По дороге домой Фима перебирал в памяти полудрагоценные камни. Один за другим он прикладывал их к «скелету» будущей мухи, пристально вглядывался в невидимый образ, сравнивал его с предыдущим вариантом и создавал новую композицию. Дома он наспех поужинал и принялся рисовать эскизы, экспериментируя с цветом камней и формой будущего изделия.

«Конечно, можно муху из дутого золота сделать и потом украсить тельце рельефной чеканкой, – рассуждал он. – Вес изделия небольшой, а зрительный эффект массивности будет присутствовать. Как раз об этом Левинзон говорил. Можно из черненого серебра сработать, но там блеска ждать не приходится. Камни всегда наряднее. А что, если тельце сделать из прозрачного желтого хризолита, а грудку с крылышками усыпать цирконом? При невысокой стоимости изделия смотреться будет богато. Наверняка порадует владелицу. Ох, голова кругом идет от разных вариантов. Жаль, не умею работать с эмалью. Представляю, как выглядела бы такая мушка!»

Фима взглянул на карманные часы, подаренные ему тестем в день свадьбы, и с грустью отметил, что спать ему осталось совсем недолго.

«Так ничего и не придумал, – тяжело вздохнул он, лежа на кровати. – Ладно, завтра покажу эскизы Петру Ивановичу, может, с ним найду подходящий вариант».

Где и как рождаются художественные образы, Фима не знал, но был совершенно уверен, что после изнурительной умственной деятельности нужно перестать думать о проблеме и желательно заснуть. Ответ обязательно придет на заре, как нагулявшийся за ночь кот.

Ранним утром робкий солнечный луч скользнул по оконному стеклу Фиминой комнаты и зацепился за торчащий из фрамуги тонкий загнутый гвоздь, будь он неладен. Какое-то время пучок света терпеливо висел на ржавой шляпке и ждал, когда же солнце поднимется чуточку выше и вызволит его из ловушки. Уже через несколько минут он ловко соскользнул с крючка и устремился в помещение. С присущей ему утренней игривостью лучик разгуливал по комнате и бесцеремонно заглядывал во все укромные уголки. Нагулявшись вдоволь, он добрался до Фиминой кровати и принялся щекотать ему ноздри, слепить глаза и обжигать теплом. Пытка светом продолжалась до той поры, пока юноша окончательно не проснулся. Одержав победу над спящим, солнце торжествующе переместилось в соседнюю комнату.

– Сегодня мы поговорим о филиграни, или так называемой скани! – объявил лектор. – Что такое филигрань и для чего она нужна? Это специальная ювелирная техника для выполнения ажурного узора из тонкой золотой или серебряной проволоки. Все записали? Скань бывает ажурной, если скрученные проволочки сами образуют каркас изделия, а может быть и накладной – на пластинке. Чтобы овладеть данной техникой… Разумовский, прекратите глядеть в окно! …вам необходимо научиться скреплять металлические нити между собой при помощи пайки. Серебро и золото паяются разными составами. Для первого необходимо: одна часть красной меди и четыре части самого серебра. Золотое паяние требует меди в четыре раза больше. К ней добавляется шесть частей серебра и десять золота. Уже сегодня каждый из вас сможет самостоятельно приготовить сплав в тиглях. После охлаждения полученной массы с припоем можно сразу же начинать работать. Разумовский, о чем вы думаете, когда я говорю о серьезных вещах?!

– О мухе.

– Она тебя укусила или как?

– Вы правы, господин лектор. Эта маленькая бестия не дает мне покоя со вчерашнего дня.

– Так возьмите газетку, и всех делов!

– Лучше справочник по ювелирному делу.

– Как можно! Это же кощунство и неуважение к науке!

– А я думал – помощь.

– Удивительная местечковая дремучесть!

В мастерской Фима сразу же погрузился в работу, позабыв о творческих муках. Только в обеденный перерыв он вновь вспомнил о драгоценной мухе и направился к мастеру по эмалям.

– Петр Иванович, у вас найдется время взглянуть на эскизы?

– Любопытно посмотреть, молодой человек. Ну-с, хвалитесь, что родилось в вашей голове за прошедшую ночь?

– Вот, как-то так, – смущенно ответил Фима, протягивая папку с набросками.

– А что, весьма недурно, хочу я вам сказать, – приговаривал Петр Иванович, рассматривая рисунки. – Форма мушки забавная, и это уже жирный плюс в нашем деле. А что с камнями? Я вижу, вы остановились на прозрачных?

– Это не окончательный вариант. Тут как раз у меня заминка произошла. Хочется найти оптимальный вариант сочетания камней между собой: малозатратный и эффектный.

– Правильный подход для ученика. Это потом, когда начнешь работать самостоятельно, будешь использовать дорогие камни, а пока нужно научиться делать так, чтобы любая безделица смотрелась высокохудожественной вещью. Карлычу эскизы показывал?

– Нет еще. Да и не хочу.

– Придется, иначе ходу не даст. Для начала покажи художнику-руководителю. Пускай он даст «добро», а после него уже никто ничего не скажет. Нравится мне твоя задумка, Ефим. Со вкусом придумано. Это ж сколько вставок тебе придется сделать?

– Примерно двенадцать на голове с грудкой и по пятнадцать на каждое крыло. У туловища трудновато придется с мелочовкой. Я хотел бы основание крыла украсить крохотными камешками, а по мере удаления от тельца увеличивать их размер. Прожилки на крыльях выгравирую, а украшать буду только передний край крыла.

– Хорошо придумано. Сейчас модно покрывать поверхности россыпью. Одно меня только смущает – сложность выполнения. Работа тонкая, для опытных мастеров, а ты у нас без году неделя и уже с претензией на квалификацию. Осилишь такое количество вставок?

– Думаю, да.

– А какую закрепку будешь делать?

– Глухая точно не подойдет. Камешки маленькие, каждый не завальцуешь. Карнеровая в самый раз.

– Молодой человек, ваши познания и ювелирное чутье заслуживают похвалы. Мне остается только благословить вас на столь непростую работу. Единственное замечание, даже не замечание, а пожелание: придайте мухе немного динамики.

– Это как?

– Оживите ее.

– Тогда я расправлю ей крылья, будто она собирается взлетать.

– Верное решение, – похвалил Петр Иванович и вышел из мастерской, бурча себе под нос: – Если я что-нибудь понимаю в ювелирном деле, мушка расправит крылья не только себе, но и ее мастеру.

Что было на очередном заседании учебного совета! После просмотра готовых работ и вновь заявленных главный художник попросил минуточку внимания.

– Господа, у нас имеется еще один проект. Я думаю, он заинтересует всех преподавателей сразу. Прошу взглянуть.

Привычными движениями он разложил эскизы и замер в ожидании.

– Что скажете?

– Интересная работа, зрелая, – одобрительно закивали преподаватели.

– Использованы разные виды крепки.

– Чеканка тоже имеется.

– В художественном плане очень достойно.

– Большое спасибо, господа.

– И кому же принадлежат сии мечты? – поинтересовался инструктор-технолог.

– Нашему первокурснику Ефиму Разумовскому.

– Выскочке, – добавил Генрих Карлович.

– Отчего вы к нему так немилостливо относитесь? – удивленно спросил художник.

– Не успел толком в мастерских поработать, как уже умением принялся кичиться. Несколько раз ко мне подходил, просил повышенный курс обучения. А как я ему позволю перепрыгивать, ежели он не все науки первого года прошел? Предоставит готовую работу, тогда и делайте выводы.

– Тоже правильно, – поддержал гравер. – Нарисовать можно все что угодно, а вот сработать – совсем другое дело.

– Господа, эта вещь не входит в программу обучения и не была ни с кем согласована. Очевидный факт: молодой человек желает о себе заявить и демонстрирует нам умение. Предлагаю разрешить ему выполнить данную работу и при ее успешности рассмотреть просьбу о сокращении срока обучения.

– Абсолютно согласен с вами, Тимофей Ильич, – заступился за Фиму Петр Иванович. – У юноши прекрасные руки. Он одарен от природы и заслуживает индивидуального подхода.

– Если мы будем у каждого идти на поводу, то от системы обучения, выработанной годами, не останется и следа, – не унимался Генрих Карлович. – Последовательность есть залог успеха! Только при такой методе будет толк.

– Я не против дисциплины, но принуждение и бездушный подход крайне вредно сказываются на творчестве. Они убивают в художнике индивидуальность, поглощают его душу, уважаемый коллега.

– Ну, как знаете. Я свое слово сказал, но, похоже, оно не сильно кого интересовало.

– Генрих Карлович, мы уважаем ваш опыт, но инициативу подавлять нельзя. Что плохого, если он освободит место для другого ученика на год раньше?

– Ничего.

– Так, стало быть, дадим шанс молодому человеку. Я слышал, на родине его дожидается беременная жена.

– Я же говорю, шустрый он не по годам и настырный. Такой везде пролезет и свое возьмет, – буркнул себе под нос Генрих Карлович.

Жизнь Разумовских шла своим чередом. Мэри прекрасно справлялась с хозяйством не только у себя дома, но и при любой возможности старалась помочь родителям мужа. Открытость и доверительные отношения со своими отцом и матерью она успешно перенесла в новую семью, и это как нельзя лучше отразилось на взаимопонимании. Вопреки ожиданиям знакомых и родственников, Белла не испытывала никакой ревности к невестке. Она не закатывала сцен «сердечных болей», не ворчала и совсем не принуждала сноху оказывать им чрезмерное почтение, чем немало удивляла любопытных соседей. Только единственный раз Мэри была неприятно удивлена поведением свекрови, но и в этом случае она не показала своего раздражения. Погожим летним днем Белла с Леей зашли в гости. Женщины были вполне доброжелательны, поинтересовались ее здоровьем и принялись ходить по комнатам и пристально разглядывать все, что в них находилось. Не остались без внимания ни вышивка на рушнике, ни занавески, ни кружевная салфетка под вазочкой. Когда рассматривать было уже нечего, подруги попросили разрешения заглянуть в сундуки и кухонный шкаф. Опешив от такой бесцеремонности, Мэри ничего не оставалось, как разрешить любопытным кумушкам сунуть свой нос и туда.

«Наверное, они проверяют мое терпение и характер, – думала она. – А может, у них случилась пропажа и они хотят найти эту вещь у меня? Боже, какая неловкость! Провалиться мне на этом месте, если они думают, что я у них что-то украла!»

Конечно, Мэри не провалилась ни «на этом месте», ни на другом. Благодаря природной мудрости и такту она не позволила себе обидеться и сделала вывод, что женщинам просто-напросто захотелось посмотреть, какая она хозяйка и аккуратно ли разложены у молодой вещи в сундуках. Вместо обиды сноха пригласила женщин к столу и напоила чаем со свежеиспеченными булочками. Лея то и дело намазывала сметану на сдобу и не жалела ласковых слов для молодой хозяйки.

– Никогда не ела таких вкусных булочек! Свезло Фиме с женой. Ой, свезло. Домовитая у вас невестушка, и никак иначе. Ты поделишься со мной рецептом сдобы?

– Конечно, тетя Лея. Может быть, у вас еще вкуснее получится.

– Сегодня мне не рассказывай. В воскресенье младшие старших не учат готовить. Вдруг секрет отдашь, а потом у самой получаться не будет. Лучше завтра зайду и спокойненько все обговорим.

– Заходите завтра и в любой другой день. Всегда вам рада. Если бы не вы, тетя Лея, мы бы с Фимой не встретились.

– Скучаешь по нему?

– Конечно, скучаю и жду, когда он домой вернется. Обещал при первой же возможности приехать, а может быть, даже меня с собой забрать.

– Как это – забрать? – возмутилась Белла – В твоем-то положении!

– В положении нельзя. В положении нужно дома сидеть, а не по дорогам трястись. А вы уже знаете, кто должен родиться?

– Откудова, подруга?! Кто в утробу может заглянуть! Одному Богу известно, какие там органы заложены.

– Я, конечно, не Бог, но очень даже могу определить.

– Это по животу, что ли?

– По животу тоже можно. Становись боком, девонька.

Мэри послушно встала из-за стола и отошла в сторонку.

– Ты фартук на время осмотра сними. Не бойся, среди нас глазливых нет. Правда же, Белла?

– Это да. Но ты, Мэричка, лучше не снимай. Приподними, и хватит.

Лея долго приглядывалась, щурила глаза и всячески демонстрировала свое серьезное отношение к процедуре.

– Ну что, мальчик у вас будет. Как пить дать, мальчик! Животик маленький, острый и горкой вперед выпирает. Это всегда так бывает, когда мальчиковая писюнька растет.

– Лея, тьфу на тебя! – засмеялась Белла.

– Не нравится этот способ, могу по-другому определить. Если бы была девочка, она бы всю материнскую красоту себе забрала, а у вас наоборот. Вон как похорошела наша Мэричка.

– Это да. Беременность ее совсем не испортила. Глазки красивые, грустные, кожа белая, без коричневых пятен. Видел бы Фимушка!

– Ой, не береденькай мне грустью сердце и не отвлекай от следующей мысли. У тебя что бывает чаще, озноб или жар? – спросила Лея.

– Мне чаще жарко.

– Еще одно доказательство мальчика. Идем дальше. Ну-кась, принеси мне ниточку и сними обручальное колечко.

Лея не торопясь привязала нитку к кольцу и попросила протянуть ей левую руку. Колечко над ладонью качнулось словно маятник из стороны в сторону и остановилось.

– А здесь что? Не томи, подруга.

– И здесь мальчик получается. Если бы заходило по кругу – жди девку, а здесь сами видели, туда-сюда, туда-сюда. Снова все признаки мальчишеской писюньки.

– Тьфу на тебя еще раз! Правда, Мэрька?

– Ага, – засмеялась невестка.

– Бесстыдное гадание у тебя, Лея.

– А какое оно должно быть, если ребеночков только по этим местам и различают. Давай последний способ. Приподними, голубушка, подол юбки и, не торопясь, садись на пол. Потом так же медленно вставай.

Мэри, придерживаясь за табурет, послушно выполнила все, что от нее требуется.

– Быстро присела. Так не пойдет. Я даже не успела рассмотреть, что полагается видеть в таких случаях. Давай повтори еще раз с чувством и толком.

Мэри глубоко вздохнула и начала тихонечко приседать. По мере того как она приближалась к полу, Леина шея вытягивалась все дальше и дальше, а глаза делались все уже и уже.

– Ну что сейчас скажешь? – прервала молчание Белла.

– Ничего не скажу.

– Это еще почему?

– Потому что забыла я, как определять, а «лишь бы что» не хочу говорить и не умею. Да и зачем нужен был последний способ, ежели я вам и так много раз ответила? Будет у вас мальчик. Так и пишите Фиме в следующем письме.