Темная быстрая ночь упала на притихший лагерь. Несмотря на усталость, никто, кроме Рубцова, не мог заснуть. Ночная жизнь саванны подкралась к палаткам, таилась в неприглядных тенях возле больших костров Изредка над головами бесшумно скользили темные, с огромными крыльями птицы.

Почти все участники экспедиции, включая и недавно появившихся во главе с Сантушем бойцов спецназа, сидели молча, всматриваясь в бесконечную игру огня.

Некоторые вяло жевали большие жареные куски разделанных туш антилоп, брошенных бушменами. Сержант Сантуш с несколькими товарищами играли в карты. Азарт выражался в жестах и коротких восклицаниях.

Вдруг в тишине зловеще возник вой шакалов. Сначала показалось, что где-то заплакал ребенок. Найденов вздрогнул от неожиданности. Плач сразу оказался подхвачен и превратился в заунывное бесконечное причитание. Солдаты не обратили никакого внимания на эти звуки. А у Найденова защемило сердце. Снова нахлынули мысли о нелепой смерти бушмена. Невольно он подумал о Рубцове и пришел к выводу: когда человек не ценит собственную жизнь, то и жизнь другого не представляет для него ни малейшей ценности. За те несколько дней, которые майор провел в компании с Рубцовым, его новый знакомый уже дважды мог стать покойником. Сперва в дурацкой пьяной драке в баре и вчера, когда бросился в одиночку спасать Женьку и вертолеты. Есть раненые, увечные, убитые, а он спит себе пьяный, и хоть бы что с ним случилось. Разумеется, дело не в том, прав подполковник или нет. А в том, что Рубцов заряжен на конфликт, носит в себе опасность. Не прощает никого, кто встает на его пути. Он из той редкой породы людей, которых можно убить, но победить невозможно. И в то же время, когда он тихий, наивный и одинокий, кажется, от него веет непоколебимым покоем, и это приручает к нему.

Размышления Найденова, рождавшиеся под аккомпанемент воя шакалов, прервал внезапный топот. Словно кавалерийский полк снялся со стоянки и сразу перешел в галоп. Немыслимый грохот медленно, но неуклонно окружил лагерь. Стало трудно дышать от нависшего облака тяжелой пыли. Грохот то удалялся, то, казалось, еще мгновение, и он подомнет под себя людей, сбившихся у костров.

Среди этого беспорядочного шума выделился один. Кто-то, ломая и подминая под себя тростник, несся прямо на лагерь.

Еще минута, и перед изумленными людьми, у самого края освещенного пространства, остановился как вкопанный огромный буйвол, шумно храпя и фыркая.

К его спине прилип всем телом небольшой, как показалось, лев. Он несколько свисал набок, но челюсти накрепко впились в буйволову шею под холкой. Исход борьбы был предрешен. Буйвол уставился на людей безумными от боли глазами и хрипел, моля о последней надежде. Лев, не разжимая челюстей, одним горящим глазом искоса смотрел на освещенные кострами силуэты людей. На какой-то момент все — и буйвол, и лев, и люди — замерли...

Тяжело, протяжно фыркнув булькающей кровью, буйвол медленно подогнул передние ноги и повалился на землю. Полковник Санчес потянулся за автоматом. Сантуш бросил карты и жестом остановил его: "Такой молодой лев.

Подожди убивать". Сержант вытащил из костра длинную головешку с еще не обгоревшим основанием и, пользуясь ею, как факелом, направился к месту падения буйвола. Лев не собирался оставлять добычу. Все так же прижимаясь к дергающейся в конвульсиях туше, он яростно косил одним глазом на подходившего человека с огнем в руке. Сантуш приближался медленно, давая зверю почувствовать нависшую опасность, способную пробудить инстинкт самосохранения. Лев не двигался.

Оставшийся сидеть у костра Санчес вскинул автомат. Медсестра Женька закрыла лицо руками и уткнулась Найденову в плечо.

Между Сантушем и львом оставалось не более трех метров. Человек приближался, зверь не отступал. Льву достаточно было сделать короткий прыжок, и Сантуш рухнул бы рядом с тушей буйвола. Но сержант, ни на секунду не сомневаясь, не меняя скорости движения и избегая каких бы то ни было жестов, медленно приближался. И лев дрогнул. Сначала по его задним лапам пробежала судорога. Потом несколько раз беспокойно метнулся хвост. И весь львиный зад подался в сторону. При этом зверь наконец оторвался от горла буйвола и, широко разинув окровавленную пасть, зарычал. Цирковым жестом Сантуш вытянул перед собой руку с горящей головешкой. Лев отпрянул. Пригнувшись к земле, он продолжал громоподобно рычать, но задом искал убежище в темноте. Сантуш остановился. Воспользовавшись этим, лев развернулся на задних лапах и одним прыжком махнул в заросли тростника. Постояв некоторое время на месте, Сантуш вернулся к костру и приказал партнерам по картам: «Займитесь буйволом. Его нужно срочно освежевать. Иначе все львы сбегутся сюда».

Рубцов открыл глаза и увидел сидящего напротив Санчеса. На стеклах иллюминаторов блестели капельки росы, подсвеченные красноватыми лучами восходящего солнца.

— Пора, — вместо приветствия сказал Санчес.

Рубцов молча встал, выглянул из вертолета:

— Сантуш здесь?

— Вчера к ночи привел отряд. Все в сборе.

— Профессор арестован?

— В принципе, да.

— Что значит в принципе?

— Прикажете построить ему гауптвахту? Рубцов не был расположен шутить. Правда, и Санчес не шутил.

— А кто нас доведет до Старой крепости? — поинтересовался подполковник.

— Утром Сантуш кое-как разобрался в картах, изъятых у профессора.

Хорошим ходом, если не заблудимся, к вечеру выйдем.

— Значит, спать будем в крепости, — заключил Рубцов.

— Как повезет, — уклонился кубинец.

— Командуй сбор.

Рубцов и Санчес вышли из вертолета и направились к собиравшемуся в поход отряду.