– Можно войти, товарищ полковник? – майор Пищита приоткрыл дверь в кабинет Водопьянова.

– Да, заходите, – пригласил полковник.

Василий Федорович проследил за тем, как все уселись вокруг стола, и обвел подчиненных своим особым пронизывающим взглядом, о котором в МУРе ходили легенды. Поговаривали, что Водопьянов работает как рентген и скрыть от него что-либо было практически невозможно. Поэтому полковник «раскалывал» любых преступников.

Сегодня на повестке дня в первую очередь стояло дело о загадочной смерти эмбриолога клиники «Фетус-Вита».

– По заключению эксперта, все факты указывают на отравление метиловым спиртом, – доложил первым оперуполномоченный Захаров. – Вскрытие покажет. Бутылка с остатками водки «Белуга», графин и стакан на экспертизе. Но чтобы помереть так быстро – в течение двух-трех часов после приема – клиент должен был выпить как минимум стакан сразу. Так пьют только алкоголики, но все опрошенные сотрудники клиники показали, что Чесноков не был алкоголиком. Пил как все. Значит, был повод. Сейчас изучаем на предмет сильного стресса.

– Суицид? – спросил Водопьянов, листая материалы дела.

– Версия суицида отменяется, видны признаки активной работы. Судя по тому, как Чесноков распланировал свои дни намного вперед, покончить с собой он явно не собирался. Да и способ мог выбрать более надежный – медик все-таки. Вчера утром он работал. На операциях, как всегда, распевал песни. Значит, настроение было хорошее…

– Другие открытые бутылки с алкоголем в кабинете обнаружены? – уточнил Василий Федорович.

– Нет. Вообще алкоголя в шкафу много. Хорошего и разного. Вероятно, от благодарных пациентов. Но открытая бутылка только одна. Старшая медсестра Шорина показала, что эта бутылка была открыта давно, как минимум дней пять назад.

– Кто еще видел эту бутылку?

– Кроме Шориной, никто. Без босса в кабинете бывают только она и санитарка. Доступ есть и у охранника, но он туда не ходит – нужды, говорит, не было.

– Кто-нибудь еще пил из бутылки?

– Пока не выяснили. Просеиваем всех посетителей Чеснокова. Проблема в том, что в журнал записывают только пациентов, а тех, кто по личному делу, – нет.

– Кто убирал кабинет последним?

– Пирогова. Она у них за регистратора и санитарку. Сказала, что убирала утром, шкаф не открывала, вытерла пыль, протерла полы и все.

– Кто вчера к Чеснокову приходил? Позавчера? Если верить показаниям Шориной, из бутылки пили в течение недели и никто не помер. Значит, скорее всего содержимое бутылки поменяли вчера или позавчера.

– Вчера было трое или четверо посетителей. Пирогова точно не помнит. Остальные тоже не знают. Двое установлены, это пациенты по записи, остальных ищем. Думаю, видеозапись коридора покажет. Еще не все просмотрели.

– По поводу одного из посетителей есть кое-что интересное, – вмешался опер Бычков. – Терапевт Асташкина Ксения Ивановна показала, что во время приема, около двух часов, она слышала звуки скандала, доносящиеся из кабинета Чеснокова. Их кабинеты расположены рядом. Неизвестный мужчина что-то кричал, но Асташкина не поняла ни одного слова. Единственное, что она разобрала точно, – это слово «дряни». По-видимому, посетитель произнес его уже в коридоре. После этого хлопнула дверь, и наступила тишина. Ксения Ивановна выглянула из своего кабинета, но увидела только спину быстро уходящего высокого молодого мужчины в джинсах, с рюкзаком на плече. Кабинет Чеснокова был закрыт. Она вернулась к себе и продолжила прием.

– Пациентка или пациент, который был в это время в кабинете терапевта, подтвердил ее показания? – уточнил Василий Федорович.

– Пока нет, но телефон этой пациентки есть, я сегодня ей позвоню. Остальные сотрудники клиники ничего подозрительного не слышали.

– Кто еще видел этого мужчину?

– Охранник у входа. Он сказал, что этот молодой мужчина вышел из клиники быстро и молча около двух часов. На него, на охранника, посмотрел с какой-то ненавистью, выглядел возбужденным.

– Короче, работаем по этому посетителю дальше. Удалось выяснить, покидал ли Чесноков свой кабинет во второй половине дня? Заменить жидкость могли, когда он выходил.

– Да, один из врачей видел его у туалета около часа дня. Время точно не помнит.

– Саша, что по учредительным документам? Удалось найти? – обратился Василий Федорович к майору Пищите.

Майор виновато развел руками.

– Пока ничего сказать не могу. В сейфе клиники документов нет. Надо осмотреть квартиру, но без санкции не могу.

– Сейчас такие пациенты пошли… И убивают, и судятся с врачами, – вступил оперуполномоченный Бычков. – Помните случай врача-гинеколога из четырнадцатого роддома? Один папаша неудачного ребенка так ее достал угрозами, что она уехала за границу! А как врача «скорой помощи» избил какой-то придурок несколько лет назад? Однако, чтобы травили доктора ядом… такого не помню.

– Чесноков не был врачом. Он эмбриолог. Как нам объяснили, его задача – возиться со всякими там клетками и сперматозоидами, выращивать их, пестовать, – уточнил Василий Федорович. Он по ходу следствия учился сам.

– Может, оплодотворил кого чужим сперматозоидом? Надо в его электронной почте и соцсетях покопаться на этот предмет, – засмеялся самый молодой в отделе опер Захаров. В современных гаджетах и средствах коммуникации он был наиболее продвинутым среди коллег.

– Не смешно, – строго произнес Водопьянов. – Проверять придется все версии. Сотрудники. Шорина, например. Какие у них были отношения? Любовь? Ревность? Деньги?

– Мы не смогли пока всех сотрудников опросить. Многих нет на месте. И в НИИРе еще не были. Сегодня планировали, – начал оправдываться Захаров.

– Короче! Продолжаем работу. Пищита работает по учредительным документам, Захаров продолжает опрашивать сотрудников, которых вчера не было в клинике. Просмотр видеозаписей, телефоны, Интернет – тоже на тебе. Выяснить, что за персона была у Чеснокова в два часа дня и почему они повздорили. Бычков – в НИИР, опросить сотрудников, может, кто что интересное знает. И ждем результаты экспертизы и вскрытия. По коням!

* * *

Василий Федорович набрал номер внутреннего телефона:

– Владимир Петрович, можно к вам сейчас? Спасибо.

Водопьянов собрал бумаги со стола и отправился к полковнику Кирееву.

Владимир Петрович Киреев руководил отделом с недавних пор. Они познакомились с Водопьяновым, будучи молодыми операми, хотя Василий Федорович был значительно старше. Киреев в свое время был в его подчинении. Они вместе и порознь пережили сложные периоды в жизни. В девяностые годы, во времена бесконечной смены приоритетов в стране, Водопьянов продолжал сыщицкую рутинную работу. Киреев как-то своевременно закончил адъюнктуру, даже защитил диссертацию, теперь вот стал начальником. Он продолжал очень трепетно и уважительно относиться к Водопьянову. На заслуженную пенсию его не отпустил.

– Пятьдесят лет для сыщика – это самый расцвет! – сказал он, когда Василий Федорович пришел к нему с рапортом об уходе. – А кто молодых учить будет? Я с кем работать буду? С кем мне посоветоваться?

– Я по закону должен идти на пенсию! Чувствую, что рановато еще, конечно, но и мешать тебе не хочу, – ответил Водопьянов.

– Прошу, забери рапорт и работай спокойно. Ты не смотри, что я на твое место пришел. Я занял должность начальника, на которой раньше был ты, Василий Федорович. Но твое место в этой жизни ни я, ни кто другой не займет. Будем работать вместе. – Киреев немного помолчал. – Помнишь, Василий Федорович, как в засаде сидели, Кривого выжидали? Эх, жалел я тогда, что памперсов еще не было, – вспомнил он один из многих эпизодов в их оперативной жизни.

– Да… Памперсы в нашей работе весьма полезны, особенно когда никак нельзя отлучиться с поста наблюдения! – засмеялся Водопьянов.

– Ведь тогда только благодаря твоей чуйке мы обыграли Кривого и вышли живыми из той передряги.

– Но это не повод, чтобы стать бельмом у тебя на глазу. Время пришло – надо уходить, – засомневался тогда Водопьянов.

Киреев понимал переживания своего бывшего начальника. Очень трудно бывает уступить молодому. Однако Киреев был умен, постарался сберечь ценного сотрудника и друга. Уговорил остаться. И даже хорошо продумал, чем заинтересовать опытного сыщика, показать, что он нужен, что ему рано еще на свалку истории. Киреев приставил к Водопьянову молодую команду, попросил их поучить. И сам не гнушался обращаться к знающему сыщику за советом в трудных ситуациях.

Водопьянов долго привыкал к новому статусу заместителя начальника. Переболел. Но со временем почувствовал позитив в том, что у него больше свободного времени и меньше ответственности, и стал относиться к новой жизни с юмором. Испытывая настоящее удовольствие от наставничества, он щедро передавал свой бесценный опыт молодым коллегам.

Сейчас Василий Федорович пришел к Кирееву с докладом о текущих делах. Особое внимание уделил смерти эмбриолога. Он серьезно отнесся к этому делу. Киреев хорошо изучил бывшего начальника, доверял его чутью, поэтому тут же насторожился.

– Рассказывай, Василий Федорович, подробнее…

В свое время он много раз был свидетелем особого дара Водопьянова. Тот умел непостижимым образом чувствовать важные моменты. Люди-прагматики называют это интуицией, основанной на совокупности опыта и знаний. Молодые просто – чуйкой. Чрезмерно одухотворенные лица обозначают это явление как экстрасенсорные способности, ясновидение.

Вспомнилась история, когда под руководством полковника Водопьянова обложили в логове одного матерого московского рецидивиста, на совести которого было много смертей. Тот засел в двухкомнатной квартире пятиэтажного дома. Группа захвата ОМОНа была на старте. Все ожидали сигнала Водопьянова. Однако тот медлил.

– Приказывайте, Василий Федорович, все готовы, – прошептал ему тогда Киреев. – Что ждать?

– Подождем…

Они около часа находились тогда у осажденной квартиры, ожидая команды. И команда последовала, но совсем другая.

– Снимаем осаду! Оперативному составу покинуть позиции! Продолжить наблюдение за объектом, быть готовыми к задержанию преступника на выходе из подъезда, – произнес наконец Водопьянов.

Киреев тогда матюгнулся про себя: «Старый маразматик, на пенсию пора…»

Бойцы ОМОНа набились в свою спецмашину и отбыли в явной растерянности. Но они не привыкли обсуждать приказ командира. Иначе армия не была бы боеспособной. «Сначала выполняй – потом думай!» – этому их учили.

Только глубокой ночью на выходе из подъезда рецидивист был задержан оперативными сотрудниками.

На следующий день все участники событий узнали о том, что Водопьянов спас им жизнь.

Преступник ждал штурма квартиры и приготовился к нему. Мощное взрывное устройство, которое он незамедлительно привел бы в действие, унесло бы жизни не только всех омоновцев, но и жителей как минимум половины дома.

Водопьянов потом, подвыпивши, рассказал Кирееву о том, что он чувствовал, когда отдавал приказ об отмене операции. За долгие минуты, проведенные в засаде, полковник пережил сложнейшую внутреннюю борьбу, но поверил своей интуиции. Он знал, что будет, возможно, смешон для окружающих, но жизни людей для него были важнее.

После этого случая коллеги Водопьянова не раз поднимали тост за его здоровье и за его чуйку.

Вот почему сейчас полковник Киреев с особым вниманием слушал доклад руководителя опергруппы.

– Пока нет подтверждения из лаборатории, но эксперт предполагает, что это метанол, – подытожил Василий Федорович.

– Но при отравлении метанолом смерть не наступает мгновенно, – засомневался Киреев. – Возможны слепота, судороги… А тут никто ничего не слышал, потерпевший не успел даже пожаловаться… Да и бутылка стояла в кабинете длительное время. Может, что-то другое? Или обычный сердечный приступ?

– Конечно, выводы делать рано, подождем экспертов. Когда будет больше данных, доложу. – Василий Федорович покинул кабинет Киреева.