Глава 18

В Москве Егор Пантелеймонович Вакула считался чужаком. К нему присматривались с опаской и недоверием. А все оттого, что характером обладал буйным и непредсказуемым. Русский мужик из глубинки плохо вписывался в отлаженную систему отношений столичного истеблишмента. Артем Давыдов был первым из крупных банкиров, кто протянул ему руку дружбы. В результате Вакула, приобретя одного друга, тут же нажил нескольких могущественных врагов и множество тайных неблагожелателей. Пока Давыдов контролировал ситуацию, беспокоиться было не о чем. Но после его смерти предстояло либо сохранять независимость, либо искать новых союзников. Вакула понимал, что только поддержка вице-премьера Суховея делала его более или менее неуязвимым. Однако поскольку вице-премьер занял выжидательную позицию, приходилось действовать на свой страх и риск. Вакула сильно сомневался, что Ариадне Васильевне при всем ее несгибаемом характере удастся сохранить контроль над банком. Поэтому решил связаться с человеком, которому доверял не меньше, чем Артему, — Геннадием Ивановичем Волоховым.

* * *

Банщик встретил его с распростертыми объятиями. Двери бизнес-клуба радушно распахнулись для встречи дорогого гостя. Хозяева помнили о любви Вакулы к обильным застольям, и поэтому праздничный стол ломился от яств. Украшением же вечера служили специально приглашенные дамы.

— Ну, ты, как всегда… — оценил Вакула размах дружеского приема.

— Не каждый день Москву навещают нефтяные бароны! — похлопал его по крутому плечу Волохов.

— Скрутило меня, не смог вот на похороны приехать. Но помянул…

Волохов подвел его к дамам.

— Знакомься! Блондинка — Таня, а красавица с маслиновыми глазами — Оксана. Обе любят крупных, солидных мужчин.

Девушки были из модельного бизнеса. Холеные, элегантно одетые, с натренированными улыбками и безразличными глазами. Вакула, обняв обеих, поцеловал их в щечки.

— Зовите меня Гоша, — сел между ними и обратился к Волохову: — Наливай, хозяин! Закатим за красавиц и умниц по полной!

Пил Вакула коньяк исключительно фужерами, чем каждый раз заставлял трепетать любую компанию. В этом была его маленькая мужицкая хитрость. На самом деле только два первых фужера опрокидывались залпом в луженую глотку бывшего геолога. Следующий надолго задерживался в его руке, но на это уже никто не обращал внимания.

Вызвав у дам возгласы восторга, он наскоро закусил и предложил Волохову:

— Из многолетних наблюдений я пришел к выводу, что женский рот создан для двух вещей — любви и приема пищи. Давай оставим их наслаждаться деликатесами, а сами пока перебросимся несколькими словами.

— Ой, Гоша… нам же будет скучно, — капризно промяукала Оксана.

— Скучно без нас будет в постели, а за таким столом — исключено! — наставительно произнес Вакула надсадным голосом и встал из-за стола.

Банщика не надо было уговаривать последовать его примеру. Ему-то уж и подавно осточертели эти телки, используемые в качестве дежурных блюд.

Мужчины удалились в зимний сад. Вакула уселся на булыжник, опустил руку в пруд, намереваясь поймать за хвост золотую рыбку. Неподвижная стайка бросилась врассыпную.

— Вот и в жизни — золотых рыбок пруд пруди, а поди поймай голыми руками, — философски заметил он.

— Мы их сачком, — поддержал Волохов. — И все наши.

— А у кого сачок на поимку «Сибирсо»? — напрямую спросил Вакула.

— Какой сачок? Тут требуются сети. И каждый расставляет свои. Приехал ты вовремя. Меня уже спрашивали. Есть желающие наладить контакты.

— С меня-то какой прок. Я — государственный служащий. Не более. Решать будут там, — он указал пальцем на стеклянную конусообразную крышу. — Вот разобраться с «Крон-банком» — моя прямая обязанность. Мне Артем был другом, потому убийцу надобно найти. Есть какие-нибудь сведения?

— Противоречивые… Очень много переплелось интересов. В кого ни ткни, каждому выгодна смерть Артема. А конкретных улик — ни одной.

— Чем же вы тут занимаетесь? В самом банке не шукали? Может, решили под другого папу лечь?

— Откуда такие предположения? — искренне удивился Волохов. — Артем сам подбирал людей.

— Кому ж еще нужно было Петелина ликвиднуть? Им он в первую голову помешал.

Банщик задумался. Не исключено было, что Вакула обладал какой-то информацией. Зная его мужицкий ум, можно было не сомневаться, что делиться ею не захочет. Но раз решил посоветоваться, то уж наверняка надеялся на помощь. Привыкший ничего не пропускать мимо себя, Волохов осторожно заметил:

— С самого начала Смеян настаивал, что Петелин является сообщником убийцы. Но почему-то не выдал его руоповцам. Потом Ада настояла, чтобы он возглавил банк.

— Смеян был «за»?

— Не думаю…

— У тебя есть что-нибудь на него?

— Не уверен. Он же считался преданным другом.

— То-то и оно. При таком профессионале запросто подстрелить хозяина? Не верю!

— Интересная мысль. А на кого в таком случае он играет? Не на себя же!

— А как насчет Киры?

— Смеян и Кира? Шутишь? — еще больше удивился Волохов и вдруг вспомнил, что во время панихиды вице-премьер очень заботливо выражал ей соболезнования. — Но она же бывшая…

— А завещание?

— Постой, постой… А вдруг Артем не успел его изменить? Ведь до сих пор никто не знает! — подозрения Вакулы уже не казались Волохову надуманными. Во всяком случае, они имели право на существование.

— У тебя есть кому поручить?

— Есть. С Кирой проблем не будет, а Смеян может почувствовать, что вокруг копают.

— Надо сделать. Я профинансирую, — Егор Пантелеймонович остался доволен состоявшимся разговором. Он не просто хотел выполнить поручение Ариадны Васильевны, но и побольше узнать о скрытых от глаз внутренних делах «Крон-банка». Нельзя же было спокойно наблюдать за борьбой, развернувшейся вокруг вотчины погибшего друга.

В свою очередь, и Волохов обрадовался представившейся возможности потеснее сойтись с Вакулой. У него уже созрел план по втягиванию нефтяного барона в сферу интересов финансово-промышленной группы Крюгера.

— Ты в каких отношениях с Иваном Карловичем Крюгером? — спросил он как бы между прочим.

— В натянутых.

— Почему?

— Потому что он первостатейный жулик.

— А кто не жулик? — Я!

— Тогда пойдем выпьем, — ловко соскользнул с темы Волохов.

Они вернулись в банкетный зал, где за столом, весело хихикая о чем-то, возбужденно разговаривали Таня и Оксана. Судя по их раскрасневшимся лицам и размашистым жестам, время они действительно проводили неплохо.

— Ну как? — поинтересовался Вакула, вооружившись полным фужером коньяка.

— От пуза! — тяжко вздохнула Оксана. — Теперь полежать бы.

— Рано, — по-хозяйски прокомментировал Банщик.

Вакула подмигнул девушкам.

— Предлагаю выпить под негритяночку!

— Как это?! — воскликнули обе.

— А вы не знаете? — игриво удивился он. — У нас в Сибири без негритянок ни одно застолье не проходит.

— Где ж вы их берете? — рассмеялась Оксана.

— Из Мозамбика выписывают. Возят самолетами, как устриц из Парижа, — добавила Таня.

— Нет. Мы их создаем собственными руками. Тут уже заинтересовался и Волохов.

— Делать негритянок руками? Что-то новенькое. Вакула, скинув пиджак, закатал рукава рубашки.

Ополоснул руки водкой и, повернувшись к Оксане, потребовал:

— Давай раздевайся. — Как?

— Не как, а совсем, а ты, — он ткнул пальцем в Волохова, — неси ведерко черной икры.

— Это что — меня намазывать будут? — всплеснула руками девушка.

— Буду. Очень жирным слоем, — подтвердил Вакула.

Волохов сделал знак официанту, и через несколько минут ведерко с икрой оказалось на столе. За это время Оксана, смеясь и кокетничая, с помощью подруги содрала с себя узкое красное платье.

— А колье оставлять? — давясь от смеха, спросила она.

— Конечно. Мы его положим сверху.

Оксана обнажилась со скоростью и беззастенчивостью профессиональной манекенщицы. Она обладала прекрасной фигурой с хорошо развитыми мышцами, маленькой грудью и упругой круглой попкой. Все это больше тяготело к спорту, нежели к сексу. Поэтому, даже будучи совершенно голой, она не сделалась более соблазнительной.

— Мясца тебе не хватает, — прищелкнул языком Вакула.

— Вам в Сибири грудастых да жопастых подавай, — не осталась в долгу Оксана.

— У нас все по запросам. Ложись, — и Вакула принялся освобождать центр стола.

Усевшись поодаль, Волохов терпеливо наблюдал за происходящим. В бизнес-клубе оргии не устраивались. Чинная атмосфера располагала не более чем к легкому флирту. Да и контингент гостей не был склонен к эпатажным выходкам.

Вакула тем временем уложил Оксану на стол, обильно полил ее тело шампанским и принялся размазывать икру. Делал это с ловкостью художника, подхватывая лезвием ножа соскальзывавшие икринки. На соски и бритый лобок девушки нанес красную икру. В пупок вставил несколько долек лимона, а на грудь возложил колье. Таня со смехом ассистировала

ему. Когда процесс создания негритянки был закончен, Вакула отступил от стола, полюбовался результатом собственного художества и пригласил Волохова:

— Теперь можно и отметить нашу встречу.

Не успели они рассесться по местам и наполнить бокалы, как в зал вошел Иван Карлович Крюгер.

Банщик не растерялся. Театральным жестом указал на Вакулу и торжественно произнес:

— Вот, Егор Пантелеймонович захотел поужинать с сибирским размахом!

— Приятного аппетита… — выдавил из себя ошарашенный бизнесмен.

— Да вы присаживайтесь. Этого бутерброда на всех хватит, — довольный произведенным впечатлением, громыхнул Вакула и, подмигивая Тане, предложил: — Или предпочитаете хот-дог? Знаете, как у нас в Сибири хот-дог делается?

— Нет, нет, — в следующий раз! — воспротивился

Волохов.

Крюгер, ничего не ответив, провел беспалой рукой по пышной седой шевелюре и с достоинством покинул ресторан.

 

Глава 19

Присутствие в клинике Ариадны Васильевны создавало нервную атмосферу. Больше всех нервничал Петр Наумович. Через его руки прошло множество самых высокопоставленных пациентов. Но никто из них, уважая опыт и авторитет Чиланзарова, не пытался диктовать методы лечения. Старуха отличилась и в этом. Считала, раз он является другом ненавистной невестки, значит, не заинтересован в ее скорейшем выздоровлении.

— Я ей объясняю, что нужна еще одна операция, а она заявляет, что и так встанет на ноги! — возмущался он, сидя в кабинете Киры.

— Ну, так не делай!

— Я же врач!

— Выпей и успокойся…

На письменном столе стояла бутылка виски. Кира уже несколько дней ночевала в клинике, не решаясь возвращаться домой. Охранников Смеяна она боялась не меньше, чем бандитов.

— Через пятнадцать минут закончится рабочий день, тогда и выпью. А тебе пора с этим завязывать! — повысил голос Чиланзаров. В душе он любил Киру, но относился к ней, как к избалованному ребенку, не способному самостоятельно отвечать за свои поступки.

— Петя, иди ты… я к ней второй день не притрагиваюсь. Валокордин хлебаю.

— Переживаешь из-за Петелина?

— Кто сказал?

— Вижу. Я хоть и не Ядвига Ясная, а тоже кое в чем разбираюсь. Бьюсь об заклад, в особняке его нет!

— Но мы же со Смеяном точно по ее предсказанию нашли.

— Нашли! Я тоже в Москве много замечательных домов знаю. Могу послать по любому адресу. Вот у нас в Ташкенте мулла был — самый уважаемый среди узбеков. А почему? Потому что он на все вопросы отвечал односложно — ты прав! И все были довольны. Ибо каждый, задавая вопрос, хотел бы услышать одно и то же в ответ.

— Думаешь, Смеян не освободит его?

— Не знаю, насколько это нужно самому Смеяну. У него в Москве информаторов больше, чем у твоей колдуньи. Послушай меня — выбрось из головы этого Петелина… а заодно и Ядвигу. Поживи одна, без проблем.

— Я одна жить не умею, — неожиданно для себя призналась Кира и слегка смутилась. В последнее время она много думала о своей неприкаянной жизни. Несмотря на внешний шик, на два завидных замужества, на роман со знаменитостью, она все чаще и чаще ощущала полнейшее одиночество. У нее было все, кроме простого теплого человеческого отношения к ней. Хотелось уютно свернуться калачиком, уткнуться в надежное, преданное ей мужское плечо и забыть обо всем на свете. Но не получалось. Приходилось продолжать жить у всех на виду, играть по чужим правилам, подчиняться массе тусовочных условностей. Тратить здоровье, время и деньги, чтобы выглядеть счастливой, независимой, неприступной… Кира порывисто схватила лежавшего на полу Мальчика и прижала его к себе.

— Мы с ним самые одинокие существа на свете!

— Езжай-ка ты лучше к Ольге в Испанию, — покачал головой Чиланзаров.

— Да что вы все меня спроваживаете!

— Потому что лезешь не в свое дело! Без тебя разберутся! — возмутился Петр Наумович.

Кира уже собралась накричать на него, как в кабинет вошла Аля.

— Охрана сообщила, что к тебе приехал Суров.

— Этого еще не хватало! — взорвался Чиланзаров.

— Скажи, чтобы пропустили! — с вызовом ответила Кира.

— Черт с вами! Хотите превратить клинику в дурдом — превращайте! — Петр Наумович схватил со стола бутылку виски и выкатился из кабинета.

— Ты, действительно, хочешь его видеть? — удивилась Аля.

— Он не отстанет. Здесь с ним проще разговаривать. Не так страшно.

Суров появился, как всегда, с цветами и с обворожительной, ни к чему не обязывающей улыбкой.

— Я уж начал волноваться, не случилось ли с тобой чего. У дома охрана. Телефон не отвечает…

— От тебя охраняют.

— И все-таки меня пропустили, значит, не все потеряно.

— Ты о чем?

— Хочу вернуться к нашему последнему разговору.

— А… прости, но я ничего не помню. Пьяная была.

— Мы с тобой прожили не один год. Ты бывала и не в такой стадии.

— Годы берут свое.

— Не верю. О предложении в сто миллионов забыть невозможно.

— А про убийство Ады?

— Разве с ней что-нибудь случилось? — развел руками Суров. Не в его правилах было отвечать на конкретные вопросы. Дипломатическая практика приучила к постоянному маневрированию. К тому же он не исключал, что кабинет Киры мог прослушиваться службой безопасности банка.

У Киры никогда не хватало терпения доводить разговор с ним до конца. Она начинала раздражаться. У нее не было сил выдерживать словесную эквилибристику бывшего мужа. Поэтому, нервно закурив, она села в кресло, поджав ноги, и заявила:

— Будем считать, что я все помню. Можешь продолжать. Кабинет не прослушивается. Артем не любил тратить деньги на ерунду.

— Отлично! — Суров уселся на диван. Подтянул на коленях брюки, чтобы не мялись, спрятал внутреннюю напряженность за легким прищуром глаз и, соединив растопыренные пальцы, продолжил: — Не будем возвращаться к глупым страхам. Мои знакомые навели справки в адвокатской конторе «Марковичи и сыновья». Завещание хранится там. Его еще никто не запрашивал. А с Ариадной Васильевной все решается намного проще, чем ты думаешь. Сотрудники банка не желают ей подчиняться. У них свой взгляд на политику банка…

— Кого ты имеешь в виду?

— Тех, кого она вызывала сюда.

— Откуда тебе известно?

— Мне многое известно. Поэтому я и трачу время, чтобы объяснить тебе элементарные вещи. Твоя Ада банк не удержит. И если ты хочешь, чтобы с ней ничего не случилось, заяви о правах на наследство.

— Да она никогда с этим не согласится!

Кира привыкла к скандалам с Адой и ненавидела ее всей душой. Но не могла представить себе, как они будут судиться из-за наследства. Зная бешеный напор старухи, ее властность и несгибаемость, готова была заранее признать свое поражение.

— В таком случае ты не оставляешь ей никаких вариантов. От нее избавятся самым простым способом. И ты вынуждена будешь смириться с ситуацией…

— А если я сейчас пойду и все ей расскажу? Суров пожал плечами.

— Иди.

Кира пожалела, что позволила Чиланзарову унести бутылку. Разговор с Суровым был чрезвычайно неприятен. Она никогда не отказывала бывшему мужу в уме, изворотливости и приспособляемости. Считала его советы разумными, хотя редко следовала им. Поражалась его умению переступать через любые обстоятельства, не теряя при этом комфортного состояния духа. И не сомневалась, что Суров возненавидел ее не в тот момент, когда они расстались, а после того, как она вышла замуж за Артема, чем, несомненно, унизила его. Поэтому заверения о том, что он хочет помочь ей, воспринимала не более как блеф. Решив сыграть на ее ненависти к Аде, Суров выпустил из вида моральный аспект. Сам-то он, уяснив для себя выгоду, не задумывался о путях ее получения. Но высказываться по этому поводу Кире не хотелось. После всего, что между ними было, глупо уличать его в подонстве. Поэтому, отведя в сторону глаза, тихо, почти робко произнесла:

— Все это омерзительно.

Отправляясь на встречу с Кирой, Суров и не надеялся на легкую победу. Главный аргумент, безоговорочно действовавший в подобных ситуациях, — деньги, не являлся для Киры убедительным. Не потому, что она их не любила, а потому, что никогда ранее в них не нуждалась. И до сих пор пребывала в наивной уверенности, что смерть Артема никак не отразится на ее финансовом положении.

— Хорошо. Давай закончим этот разговор. Но прошу, объясни мне, на какие деньги ты собираешься жить дальше? Содержать клинику? Менять машины? Мотаться за границу?

— Не на твои, — отрезала Кира.

— Это понятно. Тогда почему ты отказываешься от денег, которые завещал тебе Артем?

— Мы с ним расстались. Вернее, я ушла от него. И никаких прав на это не имею.

— А жить на что будешь?

Разговор перешел в стадию — «тяни-толкай». Кира не выдержала. Соскочив с кресла, она рванулась к дивану и присела на корточки перед Суровым.

— Милый Леша, меня многие считают распиздяйкой, но никто кретинкой. Сто миллионов мне бы очень пригодились. Но, во-первых, их обещаешь ты, а это уже опасно, а во-вторых, хочешь заставить меня переступить через труп Ады и потом еще этим же и шантажировать? Попробуйте только тронуть старуху! Хоть она и стерва, но умереть должна своей смертью.

Суров встал, застегнул пиджак, погладил Киру по голове и миролюбиво согласился.

— Так и будет. Нравится тебе или нет — мы тебя сделаем миллионершей, — и не дожидаясь, пока она поднимется на ноги, стремительно вышел из кабинета.

 

Глава 20

На Арбате забрезжило позднее зимнее вялое утро. В серой изморози уличные торговцы развешивали свои товары — набивные шали, военные шапки, аляповатые украшения. Одиноко голосили продавщицы мгновенной лотереи, обещая вернуть деньги в случае проигрыша. Открывали двери владельцы многочисленных антикварных магазинчиков, бутиков, букинистических лавок. Зазывалы с ленцой подмигивали редким прохожим, указывая на вход в рестораны. Мартышки, одетые в детские комбинезончики, зябко жались к своим безжалостным хозяевам-фотографам. Одичалые бомжи с видом коллекционеров копались в занесенных снегом мусорных урнах… Все было как обычно. И только увеличивавшееся с каждой минутой количество милиционеров говорило о том, что в центре столицы готовится что-то необычное.

Впрочем, к полудню кое-что прояснилось. Обычную туристическую публику, прогуливавшуюся по мостовой, стали оттирать к стенам домов стайки тинейджеров, шумно стекавшиеся к Кривоарбатскому переулку. Где-то уже из грузовых машин вытаскивали осветительную аппаратуру. Рядом припарковался автобус с буквами «ТВ» на синих боках. В нем находилась передвижная телевизионная станция. Короче, даже замшелому провинциалу становилось ясно, что скоро начнутся съемки. Из слухов, циркулировавших среди быстро увеличивавшихся толп подростков, можно было узнать, что намечается грандиозное событие — съемки нового клипа самого популярного рок-певца Ария Шиза.

Периодически над толпой повисал крик: «Едет»! — и волнение фанатов достигало точки кипения. Но ни в одном из переулков малиновый «Линкольн» певца замечен не был. Зато уже скапливались «Мерседесы» других участников съемок. Среди толпы сновали репортеры с микрофонами и простуженными голосами задавали идиотские вопросы. Милиционеры вели себя довольно демократично, следя лишь за тем, чтобы никто не прорывался за оцепление. Основным местом съемок должен был стать Кривоарбатский переулок, на котором уже устанавливалась металлическая конструкция, напоминавшая остов гигантского динозавра. Вокруг по затоптанному снегу змеились шланги и кабели.

Наконец появились затянутые в кожу, с байкеровским прикидом музыканты. Толпа их встретила свистом и криками. Они в ответ бросали пустые банки из-под пива. Ветер разносил по Арбату горьковатый дымок травки. Мрачное небо давило на крыши домов. Из многочисленных динамиков вылетали редкие пронзительные звуки настраиваемых инструментов. Из освещенных окон на происходившее внизу взирали привыкшие ко всему арбатские жители. С наступлением ранних сумерек вспыхнул разноцветными огнями железный динозавр. Из его пасти полыхнули языки пламени. Вся площадка залилась светом огромных юпитеров. И в этот момент словно ниоткуда возник Арий Шиз. Его лысую голову украшала корона из костей. На голой груди красовалось огромное колье из полудрагоценных камней. Одет он был в короткую куртку и брюки, сшитые из меха снежного барса. По всем переулкам разнеслось его пронзительное завывание и знаменитое приветствие: «Ну что, подсядем на шизуху?!» Толпа ответила громогласным «Врубай!» И началось…

По освещенному пространству метался режиссер клипа. Операторы снимали сразу несколькими камерами, а над головами плавно парил телевизионный кран. Кривоарбатский переулок утопал в вакханалии звуков, воплей и света. Разноцветные дымы обволакивали динозавра, на которого ловко взбирались и совершали немыслимые трюки каскадеры. По громкой связи то и дело раздавались команды: «Снято!» «Повторили!», «Мотор!»… И только трехэтажный особняк с задраенными окнами казался абсолютно безучастным к происходившему.

Когда безумие, творившееся на съемочной площадке, дошло до апогея, а толпа уже совершенно ошалела, никто и не заметил, как по наглухо закрытым железным дверям особняка кто-то громыхнул из гранатомета. В образовавшийся провал стремглав кинулось несколько человек, вооруженных автоматами. Не встречая сопротивления, они по коридору быстро добрались до рыцарского зала, слабо освещенного пламенем факелов. Дали несколько очередей в потолок, и предводитель что есть мочи крикнул: «Где Петелин? Мать вашу! Всех порешим!» Толстые стены особняка почти не пропускали мощные накаты музыки, поэтому вслед за криком и стрельбой возникла гнетущая тишина. И в ней нарочито спокойно прозвучал чей-то голос:

— Дальше ни шага.

Как подтверждение угрозы, с металлическим лязгом внутрь зала открылись бойницы, откуда торчали дула противотанковых пулеметов.

Но предводитель не сдался.

— Нам нужен Петелин, и мы уйдем. Иначе взорвем все к чертовой матери.

— Грандиозное шоу устроили. Денег не пожалели, — как ни в чем не бывало одобрил голос.

— Иди ты…

— Пожалуй, Петелина я отдам. Не ломать же народу кайф, пусть оттягиваются. У нас тут тоже любители Шиза имеются.

— Не тяни. Вокруг ментов невпроворот!

— Кому за дверь счет выставить?

— Съемочной группе.

— Уговорил…

Сбоку открылась дверь, и из нее вышел человек в вязаной шапочке, темных очках, одетый в больничную пижаму. Предводитель направил на него автомат:

— Петелин?

— Он самый. Евгений Архипович Петелин. Предводитель посмотрел на его босые ноги. Достал фотографию.

— Сними очки и подойди.

Петелин рванулся почти бегом. Сличив лица, предводитель остался доволен.

— Ну, потопали отсюда, Евгений Архипович. Они вышли из особняка под раскатистое скандирование толпы:

— Арий! Арий! Арий! Шиза! Шиза! Шиза!

Милиция с трудом сдерживала напиравших фанатов. Разноцветные дымы плотными слоями стелились по Кривоарбатскому переулку. А где-то высоко над особняком, забравшись на светящуюся голову динозавра и раскинув руки, стоял в полный рост рок-идол. Никто и не заметил, как из дымящегося проема вывели человека в голубой пижаме, набросили на него чью-то женскую шубу и быстро втолкнули в джип.

— Здравствуй, Петелин, — обратился к нему мужчина с узкой серебристой бородкой, сидевший на переднем сиденье. — Видишь, какой праздник ради тебя закатили! Будем знакомы. Зови меня — Цунами. И учти, теперь ты — мой должник.

— Уж и не надеялся, что выберусь, — еще не в состоянии осознать случившееся промямлил тот в ответ.

— Поехали отсюда, — кивнул Цунами водителю. — У каждого свой праздник жизни.

* * *

Покружив по центру, джип свернул на бульвары и, проехав Кропоткинскую, вновь углубился в арбатские переулки, только уже со стороны Пречистенки. За время поездки не было произнесено ни единого слова. Остановились в Хрущевском переулке, пристроившись за черным «Мерседесом». Мигнули ожидавшим в нем фарами, в ответ те отсигналили габаритными огнями. Цунами вторично обернулся к Петелину.

— Пока я сам не вспомню о тебе, обо мне ни слова.

— Еще бы, — с готовностью заверил Петелин. Из «Мерседеса» вылез человек и направился к джипу. Цунами открыл окно. Заглянувший в него оказался полковником Смеяном. Он уставился на Петелина, снова нацепившего темные очки.

— Дайте свет в салон. А ты сними очки. Петелин подчинился. Смеян убедился, что перед ним действительно школьный приятель Артема, и жестом приказал следовать за собой.

— Спасибо, — бросил, покидая машину, Петелин. Его босые ноги тут же утонули в сугробе. Пока выбирался на асфальт, джип сорвался с места и растворился в темноте переулка.

— Давай, давай, — подхватил его под руку Смеян. — Садись. Что ж они тебя даже не обули?

— Не нашли моего размера… — мрачно пошутил недавний пленник.

— Все-таки мы тебя вытащили, — утешил Смеян, гордый от сознания того, что сумел перехитрить самую тайную секретную службу. В душе он почти не верил в успех операции. Знал, что ФСОСИ обладает мощной профессиональной защитой и никаким боевикам Цунами с ней не справиться. Даже использование музыкального шоу в виде прикрытия вызывало у него сомнения. Ведь в отличие от Цунами, полковник знал, кому принадлежит особняк. Руководителям Федеральной службы охраны секретной информации ничего не стоило связаться с МВД и приказать перенести съемки клипа подальше от особняка. «Неужели их застали врасплох?» — сомневался Смеян и сам же душил в себе эти мысли. Ему были известны случаи, когда вера в свою всесильность притупляла бдительность. Как бы там ни было, Петелин живой и невредимый сидел рядом с ним. Оставалось представить, какой скандал разразится в ФСОСИ. Они, конечно, постараются распутать это дело и наткнуться на Цунами. Тут уж браткам не поздоровится. Смеяну нужно будет просто на некоторое время исчезнуть, а потом помянуть грешные души Цунами и Свята… Весьма довольный происшедшим, он обратился к Петелину:

— Признаюсь, у меня к тебе вопросов еще больше, чем после убийства Артема, но пока повременю. Сейчас мы тебя завезем в его квартиру. Там будешь в полной безопасности. Отдохни, постарайся детально вспомнить все, что с тобой произошло, и никуда не рыпайся. Нового похищения мы не допустим.

Петелин молча кивал головой. Он производил довольно жалкое впечатление. Допрашивать его в таком состоянии было бессмысленно. Через автоматически открывшиеся железные ворота «Мерседес» въехал во двор отреставрированного дома по Сеченовскому переулку. Смеян протянул Петелину ключи.

— Тебя проводят. Окна бронированные. Открывать их не следует. Включишь кондиционер. Здесь, помимо общей охраны, будут дежурить двое моих ребят. Они тебя снабдят всем необходимым.

— Мне бы воздухом подышать. Столько дней провел в подвале, — пожаловался Петелин.

— Там воздух хороший. Можешь создать себе морской бриз. Но без моего разрешения ни шагу. Ребята проконтролируют. Иди.

Петелин босиком ступил на холодный мрамор крыльца и постарался побыстрее проникнуть за тяжелую дубовую дверь парадного подъезда. Там его ждали двое одетых в кожаные куртки парней. Пропустили первым в зеркальный лифт, пахнущий французским парфюмом. Зашли следом и первыми же вышли на четвертом этаже, принадлежавшем покойному банкиру. Сперва Петелин не понял, куда попал. Из лифта он оказался прямо в увитом плюшом дворике. Под раскрытым пестрым зонтиком стоял столик с несколькими креслами. По одной из каменных стен струились ручейки воды, сливавшиеся в низкий фонтанчик. В кадках росли экзотические цветы с тяжелыми пряными ароматами. Овальный потолок был залит золотистым светом. Оттуда раздавалось тихое птичье щебетание. В небольшом стеклянном холодильнике томились запотевшие бутылки с освежительными напитками. Пол был устлан темно-красной брусчаткой.

— Мне сюда? — растерялся Петелин. Охранники многозначительно улыбнулись. Один из них открыл сплошную стеклянную тонированную дверь и кивком головы пригласил Петелина внутрь.

— Назад ни шагу, — предупредил второй.

— А вы не зайдете?

— Нам туда не положено. Связь будем держать по домофону, — и захлопнули за ним дверь.

 

Глава 21

В уютном респектабельном ресторане «Кабанчик», что на Тишинке, собрались на деловой ужин сотрудники «Крон-банка» — управляющий Марат Хапсаев, главбух Нелля Стасиевна Фрунтова, начальник кредитного отдела Эдуард Семенович Усиков и Клим Молодече, занимающийся связями с общественностью. Солидной компании предоставили роскошный стол-аквариум, под стеклянной столешницей которого среди подводных зарослей плавали диковинные рыбки. Инициатором встречи был Клим, он и углубился в изучение изысков грузинской кухни, предложенных в меню. Нелля Стасиевна с недоверием поглядывала по сторонам. Она избегала посещать публичные места:

— Ты уверен, что мы сможем здесь поговорить?

— Именно здесь и сможем. Алексей Гаврилович появится с минуты на минуту. Будем есть сациви?

— Давай, давай, — поддержал его Усиков. — Мне седло барашка и побольше зелени.

— Давно не пил грузинские вина, — заметил Хапсаев.

— Для начала закажем «Ахашени», — предложил Клим.

Нелли Стасиевна положила свою полную руку на меню.

— Остынь. Не банкет.

— Понемногу-то можно. Суров — свой мужик.

— Посмотрим, — нервно отреагировал Усиков. Его пригласили на переговоры в последний момент, чем уязвили болезненное самолюбие начальника кредитного отдела. Он привык к привилегированному положению в банке и даже после убийства Давыдова не скрывал своих амбиций. Поэтому толком не зная, о чем пойдет разговор с неизвестным ему Алексеем Гавриловичем, на всякий случай демонстрировал свое несогласие.

Фрунтова вполглаза наблюдала за ним. Взять в компанию любимчика Артема ее побудило отрицательное к нему отношение Ариадны Васильевны. Усиков знал об этом и тоже не питал к старухе добрых чувств. Опасливый Хапсаев был против, но в последний момент просчитал ситуацию и понял, что лучше рисковать всем вместе, чем в случае провала оставить Эдуарда Семеновича чистеньким и непричастным.

Пока Молодече диктовал заказ официанту, остальные сидели молча и с наигранным увлечением любовались безмятежно плававшими под руками рыбками.

В зал непринужденной легкой походкой с высоко поднятой головой вошел элегантный мужчина. Заметив Клима, направился к их столику.

— Знакомьтесь, Алексей Гаврилович Суров, — представил его Клим.

На лице Сурова возникла приветливая улыбка.

— Рад нашей встрече, господа. К счастью, я о вас много наслышан, и мое особое почтение вам, Нелли Стасиевна.

— Тронута, — прохладно отреагировала главбух.

— Вы из ФСБ? — с иронией осведомился Усиков.

— Отнюдь. Частный предприниматель. А до того занимался внешнеэкономическими связями.

— И были мужем Киры, — напомнил Хапсаев.

— Совершенно точно, — усаживаясь за стол, кивнул Суров.

На этом обмен любезностями прекратился, так как официант подвез на тележке закуски и напитки. После его ухода Клим поднял бокал с вином:

— Предлагаю за нашу встречу.

Молча выпили. Мужчины занялись закусками. Фрунтова, промокнув полные красные губы салфеткой, обратилась к Сурову.

— Надо понимать, за вами стоит какая-то серьезная государственная организация?

— Слава богу, нет. Я попросил о встрече, чтобы постараться консолидировать наши усилия по стабилизации позиций банка.

— Каким же способом? — встрял Усиков. Фрунтова скользнула в его сторону недовольным взглядом. А Суров, казалось, только и ждал этого вопроса.

— Надеюсь на ваше понимание ситуации. Все мы хорошо знаем Ариадну Васильевну, разделяем глубину ее материнского горя, но в то же время никто не сомневается, что дальше работать, ничего не меняя в политике банка, невозможно. С появлением в руководстве Петелина конкретно встает вопрос — кто в лавке хозяин?

На упоминание о Петелине каждый отреагировал по-своему. Усиков презрительно хмыкнул, Фрунтова развела руками, а Марат Хапсаев с печальным вздохом произнес:

— Должен заметить, что господин Петелин не может возглавлять банк по причине вынужденного отсутствия. Его похитили. Это известная история.

Суров выдержал долгую паузу и, прищурив глаза, спокойно сообщил:

— Евгений Архипович Петелин освобожден. Находится в надежном месте и готов приступить к своим обязанностям.

Над столом повисла такая тишина, что, казалось, будто слышно, о чем беседуют рыбки в аквариуме. Первым решил нарушить молчание Клим. Для него известие об освобождении тоже явилось неожиданностью, но показывать этого он не хотел. В глазах коллег он должен был выглядеть близким другом Сурова. На самом деле познакомились они не так давно. Инициатором был сам Суров. Он остановил Клима в одном из длинных коридоров в Останкино и, не представляясь, тихо спросил: «Вы служили в седьмом отделе КГБ?» Клим удивленно взглянул на незнакомца, а тот, мягко улыбнувшись, представился: «Алексей Гаврилович Суров, должны были обо мне слышать». Еще бы! Клим помнил, с каким почтением и трепетом рассказывали о Сурове сослуживцы после распада «конторы». Суров был одним из немногих, кому руководство поручало заниматься на Западе финансовыми операциями.

Этого было достаточно, чтобы со стороны Клима Молодече возникло к новому знакомому чувство уважения. Суров не стал ходить вокруг да около. Он сразу заявил, что его интересуют внутренние проблемы банка, а в обмен на конфиденциальную информацию обещал начальнику отдела по связям с общественностью помощь в работе со средствами массовой информации. И договора не нарушил. Артем Давыдов очень скоро с удовлетворением отметил, что информационное обеспечение деятельности банка благодаря Климу поднялось на должный уровень.

В свою очередь, Суров ненавязчиво, но регулярно требовал от Клима закрытую информацию о внутрибанковских интригах…

— Предлагаю выпить за отличную новость! — подхватил он, поглядывая на остальных вглядом победителя, словно сам лично освобождал Петелина.

Ничего не оставалось, как поднять бокалы. Фрунтова нервно покусывала нижнюю губу.

— А Ариадна Васильевна уже знает об этом? — спросила она.

— Ей сообщат завтра утром, — кивнул Суров.

— Вот это подарок! — растерянно произнес Хапсаев.

— Подарок? Одним дураком в банке станет больше! — не считая нужным скрывать свое мнение, воскликнул Усиков. Пухлая ладонь Фрунтовой тут же закрыла ему рот.

— Как я и предполагал, реакция оказалась неоднозначной, — улыбнулся Суров, — а значит, нам есть о чем поговорить поподробней.

— Слушаем вас, — поддержал Клим.

— Не знаю, известно ли вам, господа, но после убийства Давыдова возник юридический казус. Дело в том, что на данный момент существуют два равноценных завещания. По одному — все активы банка переходят под контроль Ариадны Васильевны, а по другому — основным вкладчиком «Крон-банка» является вдова Артема Кира Юрьевна…

— Бывшие жены вдовами не бывают, — уточнил Хапсаев.

— Но они бывают наследницами, — возразила Нелля Стасиевна.

Ее мнение было наиболее важным, поскольку Фрунтова считалась подругой и доверенным лицом Ариадны Васильевны. Скорее всего сообщение о втором завещании для нее не было неожиданностью.

— А при чем тут Петелин? — напомнил о себе Усиков.

— Он марионетка в руках Ариадны и будет подчиняться исключительно ей, — со знанием дела ответил Клим.

— Мы в банке все выполняем ее указания, — продолжил дипломатически выкручиваться Хапсаев. После смерти Артема его положение было самым незавидным. Он полностью попал под влияние Фрунтовой и боялся высказываться, не узнав предварительно ее мнение.

— Что вы предлагаете? — отодвинув от себя тарелку с остатками закуски, напрямую спросила Нелли Стасиевна.

— Принять сторону Киры.

— А Петелин? — снова вмешался Усиков.

— Петелин поймет, на кого надо работать.

— А если не поймет?

— Это, уважаемая Нелля Стасиевна, моя забота. Поскольку они оба ничего не понимают в банковском деле, то «Крон-банк» окажется полностью в ваших руках.

Фрунтова долго вертела салфетку, перепачканную губной помадой. Потом решительно бросила ее в тарелку и, навалившись пышным бюстом на стол, обратилась к улыбающемуся Сурову.

— Положим, с нами все ясно. Но почему вас заинтересовал наш банк? Вы представляете те силы, которые убрали господина Давыдова? Мы вас правильно поняли?

Эти слова заставили Хапсаева вздрогнуть. А у Усикова отбили охоту вклиниваться в разговор. Клим и тот с беспокойством взглянул на старшего товарища. Но никакого волнения на лице Сурова не обнаружил. На нем сияла все та же светская обезоруживающая улыбка.

— Вы совершенно не поняли меня, — сказал он просто и убедительно.

— Ой ли? — не поверила Фрунтова.

— Будь я хоть каким-то образом причастен к подготовке покушения, то уж сумел бы убедить бывшую жену не разводиться с господином Давыдовым, и сейчас нам бы не пришлось выбирать. Кира была бы единственной полноправной наследницей. Думаю, вам известно, что инициатором развода выступила она…

— Допустим, вы нас убедили, — согласилась Фрунтова, — но тогда возникает второй вопрос — каков ваш интерес в этой игре?

— Да-да! — подхватил Усиков, чувствуя, что его могут отодвинуть на задний план.

— Контроль над «Крон-банком».

В сущности, никто иного ответа от Сурова и не ожидал.

 

Глава 22

Факт освобождения Евгения Петелина не предавался огласке. Смеян приехал в клинику Киры, чтобы лично поставить в известность Ариадну Васильевну. Старуха не ожидала его появления.

— С чем пожаловал? — спросила она, продолжая смотреть телевизор.

— Хочу показать любопытный видеофильм.

— Ты мне лучше Петелина покажи.

Смеян, достав из портфеля кассету, взвесил ее на руке.

— Артем был моим другом, и я поклялся найти убийцу. Надеюсь, сейчас я на верном пути. Прошу лишь об одном, не мешайте мне и не предпринимайте никаких действий без согласования со мной.

— Не ты один поклялся, — мрачно заметила старуха.

— Предатели клянутся чаще и в больших количествах, — Смеян не считал нужным заискивать перед ней. И к тому же чувствовал себя почти победителем. Он зашторил окна, закрыл на задвижку дверь, выключил верхний свет. После чего вставил кассету в видеомагнитофон.

Ариадна Васильевна, полулежа на высоких подушках, молча наблюдала за приготовлениями. И невольно вздрогнула, когда на экране крупным планом увидела лицо Жени Петелина. Ее первой реакцией стало восклицание:

— Почему он в темных очках?!

— Снимет.

И действительно, как только стеклянная тонированная дверь закрылась за его спиной, он сорвал очки и воровато зыркнул по сторонам.

— Где это он? — спросила пораженная старуха. Протянула руку к столику, нащупала сигареты. Закурила.

— Сейчас узнаете, — по примеру Ариадны Васильевны полковник взялся за раскуривание своей трубки.

На экране тем временем Петелин продолжал стоять в нерешительности. К чему-то прислушивался. Потом сделал несколько шагов вперед. Камера обозначила место его нахождения, и старуха невольно ахнула. Она узнала круглый холл в доме сына.

— Он на Сеченовском?

— Ну да, — подтвердил Смеян.

Ариадна Васильевна приподнялась на руках и, не отрывая взгляда от экрана, мрачно подтвердила свои самые худшие подозрения.

— Так это ты его украл?

К такой реакции полковник был не готов.

— То есть, что значит украл?

— Теперь понятно. Очень умное решение, — продолжила старуха. — Петелина ищут по всей Москве, и никому в голову не пришло заглянуть в пустующую квартиру Артема!

— Он был перевезен туда после освобождения. Вчера вечером.

— Из особняка, указанного Ядвигой Ясной?

— Вам известно…

— Известно, что вы сговорились с Кирой, чтобы разыграть весь этот спектакль! — не желая слушать, перебила старуха. — Решили, что я поверю в эту чушь? Не дождетесь. Ты у меня давно на подозрении… Не удивлюсь, если ты замешан в чем-нибудь еще.

Оправдываться в данной ситуации было глупо.

Смеян понял, что кто-то плетет против него интриги. Это слегка озадачило, но не удивило. После убийства Артема он предполагал, что найдутся люди, готовые винить во всем службу безопасности. Но то, что старуха объединит его с ненавистной невесткой, и в страшном сне представить не мог.

— Как ни покажется странным, но Ядвига Ясная точно указала на место содержания Петелина. Не знаю, откуда она о нем узнала. Не исключено, что кто-то таким образом подкинул нам информацию. А возможно, за этим стоит какая-то сила, поддерживающая контакты с Кирой. У меня еще не было времени проверить эту версию. Обратите внимание на цифры в правом углу экрана. На них указано время и число проведения съемки. По поведению Петелина нетрудно догадаться, что он впервые в этой квартире.

Словно в подтверждение слов Смеяна, Петелин, перейдя из овального холла в гостиную, увидел широкую мраморную лестницу, ведущую на второй этаж, и громко выругался, оценивая таким образом свое восхищение роскошью апартаментов.

— А кто тебе разрешил устанавливать камеры в квартире моего сына? — продолжала напирать Ариадна Васильевна. — Тебе известно, что это противозаконно?

— Известно. Но камеры слежения были вмонтированы во время проведения реконструкции дома. Артем сам пожелал, чтобы съемка велась во всех комнатах, включая ванные и туалеты. Для удобства был сделан блокиратор, которым он пользовался, находясь дома. По его желанию все камеры отключались и запись не велась.

— Он это сделал, чтобы следить за Кирой? Да? Чтобы знать, чем она занимается в его отсутствие? Да?! — оживилась Ариадна Васильевна.

Можно было бы пойти на поводу у старухи и подтвердить ее предположения, но память о друге не позволяла умалять его достоинство.

— Нет. Кира знала о камерах, и сама отключала их. Съемка велась в отсутствие хозяев. На случай, если в дом проникнут воры или киллеры. А также когда производилась уборка квартиры. Сейчас я приказал установить круглосуточную запись всех действий Петелина. Хочу контролировать каждый его шаг.

Пока старуха обдумывала услышанное, продолжая наблюдать за передвижениями Петелина, Смеян демонстративно сел к ней спиной и принялся чистить трубку.

Раздался телефонный звонок. Старуха сняла трубку. Аля сообщила, что звонит Фрунтова.

— Соединяй!

— Алло! Ариадна Васильевна? Это я — Неля.

— Предупредили.

— Вам уже сообщили?

— О чем?

— Что вчера освободили Петелина!

— Ты от кого узнала?

— От бывшего мужа Киры — Алексея Сурова.

— А он при чем?

— Не знаю. Как-то связан с ней. Надо бы узнать у Смеяна.

— Он сейчас передо мной.

— Ой, тогда я не вовремя.

— Хорошо. Позвоню сама, — и положила трубку. На вопросительный взгляд развернувшегося к ней Смеяна ответила вопросом:

— Почему об освобождении Петелина узнаю последней?

— Это невозможно! Кроме меня и моих парней, никто не оповещен! — искренне заявил он.

— В банке уже знают, — укоризненно произнесла Ариадна Васильевна, не сводя с него глаз. — Что-то здесь не так.

— Да, — согласился Смеян. Для него сообщение старухи явилось более неожиданным и рождающим новые подозрения фактором, нежели обвинения в сговоре с Кирой. Ведь утечка могла произойти из двух источников: либо от Цунами, который не был замечен в связях с банковскими служащими и тем более с Кирой, либо из аппарата ФСОСИ.

— Что на это скажешь?! — раздражаясь молчанием полковника, набросилась на него Ариадна Васильевна.

— Мне важно установить, откуда пошла информация. Кто вам звонил?

— Неважно.

— Глупо скрывать. Моя охрана фиксирует телефонные разговоры сотрудников банка. Это делается для того, чтобы выявить связи убийц Артема с их возможными сообщниками.

— Значит, я у тебя под колпаком?

— Взрыв на кладбище — сведение счетов не с Артемом, а попытка устранить вас.

— Как я могу доверять человеку, не сумевшему защитить моего сына?

После упомянутого взрыва старуха подозревала всех до единого. Она чувствовала, что вокруг нее и банка идет тайная, смертельно опасная возня, а противопоставить этому могла только свою железную волю. Ни Смеяну, ни руоповцам она не верила. Убеждала себя в том, что только продолжение банковской политики сына вынудит заказчиков убийства проявиться.

Смеян держал себя в руках, не позволяя обижаться на выпады старой больной женщины, потерявшей сына, и старался не вступать с ней в споры.

— Кто вам звонил? — постукивая мундштуком по верхним зубам, повторил он вопрос.

— Фрунтова… Ей верю. Никогда не пойдет против меня. Преданнейший человек. Нас связывают годы.

— Нелли Стасиевна слишком осторожный человек для таких необдуманных поступков. Кто ей сообщил? Меня настораживает появление нового персонажа в этой истории. Пожалуй, освобождение Петелина вынудило кого-то к активным действиям. Если она узнала это от Киры, значит, ваша бывшая невестка действительно представляет серьезную опасность…

Эти рассуждения лишь подлили масла в огонь тлеющей ненависти к бывшей невестке. Ариадна Васильевна всегда утверждала, что все беды и неприятности у Артема возникали из-за Киры. Поэтому в глубине души желала, чтобы подозрение пало прежде всего на нее.

— Где ты нашел Петелина?

— — Пока я не могу ответить на этот вопрос.

— Ну, ну, гляди…

— Вы сами приказали поселить его в квартире Артема. Надо провести ряд оперативных мероприятий. Охрану я усилил. По вашему требованию вам пришлют кассеты с записью слежки за его действиями там.

— Это лишнее. Можете просматривать и прослушивать все, кроме моих разговоров с ним.

— Хорошо.

— И не вздумай трогать Фрунтову!

Смеян терпеть не мог, когда совались в его дела. Резко поднялся, спрятал трубку в карман пиджака.

— Буду вас держать в курсе расследования, — и вышел.

Ариадна Васильевна закурила новую сигарету и включила видеозапись. На экране снова возник Петелин. Он осторожно передвигался по комнатам. В объектив камеры случайно попадали до боли знакомые вещи Артема. На глазах у старухи навернулись слезы. Она не выдержала и выключила запись.

 

Глава 23

Сумеречное состояние, в котором находился Евгений, постепенно стекало с него вместе с капельками пота. Он сидел в парилке и шумно вдыхал божественный запах эвкалипта. Организм, изможденный непривычным многодневным пьянством, подрагивал, словно мотор, работающий на холостых оборотах. Зажмуренные глаза не хотели открываться. Темнота дробилась на фиолетовые осколки и прочерчивалась серебристыми нитями ускользающих искр. В таком неподвижном состоянии он готов был просидеть вечность и медленно раствориться в набегавших волнах ласкового ароматного тепла. Тишина, царившая вокруг, напоминала о том, что он уже умер, а следовательно, волноваться, переживать, надеяться, страдать было ни к чему. Оставалось — «расслабиться и получать удовольствие».

После разговора с Даном через экран телевизора Евгений впал в истерику. Катался по ковру, изрыгал нечеловеческие крики, ругательства, проклятия. Дрожащей рукой схватил бутылку виски, но вместо того, чтобы допить остатки, вылил себе на голову. После чего впал в оцепенение. Лежал тупо, глядя в белый, подсвеченный серебристым светом потолок. Сил не было ни двигаться, ни думать. Ему стало казаться, что произошедшее с ним уже когда-то происходило с другим человеком, которого он хорошо знал, но сейчас никак не мог вспомнить ни имени, ни лица. Тот, другой, считался самым счастливым человеком среди всех знакомых Евгения. Ему никто не завидовал и старались держаться от него подальше. В том числе и сам Евгений. Теперь оставалось лишь жалеть, что не удалось расспросить его о другой, неизвестной людям жизни, тогда бы стало ясно, как жить дальше. Ведь он знал! И Евгений знал, что он знал! И не спросил… Возникло ощущение невероятной тяжести. Это давил на него потолок. Евгений до рези в глазах всматривался в него и, как ему показалось, уловил движение потолка вниз. Он двигался бесконечно медленно, но неотвратимо. От страха хотелось, чтобы потолок просто обвалился. Евгений инстинктивно закрыл голову руками и замер в ожидании.

Но потолок не упал. Не пошел трещинами. Успокоенный, Евгений закрыл глаза и погрузился в нервный лихорадочный сон, от которого очнулся с паническим предчувствием беды. Встал и, хватаясь за край стола, с трудом добрался до шкафчика, висевшего над холодильником. В нем нашел бутылку виски. Скрутил пробку и стал пить из горлышка. Остановился после того, как напала икота. Безумно захотелось есть, и Евгений почему-то несказанно обрадовался этому чувству. Оно казалось сродни возвращению к жизни. Залез в холодильник и судорожно принялся доставать оттуда всякие колбасы, сыры, паштеты.

Через несколько минут он сидел на полу перед грудой всяческой еды, грубо нарезанной тупым ножом и брошенной на плоские пластиковые тарелки. Начал свой пикник с тоста. Поднял над головой стакан с виски. Посмотрел на темный экран телевизора и, беззвучно шевеля губами, произнес про себя:

— Пусть случится все, что угодно! Жизнь закончилась, началось небытие. Ни я для него ничего не значу, ни оно для меня…

* * *

Сидя в жаркой парилке, Евгений восстанавливал в памяти события того безумного дня и слабо улыбался. Тогда он не представлял себе, каким нервным потенциалом обладал его организм. По идее любой человек, попавший в подобную ситуацию, должен был сойти с ума. Одно дело, когда тебя «заказывают», а ты вместо «контрольного выстрела в голову» получаешь возможность напоследок пожить без проблем. И совсем другое — знать, что тебя выбрали на роль подсадной утки. Но как ни странно, психика у Евгения оказалась на редкость эластичной. За прошедшие несколько дней, проведенных им в полнейшем одиночестве, в голове возникли новые неожиданные мысли. И даже появилась надежда.

Евгений вспомнил о явно неприязненном отношении к себе Смеяна. Стоит окружающим что-нибудь заподозрить, и главный охранник, не раздумывая ни минуты, уберет человека по фамилии Петелин. Вот тогда-то придется Дану почесаться. Заменить убитого двойника можно будет только самим Евгением. А потому не следовало впадать в истерию, думать о самоубийстве, искать возможности побега. Вера в осуществление этого плана основывалась на постоянных мыслях о Кире. Евгений с удивлением обнаружил, что ни о чем не способен думать, не возвращаясь мысленно к ее отпечатавшемуся в памяти образу. Уже бесчисленное количество раз он признался себе, что впервые в жизни влюблен до самой глубины души. И с трепетом повторял вслух ее имя. Из реальной недоступной женщины, о которой он не мог и мечтать, Кира превратилась в настолько доступный миф, что Евгению доставляло огромное наслаждение представлять, как бы он вел себя с ней в постели. В эти томительно-мучительные минуты в нем просыпался страстный энергичный мужчина, способный доставить любимой женщине море наслаждений. В жизни ничего подобного с ним не бывало, потому-то так сладостно было возвращаться к этим, создаваемым воспаленным сознанием картинкам.

То ли от очередной сексуальной фантазии, то ли от жара парилки у Евгения закружилась голова. Он соскользнул с деревянных полатей и выскочил за дверь. Сорвал с головы шляпу, вытер заливавший глаза пот и нырнул в прохладный бассейн. Шумно дыша и отплевываясь, принялся мотаться от бортика к бортику, чтобы сбросить охватившее тело возбуждение. Никого, кроме него, в сауне не было. Дан специально назначил встречу здесь, понимая, что после долгого пьянства клиенту нужно восстановить силы. Евгений предпочитал не думать о предстоящем разговоре, поскольку ничего хорошего от него не ждал. Для себя он решил держаться новой манеры поведения. Быть спокойным, веселым, раскрепощенным и всем довольным. Никаких вопросов не задавать и на все соглашаться.

— Резвишься, как кролик, — неожиданно услышал он насмешливый голос Дана.

Подняв голову, Евгений увидел, что тот устроился на бортике бассейна, опустив в воду волосатые короткие ноги. Лицо Дана хранило все ту же каменную непробиваемость. Поэтому даже от шутки веяло могильным холодом. Одет он был в синий махровый халат. Стриженую голову покрывало белое полотенце, отчего напрашивалось сходство с арабским шейхом. В зубах торчала длинная сигара.

— Разморило в парилке, — отфыркиваясь, признался Евгений. Впервые за прошедшие дни он по-настоящему почувствовал, что от сердца отлегло. Мучительный страх и растерянность, давившие на мозги, испарились. Их место заполнила трезвая ясность в мыслях, способная противостоять мрачным предчувствиям и сомнениям.

— Парилка у нас хорошая, — согласился Дан, — здесь все по высшему классу сделано. Я сам привык к солидности и основательности. Надо жить со вкусом, а уж доживать — тем паче. Основная моя задача — поддерживать в клиентах хорошее настроение. Бунта я не боюсь, никаких агрессивных проявлений не потерплю. Главное, не допускать гнетущей атмосферы безнадеги. Она хуже всяких недовольств.

Евгений снова ощутил, что Дан упивается полученной возможностью властвовать над людскими судьбами. Поэтому решил ему подыграть:

— Мне здесь нравится. Вполне роскошная обстановка.

— Конечно, мог ли ты, безработный инженер, мечтать о такой жизни? Фиг два! Никакой Артем тебя не смог бы так осчастливить, как я. Учти и не выпендривайся. Тем более что счетчик включен.

— Как это? — насторожился Евгений. Подплыв к бортику, он ухватился за него руками и подтянулся так, чтобы можно было видеть выражение глаз хозяина. Дан с удовольствием продолжал курить сигару. Чувствовалось, что он смаковал известие, которое должен был сообщить.

— Вы хотите, чтобы я встретился с двойником?

— Поздно. Он уже там.

— Как?!

— Не поверишь… Его освободили!

От обрушившейся на него новости Евгений разжал пальцы и ушел под воду. А когда вынырнул, увидел Дана, переместившегося к стойке бара.

— Вылезай, потолкуем, — крикнул тот. Евгений ловко выпрыгнул на бортик бассейна, встал, завернулся в полотенце и вдруг почувствовал страшную слабость в ногах. Колени ходили ходуном, икры пробивала дрожь. С трудом сделав шаг, он взмахнул руками, страшась поскользнуться на мокром мраморе.

— Э… что-то ты совсем захирел, — прокомментировал Дан. — Выпей виски.

— Не буду. Только пиво.

— Я пью темное. «Гиннес» устроит?

Евгений кивнул. Ему не терпелось услышать о своем двойнике. Дан специально тянул. Долго искал в холодильной камере пиво, медленно наливал его в высокие стаканы, ждал, пока осядет пена. С двумя полными стаканами прошел к кожаным белым креслам, уселся в одно из них. Пригласил Евгения:

— Садись… а то упадешь — не дай господь — виском об угол стола ударишься… обидно будет. Ха-ха-ха! Жизнь — баба скверная. Но мы ведь хватаемся за нее не из-за страстной любви, не потому, что она прекрасна и уж тем более удивительна, а потому, что жалко расставаться с собой, любимым. Человек готов жить в грязи, мерзости, нищете, убогости, лишь бы его не разлучали с самим собой. Ну, что мы теряем, подставляя висок заказанной пуле? Баб, которых всех не перетрахать? Комфорт, которому предела нет? Удовольствия, оборачивающиеся мучительными болезнями? Нет… мы теряем возможность сказать самому себе — пусть все рухнет, все сдохнут, но я еще хочу побыть с собой, ибо в мире есть одна ценность — это я. Все остается. Но нам до этого нет дела. Деревья растут, машины мчатся, люди плодятся, а я вынужден исчезнуть… Понимаешь, к чему веду? — Нет.

— К тому, что только благодаря мне у человека исчезает его жизнь, но зато остается его «я». Да, это стоит недешево. Чтобы обратить на себя наш взгляд, нужно наворовать, награбить, отобрать, изъять большое количество денег. Это в загробный рай впускают нищих, никому не нужных, мелких людишек, а наш рай устроен для самых богатых, а значит, самых лучших, умных и ловких людей. Гордись тем, что оказался среди них. Я сделаю так, что ты простишься с собой, будучи состоятельным, обрюзгшим, объевшимся, пресытившимся. Как положено настоящему мужчине, а не безработному инженеру, мечтавшему о каких-то вонючих десяти тысячах долларов.

— Собственно, мне в голову не приходили такие мысли. В моем положении мечтать о богатстве было бессмысленно. Один раз попытался — и вот что получилось, — не решаясь противоречить, вздохнул Евгений. В данный момент его волновала совсем иная тема. И чтобы вернуться к ней, он высказал предположение: — А разве не нужна была встреча с моим двойником? Он же не знает моих привычек, особых черт характера, индивидуальных проявлений.

— Кое-что ему объяснили. Хотя острой нужды в этом нет. Ведь окружение, в которое он попал, толком ничего про тебя не знает. Подумаешь, бывший одноклассник банкира! Тем более после взрыва на кладбище и похищения можно ссылаться на провалы в памяти. Тебя ведь, кажется, контузило?

Не знаю. Лично я все помню.

— А ему не надо…

На самом деле Дана очень нервировало то, что двойник был отправлен плохо подготовленным. Но упускать такой замечательный случай было глупо. Он долго ломал голову над тем, как поправдоподобней организовать освобождение двойника Петелина. И тут — на тебе, освободили без всякого подвоха. Теперь уже приходилось биться над новой проблемой — кто и как смог обнаружить Петелина в особняке, который считался самым секретным объектом ФСОСИ. Дану еще предстояло держать ответ перед заместителем руководителя федеральной службы Валентином Георгиевичем Вольных, и это его заботило не меньше, чем судьба двойника.

— Раз ты все помнишь, скажи-ка мне, дружище, кто, по-твоему, мог организовать твое освобождение?

— Понятия не имею. От вас первый раз слышу, — пожал плечами Евгений.

Он и не мог ничего знать, как, впрочем, и остальные обитатели подземных апартаментов. Как только за окнами особняка начала собираться толпа, Дан приказал задраить двери потайных лифтов, курсировавших между подземными этажами. Даже если бы нападавшим удалось взять штурмом особняк, они все равно не догадались бы о существовании его подземной части.

— Кто-то наглым образом взорвал входную дверь и ворвался внутрь. Разумеется, с оружием. Мы могли бы их расстрелять как курят, но решили уступить требованиям и выдали Петелина. Кто мог решиться на такую наглость? Смеян?

— По-моему, он только перекрестился, узнав о моем исчезновении.

— Почему?

— Потому что ненавидит меня, — признался Евгений, — считает причастным к убийству Артема. Если бы не Ариадна Васильевна, он бы со мной не церемонился.

— Это хорошо, что у тебя есть враг. Без врагов живут только дворники, — мрачно заметил Дан. Его каменное лицо вытянулось. Лоб прорезала глубокая складка, а губы сложились будто для иудиного поцелуя. Так случалось всегда, когда Дан задумывался. А задуматься было над чем.

Он хорошо знал Смеяна, но сомневался, что полковник мог бы вычислить местонахождение Петелина, опираясь на своих информаторов или на профессиональное чутье. Утечка произошла либо от самых высших начальников ФСОСИ, либо…

— А какие у тебя отношения с Алексеем Суровым? — спросил он, желая проверить свою догадку.

— Кто это?

— Разве вас не познакомили? — Где?

— На панихиде.

— Меня там со многими знакомили, но я от волнения никого не запомнил, — искренне заявил Евгений.

— Суров — бывший муж Киры Давыдовой.

— А… Мы с ней говорили только об Артеме.

— Ну, о нем-то что? — Дан относился к погибшему банкиру, как к несостоявшемуся клиенту своего «рая для богатых». Он больше интересовался Суровым. Бывший муж считался другом генерала Вольных и мог получить информацию непосредственно из генеральских уст. Ни под каким видом руководитель ФСОСИ не доверил бы ему тайну ордена. Но бывшему чекисту Сурову удалось каким-то способом выяснить местонахождение Петелина. Он и навел на особняк чьих-то бойцов. То, что штурмовали бойцы очень богатой группировки, Дан не сомневался. Организация шоу со съемками клипа самого дорогого певца Ария Шиза стоила огромных денег.

Во всяком случае, Дан приказал своим людям выяснить, чьих рук это дело. В том, что исполнители будут скоро найдены, он не сомневался. А выбить из них имена заказчиков для него не представляло труда.

— Значит, не знаешь Сурова?

— Нет.

— Ладно, дружище… Пей пиво пенное, и будет у тебя морда обалденная, — с этими словами он встал и без дальнейших объяснений удалился.

 

Глава 24

«Ауди», в которой ехала Фрунтова, резко снизила скорость, дернулась несколько раз и замерла прямо посреди Кутузовского проспекта. Нелли Стасиевна бросила гневный взгляд на водителя. Больше всего на свете она боялась любых, даже самых незначительных дорожных происшествий.

— Сцепление… — растерянно произнес он.

— И что теперь прикажешь делать?!

Толик, сын ее приятельницы, уговорившей взять его в водители, смотрел на нее испуганным, почти детским взглядом. Он впервые сел за руль иномарки, да еще с автоматическим переключением скоростей.

— Буду вызывать «Ангел».

— Совсем как в рекламном ролике! А мне куда теперь? — развела руками Фрунтова, показывая на плотный поток машин, обтекавший «Ауди».

В дополнение ко всему сзади раздался резкий сигнал клаксона. Черный джип уперся своими никелированными дугами чуть ли не в багажник. Толик, выскочив из машины, открыл капот и склонился над мотором. Фрунтова с ужасом поглядывала по сторонам, не зная, как ей добраться до тротуара. Пустись она в это рискованное путешествие, и ее пушистая шубка из меха хорька в один миг превратилась бы в ком грязи, поскольку колеса мчавшихся машин во все стороны разбрызгивали черный мокрый снег.

Помощь возникла неожиданно. Из надрывавшегося сзади джипа выскочил мужчина и подбежал к дверце, за которой маялась Фрунтова. Сквозь муть стекла она узнала Смеяна. Тот жестом предложил ей покинуть машину. Отказываться было бессмысленно, и через минуту Нелли Стасиевна уже сидела в салоне рядом с начальником службы безопасности.

— Каким это чудом вы пристроились за нами? Следили? — недоверчиво спросила она.

— Что вы?! Абсолютно случайно.

— Тогда вас Бог послал. Сколько раз зарекалась пристраивать чужих детей и вот обожглась!

— Он вроде парень хороший. Молодой только, неопытный… — вступился Смеян, по приказу которого была испорчена «Ауди».

— А… молодые хороши только в одном месте.

Куда мы едем?

— Я так понимаю, вы собирались на дачу.

— Ну да, в Баковку. И это вам известно?

— Вы же там постоянно живете.

— Как раз сегодня я намеревалась остаться в Москве, — все еще сомневалась Нелли Стасиевна.

— В таком случае нам не по пути. Где вас лучше высадить? — Смеян сделал вид, будто разозлился.

Фрунтова с тоской посмотрела на скользкие, утопавшие в огромных лужах тротуары. Вспомнила, что у нее в сумке приличная сумма денег, и резко пошла на попятную.

— Нет, нет… извините. Просто после убийства Артема нервы сдают. Вокруг сплошные интриги.

— Неужели? — удивился Смеян. Он внимательно следил за дорогой, не поворачиваясь в сторону Фрунтовой.

— А то вы не знаете? — вздохнула Нелли Стасиевна. — Страшно становится. Люди то исчезают, то неожиданно появляются. И неизвестно, кто за этим всем стоит.

— Вы о Петелине?

— А вы хотели скрыть от нас его освобождение? Или это очередной слух?

— Смотря от кого исходит информация.

— Лично я узнала от малознакомого человека. Не исключено, что об этом болтает уже вся Москва. Пошла пообедать в ресторан и случайно встретила Алексея Сурова.

— Бывшего мужа Киры?

— Да. Но в этом качестве он мне неизвестен, — продолжала врать Нелля Стасиевна.

— И что он сказал?

— Ничего. Просто поздравил с освобождением Петелина. Я так растерялась, что не стала вникать в подробности.

Ушлая Нелли Стасиевна после предложения, сделанного Суровым за столом — аквариумом в «Кабанчике», тут же решила опередить своих коллег. Она хоть и доверяла Хапсаеву, хоть и была уверена в лояльности Усикова и Молодече, но, зная подозрительность Ариадны Васильевны, на всякий случай постаралась первой обмолвиться об освобождении Петелина. Желание Сурова подчинить себе банк вызывало у нее усмешку знающего человека. Но существование старого завещания на имя Киры игнорировать было бы глупо.

— Поздравил именно вас? — после некоторого молчания спросил Смеян.

— Я же представитель банка.

— Он вам что — нибудь предлагал? — Да…

— Что?

— Выпить. Вас это интересует?

Полковник впервые оторвал взгляд от дороги и тяжело взглянул на Фрунтову.

— Меня интересует, почему для передачи информации о Петелине Суров выбрал именно вас — главного бухгалтера, человека, приближенного к Ариадне? Это настораживает.

— Что значит — почему?! — взмахнула пухлыми руками Нелли Стасиевна.

— Потому что, кроме меня, никто об этом не знал!

— Ну, это проблемы вашего ведомства. Видно, не все умеют держать язык за зубами.

— Умеют. Где вы встретились с Суровым?

— В бизнес — клубе. Я там обычно обедаю… — опять соврала Фрунтова.

— У Волохова?

— С ним я плохо знакома.

Бизнес — клуб был назван ею неспроста. Сама она частенько заезжала в клуб перекусить и не раз мельком видела там бывшего мужа Киры.

Для Смеяна признание Фрунтовой явилось полной неожиданностью. Хотя он и не подал вида, но был крайне озадачен таким поворотом событий. Фамилия Сурова легко вписывалась в схему «Ядвига Ясная — Кира — Петелин». А если предположить, что Суров поддерживал контакты с ФСОСИ, то вывод напрашивался сам собой — убийство Артема готовилось при содействии этого секретного ведомства. Эта версия казалась убедительной и тем самым вызывала опасения…

— Вы же проехали поворот на Баковку! — в самое ухо крикнула ему Фрунтова.

— Да, да… сейчас развернемся, — оторвавшись от своих размышлений, успокоил Смеян и, воспользовавшись моментом, развернулся, проигнорировав сплошную осевую линию.

Когда джип остановился возле величественного особняка главбуха, полковник впервые за время совместной поездки пристально посмотрел Нелли Стасиевне в слегка заплывшие беспокойные глаза.

— Кто еще знает об освобождении Петелина?

— Я не считала это коммерческой тайной, — оскорбилась Фрунтова.

— Понятно, — кивнул Смеян, — надеюсь, вы сумеете вспомнить все обстоятельства того вечера?

— И вспоминать нечего. Впрочем, я обо всем рассказала Ариадне Васильевне. Спросите у нее! — и не желая более подвергаться допросу, она с трудом выбралась из машины.

Смеян медленно проводил ее взглядом до калитки, раскурил трубку и, облокотившись на руль, вернулся к своим размышлениям. С самим Суровым ему не приходилось сталкиваться ни по работе, ни в деловых кругах. Но был наслышан о спецзаданиях, которые выполнял Алексей Суров на Западе, пользуясь дипломатическим прикрытием. Стало быть, связи с секретными службами не утратил. Однако выстраивавшаяся схема смущала элементарностью построения. Из нее следовало, что Кира, расставшись с Артемом, возобновила контакты с бывшим мужем. Он при поддержке ФСОСИ сначала избавился от Артема, потом от подвернувшегося Петелина… а затем через Ядвигу Ясную сообщил о его месте нахождении. И после всего этого поставил в известность малознакомую ему Фрунтову об освобождении Петелина…

Получалась какая — то абракадабра! Смеян уже собрался ехать обратно в Москву, как его осенила догадка — все крутится вокруг старого завещания Артема! Сколько раз он напоминал хозяину о необходимости дезавуировать документ, хранившийся в адвокатской конторе Марковичей в Амстердаме! Значит, Кира и Суров решили прибрать банк к рукам… Это подтверждает и взрыв на Ваганьковском кладбище. Им во что бы то ни стало нужно было убрать Ариадну Васильевну, получавшую по новому завещанию полный контроль над активами банка. А поскольку покушение не достигло цели, решили похитить Петелина…

Смеян понимал, что ни Суров, ни Кира никогда не решились бы на такое преступление, если бы за их спинами не стояли профессионалы из ФСОСИ.

Из задумчивости его вывел перелив мобильного телефона. В трубке раздался глухой голос Ариадны Васильевны:

— Ты что, решил устроить слежку за Фрунтовой? — возмущенно хрипела старуха, задыхаясь от гнева и дыма.

— И не думал…

— Какого ж черта торчишь у ее ворот?!

Смеян поднял голову и только тогда вспомнил, что он все еще находится возле дома главбуха.

— Мотор закапризничал. Сейчас уеду.

— Забудь туда дорогу! — приказала Ариадна Васильевна и бросила трубку.

 

Глава 25

Известие об освобождении Петелина вызвало у Киры нервный срыв. Она слонялась по комнате, стараясь собраться с мыслями. Смеян, сообщивший эту новость, попросил поблагодарить от его имени Ядвигу Ясную и в самое ближайшее время встретиться с самим Петелиным, поселенным без ее ведома в квартире Артема.

Во — первых, неприятно было узнавать об этом от Смеяна. Во — вторых, он наверняка будет прослушивать ее разговор с Ядвигой. В третьих, Кира не могла решить для себя, хочет она видеть Петелина или нет. И в — четвертых, не так давно она зареклась переступать порог дома в Сеченовском переулке.

Посоветоваться было не с кем. Мальчик мирно посапывал, забравшись в бельевой отсек массивной старомодной мебельной стенки. В телефонной трубке при наборе номера что — то начинало предательски пощелкивать, отбивая всякую охоту кому — либо звонить. Одиночество угнетало Киру. Ей необходимы были компания, тусовка, ночные посиделки, советы подруг, обсуждение по телефону последних сплетен и слухов. Этого лишил ее вал нахлынувших событий. Впервые в душе Киры воцарилась растерянность. Она путалась в своих мыслях. Пыталась анализиро — вать ситуацию и приходила к выводу, что все — мерзко. Петелин был единственным светлым звеном в цепочке бесконечных интриг, возникших после убийства Артема. Но инстинкт самосохранения, сильно развитый в Кире, подсказывал, что и к нему следовало относиться с опаской и настороженностью, как к неопознанному объекту.

Привычно приложившись к бутылке виски, она закурила новую сигарету и опустилась на пол. Огромные покрасневшие глаза с потекшими ресницами были полны слез, которые непроизвольно тонкими струйками скатывались по впалым щекам и повисали на вздрагивавшем подбородке.

Кира мучительно искала какую — то случайно возникшую в голове и тут же исчезнувшую спасительную мысль, показавшуюся ей очень удачной и своевременной. Она не касалась ни предложений Сурова, ни требований Смеяна, ни капризов старухи, ни судьбы Петелина… Она относилась только к ее нынешнему душевному состоянию… Несколько глотков виски помогли вернуть эту мысль. «Конечно! Вот оно, самое разумное решение! Надо немедленно собирать вещи и ехать к Ольге! Махнуть рукой на все происходящее здесь. Сделать паузу и броситься в заботливые объятия подруги!»

Ольга Свенсен была для Киры мифической опорой в жизни. Мифической, ибо никакой реальной помощи и поддержки она ей не оказывала. И не потому, что не хотела, а потому, что Кира обращалась к ней исключительно в своих мечтах. На самом деле Ольга была воплощением женской самореализованности. Белокурая красавица являлась предметом обожания мужчин и зависти женщин. Высокая, статная, всегда молодая, бодрая и энергичная, излучающая ясными глазами всю гармоничность и красоту мира, она выстраивала свою жизнь с королевской грациозностью и изяществом. Она чем — то походила на Ядвигу, но была более земной, открытой, спонтанной. Не поучала и не вещала. Не пила водку и не ела мясо. Стояла крепко на земле своими длинными красивыми ногами.

Находясь рядом с ней, Кира ощущала мощнейший заряд оптимизма и несгибаемую волю. Ольга всегда знала, как нужно поступать в любой самой запутанной ситуации. При этом не гадала ни на картах, ни на кофейной гуще. Загадка внутреннего покоя Ольги разгадывалась довольно просто — она была любима каждым своим мужем и умела любить каждого нового избранника. Ольга создавала мир вокруг себя. В нем царили гармония, уют и чистота. Именно этого всегда не хватало Кире. Поэтому, переживая тяжкие жизненные коллизии, она всегда вспоминала об Ольге и мысленно рвалась к ней. Об этом знали подруги и, едва заметив начинавшуюся депрессию, советовали: «Езжай к Ольге, и все будет хорошо».

На этот раз Кира решила поехать во что бы то ни стало. Она схватила телефон и со злостью вспомнила, что он наверняка прослушивается. Так бесцеремонно в ее жизнь никто еще не вторгался. «Ладно! — произнесла она вслух, обращаясь к незримому Смеяну. — Я встречусь с Петелиным! Я скажу ему, чтобы он побыстрее бежал куда глаза глядят! Я вам спутаю все ваши карты!» И, воодушевленная принятым решением, рванулась к креслу, на котором горой валялись вещи.

По мере того, как тянулся выбор наряда, злость, клокотавшая в груди, понемногу успокаивалась. Кира все пристальней всматривалась в зеркало, придирчиво оценивая платья, отбрасывала очередное и надевала новое. Из чувства протеста ей хотелось выглядеть на все сто! Перемерив половину гардероба, вернула вещи в шкаф и скрылась в ванной, откуда вышла минут через сорок посвежевшая и трезвая. Тонко подобранная косметика подчеркивала ее невероятные иконописные глаза и тонкие выразительные губы. Такой макияж продиктовал строгий черный костюм с белой роскошной блузкой. Когда она хотела держаться особенно неприступно и независимо, то надевала туфли на высоких каблуках.

Набросив норковую шубку и подхватив сонного Мальчика, она решительно отправилась на встречу с Петелиным.

* * *

В уютном искусственном дворике, созданном Артемом возле своей квартиры под журчание фонтана и щебетание птиц, развалившись в креслах, резались в карты охранники. Заметив вышедшую из лифта Киру, они вскочили на ноги, да так резво, что у одного из куртки вывалился пистолет и с грохотом упал на темно — красную брусчатку.

— Ну, как служба? — рассмеялась Кира.

— Ништяк, — подхватив пистолет, ответил охранник.

— А если невзначай застрелишь…

— Что вы, Кира Юрьевна! Он в своих не стреляет.

— Выпить есть?

— Откуда?! Мы же на работе! — воскликнул второй, стараясь не дышать в сторону Киры.

— Ладно врать — то. Налей пятьдесят грамм… а то меня что — то знобит… — Кира опустила на пол Мальчика, залившегося тут же звонким лаем.

— Вам текилу или коньяк?

— Давай быстрей.

Кира села под раскрытый пестрый зонт. Закурила сигарету. Вспомнила, как сама украшала дворик плющом, выбирала кассеты с записью птичьих голосов, развешивала картины. Тогда она верила, что у них с Артемом будет райская жизнь. Теперь же на обломках этого искусственного рая ей оставалось лишь выпить с охранниками перед пугающей встречей с малознакомым человеком.

— Текила, соль, лимончик, как полагается, — суетливо предложил охранник.

Кира выпила рюмку, сделала несколько затяжек и попросила:

— Налей еще!

— Будете встречаться с Петелиным?

— Буду. Наливай.

Охранник наполнил рюмку. Кира быстро выпила, встала, достала зеркальце, посмотрелась в него.

— Открывай.

— Если что, мы на стреме, — предупредил охранник.

Кира вошла в квартиру, пропустив вперед радостно завизжавшего Мальчика. Сердце у нее отчаянно билось. На глаза попалась старая шляпа Артема, трость, подаренная каким — то умельцем из Воткинска, домашние тапочки на высокой пористой подошве. Артем всегда комплексовал из — за своего маленького роста. В корзине для зонтов среди прочих торчал забытый еще Кирой зонтик, купленный ею в бутике на Тверской. Большое зеркало отразило ее тонкую перекошенную фигуру с худыми девичьими ногами, бледное с заострившимся носом лицо, более похожее на маску, так как темно — каштановые, забранные в узел на затылке волосы сливались с дубовыми стенами прихожей. Шуба соскользнула с дрожащих плеч на мраморный пол. Кире показалось невероятным увидеть хоть и в не любимой, но все же своей квартире чужого человека. Она боялась двинуться с места. Зато Мальчик с лаем носился по комнатам. Никого в них не обнаружив, рванул по мраморной широкой лестнице на второй этаж. Киру подтолкнули вперед возникшие в голове странные мысли: «А вдруг и здесь с Петелиным что — нибудь случилось? Может, он лежит в одной из ванн с перерезанным горлом или истекает кровью?»

Мучимая страхами и любопытством, она прошла по коридору в зал и, подняв голову, увидела сидевшего на верхних ступенях лестницы мужчину в бело — зеленом полосатом купальном халате Артема. Капю — шон почти скрывал его лицо. Мальчик доверчиво повалился на спину прямо у его ног. Это немного успокоило Киру. Песик такое позволял себе только с теми, кого не боялся.

— Здравствуйте, Кира Юрьевна, — глухим голосом приветствовал ее Петелин.

— Рада такому повороту событий, — ответила она, стараясь вспомнить, как его зовут по отчеству.

— Не ожидал вас увидеть…

— Почему?

— Смеян сказал, что первым устроит мне допрос. Это признание немного прояснило ситуацию.

Для Киры подвох начальника СБ стал очевиден. Прежде чем приступить к дознанию, он решил запустить ее в качестве подопытного кролика. Заснять на видео все их общение с Петелиным, а потом использовать этот материал в собственных целях. Что ж… она не могла позволить так по — хамски себя использовать. Сделав знак рукой, чтобы Петелин оставался на месте, вернулась в прихожую и отключила камеры слежения и микрофоны. Довольная собственной сообразительностью, посмотрелась в зеркало, критически оценила бледность впавших щек, достала из сумки косметику, подправила макияж. После чего подушилась «Кендзо — Джангл» и сочла себя готовой для серьезного разговора.

— Освоились здесь? — спросила она, подойдя к лестнице.

— Стараюсь ничего не нарушать. Мне ведь не объяснили, чем можно пользоваться, а что лучше не трогать. Можете проверить… — запахнув посильнее халат, начал оправдываться Петелин.

— Я к этой квартире никакого отношения не имею, — заверила его Кира.

— Но там наверху много ваших фотографий и даже в спальне портрет висит…

— Артем любил меня. Впрочем, сейчас это уже неважно. Я подожду, пока вы переоденетесь.

— А не во что! Меня привезли сюда в пижаме, в которой похитили из вашей клиники.

Кира представила себе, как этот несчастный колесил по Москве в голубой шелковой пижаме, и ее разобрал смех. Смеялась она громко, долго, зажимая рот ладонью. Петелин растерянно наблюдал за ней.

— Ничего, ничего… ха — ха — ха… это нервное, — утирая слезы, объяснила она, — не подумайте чего… просто я очень перенервничала… Все это омерзительно.

— Да, не думал я, идя на встречу с Артемом, что так обернется… Выпустите меня отсюда, — вдруг с тоской в голосе произнес он.

— Куда? — не поняла Кира.

— Вообще. Договоритесь с охранниками, и я уйду.

— В пижаме? — спросила Кира и снова расхохоталась.

— Ну, попробую подобрать что — нибудь из вещей Артема.

— Нет, нет! Они вам категорически не подойдут! — запротестовала она. Быстро поднялась по широким мраморным ступеням, присела рядом, заглянула под капюшон, надеясь встретить его соскучившийся по ней взгляд. Но глаза Петелина были опущены вниз. Короткий расплющенный книзу нос, горькая усмешка и заострившийся выпуклый подбородок красноречиво выражали обиду на весь мир и скорбь по поводу собственной растоптанной судьбы. Кира расстроилась. Не признаваясь себе, она все же подсознательно ожидала иной встречи. Избалованность мужским вниманием породила стойкую уверенность в том, что ее появление в любой компании становилось главным событием. Тем более для мужчин. Петелин же воспринял ее приход так, словно перед ним оказался один из подчиненных Смеяна. Кроме просьбы отпустить с миром, его облик абсолютно ничего не выражал. Впрочем, глядя на него, Кира устыдилась собственного эгоизма. Ведь человек столько пережил! Поддавшись душевному порыву, схватила его за руку и с силой развернула к себе лицом.

— Я понимаю, понимаю… Все это омерзительно! Чтобы пережить такое, нужно иметь огромное мужество! Вы — настоящий мужчина! Но сейчас вам никуда нельзя отсюда!

— Почему? — все еще не поднимая глаза, спросил Петелин.

— Потому… потому что и здесь вы пленник, — призналась Кира.

— Они все еще хотят, чтобы я возглавил банк? — Да.

— А вы?

— Что я? — почти прошептала Кира.

— Вы тоже с ними?

— Нет, нет. Я скорее всего уеду… завтра. В Испанию. К своей подруге Ольге. Она меня давно зовет…

— Но вы хотите, чтобы я занял место Артема?

— Нет… не знаю. Я на эту тему не думала. Тут так все сложно и запутано.

Кира всегда терялась, когда нужно было принимать срочное решение или говорить конкретно и прямо. Ей требовалось время, чтобы потянуть с ответом. И не потому, что она его не знала, а потому, что ответов было несколько и каждый в какой — то мере выражал ее истинное мнение. С одной стороны, хотелось крикнуть: «Беги отсюда в чем угодно, хоть в халате! Уноси ноги!» С другой — она понимала, что при грамотном поведении Петелин мог рассчитывать на поддержку Ады, а значит, обеспечить себе безбедное существование. Но при этом со всех сторон на него будут точить ножи такие, как Смеян, Суров и те, кто уже однажды похитил его. А чтобы противостоять им, нужно иметь огромную силу воли или превратиться в такого же, как они. Ей очень не хотелось бы, чтобы Петелин стал похож на ее бывших мужей. И это, пожалуй, было главным в теперешнем отношении к нему… Ну, разве можно все это выразить в одном ответе?

— Мне трудно советовать вам, — после долгого молчания сказала, наконец, она. Вытащила из сумки сигарету и нервно закурила. — Вы попали в порочный круг. Вас хотят сделать председателем правления банка, но лишь при условии, что вы будете продолжать политику Артема. Не потому, что в ней кто — то заинтересован, а потому, что это вынудит его врагов раскрыться. Они начнут нервничать, давить на вас и в конечном счете постараются убрать. И Аде, и Смеяну нужны именно они, поэтому до самого последнего момента вам не удастся выйти из игры. Придется бежать наперегонки со смертью.

— Ставите на то, что я добегу? — мрачно спросил Петелин.

Его вопрос испугал Киру. Ответа на него она не знала. Не доверяла сердцу, которое щемило при мысли, что с этим человеком может произойти самое страшное. Не доверяла Сурову, уверенному, что и она, и Петелин будут плясать под его дудку. Не доверяла себе. Но чтобы он не почувствовал эту неуверенность, сказала с вызовом:

— Если бы ваша судьба меня не волновала, я бы не пришла.

Петелин встал.

— Спасибо. Мне от этого не легче. Прикажите, пусть мне хотя бы штаны купят.

— Конечно!

Кира сбежала по лестнице, порылась в сумке, достала кредитную карточку «VISA» и вышла из квартиры. Охранники продолжали резаться в карты.

— Вот возьмите. Купите ему джинсовый костюм, майки, пуловер, теплые ботинки и какую — нибудь теплую куртку.

— Это ж мерить надо. Вдруг не подойдет, — лениво отозвался один из них.

— Не подойдет, пойдешь поменяешь. Чеки сохрани! — бросила карточку на стол и скрылась за дверью.

Петелин был уже внизу. На нем упреком куцо висела синяя пижама. Но Киру поразила его голова — совершенно лысая.

— Я бы вас таким ни за что не узнала. Вас там побрили?

— Побрили… — хмыкнул Петелин, — если б только! Меня там каждую ночь пытали! Выбивали имена убийц Артема. Они считают, что меня сделали банкиром те, кто его убил.

— Чушь.

— Скажите им об этом сами. Я уже отстрадал и за Артема, и за его мать, и за вашего Смеяна. И уж точно заслужил больше тех десяти тысяч, которые так и не получил.

— Деньги у вас будут, — сухо подтвердила Кира. Ей стало неприятно, что разговор перешел на меркантильную тему.

— Если я теперь соглашусь, то уж за очень большие! — не замечая изменения ее тона, продолжал Петелин. — И потребую охрану в два раза больше, чем была у Артема!

— Да, да, все будет, — соглашалась Кира, старательно скрывая свое разочарование. Думала она о другом…

… Столько дней прошло с момента его похищения, а он ни единым словом не обмолвился о том, как мечтал об их встрече. Да и с чего бы ему мучиться этим? Что, собственно, между ними такого? Один — единственный, ни к чему не обязывавший разговор в палате? Полная ерунда. Но через какое — то время ей показалось, что в его глазах было нечто большее, чем страдание. И сама она, учитывая обстоятельства, невольно прониклась к нему новым для себя чувством сострадания. Но нельзя же жалость возводить в степень сердечной привязанности. В тот момент она для него была лишь сестрой милосердия, способной выслушать и утешить. Ею и следовало оставаться… Так бы оно и было, если бы не пророчества Ядвиги.

Именно она влезла в душу и из самого дальнего ее уголка вытащила на свет, политый обильными слезами, образ Мстислава Перфилова. Кира запрещала себе даже думать о нем. Впервые в жизни любовь накрыла ее своим роковым крылом. Заставила испытать всю сладость и горечь мимолетного изменчивого чувства. Позволила ощутить себя любимой, вознесла до самых дальних шпилей кельнского собора и бросила на колени перед непреклонным мужским себялюбием… Все это было, остыло, мумифицировалось. Ядвига безжалостно напомнила, осудила и указала лекарство — любовь Петелина. Тогда же нужно было упрекнуть прорицательницу за высокомерие. Кто ей дал право совать нос и при этом ее поучать! Если бы не Ядвига, она бы и не подумала о Петелине, как о душевном варианте… Сейчас, слава богу, понятно, что хоть в этом прорицательница ошиблась. Значит, и на старуху бывает проруха…

— Я вам не мешаю? — спросил Петелин, устав наблюдать за тем, с каким вниманием Кира рассматривала себя в зеркале, стоявшем в прихожей.

— Что?! — вздрогнула она от неожиданности.

— Вам не нравится, что я хочу много денег? У вас какие — то сомнения? Пожалуйста, готов выслушать. Должно быть, у меня сейчас проблемы с нервами. Поверьте, быть контуженым и при этом оказаться еще в камере пыток — слишком большое испытание для нормального человека. Поэтому мои претензии вполне закономерны!

— Согласна. Только эти вопросы не ко мне.

— Знаю. Я прошу вас объяснить Ариадне Васильевне. После всего, что произошло, деваться мне некуда. Но и не надо относиться ко мне как к неизбежной жертве.

Кира пришла в себя. Ее уже начинал раздражать напор, с которым Петелин вдалбливал простую до тупости мысль.

— Охранник принесет вам одежду. Если не подойдет, он поменяет.

Больше ей сказать было нечего.

 

Глава 26

Одиноко стоявшее современное здание, обнесенное высоким кирпичным забором на Каширском шоссе, не имело вывесок и обозначений. Плоская крыша щетинилась мачтами антенн, локаторами, телевизионными тарелками. Окна отсвечивали зеркальной поверхностью. Железные ворота, бесшумно раздвигаясь, поглощали въезжавшие черные лимузины. Вокруг не было ни души. Даже вороны не кружили над его территорией. Местные жители прозвали это учреждение «крематорием» и на вопросы случайных прохожих: «Что там находится?» — лишь пожимали плечами. Слухов было много, но никто конкретно ничего не знал. Федеральная служба охраны секретной информации (ФСОСИ) умело отгораживалась от любопытных глаз непосвященных сограждан. Дан приезжал сюда редко, только когда вызывали для доклада. Он подчинялся непосредственно заместителю руководителя службы генерал — лейтенанту Вольных Валентину Георгиевичу и в структуре кадров считался на особом положении.

Шеф встретил его немым вопросом. Дан знал эту манеру Валентина Георгиевича молча смотреть в глаза подчиненному. Немногие выдерживали его пытливый осуждающий взгляд. Начинали нервничать, оправдываться, нести полную ахинею, терялись и виновато замолкали. Иногда на этом аудиенция и заканчивалась, а оргвыводы оглашались уже в управлении кадров.

Дан стоял возле длинного стола заседаний и рассматривал набор ручек и карандашей, торчавших из бронзовой подставки в виде греческой амфоры. Поднимать глаза не решался, ибо это могло восприняться шефом как желание возразить.

Молчание длилось долго. По законам психологической борьбы первым уступить должен был Дан.

— Товарищ генерал, по вашему приказанию прибыл, — четко отрапортовал он.

— Ты мне здесь без товарищей! — высоким голосом вспылил Вольных. — Развели, понимаешь, бардак! Возомнил себя завхозом цековского санатория?! Устроил, понимаешь, проходной двор! Расслабился в райских условиях? А на Дальний Восток заглядывать японцам в жопу не желаешь отправиться?! А?!

— Никак нет, шеф. Я службой доволен, — мрачно пробубнил Дан. Его каменное лицо налилось кровью, набрякшие веки почти закрыли глаза.

— Он доволен! — взвизгнул Вольных. Выскочил из — за стола и, оказавшись ростом еще меньше Дана, толкнул его в грудь. — Садись! Докладывай!

Первый шквал начальственного гнева миновал. Дану очень хотелось закурить, но доставать сигару пока не решался. Глубокая морщина вновь прорезала лоб, губы вытянулись, словно для поцелуя.

— Первый этап плана нами реализован. Двойник Петелина уже в руках Смеяна. Его содержат в бывшей квартире Давыдова. Адрес известен. Уверен, на днях его официально назначат председателем совета директоров банка, после чего начнем второй этап под кодовым названием «Внедрение».

Во время его отчета Вольных не переставал вышагивать по кабинету петушиным шагом. Внезапно остановился и, вперившись в Дана, резюмировал:

— Доклад на троечку! Поздравлять не с чем. А теперь выкладывай, как могло получиться, что тебя рассекретили?

— Чистая наводка.

— Кого подозреваешь?

— Из своих никого. У меня есть более ценные экземпляры, и их никто не собирается освобождать.

— Выходит, наследили во время налета на клинику. За вами был «хвост»!

— Обижаете, Валентин Георгиевич.

— Я тебя еще не так обижу. Ты осознаешь масштаб провала?!

Согласиться с такой оценкой Дан не мог. Ведь если их действительно рассекретили, то следовало немедленно ликвидировать всех клиентов «рая для богатых» и уничтожить подвальные этажи. Но это был бы конец и для самого Дана.

— Утечка информации произошла не от нас, — твердо заявил он и вытащил из кармана кожаной куртки сигару.

— Продолжай! — застыл как вкопанный Вольных.

— В деле всплывает фамилия Сурова… — осторожно намекнул Дан.

— Алексей? Он — то здесь при чем?

— Бывший муж Киры Давыдовой, вдовы господина Давыдова…

— И мой друг! — прервал его генерал.

— Ваш друг, — согласился Дан.

— То есть полагаешь, что я посвятил постороннего человека в этот бизнес? — взвился Вольных и от крика приподнялся на цыпочки.

— Я этого не говорил.

— Да за одно то, что подумал, по стенке размажу! Понимаешь?!

— Позвольте заняться Суровым? — выпустив струю дыма, невозмутимо предложил Дан.

Его отношения с генералом давно переросли из служебных в партнерские. Общий бизнес привязал их накрепко друг к другу. Конечно, при желании Вольных мог одним движением глаз приказать ликвидировать своего партнера, но хорошо понимал, что в тот же день из тайника на его голову посыпится убийственный компромат. Поэтому оба, не рассчитывая на взаимное доверие, руководствовались здравым смыслом.

— Сейчас объясню, кто здесь начальник, а кто — дерьмо! — Вольных подскочил к телевизору, стоявшему в углу кабинета, включил видео и, тыча пальцем в экран, победно крикнул: — Узнаешь?!

Сначала, кроме лица популярного рок — певца Ария Шиза, ничего не было видно, но и этого было достаточно, чтобы Дан понял — служба записала все, что творилось возле особняка в тот день.

— Ну, вы даете! — вырвалось у него.

— Смотри, смотри!

На этой уникальной пленке было запечатлено то, что не заметили ни зрители, ни операторы, ни милиционеры, ни сами участники съемок клипа. Сквозь дым, застилавший объектив, Дан увидел, как молниеносно возле стальных дверей особняка появились два человека с гранатометом «Муха» и произвели прицельный выстрел, после чего несколько других парней с автоматами в руках рванули через зияющий проем внутрь дома.

— Ловко сделано, — вздохнул он, почувствовав, что Вольных хочет припереть его к стене, первым перешел в атаку. — Вот оно, конкретное доказательство того, что информация об освобождении Петелина просочилась из ваших коридоров.

— Ерунда! Как только на дежурный пульт пришла информация, что возле Кривоарбатского переулка скапливается народ, мы сразу выслали туда бригаду. Они взяли под контроль особняк, не будучи в курсе, что он принадлежит нам, — отпарировал Вольных.

— Так не бывает, — помахав перед носом дымящейся сигарой, возразил Дан.

— Осторожней в оценках. Ты не в пожарной части! — предупредил Вольных и снова ткнул пальцем в экран. — Смотри дальше. Вот он!

Из проема появились все те же парни. За их спинами мелькала голубая пижама Петелина. Они быстро вывели его из затянутого разноцветными дыма — ми освещенного пространства съемок и подвели к джипу.

— Вот! — взвизгнул от напряжения Вольных и нажал на стоп — кадр. На экране замерло чье — то мужское лицо, окаймленное серебристой лентой бороды.

— Кто это? — спросил Дан.

— Смотри внимательней. Вспоминай!

— А — та — та! Цунами — собственной персоной! — воскликнул Дан и приблизился к экрану. — Он… смотри, не меняется, дружище! Ко мне однажды поступал на него «заказ», но потом как — то рассосалось.

— Теперь придется заняться им вплотную. Раз уж сам Цунами участвовал в операции, стало быть, силы задействованы серьезные.

— Но как они вышли на нас?! — уверенность покинула Дана. Ощущение провала сбило с него налет спеси.

— Об этом спросишь у него, — Вольных кивнул на экран. Выключил видео и вернулся за свой стол, мгновенно превратившись из партнера в начальника. Сосредоточенно рассматривая пальцы, обратился к подчиненному без петушиных интонаций. — Сурова не трогай. Проверку среди аппарата проведу сам. А из Цунами жилы вытяни, чтобы он, падла, выложил все.

— Это уж непременно, — заверил Дан.

— Тогда свободен. И гляди у меня. Рай раем, а бардака не допущу!

Дан погасил сигару и вышел из кабинета.

* * *

Уже вечером того же дня началась операция по задержанию Цунами. В таких случаях Дан бывал чрезвычайно крут, ни в грош не ставя все эти бандитские группировки, их авторитетов и воров в законе. Он был убежден, что его служба сильнее любой мафиозной структуры, поэтому действовал нагло и напористо. К двадцати ноль — ноль стало известно местонахождение объекта. Цунами проводил переговоры с абхазскими партнерами в ресторане Пекин. Брать его там никто бы не решился. К тому же Дан не имел права на огласку своей акции. Отдавая дань придумке с Арием Шизом, он хотел ответить не менее изобретательно.

На Цунами многие в криминальном мире имели зуб. Он вел слишком независимую политику — активно входил в легальный бизнес, водил дружбу с правительственными чиновниками. Дважды его отказывались «короновать», но авторитет при этом не пострадал. В любой момент Цунами мог за несколько часов собрать до пятисот человек отлично вооруженных и преданных ему бойцов. Кроме того, он был хитер, осторожен и изворотлив. Его побаивались и уважали. Дан сталкивался с ним в начале девяностых, когда только ФСОСИ вставала на ноги. В те времена приходилось идти на контакты с криминальными структурами для решения экономических вопросов. В частности через фирму, учрежденную Цунами и еще несколькими мафиози, приобреталась оргтехника, новейшие компьютеры и высококлассные иномарки. Дан вел переговоры, используя прикрытие распадавшегося КГБ. Цунами контактировал охотно, уже тогда похваляясь своими высокопоставленными покровителями в Кремле. Приходилось это учитывать. Поэтому сейчас нужно было не только точно рассчитать удар, но и просчитать все возможные варианты контрударов. Дан решил задействовать крупные силы.

 

Глава 27

На дверях бизнес — клуба третий день висела табличка «Клуб закрыт по техническим причинам». А причина была одна. Геннадий Волохов понял, что влип. Он одиноко сидел под огромными старинными часами в конференц — зале, пил кофе и на большом листе ватмана фломастерами вычерчивал одному ему понятные схемы. Из персонала в клубе находились повар, управляющий и официант, бесшумно подносивший новые порции кофе. Настроение у Банщика было упадочное. Весть о таинственном освобождении Петелина в который раз перетасовала все карты. Верный своему методу Геннадий Иванович играл сразу на нескольких шахматных досках. Он не переставал поддерживать президента Финансово — промышленной группы Ивана Карловича Крюгера, активно занимался раскруткой управляющего нефтяной компанией «Сибирсо» Вакулы, вел секретные переговоры с президентом Межбанковской ассоциации Артуром Александровичем Сарояном, нелегально встречался с Семеном Зеем, возглавлявшим «Европейский альянс», контактировал со Смеяном и даже навестил прикованную к постели Ариадну Васильевну…

На ватмане все эти фигуры были начертаны разными цветами. Между ними пролегли линии и стрелки, создававшие впечатление хитроумно сплетенной паутины. Над этой схемой почти боевых действий он, не отрываясь, корпел два прошедших дня. И только к нынешнему утру понял, что попал в ловушку. Пережив нервное потрясение, он дрожащей рукой вписал еще две фамилии — вице — премьера Суховея и председателя Высшего экономического совета Виктора Андреевича Покатова. На этом можно было подвести черту. Бой часов заставил его вздрогнуть, отчего капли кофе разлились пятнами по расчерченному листу ватмана. Волохов, промокнув их салфеткой, набрал номер телефона старинного приятеля Тимура Стенькина.

— Стенькин слушает! — бодрым голосом ответил тот.

— Это Волохов.

— Привет, Банщик! Как раз о тебе думал. Что — то ты везде мелькаешь, а встретиться нам не удается.

— Пришло время. Можешь подъехать ко мне в бизнес — клуб?

— С удовольствием. Позавтракаю только.

— Приезжай, накормлю.

— Спасибо за приглашение. Тогда одеваюсь…

— Там на дверях табличка, что закрыто, не обращай внимания.

— Понял. Уже в пути!

Тимур Стенькин был человеком со странностями. Отлично образован, знал почти все европейские языки и ко всему еще японский. После МГИМО работал в Норвегии, возглавлял корпункт. Но после перестройки у него что — то не сложилось. Никак не мог попасть в струю. Пытался заниматься бизнесом, издавал газету, но постоянно прогорал. В результате стал вести рассеянную жизнь, выполнял разовые поручения более удачливых приятелей. Представлял фирмы за рубежом, вел переговоры, участвовал в подготовках международных конференций и медленно дрейфовал в категорию неудачников. Однако совершенно не комплексовал по этому поводу и изо всех сил хорохорился. Так повелось смолоду, что после каждой длительной загранкомандировки его бросала очередная жена, прихватывая при этом все, что успели нажить вдалеке от родины. В результате остался один в двухкомнатной растасканной квартире и решал глобальную проблему — жениться еще разок или успокоиться. У Волохова с ним были простые доверительные отношения, выражавшиеся в совместных пьянках. Когда Банщик окончательно запутывался в интригах, то набивал багажник «Вольво» всякой снедью из «Седьмого континента» и закатывался на несколько дней к Тимуру. Там в тишине и покое, под бесконечную трель приятеля о несправедливости жизни, восстанавливал нервную систему. Но не только для отдыха поддерживал Волохов отношения с Тимуром. Стенькин был, пожалуй, единственным из его окружения, на которого можно было положиться в случае острой нужды. Этим — то и был продиктован внезапный звонок.

Положив трубку, Банщик вновь углубился в изу — чение составленной схемы. Стрелки, линии и пунктиры отражали все его действия и поступки в играх большого бизнеса и подковерной политики.

* * *

Неприятности начались после несвоевременного посещения Крюгером бизнес — клуба, как раз в тот момент, когда Вакула собирался выпивать под «негритянку». И не потому, что Иван Карлович был завзятым моралистом. А потому, что не поверил Волохову. Как ни старался Банщик доказать, что общался с нефтяным бароном исключительно ради общего с Крюгером дела, бизнесмен лишь усмехался и приглаживал свою седую шевелюру беспалой рукой.

— Ты, мил человек, помни, все, что тебе только приходит в голову, я уже в унитаз спустил, — предупредил он во время их последней встречи в тихом приватном баре в «Президент — отеле». — Можно играть по своим правилам, можно по чужим, а ты хочешь сразу по всем. Так не бывает.

— Да поверьте, Иван Карлович, мне — то на кой черт этот Вакула! Лично меня «Сибирсо» не интересует!

— Охотно верю. Более того, даже располагаю доказательствами.

— Какими?

Крюгер пропустил вопрос мимо ушей и сосредоточился на слабо прожаренном стейке. Отрезая маленькие кусочки, сдабривал их пикантным кисло — сладким соусом, долго со вкусом жевал, запивая отличным «Бордо» 1978 года. Этим он демонстрировал свое полное пренебрежение. Волохов, привыкший и не к таким капризам, чувствовал, что бизнесмен настроен крайне категорично, но не мог понять, откуда дует ветер.

— Я перед вами абсолютно открыт! — убеждал он. Крюгер продолжал жевать.

— Ни Вакула, ни Сароян никаких предложений мне не делали!

— Я этому стейку тоже никаких предложений не делал. Просто взял и съел.

— Меня съесть невозможно. Подавятся!

— Целиком… да, — согласился Крюгер, — но если расчленить, то многие полакомятся.

— Нехорошие намеки, — нервно предупредил Волохов. Он уже собрался перейти в наступление. Поставить перед дилеммой — либо разрыв отношений, либо никаких подозрений. Но Крюгер опередил.

— Хорошо, — сказал он, отбрасывая салфетку, — не в моих правилах объяснять свои решения, но поскольку в твоих услугах больше не нуждаюсь, так и быть, укажу причину. Без моего согласия ты вошел в сговор с Егором Пантелеймоновичем Вакулой…

— Никогда! — энергично заявил Волохов.

— К сожалению, да… Он рассказал тебе о завещании на имя Киры. Передал просьбу матери Артема устроить слежку за полковником Смеяном.

— Все было не так!

— Это меня не волнует. Вы обсудили ситуацию и решили поставить на Киру. Теперь, когда Петелин возвращен на место, старуху можно отодвинуть и устроить междусобойчик — «Крон — банк» покупает «Сибирсо» и тебя делают президентом концорциума. Впрочем, ничего не скажу, придумано ловко.

— Да кто вам сказал такую глупость?! У меня и в мыслях ничего подобного не было!

— Мне сказал об этом сам господин Вакула, — обдав Банщика ледяным взглядом, произнес Крюгер. После чего встал и, отходя от стола, добавил: — Твой расчет оказался неверен. Я перекупил Егора Пантелеймоновича. Можешь выпить за наш новый союз. И если надеешься вернуть мое доверие, завтра же положи мне на стол компромат по «Европейскому альянсу».

Волохов настолько обалдел от услышанного, что не мог найти слов и только тупо смотрел в спину удалявшемуся бизнесмену.

Дальнейшие действия Банщика были вполне предсказуемы. Он рванулся на поиски Вакулы и нашел его в московском представительстве компании «Сибирсо».

— О! — раскинув руки и широко улыбаясь, встретил его Егор Пантелеймонович. — А я все жду, когда подшукаешь мне обещанного человечка для Смеяна.

— Пошел ты! — в сердцах выругался Волохов.

— Не понял… — оторопел Вакула.

— Ты с Крюгером встречался?

— Он попросил о встрече, неудобно было отказываться.

— И что ты рассказал ему о консорциуме?

— Это он мне рассказал. Идея богатая. Ничего не скажу.

При этом Вакула смотрел на Банщика чистыми, почти васильковыми глазами, и улыбался. Не выдержав издевки, Волохов опустился в кожаное кресло.

Вакула вызвал секретаршу.

— Дай — ка нам коньячку, кофейку и чего — нибудь занюхать. И отмени встречу. Я занят.

Не закрывая дверь, секретарша молниеносно исполнила приказание хозяина. Тот разлил коньяк по фужерам.

— Не дуйся. Сказать по правде, на президента консорциума ты… Ну, не обижайся…

— А ты мне предлагал?! — взорвался Волохов.

— Я предложил твою кандидатуру Крюгеру.

— Кто тебя просил? — Волохов машинально сделал большой глоток коньяка и поперхнулся.

— Посидели, порассуждали, обсудили. Ты ж меня знаешь, про своих никогда не забываю. Но не получилось. Извини. Бизнес такое дело. Предложение Крюгера попредпочтительней будет.

Взывать к дружбе, совести, памяти Артема было смешно. Волохов понял, что его кинули. При всей внешней простоте и провинциальности Вакула был намного хитрей и коварней прожженных столичных интриганов. Глядя на его могучую фигуру, копну льняных волос, распатланных по плечам, казалось, что дело имеешь с надежным былинным мужиком, который не подведет. На самом же деле жизнь в тайге выработала в нем звериное чутье на добычу, чему подчинялись все его слова и поступки.

Банщик без особого труда представил себе встречу Крюгера с Вакулой. Мнительный Иван Карлович начал с прощупывания прочности дружеских и деловых отношений, сложившихся между ним (Волоховым) и Вакулой. А тот, чтобы подороже себя продать, сделал вид, будто уже существует договоренность о дальнейшем слиянии «Крон — банка» и «Сибирсо» в консорциум. Крюгер понял, что у него из — под носа уводят лакомый кусок, и немедленно предложил более выгодный вариант.

— Что ж, Гоша, — с угрозой в голосе произнес Волохов, — в нашем бизнесе кинуть товарища — святое дело. Но, гляди, не просчитайся. Старуха еще жива и переживет многих.

Вакула, поставив фужер на стол, подошел к Банщику и, склонившись над ним, пропитым голосом прохрипел:

— Многих… но не всех.

Холодок пробежал по спине Банщика, и он понял, что нужно срочно примыкать к силам, способным противостоять наметившемуся альянсу. Но прежде решил навестить Ариадну Васильевну и выяснить, в каком состоянии находится старуха. Есть ли смысл ставить на нее?

* * *

В клинике, куда он приехал без предварительной договоренности, его явно не ждали. Это было видно по выражению лица Киры.

— Ариадна Васильевна никого не принимает, — резко сказала она.

— Я не нарушу ее покой. Просто хочу сообщить новости по поводу расследования убийства Артема.

— А мне об этом знать не обязательно? Я хоть и бывшая, но жена! — съязвила Кира.

— Вдова, — поправил Волохов.

— Тебя тоже волнует мой статус?

— А кого еще? — насторожился Волохов, понимая, что этот вопрос напрямую связан с возможным завещанием.

— Твоего друга Сурова.

— Он мне не друг, — поспешил заверить Банщик и отметил про себя, что вокруг Киры концентрируются серьезные силы. Но намекать на завещание не стал.

— Все вы из одного теста. Ничего, кроме денег, власти и комфорта, вас не интересует. Слетелись на наследство Артема, как стая воронов, — махнула рукой Кира. — Так какие новости?

— Позволь об этом сначала с Ариадной Васильевной.

— Ладно, пошли…

Старуха приняла его холодно. Она полусидела в травматологической кровати. Фиолетовые волосы, идеально подстриженные в каре, безжизненное лицо с резко выпиравшими скулами, бледно накрашенные губы, сложенные в печальную дугу, производили жутковатое впечатление, словно предстояло общаться с прекрасно сохранившейся мумией.

— Вы прекрасно выглядите, — соврал Волохов.

— После смерти сына мать не может прекрасно выглядеть, — осадила его старуха. — Выкладывай, каким ветром занесло.

— Слухи по Москве всякие гуляют о дальнейшей судьбе «Крон — банка»…

— А чего им гулять? Этим вопросом никто, кроме меня, не вправе заниматься.

— Так — то оно так. Но сами знаете, везде предательство, чуть замешкаешься, глянь, а тебя уже продали.

— Говори — кто?

Волохов опустился на табурет возле кровати. Для пущей таинственности оглянулся и шепотом сообщил:

— Ваш любимец Гоша Вакула снюхался с Крюгером. Иван Карлович спит и видит проглотить «Крону» и соблазнил наивного провинциала. Понимаю, что и вдвоем они против вас — мелюзга, но им кто — то активно помогает из вашего окружения.

На лице Ариадны Васильевны не произошло никаких изменений. Волохов даже подумал, что она не расслышала его слов. И решил повторить.

— Я говорю…

— Заткнись, — остановила его старуха. Закурила сигарету, сделала несколько глубоких затяжек, выпустила дым. — Сколько ты хочешь?

— За что? — не понял Банщик.

— За то, что назовешь имя этого человека. Я правильно тебя поняла?

Волохов сделал вид, будто обиделся. Встал, подошел к окну. Подставил скупым солнечным лучам свое открытое волевое лицо, нахмурился.

— Я не стукач и не сплетник. Деньги зарабатываю другими способами. Мы с Артемом были друзьями, поэтому счел своим долгом предупредить вас.

— Хорошо, проехали. Так кто это?

— Не знаю. Но информация достоверная и заслуживает внимания.

— Спасибо, Гена… Узнаешь что — нибудь поконкретней, буду рада тебя видеть.

— Непременно. Главное, выздоравливайте.

— Как раз это уже не самое главное, — вздохнула старуха и потушила сигарету.

Выходя из клиники, Волохов снова встретился с

Кирой.

— О чем вы говорили? — с недобрым предчувствием спросила она.

— О многом, — многозначительно хмыкнул он.

И, подмигнув, добавил: — Не беспокойся, о твоем завещании я и слова не сказал. Мы же с тобой друзья. Пусть это сделают другие. Петелин, например.

— При чем тут Петелин! — вспыхнула Кира.

— Вот и я думал — при чем? Оказалось, при том! Привет Сурову. А еще лучше Вакуле… — И напоследок с сожалением заметил: — Не на тех людей ставишь. Обманут… в лучшем случае.

Кира ничего не ответила.

Набрав крейсерскую скорость, Волохов уже не мог остановиться. Следующий удар по идее консорциума он решил нанести через Сарояна. Выслушав по телефону его туманные намеки, президент Межбанковской ассоциации предложил:

— Покатову сможешь убедительно подать информацию?

— Смогу…

— Вот и отлично. Не отключай мобильный. С тобой свяжутся.

— А как же наша встреча?

— Ну, мы — то по одну сторону баррикады. Разберемся!

Через два часа Волохов уже входил в кабинет председателя Высшего экономического совета. Виктор Андреевич встретил его радушно, хотя до этого держал дистанцию.

— Что — то у нас в бизнесе не то происходит, — вздохнул он с государственным пониманием всей тяжести ситуации.

— Суеты много, — поддакнул Волохов. Его редко принимали в таких высоких кабинетах, поэтому он слегка терялся. Тем более что Покатов, несмотря на свою внешность расплывшегося круглолицего добряка, в отстаивании своих интересов в бизнесе проявлял предельную жесткость и несговорчивость. Считалось, что он лоббирует в правительстве и у президента только те проекты, в которые закладывалась причитающаяся ему сумма, доходившая до сорока процентов от прибыли. Те, кто пытался проскочить мимо всевластного председателя ВЭСа, горько об этом потом жалели, ибо на них обрушивалась вся мощь карательных органов. Поэтому играть втемную с Покатовым Банщик не решался. Раз уж Сароян без всяких предварительных переговоров направил его прямо на ковер, то оставалось сдавать всю информацию.

— Да — да — да… Так с чем пожаловал? — добродушно улыбаясь, спросил Покатов.

— Во время траурного заседания в бизнес — клубе вы предупредили, чтобы никто из участников не начинал борьбу за «Крон — банк». Помню, конкретно сказали: «Кто протянет руки — обожжется»…

— И они их тут же потянули! — обрадованно заключил Покатов и рассмеялся мелким колким смехом.

— Я по — товарищески сообщил об этом Артуру Александровичу, а он направил к вам.

— Да — да — да… В стране такое творится. Мы влезаем в тяжелый кризис. Никто не хочет думать по — государственному. Знаешь, почему?

— Нет.

— Не умеют! Их этому не научили! — вдруг, посерьезнев, резко заключил Покатов. Взгляд его налился свинцом. — Значит, Иван Карлович решил одним махом прибрать и «Крон — банк», и «Сибирсо»?

— Получается.

— Не посоветовавшись? На него это не похоже. А что там с этим Петелиным? Он действительно нашелся?

— Говорят, его освободил Смеян.

— Мне Симонов докладывал. Выясняется, что по завещанию вдова претендует на банк?

— Активность развил ее бывший муж Алексей Суров, — для полноты информации сообщил Волохов.

— Алешу я знаю с малолетства. Отец у него был кремень. Сталинский нарком. Крутой мужик. Сынок пожиже, но с уважаемыми покровителями. Сам он в бизнес не суется. Интересно, кто за ним стоит… неужели Вольных? Они, по моим сведениям, друзья.

— Генерал ФСОСИ?!

— Валентин Георгиевич — честнейший офицер. Предан президенту и России, — нравоучительно произнес Покатов. При этом на его расплывшейся физиономии с розовым вторым подбородком не отразилась уверенность в сказанном. Немного пожевав губами, словно пробуя на вкус приходившие на ум определения, неожиданно спросил: — Ты про это что — нибудь знаешь?

Волохов опешил. Но быстро сообразил, о чем идет речь.

— Их отношения в деловых кругах не обсуждаются.

— Видишь, какие конспираторы. Ты не мог бы прояснить этот вопрос? Разумеется, не впрямую…

— Обязательно сделаю. Суров частенько бывает в моем бизнес — клубе.

— Ну, так не сочти за труд и, главное, не афишируй. Не следует обижать подозрениями уважаемых людей.

— Понял, Виктор Андреевич.

— Ну и хорошо. — Покатов взял со стола толстую папку с бумагами. — Это все на рассмотрение президенту. Можно сказать, вся экономика России. Работы непочатый край.

Волохов, поняв, что аудиенция кончена, резко поднялся.

— Спасибо за беседу.

Покатов уже углубился в изучение подготавливаемых документов и кивнул на прощание головой, а когда Волохов повернулся, чтобы покинуть кабинет, спросил вдогонку:

— Думаешь, у Сарояна с «Крон — банком» получится?

Вопрос был похож на удар ножом в спину. У Волохова даже защемило под лопаткой. Он оглянулся через плечо.

— С ним ведь тоже не так все просто, — доверительно улыбнулся Покатов.

Волохов понял, что разговор еще не закончен. Самое интересное председатель ВЭСа приберег напоследок. Пришлось вернуться.

— Он в одиночку не решится…

— Поэтому меня настораживает его активность. Тебе известно, с кем он в связке?

Это была явная провокация. Волохов точно знал, что в Давосе Покатов встречался с Семеном Зеем, председателем Совета директоров финансовой группы «Европейский альянс». Именно его интересы в данном случае представлял Сароян. Банщик решил соврать.

— Не имею представления.

Покатов все с той же улыбочкой продолжал смотреть на него, словно ждал еще каких — то разъяснений. Волохов же, боясь влипнуть в чужую историю, предпочел промолчать.

— Странно… Мне Артур Александрович пожаловался, что ты завладел какими — то секретными документами. Впрочем, тебе я доверяю больше. Иди… Да вот еще! Будешь навещать мать покойного господина Давыдова, передай, что вице — премьер Суховей Олег Данилович желает ей быстрейшего выздоровления и помнит о ее просьбе.

Специфика деятельности выработала у Банщика отличную память даже на отдельные фразы, если они являлись ключевыми. Поэтому в его голове возникла картина поминок: вице — премьер, подойдя к старухе, за спиной которой стоял Волохов, услышал от нее просьбу: «Вы были другом Артему. А это преемник моего сына. Петелин. Прошу запомнить». Других просьб за короткое время выражения соболезнований от нее не было. Стало быть, Покатов давал понять

Ариадне Васильевне, что продолжает поддерживать «Крон — банк».

— Обязательно передам, — глухо ответил он, стараясь сохранять безразличие на лице.

— Иди с богом.

Волохов торопливо вышел, сутулясь под грузом полученной информации.

* * *

Вечером того же дня судьбе было угодно, чтобы в бизнес — клубе появился Алексей Суров. Он вошел, как всегда элегантный, с мягкой обаятельной улыбкой и легким прищуром уставших глаз. Рядом с ним надменно вышагивала высокая блондинка из модельного бизнеса. Волохов с радушием московского барина раскрыл перед ними объятия:

— Такая пара — украшение любого самого шикарного заведения!

— Знакомься, наш гостеприимный хозяин — Геннадий Иванович, — представил своей спутнице Суров.

— Стелла, — протяжно ответила девушка.

— Вы очаровательны, — расцвел в улыбке Волохов.

— Да… Знаю, — надменно улыбнулась красавица.

— Поужинаете?

— Как обычно, — подтвердил Суров. И, отстранившись от девушки, попросил: — Пусть ее проводят за столик, а мне надо перекинуться с тобой парочкой слов.

Волохов подозвал метрдотеля и поручил позаботиться о Стелле, после чего увлек Сурова в японский дворик.

Усевшись на диван возле журчавшего водопада, Суров, любуясь золотыми и красными рыбками, сновавшими в мелком прудике, неожиданно жестко задал вопрос:

— О чем вы договорились с Покатым?

— С Покатым? — недоуменно повторил Волохов. Такая скорость распространения информации сбила его с толку.

— Так ему больше подходит. Покатов — слишком прилично для зажравшейся свиньи, — презрительно улыбнулся Суров.

— Сам не знаю… Впервые вызвал… Как друга Артема. Поговорили о «Крон — банке». Спрашивал, как здоровье Ариадны Васильевны…

— А про Киру?

Волохов не ожидал такого поворота и явно растерялся. Пересказывать разговор с Покатовым он не собирался. Но очень хотел бы узнать, что о нем известно Сурову.

— Что про Киру? — Волохов демонстративно пожал плечами.

— О ее возможном наследстве.

— Мне об этом ничего неизвестно.

— А ему?

Волохов наконец пришел в себя после столь неожиданной атаки. Сообразил, что стоять ему в позе провинившегося школьника не подобает, опустился на диван рядом с Суровым, по — товарищески положил руку ему на плечо и со смехом предположил:

— Кагэбэшное прошлое покоя не дает? Или хочешь бывшую жену перевести в ранг настоящей? Красавица Стелла не приревнует?

— Значит, разговора обо мне не было? — не меняя тона, продолжил Суров.

— Да нет. Он вообще ни о ком не спрашивал. — Да?

— Мне такие беседы ни к чему.

— Ну, может, ты и прав, — согласился Суров. Сняв его руку с плеча и глядя на него в упор, напомнил: — Про документы «Европейского альянса», лежащие в твоем сейфе, ты ведь тоже не обмолвился, не так ли?

— Какие документы? — чересчур театрально удивился Волохов.

— Тебе лучше знать — какие.

— У тебя неверная информация. Я чужие документы в сейфе не держу.

— А зря! Они бы очень пригодились, — с легкой усмешкой выразил сожаление Суров. — Ладно, чего не было, того, стало быть, и нет! Пошли помянем Артема, чтобы хоть его там проблемы не мучали.

* * *

Уже вычерчивая схему на листе ватмана, Волохов отчетливо понял, что весь его разговор с Покатовым был записан подслушивающими устройствами ФСОСИ. Это означало, что Суров был полностью проинформирован своим другом генералом Вольных. Имея на руках эту запись, он мог либо начать шантажировать, либо просто передать ее заинтересованным лицам. И то, и другое грозило серьезными последствиями. Первым делом следовало избавиться от материалов, связанных с попыткой «Европейского альянса» получить контроль над «Сибирсо». Для этого собственно Волохов и вызвал Стенькина.

В конференц — зал вошел официант в сером фраке.

— Хозяин, там какой — то странный мужик к вам.

— Веди сюда.

— Слушаюсь.

Официант вышел и скоро вернулся, сопровождая Стенькина.

— Привет, Тимур!

Стенькин развернулся на голос. Заметил Волохова, сидевшего под часами.

— О, привет! А я думал, у вас тут конференция!

— Как видишь, провожу ее в полном одиночестве. Снимай шапку, раздевайся, садись… Что выпьешь?

— Сначала закушу, — не растерялся Стенькин. Скинув дубленку, бросил ее официанту, протянул шапку, протер запотевшие очки, повесил через плечо сумку, с которой пришел. — От такого холода аппетит разыгрывается. Хорошо бы чего — нибудь горячего и водки.

— Максим, распорядись, — кивнул Волохов официанту.

Тот, смерив посетителя презрительным взглядом, молча удалился.

— Ну, что тут у тебя? — Стенькин, потерев руки, уставился на расчерченный лист ватмана. — Работаешь?

— Размышляю… Облом у меня получился.

— Кинули? Это сейчас запросто. Мне вон один американец из бывших наших поручил снять офис в центре, задаток дал и исчез. Теперь брожу по пустому этажу и не знаю, что делать. Скоро проплачивать нужно, а с чего?

— Брось его к черту.

— Ха, легко сказать. А объявится клиент — у меня ни офиса, ни денег? За такое из собственной квартиры вышибут.

— Что ж собираешься делать?

— Ищу, кому отдать в субаренду. Посмотри поэтажный план, отличная планировка, — он полез в сумку и достал полиэтиленовую папку с бумагами.

— А объявится клиент? — Волохов отодвинул от себя план офиса.

— Тогда пусть между собой разбираются.

Как ни мерзко было на душе у Банщика, он не смог не расхохотаться, представив несчастного Стенькина в шапке с опущенными ушами, сидящим на пустом ящике и представляющимся хозяином апартаментов.

— Мне тоже сначала было смешно. Хорошо хоть ремонт не начал делать, — без обиды согласился Стенькин. И с ходу предложил: — Может, предложишь кому — нибудь? Дом на Малой Бронной. Высокий первый этаж, бывшая коммуналка. Восемь комнат, потолки четыре метра… Посмотри!

— Представляю, что это за бомжатник, — не переставая смеяться, оценил Волохов и сунул папку назад в набитую всякой дрянью сумку Стенькина.

Официант Максим, вкатив тележку с закусками, немало удивился, застав хозяина в таком прекрасном настроении. В последние дни он был мрачнее тучи. Субтильный Стенькин, развалившись на широком стуле, закурил, смачно высморкался и махнул мятым платком:

— Мечи на стол!

— Солянку будете? — спросил Максим Волохова.

— Ха, с утра соляночка оттягивает — лучше не придумаешь.

— Пожалуй, поем, — кивнул Волохов.

На столе заседаний возникла накрахмаленная вишневая скатерть, а уже на ней закуски: икра черная в серебряной лоханке, бок осетра, салат из крабов, жульен из грибов, соленые огурчики, зелень и запотевший графин с водкой.

Стенькин сунулся было наливать, но остановился, вспомнив, что это полагается делать официанту. Тот с нарочитой медлительностью фаянсовым половником налил из супницы в розовые тарелки солянку, снял салфетку с хлебницы и только после этого наполнил рюмки. От этих приготовлений в потухших глазах Волохова лучиком проскользнул возрождающийся интерес к жизни.

— Черт с ними! Надо жить! — сказал он, поднимая рюмку.

— И жить, и пить, и любить, — поддержал Стенькин.

Они выпили и с жадностью набросились на еду. Официант, видя, что в его услугах больше не нуждаются, незаметно покинул конференц — зал.

— Если бы я был богатым, то был бы очень толстым, ленивым и печальным, — с полным ртом констатировал Стенькин.

— Когда человек становится по — настоящему богатым, первое, о чем он начинает думать, так это о своем здоровье. Врачи предписывают ему кучу диет, и он им следует без всякого удовольствия.

— Слава богу, мне такое не грозит.

— Не рассчитываешь разбогатеть?

— Тут бы последнее не потерять. Ума не приложу, что мне с этим офисом делать?

— Наливай, разберемся.

— Только на тебя надежда, — Стенькин наполнил рюмки. — Как услышал твой голос по телефону, в душе колокольчики затренькали. Подумал — вот оно спасение…

— За это и выпьем! — предложил Волохов.

— Неужто поможешь?

— Пей. Разговор впереди.

После этого разговор на некоторое время затих, уступив звукам чревоугодия и легкому хрустальному звону рюмок. Когда на столе остались лишь пустые тарелки и водка на дне графина, Стенькин потянулся, закурил, кивнул в сторону расчерченного листа ватмана.

— Так что за бизнес? Нужна моя помощь?

— В какой — то мере. Я готов оплачивать твой офис до появления американца. Делай там что хочешь, меня нe интересует. Понял?

— Ясное дело. Не дурак! Что требуется от меня? Волохов указал на ватман:

— Там выведена разгадка убийства Артема Давыдову…

— Да ты что?! — возбудился Стенькин. — Кто ж его убил?

— Какая разница, кто убил! Из этой схемы ясно, кому он мешал и кто его заказал.

— Как же ты это узнал?

— Вычислил. Три дня прикидывал, обдумывал, сопоставлял.

— И кто же?

— А вот это знать не рекомендую. Обладая такой информацией, долго не проживешь.

— Тьфу, тьфу, тьфу… и не рассказывай. Даже смотреть на эту схему не хочу.

— Смотри, не смотри — все равно ничего не поймешь. Не твоего ума дело. А просьба к тебе следующая. У меня в сейфе лежат кое — какие бумаги. Разумеется, секретные. Я попал в рискованную ситуацию, и эти документы являются гарантией того, что меня не тронут. В крайнем случае, вдруг со мной что — нибудь случится, подкинешь их в газеты.

— Все так серьезно? — заволновался Стенькин. Волохов молча кивнул.

— Спасибо, Гена, за доверие.

— Схему тоже спрячешь. И не дай бог кто — нибудь прознает об этом. Убьют, не раздумывая. Соображаешь?

— Для тебя готов. Не дурак же. С офисом не подведи.

— Завтра мой управляющий займется этим. Встань возле дверей, чтобы никто не вошел.

Стенькин сорвался к дверям. Приоткрыв их, выглянул, затем плотно закрыл и довольно прошептал:

— Никого.

Выждав несколько минут, Волохов встал на стул. Оказавшись на уровне висящих часов, отвел их от стены в сторону. За часами скрывалась дверца сейфа. Набрал код, открыл сейф, достал оттуда тонкую кожаную папку с медными уголками. Захлопнул дверцу, вернул часы на место и спрыгнул со стула. Затем сложил вчетверо лист ватмана, спрятал его в ту же папку и протянул Стенькину.

— Прячь. И береги пуще собственной жизни.

Папка исчезла в недрах кожаной сумки. Стенькин, проверив замки, повертел ее, желая убедиться, что нигде нет прорех и дыр.

— Надега. Только дай знать, и «Московские новости» моментально напечатают. Без всякой утечки информации.

— Надеюсь, — кивнул Волохов и устало опустился на стул. После того, как папка перекочевала к Стенькину, тело налилось тяжестью, словно он проделал долгий тяжелый путь. В душе возникла апатия. Вялым жестом налил себе водку, выпил, не закусывая, безразлично взглянул на Стенькина.

— Что? Сердце?! — забеспокоился тот.

— Хуже… Пустота. Какое — то нехорошее предчувствие. Слишком запутались отношения. Нехорошо это.

— Да брось! Ерунда! Сейчас у всех так. Утешения Стенькина казались еще тошнотворней собственных мыслей. Волохов махнул рукой.

— Иди.

Стенькин нырнул в дубленку, натянул шапку с болтавшимися ушами и повесил сумку на плечо.

— Так не забудь про офис.

— Иди.

Закрыв за собой дверь конференц — зала, Стенькин столкнулся с официантом, жестом предложившим следовать за ним. Они вошли в кастелянскую комнату, где на стеллажах лежали чистые скатерти и салфетки. Стенькин, порывшись в сумке, достал пистолет и положил его на стол

— Заряжен? — спросил официант.

— Полная обойма. Начнешь ровно через час. Давай сверим время. Ровно в три я устрою легкое ДТП. Смотри, не начни раньше, иначе смажешь мое алиби.

— Не бзди, — проворчал тот. — Где деньги?

Стенькин, достав из сумки пухлую пачку долларов, перехваченную резинкой, бросил на стол, вслед за ней появился загранпаспорт с вложенным в него билетом «Аэрофлота».

— Рейс в Прагу в восемнадцать десять. Не опоздай. В противном случае, никаких гарантий.

Официант принялся пересчитывать деньги.

— Максим… — пристыдил его Стенькин, — у нас не обсчитывают.

— Ладно, — нехотя согласился тот.

Они вышли из комнаты, стараясь не шуметь, молча прошли по вестибюлю, пожали друг другу руки, и Стенькин вышел на улицу.

* * *

Дождавшись, когда часы в конференц — зале пробьют три раза, Максим взял пистолет, набросил на него белую крахмальную салфетку и открыл дверь. Волохов сидел с закрытыми глазами, пребывая в глубокой задумчивости. Он то ли не услышал шаги официанта, то ли не отреагировал.

Не теряя времени, Максим подошел к столу с остатками трапезы. Волохов не шелохнулся.

— Банщик, ты спишь? — тихо спросил официант.

Волохов приоткрыл глаза, и тут прозвучал выстрел. Пуля попала ему прямо в переносицу. Голова глухо ударилась о стенку. По матово — белой стене заструились алые ручейки. Максим накрыл салфеткой его лицо и направился к выходу.

В дверях возникла фигура управляющего. Он прибежал на звук выстрела.

— Что с шефом? — спросил упавшим голосом, стремясь заглянуть за спину Максима.

— Застрелился, — приближаясь, усмехнулся тот.

— Как?!

— А так, — Максим вскинул руку с пистолетом и выстрелил почти в упор.

Управляющий рухнул как подкошенный. Переступив через труп, Максим направился в кухню, где, лежа на кушетке в ожидании заказов, дремал повар. Официант не стал входить, а начал стрельбу с порога. Повар, подскочив, хотел укрыться за плитой, но вскоре растянулся на сверкающем чистотой кафельном полу. Последняя пуля угодила в голову, разом положив конец бурной агонии.

Максим вернулся в конференц — зал. Носком ботинка ударил несколько раз бездыханное тело управляющего. Убедившись, что перед ним труп, пошел переодеваться, чтобы через несколько минут как ни в чем не бывало покинуть бизнес — клуб навсегда.

 

Глава 28

Приливы отчаяния сменялись у Евгения короткими периодами успокоения. Он вдруг начинал верить, что случившееся не так трагично, и пытался уловить какую — нибудь призрачную надежду на спасение. Воспаленное воображение рисовало красочные картины его освобождения. Главная роль в них отводилась непременно Кире. Навязчивая идея преследовала его и во сне, и наяву. Придавала силы, заставляла жить. Первое время Евгений редко покидал свою комнату — камеру. Целыми днями сидел перед телевизором и жадно просматривал все политические и новостные передачи. Особенно его потрясло сообщение об освобождении Петелина — двойника. На экране возникла фотография Евгения, сделанная на кладбище. Закадровый голос напомнил, что Евгений Архипович Петелин после убийства Артема Давыдова был избран председателем правления «Крон — банка», но стал сначала жертвой теракта, а потом и вооруженного похищения. «В настоящий момент, — бодро заверил диктор, — господин Петелин освобожден благодаря усилиям службы безопасности банка и проходит реабилитационный курс в частной клинике».

— Неужели он лежит в той же палате?! — воскликнул Евгений и сорвался на глухие рыдания. Представить, как Кира ухаживает за его двойником, как он чувствует тепло ее рук, внимательное сочувствие ее удивительных глаз, как наслаждается искрен — ними интонациями ее голоса, было страшнее любых пыток. Впервые Евгений почувствовал в душе обжигающую ненависть к Дану, Смеяну и всем, причастным к случившимся с ним несчастьям. Захотелось свернуть шею каждому из них. Никогда ранее не подверженный приступам жестокости, Евгений готов был крушить все на своем пути. Он с остервенением бросал в дверь пустые бутылки из — под виски, пока отлетевшим осколком не поранил себе лицо. Вид собственной крови немного успокоил. Приняв душ и обработав рану, постарался забыться новой дозой спиртного. Однако мысли о Кире, ласкающей двойника, душили, вызывая спазмы в горле. Одиночество становилось невыносимым, и Евгений, наскоро приведя себя в порядок, отправился в бар, чтобы хоть с кем — нибудь переброситься словом.

У стойки сидел пожилой мужчина с волевым крупным лицом, мясистым носом и совершенно лысым блестящим черепом. Одет он был, как и Евгений, в такую же желто — коричневую клетчатую фланелевую рубашку, но брюки были не велюровые, а из крупного черного вельвета. Перед ним стояло блюдо с устрицами, которых он машинально глотал, то и дело прикладываясь к огромному фужеру с шампанским.

Евгений подошел в надежде увидеть бармена. Но за стойкой никого не было.

— Самообслуживание, — проурчал мужчина. Подобного выбора напитков Евгению еще не приходилось видеть. Кроме всевозможных бутылок, существовал буфет, электроплита, микроволновка, а также холодильная установка, забитая деликатесами.

— Чего там, присоединяйся, — кивнул на блюдо с устрицами мужчина.

— Благодарю вас, но я это не ем, — соврал Евгений, понятия не имевший о вкусе устриц.

— Зря. Они очень хорошо влияют на потенцию, — проговорил мужчина и выдавил лимон на очередного моллюска.

— Зато выпью с удовольствием!

Евгений привычно взялся за «Red Label», решив закусывать фисташками.

— Освоился в нашем раю? — прозвучал естественный вопрос.

— Пока тяжко… — признался Евгений.

— Ты — Евгений Петелин, а я — Николай Рябушкин. За это и выпьем, — предложил мужчина.

— Рад знакомству, — оживился Евгений.

— Мне все равно. Я тут сторожил. Многих повидал. И как видишь, пережил. Догадываешься почему?

— Нет.

— И никто не догадывается. История, между прочим, поучительная. Сегодня у меня праздник. День рождения жены… Моей любимой Танечки. Предлагаю выпить за ее сорок два.

— Она жива? — наполнив стакан и бросив в него лед, машинально спросил Евгений.

— Еще как жива! — печально вздохнул Рябушкин.

— Кто она?

— Кто? — Николай впервые посмотрел на Петелина. — Она… сука, падла, дрянь последняя… Выпьем.

Евгений сделал несколько глотков. Ему было наплевать на поучительную историю нового знакомого. Он согласился бы выслушивать любой пьяный бред, лишь бы не оставаться наедине со своими мыслями. Фисташки жалобно хрустели на его зубах, виски смягчали взгляд, скользивший по слабо подсвеченным бутылкам. Зеленые матовые шары — светильники оставляли на широкой стойке красного дерева круглые световые пятна. Дизайн бара навевал образ корабля, за высокими бортами которого во все стороны расстилалось бескрайнее холодное море. Евгению даже показалось, что началась легкая качка. В ушах отчетливо возник глухой звук, рождаемый ударами волн о деревянный корпус их каравеллы.

— Тебе неинтересно? — обидевшись, спросил Ря — бушкин. Он, оказывается, уже несколько минут посвящал новичка в свою тайну.

Евгений, тряхнув головой, провел большим пальцем левой руки по губам. С растерянной улыбкой произнес:

— Меня тоже когда — то бросила жена.

— Да, но она тебя не «заказывала»! — возмутился Рябушкин.

— Вы — серьезно? Неужели такое возможно? — не поверил Евгений.

— Как видишь, — проглотив очередную устрицу, вздохнул новый знакомый.

Его задумчивое молчание длилось довольно долго. Лезть с расспросами было нетактично. Евгению, заинтригованному его признанием, оставалось терпеливо ждать, когда из уст несчастного польется поток наболевших воспоминаний. И он не ошибся. Наполнив фужер до краев новой порцией шампанского, Рябушкин с каким — то особым остервенением осушил его, громко икнул и, не глядя на собеседника, с драматическим надрывом поведал:

— У нас была разница пятнадцать лет, но я ее совершенно не ощущал. Любил и старался удовлетворять все ее желания. И в постели, и в ювелирных магазинах. Я всегда умел делать деньги. Одним из первых организовал кооператив по продаже на Запад редких металлов. Еще полстраны ездило на «японцах» с правым рулем, а я уже тогда купил себе «Крайслер». И был у меня партнер — шустрый малый из евреев. Главный инженер завода. С ним мы и наладили вывоз. Взятки приходилось давать налево и направо. Размеры, конечно, не такие, как сейчас. Зато и риск был больше. Тогда еще государство боялись. Сутками не вылезал из офиса. Миллионное состояние сколотили месяца за три. Но пока я крутился, мой партнер снюхался с Танькой, и решили они меня вывести из игры. Уговорила меня любимая женушка на всякий случай написать завещание на ее имя, а после этого обратилась к бандитам… Да не повезло ей, нарвалась на Дана. Взорвали они в моем «Крайслере» не пойми кого, а меня сюда упрятали. Здесь тогда еще нижние этажи только строили… Танечка, гнида подколодная, вышла замуж за моего партнера. Он превратился в крупнейшего бизнесмена. Думали, что на моих костях счастье себе нароют. Не тут — то было. В один прекрасный день появился Дан и передал им видеокассету с моим обращением. Долго отказывались платить. Но сломались…

— И не пытаются вас отсюда вызволить?

— Зачем? Чтобы второй раз убить? Платят как миленькие. И с каждым годом все больше. Я мечтаю лишь об одном — чтобы Дан их окончательно разорил и пустил голыми по миру.

— Но ведь тогда вас убьют? — удивился Евгений.

— Да. Но ради того, чтобы увидеть их обоих втоптанными в грязь, и умереть не жалко. Только он, падла, все богатеет… Моя школа!

— Тогда почему бы ему вас не выкупить? Сделать паспорт на новое имя и отправить куда — нибудь в Мексику.

— Пытались. Танечка передала покаянное письмо. Только не хочу. Мы начали вместе и пропадем вместе… Дан отсюда живым никого не выпустит.

Последние слова вызвали у Евгения нервную дрожь. Неужели и он, подобно лысому Рябушкину, будет годами сидеть здесь, заглатывая устриц, и размышлять о смерти, как о способе свести счеты со своим двойником? Обреченность «райского сторожила» оказалась куда красноречивей самодовольства Дана. Чтобы отогнать от себя мрачные мысли, спросил:

— Вы любили свою жену?

— И сейчас люблю. Когда женился на ней, не сомневался, что она сука и блядь. Но разве этим женщины отличаются одна от другой? Чем женщина подлее и стервозней, тем лучше она в постели. А постель — это единственный критерий, по которому нужно выбирать жену. Моя в постели одна могла заменить целый бордель. Я при ней забыл, что такое шлюхи. В спальню входил с дрожью в яйцах… Эх, сколько лет за эту любовь расплачиваюсь!

— Не за любовь, а за предательство, — уточнил Евгений, пораженный рассказом Рябушкина.

Тот посмотрел на него с сожалением, как на человека, ничего не понимающего в жизни. Хотел возразить, но вместо этого проинформировал:

— Пойду отолью.

Вопрос предательства занозой засел в душе Евгения после разрыва с женой. Как только Мила умчалась в Милан к своему импресарио, он мучительно переживал совершенное ею предательство. Но когда она вернулась, выяснилось, что не она, а Евгений предал ее девичьи мечты, их совместные планы достижения счастливой жизни, которыми они бредили до свадьбы. Именно он не смог создать ей такую жизнь, какой она была достойна. И только поэтому Мила просто вынуждена была довериться болтливому итальяшке, согласившемуся дать ей то, чего она так и не получила от Евгения.

«Вспомни, что ты обещал! — кричала она, растирая косметику по мокрому от слез лицу. — Обещал, что будем жить красиво, богато, независимо! Этим ты казался мне талантливей, умней своих друзей. А на поверку, что мы имели? Одно предательство по отношению к моей вере в тебя. Какую убогую жизнь мы вели? Чем ты отличался от миллионов серых людишек, живущих от зарплаты до пенсии? Если бы ты не чувствовал себя предателем, то выбросил бы этого макаронника за дверь. Так нет! Сразу смекнул, что не сможешь тягаться с ним. Что, воспротивившись моему уходу, будешь обязан создать мне те самые условия, на которые я рассчитывала в Италии! Поэтому и согласился на развод, предатель!»

С тех пор он и не мог понять — кто же кого предал. Из туалета Рябушкин вернулся не один. Рядом с ним пружинистой спортивной походкой шел молодой низколобый парень лет тридцати. С широченными плечами, обтянутыми черным вязаным свитером с глубоким вырезом. В черных волосах на груди блестел крупный золотой крест.

— Посмотри на этого придурка, — кричал Рябушкин, подталкивая спутника к Евгению. — Он нам хочет объяснить, что такое предательство! Нам?! Профессорам в этом вопросе?! Спроси его, спроси!

Низколобый смотрел неприветливо. От его взгляда хотелось увернуться, как от брошенного в тебя камня.

Опасаясь столкновения, Евгений протянул руку:

— Петелин. Будем знакомы.

— Нахичивань. Ваня. Что за спор?

— Никакого, — заверил Евгений. — Николай про жену рассказывал.

— Он всем рассказывает. Какие проблемы?

— Спроси его, Вань, спроси! — настаивал Рябушкин, которому шампанское, видимо, ударило в голову. — Он же, наверное, понятия не имеет, кто такой Ваня — Нахичивань!

— Обо мне всей России известно, — нехотя согласился Нахичивань. — Пять сберкасс, три банка на моем счету. Понял?

— Так это вас приговорили к высшей мере? — вспомнил Евгений о споре в газетах вокруг этого бандита.

Вопрос явно доставил удовольствие низколобому налетчику. Он довольно хмыкнул:

— А говоришь — не слышал.

— И кого — то расстреляли вместо вас? — не смог сдержать ужаса Евгений.

— Приговор приведен в исполнение. Так что правосудие восторжествовало. Еще вопросы есть?

— Нет.

— Это хорошо, что не любопытный. Давай выпьем. А с лысым не спорь.

Рябушкин, нырнув за стойку, достал стакан для Вани и пожаловался:

— Он считает, что меня предала жена.

— Уже не считаю, — печально признался Евгений. Предложение низколобого его несколько успокоило. Он еще не знал, что конфликты между обитателями подземелья не допускались. Каждый клиент имел свою цену, и десятки камер слежения контролировали ситуацию, чтобы в любой момент охрана могла воспрепятствовать драке или членовредительству. Зато оскорблять друг друга можно было, не стесняясь в выражениях.

— Предательство — единственная правда между людьми, — строго произнес Нахичивань. Налив полстакана виски, разом выпил, поморщившись. — С самого рождения все предают друг друга. На этом основаны бизнес, торговля и любое государство. А как иначе? Человек, если он не полный идиот, делает то, что ему выгодно. Но раз выгодно мне, то невыгодно тебе. Потому что всем выгодно быть не может. Единственное, что сделали умные люди, так это заменили слово «предать» на два других — «подставить» и «кинуть». Вот и живем — кого кидаем, кого подставляем, а кто — то кидает и подставляет нас. И какие проблемы? Лысого жена не предала. Она его «заказала». Любил он ее. А Танька сначала заказывала манто, потом брюлики, потом тачки, потом виллу в Каннах, ну и в конце концов — господина Рябушкина. Чувствуешь разницу?

— Чувствую. Давай выпьем! — у Евгения от тирады Нахичивани улучшилось настроение. Приятно было находиться в компании людей, которых «кинули» так же, как и его. Из объяснений налетчика он понял основное — здесь даже у самых низколобых вырабатывается философский взгляд на жизнь. У попавших сюда очень скоро пропадало желание жаловаться и пенять на судьбу. Каждый из них, находясь на воле, понимал, что рано или поздно все закончится контрольным выстрелом в голову, поэтому временная отсрочка, купленная за деньги с самых секретных счетов, — возможность впервые в жизни окончательно расслабиться.

Так следовало поступать и Евгению. Только в отличие от остальных обитателей «рая для богатых», он в реальной жизни не смог насладиться ни роскошью, ни женщинами, ни богатством. Зато при скромности его прошлых запросов жизнь под землей с виски, устрицами и женщинами, пахнущими «Шанель», действительно можно было воспринять как компенсацию за неудачно выбранную судьбу.

Допив бутылку, Евгений почувствовал, что тоже становится философом. И только мысли о Кире не давали ему покоя.

 

Глава 29

В клинике Киры творилось нечто невообразимое. Ариадна Васильевна окрепла, пересела с травматологической кровати на механизированное по последнему слову техники инвалидное кресло и принялась наводить свой порядок. Она бесшумно каталась по коридорам, совала нос во все углы, начиная от туалетов и заканчивая операционной, нервировала персонал, делала бестактные замечания с видом новой придирчивой хозяйки больницы.

Чаще других вступал с ней в выяснения отношений Петр Наумович. При виде старухи его благостное светлое лицо приобретало багровый оттенок. Присущий ему юмор испарялся, и он начинал кричать.

— Сколько можно просить, чтобы вы оставались в своей палате! Здесь не банк и не богоугодное заведение! В клинике люди либо лечатся, либо умирают! Здоровым здесь делать нечего!

— Кому где находиться, буду решать я! — в ответ ледяным тоном сообщала Ариадна Васильевна. — Вы тут все существуете на деньги моего сына.

От этой фразы Чиланзаров терял остатки терпения. Срывал с себя халат, бросал его медсестре и гневно заявлял:

— Ноги моей больше не будет в этой клинике! — после чего с шумом врывался в кабинет к Кире.

— Опять? — уныло спрашивала она.

Петр Наумович молча махал рукой, доставал из шкафчика водку, выпивал подряд две маленькие рюмочки и тяжело опускался в кресло.

— Хорошо, перевезем ее домой, — ни о чем не спрашивая, соглашалась Кира. — Ты сам настоял, чтобы она прошла еще один реабилитационный курс.

— Я доктор. Моя обязанность — поставить ее на ноги, после чего задушить собственными руками.

— Ну, ну… И без тебя немало людей, готовых пойти на это. Каждый должен заниматься своим делом.

Отдышавшись, Чиланзаров взял себя в руки.

— Кира, пока мы будем существовать на ее деньги, она не даст спокойно работать.

— Кто тебе сказал, что мы существуем на них? Никому, даже близкому другу Петру Наумовичу, она никогда не признавалась, что получала материальную поддержку от Артема. Более того, поскольку это происходило не напрямую, а через посреднические фирмы, Кира и сама перестала испытывать чувство благодарности к бывшему мужу. Ведь деньги тратились не на ее женские прихоти, а на помощь людям. Все вокруг понимали, что без Артема тут не обходится, но тактично предпочитали не задавать откровенных вопросов. Вторжение старухи в систему финансирования грозило тяжелыми последствиями, вплоть до потери клиники. Этого Кира допустить не могла. Поэтому после одного из скандалов, возникших между Чиланзаровым и Ариадной Васильевной, впервые подумала о завещании. Она решила отказаться от него в обмен на гарантии финансирования клиники. О чем и сообщила Петру Наумовичу.

Рассказ о визите Сурова и сделанном им предложении Чиланзаров выслушал внимательно. Без иронических комментариев и скептических оценок.

— Его предложение плохо пахнет. Обычно передел собственности намного кровавей, чем ее присвоение. Ада без боя не сдастся. А это означает еще одно убийство.

— Поэтому я и хочу отказаться в ее пользу.

— Наивно полагаешь, что тебе позволят это сделать?

— Кто?

— Те, кого представляет твой Суров.

— Не посмеют.

— О… сомневаюсь.

— Петя, ну не убьют же они меня?

— Почему?

Трогательное отношение Чиланзарова к ней всегда обезоруживало Киру. Пожалуй, он был единственным ее другом, который на сто процентов соответствовал этому понятию. Иногда ее раздражала его осторожность и готовность в любой ситуации из массы вариантов прогнозировать самый пессимистический. Но уж если на чем — то настаивал, то можно было верить беспрекословно. При этом с характерным прищуром правого глаза он напоминал: «Если хирург принял решение оперировать, то отрезает навсегда».

— Что же мне делать? — нервно закуривая, спросила Кира.

— Не предпринимать никаких самостоятельных шагов. Я должен быть рядом. Чем больше людей будет в курсе этого завещания, тем сложнее при случае от тебя избавиться.

— Может, дать утечку в прессу?

— Не вздумай! Сейчас необходимо обеспечить надежную охрану Аде. Придется ее оставить в клинике. И хорошо бы распустить слух, что у нее начались осложнения… Только, чтобы она не моталась в своей коляске по коридорам! — взвился он, внезапно вспомнив обиду.

— Отлично! — согласилась Кира. — Пусть думают, что она при смерти. Тогда никто не станет на нее покушаться.

— И никаких посещений.

— А как это сделать?

— Не знаю. Придумай что — нибудь.

— Может, посадить ее на депрессанты?

— Я давал клятву Гиппократа, — развел руками Чиланзаров.

— Хорошо, посоветуюсь с Алей.

— Надеюсь, две бабы найдут средство угомонить третью. А мне пора к больным. Они здесь тоже имеются.

* * *

Не подозревая о «заговоре врачей», Ариадна Васильевна перебралась в комнату отдыха персонала и устроила в ней свой кабинет, куда вызывала для доклада руководство банка. И Хапсаев, и Усиков, и даже Фрунтова держались с ней подчеркнуто вежливо, но настороженно, что рождало в ее душе подозрительность. Не на кого было опереться. Поэтому с нетерпением ждала появления Петелина. Но в назначенный час вместо него явился мрачный Смеян.

— Что еще? — предчувствуя неладное, спросила она.

— Волохова застрелили.

— Гену? Он же был у меня недавно!

— Убил предположительно официант. В клубе. Там обнаружили еще два трупа — управляющего и повара. Я на всякий случай отменил приезд Петелина к вам.

— Почему?

— Нужно получить информацию об этом убийстве. Не исключено, что могут быть затронуты интересы банка.

— — С чего бы?

— — Волохов встречался со многими заинтересованными лицами. С Крюгером, Вакулой и, что очень настораживает, с Суровым.

— — Мужем Киры? Они друзья? — встрепенулась Ариадна Васильевна. Она быстро достала сигарету и закурила.

Смеян последовал ее примеру. Неторопливо набил трубку, спокойно раскурил. О его внутреннем напряжении свидетельствовали три глубокие морщины, одна из которых рассекла лоб, а две другие легли бороздами по щекам.

— Не тяни! — приказала Ариадна Васильевна. Осмотрела комнату отдыха, похожую скорее на гостиную «новых русских», с множеством золотой лепнины на потолке, с картинами в тяжелых рамах, с экстравагантной стильной итальянской мебелью и аквариумом в полстены. — Здесь нет подслушивающих устройств. Если ты их не установил.

— Я боюсь не стен, а вас, — Смеян задумчиво постучи мундштуком трубки о верхние зубы.

— И правильно делаешь, — согласилась Ариадна Васильевна.

Смеян в который раз отметил про себя твердокаменность характера старухи. Она не позволяла никому давить на себя и не принимала в свой адрес никаких даже самых незначительных упреков. А уж попытки уличить ее во вранье или двуличии обречены были на провал.

— Мне бы не хотелось, чтобы сведения, которыми я с вами поделюсь, раньше времени получили огласку.

— Это зависит от их ценности, — не сдавалась она.

— Речь пойдет об убийце вашего сына… Сигарета выпала из ее руки на зеленый пушистый ковролин. Именно такой реакции Смеян и ожидал. Он поднял окурок, затушил, протянул ей пепельницу.

— Тебе известно его имя? — с трудом выговорила старуха, резко подавшись вперед.

— Пожалуй…

Об этой минуте Ариадна Васильевна мечтала долгими бессонными ночами, ради этого известия жила и выживала. Впившись взглядом в Смеяна, она вся превратилась в слух.

— Сначала обрисую ситуацию… — начал он.

— Сначала имя!

— Его вы узнаете из сопоставления фактов.

— Прекрати! — заорала Ариадна Васильевна и швырнула в него пепельницу.

Начальник СБ едва успел пригнуться, но ему на голову все же упал натюрморт, в раму которого попала малахитовая штуковина. Выбравшись из — под картины, он решил больше не рисковать. Пересел в кресло — качалку и, потирая твердеющую шишку на голове, со злостью произнес:

— Суров. Алексей Суров. Бывший муж вашей бывшей невестки.

— Все — таки она… сволочь… — вместе с дымом выдохнула старуха.

— Пока трудно утверждать, что Кира принимала активное участие или была инициатором убийства, но в том, что без нее не обошлось, сомневаться не приходится.

— Где доказательства? Мне нужны неопровержимые улики! Я должна быть уверена, — старуха подъехала на своем кресле почти вплотную к Смеяну. Его обдало тяжелым запахом лекарств, табака и пряных цветочных духов.

— Мы еще не в суде, поэтому постарайтесь вникнуть в смысл моего расследования.

— Никакого суда не будет. Смерть за смерть, и никаких адвокатов!

— Вам подать воды?

Ариадна Васильевна, закурив новую сигарету, откинулась на спинку кресла и закрыла глаза. После нескольких секунд немого обуздания эмоций охрипшим голосом произнесла:

— Говори. Перебивать не буду.

Смеян, размахивая трубкой, как дирижерской палочкой, принялся излагать.

— Начну с того, что об освобождении Петелина не знал никто, кроме меня и похитителей. Однако информация не просто просочилась, а намеренно была передана Фрунтовой. И не кем — нибудь, а Суровым, и не где — нибудь, а в бизнес — клубе Волохова. Это первое звено. Далее займемся Кирой. Именно она со ссылкой на прорицательницу сообщила мне о месте содержания Петелина. Но Кира могла получить эту информацию не только от Ядвиги, но и от своего бывшего мужа Сурова, поскольку дважды с ним встречалась. Сначала у себя на квартире, потом здесь, в клинике. Так вот, мне доподлинно известно, что особняк, в котором прятали Петелина, принадлежит Федеральной службе охраны секретной информации, а Алексей Суров имеет давние дружеские отношения с заместителем руководителя этой службы генералом Вольных.

— Зачем спецслужбам понадобилось убивать Артема? — недоверчиво спросила Ариадна Васильевна.

— Их использовали в личных целях. Когда стало известно, что Артем при поддержке вице — премьера Суховея готовится купить «Сибирсо», в среде бизнесменов началась паника. Ею и решил воспользоваться Суров. После того как Кира разошлась с Артемом…

— Он ее вышвырнул! — перебила старуха.

— Неважно. Кира осталась одна. Но при этом сохранила права на наследство, так как ваш сын не аннулировал завещание, по которому она становилась владелицей контрольного пакета уставного фонда банка, оцениваемого в сто миллионов долларов…

Должно быть, Ариадна Васильевна едва не поте — ряла сознание, потому что повалилась в сторону Смеяна и мертвой хваткой вцепилось ему в плечо.

— Нет… нет… невозможно, — хрипела она. — Артем поклялся, что уничтожил это завещание. Он написал другое, по которому все принадлежит мне.

Насилу вернув старуху в кресло, Смеян продолжил:

— На сегодняшний день юридически существуют два завещания. Поэтому вас и пытались взорвать в момент захоронения останков. А Петелина убрали, думая, что он — ваш человек. Там его хорошо обработали и теперь он готов работать на них. Об этом свидетельствует его встреча с Кирой в квартире Артема. Мы хотели записать их разговор, но Кира предусмотрительно выключила записывающую аппаратуру. Чем подтвердила свою причастность к заговору… Теперь о тех, кто входит в преступную группу. Это прежде всего Суров и его бывшая жена Кира. А также Петелин — руководить которым будет ваша подруга Фрунтова…

— При чем тут Неля?! — вспыхнула Ариадна Васильевна, уязвленная таким поворотом расследования.

— Она мне соврала. С Суровым встреча состоялась не в бизнес — клубе Волохова, где они, очевидно, пересекались ранее, а в каком — то другом месте.

— Вы уверены?

— Допрашивать ее без вашего разрешения я не стал. Но это и неважно. Последним участником сговора является Егор Пантелеймонович Вакула, переметнувшийся на сторону Сурова. Об этом стало известно Волохову. Не случайно он к вам тогда приезжал. Непонятно только, почему он не сообщил о заговоре. После визита он был уже обречен… Вот вкратце схема происшедшего.

— Так кто убил Артема?

— Исполнителей в федеральной службе достаточно. А непосредственно «заказал» его — Алексей Суров.

Догорая, сигарета обожгла сухие пожелтевшие пальцы Ариадны Васильевны. Она вскрикнула и бросила бычок на пол. Потом, очнувшись, ледяным тоном произнесла:

— Всех до единого уничтожить! Всех! Но прежде они должны признаться в содеянном. Понял меня? Никакого суда, никакой прокуратуры! Я сама буду и обвинителем, и судьей!

Смеян явно гордился тем, что распутал это убийство. Он мечтал о публичном процессе, который должен был стать торжеством его криминалистического таланта. Поэтому ему совсем не улыбалась тайная расправа над организаторами убийства.

— Мы не имеем права отвечать преступлением на преступление! Это поставит нас самих вне закона.

— Месть матери руководствуется собственными законами! — железным голосом заявила Ариадна Васильевна. — И не вздумай мне перечить!

— Раз так — я умываю руки.

— Трусишь? Или сам не веришь в то, что наговорил?

— Верю. Поэтому сделаю все, чтобы довести дело до суда, — жестко ответил Смеян. — А вы будете молчать, пока вас не вызовут на официальный допрос.

— Не дождешься!

Зная непреклонный характер старухи, ее вспыльчивость и бесцеремонность, полковник понимал, что может нажить в ней скорее врага, чем союзника. Будь он на сто процентов уверен в своих выводах, ни за что бы не посвятил в них Ариадну Васильевну. В стройной цепочке логических построений не хватало самого элементарного — улик и вещественных доказательств. В расследовании заказных убийств как раз они — то становились самым уязвимым местом обвинения. Оставалось только одно — путем утечки информации заставить организаторов этого преступления занервничать и начать перегруппировывать силы для защиты. Поэтому старуха была тем самым рупором, которым следовало действовать осторожно, но решительно. Сложность заключалась в том, что она почти не поддавалась психологической обработке. На нее невозможно было надавить, трудно было уговорить, а уж что — либо запретить и подавно. Единственное, на что она попадалась, так это на провокации. Игра с ней напоминала китайскую забаву — дерганье тигра за хвост. Но иного выбора не было.

— Вы своими действиями спугнете всю компанию, — настойчиво продолжал увещевать он.

— С каких это пор ты стал считать меня глупее себя? Дай мне ухватить за космы Киру, и эта тварь расскажет все как на духу. Не говорю уже о Фрунтовой. А других признаний мне и не нужно.

— С Кирой делайте, что хотите, она ваша родственница, — небрежно согласился Смеян, — а Нелли Стасиевна уже давно работает на сторону. С ней у вас не получится. Доверьте ее мне.

Как он и ожидал, Ариадна Васильевна попалась на провокацию. Немного подумав, тряхнула фиолетовыми волосами и согласилась.

— Хорошо, пусть будет по — твоему. Шум поднимать не время. За Кирой следи сам, а Фрунтовой займусь я. О, она почувствует, что значит предать меня. Любая иезуитская пытка покажется ей детской забавой. Но ежели она окажется невиновной, гляди у меня…

— Не окажется, — спокойно заверил Смеян.

— Посмотрим, какой ты Пинкертон.

— Давно пора понять, уважаемая Ариадна Васильевна, что вас окружают враги, — напоследок заметил полковник.

— Да, — согласилась она, — и мне очень бы не хотелось узнать, что вы в их числе.

— Я друг Артема. Этим сказано все.

— А я его мать и наследница! Почему мне никто не доложил о старом завещании? Его нужно немедленно уничтожить!

— Оно лежит в сейфе адвокатской конторы «Маркович и сыновья» в Амстердаме.

— Ну и что? У тебя нет денег туда слетать?!

— Его может получить только Кира.

— Какая разница? Бери ее за волосы и отправляйтесь немедленно. Пока она при мне не порвет эту бумажку, доверия к тебе не будет.

Как бы нагло и бесцеремонно ни звучали требования старухи, в них была определенная логика. Сушествование второго завещания ставило под угрозу ее жизнь. А смерть старухи не входила в ближайшие планы Смеяна.

— Я постараюсь выполнить ваше поручение лишь при условии наших договоренностей.

— Кроме Фрунтовой, ни с кем. Но не затягивай, иначе сама продолжу расследование.

Смеян выбил пепел из трубки в кадку с пальмой и, не прощаясь, вышел.

 

Глава 30

После посещения Смеяном клиники в деловых кругах столицы прошел слух, что старуха внезапно почувствовала себя плохо и находится чуть ли не в реанимации. Главный врач Чиланзаров категорически отказывался сообщать какие — либо сведения о состоянии ее здоровья. Кира всячески уклонялась от расспросов, перестала бывать в клинике, старалась держаться в стороне от пересудов.

Из — за ухудшения самочувствия Ариадны Васильевны завис вопрос о дальнейшей судьбе Петелина. Работа «Крон — банка» оказалась парализованной, поскольку никто не мог взять на себя смелость диктовать его финансовую стратегию. Все с волнением ожидали развязки ситуации. Алексей Суров несколько раз пытался встретиться с Фрунтовой и Хапсаевым, но они под разными предлогами противились продолжению контактов. Зато с большей долей откровенности повел себя начальник кредитного отдела Эдуард Семенович Усиков. Он передал через Клима Молодече, что готов к дальнейшим переговорам. На этом фоне началось расследование убийства Геннадия Волохова. Его смерть казалась настолько закономерной, что не подвергалась обсуждению.

«Это должно было рано или поздно случиться» — таково было общее мнение.

Смеян начал тотальную слежку за Кирой. Он не сомневался, что резкое ухудшение здоровья старухи — дело рук бывшей невестки и ее сообщников. Его усилия не пропали даром. Служба безопасности банка сумела записать короткий телефонный разговор между Усиковым и Климом Молодече, из которого стало известно о планирующейся встрече с Кирой.

Осторожный Суров отказался снова встречаться в «Кабанчике» и совершенно неожиданно предложил прогулку в Измайловском парке. Кира согласилась приехать туда только для того, чтобы при свидетелях заявить бывшему мужу, что она отказывается от наследства в пользу Ариадны Васильевны. Этим, как она надеялась, будет положен конец омерзительной истории.

По предварительной договоренности, все четверо приехали на метро и встретились на платформе станции «Измайловская». Со стороны они казались иностранцами, впервые отъехавшими от привычного центра. Руководство взял на себя Клим.

— Нам направо. Там хорошая дорожка.

— Вот что значит заниматься связями с общественностью, — подзадорил его Усиков.

Кира шла молча, позволив Сурову взять ее под руку. Несмотря на будний день, в парке гуляло много народа. В основном молодые мамы с колясками, раскрасневшиеся от беготни дети и степенные пенсионеры. Периодически возникали и исчезали среди заснеженных кустарников лыжники. Снег сверкал на солнце. Легкий морозец пощипывал щеки. Голова кружилась от бодрого звенящего воздуха.

— Благодать! — воскликнул Усиков.

— Никогда здесь не был, — признался Суров.

Кира сняла варежки и закурила. Она не испытывала желания любоваться природой и бродить по заснеженным аллеям парка. Вообще зимой предпочитала находиться либо в квартире, либо в теплой машине.

— Надеюсь, мы не околеем здесь?

— О, у меня имеется микстура, — похлопал по висевшей через плечо сумке Клим.

— Тогда наливай. А то меня что — то знобит. Клим взглянул на Сурова, словно ждал от него разрешения. Киру такое поведение разозлило еще больше.

— Еще чего?! Желание дамы — закон!

Они свернули на тропинку, ведущую к нескольким полукругом стоявшим скамейкам, запорошенным снегом. Между ними вместо стола возвышался массивный пень, на который Клим жестом фокусника, смахнув снежинки, стал выставлять бутылки и коробочки с закуской.

— Настоящий пикник! — потирая руки, оценил Усиков.

Суров беспокойно осмотрелся, будто за каждым Деревом их поджидала опасность. Не увидев ничего подозрительного, все же заметил:

— Лучше бы отойти поглубже в парк.

— Как раз там — то и небезопасно. Тут мы на виду, — понимая его настороженность, успокоил Клим.

— Мы еще и в шпионов играем? — съязвила Кира и первая взяла пластиковый стаканчик с водкой.

— Ну, за наш «Крон — банк»! — предложил Усиков.

— И что б никто не сомневался! — поддержал Клим.

И за его хозяйку, — свой стаканчик, наполнен — ный кока — колой, Суров приблизил к стаканчику Киры.

— Без тостов на природе пьется здоровее, — не поддалась на удочку Кира.

Каждый выпил за свое понимание предстоящего сговора.

Закусывая бутербродом с черной икрой, Усиков решил не затягивать молчание и принялся излагать свое мнение.

— У меня ощущение, что вы, Алексей Гаврилович, зря поставили на Фрунтову. Не сомневаюсь, что она уже настучала старухе про нашу первую встречу и про ваш интерес к банку.

— Вряд ли, — сухо заметил Суров.

— Она же правая рука Ариадны Васильевны. А Хапсаев полностью у нее под каблуком! — продолжал настаивать Усиков.

— А что скажешь ты? — спросил Суров Клима.

— По вашему приказанию я отслеживал ее разговоры по телефону и контакты. Убежден, Нелли Стасиевна играет в какую — то другую игру. Скорее всего, заодно со Смеяном, который недавно подвозил ее на дачу.

— Ну, чьи интересы она представляет, я разберусь, а вот вас, Эдуард Семенович, прошу представлять наши.

— Давно готов!

— Только не мои, — скривила тонкие губы Кира. — Налей даме. Омерзительно вас слушать.

Клим исполнил ее просьбу. И чтобы не удлинять и без того неловкую паузу, все молча выпили.

— Мы с Кирой Юрьевной завтра улетаем в Амстердам, — неожиданно для всех, и в первую очередь для самой Киры, сообщил Суров. — Там она подтвердит права на наследство и объявит о своих претензиях на руководство банка. После чего господин Петелин будет утвержден председателем совета директоров, а господин Усиков станет управляющим.

Огромные глаза Киры еще более расширились, и в них отразился почти весь заснеженный парк. Она не могла сообразить, как жестче отреагировать на требование Сурова. Лучше всего было бы со всего размаху ударить его по холеной невозмутимой физиономии. Но она никогда никому не давала пощечин и не закатывала истерик. Поэтому опустила голову и твердо произнесла:

— Я готова поехать в Амстердам только для того, чтобы официально отказаться от наследства. Действительно только завещание, написанное Артемом на имя матери.

Усиков и Клим растерянно посмотрели на Сурова. Тот развел руками и предложил с обворожительной улыбкой:

— Прошу высказаться по этому вопросу. Первым решился Клим.

— Ариадна Васильевна не может управлять банком. Это нонсенс!

— Ее просто убьют, — согласился Усиков.

— Кто?! — нервно выкрикнула Кира. От резкого звука ее голоса с дерева с шумом вспорхнула ворона.

— Надо спросить у Фрунтовой и Смеяна, — заглядывая ей в глаза, предположил Клим. — Нелли Стасиевна, не задумываясь, предаст Ариадну Васильевну, потому что почувствовала возможность схватить все в свои цепкие руки.

— Вы знаете, что я ей честно предлагал сотрудничество, — напомнил Суров.

— Да, да, тогда в «Кабанчике», — подтвердил Клим.

— У вас целый заговор… — ужаснулась Кира, чувствуя, что попала в малопочтенную компанию, где никто даже не интересуется ее мнением.

— Вокруг банка много заговоров, и остаться вне их тебе не удастся, — наставительно сказал Суров и кивнул Климу, чтобы тот наливал.

— Вы все — подонки! — снова воскликнула Кира. — Стервятники, готовые наброситься на добычу…

— Наоборот. Стервятники другие, а мы хотим продолжить дело Артема, поэтому и поставили на тебя.

— Я не лошадь, чтобы на меня ставить!

— Вы — очаровательная женщина, и за это предлагаю выпить! — решил разрядить обстановку Клим.

— Поддерживаю! — подхватил Усиков. — Мы все болеем душой за банк и за наше общее процветание.

— Я же тебе говорил, что сотрудники банка Ариадну Васильевну терпеть не могут, — подытожил Суров.

Кира выпила молча. Она была готова отчаянно сопротивляться чужой воле, но толком не могла понять, чего же на самом деле хочет сама. От этого становилось тошно на душе. В голове зародилась шальная мысль согласиться сьездить в Амстердам, официально получить в адвокатской конторе завещание и привселюдно порвать его. После этого уже никто не будет ее мучить, пугать и преследовать. И она сможет спокойно взять билет в Испанию и от всего этого дерьма спрятаться на вилле у Ольги в Коста — Брава…

Приободрив себя таким решением, достала сигарету, закурила, обвела притихших мужчин презрительным взглядом и, стараясь не выдавать тайных мыслей, скривив губы, коротко спросила:

— Когда ехать?

— Умница! — прищурившись, произнес Суров и, достав мобильный телефон, связался с секретаршей: — Света, закажи на четверг два билета в Амстердам. Паспорта подвезут через час. Завтра сделаешь визы через консульский отдел.

— А мы в банке все подготовим к вашему приезду, — заверил Клим, похлопывая Усикова по плечу.

— А Петелина?

— Что Петелина?

— Перестаньте мучать человека. Отпустите его.

Клим взглянул на Сурова, словно ждал от него указаний. Но тот и бровью не повел, сделав вид, будто этот вопрос его совершенно не интересует.

— Я за то, чтобы в банке было поменьше дураков, — обозначил свое давнее отрицательное отношение к Петелину Усиков.

— Думаете, силы, освободившие Петелина, не предпримут никаких действий? — серьезно спросил Суров.

— Петелина освободила я! — изысканным жестом бросив окурок в снег, заявила Кира.

— Как?! — вырвалось у всех троих мужчин разом.

— Да. Поэтому никаких таких сил за ним нет.

— А Смеян? — не поверил Клим.

— Смеян всего лишь вызволил Петелина из особняка, указанного мной, — в интонации Киры звучала нескрываемая гордость за свой поступок, которым она утерла нос этим интриганам.

— Круто, — оценил Клим.

— Брависсимо! — поддержал Усиков.

— В таком случае тебе тем более лучше покинуть Москву, — задумчиво расстегивая курточку, сказал Суров. Услышанное стало для него полной неожиданностью. Но расспрашивать при посторонних не решился. Только заметил: — Смеян освобождение полностью приписал себе.

— Что он может, ваш Смеян! — скептически усмехнулась Кира и обратилась к Климу: — Наливай, и по домам. А то скоро в сосульку превращусь.

Суров подождал, пока она выпила, взял ее под руку:

— Вы тут еще погусарьте, а я провожу Киру Юрьевну.

— Мне страшно с тобой оставаться наедине, — произнесла она вполне серьезно, чем вызвала пьяный смех у Клима и Усикова.

Под этот аккомпанемент они отошли от пня и выбрались на дорогу. Солнце село за высокие ели и стало сразу как — то таинственно — мрачно. Морозные сумерки наваливались на посиневший от снега парк с неизбежностью трагического возмездия. Кире и впрямь стало не по себе. Инстинктивно она прижалась к бывшему мужу. Тот крепко обнял ее за плечи.

— Вот и славно… вот и умница, — нашептывал он, обдавая горячим дыханием ее ухо.

Со стороны могло показаться, что по пустынной заснеженной аллее прогуливалась влюбленная парочка, предававшаяся романтическим мечтаниям. Но только не идущему за ними пенсионеру с болонкой на поводке. Под мышкой у него был зажат скрученный в рулон журнал, внутри которого находилось устройство для подслушивания разговоров на расстоянии. Это был представитель старой гвардии агентов Смеяна.

— Как же тебе удалось отыскать Петелина? — непринужденно спросил Суров.

— Если можно человека спрятать, значит, можно и найти, — уклончиво ответила Кира.

— Украли его, насколько я знаю, бандиты. Неужели ты с ними в контакте? Это очень опасно. Они наверняка потребовали что — то взамен…

— Потребовали. Чтобы вы оставили меня в покое!

— Я серьезно.

— Я тоже.

— Боюсь, тебя ждут большие неприятности. Скажи мне, кто они?

Даже если бы Кира рассказала правду о Ядвиге Ясной, Суров вряд ли поверил бы в невероятные экстрасенсорные способности прорицательницы. Поэтому лучше было оставить его в неведении.

— Тебе незачем знать.

— Это сообщил кто — нибудь из дружков Петелина? Или Артема? — не отставал Суров.

Чтобы отвязаться от его утомительного допроса, Кира соврала:

— Волохов. Откуда он узнал, понятия не имею. Мне рассказал по большому секрету.

— Волохов не мог этого сделать, — уверенно произнес Суров. Остановившись, развернул Киру лицом к себе и строго посмотрел ей в глаза. — Зачем врешь?

— Чтобы отстал.

— Ладно… пусть будет по — твоему. Сам узнаю.

Они поднялись на платформу метро. Когда подошел поезд, Кира, немного отстав, неожиданно вошла в другой вагон. Суров рванулся за ней, но двери уже закрылись.

 

Глава 31

Цунами отлеживался в ванне с гидромассажем. Настроение у него было отвратительное. Накануне вечером произошла серьезная стычка со Святом. Вор в законе рвал и метал по поводу глухой ситуации с «Крон — банком». Дело в том, что освобождение Петелина оговаривалось несколькими условиями, ни одно из которых до сих пор не было выполнено. Человек Свята так и не вошел в состав учредителей, деньги Свята оставались без движения. Их невозможно было ни снять, ни перевести.

— Завтра же забивай стрелку банкирам! — хрипел авторитет, скребя волосатую грудь с перепутавшимися на ней золотыми цепями.

— С кем разговаривать? Старуха лежит при смерти, Петелина Смеян прячет. Банк накрылся… — нехотя повторял Цунами, чувствуя, что несет ответственность за создавшуюся ситуацию.

— А дотянуться до Смеяна рук не хватает?!

Убеждать Свята повременить с «наездом» на полковника было бессмысленно. Цунами и сам понимал, что без этого не обойтись. Но все — таки надеялся на мудрость Смеяна. Тот не мог не просчитывать последствий нарушения оговоренных условий. Зная его жесткий характер, Цунами не сомневался, что полковник либо выполнит обещание ввести в состав учредителей человека Свята, либо заранее подготовится к силовому столкновению. Терять Смеяна не хотелось, поскольку других выходов на банк не было.

— Успокойся, он от меня никуда не денется, — заверил Цунами.

— Деньги не с него буду спрашивать, а с тебя, — пригрозил Свят.

Цунами не относился к числу его нукеров, поэтому вспылил:

— Только не надо на меня переть! Решение принимал ты! По мне пусть бы этот Петелин загнулся на Арбате!

Короче… вышел у них крутой разговор, о котором, лежа в ванной и всем телом ощущая упругий напор струй, вспоминать не хотелось. И все же нужно было на что — то решаться. От неприятных раздумий Цунами отвлек телефонный звонок.

— Вячеслав Михайлович, вас беспокоят из аппарата вице — премьера Суховея…

— Нормально… — протянул в трубку Цунами. В последнее время он частенько появлялся на различных деловых приемах, бывал в Кремле, дружил с высокопоставленными чиновниками в мэрии. Но с членами правительства завязать прочные связи пока не удавалось. Поэтому звонок от Суховея его встревожил. Это очень смахивало на провокацию.

— Олег Данилович в среду вылетает на международную конференцию по проблемам инвестиций в нашу промышленность. Вы в списке бизнесменов, сопровождающих официальную делегацию в Кельн. Нам нужен от вас факс, подтверждающий ваше участие.

Звучало солидно. Именно таких звонков недоставало Цунами. Ему давно хотелось войти во власть, но не в криминальном мире, где его позиции были незыблемы, а на государственном уровне. Для этого он добился пересмотра статей, по которым был осужден, и теперь считался «узником совести», борцом с тоталитаризмом. К тому же занимался благотворительностью. Покупал дружбу с популярными артистами и политиками, платя кому налом, кому ценными подарками.

Все еще недоверчиво Цунами поинтересовался:

— А кто предложил мою кандидатуру?

— Кто — то из банкиров. Поездка готовилась давно.

— Хотелось бы все — таки знать, кого благодарить…

— Вы отказываетесь от поездки? — раздраженно прозвучал голос.

— Нет. Просто я никогда не сопровождал вице — премьера.

— Раз ваша кандидатура в списке, утвержденном самим Олегом Даниловичем, значит, проблем не будет. Срочно передайте факс по номеру… Записывайте!

— Он у меня уже в компьютере. Спасибо за приглашение, — Цунами отключил телефон и по второму аппарату набрал номер своей секретарши. — Галина, проверь, откуда сейчас был звонок.

Через пару минут Галина ответила:

— Звонили из Белого дома. Телефон замначальника аппарата Суховея.

— Нормально… Позвони им, узнай, какой нужен факс, и отправь.

Упоминание о банкире внесло некоторую ясность. Цунами прикинул, что им мог оказаться Артем Давыдов, близкий к Суховею человек. Должно быть, это произошло перед самой его смертью. Чиновничья машина закрутилась, и никто останавливать ее из — за выяснений, на каком основании в список попал Вячеслав Михайлович, не стал. С Давыдовым Цунами познакомил Смеян. Они несколько раз вместе обедали в бизнес — клубе, после чего деньги Свята легли на счета «Крон — банка»… Стало быть, опять возникла фамилия Смеяна. Разбираться с ним было уже некогда, отчего Цунами почувствовал некоторое облегчение.

Никаких действий против полковника он предпринять все равно не успеет, а к моменту возвращения из Германии ситуация, возможно, сама собой устаканится. К тому же, находясь среди приладившихся к власти, прокачает ситуацию вокруг «Крон — банка».

Плохое настроение, давившее с утра, исчезло. Цунами с шумом вылез из ванны, окинув взглядом свое отражение в зеркале, остался доволен собой, завернулся в махровую простыню и, шлепая босыми ногами по подогретому полу, отправился за пивом.

Квартира, в которой он обосновался, напоминала странное сооружение из окон и арок, занимавшее весь бельэтаж. Дело в том, что Цунами ненавидел стены и боялся замкнутого пространства. Каждый, попадая впервые в это жилише, невольно задавался вопросом — как и на чем еще держится этот многоэтажный старый дом, выходивший фасадом на Яузу.

Цунами предпочитал жить один в окружении многочисленной, хорошо вооруженной охраны. Которая, впрочем, старалась не попадаться ему на глаза. Выпив пиво, он направился к семиметровому шкафу — купе, в котором висело более сотни пиджаков, рубашек, костюмов. Для поездки он решил выбрать что — нибудь неброское, но дорогое, чтобы с первого взгляда было видно — этот человек высокого полета.

* * *

Черный джип, не снижая скорости, промчался по эстакаде с указателем «Вылет» и замер возле автоматически раскрывавшихся дверей аэропорта «Шере — метьево — 2». Из машины вышли пять человек в одинаковых длинных черных пальто. Внимательно осмотревшись, они вошли в здание. В этот утренний час народа было немного. Поэтому охране Цунами не составило труда оценить обстановку. После удовлетворительной оценки по передатчику было дано добро на появление самого авторитета. Он подъехал на «БМВ» в сопровождении еще трех телохранителей и, не задерживаясь, прошел в отсек для V. I. Р. — пассажиров. Там его встретила улыбающаяся девушка в летной форме и вежливо объяснила, что телохранителям здесь быть не положено.

— Ничего, побудут.

— Посмотрите, сколько здесь известных людей, и все без охраны.

Действительно, в мягких глубоких креслах сидели бизнесмены, физиономии которых часто мелькали на экранах телевизоров. Со многими он уже успел познакомиться во время правительственных приемов. Цунами обвел взглядом утопавшую в полумраке залу. Убедившись в доброжелательной атмосфере, царившей среди готовых к путешествию кандидатур вице — премьера, он кивнул в знак приветствия узнавшим его и все — таки решил настоять на своем:

— Мы не в правительственном «Внуково», пусть ребята побудут со мной.

— Здесь находятся только зарегистрированные пассажиры, — продолжала настаивать девушка.

— В таком случае я никуда не полечу, — заявил Цунами и вышел из VIP — зала.

Его демарш возымел действие. Через несколько минут в пустынном холле аэровокзала, возле стойки бара, за которой Цунами пил кофе, возник чиновник «Аэрофлота» с извиняющейся улыбкой на круглом лице:

— Прошу, прошу, дорогой Вячеслав Михайлович, пройти со мной. Мы предложим вам кофе совсем иного качества, большой ассортимент закусок и напитков.

— У вас там ментовские порядки, — не глядя на него, отрезал Цунами.

— Приносим извинения, приносим… Персонал Действует по инструкции, но в каждом правиле существуют исключения. Мы с удовольствием создадим вам все условия, чтобы отдохнуть перед полетом в кругу ваших друзей.

— Это мои телохранители. Неужели я доверю охрану собственной жизни вашим девкам?!

— Согласен, согласен… Еще раз примите наши извинения.

Цунами молча встал и последовал за потешно пританцовывавшим при ходьбе представителем, «Аэрофлота». Охранники окружили его плотным кольцом. Так они и вошли в V. I. P — зал. Там народ потягивал под сигары коньяк «Хенесси», пил водку «Юрий Долгорукий», закусывал черной икрой и обсуждал уровень сервиса в кельнских отелях. Не успел Цунами расположиться на длинном диване и предложить охране подкрепиться, как все та же девушка в летной форме предложила пройти на посадку.

Подождав, пока основная часть пассажиров миновала последний контроль, Цунами попрощался с охранниками:

— Все, ребята. Теперь домой и ждите моего звонка из Кельна.

— Счастливого пути! — пожелали гордые своим хозяином телохранители и помахали ему вслед.

Как только Цунами вошел в салон самолета, очаровательная стюардесса, поздоровавшись с ним, предложила:

— Позвольте проводить вас в виповский отсек, для особо почетных гостей нашего лайнера.

— С чего это? — удивился авторитет.

— Так в списке, — стюардесса для наглядности потрясла бумажкой, с которой сверила посадочный талон.

— Скоро взлетим? — зачем — то поинтересовался Цунами.

— Минут через двадцать. А пока по вашему желанию можем предложить напитки.

Цунами проследовал за девушкой. В виповском отсеке стояло всего три ряда огромных кресел, в которых уже расположились трое мужчин. Ни один из них не отреагировал на появление нового пассажира.

— Занимайте любое. Сейчас вас обслужат, — проворковала стюардесса и исчезла, задернув за собой занавеску.

Но устроиться в удобном кресле Цунами не успел. Только он поставил на пол кейс, как сидевшие пассажиры, выхватив пистолеты, набросились на него.

— Что ж вы, суки! — успел выкрикнуть Цунами, прежде чем грубая рука зажала ему рот.

— Молчи, козел! — шепнул один из нападавших.

Тут же в отсек вошел плешивый человек с каменным лицом. Это был Дан, решивший лично возглавить операцию по задержанию такого матерого и осторожного бандита.

— Спокойно, Цунами. Полет отменяется. Вице — премьер обойдется без тебя. Так что аккуратненько иди вперед.

На руках Цунами защелкнулись наручники. В спину уперлось сразу несколько стволов.

— Мы шутить не будем.

— Кому обязан? — мрачно озираясь, спросил авторитет.

— Узнаешь позже.

— Я буду жаловаться!

— Только господу Богу и то при личной встрече. Ты в руках федеральной секретной службы при президенте. Так что не дергайся.

— Так это вы меня включили в список? — с горечью догадался Цунами. — Взяли, как мальчишку, на живца.

— Играем на человеческих слабостях, — подтвердил Дан.

Они прошли вперед к кабине пилота, где был еще один выход. По трапу спустились на летное поле и втолкнули Цунами в черную «Волгу». Ехали молча. Дан гордился удачно осуществившимся планом, а

Цунами внутренне матерился, все глубже осознавая совершенную ошибку. Как он мог поверить, что вице — премьер пригласит его в официальную поездку? С таким криминальным прошлым, как у Цунами, пусть даже отмытым и трактуемым как произвол коммунистического режима по отношению к «узнику совести», глупо было надеяться на официальное признание его в качестве бизнесмена. Подвело тщеславие… Цунами с тоской вспомнил об оставшейся в аэропорту охране. Никакая спецслужба не решилась бы вот так бесцеремонно запихнуть его в «конторскую» «Волгу». Ребята бы жизнь положили за своего хозяина, но не допустили бы такого позора.

Он тяжело вздохнул. Машина беспрепятственно покинула летное поле и вырулила на трассу в сторону Москвы.

— Куда едем? — спросил Цунами.

— На Каширку. Зададим тебе несколько вопросов и, если будешь вести себя благоразумно, отпустим. Особой ценности ты не представляешь, — откликнулся Дан, сидевший рядом с водителем.

— Могли бы и не устраивать весь этот цирк.

— Могли бы. Но раз ты ударился в шоу — бизнес, то и нам отставать не захотелось. Тоже кое — что умеем…

Этой фразы было достаточно, чтобы Цунами догадался, о чем пойдет речь. Неясной для него оставалась роль, которую играло ФСОСИ в деле Петелина. Дан специально проговорился, рассчитывая на его непроизвольную реакцию. Но он сделал вид, будто не понял намека.

— Я — то был уверен, что ты давно отошел отдел, сидишь где — нибудь на Лазурном побережье в окружении нимфеток, балуешь свою плоть, тешишься воспоминаниями… а ты, оказывается, никак не угомонишься. Зря… Времена изменились. Закончилось ваше криминальное царствование. Мы не глупее вас, поэтому ни одного лакомого кусочка больше не получите. Имейте совесть! Взяли свое и мотайте на покой!

Так нет же — жадность душит… — глядя в окно автомобиля, с досадой рассуждал Дан. Его соратники одобрительно посмеивались, держа пистолеты со спущенными предохранителями.

* * *

Впереди за высоким кирпичным забором показалось высокое здание с зеркальными окнами. Тяжелые железные ворота бесшумно раскрылись, и машину пропустили на пустынную территорию федеральной спецслужбы. За время поездки Цунами несколько пришел в себя. Он не боялся никаких официальных разборок, поскольку считал себя чистым перед законом. Но то, что его арестовали не менты, не эфэсбэшники, настораживало. За воротами дома, куда его привезли, можно было пропасть навсегда без суда и следствия. Тут никакой адвокат не поможет. Поэтому проявлять характер, а тем более апломб было глупо.

Машина въехала в глухой бокс, откуда Цунами на лифте подняли прямо в кабинет дознавателя. Помещение впечатляло своим аскетизмом. В центре комнаты стоял стул с прикрученными к полу ножками. Напротив железный стол с лампой и креслом. Не успел Цунами осмотреться, как получил сильнейший Удар по шее и, потеряв равновесие, повалился на цинковый пол. Его подняли и, держа под руки, принялись избивать специальными дубинками. Цунами с трудом подавлял стоны, стараясь как можно больше расслабиться и гасить удары легким вибрированием тела.

— Достаточно, — наблюдая за избиением, приказал Дан. Сев в кресло, он достал сигару и закурил. — Оставьте нас.

Цунами опустили на стул и напоследок дали еще несколько крепких пощечин.

— Это так… для профилактики, — выпустив дым, объяснил Дан. Его каменное неподвижное лицо лишено было хоть каких — нибудь признаков сострада — ния. — Раздавить тебя, гниду, надо, чтобы не воображал, что ухватил бога за яйца. Совсем ошакалился?! Решил — все дозволено? Да кто ты есть? Авторитет херов. Хозяином себя почувствовал? Лох ты последний. Хозяева здесь мы! И не позволим высовываться!

Слова его разрезали тяжелый воздух комнаты и проносились мимо ушей Цунами, пытавшегося восстановить дыхание и побороть головокружение.

Дан выдержал паузу. Немного успокоившись, задумался.

— Ладно, дружище, давай рассказывай, кто тебя надоумил штурмовать особняк на Арбате, — наконец проговорил он.

— Понятно… — глухо произнес Цунами, — Петелин — ваших рук дело… И особняк ваш, да?

— Вопросы здесь задаю я.

— Значит, меня подставили…

— Это точно. Кто?

— Смеян.

— Полковник Смеян? Не может быть! — наигранно удивился Дан. — Как же он мог узнать про особняк? Ты что — то путаешь.

— Мне путать нечего. Смеян дал наводку, сказал, что особняк принадлежит каким — то залетным. Мои проверили — особняк ни на ком не висит, поэтому решили брать.

— Молодцы. Удачно получилось, — подтвердил Дан. — Честно признаюсь, не ожидал такой прыти. Да, Цунами, как же ты так накололся? Мне казалось, у тебя серьезная команда.

— Смеян подвел…

— У тебя с ним дела?

— Нет. Старые отношения.

— Не ври, дружище, не надо. В этой истории много глупостей, но за ними кое — что скрывается. Еще раз напоминаю, сам по себе ты нам не нужен. Но это совсем не означает, что я тебя отпущу. Отсюда уходят либо на задание, либо на тот свет. Поэтому соберись с мыслями и рассказывай. Все, что знаешь, и даже желательно больше того. А понадобится, мы тебе активизируем этот процесс. Ребята у меня бить умеют. Убить не убьют, а вспомнить что угодно заставят.

Всегда подавляемое бешенство ударило в голову Цунами. Он зажал кулаками рот, чтобы приглушить душераздирающее рычание попавшего в капкан хищника. Теперь ему стало совершенно очевидно, что Смеян знал, кому принадлежал особняк и кто стоял за похищением Петелина. А значит, сознательно подставил его.

— Сам! Сам отверну ему башку!

— Похвальное решение. Но прежде давай по порядку.

Возбуждение, охватившее Цунами, выразилось в беспорядочном поиске по карманам пачки сигарет скованными наручниками руками.

— Где мои сигареты?!

Дан нажал на кнопку, расположенную под железной крышкой стола. Вошел оперативник.

— Сними с него наручники и верни сигареты. Цунами жадно закурил. Его обуревало чувство мести. Побои и унижения отступили на второй план. Нужно было как можно быстрее дотянуться до Смеяна. В этом он готов был сотрудничать хоть со спецслужбами, хоть с самим чертом — дьяволом. Сейчас Цунами уже не был похож на среднестатистического младшего научного работника с интеллигентной бородкой и старательно зачесанными назад светлыми волосами. Впавшие щеки пламенели лихорадочным румянцем. Глаза источали мертвенный голубовато — свинцовый свет.

— Значит, так… Смеяна я знаю давно…

— По КГБ?

— Раньше, по ментовке. Он меня подставил впервые. Постарел, значит… Нельзя было ему доверять. Мент, он и мертвый — мент. Как я лохонулся!

— Мы дадим тебе возможность отыграться. Не отвлекайся.

— Он познакомил меня с банкиром Давыдовым, ну с этим, которого убили. Несколько раз встречались… Короче, перевели туда деньги.

— Кто?

— Авторитетные люди…

— Общак?

— По — разному. Сейчас эти деньги накрылись. А между прочим, немалые!

— Догадываюсь.

— Тогда Смеян и предложил освободить этого козла — Петелина. Они хотели сделать его главным в банке и после этого вернуть нам все деньги.

— Вернули?

— Самим вынимать придется, — зло усмехнулся Цунами.

Признания авторитета становились лишь первой цепочкой в установлении утечки информации. Следующим должен был заговорить полковник Смеян. У Дана уже созрел план дальнейших действий.

— Как думаешь, Смеян знал, кому принадлежит особняк?

— В натуре! Я еще тогда почувствовал, что он чего — то недоговаривает.

— Придется его расспросить. Кто это может сделать?

— Мое дело. Выпусти и засекай время.

— Нет. Отдохнешь здесь. Не с таким комфортом, как в Кельне, но раны залижешь. Иначе на кой хрен нам было огород городить?

По мнению Дана, которым он не спешил делиться с Цунами, ни один человек, причастный к нападению на особняк, не должен был остаться в живых. Опыт подсказывал, что никакие пытки, никакие обеты молчания не способны заткнуть рты лучше, чем это сделает свинец. Поэтому утомительному расследованию Дан предпочитал быстрое уничтожение людей, мало — мальски попавших под подозрение.

— Кто же займется Смеяном? — не сдавался Цунами, понимая, что для него это единственный шанс выбраться на волю.

— Кто — нибудь из тех, кто штурмовал особняк.

— Исключено. В таком случае занимайтесь им сами. Но учтите, если сегодня вечером я не свяжусь с охраной, станет понятно, что со мной что — то случилось. Начнутся выяснения и прежде всего будут проверяться мои недавние контакты. На Смеяна выйдут быстро. Он сразу смекнет, чьих рук это дело, и заляжет на дно.

— А если нет?

— Заляжет. Он такой вариант просчитал еще тогда, когда просил достать Петелина.

— Да… единственный, кто выиграл в этой ситуации, — Арий Шиз.

— Чего ему… артист.

— Ты у нас сегодня тоже сыграешь — позвонишь охране и передашь привет из Кельна.

Губы Цунами растянулись в напряженной улыбке.

— Неужели я похож на лоха?

— На кого скажу, на того и будешь похож, — в ответ ему улыбнулся Дан своей каменной улыбкой.

— Не получится. Я себе приговор не подпишу.

— Тебе ничто не угрожает. Поверь мне.

— Не поверю… — отрицательно помотал разбитой головой Цунами.

— И не надо, — пожал плечами Дан. — Я пойду перекушу, а тебя тут еще немного разомнут. Бог даст, Дружище, одумаешься.

— Не порть себе аппетит. Меня за двадцать лет на зоне козлом не сделали. Цунами сломать невозможно.

Дан вперился в него давящим взглядом из — под набрякших век. Цунами не отвел в сторону свои мерцавшие свинцовым светом глаза. Это была дуэль, которой комната дознания еще не знала. Даже звуконе — проницаемые стены могли рухнуть от напряжения. Но ни Дан, ни Цунами не шелохнулись. Каждый обладал железной силой воли и уверенностью в своем превосходстве. Они оба хорошо знали, что значит идти до конца. В их судьбах было немало случаев, когда жизнь зависела только от непрогибаемой силы характера. Они знали — выигрывает не тот, кто бьет, а тот, кто держит удар до конца.

Мертвую тишину прервала трель звонка мобильного телефона, прицепленного к широкому кожаному поясу Дана. Не меняя позу и не отводя взгляда, он поднес телефон к уху:

— Да…

В динамике послышался взволнованный визгливый голос Вольных:

— Ты чем, твою мать, занимаешься?!

— Работаю, — промычал Дан.

— У Сурова возникли проблемы… Срочно нейтрализуй Смеяна!

— Этим и занимаюсь. Возникают интересные эпизоды…

— Мой приказ — срочно нейтрализовать! Понял?!

— Так точно, — рявкнул Дан и в сердцах бросил телефон на железный стол, отчего аппарат разлетелся на множество кусков.

Последовавшее за этим гробовое молчание нарушил Цунами, предложив почти сочувственно:

— Давай закурим.

Дан пыхнул сигарой, откинулся в кресле, прикрыл глаза.

— Пожалуй, придется тебя отпустить. Даю сутки на разборку со Смеяном. Перед тем как вышибить из него мозги, выясни, откуда он узнал, кто похитил Петелина, и кто его вывел на особняк.

— Не учи, сам знаю.

— Смотри, дружище, иначе сам станешь крайним. Жду завтра вечером в твоем излюбленном месте — «Пекине». В восемь ноль — ноль.

— Мало времени.

— Больше не получается. И не вздумай нарушить договор. Не с братками имеешь дело. Я тебя на краю света найду.

Затушив сигару о стол, Дан нажал на кнопку звонка и, не простившись, исчез за приоткрывшейся в стене дверью.

 

Глава 32

Цунами так и не узнал, благодаря чему был обязан своим внезапным освобождением. А произошло следующее. После того, как агентам Смеяна удалось отследить сходку в Измайловском парке, на стол полковника легла магнитофонная запись всех разговоров, состоявшихся между участниками импровизированного пикника. Прослушав их, Смеян чуть не выронил дымящуюся трубку изо рта. Наконец — то все нити заговора оказались у него в руках. Полковник торжествовал. У него появились реальные доказательства, подтверждавшие его логические умозаключения. Теперь старухе придется признать его огромный криминалистический опыт и больше не вмешиваться в ход расследования. Но прежде всего нужно было предотвратить поездку Киры и Сурова в Амстердам.

Смеян задумчиво постучал мундштуком трубки о верхние, пожелтевшие от курения зубы. Он всегда с недоверием относился к Кире и радовался, как желторотый опер, тому, что эти подозрения оправдались. Смущало лишь то, что нити заговора вели к руководству банка. Это косвенным образом бросало на него, как на руководителя службы безопасности, тень. Заговорщики действовали под самым его носом, а он не смог их вовремя выявить. Следовательно, убийство Артема целиком и полностью было на его совести. От такого признания на душе у полковника заскребли кошки. Можно было оправдывать себя тем, что Ар — тем не позволял вмешиваться во взаимоотношения со своими сотрудниками. Устанавливал с ними доверительные отношения, верил на слово, никогда не соглашался на внедрение систем прослушивания телефонных разговоров и проверки контактов служащих банка.

Артем был из первой волны банкиров. В нем еще не было приземленности бездушных олигархов, которых теперь поливали грязью по всем телевизионным каналам. Ему был свойственен романтизм первооткрывателя. Он считал людей, окружавших его, не служащими и подчиненными, а соратниками. Артем был убежден, что участвует в создании нового цивилизованного общества, и стремился стать одним из его финансовых столпов. Все предупреждения Смеяна о необходимости укреплять личную безопасность пропускал мимо ушей, полагая, что занимает слишком высокое государственно значимое положение, недосягаемое для возникающих вокруг криминальных разборок.

Жизнь опровергла его заблуждения. Он оказался одним из последних романтиков переходного периода. Сколько раз Смеян советовал Артему перейти на работу в правительство, чтобы обезопасить свой бизнес! Но банкир считал, что не он должен служить чиновникам, а они таким, как он. То, что ему помогал вице — премьер Суховей, долгое время поддерживало эту иллюзию. Возможно, поэтому Смеян и проморгал заговор…

Сама судьба давала ему шанс отомстить. Связываться с Суровым было чрезвычайно опасно, особенно после освобождения Петелина. Смеян понимал, что просто так Вольных не проглотит нанесенное его ведомству оскорбление. Поэтому предстояло действовать через Киру. В отношениях со слабым полом он привык действовать нагло и решительно. Но Кира терялась от столкновения с хамством. Ее надменность и самоуверенность моментально улетучивались. Оставалось лишь беспомощное выражение подернутых слезами огромных глаз и полнейший отказ от каких — либо действий. Она впадала в тупое упрямство, вывести из которого ее было чрезвычайно трудно.

Учитывая эту особенность характера, Смеян решил заманить ее в ловушку. За помощью он обратился к близкой подруге Киры — Майе, вдове известного кинорежиссера Зарубина. Та, обладая немыслимой тягой ко всяческим интригам, откликнулась немедленно.

— Нет, если вы утверждаете, что Кире грозит опасность, — тягуче, словно смакуя начало интриги, согласилась она, — то я, разумеется, помогу. Суров?! Он же испортил ей первую половину жизни, зачем же превращать в ад вторую? Хотя я к нему отношусь хорошо и считаю, что Кире не следовало его бросать, но ведь она и Артема бросила, значит, все дело в ней. Женская душа — совершенно неизведанна и неисчерпаема, как атом… Впрочем, вам, полковник, это не понять. Для вас намного важнее, какого цвета на женщине трусики, чем то, что у нее на сердце…

Смеян стоически выслушал этот монолог давно не игравшей актрисы и со вздохом польстил:

— До чего же ты умна, Майя.

— Да нет, просто вы — глупы.

— Тогда возьми на себя заботу о Кире.

— Нигде без Майи не обходится. Ладно. Завтра День поминания моего мужа, между прочим, выдающегося кинорежиссера… На кладбище не поеду — слишком холодно, — а помянуть необходимо. Надеюсь, Кира мне не откажет.

— Где это состоится?

— Дай подумать… У Грача на «Аэропорте».

— Спасибо, Майя. Как обо всем договоришься, сразу перезвони мне.

— С кем только не спутаешься ради подруги, — горько посетовала Майя и положила трубку.

Самолет авиакомпании «Айр Франс» вылетал в Амстердам в восемнадцать сорок. Суров, зная привычку Киры всюду опаздывать, решил заехать за ней за ранее. Каково же было его удивление, когда он обнаружил ее в траурном облачении.

— Это произведет впечатление на голландских адвокатов, — сощурившись, одобрительно оценил он.

— При чем тут твои долбаные адвокаты! Я должна на полчаса заехать к Сергею. Сегодня годовщина смерти Зарубина.

— Какие к черту поминки?! У нас же самолет!

— Я не могу отказать Майе. Зарубин очень любил меня. Ценил. И даже снимал в эпизодах.

— Помню. Особенно тебе удалась роль стервы.

— Он мог бы сделать из меня настоящую актрису. Но я, дура, поехала с тобой в Париж!

— А сейчас, как умная, летишь в Амстердам. Поэтому никаких поминок.

Не обращая внимания на слова бывшего мужа, Кира надела шубу, набросила на плечи черную шаль, закурила и толкнула ногой дорожную сумку:

— Если мы будем спорить, то обязательно опоздаем. Все равно завозить Мальчика. Не останется же он один дома. А чтобы ты не ныл, познакомлю тебя с человеком, который сообщил мне, где скрывали Петелина.

— Он тоже будет у Грача?

— Не он, а она.

Суров бросил взгляд на настенные часы, подсчитывая, хватит ли им времени. До начала регистрации было около двух часов, но свои коррективы должна была внести пробка на Ленинградском шоссе. Желание узнать источник информации взяло верх. Суров, молча подхватив сумку, подождал, пока Кира вытащила из шкафа заспанного Мальчика, и быстрым шагом направился к лифту.

Сели в поджидавшую их «Волгу». Водитель, молодой парень в кожаной куртке, спросил:

— В Шереметьево, Алексей Гаврилович?

— Сначала на Красноармейскую, — мрачно приказал Суров.

Кира не проронила ни слова. Она находилась в предвкушении встречи Сурова с Ядвигой Ясной. Любой человек, хоть раз пообщавшийся с ней, переставал сомневаться в ее сверхъестественных способностях. Это действовало намного убедительней, чем неопровержимые факты, подтверждавшие ее дар прорицания.

Они быстро доехали до Красноармейской. «Волга» въехала во двор и остановилась возле подъезда престижного дома, покой которого охраняла консьержка, одним глазом смотревшая в телевизор, а другим — на широкие стеклянные входные двери. Как только Суров и Кира вошли в вестибюль, она поднялась со своего кресла и преградила им дорогу.

— Мы к Сергею, — приветливо кивнув, сказала Кира, прижимая к себе Мальчика.

— Вас я знаю, а про мужчину ничего не говорено.

— Что ж, я не имею права войти? — не понял Суров.

— Имеете, если вас приглашали. Такие времена, домком настрого запретил пропускать неизвестных личностей.

— Мы же вместе, — впервые столкнувшись с такой тупой принципиальностью, удивилась Кира.

— А хоть и вместе. Вы, гражданочка, идите, и пусть мне Грач позвонит сам. А иначе с милицией будем разбираться.

— Да какое вы имеете право?! — не на шутку разозлился Суров.

На его громкий окрик из комнатки консьержки вышел огромного роста милиционер и встал перед Суровым.

— Документы! — рявкнул он.

Суров, не привыкший к подобному обращению, слегка опешил.

— В машине… а собственно, кто ты такой?

— Вы мне не тыкайте! Пройдемте! Детина крепко ухватил его за локоть.

— Да я с тебя лычки сорву! — попытался вырваться Суров.

Но не тут — то было. Сопротивляться было бесполезно. Кира, не желая скандала, согласилась.

— Подождите, я съезжу за Сережей, он спустится и все решит.

— Идите… а гражданин ответит за угрозы представителю власти.

Кира, не спуская Мальчика на пол, отправилась к лифту, а Суров в сопровождении милиционера вернулся к машине, рассчитывая немедленно связаться с приятелями из МВД. Но не успел он достать из салона кейс, как к нему подошел Смеян.

— Что происходит? — спросил он.

— Разберемся в отделении, — огрызнулся набычившийся милиционер.

— А что вы здесь делаете, Алексей Гаврилович?

— Вам — то, полковник, какое дело?

— Моя обязанность охранять Киру Юрьевну. В том числе и от вас, — попыхивая трубкой, ответил Смеян и обратился к милиционеру: — Спасибо, сержант, я ручаюсь за то, что господин Суров не будет предпринимать противоправные действия.

— Пусть язык не распускает, а то быстро в обезьянник определим.

— Ну, ну… Не будем, сержант, осложнять ситуа цию. Все в порядке.

Детина отпустил локоть Сурова и вернулся в вестибюль. И только тут до Алексея Гавриловича дошло, что нелепое задержание было подстроено Смеяном.

— Что вы себе позволяете, полковник?! — тихо, ] но с явной угрозой спросил он.

— А то, что вам не следует поддерживать отношения с Кирой Юрьевной. Во всяком случае, сейчас, | когда решается вопрос о наследстве. И ни в какой Амстердам она с вами не полетит.

— Кто вам сказал?! — напрягся Суров.

— Меня попросила передать это вам Кира Юрьевна, — соврал Смеян.

Такого предательства от бывшей жены Алексей Гаврилович не ожидал. Внимательно, с прищуром посмотрел на полковника. Тот держался уверенно.

— Сейчас спустится Кира, и мы проясним этот вопрос, — стараясь держать себя в руках, ответил Суров.

— Во — первых, она не спустится, а во — вторых — вам лучше отсюда уехать.

— Исключено. Через два часа у нас рейс.

— Приятного полета в одиночестве.

Смеян сделал жест рукой, и рядом с Суровым оказалось трое охранников.

— Я поднимусь наверх, а вы, Алексей Гаврилович, посидите в компании моих орлов. И не вздумайте делать резких движений. Они могут этого не понять.

Суров, молча сев в машину, заблокировал обе двери со своей стороны. Его водитель сделал то же самое. После чего Алексей Гаврилович позвонил по мобильному телефону генералу Вольных с настойчивой просьбой срочно избавить его от опеки Смеяна.

* * *

А тем временем в квартире Сергея Грача за накрытым столом под старинной люстрой собрались Друзья и близкие кинорежиссера Игоря Зарубина. Шампанское пенилось в высоких фужерах из помутневшего от времени хрусталя конца прошлого века. Пузатились запотевшие графины с водкой. Стол, благодаря усилиям Барина, ломился от икры, лососины, королевских креветок и маринованных фиолетовых осьминогов. Особым вниманием пользовались лангусты.

Сергей уже с утра находился в питейном настроении. Был словоохотлив, суетлив и невнимателен. Он долго не мог понять из рассказа Киры, как это к нему не пропустили Сурова. Тут же вспомнил, что ее бывший муж — кагэбэшник и стукач, поэтому зря она его с собой прихватила.

— Мне нужно познакомить его с Ядвигой! — нервно объясняла Кира.

— А ты спросила у Ядвиги — хочет ли этого она? — резонно задал вопрос Сергей.

Вместо Киры на него ответила сама прорицательница:

— Ни в коем случае! — громко откликнулась она из — за стола.

Грач, довольный полученным подтверждением, потерял интерес к этой проблеме. Взяв за холку Мальчика, он опустил его на пол. Получивший свободу песик с лаем рванул под стол, в надежде на лакомые кусочки из рук гостей. Проводив его взглядом, Сергей заключил:

— Черт с ним, пусть сам разбирается. Пойдем выпьем. Смотри, сколько народа набилось! Все наши!

При появлении Киры за столом возникло оживление. Первой подняла свое располневшее дебелое тело Майя Зарубина. Легкий румянец покрывал ее некогда пикантное лицо с умными ироничными глазами, с тонким красивым носом, придававшим ее профилю все еще девичью взбалмошную прелесть.

— Надо ж умудриться притащить живого мертвеца на чужие поминки! — выразила она общее мнение по поводу Сурова.

— Он настаивал, — оправдывалась Кира.

— А не боится, что его тоже… того? — смеясь, предположила Света Лещинская.

— Суров — мужик серьезный, — со знанием дела заключил Баринов.

Ядвига подняла на Киру свои немигающие глаза и властно попросила:

— Избавь меня от знакомства с ним.

— А… — Кира махнула рукой, — подождет внизу! У нас через два часа рейс в Амстердам. Сережка, наливай!

— Это другое дело! — засуетился Грач. Усадил

Киру рядом с собой и налил водку. — Догоняй!

Выпив пару рюмок, Кира пришла в себя и с удивлением обнаружила среди гостей, сидевших за большим круглым столом, Егора Вакулу. Он был похож на Гулливера, терпеливо выдерживавшего нападки лилипутов, полчища которых с лихвой заменяла собой одна маленькая настырная Ира Мирова. Она, не притрагиваясь к закускам и игнорируя выпивку, без умолку объясняла нефтяному барону, насколько выгодно вкладывать деньги в кинематограф.

Поймав недоуменный взгляд подруги, Майя капризно пожала плечами:

— А что тут такого? Егор Пантелеймонович — наш старый друг. Он приглашал Игоря снимать в Сибири…

Тонкие губы Киры скривились в понимающей скептической улыбке. Она знала за своей подругой слабость к богатым мужикам. Еще при жизни Зарубина Майя очень любила заводить нужные знакомства. Бизнесмены, особенно из провинции, теряли от нее голову. До денег на кино Зарубину, как правило, не Доходило, но подаркам и подношениям не было числа. При этом Майя умудрялась избегать интимных отношений, ссылаясь на очередную смертельную болезнь. Потеряв достаточно денег, времени и терпения, бизнесмены возвращались к своим семьям, увозя на память лишь фотографии, на которых они были запечатлены в кругу знаменитостей, и ресторанные счета, по которым сами же и заплатили.

— Мы с Майей встретились в вашей клинике, когда я навещал Ариадну Васильевну, — просипел Вакула, обрадовавшись возможности отвязаться от назойливого напора Иры Мировой.

— Помню, — кивнула Кира. — Давайте помянем Игоря. Он любил в жизни все, что любим мы, только сильнее, лучше и чаще!

— Да уж, было время… погуляли, — вздохнул Баринов.

Присутствовавшие потупили взгляды, понимая, что имел в виду Барин. Приторно — сладкая улыбочка Игоря Зарубина предназначалась каждой женщине, попадавшей в поле его зрения, и редкая красавица могла устоять перед его навязчивыми ухаживаниями. Он тратил столько сил и таланта ради одной ночи любви, что наутро полностью терял интерес к предмету своей недавней страсти. В его записной книжке не осталось ни одного номера телефона, ни одного адреса мимолетных возлюбленных. Даже романы с актрисами, которых он снимал в своих фильмах, не имели продолжения. Этим он облегчал участь Майи, всегда реагировавшей на сплетни одним вопросом: «А кто это такая?» Женщины, крутившиеся возле Зарубина, напоминали мотыльков, мечущихся вокруг яркой лампы. Подлетали, подпаливали крылышки, падали и пропадали в темноте.

Собственно, этим воспоминанием и закончились поминки. Внимание застолья, как это обычно бывало, сконцентрировалось на Ядвиге Ясной. Она не была знакома с Зарубиным, поэтому казалась несколько отстраненной, углубленной в себя, отчего становилась еще более притягательной. Белый с серебряной отделкой костюм удачно открывал ее длинную без единой морщинки шею, украшенную изысканным бриллиантовым колье. Роскошные платиновые волосы на этот раз были распущены и свободно стекали на плечи. Породистое лицо с благородно очерченным ртом хранило холодную невозмутимость и глубокую тайну.

Грач шепнул на ухо Кире:

— Все пытаюсь представить выражение ее лица, когда они трахаются с Барином… и не могу!

— А спроси у него.

— Опасно. Он мне обещал дать денег на кино.

— Как? Еще не дал?

— На другое… — уклонился от темы Грач и предложил выпить за Ядвигу.

Прорицательница милостиво позволила это сделать и, подняв рюмку с водкой, в свою очередь произнесла низким грудным голосом:

— Мне приятен повод, по которому мы собрались. Обычно принято приглашать друзей на дни рождения и юбилеи. Ничего глупее быть не может. Радоваться тому, что ты еще на год приблизился к смерти, — смешно. Желать счастья, здоровья, успехов человеку, на голову которого завтра может упасть кирпич, — просто кощунственно. Другое дело — день поминания. Человека нет, а вы говорите о нем, как о живом. Без всякого насилия, без лицемерия. Без обиды и зависти… Давайте отмечать не дни рождения, а дни смерти. И тогда наши друзья, родственники, любимые всегда будут с нами…

— Действительно… — задумчиво произнес Грач. — Я тут намедни пил с одним сценаристом, желал ему здоровья, а он на следующий день окочурился.

— Что — то не понял, — признался Вакула. Встряхнул своими длинными русыми волосами и поднялся из — за стола во весь свой гигантский рост. — Ничего не хочу сказать про поминки… штука православная, народная, а вот дни рождения для меня большая радость. Народу сбегается целая куча, и гуляем дня три. А почему? Потому что благодарю Господа нашего за то, что позволил прожить мне еще один год. Как же не возрадоваться?

— Вот видите, и вы пьете за прошлое, — спокойно заключила Ядвига.

Егор Пантелеймонович уставил на нее недоверчивый таежный взгляд.

— Вы и впрямь такая странная? Или рисуетесь? — откашлявшись, неожиданно произнес он.

Присутствовавшие замерли от такого непочтительного обращения к прорицательнице. Все взгляды устремились на Ядвигу. Она даже не повернула голову в сторону нависшего над столом Вакулы. Глядя перед собой, Ядвига тихо произнесла:

— Я имела в виду поминки по друзьям и родственникам, а не по жертвам…

Такого ответа не ожидал никто.

— Не понял… — громко проревел Вакула. Но тут же попал в объятия Баринова, который насильно усадил его на место и прошептал на ухо:

— Гоша, не искушай судьбу, она знает о каждом из нас больше, чем нам хотелось бы.

— Как человеку, я бы посоветовала вам поскорее уехать из Москвы, но вы уже не способны принимать самостоятельные решения, — продолжала Ядвига.

— Мне никто не вправе приказывать! — оставаясь в объятиях Барина, возразил Вакула.

— Вы — хищник. А хищник подчиняется только зову крови. Ею — то вы уже и повязаны.

— Мамочки! Как страшно! — Чтобы разрядить обстановку, подала свой голос Света Лещинская. — Вот у нас в Мосэстраде все были повязаны дерьмом! Столько друг о друге гадостей знали, что боялись лишнее слово произнести. Настоящая круговая порука была — не обмажешь товарища и сам чистым останешься.

Майя тоже решила не отстать от подруги и с томностью во взгляде обратилась к Вакуле:

— А мне хищники нравятся. Если уж подчиняться, то лучше силе, чем немощи. Вон Барина все бабы любят. Потому что он любого готов размазать по стенке.

Баринов для подтверждения сказанного вдовой похлопал Вакулу по мощному покатому плечу:

— Понял, как нас здесь трактуют? Художественные натуры… надоели им всякие Грачи! На мужиков тянет.

— Что касается меня, то давно за качеством не гонюсь. Пробавляюсь лимитчицами с круглыми коленками, — рассмеялся Сергей. — Поэтому предлагаю выпить за мужиков и за Ядвигу, знающую про них все!

Все выпили, заминая тем самым наметившийся конфликт. Грач взял гитару и предложил спеть любимую песню Зарубина. Ядвига, встав из — за стола, подошла к окну. К. ней с дымящейся сигаретой в зубах устремилась Кира.

— Вакула в чем — нибудь замешан? — понизив голос, нетерпеливо спросила она.

— Здесь все в чем — нибудь замешаны. Если хочешь, чтобы твой Петелин остался жив, посоветуй ему немедленно исчезнуть, — с загадочной улыбкой ответила Ядвига. И заметив, что Вакула прислушивается к их разговору, добавила достаточно громко: — Егор Пантелеймонович чрезвычайно симпатизирует тебе.

Пропустив мимо ушей эту банальность, Кира нервно продолжила:

— Что же мне делать? Мы с Суровым сейчас улетаем. Позвонить Петелину я не могу, они там все прослушивают…

— Уж это, милая, решай сама.

* * *

Смеян, долгое время куривший трубку в холле возле лифта, взглянул на часы и с удовлетворением отметил, что на амстердамский рейс Суров и Кира вряд ли успеют. Поэтому решил зайти к Сергею Грачу.

На удивленный возглас кинорежиссера ответил:

— Пришлось задержать бывшего мужа Киры — Сурова. Я ведь как начальник службы безопасности несу за нее ответственность.

— Только его мне еще не хватало, — прошептала Кира Ядвиге Ясной.

— Так выпейте с нами, полковник! Охранять Ки — ру лучше за накрытым столом, чем в холодном подъезде! — предложил Грач.

Смеян еще раз демонстративно посмотрел на часы и, кивнув Кире, согласился:

— Теперь можно. Тем более у вас такая приятная компания.

Это уже относилось к Егору Пантелеймоновичу Вакуле. Они оба не были готовы к подобной встрече. Смеян решил, что появление Вакулы как — то связано с отъездом парочки в Амстердам. А тот, в свою очередь, отметил про себя, что Ариадне Васильевне будет интересно узнать о связке: Смеян — Кира — Суров.

Пока они были заняты подобными размышлениями, Кира незаметно выскользнула из комнаты и поманила пальцем Сергея. Когда он подошел, шепотом попросила:

— Выведи меня через черный ход. Я не поеду в Амстердам.

— И правильно, — одобрил Грач, подавая ей шубу. — Лучше завтра похмелимся.

— Выведи Мальчика, — напомнила Кира.

Не успела за ними закрыться дверь, как полковник занервничал:

— А куда делась Кира?

— Полковник, уж не ревнуете ли вы ее? — игриво спросила Майя.

Ей на помощь пришла Ядвига. Подойдя к полковнику, коснулась его плеча своими длинными тонкими пальцами с матовыми холеными ногтями.

— У вас очень опасная работа… не лучше ли сменить ее на пенсионные радости?

Смеян понял, что перед ним та самая прорицательница, которая, по утверждению Киры, указала на особняк ФСОСИ. Поэтому отреагировал довольно резко:

— Я в предсказания не верю. Хотя именно вам собираюсь задать несколько вопросов!

— Для этого придется спросить разрешение у

Альберта, — Ядвига кивнула на Баринова, наливавшего в этот момент водку.

— Ни за что! — запротестовал тот. — Пока полковник с нами не выпьет, никаких разговоров!

Взглянув еще раз на часы и удостоверившись, что на рейс «Москва — Амстердам» регистрация закончилась, Смеян быстро встал. Молча выпил и, не обращая ни на кого внимания, принялся исследовать квартиру Грача в поисках Киры. Убедившись, что она сбежала, бросился к лифту.

Во дворе у «Волги», в которой продолжал сидеть Суров, стояли охранники.

— Кира выходила из дома? — приоткрыв дверь подъезда, крикнул Смеян.

— Нет.

— Бросайте его к черту! Идите ко мне! Охранники моментально забыли о Сурове и присоединились к шефу.

— Ушла, ушла через черный ход! Сама выпустила, — призналась консьержка.

— Давайте наверх к Грачу, чтобы никто оттуда не вышел! — распорядился Смеян и устремился к черному ходу.

Оказавшись на Красноармейской, покрутил головой по сторонам, но никого не увидел и хотел уже вернуться назад, как прямо на него с проезжей части на большой скорости выскочил джип. Водительский расчет был настолько точен, что под стон тормозов машина замерла, приперев бампером Смеяна к стене Дома. Случайные прохожие, на глазах которых произошел наезд, бросились врассыпную. Пока полковник приходил в себя, из джипа выскочили двое парней и, подбежав к нему с двух сторон, направили на него из баллончиков струи нервно — паралитического газа. Глухо зарычав, Смеян повалился на капот машины.

Охранники, караулившие жильца квартиры в Сеченовском переулке, никаких особых инструкций по поводу бывшей жены Артема Давыдова не получали. Поэтому ее появление не вызвало у них никаких подозрений.

Петелина она нашла в гостиной. Он сидел перед телевизором. На экране герои из «Санта — Барбары» выясняли свои бесконечные проблемы. Петелин наблюдал за ними с нескрываемым интересом. Пил пиво прямо из бутылки. На итальянском низком мраморном столе лежали куски жирной мясистой скумбрии. У кресла стоял ящик чешского пива. Петелин нехотя повернул в сторону гостьи стриженую голову с лоснящимися от рыбы губами.

— А, это вы… — безразлично констатировал он.

— Я на минутку… — как бы оправдываясь, произнесла Кира.

— Чего там. Садитесь, угощайтесь. Пива много. Я раньше никогда это дерьмо по ящику не смотрел, а тут время девать некуда, да и познавательно. Когда разбогатею в вашем долбаном банке, обязательно куплю виллу в тех местах.

— Как раз об этом пришла поговорить.

— А что? Старуха совсем плоха?

— Дело не в ней. Она еще нас переживет. Но вам непременно нужно исчезнуть.

— Куда?

— Не знаю. Думаю, подальше от Москвы.

— С чего это?

Кира критическим взглядом оценила Петелина. Он даже не попытался приподняться при ее появлении. Сидел, широко расставив ноги, уже не в голубой пижаме, а в джинсах и вязаном синем пуловере. На ногах были теплые белые носки. Лицо располнело, подбородок снова стал округлым и выпуклым. В глазах царило сытое безразличие, которое не всколыхнулось даже от услышанного предупреждения. Сообщать ему о совете Ядвиги Ясной было глупо. Поэтому оставалось уговаривать, как неразумное беспечное дитя, неспособное осознавать подстерегавшие его опасности.

— Вы не понимаете, что происходит вокруг вас.

— Придет время — пойму. Я ведь быстро обучающийся механизм.

Не испытывая желания спорить, Кира решила внести ясность:

— Вас убьют. Понимаете? Погибнете и ни до какой Санта — Барбары не доедете!

Петелин самодовольно усмехнулся.

— Не зря меня предупреждала старуха. Мутите вы воду вокруг, ох мутите…

— Да как вы смеете?! — вспыхнула Кира. — Я специально примчалась сюда, чтобы вас спасти!

— Спасибо. Садитесь и выпейте пива. Рыбка — пальчики оближете. Мне охранники, не ленясь, с Палашевского рынка приносят. А насчет банка не сомневайтесь. Буду делать так, как скажет старуха. Пока она хозяйка положения. А если вдруг власть перейдет к вам, тогда решайте со мной как захотите.

— Вы серьезно?

— А чего шутить?

Только потому, что Кире было бесконечно жалко его, она не развернулась и не ушла. Впервые от нее зависела жизнь человека. Пусть оказавшегося не таким, каким она себе его представляла — пропахшего скумбрией и пивом, смотрящего «Санта — Барбару». И уже совершенно безразличного ей.

— Так знайте, Петелин, вас убьют раньше, чем вы разбогатеете. Мне это известно наверняка. Только благодаря моей подруге Смеян смог вас найти и вызволить из этого чертова особняка. Она прорицательница. Обладает даром ясновидения. И никогда не ошибается… — тут Кира вспомнила пророчества Ядвиги по поводу их отношений с Петелиным и непроизвольно поправилась, — почти никогда. Так вот, я должна была лететь сегодня в Амстердам, отказаться от наследства, порвать завещание и навсегда развязаться с банком. Но выбросила билет, чтобы сообщить вам о грозящей опасности.

— Порвать завещание! — охнул Петелин.

— Да. Согласно ему я становлюсь владелицей банка.

— И порвать?! — признание произвело на него такое впечатление, что он жирными рыбными руками схватился за голову. — Вы это никогда не сделаете!

— Почему? — удивились Кира, брезгливо отведя взгляд от его залоснившейся плеши.

— Да кто же отказывается от денег? Это безумие!

— Почему? — повторила Кира и, скинув шубу, достала сигареты и закурила. — Вы отказываетесь от жизни, а я всего лишь от денег.

— Ни от чего я не отказываюсь!

Петелин встал, подбежал к телевизору, выключил его. Протянул руку к Кире, желая усадить ее в кресло.

— Не прикасайтесь ко мне! Терпеть не могу этот запах.

— Понял, понял, сейчас уберу, — засуетился Петелин.

— Некогда. Собирайтесь. Я отвлеку охрану, а вы за моей спиной спуститесь по лестнице.

— И что дальше? — скривился Петелин. Повернувшись к Кире спиной, он вернулся в свое кресло, отхлебнул пиво и разорвал руками еще один кусок скумбрии.

— Дальше будете жить. — Как?

— Как захотите.

— Я хочу быть председателем правления «Крон — банка». Нищая жизнь меня больше не интересует. Выйти на улицу без копейки в кармане? Нет, лучше пить пиво в этом жилище.

Кира молча достала из шубы маленькую косметичку, порывшись в ней, нашла пластиковую карточку и положила перед ним.

— Это «Американ экспресс». На ней около пяти тысяч и еще десять зарезервировано. Я отправлю в банк подтверждение, что вы имеете право пользоваться. Берите и немедленно уезжайте. Ваш паспорт у меня в клинике. Завтра Аля передаст его вам.

Петелин тщательно вытер руки салфеткой. С почтением взял карточку, повертел ее перед носом и уважительно прокомментировал:

— Круто… Спасибо… Но это не деньги! Вы как та дамочка, которая подает конфетку нищему, мечтающему о плотном трехразовом питании. Так ведь и стошнить может.

Нужно было хорошо знать обидчивый характер Киры, чтобы понимать, чего ей стоило продолжать столь долгие уговоры. Но упоминание о конфетке окончательно вывело ее из себя. Она выхватила из рук Петелина кредитную карточку, сунула назад в косметичку, набросила на плечи шубу и, собираясь уходить, гневно бросила напоследок:

— К сожалению, вы такой же, как они! И поэтому жалеть вас незачем!

— Хочу быть таким! Поживу, как ваш бывший муж, а там посмотрим. Не всех ведь убивают. Иногда Даже киллеры промахиваются, — и громко рассмеялся.

Его самодовольный смех и запах копченой скумбрии преследовали Киру на всем обратном пути к Сергею Грачу.

 

Глава 33

Бар, напоминавший старинную каравеллу, стал любимым местом времяпрепровождения Евгения. Он часами сидел, положив локти на широкую стойку красного дерева, и в свете свисавших зеленых шаров — светильников наблюдал за колебанием маслянистой янтарной жидкости в своем стакане. В «рае для богатых» не пили только те, кто плотно сидел на игле.

Наркоманов Евгений избегал, хотя почти все были тихими, задумчивыми, а иногда и веселыми людьми. У них был свой жаргон, непонятный окружающим. Раздражало то, что каждый из них приставал с предложениями попробовать ширнуться или нюхнуть.

Кроме них, были и такие, которые вообще не употребляли ни наркотики, ни алкоголь. Они собирались в тренажерном зале и часами изнуряли свои организмы на всяких тренажерах. Особенно преуспевали в этом женщины. Остальные постояльцы посмеивались над физкультурниками, говоря, мол, тренируются для того, чтобы хорошо выглядеть в гробу.

Евгений тоже перестал обращать внимание на свое отражение в зеркале. И если бы не редкие встречи с Лисой Алисой, то совершенно опустился бы. Вся его жизнь сконцентрировалась на мыслях о Кире. Больше всего Евгений жалел, что он не художник и не мог с утра до вечера рисовать по памяти ее портреты. Впрочем, иногда ему начинало казаться, что никакой Киры на самом деле и не было. Существовал женский образ с неясными, размытыми очертаниями, который он каждый раз восстанавливал с новыми подробностями. То ему казалось, что у Киры черные глаза, а то уверял сам себя в их зеленовато — желтом цвете. Иногда ее нос становился слишком длинным, но чаще Евгений восхищался его прямой утонченной линией. Больше всего его волновали губы — тонкие, капризные, ироничные, зачастую живущие отдельно от выражения лица и особенно от бездонной глубины глаз, затягивавших как в омут.

Поскольку Евгений совершенно не знал характер Киры, ему оставалось лишь догадываться, какая она на самом деле. В некоторых чертах он был почти уверен. Ласковая и женственная. Способная понять и помочь. Выстрадавшая и натерпевшаяся. Пресытившаяся и обделенная. Умная и бестолковая. Меркантильная и безрассудная… Так, должно быть, инок в келье рисовал себе портрет живого Бога.

Замкнутость Евгения отпугивала от него остальных обитателей «рая для богатых». На нем лежало клеймо страдания. А в подземелье каждый старался не загружать себя чужими проблемами. Необходимый процесс адаптации предполагал нервные срывы и душевные расстройства. Сюда, как правило, попадали люди, психологически более устойчивые, нежели Евгений. Они если и не ожидали такого выверта судьбы, то, во всяком случае, предчувствовали неизбежность конца. Евгений же, наоборот, еще совсем недавно мечтал начать новую жизнь. И единственное, что в ней успел увидеть и оценить, так это Киру.

Скорее всего ему предстояло медленно сходить с ума. Но оказалось, даже в подземелье можно встретить человека, способного откликнуться на душевные страдания ближнего. Его за глаза звали Библиотекарь. Все дневные часы он проводил в библиотеке, а по вечерам запирался в своем двухкомнатном номере. Поэтому встретились они не сразу. Евгений как — то отправился в библиотеку, чтобы просмотреть газеты, тайно надеясь в разделах светской хроники найти какую — нибудь информацию о Кире.

Круглая комната, окольцованная от пола до потолка стеллажами с книгами, хранила в себе покой и усталость вечности. В центре стояло несколько диванов, перед которыми на столиках лежали кипы свежих газет. Чуть подалее возвышалось бюро, за которым спиной к редким читателям в стеганой домашней куртке сидел тот самый Библиотекарь. Когда Евгений осторожно вошел и, присев на край дивана, взял в руки «Коммерсантъ — Дейли», Библиотекарь резко обернулся и взглянул на него исподлобья.

— Ну — с, стало быть, вы и есть господин Петелин?

Евгений в который уже раз с удивлением отметил про себя, что и эту физиономию он часто видел по телевизору. У седого бородача с калмыцкими скулами и мутными слезившимися глазами была совершенно круглая голова, короткие прилизанные серебристые волосы и упрямо поджатые губы. Невольно кивнув в ответ, Евгений почтительно произнес:

— Вы тоже здесь?

— С чем вас и поздравляю, — скривился в страдальческой ухмылке тот. — Приятно видеть интеллигентного человека среди отбросов демократии. Держитесь со мной запросто, можете, как и все тут, звать Библиотекарем. От того человека, которым я был там… — Он поднял указательный палец над головой. — К счастью, осталась лишь весьма потрепанная внешность. А вы еще интересуетесь новостями?

— Нет, — признался Евгений, — просто надеюсь найти сообщения об одной особе.

— Неужели и вас не минула сия чаша?

— Не понял…

— Имею в виду мадам Давыдову…

— Киру? — изумленно воскликнул Евгений.

— Все ясно… — кивнул Библиотекарь. Насладившись растерянностью, сковавшей лицо собеседника, он продолжил: — Это тема прелюбопытная. Извините, что я просто так запанибрата…

— Вы с ней знакомы?

В голосе Евгения проскользнули нотки ревнивой подозрительности.

— Да. Но не спал. Скажу сразу. Влюблен был… роман был… но не дошло… Она ведь женщина с чудинкой. По пьяни может дать и малознакомому. А чуть что в груди затеплится, превращается в неприступную крепость.

Услышать подобные откровения о женщине, занимавшей все его мысли, было для Евгения мучительно интересно. Ведь до этого признания он наделял ее характер чертами, наиболее желанными для него самого. А тут появилась возможность узнать о живой и неведомой ему Кире.

— Я с ней почти не знаком. Слишком быстро все произошло.

— Понимаю… и поздравляю! Вы удачно отделались.

— Считаете?

— Догадываюсь.

— Тогда расскажите мне о ней, — искренне, без опасения показаться нелепым попросил Евгений.

Библиотекарь задумчиво причмокнул губами. Повернувшись к бюро, собрал свои рукописи и сунул их в папку. Потом встал и одобрительно кивнул:

— Лучше продолжим у меня.

* * *

Все стены уютно обставленного старинной мебелью номера Библиотекаря были увешаны большими фотографиями, на которых он представал в окружении почти всех известных в стране людей.

— Вот скольких подлецов я встретил на своем жизненном пути! — указывая на них, без злобы и пафоса сообщил он.

— Зачем же вы их вывесили? — не понял Евгений.

— Других у меня, к сожалению, нет. Остальные — детские.

Евгений заинтересовался было фотографией, запечатлевшей Библиотекаря в объятиях президента, но боковым зрением вдруг уловил другое знакомое лицо. Резко повернул голову вправо и напоролся взглядом на огромные иконописные глаза Киры. Ее фотография висела отдельно от остальных.

— Да… — словно признаваясь в содеянном, выдохнул Библиотекарь. — Три года назад… в Испании. Она отдыхала на вилле у своей подруги Ольги. А я Уже тогда старался не светиться. Поэтому большую часть времени болтался по Европе. С Ольгой был знаком по бизнесу ее мужа и решил позвонить наудачу.

Тут же получил от нее приглашение, сел в машину и через Лион махнул на побережье. Да…

Библиотекарь глубоко задумался. Сложил короткие руки с широкими ладонями на круглом животе и уставился себе под ноги. Евгений хоть и умирал от любопытства, затаил дыхание, чтобы не мешать ему вспоминать. Воспользовавшись паузой, еще раз внимательно рассмотрел фотографию. Кира в коротком пляжном халатике и огромной черной соломенной шляпе игриво облокотилась на бронзовое пузо Библиотекаря, раскинувшегося в шезлонге. По их умиротворенно улыбающимся лицам фото можно было отнести к разряду семейных. Это обстоятельство невольно вызвало в душе Евгения смятение. Он уже и сам не понимал, хотелось ему слушать историю чужой любви или нет.

Тем временем Библиотекарь вернулся к действительности и первым делом поинтересовался:

— Выпьем что — нибудь?

— Хорошо бы виски! — Евгений обрадовался возможности передышки.

— Да чего ты стоишь — то? Садись! И без всяких тут почестей. Я для тебя — просто библиотекарь. Между прочим, самая лучшая в мире должность. Когда — то великий Джакома Казанова после многих лет своей бурной жизни последние дни заканчивал именно библиотекарем в замке Дукс. Всеми забытый, никому не нужный, ставший при жизни страницей мировой истории… Вот так и я… Расправившись со мной, они тем самым причислили меня к лику великих. Уже сейчас обо мне вспоминают, как о самом талантливом и достойном «прорабе перестройки». Да… «у нас любить умеют только мертвых»… Знаешь, как они меня убирали?

Библиотекарь, оживившись, причмокнул губами и, достав из бара бутылку виски, быстро наполнил стаканы. Выпили молча, глядя в глаза друг другу.

— Да… я понимал, что крут сужается. Сначала меня вывели из президентского окружения, потом заставили закрыть фонд… И кто? Те, кого во время путча девяносто первого в Белом доме и в помине не было! В бизнесе начались сплошные подставки. Я сперва не понимал, что происходит. Списывал на кретинизм новых управленцев. А потом вдруг понял, что против меня развернута настоящая война. И справа, и слева. Революция, как ей и положено, начала пожирать своих детей. Ну, некоторые стали косить под придурков, растирая плевки по всей морде. Другие рванули в Америку читать лекции. А мне в который раз предложили почетную должность в средствах массовой информации… Ну, ты в курсе. Там — то и крылась ловушка. Меня решили объявить главным коррупционером… Но просчитались. Я вовремя понял и устроил перекачку денег на Запад не по их сценарию, а по — своему! Что тут началось! У них в сценарии мне отводилась роль одинокого мошенника, а в реальности запачкалось большое количество народа. И ведь многие знали, что брать опасно, что за мной следят, руки тряслись, а брали! Короче, о привлечении к суду уже не могло быть и речи. Оставался набор несчастных случаев…

— Выходит, это не вы выбросились из окна собственной квартиры?

Несмотря на упитанность, Библиотекарь рассмеялся сухим старческим смехом:

— Хе — хе… Я в этот момент сидел в бельевой комнате. Им открыл дверь двойник, которого доставили ко мне в коробке из — под телевизора. Хе — хе… бедняга. Его выкинули живым. «О времена… о нравы!» Даже в бельевой комнате был слышен его душераздирающий вопль… Как мне уже здесь докладывал Дан, он был бомжем с Курского вокзала. Полгода им занимались, как кинозвездой. Откармливали, обучали моим манерам, привычкам. Даже выражению глаз. И все для то — го, чтобы он достоверно сыграл несколько последних минут моей жизни!

— Судя по результату, бомж оказался талантливым артистом, — заметил Евгений с беззаботностью, возникшей в организме после нескольких хороших глотков виски.

— Один из нас должен был погибнуть. В сущности, Господу было все равно, кем жертвовать. Если убийство неизбежно, какая разница, кому умирать?

— Вы философ, — понимающе проговорил Евгений.

— Нет. Я поэт. Всю жизнь мечтал писать сонеты… а вынужден был руководить людьми. Самое пакостное занятие на свете.

— Зато теперь у вас есть время.

— Да… слушай:

Евгений в стихах не разбирался. Но завороженно наблюдал за Библиотекарем, читавшим свой сонет.

Библиотекарь был сосредоточен, отрешен от действительности и полон какого — то внутреннего смысла. Странная и страшная судьба этого человека, по —

зволившая ему стать поэтом только после собственной смерти, пугала и завораживала. Он, имевший власть, положение, деньги, славу, потерял все и теперь довольствовался собственными сочинениями, будучи уверенным, что никто и никогда не узнает о них… А может, благодаря сонетам он собирался напомнить людям о себе?

Словно уловив ход мыслей Евгения, Библиотекарь вновь наполнил стаканы и, с хитринкой взглянув на него, шепотом сообщил:

— Мертвых поэтов любят больше, чем живых. Надеюсь, моя рукопись не сгорит. Датирую стихи восьмидесятыми годами. Представляешь, какое открытие ждет любителей российской словесности? Сенсация!

Евгений плохо представлял себе радость от неизданного при жизни, но понимающе кивнул. Он опасался, что Библиотекарь увлечется чтением собственных стихов и забудет о Кире. Но опасения его были напрасны.

— Однажды, когда еще работал в ЦК, со мной произошел примечательный случай. Поменяли мы дачу, а на ней в туалете целая библиотечка оказалась. Наверное, прежний владелец мучался запорами. Вот и я, усевшись на финский унитаз, взял в руки случайную книжонку девятнадцатого века, да и просидел с ней часа полтора. Жена испугалась, подумала, что меня инсульт хватил. А я просто зачитался. Представляешь, поэт жил лет сто пятьдесят назад, любил, страдал, писал, умер и, казалось бы, все… ушел навсегда, сгинул, как миллионы других, в вечном забвении! А ведь нет! Сижу я на финском унитазе, читаю то, что он писал при свечах гусиным пером, и он для меня живой, понятный, близкий, с именем, фамилией, историей любви и стихами. Вот как… — благостно вздохнул Библиотекарь и вдруг резко заключил: — А ты мучаешься ерундой…

— Я вас слушаю.

— Слушаешь, а услышать хочешь совсем про другое! Тебе про вечное ни к чему, подавай про сиюминутное. Мужчина должен мечтать либо о власти, либо о творчестве. Только тогда он господин. А мечтать о любви значит добровольно выбирать участь раба. Тебе это надо?

— В любом случае мечтать не вредно, — печально заметил Евгений. — Спиваться, имея мечту, все же не так пошло.

— Тогда о Кире больше ни слова. Придумывай ее себе сам.

Библиотекарь встал, прошелся вдоль стены с фотографиями и, погрозив им кулаком, прокричал: «Всех вас переживу!» Потом немного успокоился и вернулся в кресло. Выпив виски, скептически смерил взглядом приунывшего Евгения и пошел на попятную.

— Тебе повезло, парень. Кира — женщина особая. Ее можно любить, но с таким же успехом можно любить «Мону Лизу». Поверь, результат будет одинаковым. Знаешь, почему она бросает мужей? Потому что никогда не соглашается быть второй. Пока свадьба, шум, гам — она у всех на виду, а потом начинается рутина, и о ней уже говорят, как о мужниной жене. Тут — то все и начинается. Самоценность натуры берет верх. Кира вне тусовки — что рыба вне дорогого роскошного аквариума. Протухнет за несколько дней. Мне это стало ясно еще в Испании. Увлечься ею легко… вылечиться от этого трудно. Роман с ней должен заканчиваться браком. А брак разводом. Лично я никогда не напиваюсь, потому что терпеть не могу тяжелого похмелья.

— А по — моему, она другая… — растерянно возразил Евгений.

— Тут… с тобой… действительно другая, — успокоил его Библиотекарь.

 

Глава 34

Очередной прилив бешенства у Цунами понемногу угасал. Он с садистским удовольствием смотрел на голое, покрытое синяками, ссадинами, кровоподтеками, немолодое, но все еще крепкое тело полковника, валявшегося на кафельном полу. После того, как ослепшего, потерявшего голос и способность передвигаться Смеяна затолкали в джип, первым желанием было вывезти его за город, допросить и там же пристрелить как собаку. Облить бензином и сжечь. Только одно удержало Цунами от этого поступка — он не любил исполнять чужие приказы. В данном случае — Дана. Инстинктивно Цунами чувствовал, что полковник может еще пригодиться. Прощать ему предательство он не собирался. Время, проведенное в застенках ФСОСИ, унижения и боль, испытанные там, требовали отмщения. Но Цунами никогда не стал бы признанным авторитетом, если бы руководствовался только эмоциями и стрелял бы быстрее, чем думал. Добить полковника было гораздо легче, чем выжить самому.

Цунами поднялся с лавки, на которой стояли алюминиевые тазы, перешагнул через бессильно лежавшее тело и перешел в комнату отдыха. Там сбросил наконец дубленку, жестом приказал своим нукерам налить водки и, не закусывая, выпил несколько рюмок. Отбитые внутренности еду не воспринимали. Сел рядом с электрокамином и опять же жестом приказал всем выйти. Ему нужно было разобраться в сложившейся ситуации.

Суть ее состояла в том, что секретные службы не оставляют в живых тех, кто намеренно или случайно прикоснулся к их тайнам. Цунами до сих пор понятия не имел, чем занимались в особняке. И не хотел об этом знать. Но объяснять это было поздно. Машина Уничтожения пришла в движение. Оставалось лишь срочно хватать самые ценные вещи и уматывать по — дальше. Куда — нибудь в Южную Америку. Цунами понимал, что после ликвидации Смеяна начнутся игры в кошки — мышки. Он будет прятаться, тратя на это огромные деньги, а Дан с таким же упорством и размахом будет его ловить. Как бы высоко ни ставил себя Цунами, сознавая свою силу и власть, начинать единоборство с федеральной секретной службой было для него безумием. В отличие от многих уголовных авторитетов, он давно понял, что бодаться с государством не под силу ни одной группировке.

Старая пословица звучит: «Если не можешь победить врага — обними его». Цунами переделал ее по — своему — «Если не можешь победить врага — сделай так, чтобы его победили другие». По возникшему в его голове замыслу Смеян должен был погибнуть в столкновении с самим Даном, утащив этого плешивого гада с собой в могилу.

— Эй! Колян! — крикнул он.

— Чего? — спросила просунувшаяся в дверь бритая голова.

— Как он там?

— Ледяной водой окатили. После третьего ведра оклемался.

— Приведи в порядок и давай сюда. Настроение у Цунами заметно улучшилось. От депрессии не осталось и следа. Принятое решение мобилизовало нервную систему. Он почувствовал кураж, который возникал перед серьезными рискованными делами. Еще конкретно не зная, каким способом удастся осуществить задуманное, уже предчувствовал жестокое испытание не только воли, но и ума. Простым наездом тут не обойтись.

Смеяна втолкнули в комнату отдыха. Выглядел он довольно жалко. Один глаз заплыл гематомой. В моршинах, перерезавших лоб и спускавшихся по щекам, запеклась кровь. Избитое тело прикрывала простыня. Держался полковник по — военному прямо. Оскал, открывавший крепкие желтые зубы, выражал полное презрение к истязателям.

— Садись. Выпей водки, — небрежно предложил

Цунами.

— Я в это время не пью, — тяжело ворочая языком, произнес полковник.

— Выпей. По себе знаю, оттягивает. Видишь, лечусь, и ничего, боль стихает. А уделали меня твои друзья в ФСОСИ по полной программе. Профессионалы, не чета моим бойцам.

— И выпустили? — недоверчиво оскалился Смеян.

— Как видишь. На Цунами не одна контора обломалась.

Дальше Смеяну можно было не объяснять. Вряд ли он поверил бы россказням Цунами о том, как братва отбила его, как он смог перехитрить охрану и сбежать из «крематория». Полковник знал, что оттуда был один выход — через согласие о сотрудничестве.

— Тебе поручили разобраться со мной?

— Догадливый! Вот что значит — «служба дни и ночи»!

— Налей. У меня рука не работает.

Цунами пододвинул к полковнику полстакана водки и бросил перед ним сигареты. Насмешливо наблюдал, с каким трудом Смеян поднес стакан к разбитым губам, выпил и жадно закурил.

— Ну, что будем делать? — немного подождав, спросил Цунами.

— Получается, я подставил тебя, ты сдал меня. И обоих нас принято решение убрать. Интересная картина…

— Ага. Кино! Голливуд!

— Придется объединяться, — выкурив сигарету в три затяжки, Смеян прикурил новую.

— Лучше бы, конечно, здесь тебя и порешить, — наблюдая за ним, зло отреагировал Цунами.

— Глупо. Сейчас нам придется беречь друг друга. Уверенность, с которой полковник произнес эти слова, взорвали Цунами. Он и без подсказки понимал, что другого выхода нет, но не хотел видеть в бывшем менте и кагэбэшнике достойного партнера.

— Из — за тебя, сука, я нарвался на них! — ударив кулаком по столу, Цунами вскочил на ноги и, бросившись к Смеяну, схватил его за горло. — Козел сраный! Подставил, как фраера! Все равно ты, падла, не жилец! Случись что со мной, тебя Свят за яйца подвесит!

Полковник мужественно выдержал этот наскок. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Он не пытался высвободиться из рук Цунами. Просто прикрыл глаза.

— Дерьмо! — крикнул тот и отпустил. Отдышавшись, оба выпили, не обращая внимания друг на друга. Нужно было принимать решение.

— Ты должен уничтожить Дана, — не терпящим возражений тоном заявил Цунами.

— Кто это? — не понял полковник.

— Хозяин особняка. А кто он там у них еще, понятия не имею.

— Предлагаешь вторично штурмовать особняк?

— Я ничего не предлагаю. Я приказываю уничтожить! Сам решай!

— Тут думать надо, а не приказывать, — спокойно осадил его Смеян. — Воевать против ФСОСИ бессмысленно.

— Но Петелина у них я вырвал, — не без гордости заметил Цунами.

У Смеяна не было никаких угрызений совести по поводу подставки уголовного авторитета. Более того, он был уверен, что Цунами ликвидируют тихо и без последствий. Однако там решили уничтожить всех, кто был причастен к операции по освобождению Петелина. Значит, особняк на Арбате относился к числу наиболее охраняемых государственных тайн.

— Мы оба попали, — согласился Смеян. — Теперь придется выяснить, что они скрывают в особняке. По утверждению Петелина, там зал для приемов.

— И все?

— И все. Большой зал в рыцарском стиле с очагом для приготовления целых туш. Его самого содержали в комнате для хранения овощей. За все время никаких банкетов не было. Всем распоряжается плешивый мужик, должно быть, тот самый Дан. Никаких специальных помещений с аппаратурой, никаких будуаров и следов борделя…

— Откуда ему известно?

— Говорит, заставляли заниматься уборкой.

— Врет! Знаешь, сколько там пулеметов? Когда наши вошли, во всех стенах открылись бойницы и оттуда появились стволы. Хорош дом приемов. Если бы они сами не захотели отдать Петелина, хрен бы мы их оттуда выкурили. Переколотили бы моих бойцов, как курей. Так что надо начинать с твоего Петелина. Где он сейчас?

— Сидит под охраной.

— Давай его сюда. Я ему язык развяжу.

— Вряд ли. Если бы он владел хоть какой — нибудь секретной информацией, его бы не отдали.

— Ничего. Пусть повспоминает, — Цунами пододвинул полковнику телефон.

Смеян набрал номер охранника.

— Охрана слушает.

— Это Смеян. Три, пять, восемь, один, ноль.

— Здравия желаю, Дядька!

— Что там Петелин?

— Нормально. Увезли.

— Как увезли?! — взревел полковник, отчего даже заплывший гематомой глаз едва не вывалился из орбиты.

— По личному распоряжению Ариадны Васильевны.

— Почему без моего приказа?!

— Я пытался с вами соединиться, но ваш мобильный отключен.

— Куда его увезли?

— Было сказано, на встречу с ней.

В бешенстве Смеян ударил по клавишам, чуть не разнеся вдребезги телефонный аппарат. Ничего не объясняя Цунами, набрал номер клиники. Трубку взяла Аля.

— Краузе слушает.

— Это Смеян.

— Узнала.

— Что там со старухой?

— Ничего. Ее увезли.

— Кто?!

— За ней приехал господин Вакула.

— Кто позволил?! — вновь сорвался на крик Смеян.

— А кто ей может не позволить? — резонно спросила Аля.

— Куда ее повезли?

— Не сообщила. И вообще, если вы еще возглавляете службу безопасности, то смешно обращаться ко мне с этими вопросами.

Смеян молча положил трубку.

— По — моему, нас начинают обкладывать, — скептически предположил Цунами.

Выглядеть перед уголовником дураком для полковника было наибольшим позором. Ни избиение, ни хамство, ни наглость, с которой вел себя Цунами, не шли ни в какое сравнение с этим. Необходимо было брать ситуацию в свои руки. Вступление Вакулы в борьбу за банк ставило перед полковником новые вопросы. А то, что он оказался в компании Киры в тот момент, когда она с Суровым собралась лететь в Амстердам, уже не выглядело случайностью. Делиться своими новыми подозрениями с Цунами значило еще больше запутывать ситуацию. Поэтому Смеян решил не терять время на частности, а заняться основной фигурой.

— Петелин и старуха никуда от нас не денутся. Это не первоочередная задача. Нам нужен Суров.

— Кто такой?

— Бывший муж Киры.

— А он при чем?

— Расскажи, как они тебя обрабатывали. Цунами рванул ворот рубашки, так что посыпались пуговицы. Продемонстрировал кровоподтеки.

— Не об этом речь, — отмахнулся Смеян. — Как возник вопрос о твоем освобождении?

В другой раз Цунами за каждый синяк содрал бы с полковника шкуру, но сейчас было уже не до обид. Он восстановил в памяти последние события.

— Он не собирался меня отпускать. Но кто — то позвонил и приказал срочно нейтрализовать тебя. Так я понял из разговора Дана по телефону.

— Все сходится, — кивнул Смеян. — Я так и думал. Мы блокировали Сурова в машине, он связался с генералом Вольных, а тот дал приказ обезвредить меня.

— Что — то новенькое, — насторожился Цунами. Он не исключал, что полковник попытается направить его по ложному следу, чтобы самому выпутаться из критической ситуации.

— Суров… Суров… — вслух повторял Смеян, в который раз убеждаясь в верности своих криминалистических выводов. — Суров! В нем вся проблема!

* * *

Слухи об ухудшении здоровья Ариадны Васильевны не соответствовали действительности. Как только информация, запущенная Кирой, просочилась из клиники, старуха решила не опровергать ее и затаилась, ожидая дальнейшего развития событий.

Егор Пантелеймонович Вакула позвонил сразу же после исчезновения Киры и ухода Смеяна.

— У меня для вас интересные новости, — загадочным голосом произнес он в трубку.

— Немедленно приезжай, — приказала старуха.

Оставив в полном недоумении Майю, рассчитывавшую на новый всплеск их давнего романа, Вакула примчался в клинику.

— Рассказывай, — предваряя ненужные вопросы о здоровье и самочувствии, потребовала Ариадна Васильевна. Приподнявшись на подушках, она закурила сигарету.

— Много всякого творится за вашей спиной. Сегодня Кира со своим бывшим мужем Суровым должны улететь, а возможно, уже улетели в Амстердам.

Более страшного известия для Ариадны Васильевны быть не могло. Она ожидала чего угодно, только не этого.

— А Смеян? — растерянно произнесла она.

— И Смеян там был, — подтвердил Вакула.

— Он тоже с ними?

— Там произошла какая — то стычка с Суровым. Но ушел из гостей он вслед за Кирой.

— А ты?

— Мне по моей крестьянской закваске удалось подслушать разговор Киры с прорицательницей Ядвигой Ясной. Так та сказала, что нужно срочно спасать Петелина. Ему кто — то угрожает. Думаю, Кира рванула на помощь… Чего это она о нем так печется?

Старуха посмотрела на Вакулу долгим изучающим взглядом, словно хотела убедиться в его несомненной преданности. Он виновато улыбнулся.

— Ладно, — решительно произнесла она, — тебе их игры только во вред. Поэтому держись меня, пока я в силе. Артем забыл дезавуировать старое завещание, по которому Кира становилась фактической владелицей банка. Оно реальной силы не имеет, поскольку существует новое завещание на мое имя. Но сам знаешь, как алчность затмевает разум… Неужели Смеян переметнулся к ним?

— Ни Кира, ни Суров, ни он не вернулись в компанию, — подтвердил Вакула, которому было выгодно разыгрывать перед старухой простачка. О завещании, лежавшем в адвокатской конторе «Маркович и сыновья», он уже был наслышан. Но в данный момент его больше волновала судьба Петелина и консорциума. — Боюсь, ваш ставленник может стать жертвой их интриг.

Очевидно, до Ариадны Васильевны только дошло, что жизнь Петелина в опасности. Схватив телефон, она стала дозваниваться до квартиры в Сеченовском переулке.

— Охрана слушает?

— Это Ариадна Васильевна. Где Смеян? Кто у вас старший?

— А в чем дело? — спросил грубый голос.

— В том, что, если что — нибудь случилось с Петелиным, лучше тебе застрелиться сразу! — грозно объяснила старуха.

— Да он спит, по — моему… — изменившимся тоном сообщил охранник.

— У него кто — нибудь был?

— Кира Юрьевна. Полчаса назад уехала.

— Ох и кретин же ты! Никого больше к нему не пускай! Грудью ложись на дверь. Я выезжаю к вам!

— Да как же вы поедете? — удивился Вакула.

— А так! Помоги мне пересесть в коляску.

Вакула подхватил на руки невесомое тело старухи. Она оказалась в теплом спортивном костюме. Усадил ее в кресло — коляску и вывез из палаты. По дороге им попалась Аля.

— Куда? У вас же режим! — забеспокоилась та.

— Молчи. Не до тебя. Приеду к вечеру. Распорядись, чтобы к подъезду подогнали автобус с лифтом. И набросьте на меня плед.

* * *

Охранники ждали появления Ариадны Васильевны по стойке смирно. Они были наслышаны о гнуснейшем характере старухи. Даже Смеян против нее ничего не мог поделать. Поэтому как только Вакула выкатил ее в кресле на этаж, они мгновенно распахнули дверь в квартиру Артема.

— Проверили. Он там. Ждет.

— Нет, нет. Я туда не войду, — воспротивилась Ариадна Васильевна, прикрыв рукой глаза. — Егорка, веди его сюда.

Через минуту Петелин предстал перед старухой. Мельком взглянув на него, она приказала:

— Поехали со мной.

В автобусе было решено ехать в офис к Егору Пантелеймоновичу.

— У себя я гарантирую полнейшую безопасность! — убедил тот.

— Лучше бы в банк, — ворчала старуха, хотя в глубине души боялась предательства Смеяна.

Представительство компании «Сибирсо» расположилось в отреставрированном трехэтажном особняке на Чистых прудах. Охранники подхватили на руки кресло с Ариадной Васильевной и одним махом подняли ее на второй этаж. Завезли в комнату, находившуюся рядом с кабинетом Вакулы. В ней он принимал гостей и вел конфиденциальные переговоры. Когда дверь за ними закрылась, Егор Пантелеймонович радушным жестом показал Петелину на стойку бара.

— Угощайся и поухаживай за Ариадной Васильевной. Официантку вызывать не буду.

— Правильно, — поддержала старуха и обратилась к Петелину: — Рассказывай, для чего приезжала Кира.

— Только пиво себе налью.

Петелин держался независимо. Учитывая, сколько он пережил, это не казалось вызывающим.

— Хотела, чтобы я бросил все и уехал, — отхлебывая из бутылки, заявил он. — Предлагала деньги… сто тысяч. Разумеется, долларов.

— Куда уехал? — старуха всем телом качнулась вперед.

— Не знаю. Обещала отдать паспорт. А сама она собиралась, кажется, в Амстердам.

— Звала с собой?

— Нет. Наоборот, сказала, что порвала билет и не хочет получать наследство. Я не понял, но она, кажется, должна стать хозяйкой «Крон — банка»?

— Как бы не так! — вырвалось у Ариадны Васильевны.

В разговор вступил Вакула.

— А для чего это она тебе говорила?

— Боится, что всех убьют. — Кто?

— Вот и я спросил — кто?… Не сказала. Но кого — то она очень боится. Нервная какая — то. А может, что — то знает, да не говорит.

Ариадна Васильевна, закурив, поправила рукой фиолетовые волосы. Через минуту обратилась к Вакуле:

— Сделай мне чашечку кофе. Без сахара. Я поняла, о чем речь.

Вакула включил кофеварку, нажал на кнопку и поставил белую фарфоровую чашку под кипящую струю. Передал чашку старухе. Она пила долго, мелкими глотками. Мужчины почтительно ждали.

— На нее давит Суров. Она полностью в его руках. Нужно немедленно выяснить, улетели они или нет.

— Ничего проще, — заверил Вакула и позвонил Майе.

— Кроме этого, тебя ничего не интересует? — обиженно спросила вдова.

— Ее разыскивает Ариадна Васильевна, — строго объяснил он.

— Хочет дать последнее напутствие?

— Неприятности в клинике. Она что — улетела?

— Нет. Суров ее куда — то увез.

— Хорошо. Еше перезвоню.

И Петелин, и Ариадна Васильевна слышали ответы Майи, так что пересказывать не имело смысла. Старуха допила кофе. Поставила чашку на стол и мрачно объявила:

— Суров — убийца! По его приказу был убит мой сын…

Никто из мужчин не решился усомниться в услышанном или задать вопрос, откуда ей это известно. Петелину было все равно, а Вакула после убийства Волохова уже не исключал такой возможности. Восприняв молчание как подтверждение ее приговора, Ариадна Васильевна продолжила:

— Я — мать, и мое сердце обмануть невозможно. Это дело рук Сурова и Киры. Если бы на кладбище им удалось взорвать меня, то никаких преград для захвата банка уже не было бы. Сейчас они нервничают и наверняка придумывают, как избавиться от меня и Жени. А может, кстати, и от тебя, — она кивнула в сторону Вакулы.

— Вполне возможно, — подтвердил тот.

— Так вот почему она умоляла меня исчезнуть! — вмешался Петелин. Он понял, что настал момент, когда необходимо продемонстрировать старухе полную преданность. — Я пойду с вами до конца! Она никогда не смогла бы рассорить меня с Артемом, и сейчас я не поддамся ни на какие провокации.

— Похвально, — скупо оценила его порыв Ариадна Васильевна. — Больше слов не потребуется. Алексей Суров должен быть уничтожен.

— Как это? — Вакула сделал вид, будто не понял, о чем шла речь.

— Он должен быть убит. Мне некогда ждать правосудия. Слишком стара.

— Но нужны доказательства.

— Кому? Тебе? У меня они есть. Считаю, вполне достаточно.

Говоря это, Ариадна Васильевна изменилась в лице. Скулы, обтянутые сухой потемневшей кожей, заострились. Страдальческая гримаса исказилась дьявольской полуулыбкой. Волосы из фиолетовых стали почти прозрачными. Из живого человека она на глазах превратилась в фурию. Воздух заколебался холодными вязкими волнами, источающими тяжелый больнично — могильный дух.

Чтобы избавиться от наваждения, Вакула бросился к бару, достал коньяк, налил его в фужер и залпом выпил. Некоторое время он стоял неподвижно, заставляя себя адекватно воспринимать действительность. Когда он обернулся, то увидел, что старуха продолжала прямо сидеть в кресле. Перед ней на коленях стоял Петелин. Старческая рука гладила его лысую голову.

— Ты сделаешь это, — приговаривала Ариадна Васильевна, — сделаешь, и я отдам тебе банк. С собой в могилу не утащу. Отдам все. Ты обязан покарать убийц. Сначала Сурова, а потом эту сучку. Не сразу обоих. Пусть она помается… Ты сделаешь это…

— Сделаю, — ей в унисон отвечал Петелин.

— А я тебя сделаю владельцем огромного состояния. Ты продолжишь то, что начал Артем. Сполна расплатишься за него. Смоешь их гнусную кровь и станешь другим человеком. Не тем слюнтяем, просившим милостыню, а гордым, надменным хозяином жизни.

— Я убью их, — клятвенно заверял Петелин, размазывая слезы по пухлому безвольному подбородку.

Глядя на него, Вакула невольно спрашивал себя: «Неужели убьет? Не наложит в штаны, не смотается, не промахнется?»

— Ты стрелять — то умеешь? — спросил он, чтобы перебить затянувшиеся материнские заклинания.

— У меня краповый берет. Спецвойска охраны. Всему научили.

— Зеков охранял?

— Вагоны сопровождал.

— Тогда другое дело.

Вакула вышел из комнаты и довольно быстро вернулся с небольшим кейсом. Поставив его на стол, открыл. Внутри оказалось два пистолета.

— Выбирай. Хочешь «Макаров», хочешь «стечкин». Обоймы полные. Номера спилены. Купил по случаю, а видишь — пригодились.

Петелин поднялся с колен, подошел к столу и со знанием дела занялся пистолетами. Ариадна Васильевна наблюдала за ним с нескрываемым кровожадным восторгом.

— Ты сможешь? Сможешь? — повторяла она.

— Только уж не обманите, — отвечал он, вынимая и вставляя назад обоймы.

— Будешь доволен, — и, придав лицу бесстрастное выражение, старуха переключилась на Вакулу. — Как найти Сурова?

— Думаю, он вряд ли отпустит от себя Киру. А она вернется к Сергею Грачу.

— Почему?

— Собачку у него оставила, — надсадный пропитой голос Вакулы звучал убедительно.

— Вот и отвези Женю туда.

Петелин остановил свой выбор на «Макарове», спрятал его во внутренний карман теплой куртки, которую по заданию Киры ему купили охранники.

— Как же его узнать?

— Егорка покажет.

— Мне не хотелось бы там светиться, — запротестовал Вакула.

— Это твой долг перед Артемом.

— Так, может, мне сразу двоих? Бегай потом за вашей Кирой!

Старуха закурила новую сигарету. Задумалась, прикидывая, стоит ли рассчитаться одним ударом. Нервно дернула головой.

— Нельзя. Сперва она должна официально отказаться от наследства. Иначе может пасть подозрение на меня… или на Егора Пантелеймоновича.

— Пусть лучше на Смеяна, — вяло отреагировал

Вакула.

— Тогда с богом, дорогие мои. Отправьте меня в клинику и немедленно приступайте, пока они не улетели в Амстердам.

Петелин подошел к ней и с почтением поцеловал старческую руку. Вакула хватанул еще фужер коньяка и вызвал охрану.

* * *

Джип Цунами въехал во двор и остановился почти напротив подъезда Сергея Грача. Смеян достал трубку, набил ее табаком и с наслаждением закурил. Один глаз у него так и не открывался, приходилось сидеть боком, чтобы видеть людей, входивших и выходивших из дома. Фонари хорошо освещали пространство, и первым в поле зрения полковника попал выпрыгнувший из — за сугроба Мальчик. За ним, падая и приседая в снег, тащился пьяный кинорежиссер, выполнявший по поручению Киры вечерний выгул собаки. С лаем и матом они взобрались по ступенькам и скрылись за стеклянными дверями подъезда.

— Все правильно, — прокомментировал через плечо сидевшему сзади Цунами полковник. — Раз не улетели, значит, вернутся.

— Так можно ждать до второго пришествия, — проворчал авторитет.

— Твои предложения? На «Белорусской» их нет. В клинике она не появлялась. На Сеченовском вообще никого. Остается ждать. Даже если она приедет одна, мы из нее выбьем место его нахождения.

Цунами ничего не ответил. Полковник был прав. Приходилось сидеть и ждать.

Снежинки, искрясь и вспыхивая, медленно падали на землю, прикрывая немногочисленные следы Ровным гладким покрывалом. В световом простран — стве неожиданно возник мужчина в теплой куртке, кутавшийся в пушистый шарф. Он не вошел в подъезд. Не поднялся по ступенькам, а принялся прогуливаться по свежему снегу. Было видно, что он явно кого — то поджидает.

— Сказать ребятам, чтобы выкинули его? — спросил Цунами.

— Не надо. Интересно узнать, кого он ждет.

А тем временем к подъезду быстрой походкой направилась эффектная парочка. Она — в длинной норковой шубе с широкими рукавами, он — в черном элегантном пальто и шляпе. Они прошли мимо прогуливавшегося мужчины и уже поднялись на одну ступеньку, как в морозном воздухе прозвучал короткий окрик:

— Суров?!

Мужчина инстинктивно оглянулся. Поджидавший одним движением выхватил пистолет и практически не целясь произвел два выстрела. Кира с истерическим криком бросилась вперед, надеясь укрыться за стеклянной дверью. Суров, чуть — чуть приподняв руки, упал на ступеньки и скатился вниз.

Киллер вместо того, чтобы стрелять в мелькавшую спину Киры, выстрелил вверх. Фонарь, так ярко освещавший пространство возле дома, со звоном погас. Наступившая темнота поглотила место преступления и его действующих лиц.

— Ого… — присвистнул Смеян.

— Кто это?! Его нужно взять! — крикнул Цунами.

— Поехали — ка лучше отсюда. Жми, — скомандовал полковник притихшему водителю.