большим рюкзаком мы вываливаемся из вагона. Оглядевшись по сторонам, я замечаю спешащую нам на встречу женскую фигуру в сером плаще с поднятым воротником, в вязаной шапочке и больших в пол лица черных очках. Судя по походке, — это сама Мила Живкова. Вот и славно! Всё сейчас утрясётся. Сейчас нам расскажут, куда идти, что делать, как жить дальше.

Ленка, заметив, что я улыбаюсь незнакомке, с интересом разглядывает, спешащую нам на встречу, фигуру.

— Здравейте, мадам Живкова, — первым приветствую я и улыбаюсь во все тридцать два зуба — очень рад вас видеть! Мы забыли договориться, как будет протекать встреча, поэтому немного волновались. А вы лично нас встречаете, спасибо вам огромное! Знакомьтесь, моя Леночка.

— Здравствуйте, мальчики и девочки, очень рада знакомству! В Софии сегодня проливной дождь, поэтому я решила вас встретить. — Людмила стягивает свои огромные очки и стряхивает с них капли дождя, — жаль, но лично вас отвезти до вашего пристанища не могу. Меня тут как бы и нет. Я — инкогнито. И я рада, что встреча у поезда, доставила вам маленькую радость. Сейчас выходите из вокзала берите такси и поезжайте вот по этому адресу. — Она протягивает мне небольшой листок.

— Квартал «Хладилника», ул. Банат, 16. — читаю я внятно. — Мила, но ведь у нас пока левов нет, чем за такси платить.

— В самом деле, я не подумала, я такая непрактичная. Извините. Вот вам десятка, хватит доехать, тут всего минут десять на машине. По приезду ждите меня у подъезда, я буду сразу за вами, провожу вас до квартиры. Ну, всё, идите. — Она снова водружает на нос свои нелепые очки.

Такси на привокзальной площади отсутствовали.

— Чёрт! — невольно сорвалось с моих губ. — И как теперь искать транспорт?

— Борь, пойдём вдоль дороги, может быть нам на встречу кто-нибудь подвернётся, — предложила Ленка.

— Что-то мне с чемоданами не очень хочется под дождём шастать. Давай так. Ты останешься здесь под навесом, а я пойду по этому бульвару. Поймаю тачку и пригоню её сюда. А наша шефиня, похоже, очень плохо разбирается в обычной жизни собственной страны.

Предложенная тактика увенчалась успехом. Уже через десять минут мы мчались сквозь темноту ноябрьской ночи в венце из подсвеченных брызг. Ехать и в самом деле было не далеко. Уже через десять минут таксист, получив десятку, услужливо помогал нам занести чемоданы под козырёк у подъезда. Тусклый свет электрического фонаря едва пробивается сквозь унылую пелену ночного дождя. Ливень даже и не думал кончаться. Кто бы мог подумать три месяца назад, что в этой жаркой стране возможна такая мерзкая погода.

Людмила приехала раньше нас и пряталась в подъезде от сырости и холода. Мокнуть на холодном ветру при её плохом здоровье было крайне опасно. После злосчастной аварии в 1973 году, проблемы со здоровьем преследовали молодую женщину постоянно.

— Сейчас поднимаемся на третий этаж, и там я покажу ваше жилище. — Людмила быстрым шагом поднимается по широкой лестнице.

Домик — чистая, современная пятиэтажка с большими балконами, по ограждениям которых вьются остатки летней виноградной лозы.

Я хватаю чемодан и рюкзак, Ленуся — второй, и мы мелкой рысью скачем за мадам Живковой. Недаром у неё такая фамилия. Несмотря на болезненность, она подвижна и легка на подъём.

Квартира встречает нас запахом пыли и какой-то парфюмерной отдушки. Центральное отопление включили, а окна запечатаны, поэтому в квартире очень душно. Щелчок выключателя, и перед нами во всей первозданной красе предстаёт большая прихожая. Из мебели в ней только скромная вешалка около входной двери.

— Вот тут вы и будете жить весь будущий год — выдыхает немного сбившаяся с дыхания министр культуры НРБ. — Пойдёмте, я вам остальные помещения покажу.

Как-то я ожидал большего от штаб-квартиры министерства культуры. На версальскую роскошь не рассчитывал, конечно, но на комплект мебели, утвари и постельного белья всё-таки надеялся. На кухне стоял стол и чехословацкая электропечь «Azimut» без духовки и всего с двумя конфорками. Ни шкафов, ни полок для посуды, ни самой посуды в наличии не наблюдалось.

— Мила, а чайник в этом убежище отшельника есть? — решилась спросить моя маленькая хозяйка.

— Должен быть. Извините, мне так неловко за наших хозяйственников. Я тоже виновата, не проследила. Давайте посмотрим, что тут ещё есть. Вы за ночь составите список, утром передадите его мне, и кое-кто будет наказан.

— Может не надо никого наказывать, вы, Людмила, лучше нам денег займите, хотя бы левов триста. Потом по остаточной стоимости примете под опись на баланс. — Я решаю, что не стоит тратить собственные деньги на вещи, которые мы не сможем увезти домой. — Вот и получится у вас полностью оборудованная квартира, а у нас нормальные бытовые условия.

Чайник нашёлся в ванной, а у нас с собой была и заварка, и сахар, и печенье московское, поэтому организовать скромное чаепитие нам всё-таки удалось.

— Ребята, вы уж меня простите, — сокрушалась наша гостья-хозяйка, — давайте поступим так: сегодня вы как-нибудь переживите в том, что есть. До понедельника занимайтесь обустройством. Денег у меня с собой нет, но обещаю завтра утром прислать.

— Мила, а можно небольшую просьбу?

— Конечно, выкладывай.

— Вы же председатель комитета по культуре и искусству. Правильно? Нет ли у вас в комитете какой-нибудь простой должности для Лены. Помощник секретаря, делопроизводитель или что-нибудь ещё подобное. Друзей или даже просто знакомых у неё в Софии нет. А на работе она и язык быстро освоит, и друзьями обзаведётся.

— Хорошо, думаю, что смогу вам в этом деле помочь. Плохо, что она по-болгарски не говорит.

— Я к языкам способная, — тут же вклинивается в разговор Ленуся, — обещавам овладяване на езика, за нова година. — Вдруг на болгарском выдаёт моя любимая.

Мы с Людмилой от неожиданности начинаем громко хохотать.

— Извините, я что-то не то сказала? — Леночка смущена.

— Нет, всё правильно, — подавив смех, отвечает Людмила, — просто я не ожидала, что русская девушка будет учить болгарский. Никто из моих русских знакомых никогда не считал нужным знать болгарский.

Поговорив ещё немного о бытовых вопросах, о способах связи, о посреднических контактах, Людмила наконец, оставила нас вдвоём.

София. Квартал «Хладилника», ул. Банат, 16. Борис, Лена и профессор Лозанов. 19 ноября

Утром нас разбудил звонок в дверь. На пороге стоял невысокий мужичёк с лицом пожилого Пьера Ришара и с небольшим коричневым пакетом в руке.

— Добро утро! Профессор Георгий Лозанов, к вашим услугам — на чистом русском языке представился он. — Мне Милка сказала, что вы тут поселились, и что у вас какие-то бытовые проблемы, вот, деньги вам передала… Сказала, что на работу сможете выйти только в понедельник. А мне было очень интересно с вами Борис познакомиться лично, поэтому не утерпел, извините…

— Здравствуйте, товарищ Лозанов, очень рад вас видеть. — Я забираю пакет и передаю его жене, — проходите на кухню, сейчас сами увидите наши «бытовые проблемы».

Лозанов, поняв, что нам сейчас хочется не разговоры разговаривать, а побыстрее заняться обустройством, просто рассказал о ближайшем хозяйственном магазине. — Вы там сразу всё сможете купить, там любые товары для дома продаются. — Поделился профессор опытом.

— Вот здорово! Профессор, а у вас нет должности для девушки без специальности? — Леночка решила проявить инициативу. — Я тоже хочу у вас в институте работать. Ведь суггестопедия это так интересно!

— Леночка! Вы знакомы с суггестопедией? — Лозанов искренне удивлён и обрадован.

— Да, я читала о вас в «Комсомольской Правде», меня очень заинтересовал и сам метод и перспективы его применения. Может быть, вам взять меня в качестве пресс-секретаря? Есть у вас отдел для работы с прессой?

— Хм-м-м, такого отдела у нас в институте нет. Его нет даже в Университете, но действительно, это кажется странным, заниматься внушением и не иметь инструмента воздействия на общество… Отдела нет, но он будет! Я всё-таки директор института. Должность пресс-секретаря я тоже специально для вас пробью. А пока будете числиться моим референтом. Но язык, пожалуйста, освойте!

— Ура! — Закричала Леночка, — товарищ Лозанов, можно я вас поцелую? Ни за что бы не подумала, что лично буду с вами разговаривать и даже работать под вашим руководством.

Лозанов, довольный до невозможности, покидает наш приют, пообещав встретить в понедельник в институте, как новых сотрудников.

В пакете оказывается пачка в тысячу левов.

— Милка, похоже, действительно не знает цену деньгам, — я довольно потираю руки в предвкушении приятных хлопот с покупкой всякого домашнего барахла.

За один день нам, конечно, не удалось справиться с обустройством, но к понедельнику квартирка выглядела, как в модном дизайнерском журнале. При этом мы ничего не выбрасывали, чтобы не создавать у хозяев ощущения излишней расточительности. Это же болгары. Они про габровцев анекдоты сочиняют, а сами такие и есть.

 

ГЛАВА 23. ФОНАРЬ ПОД ГЛАЗОМ ДИОГЕНА

София. Резиденция Лозенец. Совещание представителей Балканских стран. 30 декабря.

К 30 декабря в Софии установилась замечательная солнечная и сухая погода. Последний снег сошёл ещё к рождеству. Не хватало только зеленых листьев на деревьях и кустах.

На эту субботу Живков пригласил всех посвящённых в тайну операции «Пророк». Компания подобралась небольшая. Кроме Живковых, были приглашены: профессор Лозанов, Тодор Иванов, Добри Джуров и медсестра семьи Живковых — Ани Младенова. Кроме них присутствовали от Румынии — Елена Чаушеску, от Югославии — внук диктатора Тито — Йошка Броз, и от Албании — Агнес Бояджиу, известная в мире как Мать Тереза.

— Друзья, сегодня прекрасное, почти весеннее утро. Скоро закончится этот странный год. Пока всё идёт в рамках допустимого. Около полутора месяцев идёт операция «Пророк». Мне кажется, что можно подвести уже некоторые предварительные итоги.

Профессор Лозанов, давайте начнём с вас. Вы у нас ближе всех к исследуемому феномену. Доложите о ходе дела, мы вас с удовольствием послушаем.

Лозанов неловко поднялся, неторопливо высморкался в огромный платок, извинился, спрятал платок в карман пиджака и на мгновение задумался, подняв глаза к потолку.

— С двадцать седьмого ноября к нам в институт на должность старшего научного сотрудника был зачислен товарищ, которого мы все знаем под псевдонимом «Пророк». За прошедшее время был произведен ряд экспериментов над его мозгом. В первую очередь это гипнотическое и суггестивное воздействие. Были проведены опыты по ретроградному внушению, в результате чего подопытный рассказал о серии сновидений, интересующего нас плана. Конкретные описания этих сновидений я приложил в отдельной записке.

Кроме психологического воздействия, на прошлой неделе мы начали серию опытов с воздействием химических препаратов. Нами задействованы нейрометаболические…

— Профессор, прошу избавить присутствующих от подробностей, — Живков взмахом руки прерывает Лозанова. — Доложите только результаты, будьте любезны.

— Нет, товарищ Живков. Конкретных результатов химического воздействия пока нет. Сама методика — процесс весьма сложный. Мы же не хотим повредить мозг подопытного. Поиск дозировки, частота воздействия, корректировка состава препаратов… Это может продолжаться годами. Я был бы очень вам благодарен, если бы вы позволили нашей лаборатории привлечь к работе иностранных специалистов. В области онейрологии работают в Стэнфордском Университете Стивен Лаберж, Линн Нейджл и Уильям Демент…

— Товарищ Лозанов! Я опять вынужден вас прервать. Ни о каком привлечении иностранных специалистов не может быть и речи!

— Тогда у меня всё! — Резко ответил Лозанов и обиженно плюхнулся в кресло.

— Друзья! — Живков снова поднялся над столом. — Уважаемый профессор скромно умалчивает. За месяц «Пророк» выдал столько, что Ванге такое и не снились. Кроме того, он в своих «прогнозах» абсолютно конкретен, называет даты, фамилии, топографию. Иногда, по его словам, он даже не знает, с кем происходит наблюдаемое действие, кто это, что это за место, то есть можно сказать, что его мозг работает простым ретранслятором каких-то неизвестных сигналов, — я правильно излагаю, товарищ Лозанов?

— Так, — буркнул со своего места профессор. — Рабочая гипотеза пока такая. Есть неизвестный науке информационный поток. Есть среди людей феномены способные каким-то образом подключаться во сне к этому потоку. Цель нашего исследования состоит как раз в том, чтобы выявив механизм этого явления, сделать поток доступным для человечества.

— Про человечество, давайте пока не будем. Как использовать это явление для пользы наших народов и нас самих, я предлагаю сегодня обсудить. Например, как можно использовать последние сведенья? Вот послушайте:

В ноябре, под воздействием гипноза «Пророк» сообщил, что 17 декабря произойдёт совещание ОПЕК в Абу-Даби, где будет принято решение о подъёме цен на нефть на 14,5 %. Тогда же он увидел во сне сообщения газет о вторжении вьетнамских войск 25 декабря в Кампучию, что мы и наблюдали буквально на днях. Про ОПЕК данные тоже подтвердились. Таких прогнозов история ещё не знала.

Прошу, товарищи, высказываться. У кого какие есть соображения? Особенно, исходя из того, что «Пророк» сообщал нам ранее. Я имею в виду крах СССР и всей системы социалистического содружества и нашей с вами незавидной участи.

— Это всё прекрасно дорогой товарищ Живков, — слегка снисходительно проговорил самый молодой из присутствующих, Йошка Броз. — Можно узнать, что конкретно вы предлагаете?

— Милый Йошка, молодость это просто замечательно, — протянула супруга президента Румынии и его доверенное лицо Елена Чаушеску, — давай, ты сейчас, как младший среди нас, выдашь первым какую-нибудь идею.

— Мадам Чаушеску, я вам не милый мальчик! — рассердился Йошка, — мне ничего не стоит вам тысячу идей накидать, но ведь старшие товарищи меня с этими идеями потом высмеют. Так ведь заведено среди старших товарищей?

— Ну, вот, мальчик обиделся, — Елена Чаушеску слегка улыбнулась уголками губ. — А давайте, товарищи, пообещаем этому юному дарованию, что ни полслова негатива не скажем о его идеях. Лишь бы они были.

— Хорошо, тогда вот вам первая! Надо создать Балканскую Федерацию под главенством Югославии, как самого независимого и самого сильного государства.

— Ага, самого сильного, — саркастически проворчал Живков. — Развалитесь на шесть кусков и начнёте любить друг друга, всеми доступными способами.

— Товарищ Живков, мы же договорились, не критиковать мальчика, — укоризненно проворковала Чаушеску.

— Самого молодого мы выслушали, давайте теперь на тех же условиях послушаем даму. — Как-то так получилось, что роль ведущего захватила мадам Чаушеску. — Матушка Тереза, не будете ли вы так любезны, что-нибудь сказать по нашему вопросу?

— Я рада благословить всех здесь собравшихся высоких персон. Я бесконечно благодарна, что мне выпала миссия представлять мою маленькую родину. Благодарю, лично вас, товарищ Живков, за уважение, оказанное мне лично и всей Албании в моём лице. — Пожилая женщина в чёрном клобуке католической монахини — опустила голову в признательном поклоне. — Сегодня я чувствую себя стилусом в руке Господа. Бог пишет нами, даже если мы — несовершенное орудие. Поэтому, мне кажется, надо чаще обращаться к Отцу нашему небесному, молиться, молиться и молиться…

— Что-то мне это напоминает слова дедушки Ленина «Учиться, учиться и учиться» — опять подал голос Йошка Броз.

— Не богохульствуйте, молодой человек. — Делает ему замечание Елена Чаушеску.

Часа через два, когда все уже устали от бесплодных попыток выжать что-нибудь ценное из чиновничьих мозгов, давно забывших, что значит «работать головой», обсуждение внезапно переросло в перепалку. Всплыли старые обиды и претензии, особенно почему-то наседали на болгар. Чаушеску намекала, что пора разобраться, наконец, с Южной Добруджей, Йошка Броз по горячности требовал вообще вернуть в состав Союзной Республики Македонии западные области Болгарии, населённые частично македонцами, генерал Добри Джуров и Георгий Лозанов дружно, как подобает настоящим патриотам, отбивали нападки соседей. Лишь Мать Тереза сидела и тихо улыбалась, наблюдая эту нелицеприятную картину вечной балканской свары.

— Товарищи! — наконец попытался призвать к порядку разошедшихся гостей Тодор Живков, — то-ва-ри-щи! Мы же с вами коммунисты-интернационалисты. Будьте же взрослыми людьми! Я предлагаю сделать перерыв, выпить вина, водки, чая, кофе, кому что нравится, вот десерты тут какие-то, пойти пройтись по парку, подышать свежим воздухом. Сегодня, к нашему удовольствию, природа сделала нам подарок. Выгляните в окно! Как ярко светит солнце. Это символ! Символ и призыв к взаимопониманию. Через час, нет, через два, после захода солнца, давайте соберёмся ещё раз и подумаем вместе, что же мы всё-таки можем сделать. Товарищ Чаушеску, когда вас будут расстреливать, вряд ли вам будет интересно, кому принадлежит Южная Добруджа.

Чаушеску обиженно поджала губы, но промолчала, сознавая правоту старого болгарина.

Тем временем Живков подошёл к Джурову:

— Добри, я бы хотел тебя попросить об одном маленьком одолжении… Ты же слышал, как эти напыщенные индюки готовы передраться даже на краю могилы?

Старый партизан изобразил понимание и пригладил густые усы.

— Да, Тодор, вечная проблема Балкан, — постоянная грызня родственных народов между собой. Ты же знаешь настоящее лицо Матери Терезы с её Калькутским проектом?

— Конечно, знаю, но я сейчас не об этом. Добри, я хочу тебя попросить, не сообщать русским о нашем сегодняшнем собрании. Нет, не так! Лучше ты расскажи своим кураторам что-нибудь нейтральное.

— Например?

— Например, что мы искали почву для объединения всех стран народной демократии в едином Балканском союзе.

— Тошко, а ты не боишься, что тогда они точно испугаются и с перепугу устроят тебе сибирские каникулы до конца твоих дней?

— Ну, не дурак же Андропов! Он же знает историю, и понимает, что балканские страны никогда ни до чего не договорятся. А такие собрания могут вернуть и СФРЮ, и Албанию в «семью соцстран».

— Хорошо, это будет хорошей маскировкой. Беда еще в том, что кроме меня твоя Аничка тоже пишет донесения и нашему Савову, и «братушкам».

— Как?! Почему же мне об этом ты говоришь только сегодня? Это плохо, придётся с ней что-то делать. Ликвидировать, наверное, не стоит, но перевести в какую-нибудь дальнюю резиденцию, в туже «Перлу» можно. Пусть наблюдает за состоянием здоровья персонала. Не ожидал я от неё такого.

* * *

Эфиопский кофе и в самом деле был превосходен, болгарский «Мавруд» из личных подвалов главы Болгарии тоже соответствовал уровню встречи, как и белый «Айсвайн». Погода, несмотря на солнце, не способствовала прогулкам, ноябрь с его влажным и пронизывающим ветром быстро загнал всех обратно под крышу виллы.

— Друзья! — Снова взял слово хозяин. — Я, кажется, нашёл выход из того тупика, в который мы с вами зашли сегодня. Я предлагаю сделать следующим образом…

 

ГЛАВА 24. НАД СЕДОЙ РАВНИНОЙ МОРЯ

Греция. Остров Санторин. Симпозиум по вопросам развития цивилизации. Константинос Цацос — президент Греции. 24 января.

Через неделю в университетах Софии, Белграда, Бухареста, Загреба, Ясс и Тираны появились объявления. Студентам, интересующимся развитием науки, техники и общества предлагалось принять участие в конкурсе на лучшее эссе на тему развития некой абстрактной страны с параметрами, приблизительно напоминающими Болгарию или Румынию. Призовой фонд был просто по царски щедр, но сроки коротки, а требования чрезвычайно просты. Все участники, высказавшие хоть какие-то собственные мысли, приглашались на собеседование. После собеседования, тех парней и девушек, чьи ответы казались комиссии интересными, предлагалось участие в работе «группы исследователей», с покрытием всех расходов.

В результате были отобраны команды по десять человек от каждой страны и назначена интеллектуальная игра на период каникул после зимней сессии.

Кроме того, ребятам было поручено составить обзор научной прессы для выявления наиболее смелых молодых исследователей. При этом предложено было главное внимание обращать на смелость, на отход от традиционного взгляда. Таких набралось еще полтора десятка. Им, как и многим мировым звёздам научной фантастики и футурологии были высланы именные приглашения для участия в игре.

Саму игру решили провести на острове Санторин, сняв через подставных лиц самый большой местный отель. При этом арендатором сделали, специально организованную, греческую венчурную компанию с ничего не говорящим названием «Авголемоно». Такое решение подсказал Добри Джуров, убедив всех, что лучше не привлекать излишнего внимания к этому мероприятию. Отельеры рады были заработку, поэтому легко согласились сохранять конфиденциальность всего происходящего.

Начало мероприятия было назначено на 24 января. Организаторы почему-то решили, что в большинстве университетов к этому времени сессия уже закончится. Следствием этого стало то, что приехать смогло только пара десятков студентов. Зато совершенно неожиданным был наплыв маститых писателей-фантастов. Начиная от патриарха научпопа или сайнс фикшн Фредерика Пола и заканчивая молодыми начинающими дарованиями из области прогностики и футурологии. Дайана Халперн, Фрэнсис Фукуяма, Льюис Либби и ещё с десяток молодых, но уже успевших дать о себе знать будущих звёзд.

Январское небо над кальдерой древнего вулкана Фера вечером первого дня симпозиума висело так низко, что казалось, вот-вот зацепится сивыми клочьями облаков за верхушки кипарисов окружающих отель. Ветра не было, от этого серое море казалось стальным листом, уходящим к горизонту. Температура к вечеру упала до плюс десяти. Быстрые зимние сумерки заволокли сгущающейся пеленой окрестный берег. Лишь свет в домиках немногочисленных местных жителе на противоположном берегу кальдеры свидетельствовал о том, что жизнь на планете всё-таки существует. С танцпола в ресторане на первом этаже доносилась бодрая танцевальная «Friday night», напоминая о том, что всякая рабочая неделя должна заканчиваться шумной пятничной вечеринкой.

Константинос Цацос в тёплой лыжной куртке стоял на балконе старого отеля «Анессис». До сегодняшнего дня президенту ещё ни разу не довелось побывать в этом необыкновенном месте. Цацос был далеко не молод, поэтому отдавал себе отчёт, что этот симпозиум может не прийтись по вкусу ни ЦРУ, ни КГБ. Поэтому лишь после долгих уговоров соседям, а по совместительству коммунистическим диктаторам, удалось добиться его согласия на проведение тайного симпозиума на территории Греции. Лишь с условием — не допускать на заседания журналистов.

К вечеру первого дня Цацос удостоверился, что напрасно поддался на уговоры Тодора Живкова. Особенно после выступления этого странного американца Джорджа Фримана. Фриман открыто заявил, что, видите ли, малые государства суверенны чисто декоративно, ибо должны играть роль сателлитов крупных и сильных политических игроков. Ни Албания, ни Югославия, ни Швеция со Швейцарией его не убедили.

Цацос поплотнее запахнул полы куртки и поёжился. С моря внезапно задул пронизывающий холодный ветер. Однако мысли президента независимой Эллады, пять лет назад сбросившей «чёрных полковников», продолжали крутиться вокруг сегодняшних выступлений. Основная цель, озвученная организаторами — «Условия для успеха малых государств» была ему близка. В какой-то момент Цацосу даже стало жаль, что на следующий день утром он будет вынужден вернуться в Афины к текучке государственных дел. Внезапно в носу зачесалось, и президент громко чихнул.

— На йесте кала! — услышал он чей-то приятный баритон у себя за плечом.

— Эвхаристо! — машинально ответил он на приветствие, тут же обернувшись к внезапному собеседнику.

— Как вам сегодняшнее заседание? — рядом с ним стоял высокий мужчина с густыми бровями и очень глубоко сидящими глазами. Что-то в нём показалось знакомым Цацосу.

— С кем имею честь?

— Василис Василикос, греческий писатель, волею судеб.

— Так вот почему ваш облик мне знаком. Наверное, я видел вас в газетах, или по ТВ.

— Вполне возможно, хотя я не стремлюсь к публичности. Всё-таки, я осмелюсь повторить свой вопрос, господин президент, как лично вам показалась главная тема?

Президент на минуту задумался, взвешивая слова:

— Тема актуальна и, как мне кажется, вполне своевременна. Когда мир расколот надвое, он всё время рискует свалиться в пучину глобальной войны, при этом, поводом может послужить даже нелепая случайность. Сбой в электронике и всё, жизнь на планете завершилась. Поиск путей к многополярному миру — это уже хорошо само по себе, а в компании таких талантливых, таких одарённых людей… — Цацос опять задумался.

— В компании талантливых визионеров это может привести к непредсказуемым последствиям, вы, наверное, это хотели сказать? — широко улыбнулся Василикос.

— А вот старших перебивать не хорошо, — погрозил ему пальцем президент, — я этого не говорил, и надеюсь, что ни к чему такому вы все тут не придёте, даже без наблюдения папочки.

— Господин президент, а пойдемте, я вас угощу метаксой! — Вдруг предложил Василикос, — всегда мечтал выпить с президентом. Будет в старости, о чём внукам рассказывать.

Санторин. Отель «Анессис». Второй день симпозиума.

Утро следующего дня почти сразу после завтрака начались доклады рабочих групп, которых образовалось целый десяток. Чтобы заслушать всех пришлось ввести регламент, ограничив время выступления. В конференц-зале царила непринуждённая атмосфера группового вдохновения и полёта творческой фантазии. Выступления постоянно прерывали реплики с мест, смех и возгласы «браво», одобрительный свист и аплодисменты.

Право открытия второго дня симпозиума выпало ещё одному патриарху мировой НФ — Роберту Шекли.

— По статистике, — начал он, сразу перейдя к делу, — в развитом обществе содержится около 5 процентов людей, сочетающих креативный потенциал в какой-либо практической области с нонконформизмом, т. е. деятельным неприятием общих социальных норм и законов. Эти люди — проблема для общества, и правительства. Из них выходят изобретательные мафиози и создатели тоталитарных культов. Но! Из них же выходят гениальные ученые, великие артисты и проводники технических инноваций. Они — как социальный витамин.

Так вот, предваряя сегодняшние выступления, я хочу предложить обратить внимание именно на эти пять процентов. Ведь если в руде содержится даже тысячная доля процента золота, то прииск считается рентабельным. И это всего лишь банальное золото. А пять процентов это уже вполне ощутимое количество. Поэтому объявляю сегодняшнее заседание открытым.

Исходными условиями были назначены следующие параметры некой выдуманной страны Алборуславии:

Население - 25 миллионов жителей, мужчин и женщин поровну, со средним составом семьи, массовым средним образованием. Средняя продолжительность жизни 70 лет.

Территория площадью 300 тысяч квадратных километров, расположена в субтропическом климате, имеет выход к морю. Значимые месторождения полезных ископаемых отсутствуют.

Страна имеет богатое историческое наследие, множество народных ремёсел, интересные аграрные традиции.

Задача: — выбрать и организовать политику и экономику таким образом, чтобы население её было не только сыто, одето и образованно, но и гордилось своей страной, стремилось жить и растить в ней детей, даже имея право свободны передвижения.

Весь вчерашний день группы занимались наработкой идей, их отсевом и выстраиванием на основе этих идей каких-то политэкономических структур.

По жребию выступать первыми выпало группе, в которую входили студент Гарвардского университета Фрэнсис Фукуяма, болгарский начинающий писатель Акоп Мелконян, студент-биолог Обри Ди Грей, психолог Джанет Джеппсон и председатель сегодняшнего заседания — Роберт Шекли.

В знак уважения честь докладывать основную концепцию группы предоставили самому пожилому члену группы, мистеру Шекли. Пятидесятилетний мэтр американской и мировой фантастики, после вчерашних интеллектуальных упражнений чувствовал творческий подъём.

— Парни и девочки! Мы тут с ребятами вчера так классно оторвались, что я начну с того, что выражу своё негодование организаторам… — Шекли сделал театральную паузу, — почему таких симпозиумов не проводилось раньше? Это досадная ошибка и она должна быть исправлена. Такие собрания должны проходить регулярно, но в более подходящую погоду. Например, острова Океании или Карибы прекрасно подойдут.

Теперь к основному. Я, пожалуй, лишь кратко, в одно касание, опишу саму предлагаемую систему, а потом вон тот косоглазенький детально всё разжуёт.

— За косоглазенького можно и в глаз, — задорно выкрикнул с места совсем не по-японски экспрессивный Ёсихиро Фукуяма. — Я вам, уважаемый мистер Шекли, могу показать, как отвечают у нас в Пенсильвании таким задавакам.

— Спокойно, бро, — это была всего лишь шутка. Если она тебя, Фрэнсис, как-то задела, я готов извиниться. Давай, лучше начинай доклад.

— Договорились, ваши извинения я готов принять в перерыве. — Закончил перепалку Фукуяма. — И бутылкой пива вы не отделаетесь.

Шекли вышел к кафедре пригладил, без того гладкие волосы и широко улыбнулся в зал.

— Итак, мы имеем очень неплохие стартовые условия. Однако играть самостоятельную роль такое государство не может, слишком мал внутренний рынок, отсутствуют природные ресурсы, а слабая промышленность не позволяет содержать армию для полноценной обороны.

Мы вчера обозначили три возможных стратегии развития такого государства. Первый путь примкнуть к Западному блоку, второй — к Восточному, и третий, самый на наш взгляд интересный, который мы назвали «партизанский». С первыми двумя всё понятно, ими идут все, кому-то при этом удаётся обеспечить населению приемлемые условия жизни, кому-то нет. Тито и Чаушеску пытаются «сосать двух маток», но при этом зачем-то тратят массу ресурсов на индустрию. — На мгновение знаменитый писатель устремил взгляд в потолок, потом улыбнулся чему-то и продолжил. — Извините, я отвлёкся от темы. После долгих и горячих споров мы пришли к решению. Назвали такую стратегию «партизанская» цивилизация.

Суть «партизанского пути» в том, чтобы максимально снизив расходы на госаппарат, на тяжёлую промышленность, на оборону, пустить средства в несколько самых перспективных направлений. Самое перспективное из которых, — «скупка мозгов» по всему миру. Второе «скупка рук» то есть приглашение в страну самых интересных дизайнеров, художников, ремесленников. Создавать для яйцеголовых максимально комфортные условия для жизни, творчества и разработки действующих моделей. Максимально облегчить получение патентов на лучшие образцы и торговать на внешнем рынке этим продуктом жизнедеятельности инженеров, изобретателей и учёных. Такой супер-университет размером со страну.

А теперь пусть мистер Фукуяма раскроет подробности. — Завершив выступление, Шекли вернулся на своё место, а ему на смену поднялся Фрэнсис Фукуяма с большим листом бумаги в руках. На листе были изображены какие-то палочки, стрелочки и квадратики.

Через час ему кое-как удалось подойти к логическому заключению. Слишком много он уделил внимания числовым характеристикам торговли новыми знаниями, хотя прибыльность этого при государственной поддержке была очевидна. Большинство слушателей заскучали, поэтому организаторы решили сделать маленький перерыв на чашечку кофе, перед тем как послушать доклад следующей команды.

— Мистер Фукуяма, извините за любопытство, можно личный вопрос? — к Фрэнсису подошёл высокий крепкий брюнет с шеей борца и мощными бицепсами. — Светослав Дончев, писатель. Я здесь представляю Софийский университет.

— Да, можно, если меня что-то не устроит, я совру, — хитро усмехнулся Ёсихиро.

— Собственно, я в развитие вашей концепции. Чем вы сейчас занимаетесь? И есть ли у вас планы на ближайшее будущее?

— На данный момент я заканчиваю обучение в Гарварде. Планы у меня, конечно, есть. Но говорить я о них пока не хотел бы. Могу только сказать, что покидать Америку не планирую.

— Хорошо. Тогда, может быть, вы поделитесь соображениями, что и сколько надо предлагать специалистам вашего уровня, чтобы они согласились выехать на временную работу, например, в Болгарию?

— Хороший вопрос. Вы же понимаете, что у каждого человека свои мотивы, свои запросы, свои ожидания. Одно могу сказать совершенно точно, Болгарии надо менять законодательство, чтобы приглашённые специалисты чувствовали себя в безопасности, могли в любой момент выехать из страны, в любой момент вернуться. Безопасность и свобода информации — это, наверное, самое главное.

— Я вас понял, мистер Фукуяма, хотя и удивлён безмерно. Такой свободомыслящий человек и так подвержен западным стереотипам. К вашему сведению, в Болгарии очень низкий уровень преступности.

— Это я знаю! — в очередной раз улыбка скользнула по лицу Фукуямы, — просто, в социологии есть одна интересная закономерность, — чем выше уровень насилия на уровне государства, тем ниже уровень уголовной преступности. А преследование на уровне спецслужб гораздо более опасно, чем опасность столкнуться с разбойником на улице. Но вы, камрад Дончев, не расстраивайтесь, на западе многие учёные видят в коммунизме настоящего могильщика буржуазии. Они ошибаются, я считаю, но они есть, и их довольно много. Пойдёмте в зал, сами увидите.

В зале действительно к этому моменту начал доклад Уильям Гибсон, создатель нового жанра в фантастике позже названного «киберпанк».

Предложение его группы было не столь революционно. Группа предложила создать на базе этого фантастического государства — государство концерн, направленный на «индустрию красоты». Косметика, дизайн тела, трансплантация, пластическая хирургия, трансморфинг, физкультура. Вот, по мнению группы, набор направлений развития. Ради этого, страна должна была включиться в Восточный блок, наработать конкурентоспособный товарный блок, а потом быстро-быстро перебежать к Западному блоку, возможно через смену персоналий у власти.

Неожиданно, многим из присутствующих такое решение понравилось. Как-то он выглядел очень реально. К тому же, большинство присутствовавших были воспитаны в рамках стереотипов, относивших СССР с его сателлитами к империи зла.

К сожалению «левый» концепт смогла выдвинуть и обыграть только одна команда. Негласными её лидерами были футурологи Курцвейл и Нейсбит, а в состав входила бабушка феминистского движения Урсула Ле Гуин и югославский писатель-абсурдист Милорад Павич. Наверно поэтому их концепцию можно было назвать «мобилизация в рай» и описывала скорее общество более справедливое, чем счастливое.

— Путь к счастью, прост, — в преамбуле к выступлению задвинула мадам Ле Гуин, — это поголовная наркотизация. Героин в водопровод и все поголовно счастливы. Не счастье конкретного индивида является целью существования цивилизации, а нечто большее, скрытое от нас ограниченностью нашего разума. Мы пока не знаем, что это, но должны быть готовы к совместным действиям и начать можно с одной небольшой страны. Страны-армии. Гражданин-солдат с пелёнок и до могилы. Счастье каждого в готовности отразить любое неблагоприятное явление, хоть природное, хоть цивилизационное, от нападения соседей, до столкновения с кометой.

Мадам Ле Гуин выступала всё время отпущенное группе по регламенту, но говорила так завораживающе, так искренне, что под самый конец выступления тоже сорвала аплодисменты.

Остальные группы в этот день тоже выступали с подъёмом. Как давно замечено, творческий порыв подобен инфекции, он легко передаётся от человека к человеку, даря состояние эйфории.

Тодор Живков был очень доволен. Идей набралось на целую книгу. Пора было возвращаться на родину, чтобы поручить лучшим умам страны, на основании этих идей, сформулировать цель развития Болгарии, и возможные пути достижения этой цели. Пугало только одно — кого назначить лучшими умами?

* * *

За неделю, проведённую на зимнем вулканическом острове посреди бурного Эгейского моря, все участники этого мозгового марафона сблизились настолько, что девушки просто рыдали в голос при прощании в Афинском аэропорту. Уильям Гибсон пообещал написать супер бестселлер по мотивам этого симпозиума, у него даже уже готово название «Симпозиум между Сциллой и Харибдой». Детектив в духе Агаты Кристи. Зато Урсула Ле Гуин решила, что лучше уделять больше времени феминистскому движению, а не пустому писательскому творчеству. В общем, можно сказать, что мировая культура получила мощный толчок.

 

ГЛАВА 25. ДА, ДО ЭТИХ ШТУЧЕК МАСТЕР ЭТОТ САМЫЙ ДЖОН ЛАНКАСТЕР!

София. Натан Фарб. 10 февраля

Прошло уже почти полгода, как Натан Фарб приехал в Болгарию. Господи! Как же ему надоела эта страна с её симпатичным, но туповатым народом, с ужасным сервисом, с плохими условиями жизни, это же надо до такого додуматься — держать скотину в том же доме, где живёт всё семейство. Хоть вход в жилые помещения отдельный, и на том спасибо. Запах навоза, всё равно чувствуется, и, кажется, что настолько въелся в одежду, волосы и даже кожу, что не смоется никогда. Сегодня утром Натан решил встретиться с главой американской разведки, чтобы ему наконец разрешили вернуться на родину. Так как за полгода он так и не увидел никого похожего на того паренька из Сибири.

Натан шёл по бульвару Баучера по направлению к Южному парку, где расположено посольство США. Бульвар весной, летом или даже осенью выглядел бы симпатично, но зимой с голыми скелетами лип, дубов и каштанов он навевал только тоску и депрессию.

Внезапно кто-то легко тронул Натана за рукав его куртки.

— Добрый день, мистер Фарб! — Натан обернулся на голос и обомлел от удивления. Его догнал тот самый «зверь, что на ловца бежит», или как там, в русской пословице? Разыскиваемый собственной персоной стоял перед ним, довольно улыбаясь во все тридцать два зуба.

— Не ожидали меня встретить, мистер Фарб? — Довольный произведённым впечатлением Борис попытался завязать беседу. — Какими судьбами вас занесло в Софию?

— О! Йес, я есть очьен удивлённый и очьен рад тебья видьеть, Боб! — Натан наконец-то обрёл дар речи. — Я здесь зимовать… зиму, снимать интересный места в Болгарская Македония, теперь собираться домой. Соскучился по Америке, очьен. А ты, Боб как попасть в Софию из Сибирь?

— Это секрет, — улыбнулся Боб в ответ. — Может, пойдём к нам? Мы с женой здесь живём недалеко. Вон за тем парком «Кашарите» маленький район «Холодильник», там наша квартира. Жена будет очень рада с вами познакомиться, она хочет стать журналистом и наверняка попросит вас что-нибудь рассказать, а потом напишет статью. Правда, её пока дома нет. Это у меня график непредсказуемый, а ей ещё два часа в канцелярии сидеть… Ну, так как?

— Ноу, нет, сорри, — покачал головой Натан с искренним сожалением. — Сейчас я должен встретиться с шеф, через 10 минетс. Потом я с огромным удовольствием сидеть с тобой и поговорить, но только потом. Бизнес бефор плеже, как говорят у нас в Штатах. А ведь твой прогноз очень помочь моя сестра Сара.

— Хорошо, а когда ты освободишься?

— Ос-во-бо-диш-са? Что это значить, Боб?

— Уэлл, вилл би ю фри?

— Ай донт ноу, мэй би файф, я не думать, что это занять много время. Я должен доложить о готовность и определить дата вылета в Америка.

— Гуд! Я буду ждать тебя прямо здесь, как раз успею купить что-нибудь к столу, а то не помню, есть у нас дома какая-нибудь еда, или нет.

* * *

Ровно в четыре Натан Фарб переступил порог кабинета старшего советника секции культурного сотрудничества Генри Макдугала. Высокий и немного обрюзгший от сидячей работы Макдугал от удивления даже привстал с рабочего кресла.

— Мистер Макдугал! — возбуждённо начал фотограф-шпион, — эта история приобретает всё более волшебные свойства!

— Дорогой мой Фарб! Не стоит так переживать, садитесь к столу, глотните воды и расскажите по порядку, что там у вас. Как я помню, вы просили освободить вас от вашей странной, на мой взгляд, миссии. АНБ дало на это согласие. Все необходимые документы и билет на самолёт в канцелярии. Можете забрать и гуд бай в Америку. Что-то не так?

— Да, мистер Макдугал, вы правы, всё так и было. Но только что всё резко изменилось! Десять минут назад я встретил Боба. Да, да, да! Того самого, которого я полгода ждал в Благоевграде! Я чуть не лишился дара речи. Он меня первым узнал, и мы до посольства дошли вместе. Договорились встретиться в пять у дома напротив, пойти к нему поболтать.

— Мой бог! Этого… не может… быть! — медленно с длительными паузами проговорил посол. — Этого просто не может быть!

— Я бы с вами согласился, если бы сам не участвовал в этом, мистер Макдугал. Я думаю, мне надо будет его напоить и разузнать поподробнее, каким образом он всё-таки узнаёт будущее, и что он делает здесь. Может у вас есть какая-нибудь сыворотка правды? Я мог бы ему подсыпать, если она не вредит здоровью, не хотелось бы, чтобы парень пострадал.

— Хорошая мысль, дорогой Фарб, конечно, мы дадим вам порошка, после которого у вашего подопечного наступит такой прилив откровенности в сочетании с повышенной общительностью, что вам останется только запоминать.

Макдугал встал с кресла и подошёл к портрету президента, висящему у него за спиной. За портретом скрывался вмонтированный в стену сейф, откуда он извлёк небольшую капсулу. Зачем-то взболтал содержимое и протянул Фарбу.

— Мистер Фарб, это и есть препарат амобарбитал или, как его называют на нашем сленге «болтунчик». Его надо просто растворить в напитке, и лучше, если это будет алкоголь. Через пару часов «пациент» сам всё расскажет. Только будьте, пожалуйста, осторожны, не теряйте ни грамма порошка, ни клочка обёртки от него. Обёртку вообще лучше сжечь. Не дай бог, если эти улики попадут в руки ДС. Греха не оберёшься. Если что, имейте в виду, Америка здесь ни при чём, всё — ваша личная инициатива.

Гордый от осознания важности своей патриотической миссии Натан через час покинул здание посольства. На противоположной стороне его ждал Боб с большим пакетом в руке. Уже от КПП посольства Фарб широко улыбнулся и сделал пальцами знак «V», что должно было означать, — всё идёт прекрасно.

Через пятнадцать минут мужчины уже сидели на кухне. Борис разлил по бокалам красное сухое «Меча кръв», достал из пакета свежие помидоры, огурцы, зелень, собрался резать луканку, но решил спросить гостя:

— Мистер Фарб, вы какую из болгарских колбас предпочитаете — луканку, суджук или кебачету?

— У нас, у евреев свинина — не кошерно. Всё остальное пойдёт. Я тут за полгода освоился, и скажу, что закуски, лучше бараньего суджука, особенно с тмином и чесноком, мне не попадалось.

— А нам как-то суджук не зашёл, показался слишком сухим. Поэтому я сейчас Лене позвоню, попрошу, чтобы по дороге купила.

Пока Боб звонил по телефону. Натан насыпал в один из стаканов «болтунчик», а чтобы не ошибиться, другой бокал он подвинул поближе к себе. Даже накрыл его зачем-то салфеткой.

Эти приготовления не прошли мимо внимания Боба. Он достал какой-то купленный в Софии альбом исторической фотографии и предложил Фарбу, скрасить досуг пока он занимается столом. Пока гость разглядывал картинки, и в самом деле весьма интересные для профессионала, Борис незаметно поменял бокалы, также накрыв гостевой той же самой салфеткой.

Через четверть часа с подготовкой к банкету было покончено.

— Предлагаю поднять бокалы за такую неожиданную встречу! — решил не тянуть больше кота за яйца хозяин дома, — моя дорогая жёнушка придёт не ранее чем через час, поэтому ждать её нет смысла. Ваше здоровье, мистер Фарб!

— Йес, йес, оф коз, давайте пить за такой удивительный встреча — поддержал идею Фарб. — Конечно, надо выпить, а потом вы мне рассказать, почему вы в Болгарии, гуд? И ещё что-то из будущего сможешь мне рассказать?

— Да, не вопрос, Натан! Сейчас по паре бокалов жахнем, и пока супружницы моей нет, я тебе, что успею, расскажу обязательно, год этот очень богатый на события.

— А твоя жена не знает? Ты ей не рассказал?

— Нет, а зачем?

— Ну, как? Она же тебе самый близкий человек.

— Так поэтому и не говорю ничего. Как у нас в России издавна говорят — меньше знаешь — крепче спишь.

— Это прямо как Экклезиаст: «во многой мудрости много печали; и кто умножает познания, умножает скорбь».

— В отличие от вас, мистер Фарб, она у меня девочка простая и ей надо будет что-то с этими знаниями делать, а она хочет журналистом стать. Вот и думайте, к чему её могут привести лишние знания?

Через пару часов американца внезапно охватила волна эйфории. Ведь Боб рассказал ему такие важные факты, что Фарба должны будут наградить «Золотой медалью Конгресса» не меньше. Он же сможет теперь сделать столько важного и полезного для американского народа.

Борис сказал, что 14 февраля, то есть всего через четыре дня в Афганистане будет похищен, а потом убит американский посол. Это, конечно, очень важная новость, но были и более важные. Во-первых, 10 мая войска СССР войдут в Афганистан. Суперсенсация конечно, но, во-вторых, была и более важная — 28 марта произойдёт авария на АЭС Три-Майл Айленд, это же риск заражения Филадельфии, Балтимора, Нью-Йорка и даже, может быть Вашингтона. Надо срочно звонить в посольство и сообщить, чтобы эти умники из Комиссии по ядерному регулированию что-то предприняли, пока есть время.

Боб уже казался Натану лучшим другом и старинным знакомым. Фарба разбирал беспричинный смех, но это не казалось ему странным, наоборот, такое состояние даже нравилось.

— Боб, представляешь, приходить я сегодня к мой шеф, дверь ногой бах! А он, такой, сидеть, ничего не понимать. Гы-ы-ы-ы! Я ему, — мол, я встретить, «Пророк», соу тебя в ЭйЭнЭс назвали, смешно! — он со смехом, лупит ладонями по столу.

— Он будет очень довольный! Теперь я не зря полгода в Болгарии жить! А то бы сегодня уехать, вот смех был бы!

Как раз к этому времени подошла после своей канцелярской работы Леночка. Она так приглянулась Фарбу, что тот тут же полез целоваться, не стесняясь присутствием законного супруга. Впрочем, никаких целей, кроме выражения искреннего восхищения, он не преследовал и вскоре угомонился.

 

ГЛАВА 26. ВИХРИ ВРАЖДЕБНЫЕ ВЕЮТ НАД НАМИ

София. Американское посольство. Старший советник Генри Макдугал. 25 февраля

Старший советник секции культурного сотрудничества при посольстве США в НРБ, а по совместительству резидент Центрального Разведывательного управления, мистер Генри Макдугал пребывал в прекрасном расположении духа. Ещё бы! Ведь полгода ожидаемый объект «Пророк» вышел на агента сам. Мало того, он тут же пошёл на контакт. Жаль, что не с предложением непосредственного сотрудничества. Но это мелочь, поскольку раскрутить любого жителя Восточного блока на совместную работу по защите мира, прогресса и демократии дело техники. Правда, объект не играет в казино, не пьёт, и на зависть многим, счастливо женат. Это пустяки, можно как раз через любимую жену его к сотрудничеству и склонить.

Макдугал сладострастно потёр потные ладошки, откинулся в своём новом удобном кресле и погрузился в размышления. Ведь «Пророк» не только проявился, но и сообщил Фарбу важнейшие данные. На взгляд Макдугала самым важным из всего этого было сообщение о вторжении русских в Афганистан. Двухлетняя работа по заманиванию красного медведя в афганский капкан оказалась не напрасной. Медведь теперь обречён двигаться прямиком в расставленные сети. Теперь вопрос его падения — дело времени. Лишь бы он не вышел к нефти Персидского залива.

Так… Как мне подать эту новость старине Гейтсу, чтобы получить максимальную пользу для себя любимого? Этот Гейтс любит красочные доклады, графики и диаграммы. Надо это грамотно преподнести, тогда можно будет ждать карьерного роста.

Макдугал вызвал к себе по селектору молодого референта и вдвоём они с воодушевлением взялись за сочинение докладной записки о полученных прогнозах.

Но про угрозу похищения старины Дабса он решил доложить в первую очередь. Звонок, однако, никаких последствий не имел. Его поблагодарили, сообщили, что примут все возможные меры, но по тону посла, было понятно, что дальше эта информация не пойдёт.

Прогноз о взрыве на АЭС Макдугала сильно не впечатлил. Его родственники жили в Калифорнии, и судьба Восточного побережья его не интересовала, а пользы для карьерного роста он не видел.

27 февраля американское агентство «Рейтер» в вечернем сообщении процитировало заявление президента Джимми Картера:

— …Любая попытка внешних сил установить контроль в Центральной Азии, изменить ситуацию в Пакистане, Афганистане или странах Персидского залива, будет рассматриваться как посягательство на жизненные интересы США. Такое посягательство будет отражено путем использования всех необходимых средств, включая военную силу… — Джимми Картер говорил ещё что-то, но именно после этих слов Макдугал понял, что его сообщение достигло адресата.

Стамбул. Квартал Гюргерен. Мехмет Али Агджа. 1 февраля.

1 февраля 1979 года, Стамбул, большой бульвар в квартале Гюнгёрен был практически пуст. К стене одного из домов прислонился человек, равнодушный к ледяному ветру, который гонит по улице всякий мусор. Стройный, обросший жесткой черной бородой, он прячет руки в карманах пиджака. Человек терпеливо ждет. Из-за поворота выехал красный «Форд». За рулем человек лет пятидесяти. Они замедляет скорость, чтобы свернуть в узкую улочку. Абди Ипекчи, известный журналист, главный редактор турецкой газеты «Миллиет» думает, что вернулся домой.

Молодой человек делает несколько шагов, отделяющих его от машины. Теперь двумя руками он сжимает пистолет и, слегка расставив ноги, словно в тире, стреляет. Автомобиль останавливается. Абди Ипекчи сползает с сиденья, смертельно раненый несколькими пулями. Убийца прячет оружие в карман и быстрым шагом направляется к неприметному серому «Фиату», что ждет его на бульваре. Через несколько секунд машина исчезает, увозя Мехмета Али Агджу, 21 года, и его сообщника, активистов турецкой националистической Партии «Бозкурт», известной в мире как «Серые волки».

В тот же день Агджа уезжает из Стамбула в Анкару, а оттуда — в Малатью. Он спокойно ждет, пока стихнет эхо последнего преступления.

Демократические журналисты проявляют солидарность с убитым редактором «Миллиет» и объявляют крупное вознаграждение за информацию об убийце

* * *

18 марта 1979 г. Председатель ревсовета Афганистана Нур Мухаммед Тараки в продолжительном телефонном разговоре с Косыгиным жалуется на отсталый народ Афганистана, на засилье мулл, отсутствие рабочего класса. Особенно напирает на возможное падение города Герат. По его мнению, только массовый ввод войск СССР — может спасти демократические завоевания и обеспечить дальнейшее строительство социализма.

— Наши общие враги только и ждут того момента, чтобы на территории Афганистана появились советские войска. Это им даст предлог для ввода на афганскую территорию враждебных вам вооруженных формирований, — чётко и недвусмысленно заявил глава советского правительства афганскому коллеге. — Слышали, дорогой Тараки, что Картер сказал месяц назад? Не хватало нам ещё с американцами сцепиться.

Незадолго до Тараки в Москву звонил премьер-министр Хафизулла Амин и почти умолял о том же самом министра обороны СССР Устинова.

— Социализм на Афганской земле держится из последних сил, мы на пределе, армия не надёжна, офицеры из аристократов всё чаще переходят на сторону мятежников, пролетариат у нас отсутствует. Только ваша помощь может спасти положение. Если победят моджахеды, то в стране американские базы. Вы этого хотите?

Ни Косыгин, ни Устинов не соглашались на ввод войск, понимая, какие последствия это вызовет. Обещали помощь. Оружием, боеприпасами, продовольствием.

В марте, как и предупреждал Тараки, вспыхивает мятеж в Герате. Войска переходят на сторону народа, части, оставшиеся верными правительству, оставляют город. Это даёт повод Тараки и Амину усилить давление на советское руководство, шантажируя русских положением нескольких тысяч советников, строителей, врачей, отправленных в Афганистан из СССР. Ситуация становится настолько драматичной, что их просьбы, несмотря на позицию Политбюро, уже поддерживают и все советские представители в Афганистане — посол, представители по линии КГБ и армии. К осени более семидесяти процентов территории страны Кабульские власти не контролируют.

Гражданская война вызвала мощный поток беженцев из страны. Бежали в основном пуштуны, их соплеменники жили по ту сторону границы на территории Пакистана, к осени на территории Зоны племён были развёрнуты лагеря для приёма единоверцев насчитывавших к этому времени уже около полумиллиона человек. Именно из этих лагерей черпали «шахидов» все полевые командиры афганских повстанцев. Благо, что молодых горячих парней здесь было много, делать им было нечего, к тому же, игра в «джихад» была почётна.

Исламабад. Резиденция президента Пакистана. Генерал Зия-уль-Хак. 16 марта.

Зия-уль-Хак после выступления американского президента Картера испытал небывалый подъём. Аллах, да будет благословенно имя его, услышал его молитвы. Неверные всё-таки начнут убивать неверных. Это не может не радовать сердце правоверного. Месяц назад эмиссары из Вашингтона предлагали ему четыреста миллионов долларов на благое дело войны под зелёным знаменем пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует. На фоне разворачивающихся событий четыреста миллионов — жалкая подачка. С восточной хитростью генерал отказался от неё. Пусть русские достроят «Пакстил». Потом они почувствуют гнев воинов ислама на собственной шкуре. А если и не достроят, то с помощью Аллаха, да святится имя его, пакистанцы его и сами достроим. Они докажут гяурам, что под зелёным знаменем тоже можно строить и побеждать.

Разведка докладывает, что положение афганских предателей Мухаммеда катастрофическое. Вчера правоверные братья захватили Герат. Трусливые красные собаки бежали впереди их самолётов. Если их теперь чуть-чуть подтолкнуть, то эти безмозглые идиоты, отрекшиеся от веры отцов, падут как перезрелый гранат. А дальше нас ждут наши угнетённые братья за Пянджем. Скоро, очень скоро зелёное знамя пророка воссияет над древней землёй Маверанахра. Пора настала вооружать американским и китайским оружием пуштунов и отправлять их на священный джихад. Эти храбрецы смогут показать, как должны сражаться и умирать настоящие мюриды. Вот только надо сделать это, осторожно, чтобы Пакистан остался в стороне, Пока не достроят «Пакстил», впрочем, это я уже на второй круг пошёл. — Мысли возносили генерала до невиданных высот. Он уже видел себя лидером всего исламского мира.

Зия-уль-Хак в возбуждении прошёлся по кабинету, подошёл к большому панорамному окну, выходившему на прямой как взлётная полоса проспект Кайабан-е-Каид-е-Азам. Проспект уходил к самому горизонту, теряясь в утренней дымке. Казалось, что это олицетворение славного и прямого, как копьё, пути Страны Чистых. Да! Надо твёрже проводить в жизнь заветы пророка Мухаммеда, да благословит его Аллах и приветствует. Пакистан, создан во имя ислама, и будет твёрд в истинной вере, а его народ будет держаться священного Корана. Поэтому введение исламской системы необходимое условие процветания страны.

— Хм-м-м, а ведь неплохо получилось! Надо записать, выучить и вставить в следующее телеобращение к народу. — Сам себя похвалил генерал. — Только ислам даст стране силы для построения великого и могучего государства.

Нам нужны новые победы! С Бхарати пока нам справиться не под силу, индийцы плохие солдаты, но многочисленны, хорошо вооружены и имеют неплохую промышленность. А вот с Афганистаном всё может получиться. Эти красные безбожники надеются с помощью русских одолеть мужественных борцов за веру, но они совсем забыли слова пророка — если с нами Аллах, то кто против нас? А мы им поможем. Поможем, чем только сможем. Пусть это даже поссорит нас с русскими. Зато нас в этом деле священной войны поддержат и Иран, и Сауды, и американцы. Мы ещё посмотрим кто кого. Наверняка китайцы тоже будут с нами.

От таких мыслей генерал ощутил небывалый прилив сил. Он решил не откладывать дело в долгий ящик, и вызвал к себе в кабинет гендиректора ISI Абдур Рахман Хана. Верного сторонника и единомышленника Зия-уль-Хака.

Только через три часа усталые и пропахшие табачным дымом, но удовлетворённые генералы оставили кабинет диктатора Пакистана.

Исламабад. Штаб-квартира ISI. Ахмад Шах Масуд. 30 марта

В конце марта в Исламабад прибыл по спецвызову пакистанского генштаба, молодой, подающий большие надежды полевой командир. Этот таджикский молодой воин прославился ещё четыре года назад, когда проявил себя талантливым организатором во время Панджшерского восстания против диктатуры Дауда, этого предателя ислама, гореть ему в аду. В своём просторном афганском платье из широких партуг собранных на поясе с мелкие складки и чёрного садрыя. Из-под какуля на собеседника смотрели умные внимательные глаза, в которых можно было прочитать и сарказм, и лёгкую снисходительную усмешку. С раздвоенной бородой, Ахмад Шах больше походил на бродячего дервиша, нежели на знаменитого полководца.

— Рад приветствовать тебя, брат! Салам алейкум, дорогой Масуд. — Зия-Уль-Хак был сама любезность. — Здоров ли наш Лев Пандшера?

— Ва аллейкум ас-салам, — почтительно, как положено младшему по отношению к старшему, ответил Ахмад Шах, — всё хорошо, хвала Аллаху, мир ему и благословение. Я смиренно готов выслушать вас, господин президент.

На совещании Ахмад Шаху был выдан карт-бланш и доступ к финансам, для скорейшей организации партизанских отрядов на территории афганского приграничья. Пакистанцы обсудили перспективы сотрудничества и последствия для обеих сторон эскалации гражданской войны.

— Максимум кабульский сатанинский режим продержится не более полугода, даже без нашей помощи. Слишком глупы красные собаки, чтобы суметь противостоять народному гневу. — Ахмад Шах был на удивление спокоен и говорил ровным и тихим голосом, хотя по взглядам, что он бросал иногда, можно было заметить, насколько сильно кипит его кровь, да руки иногда непроизвольно сжимались в кулаки.

К приятному удивлению пакистанских генералов, оказалось, что в лагерях беженцев уже около года идёт подготовка воинов аллаха. Ахмад Шах заявил, что после получения стрелкового оружия можно будет выступить силами до дивизии иррегулярного формирования.

* * *

Уже через полмесяца узкими горными тропами потянулись через границу, резко возросшие численно караванщики и пастухи, торговцы и контрабандисты. На старых грузовиках Bedford и Atkinson, оставшихся ещё от английских колонизаторов, на индийских трофейных татах и советских шишигах, даже на верблюдах в Афганистан доставлялось оружие, боеприпасы и медикаменты. Если до этого основным оружием моджахеда была английская винтовка «Lee Enfield», годная скорее для музея, чем для современной войны, то теперь чаще можно было увидеть в руках партизан новенькие китайские автоматы ручные пулемёты.

К концу второй декады апреля пуштунские повстанцы выбили правительственные войска из Кандагара, Герата, Газни и Джелалабада. Кабул был с трёх сторон окружён партизанскими формированиями. Солдаты и офицеры афганской армии всё чаще отказывалась стрелять в декхан и пастухов. Казалось, что дни правительства ДРА сочтены.

* * *

20 апреля агентство «Рейтер» сообщило об эвакуации советских специалистов со стройки металлургического завода в Карачи. Комментаторы агентства, опираясь на сообщения пакистанских очевидцев, делали глубокомысленные выводы о провокациях, устраиваемых афганскими «беженцами» в знак протеста против помощи СССР кабульскому режиму. К концу апреля работа на стройке остановилась окончательно.

ТАСС 30 апреля опубликовал официальное обращение к правительству Исламской Республики Пакистан.

«В последние дни апреля с территории Пакистана участились случаи проникновения незаконных вооружённых формирований на территорию Демократической Республики Афганистан. Резко возросло количество провокаций и подстрекательств к недружественным действиям по отношению к гражданам ДРА и СССР. Пакистанское руководство, почти не скрываясь, снабжает мятежные бандитские шайки оружием и боеприпасами, что ведёт к усилению и эскалации братоубийственной гражданской войны на территории ДРА. Советское Правительство, Коммунистическая Партия, а также весь советский народ с гневом и возмущением требует прекратить подстрекательскую деятельность против молодой республики, закрыть границу со своей стороны, разоружить незаконные вооруженные банды и немедленно начать переговоры по урегулированию спорных вопросов.

Если до двенадцати часов ноля минут 10 мая руководство Пакистана не выполнит названных условий, то вся ответственность за последующие события ляжет на него. Советский Союз, верный союзническому долгу, будет вынужден поставить правительству ДРА все виды ударного оружия, чтобы молодая республика могла успешно строить социализм на афганской земле. Мы не допустим уничтожение подлинной народной демократии силам международной реакции и средневекового мракобесия.

* * *

— Это блеф! — Кричал на своих подчинённых раздражённый Зия-уль-Хак, — русские никогда не смогут решиться на удар ядерными ракетами, это же приведёт мир на грань уничтожения! Нет! Это запугивание! Несмываемым позором мы покроем себя, если Пакистан выполнит хотя бы один пункт этого ультиматума. Не только себя, но и своих предков. Наши дети никогда нам не простят такого унижения.

Я приказываю — немедленно, я подчёркиваю, немедленно привести войска в повышенную боевую готовность, начать скрытую мобилизацию добровольцев для обучения военному делу настоящим образом. Обратиться за помощью к мировой общественности. Никто не смеет в таком тоне разговаривать с нашей любимой отчизной.

Небо над долиной Инда. Ту95МС. Экипаж майора Касаткина. 10 мая.

В 12.00 по Московскому времени над долиной Инда неслась стая металлических птиц. Это были не пассажирские лайнеры, и не грузовые трудяги. Грозные летающие «Медведи» Ту-95МС несли свой смертоносный груз. Но крылья гигантов украшали не привычные красные звёзды ВВС СССР, а синие круги национального воздушного корпуса Афганистана.

Шестиметровые лопасти винтов уверенно рубят воздух на высоте двенадцати километров над уровнем моря. Надсадно ревут самые мощные моторы в мире. Уже скоро намеченная цель — автомобильный и тракторный завод «Таксила» севернее Исламабада.

— Три, тридцать пять, одиннадцать, доброго утра экипажу, до точки включения 16 минут, доложить о готовности. — Голос с базы слышен почти без помех. Магнитный фон в норме.

— Тридцать пять, одиннадцать, вас понял. Движение по расчёту.

— По прибытии на эшелон — Лима доложить. Как понял?

— Вас понял. По прибытию лима доложу.

Уверенно прошла последняя связь с центром управления. Впереди у экипажа заход на бомбометание. На инструктаже при определении целей начальство как-то странно заявило, что акция больше психологическая. Демонстрация уверенности и силы. А попадём куда надо, или нет, не так и важно. Даже достовернее будет, если не попадём. Мы же сегодня афганские лётчики, ха-ха, три раза. Хорошо бы мирняк не зацепить.

На борту загружено несколько тонн ФАБов разных калибров, а также ФЗАБов и даже тяжёлые БЕТАБы. Такие подарки приготовлены для самой столицы, куда идёт 3-35-11, другие машины идут на Лахор, Кветту, Пешавар и, конечно, главный порт страны — Карачи. «Медведи» летят без прикрытия, древняя ПВО Пакистана им не страшна. Час назад машины 79 ТБАД взлетели с аэродрома Чаган, и вот уже скоро к земле полетят чудовищные гостинцы, сея разрушение и смерть. Экипаж майора Касаткина сосредоточен и собран. Не слышно привычных для летунов шуточек и подначек. Оно и понятно, это первая настоящая бомбёжка со времен Войны.

Вышли на точку, доложились, получили «Добро» и… — «Сброс!» Гостинцы пошли к цели, оглушительно разрывая воздух стабилизаторами ФАБов, а «Медведи» уже легли на обратный курс в сторону Семипалатинска. Сегодня предстоит сделать ещё два подобных захода.

* * *

Уже вечером 10 мая все новостные агентства пестрели аршинными заголовками. «Советы бомбят Пакистан!», «Русские воздушные пираты крушат мирные города!», и даже «Это начало третьей мировой?!». По сообщениям из Пакистана бомбардировка не принесла фатального вреда столице страны. Удар пришёлся на квартал между Джинна авеню и Ага-Хан роад. Эксперты утверждают, что русским пилотам не хватило практического опыта бомбометания. Возможно, из-за этого ни одна из бомб не поразила здания правительственного комплекса, зато оказалось стёрто с лица земли новое здание центральной мечети Джума Масджид, а также сильно пострадал строящийся комплекс отеля «Мариотт», разрушена центральная городская магистраль и Комплекс Национальной телекоммуникационной корпорации. Отмечены жертвы среди мирного населения.

Гораздо серьёзнее пострадал древний Лахор. Из-за чрезвычайно плотной глинобитной застройки ударная волна и пожары от бомбёжки разрушили пятую часть городской застройки. Нарушена работа химкомбината и складских комплексов. Сильно повреждён аэропорт и символ Пакистана Минар-э-Пакистан. Тяжелым ударом для страны стало разрушение терминалов крупнейшего порта в Карачи. Кветта и Пешавар пострадали незначительно из-за отсутствия значимых целей в этих скоплениях мазанок и хижин.

Реальные последствия для экономики страны не были такими уж ужасными. Главное, что всему миру стало ясно, что СССР имеет волю и решимость отстаивать свои интересы в любой точке планеты.

Одновременно в Пакистане активизировались сторонники убитого Зия-уль-Хаком бывшего президента Зульфикара Али Бхутто. Его сын Муртаза, почему-то очень во время оказался в Исламабаде вместе с соратниками по ПНП. Они арестовали Зия-уль-Хака, пользуясь всеобщей суматохой, расстреляли и объявили о переходе власти в стране до новых демократических выборов, к временному правительству, составленному из членов ПНП. В Москву тут же была направлена телеграмма с требованием, немедленно прекратить бесчеловечные бомбёжки, странно сочетавшимся с просьбой о начале переговоров. На этом первый этап конфликта завершился.

В результате переговоров проходивших в Ташкенте 17 мая, стороны договорились о прекращении бомбовых ударов и закрытии границы Пакистана и Афганистана. СССР в качестве жеста доброй воли согласился в качестве компенсации за нанесённый Пакистану ущерб, выделить льготный связанный кредит в размере 500 миллионов долларов, на покупку товаров советского производства.

Однако перелома в Афганской войне так и не произошло. Несмотря на отсутствие поставок вооружения и боеприпасов, партизаны продолжали удерживать захваченные провинции. Удалось освободить Джалалабад, Газни и Хост. Провинции с пуштунским населением продолжали отчаянно сражаться.

Мировые новостные агентства захлёбывались от ярости, проклиная хитрых русских, сумевших ловким ходом вывести из игры Пакистан. Всячески преувеличивалось количество жертв, нанесённых бомбовым ударом, СССР клеймился как «империя зла», «воинство сатаны» и «рассадник убийц женщин и детей». Все мусульманские страны отозвали своих послов из Москвы. Муллы со всех мечетей призывали правоверных к священной войне за веру. Только Башир Асад в Сирии, Ливийский полковник Муаммар Каддафи объявили о солидарности с НДПА в его борьбе с забывшими истинный смысл Корана исламскими лидерами.

Европейские страны не так эмоционально, но тоже осудили действия Москвы и ввели санкции на поставку в СССР товаров двойного назначения. К ним присоединились страны Движения Неприсоединения за исключением Индии и Бангладеш. Неприятной неожиданностью стало присоединение к волне всеобщего негодования Болгарии и Румынии. Живков и Чаушеску объявили, что более не намерены рисковать жизнями своих граждан находясь в одном военно-политическом блоке с поджигателями войны.

Однако ни Иран, ни Китай больше не осмеливались откровенно вставать на сторону Афганского исламского сопротивления. Только Саудовская Аравия и Турция клятвенно заверяли Ахмад Шаха Масуда в своей приверженности великому делу джихада.

Лэнгли. Штаб-квартира ЦРУ. Директор ЦРУ Стэнсфилд Тёрнер. 11 мая

На следующий день Директор ЦРУ адмирал Стэнсфилд Тёрнер нервно мерил шагами ковёр своего кабинета. Он не мог спокойно усидеть за столом после всех этих газетных и телевизионных ужасов.

— Гейтс! Кажется, это вы убеждали меня месяц назад, что Советы никогда не решатся на серьёзный удар? — Адмирал откровенно орал на главного эксперта по России. — Что можете сказать в своё оправдание после такого эпического провала? Молчите? Я думаю, что вы прямо сегодня вылетите из ЦРУ как пробка из бутылки, да так, что вас потом и мыть посуду в «Макдоналдсе» не возьмут.

Между тем, у вас на руках был не убиваемый козырь — конкретная дата вступления в эту долбанную войну СССР! Как можно было так впечатляюще сесть в лужу, я просто не представляю.

Наконец начальственный гнев иссяк, и адмирал остановился напротив офицера разведки и уставился прямо ему в глаза.

— Могу я изложить свои соображения, сэр? — следуя букве устава, Роберт Гейтс попытался как-то оправдаться.

— Валяй, излагай, хотя я очень сомневаюсь, что ты способен на что-то умное.

— Всё не так плохо, сэр. Если внимательно присмотреться, то эта акция устрашения русских сыграла нам на руку, сэр. — Роберт старался говорить громким «уставным» голосом.

— Прекрати паясничать, парень. Садись и давай по порядку с самого начало, потому что начало мне уже нравится. Если сможешь грамотно обосновать, так и быть останешься в разведке, но с понижением в звании и окладе.

— Так! Точно! Сэр! — рявкнул Гейтс и аккуратно опустился в кресло.

— Смотрите, сэр, русские продемонстрировали готовность применять силу без оглядки на мнение других мировых игроков. Теперь они в глазах всего мира выглядят агрессорами, поджигателями войны и демонами Ада. Теперь мало кто согласится иметь с ними дело. Вы уже слышали о выходе из ОВД Болгарии и Румынии? Так вот, это первые ласточки нашей будущей победы.

К тому же с повстанцами им справиться всё равно не удастся. Помните, как было во Вьетнаме? Да, в той войне против нас на стороне Вьетконга воевали и Китай, и СССР со своими сателлитами, а теперь моджахеды вынуждены будут какое-то время воевать против сил правительства и военных советников из Москвы. Но так как воевать с некомбатантами крайне сложно, то в самом худшем для нас случае им потребуется не менее года. За это время мы найдём способ как им помочь без нашего прямого вмешательства.

Адмирал недовольно поморщился. Ему не нравился такой стиль. Гейтс уловил изменение настроения шефа и выдал ещё одну наработку. Этот вариант наоборот был слишком радикальным и Гейтс надеялся, что на его фоне шеф одобрит первый вариант.

— Теперь давайте, сэр, рассмотрим более жёсткий сценарий:

Пользуясь возникшим прецедентом, США вводят в территориальные воды Пакистана свой Шестой флот. С авианосцев на территорию занятую повстанцами десантируются наши советники, наши силы быстрого реагирования, в конце концов, выстраивается воздушный мост по образцу немецкого под Демянском. Наши «Джеронимо» легко одолеют самодеятельную армию, или что там у них осталось, и всё, Афганистан наш, русские остановлены, счастливые афганцы с цветами и лепёшками встречают освободителей…

— Стоп, офицер! — Я понял. Второй вариант мне нравится гораздо больше, хоть эта авантюра и требует довольно длительной подготовки, согласования с ВМФ, ВВС и разведки, тем не менее, он даёт нам реальный результат, а не вялотекущую шизофрению.

— Возможно, вы правы, сэр! — снова вытянулся по стойке смирно Гейтс, а про себя подумал, — старый идиот. Вот из-за таких «лихих рубак» мы и попадаем вечно в передряги.

* * *

Мехмет Али Агджа был схвачен турецкой полицией в середине марта. Агджа тут же признался в совершенном преступлении, выдал сообщников и рассказал всё, что знал о деятельности «Серых волков». Слушанье его дела было назначено на ноябрь, но апреле Орал Челик, действуя под псевдонимом «Аттила», организовывает побег. В багажнике автофургона «Фиат Дукато» Челик и Агджа пересекают границу Турции и Болгарии, двигаясь по давно отработанной контрабандистами дороге из Стабула в Мюнхен. Они заплатили обычную, в таком случает, мзду и турецким мухафизларам и болгарским позачитам, но на болгарской стороне их приняли сотрудники КГБ. Оба были брошены в отдельные камеры, и на этом их путь завершился.

11 мая Агдже в камеру передали турецкую газету, на первой полосе которой аршинными буквами шла надпись «Rus bomba Musluman!». Мехмет начал читать и по мере прочтения жажда возмездия всё больше распаляла его сердце. К тому же он видел, как можно объединить священную месть за поруганные исламские святыни и его личную страсть к славе. Дело было за малым. Как бежать из этой долбанной тюрьмы? Верный Челик сидит где-то по соседству, в Болгарии знакомых нет. Тем более что к туркам эти вероотступники относятся, мягко говоря, неприязненно. Идей, как выбраться из заточения не было.

Вечером того же дня его привели в допросную. Важный седой мужчина с пышными усами и густыми бровями, представился как генерал Шопов. Несколько долгих минут он вглядывался в лицо Агджи, прежде чем начать беседу. Пауза затягивалась. Агджи в странном порыве вдруг показал язык своему грозному собеседнику. Тот в ответ только усмехнулся. Лёд между ними слегка подтаял.

— Так значит, ты и есть тот самый серый волк, что турецкого редактора замочил? — всё-таки первым начал беседу Шопов. На удивление, он вполне сносно говорил по-турецки.

— Раз ты всё знаешь, то зачем спрашиваешь? — огрызнулся Агджи. — Времени много? Болтать любишь?

— Ну, раз ты у нас такой деловой, то давай будем разговаривать по делу, — добродушно согласился генерал. — Ты газету сегодня прочитал?

— Ну, прочитал, дальше что? — недоумённо протянул молодой человек. — Этот поступок русских хуже, чем просо преступление, это… это… не знаю даже как назвать… но вам я зачем? Болгария всегда Россию поддерживает, особенно против мусульман. Чего вы от меня хотите?

Он внезапно начал кричать, истерично дёргая головой:

— Клянусь Аллахом, Кораном, и зелёным знаменем Пророка. Идеалистическая молодёжь Турции будет до последней капли крови сражаться против коммунизма, капитализма, фашизма и всех видов империализма. А вам болгарские собаки мы устроим казнь, такую, что живые позавидуют мёртвым…

— Прославиться хочешь? Отомстить хочешь? — глядя прямо в глаза террористу, зловещим шёпотом вдруг проговорил Шопов.

— Допустим, хочу! — в голосе убийцы прозвучал вызов.

— Мы готовы тебе помочь. Ты получаешь славу и отмщение, мы — достигаем своих целей.

— Каких?

— Джок шей билечексын, якында яшланачаксын. — ответил генерал старинной турецкой поговоркой — Ты хорошо стреляешь?

— Только в упор.

— Машину водишь?

— Это запросто! Дело не хитрое. Жми педаль, крути баранку!

— Какой ты шустрый, это мне нравится. Ладно, я открою тебе часть карт. Надо ликвидировать одного важного русского начальника. Живёт он в самом центре Москвы, на Кутузовском проспекте. Ты не струсишь?

— Храбрее меня у Аллаха нет воинов! — гордо заявляет Агджи.

Другого ответа я и не ожидал. Адрес получишь перед заброской. Фотография — вот, знакомься, Юрий Владимирович Андропов. Каждое утро едет на Лубянку. Возможно, это единственное время, когда его можно… того, — Шопов провёл ребром ладони по горлу.

— Нет, начальник, хоть ты и генерал, но глупый. Меня же схватят и расстреляют тут же на месте. Я не для этого из турецкой тюрьмы сбежал.

— Всё-таки ты трус! Во-первых, слава и месть бесплатными не бывают. Во-вторых, от тебя во многом зависит, сможешь ли ты сбежать. Заметь, что деньги у тебя будут практически не ограниченные.

— Начальник, ты точно дурак. Хочешь, чтобы я тебе поверил? Ты же сам меня после дела и пришьёшь, чтобы следов не осталось. Я бы так сделал. Исполнителя чик, концы в воду.

— Тогда сам придумывай, какие гарантии тебя устроят, если тебе моего слова мало. Кстати, если откажешься, мы тебя повесим, — Шопов делает вид, что сердится. — Выбор у тебя не велик. Либо помрёшь на верёвке из свиной шкуры, либо… Тебе есть о чём подумать.

На самом деле Шопов доволен торгом. Понимает, что рано или поздно клиент созреет.

* * *

Вечером Григор Шопов встречался с товарищем Живковым.

— Еще пару дней максимум и Агджа будет готов для обучения. Он уже сегодня был почти готов, но турецкая спесь не позволяет сразу согласиться, будет нас мурыжить день-другой.

— Это ничего, главное, чтобы у него получилось, — медленно проговорил Живков, потом достал сигарету, размял её в пальцах, чиркнул зажигалкой и медленно затянулся.

— Скажи мне, дорогой Григор, сам-то как считаешь, правильно мы поступаем, что строим тут планы по убиению уважаемого человека? Ты давай закуривай со мной, а то будто здоровее меня быть хочешь. — Живков как-то невесело рассмеялся.

— Товарищ Живков, я считаю, что если у нас получится убрать Андропова, то не только у болгар или румын появится шанс избежать вымирания. Большой шанс появится у всего мира, а для этого можно ликвидировать больного старика. Да, это по церковным понятиям, смертный грех, но кто-то должен не убояться зла. Вот мы с вами его на себя и берем. Гореть нам в Геенне Огненной вечно, впрочем, нам одним грехом больше, одним меньше, роли уже не играет.

Через неделю Мехмет Агджи приступил к подготовке к секретному заданию. Его учили русскому языку, владению снайперской винтовкой, экстремальному вождению, сапёрному делу и прочим премудростям диверсантов. Всё лето ушло на обучение, а пятого сентября в Москву поездом из Баку прибыл «азербайджанец» с паспортом на имя Курбанова Сулеймана Ибрагимовича. За не очень большую мзду ему удалось устроиться на работу водителем мусоровоза в Дорогомиловском районе столицы. Начальник ЖЭКа напутствовал его в первый день работы:

— Смотри, Сулейман, нах, относись к работе хорошо, нах, води аккуратно, аварийных, нах, ситуаций не допускай. Наш Дорогомиловский особый, нах, район, тут все начальники страны, нах, живут и каждый день с работы и на работу ездят. Будешь хорошо, нах, работать станешь, нах, руководить нашим автохозяйством. Вы же муслимы, нах, не пьёте? Вот! А у наших мужиков в этом главная беда. Как деньги получил, так в запой, и пиздец! В общем, завтра выходи к шести нуль-нуль, как штык.

Москва. Двор дома № 24. Владимир Рыжиков. 4 сентября

Рано утром Владимир Рыжиков, которому выпало возить Председателя ГКБ в этот день, курил у двери оперативной чёрной «Волги» в ожидании шеф. Юрий Владимирович почему-то задерживался сегодня. Вот уже и Леонид Ильич поздоровался и тайком покурил в машине Андропова, вот машина Брежнева покинула двор, а Юрия Владимировича всё не было.

Андреич, как уважительно звали старшего водителя Председателя КГБ, ещё раз окину цепким взглядом двор. Еще по-летнему густая и зелёная листва клёнов скрывала большую часть двора, но всё, что нужно, было видно прекрасно. Тем более что Андреич знал этот двор как свои пять пальцев. Вот только почему-то около мусорных контейнеров уже целый час стоит мусоровозка. Надо бы подойти и проверить, а то как-то подозрительно.

Не успел Андреич додумать мысль до конца, как от мусоровоза отделилась мужская фигура и направилась в его сторону. Мужчина, скорее даже молодой парень лет двадцати, кучерявый брюнет среднего роста в грязном ватнике и испачканных белилами сапогах. Выглядел типичным кавказцем из какого-нибудь горного аула. Вот только цепкий взгляд глубоко сидящих глаз Андреичу показался подозрительным. Машину с мусором и документы водилы он проверил ещё час назад. Машина, как и положено, была приписана к Дорогомиловскому жилищно-эксплуатационному управлению. Ни в контейнере, ни в кабине ничего подозрительного он не заметил.

— Слюшай, отэц! Мой машин, билад, не хочет ехат, шайтан такой! Навэрына зажиганий барыхылыт? Памаги, брат! Ты шофёр, я — шофёр. Когыда-нибуд я тыбэ памагу.

Ужасный кавказский акцент делал речь парня почти непонятной, от этого у Андреича в душе поднималась волна агрессии.

— Не могу. Я при службе. Большого человека жду. Сам чинись, или иди в свой ЖЭК, пусть рембригаду присылают. Давай, уходи быстрее, а то и тебе, и мне за разговоры влетит по первое число.

Едва мусорщик дошёл до своей машины, хлопнула дверь подъезда, и на крыльце показался Андропов. Погруженный в какие-то раздумья, он подошёл к «Волге», машинально пожал руку Андреичу, открыл дверку и аккуратно разместился на заднем сиденье с левой стороны. Андреич привычно окинул взглядом двор, отжал педаль газа и двинулся к выезду на Кутузовский. Внезапно его боковое зрение отметило какое-то движение со стороны мусорных контейнеров. Он повернул голову к зеркалу заднего вида и увидел, как мусоровоз со скоростью гоночного болида настигает его «Волгу». За рулём мусоровоза никого не было!

— О чём думает этот пидор! Ох, бля! — проскочила последняя мысль в его мозгу, совпав по времени с грохотом сминаемого железа. Через секунду раздался взрыв, и над двором выросло облако дыма. На этом закончился жизненный путь не только Андропова, но и хорошего мужика Владимира Андреевича Рыжикова.

Особая следственная бригада не обнаружила на торпеде мусоровоза накарябанные слова арабской вязью اللأكبر , что все поняли, как ответку за бомбёжку Пакистана. Взрыв обеспечило самодельное взрывное устройство — несколько килограммов смеси алюминиевого порошка, селитры и гексогена, которой был забит бампер. Личность водителя установили быстро по документам ЖЭКа, вот только по адресу в паспорте никто никакого Курбанова Сулеймана Ибрагимовича слыхом не слыхивал. Фрагменты отпечатков пальцев на ручке водительской дверцы тоже на след не выводили. В картотеке МУРа таких отпечатков не было. Парик, ватник и сапоги были найдены на берегу Москвы-реки, в сотне метров от подъезда. Сам исполнитель исчез в неизвестном направлении. Поквартирный обход тоже кончился безрезультатно, все слышали только грохот взрыва.

* * *

На закрытом заседании руководства КГБ новый Председатель «конторы» Виталий Васильевич Федорчук, выступая с траурной речью, помимо обычных клятв в стиле «не забудем, не простим» заявил:

— … Надо отметить, что вся страна вообще и наш комитет в частности, оказались не готовы дать ответ на вызов, брошенный нам террористическими режимами исламских мракобесов. Товарищи чекисты, вы представьте, если у нас можно безнаказанно ликвидировать шефа госбезопасности, то какой ад можно устроить для простых граждан? Ведь к каждому детскому садику или школе, театру или вокзалу не приставишь пост охраны. Да и что этот пост сможет сделать, если в голову организаторам придёт взять в заложники наших детей? Брать заложниками наших граждан мусульманского вероисповедания? Тоже не выход. Завтра же заполыхает Кавказ и Средняя Азия, забьются в истерике вражеские голоса о попрании прав человека, начнутся провокации по всему миру. Сейчас не время и не место решать что-то, но тут есть повод продумать с террористами.

Делом профессиональной чести для нас должен стать поиск вероломного убийцы. Карающий меч правосудия найдёт презренного наймита и накажет его, где бы тот не находился. В ущелье Гиндукуша, или в мечети Эр-Рияда, в трущобах Дакки, или в бункере Иранского КСИР. Я понимаю, что это очень трудно, но иначе — грош нам цена, придётся всех разогнать и нанять в Турции новых сотрудников.

На всех членов Политбюро отрезвляюще подействовало циничное и безнаказанное убийство одного из них. При этом всем было понятно, что ни усиление охраны, ни режим военного положения не снимут проблему, потому что проблема не в этом, она в наличии смелых и безжалостных врагов. Особенно близко к сердцу принял это известие Леонид Ильич. Он то и дело повторял как бы про себя:

— Ну, как же так! Я же вышел всего на пятнадцать минут раньше Юры. Мог бы чуть задержаться и вместе бы на воздух взлетели бы… Ох, беда, беда… А может быть, это вообще на меня покушение было? Просто перепутал убийца?

— Успокойтесь Леонид Ильич, — громко шепчет Брежневу Владимир Щербицкий, — если даже планировали вас убить, то вам опять повезло.

В итоге вечером было принято решение о сворачивании активной поддержки революции в Афганистане. Решено было по образцу Кореи и Вьетнама разделить страну на красный Северный — Маверранахр, и зелёный Южный — Пуштунистан. Решили, что пока КГБ не решит проблему терроризма внутри страны, новые внешнеполитические акции не затевать. Как сказал маршал Устинов:

— Хороша страна Болгария, а с Румынией мы тоже разберемся, но не сейчас. Порядок наведём в Союзе, а потом и социалистический лагерь будем в чувство приводить, чтобы ни один Живков не спрятался.

— Постойте, товарищи! — подал свой скрипучий старческий голос Константин Суслов. — А как же великое дело Маркса-Энгельса-Ленина? Вы что? Забыли о том, что пролетариат Советского Союза должен нести свет великого учения народам всего мира?

— Костя, не суетись, сядь и водички выпей. — В этот раз Брежнев был настроен крайне решительно. — Ты послушай, будь добр, что остальные товарищи скажут, внимательно послушай. Речь идёт о выживании, а не об идеологии. Идеологию, какую надо, такую и придумаем. Даром что ли у нас целый институт Марксизма-Ленинизма работает?

К началу октября были проведены переговоры между Кабульским правительством и исламской партией Афганистана во главе с Гульбеддином Хекматиаром и Ахмад Шахом. Исламисты согласились на переговоры, перестав получать поддержку от Пакистана. Им тоже требовалась передышка, чтобы собраться с силами и найти новые пути для борьбы. В стране установилось временное затишье.

 

ГЛАВА 27. ОХОТА ЗА СНОВИДЕНИЯМИ

София. Институт суггестологии. Стивен Лаберж и Борис Рогов.

В начале мая в Софию по приглашению лично профессора Лозанова прибыл Стивен Лаберж, знаменитый исследователь феномена сновиденья. В его лаборатории в Стэнфордском Университете, Сан-Франциско, Калифорния, вот уже второй год пристально изучалась техника осознанного сновидения. Вместе с ним приехал и его постоянный ассистент и помощник Линн Нейджл. Георгию Лозанову пришлось приложить много усилий для того, чтобы болгарское министерство культуры выделило достаточно денег для американской звезды психосомнологии. Так как в 1979 году Лаберж ещё не стал той мировой знаменитостью, то 10 000 американских долларов в качестве гонорара за организацию работы по контролю над сновидениями были для него и его напарника достаточным аргументом, чтобы рвануть через пол планеты.

Обратились к иностранному учёному потому, что за полгода работы так и не было получено никаких конкретных результатов. Вернее разрозненные факты ясновидения подопытного наблюдались, но их механизм так и пребывал за покровом тайны. Исследовали объект со всех сторон, от рефлексов стопы до попыток как-то воздействовать на мифическую сахасрару на макушке. Было снято несколько десятков энцефалограмм и кардиограмм, постоянно исследовался состав крови. Фиксировалась влажность и электропроводность кожи. Всё было напрасно.

А вещие сны, тем не менее, имели место. Так 17 мая за неделю до трагедии Борису явился сон про авиакатастрофу в аэропорту Чикаго, приведшую к гибели 273 человек. В тот же день он рассказал о похожем событии, на этот раз в Украинском городе Днепродзержинске. 11 августа диспетчер Харьковского центра управления воздушным движением Жуковский перепутает вводимые данные, в результате чего произойдёт столкновение двух Ту-134 с гибелью экипажей и пассажиров обоих лайнеров. Помимо 150 обычных пассажиров в одном из самолётов будет лететь Ташкентская футбольная команда «Пахтакор».

И Брежневу, и Картеру были направлены через дипломатов письменные предупреждения, но ни тот, ни другой не удосужились как-то отреагировать.

Зато после события Тодор Живков получил запрос сначала от Американского Президента, а 12 августа и от Генсека ЦК КПСС с предложением встретиться. Было ясно, что тема переговоров будет продиктована фантастической информированностью болгарского руководства.

На что Живков ответил одинаково: — «В Болгарии много таинственного и непознанного, ясновидящие тоже имеются, например, баба Ванга». То есть он с одной стороны намекал, что информация получена от Ванги, а с другой, не утверждал это. От встреч, отказываться тоже не стал.

Подопытный «Пророк» прилежно выполнял все поручаемые ему действия, даже ежедневно заполнял подробный дневник сновидений, отмечая каждый раз события предшествующие запомнившемуся сну. Он послушно пять дней в неделю приходил в лабораторию и отдавался в руки дотошных исследователей, которые цепляли ему электроды к разным участкам тела и снимали всевозможные показатели. Потом заставляли описывать ощущения при тех или иных воздействиях.

Стивен Лаберж оказался замечательным парнем. Компанейским и начисто лишённым какого-то снобизма, так свойственного многим ученым Болгарии и России. Первым делом Стив устроил грандиозную вечеринку, на которой угощал всех калифорнийским вином и даже, тайком от руководства, самодельным ганджем. Он вспоминал массу забавных историй из своей жизни на Трассе и в Индии, придумал массу розыгрышей, которые для поддатой компании исследователей показались самым весёлым праздником в их жизни.

Под конец этой сумасшедшей сессии Стив высказал основную мысль своей работы:

— Друзья! Я теперь могу вас так называть?

— Да-а-а-а! Та-а-ак! Й-е-е-е-ес, — дружный вопль был ему ответом.

— Завтра подумайте, что происходило сегодня. Было это осознанное проведение времени, или нет? Сон это или реальность? Страх совершить что-то не одобряемое обществом, заставляет нас контролировать поведение. Но во время осознанных сновидений мы безбоязненно можем испытывать новые формы поведения, новые формы проживания нашей короткой земной жизни. Поэтому мне кажется именно в этом главная цель моего исследования. Надеюсь, что теперь и вашего тоже.

* * *

Работа по исследованию мозга с помощью осознанных сновидений, несмотря на безрезультатность продолжалась. Мистер Лаберж не терял надежды с помощью своего метода выйти на разгадку тайны странных «пророчеств».

— Боб, ты говорил, что видишь во сне газеты, в которых упоминаются события, что должны случиться? — который раз он спрашивал отважного онейронавта.

— Да, Стив, именно так это и происходит. Только иногда это может быть новостная программа ТВ или радио, а иногда газета или журнал.

— Слушай! У меня сегодня появилась идея, как мне кажется, вполне способная вывести нас из творческого тупика. Тебе придётся освоить мою методику осознания себя во сне. Смотри. Ты во сне, осознав, что спишь, идёшь в библиотеку, берёшь там газету за сегодняшнее число и читаешь её осознанно. Кстати, у меня никогда не получалось ни читать, ни писать. Стоило только сосредоточиться над текстом, как он размывался, таял, или пропадал в тумане. Как тебе такая идея?

— Мне бы лишь бы с электродами на башке не сидеть, а остальное я, как юный пионер, всегда готов, — Борис быстро согласился на очередной эксперимент. — Тем более, я уже почти научился осознавать себя во сне. Правда, почему-то даже зная, что во сне, не могу там делать ничего такого, что не мог бы делать в реале.

— Вот! Вот! Вот! — Вдруг закричал Лаберж. — В этом и секрет твоего таланта. Твоё подсознание раздвоилось. При этом одна его часть жёстко пресекает несанкционированный доступ к мировому информационному полю, а вторая, наоборот, всё время ищет путь туда, и идёт даже на сверхусилия, подсовывая реальную информацию о событиях ближайшего будущего. Оно, это второе подсознание, очень хочет, чтобы ты преодолел себя и почувствовал свободу хотя бы во сне.

Так, что Боб, тебе огромное спасибо, за то, что натолкнул меня на интересную гипотезу.

— Да, пожалуйста, — Борька хитро посмотрел на своего руководителя, — всегда рад помочь мировой науке. Стив, а травки у тебя не осталось? Хорошо бы пыхнуть по такому случаю.

— Ох, подставишь ты меня… Если только по косячку и не больше, то пойдём в садик, там запах будет не так заметен. Пыхнем на пару.

Через час Борис погрузился в сон. На работе ему специально давали снотворное, для искусственного регулирования сновидческих процессов. Онейронавт в очередной раз погрузился в пучины своего бессознательного. На самом деле, он просто либо пересказывал свои реальные сновидения, либо выдавал что-то из того, что вспоминал из прошлой жизни. В этот раз под воздействием каннабиоидов ему захотелось пошалить, и он решил чуть-чуть разыграть своих коллег.

— Я видел сон, который начался совершенно непритязательно. Будто бы я лежу здесь на этой кушетке, вокруг всё тоже, что и здесь, но замечаю вдруг, что потолок начинает опускаться и на нём какие-то странные узоры. Я пытаюсь сначала просто встать и уйти, но у меня ничего не получается. Тогда я понимаю, что это сон, и говорю себя: — «Борис, это сон, давай попробуем с ним что-нибудь сделать, например, пролетим сквозь этот страшный потолок». Действительно мне удаётся легко преодолеть этот фантомный образ и оказаться снаружи, но не в Софии, а в Новосибирске, я смог легко распознать город с высоты птичьего полёта.

Тут я вспоминаю, что обещал Стиву найти и почитать какую-нибудь газету. Я спускаюсь вниз и вижу перед собой странный ящик из железа. Издалека кажется, что он оклеен газетами, но стоит мне приблизиться, как все буквы как паучки разбегаются во все стороны. Я беру в стеклянном окошке первую попавшую газету и читаю шапку: «Стивен Лаберж, знаменитый американский учёный — круглый дурак».

— Так прямо и написано? — Стивен натянуто рассмеялся.

— Да, именно так, честное пионерское!

— И что было дальше?

Борис продолжает сочинять какую-то чушь, про буквы, про расплывающуюся бумагу, а под конец «вспоминает» маленькую заметку на последней странице.

— Да, там была ещё маленькая статейка, которую я тоже прочёл. Кубок УЕФА выиграет «Боруссия Мёнхенгладбах» из Мюнхена.

Когда через неделю 23 мая «Боруссия» со счётом 6:2 сделала «Дуйсбург» Лаберж как-то странно посмотрел в сторону Бориса, но на этот раз промолчал.

 

ГЛАВА 28.ПО ТРОПИНКЕ КРАДЁТСЯ СМЕРТЬ

София. Бульвар Скобелева. Лена Адонина и Линн Нейджл. 25 августа

К вечеру зной, охвативший болгарскую столицу в конце августа, сменился приятной прохладой. Со стороны Витоши повеяло тёплым ветерком, сдувающим раскалённый жар городского асфальтового ада и автомобильных миазмов.

Лена решила пройтись, чтобы немного отдышаться после жаркого дня в душной приёмной директора института. Ей уже до чёртиков надоела и эта жара, и эта страна, и назойливый шеф, который стал делать неприличные намёки.

Особенно ей было грустно в те дни, когда Борька уходил в «ночное», как сегодня. Очень одиноко и тоскливо в их маленькой квартире и очень хотелось к маме. Лена медленно шла по бульвару Витоши, время от времени покупая себе порцию мороженого, благо, что его здесь было завались. Вот только местное мороженое напоминало самоё дешёвое, которое дома продавалось по семь копеек и называлось «Фруктовое».

Девушка зашла в небольшой скверик на углу бульвара Скобелева и решила немного передохнуть. Тем более что имелся фонтанчик, и лёгкая взвесь водяной пыли приятно освежала.

— Лена, позвольте присесть рядом с вами? — Леночка даже вздрогнула от неожиданности. Она подняла голову и увидела перед собой лысоватого мужчину в расклешённых белых брюках и больших чёрных очках. — Меня зовут Линн Нейджл, я работаю с мистером Лабержем и вашим мужем. Так вот, Борис просил вам кое-что передать.

— Да, садитесь, пожалуйста, — утомлённая жарой и не ожидавшая никакой опасности, девушка отреагировала совершенно спокойно. — Что там хочет передать мой благоверный?

— У него сегодня ответственное погружение, — лысый несколько минут рассказывает о важности онейронавтики для мировой науки. Потом, как будто опомнившись, возвращается к текущему моменту. — О вас он тоже подумал и решил сделать маленький сюрприз! Для этого вам надо сесть к нам в машину и проехать в одно местечко. Какое именно, я сказать не могу, в этом и есть сюрприз, но Борис сказала, что вам оно точно понравится. Поэтому прошу вас в мой лимузин! — Мужчина галантно подал девушке руку, и, неожиданно крепко ухватив под локоть, повёл к чёрному автомобилю.

Леночке подобное обращение не понравилось, и она попыталась высвободить руку, но не тут-то было! Линн держал её локоть мёртвой хваткой.

— Не вздумай кричать, красавица, — мужчина вдруг резко сменил тон. — Лезь в машину и не дёргайся, а то будет хуже и тебе и твоему мужу.

От неожиданности девушка послушно забралась на заднее сиденье, а Нейджл уселся рядом.

— Руки вперёд! — грубо скомандовал он, после чего защёлкнул на тонких девичьих запястьях стальные браслеты наручников.

— Чего вы от меня хотите? Денег у меня нет, никаких секретов я не знаю, отпустите меня, пожалуйста, — перепуганная девочка вдруг заплакала от унижения и боли.

— Нам не нужны деньги, дура! — Голос Нейджла вдруг сорвался на крик, и он с размаху ударил девушку по лицу, — прекрати скулить, сучка! Не выношу женских слёз. Сиди тихо, ничего не говори, ни о чём не спрашивай. Я всё тебе расскажу, когда приедем на место. Будет тебе сюрприз, никуда не денется, — он противно захихикал.

София. Квартал «Хладилника», ул. Банат, 16. Борис. Следующий день

Утром, уставший после «трудовой» ночи, когда приходилось просыпаться через каждые три часа и писать отчёт об увиденном, я вернулся домой. Крайне удивило, что дома Леночки не оказалось. Первая мысль была, что её сегодня Лозанов попросил прийти пораньше на работу, но додумать мысль я не успел. Вдруг резко зазвонил телефон.

— Это Бòрис Рогòфф? — голос в трубке был наглым и имел явный американский акцент.

— Я вас слушаю, — Борис удивился.

— Твоя жена есть у нас! Поэтому не дёргайся, если хочешь, чтобы она осталась живая.

— Что вам от меня надо? Подлые ублюдки!

— Не надо так волновайса! — голос на другом конце провода громко захохотал. — Вы должны подумать хорошо, и принять правильный решение. Вы не есть глупый, поэтому понимать, что нам нужно от вас. Не вздумай жаловаться в полицию. Там работает много наших людей. Если я узнавать про это, то твою жену буду убивать.

— Козёл вонючий! Ты можешь сказать, ублюдок, что тебе надо?

— Не «тебе», а нам. Нам надо вывезти тебя в США, чтобы ты смог поделиться своим талантом с самым демократичным правительством в мире. Кроме того, шеф хочет получить и протоколы всех экспериментов. За это тебе будет и грин кард, и деньги, и дом. Скажи мне, где ты предпочёл бы жить, во Флориде, на Оаху или в Пасадене?

— Какие гарантии, что если я сейчас соглашусь с вами, то с Леной ничего не случится? — я тяну время, параллельно продумывая варианты дальнейших действий.

— Офф кос, никаких! Ты есть не в том положении, чтобы требовайт гарантии. Только слово джентльмена. Поверь, это уже не мало.

— Ладно, что я должен делать?

— О, всё очень просто! Ты должен взять файлы с протоколами и завтра сразу после работы ждать телефонного звонка. Я тебе скажу, куда идти.

В гневе я кидаю трубку на рычаг аппарата и ищу номер Людмилы Живковой. Хорошо, что он записан прямо на первой странице Ленкиной книги расходов. Я с теплотой вспомнил про неё, и подумал, что сделаю всё, чтобы выручить из этой передряги.

— Людмила, — от волнения я даже забыл поздороваться, — Людмила, у нас беда. Леночку похитили американцы!

— Боря, не торопись! — Людмила сначала не поняла о чём вообще идёт речь. Подожди, я освобожусь через час и тебе позвоню. Ты мне всё и про Лену и про шпионов расскажешь. Добре?

— То не есть добре! Мила, послушайте, случилось несчастье! Лену сегодня ночью, или вчера вечером похитили. По-хи-ти-ли!

— Как похитили?! Кто?! Этого не может быть! У нас в стране никогда никого не похищали. Нет! Это исключено.

— Увы, но это правда. Я сейчас разговаривал по телефону с похитителем. Он не скрывает, что работает на ЦРУ. Им нужен я, но меня им мало, они хотят получить ещё и протоколы наших опытов, для этого они решили вынудить меня украсть протоколы и сбежать из страны.

— Я сейчас дам твой телефон Христову, это вопрос Госбезопасности. Он не поверит, но я буду максимально убедительна. Сколько у нас времени?

— Времени у нас немного. Похитители будут ждать меня завтра после работы.

— Хорошо, я постараюсь. — Людмила положила трубку.

Она, наверное, действительно была настойчива, потому что не прошло и пяти минут, как со мной связался майор Госбезопасности Петр Младенов.

Мне пришлось ещё раз повторить свой рассказ, постоянно напоминая собеседнику об утекающем времени.

— Я вас понял, мы будем работать над вашей проблемой, тем более что за вас хлопочет сам товарищ Живков.

Весь день я не находил себе места. То бродил из угла в угол, как тигра в клетке, то бросив всё, бегал вокруг дома. Дважды пробежал по маршруту от работы до дому в надежде, что это сможет натолкнуть меня на выход из положения.

На следующий день с утра я сидел рядом с телефоном в ожидании звонка Младенова. Около девяти телефон ожил с каким-то странным дребезжащим звуком.

— Утро доброе! Вы слышали сейчас щелчок, когда брали трубку? — без долгих расшаркиваний начал Младенов.

— Да. И звук у звонка стал какой-то необычный.

— Щелчок, это значит, что ваш номер будет прослушиваться, а вот со звуком ничего не должно было случиться. Вы куда-нибудь из дома выходили после нашего вчерашнего разговора?

— Да, искал место и улики… ничего не нашёл конечно…

— Понятно. Похоже, слушают нас теперь и злодеи. Моя вина, не предупредил вас о том, что вам нельзя из дому выходить. Теперь сделаем так. К вам сейчас приедет машина. Жёлтый «Трабант». В ней будет наш сотрудник, он отвезёт вас на работу и по дороге расскажет, что надо делать. Проверьте его документы на всякий случай. Ни с кем другим не разговаривайте. Пусть даже это будет ваш коллега по работе. На этой машине поедете в институт. Вы всё поняли?

— Да, понял я всё, товарищ майор. Так всё и сделаю. Машина во сколько должна подъехать?

— Выгляни в окно, может быть уже приехала.

У самого моего подъезда стояла маленькая жёлтенькая машинка. Рядом курил невысокий крепыш в черных очках на пол лица. Я понял, что пора выходить, и уже через минуту садился в драндулет.

Стоило нам выехать на бульвар Черни Врых, как за нами увязался чёрный «Форд-Рэйнджер».

— Пускай себе едет, всё равно они знают, куда мы сейчас двигаемся. Вот после того, как девочку твою получим, можно попробовать погонять. Но этим ребятам от меня не уйти. Тут же кроме мощности мотора, надо мощность мозга иметь. — Крепыш, по удостоверению оказавшийся Филиппом Ивановым, тарахтел, не переставая.

— Вам наш майор уже рассказал, что делать придётся?

— Нет, телефон слушали не только в ДС.

— Бывает. Тогда я вам сейчас расскажу. Уж тут-то никто нас прослушать не сможет.

Возьмёте пачку старых отчетов. Лозанов всё обещал подготовить. Сверху не забудьте копии настоящих протоколов положить для маскировки. Всё это упаковываете, и я вас везу домой. Когда похитители позвонят, отдадите им только половину пачки, остальное после того, как вам приведут жену. Дальше действовать будем мы.

Лозанов и Лаберж были уже в курсе событий и всячески выражали мне своё сочувствие. А вот Линн Нейджл почему-то отсутствовал, хотя на сегодня были назначены эксперименты с его участием.

К полудню всё было готово. Я сидел у телефона и ждал звонка. Время как будто застыло в оцепенении. День снова выдался жарким и душным.

Резкий звонок вывел меня из оцепенения:

— Что же вы, Борис, не выполнили нашего условия? Как вам не стыдно, рисковать жизнью любимой девушки. Ладно, вам повезло, что она нам пока нужна…

— Что значит «пока»? — Я начинаю орать в трубку. — Если хоть один волос… то ни о каком сотрудничестве не может быть и речи.

— Спокойствие, только спокойствие, молодой человек, дело то житейское. Осталось уже совсем немного. Протоколы вам забрать удалось?

— Протоколы готов передать хоть сейчас, но при одном условии. Я вам для начала отдам только половину. Когда вы отпустите мою жену целой и невредимой я отдам вторую половину.

— Хорошо, только второе отделение надо будет сыграть чуть по-другому. Ты отдаёшь вторую половину протоколов, и сам садишься в машину. Сам! Добровольно!

Теперь слушай дальше. Ты сейчас едешь на своём жёлтом уродце в Южный парк. Там у юго-западного края есть пруд. Машину оставляешь на дороге, и один, я подчёркиваю, один идёшь к этому пруду. Там ждёшь меня. Если я увижу что, что-либо пошло не так, то ни меня, ни жены ты не дождёшься. И смотри мне, без героизма!

Не дожидаясь моего ответа, похититель бросил трубку.

Четверть часа спустя мы подъехали к указанному месту. Место открытое, спрятаться команде гебешников абсолютно негде. Пока Филипп даёт мне последние инструкции, я внимательно его разглядываю, стараясь представить, как будут действовать похитители.

— Придётся, чтобы избежать риска, согласиться на условия похитителей. Хорошо бы они, в самом деле, девочку отпустили. Хотя я на их месте так бы делать не стал. Это же прекрасный инструмент давления на тебя. Хорошо будет, если они ее, хотя бы привезут, могут же и просто вас схватить, сунуть в рот кляп, мешок на голову и в багажник…

К счастью чёрных «Фордов» в Софии мало. В крайнем случае, будем привлекать вертолёт. Так что не волнуйтесь и соглашайтесь на любые условия. Сейчас главное, чтобы эти нещастники ничего с вашей женой не сделали. Постарайтесь ничем их не раздражать, можете даже подружиться. Поболтайте за това, за това. И не бойтесь, мы их обязательно пойма…

Речь разговорчивого безопасника оборвалась на полуслове.

— Смотри, а вот, кажется, и наши «друзья», — он повёл глазами в сторону большого чёрного автомобиля сворачивающего с Хенрика Ибсена в аллею парка. — Давай, бери пакет и шагай к ним, а то они сейчас на нервах, не известно, что им в голову придёт.

Я подхватил увесистый пакет с протоколами и направился по асфальтовой полуразрушенной тропинке вглубь парка. Оказалось, что пруда от дороги не видно за густыми зарослями вяза и поддубника, увитыми зарослями ежевики. Пройдя самые густые заросли, я остановился на довольно большой поляне, в дальнем конце которой стоял большой чёрный «Форд-Рэйнджер». Меня ждали, потому что стоило оказаться в поле зрения, как тут же открылась дверца, и показался человек, которого я ни как не ожидал увидеть.

Линн Нейджл, ассистент и старый приятель Стивена Лабержа, собственной персоной, распахнув руки, двигался мне на встречу. Вот так номер! — Интересно, а сам Лаберж тоже цэрэушник? Или он всё-таки честный исследователь?

— Боб! Ты не представляешь как я рад, что ты согласился с нами сотрудничать. Тебя ждёт по-настоящему счастливое будущее. Славу я тебе обещать не могу, но деньги, комфорт, свободу — сколько угодно, ещё и с запасом!

Я, молча, протягиваю пакет с протоколами экспериментов и с укоризной в глазах слежу за Нейджлом.

— Ну и зря ты не хочешь со мной сотрудничать, — по-своему истолковал мой взгляд мистер Линн.

— Лену отпусти — я напоминаю о нашем договоре. — Или ты солгал, и это была ловушка?

— Какой ты ещё наивный! — засмеялся противно Линн. — С нею ты увидишься. Скоро. Но не сейчас. Давай быстрее в машину. Помогу тебе воссоединиться с супругой. Не бойся, тебе понравится, особенно коровы и свиньи в качестве близких родственников. — Нейджл хихикает над собственной шуткой.

Я лезу на заднее сиденье. Из-за тонированных стёкол в салоне темно и я не могу разглядеть лица человека, уже сидящего там. Он защёлкивает на моих руках наручники.

— Это всего лишь маленькая предосторожность, — поясняет Линн. — Мы тебя освободим, как только прибудем на место.

Одновременно с последними словами он выжимает педаль газа и машина, ломая кусты, выруливает куда-то совершенно не туда, где её ждёт Филипп. Мне ничего не видно, только толчки под жопой говорят, о том, что едем мы не по асфальту.

В какой-то момент нас перестаёт подбрасывать на ухабах. Движение становится ровным и очень быстрым. Сопровождающие меня господа сосредоточенно молчат. Такой порядок движения продолжается долго. Час спустя мы тормозим у какого-то высокого кирпичного забора с железными воротами.

— Дòбрэ дòшли? — слышу я хриплый голос снаружи.

— Добрэ, добрэ, как там русская девчонка? — спрашивает Нейджл у собеседника, — а то мы ей её мужа привезли, чтобы не скучно было.

— Ну вот, корми теперь двух здоровых лбов, — ворчит в ответ некто.

— Да, ладно тебе, Питер, — усмехается наш похититель, — можно подумать, что дядя Сэм тебе мало денег платит. Заразился здесь… Кошке хвост отрубил уже? Да и ненадолго мы тут. Девчонку придётся ликвидировать, а паренька мы заберём, у нас он будет петь, как весенний соловей, с руладами и переливами.

— Эй, вы, там! — Закричал я изо всех сил. Не надейтесь, что я вам теперь буду рассказывать правду! Хрен вам! Волки´ позорные!

Ответом мне был увесистый пинок под зад, после которого я пролетел, больно ударяясь о колья каких-то загородок, и врезался мордой в глинобитную стену. Боль от ударов, только сильнее распалила кипевшую во мне злость, но руки так и оставались скованными. К тому же входная дверь со скрипом захлопнулась. Свет проникал только через щели в закрытых ставнях, поэтому я ничего не видел, кроме узких полос на фоне подвальной черноты.

Внезапно до моего слуха донёсся тихий стон. Голос показался похожим на Ленкин, но какой-то не привычный. Сдавленный и, как мне показалось.

— Лена, ты здесь? — прошептал я, облизнув кровь с разбитых губ.

— М-м-м-м, фтеэсь — кое-как разобрал я тихий ответ. У меня от злобы и гнева свело челюсти. — С-с-суки! Они пожалеют об этом. Я приложу все силы, чтобы убедить Живкова расстрелять нахрен этих грязных подонков! Хорошо, что в Болгарии действует высшая мера социальной защиты в виде расстрела.

Пойдя на звук, в углу грязного загона я наткнулся на девочку. Эти сволочи в кровь разбили ей лицо, и, похоже, выбили пару передних зубов. Говорить ей было больно. Мне оставалось только сесть с ней рядом, положить её голову себе на колени и тихонько гладить волосы, успокаивая и обнадёживая. С трудом выговаривая слова, Лена рассказала мне про свои приключения, про Нейджла, про то, как она доверчиво села в машину, как её привезли в этот дом.

Из разговоров своих похитителей она поняла, что сейчас мы в Благоевграде, где на одной из окраинных улочек располагалась резиденция болгарского отделения ЦРУ, приставленная следить за бабкой Вангой и её именитыми посетителями.

Кормить её не кормят, вода для питья в ведре. Пить приходится через край, как собаке. Хорошо, что ноги у нас не связаны. Благодаря торчащей из стены железной полосе, мне удаётся освободить руки. Я мокрой ладонью умыл милое лицо своей боевой подруги, обнял и уговорил попробовать уснуть в ожидании дальнейших событий. Нам бы только из этого подвала выбраться, а тогда этим гадам долго не жить. Державна Сегурност их быстро накроет, наверняка, и в этом городе есть её отделение.

Постепенно мои глаза привыкают к темноте, и я начинаю ориентироваться в этом тёмном и мрачном узилище. Потолок низкий, можно достать до него руками, пол земляной, это даёт некоторую надежду выкопать ночью лаз под стеной. Стена изнутри просто обмазана глиной с торчащей во все стороны соломой, но оштукатуренный это кирпич, или заполнение деревянного каркаса мне не понятно.

Я поднимаюсь и обследую всё пространство. Оно разбито на отдельные отсеки длинными жердями, как принято в традиции болгарских крестьян. Закуты позволяют загнать в подвал разную живность, не перемешивая её между собой. А что если попробовать использовать один из этих дрынов в качестве рокусякубо? Я конечно, совершенно не знаком с японским искусством драки на шестах «бо-дзюцу», но какие-то движения видел, и на нашей стороне фактор внезапности.

Я аккуратно начал выкручивать жердь из распоров. К моей великой досаде, каркасы были сбиты здоровыми гвоздями. Чтобы освободить первый мне потребовалось не менее часа. Только я успел его вытащить и присел отдохнуть, как раскрылась дверь, и в проёме показалось белое пятно лица этого говнюка Линна.

С дневного света ему ничего не было видно внизу. Он опасается спускаться и злобно кричит сверху:

— Борис! Ты меня обманул, ты вместо протоколов экспериментов подсунул мне мошенническую куклу. Это есть отшень, отшень плохо! За это я буду наказывать твоя жена. Я её буду бить палкой. Выбирай, по спина её бить, по голова, или по пятка?

Я, пользуясь тем, что этот гадёныш кричит достаточно громко, на цыпочках подкрадываюсь к лестнице. Прикидываю, где у него должны быть колени и изо всех сил наношу удар под левое колено.

— О! Ш-ш-ш-ит! — Издаёт змеиное шипение этот паразит и валится по ступеням вниз. Мне остаётся только всадить с размаху тонкий конец жерди прямо ему в переносицу. Раздаётся противный хруст, и подлец затихает толи от болевого шока, толи от безвременной кончины.

Ловко у меня получилось! Сейчас его хватятся и начнут искать. Надо встать рядом с дверью и разделаться также со следующим. Нечего похищать чужих женщин!

Действительно, Питер не заставил себя долго ждать.

— Мистер Нейджл! Вы где? Ар ю окей? — послышались встревоженные крики наверху. Вскоре дверь открылась, и в проёме показался низкий силуэт Петра. Удар прямо в нос, потом в подбородок, потом в пах, и второй похититель валится вниз, считая ступеньки.

— Лена, давай, подымайся! — Шёпотом командую я жене. Мы осторожно поднимаемся по лестнице, выглядываем в дверь, и никого не заметив, быстрым шагом направляемся лестнице. Со двора слышны женские голоса, кудахтанье кур и прочие деревенские звуки. Мы крадёмся, пытаясь спрятаться в тени, в сторону ворот.

Внезапно со стороны ворот до нас долетает звук мощных ударов.

— Открывайте! Народная милиция! — из-за ворот слышен приказ. Иначе мы сейчас выломаем ворота! Три секунды и мы ломаем! Время пошло!

Чтобы не попасть под случайную пулю мы падаем на пол. В тоже мгновение БТР волноотражателем сбивает ворота с петель и влетает на середину двора. Из боевого отделения выпрыгивает человек пять с автоматами. Кто-то палит в воздух. Визжат перепуганные женщины, громко навзрыд плачет младенец. Шум, гам, тарарам. Всё перекрывает командный голос, усиленный мегафоном.

— Всем сложить оружие и выйти во двор с поднятыми руками! Заложников выпустить немедленно!

— Тут нет никого, кроме баб, — ворчит откуда-то выползший старый дед, — но они не встануть, они бояться. Вы же их своим недотанком до усрачки напужали. А я вот весь тут, но только оружия у меня никакого нет. Мужиков, окромя меня тоже ни одного нету.

— Проходи, дедушка, проходи, не мешай работать. — Говорит офицер деду, и снова командует через мегафон.

— Господа шпионы! Быстро выходим с поднятыми руками!

Внезапно резкий Ленкин визг разрывает воздух. Через секунду он резко обрывается, сменяясь придушенным рычанием.

— Автоматы на землю! Машину со двора убрали! Вертолёт сюда! Быстро! Иначе я прострелю этой сучке бошку. — Очнувшийся Нейджл заслонился телом девушки. По его лицу течет кровь из сломанного носа. Руки тоже в крови. В правой — ПМ, который он уткнул Лене в висок, левой он сжимает ей горло.

Меня пронзает острое чувство жалости. Как же бедненькой досталось! Ну, Нейджл доберусь я до тебя! Мало тебе точно не покажется, гад такой. Неужели ЦРУ работает так грубо? И как болгары узнали о месте нашего заточения так быстро?

Спецназ, опасаясь за наши жизни, останавливает атаку. Выпустив чёрный дизельный выхлоп, БТР выкатывается через развороченные ворота на улицу, солдаты кладут автоматы на землю и отступают к калитке. Их командир тоже медленно и аккуратно кладёт свой пистолет, демонстрирует пустые ладони и делает шаг назад.

Вдруг в проёме калитки появляется фигура Лабержа. Он спокойно и без какой-либо нервозности направляется в нашу сторону. Капитан спецназа пытается его остановить, но тот уверенно отмахивается.

Однако Нейджл стреляет прямо перед ногами своего шефа.

— Стой Стив! Мне не хочется тебя убивать, но поверь, я смогу это сделать. Ты талантливый, может быть, гениальный учёный и мне будет очень жаль лишать человечество твоих открытий, но я это сделаю. Мне очень нужно завершить это дело и вернуться в Штаты со щитом.

— Ты слишком много говоришь, дорогой Линн. Если бы ты был настроен на результат, то давно бы уже диктовал свои условия. Давай ты лучше прямо сейчас отпустишь девочку, сдашь оружие и расскажешь этим джентльменам всё, что знаешь. Тогда я смогу тебе гарантировать жизнь.

— Спасибо, что напомнил мне об освобождении этой сучки, у которой такие острые зубки. Я много просить не буду. Только вертолёт с полным баком горючки. Мне лично хватило бы, но моим хозяевам интересен вот этот парень. Поэтому, если речь пойдёт об обмене, то придётся девочку менять на мальчика.

Я слушаю этот затянувшийся диалог и одновременно медленно поворачиваю голову в сторону террориста. Теперь мне его отлично видно. Жаль только, что я нахожусь в нижней позиции, сделать из которой что-то полезное очень трудно.

— Ты не понял, — опять начинает уговоры Лаберж и делает короткий шаг вперёд. — Даже речи не идёт об обмене. Ты совершил преступление, похитил человека, угрожаешь его убить. Лучшее, на что ты можешь рассчитывать, получить десять лет тюрьмы. Подумай об этом, пока у тебя есть время. — Лаберж пробует сделать ещё один шаг, но пуля, выпущенная из ПМ, выбивает столб пыли из земли прямо перед ним, и он резко отдёргивает ногу.

Когда Нейджл на долю секунды задерживает руку с пистолетом, я рывком бросаюсь ему под ноги. Ленка, заметив мой рывок, пытается освободиться из захвата. Мы все втроём валимся на землю. В воздухе гремят выстрелы, но пули никому не причиняют вреда. Со стороны ворот к нам несутся оперативники, вот-вот всё должно закончиться.

Внезапно Нейджл выворачивает кисть непостижимым образом и стреляет прямо мне в голову.

Резкая вспышка боли пронзает моё сознание, сначала то, что паразитирует на молодом теле, а мгновением позже и то, что изначально обитало в нём. И вот я уже поднимаюсь всё выше и выше. С высоты наблюдаю, как этого мерзавца сбивают с ног и методично обрабатывают сапогами и прикладами. Над моим телом, стоя на коленях, склонилась Леночка. Она пытается зажать рану, из которой потоком хлещет кровь, но это уже не может мне помочь. Над собственным телом я замечаю прозрачно-голубое дрожащее марево. Это вторая оттеснённая моя душа, которой не повезло быть отстранённой от управления, зато повезло прожить куда более насыщенную жизнь, чем в прежнем варианте. Может быть, у неё ещё есть шанс.

Мне же легко и спокойно.

 

ЭПИЛОГ. ВОЗВРАЩЕНИЕ ОДИССЕЯ

Польша. Вольфшанце — Калининград. Борис Рогов. 10 мая 2018 года.

Противно прямо над ухом звенит комар. Но отогнать его я не могу, мои руки меня не слушаются. К одному мелкому пакостнику присоединяется второй, потом третий, и вот уже целый недружный хор выдаёт тоскливое з-з-з-з-з.

Что-то твёрдое упирается мне прямо под рёбра и мешает лежать. Я пытаюсь подвинуться, но чувствую, что не в силах пошевелить ни руками, ни ногами. Только голова с трудом поворачивается на затёкшей шее. Я пробую открыть глаза. Серое световое пятно над моей головой свидетельствовало о том, что я не ослеп, что нахожусь в сознании, и что жив, в конце-то концов.

Пробую сжать пальцы рук. После некоторого волевого усилия это мне удаётся. Но расплатой за это становится болезненное покалывание в ладонях. Кровоснабжение в руках восстанавливается. Я начинаю сосредоточенно сжимать и разжимал кулаки, стараясь не задумываться о месте и времени. Постепенно кровь начала циркулировать в организме. Вместе с ней возникло и желание понять, куда я попал на этот раз. Последнее, что я помню, была сцена с освобождением заложников, где мерзавец Линн прострелил мне висок.

— Неужели меня похоронили — первая мысль была именно такая, — я лежу в холодильнике или в морге и ожидаю, когда меня кремируют?

Эту мысль я отогнал почти сразу, в морге царит очень специфический запах мертвечины, а здесь кроме «аромата» сырой земли, сухой травы и ржавчины никаких других запахов не ощущалось.

— Может, мой труп всё-таки обменяли на Ленку? — пришла мне в голову следующая странная мысль. — Теперь Линн просто хранит мои бренные останки в каком-то сарае? Сейчас он обнаружит, что я пришёл в себя, и мы поедем за океан.

Нет. Это тоже не то. Нельзя хранить тело вне холодильника. Оно начнёт разлагаться, и тогда точно, будет неспособно к восстановлению.

Я переворачиваюсь на бок, упираюсь руками в землю, подтягиваю ещё плохо слушающиеся ноги и с кряхтением пытаюсь вскочить. Не тут-то было! От резкого движения острая боль пронзает мне поясницу. Чёрт! Надо быть осторожнее, наверное, от долгого лежания мои суставы, связки и сухожилия усохли, или как там называется это явление в медицине? Мне теперь явно понадобится время на реабилитацию.

С грехом пополам я всё-таки встаю на ноги и осматриваюсь. Как ни странно, это оказалась не очень глубокая земляная яма, со стенок которой свисали корни деревьев. Упираясь ногами в откос и подтягиваясь на руках, я с трудом выбираюсь к пролому в плите. Это именно пролом в старой бетонной плите, вернее даже не в плите, а в бетонном основании, в каком-то фортификационном сооружении.

Вероятно, поверхностные стоки подмыли постепенно старую конструкцию, и я свалился в промоину.

«Старую конструкцию» — в моей голове словно сверкнула молния!

— Неужели? Этого не может быть! — пытался я отогнать внезапную догадку. — А перемещение в 1979 год из 2018 может? Почему туда может, а обратно нет? Но ведь как же не хочется! Его там застрелили, а ему «не хочется», подсказывает мне моё альтерэго.

Надо подниматься быстрее, выходить на свет и разбираться со всей этой ересью. Кто я? Где я? Когда я?

Подстёгнутый новой догадкой, я преодолеваю последний метр и оказываюсь среди бетонных покосившихся блоков. В десяти метрах светится яркая полоса солнечного света. Я узнаю место, с которого начались мои приключения.

Часы на руке показывают только одиннадцать часов. Получается, что я провёл в этом странном сне всего около часа. На боку у меня кофр для аппарата. Мой старенький «Canon», к счастью, совершенно цел. Я, пользуясь глубокой тенью, пролистываю в аппарате последние кадры. Самый последний — смазан. Понятно, я же падал в промоину.

Ладно, хватит сидеть в руинах, пора выбираться к людям, к свету, каким бы он ни был. Я весь покрыт пылью, глиной и мелким мусором. Даже в волосах какие-то соломинки. Надо срочно искать, где можно почиститься, а то стыдно в таком виде по заграницам рассекать.

Сердобольные тётушки на рецепции выдали одёжную щётку и помогли мне почиститься, с любопытством и жалостью выслушав мой рассказ про падение в яму.

— Не, не можно у нас падач! Ниц не падав ни разу. — На смешной смеси русского с польским уверяла меня старшая из дежурных. Сначала я не придал этому никакого значения. Возраст женщин свидетельствовал, что они могли учить русский ещё в коммунистической Польше.

Зато из предостерегающих надписей исчез английский и появился русский. Это заставило меня более пристально приглядеться к окружающему пространству. Жаль, что тётушки оказались совершенно аполитичны и газет не читали.

— Милые девушки, — решил я рубануть напрямую, — что-то с памятью моей стало. Тут помню, тут не помню. Не скажете ли, существует ли Советский Союз?

— Матка боска, пан, наверно, в самом деле, сильно приложился, — женщины рассмеялись. — Вот уже тридцать лет как нема ниякого СССР. Вы, русские, тогда наконец-то взялись за ум и отпустили всех, кто не хотел жить с вами в одном лагере.

— Что-то тут не то, — подумал я. — Надо срочно возвращаться в Кентшин, включить ТВ, купить газет, посерфить Инет, а то может оказаться, что я со своими «новыми злотыми» из того XXI века окажусь не дееспособным. А если ещё и собственная Родина окажется совершенно другой страной, вообще становится не понятно, что делать и как возвращаться.

На стоянке перед главным входом в «Вольфшанце» стоит только одна таксувка. Какой она марки и какого времени сказать сложно. В XXI веке марок, модификаций авто так много и они такие разные, что судить по внешнему виду я и в прежней жизни не пытался.

— Дзень добры! — приветствую я водилу, — может ли пан взяч таки пенендзы?

— Яки, таки? — удивляется тот и берет у меня из рук купюру в двадцать злотых с усатым королём Болеславом.

Он долго с любопытством разглядывает её со всех сторон, смотрит на свет, даже обнюхивает. По всему видно, что такой банкноты он никогда не видел. Наконец, он поворачивается ко мне:

— Не, никды не видзев таку купюру. Двадзешёнт злотых вот таки, — он вытаскивает из кармана смятую двадцатку с каким-то очкастым мужиком, совсем не похожим на короля, хотя и с усами. — Но, пан, это очень маленькие пенендзы, на них только стакан гербаты можно купич.

— Может в качестве сувенира? — предлагаю я таксисту.

— Не можно, мам чворо дзеци, вшистких тшеба кармич, — с явным сожалением в голосе ответил усатый пан и вернул мне двадцатку.

Что ж мне не привыкать. Автостоп — наше всё. Стоит мне выйти на трассу как останавливается обычное авто. Я уже ожидал увидеть что-то совершенно чуднòе, флайер какой-нибудь, но никак не подержанный «Opel Kadett». Зато за рулём был весёлый рыжий парень Фриц из Германии, который был рад подвезти меня до Кентшина. Фриц даже сносно мог говорить по-русски, от чего моё краткое путешествие оказалось ещё и полезным.

Я старался из всех сил контролировать свою речь, чтобы не дай бог не выдать своё необычное незнание окружающих реалий. Любопытство, конечно, распирало меня изнутри, но я позволял себе лишь междометия.

Родной город Фрица — Бремен, а его предки были когда-то выселены из Восточной Пруссии. В этом году ему исполнилось восемнадцать, и отец подарил ему дедушкин ещё автомобиль. Сам купил себе «Volkswagen Esaul», самый модный в этом году.

— А почему «Есаул»? Это же вроде бы чин у русских казаков. Ты не удивляйся, я просто не очень увлекаюсь автомобилями, поэтому не слежу за новинками. Мне что есаул, что вахмистр, что урядник — всё едино.

— Странно, конечно, но у каждого свои интересы, — Фриц с пониманием кивнул головой. Горьковский автозавод уже давно купил Фольксваген. Теперь действительно целая линейка русско-немецких машин по миру гоняет. При этом, чем старше чин, тем мощнее машинка. «Фольксваген-Гетман» — любимая машина нашей Ангелы Меркель.

— А ты, Фриц, как к её персоне относишься? Если это не секрет.

— Да, какой секрет! Так-то политик она не плохой была, но последнее время пошла на поводу «зелёных» с их антиатомной истерией. После Фукусимы сами знаете, что у нас творилось… Ей до вашего Крупнова, как до Луны. Хотя мне его действия тоже не всегда понятны.

— Ну-ка, ну-ка, — я чувствую, что разговор принимает правильное направление и сейчас этот мальчишка мне расскажет всё, или почти всё. — И какое действие тебе особенно не понятно?

— Ну, например, зачем ему понадобилось проводить плебисцит в Абхазии и Осетии? Ведь в 1985 году население этого географического недоразумения уже проголосовало за вхождение в состав Грузии.

— Прошло четверть века, ситуация поменялась, наверное в 1985 там жило больше грузин, а в 2008 абхазов. Это два разных народа всегда соперничавших за благодатный край. У осетин такая же история.

— А разве абхазцы — не грузинцы?

— Нет, конечно. Грузины это картвелы, сваны, мингрелы, другие племена, согласившиеся на общее имя, а абхазы не согласились. Им показалось, что жить автономно в составе Российской Федерации лучше.

К сожалению, ехать до Кентшина совсем не долго, дальше путь Фрица лежит в сторону польского Поморья-Померании, а мне надо торопиться в Калининград. Интересно, как меня теперь через границу пропустят. У меня же паспорт хоть и РФ, но совсем не такой, что действует сейчас.

Никаких перемен в Кентшине не видно. Только народу стало побольше, да таксувок не видать. Наверное, разъехались все.

Останавливаться в городе, смысла нет, так как деньги есть только такие, что не принимают нигде. Хотя, если зайти к нумизматам и попробовать втюхать им в качестве диковинного сувенира? Только где в этом Кентшине нумизматов найти? Это же глухая провинция. Может сувенирная лавка найдётся? Может там мне поменяют мои злотые, на нынешние. Но больше всего мне любопытно взглянуть на политическую карту мира. Ведь судя по словам Фрица, изменения произошли нешуточные. И произошли они после 1985 года. Моё появление тогда сыграло здесь определяющую роль.

— Пани, може мувич, гды ест шклеп ксёндшковый? — обращаюсь я на ломаном польском к симпатичной молодой особе.

— Пан может говорить по-русски, — мило улыбается мне в ответ кентшовянка. — Русский у нас все знают. А книжный — вон в том доме.

При открывании двери крошечного магазинчика раздаётся мелодичный звон маленького колокольчика. Тут же в зале появляется мужчина в очках и клетчатой жилетке.

— Дзэнь добры, шо пан хтел бы? — с лёгким поклоном обращается он ко мне.

— Хцэв бы мапу Европы, если можливо.

— Очивишче, конечно. Пан мувит по-польску? То есть бардзо добже. Пан хце дужу карту или удобну?

— Лепше дужу.

Я с опаской разворачиваю перед собой буклет. Да, мир изменился очень сильно. Прежде всего, не стало СССР. Большую часть его территории занимает РСФСР, в состав которой входят и бывшие украинские Причерноморские области — Одесская, Николаевская, Херсонская, Харьковская, Донецкая и Луганская. Конечно же, Крым тоже отошел к России. Галичина и Волынь — отдельные государства. Белоруссия, как автономия под названием Литва, полностью вошла в состав России. Бывшая Литва с Латвией и Эстонией объединились в отдельную маленькую страну — Балтию со столицей в Риге. Отдельным имаматом стали бывшие автономии Северного Кавказа. Но почему-то все они, включая Дагестан и Чечню, были изображены отдельными образованиями. Наверное, на единое государство все эти габардино-вулкании договориться не смогли. А может быть, их специально развели. По старому имперскому правилу — разделяй и властвуй. Сильные изменения претерпел Казахстан, утратив все северные области с преобладающим русским населением. Вышла из состава Союза и Тува. Молдавская ССР за исключением узкой полоски Приднестровья, присоединилась к Румынии.

Сама Румыния входит в Балканскую конфедерацию, объединяющую кроме неё Болгарию, Грецию, Албанию и частично Югославию. Частично, потому что часть прибрежная часть Хорватии вошла в Италию, а материковая Хорватия и Словения присоединились к Австрии. Ещё в одну конфедерацию объединились Польша и Чехословакия. Последняя распалась на Богемию, Моравию и Словакию.

ГДР и ФРГ, вполне ожидаемо, объединились в единое государство, которое входит в состав Соединённых Штатов Европы. В СШЕ вошли большинство Западно-Европейских стран. Полностью отдельными государствами остались только Швейцария, Швеция и Великобритания, утратившая Шотландию.

Афганистан так и продолжал быть разделённым на Север, называвшийся Бактрианская Народная Исламская Республика и Юг, обозначенный, как Пуштунистан. На Ближнем Востоке исчез Израиль, распался Ирак на Курдистан, Суннистан и Шиястан, а Иордания получила выход к морю.

В Западном полушарии видимых изменений не произошло. За небольшим исключением. Появились две независимых страны — Атапаскан, бывший штат Аляска и огромная страна, раскинувшаяся по всему северу Канады, включая острова Канадского архипелага и Гренландию. Похоже, что Штатам и Дании надоело содержать эти территории на своём бюджете, и они предоставили их самим себе. Теперь эти гордые китобои живут, свободно, но бедно.

— Чудны дела твои господи, — непроизвольно вырвалось из моих уст. — Интересно, как всё это произошло? Как живут мои родные? Что происходит в Советской и Социалистической России? То, что выгнали из общего дома всяких нахлебников, это замечательно. То, что создали единое русское национальное государство, тоже мне нравится. Пусть даже и под «знаменем социализма». Но вот то, как там складываются внутренние проблемы? Удалось ли за счёт отказа от помощи «братским» народам сгладить последствия кризиса середины восьмидесятых годов?

Надо быстрее выбираться домой, но как быть с паспортом? А попробую я выйти со своего смарта в Инет, свяжусь с Лёлькой, если это удастся, то попрошу её прислать мне скан моего свидетельства о рождении. А паспорт, скажу, что потерял. Если конечно, Лёля и в этой версии моя жена. А то ведь, может быть сейчас всё не так, как было ещё пару часов назад.

По Ватсапу с домом связаться мне удалось. К счастью, жена сидела дома и втыкала в игрушку.

— Привет, любимая! Как у тебя дела? Как кошки? Всё в порядке?

— Да, кошки бегают, дела в порядке, а ты сам как? Ничего не случилось? Да, ещё новость. Сын твой заходил, сказал, что уезжает на работу в Манчестерский Универ.

Здорово, но у меня к тебе действительно есть просьба. Отсканируй, моё свидетельство о рождении и вышли мне по Ватсапу. Я загранпаспорт не то потерял, не то его у меня его украли.

— Зачем тебе паспорт? Ты там головой, что ли ударился? Склеротик старый! Никакого паспорта не нужно же.

— Как, не нужно? А пограничникам я, что показывать буду? Фотографии из детского альбома, — мой разум отказывается принимать такой поворот событий.

— Ну, точно, — долбанулся! Ещё казачий кордон вспомни, ага! Ты разве забыл, как выезжал?

— Вообще-то, да. Я тут в провалился в одну яму, на самом деле долбанулся башкой и провалялся без сознания целый час. Может быть, что-то с памятью моей стало. Но! Заметь, польский помню, что-то из немецкого тоже помню.

— Я тебе скан свидетельства вышлю, мне не трудно, но ты попробуй просто приехать на границу. Может всё-таки не понадобится тебе паспорт. — Продолжает по привычке язвить супружница.

Минут через десять смарт просигналил, что пришло сообщение по ватсапу. Лёлик всё-таки скинула мне свидетельство. Я подумал, что до границы действительно не далеко, кило 50, а до Варшавы все 250. Почему бы и не попробовать?

Чтобы не попасть впросак, стараюсь больше в политические разговоры не вступать и через час на попутках уже оказываюсь в последнем польском городке Безледы. Ещё десять минут и я на тяжёлой фуре с литовским водителем, плохо говорящим по-русски выезжаю на пограничный КПП.

— Вам, пан, хорошо, — завистливо вздыхает дальнобой, — одиночным путешественникам что граница, что не граница, разницы никакой, а вот нам на коммерческих линиях приходится таможню проходить. На прощание он жмёт мне руку и, пожелав доброго пути, едет на таможню.

Я осматриваюсь по сторонам. Никаких надписей, поясняющих куда идти, где пасконтроль, где зелёный коридор, ничего не вижу. Хорошо, пойду в сторону Калининграда, остановят, так остановят, а не остановят, значит со Славянской Конфедерацией у РСФСР безвиз.

И точно! Никто даже ухом не повёл, когда я оставил позади все пограничные сооружения. Здорово! Вот теперь у меня проблема другая нарисовалась. Когда я планировал своё путешествие, я предполагал вернуться в Новосиб самолётом из Калининграда. Но билеты то, точно, действительны быть не могут! Мне теперь до самого дома автостопом без денег ехать? Хотя бы паспорт надо восстановить, чтобы перевод денег… Ах, варёный я ишак, три уха набекрень! На карту Сбера пусть мне жена денег скинет и всё! Проблема решена! Осталось только узнать, сколько здесь стоят билеты на самолёт. А паспорт можно не делать совсем. Хотя… как сказать, если действуют правила заселения в гостиницу ещё советские, то паспорт нужен. Для покупки билета на самолёт тоже. В общем, надо частную квартиру найти и узнать у хозяев все нюансы.

Так я иду себе по тротуару вдоль необычно аккуратной дороги. Прикидываю так и этак. Вдруг какая-то тень закрывает от меня солнце. Я поднимаю голову и вижу… О, боже! Дирижабль! Воздушный корабль с гордой надписью «Летайте дирижаблями аэрофлота» раздвигает серо-белой тушей редкие облака. — Вау! — невольно вырывается у меня из груди, вопль восторга. Завораживающее зрелище!

— Что, товарищ, не привыкли ещё к нашим воздушным трамваям? — Вдруг слышу я старческий голос у себя за спиной.

Сухонький старичок лет восьмидесяти, лукаво улыбаясь, обращается ко мне. — Интересуюсь спросить, в каком холодильнике вы лежали, что модель десятилетней давности вызывает у вас такие эмоции?

— Меня Борис зовут, а удивился я от неожиданности. Ни разу не видел это чудо в полёте. Только читать доводилось, а читать это же совсем не то, что собственными глазами увидеть.

— Сансаныч, так можете ко мне обращаться, да. Не могу, не согласиться. Тут же вот что интересно, в 1998 году здесь под Калининградом нашли немецкий завод по производству дирижаблей. Завод ещё при немцах был заброшен, а наш областной предводитель, как узнал, так сразу загорелся сделать такую местную достопримечательность.

— Сансаныч, а как вы смотрите на то, чтобы нам взять по кружечке пивка? — Я с дальним прицелом задаю этот вопрос, чтобы иметь возможность расспросить разговорчивого товарища обо всех изменениях последних сорока лет. — Вот только денег у меня нет, кроме вот таких — я показываю старику свои старо-новые купюры.

— А поближе можно ваши дензнаки посмотреть? — внезапно проявляет любопытство Сансаныч. — Никогда про такие не читал. Хм-м-м, ишь ты, тысяча рублей одной бумажкой. Занятно, занятно. Год 1997. Это что же получается? В честь тысячелетия Ярославля выпустили памятную купюру, а я, старый нумизмат и бонист, ничего про такое важное событие даже не знал? Вы, наверное, тоже монетки разные, купюры, банкноты собираете?

— Есть такой грешок, — решил соврать я. — Так как на счёт пива? Я может быть, вам продам эту редкую банкноту.

— Заманчиво, заманчиво, — у старика заблестели глаза от предвкушения. — Пойдёмте, конечно. Тут в центре есть замечательный подвальчик. «Категорический императив», у нас его называют сокращённо «Имперчик». Пиво варят отменное. Вот что немчура делать умела, так это пиво варить. Сколько в России не пытаемся, но до немецкого, австрийского или чешского, дотянуть не можем. В «Имперчике», как-то сподобились.

— Совершенно с вами согласен, — поддерживаю я увлечённого собеседника и следую за ним в сторону Фридландских ворот. Именно там и расположен искомый пивняк.

Когда мы взяли по доброй кружке светлого пльзеня с раками, Сансаныч вернулся к теме нумизматики. — Сколько бы вы хотели за вашу банкноту? Даже с моей военной пенсией, мне и по номиналу не осилить, но я могу собрать в долг среди нашего круга любителей разных редкостей. Так сколько?

— Рад, что могу вам чем-то быть полезным, да к тому же мне сейчас деньги очень нужны. Поэтому готов продать вам её всего за триста рублей.

— В три раза ниже номинала? С чего бы такая щедрость?

— Когда денег нет совсем, то будешь рад и любой сумме, а мне ещё билет на самолёт надо покупать. До Новосибирска долететь, сколько стоит, не знаете?

— Нет, давно уже никуда не летал. Не люблю я летать, если куда надо, то я лучше поездом. А триста рублей я вам прямо сейчас принесу. Живу я рядом. Давайте я вам ещё пива закажу, а сам домой за деньгами сбегаю. Подождёте меня? — Старичок, с затаённой надеждой уставился на меня слезящимися глазами.

Жил он и в самом деле не далеко. Уже через двадцать минут я снова мог видеть его лохматую седую голову напротив себя.

— Вот держите! Ровно триста рублей, — он протягивает мне три бумажки с Водовзводной башней Кремля.

— До Новосибирска, как я по пути узнал билет стоит половину этой суммы, так что вам даже останется на гостиницу и питание. — Старичок, тяжело дыша, уселся напротив меня. — Всё-таки 80 лет — не тот возраст, при котором можно так носиться. Посижу немного, отдышусь, ффу-у-у.

— Тогда может быть, от кружечки пива не откажетесь? Нашу сделку надо отметить. Мне кажется, что мы оба оказались в выигрыше.

— Хорошая мысль! Ещё одна кружечка пивка мне точно не повредит, а за одно, может, вы всё-таки поведаете историю появления такой странной купюры?

Я прошу пробегающего мимо официанта принести нам ещё по одной и к ней по паре сосисок погорячее. А пока сосиски и пиво в пути, пытаюсь срочно придумать что-то похожее на то, во что можно поверить. Не про путешествия же во времени рассказывать.

— Ладно, так и быть, поскольку, Сансаныч, ты мне помог, то я намекну, но только при условии, что никому больше рассказывать не будешь. Идёт?

— Борис, ты дурака то не валяй, что тут может быть такого таинственного. Ясно, что к нам ты прибыл со стороны Польши. Если нет денег, значит, либо тебя там обчистили, либо ты в Гданьской игорной зоне все денежки спустил. Ладно! Не скажу я никому, не надейся, — Сансаныч тяжело рассмеялся прямо в кружку, отчего белые пенные брызги полетели во все стороны.

— Ты почти прав. Я собирался поиграть, захотел словить азарт, ухватить Фортуну, поймать удачу, но на автостанции, меня прямо в сортире шарахнули по голове. Вырубили конкретно, так что я очнулся только через час и без денег, и без документов. Хуже того, у меня ещё и частичная амнезия образовалась. Помнишь фильм «Джентльмены удачи»? Вот прямо как там, «тут помню, тут не помню». — Я закончил изложение новой версии, даже с некоторым удовлетворением. Версия звучала и в самом деле довольно убедительно.

— Допустим. Примем как данность, что всё так и было. А как ты объяснишь то, что проданная мне купюра — выпущена банком России?

— Не поверишь! Не знаю. Когда я в том сортире очнулся и обшарил карманы, то из денег нашёл только эту и ещё несколько польских злотых мелочью, ну и в трусах у меня остались триста долларов.

— Доллары то тебе зачем? Да ещё всего триста? Это же теперь меньше стоимости бумаги на которой они напечатаны!

— Вот с этого места давай подробней. А то я вообще ничего не помню из области экономики и политики, особенно внутренней. Ты говоришь, что триста долларов — курам на смех? Я помню, что в СССР на черном рынке за доллар давали полноценный червонец. Что произошло?

— Так ведь великий кризис доллара в 1988 году обрушил рынок ценных бумаг так сильно, что Штаты едва не развалились. Их спасло только, то что они быстро организовали войну с Ираном, взяли под контроль наркотрафик кокаина и поставили в Венесуэле своего карманного президента. Янки пытались и в бывших наших республиках своих марионеток посадить, но тут у них облом случился. Там в основном исламисты к власти пришли, поэтому они и в Пуштунистане, и в Курдистане, и в Чечне на такое сопротивление наткнулись, что Вьетнамская война теперь для них — летняя прогулка.

— А Гренландия независимой тоже по их наводке стала?

— Это уже Европейский Союз так Данию переформатировал. На кой ляд им сдалась эта ледяная пустыня. Полностью дотируемая территория. Теперь эскимосы сами себе хозяева и страшно рады, что у них две американских воздушных базы есть. Хоть какой-то источник валюты.

— Что-то мы опять свернули на внешнюю политику. Расскажи лучше, что в стране происходит. Вот я смотрю границы полностью прозрачные. Это как так получилось?

Это спасибо надо сказать Пономарёву, который после смерти Брежнева в 1982 стал генеральным секретарём ЦК КПСС. Никто не ожидал от него такого рывка к реформам, а он, несмотря на старость, а может и благодаря ей, начал так гайки раскручивать, что старая гвардия завопила о предательстве дела Ленина. Он границы и открыл. Сначала между странами соцлагеря, а потом, когда стало понятно, что контакты граждан только способствуют нашей пропаганде, протащил решение об открытии границ любых для частных поездок обычных граждан. Европа пошла на встречу, Китай и Япония тоже. Теперь границы только для коммерсов.

Вторым его ударом было реформирование Союза. Здесь мне кажется, он подсмотрел эффективную модель у Балканской конфедерации. Эти ребята, после смерти Брежнева, везде, кроме ВПК, что подобные конфедерации начали возникать как грибы после дождя. Скандинавская конфедерация, Чешско-Польская, Вьетнамо-Сиамская и Западно-Европейская. Наши верхи тоже решили что-то такое устроить, но в обратном порядке. Ведь у нас получалось так, что РСФСР все остальные республики, все соцстраны и половину стран развивающихся тащила на нашем горбу. Ты про референдум 1985 года помнишь, или тоже забыл?

— Референдум? Это что-то типа опроса? Нет, ничего не помню.

— Да, какой там опрос! Решили наши руководители сделать мононациональную страну, и давай нас всех опрашивать. Хотим мы жить в составе одной страны, другой страны, или вообще независимо. Вот!

Так и получилось, что Северный Кавказ, украинская Украина, Прибалтика и кто-то там ещё получил полную независимость, Молдавия слилась с Румынией, Закарпатье с Венгрией, Карабах с Арменией, а Северные области Казахстана и Новороссия с Крымом стали Российскими. Процесс обеспечивался силами единой союзной армии. Армия у нас до сих пор советская.

— А система сейчас призывная или по найму?

— По призыву, конечно! Кто же за деньги будет умирать? Но тут тоже реформа прошла катком. Сейчас служат все поголовно. В ВУЗы без военного билета не берут. На госслужбу тоже. Поэтому ни уклонистов, ни дедовщины сейчас нет.

— А дедовщина то куда делась?

— Если ты служишь с теми же пацанами и девчонками, с которыми в школе учился, то откуда она возьмётся?

— Девчонками? Женщин в армию берут?

— Почему нет? Это очень сгладило многие трения в армии.

— Эк же я долбанулся! Такого не помню! Но давай к политике вернёмся. Что границы стали прозрачными это я понял. А как поступили с общесоюзными предприятиями?

— РСФСР стала правопреемником Союза. Пришлось теперь всем этим «свободным» республикам жить по средствам. Сколько заработал, столько и получил. Самые «вкусные» предприятия перешли в российскую собственность. Везде остались наши базы. Ведь часто это один из главных источников средств существования для местного населения. Мало того, все эти республики оказались должны Росси за построенные порты, дороги и всё остальное, что строилось и финансировалось из союзного бюджета. Пока расплатиться смогли только Таджикистан, Азербайджан и Туркмения. Остальные так и платят отступные платежи. Поэтому много наших бывших братьев ездит на заработки к нам.

— Постой, — я жестом торможу своего рассказчика, — а как же наши? В России после наплыва рабсилы безработица не началась?

— Какая там безработица! Все эти гастарбайтеры, как их стали называть на немецкий манер, работают только в частном секторе.

— Как? — невольно вырвалось у меня, — у нас и частный сектор появился? Откуда? Не было же ничего после Хрущёва.

— Конечно, до 1985 года не было. А потом приняли указ, разрешивший мелкое предпринимательства. Буквально через год не осталось государственного общепита, розничной торговли, лёгкой и пищевой промышленности. Половина строительной и дорожной отрасли тоже отошли в частные руки. В частном секторе работать, конечно, тяжело и рискованно, зато денег можно заработать больше.

— А как же с идеологией? С построением коммунистического общества, самого справедливого и самого гуманного в истории человечества? Ведь предпринимателя без эксплуатации человека быть не может. Так нас учат классики.

— Слава богу, наверху кто-то догадался, что теория это теория, а практика показывает совсем другое. Что важнее, чтобы большая часть населения жила счастливо, а не горбатилась за нищенские подачки. Особенно хорошо у нас получается вести дела с Балканской конфедерацией. Те собрали себе самые сливки НИОКРа, качают идеи, доводят их до чертежей, а мы эти разработки пускаем в производство.

— Ладно, — Сансаныч опрокинул в себя последний глоток пива и аккуратно отодвинул кружку. — Утомился я что-то. Такую лекцию тебе прочитал, ого-го. Пойду домой и прилягу минут на шестьсот, а ты пока беги в авиакассы или в любое турбюро и бронируй себе билеты на завтра.

Сансаныч жмёт мне руку на прощанье и скрывается за тяжёлой дверью пивнушки. Мне действительно пора идти за билетами, но я пока никак не могу отойти от новостей. Интересно, почему он ничего не рассказал про Германию, про гонку вооружений, про Афганистан? Неужели просто забыл?

Я посидел ещё немного, усваивая тот вал новой информации, что внезапно обрушился на меня. «Всё к лучшему в этом лучшем из миров» пришла мне в голову спасительная мысль. Деньги у меня есть, билеты я сейчас куплю, гостиниц в городе достаточно. Наверняка, завтра я буду уже дома. Вот интересно, как там мои друзья? Но это тема отдельного повествования.