Пробуждение было не из приятных — его разбудил бешеный стук собственного сердца. Саша вскинулся, сел на кровати, пытаясь определить, откуда исходит угроза, которую он ощутил всей кожей, точно порыв ледяного, колючего воздуха. Кто-то стоял за дверью квартиры… кто-то чужой, сильный, опасный. Никто не прикасался к звонку — гость просто ждал, пока его заметят, нисколько не сомневаясь, что это произойдет.

Саша осторожно потянулся к лежащему рядом Игорю, потряс за плечо, ощутив, как тут же напряглись мышцы под его рукой — майор тоже мгновенно заметил чужое присутствие.

— Это за вами, да? — прошептал Саша, взглядом нашаривая валявшуюся на стуле кобуру с пистолетом. К черту все инструкции Игоря о благоразумии… он не собирался отдавать его этой твари, кто бы это ни был.

— Не дергайся, — Игорь нехотя поднялся с кровати, накинул рубашку. — Я знаю, кто это. Посиди тут тихо, я скоро вернусь.

Саша кивнул, настороженно изучая лицо начальника, но тот уже нацепил свою привычную маску невозмутимости. Стоило двери спальни захлопнуться, как Саша метнулся к кобуре, выхватил массивную «беретту», едва не выронив — этот пистолет был гораздо тяжелее уже привычного ему «Скифа». Прижавшись щекой к стене, он тихо приоткрыл дверь и прислушался — голоса доносились из прихожей.

— … наделал шуму, конечно, — говорил смутно знакомый голос с вальяжной, насмешливой ноткой. — А чего ты ожидал, собственно? Не хотел быть пешкой в чужой игре — поздравляю, тебе удалось стать занозой в заднице для игроков. Мне настоятельно рекомендовали привезти тебя для серьезного разговора.

— Рекомендовали не значит — приказали, — прокомментировал Игорь почти так же насмешливо.

— Мне никто не может приказывать, — холодно ответил гость, и тут Саша окончательно узнал его. Руслан, загадочный «куратор» отдела, чью истинную должность никто не знал. Если прислали его, а не милицию или отряд спецназа, может, все не так уж плохо?

— Кроме твоего настоящего начальства, да?

— Они тем более не приказывают, они советуют, — неожиданно спокойно ответил Руслан, и между собеседниками повисла пауза.

— Что я слышу, ты наконец-то не отпираешься! — язвительно сказал Рогозин. — Может, ты и на прямой вопрос ответишь? Кто они?

— Те, кого называют внутренним кругом человечества, — голос гостя оставался по-прежнему спокойным. Видимо, разговор был слишком серьезным, чтобы продолжать его в виде привычной пикировки. — Великие учителя, махатмы, есть множество иных слов, которыми их окрестили непосвященные. А посвященные говорят — дживанмукти.

— Это санскрит, верно? Те, кто видит… — пробормотал Игорь задумчиво.

— Те, кто наблюдает. Те, кто хранит. Старшие из них еще помнят предыдущую эпоху сближения миров.

— То есть, профессор прав? — в голосе майора вновь появились насмешливые нотки. — Почему мне кажется, что ты говоришь только то, что я хочу услышать?

— В этом вся суть человеческих разговоров, — сказал Руслан, и Рогозин тихо рассмеялся в ответ.

— Я стараюсь говорить словами из твоего доклада, так понятнее. Профессор, может, и прав, да и ты в своих выводах недалек от истины. Но все не так страшно, как тебе представляется.

— То есть, чтобы ты перестал в лицо мне отрицать очевидное, нужно было поставить на уши все властные структуры страны? И теперь ты являешься с этим разговором, отлично! Что, твоим хозяевам не понравилось, что простые смертные наступают им на пятки?

— Моим учителям не нравится, когда люди вмешиваются в их дела, — терпеливо ответил Руслан.

— Но сейчас ситуация действительно критическая, и вы снизошли до объяснений, — кажется, Игорь вновь пытался поддеть собеседника, почти неосознанно. Саша подумал вдруг, что только с Русланом его начальник ведет себя так. Никак не может его простить? Или прячет за напускной язвительностью тот факт, что ему до сих пор не все равно, что подумает или скажет его бывший сослуживец, бывший… возлюбленный?

— Ситуация непростая, — нехотя признал Руслан. — И мы ее проглядели. Те, кого ты в докладе называешь «змеями», давно проникают сюда. Когда-то это было просто, в другие эпохи — практически невозможно, и почти всегда — запрещено, но среди них тоже есть преступники и сумасшедшие. Одиночные случаи не нарушают равновесия, их проще скрыть. Но сейчас мы имеем дело с организованной бандой, если к ним применимо это слово. Мы живем в эпоху сближения, и для них становится все проще проходить через… как ты там выразился, врата? М-да, лексикон любителя дешевого фентези…

— Фентези нынче любое — недешевое, как и прочие изделия из бумаги, — парировал майор, мгновенно среагировав на подколку. — А вы в своей Шамбале, конечно, книг не читаете? Тоже правильно, нечего древесину переводить…

— Я читаю твои отчеты, мне хватает! Круче любого Толкиена, — кажется, ему удалось-таки вывести собеседника из равновесия. — Может, хватит чушь нести? Какая, к хуям, Шамбала?

— Для представителя внутреннего круга человечества ты удивительно неуравновешен, — удовлетворенно сказал Рогозин. — Что и требовалось доказать. Почему я должен тебе верить? До сих пор ты врал мне, или скрывал правду. Я даже не знаю, чем ты занимаешься, кроме того, что действуешь мне на нервы. Почему я должен слушать твои сказки про великих махатм? Это шаманы твои немытые — великие учителя?

— Нельзя давать знания тому, кто не готов. Что ты хочешь узнать? Спрашивай! Разве ты когда-нибудь спрашивал? Ты только обвиняешь, хнычешь, как младенец, которого старшие не взяли с собой играть в песочницу! — теперь и Руслан почти кричал на собеседника. Саша поудобнее перехватил пистолет и выскользнул в коридор, надеясь, что мужчины слишком заняты разговором, чтобы услышать его легкие шаги. Желание оказаться поближе к Игорю было почти инстинктивным. Защитить его, что бы ни случилось… Руслан не угрожал напрямую, но Саша чувствовал исходящую от него опасность. Может, это было просто свойством его незаурядной личности, но Саша не мог спокойно выносить его присутствие рядом с Игорем.

— Да нахер мне ваша песочница тысячелетней давности! — Рогозин коротко, зло рассмеялся. — Вы и не заметили, что я уже свою собственную построил? Как это нынче молодежь говорит, с блекджеком и шлюхами…

— Шлюхи твои меня давно уже, хвала великим, не интересуют, — презрительно сказал Руслан. — Спрашивай! Что ты хочешь узнать, обо мне, о моем пути? О змеях так называемых?

— Что произошло тогда в Чечне? В ущелье? — спросил майор. Неожиданно тихо — Саша едва услышал его слова. — Почему ты был там, почему карты оказались неверными? На чьей ты был стороне?

— Нельзя было позволить вам найти… дверь, — ответил Руслан после некоторой паузы. — Но и то, что сделал хранитель — недопустимо… Он так боялся, что русские пройдут в эти горы, что доберутся до священного камня… Поэтому он пошел против правил, предложил свою помощь боевикам, а главное — стал убивать. Хранитель не имеет права отнимать жизнь, так уж повелось. Он не убивал наших десантников, да. Но после дня в этом ущелье… в этом тумане… они рвали друг друга на части голыми руками. Они потеряли разум, а хранитель потерял наше покровительство. Меня направили следить за ситуацией… я должен был разобраться и вынести решение. Это было и мое испытание тоже. И я справился. Я не казнил его, не разгонял боевиков, не останавливал вас. Но все случилось так, как должно было. Хранитель и его наследник были убиты… а в ущелье войска так и не вошли.

— Знаю. Наша миссия была бессмысленной, — тихо ответил Игорь. Он говорил словно бы через силу, сражаясь с самим собой, а может — с горькими воспоминаниями. Саша прикусил губу, подавляя мучительное желание немедленно броситься к нему и обнять.

— Как и вся эта война, — ответил гость.

— Значит, хранитель… — пробормотал майор. — Не имеет права убивать, говоришь? Кажется, я понял, откуда бабка Алевтина тебя знает…

— Веришь или нет, а я всегда говорил, что тебя недооценивают, — сказал Руслан на удивление спокойно, даже — Саша ушам своим не поверил — с теплотой в голосе. — Кто бы еще смог так разобраться в ситуации, не имея нормальных источников информации?

— Кому говорил? — подозрительно спросил Рогозин, и его гость тихо засмеялся.

— Начальству. И одному, и другому. Ты был прав, в этом доме давно пахнет серой… Я надеялся, что вся эта Игра — чья-то прихоть, и скоро все закончится… теперь очевидно, что новое сближение неизбежно. Дальше будет только круче, если не захлопнуть дверь как следует.

— Но это должен сделать хранитель, верно? Там, где произошел прорыв…

— Давно ты догадался про Алевтину?

— Достаточно давно. Ей нужно…

— Тихо, — сказал вдруг Руслан, прерывая его движением руки — Саша не видел этого, но ощутил движение воздуха, точно его коснулся порыв ветра. — Давай вот эту часть обсудим без свидетелей.

И Саша почувствовал, что веки его опускаются. Ему хотелось спать, безумно, как никогда в жизни, ноги подкосились, тяжелый «ствол» выскользнул из руки, грохнувшись на пол. Падая следом, парень порадовался, что не снял его с предохранителя — просто забыл об этом, если честно…

Когда он снова открыл глаза, за окном уже вовсю жарило яркое полуденное солнце. Игорь сидел рядом на постели, рассеянно поглаживая парня по плечу.

— Голова не болит? — поинтересовался он, увидев, что Саша проснулся.

— А должна? — довольно агрессивно ответил тот, безуспешно пытаясь вспомнить, что же было после того, как он отрубился. Видимо, его просто перетащили в постель…

— Не знаю, — признался Рогозин, глядя на него несколько виновато. — Меня давно таким образом не вырубали… Чего ты там забыл с пистолетом, меня охранял?

Саша отвечать не стал — зачем подтверждать очевидное, только отвернулся, не желая видеть во взгляде начальника неизбежную иронию.

— Ладно, в любом случае, ты ведь успел понять, что происходит?

— Что-то я понял, — вздохнул Саша. Голова не болела, но вставать решительно не хотелось. — А остальное вы мне все равно не расскажете раньше положенного, так?

— Выдача информации по частям — основной принцип нашей работы, к сожалению, — серьезно ответил Рогозин. — Мне, как видишь, тоже не все рассказывали…

— Удивительно, что он сейчас разоткровенничался, — говоря о Руслане, Саша старался, чтобы в голосе не проскакивала неприязнь, но получалось не очень.

— Перефразируя Екклезиаста, есть время вешать лапшу на уши, а есть время ее собирать, — с легкой улыбкой в голосе произнес майор, и Саша не смог сдержать смешка в ответ. — Вставай, поехали, что ли, навестим нашего старого знакомого в деревне Гадюкино… тьфу ты, в поселке Змиевском, конечно.

— Ладно, — Саша поднялся, пригладил растрепанные волосы — определенно, надо постричься, как вся эта кутерьма закончится. Игорь смотрел на него со странным выражением лица — словно пытался запомнить, запечатлеть в памяти образ перед долгой разлукой. С чего бы?

— Если чувствуешь, что не должен ехать, то оставайся, — сказал он вдруг. Саша чуть удивленно пожал плечами.

— Да нет, почему… я с вами.

— Уверен?

— Игорь Семенович, не стоит вести себя как сомнительное детище Билла Гейтса, — сказал Саша с усмешкой, сам поражаясь в глубине души — и где только эта язвительность берется? — «Вы уверены, что хотите переместить эту папку в корзину? Точно уверены или отменить это действие?»

Шутка была вполне в духе Рогозина и он, конечно, рассмеялся в ответ. Но его внимательный взгляд Саша еще долго ощущал на себе — точно мягкое прикосновение к спине ласковых, однако на удивление горячих пальцев.

…Кот выгнул спину и зашипел, вперившись неподвижным взглядом в закрытую дверь. Костя вскинулся, оглядел быстро комнату, подошел к двери, выглянул наружу.

— Нет никого, Черт, — сказал он, с серьезным видом обернувшись к животному. — Кого почуял, ну?

Кот, понятное дело, ему не ответил, лишь глянул презрительно — мол, непонятливый ты, новый хозяин, ну и поделом тебе, что впустую силы тратить. А кто его знает, тварь ушастую — может, и правду говорит народный фольклор о способности семейства кошачьих чувствовать и видеть всяческую нечисть. То ли мавка болотная из лесу погулять вышла, забрела на окраину — души некрещеных младенцев встречать да дорогу указывать, то ли оборотень лунные дни попутал, бродит в вечерних сумерках и размышляет, перекинуться сейчас, али плюнуть да сходить в ларек за вечерней дозой самогона… то ли бабка Алевтина от гриппа своего оклемалась, в молодую красавицу обратилась, над селом на помеле летает, голая и бесстыжая, очами из-под черных бровей сверкая… Черт все чует, даром что именем нечистым наречен, да не молвит ни слова — такая доля его звериная…

«Психиатры это назовут — синдром Гадюкино, — сказал себе Костя, наливая воды из графина. — То ли сразу им сдаваться идти, то ль в писатели податься — ишь, образы какие лезут! Хотя одно другому не мешает… Говорят, переаттестация какая-то в органах планируется, вот вызовут на комиссию, и все, амба… Всем галоперидолу за счет заведения!»

Мягкий шорох гравия под колесами приближающейся машины заставил Костю вновь выглянуть в окно.

— А, это тебе не оборотень дядя Гриша, понял, чертяка, — сказал он, ласково глянув на кота. — Это черный колдун на серой «нексии» приехал.

Майор Рогозин, выходивший из машины, глянул на Костю с веселым изумлением. «А, твою мать, у него ж слух как у летучей мыши, наверное», — подумал Миронов, смутившись.

— Это вы точно подметили, Костя, черный я колдун, чернее не бывает! — подтвердил ГРУ-шник, пожимая протянутую руку. Вышедший следом из машины молодой парень — кажется, Саша его звали, если память не подводила — для приветствия подходить не стал, только кивнул отстраненно. Чем-то он явно был недоволен, или обижен, это Костя видел явственно. Он вообще в последнее время обнаружил, что с легкостью улавливает настроение окружающих. Этак и до чтения мыслей недалеко.

— Проблема наша в том, что белых колдунов не бывает в принципе, — вещал тем временем майор, окидывая свежеотремонтированный участок профессионально цепким взглядом. — Иногда встречаются, впрочем, уникумы, скажем так, темно-серые и в яблоках, точно мифический конь Ивана-Царевича… Ну как тут ваша аномальная зона, процветает? Здравствуй, Черт, давно не виделись, ты совсем растолстел, зверюга!

Кот с момента, как гости зашли в участок, сидел под столом и злобно сверкал глазами — ему посетители явно не нравились. Увидев протянутую руку, он прижал свои роскошные уши с кисточками и вновь зашипел.

— Ну не сердись, я же не на тебя тогда охотился, — сказал Рогозин, глядя на животное с улыбкой.

— Кота — это Ира раскормила, она ему готовит отдельно даже, представляете? А новостей особенно нет, с момента моего последнего доклада, — пожал плечами участковый. Саша глянул на него с удивлением, и Миронов отметил про себя, что майор, видимо, не поставил своего помощника в известность об их постоянной переписке. Что он там говорил о сценах ревности, хм?

— Бабуля наша как, все болеет? — поинтересовался Рогозин с неподдельной заботой. Костя кивнул.

— Да, простуда тяжелая… Я заходил на днях, предлагал хоть аспирину выпить, но она говорит, у нее свои методы…

— Недооценивают они нашу цивилизацию, — сказал майор, отсутствующим взглядом уставившись в окно. — Сидят в своей Шамбале, или хрен его знает где, высоколобые муд… мудрецы, и судят себе свысока. Думают, что могут решать, к чему мы готовы, к чему нет, с какой опасностью справимся, а о какой нам лучше и вовсе не рассказывать. А человечество — оно ведь не стадо тупорылое, то есть, стадо, конечно, но не всё… Ему запретишь один путь — оно по другому полезет, если врата закрыты, так мы через кусты, по окольным дорожкам, по звериным тропинкам, по кротовьим норам, все равно пробьемся, вылезем, и покажем им гордо и символически… ну, что-нибудь покажем. Понимаете меня, Костя?

— Нет, — сказал Миронов, скептически глянув на гостя. — Но я уже начинаю привыкать, ничего страшного.

— Вот и правильно… это я больше сам для себя распинаюсь, не обращайте внимания. Убеждаю себя в необходимости и неизбежности… принесения жертвы, — небрежно пояснил Рогозин. Костя удивленно глянул на него, потом на Сашу — но тот явно понимал не больше, чем сам участковый.

— Пойдем… навестим старушку, — махнул рукой майор, направляясь к двери. — Побудем хоть на вечер примерными внуками…

На крыльце он огляделся по сторонам, улыбнулся бегло чему-то своему и достал мобильник.

— Сейчас, еще одного… кандидата подождем, — пояснил он, набирая номер. Ответили ему почти сразу.

— Товарищ Ковалев, считаю своим долгом вас предупредить, что дальше мы пойдем пешком, — сказал майор доброжелательным тоном. — Поскольку маячок вы мне прицепили на машину, дальше следить за нами будет затруднительно, так что не морочьте себе голову, вылезайте из кустов и пойдем, побеседуем по дороге.

Загадочный его собеседник, впрочем, из кустов не вылез — подъехал спокойно на машине, припарковался, и только потом подошел, настороженно глядя на собравшихся. Чем-то он напоминал самого Рогозина — средних лет, с уверенными движениями, в неброской одежде, да и взгляд тоже пристальный, оценивающий.

— Если маячок нашли, то зачем…

— И вам добрый вечер, — Игорь протянул ему руку. — Тут вот какое дело, ситуация у нас сейчас сложная, и что мне делать, я не очень представляю. А когда я не знаю, что делать, то на удивление быстро превращаюсь в прожженного фаталиста… Так что, если ваша запутанная судьба привела вас именно сюда и сейчас — значит, так тому и быть.

— Да бросьте, — сказал Ковалев, убирая руки в карманы. — Вы не похожи на человека, полагающегося на судьбу. Я изучал вашу… биографию.

— Все так, и в судьбу я, как правило, верить не склонен, — кивнул майор. — Но в любой схеме есть неучтенные факторы, а когда их становится слишком много, проще наплевать на все планы и начать импровизировать…

— Вот и я так подумал, — усмехнулся его собеседник. — И решил действовать… на свой страх и риск. Когда встречаешь человека, способного сбить тебя с ног одним взглядом, это, знаете ли, привлекает внимание.

— Вы советовались со своим начальством? — уточнил Рогозин. Ковалев кивнул, исподлобья его изучая.

— Мне настоятельно рекомендовали с вами не связываться.

— Вижу, вы такой же любитель прислушиваться к мудрым советам, как и я, — одобрительно хмыкнул майор. ФСБшник слегка улыбнулся в ответ.

— Поэтому я здесь неофициально. Видите, я пришел без галстука. За вами — свечи и интимная обстановка…

Костя бросил беглый взгляд на Сашу и подумал вдруг, что, если б не очевидная привычка сдерживать эмоциональные порывы, тот бы сейчас зашипел. Как змея или как раскаленный чайник, или как разъяренный кот, к примеру. Игорь покосился на своего спутника почти виновато, мол, что я могу сделать? Он сам пришел…

— … По сути, здесь столкнулись две силы, и ладно бы — канонические свет и тьма, так нет… если не придумывать дурацких названий, то это те, кому пофиг, и те, кому не пофиг, — объяснял Рогозин по дороге, обращаясь вроде бы ко всем присутствующим, и в то же время — ни к кому конкретно. — И если бы первые не зацикливались на идее невмешательства, все было бы гораздо проще… А мы — третья сила. Никем не учтенная до сих пор, и в этом наше преимущество.

— Мы — это кто? — уточнил Ковалев. Майор обернулся, глянул на него коротко.

— Я, например. Сашка вот, Костя. Люди… просто люди. Не мифические змеи и уж, тем более, не великие махатмы.

— Кстати, о змеях, — сказал Костя, радуясь возможности обсудить что-то более понятное, чем абстрактные мысли о судьбах человечества. — Я изучал этот вопрос… в местном фольклоре, да и не только в местном, встречаются упоминания о так называемых «огненных змеях». Это не обычные рептилии… это, скорее, атмосферные явления какие-то. Огненные шары, оставляющие за собой длинный змеящийся след — отсюда и название. Народ считает — это души покойников летают, или бесы… Говорят, они могут прийти в дом, прикинуться человеком… надеть личину, так сказать.

— Это они умеют, — серьезно подтвердил Рогозин. — Костя, вы молодец. Что насчет перевода к нам, кстати? Обдумали предложение?

— Я…. Тут, понимаете, такое дело, — пробормотал Костя, не зная, куда спрятать глаза. — Иринушка моя беременна… Я… не могу, то есть, не сразу, может, потом…

— Вот оно что, — кивнул майор, не демонстрируя никаких эмоций по поводу сказанного. — Что ж, я понимаю… изучайте фольклор, тоже дело, в общем-то…

— Мифология, фольклор? Только не говорите, что вы этим занимаетесь, — скептически поморщился Ковалев.

— Я был бы рад заниматься чем-то более понятным, — вздохнул Игорь. — Да вот только времени не осталось. Хранитель не может умереть, не передав свой дар — если некому будет держать врата, эти твари совсем оборзеют.

Ковалев беспомощно посмотрел на остальных, словно пытаясь прочесть на их лицах хоть какие-нибудь подсказки.

— Вы можете не говорить загадками, а? Вы понимаете, что подобные речи вызывают желание надеть на вас смирительную рубашку?

— Связывание — это интересно, — сказал Игорь, неожиданно игриво подмигнув Ковалеву — тот аж споткнулся на ровном месте. — Но развлечения — потом. Все очень просто, товарищ капитан, есть места, где наш мир соприкасается с другими, есть механизмы, контролирующие эти точки соприкосновения, и есть люди, хранящие их. Хотел бы я сказать, что это люди, чистые сердцем и светлые душой, но правда гораздо прозаичнее. Это люди, способные посвятить свою жизнь подобной миссии, только и всего. Благодаря складу характера или моральным устоям, а иногда и по изначальному принуждению… А сейчас один из таких людей умирает.

— Это… бабка, что ли? — уточнил Костя, с трудом раскладывая по полочкам в голове полученную информацию. Странное дело — майор говорил с такой убежденностью, что не возникало ни малейших сомнений в правдивости его слов. Да и у остальных его спутников, похоже, тоже напрочь отшибло способность к критическому мышлению — они даже вопросов не задавали. Шагали механически в такт, точно марионетки, связанные невидимыми нитями… и не оставалось ни малейшего сомнения, кто же тут — кукловод.

— А вы разве не чувствуете? — спокойно ответил Рогозин. Они уже подошли к нужной калитке, и Костя отметил, что окна в доме старушки Алевтины светятся изнутри странным, мерцающим светом, ничуть не напоминающим электрический. «При свечах сидит, что ли?» — мелькнула вялая мысль. А потом участковый прислушался к своим ощущениям и понял, о чем говорил майор. Что-то было в окружающем воздухе, что-то тревожное, тянущее изнутри, нематериальный какой-то холод и беспричинная, глубинная тоска. Это было чувство, знакомое по осенним дождливым дням, когда кажется, что солнце никогда не вернется, и все краски мира постепенно растворятся в бесконечном сером потоке воды. Это была печаль родом из далекого детства, когда любимый щенок, верный, озорной товарищ по играм лежит у твоих ног бесформенной черной тряпкой, и глаза его кажутся пластмассовыми бусинами, украденными у фабричной игрушки… Это была смерть, ее вкус и запах, и слова «у нее же обычная простуда, поправится наша бабуля» застряли в горле, так и не родившись.

— Удивительно, что в поселке еще слухи не пошли, — прокомментировал Игорь, решительно толкнув калитку. — Смерть деревенского колдуна — то еще событие… Даже птицы не поют, слышите? Если не принять меры… выброс будет такой, что жить здесь долго станет невозможно.

— Что мы можем сделать? — подал наконец голос до сих пор молчавший Саша. Рогозин не ответил ему, только взял осторожно за локоть, увлекая за собой — как будто парень и без того не следовал за ним покорной тенью. Костя шел за ними, след в след, безуспешно пытаясь понять, что за сила влечет его, если все чувства кричат, что в это страшное место идти не стоит.

— Насколько я разбираюсь в фольклоре… — медленно, словно через силу, произнес Ковалев. Но фразу так и не закончил — они уже входили в дом.

— Здравствуйте, Алевтина Николаевна, — почтительно сказал майор, отводя в сторону тряпичный полог, закрывавший вход в дальнюю комнату — видимо, спальню.

— Долго ты, — неожиданно чистым, звонким голосом сказала старушка. Она лежала в постели, окруженная множеством церковных свечей — в комнате приторно пахло горелым воском, медом и травами. Лицо ее с прошлого Костиного визита осунулось еще сильней, однако глаза сверкали живым, едва ли не молодым огнем, причудливой россыпью бликов отражая многочисленные огоньки.

— При всем уважении… дживанмукти, — Игорь сделал явную паузу перед непривычным словом, и по ухмылке старушки ясно было, что ей обращение знакомо, — при всем уважении, это вы затянули слишком долго. Без хранителя Змеиный камень не устоит, раскроется, вам ли не понимать.

— Так мы ведь тоже… люди, — тихо сказала Алевтина. — Тоже хочется пожить… еще денек, еще месяцок, еще одну весну встретить, еще одно лето проводить… Думала, устою… Много их нынче… тварей-то подколодных… лезут и лезут, будто пожар у них там, будто жить им негде… не удержу ведь.

— Насколько я помню деревенский фольклор, — откашлявшись, прошептал наконец Ковалев, — люди боятся заходить в дом умирающего колдуна, потому что тот не может уйти, пока не передаст свою силу… и свое проклятие… другому.

— Ну вот, даже ФСБ в теме, а говорили, что у нас приоритет… — сказал Рогозин, обернувшись к нему с кривой усмешкой. Он все еще старался выдерживать свой привычный шутливый тон, но Костя видел, какие страшные глаза у него были в то мгновение. Словно у человека, стоящего на краю пропасти — безо всякой страховки. И готового к последнему прыжку.

— Руслан сказал… — тихо произнесла старушка, внимательно оглядывая гостей. — Руслан сказал, ты приведешь… замену…

И Костя с ужасом ощутил, как ноги сами несут его ближе, точно повинуясь неким сигналам извне. Ковалев и Саша шагнули одновременно с ним, приближаясь к ложу умирающей колдуньи. Пламя свечей танцевало вокруг, обнимая их огненным кольцом.

— Я привел, — сказал Игорь. — Выбирай.