Кинюх знал...

Он давно привык к тому, что все обо всех знает, а о нем не знают ничего. Ну иди почти ничего... И знают очень немногие.

А уж эту ситуацию отслеживал с самого начала: не кому-то, а именно ему позвонил после коротких колебаний полковник Лобода — молодец, добра не забывает, можно смело генералом делать! От него же через полчаса получил указание доложить обо всем лично Секретарю (дело слишком серьезное, чтобы играть в субординацию, на кону — жизнь Премьера страны!), ему и докладывал теперь обо всех передвижениях фигурантов...

Впрочем, Кинюх и так мог на десять шагов вперед предсказать, как будут действовать «ребята», — на этом этаже власти каноны игры у всех примерно одинаковы, методы тоже не слишком отличаются. Если, конечно, не происходит что-нибудь совсем уж невозможное. Такое, как Майдан...

Майдан...

Эти ночи цвета подрагивающего огня разрушили всю структуру — тщательно продуманную, безукоризненную, казавшуюся несокрушимой. Уничтожили мир, который Кинюх не без основания считал своим и в котором рассчитывал прожить до смерти. Впрочем, и «помаранчевые», и «бело-голубые» вызывали у него одинаково неприятные чувства. И вовсе не потому, что электорат вдруг возомнил, что у него есть право голоса — это как раз было просчитанной комбинацией, частью плана, — а потому, что он, этот самый электорат, не сыграл до конца отведенную ему роль...

Противостояние не переросло в бойню, как было запланировано, кровь так и не пролилась. И эта недоработка, ни много ни мало, уничтожила Бывшего (Рыжим он не называл его даже в мыслях, и не из страха, нет, просто тот был основой всего, что имел и любил Кинюх, а над основами не глумятся!), а значит — сломала мир вокруг, поставила все с ног на голову...

Замелькали новые, вырвавшиеся из тени лица, восторженно взвыли писаки и телевизионщики. Как говорится, весь джихад по-новой!..

Но Кинюх всегда был человеком Бывшего. Он и сейчас был его полномочным и верным послом во власти, как бы нелепо это ни звучало. Словно готовил плацдарм для высадки армии, которой уже не существовало. Он не мог иначе. Это была даже не преданность человеку. Это была преданность тому понятному и любимому миру, который в одночасье исчез под хлипкие аплодисменты Запада и угрюмое мычание России, породив в душе отвратительное чувство неполной предсказуемости всего происходящего вокруг.

Но даже сейчас, тщательно отслеживая действия новых главных фигур, Анатолий Кинюх чувствовал себя не самостоятельным игроком, а человеком Бывшего. И хотя действовал по своему усмотрению, все равно мысленно соотносил каждый шаг с реакцией человека, который должен был, но не сумел пойти на третий срок. И всем своим нутром чувствовал, что делает это не напрасно....

Потому что в стране под названием «Украина» возможно ВСЕ.