Во время следующей поездки за молочными продуктами Лея предупредила Блюменфельдов о предстоящем визите Разумовских.

– Никогда не думала, что придется быть свахой, но ради моей подруги Беллы согласна ей работать хоть всю жизнь. Я обесчала подыскать для Мэри жениха, так вот, все и случилось наилучшим образом. Фимочка мальчик – золотые руки! Если бы вы видели, какая это умница! Мамина радость. Да что там мамина! Считай, всем повезло с его талантом. Какие он делает чудные вещи! Просто загляденье! Откудова что берет в своей голове! Захочите получше рассмотреть его художества – готовьте очки с толстыми линзами. А наш Фимочка без всякой лупы такой узор на ложечках сгравирует, увидите и сразу без чувств от восторга упадете. Фима клад – и никак иначе! Его печати самые лучшие в округе. Случайно, вашему мужу не требуется новый штемпель в ближайшее время? Нет, наверно? А жаль! Если таки «да», то вы знаете, куда нужно обращаться. Я на всякий случай сказала. А что касается вашей кровиночки, так после седьмого дня Суккота  ждите гостей, если вы не против ее счастья, – возбужденно отрапортовала Лея, отсчитывая деньги за покупку.

– Спасибо, уважаемая Лея, дай Бог вам светлого разума до конца ваших дней и хорошего достатка семье. Уберите сегодня деньги в карман и передайте Разумовским, что им здесь будут рады.

К смотринам, а заодно и к сговору  готовились две недели. Все это время Хацкель ходил взволнованный, периодически что-то бормотал себе под нос, жестикулировал, подсчитывал в уме и сразу же записывал на маленьком клочке бумаги. Шутка ли, такое серьезное дело предстоит пережить! За дочерей так не волновался, как за Фиму. Любимый сын, толковый, надежный. Только на него и можно рассчитывать в старости.

– Хацкель, к Блюменфельдам нужно ехать с Фимой. Пускай мальчик посмотрит на будущую жену и успокоится, – предложила бабушка.

– Мама, это совсем не обязательно. На первой встрече можно и без него обойтись. Он нам не доверяет или как? Опять же, дом на кого оставить? Считай, на цельный день выезжаем! Не дай Бог, пожар или погром, останемся нищими на всю жизнь.

– Хацкель, прекрати говорить плохо о нашем будущем! Впереди такие праздники, а ты настроение поганишь, – вмешалась в разговор Белла. – Мине тоже не нравятся эти старомодные законы. Как можно ему не показать Мэри? Он же ее наверняка сто тысяч раз в своей голове нарисовал, и все до одного рисунки разные. А вдруг его представление не совпадет с оригиналом, и тогда «на тебе здрасьте» – нервный сдвиг. Он у нас мальчик впечатлительный, с ним по-другому нужно. Я тоже за то, чтобы ребенок ехал с нами.

Так и решили. Все оставшиеся дни прошли в хлопотах и подготовке не только к сватовству, но и к празднику урожая. Предстояло смастерить во дворе сукку , в которой в течение семи дней всей семье нужно было есть, пить и даже спать. Ради такого дела Хацкель специально на лошади съездил в лес и нарубил крепких веток для стен шалаша, а для крыши – ивовых прутьев. Не успел он заехать во двор, как Фрейда преградила ему путь:

– Сына, покажи, чего ты нам привез.

– Мама, я же не первый год живу и знаю!

– Я знаю, что ты знаешь, но мине будет спокойнее, если я посмотрю.

Бабушка окинула взглядом свежесрубленные, источающие влагу гибкие прутья ракиты.

– На схах  у земли брал или высокие боковые срезал? – подозрительно спросила она.

– Мама, ну конечно боковые! Можно подумать, я забыл, какие нужно. Посмотрите себе и успокойтесь. Вон какую красоту заготовил.

– Умница, так и должно быть! Для Господа делаем, не для себя, поэтому лишним не будет, если я разок посмотрю. Положено брать ветки повыше от земли – значит, нужно исполнять.

– Так а я что делал? Идите, мама, себе на кухню и не мешайте домой заезжать. У меня еще дел столько, что за полночь ложиться придется. Вы лучше мою жену кликните или Фиму. Пускай идут помогать.

– Фима не может. Ему нужно с подарком для Мэри успеть, а Беллу сейчас позову.

Весь вечер супруги трудились во дворе. Обязательных три стены и крыша строились по всем правилам. Белла поддерживала опорные столбики, когда Хацкель их вбивал в землю, помогала переплетать и связывать между собой ветки, обрезала ножом торчащие побеги и выполняла с радостью все, что говорил ей муж. Хоть праздничные хлопоты и утомительны, но очень уж приятные. Главное – сделать не хуже других, а по возможности, даже лучше. Для строительства сукки нельзя жалеть ни времени, ни фантазии.

Еще с утра Белла собрала самые красивые фрукты и сейчас с любовью развешивала их под крышей постройки. Вход в шалаш ей захотелось украсить по-особенному. Идея пришла внезапно. Взглянув на кудрявую рябину, растущую за плетнем, она взяла резак и устремилась к дереву.

– Ты уж извини меня, красавица, за порчу, но позволь мне украсить тобой наш праздник. Ломать не буду. Срежу острым ножиком, не почувствуешь, да и тебе легче будет. Вон как ветки под тяжестью ягод провисли. Небось, ждешь не дождешься, когда дрозды после первых морозов прилетят твое богатство клевать?

Из веток она связала что-то вроде гирлянды и прочно ее закрепила по периметру входа в сукку. Найденным решением Белла осталась очень довольна, но потом немного подумала и к пурпурным гроздям рябины добавила кисти наливного янтарного винограда. Результат превзошел все ожидания. На протяжении лета ягоды впитывали в себя солнечный свет и сейчас с благодарностью за полученное тепло и любовь отдавали его обратно, переливаясь и искрясь в лучах заката, словно сотни маленьких язычков пламени. Корзину с остатками фруктов она поставила у входа с правой стороны, а самую большую и красивую тыкву, выросшую на мусорной куче, – слева. Завершив работу, Белла отошла в сторонку полюбоваться плодами своего труда. Довольная, она то и дело покачивала головой и облегченно вздыхала, рассматривая шалаш со всех сторон.

– Если в сукке днем солнца будет больше, чем тени, а ночью через крышу мы не увидим звезды – считай, сукка не кошерна, – вывела из приятной задумчивости очередным нравоучением сноху Фрейда.

– Мама, ну почему вы всегда думаете о нас хуже! Столько лет опыта ничего для вас не значит? – возмутилась Белла.

– Вот именно, столько лет вашей маме, а уважения ни на грамм! Могли бы и промолчать в момент моей заботы о вас. Ничего святого! Даже страшно подумать о том времени, когда меня не будет! Молодец Хацкель, все красиво сделал! – подвела итог Фрейда, словно он все строил один, и, устало шаркая ногами по земле, побрела домой.

Фима тоже не сидел без дела. В последние дни он был особенно задумчивым. «Мэри. Какая она, эта Мэри? Мама сказала, у нее красивые густые волосы, заплетенные в две косы, голубые глаза и кожа белая, словно у знатной барышни. А вдруг она мне не понравится? Нет, девушка с таким именем не может быть плохой. Что-то нежное и теплое исходит от этого имени. Как хочется порадовать ее достойным подарком. Кольцо, брошка или шпилька доставят ей радость? А что, если я ей гребень серебряный сделаю? Женщинам без него никак не обойтись, в отличие от нас, мужчин. Сделаю, пускай вспоминает меня добрым словом всякий раз, когда сядет перед зеркалом прическу делать».

Фима зажмурился на мгновение, и когда открыл глаза, точно знал, какую форму и размер будет иметь его подарок. Быстрыми штрихами он набросал эскиз. Осталось только придумать, чем украсить спинку гребня.

«Покрыть бы голубой эмалью, да вот беда: не успел освоить сие замысловатое искусство. Сколько возможностей мне бы открылось, владей я секретами эмалирования. Наверняка в Киевских мастерских обучают этой технике. Даже ради нее стоит туда ехать. Бирюза тоже подойдет для украшения, но хватит ли у меня камней?» – рассуждал Фима, сидя за рабочим столом.

Из деревянной шкатулки он достал кожаный мешочек и высыпал содержимое на стол. Семь маленьких голубых камушков, как крупные капли дождя, застучали о деревянную столешницу и застыли в форме цветка.

– Вот и ответ сложился, – обрадовался Фима. – Незабудки! На гребне должны быть незабудки! Они такие же нежные и красивые, как юные девушки, поэтому не могут не понравиться Мэри.

Несмотря на то, что решение было найдено, ночь у Фимы прошла беспокойно. Он часто ворочался, вздыхал и просыпался. Мозг работал, искал оптимальную композицию: как расположить камни по отношению друг к другу, как выгодно подчеркнуть природную красоту бирюзы, правильно используя ее прожилки с вкраплениями? Гребень непременно должен быть легким, а цветок на нем нежным, девственным.

Только под утро Фима крепко заснул. Снился ему зеленый луг с высокой густой травой и нежно-голубое небо с редкими пушистыми облаками. Птицы щебечут. Где-то вдалеке дятел отбивает дробь острым клювом, выискивая жуков в больном дереве. Кукушка напрашивается на вопрос о годах жизни. И во всем этом такая гармония и природная красота, что захотелось ему упасть на мягкую густую траву и лежать бесконечно долго, пока тело не сбросит с себя дневную усталость, не охладится от жара солнечного. Фима ложится под тенистым деревом. С земли все видится иначе. Все малое, невидимое вдруг начинает открываться человеческому взгляду, удивляя доныне неведомой жизнью.

Вот муравей веточку тащит – старается торопыга. Жук-скарабей завалился на спину, перевернуться хочет, а не получается. Болтает беспомощно в воздухе бархатистыми членистыми ножками, а ловкости в теле нет. Конечно, при таких-то рыцарских доспехах! Улыбнулся Фима, глядя на страдания жука, и спас бедолагу. Мышка выбежала из норки. Замерла. Носиком по сторонам водит, запахи улавливает, глазками-бусинками зыркает вокруг себя. Дзинь! Серебряная капелька росы скатилась с травинки, словно с горы, и прямо серой по уху. Зафырчала малая и ну давай лапкой себя по голове бить. Стряхнула сырость, перебежала на другое место и снова присела, подставляя спину солнечным лучам. Глянул Фима на ее ушки и обомлел. Маленькие, розовато-прозрачные и по форме своей один в один – лепестки незабудки. Даже тонюсенькие волоски, торчащие в разные стороны, как на цветке.

– Понял, как нужно гребень делать! – обрадовался Фима и проснулся.