Раненых оказалось немного, гораздо меньше, чем убитых. Переломы и многочисленные ожоги затрудняли переноску людей. Женька носилась между ними как угорелая, в основном впрыскивая морфий. Остальные лекарства закончились быстро.
Солдаты мучились невыносимо. Вертолет прилетел, когда уже рассвело. Началась погрузка. Ею активно и расторопно руководил Вентура. Профессор оказался к тому же и неплохим терапевтом, знающим множество местных рецептов из трав. Рубцов нервно прохаживался по крепостной стене и всматривался в ту сторону шоссе, откуда должны были появиться бронемашины. Сейчас он жалел, что передал в Луанду рапорт о бескровном взятии крепости. Вертолет не смог забрать всех раненых, и профессор распорядился загружать только тяжелых. Остальные будут дожидаться второго рейса. С ним не спорили, наоборот, охотно подчинялись ему. Сам профессор лететь отказался и настаивал, чтобы раненых сопровождала медсестра.
Женька побежала к Рубцову доказывать, что должна оставаться в крепости.
Подполковник слушал молча ее аргументы и кивал головой в знак согласия, потом крепко прижал ее к себе, поцеловал в макушку и сказал:
— Профессор прав. Он справится здесь один. А ты полетишь. Это приказ.
— Но Рубцов! — воскликнула девушка. — Я хочу быть с тобой!
— И я хочу. Но на этом, а не на том свете.
Женька схватила его за рукава:
— Дурак! Отсюда нужно уходить всем. Глупо умирать в такой ситуации. Я останусь с тобой. Рубцов... если я тебя потеряю, я буду самой несчастной женщиной на свете...
— Это еще почему? — оторопел подполковник.
— Потому что ночью я была самой счастливой.
Они стояли, прижавшись друг к другу, и какая-то новая тайна рождалась в их сердцах, в соприкосновении их тел. Потом Рубцов мягко, но настойчиво отстранил от себя Женьку...
Еще не успел стихнуть шум двигателя удаляющегося вертолета, как на дальнем участке шоссе показался первый БТР. Вернее, он испуганно выглянул из-за поворота, боясь нарваться на открытый огонь противника. Но за поворотом вплоть до самых крепостных стен ничего подозрительного не обнаружил. БТР слегка клюнул носом и на малой скорости продолжил движение. За ним показалось еще несколько машин. Рубцов наблюдал их появление в бинокль. Рядом стоял Санчес.
— Как ты думаешь, — обратился к нему подполковник, — они уже знают о ночных взрывах?
— Знают, — уверенно ответил кубинец. — Пока мы тушили пожар, несколько человек из подразделения Сантуша, воспользовавшись суматохой, сбежали.
— В лес?
— Не думаю. Назад они вряд ли двинутся. Во-первых, далеко, а во-вторых, испугаются. Им намного выгоднее сдаться УНИТА.
Рубцов передал бинокль Санчесу и стал прохаживаться по узкой дорожке вдоль массивных бойниц.
— Значит, в курсе. Тогда им нас бояться не имеет смысла. Вот и решили ударить в лоб.
Санчес тоже перестал разглядывать неуверенно продвигающиеся бронемашины.
— Это просто игра на нервах, — ответил он, — атаковать вряд ли осмелятся. Они будут брать нас с воздуха.
— Поставим заградительный огонь. Быстро отобьем желание.
— У меня осталось шесть человек, трое у Сантуша... И мы с тобой.
Вот и все войска.
— Не густо... — Рубцов снова поднес бинокль к глазам. — А ты был прав. Остановились в радиусе видимости. Бздят.
Из-за леса со стороны шоссе послышался далекий металлический звук.
Рубцов и Санчес переглянулись. Говорить было не о чем. Противник отважился на вертолетную атаку, рассчитывая, что отвечать из крепости некому.
— Давай-ка, полковник, к орудиям. По звуку в воздухе пока одна машина. Решили взять на понт. Ничего, мы их тоже. Огонь не открывать. Только если начнут хамить.
— Брось. Они увидят пожарище и поймут, что у нас нет людей.
— Возможно. Но пусть при этом поймут и то, что у нас железные нервы.
Санчес еще раз прислушался к далекому гулу, кивнул головой. Должно быть, согласовал с собой важное решение. Похлопал Рубцова по плечу и быстро скрылся в проеме винтовой лестницы. Рубцов закурил. Он ощутил в груди давно забытое волнение. Оно подступало к легким, и приходилось делать вдох поглубже и посильнее затягиваться дымом. Внутри обретшего неизъяснимую легкость тела что-то волнующе покачивалось. Впереди замаячил тот самый час, миг, уже казавшийся навечно забытым, невозможным, оставшимся лишь в памяти, ан нет.
Судьба решила подарить подполковнику еще одно прекрасное мгновение. Пьянство, грубость, бытовая усталость разом слетели с него. Блаженный покой, легкость в теле, ясность в голове и ноющая сила в руках вернули Рубцову осязание жизни.
Еще немного, и начнется настоящее дело.
До чего же некстати появились перед ним Найденов и профессор.
Вентура заговорил быстро, глядя подполковнику прямо в глаза. Найденов не поспевал за ним с переводом. Энергичная речь профессора разбивалась о косноязычие переводчика. Но суть, которую поначалу не стремился уловить Рубцов, сводилась К тому, что нужно немедленно вступить в переговоры с унитовцами и попросить их согласия без взаимного истребления дать возможность покинуть крепость на вертолетах. Рубцов начал закипать. Но вдруг рассмеялся и подмигнул Найденову:
— Вот я сейчас все брошу и пойду чинить профессору велосипед!
Вентура пристал уже к Найденову:
— Что он ответил?
Майор замялся. Профессор цепко держал его взглядом:
— Переведи дословно, что он мне ответил?
— Он не ответил, а рассказал анекдот.
— Анекдот? — недоверчиво спросил профессор. — Повтори.
Найденов посмотрел на Рубцова, ища поддержки, но подполковник уставился в бинокль. Делать было нечего. Пришлось рассказывать. "Это такой русский анекдот... национальный. Сидит отец за столом и пьет водку. Подбегает к нему маленький сынишка и просит починить велосипед. Отец отвечает, что занят, но мальчишка снова прибегает с этой же просьбой. Тогда разгневанный отец ставит полный стакан на стол и говорит сыну: «Сейчас все брошу и пойду чинить тебе велосипед».
Профессор долго молчал. Потом быстро повернулся и энергично затопал по железной лестнице. Рубцов, не отрываясь от бинокля, поинтересовался:
— Послал куда надо?
— Профессор сам догадался, — мрачно ответил Найденов.
Он полностью был согласен с мнением Вентуры. Перспектива отражения штурма устраивала его менее всего. Он в Анголу приехал не воевать, а преподавать в училище.
Вертолет из еле заметной точки быстро принимал очертания боевой машины. «Американский...» — заметил Рубцов. И, читая мысли Найденова, успокоил:
«Поздно, майор, пить „Боржом“, когда почки отвалились».