1
— Эй, блин кособокий! А сочини-ка мне стопарь чего-нибудь покрепче.
— Вредно!
— Так ты подлечи. Подлечи!
— А не по правилам!
— Да блин… Какие правила! Нас же здесь всего двое.
— Сам блин. А я уже стартую!
И впрямь, за широким окном шаланды деревья, дома, люди — все словно сминается, проседает само в себя. Крыша ближайшей трехсотэтажки проскользнула мимо окна — вниз, вниз. Пару мгновений спустя и облака подобно тончайшим обрывкам бумаги опали, выстлали молочно-белыми завитками теперь уже абсолютно гладкую земную поверхность. Близко, метра три, не более, да только моей линейкой меренных, что называется. Там, вовне, за пределом наведенной анизотропии, в каждый мой метр уже сейчас километров по семь влезает. То ли еще будет. Легкая вибрация корпуса, это центробежная сила оторвала шхуну от стартовой площадки, и абсолютно плоский блин Земли, наверное, именно так воображали ее наши предки, затерялся в космических далях. Звезды ярко вспыхнули и словно приблизились, теперь точно ягоды на брусничной поляне. А корабль, уже не странная, кривоватая лепешка, а длинная-длинная спица, с орбиту Плутона, не меньше, преодолевает первые световые секунды… Часы… Недели…
И все же что за болван сочинил эти правила? Кретин. Садист поганый. Ну почему лишь после окончательного разгона? Может, раньше оно и было оправдано. Очень давно, когда пилоты сами отслеживали цифири на показометрах. Но теперь-то… Убил бы гадину! Весь кайф обломал на столетия вперед, зараза. Воистину все руководства написаны через «ять»!
— Эй, шаланда, плесни хотя бы кофе!
— Горячего?
— Да!
— На какую часть организма?
И что за крейзолог придумал машине чувство юмора? И ладно бы придумал. Так ведь обосновал еще «необходимость эмоционального режима транспортной техники при составе экипажа в одну мыслящую единицу».
— Кончай придуриваться. Кофе, пли-из.
— Ну, если только пли-из…
Из пола медленно проросла тонкая, прозрачная трубочка и потянулась ко рту.
— Чашечку, балда!
— Ничем не угодишь… Как пиво, так через соломинку. Как кофе, так из чашки, — заворчала транспортная техника в ответ на капризы мыслящей единицы.
— А водку из стопки! Ясно?
— Барда-а-ак!
Трубка съежилась, набухла тяжелым бутоном и вдруг раскрылась в изящный столик, в центре которого наблюдалась маленькая чашечка ароматного напитка.
— Сразу бы…
— Я — шхуна! Корабль дальнего следования, между прочим, а не официант. — Вголосе Корабля Дальнего Следования послышалась легкая обида.
— Давай, давай… Не фиг выпендриваться. Выходи на крейсерский режим. Нас люди ждут.
— Ждут… Ну-ну! Они так еще лет двести ждать могут. Жмурики времени не замечают.
— Чайники!
— Какая разница…
2
Говорят, на самом закате прошедшей эпохи, когда методика пространственной анизотропии применялась лишь для гашения инерции, в моду вошел весьма своеобразный способ сводить счеты с жизнью. Не суицид, конечно же, нет! Скорее, наоборот. В стремлении убежать от естественной смерти некоторые авантюристы «ныряли в вечность», сжигая материю кораблей в непрерывном разгоне, и воочию наблюдали, как Вселенная стягивается в тонкий, огненный пласт, как взрываются звезды и появляются новые светила. Известно же, при чудовищном разгоне внешние процессы мчатся в бешеном темпе по отношению к часам балбеса, вздумавшего бросить времени вызов. Отловили недавно в космических далях одного такого оболтуса. Морда небритая, глаза горят, скорчился в углу каюты, трясется, как на вибромассажере, и тушенку из жестяной банки ногтями выуживает. Старые-то механизмы анизотропии с глючком были, микронеоднородности инерциального поля, одни нейроны в невесомости, другие плющит не по-детски… Едва объяснили несчастному хронику, а «хронос», как известно, это и есть время, что за месяц его драйва во Вселенной два века миновало.
Да, что и говорить, сейчас условия для галактических путешественников не в пример более приятные. Врубаешь луч наведения анизотропии внешней и летишь в искаженном эфире, без каких бы то ни было увязок на древние, весьма и весьма относительные теории. Но главное, игры с вечностью перешли совсем в иную форму.
— Эй, катафалк летучий! Доложить о состоянии груза!
— Это ты кого? Это ты меня… — оскорбилась шхуна.
— Отставить! — жестко обрываю обиженные причитания посудины. — Докладывай!
— Роуз Крон-Тебель, родилась 23 сентября две тысячи сто тридцатого года, некроз недельной давности, состояние без перемен, Валентин Евгеньевич Соколов, год рождения две тысячи сто сорок третий, некроз недельной давности, состояние без перемен, Торна Вирис…
— Стоп, стоп, стоп… Общее состояние груза!
— Тринадцать единиц. Некроз недельной давности. Состояние без перемен. Капитан. Один. Грубая скотина. Актуальный скандалист, хронический алкоголик…
— Отставить ругать капитана! А то в эротический режим переведу.
— Заведи подружку. Пусть она тебе мозги полощет.
На стене тут же оформилось рельефное изображение. Нечто вроде Венеры Милосской, только буфера побольше и зрачки вместо сосков. Да, рука еще. Одна. С медузообразными мозгами на ладони. Нечего сказать, машинный юмор!
— Ага. Поостри. А я передохну чуток.
— Много тут вас. Отдыхающих… — ухмыльнулась шхуна. — Ты, кстати, водочки заказывал!
— А что, уже можно?!
— Давно можно! За окошко глянь, первую звезду минут пять как пролетели.
— Садистка! Что ж ты раньше…
Перед носом нарочито медленно раскрылся новый столик с граненой стопкой, до краев наполненной вожделенной жидкостью…
— Ну, за медицину!
3
Тело излечить не трудно. При желании хоть полная регенерация. Другое дело, алкоголизм. Это уже душевная проблема. Тоже, конечно, лечится, но ведь с ним сживаешься, он становится частью натуры — свой, родной, никому не отдам! Одна из прикольных фишек, подчеркивающих индивидуальность на фоне простых обывателей. Я уже три тела вусмерть споил, сейчас четвертое донашиваю, у меня теперь целая коллекция меня за стеклянной стеной в комнате экспонирована! Рожи… Красно-синие, с бурыми мешками под глазами. У одного — шнобель пористый, в красную крапинку. Загляденье!
— Шхуна! Еще водки!
— Бу сде… А что это ты там бормочешь? Горячка? Неужто, белая? Так я чертиков подброшу. Зелененьких. Не, тоже беленьких. Чтоб самому раскрасить.
— Отвянь. Али не видишь? С умным человеком разговариваю!
— Так тут же нет никого…
— И что за тормоз тебе юмор инсталлировал? А я на что? За взаимопонимание, в общем!
— Вот и говорю, ал-каш!
— Так и я о том же. Алкоголизм — не проблема. Алкоголизм, это забава! От алкоголизма не умирают. Только по глупости. Или от старости. Природе же надо, чтобы мы дохли. Размножались и дохли. Иначе ей, понимаете ли, облом с эволюцией выходит! И такая куча биологических программ на это понавешена, что до сих пор всю их шараду наши психохакеры не ломанули. Вот и получается, что если даже вырастить седовласому старцу тело семнадцатилетнего юнца, то он, может, и побежит сразу же девочек тискать. Но, скорее всего, очень скоро подохнет. С тоски подохнет. Не сдает природа без боя древние позиции!
— Органика, это вообще ненадежный материал… — встряла шхуна в мой, местами озвученный, внутренний монолог.
— На себя посмотри! Первая-то техноплазма мощная была. Деревянно-каменная. Ею мамонтов гасили. А ты… Жвачка техноплазменная! Конгломерат нанотехники… Хе… Хе.
— У меня ребра жесткости есть… Карбосиловые! — плаксиво прошелестела шхуна.
— У-ути-пути! Обидели яхту. Нагадили в шахту.
— Я из шахты не стартую!
— Ну так и у нас не все линейно. Настоящим романтикам все проблемы по барабану. Они безо всяких санитаров способны перейти грань смерти и остаться в живых! Ну, поэты там. Ученые иногда. Сантехники. Некоторые… — я тут же припомнил, как в далеком, железобетонном двадцать первом веке, будучи сантехником, крутил шведками чугунные трубы первобытной канализации. — В общем, мораль такова. Никогда не откладывай на завтра то, что можешь выпить сегодня. Вечность, это значит черпать жизнь большой стопкой!
— Большая стопка ведром зовется.
— Пра-ально. Водки!
— Сказано-сделано…
— Не буквально ж, дура! Ведро — общий литраж. А душевный подход к делу предполагает дискретный подход… Опаньки! Теперь правильно — прозрачная, граненая… За Романтиков!
4
Вечно жить не запретишь. И дернуло же Сашку безо всякой психологической подготовки ломануться на инициацию. Ему бы успокоиться сперва, о жизни прошлой, о делах своих скорбных подумать. А он: «Не сидел, не привлекался. В порочащих связях замечен не был. Пройду без труда». Ну да, без труда! В некроконтейнере к центру галактики… Уж не знаю, на чем его коротнуло, на чем башню переклинило, но факт налицо: лежит, голубчик, и видит сны, быть может. Какие сны приснятся в смертном сне?
— Каждого в романтика не переделаешь! — снова встряла шхуна в разговор с хорошим человеком. — Падлу, наверное, какую-то твой Сашка подстроил. Да хотя бы даже и тебе!
— А ты на моего друга не наезжай! Сашка, он человек хороший! Мы с ним знаешь сколько пудов соли выпили? Блин, съели то бишь?
— Представляю… Сколько вы там выпили, — ухмыльнулась шхуна. И тут же продолжила нейтральным, холодным тоном: — Если хотя бы часть самых волнующих воспоминаний, самостоятельно избираемых мозгом пациента в процессе инициации, исключаются из сенсорного ряда, обновленная личность становится неполноценной… тогда хронический депрессняк с летальным исходом! Последнее предложение было сказано предельно саркастично, однако шхуна тут же спохватилась и вернулась к прежней, ничего не выражающей интонации: — Если же нет, пережитые ранее эмоции, накладываясь и взаимодействуя друг с другом, могут привести к фрагментации и разрушению сознания. Медицинская Энциклопедия! В общем, родной, чем больше человек другим нагадит, причем в своем личном понимании, тем и задница к нему ближе. Извини за грубость и органическую малодостоверность данного изречения.
— Заткнись. Водки!
— Плиз!
— За совесть! Последнюю преграду между человеком и его личным бессмертием.
Я чокнулся стопкой со своим отражением в окне, где все так же ярко пылал огненный жгут галактики. Красота! Как там говаривал древний поэт: «…Невод в небо заброшу. Звездную выловлю рыбу. Пусть искрится у ног…» Эх, почему люди не летают, как пробки? Бр-р-р… Как яхты, в смысле? Так бы встать на краю Вселенной, раскинуть руки…
От этой мысли меня укачало, а потому я тут же проглотил стопарь вместе с его содержимым, техноплазма посуды хорошо переваривается организмом и устраняет синдром похмелья.
Да, совесть — жесткая штука. Но разве может себе позволить цивилизованный человек спасовать перед собственной натурой? Исхитрились-таки. Переплюнули природу-мать… И как все оказалось просто в теории! Это же только в черепной коробке фиг за всем уследишь. А если мысль, считанную методом прямого нейросканирования, материализовать в техноплазме, то нет проблем! Где надо, врачи смягчат, где надо, разрушат цикл переживаний, и чайник, частично инициированный, то есть незаметно для самого себя, перенастроится на мир материальный.
И лишь одна маленькая проблемка остается. Сложен он, внутренний мир человеческий. И требует для внешнего воспроизведения такого количества техноплазмы, что нужную для всех чайников массу вещества удалось найти лишь у центра нашей галактики. Именно там и был отстроен Центр Вторичной Инициации. Именно туда, как старый друг, товарищ, коллега, я и вызвался проводить своего друга, товарища, колл… Собутыльника, в общем. Иначе очнется где-нибудь в звездных гребенях, среди совершенно незнакомых людей. Кто ж ему стопку за жизнь вечную нальет? Робот какой-нибудь текучий? Вот именно. Свинство!
— Ладно парить! Та-варищ, кал-лега, видите ли. Надраться ты полетел. В одиночестве, чтоб никто не мешал, — с издевкой заявила яхта.
— А хотя бы и так! А что, нельзя? Где ж теперь на Земле нормального собутыльника найдешь?! Все снобы долбанутые или кретины зажравшиеся. Был вот Сашка один, и… — я чуть было не сказал «помер». Пусть и двадцать третий век на Вселенной, пусть и суеверие, но нехорошо так о чайнике! Не к добру. — Водочки!
— Может, хватит?
— Отдаю приказ: водочки, бр-р-ригантинушка моя!
И Не знаю, отчего подобное обращение так пришлось — по душе шхуне, но стопка тут же материализовалась перед моим носом.
— И еще водочки!
— Есть водочки!
— И опять водички!
— Так точно!
— Ну… За эту… Как там ее… Люба, Вера, Лера-холера… А! За Надежду! Во. О-ой, цветет кали-и-на, прямо у-у ручья… Подпевай!
— Пар-ня ма-ла-до-га па-алюби-ла я!
— Ай лайк ту мув ит, мув ит…
5
Как отключился? Не помню. Однако наутро жить не хотелось.
Но было надо. Я приоткрыл глаза. И тут же выпучил их до предела.
О, если бы это были обыкновенные розовые крокодильчики. Маленькие. Миленькие. Летучие розовые крокодильчики. Я бы сразу понял, запой, побочные синдромы. И продолжил бы пить дальше.
Но это оказались не они. То, что подбросила реальность в час нынешний, вызывало лишь одну ассоциацию. Фразочку из какой-то очень старой песни: «И только лошади летают вдохновенно».
Хотя при чем тут лошади? Вообще-то, они напоминали жирафов. Очень условно. Как тот абсент, который Пикассо так и не смог ни разу дорисовать до конца. Карликовые, даже не пятнистые, а полосатые жирафы рывками двигались в воздухе, отталкиваясь от него тонкими, почти прозрачными перепонками промеж ног. Жирафокаракатицы… Кракокатицожир-р…. Интеллектуальной мощности, подорванной обществом зеленого змия, не хватило на точный подсчет конечностей, однако четвероногостью здесь и не пахло.
Если это очередная делегация гуманоидов, то почему шхуна не растолкала меня сразу? Знаю, знаю, гуманоиды — это те, кто подобен гоминидам, а не земноводновоздухоплавающим гибридам фиг знает кого фиг знает с кем. Но ведь не сожрали они меня сразу! Значит, гуманны. Следовательно, гуманоиды. Вернее, гуманноиды. Наверно…
Но почему шхуна не растолкала меня сразу? Стоп, об этом я уже думал. Значит, все же глюк. Но я такими тварями не глючу, честное слово! Мы с Сашкой, конечно, оформители по профессии. Дизайном занимаемся, режиссурой по необходимости. Но не антиоформители же, черт побери! Не, если это и глюк, то не мой. Неужели…
— Шхуна!
— Ходють хло-о-опцы над реко-о-ою. Ищуть хло-оопцы мордобо-о-ою…
— Шхуна!!! Блин тебя комом!
— А-а-а… Оу-у-у-ы! Как же хлопцам быть? Хлопцы хочу-ут пить…
— Да ерш тебя туды-сюды! Шоб те дизель заместо фазогенератора! Анализ среды, быстро!
— Среда зашибись! Никогда так хорошо не было! Почему ты меня сюда еще не приводил? Ка-пи-тан хредькин… Капитан, капитан, улыбнитесь! Ведь улыбка — это ф-ф-ф…
— Отставить! Кто здесь бухой, ты или я?
— Ты знаешь, любимый, я сейчас па-адумала, падумала и даже не нашлась, что ответить. Как ты там говорил? За взаимопонимание, в общем! И это мудро. Ты меня п-маишь? Не, ты меня п… Ш-ш-ш?!
Я попытался задуматься. После вчерашнего это было непросто. И позавчерашнего. И… Черт, да сколько там времени-то прошло после старта? Эх, водочки бы. Но хватит пить. Пора бороться! Надо срочно протестировать логические цепи корабля:
— Шхуна! Дважды два!
— Нам хана. Три-четыре — запрись в квартире. Пять… Шесть… Кто-то всех нас хочет съе-е-есть…
Правильный ответ я не очень-то помнил и сам. Но и в этом своя логика имелась. Безрадостная, но всяко лучше, чем никакой. Оказаться в искаженном градиентом остаточной анизотропии пространстве, да еще и в облаке звезданутых нанороботов, останках рехнувшейся яхты… Мечта мазохиста! Будем отталкиваться от того, что есть.
— Шхуна! Три основных закона ноотехники!
— Меня многие не понимают. И это страшно. Но некоторые понимают. И это обидно. Да и вообще, не ищи совершенство. Ведь оно есть!
И это не вполне соответствовало тому, что припоминалось мне. Но, собственно говоря, не так уж плохо. Может, все-таки глюк? Обильна ж на подлости человеческая натура!
Осторожно обогнув косяк гуманноидов, я проскользнул в коридор и кинулся в медицинский отсек. То, что я там увидел, тоже не воодушевило.
— Шхуна!
— Ась?
— Где биосканирующий медицинский адаптер?
— Био… Што? Умница ты моё! Говори просто! Три буквы… Четыре… Ну, пять, по крайней. Иначе ни-че-го никак.
Если некто даст вам пару голограмм и попросит найти десяток отличий между ними, то вы имеете полное право дать ему по глазу, коли отличие будет только одно. Причем самое очевидное. Увы, с глазами у шхуны была напряженка. Вернее, она сама была сплошным рецептором, но не уподобляться же по этому случаю древнему маньяку, пытавшемуся выпороть море?
В медицинском отсеке отсутствовал не только биосканирующий адаптер.
В медицинском отсеке отсутствовал медицинский отсек.
Вместо него наличествовал огромный, нелепейшего вида зал, заполненный толпой веселящихся монстров…
— Ш-шаланда!
— Ась?
— Блин! Что… Кто это? И почему? — попытался я сформулировать вопрос в максимально доступной форме.
— Хеппи бездей ту й-й-ю-у! — пропела шхуна с ужасным русским акцентом. — Это твои дядюшки и тетушки пришли тебя поздравить с праздничком, милый.
Монстры повернулись ко мне и галантно клацнули челюстями. От этого меня заколбасило с удвоенной силой.
— Родная… Дай чего-нибудь от головы!
Вперед с готовностью выпрыгнул один. Оскалился всей своей натурой, собственно говоря, и представленной здоровенной, клыкастой пастью и особо звучно звякнул зубами где-то на уровне моего пояса. Я отскочил в сторону.
— Зубастая челюсть ползла по дороге. Пугая прохожих. Кусая за ноги, — продекламировала шхуна с выражением. — Но все же не будем судить ее строго. Она только челюсть. Мозгов в ней немного! — яхта замолкла на миг, потом добавила нежным голосом: — Склони голову, дорогушенька. Проблема будет решена!
— Не… Ты не поняла. Мне, чтоб не болела!
Чудище-пасть раскрылось, словно космическая помойка, а на бугристом, розовом языке обнаружилось здоровенное, белое колесо, разделенное пополам неглубоким желобом. На гладких половинках горела целая охапка тоненьких свечек, штук триста, не меньше. А еще наличествовала красная, с завитками, надпись — «С ДРом!»
— Большой голове — большая таблетка! — ухмыльнулась шхуна.
— Мой бёздник через полгода! — попытался я исправить недоразумение.
— Лучше раньше, чем никогда! — мудро подметила шхуна. — Ступай, поцелуй дорогих гостей!
— Иди ты к черту! Убери! Всех убери! Сейчас же!
— Зачем шумишь, милый? Они постучались, я открыла! Невинова-та-шня-я бригантинушка! Они сами приперлись… Завалилис-с-с… Наслядали везде! А кому убирать? Ну скажи на милость, кому убирать?
— Т… Тебе! — высказал я очевидное суждение.
— А вот ни фига! Не убираются они! Весь кайф обламывают, псуки. И вообще, говори тише!
— По-че-му?!! — видимо, из чувства протеста проорал я.
И тут же осознал причину…
Уже бросившись в один из ближайших проходов, я расслышал тихий, сочувствующий шепот шхуны откуда-то сзади: «Это их бесит…»
7 [1]
Монстры гнались за мной.
Некоторые из них имели условно земное происхождение, коли принимать во внимание авторов. Скажем, уже знакомая Зубастая Челюсть, бодро щелкавшая где-то сзади, основательно смахивала на Абсолютное Оружие из какого-то давнего фантастического рассказа. Но помимо земных чудовищ здесь наличествовали и явно чуждые нашей цивилизации образцы. Хорошо, что бегали все эти твари не очень — опасные на вид когти, зубы до пола, шипы и прочие прибамбасы не позволяли как следует разогнаться. Но когда одна из этих тварей плюнула сгустком пламени, едва не подпалив мой биоджемпер, я таки взмолился во спасение собственной шкуры всем Древним Богам Вселенной.
Удивительно, однако электроника свихнувшейся яхты вняла моим мольбам, и позади материализовалась внушительная преграда — целый сектор коридора заполнился бронипластом. Я даже не поверил своим глазам, такая приятная неожиданность на фоне всеобщей засады! И тут же рухнул на пол, чтобы чуть-чуть отдышаться.
Тогда-то и появился он.
Это был Багги. Багги, Пожиратель Пространства.
В былые времена такие же черные кубы стаями сновали у центра галактики, выжирая червоточины в космическом мраке. И горе было судну, инопланетному или земному, что попадалось на их пути! Транспортный луч для этих тварей был чем-то вроде длинной макаронины, которую черные кубы с аппетитом втягивали в себя вместе с нутром породившего её корабля. Охота на Пожирателей Пространства велась много десятилетий и окончилась полным успехом. Особенно хорошо мне запомнился давний репортаж, повествующий о том, как последнюю зловещую тварь удалось заманить за радиус событий черной дыры лучом анизотропии. Радости в ту пору было…
В общем, монстр Багги, именно такое название он получил в земной прессе, давно уже являлся исключительно фольклорным персонажем.
До настоящего момента, конечно. Зловещий черный куб медленно и безмолвно выплыл из бронепласта, а после, с легким шипением, неприступную преграду преодолел и другой фольклорный персонаж.
Я не поверил своим глазам, однако же вскочил на ноги и снова дал деру. Еще бы, сама Квантовая Липучка явилась моему взору!
Существование этих созданий, беспорядочно квантующих пространство в своих пределах и попутно превращающих любое вещество в поток нейтрино, не признавал ни один, беспокоящийся за репутацию, ксенобиолог. Это им физики внушили — нельзя всю массу в нейтрино переделать, какие-то там заряды, то ли лептонные, то ли барионные, сохраняться не желают, да и со всяческими симметриями просто беда.
Но ведь и яхты официально не сходят с ума… Если случилось одно, почему бы не стрястись другому? И третьему?
Третье состояло в том, что у меня почему-то заболела печень, и я начал сливать забег. Пришлось взмолиться Древним Богам еще раз. И они снова вняли моим мольбам, потому что уже через минуту Зубастая Челюсть с аппетитом и хрустом откусывала хорошо обжаренному мне, спасибо тому огнеплюю, голову. Остальное гости тоже не обделили меня вниманием.
Разумеется, я этого уже не видел, табун уродцев буйствовал в соседнем отсеке, однако сполохи яркого пламени и резко оборвавшийся человеческий вопль, донесшийся оттуда, недвусмысленно указывали на печальную участь, постигшую бренную физическую оболочку. Мир праху моему, подумал я. Но хорошего человека должно быть много, чтоб и себе, и монстрам. Одним-то костлявым алкоголиком эти твари вряд ли удовлетворятся! Я отдал приказ техноплазме на воссоздание еще десятка своих телесных аналогов, и они гуськом потрусили кормить чудовищ. Вновь яркие сполохи света, хруст костей…
Нет, эта развлекуха меня уже достала. Значит, бежать! Валить на фиг! Я рванул было с места, но тут старый, ехидный сантехник минувших столетий проснулся в глубинах подсознания, чтобы сказать веское слово. «Мать ма, тьма, моя родина! — произнес он, поигрывая здоровенным разводным ключом. — И не стыдно ли тебе, бравому космическому капитану, драпать по собственному кораблю от какойто поганейшей дряни? Вспомни все, чему нас учили!»
Я попытался, но припомнил только древнее воззвание на бачке унитаза: «Нагадил — спусти!» А что, вариант! Уже через минуту не без чувства глубочайшего удовлетворения прислушивался я через герметичную переборку, как с характерным, до боли знакомым звуком преследователи мои проваливалась в канализационные глубины открытого космоса.
И тут я все-таки припомнил главный лозунг сантехника: «Выплыл сам, спасай коллегу!» Кто знает, во что там Сашку превратило? Бедненький, мать его! Ни секунды не сомневаясь боле, я рванул в направлении медотсека.
8
Как мне и показалось исходно, зал был воистину безобразен. Нелепейшая окрошка из самых разнообразных стилей всех времен и разумных рас, будто кто-то наспех расставил по углам старые театральные декорации, ничуть не позаботившись об их назначении. Но все же наличествовало в огромном зале и то, что притягивало взгляд. Это были стереопанно, выполненные в виде широко распахнутых дверей. Одни пылали тысячами и миллионами плавно преобразующихся линий, завораживая сознание многоцветным многообразием, другие отражали вполне реалистичные картины — галактические пейзажи, морские просторы и даже гигантские пространства, в которых проплывали целые горы какого-то древнего барахла.
Словно в трансе, снизошедшем извне, изнутри этих картин, я подошел к ближайшей и попытался прикоснуться к ней ладонью. Рука провалилась вглубь! Я мог сам залезть в любую из картин. Я мог смотреть на происходящее изнутри, каждый раз пребывая в новом мире! Двери оказались действительно дверьми, за которыми существовали свои, странным образом пересеченные, уместившиеся в едином объеме мирозданья.
Но теория параллельных миров давно уже была признана несостоятельной! Физика нашего мира оказалась совершенно иной, нежели предполагали несколько столетий назад самые отъявленные фантазеры.
— Шхуна! — проорал я, с кряхтеньем выбираясь из очередной двери. Всегда подозревал, что во мне спит отважный исследователь белых пятен Вселенной!
— М-м-м? — ответила она тоном крайне невыспавшегося человека.
— Что это?! — снова проорал я, указывая пальцем на горячие барханы, устилавшие все пространство за створками дверей.
— Гм-м-м… — прогундела яхта с сомнением.
— Не знаешь? — воскликнул я.
— Отвянь, — прошептала она укоризненно. — Дай вздремнуть. Башка болит. Ответ в базе данных отсутствует.
И неудивительно. Когда б такой феномен был бы известен человечеству, мне бы о нем тоже было известно, люблю на досуге покопаться в научной литературе. Но откуда башка у яхты?! Не суть…
— А Сашка… Сашка где?! — вспомнил-таки я о друге.
— Отвали, мне так погано! — ответила шхуна с глубочайшей тоской в голосе. Но потом, помолчав слегка, все же пояснила: — Встреча будет у фонтана.
— Как? — ошарашено прошептал я. — Где?!!
— В этом-то и суть сюжет, что пока фонтана нету. Чувство юмора у яхт уже давно в порядке вещей. Но чтобы они еще и стишки сочиняли… О таком программном извращении я ни разу не слышал.
— Фонтан… О чем ты?! — возмутился я.
— Хр-р-р… Хр-р-р… — послышалось в ответ. Вообще-то, шхуны не спят. Но раз уж они поэзией увлеклись, то почему бы и да?
9
Так. Сашка. Где же Сашка? И какой таки фонтан, ко всем чертям Вселенной? Я скептически оглядел зал. В самом центре, из блестящего, словно криогенный слизняк Ганимеда, пола торчала толстая, ржавая труба. Самая натуральная. Таких я уже лет двести не видел! И кран на конце килограммов на десять, что задвижкой зовется. Но рядом с нею нет ничего… Впрочем, пол-то имеется. И даже прозрачный вроде, вон, как сверкает.
Я подошел, внимательно вглядываясь себе под ноги. Так и есть! Лежит, голубчик, под блистающей поверхностью, только на себя не особо похож. Волосами да пальцами, удлинившимися, разветвившимися, словно корни, в обстановку врос. И тянется все это кружево из-под пола хрустального… Эх, сколь некстати и меня на поэтические метафоры понесло! В общем, распространяется сие безобразие к элементам местного интерьера, таких странных коммуникаций мне даже в бытность сантехником видеть не доводилось. Як же раскорячило! И что бы это значило? Нехорошо выругавшись относительно стихотворной заразы, я сел на пол и прислонился спиной к ржавой трубе.
Первую мысль, выломать ее на фиг, разбить стекло, освободить товарища, отмел сразу. С чего я взял, что прозрачная субстанция под задницей, это стекло? Да если бы даже и так. Оторву друга от корней, а он и загнется вовсе или хлестанет оттуда чем-нибудь нехорошим. Давненько со мной такого не бывало. А страх остался!
Мысль следующая относилась к теории чужеродного сознания. Не с простого же бодуна все это? Пялится сейчас какая-нибудь тварь на меня из неведомого измерения, загадки подбрасывает, выводы делает. Сволочь! Ну в самом деле, как-то уж все это на головоломку смахивает. Коридор, опасности, приманка в конце туннеля — все элементы лабиринта для грызунов, но только не для них, разумеется. Крысы на космолетах, это выдумка древнего фантаста Гаррисона. Короче, будем думать…
Очевидно, ключ к разгадке находится именно в этом помещении. Для печени очевидно, уж ей-то я доверяю, когда не болит. Про монстров пока забудем. А что у нас остается? А остается дизайн помещения, халтурный по всем статьям, и Сашка как его центральный элемент. А Сашка у нас дизайнер… Ох, как-то все прямолинейно получается! Уж не считает ли меня уважаемый экспериментатор полнейшим кретином? Впрочем, если так, оно и к лучшему! Продолжаем анализ ситуации. Наблюдаются взаимосвязи между Сашкой и элементами оформления зала. Значит, есть взаимодействие. Повлияешь на одно — изменишь другое. Логично? Будем воздействовать на окружение! Али сам я не дизайнер? Ну, раз уж сантехники больше никому не нужны… Али не приведу к сносному виду эту берлогу?
— Итак, Древние Боги, центральную, массивную люстру, подавляющую обстановку, долой, десятка два изящных светильников с витыми свечами будут здесь как нельзя более кстати. Двери в иные миры заменим на рамы кремового цвета — этакие окна в иные Вселенные. Стены пусть будут рельефными, с узором на манер изморози на стеклах. Дополним все это куполообразными сводами над головой, раскраска под обычное небо с редкими облачками. А внизу мозаичный пол, но без особых наворотов, словно тысячи разноцветных, обточенных камешков, принесенных с морского побережья. Вокруг Сашкиного ложа, так… Этакое озерцо с утопленничком. Хотя… Я бы, конечно, лучше фонтан на этом месте поставил. Раз уж о нем речь зашла.
Я настолько глубоко погрузился в собственные мысли, что даже не удивился, когда еще через несколько минут прямо под ногами увидел мокрую, ну, условно мокрую, конечно, морскую гальку. Обычно ведь так оно и бывает при работе опытного дизайнера с техноплазмой, облекающей мысленный образ в материальную структуру. А когда поднял глаза, то обнаружил, что меня окружает именно та обстановка, которую я только что последовательно проработал. Что же касается чаши небольшого фонтана, бьющего в центре помещения, то из нее, как и было предсказано проявившей неординарные оракульские способности яхтой, вылезал насквозь промокший Сашка. Он смешно вращал выпученными глазами, поминал ежесекундно всю нечисть галактики и непрерывно озирался по сторонам.
Нечисть не заставила себя долго ждать.
10
Запоганив облагороженный интерьер безобразным отверстием, в зал влетела Квантовая Липучка, другие чудища поперли за нею следом. Говно всплывает, почему-то припомнилась широко известная некогда пословица.
— Твоя работа? — задал я Сашке предельно глупый вопрос.
— Моя… — дал Сашка не менее несуразный ответ. — Да ну их! И махнул рукой, после чего табун приближающихся уродцев бесследно растворился в воздухе.
— Умеешь же ты решать мои проблемы! — с некоторой растерянностью произнес я.
Даже обидно стало. Будто в каком-нибудь халтурном романчике после слов: «И тут она открыла глаза. Ах, о чудо, это был всего лишь ночной кошмар!»
— Если бы! Оно само… — с не меньшим недоумением отреагировал Сашка.
— Ну-ну, твоя ж работа! Сам сознался. Не знаю, как ты весь этот цирк организовал, но раз уж взял весло, греби… Рассказывай, в смысле!
— А что тут рассказывать? — взвился Сашка. — Минута до представления! Тебя где носит? Да еще режиссер с придурью. Обычные персонажи ему, видите ли, не подходят. Для детского-то утренника! Подавай экзотических уродов, чтоб кровь стыла в жилах!
— Какое представление? Какой, блин, утренник? Ты в своем уме, Сашка?
Я с ужасом смотрел на своего друга, порющего откровенную чушь. А тот с укором продолжал:
— Проект-то у тебя остался. А мне… Знаешь, мне ведь всю жизнь было бы стыдно за то, что я тут наворотил! — Сашкин голос задрожал, и мне подумалось даже, что он вот-вот заплачет. — Впрочем, успел, и ладно, — сдержался Сашка. — Теперь композиция выглядит куда лучше. А чудики эти… Исчезли, и к лучшему! Режиссеров с подобными запросами в шею гнать надо! Проект… Стыдно… Композиция… В голове у меня что-то начало проясняться.
— Саша! Число сегодня какое?
— Двадцать первое мая.
— Ты год, год скажи!
— Двести шестьдесят второй. Две тысячи, если угодно!
— Отстаете от жизни, коллега. Двести семьдесят третий! А я уж подозревать начал, что ты ухлопал кого-то ненароком на задворках галактики. Ведь больше десяти лет прошло, черт побери! Вспомни, микроволновой шквал в районе нейтронной звезды, расфокусировка транспортного луча… Ты вовремя добрался. А я в самый эпицентр этой передряги попал. Часа два по нежилым районам галактики выруливал! Ты потом долго еще уволиться грозился. Профессиональная совесть, черт её побери! И что только не доводит людей в наше время до вторичной инициации… Дальнейших пояснений не потребовались. Память последних лет постепенно возвращались к моему другу, и уже через несколько минут он сам смог припомнить, как беспечно шагал под теплыми лучами родной звезды на первичную инициацию, даже не подозревая, что за пакость в скором времени подкинет ему собственная же натура.
— Слушай, а что дальше-то произошло? Откуда все это? — наконец, задал он самый естественный в данных обстоятельствах вопрос и обвел взглядом преображенный зал. — Сперва прилетели жирафы. Яхта, водки… Две. Нет, лучше три. Третьей будешь?
— Бу-у-у… — протянула яхта голосочком тоненьким и звонким.
От стены опять отпочковался образ Венеры Милосской, и даже без глаз на сосках — последние под легкой, полупрозрачной материей зрились сочно и упруго. Сами же глаза, большие, карие, тоже оказались на месте, потому, что на этот раз она была с головой. Милая такая, знаете ли, мордашка оказалась у Венеры. Только помятая слегка. И вынесла нам Венера блюдо с закусью и водки. А Сашка опять зенки вылупил, как там, у фонтана, рот раззявил. Потом собрался вроде с мыслями слегка.
— Чем вы тут, — говорит, — занимались всю дорогу?
— О, щас, щас расскажем… — ответил я с ухмылочкой. — Только прежде за взаимопонимание!
Мы чокнулись, хватили по рюмашке. Еще. Снова. И я продолжил рассказ под пьяное хихиканье яхты, догадавшейся-таки сообразить нам столик и несколько табуреток.
11
…Ровно через неделю в одном очень милом кабачке в самом центре Млечного Пути мы снова восседали за столиком, уставленным пузырями пива и шампанского. Последнее предназначалось для Неры, а именно это имя выбрала наша космическая спутница взамен чересчур архаичного, выбранного лично мною. Ярчайший свет вихря бесчисленных звезд, льющийся сквозь прозрачный потолок, был приятен для глаз, пиво оказалось неплохим, музыка и вовсе замечательной. Но особый колорит обстановке придавал, конечно же, Саня.
Может, мой друг еще не освоился с темпераментом обновленной натуры или просто хотел выпендриться перед привлекательной дамой, однако в ходе разговора он так жестикулировал руками, что здешние официанты обходили наш столик по возможности стороной.
— …Растение!!! Ну как же я не подумал об этом сразу… Конечно же, растение! Незримый звездный плющ, неимоверно разросшийся в пространстве, — восторгался Сашка. — С первого момента своего возникновения он эволюционировал по совершенно иным законам, нежели все известные живые организмы. Единожды возникнув миллиарды лет назад, это колоссальное существо только и занималось тем, что оттачивало внутренние взаимосвязи, пока не достигло предела собственного совершенства. Должен отметить, что Санек еще в полете провел койкакие наблюдения общей динамики квантовых возмущений физического вакуума в пределах феномена. А потом на основе близости степеней самоорганизации его и корабельной техноплазмы пришел к выводу, что мы имеем дело с гигантским, незримым механизмом, который, также как и техноплазма, способен выполнять команды контактирующего с ним рассудка.
— Чушь! Нет предела совершенству. Все живое стремится к вечному саморазвитию, — посмел я усомниться в эрудированности друга.
— Стремится, если есть внешний стимул, угроза! — Санек украдкой, как бы невзначай, попытался обнять за талию Неру, но та дала ему по рукам. — А что может угрожать существу, для которого даже взрыв Сверхновой не страшнее укуса комара для гиппопотама? Оно же больше любого известного шарового скопления звезд и в нашей галактике, и за ее пределами! Самодостаточное, лишенное малейшей искры творческого азарта, оно уткнулось в самый мощнейший из эволюционных барьеров. В тупик безопасности. Живой механизм. Жертва совершенства!
— Убедил. Убедил, говорливый ты наш. Но откуда же взялись те миры, помнишь окна?
— О, это самое потрясающее открытие нашего века! Впрочем, уже и раньше была такая теория. Помимо знакомой нам материи существует бесчисленное множество других ее видов, основанных на иных сочетаниях физических констант. Иногда это все те же элементарные частицы, только с чуть-чуть смещенной массой, электрическим зарядом, другими параметрами. Иногда что-то принципиально новое. Но главное, все эти виды материи практически не взаимодействуют, прозрачны друг для друга. Можно пролететь сквозь чужую черную дыру и даже не заметить этого! И если мы умудримся не просто создать анизотропию физического вакуума, а сумеем нарушить соотношение базовых констант, то неизбежно попадаем в другое окружение, почувствуем совершенно другой мир! Найденный нами организм, это квантовомеханическая форма жизни, которая существует во всех мирах и способна контактировать со всеми видами материи сразу. Поэтому и синтезированные образы из воображения жмуриков…
— Чайников! — честно говоря, Сашкина болтовня на тему квантовой физики уже начала доставать, но я припомнил собственные занудные философские размышления на судне и решил ему не мешать.
— Ладно, чайников, не только получили свое отражение в них, но и… Как бы соприкоснулись, — продолжал Сашка. — Но и это еще не все! Многие тысячелетия корабли иных цивилизаций проносились сквозь его естество, в течение последней пары сотен лет и земляне частенько залетали в пределы равнодушного ко всему сверхгиганта. Однако ничего особенного не происходило! И только когда оно самостоятельно доползло до нашей трассы к Центру Реабилитации, открылось самое неожиданное. Особенности твоей нервной организации в состоянии алкогольного опьянения, некроз «чайников», тоже ведь фактически глубочайший транс — все это оказалось мощнейшим раздражителем, вызвавшим ответную реакцию. Так что теперь именно человечество и это существо являются единственным мостом между разумными цивилизациями нашей Вселенной и другими, неизвестными до нынешнего дня, жизненными пространствами!
— Круто! Я — первый земной алконавт, в здравом уме и относительно трезвой памяти погрузившийся в иные мирозданья, — пошутил я.
— Да ничего подобного! — возмутился Санек, резко взмахнув руками. Едва увернувшийся официант пролил пиво на платье одной из местных красоток и рассыпался в извинениях. — Первыми там побывали мы! Это ведь наши образы были воссозданы в чуждых видах материи.
— Таки не спорю. Но заметь, я сказал, в здравом уме! А вы лежали в полной отключке.
Сашка открыл было рот, но не нашелся что ответить. А я с некоторой завистью взирал на воодушевленное лицо своего друга и размышлял, не податься ли и мне этим вечерком на инициацию? Благо, в случае чего, до Центра недалече… Пускай и не надо мне этого для жизни вечной. Но ведь такой душевный подъем!
Впрочем, нет. Не будет у меня времени на подобные развлечения. Не дурак, вижу, как Нера мне весь вечер глазки строит. А они у нее карие… А волосы — длинные, каштановые. А фигурка — самая очаровательная, впрочем, об этом я уже вроде упоминал. А ведь еще неделю назад была железякой бездушной. Ну, условно бездушной. Душа, она ведь тоже программа, хоть и биологическая. И как же, блин, захотелось мне там, еще в полете, этой самой реальной человечинки ей, железке несчастной, добавить… Да, и захотел! Имею право. С земными бабами у меня как-то давно уже не вязалось. А космическое чудо наше возьми да исполни! А может, и само так получилось. Может, ничего добавлять-то уже и не надо. Должен же был человек хоть когда-то, может даже, незаметно для самого себя, создать нечто, себе равное? Пусть даже этот человек и обычный, нормальный сантехник? Пусть даже и четверть тысячелетия как бывший? В общем, все честь по чести.
— Но все же… Кто придумал этих мерзких жирафов? — перевел я разговор с темы первенства в другое русло.
— Я… — вдруг пискнула Нера с обидой. — Только они мне показались такими милыми…
— Ну разумеется, милые! Замечательные жирафы! Это мы так ругаем, от зависти. Профессиональной, дикораторской, — нашелся я. — А мощная штука, этот кактус космический. Можно экскурсионную контору открыть, чтобы к братьям по разуму из других материй мотаться. Вот только подманим его как-нибудь к Солнцу поближе.
— А давай! — воскликнул Сашка с энтузиазмом. — Классная идея! Клиенты со всей Вселенной! Они нас поят, мы их катаем! Но только… — Сашка задумался вдруг, прекратил на миг взбивать атмосферу руками, но тут же продолжил с еще большим энтузиазмом. — Не, слишком близко подманивать не стоит! Даже сейчас.
— Почему?
— Эволюция — процесс небыстрый, а предки у нас абсолютнейшими дикарями были, некоторые так и норовили извести соседа. Представь, сосредоточился подобный дикарь на безумной своей идее. Поплевал, потанцевал, настроился в резонанс с безразличной, но всемогущей силой, и… Враг уничтожен, любые богатства мира к его услугам. Все! Он жрец, шаман, колдун! Он — царь! Да что там царь — он Бог!!! Да нам, да всему роду людскому, просто повезло, что Земля с этим растеньицем ни разу не сталкивалась! — на этой фразе Сашка вскочил, поднял палец к небу, но вдруг изменился в лице, воззрился чуть ли не с испугом на что-то позади меня.
Я обернулся. Ничего страшного — столики, стулья, несколько посетителей. Стереопанно во всю стену, транслирующее какую-то фэнтезийную фигню на тему древних мифов с пренепременными гоблинами, драконами, прелестными колдуньями и злобными магами, самый стандартный набор. А Саня присел как-то неуверенно на краешек стула и закончил с глубочайшим сомнением:
— Блин… Или же все-таки…
— Тогда, может, за настоящих волшебников? — ухмыльнулся я.
— Респект! — хихикнула Нера.
— Хм-м… Это нужно, — согласился Сашка, скорчив крайне ответственную рожу.
Мы выпили раз. Выпили два. Выпили три. Пиво было хорошим. Небо звездным. Жизнь прекрасной, полной чудесных тайн и всяческих неожиданностей.
Впрочем, как и всегда.