Глава 0.

18 мая 1995, ущелье р. Аргун

В лесу передвигаться всегда легче. Любое дерево или крупный валун — потенциальное укрытие. Для хорошо обученного бойца не проблема — мгновенно припасть к стволу или камню, распластаться по нему в любой неудобной позе, лишь бы слиться с ним, превратиться в неподвижный силуэт… с двух сторон врагу ничего не видно, с третьей малозаметно, с четвертой пока разглядишь — прилетит в тебя пуля или нож. Простейшее искусство маскировки, доведенное почти до совершенства изнурительными тренировками. Поначалу с непривычки тело крутит судорогами от неподвижности, потом — привыкаешь, суставы становятся пластичнее, мышцы приучаются расслабляться. Неплохо при этом для полноты эффекта почувствовать себя деревом или камнем — при должной концентрации противник и вовсе тебя не заметит в упор, главное — не забыть о боевой задаче, а то так недолго и корни пустить…

Отряд продвигается к вершине медленно, но верно. Бойцы перебегают короткими рывками, бесшумными тенями скользят меж деревьев, через мгновение вновь растворяясь в хаотическом калейдоскопе листвы. До желанной «высоты» — пятьсот метров, не больше. Но как же изнуряюще тяжелы эти последние полкилометра, когда постоянно приходится ждать атаки со всех сторон одновременно! Очередной отряд боевиков, выскочивший словно из-под земли — так неожиданно было их появление — вырезан подчистую. Парни начинают звереть от многодневных скитаний по ущелью, и командир вовсе не винит их в излишней жестокости, но отмечает про себя, кого после задания направить к психологам вне очереди. Себя он скромно ставит в конец этого списка — его, по крайней мере, еще не тянет бросаться на противника с ножом, когда того можно снять выстрелом.

При других обстоятельствах старший лейтенант с удовольствием потащил бы своих ребят прогуляться на эту гору в качестве тренировки — склон просто загляденье, готовый полигон для отработки всех базовых навыков. Для рядового туриста с рюкзаком здесь — кошмарный подъем по крутому и скользкому склону, для спецназовцев, обученных работать на предельных нагрузках — отличная тренировка средней тяжести. Вывороченные корни деревьев, камни — точно зацепки на скалодроме на тренировочной базе. При умении балансировать и быстро переносить центр тяжести по ним можно взлететь наверх, как по лестнице. Вот только…

Вот только лес этот — чужой, враждебный, его неприязнь к непрошеным гостям ощущается физически, пробирает до костей. Игорь понимает, что не в лесе дело — просто кто-то, хорошо знакомый со здешней природой, шепнул ей, что идут чужаки, настроил ее против них. И теперь каждая колючка норовит впиться в руку, корни точно специально ставят подножки, настороженно примолкшие было птицы — пугают внезапно резкими, гортанными криками, заодно демаскируя крадущихся солдат…

— Тише, тише, я свой, — шепчет Игорь, проводя ладонью по шершавому стволу многолетнего бука, который будто нарочно хлестнул его по лицу жесткой веткой.

Сложно парню с советским атеистическим воспитанием поверить в одушевленность природы, духов леса и прочие языческие заморочки. Но с опытом постепенно приходит понимание, что многие вещи проще объяснить с помощью застарелых суеверий, чем научных концепций… А наука, чем черт не шутит, может, и дойдет однажды до похожих выводов. Вон, в научно-популярных журналах еще в его школьные годы писали о том, что грибница от одного поколения грибов может пронизывать весь лес, объединяя его в единую экосистему… или как-то так. Еще за годы службы на Алтае, среди девственных таежных лесов, Рогозин понял, что с окружающей природой лучше «дружить». Подполковник Агафонов, помнится, придерживался того же мнения — весь отряд запомнил на долгие годы, как он однажды, изрядно приняв на грудь по какому-то торжественному поводу, вывалился из штаба 67-й спецбригады, окинул туманным взором окрестность и вдруг с радостным ревом кинулся к стоявшей на опушке леса одинокой березе. «Здравствуй, осинушка, здравствуй, моя родная, ты чего пригорюнилась, одиноко тебе?» «Это ж береза, товарищ подполковник» — робко заметил кто-то из сопровождавших его офицеров. «Какая разница, — отозвался Агафонов, не размыкая рук, - все равно она меня поймет… Эх, чистая, светлая душа!»

Игорь бегло улыбается воспоминаниям и снова бросается вверх по склону, дыша глубоко и размеренно. Ага, вот за этим валуном можно и передохнуть, оглядеться… лес кажется пустым на первый взгляд, только тренированный глаз спецназовца подмечает перемещения товарищей. Но кажется, лишь стоит расслабиться — из укрытия выпрыгнет враг, и мерещится, за каждым кустом ждет смерть, смотрит пустыми глазницами, тянется костлявой рукой... Тревожность эта не постоянна — накатывает волнами, и по этому признаку Игорь понимает, что на них снова идет атака. Отчаявшись запутать взвод иллюзиями, неведомый шаман принялся давить их примитивнейшим оружием — тревогой и страхом. Чем выше они поднимаются, тем сильней ощущения. Вот только «Ящерам» не привыкать работать в подобных условиях… они все проходили тренировки в «комнате страха» на базе, где наведенное магнитное поле и инфразвук определенной частоты, воздействуя на мозг, вызывает приступы панического ужаса. И в этой комнате они решали математические примеры, строили маршруты по картам, стреляли по мишеням… Рогозину несколько раз подсовывали самый настоящий учебник алгебры, мол, ему, как офицеру, необходимо уметь строить сложные схемы в экстремальных условиях. После очередной тренировки он с ухмылкой заявил инструкторам, что скоро у него выработается рефлекс, и он будет впадать в ужас каждый раз при виде дифференциальных уравнений…

Картинка перед глазами вдруг плывет, стремительно расфокусируясь. Чертыхнувшись, Игорь закрывает глаза, трясет головой — не очень-то это и помогает, впрочем. Так уже бывало, и он честно пошел к врачу, но на обследовании ничего не обнаружили. Кто ж знал, что зрение начнет отказывать в неподходящий момент, в боевой обстановке? Хоть бы прошло поскорее, как в прошлый раз — не хватало еще подвести ребят на задании…

— Товарищ командир! — шепот раздается над самым ухом, Игорь дергается, отметив, что Северинов подкрался совсем бесшумно — молодец, учится парень. — Вы в порядке?

— Да, Миша, иди, — так же шепотом выдыхает Игорь. Они стараются соблюдать тишину, справедливо опасаясь, что на вершине их поджидает еще одна группировка противника — не стоит обнаруживать себя раньше времени.

Рядовой не отстает.

— Давайте помогу, я…

— Наверх! — приказным тоном шипит Игорь, и мимо лица его проносится поток воздуха — парень кинулся вверх по склону.

— Я догоню… — добавляет Рогозин, не зная, услышат его или нет.

На ощупь лезет в карман, достает карты. Если что, копия есть у Волкова… хотя зачем им карты, цель уже видна, справятся… Где же только этот чертов шаман, неужели прямо на «высоте» и засел? Других вариантов не видно…

В белесом тумане перед глазами проступает вдруг темными пятнами знакомая картинка. Фотография… Игорь улыбается, проводя пальцем по гладкой поверхности фотокарточки. Зрение медленно, но верно возвращается, и лицо Руслана на фото вновь обретает четкость.

Фотографировал их все тот же Агафонов — он вообще был фотолюбителем, щелкал в свободное время величественные горные пейзажи и незатейливый солдатский быт — и даже, говорят, публиковал снимки в газете под каким-то «левым» именем. Публиковал, конечно, только пейзажи, да и то самые абстрактные — прочее ему бы не позволили, начальство и так косо смотрело на его увлечение, мягко говоря, странное для командира секретного подразделения.

Они вышли тогда из леса, где у них было свое секретное место — для тренировок… и не только. Возвращались на базу, разгоряченные борьбой и сексом, Руслан тащил на плече свой извечный топор, которым на тренировках разрубал на лету вездесущие кедровые шишки — все до единой, сколько в него ни кидай, сбоку, сзади, с разворота…

Подполковник будто бы ждал их на поляне, покуривая самокрутку — сигарет он не признавал — и опираясь небрежно на установленную в землю фото-треногу.

— Гуляем, шишки собираем? — весело спросил он их, и рассмеялся, когда бойцы дружно проорали «Так точно, товарищ подполковник!»

— Вольно, — махнул он и наклонился к установленному на треноге аппарату. — Дайте-ка я вас сниму, зафиксирую, так сказать, факт разгильдяйства! Да сделайте вы лица повеселее, я разве ругаюсь? Какое мне дело, если бойцы в свободное время ходят с елками воевать…

Елок там как раз и не было — только сосны и кедры, да редкие, по-северному невысокие березы. Но спорить с командиром парни не стали.

После алтайской истории Игорь долгое время не видел Агафонова. Вернувшись на базу вместе с бойцами штурмового отряда, которые его и нашли в бессознательном состоянии под забором Объекта, он обнаружил, что командование сменилось. Говорили, что Агафона перевели, но куда — никто не знал. Гораздо позже Игорь узнал из архивных документов, что его командир предвидел кризис с местными, и только глупость вышестоящих чинов вынудила его действовать в обход устава, посылая бойцов с неофициальным заданием. Политика в военной верхушке — дело сложное и темное; спецназ подчинялся одним структурам, охрана сверхсекретного Объекта — другим… Рогозин даже не знал толком, чем занимались на этом объекте — слухи ходили разные, от экспериментов с пространством-временем до управления массовым сознанием.

Агафонов нашел его, когда парень уже, окончив срочную службу, учился в закрытом военном вузе, продолжая развивать навыки оператора на специальных курсах там же.

— Решил, значит, дальше пойти, молодец, — сказал он одобрительно, подсаживаясь к Игорю в столовой. — А я вот — в запас… нет моих сил дальше с бюрократами сражаться. Дай тебе бог, сынок, дожить до времени, когда отменят все эти дурацкие бумажки. Говорят, скоро всё на ЭВМ переведут, упростится система, может быть… Хотя дураки, облеченные властью, всегда найдутся.

Он вынул из кармана стопку фотокарточек, перебрал и протянул одну Рогозину.

— Я тут… напечатал, тебе на память хотел отдать. Я знаю, вы с ним были… ну, дружили крепко…

По возникшей паузе и отведенным глазам собеседника Игорь понял, что тот прекрасно знает, как именно они с Русланом дружили. Вот ведь старый черт, он их «неуставные отношения» покрывал, выходит?

— Спасибо, — Игорь бережно принял карточку. Спросил, не надеясь на ответ: — А вы ничего не слышали потом… про Руслана?

Подполковник внимательно посмотрел на него, будто прикидывая, стоит ли отвечать.

— Слышал только, что не нашли его, — сказал он наконец. — По всем документам — пропал без вести… Знаешь, сынок, лучше тебе считать его мертвым. Знаю, что жестоко так, да только… если он и вернется, то это не он уже будет, понимаешь.

Игорь отвел взгляд.

— Они сказали, что мы не такие как прочие… что мы уже почти не люди, — прошептал он тихо, на пределе слышимости. — И спросили, хотим ли мы у них учиться. Руслан согласился, а я засомневался, и… меня просто выкинули.

— Не люди… а сами-то они кто? — вздохнул Агафонов. — Местные так говорят, шаманы рождаются на ветвях мирового древа, в гнездах, из яиц вылупляются… Не думай ты об этом, мой тебе совет. Учись, женись, служи… в начальники только не лезь, от души советую, такой это геморрой, честно говоря…

… Игорь сминает карты в руке, тянется за спичками. Надо бы сжечь, он отстал от отряда — есть риск нарваться на моджахедов. Вдруг не справится с противником, а ну как зрение вновь забарахлит? Незачем отдавать врагу хорошие, подробные топографические карты…

Он оглядывает окрестности — вроде все чисто, ни своих, ни чужих… И вдруг замечает боковым зрением фигуру, разворачивается, вскидывает автомат. И замирает. На склоне, чуть выше и правее, стоит Руслан — в такой знакомой белой рубашке. Игорь когда-то сам застегивал пуговицы этой рубашки, целуя своего сержанта перед последним заданием… у стен Объекта.

«Хватит» — в отчаянии думает он, стиснув зубы. «Меня этой хренью не взять, проходили уже. В памяти моей копаешься, падла? Не позволю…»

Искушение выстрелить в ненавистное и любимое наваждение — почти запредельное, но командир взвода держит себя в руках — звук может привлечь внимание, может спутать карты ребятам, которые уже должны были подобраться вплотную к вершине… к черту эти глюки, надо подниматься, бежать на помощь парням, командир ты или где? В лирических воспоминаниях тут весь штурм пропустишь, как потом своим бойцам в глаза смотреть?

Капля пота стекает по лбу, попадая в глаз, Игорь моргает, и призрак исчезает. Повинуясь смутному интуитивному порыву, Рогозин направляется к тому валуну, у которого только что стояла фигура. И уже на втором шаге понимает вдруг, что этот участок склона — заминирован. Ощущение опасности — зудящая вибрация под ногами, знакомая по множеству тренировок. Мины ощущаются как локальные участки сконцентрированного холода, невидимые в траве растяжки — как ледяные нити. Медленно и осторожно, избегая «холодных» мест, он подходит к валуну и понимает, что тот еще недавно лежал на метр правее, закрывая отверстие в земле. Иначе как они могли, продвигаясь по склону всего чуть-чуть левее, не заметить здоровую бетонную трубу, уходящую под землю?

«Ракетная шахта» — идентифицирует объект Игорь и от избытка эмоций зло сплевывает под ноги. Ему не нужно вновь доставать давно выученную наизусть карту, чтобы понять, что на ней ничего подобного не было. Что это — преступная халатность командования? Диверсия? Или кто-то проверяет «Ящеров» на прочность, отправляя их на задание с неверными исходными данными? Или развал страны достиг таких масштабов, что никто уже не помнит расположения советских ракетных комплексов, пусть ныне и заброшенных?

Если бы на карте был подобный объект, первой же рабочей версией стало бы, что шаманы или шаман прячутся именно здесь. Потому что это — идеальное укрытие.

Без особой надежды Игорь щелкает устройством индивидуальной связи — разумеется, связь не работает. С момента, как они вышли на «финишную прямую», связи нет — вся надежда, что на захваченной «высоте» хотя бы рация заработает. Ну, или вырубится таинственная «глушилка» — вместе с шаманом.

Рогозин осторожно заглядывает в шахту — дна не видно, лететь, если что, долго… Но в стене торчат какие-то металлические полосы, вроде скоб. Здесь явно кто-то лазил, раз откатили валун. Возможно, у них была веревка… Но разве эта стена сложнее, чем скалодром на базе? И, уцепившись за край, он осторожно начинает спускаться.

Игорь срывается, когда до дна шахты остается не больше пяти метров. В падении он успевает сделать две вещи: подтянуть лямку автомата, чтобы родной «АК» не приложил его меж лопаток по приземлении, и расслабить мышцы — давно доказано, что меньше всего повреждений при падении получают мертвецки пьяные, поскольку мускулатура у них расслаблена, и запаниковать и сгруппироваться они не успевают. Поэтому, отделавшись при падении лишь неизбежными неприятными ощущениями, он вскакивает на ноги.

К шахте вплотную подходит круглый в сечении коридор, освещенный тусклой лампой. Стоит Игорю шагнуть в проем — на него наваливается удушливая волна, словно воздух сгустился и не желает ни входить в легкие, ни пропускать вперед тело непрошеного гостя. Его почувствовали... В конце коридора появляются две фигуры, вскидывают оружие. Их движения выглядят плавными, словно в замедленной съемке — Игорь, не теряя времени, тут же «разогнал» сознание, ускоряя процессы в теле и в мозгу. Он успевает упасть на землю, переместиться вбок стремительным перекатом и открыть стрельбу — короткими очередями, сначала по «верхам», целя в головы нападающих, потом прыжок, перекат — чтоб не подбили в падении, затем выстрелить лежа, добивая упавших… Пули прошивают воздух там, где он стоял только что. Плотный, словно кисель, воздух забивает глотку, и, кажется, сдирает кожу с мышц — по крайней мере, та горит как огнем. На предельном напряжении мышц он продвигается вглубь коридора, перешагивает тела убитых боевиков — лица их и одежда не оставляют сомнений в том, чье это секретное укрытие.

Дверь Игорь вышибает ударом ноги, неосмотрительно бросившийся к нему мужчина с автоматом получает очередь в живот. В комнате остаются еще двое — старик и ребенок лет семи. Старик закутан в какой-то невообразимый халат, его костлявые руки мечутся в причудливом танце, перебирая хаотическое на первый взгляд переплетение веревочек, костей и камешков. Он поднимает взгляд на Игоря, но в блеклых глазах его ничего не отражается — ни удивления, ни страха.

Автомат заедает, хотя такого быть не может, просто нечему ломаться в совершенном механизме «калаша», практически неизменном с выпуска первой модели 47-го года. И тогда Игорь просто собирает в единый тугой ком всю свою ярость, и отпускает, представляя, как катится перед ним огненный шар, сметая все на своем пути. В момент удара в голове образуется звенящая пустота и совершенное безразличие — к жизни, к смерти, к результатам любого действия… Именно в таком состоянии оператор и действует по-настоящему, все прочее — лишь подготовка. И Рогозин равнодушно наблюдает, как старик падает — медленно, драматично, успевая сгрести со стола все свои «фенечки» — по земляному полу бункера рассыпаются какие-то крашеные камни, кости, перья… Игорь вдруг понимает, что наконец-то может глубоко вдохнуть, и расслабляется, выходя в более привычный режим. В голове шумит, рот заполняет противный солоноватый вкус крови, наверняка кровь идет из носа тоже — в состоянии «разгона» все тело работает на пределе, на износ, даже самые тренированные мышцы не всегда выдерживают, что уж говорить о сосудах.

Ребенок прячется в угол, за ящиками, забитыми каким-то ржавым железом. В комнате есть ящики и поновее, пустые — Игорь отмечает, что здесь, по-видимому, был склад оружия и перевалочный пункт. Судя по тому, что на базе оставили всего трех охранников, основные силы сейчас брошены на бой с его отрядом.

— Эй, — говорит он, и не узнает собственный охрипший голос. — Не бойся.

Вряд ли этот ребенок знает русский язык, впрочем. Черные глазенки настороженно сверлят бойца маленькими буравчиками. Кожа у малыша смуглая, но чистая, волосы острижены коротко, по лицу не понять, мальчик или девочка — одежда похожа на длинное платье до земли, но кто их знает, этих горцев, что у них за порядки?

Игорь обводит взглядом помещение. На столе, под одинокой лампой — три кружки с каким-то напитком, остатки хлеба. Вполне возможно, ребенок был заложником — вот и ответ, как шамана заставили работать на боевиков. Захватили внука… или внучку. И что теперь с ним делать?

— Не бойся, — повторяет он, подходя ближе. — Ты меня понимаешь?

Убивать у него получалось гораздо лучше, чем разговаривать с детьми. Этому ценному навыку ни на одной тренировке почему-то не учили.

Ребенок вдруг вылезает из-за ящиков. Вытягивается в полный рост, не отрывая взгляда от Игоря. И начинает орать.

Это хуже инфразвука в «комнате страха», это хуже любого звука, что когда-либо слышал в своей жизни старший лейтенант. Крик раскаленным шурупом ввинчивается в мозг, и впервые за всю миссию Рогозин по-настоящему теряет над собой контроль. Рефлекторно он вскидывает автомат и приходит в себя, только когда наступает благословенная тишина, пусть и сопровождаемая звоном в ушах. Изрешеченное пулями маленькое тельце отброшено выстрелами к стене, остекленевшие глазки с ненавистью смотрят на него сквозь потоки крови.

Игорь оседает на пол, чувствуя, что ноги его не держат, вытирает с лица кровь и пот.

«Девочка»— думает он почему-то. «Точно, это была девочка. Пацаны так не орут. Что это было, еще одна секретная техника вайнахов?»

Протянув руку, он поднимает с пола непонятный «инструмент» шамана — спутанную сеть веревочек с узлами, в которые вплетены кости, до странного мелкие и легкие, видимо — птичьи. Подумав, кладет его в карман — будет, что предъявить начальству, если спросят. Хотя наверняка не в этой штуковине дело. Любая магия происходит, в первую очередь, в голове «колдуна», все прочее — необязательно…

Выходя из бункера, он спотыкается о какой-то предмет. Открытая бутылка с чем-то спиртным, судя по запаху. Охранник сидел у самой двери… да, точно, на этом ящике. И прихлебывал из бутылки.

Рогозин оборачивается и пару секунд смотрит на стол, где остались три кружки, с темным напитком, приторно и сильно пахнущим травами — даже сейчас, когда этот аромат перебивает запах свежей крови.

Три кружки. Два тела.

Цепляясь за стены, Игорь выбирается наружу. И, поднявшись на поверхность, слышит близкий грохот стрельбы. Значит, взвод вступил в бой за проклятую эту «высоту»…

Он пытается подняться по склону, но руки не слушаются, все плывет, как в тумане. Цепляясь за реальность остатками угасающего сознания, он заползает за каменный валун, прячась в его тени.

«Простите, ребята…» — шепчет Игорь и сжимает в руке плетеный шаманский амулет, прежде чем отключиться.

Хищная птица расправляет крылья, скользя над ущельем. Тень ее, неправдоподобно-длинная в свете заходящего солнца, скользит по склону горы. Крохотными огненными точечками взрываются на склоне гранаты, серебряными искорками мельтешат пули. Смешные человечки носятся меж деревьев, одни пытаются пробиться на голый, иссеченный ветрами участок на вершине, другие — их не пускают… Человечки в зеленом кажутся смутно знакомыми. Они — свои. Их не трогать… Другие, в черном, синем, пестром — почему-то раздражают.

Огромный орел пикирует с воздуха, бьет крыльями по лицу стреляющего человека, клювом вырывает кусок мяса, вновь взлетает… Над деревьями летит его крик — яростный, пронзительный, точно голос самой смерти. Ему вторят вопли ужаса, гортанные выкрики на грубом, непонятном языке… и отчаянное русское «ура», сопровождающееся оглушительными автоматными очередями.

…Когда Игорь приходит в себя, его окружает поначалу непроглядная темнота. «Ослеп» — думает он, чувствуя подступающую панику, но постепенно глаза привыкают к темноте, неясные пятна превращаются в камни и кусты. Задрав голову, он видит сквозь кружево листвы звезды, на удивление яркие, словно алмазы в чистом горном небе. Над ущельем ночь и тишина, которая впервые за долгое время не кажется угрожающей.

Часовые, охраняющие занятую взводом «высоту», не утруждают себя банальным «стой, кто идет» — просто внезапно перед Игорем вырастает боец с автоматом наготове, уже собравшийся стрелять.

— Т-товарищ командир, — выдыхает он перепугано, узнав плетущегося по склону Игоря. — Скажите честно, вы живой… или по наши души пришли?

— По ваши души, разумеется! — по возможности бодро отвечает Рогозин, чувствуя, как нервный смех подступает к горлу. — Бабы суеверные, блять!

Откуда-то сверху доносится неразборчивый радостный вопль, и через полминуты взвод весело тащит своего едва живого командира к временному лагерю на вершине. Игоря успевают радостно похлопать по плечу минимум два десятка рук, а кто-то под шумок даже крепко целует его в висок. «Да вы обалдели» — думает он с улыбкой, опираясь на чье-то плечо. «Ну никакой субординации, а?»

— Порывались идти тебя искать — я не пустил, — говорит ему Аркадий, усаживая его поближе к костру, надежно замаскированному от чужих глаз обломком скалы, за которым и укрылись бойцы.

— Наша цель, говорю, позицию удержать. Вдруг еще отряд из кустов вылезет? А тут отступать некуда… Надо «вертушку» дождаться, будет подкрепление, тогда, говорю, поищем… Верно ведь… товарищ командир?

В отряде бытует устоявшееся мнение, что «у Аркаши все эмоции лежат в диапазоне от недовольства до бешенства». Только Игорь почему-то сразу сдружился с угрюмым парнем, и быстро научился видеть оттенки его настроения — и знает, что тот умеет и радоваться, и нервничать… И сейчас видит, как тот внутренне психует, и понимает, как тяжело ему пришлось, выбирая между долгом и дружбой…

— Верно, — кивает командир, и от резкого движения в голове вновь мутится. Он приходит в себя от того, что ему в зубы сунули фляжку, мол, глотни… Аркаша вечно таскает в ней какое-то жуткое пойло домашнего производства, полагая его панацеей от всех болезней.

— Да отстань ты со своей самогонкой, — бормочет Игорь и снова слышит смех вокруг.

— Вы его положили, да, это ведь вы? Шамана этого? — спрашивает кто-то из парней.

— Мы почувствовали… — добавляет другой голос из темноты. Игорь вынимает из кармана вязаный шаманский «амулет», протягивает руку к костру, чтоб показать при свете. После секундного молчания бойцы начинают радостно рассказывать, перебивая друг друга:

— Мы ж почувствовали… вдруг давить перестало, и все пошло как по маслу, и связь заработала… а тут еще птица…

— Так, галдеж отставить, давайте по одному, и по существу, — Игорь старается сохранять командный тон. По-хорошему, докладывать должен Аркадий. И по форме. Но чтобы потребовать доклад по форме, надо бы выпрямиться для начала, встать, а то смешно получается. Так что ну его уже…

— Сами-то все… здесь? — он бегло оглядывает площадку. Двоих нет… но они в карауле, видел.

— Потерь нет, — сообщает Аркадий. — Леху ранило… Леха!

— Ага! — высокий парень с перебинтованной рукой радостно скалится в полумраке. — Во, в плечо! Шрам будет — пиздец! Бабам понравится!

— Кто о чем, а ты о бабах… — по рядам прокатывается смех.

— Короче, мы когда поняли, что прессинга больше нет, перегруппировались и поперли на них… Мы им такую дали психическую атаку, короче, отплатили говнюкам той же монетой, они чуть в штаны не наложили, когда мы на них волну погнали…

— Мы ж еще думали, что тебя уже нету, — хмуро говорит Аркадий. — Я сам склон прощупывал — не почуял. А тут орел прилетает, огромный такой, кружит над нами… и вдруг как накинется, рвать гадов этих! Я такого вообще не видел никогда… А тут Мишка как заорет, типа, это он, командир с нами… ну и мы как-то… на эмоциях рванули, тупо в атаку, безо всяких стратегий...

Рядовой Северинов, здоровый мускулистый парень — на бицепсах майка рвется, без шуток — краснеет, как девица на выданье, косится на Игоря смущенно.

— Ну мне и правда так показалось, я не знаю, почувствовал что-то, — бормочет он.

— Бабы суеверные, — с удовольствием повторяет Игорь. — И сентиментальные, к тому же. Орел у них прилетел, понимаешь… Ну спасибо хоть, не петух!

И поспешно убирает в карман амулет, неприятно позвякивающий птичьими костями. А он-то думал, бред от перенапряжения случился… Яркие картинки — ущелье с высоты птичьего полета — уплывают вглубь памяти. Потом, потом все проанализировать, записать, обсудить с экспертами на базе. Сейчас — пошло оно все…

Игорь рассказывает про ракетную шахту, про шамана, чуть запнувшись — про девочку. Смотрит в лица своих бойцов — увидит ли непонимание, осуждение? Нет… ребята молчат, переваривая услышанное. Только Северинов придвигается ближе, точно тянется непроизвольно защитить своего командира.

«Хороший ты парень, Мишка» — думает Игорь, глядя куда-то сквозь огонь. «И все я вижу, что с тобой происходит. Только не будет в моем отряде больше неуставных отношений, ни в одном из смыслов. Молодость, гормоны… перебесишься. А сенс из тебя выйдет отличный.»

Он закрывает глаза, позволяя себе наконец немного расслабиться. Задание выполнено, хоть и через задницу, ну да за это ему еще ответят умники в штабе, не отметившие шахту на карте.

А перед глазами все стоят эти три проклятые кружки в бункере. Охранник не пил за столом травяные настои, он пил из горла какую-то местную дрянь… кстати, интересно, они ж мусульмане вроде, с хрена ли они пьют? Вот шаман, наверное, мог себе позволить… черт его знает, что им там позволяют их неведомые боги… И все же. Был кто-то еще? Но в коридоре больше не было ответвлений и дверей, все чисто…

— Твою мать… — выдыхает кто-то испуганно, и Рогозин распахивает глаза, готовый ко всему… но только не к этому. Из зарослей выходит Руслан.

Игорь хочет уже привычно разозлиться на шамана, играющего с психикой бойцов, и на собственную слабость, и вдруг понимает, что больше некому уже насылать миражи-мороки из прошлого. И что «мираж» этот видят все замершие на мгновенье бойцы. И что он уже не в белой рубашке, а в военном бушлате явно с чужого плеча. Издалека за боевика принять — раз плюнуть. Только это лицо Игорь узнает из тысячи.

Аркадий мгновенно оказывается на ногах, берет под прицел таинственного гостя.

— Ты как прошел? — спрашивает он, и желваки зло играют на худом лице. Если чужак беззвучно пробрался мимо стоящих в охранении бойцов, значит, либо они уже мертвы, либо он — не человек, потому что человека они бы не упустили. Не того уровня ребята, не первый день в спецназе.

— Не переживай, не трогал я ваших, — отвечает гость с такой знакомой презрительной ноткой. — Вы, пацаны, вертушку ждете, так? Мне с вашим командованием побеседовать надо бы. Я тут с вами посижу, дождусь, пока прилетит.

Ему отвечают что-то непечатное, и кто-то наконец задает сакраментальное «ты кто такой вообще?». Руслан вынимает какие-то бумаги, демонстрирует Аркадию. Тот, глубоко задумавшись, подходит к Игорю, показывает документ, бормочет растерянно что-то про особое распоряжение и секретность… Рогозин уже не видит букв, печатей и подписей — все расплывается в мутный белый туман, снова накатывает близорукость и беспомощность.

«Три кружки» — думает он. «Шаман. Карты не сходятся. Чем дальше, тем ярче я понимаю, что мы — пешки в чьей-то большой игре.»

— Конечно, — командир с трудом размыкает губы, понимая, что обязан что-то сказать. — Пусть подождет.

— А это… — спрашивает было Аркадий, но сам себя прерывает, отходит, махнув рукой. Кажется, он узнал парня со старой фотографии. Наверное, и не только он — фотку все видели.

Ладонь Игоря осторожно оплетают чьи-то теплые пальцы, и он понимает, что это Мишка, верный его самопровозглашенный адъютант, сидит рядом, по-прежнему готовый защитить его от любых, даже самых неведомых опасностей.

Сжав его руку в ответ, Игорь запрокидывает голову и пытается разглядеть сквозь застилающий глаза туман холодные, колючие искорки звезд.

 

Глава 1.

Впервые за долгое время Саша проснулся с ощущением покоя и уверенности в том, что день предстоит замечательный. Неизвестно, из чего проистекала эта иррациональная уверенность — возможно, дело было в том, что проснулся он совершенно самостоятельно, без надоевшего будильника. Даже удивительно — утро, судя по всему, едва начиналось, а ранним «жаворонком» парень никогда не был, это уж точно.

Он с удовольствием потянулся, раскинувшись на непривычно широкой кровати. Ему бы домой такую — удобно же, ворочайся сколько угодно.

Вчерашний вечер всплывал в памяти бессвязными обрывками. Кажется, вчера Сашу просто вырубало на ходу, после пережитых волнений, да и невероятно крепкая настойка во фляжке, подсунутой Аркадием, поспособствовала отключению от реальности. Словно в тумане, вспоминалось, как Игорь расспрашивал его о ходе ритуала — спокойно, методично и дотошно. Они сидели в машине, шеф вез его, видимо, к себе домой, а Саша был настолько не в себе, что даже не поинтересовался, куда они, собственно, едут.

«А ничего так квартирка», - подумал парень, рассматривая золотистого цвета ковер со сложным экзотическим рисунком. Обвел взглядом комнату, и внезапно обнаружил хозяина квартиры. Игорь стоял у окна, спиной, но тут же повернулся, точно почувствовал на себе взгляд.

— Доброе утро, — сказал он с легкой улыбкой. — Как раз вовремя.

Саша хотел было переспросить, вовремя для чего, но завис, уставившись на футболку Игоря. Вот кто носит такие идиотские вещи, с такими надписями? «Smile if you want me». Интересно, создатели таких футболок хоть примерно представляют себе, как сложно не заржать при виде подобной маечки, обтягивающей не сиськи гламурных девиц, а рельефное тело бывшего спецназовца? Он бы еще майку про «нью-йорк» нацепил, честное слово.

И главное, будешь ржать — еще поймут неправильно… исходя из надписи на футболке. Поэтому Саша честно попытался состроить серьезное выражение лица. Вышло, наверное, не очень.

Рогозин милосердно сделал вид, что не замечает его гримас.

— Держи, одевайся, — он кинул Саше темно-синие спортивные штаны.

«А я что, без штанов? А, действительно…»

— Это не мои, — сообщил он на всякий случай, подозрительно разглядывая предмет одежды.

— В джинсах же бегать неудобно, — пожал плечами майор. Саша встряхнул головой, пытаясь собраться с мыслями.

— Куда бегать?

— Кругами. По стадиону. Чтоб ты знал, утренняя пробежка для меня святое, хоть и говорят злые языки, что ничего святого у меня нет. И не спрашивай «причем здесь я». Давно собираюсь заняться твоим физическим развитием, между прочим. А то на тебя посмотришь — не сотрудник спецслужб, а чахлый студент-гуманитарий. Так что, подъем!

— Так я и есть, вообще-то… — пробормотал парень, но штаны натягивать стал. Под одеялом — ибо нечего тут стриптиз устраивать.

После пары кругов по стадиону, который, к счастью, был совсем рядом, радостное утреннее настроение куда-то выветрилось. «Так вот почему он меня домой не отвез, — мстительно думал Саша. - Над кем бы он тогда с утра издевался?»

Бегать он не любил еще со школьной физкультуры. В университете физра оказалась неожиданно легкой, занимались они в хорошо оборудованном зале, и в основном всякой ерундой вроде тенниса. И уж точно не мотали километровые дистанции промозглым ноябрьским утром.

— Между прочим, на дворе уже давно не лето, ноябрь начался как раз сегодня, насколько я помню, — сказал он язвительно, останавливаясь, чтобы отдышаться. — Вы что-то говорили, помнится, про физическую активность и возможность простудиться…

— А у тебя физическая активность, кстати, неправильная, — Игорь был невозмутим. — Дышать надо в одном ритме, а не пыхтеть. Представь, что в голове звучит, например, барабан, или речевку какую про себя проговаривай… как в армии. Правильный бег — сродни медитации. И от лишних мыслей помогает. Проверено.

Он подошел к турнику, подтянулся одним уверенным движением. Саша вздохнул, вспоминая, как сам болтался на перекладине, пытаясь сдавать нормативы. Ну что поделать, не всем же быть спортсменами?

— Можно, я пойду? — спросил он, сунув руки в карманы. Прозвучало неожиданно жалобно.

— Ладно. Погоди, я еще сделаю из тебя настоящего мужика… Uber Soldaten, так сказать. А пока беги в душ, а то действительно, простудишься еще…

И, продолжая с той же скоростью подтягиваться — одной рукой — Рогозин ловко кинул ему ключи.

Стоя под струями воды в душе, Саша размышлял о понятии «настоящий мужик». Отец вечно пытался сделать из него что-то подобное… что-то подобное себе, разумеется. В итоге, в представлениях парня слово «мужик» прочно ассоциировалось с краснолицым, пахнущим перегаром небритым увальнем, стреляющим из охотничьей винтовки по консервным банкам за городом — мол, надо ж сына к «мужским занятиям» приобщать. Неосознанно стремясь уйти от этого образа, Саша рос интеллигентным и неконфликтным, и любимым его занятием было - спрятаться где-нибудь с хорошей книгой, да и уйти с головой в придуманный мир. Он всегда противопоставлял интеллект грубой физической силе… и надо же было прозреть, в восемнадцать-то лет, что есть такой вариант, гармонично совмещать то и другое! И что теперь делать, в качалку бежать? Саша вздохнул. «Все равно, мне в такой форме, как он, быть не светит, хоть сто лет качайся…» Перед глазами так и стояла картина, как Игорь подтягивается на турнике, ритмично выдыхая воздух, и от этого внутри возникало некое неясное томление, мало похожее на комплекс неполноценности по поводу физической формы.

«Наши предки называли это коротко и ясно — приворот» — подсказала память голосом неведомой твари по имени Лена. Саша вздрогнул. Вот этот бы вопрос прояснить… воздействовал на него как-то Игорь, или нет? Но спрашивать — страшно… Ужасно хочется ему доверять, но — получится ли? Он ведет себя как обычно, так может, ничего и не было, врала ему эта «Лена», никто не играл с его чувствами?

— Ты там не заснул? — спросил Игорь снаружи. Саша чуть не поскользнулся на мокром полу, панически кинувшись проверять, закрыта ли дверь. Хотя с чего бы шефу ломиться к нему в душ? Он же не… не Феликс какой-нибудь.

— Я сейчас, — сказал он, хватая полотенце.

— Смотри, опоздаешь на совещание, злой начальник ругаться будет, — сообщил майор со смешком.

Но на совещание Саша, конечно, не опоздал, по той простой причине, что «злой начальник» сам его туда привез. Остальные были уже в сборе. Даже Аша… Света, то есть. Надо бы спросить при случае, откуда у нее псевдоним, тоже из фэнтези какого, что ли?

— Так, — сказал Рогозин, усаживаясь в кресло во главе стола. Сцепил руки перед собой, и задумчиво посмотрел на кактус на подоконнике. — Давайте разберемся, в чем мы облажались. Ну, помимо очевидного.

— Я была бы не против, если б кто-нибудь сначала рассказал, что произошло, — Света просительно глянула на шефа. — Мы с Тимом всю ночь кофе глушили и анализировать пытались… Эта Лена — что угодно, только не человек.

— А что тогда? — Игорь оторвался наконец от созерцания кактуса.

— Я надеялась, вы нам скажете…

— Лично я — понятия не имею. — Игорь стянул с носа очки-«хамелеоны» в тонкой оправе — сегодня он, видимо, нацепил их для завершения образа «злого начальника», подумал Саша и невольно улыбнулся.

— Я с таким никогда не встречался и в архивах не читал. Может, ты все-таки преувеличиваешь?

— Да я общалась с ней! Это… не знаю, как описать, иногда она совершенно нормальная, только голос странный, мужской, а иногда… словно бы ее облик кто-то натянул, как маску, она говорит, и кажется, кто-то стоит и ее за ниточки дергает, как куклу... И потом, куда она делась тогда?

— В колодце этом утопла, — сказал Аркадий и зло усмехнулся.

— Так ведь не нашли там тела!

— Так мы там и дна не нашли!

— Подселенцы, — сказал Тим, тихо, но значительно. — Помните, шеф?

— Я помню, что ты тогда так и не смог доказать мне свою гипотезу, — вздохнул Игорь. — Ребята, все это безумно интересно, но мы — не ученые, если помните. Нам не теории строить надо, а решать, как их через год ловить. Ошибок больше не повторяя. Итак, в чем была наша ошибка?

— Главный косяк, что никто ничего не знал про эти тоннели, — пожал плечами Тим.

— И что карт нормальных нигде не достать, — пожаловался Аркадий. — Потому что официально вся эта срань в три раза меньше. А в реальности мы с этими диггерами чуть не заблудились. Будь это любое место на поверхности — мы б заранее все оцепили, и кранты.

— Да и место мне тоже не сразу сказали, — вздохнула Света. — Я прихожу, а мне говорят — ага, а теперь идем на настоящее место… и так всех, по-моему, запутывали. Опасались… Но я честно, все по плану работала, вроде все нормально было…

— Конечно, Света, к тебе претензий нет, — кивнул майор. — Это все в основном мои ошибки… еще на этапе планирования.

— Да, так вы расскажете про запасной план? — оживился Тим. — А то я не очень понял…

— Это ты мне расскажи, — Игорь ткнул в его сторону дужкой от очков. — Все достаточно очевидно, у тебя все данные есть. А ну-ка, выдай мне экспресс-анализ ситуации.

— Ну, — осторожно начал Тим, — когда вы на совещании ни словом не обмолвились про Светкину миссию, я так понял, что эту инфу почему-то скрывают от Саши. И, конечно, подыграл, когда он вызвался идти к ним под прикрытием. Ты извини, Санек, у меня это как-то… автоматически вышло.

Саша кивнул понимающе. Уж на Тима он не сердился, это точно.

— Ну и… я только не понял, вы это заранее придумали, или тогда, во время совещания? — Тим покосился на Рогозина, но тот молчал с отсутствующим видом, и он продолжил: — Как я потом прикинул, Саша был как эта… красная собака. Ну, знаешь такую историю, Санек? Один художник всегда рисовал в углу картины красную собаку, и когда его картины смотрела инквизиция… или НКВД, я не помню… короче, что-то типа нашей конторы…

Вокруг послышались тихие смешки, и Алиса, до сих пор, как ни странно, молчавшая, тихо что-то сказала сидящей рядом Оле, отчего та захихикала.

— Так вот, они к собаке цеплялись, а больше ничего не замечали, — резюмировал Тим.

— Отвлекающий маневр, я понял, — сказал Саша. Он подозревал что-то примерно в таком духе, и не слишком удивился.

— Ну да, — Тим развел руками. — Они искали шпиона — они его нашли. Тебя ведь, уж извини, и правда расколоть пока несложно. Ну, оно и понятно, вон некоторые к этой операции год готовились, с прошлой осени, что тут за три дня сделаешь? В итоге, Светик спокойно работала вне подозрений… так что, думаю, тебе, Свет, надо Саню благодарить, он тебе сильно жизнь облегчил в последнюю неделю Игры.

— Благодарить не меня надо, — сказал Саша и посмотрел на шефа. Тот вертел в руках очки и смотрел перед собой рассеянным взглядом — словно ему докладывают какие-то скучнейшие вещи, а он, как и положено начальнику, пытается не заснуть, но и не вникает особо.

— А планов мне не рассказали на случай, если меня раскроют и пытать будут? — спокойным голосом добавил парень, стараясь не демонстрировать своего настроения.

— Да они б не стали! — возмущенно сказал Тим, но осекся, глянув на Рогозина. — Ведь… не стали бы?

— Не думаю, — ответил тот, по-прежнему словно избегая взглядом Сашу. — Тима, ты все правильно рассказал, молодец. Только есть еще одна причина…

— Между прочим, — вдруг перебила его Алиса, — мы тут упражняемся в озвучивании очевидного, а куча детишек сидит в ментовке, в КПЗ. А под дверями стоят возмущенные родители. И если мы не хотим общественного резонанса и воплей в блогах на всю страну, то давайте-ка снимем со всех показания, припугнем и распустим по домам.

— Именно это я и собираюсь сразу сделать после совещания, — кивнул Игорь. — Аркаша, поедешь со мной, будешь рожу страшную делать, у тебя получится, я знаю.

— Нашел пугало, — оскалился «силовик», но больше явных возражений не высказал.

— А почему в ментовке-то? — спросил Саша.

— А куда их девать? — пожала плечами Алиса. — К нам везти? Чтоб они потом вышли в свои любимые соцсети и на весь интернет разнесли, как их страшные спецслужбы допрашивали? Ужас же. Кровавая гэбня следит за тобой и в атсрале, анон*…

— Куча детишек в КПЗ, один мертв, мастера нет, зацепок нет, и никакой девочки Лены, судя по документам, тоже нет, — резюмировал Игорь. — На наш запрос из Москвы насчет нее ответили… след обрывается, в общем.

— Зато… хоть часть операции-то выполнена? — Света сложила руки на груди, посмотрела на шефа выжидательно.

— Да, — кивнул майор. — То, что у нас проходило под кодовым названием «Капитанская дочка». Процесс пошел, ждем результатов. Хотя не капитан он, хмырь этот… Света, изложи народу суть… а то не все в курсе.

Он упорно избегал Сашиного взгляда, и это нервировало больше, чем любые шокирующие выводы Тима.

— А кто не в курсе? — удивилась девушка. Но рассказывать начала.

— Короче, год назад, когда я только начинала внедряться в эту тусовку… Ну, я ж не на геофаке учусь, если кто не в курсе, я вообще-то филолог. А главные наши «объекты» как раз с геофака. В общем, там я пересеклась с этой вашей Катей… она вообще на любого нового человека кидается, знакомится, зовет на какие-то тусовки… Не люблю таких девиц, если честно. Ну и вот, случайно узнала, кто ее папа.

— Он вроде бизнесом каким-то занимается? — уточнил Саша.

— Теперь да. А когда-то был далеко не последним человеком в верхушке МВД. И связи старые активно поддерживает. Важный птиц, в общем. А один из его старых приятелей и с нашим высшим начальством на короткой ноге. Просчитали мы цепочку… с учетом буйного характера папаши, если его дочка влипнет в историю, он всех на уши поставит, требуя разобраться. У нас же как все делается в верхах, пока петух жареный кого-нибудь персонально в задницу не клюнет, хрен кто пошевелится…

— Классно сказала, — одобрила Алиса, даже беззвучно похлопала в ладоши. Ну, относительно беззвучно — она сегодня была в чем-то псевдоэтническом, и на запястьях при каждом движении позвякивало с десяток, наверное, тонких металлических браслетов.

— Ты понимаешь, Сань, — словно оправдываясь, сказал Тим, — когда Игорь Семеныч подал первый рапорт по поводу Игры, ему не поверили… И второму не поверили — доказательств нет. Вот мы и решили посодействовать, чтоб там, наверху, зашевелились. Если этот бык начнет бегать по инстанциям и орать, что его дочку завербовали какие-то злые сатанисты…

— Вот я и старалась. Завербовать, так сказать. Затянуть ее в Игру. Только сложно это было, — пожаловалась Света. — Она болтать на мистические темы любительница, а как до дела доходит — сразу в кусты. Ну, как и все обыватели.

— Я не понимаю, — Саша растерянно смотрел на коллег. — Что, Катя была главной целью операции?

— Ну не главной, конечно, — Света пожала плечами. — Главной целью было завязать контакт с потенциальными «игроками», через них выйти на мастера. Я ж год уже как под прикрытием работаю. Первым делом в профком записалась добровольцем, и под этим предлогом по всем факультетам носилась, людей прощупывала. У кого биополе мощное, значит что-то практикует, подходим, знакомимся… А у Кати потенциал есть, только дура она, уж простите за прямоту. Ну а так все удачно складывалось — она как раз квартиру отдельную искала, вот мы ей квартиру и подсунули… Алиса Геннадьевна риэлтора сыграла, такой цирк был, если честно! — девушка усмехнулась, видимо, вспоминая.

— Да, во мне погибла великая актриса! — Алиса драматически закатила глаза. — Иногда, долгими безлунными ночами, можно даже почуять, как благоухает ее разлагающийся труп…

— Вот, а последним шансом затащить ее в Игру был тот подготовительный ритуал… Фарид ведь не зря к ней на квартиру захаживал. Это она, небось, думала, что он ее глазками подведенными пленился. А он чувствовал — место необычное… А может, тварь чуял, ждал, пока проснется. Ну, мы ждать не стали, Тима сходил, разбудил заранее, подпитал энергией, делов-то… Фарид молодец, сразу почувствовал…

— Я смотрю, он тебе самой нравится, — с улыбкой сказал Игорь. Света нахмурилась, а потом рассмеялась:

— Всё-то вы знаете… Ну так… немножко. Все равно ведь он уедет…

— Уже уехал, — кивнул Игорь.

— Ну вот… Я вообще долго думала, что мастер - это Фарик. Только он Соню убивать не собирался, он ей помочь хотел. И знаете, я не ожидала, что мастер будет так грубо работать. Свидетелей убирать… Соню, едва возникло подозрение, что ее кто-то расспрашивал о нас… Удивительно еще, как они к Саше не прицепились сразу — он же явно был посторонним.

— Думаю, они и собирались. Но мы успели первыми, — Игорь наконец-то посмотрел на Сашу. Тот ожидал увидеть в его глазах хоть какое-то сочувствие, или, может быть, стыд… Но, кажется, для него все это было в порядке вещей. План удался…

— А если бы Катю убили? — спросил парень, едва слыша собственный голос.

— Это… в наши планы не входило, — ответила Света. А Рогозин молчал. И когда он заговорил, Саша почувствовал, словно ему за шиворот забирается ледяной арктический ветер.

— Ребята, идите-ка погуляйте. Нам с Сашей переговорить надо.

Саша вовсе не был уверен, что сможет сейчас нормально разговаривать с кем бы то ни было. Он скрестил руки на груди и уперся взглядом в полированную поверхность стола, не желая смотреть на начальника.

— Ну давай, — вздохнул Игорь, откидываясь на стуле. — Расскажи мне, какая я сволочь. Вижу ведь, что хочется.

Саша покачал головой.

— Не хочется. Потому что бесполезно. Вы же все равно будете считать, что правы. А я просто наивный идеалист. Знаете, мне, наверное, не место здесь. Я так не могу, и никогда не смогу… Люди для вас — расходный материал, так? Катя, я… да и прочие, наверное? Я понимаю, все это можно оправдать кучей красивых слов, и вообще, мы, наверное, спасаем человечество, но… я так не могу. Катя, может, и трусиха, обыватель, как вы тут любите выражаться, не слишком умная, поверхностная, ладно, да.. Но она — живой человек, понимаете? Разве не таких, как она, мы в итоге защищаем?

— Как же все повторяется… — Игорь задумчиво потер переносицу, снова потянулся к валяющимся на столе очкам. — Не поверишь, я то же самое когда-то говорил своему начальству. И все это правильно, только что поделать… гуманизм, он, знаешь, со временем проходит. В жизни часто приходится делать выбор. Ты поймешь однажды…

— Хватит! — Сам того не ожидая, Саша вдруг яростно хлопнул по столу, едва не отбив ладонь. Боль немного отрезвила сознание и прогнала наворачивавшиеся на глаза слезы.

— Я искренне надеюсь, что не пойму. Что я не доживу до того момента, когда стану бессердечным… человеком! — выпалил он. Последнее слово задумывалось немного иным, но… вежливость победила. — И я никому не позволю себя использовать!

— Все друг друга используют, это закон природы… — тихо сказал Рогозин ему вслед, но парень уже выбегал из комнаты. Он чувствовал, что все-таки готов разреветься, и не хотел демонстрировать кому-то эту непозволительную слабость. Тем более, этому м… человеку.

__________________________________

*Считаю авторским долгом пояснить, что в данном случае цитируется несколько мемов Луркморья.

 

Глава 2.

«И главное, совершенно непонятно, что теперь делать, — думал Саша, мрачно глядя на разрывающийся от звонков телефон. - Интересно, какой это по счету, двадцатый? И не надоест ведь ему, а».

На номер звонящего он уже и не смотрел — вряд ли этот звонок отличается от предыдущего. Итак, совещание у них уже закончилось, все несчастные детишки напуганы до полусмерти, и начальнику всего этого дурдома снова нечем заняться. Шел бы лучше составлять очередной хитрый план, у него это удачнее всего получается.

Саша не хотел возвращаться. Не хотел больше слушать эти убедительные речи, сомневаясь в каждом слове.

«Всё так. Я просто не подхожу для этой работы. Но… они ведь меня в покое не оставят. Я уже слишком много успел узнать, просто так не отпустят. Тогда — что? Может, мне просто снова подписать кучу документов, и свободен? Ну да, конечно… пулю в лоб, и — свободен… и всем так спокойнее. Хотя нет. Они ведь работают тоньше. Никаких пуль… как там было написано, синхронизируйте частоту сердцебиения объекта с каким-нибудь простым движением… А потом сжать кулак, и… найдут молодого парня на полу с инфарктом, удивятся, но спишут негласно на наркотики… Мама расстроится, блин…»

В носу снова предательски защипало. Саша вздрогнул, и сказал себе, что ударяться в жалость к себе — последнее дело. Надо бороться. Бежать, в конце концов. Как чувствовал еще при первой встрече — надо бежать… От тех, кто только притворяется людьми. Потому что ставящий себя выше прочих, присваивающий себе право решать за других, играть чужой жизнью и смертью — уже не человек. Тварь вроде загадочной этой Лены.

Злость быстро улетучивалась, оставалась обида. И Саша прекрасно понимал, что, наверное, перегибает палку, реагируя так остро. Но… Если бы на месте Игоря изначально был какой-нибудь мерзкий тип… старый и лысый, скажем… хотя при чем здесь внешность? Короче, если б он не прикидывался таким… таким… а каким он прикидывался? Просто был собой. Люди склонны строить иллюзии совершенно самостоятельно. Кто сказал, что обаятельный и приятный в общении человек не может быть скотиной? Однако так гораздо больнее разочаровываться. Когда веришь кому-то, пускаешь в свое сердце, восхищаешься, почти… любишь? Дурацкая мысль, но это слово в чем-то подходит… Это же не любовь, такая, как к девушке, верно? Просто… словно ты очутился в одном из этих старых фильмов, что еще на видеокассетах… юноша-сирота, тибетский монастырь, куча китайцев задорно машет ногами… и учитель, гуру, сенсей, весь такой в белом, на фоне заката, да? И он научит тебя разбивать кирпичи одной левой, и ты пойдешь и вломишь всем обидчикам, а потом сядешь медитировать на цветок лотоса… господи, ну и бред. Не объяснить словами, что происходит в душе, когда кажется, что встретил кого-то, настолько близкого к твоему собственному представлению о совершенстве… а потом узнаешь, что он цинично использовал тебя и твоих… близких.

И что теперь?

«Первым делом», сказал он себе, «нужно, чтобы они не могли меня выследить».

И вытащил симку из телефона. Потом, подумав, отложил в сторону и сам телефон — вдруг там могут быть «жучки»? Быстро собрал сумку — деньги, паспорт, учебники, ноут… что еще нужно? Подумав, натянул самый теплый свитер.

«Ну, и куда бежать? И что с универом? Через универ найдут в любой момент… Бросать учебу? Ненавижу, сволочи… зачем я вообще во все это ввязался…»

Он едва не выронил сумку, когда услышал стук в дверь.

«Вот, значит, как… Лично приперся?»

Что неожиданный посетитель — это Рогозин, парень был совершенно уверен. То ли запах его треклятых духов просочился сквозь дверь, то ли все-таки не зря Саша так интенсивно тренировал свои экстрасенсорные способности в последнее время — ощущение было очень явственным и четким.

«Неужели решил все-таки лично меня пристукнуть? Да ну, бред… Начнет сейчас опять всякую лапшу вешать… и я поверю… и снова влипну…»

Перед глазами мелькали картинки — майор и Вит на фоне слепящего белого пламени, молниеносный удар, кровь, парень падает… Как можно было верить человеку, убивающему голыми руками? И в то же время… неужели все его поведение было игрой? Вся эта фигня про ромашковый чай… и к чему была его дурацкая футболка, и пробежка эта сегодня утром?

В голове царил неописуемый хаос. Саша распахнул балконную дверь, вдохнул холодный, бодрящий воздух снаружи. Балкон был открытым… и никаких пожарных лестниц, даже трубы поблизости нет, спуститься по гладкой стене — нереально. Хотя был такой порыв однажды…

— О, у меня новый сосед? — радостно поинтересовался женский голос. На соседнем балконе курила рыжеволосая девушка примерно Сашиных лет. Парень смутился, поймав ее изучающий взгляд.

— Я тут, вроде, год живу.

— И ни разу не выходил на балкон? — со смехом спросила девушка. Саша пожал плечами.

— Ну, я же не курю!

— А воздухом выходить подышать — тоже не вариант?

Девушка была симпатичная, и этот незначительный факт подтолкнул Сашу к совершенно авантюрному решению.

— Понимаешь, я секретный агент, — с серьезной миной сказал он. — Последнее время работал под прикрытием, и светиться мне никак нельзя было. А теперь у меня проблемы. Честно говоря, сейчас в мою дверь ломится один неприятный тип. Можно, я через твой балкон выйду?

Между балконами перелезть было, в принципе, возможно — если не бояться высоты. Саша не то чтобы боялся… ну, опасался. Но идея вдруг показалась ему привлекательной.

— Ты понимаешь, на что это похоже? — девушка аж сигарету отбросила. — Вылезает на балкон незнакомый парень, с сумкой на плече… А вдруг ты эту квартиру ограбил?

— Тогда я бы тем же путем и ушел, — Саша постарался улыбнуться как можно обаятельнее, и развел руками.

— Ну… попробуй, — с сомнением сказала девушка, глянув вниз. — Только постарайся не украсить асфальт своими мозгами, мне слишком нравится вид отсюда.

Первым делом Саша перекинул сумку — чтобы некуда было отступать. Потом встал на перила… порыв ветра заставил его судорожно вцепиться в край стены. Собственно, тут надо было сделать один шаг. Широкий такой шаг… боком. И уверенно, чтоб нога не соскользнула… И не смотреть вниз. Во всех книгах, фильмах, историях — герою всегда не советуют смотреть вниз. И он всегда смотрит…

Саша посмотрел вниз. Мышцы тут же скрутило в панической судороге.

— Кстати, меня Настя зовут, — спокойно сообщила девушка. Очень вовремя, ничего не скажешь.

Настя. Девушка по соседству. Если б не жил таким затворником — добрую сотню раз успел бы с ней пересечься. И познакомиться. И, может быть, позвал бы в кино рыжую девушку Настю, а не брюнетку Катю. И ничего драматического больше не случилось бы… и не висел бы он сейчас между балконами, как неудачливый любовник из советских анекдотов…

С этой самокритичной мыслью Саша перешагнул на перила соседнего балкона, и тут же шлепнулся на пол, потому что Настя стащила его вниз, не давая кувыркнуться назад, в пропасть.

— Ну ты экстремал, — сказала она, ухмыляясь. Саша нервно оглянулся назад.

— Неа, — сказал он, стараясь звучать небрежно, — просто я секретный агент.

Предательски подрагивающая правая коленка, конечно, выдавала его с головой, но что уж тут поделать.

Они ввалились в гостиную, и девушка, рассматривая своего неожиданного гостя, поинтересовалась ехидно:

— А секретные агенты пьют чай? Или только виски со льдом?

— Агенты пьют все, даже медицинский спирт, — обнадежил ее парень, нервно оглядываясь. — Но сейчас мне правда нужно смыться. Можешь выглянуть в глазок осторожно?

— То есть, это был не треп и не оригинальный способ познакомиться, — отметила Настя. Тон ее, впрочем, обиженным не был — скорее, деловым. — Сейчас посмотрю.

— Нет там никого, — сообщила она минутой позднее. — Ушел уже, наверное…

— Или проник в квартиру, — вздохнул Саша. — У него вполне могут быть отмычки. Или дубликат ключей.

— Ты ему денег должен, что ли? — спросила хозяйка квартиры. Саша только помотал головой.

— Все очень сложно и запутанно. Извини, мне правда нужно бежать. И мне очень жаль, что я так редко выходил на балкон.

Настя рассмеялась, но глаза ее пытливо и серьезно изучали его лицо.

— Ты в квартиру-то вернешься?

— Не знаю… ничего я теперь не знаю. Удачи! — он уже выскакивал в коридор, когда очередная шальная мысль посетила его многострадальную голову. И откуда только берутся такие мысли у застенчивых и необщительных парней? Потянувшись внезапно к девушке, он быстро чмокнул ее в губы, сказал что-то вроде «жди меня, и я вернусь», и бегом помчался к выходу.

«Что они со мной сделали» — с растерянной ухмылкой думал Саша, прислонившись лбом к надписи «не прислоняться», пока за стеклом пульсировала темнота тоннеля метро. «Я прыгаю по балконам, целую незнакомых девушек… еще месяц назад все это показалось бы бредом. Как, интересно, интерпретировал бы такую трансформацию психолог-профессионал? Может, когда человек осознает, что считавшееся ранее невозможным — возможно, у него слетают все оставшиеся тормоза? Так нельзя… иначе превратишься невесть во что. Наподобие Рогозина. Из святого у него, значит, только утренняя пробежка, ну-ну… Нет, не думать об этом, не думать о нем.»

Витек открыл дверь сразу, растерянно щурясь в полумрак лестничной площадки — за окном уже темнело, а лампочку, видимо, постигла неизбежная судьба всех российских лампочек в подъездах — то ль разбили, то ли сперли.

— Ты чего, случилось че? — спросил он встревоженно.

— Пустишь бедного бомжа погреться — расскажу, — улыбнулся Саша.

К тому моменту, как они уселись пить чай на кухне, он успел придумать отличную «легенду» — родная «контора» могла бы им гордиться. Ну… бывшая некогда родной. Еще утром, вообще-то. Но об этом парень решительно запрещал себе думать и уж тем более — сожалеть.

— Короче, помнишь, меня баба на крутой тачке подвозила?

Один из первых принципов так называемого нейролингвистического программирования, как объясняли ему недавно — уверенный тон. Спроси человека «а помнишь ли ты» тоном, не терпящим возражений — восемь из десяти скажут «помню», а двое из этих восьми — могут и вправду «вспомнить» событие, которого не было. А события не было — Витек сам его выдумал когда-то. Остается только поддержать его в собственных заблуждениях…

— Ну, — легко согласился приятель. — И че?

— Ну и вот, ее муж меня теперь ищет.

Второй из важнейших принципов манипулирования людьми — игра на сходстве интересов. Покажи человеку, что ты ему подобен, что у вас похожие приоритеты и цели в жизни…

— Пришел сегодня, в дверь ломился, угрожал… Я через балкон вылез.

«Я веду себя, как они» — с ужасом осознал Саша. «Но ведь это всего лишь Витек… трепло и бабник… всего лишь? А где граница между теми, кем манипулировать не стыдно, и прочими? Но я ведь не могу сказать ему правду? Мне просто нужно где-то спрятаться… Да я и без всякого НЛП вел бы себя точно так же! Все так делают… неосознанно. Подстраиваются под собеседника, предлагая ему улучшенную, отредактированную версию себя. Все друг друга используют…»

— А самое страшное, что он прав, — со вздохом произнес Саша, думая вовсе не о мифическом муже. Разумеется, Витек понял его совсем иначе.

— В смысле, что семейные узы священны и все такое? Ну… эт, конечно, верно. Но она тебя любит?

— Думаю, она меня просто использовала, — кажется, эта фраза прозвучала искренней прочих.

Третье важное правило НЛП: создай правильный контекст, а потом мели, что хочешь — собеседник уже выстроил в голове стройную картину, и дорисует ее совершенно самостоятельно.

— Вот сука, — резюмировал Витек. — А тебе из-за нее теперь скрываться. Ну ты поживи у меня, не вопрос вообще. Маме объясню, наплету че-нить. Да ей и пофиг, она дома-то не бывает, со своим графиком… Слушай, а с универом как?

— Не знаю пока, — вздохнул Саша. — Завтра не пойду точно, а там посмотрим, может, уляжется…

Пытаясь устроиться на диване в комнате Виктора, Саша невольно с тоской вспомнил шикарную двуспальную кровать в доме Рогозина. Интересно… когда-то это было супружеское ложе? Так, стоп, какого рожна тебе это интересно? Забыть, забыть…

Но перед глазами, точно против его воли, уже замелькали лица и картинки. Тим, Оля, Алиса, Аркадий… Игорь, конечно же.

История с Катей точно послужила спусковым крючком для паранойи, заставив Сашу переосмыслить поведение окружавших его людей… Но сейчас почему-то упорно вспоминалось только хорошее. Разговоры, шутки… забота и поддержка.

«Или кто-то на меня воздействует» — это вновь подала голос паранойя.

«Или это у тебя паранойя» — логический рассудок решил сыграть в Капитана Очевидность.

«Я так точно не засну», вздохнул Саша. Сон, впрочем, тоже был подозрительной затеей — во сне его могла найти Оля, например, или…

Саша потянулся к сумке и вынул оттуда пачку таблеток.

Снотворные из группы производных имидазопиридинов дарят пациенту сон без сновидений, говорил Игорь. Под чем-то подобным держали Фарида — и никто не мог его найти.

«И что дальше, всю жизнь будешь на снотворных сидеть?» — поинтересовался очередной внутренний голос, на удивление насмешливый.

«Там разберемся» — ответил ему Саша.

 

Глава 3.

Вопреки ожиданиям, в университете Сашу никто посторонний не разыскивал, и через несколько дней он рискнул выбраться в город, а затем и объявиться на занятиях. Ночи пролетали без сновидений, пачка таблеток подходила к середине. От всех возможных воздействий парень старательно закрывался «щитами», представляя их стальными, бетонными, огромными, непробиваемыми… Вроде работало. Никто не лез в его сознание — впрочем, там и без чужого вмешательства творился бардак. На улицах, в метро, в коридорах института Саше мерещились то знакомые лица сотрудников Тринадцатого отдела, то навязчивый запах духов его руководителя… Словно весь город помешался на дорогом мужском парфюме, поливаясь им с ног до головы, или это обоняние его внезапно обострилось до почти звериного? Память не давала расслабиться, то и дело подбрасывая необычайно четкие воспоминания. Звуки, картинки, мелодия из наушников случайного соседа в вагоне, названия улиц и реклама на бортах автобусов — всё так или иначе вплеталось в сложную паутину ассоциаций, всё напоминало о тех нескольких ярких и сумасшедших неделях, которые парень тщетно пытался стереть из своей головы.

«И что теперь?» — спрашивал он себя, закрывая глаза по вечерам на жестком диванчике в комнате Виктора.

«Ну и?» — переспрашивал требовательный внутренний голос, стоило ему разомкнуть веки под оглушительное дребезжание допотопного будильника.

Нужно было принимать какое-то решение, уезжать из города, или идти «сдаваться» Рогозину, делать хоть что-то… Саша ходил на пары, глотал снотворное, гнал из головы назойливые мысли — как там ребята, до чего докопались, что же такое, интересно, эта «Лена»?

— Слышал, у нас какую-то секту накрыли, — шептал на ухо Витек, косясь на монотонно бубнящего лектора. — Они парня одного в жертву принесли, прикинь? С геофака тип, с четвертого курса…

— Да, — Саша кивнул безразлично, продолжая рассеянно глядеть в пустую тетрадь, где с начала лекции так и не появилось ни строчки. — Как его звали? Вроде тезка твой? Или Виталик, не помню…

— Не, Семен его звали, точно, я запомнил…

«Семен, значит. А я думал, Вит — Виталий или что-то в этом духе… Впрочем, неудивительно. Не подходило ему это имя…»

— Да, точно. В жертву принесли, значит. Ладно…

— Санек, ну ты чего такой, хватит киснуть уже, бабы приходят и уходят, а жизнь продолжается…

— Да я не из-за бабы вовсе, — честно ответил парень.

На паре по физиологии он точно спал с открытыми глазами — информация не задерживалась в сознании, речь бессвязным потоком вливалась в уши. Впору писать диссертацию о влиянии сновидений, точнее, их отсутствия, на когнитивные способности наяву. Или у таблеток просто такие побочные эффекты?

А на английском был Крыс, и он был мерзок как никогда, и, точно почувствовав слабость одного из своих студентов, он кинулся, как и подобает крысе, добивать раненого. Саша едва успевал отбиваться от его придирок. Он чувствовал, что преподаватель безбожно его «вампирит», и не раз пытался «обрубать» щупальца — глазами он их не видел, но вполне уже четко представлял в уме. Однако, все силы уходили в «щиты», и больше их ни на что не хватало. Крыс, в конце концов, обнаглев окончательно, заявил, что желает видеть Сашу завтра после пар — для индивидуальной, видите ли, отработки пропущенных занятий. Тот даже спорить не стал, чувствуя, что это бесполезно.

«Чего ему нужно, интересно? Он же прекрасно знает мой уровень, знает, что один-два пропуска ни на что не повлияют… и домашку-то я делал… Вот старый пидор, денег хочет, что ли?» — возмущался в уме Саша, топая по коридору родного психфака. «И ничего ведь с ним не поделаешь... хотя... Вот интересно, что б на моем месте сделал Рогозин? А, черт, не думать об этом, не думать о нем… Но все же? Пришел бы, наверное, с диктофоном, записал весь разговор, потом — заявил бы на него… и законно, и проблема устранена. Ладно, а если Крыс денег не потребует? Если он просто взъелся на меня, и из принципа на экзамене завалит… Интересно, а вампира сложно убить? Сложнее, чем обычного человека? Если попробовать… подстроиться под его сердечный ритм и все такое…»

Саша аж остановился посреди коридора, когда понял, о чем только что подумал. «Нет, вот так точно нельзя… Нельзя так решать проблемы. Иначе превратишься в этакого… сверхчеловека в худшей из трактовок учения Ницше. В людоеда, для которого собратья по виду хомо сапиенс — то ли мясо, то ли расходный материал. Но… вот Рогозин же не убивает людей направо и налево? Хотя может ведь. Что его сдерживает? Ладно, а что удерживает обычного, среднего человека от убийств неугодных ему людей? Есть такое подозрение, что исключительно отсутствие доступных средств, да страх перед законом…»

— Слышь, Достоевский, ты жрать идешь? — Витек чувствительно хлопнул его по плечу. Он и дома, и в универе как-то ненавязчиво присматривал за другом, опасаясь, видимо, как бы тот не принялся резать вены от мифической несчастной любви.

— Не, не хочется. А почему это Достоевский, интересно?

— Да рожа у тебя сейчас такая была, будто ты о высоком размышляешь… Ну там, быть или не быть, тварь я дрожащая али право имею, топором по голове или головой по топору…

— Ну ты и телепат, — улыбнулся Саша. — Да, примерно об этом и думал. Ладно, иди уж, я и правда не голодный…

Он бесцельно брел по коридору, когда взгляд случайно зацепился за что-то знакомое.

— Катя?! — от неожиданности он даже вслух окликнул девушку. И бросился к ней, но… дорогу ему внезапно перегородил здоровый амбал в черном костюме.

— Стоять, — сказал он, профессиональным жестом тормозя парня на бегу.

Катя оглянулась. Взгляд у нее был затравленный.

— Не подходи! — она почти выкрикнула это, прячась за спину телохранителя.

— Кать, я же… не с ними… — беспомощно произнес Саша, уже понимая, что с однокурсницей ему сегодня не поговорить. Или — уже с бывшей однокурсницей? Катя не появлялась в университете с первого числа, говорили, что она забрала документы…

— Давай, топай, — охранник бесцеремонно развернул его спиной и подтолкнул.

Саша прошел по инерции несколько шагов и остановился, беспомощно глядя вслед поспешно уходящей Кате.

«А вот Рогозин бы этого амбала, наверное, одной левой свалил» — почти машинально подумал он. «Тьфу ты, напасть… не думать о нем, не… В конце концов, это по его вине девчонка теперь от собственной тени шарахается, с телохранителями по универу ходит… Наверное, приезжала какие-нибудь бумажки забирать, вроде из деканата выходила как раз?»

— Саш, зайди в деканат, — точно эхом повторяя его мысли, прозвучало где-то рядом, и парень растерянно заозирался, не сразу сообразив, что это староста группы, невысокая девчонка с экзотическим именем Айгуль, просительно выглядывает из-под его левого локтя — росту она была крохотного, полтора метра, наверное.

— Угу, — кивнул он и развернулся, мрачно глядя на искомую дверь.

«Небось, за пропуски начнут распекать… вот же блин».

Но о пропусках никто и не заикнулся. Замдеканша, высокая дама с копной не по возрасту угольно-черных волос, смотрела на него едва ли не ласково, чего за ней никогда не водилось. Саша на всякий случай испугался и затормозил на пороге. Вторую женщину в кабинете он узнал не сразу, а когда узнал — сердце ухнуло куда-то в глубину желудка, и оттуда застучало часто-часто, а потом его накрыло волной какого-то бездумного облегчения — собственно, мучительные метания закончились, и пока он пытался принять хоть какое-то решение, за него уже, видимо, все решили. Осталось только принять приговор.

Оказывается, если Алису перекрасить в цвет «пепельный блонд» и одеть в строгий деловой костюм, дополнив его очками и сумочкой в том же духе, выяснится, что ей на самом-то деле уже лет под сорок, и смотрится она, как вполне успешная бизнес-вумен. А если она при этом еще и говорить будет без обычного своего ерничанья — так вообще полный Голливуд выйдет, в кадре только Ричарда Гира не хватает для комплекта.

— Сашенька, — проникновенно произнесла эта «бизнес-леди», — с бабушкой совсем плохо, надо срочно ехать в Норильск.

«Какая, нафиг, бабушка в Норильске?» — Саша с трудом сдержал нервную ухмылку. «Это Рогозин у нас бабушка, что ли?»

Сердце вдруг решило повторить свой сомнительный акробатический номер. «Она что, хочет сказать, что с ним что-то…»

Он, наверное, заметно побледнел, потому что замдеканша тут же вскочила, усадила его на стул, начала хлопотать вокруг него. Парень с трудом улавливал смысл реплик, которыми она обменивалась с Алисой. Что-то про наследство и «бедный мальчик, он так ее любил с детства».

— А ты хороший актер, никогда б не подумала, — одобрительно сказала Алиса, ведя его к выходу — ее рука с острыми длинными ногтями цепко держала его за локоть, а впрочем, Саша и не пытался вырываться — ему уже просто до смерти надоело убегать и прятаться, и он шел сейчас к машине Алисы с горделивым достоинством обреченного на казнь. — Я думала, ты там реально в обморок грохнешься.

— Что у меня за бабушка в Норильске, можно узнать? — спросил Саша, отстраненно глядя перед собой.

— Оо. Там такая бабушка — закачаешься. Из Москвы куратор наш приперся с проверкой, всех допрашивает, кто на финальной операции был. Тебя вот возжелал видеть, пришлось прервать твой отпуск, уж извини.

— Отпуск? — тупо переспросил парень, не понимая, о чем идет речь.

— Ну да. Игорек сказал, он тебя в отпуск отправил, нервы лечить… В общем, у меня изначально другой план был, но я как эту старую еврейку увидела — тут же придумала идею получше. Представилась, прикинь, вашим семейным адвокатом!

- Ну вы и гоните, Алиса Геннадьевна, — слабо улыбнулся Саша, постепенно приходя в себя. Отпуск, ну надо же... — Какие в наше время семейные адвокаты?

— Ну вот как-то так в голову взбрело… Говорю, так и так, в общем, бабуля помирает, надо убедиться, что мальчика внесли в завещание, вы ж понимаете, счас такое начнется, начнут дом делить, а дом хороший, трехэтажный, с колоннами…

— Какие колонны… — почти простонал Саша, сгибаясь пополам от смеха. Они уже сидели в машине, и он едва не врезался лбом в приборную панель, но смеяться не прекратил. Нервное напряжение последних дней начинало потихоньку его отпускать. Он-то думал, что его ищут, может, даже устранить хотят, у Витька диван протирал, вот ведь дурак…

— Да не знаю я, какие колонны, на меня как вдохновение накатит, так уж несет и несет… Говорю ж, этой вашей замдеканше такая история — самое то.

— А с чего вы взяли, что она еврейка? — все еще улыбаясь, спросил Саша.

— Чувствую я их, — сказала Алиса, ухмыляясь. — Как вампиров. Ну чего ты напрягся? Шучу… По роже видно же. И вообще, ты чего такой, как мешком прихлопнутый? Как будто и не отдыхал неделю… Учеба, что ли, грузит?

— Да я… в общем, не отправляли меня в отпуск. Я… вроде как сбежал, — помявшись, признался Саша. — На Игоря Семеновича наорал и сбежал. Поссорились мы… кажется.

— Ну ты силен, — рассмеялась Алиса. — Уважаю прям. Чего не поделили? Морально-этические вопросы, да? Это после совещания? А я думала, куда ты смылся так оперативно…

— Ну… в основном это из-за Кати, да, — вздохнул Саша. И в общих чертах пересказал Алисе путаные свои размышления за последние дни.

— Вот скажите, я неправ? — спросил он в конце, покосившись на женщину. Та спокойно вела машину — на удивление спокойно, что с ее старым образом тоже не вязалось, как и деловой костюм.

— По-своему прав, конечно, — задумчиво сказала она. — Все мы по молодости идеалисты. И все мы видим только одну сторону любой медали — ту, что к нам ближе. А вот Игорек, например, обязан видеть обе стороны одновременно. Это, знаешь ли, непросто. Он принимает решения и просчитывает их последствия — все последствия. Старается, по крайней мере.

— Тут у вас ситуация, что называется — нашла коса на камень, — продолжила Алиса после небольшой паузы. — У Игоря мания — все контролировать, а у тебя пунктик — чтоб тебя не контролировали, как я погляжу. Да и признайся, этот «отпуск» твой самовольный был на самом деле не столько реакцией на «аморальные» схемы нашего шефа, сколько выпендрежем? Попыткой доказать себе и ему, что ты — не игрушка в его руках?

Саша неопределенно хмыкнул — он над такой версией не задумывался. Алиса кивнула.

— Вот ты говоришь — он бессердечный тип, девушку довел до нервного срыва. Ее убить могли, и да, я с тобой не спорю. А ты вроде был там, на месте ритуала, видел, что Светку тоже зарезать хотели, когда она с ними драться начала? Я не видела, я отчет читала. Что Игорь сделал?

— Он этого… Вита… убил, — с трудом выговорил Саша. Картинка вновь встала перед глазами, точно навязчивый глюк — черные силуэты, белое пламя, алая кровь. Стильный минимализм.

— Защищая Светку, — кивнула Алиса. — Защищая свою сотрудницу. А ты знаешь, что он родителям этого парня сам звонил, лично? Представился сотрудником милиции, изложил… официальную версию. Для него это принципиальный момент, видите ли. Чтоб никому другому не пришлось.

— Неа… — прошептал Саша.

— Он эту операцию год готовил, — Алиса тоже вздохнула. — Ты вот видишь одну замученную девушку, живую пока что. А ему каждый день отчеты приносят из милиции — там убийство при непонятных обстоятельствах, здесь маньяк неуловимый шестерых уже разделал… Что-то происходит с людьми, с миром, понимаешь, все это чувствуют, старые опытные операторы — все до единого. Игра эта… с каждым годом все круче. Словно маятник какой-то раскачивается, маятник силы. А начальство наше — там нет этих старых опытных операторов, и сенсов тем более, не делаем мы карьер политических, понимаешь? И они нам не верят. Думают, мы психи все. А мы психи, да… — Прервавшись на полуслове, Алиса остановила машину. Саша выглянул в окно — место было незнакомое. — Идем, надо еще Тима захватить, поторопим его, а то он, небось, косички там свои еще час заплетать будет…

— Какие косички? — удивленно спросил Саша. Но когда дверь квартиры распахнулась, он понял, о чем шла речь — Тим теперь щеголял роскошными дрэдами, с вплетенными в них деревянными бусинами и ленточками.

— Санек, какие люди! — он радостно похлопал парня по плечу, махнул рукой приглашающе. — Заходите, я счас, пару минут…

Квартира у него была под стать имиджу — коридор, заваленный каким-то жутко интересным хламом вперемешку с книгами, Боб Марли скалится с плаката, пол расчерчен сложными пентаграммами и какими-то каббалистическими, что ли, знаками…

— Идем, — Алиса увлекла парня за собой, привела на кухню, где на окне в горшках радостно зеленели какие-то смутно знакомые растения, напоминающие коноплю, только с более рассеченными листьями.

— Декоративная, — пояснила Алиса. — Для понту… Нравится мне тут. Напоминает атмосферку первых советских хипповских флэтов. Впрочем, первые-то я уже и не застала, но в восьмидесятые тоже не скучно было, поверь.

— Так вот, мы психи, — продолжила она, усевшись на древнюю расшатанную табуретку и закурив длинную сигарету с тонким вишневым ароматом. — По роду деятельности, понимаешь. Среди кондовых таких шизиков, что в буйных палатах — через одного все активные сенсы, например, я статистику читала. Знаешь, в чем разница? Наша шиза контролируется некой областью сознания, волнениям материального мира не подверженной. Этакий спокойный и бесстрастный внутренний голос, говорящий, что все это фигня, и вообще все фигня, а работать-то надо. Чем раньше ты ее в себе разовьешь, тем больше шансов не поехать, когда накроет. А накроет непременно. Но я сейчас не о том. А о том, что не надо нас судить обыденными категориями, о’кей? Мы психи, все по-своему поехавшие, при том — вооруженные и опасные, и ты, между прочим, отлично вписываешься в нашу славную компанию, так что не обольщайся. Такая уж цена у выхода за пределы человеческой формы.

— В смысле? — Саше очень не понравилась эта формулировка, про человеческую форму. От нее ощутимо веяло запредельным каким-то холодом и ужасом.

— Ну, это термин такой, из Кастанеды, что ли… — Алиса нетерпеливо махнула в воздухе сигаретой. — Мне, например, нравится. Отражает суть. Вроде как, развивая в себе сверхспособности, становишься все менее человеком. По-моему, довольно точно, хотя многие пугаются. И чего все так цепляются за свою эфемерную «человечность»? Люди, в массе своей, не самые приятные создания, на мой вкус… Воюют бессмысленно, размножаются бесконтрольно, потребляют бездумно…

«Умеет же она жуть нагнать… прям как сам Рогозин» — мрачно подумал Саша. Ему вспомнились недавние мысли о «нелюдях». Вот уж, попал в точку, называется…

Словно почувствовав, что надо бы прервать тяжелый разговор, на кухню заглянул Тим, сияя радостной, открытой улыбкой.

— Ну чего, идем? — спросил он, и гнетущая атмосфера на кухне моментально рассеялась.

— Тим, а для чего эти… символы? — спросил Саша, осторожно перешагивая очередную пентаграмму на полу.

— А, это от тараканов, — отмахнулся парень. Саша едва не споткнулся на месте.

— То есть…?

— Ну, мелком от тараканов нарисовано. В инструкции было написано — нанести на поверхности, где бегают эти твари. А они ж везде бегают! Ну, я на полу периодически рисую… ну а что, не крестики-нолики же мне рисовать! Заодно и на квартиру защиту поставил. В астрале все, надо сказать, по высшему разряду получилось, никто носа не просунет… А вот на материальном плане… все равно лезут, суки! Через вентиляцию от соседей, что ли…

— Тараканы? — на всякий случай уточнил Саша.

«Психи. Нелюди. Ага» — иронически подумал он, глядя, как на спине Тима задорно подпрыгивают при каждом шаге бусины, вплетенные в дрэды. «Как говорил один мой знакомый, тонка грань между эксцентричностью и ебанутостью. Но все-таки с ними не соскучишься… может быть, это и есть самое главное?»

— Ну, мы едем? — нетерпеливо спросил Тимофей, увидев, что Алиса затормозила на крыльце подъезда.

— Сначала я докурю, — тоном великосветской дамы ответила та. Тим пожал плечами, и пошел к машине, а Сашу неожиданно остановила рука Алисы, нечувствительно царапнув ногтями запястье.

— Вот еще что, — произнесла женщина. — Ты думаешь, что Игорь тебя использовал. Ты думаешь о том, что тебя могли убить на задании. Да, он послал тебя туда, рискуя и твоей жизнью, в том числе. Но поверь, если б ему понадобилось отправиться туда самому, с той же степенью риска — он бы пошел. Ты говоришь, для него люди — пушечное мясо. Но если это и так, то для себя он не делает исключения. И если бы тебя там убили… поверь, он бы расстроился. Он всегда расстраивается… — тут Алиса закашлялась, точно сообразив, что сморозила что-то не то.

— В общем, что я хочу сказать, — резюмировала она, отбросив сигарету, и двинувшись к машине. — Ты его сейчас не грузи со своими моральными дилеммами, ладно? Ему и так сейчас несладко… Куратор еще этот... отчитывайся ему, блин…

— А кто он такой, этот куратор? — спросил Саша, оказавшись в машине. Он не был уверен, что Алиса станет отвечать, и надеялся на словоохотливость Тимофея. Но женщина, вопреки ожиданиям, заговорила первой:

— Это такой специальный мудак, который проверяет, не совсем ли мы тут двинулись, и докладывает периодически наверх, что не совсем. Я и должность-то его официальную не знаю, если честно. Но, в общем, я тебе говорила, что операторы политической карьеры не делают? Так вот, есть одно… неприятное исключение.

— Ну по крайней мере, шеф говорит, что именно благодаря поддержке этого «исключения» нас еще не прикрыли вообще, — подал голос Тим. — Потому что он-то понимает…

— Игорек много чего говорил, — резко ответила Алиса. — Например, что женился по любви. Он же не уточнял, по любви к кому…

Тим фыркнул, но комментировать это странное заявление не стал.

— А неприятное оно потому, — продолжила Алиса, зло прищурив глаза, — что Руслан это единственный человек на свете, который еще способен Игоря довести. И надо ж было так сложиться, что он именно этим и занимается, регулярно и с удовольствием.

— Руслан? — имя что-то смутно напоминало Саше. — Это его… бывший сослуживец, что ли? Но… я так понял, что он погиб…

— Да лучше б он, сука, сдох, — ответила женщина за рулем, с такой злостью, какой в ее голосе до сих пор Саша не слышал ни разу.

— Понимаешь, — пояснил Тим, — вот он приедет, они поругаются, а потом Игорь Семеныч возьмет и в запой уйдет на неделю… или еще чего…

— Не уйдет, — сказала Алиса с усмешкой. — Он мне обещал, что больше такого, как той весной, не будет.

— Сложные у них, в общем, отношения, — вздохнул Тимофей с заднего сиденья.

Саша поежился, словно от холода, хотя в машине было довольно тепло. Теперь ему еще меньше хотелось иметь дело с таинственным куратором. Он честно попытался представить себе человека, способного довести Рогозина до недельного запоя. Воображение упорно пасовало, подсовывая ему взамен образ мифического Азатота, Ктулху, или еще какого-нибудь мифического чудовища, так и не пришедшего, к счастью, к незадачливым «культистам».

 

Глава 4.

Кажется, никто в отделе и впрямь не подозревал о Сашиной нелепой попытке к бегству. Все вели себя, как всегда, приветливо здоровались, ни о чем не расспрашивая. Под дверью кабинета Рогозина бесцельно бродил Аркадий с физиономией еще более мрачной, чем обычно, но и он удостоил Сашу приветственного кивка.

— Ну, че там? — спросила Алиса. Едва войдя в здание, она тут же успела скинуть пиджак, небрежно закатать рукава блузки и нацепить на шею яркое ожерелье — кажется, выглядеть официально на работе для нее было принципиальным «табу».

— Разговаривают, — ответил Аркадий, сложив руки на груди.

— А ты чего, охраняешь, что ли?

— А я тут на всякий случай. Мало ли, вдруг кому морду набить понадобится? А то давно уже руки чешутся это сделать. Лет пятнадцать как.

— Эта чесотка у нас у всех общая, не сомневайся, — хихикнула женщина. И ткнула Сашу в спину: — Давай, заходи. Не боись, если что — вон под дверью охрана какая, справимся…

Саша пробормотал что-то на тему, что он вовсе и не боится, и, постучав для проформы в дверь, шагнул в кабинет.

Здесь почти все было по-прежнему — тонкий запах хвои и духов, холодный ветер из вечно приоткрытого окна, какие-то бумаги на столе… Фоторамка вот, разве что, куда-то исчезла. Хозяин кабинета стоял у окна и на стук двери не обернулся, а вот гость, вальяжно развалившийся в кресле, пристально посмотрел на вошедшего парня. Саша мгновенно насторожился — этот странный тип вызывал у него ассоциацию с каким-то крупным хищным зверем. Хотелось медленно, боком, не спуская глаз с противника, уйти из опасного места.

Куратор отдела выглядел почти ровесником Игоря — только в его темных волосах уже пробивалась седина, и взгляд был жестче, и загорелая кожа казалась будто стянутой на висках. Его строгий темный костюм неожиданно дополнял деревянный амулет на плетеном шнурке, болтавшийся на шее.

— Вы меня… вызывали? — спросил Саша, обращаясь скорее к Игорю, чем к неприятному гостю, но тот по-прежнему не реагировал, молча рассматривая что-то за окном.

— Ну если нет, так я пойду? — парень почувствовал глухое раздражение. Ладно, наорал бы, врезал по морде, посадил в камеру, отдал сектантам для жертвоприношения… игнорировать-то зачем?

— Забавный мальчик, — сказал куратор, продолжая сверлить его взглядом. — Дикий, неприрученный еще. Как звереныш лесной.

«На себя бы посмотрел», мысленно фыркнул Саша.

— Да ты присядь, — сказал Руслан, и парень тут же плюхнулся на стул, точно его ноги решили подчиниться команде, минуя мозг. «Да что со мной такое?» — подумал он, потихоньку начиная паниковать. В голове у него возникла странная, неприятная вибрация, словно кто-то сверлил висок огромной невидимой дрелью.

— Отвали, — сказал вдруг Рогозин, и Саша испугался еще сильнее — он и не думал, что его начальник может говорить с такой ненавистью. До парня не сразу дошло, кому предназначалась реплика, пока Игорь не продолжил:

— Если тебе что-то нужно узнать, открой рот и спроси, а не лезь ребенку в мозги. Совсем по-человечески говорить разучился?

Руслан засмеялся — странным, надтреснутым смехом.

— Да мне в общих чертах и так все понятно, а частности мне давно неинтересны. Это твоя специализация — частности…

— Говорят, дьявол обитает в мелочах, — Игорь наконец-то развернулся спиной к окну, но взгляд его был направлен исключительно на Руслана.

— Дьявол обитает в сердцах и умах, — парировал его собеседник. — Особенно у тех, кому больше нечем занять ум и сердце.

— Зато они первыми заметят, когда запахнет серой.

— Не умножай сущности сверх необходимого, как говорил один древний монах. Бритва Оккама, если помнишь…

— … годится только для того, чтобы вскрыть себе вены.

Если б Саша был старше и наглее, непременно встал бы и небрежно спросил: «Ребята, я вам не мешаю? А то я пойду, дела, понимаете ли…» Но, конечно, сейчас ему было не до подобных финтов. Пришлось ограничиться произнесением этой фразы мысленно, с максимально возможной язвительностью интонаций. И надеяться, что прямое чтение мыслей действительно невозможно — даже для таких крутых операторов, как эти двое.

Руслан снова повернулся к нему, медленно, словно бы нехотя.

— Вспомни, что ты чувствовал, когда контактировал с Мастером Игры. Вспомни все детально. И сними свои дурацкие щиты, тебя за ними почти не видно, самому не тяжело, а? Мальчик, кто тебя так напугал, что ты всю энергию на защиту пустил?

У Саши возникло совершенно дурацкое желание — ткнуть пальцем в Игоря и сказать «вот он». Но, справедливости ради, стоило отметить, что Руслан сейчас пугал его гораздо больше.

Вздохнув, он честно попытался «раскрыться», и вспомнить требуемое. Странный низкий голос… дряблая, словно разлагающаяся плоть под пальцами, когда он попытался ухватить «Лену» за руку…

— Достаточно, — сказал наконец куратор, и в тот же момент исчезла неприятная вибрация в висках. — Хочешь посмотреть на девочку Лену?

Он развернул к парню экран ноутбука, и открыл файл. На экране была фотография… Лены. Только совсем другой, с открытой и совершенно человеческой улыбкой. Обычная девчонка, длинные волосы, куртка с меховой опушкой…

— Пропала два года назад, — коротко пояснил Руслан.

— И совершенно случайно объявилась здесь, — язвительно сказал Игорь. Он сидел на краю стола, словно принципиально не хотел усаживаться за стол, оказавшись на одном уровне с Русланом. Саша понял теперь, почему сотрудники Отдела были так уверены, что эти двое непременно поругаются. Кажется, они просто не могли не ругаться.

— Духи нижнего мира, — небрежно сказал Руслан. — Они делают так иногда. Забирают тела тех, кто слаб. Раньше это называлось одержимостью.

— Раньше эти ваши духи не проявляли интереса к современной, так сказать, ролевой культуре. Не устраивали тут… флэшмобов.

— Ты говоришь о тенденции, — поморщился куратор. — Я ее не вижу. Единичные инциденты, пусть они и пугают таких, как ты. Почему бы духам не подключаться иногда к человеческим играм?

— Ты знаешь… Руслан, — казалось, чтобы произнести его имя, Рогозину пришлось сделать над собой усилие. — Эти три неприличные буквы, под знаменем которых мы тут развлекаемся… а именно Гэ-эР-У… как бы предполагают, что если мы замечаем на своей территории признаки деятельности чужой разведки, то это нас непосредственно касается.

— Чужой разведки, — повторил Руслан, растянув губы в саркастической улыбке. — Насколько чужой, Игорь?

— Может быть, — с нажимом сказал майор, — совсем чужой.

— Зеленые человечки с летающей тарелки? — спросил куратор. Кажется, его происходящее весьма забавляло.

— Да хоть бы и они. Или эти твои… духи нижнего мира. Ничуть не более разумное объяснение, между прочим.

— М-да. Вот поэтому начальство и считает тебя опасным психопатом, — усмехнулся Руслан. И добавил непонятно: — В лес тебе пора, понял? С такими мыслями…

— Ебал я твое начальство, — сказал Игорь, глядя в стену остановившимся взглядом. — Страну просрали, космос просрали, армию развалили. Теперь и планету сдадут — не заметят. Ты не понимаешь, на что эти твари нацелились? Думаешь, им и правда нужны какие-то врата, каналы связи? Да чушь это. Зеленые они там или фиолетовые, они же молодежь отбирают! Таких вот, как Саша… Для неведомых каких-то своих целей. Фильтруют через эту Игру дурацкую. Сегодня это детишки перепуганные, а где они будут через десять лет? С их способностями, уже разбуженными и активно использующимися? Какие команды в их сознании проснутся в любой момент? Они же будущее наше программируют, понимаешь. Будущее человечества.

— Следующей осенью… — начал Руслан.

— Следующей осенью, — сказал Игорь, стиснув край стола так сильно, что аж костяшки пальцев побелели, — следующей осенью, в октябре, я закрою нахрен город. Введу чрезвычайное положение. Кордон поставлю, оцепление у каждого столба подозрительного. Имею полномочия пока что. И тогда…

— И тогда они возьмут и не проведут Игру, — с недоброй ухмылкой сказал Руслан. — И тогда тебя не спасет даже мое заступничество. И никакие истеричные папаши, поднимающие шухер в высших кругах. Допустим даже, что я поверил, что эта девочка оказалась там случайно… Доказательства, где доказательства? У тебя не отчеты, а сказки Лавкрафта. Неведомая тварь прыгнула в бездонный колодец… Я ведь не буду бесконечно покрывать твой параноидальный бред, учти.

Рогозин ничего не ответил, только прикрыл глаза на секунду-другую, словно говоря «как же я от всего этого устал». Саше вдруг мучительно захотелось подойти, сесть рядом, обнять его, погладить устало поникшие плечи…

— Да, ты иди, пацан, свободен, — словно опомнился в этот момент Руслан.

— Можно идти, Игорь Семенович? — Саша демонстративно не стал вставать, дожидаясь ответа шефа. Наверное, это было дерзостью, но ему вдруг захотелось, чтобы этого противного «куратора» хоть кто-нибудь поставил на место, и он перестал так вольно распоряжаться в чужом кабинете. В конце концов, Сашин непосредственный начальник — Рогозин. И нечего тут… И вообще, парню ужасно хотелось услышать от Игоря хоть одну фразу, обращенную непосредственно к нему. Чтобы убедиться, что тот с ним вообще разговаривает еще. А то до сих пор возникало лишь обратное впечатление.

Майор поднял глаза, взглянул наконец на Сашу, и на мгновение тому показалось, что он готов улыбнуться — как прежде… как улыбался ему еще совсем недавно.

— Надо же, какой послушный, — сказал он, и в голосе его явственно послышалась ирония. — Иди, конечно.

Едва за Сашей захлопнулась дверь кабинета, на него накинулись едва ли не все сотрудники отдела.

— Ну? — Алиса требовательным тоном озвучила волнующий всех вопрос. — Чего они там?

— Спорят, — сказал Саша рассеянно. Его больше занимал иной вопрос — сердится на него начальник или нет? Вроде бы ему сейчас просто не до того было, не до разборок с особенно чувствительными сотрудниками. Но все же? Игорь вел себя непонятно. Может, это все-таки влияние Руслана?

— Но не ругаются? — уточнила Оля.

— Да как-то… непонятно, — Саша пожал плечами. — Они всегда так разговаривают, что ли? Как будто вот-вот накинутся?

— Понятно, — вздохнул Тим. — Ладно… будем подождать, как говорится.

Но ждать пришлось долго — Рогозин и его гость не покидали кабинет до глубокого вечера. Саша успел обсудить все мыслимые и немыслимые новости с сотрудниками, миллион раз обозвать себя идиотом за то, что хотел сбежать из такого замечательного коллектива, слопать пиццу на пару с Аликом, довести Олю на пару с Тимом — они уселись у нее за спиной и стали бурно комментировать раскладываемый пасьянс, подсказывая, куда передвинуть карту; естественно, через десять минут в них полетели карандаши и скрепки вперемешку с полушутливыми ругательствами. Аркадий заварил чай, крепкий до черноты густого дегтя, уселся в углу с кружкой и неожиданно стал рассказывать, как продвигаются дела с поиском маньяка — на помощь милиции были направлены едва ли не лучшие сенсы отдела, но пока что дело не сдвигалось с мертвой точки. Жертв находили, точнее, их останки, а вот след убийцы взять не могли. Оля выдвинула предложение — надо искать его в сновидениях. Алиса вдруг вспомнила прочитанную статью о патологических изменениях в мозгу маньяков. Саша подключился к разговору, обрадовавшись, что в кои-то веки может вставить хоть пару реплик на профессиональную тему. Завязалась дискуссия… Домой, кажется, никто не собирался.

— А вы чего тут расселись? — удивленно спросил Игорь, выходя из кабинета. Руслан следовал за ним, кутая шею в пижонский белый шарф.

— Тебя стерегут, не видишь, что ли, — хмыкнул он, оглядывая притихших сотрудников. — Боятся, как бы я тебя не съел.

— Да мы тут… у нас тут… совещание... маньяки… — вразнобой заговорили все, спешно делая серьезные и озабоченные лица.

Рогозин улыбнулся, отводя глаза.

— Дети! Спать! — сказал он с выражением, точно пародируя интонации строгой детсадовской нянечки. — Ночь на дворе, брысь по домам уже.

— А вы домой? — довольно бесцеремонно спросила вдруг Света. Майор глянул на нее удивленно, но ответил:

— Разумеется. Вот гостя в аэропорт отвезу, и спать, как приличный человек. Ну-ка давайте, чтоб через пятнадцать минут здесь никого не было!

И через пятнадцать минут народ действительно разбежался. Только Алиса завозилась, собирая какие-то вещи в боковой комнате. «Интересно, она что, весь гардероб с собой возит?» — иронически подумал Саша. Он тоже задержался в офисе — сидел, гипнотизируя взглядом экран с разложенным пасьянсом, и высчитывал, сколько времени нужно, чтобы доехать на машине в аэропорт, и вернуться… Выходило часа полтора. Идея поехать к Игорю, чтоб поговорить в спокойной обстановке, не отпускала его весь вечер. Кажется, Саше это было просто жизненно необходимо — поговорить и все выяснить. Увидеть наконец взгляд, обращенный на него, напрямую. Прочесть в этом взгляде… обиду, злость или самое страшное — равнодушие. Но лучше так, лучше знать точно…

— Чего? — сказала Алиса, неслышно возникнув у него за спиной. — Не сходится?

— Пасьянс, что ли? — вздохнул Саша. — Да это не мой.

— А я и не про него, — улыбнулась женщина, присела на край стола, потянула к себе пепельницу, вытащив ее из-под груды бумаг. Саша не решился попросить ее не курить, но инстинктивно отодвинулся — сигаретный дым в закрытом помещении он не любил.

— Не сходится, — признался он. — Ничего не сходится. То есть, когда я его не вижу, я могу злиться, обижаться, придумывать кучу всего, хотеть уйти из отдела и все такое. А как только увижу… начинаю думать, что я идиот. Как только он заговорит, я ему верю, а потом остаюсь один и думаю — а вдруг это все игра? Вот что это такое?

— Есть у меня, конечно, предположение, — хихикнула Алиса, выпуская клубы дыма в потолок. — Но мне, небось, опять скажут, что я старая извращенка… Так что, значит, Игорек у нас больше не бездушный монстр, в твоей версии мироздания? Ну еще бы, ты ж с Русланом пообщался… все познается в сравнении.

— Не в этом дело, — Саша помотал головой. — Просто… я тут послушал, краем уха, в каких масштабах он мыслит… Я ему про девочку Катю, а он — про будущее человечества…

— Ну да, ну да. О чем я тебе и говорила пару часов назад. Будущее человечества! — Алиса коротко, но звучно рассмеялась. Сейчас она казалась гораздо более расслабленной, чем днем — видимо, перестала, наконец, беспокоиться за Игоря. — А вообще, есть мнение, что люди, заботящиеся о будущем человечества, таким вот образом изящно избегают необходимости возиться с проблемами поменьше. Оно, конечно, полезно, куда ж оно без них, человечество-то? Они-то на страницах учебников здорово смотрятся, эти спасители человечества да двигатели прогресса. А ты попробуй жить с таким рядом, каждый день, носки ему стирать…

— Я ему носки стирать не собираюсь, — неизвестно зачем брякнул Саша. И сам смутился — можно подумать, кто-то предлагал, ха.

— Это правильно, — иронически сказала Алиса. — Долой кухонное рабство! А то, знаешь, нашлась одна такая. Долго не выдержала, конечно.

Она затянулась, длинно и жадно, ткнула сигаретой в пепельницу.

— Он, конечно, временами сука та еще, твой Рогозин, — сказала она вдруг доверительно. — Но он действительно дохрена на себя берет. В том числе и ответственность за будущее человечества, ага. Или это я тебе тоже говорила сегодня? В связи с этой ответственностью, он искренне считает, что обязан всегда побеждать. А то как же мир-то без него устоит вниз тормашками. Вот отсюда все и вытекает.

— Знаешь, какая у меня специальность? — продолжила она неожиданно, после небольшой паузы. — Киллер я.

— В смысле… в прямом значении? — осторожно переспросил Саша. Женщина фыркнула.

— Ну да. Убиваю людей на расстоянии. Я тут у Игорька так, на полставки тусуюсь, по старой дружбе. Чуть что — меня дергают в командировки… раз, и молодой еще политический лидер одной дальней страны слег с недомоганием. А к нему — думаешь, врачи? Ага, счас… знахари да травники… Операторы похлеще наших. Средневековье у нас тотальное, по всей планете, так-то. Чье колдунство сильнее, того и тапки. Не выходит — меня тут же в круг усиления, десяток молодых ребят в соседней комнате объединяются в цепочку, качают энергию… С другой стороны щиты ставят, нас вычисляют, на нас насылают хвори всякие… ладно б головную боль, а то как нашлют понос — ха! Это высший пилотаж, конечно. Но это редкость, чаще выходит без сложностей. Вот такой херней я занимаюсь. Тоже мир спасаю, наверное. Ну, тот мир, знаешь, который с другой стороны пиндосовские миротворцы творят. Клевый каламбур, правда?

Саша не нашелся, что сказать. Он во все глаза смотрел на Алису, словно впервые ее увидел.

— Меня ж боятся, всю мою сознательную жизнь, — тихо сказала женщина. — Угораздило меня родиться в семье спеца из закрытого НИИ, который родную дочку готов на опыты сдать! Всё на благо страны и партии… Как сейчас помню, сижу я, девочка такая, в гольфиках и с бантиками. Бантики смешные, один красный, другой белый… А вокруг дядьки с погонами, большие, усатые, важные… И все боятся меня до усрачки. Я эти бантики, наверное, до сих пор ношу… все хочу, чтоб не боялись меня, понимаешь.

На коротко стриженых волосах Алисы бантиков, конечно, не наблюдалось, но Саша понял, что она хотела сказать. И понял вдруг ее серьги с бегемотами, и платья кислотные, и нарочито простецкую временами речь. И, вместо того, чтобы испугаться, обозвать ее мысленно «нелюдью» и так далее — просто пожалел.

— Я это к тому, что у всех свои тараканы, — с улыбкой сказала Алиса. — И всех, наверное, при желании можно понять. Игоря в том числе. А ты на психолога учишься, да? Это правильно, это у тебя уже получается… сидишь, слушаешь, киваешь в нужных местах. Молодец. Вот тебе история, в качестве бонуса. Была одна девочка, что меня не боялась. Людочкой звали. Медсестра у нас на базе… ну неважно, где, на базе, в общем. Такая блондиночка, кожа, как лепесток, глазки невинные, как у котенка… болтали с ней часами, никого не замечая, в саду гуляли под ручку… я вокруг нее все ходила, облизывалась, томила душу… И тут в один прекрасный день мне Людочка говорит — ах! Я встретила мужчину! Он такой, он такой, с ним хоть на край света, хоть за край! Такие бицепсы, такие боевые шрамы, такие глазки, такие ресницы! Старший лейтенант, да не хрен с горы — командир взвода у «Ящеров», неслабо, да? Раз в кино сходили, два в кафе сходили, и уже замуж зовет — ах, он такой порядочный! Ну, в общем, нахожу я этого старшего лейтенанта, и говорю — ты, говорю, сука, Рогозин, значит? Ну здравствуй, сука, ты понял, у кого девушку увел, да? А меня вся база знает, ясен перец, и все боятся. Ты, говорю, мне одно скажи — ты ее замуж берешь по любви? И смотри, сука, придушу ведь во сне и скажу, что так и было. А он на меня смотрит, глазки такие ясные, и ресницами хлопает, ну все как на картинке. Да, говорит, по любви! Сука… — резюмировав таким образом, Алиса неожиданно спрыгнула со стола и решительным жестом раздавила окурок в пепельнице. — Ну вот, а потом мы с ним подружились как-то. И не убила я его, в общем. Думаешь, зря?

— Я уже вообще не знаю, что думать, — честно сказал Саша. Ему очень хотелось заглянуть под стол и поискать там метафорически отвалившуюся челюсть. Хотя, если уж развивать сию метафору, то челюсть от этого рассказа должна была не то, что отвалиться, а ускакать в дальние края, весело лязгая зубами, и прихватив за компанию крышу. — А что, он ее не любил?

«Мыльная опера, блин. В трех сезонах. В главной роли Хулио Фернандес. Ну, а хули не Фернандес? Так, откуда у меня это еще в голове…»

— Любил, но не ее, — сказала Алиса. Взяла со стула пиджак, перекинула через плечо. — Пойдем, чего тут отвисать? Поговоришь с ним завтра.

— Я сегодня поеду, — признался Саша. — Мне нужно. Выяснить. Может, завтра я уже не приду. И вообще никогда не приду. В смысле, мне здесь хорошо, очень. Но я так не могу, когда не понимаю. Я просто хочу узнать, что мне все это кажется, то есть то, что кажется…

— Саш, — заботливым тоном сказала Алиса. — У тебя точно температуры нет? Ты сам-то понял, что сказал?

— Нет, — сказал Саша. — Температура есть, как у всех, тридцать шесть и шесть то есть. И я хочу поговорить с шефом. Вот сейчас. Я хочу ему в глаза посмотреть. Потому что когда он на меня не смотрит, мне его убить хочется. А когда смотрит, хочется убить себя. И я просто должен извиниться, и убедиться, что все по-прежнему.

— М-да, — сказала Алиса. — Ну, ты попробуй, конечно. Только я вот не гарантирую, что он Руслана действительно в аэропорт повез. Как бы не обломался ваш разговор наедине. Или, хрен его знает, может он, как Тимофей нам предрекал, сидит там и напивается. Не грузил бы ты его сейчас, в самом деле.

— Не буду, — пообещал Саша. — Пару слов скажу, и убегу. Мне уже не привыкать, я от него все время бегаю. Надоело даже.

— Да, — задумчиво сказала Алиса. — Пора уже начинать бегать за ним, чисто разнообразия ради.

 

Глава 5

…Саша замер перед смутно знакомой дверью, не решаясь позвонить. Вдруг там и правда снова окажется этот несносный Руслан? Алиса, наверное, знает, о чем говорит, но… не был похож их разговор в кабинете на посиделки армейских товарищей, так зачем бы им продолжать?

А что, если верно предположение Тима? Он вовсе не был уверен, что его психика готова к такому шоку, как пьяный Рогозин. Но, с другой стороны, Саша не мог больше отрицать, что беспокоится за него. Да, как бы странно это ни звучало. Майор, конечно, крут, круче него только яйца Чака Норриса, а всё-таки, самые страшные проблемы люди обычно создают себе сами, уж это-то парень успел понять из личного опыта.

Он бы еще долго мялся под дверью, но та внезапно распахнулась у него перед носом.

— Ну? — спросил Игорь, критически его оглядывая. — Долго будешь тут отсвечивать?

Пьяным он, вроде, не выглядел, хотя запах чего-то наподобие коньяка Саша уловил.

— Здрасте, — пробормотал он, чувствуя себя довольно глупо. — Я хотел поговорить… извиниться.

— Вот как, — майор не приглашал его зайти, просто молча развернулся и пошел куда-то вглубь темной квартиры, так что Саше ничего не оставалось, кроме как войти следом, захлопнув дверь.

— Считаешь, есть за что? — спросил Рогозин, прислонившись плечом к косяку. За его спиной виднелась слабо освещенная гостиная — диван, приглушенная лампа, одинокая бутылка на столе. Все-таки пьет. Что за тенденция такая, блин, у русских мужиков, заглушать личные проблемы водными растворами этанола?

Саша так и замер у двери, не зная, разуваться ему и проходить, или все-таки бежать, пока не поздно…

«Хватит», решительно сказал он себе, «поздно уже, почти месяц как безнадежно поздно. И хватит убегать, набегался уже».

— Да, я тогда… наговорил всякого. Был неправ. То есть, наверное, в чем-то и прав, с точки зрения общественной морали и все такое, да… Но я уже понял, что… не все и не всегда так… однозначно.

— Ну-ну, — хмыкнул Игорь, то ли соглашаясь, то ли сомневаясь в искренности его слов. В руке его неожиданно обнаружился бокал с янтарного цвета жидкостью, из которого он небрежно отхлебнул.

— Я думаю, что… это была… запоздалая и, так сказать, интрасубъектно-спроецированная интерпретация подросткового бунта, — сказал Саша. Он понятия не имел, что еще сказать, поэтому применил свой излюбленный метод ответа на экзамене — начал строить теорию на пустом месте, зацепившись за первый всплывший в памяти термин. Написав в прошлом году курсовую с помощью именно этого метода, Саша начал всерьез подозревать, что так пишется едва ли не половина научных работ в гуманитарной области.

Майор впечатлился — так, что аж чуть было не подавился своим коньяком.

— Однако, — коротко сказал он, иронически глядя на Сашу. Тот же продолжил нести вдохновенную пургу, в надежде вызвать хоть какую-то реакцию:

— Дело в том, что, вступая в некий новый социум, индивид вновь проходит все стадии первичной социализации. И в какой-то момент ценности социума подвергаются сомнению и переоценке… ну, как подросток, усомнившись в правоте родителей, убегает из дома… но потом возвращается.

— Очень интересная теория, Александр, — Игорь пытался говорить серьезно, но в глазах его плясали веселые искорки. — Согласно ей, получается, что я сейчас должен достать свой старый армейский ремень и социализировать тебя, так сказать, обратно. Традиционным родительским способом, безо всяких проекций.

— Ну, я же это… вернулся, — Саша улыбнулся осторожно, с опаской глянув на Игоря — кто его знает, когда он шутит, а когда нет.

— Вернулся он, — проворчал майор, отводя взгляд в сторону. — Алиса тебя за шкирку притащила… иначе так бы и бегал по чужим квартирам… и балконам. Непонятно только, зачем. Думаешь, тебя и правда невозможно было найти?

— Я думал… уехать, — признался Саша. — Бросить универ, домой вернуться, к родителям… Но не смог.

Игорь кивнул, рассеянно глядя куда-то в пространство.

— А сновидения ты как блокировал? — вдруг спросил он. — Неужели самостоятельно?

— Ну так это… вы ж мне рассказывали про Фарида, про.. искусственный сон,— Саша глянул на шефа виновато, не зная, как тот отреагирует. — Я в интернете посмотрел, какие препараты блокируют…

— Совсем дурной, да? — резко спросил Рогозин, и Саша вздрогнул, инстинктивно отступив на шаг назад. Сзади, впрочем, оказалась стена.

— Я в нормальных дозах… по таблетке в день… — почти прошептал он. И тут же невольно повысил голос, оправдываясь: — А что мне было делать? Откуда я знал, что вы меня не придете во сне убивать? Или еще как-нибудь… воздействовать… психофизически…

— Воздействовать мне на тебя сейчас хочется исключительно физически, — угрожающим тоном сказал майор, и поставил бокал куда-то на притаившийся в темноте прихожей шкаф. — С применением уже упомянутого ремня. И чем дальше, тем сильнее хочется. Саша, что у тебя в голове происходит вообще? Нахрена мне тебя убивать, можешь объяснить?

— Потому что я… не подошел. Под ваши стандарты. Не выдержал, сбежал… и слишком много знаю.

Игорь вздохнул, провел по лицу ладонью.

— Я такой монстр в твоих глазах, да? — спросил он почти печально. — Ладно, если тебе так жить интереснее, пожалуйста, буду монстром. Вот прямо сейчас и начну.

— Н-не надо, — пробормотал Саша, плотнее вжимаясь в стену и прикидывая на всякий случай расстояние до двери. Ему совсем не понравилось выражение лица майора, когда тот двинулся к нему.

— Я просто пытаюсь понять… — прошептал он беспомощно. — Это существо… Лена… она говорила, что мне заморочили голову, что вы… на меня воздействуете, чтоб подчинить своей воле… Но я не подчинялся, я же сам хотел, выполнить задание, доказать, что я… что я достоин. Быть рядом. Потому что мне хочется. Я не понимаю, почему. Но я все время думал… и думаю… о вас.

Саша закрыл глаза — так было почему-то спокойнее. И проще говорить. Он не видел Игоря, только слышал его дыхание, чувствовал запах его духов с тонкой ноткой алкоголя.

— И эти ваши духи, они мне везде мерещатся, — выпалил он, почти не соображая, что говорит. — И я все время думаю… сравниваю. Как бы вы поступили на моем месте. Даже когда я злился. И считал вас монстром. Но ведь я, наверное, такой же. Я с Алисой поговорил, и теперь вообще ничего не понимаю. То есть, это ведь в каждом есть, наверное. Только одни люди притворяются… другие нет…

Он вздрогнул всем телом, когда почувствовал, что теплая рука скользнула по его щеке, потом по волосам. И открыл глаза.

— Эта… Лена… говорила, что вы меня специально…. Привораживали, — выдохнул Саша и робко заглянул в глаза стоявшего перед ним мужчины. — Просто ответьте, это так или нет?

— Ну и каша у тебя в голове, — сказал Игорь, и тень легкой улыбки пробежала по его губам. — Делать мне больше нечего. У тебя от природы сильная защита, помнишь, я говорил это еще в первую нашу встречу? Ты все время закрываешься… от людей, от всего мира. Даже слишком, на мой взгляд, и сил на это тратишь чересчур много. Ты по структуре энергетики — универсал, но я считаю, сенса из тебя никак не получится. Ты слишком закрыт от мира, чтобы ощущать его дыхание, его потоки… Может, со временем научишься. А пока что — ты как цыпленок, что забрался обратно в скорлупу. Все прячешься, бежишь… от себя, что ли, убежать хочешь? Не буду утверждать, что это невозможно… но бежать придется очень далеко и долго.

— Я не знаю… — беспомощно помотал головой Саша. Его словно завораживал голос Игоря, такой мягкий и задумчивый сейчас. И взгляд… и тепло руки, опирающейся на стену в миллиметре от его щеки. Хотелось прижаться к этой руке, коснуться… что это, как не самое настоящее психофизическое воздействие? Вводит в транс своим ровным, успокаивающим голосом, отвлекает внимание… снова втирается в доверие…

— Я тебя не… привораживал, — четко произнес Рогозин, наклоняясь к его лицу. — Дурацкое слово, и источник информации у тебя, мягко говоря, сомнительный. Саша, даже если б я попробовал… ты же все отражаешь, как зеркалом. Да мне буквально пару раз удалось с тобой хоть какой-то энергетический контакт наладить — когда ты сам раскрывался. Когда звонил мне с перепугу, помнишь? А все остальное время… если б я попробовал тебя, как ты выражаешься, привораживать… вышло бы с точностью до наоборот. Я бы сам… — тут он запнулся, точно задумавшись о чем-то, и резко отстранился.

— Бред, — сказал он и улыбнулся, как Саше показалось — растерянно. — Вот же бред, а…

— Что? — непонимающе переспросил Саша. Майор покачал головой.

— Ничего особенного… полезно, знаешь ли, иногда осознать, что ты идиот. И наступаешь на одни и те же грабли, каждый раз, как по расписанию. Это я о себе, если что, — пояснил он со вздохом. — Правильно Руслан говорит, в лес мне пора…

— Какой лес? — спросил Саша, вспомнив странное выражение куратора. — Это какая-то… метафора или что?

- Это? — переспросил Рогозин со странным выражением лица. — Это санаторий такой закрытый… в Подмосковье. Это мы друг друга туда посылаем, слово уже как ругательство расхожее стало. А там хорошо, природа, грибочки, белочки… Психушка такая для ветеранов мистического фронта, операторов шизанувшихся, сенсов и иже с ними. В городе им жить тяжело, понимаешь, в городах каждый камень кричит от чужой боли, это не я придумал, так говорят те, кто правда слышит… А там они бродят, с деревьями обнимаются… грибочки, опять же, белочки…

Саша больше не мог это слушать, не мог выносить пугающую обреченность в голосе майора. Он сам не заметил, как преодолел разделявшее их расстояние и обнял его, крепко стиснув плечи, вцепился в него, точно утопающий — в спасательный круг.

— Ну чего ты, не надо, хороший мой… — прошептал Игорь, обнимая его в ответ, и от непривычной нежности в его голосе у Саши что-то будто перевернулось в груди. Он уткнулся в плечо начальника, чувствуя, как ощущение тепла накрывает его с головой — тепла не физического, это он уже научился отличать.

— Я туда не попаду, — сказал Игорь, прижимая его к себе. — Я давно решил, если пойму, что все, готов — ствол к башке и привет. Пистолет тебе в наследство оставлю, хочешь? Чтоб у тебя тоже выбор был.

— Игорь Семенович, перестаньте чушь нести, пожалуйста, — сказал Саша, поднимая голову. Рогозин некоторое время пристально всматривался в его глаза, будто искал на дне зрачков некое тайное послание. А потом улыбнулся.

— А может, мне нравится чушь нести. И драматизировать почем зря. Чтоб меня жалели молодые симпатичные мальчики, и сами на шею вешались.

Объятия он не размыкал, и Саша с каким-то запоздалым ужасом осознал, что его это вполне устраивает. Он поднял руку и осторожно коснулся пальцами его щеки, точно исследуя. Осмелев, провел кончиками пальцев по едва заметным морщинкам в уголке глаза — они становились глубже, когда майор улыбался, разбегались к виску, точно лучики внезапно вспыхнувшего солнца. Саша подумал о том, что эти морщинки — отметины человека, который много улыбался на пройденном пути — может быть, даже тогда, когда ситуация казалась безвыходной; может, ухмылялся в лицо смерти, может, смеялся над горькой иронией жизни. Хотелось немыслимого… хотелось коснуться их поцелуем, а потом, спускаясь ниже, оцарапаться о начинающую пробиваться легкую щетину на щеках, и узнать, каков будет на вкус след коньяка на этих губах…

Игорь поймал его руку, осторожно отвел в сторону.

— Саша, — сказал он проникновенно, — между прочим, я опасный психопат, это официальное мнение начальства.

— Я заметил, — сказал Саша и нервно облизнулся, гипнотизируя взглядом губы начальника. Тот вздрогнул, но быстро взял себя в руки, и попытался развить тему:

— Я хочу, чтоб ты подумал, во что ввязываешься, ладно?

— Ладно, — согласился Саша, и обнял его за шею другой рукой. У него слегка кружилась голова, и ощущения в целом напоминали опьянение… вот только даже после этой проклятой водки с пельменями на памятной вечеринке у Кати его так не «уносило».

«Если он меня не приворожил, то у меня что-то с головой», — подумал парень, отстраненно, точно не о себе, а о постороннем человеке. Казалось, что его несет со страшной силой куда-то в пропасть, и сопротивляться уже бесполезно.

— Даю тебе десять секунд, чтобы убежать, — сказал Рогозин. — Могу открыть балкон, если тебе через него привычнее.

Саша только улыбнулся в ответ на подколку.

— Я не убегу, — сказал он и храбро посмотрел Игорю в глаза. Сейчас они казались совсем темными — освещение, что ли, поменялось?

А потом майор его наконец-то поцеловал, и мир на несколько мгновений вообще перестал существовать.

«Вот почему я от него убегаю, с первой нашей встречи», — подумал Саша, чувствуя, как предательски подгибаются колени. Он бы непременно упал, если б его не держали сильные руки Игоря.

«Вот чего я боялся. И хотел. Это невозможно, я схожу с ума… или уже…»

Он уцепился за плечи мужчины, попытался удержать равновесие — пальцы соскользнули, сминая ткань рубашки. Игорь поддержал его одной рукой, обнимая за талию, второй гладил по спине, посылая сонмы сладостных мурашек вдоль позвоночника. Его движения были уверенными и властными, и жесткая щетина действительно царапала щеку, и привкус коньяка на губах добавлял происходящему иррациональности. Когда он прервал поцелуй, у Саши уже ощутимо кружилась голова — но ощущение это было, как ни странно, приятным.

— Пойдем, — Рогозин потянул его за собой, и парень послушно шагнул за ним в гостиную.

— Выпьешь?

Саша глянул мельком на бутылку и помотал головой.

— Меня и так плющит, — признался он с обезоруживающей честностью. Майор рассмеялся.

— Оно и видно.

Он мягко усадил Сашу на широкий кожаный диван, и сам устроился рядом. Второй поцелуй был еще дольше, и парню пришлось, в конце концов, самому отстраниться, пытаясь отдышаться, потому что сердце едва не выскакивало из груди.

— Ты перестанешь меня бояться, или нет? — с улыбкой спросил Рогозин. Его руки уже скользили по голой коже спины, бесстыдно задирая футболку парня, и от этого простого движения по телу Саши точно электрические искры пробегали.

— Неа, — Саша помотал головой. — Так интереснее…

— Да ты экстремал, однако, — фыркнул майор и все-таки стянул с него футболку. — Как в том анекдоте…

— В каком? — немедленно спросил Саша. Он чувствовал, что ему просто необходима пауза. Не то, чтобы он не хотел продолжения… но от интенсивности ощущений просто сносило крышу. Те несколько торопливых перепихов с девчонками, что парень гордо именовал до сих пор своим «сексуальным опытом», ничуть не подготовили его к такому. Он и понятия не имел, что так бывает — когда от одних только прикосновений в мозгу точно бомбы взрываются.

Игорь улыбнулся и убрал руки, точно прочитав его мысли.

— Ну, как там… сидят в тюремной камере педофил, зоофил, некрофил и экстремал…

Отцепившись на время от Саши, он нашел другое занятие — стал медленно расстегивать собственную рубашку. Медленно и, в некотором роде, демонстративно. Саша не мог оторвать взгляда от крохотных блестящих пуговиц, одна за другой выскальзывавших из петель.

— И зоофил говорит, сейчас бы кошечку… Педофил — ну да, маленькую такую… Некрофил — ага, и желательно, мертвую… А экстремал и говорит: «Мяу!»

Анекдот был, честно говоря, так себе, но Саша все же улыбнулся. В каком-то смысле, и впрямь про него. Нормальный человек не влип бы во всю эту историю…

— Ну, - сказал он, сгоняя в кучу разбегающиеся мысли, — вы же, надеюсь, не некрофил?

— Не знаю, не пробовал, — ответил майор, и в следующую секунду Саша оказался лежащим на лопатках, а Игорь, накрыв его губы очередным жадным поцелуем, решительно расстегивал его брюки.

Саша в общих чертах представлял, что случится дальше — поколение интернета не испытывает недостатка в теоретической подготовке. Несмотря на растущее возбуждение, в глубине души он опасался, что будет больно… но больно было только поначалу. Он чувствовал, что Игорь может быть гораздо грубее, двигаться сильнее и резче — но сдерживается, старается не навредить, не причинить боли. И, конечно, он мог бы и не тратить столько времени, подготавливая и успокаивая парня, чтобы тот, наконец, раскрылся — во всех смыслах этого слова. Но, видимо, садистом Рогозин тоже не был — что бы там ни ворчали по этому поводу впечатлительные сотрудники, ушибленные всякими там моральными принципами. Он прикасался к парню мягко, осторожно, безошибочно отыскивая самые чувствительные места — может, этому тоже учат в спецслужбах? Под конец Саша, кажется, стонал и кричал в голос, от накатывающего удовольствия — он не помнил этого наверняка, все было, как в тумане, но горло потом саднило, точно сорванное от крика. Потом — гораздо позже, когда он лежал, долго пытаясь восстановить дыхание, в теплых и сильных объятиях, а Игорь шептал ему что-то на ухо, вперемешку с поцелуями, но парень в кои-то веки его не слушал, потому что, сколько можно болтать, в конце-то концов.

 

Глава 6.

Всякие там Шекспиры и прочие то ли безнадежные романтики, то ли циничные эксплуататоры заезженной темы любви, на разные голоса утверждают, что нет ничего приятней, чем проснуться на заре, когда твоя возлюбленная еще дремлет, обнаружить на своем плече ее хрупкую головку, прильнуть поцелуем к ее тонкому запястью, с умилением поправить ее золотистые локоны, и все такое прочее… Интересно, что бы они посоветовали парню, который проснулся на заре, обнаружив на себе килограммов этак восемьдесят живого веса, причем преимущественно — накачанных мыщц, и витающий в воздухе ненавязчивый аромат перегара, для полного комплекта?

Саша попытался тихо выскользнуть из объятий начальника… ага, сейчас, выскользнешь из этого стального захвата, как же.

— Игорь Семенович, — тихо позвал он, ткнув его осторожно в плечо, и немедленно почувствовал себя идиотом. Ну а как, интересно, к нему теперь обращаться, после того, что они творили ночью на этом самом диване?

— Шеф, — сказал он уже громче, — марсиане атакуют!

Рогозин только хмыкнул во сне, точно сомневаясь в достоверности сообщения, и даже не пошевельнулся. Абсурд ситуации нарастал. «Как же его будить-то?»— растерянно подумал Саша. И, усмехнувшись внезапно возникшей мысли, рявкнул вдруг ему в самое ухо:

— Товарищ майор, разрешите обратиться!

Надо отдать должное реакции Игоря — даже свалившись с дивана при пробуждении, он успел сгруппироваться. На ноги, впрочем, он уже не вскочил — сел на полу и очумело посмотрел на Сашу.

— Ты бы еще спросил, где ключи от танка, — сказал он почти что жалобно.

— Какие ключи? — хихикнул Саша.

— Шутка есть такая, армейская. Можно еще ведро на голову спящему надеть и постучать по нему, тоже весело…

— В следующий раз непременно попробую, — заверил его Саша. — А что было делать? Вы не просыпались…

— Могу я хоть однажды расслабиться, а? — вздохнул майор. Поднял с пола свои брюки, отброшенные, видимо, вчера в порыве страсти... задумался и полез куда-то в тумбочку за другими штанами. Саша сообразил, что он тоже, вообще-то, голый, поспешно натянул на себя диванное покрывало и стал исподтишка любоваться подтянутой фигурой Игоря, пока тот одевался.

— Ну, а где же вопли и упреки, что я тебя нагло соблазнил и использовал? «Вы растоптали мои эдельвейсы» и все такое? — поинтересовался вдруг Рогозин.

— Насколько я помню, — сказал Саша, — я сам приперся. А вы даже сопротивлялись. Целых десять секунд. Так что все по-честному.

- Да, — Игорь задумчиво посмотрел на парня. — Ты временами такой рациональный, что аж страшно становится.

— Просто… — Саша сел на диване, обхватил себя руками, пытаясь сформулировать мысль. — Просто у меня очень много чего в голове крутилось все эти дни. Как будто плаваешь в океане, и не знаешь, за что ухватиться, что правильно, а что нет, что невозможно, а что — реальность. А теперь все как будто стало на свои места, все стало правильно. И я понятия не имею, почему.

Майор посмотрел на него и усмехнулся.

— А знаешь, что будет не только правильно, но и полезно? — сказал он назидательным тоном. Саша насторожился.

— Что?

— Утренняя пробежка! — торжественно объявил Рогозин. — Надевай штаны, и пошли, солнце уже высоко.

— Вы маньяк, — жалобно сказал Саша, сползая с дивана. — И опасный псих, точно…

— А ты… экстремал, — смеясь, Игорь ухватил его за плечи и легко поднял на ноги.

— Можно, я хоть в душ схожу?

— Душ — потом.

— Между прочим, — ворчал Саша, топая вслед за Игорем на улицу, — у меня некоторые… мышцы слишком болят, чтобы бегать.

— На эту тему, кстати, анекдот есть, — сказал Игорь, и Саша мысленно застонал.

— Выебал, в общем, один грузин маленького мальчика…

Они как раз спускались в лифте, и благообразного вида старушка, тоже вызвавшая лифт этажом ниже, почему-то внезапно решила пойти по лестнице.

— Мальчик ему — «вай, попа болит!» Грузин ему дает шоколадку…

«Маньяк» — думал Саша, уже давясь от хохота. «С кем я связался, а?»

— На следующий день мальчик снова приходит, жалуется — то же самое… на третий день приходит, а грузин ему: «Малчик, ты што, думаешь, я сам маленький не был, не знаю, сколько дней попа болит?»

— А мораль? — спросил Саша уже на выходе из подъезда, отсмеявшись наконец. — Непременно должна быть мораль в конце, вам не кажется?

— Этот мир аморален, жесток и абсурден, — сказал Игорь, близоруко щурясь на далекое осеннее солнце. — А смысл и прочую чепуху мы придумываем, чтоб не скучно было. Вперед!

Оказавшись, в конце концов, в душе, Саша не мог не признать, что есть в этом некое извращенное удовольствие — начинать день с интенсивной физической активности. Мышцы так и горят, кровь бурлит… Или все-таки не в пробежке дело?

Кстати, об извращениях.

Сосредоточенно уставившись в стену, парень минут пять безуспешно пытался обнаружить в себе хоть какие-то переживания по поводу внезапно обнаружившихся склонностей. Черта с два. Видимо, он исчерпал свой лимит переживаний, когда неделю с лишним рефлексировал на тему «люди и нелюди». И теперь все происходящее воспринималось как должное. Ну да, экстрасенсы это не миф, энергетические вампиры тоже реальны, еще какие-то неведомые твари занимают тела людей, планируя захватить планету, открывают порталы в иные миры… спецслужбы убивают людей на расстоянии… ну и да, я, кажется, гей. Нормально, живем дальше. Хотя минуточку, почему сразу «гей»? Саша старательно припомнил все эпизоды в своей жизни, когда ему нравились девушки. Да нет же… вроде нормальный парень был до сих пор. И мужчины никогда не привлекали… просто… ну, это же Рогозин. Он, кажется, просто существует вне всяких категорий, рамок и правил. Может, для него все это тоже в порядке вещей, так, обыденный эпизод? Саша нахмурился, потянулся к крану, закручивая воду. Вот эта мысль почему-то его задевала. Только этого не хватало, этих «бабских» переживаний поутру, «любит-не любит»… Иди на ромашках погадай, мальчик, если так уж интересно. А потом чай из них завари, и все как-нибудь само образуется. Тут у нас будущее человечества решается, понимаете ли, не до сантиментов.

Дверь тихо скрипнула, приоткрываясь, и Саша тут же панически схватился за полотенце, прикрываясь им. Хотя, казалось бы, чего теперь-то стесняться?

— Ты там уснул, или ждешь, пока я присоединюсь? — поинтересовался Игорь самым легкомысленным тоном. Саша невольно хихикнул, представив, что можно было бы вытворять вдвоем в душе. А вон, кстати, на полочке какой-то гель… Так, стоп. И кто здесь, спрашивается, маньяк?

— Я уже выхожу, — пробормотал парень, и быстро прошмыгнул мимо стоявшего в дверях Рогозина.

— Уверен?

— Я это… мне в универ надо, — спрятавшись за косяком двери, Саша с космической скоростью натягивал штаны. — Половина пар уже прошла…

— Ладно. Надеюсь, это действительно рвение к учебе, — неожиданно серьезно сказал майор. — А не запоздалая стадия раскаяния в содеянном.

Саша выглянул из-за косяка. Игорь смотрел на него изучающе, словно пытаясь понять, что происходит в его голове.

— Нет, — твердо сказал парень. — Я ни о чем не жалею. Просто мне к преподу по английскому надо. На отработку…

— С английским проблемы? Могу помочь, если что. Хотя я больше немецкий люблю, если честно, и в школе его учил… Есть в нем что-то… чувственное, знаешь. Ja, ja, das ist fantastisch… стройные юноши в хромовых сапогах, с плетками… впрочем, о чем это я?..

В итоге, по дороге в университет Саша все время ловил себя на том, что губы его то и дело растягиваются в улыбке. «Юноши у него в сапогах, значит… И как можно быть таким… таким… слов не подобрать просто. Господи, как же я влип. И как же это… здорово».

 

Глава 7.

— Ты где, мать твою, был?!

Витек натурально тряс его за лацканы — хорошо хоть, куртку не порвал. И по морде не съездил, хотя, кажется, хотел.

— Гулька говорит, у тебя бабушка помирает… Ваня говорит, ты с шикарной теткой на машине укатил… а мобила не отвечает…

— Вить, я же неделю без мобилы, ты же сам это прекрасно знаешь, — вяло оправдывался Саша, не ожидавший такого напора.

— Я уж думал, объявлять тебя в розыск в милиции или нет… Ты скажи хоть, это она была? Разобрались там с мужем?

— Разобрались, — кивнул Саша. — Так что диван я твой освобождаю, спасибо за приют.

— Ладно, — фыркнул Виктор, остывая. — Хоть бы сообщил чего… друг называется.

— Да она как-то внезапно заехала, — пожал плечами Саша. — Сказала, мол, поедем, поговорим нормально, он все понимает, мы разводимся…

«Да, Санек, это передается половым путем. Умение лихо врать с невинным видом. Поздравляю».

— Ого, — хохотнул Витек. — Так у тебя, наверное, ночка та еще была? Чего в универ тогда приперся вообще? Тем более, пары закончились…

— Так мне же Крыс назначил отработку! — тоном возмущенного отличника заявил Саша. — Как я могу пропустить столь знаменательное событие!

«Интересно, сильно я покраснел на слове «ночка»? Витек, как всегда, сам не подозревает, насколько прав».

— Как ее зовут-то? Ты так ни разу и не говорил… — чуть обиженно пробубнил Витек. — Я ее даж не видел, мне Ваня описывал.

— Алиса, — сказал Саша. И не соврал ведь. — Как героиня Кэрролла. Беги за белым кроликом, и попадешь в страну чудес…

Витек, кажется, не понял последней фразы. А Саша, махнув ему на прощание, направился к кабинету английского.

Крыс ждал его у дверей, нервно поигрывая ключом в руке.

— Саша, — сказал он почти доброжелательно. — А я вас жду. Пойдемте…

«Куда это, интересно?» — с удивлением подумал парень. «Кабинет занят, что ли?»

Но они направлялись вовсе не в другой кабинет. Преподаватель уверенно топал к выходу из университета.

— А мы куда, собственно? — поинтересовался Саша наконец.

— А я разве не сказал? — холодно удивился Крыс. — Занятие проведем у меня дома, я не собираюсь просиживать свое личное время в учебных классах.

— Нет, — сказал Саша, останавливаясь. — Вы не говорили. Точнее, мы так не договаривались.

Преподаватель тоже остановился и вперил в него взгляд своих мелких глазенок.

— Молодой человек! — сказал он. — Я иду вам навстречу, предлагаю отработку. Вы хотите решать этот вопрос в деканате? После сессии, к которой вас не допустят? Вы что думаете, я вас собираюсь убить и в кустах закопать? Или, может быть, вы боитесь, что созерцание вашего тощего зада могло сподвигнуть меня на неподобающие мысли? Так успокойтесь, Грачев, я не из таких.

«А некоторых, между прочим, мой тощий зад вполне устраивает», подумал Саша и невольно усмехнулся.

— Ладно, — сказал он. — В смысле, извините.

Снова занервничал он уже в машине — Крыс, оказывается, ездил на потрепанной неприметной «вольво». В салоне машины пахло чем-то неприятным, резким… «И чего я так фиксируюсь на запахах в последнее время, интересно?»

Мысль о том, что мобильник так и остался валяться в разобранном виде в покинутой квартире, заставляла чувствовать себя неуютно. «Ну да, конечно, я от мобильника избавился, чтоб меня страшные спецслужбы не нашли… Как бы так теперь сделать, чтобы они меня непременно нашли, в случае чего? Ладно, в самом деле… Нас пол-универа видело, как мы выходили вместе. Ничего не случится.»

— Вы очень способный юноша, Саша, — сказал вдруг Крыс. — И я сейчас не об английском. Вы меня понимаете?

— Нет, — сказал Саша, мгновенно насторожившись.

— Я говорю о тех… — преподаватель поболтал в воздухе пальцами, — тонких материях, что отрицаются большинством наших сограждан. И активно используются — меньшинством. Что, по-прежнему не понимаете?

«Так. Похоже, этот вампир осознает, что он вампир. И что дальше, интересно? Потребует больше не отрубать ему щупальца? Под угрозой завала на экзамене? Это что-то новое…»

— Ну, относительно, — осторожно ответил он.

— Тогда вы, вероятно, понимаете, что это вовсе не будет метафорой, если я скажу, что люди, по сути — сосуды с энергией. И эту энергию можно перераспределять.

— Людям, как правило, не очень нравится, когда из них… вытягивают энергию, — нейтральным тоном заметил Саша.

— Люди, как правило, этого не замечают, — отмахнулся Крыс. — Если только не обладают аналогичными… способностями к перераспределению. Как вы или я.

«Я не вампир!» — мысленно возмутился Саша. Но вслух произносить этот термин не стал — вдруг преподаватель сочтет слово «вампир» обидным? А ему еще экзамен сдавать этому… упырю.

— Я очень редко встречаю подобных людей, — вдохновенно продолжал «упырь», не замечая скептицизма на лице собеседника. — Но в вашем случае у меня прямо-таки возникает невольное желание… помочь. Научить, так сказать, азам перераспределения…

«Да откуда ж вас столько на мою голову, учителей-то» — Саша едва не рассмеялся.

— Спасибо, — сказал он, стараясь звучать вежливо. — Мне не нужна чужая энергия, мне своей хватает.

Крыс поморщился.

— Но зачем довольствоваться «сухим пайком», если можно питаться досыта? Да и люди… не всегда достойны того, что носят в себе.

С каждой минутой разговор нравился Саше все меньше и меньше. Он бросил нервный взгляд в окно, и почувствовал себя еще хуже — машина ехала по какой-то незнакомой местности.

— Не нам решать, кто чего достоин, — сказал он, украдкой поглядывая на ручку дверцы. А если открыть на полном ходу и выпрыгнуть? В фильмах у людей нередко получается…

— Почему же, — сказал преподаватель, глядя перед собой. — Кому, как не нам? Я чувствую, мы с вами одной породы. Я тоже был таким, в ваши годы… одиноким и замкнутым, без друзей и личной жизни. И некому было подсказать… научить. Я сам прошел этот путь. Сам вышел на новый уровень…

«С чего это он взял, что у меня нет друзей, что я одинок?» — возмущенно подумал Саша. Слова цепляли его тем сильнее, учитывая, что доля правды в них была. Но следующая реплика зацепила его еще сильней. Новый уровень… что-то сквозило очень знакомое в этих словах.

Память услужливо подкинула картинку — темный зал заброшенного завода, деревянный амулет в руке… Воспоминания маньяка, разделывающего жертву. Тот тоже думал о выходе на новый уровень… И теми же словами говорила Лена. Почему-то до сих пор все связывали это понятие с втыканием ножа в живого человека…

«Нарушение первичного табу, например, на убийство и поедание себе подобных, в первобытных культурах часто связывается с переходом на качественно иной уровень существования…» — пробормотал в его голове голос лектора, имя которого уже, впрочем, подзабылось.

Убивая себе подобных, первобытные люди ставят себя на ступеньку выше прочих. Только ли первобытные?

«Например, для юного воина первый убитый в бою враг — священный символ инициации, поднимающий его до уровня полноправного члена племени, доказывающий его мужественность…»

— Объясните, пожалуйста, — сказал Саша, невольно вжимаясь в кресло. — Я не понимаю. Что за уровень еще?

— Это лучше один раз увидеть, — сказал Крыс. Саша видел, что преподаватель тоже нервничает — у него слегка подрагивало веко, и пальцы стискивали рулевое колесо, пожалуй, слишком сильно. — Лучше один раз почувствовать…

Машина резко свернула, и остановилась. Саша с ужасом осознал, что они заехали на какой-то пустырь, мало напоминающий городской пейзаж. Может быть, и вовсе выехали из города.

— Я чувствую… чувствую, что вы меня поймете, — бормотал Крыс, почти вытаскивая парня из машины. — Мы же одной породы, я не могу ошибиться…

Он резво понесся куда-то вглубь пустыря, смешно спотыкаясь на кочках — «городские» ботинки преподавателя явно не подходили для прогулок по пересеченной местности. Саша растерянно огляделся. Автомобиль оставался незакрытым… запрыгнуть бы, да уехать, и пусть этот псих тут дальше скачет себе… Но от поступающих подобным образом героев боевиков парня отличало одно важное обстоятельство — он не умел водить машину.

Рассудив, что больше ему ничего не остается, Саша последовал за мужчиной. «Ни хрена себе отработка занятий у меня, однако…»

Крыс в конце концов остановился посреди поля, глядя себе под ноги.

— Вот оно! — Торжествующе сказал он, и едва ли не силком подтащил Сашу туда же. — Вы чувствуете? Это здесь…

Саша чувствовал. Место было… нехорошее. Вроде того, на заброшенном заводе, где были убиты две девочки.

— Они пульсируют, — сказал Крыс странным, нехарактерным для него торжественным тоном. — Точно открытые раны. Раньше я их не чувствовал так сильно, теперь же… с начала ноября… повсюду, их все больше и больше…

— Зоны, что ли? Эти… геопатогенные? — Саша честно попытался нащупать некую систему в бредовых изъяснениях внезапно спятившего препода.

— Я не знаю, как вы их называете… Но для меня… это все знакомые места, где мне приходилось… — тут он осекся, словно боясь сказать лишнее. И снова спросил, тревожно заглядывая в лицо Саши: — Вы же их чувствуете? Мне… не кажется?

«Он хочет подтверждения» — понял Саша. «Хочет убедиться, что он не сошел с ума, что другие видят то же самое…»

Саша не мог не признать, что в чем-то понимает мужчину. Неприятное это ощущение — когда сомневаешься в реальности происходящего. Ему и самому в последнее время то и дело приходилось сражаться с подобными чувствами.

Он глубоко вдохнул, прикрыл глаза и постарался сосредоточиться — как тогда, на заводе. Пропустить через себя энергетическое завихрение, что образовалось на месте… чего? Может, здесь тоже какие-нибудь детишки кошку замучили?

Но вспыхнувшие в мозгу картинки были гораздо страшнее.

Земля под ногами оживает, распахивает страшный, алый, беззубый окровавленный рот, жаждет поглотить его целиком… Чтобы спастись, он должен накормить эту бездну, заполнить ее кровью… Раньше было не так, раньше он сам пил, жадно припадая к открытой ране на теле жертвы… нет, не кровь — ту невидимую, но явственно ощущаемую субстанцию, что наполняет каждого, точно сосуд, пульсирует в нем, жаждая вырваться наружу, хлещет буйным потоком, когда он откупоривает сосуд острым медицинским скальпелем… Поток слишком силен, всего не поглотить, но ему хватало… а на земле оставался холодный, вибрирующий отпечаток — его след, его метка. Он любил возвращаться в старые места — на заброшенный завод, на этот пустырь, на окраину городского парка, где полузасыпанные землей руины старого бассейна позволяют так удачно прятать тела… Они будто звали его, земля, разбуженная свежей кровью, просила добавки… Но со временем метки стали появляться даже там, где он никогда не бывал. Земля покрывалась ими, точно гнойными нарывами, под каждым таился распахнутый в безмолвном крике рот...

… девочка, слишком взрослая для него — уже студентка, он предпочитал жертв помладше, но нет времени выбирать — на тропинке, ведущей через парк к остановке, уже притаился вибрирующий сгусток пустоты, подстерегающий его…

… тело упаковано в пластиковый мешок, по частям, чтоб плотнее легло…

…новая зона возникает прямо на полу квартиры…

-… не боитесь одна ходить в такой поздний час, Волгина? Тут маньяки бродят, говорят. Учтите, неявку на занятие из-за нападения маньяка я засчитаю за прогул… Давайте-ка я вас провожу до остановки…

Саша чудом устоял на ногах после обрушившегося на него потока чужих ощущений.

Это место. Он привез очередную жертву сюда, пока она была еще жива…

Маньяк. Преподаватель английского в его родном университете. Конечно, он подрабатывал репетитором, готовил школьников… и школьниц. Удобно присматривать себе жертв…

Саша и хотел бы ошибиться, но на какой-то краткий омерзительный миг он почувствовал себя «в шкуре» этого человека… и сомнений больше не оставалось.

— Ну? Вы чувствуете это, Саша?

Крыс по-прежнему смотрел на него с надеждой. Он, видимо, не подозревал, сколь многое можно «почувствовать» в местах его деяний. Увидел человека со способностями, принял его за собрата… видимо, он просто не подозревал о существовании иных скрытых возможностей человека, кроме его излюбленного «перераспределения энергии». Кажется, он искренне надеялся, что Саша сможет чем-то ему помочь. Например, подпитывать энергией жертв возникающие «зоны»… очень странно он их воспринимает, конечно…

— Нет, — сказал Саша, с трудом шевеля внезапно пересохшими губами. — Ничего я там не чувствую.

Преподаватель посмотрел на него долгим тяжелым взглядом, а потом вздохнул.

— На занятии… на занятии мне показалось… — пробормотал он. — Ладно… вы, наверное, считаете меня сумасшедшим…

«Это еще мягко сказано. Когда человеку все время мерещится, что его хочет поглотить бездонная дыра… что это там по Фрейду, конфликт с чересчур авторитарной матерью?»

— Все нормально, — сказал Саша, пытаясь дышать глубоко и ровно, хотя пульс уже панически стучал в ушах этаким трансовым саундтреком к шепоту внутреннего голоса: «Беги…»

— Давайте просто вернемся в город, ладно? А для отработки я к вам в другой день приду…

— Не нужно, — махнул вдруг рукой Крыс, устало и как-то обреченно. И эти слова окончательно убедили Сашу, что его преподаватель глубоко и всерьез не в себе. Если уж он два пропуска студенту готов простить…

Они двинулись обратно к машине — устало сгорбившийся Крыс, следом Саша, старавшийся отставать от своего спутника на пару шагов — а то, мало ли что…

«Доехать обратно, только бы доехать до каких-нибудь знакомых мест, где транспорт ходит… попрощаюсь, как ни в чем не бывало, и сразу в Отдел… или лучше сначала позвонить в милицию? Нет, мне вряд ли поверят… в общем, что с этим делать, пускай шеф решает».

Преподаватель подошел к машине, но в салон не полез — только открыл дверцу и начал копаться в бардачке. Саша замер в нескольких шагах от него, не рискуя подходить. Что он вынет оттуда, нож? Пистолет? Убрать ненужного свидетеля… В обрывочных картинках-ощущениях-воспоминаниях, что достались недавно Саше, не было жертв-парней. Но… все бывает в первый раз, знаете ли.

Саша давно уже старался следовать правилу «не смотри глазами» — учился, как Игорь и советовал, перенаправлять свое сверхчувственное восприятие на другие каналы. Но сейчас он поддался искушению и глянул на Крыса сквозь полуприщуренные глаза, изгоняя из головы всяческие мысли — по словам Рогозина, и сенсы, и операторы эффективнее всего работали, входя в ощущение так называемой «внутренней пустоты», в неуловимые мгновения, когда мозг свободен от критической оценки действительности, от мыслей и чувств…

… из полуоткрытой двери машины торчало багровое, покрытое вздутыми синими жилами, бесформенное тело гигантского червя. Кольчатые мышцы медленно сжимались, вытягивая наружу безобразную тушу…

Саша и сам не понял, как ударил эту тварь. Не руками, это уж точно. Словно из его груди вырвался упругий поток силы, сметающий все на своем пути — и вонзился, сконцентрировавшись, подобно лазерному лучу, в самое «сердце» существа — туда, где пульсировал тугой клубок белесых нитей, расходящихся по всему телу правильной «звездой».

«Астральное тело вампира может иметь энергетический центр в виде сферы, звезды, кристалла… откуда это?»

Саша расширенными глазами смотрел, как оседает на землю Крыс — нелепо взмахнув руками, ненадолго привалившись спиной к дверце. В одной из них был зажат фонарик — какого черта, спрашивается, ему понадобился фонарик средь бела дня? Разве что по голове кого-нибудь стукнуть…

Парень коротко вскрикнул, и тут же зажал рот рукой, когда до него дошло главное. Глаза преподавателя оставались открытыми, взгляд застыл, уперся недвижно куда-то Саше чуть ниже колен… Мужчина был мертв.

— М-максим Геннадьевич? — растерянно позвал Саша, уже осознавая бессмысленность своих слов.

«Я убил его. Господи, я только что убил человека. Маньяка, вампира… но человека.»

Преодолевая какой-то суеверный ужас, он подошел к трупу, потянулся пальцами к шее — туда, где должен прощупываться пульс, если верить курсам первичной медподготовки, куда их загнали прошлым летом в принудительном порядке. Пульса не было, а теплая еще кожа оказалась на ощупь неожиданно сухой и шершавой. Саша вздрогнул от невольного отвращения, и отдернул руку.

Голова Крыса качнулась от этого движения, и безвольно упала на грудь.

«Так». Саша нервно сглотнул слюну, стараясь не скатиться в истерику, недостойную сомнительного звания «настоящего мужчины».

«Нужно позвонить Рогозину. Вот что мне нужно, да. Если не поможет, так хоть анекдот какой-нибудь в тему расскажет наверняка…»

Ирония действительно помогала в сложных ситуациях. По крайней мере, парень немного успокоился, и полез в карман за телефоном… который по-прежнему валялся дома, оставленный там почти неделю назад.

«Без паники. Только без паники. У этого… у Крыса… наверняка был телефон… точнее, еще есть, почему это «был»? А если человека уже нет, а телефон еще есть, надо говорить в прошедшем времени? Так, спокойно, отставить бред…»

Снова пережив короткую, но бурную схватку с подкатывающим к горлу комком отвращения, Саша обыскал карманы трупа. Нашел потрепанного вида «трубку» и уставился на нее, как на незнакомый артефакт. А номер? Кто в наше время помнит наизусть номера знакомых? Все надежно хранится в электронной памяти… Вот и что делать в таких ситуациях?

«Без паники», в который раз повторил себе парень. «Я, в конце концов, сотрудник ГРУ, верно? Если я сейчас позвоню, сошлюсь на код «13 О», может быть…»

И решительно набрал «02».На его сбивчивые объяснения в трубке ответили «выезжаем, оставайтесь на месте». Саша, в общем-то, никуда и не собирался — пешком, что ли, в город возвращаться? Он обошел машину, чтобы не видеть труп, сел на землю, не чувствуя холода, обхватил руками колени.

Однажды разбуженную силу уже не загнать обратно… Нельзя «поиграться» со своими способностями и сбежать, трусливо спрятав голову в песок. Саша вспомнил, как пугали его еще недавно новые знакомые... Оля с ее загадочной силой, Игорь, конечно же… А теперь он боялся смотреть в зеркало, потому что там притаился точно такой же субъект. Можно сбежать от кого угодно, по балконам и подвалам, но от себя самого — выйдет ли?

«Мы не видим на самом деле ауру, потоки энергии» — объяснял ему Рогозин, повторяя одно и то же на разные лады — чтобы лучше дошло. Все равно не доходило — до сих пор…

«Мы воспринимаем все это другими неизвестными науке органами. Подозревают, что тут замешана какая-то структура мозга, вилочковая железа, что ли… Сознание преобразует полученную информацию в образы — зрительные или любые другие. Реальность — это интерпретация, понимаешь? Поэтому так расходятся описания разных мистических школ и отдельных личностей… Каждый видит то, что он готов увидеть».

Саша готов был увидеть чудовище… потому что его наивная вера в людей не позволяла причислять таких как Крыс, к роду человеческому. Увидел, испугался, и…

«…для юного воина первый убитый в бою враг — священный символ инициации…»

«…мы же одной породы…»

Саша тихо застонал, пряча лицо в ладонях.

Милицейская машина появилась на удивление быстро — похоже, они все-таки не успели выехать далеко за город.

— Ты звонил, что ли? — Толстый мужик в форме обвиняюще ткнул пальцем в Сашу.

Парень кивнул, нехотя поднимаясь с земли.

— Документы предъявите, пожалуйста, — сказал второй милиционер, подходя ближе.

Документы. Как будто Саша носил с собой что-то, кроме студенческого… он даже пропуск в Отдел оставил в покинутой квартире — вдруг там какой-нибудь следящий чип зашит? Вот и доказывай теперь, что ты не простой студент… поссорившийся с преподавателем. В сумме взятки не сошлись, например, вот и стукнул его по голове…

Видимо, та же нехитрая логическая цепочка сложилась и в головах доблестных стражей порядка.

— Ты что, бля, тут диспетчеру наплел? Какое нахрен ГРУ? Ты че, обдолбанный? А ну, в глаза смотри!

— Блять, Вова, тут реально труп… — сдавленно пробормотал второй мент, который додумался обойти машину, пока его напарник «прессовал» студента.

В ту же секунду Сашу грубо развернули лицом к капоту, больно заломив руки.

— Ты его грохнул, паскуда?!

«Кажется, они должны для начала зачитать мне права или что-то такое…» — растерянно подумал парень.

— Я не врал. Это дело проходит по нашему… ведомству. Тринадцатый отдел. Свяжитесь со своим начальством, они знают…

Мент встряхнул его так, что он приложился носом о капот. На губы что-то потекло — похоже, кровь из носа.

— Будешь мне тут сказки рассказывать…

— Надо бы позвонить, — с сомнением сказал второй. — Я что-то такое, кажется, слышал.

— Чем ты его, а? — спросил толстый, наклонившись к уху. — Камнем по голове, что ли?

— На башке ран нет. Вообще ран нет, — задумался его напарник.

— Я не обязан отвечать, — пробормотал Саша, вспоминая судорожно, что он там на самом деле имеет право сделать? Адвоката вызвать? Блин, в Америке, судя по фильмам, все гораздо цивилизованней…

Он охнул от неожиданности, когда его огрели дубинкой по ребрам.

— Умный такой нашелся, да?

— Я все-таки позвоню капитану, — кажется, хоть один из этой парочки реально пытался делать свою работу, а не удовлетворять садистские инстинкты.

Сашу грубо запихнули в машину, надев наручники, и сказали «Жди и не рыпайся». Ждать пришлось не слишком долго — через некоторое время снаружи послышался шум подъезжающих машин, хлопанье дверей, голоса. Кажется, кто-то кого-то смачно посылал на хуй. «Точно, это наши приехали», — отметил про себя Саша.

Его уже далеко не так грубо вытащили из машины, и кто-то щелчком снял с него наручники — вроде бы уже знакомый толстый мент.

— Так. Они тебя били? — Рогозин заглянул в его лицо, ладонью приподняв подбородок. Саша шмыгнул носом, отметив, что кровь уже не идет.

— Ну… не то чтобы… — ответил он, чувствуя, что, в общем-то, и не злится на арестовавших его ментов. Их тоже можно понять, в конце концов…

Наверное, он сказал это недостаточно решительно — майор повернулся, коротко глянув на вытянувшихся в сторонке милиционеров. Толстый ощутимо побледнел — видимо, выразительный был взгляд.

— Дай-ка свою дубинку, — сказал ему Рогозин. Он был абсолютно спокоен, и это, очевидно, пугало его собеседников сильнее любых угроз.

— Так мы ж это… а он же… документов не было… — забормотал мент, панически оглядываясь по сторонам. Его напарник, пихнув его локтем, прошипел сквозь зубы «молчи уже, дебил». Стоявший неподалеку мужчина, тоже в милицейской форме, но с нашивками посерьезней, демонстративно отвернулся, глядя в небо.

— Дубинку… будь любезен, — Игорь протянул к менту ладонь, ожидая.

— Не надо, — сказал Саша. Ему не нравилась эта сцена, страх на лицах здоровых мужиков был омерзителен. — Игорь Семенович, они ж не виноваты. У меня и правда документов не было.

Майор не обратил на него внимания. Не дождавшись, пока толстяк достанет дубинку, он ловко выхватил ее у того из-за пояса. Саша зажмурился, услышав звук удара и сдавленный вскрик.

— Простая справедливость, — сказал Игорь, внезапно оказавшись рядом. — Документы ты, конечно, зря забыл. Но совсем не обязательно применять силу… только потому, что ты это можешь. Что я, собственно, господам и продемонстрировал. Пойдем, нечего тут торчать… — приобняв парня за плечи, он повел его к машине.

— Они просто делали свою работу… как могли, — упрямо сказал Саша.

— При этом им иногда не помешало бы включать мозги черепной коробки. Будь ты убийцей, разве стал бы звонить в милицию и дожидаться их над трупом?

— Но я же… и есть… — тут у Саши внезапно перехватило горло, и он не смог договорить фразу.

— Кстати, о мозгах! — Рогозин умело проигнорировал его метания. — Чем ты думал, когда соглашался ехать черт знает куда с этим подозрительным типом?

— Он не казался подозрительным, — вздохнул Саша. — Точнее… мне все преподы так или иначе кажутся подозрительными. И две трети однокурсников. Но это ж не значит, что они все…

Тем временем майор усадил его на пассажирское сиденье, и бесцеремонно задрал на нем майку, осматривая тело.

— Болит где-нибудь? Ребра, живот?

— Да вроде… нет, — Саша смутился, особенно когда ладонь Игоря скользнула по телу, осторожно ощупывая бок. Прикосновение невольно напомнило ему о прошедшей ночи… Хотя, понятное дело, сейчас никакого эротического подтекста в действиях его начальника не было.

— Они меня и не били, в общем-то… так, двинули пару раз…

— Да тебя ж пальцем ткнешь — синяк останется, — неожиданно мягко сказал майор. — Вот накачаешь пресс как следует, тогда можно и не бояться внезапных ударов… А пока лучше не подставляться.

Его ладонь замерла на одном месте, и Саша ощутил вдруг, как по телу расходятся теплые волны едва ощутимых вибраций. И стало легче — а до этого, кажется, где-то в боку действительно ныло, только парень этого не замечал, пока ощущение не исчезло.

— А ты думал, я только убивать голыми руками могу? — усмехнулся Игорь, убирая руку.

Про «убивать» он напомнил зря — Саша нервно прикусил губу, снова вспомнив, что произошло меньше часа назад.

— Посиди пока, я сейчас, — Рогозин захлопнул дверцу машины. — И нос вытри, кстати, там салфетки есть. А то смотреть страшно, жертва милицейского произвола…

— Это что, был очередной хитрый план? — тихо сказал Саша, когда его шеф, коротко переговорив с ментовским начальством, вернулся и сел в машину. — На этот раз я был наживкой для маньяка?

— Тебя что, и по голове били? — спросил Игорь, глянув на него сочувственно, и завел мотор, выруливая потихоньку с площадки. — Слушай, один полюс, к которому может скатиться психика оператора — это шизофрения, вера во все, что возникает перед глазами… А вот второй — это паранойя. Когда никому и ничему не веришь. Тоже опасно, между прочим.

— Но почему… почему я? Он говорил, что чувствует некую связь со мной…

— Саша, еще раз советую — включи мозги, пожалуйста, — сказал Игорь обманчиво-ласковым тоном, но парень почувствовал в его голосе скрытую угрозу. — Если бы я знал, что маньяк — вот этот твой преподаватель, ты думаешь, я бы не сдал его в ту же секунду? Зачем такие сложности?

В машине повисло напряженное молчание. За окном тянулся все тот же пустырь.

— Он был… вампиром, — Саша наконец заговорил, нарушая гнетущую тишину — шум мотора не в счет, он уже успел стать привычным.

— Похоже на то, — кивнул Игорь. — Если это про него ты мне рассказывал…

— Тогда зачем ему убивать? Тянул бы и дальше из студентов потихоньку…

— Вампиры — они как наркоманы. Им нужно все больше и больше, потому что привыкание развивается. А в момент насильственной смерти человека… да любого живого существа, даже растения — энергии выделяется немало. Это даже приборами зафиксировано, давно еще. Но обычно вампиры до этого не додумываются… а у этого, видимо, склонность была. А самое паршивое, что он ведь эту энергию почти не использовал… Догадываюсь, почему после него оставались такие мощные возмущения энергии … что любые следы перешибали, вот и найти его не могли. Ему же самые крохи перепадали, у него ведь каналы как были блокированы, так и оставались… снимал, так сказать, сливки с первого импульса, а остальное — в землю уходило…

— Пожалуйста, хватит, — прошептал Саша, чувствуя, как к горлу подступает комок. — А то… когда вы так говорите, создается впечатление, что вам не жертв его жалко, а того, что энергия впустую расходовалась. Я понимаю, что, наверное, это в чем-то правильно, но, пожалуйста, не надо сейчас…

— А у меня создается впечатление, что тебе маньяка этого жалко, — жестко сказал Игорь. — Ты понимаешь хоть, от какой твари избавил мир? Да, меня возмущает больше всего, что он их убивал зря. Можно понять любого, кто преследует какую-то цель… даже если его цель диаметрально противоположна твоей, и тебе придется убить его во имя собственной цели и долга. Но вот так, из чистой звериной жестокости…

— Хватит, — снова попросил Саша. Он чувствовал мокрые дорожки от слез на щеках, и понимал, что сдерживаться больше не сможет… оставалось только прикрываться рукавом от Игоря, в попытке сохранить хоть какое-то подобие достоинства. — Пожалуйста, не надо. Этого вашего цинизма. Я понимаю, это, наверное, профессиональное. Как у врачей. Наверное, иначе нельзя. Только не сейчас…

— Ладно, — сказал Рогозин, и больше за всю дорогу не проронил ни слова. А Саша давился слезами, отворачиваясь к окну, и думал о том, что, как только они хоть куда-нибудь приедут, он выскочит из машины и уйдет пешком домой. Но когда машина остановилась, майор заглушил мотор, а потом вдруг притянул к себе Сашу, обнял его ласково, прошептал на ухо «ну иди сюда, маленький мой», и парень неожиданно для себя разрыдался, уткнувшись в его плечо, и заливая слезами очередной пижонский галстук.

— Я же видел его… видел… — шептал он сбивчиво, сам не зная толком, что хочет сказать, как объяснить всю эту боль, ужас, отчаяние?

Игорь только молча гладил его по волосам, видимо, честно выполняя обещание воздержаться от циничных лекций на тему жестокости окружающего мира.

Они долго сидели, обнявшись, и в машину начали закрадываться сумерки, стирая очертания предметов. Когда Саша, еще всхлипывая, поднял наконец голову, он уже не мог разглядеть лица Игоря.

— Пойдем, — сказал тот, нехотя отпуская его и выбираясь из машины.

Саша вылез вслед за ним, чувствуя себя совершенно обессиленным. У него натуральным образом подкашивались ноги после всего пережитого — пришлось облокотиться на машину, пережидая приступ слабости.

— Ты чего? — спросил Рогозин, и вдруг, не дожидаясь ответа, подхватил его на руки и понес. Саша даже не представлял, что его можно с такой легкостью таскать на руках — все-таки не ребенок уже, и не хрупкая девица.

— Я и сам могу идти, — пробормотал он.

— Не сомневаюсь, — сухо сказал майор, но Саша чувствовал, как бережно тот держит его. Он опустил парня на ноги только перед дверью подъезда — чтобы достать ключ от магнитного замка.

— Бабки у подъезда… подумают невесть что, — сказал Саша, оглядываясь.

— Поверить не могу — тебя, сотрудника ГРУ, беспокоит, что скажут бабки у подъезда? — иронически спросил Игорь. Он больше не порывался поднимать его на руки, но за плечи все-таки осторожно придерживал.

— Видимо, в этом вашем ГРУ сильно отстали от жизни, если не знают, что бабки у подъезда — мировая информационная мафия, круче «Викиликса», — в тон ему ответил Саша.

Игорь улыбнулся и провел ладонью по его лицу, стирая остатки недавних слез.

— Шутишь, — сказал он. — Это хорошо. Значит, будем жить?

— А что нам еще остается, — вздохнул Саша.

— Сейчас вот сделаю тебе волшебный чай, и все будет совсем хорошо, — пообещал Рогозин, заходя в квартиру. Саша протопал за ним на кухню, устроился на подоконнике и стал завороженно смотреть, как Игорь ловко смешивает какие-то травы из множества пакетиков в небольшом заварочном чайнике.

— Запоминаешь? — спросил майор, заметив его взгляд. — Смотри, зверобоя нужно совсем немного, на кончике ножа. Он ядовитый вообще-то. Потом, мелисса…

— Игорь Семенович, — тихо сказал Саша. — Я человека убил. Вы думаете, чай от этого поможет?

— А что, тебе водки налить? — поинтересовался Рогозин. — Поверь моему опыту, чай лучше.

Он потянулся за чайником, плеснул кипятком на горку трав в небольшом сосуде.

— Я тоже убивал людей, — сказал он глухо. — В основном, не слишком хороших. Знаешь, тут вот какая штука — есть те, кто делает дело. В первую очередь, а потом — все остальное, сопли и переживания. А есть те, кто всю жизнь только рефлексирует. И рассказывает, как бы он замечательно все устроил, если б ему дали возможность. Книжки об этом пишет, лекции читает. И вот чтобы он имел возможность всю жизнь философствовать попусту — должны быть те, кто делает дело. Такая простая схема, с рождения цивилизации и по сей день работает.

Саша послушно взял протянутую ему кружку, осторожно поднес к лицу. Пахло здорово, и ни на что не похоже.

— Ладно, — сказал он. — Допустим. Если бы я его застрелил или зарезал. Но я это сделал… силой мысли. То есть, у меня не было вариантов, взять в руки оружие или нет. Я сам — оружие. Вот от чего страшно.

Он почувствовал, что к горлу вновь подступают слезы, и поспешно сделал глоток. Горьковатый горячий настой обжег нёбо, отвлекая нервную систему более насущными проблемами, чем душевные метания.

— Точно, — сказал майор, поворачиваясь к нему. — Отлично сформулировано. Ты — оружие. Каждый человек — оружие. И, на мой взгляд, это преступление — оставлять его ржаветь в трясине повседневности. Да, его можно использовать в войне с себе подобными. А можно — в войне с несовершенством этого мира. С собственными слабостями… со старостью и смертью. Подумай об этом, ладно?

Саша медленно кивнул, прикладываясь к кружке с чаем. Невероятно, но эта адская смесь трав действительно успокаивала.

— Наша цивилизация только подходит к пониманию этого, — сказал Игорь, глядя куда-то в пространство. — А кое-кто уже тысячи лет, может быть, совершенствует свое… оружие. Я ведь не успел тебе рассказать про Алтай? Про нашу миссию.. с Русланом?

— Вы рассказывали… но я мало что понял, — вздохнул Саша. — Не понял, что там произошло. Шаманы какие-то, великий дух…

— Кто бы мне рассказал, что там произошло, — Рогозин тоже вздохнул. — Там, на этом объекте… занимались какой-то неведомой хренью, сам не знаю, какой. То ли машину времени строили, то ли психотронный генератор. И вот местным шаманам это не понравилось. Возмущения в информационном поле уловили, что ли. Сначала предупреждали, а потом взяли и показали, на что способны. Безо всяких приборов, между прочим… Этакий плевок в лицо технологической цивилизации. Иногда я склонен верить, знаешь, всем этим статейкам в желтой прессе, про носителей знаний Атлантиды и Шамбалы. Потому что сам не раз сталкивался с применением таких знаний и техник, каких просто не может быть у диких первобытных горцев или чукчей, к примеру… Может, и правда, есть другая, скрытая от нас цивилизация…

Саша почувствовал, что наконец-то расслабляется — просто слушая задумчивый голос майора. Умеет же он убаюкивать… сказками про Шамбалу… Заслушаешься, и забываешь обо всем, что разрывало душу на куски каких-то полчаса назад.

— И вот когда мы с Русланом вломились на захваченный ими объект… нас заметили, и оценили, насколько мы по своим способностям отличаемся от охраны объекта и прочих вояк… С «Ящерами»-то они до этого не сталкивались. И Руслану… скажем так, предложили уйти с ними. И учиться у них.

— А вам? — спросил Саша. Игорь улыбнулся рассеянно, глядя куда-то вдаль.

— Видишь ли, — сказал он, — Руслан всегда был более… цельной личностью. Я же забивал голову всякой ерундой... все чего-то боялся, то показаться дураком, то допустить ошибку… и… о самом Руслане слишком много думал, наверное. Будущее планировал, за прошлое цеплялся… в общем, не понравился им бардак в моей голове. Меня довольно вежливо выставили, в итоге. А Руслан… он, конечно, за такой шанс ухватился. Он, кажется, всю жизнь чего-то подобного ждал.

— Вы его… любили? — спросил Саша, почему-то шепотом, точно громкие слова могли спугнуть внезапную откровенность разговора. Он понял вдруг многое о своем начальнике, все наконец-то сложилось в единую схему. И еще — сначала он хотел задать этот вопрос вовсе не в прошедшем времени… но изменил формулировку, вдруг осознав, что ужасно боится услышать положительный ответ.

— Да какая теперь разница? — пожал плечами Рогозин. — Много с тех пор воды утекло. И крови. И прочих… биологических жидкостей. Того Руслана давно уже нет. И меня тогдашнего давно уже нет, ну, по крайней мере, я много работал над этим.

И в его голосе не было горечи — только странная задумчивость.

— Значит, он… вернулся? — уточнил Саша. — После обучения?

— Вернулся, — кивнул Игорь. — И вместо того, чтобы пойти под статью за дезертирство, попал в фавориты у начальства… промыл им мозги, наверное, какой-нибудь из новоприобретенных техник. Миссии выполнял секретные… Сейчас вот в тусовке кремлевской вращается, с президентом, говорят, в баню вместе ходит париться… У них же мода сейчас на возвращение к природе, к корням… а тут — почти натуральный сибирский шаман… это ж круче, чем личный астролог. Зато он регулярно убеждает все компетентные лица в необходимости существования нашего отдела… и нашего филиала, в частности, а то была идея — оставить только центральный…

— А… чего вы с ним тогда ругаетесь? Если он… ну, на вашей стороне?

Майор усмехнулся.

— Тут… сложно все, — сказал он. — Наверное, я никак не прощу ему, что он ушел, оставив меня… Знаю, глупое чувство. Еще десяток-другой лет работы над собой, и я, наверное, отучусь чувствовать злость и… зависть, что ли. А пока — не получается. Не всегда получается, скажем так. Я когда-то думал, что любовь, верность и прочие абстракции — важнее всего на свете. А вышло так, что важнее — истина, например… или саморазвитие, эволюция… Вот Руслан пошел искать истину, а я остался на обочине, со своей любовью дурацкой. И что?

Саша уже успел достаточно изучить своего шефа, чтобы понять — в большинстве ситуаций он сохраняет какое-то сверхъестественное внутреннее спокойствие, держа эмоции под контролем, отстраняясь от происходящего с помощью вечной своей иронии... Тем ценнее были редкие моменты, когда Рогозин позволял себе увлечься разговором, говоря о каких-то по-настоящему важных для него вещах. Сейчас был один из таких моментов — Саша видел, как сверкали глаза Игоря в полумраке кухни. И пустота в сердце, образовавшаяся после всех переживаний, заполнялась какой-то тихой нежностью, когда он смотрел, как майор возбужденно жестикулирует, отставив чашку.

— Для меня тогда весь мир перевернулся, понимаешь. До этого все было предельно ясно… где реальные вещи, а где сказки и суеверия. Нас ведь учили без модных сейчас словечек. Какие там астралы, чакры, мантры? Психофизические воздействия. Торжество советской науки! Скрытые способности человека, и никакой мистики. И тут… какие-то, мать их, шаманы… Я потом много чего изучал… с кем только не общался, с кришнаитами, буддистами, хакерами сновидений, диагностами кармы… Знаешь, это просто невыносимо — чувствовать, что где-то рядом, за стеной, прячется истина, а тебя туда не пускают. Каждый в этой стене хочет свою дырочку провертеть, чтоб хоть одним глазком… А кто не дотягивается — бегает, дергает других за рукав — дядь, чего там? Расскажи, а? А они умное лицо делают и твердят, мол, непосвященным не понять. Так и стоишь, как дурак, на пороге… Вот так я и учился — сам, наощупь, ползком и в потемках… И все надеялся, что появится этакий… гуру в белых одеждах, и позовет за собой. Что откроется однажды моя личная дверь в какую-нибудь там Шамбалу… А вот ни хрена. Попадались всякие… инструктора. И я им очень благодарен, но просто показать какую-то технику — это бесконечно мало… Говорят, учитель приходит, когда ученик будет готов, и ни мгновением раньше. Руслан двадцать лет назад был готов… А я, видимо, пожизненно на… дистанционном обучении. Такие дела.

— И вы сами решили стать таким… учителем, — тихо продолжил Саша его мысль. — Гуру в белых одеждах, да? Который выведет к свету…

— С белизной одежд накладка вышла, в общем-то, — с усмешкой сказал Рогозин. — Слишком много вокруг грязи, крови и дерьма… И насчет света я, заметь, ничего не гарантирую. Просто чувствую, что должен обернуться и протянуть руку тем, кто бредет, как я, вслепую, наугад.

— Как… я, например? — Саша улыбнулся. — И я так подозреваю, выбора у меня уже и нет?

— Почему же, выбор есть всегда. Можешь, например, в тайгу с рюкзаком рвануть, к шаманам этим. Координаты скинуть?

Саша помотал головой.

— Нет, — сказал он, несколько смущенно глядя на майора сквозь поднимающиеся над кружкой клубы пара. — Я ж не спорю, что вы мне… нужны. И никуда мне, наверное, уже не деться. А вот я вам зачем, а? Если честно?

Игорь замер над своей кружкой, словно задумавшись — а действительно, зачем?

— Ну, — сказал он, усмехаясь, — может, мне нужен личный психоаналитик. Ты заметил, я все болтаю и болтаю, с момента нашей первой встречи? А ты все слушаешь, выводы какие-то делаешь… Мне остается только на кушетку улечься, для полного эффекта.

Саша хотел было привычно съязвить про себя, глубокомысленно промолчав, но вдруг подумал — какого черта?

— Вам скорее психиатр нужен, — сказал он, стараясь звучать как можно более невинно. — А у меня специальность другая.

— Ну, так переучишься, — сказал Игорь столь же невинным тоном. — Зато какой у тебя материал для диссертации будет!

Саша не нашелся, что ответить. А Рогозин продолжил вдруг:

— А самая рациональная причина… в том, что ты мое маленькое солнышко. Я вот слушаю твои речи про моральные устои и понимаю, что ты — лучик света в шизофреническом постмодернизме моей жизни. То есть, я, конечно, не хочу сказать, что ты прав, но две диаметрально противоположные точки зрения — это гораздо лучше, чем одна, потому что они дополняют друг друга по принципу квантовой суперпозиции. Ну, вы же проходили это по физике, надеюсь?..

Саша слушал этот поток сознания и не понимал почти ни единого слова, потому что мозг его отключился еще на слове «солнышко». Услышать подобное от его циничного и язвительного шефа — это было примерно как кувалдой по голове получить, только еще приятно до жути.

— Я, эм… не уверен, что соответствую оказанной чести, — сказал он наконец, стараясь поддерживать ироничный тон беседы. — Например, Крыс… то есть, маньяк наш… говорил, что у нас с ним много общего, что чувствует родственную душу… Так что не очень-то я и хороший, наверное.

— Конечно, он чувствовал родственную душу, — серьезно ответил Игорь. — У тебя ж сколько дней провалялся тот амулет, что ты для Игры заряжал? На месте его очередного… «художества»? Конечно, ты ощутил с ним связь... и он с тобой — тоже.

— Так вот оно что… — от этого объяснения Саша ощутил значительное облегчение, но все же решил развить тему до конца. — А вы когда меня посылали именно там амулет заряжать… то…

— То я рассматривал вероятность, что ты сможешь узнать что-то новое о событиях десятилетней давности. Саш, я клянусь тебе чем угодно, что не знал о свежей жертве. И не связывал старые убийства с новыми. У меня вообще голова другим была забита.

Саша кивнул, принимая объяснение. И правда, в конце концов, сколько можно везде подозревать двойное дно?

Особенно если тебя называют «солнышком». Да еще и «моим». Убийственный аргумент, если честно.

— А еще он говорил, что был как я… у него тоже не было ни друзей, ни личной жизни…

— По-моему, как минимум один друг у тебя есть, — пожал плечами Рогозин. — Этот Витек, у которого ты скрывался. Разве он тебе не друг? Если б меня кто-то неделю прятал от мифических бандитов, я бы счел его другом, пожалуй.

— Ну, Витек… у нас с ним мало общего, — Саша задумался. А и впрямь, разве однокурсник не заботился о нем, не переживал искренне? — Ну и… он ведет себя временами, как придурок…

— Это не делает его менее верным другом, — серьезно сказал Игорь, и Саша, подумав, кивнул:

— Да, я, наверное, его… недооцениваю, что ли.

— А что касается личной жизни, — продолжил майор, — то у тебя же есть шикарный любовник.

Саша порадовался, что допил чай — иначе непременно подавился бы в этот момент. Он изумленно уставился на Игоря, пытаясь понять, не послышалось ли ему.

— И очень скромный, да, — с улыбкой добавил тот, невозмутимо прихлебывая чай — он-то, кажется, уже третью кружку этого варева себе налил. — Что, дурацкое слово «любовник»? Согласен… звучит так, как будто где-то еще и муж есть.

— Нет, — сказал Саша. — Тут вот в чем дело… слово «любовник» предполагает, что у двоих людей что-то было… больше, чем один раз. А у нас… — тут он замолчал, сам обалдев от собственной наглости.

— Вы на что это намекаете, молодой человек? — лукаво спросил Игорь, глянув на него. А потом отставил чашку, подошел к нему и стянул с подоконника, обняв за талию.

— Не было, так будет, — сказал он, прижимая парня к себе. — Какие наши годы еще, правда?