В Москве продолжал валить липкий мокрый снег. Саблин вышел из здания ЦК. Чувствовал он себя уставшим, выжатым и растерянным. Вот так всегда — идешь в это здание с желанием решить вопрос, а выходишь с предложением не спешить. Как же у нас любят ждать! Все ждут. В очередях чего-то ждут — кто колбасу, кто телевизор, очередного звания ждут, партбилет ждут, пенсию и отставку тоже ждут. А делать кто должен? Генерал вздохнул. Не в Анголе, а здесь, в Союзе, нужно наводить порядок. Вот ведь даже машина его вместе с референтом куда-то делась. А он не отпускал...
Влажный воздух и бьющий в глаза снег заставили Саблина стряхнуть ту благостную убаюкивающую дымку, которой его опутал Советов, и генерал Саблин вдруг отчетливо понял, что одурачен. Он поделился самым сокровенным — и мыслями, и планом операции, а в ответ не услышал ни сочувствия, ни одобрения. И ко всему еще не исключена возможность звонка Советова в генштаб, чтобы проинформировать командование о намерениях опального генерала. От таких мыслей Саблин в задумчивости остановился посреди тротуара. Редкие прохожие почтительно обходили его, но неожиданно возникший перед ним гражданин в штатском тихим доверительным голосом произнес: «Товарищ генерал, мне необходимо сказать вам несколько слов».
Генерал крайне недружелюбно взглянул на невысокого человека в сером ратиновом пальто и каракулевом «пирожке» на голове, лицо его было таким же обыденно штатским, как и одежда. «Я по поводу Анголы», — совсем тихо произнес незнакомец. Генерал чуть было не протянул ему руку. Но лишь вопросительно посмотрел.
— Моя машина недалеко, на набережной. Нам есть о чем поговорить. Я полковник КГБ Комиссаров, — человек говорил спокойным, властным голосом.
— А где моя машина? — поинтересовался Саблин.
— Она отправлена в гараж, а ваш референт — домой. Но вы, Иван Гаврилович, не беспокойтесь, мы сами о вас позаботимся.
Генерал кивнул головой в знак согласия и не спеша последовал за Комиссаровым. Подходя к машине, он невольно обратил внимание на номера, чтобы удостовериться, принадлежит ли машина к заявленному ведомству. Комиссаров улыбнулся и, когда они сели в салон с задернутыми серыми занавесками, предъявил свое удостоверение.
Генерал успокоился. Ехали молча. По Москве-реке плыли большие серые льдины, на них черными таинственными знаками сидели вороны. В лобовое стекло Саблин увидел нахохлившийся, по-сиротски одинокий, едва освещенный тусклыми фонарями Парк Горького. Дальше в машину задул запах леденцов и забытого детства. Проезжали кондитерскую фабрику «Красный Октябрь». Потом показалось помпезное и даже на фоне пасмурного дня торжественное, благодаря ажурной золотой короне, здание Академии наук. «Неужто достроили?» — удивился генерал. Приоткрыл занавеску, присмотрелся — оказалось, нет, не достроили.
«Тоже, видать, совещаются», — подумал зло.
Выехали по направлению к Внукову.
— За город? — поинтересовался Саблин.
— Да. Здесь рядом удобное место для беседы.
И снова замолчали. Возникновение Комиссарова не удивило генерала, но насторожило. С их ведомством он привык давно действовать рука об руку. Тем более у них свои задачи, и нужно отдать им должное, генерала редко беспокоили просьбами. Сейчас совсем другое дело. Оно касалось лично его. Неужели решили вывести из игры таким способом? Или запугать? Впервые генерал ощутил свою беспомощность. Здесь свои игры, свои интриги, и, похоже, он в них не вписывается. Поэтому за ним следят на высоком уровне. Получается, многим Саблин мешает. Подонки. Штабные волки. Пока нужен — руки лижут, а чуть не угодил — загрызть готовы. Генерал подобными мыслями возбудил себя До предела и решил, что будет держаться с достоинством и категоричностью. Все-таки за окном не тридцать седьмой. Хотя, черт его знает...
Промчавшись на большой скорости по загородному шоссе, машина съехала на узкую асфальтированную Дорожку, уходящую в лес и, немного проехав, остановилась возле высоких глухих деревянных ворот, выкрашенных в зеленый цвет.
Ворота бесшумно открылись. Но небольшой аллее, усаженной серебристыми елочками, подъехали к двухэтажному красному кирпичному дому под зеленой крышей.
Комиссаров быстро вылез из машины и открыл дверцу генералу. Саблин с папахой в руке и в расстегнутой шинели вошел в дом.
Обставлен он был казенной мебелью пятидесятых годов. И это сразу успокоило Саблина. Большие широкие кожаные кресла в серых полотняных чехлах. В центре стоял круглый дубовый стол. На нем массивная хрустальная ваза и такие же хрустальные пепельницы. Бронзовая люстра с крупными плафонами в виде больших кедровых шишек, благодаря матовому и, очевидно, пыльному стеклу, давала спокойный неофициальный свет. Фундаментальный буфет со множеством зеркальных дверец и резных ящичков красноречиво заявлял о том, Что в этой комнате встречаются не аскеты. Тут же подошла горничная в белом кружевном переднике и приняла у генерала шинель и папаху. Целую стену занимала японская видео-и прочая аппаратура. Саблин принялся внимательно ее рассматривать.
— Она отключена, — как бы предупреждая вопрос, пояснил Комиссаров.
— Наша встреча не носит официального характера. Вы обедали?
— Перекусил в ЦК.
— Жалко. Мы должны были встретиться сразу после беседы в генштабе.
Но вы неожиданно решили ехать на Старую площадь. Я счел невозможным вам мешать.
— За мной следят?
— Что вы! Я лично взял на себя организацию этой встречи. Коньяк?
Кофе? Чай?
— Чай. Я не пью спиртного. Язва.
— У меня, к сожалению, тоже.
Вошла горничная и внесла на подносе бутылки коньяку, водки, минералки, закуски, среди которых были крабы, лимон, красная икра, маринованные грибочки и зелень. Генерал неодобрительно покосился. Комиссаров поспешил успокоить: «Пусть стоят. Может, сгодятся».
— Ну, так чем обязан встрече? — начал генерал.
— О, вы для нас, Иван Гаврилович, гость долгожданный.
— Неужели?
— Разумеется. По-моему, вы уже убедились, что ни в генштабе, ни в ЦК вас не поддержали.
— Откуда вам известно?
— Уж, извините, работа такая.
Генерал внимательно посмотрел на Комиссарова. Он понял, что опасаться нечего. Наконец нашлись люди, готовые если не поддержать, то хотя бы серьезно отнестись к его планам.
— Вы уполномочены вести со мной диалог? с места в карьер начал Саблин.
— Да, поскольку возглавляю отдел Южной Африки. Но в нашей беседе согласился принять участие Геннадий Михайлович, — подчеркнул интонацией Комиссаров.