Бескрайняя равнина с покрытой трещинами красноватой почвой простиралась до самого горизонта, не являя взгляду ни малейшего намека на растительность. В белом, точно выцветшем небе скользила далекая черная фигурка птицы. Саша проводил ее взглядом, поднял руку, рассматривая свою ладонь, покрытую сетью линий, будто бы нарисованных черной тушью. Стоило сжать руку в кулак и вновь распрямить — узор менялся. Значит, сон… Один из самых эффективных приемов, что подсказала ему когда-то Оля, по-прежнему работал.

Воспоминание о пропавшей сотруднице отозвалось минутной печалью.

— Оля? — позвал он без особой надежды, оглянувшись по сторонам. И вздрогнул, услышав за спиной тихий смешок.

Просторное белое платье легко укутывало смутно знакомый силуэт. Штатная сновидица Отдела и теперь сохранила за собой привычку менять облик в сновидениях, но что-то в ней было сейчас особенным — может, ощущение легкости, нереальности, даже сквозь тело ее, кажется, просвечивали очертания далеких скал на горизонте. Если бы призраки действительно являлись людям наяву, примерно так бы они и выглядели, подумалось Саше.

— Ты… здесь? — он не знал, как сформулировать вопрос точнее. Ты жива? Ты умерла? Где ты? — Мы искали тебя…

— Я сплю, — ответила Оля, с улыбкой разводя руками. — Все время сплю. Иногда мне снится, что я бодрствую, а сейчас вот снится, что я сплю и вижу тебя. Я теперь знаю разницу…

— Но я ведь помню, что сплю, значит, мы встретились на самом деле! — Саша несколько запутался в логических цепочках, но в одном он был точно уверен — он не является частью сновидения. Еще не хватало в собственной реальности усомниться.

— Он потерялся… — невпопад сказала девушка. Задрав голову, она смотрела в небо, где силуэт птицы почти превратился в крохотную черную точку. — Я пыталась показать ему дорогу назад, и поэтому пришла… Но не могу взлететь, здесь такой тяжелый воздух… нужны очень сильные крылья…

Кто-то тряс Сашу за плечо, и он рывком распахнул глаза, почти стерев из памяти неземную равнину, девушку и птицу.

— В кресле же спать неудобно, дитя мое, — с укором сказал Феликс. — Я тебе кушетку припер… раз домой ты все равно не уедешь, как я понимаю…

— Спасибо, — ровным тоном сказал Саша. Спина действительно затекла от долгого сидения. Повернувшись, он посмотрел на Игоря. Многочисленные приборы, к которым тот был подключен, мерцали ровно, успокаивающе. Никаких тревожных сигналов. Никакой надежды.

— Без изменений, — подтвердил Феликс. Подошел, пощелкал какими-то кнопками — больше для проформы, кажется. В белом врачебном халате он смотрелся не в пример серьезнее, чем в обычном своем облике. Кто бы раньше сказал Саше, что этот эксцентричный старикан с манерами оперной дивы — широко известный в узких кругах специалист по нейрофизиологии. И что лучше него никто не разбирается в тех специфических вывертах, что порой происходят в мозгах операторов. Особенно если таковым приспичит геройски спасать планету. Раньше, наверное, Сашу этот факт весьма позабавил бы. Раньше, наверное, он бы заинтересовался работой специализированного медицинского центра, где торчал уже шестые сутки. Хоть по коридору да прогулялся бы. Впрочем, по коридору он ходил, например, когда Феликс чуть ли не пинками загнал его в служебный душ, или когда Алиса таскала его в столовую поесть. Люди приходили, уходили, говорили какие-то слова, приносили какие-то вещи, пускались в пространные объяснения и придумывали утешения. Как будто слова, впустую сотрясающие воздух, имели какое-то значение. Как будто, приклеив ярлык, дав определение, ты отгоняешь беду.

Саша не любил больницы, и сомневался, что его отношение в ближайшее время изменится. Безысходность — вот что стоило написать на каждой стене здесь, над каждой мигающей лампочкой на приборах.

«…Это явление из области, где научные определения заканчиваются, — объяснял ему Феликс. — Вот что такое отрицательная энергия? Как можно отдать больше, чем имеешь? Известное дело, каждое живое существо излучает в тепловом и множестве других диапазонов, но только разумное существо может додуматься до такой глупости — отдать больше энергии, чем есть у него изначально. И вот тогда его баланс становится отрицательным, выражаясь языком мобильных сетей… Наблюдал я таких… героев. Может человек одним ударом целый отряд положить, может. Но и сам потом не встанет, вот ведь какая незадача…»

«…как маятник, — объяснял Тимофей. — Помнишь, как я того типа в психушке растормаживал? Вот он некроманта этого проклятого в такой маятник и затянул, только сильнее… Позволил ему установить связь — и ударил, пацану мозги выжгло в кашу, такое напряжение было… я результаты вскрытия смотрел. Он ведь хотел не просто носителя уничтожить, а чтобы сущность эта энергетическая вместе с ним сгорела».

Почему-то все считали своим долгом тщательно разъяснить Саше, что именно произошло. Чего они ждали в ответ, интересно? Что он кивнет, встанет из кресла, придвинутого к постели Игоря, и пойдет по своим делам?

«… можно попытаться восполнить этот отрицательный баланс, — говорил Феликс. — Тогда он ненадолго придет в себя — а потом его утянет еще глубже в «минус». Это уже не теория, это проверено. Пытались мы накачивать энергией тех, кто валялся в коме. Их хватает на минуту-другую… рассказать какую-нибудь особо важную информацию успеют, и все. Мозг вырубается необратимо. Там уже и аппарат не спасет, накрывай простыней да звони родным… Ну не плачь, мальчик, не надо. Я тебе рассказываю все как есть, чтоб ты знал. Мы же так делать не собираемся… если, конечно, какой-нибудь умник из руководства не решит, что Игорек обладает особо важной информацией… Пока этого не случилось, есть время что-то придумать. Наука тоже на месте не стоит… Я так думаю, нужно дать ему энергии больше, чем он затратил, тогда получится. Вот только где ее взять столько-то… Я, конечно, докладывал наверх, просил привлечь какого-нибудь… компетентного специалиста. А вот нет, говорят, у них операторов такого уровня, и не предвидится. Можно попробовать… собрать нескольких, сделать круг усиления. Алиса, лиса этакая, знает, как это провернуть, уже рыскает по кустам. Но опасаюсь я, не найдется желающих. А засранцы в штабе, небось, только рады. Игорек для них безопаснее в таком состоянии — хоть ничего нового не выкинет, и то хлеб. С докладом-то его до сих пор носятся, решают, то ли наградить его за это, то ли посадить…

— Есть какой-то способ рассчитать, сколько людей нужно? — спросил Саша. — Может, мы справимся? Если мы все соберемся…

— Тут, мальчик мой, вопрос не в количестве, а в балансе между количеством и качеством, — туманно пояснил Феликс. — Чем больше людей, тем сложнее их объединить. Потом, нет единой классификации… Пытались как-то операторов классифицировать по уровню силы. Нонсенс получается, mon cher, или по-русски — херня, вот честно тебе скажу. Сегодня так, завтра эдак. Один в одном силен, другой в другом. А как определить, сколько он затратил, в каких единицах силу измерять?

— Да хоть в ньютонах, хоть в джоулях! — резко сказал Саша, чувствуя, как внутри закипает злость. — Нельзя же просто ничего не делать!

— Ты понимаешь, родной, — проникновенно сказал мужчина. Присел с ним рядом на подлокотник кресла, положил руку на плечо. — Мы попробовать можем, но второго шанса не будет. Если ошибемся, если недотянем… только и успеем, что попрощаться. Кто на себя возьмет такое решение, а? Ты возьмешь?»

— … читал я этот его доклад. Они давно готовили прорыв, может, лет двадцать, — говорил Аркадий, нервно меряя шагами комнату. — Искали подходящие врата, выбирали место и время. Сначала сверху решили зайти, ты не думай, они не идиоты. В правительство лезли, шарили в мозгах у таких людей, что без охраны даже в сортир не выйдут. А они не знают ни хрена, эти люди. Тогда решили снизу, исподволь, через простых людей, через молодежь… И ведь все он вычислил верно, ну зачем сам полез, зачем? День всего выждать — мы б туда целой армией выдвинулись, да хоть танки пригнали бы, знаешь, сколько генералов на уши поставили с этим докладом? Президент чуть в обмороке не лежал, говорят, он же вообще не в теме, а тут такое… понятное дело, это тебе не в твиттере чирикать… объявим, говорит, чрезвычайное положение… а этот, мать его, герой… ну вот что ему вечно неймется, а?

— Руслан, — сказал Саша. Одно слово, и Аркадий все понял. Остановился, глянул на парня — глаза полыхнули неприкрытой злобой:

— Это он его туда отправил?

— Он не приказывал, — ответил Саша. — Только… посоветовал».

Феликс ушел, тихо притворив дверь, и парень, подумав, вновь пересел в кресло — спать уже не хотелось. Коснулся осторожно волос Игоря, подмечая первые проблески седины на висках. Заметит — начнет, наверное, волосы красить… пижон хренов. Хотя, на светлых волосах не так уж и заметно. Наверно, ему пойдет седина. Он и в шестьдесят еще, небось, будет молодых-наивных студентиков совращать…

— Ну и пусть, — прошептал Саша, склонившись к нему. — Все, что угодно, слышишь? Только вернись…

«…всегда умел оценивать риски, вот чего у него не отнять, — говорила Алиса. — Что он хотел доказать, интересно? И кому? Хотя, есть у меня предположения… Заложницей рисковать не стал, это правильно… это по совести. С каких это пор товарищ Рогозин у нас поступает по совести? Тебе впору медаль выдавать, Санек. За перевоспитание особо безнадежных циников».

— Миронов звонил, рассказывал — все у них тихо, люди возвращаются потихоньку, — сказал Саша, не глядя на лежащего перед ним мужчину. Так было легче представить, что его слушают.

— Ирину его в больницу отправили, на сохранение. Вроде не было выкидыша, повезло ей на этот раз. И правда, мать-героиня. Интересно, ребенку не вредно в таком возрасте подвергаться… психофизическим воздействиям? А может, наоборот… вырастет великим магом, всех нас за пояс заткнет.

«А здесь он бы непременно придумал какую-то дурацкую шутку. Или съехидничал бы насчет того, от Кости ли этот ребенок вообще».

— Тех ребят, что в виде зомби по кладбищу скакали, до сих пор обследуют, но, похоже, отделаются потерей памяти. Что бы это ни было у них в голове, теперь оно исчезло. Вы их остановили… теперь, если будет новый прорыв, мы заметим, правда ведь?

Забывшись в разговоре, Саша глянул на Рогозина, ожидая ответа, и вздохнул прерывисто, осознав, что не дождется. Склонившись к нему, прижался губами к щеке, там, где падала тень от ресниц, провел осторожно пальцем, разглаживая едва заметные морщинки у виска. Все бы отдал, наверное, чтобы увидеть снова его глаза, его живой, смеющийся взгляд.

— Ничего, — прошептал он тихо. — Я подожду. Я буду здесь.

«Правда в том, — говорил ему Феликс, перебирая бумаги, — правда в том, мальчик мой, что через неделю или месяц, но домой ты все-таки поедешь. Займешься своими делами… на учебе, небось, тебя совсем потеряли, а? Станешь приезжать раз в неделю, раз в месяц… сначала тебя будет тянуть сюда боль, потом — память… однажды это превратится в ритуал. А потом ты найдешь более важные дела. А потом ты забудешь. Все забывают, это правда жизни. Вечно страдают только психбольные и персонажи псевдоисторических романов. Ой, ну не надо драм, знаю, знаю, сейчас ты хочешь разбить мне голову вот этим торшером, и это потому, что чувствуешь — я прав. Хочешь, устрою экскурсию по палатам? Здесь еще пациенты есть. В разном состоянии. Думаешь, они кому-то нужны? Правительство оплачивает счета за электричество, что питает их аппараты искусственного дыхания, и это все, чего они заслужили своими подвигами, увы…»

Качнулась на ветру, стукнула в окно ветка дерева. Саша бросил беглый взгляд, отметил зелень проклюнувшихся почек. Там уже весна, что ли? Мысль мелькнула, не оставив тени удивления. Может, и весна. Здесь южнее, вот и началась пораньше. Какая уж теперь разница.

Пару дней назад в палате появились странные люди, кто в форме, кто в штатском, с чем-то неуловимо похожими манерами и взглядами. Сашу не прогоняли — он сам сбежал от внимательных, цепких взглядов, что, казалось, проникали под кожу. Он не хотел ничего объяснять. Только заглядывал временами, чтоб убедиться, что ничего опасного посетители не задумали. Мускулистый парень со стрижкой под «ноль» занял его место в кресле, и все держал Игоря за руку, не отпуская. Саша заметил, как неестественно согнута в колене его нога. Протез, что ли? Ему вспомнился вдруг давний телефонный разговор. Не тот ли это Миша, что подорвался на заколдованных минах?

Появившийся в коридоре Аркадий подтвердил его подозрения — это были «ящеры», бывшие сослуживцы Рогозина. Парень и сам бы мог догадаться — от этих людей исходила та же спокойная, уверенная сила, что так притягивала его с первых дней знакомства с майором. Как бы ни выпендривались нынешние бойцы отряда, до предшественников им было далеко…

Эти мужчины не тратили времени на вздохи и сантименты. Когда Саша в очередной раз проскользнул в палату, на прикроватной тумбочке был развернут ноутбук с какой-то сложной схемой на экране, а разговоры их больше напоминали военный совет.

— Надо бы на место слетать, замерить параметры, — говорил один, с жестким, волевым лицом, прячущий глаза за темными очками.

— Ну и что ты там намеряешь, через неделю-то? Одни остаточные явления. Тащи сюда свои приборы, прикинем, какой величины отрицательный потенциал…

— Не верю я вашим приборам, — возражал им Миша. — Мы с Юрой просканируем с двух сторон, а вы страхуйте, чтоб мы не провалились следом, уж больно глубоко командир вляпался на этот раз…

— Опасно, — говорили ему, а он мотал головой упрямо, смотрел исподлобья, точно молодой, свирепый бык, вот только мгновение назад увидевший тореадора.

— Жить вообще опасно, от этого, говорят, умирают. Мне все равно, я уже умирал недавно…

Они вломились к Феликсу в соседний кабинет, шумели там за закрытыми дверями так, что Саша начал сомневаться, не вызвать ли охрану. Вышли поникшие, бросили в урну большую стопку бумаг.

— Все равно попробуем, — сказал кто-то из них, а другой стукнул в стену кулаком в бессильной злобе.

И они попробовали. Больше часа сидели неподвижно, словно в трансе, у постели Игоря, а потом уехали. Миша на прощание бегло коснулся Сашиного плеча, глянул на него, точно сканируя.

— Мы вернемся, обещаю. А ты жди его, — сказал он со вздохом. — Говорят, обязательно нужно, чтобы кто-то ждал…

— Силу прямого энергетического выброса довольно сложно определить, — сказал потом Феликс, притащив в палату большую кружку чая для Саши. — Но если силу среднего оператора принять за средненькую такую тротиловую шашку, то Игорек рванул в этом вашем Гадюкино небольшую атомную бомбу. И не спрашивай, как ему это удалось…

— А я знаю, как, — равнодушно сказал Саша. — Дверь в Змиевском была приоткрыта, сквозь нее проникала информация, меняя вероятности событий. Чем ближе к эпицентру, тем более невероятные вещи творились. Некромант на этом и работал поначалу, двигал вероятности. Отсюда и вся его сила.

— Интересно, — сказал Феликс, замерев в дверях. — Получается, что энергия, информация и вероятности как-то этак хитро связаны… боги, боги, ну почему я не математик? Взял бы, вывел сейчас универсальную формулу магии, и жил бы себе припеваючи…

— Сомневаюсь, — холодно хмыкнул Саша. — Обладающие таким знанием долго не живут.

— Вы поглядите, какой умный мальчик! — Феликс картинно всплеснул руками, на миг вернувшись к своему обычному дуракавалянию, но тут же снова стал серьезен. — Злишься на меня? Это правильно, это хорошо даже. Если злишься — значит, жив. Верно я говорю?

— Вам на него наплевать, — сказал Саша, не оборачиваясь.

— Веришь или нет, а я бы поменялся с ним местами, — вздохнул мужчина. Саша глянул на него со слабым проблеском удивления. И отметил с запоздалым раскаянием, что тот говорит совершенно искренне.

— Счастливый человек наш Игорек, столько людей его любят и ждут! Даже если его история на этом закончится… А я? Никто не станет жалеть старого шута, — продолжил Феликс, глядя на неподвижное тело коллеги с затаенной печалью. — Некому будет ждать меня на берегах этой туманной реки, ни по ту, ни по эту сторону… кроме, разве что, старика-перевозчика, ждущего свои ритуальные две монеты. Как думаешь, может, мне удастся его соблазнить, чтоб прокатиться на халяву?..

Люди приходили и возвращались, слова повторялись по кругу, по кругу ходили и мысли, от счастливых воспоминаний неизбежно возвращаясь к безнадежному будущему.

Саша перебирал застывшие в памяти мгновения счастья, точно пригоршню цветных камешков, и думал — неужели теперь всегда будет так? Все воспоминания — с горьким привкусом пепла?

Молодежь из Отдела появлялась несколько раз. «Вы так весь бюджет родной конторы на самолетах прокатаете», ворчала на них Алиса, но исправно присоединялась к импровизированным совещаниям. У Алика был план, у Тима была куча идей, Света срывалась на всех, крича, что нельзя же сидеть на месте и ничего не делать. Каждый по-своему пытался справиться с беспомощностью, с мыслью о том, что сделать ничего нельзя. Они отказывались верить, что к их начальнику применимо страшное слово «невозможно». Это ведь совершенно не в его стиле…

Но надежды становилось все меньше. Слишком много противоречащих теорий, слишком мало практических возможностей. Саша читал архивы вместе с Аликом, и убедился — из энергетической комы еще никого не выводили успешно. «Разбудить» на пару минут удавалось, но потом — все… Зато загоняли специально, изучая это явление. Находились даже добровольцы для подобных экспериментов… если верить бумагам, конечно. И не задумываться о широком спектре методов убеждения, доступном их конторе.

Сашу уже не пытались увезти — убедились в безнадежности этой затеи. Он и сам привыкал к жизни в медицинском центре. А какая разница, где находиться? Лишь бы рядом с ним…

Он ничего не чувствовал больше, ни потоков энергии, ни чужих эмоций. Да и своих собственных не чувствовал, в груди застыл холодный ком, ему как будто вкололи местную анестезию куда-то недалеко от сердца — все онемело, мир был окрашен во все возможные оттенки серого, и неуместная зелень за окном начинала раздражать — какая еще весна, какая тут, к черту, может быть весна?

— Привет! Ну… как тут? — в палату ввалился Тим, как всегда шумный, размахивающий руками. — Слушай, мы с Аликом кое-что нарыли в литературе, есть мысль…

— Очередная идея, да, — скептически сказала Света, появившись следом. Она, в отличие от парней, сразу подошла к Рогозину, чуть склонилась, вглядываясь в его лицо, поправила осторожно одеяло — машинальным движением, видимо, просто испытывая необходимость сделать хоть что-нибудь. На Сашу она почти не смотрела. С момента, как он впервые отказался уезжать, Света вдруг перестала с ним разговаривать. Ему было почти все равно — ну, догадался кто-то об их отношениях с Игорем, ладно, какая теперь разница? Все это детские игры, возня в песочнице, эти их влюбленности, страдания и ревность. Свете никто не запрещал тоже остаться с ним, в конце концов.

— Был один эксперимент… — начал рассказывать Алик, но его прервал донесшийся из коридора шум. Мужские голоса яростно спорили и, судя по звукам, кого-то уже приложили головой о стену. Они все вместе выскочили из палаты, обнаружив за дверью весьма примечательное зрелище — Аркадий прижимал к стене Руслана, профессиональным захватом стиснув его горло, и на лице его явственно читалось намерение сделать из оппонента полуфабрикат мясной прессованный, проще говоря — фарш.

— Убери руки, — шипел полузадушенный «координатор», напрасно сверкая на спецназовца своими магнетическими очами, — я же тебя размажу, урод!

— Явился, с-сука, посмотреть? Твоя это операция была, твоя идея! Хотели все по-тихому спустить, на тормозах, да? А Игорь должен в одиночку с этими тварями воевать?

— Да ни хрена ты не понимаешь! — Руслану наконец удалось стряхнуть с себя руки мужчины. — Он всех перехитрил со своими планами… и себя самого. Тварь на него охотилась, лично. Он был частью ее плана. Вычислил это и все повернул по-своему. Как всегда. Дай пройти, говорю!

Аркадий вновь заступил ему дорогу, блокируя проход.

— Зачем?

Руслан усмехнулся зло, прищурился, окинул взглядом коридор, наткнулся на Сашин настороженный взгляд и слегка кивнул, словно отметив что-то про себя.

— Поговорить с ним хочу. Кто-то против?

«Поговорить. Значит — разбудить? Ненадолго, на пару минут… только и времени, что попрощаться…» Саша еще помнил описания экспериментов с попытками выведения из комы.

Он не стал тратить времени на слова. Что толку переубеждать такого, как Руслан? Из головы вылетели описания сложных техник, да и не слишком он в них разбирался пока, если честно… Саша ударил противника чистым потоком силы, отпуская боль, страх, отчаяние, как его учили… оставляя в голове звенящую пустоту, ни мыслей, ни чувств. Это был самый простой прием, базовый, основанный практически на инстинктах; молодежь называла его — «гнать волну». На картинках, что рисовали сенсы, рискнувшие наблюдать за подобной схваткой визуально, это действительно выглядело как волна, как столб или шар слепящего белого пламени, что катится вперед, сметая все. С неподготовленного человека сбивает начисто биополе, нередко — со смертельным исходом. Последнее Саша знал из личного опыта — после истории с Крысом.

Руслан, конечно, неподготовленным не был, но и не заметить атаку не мог. Рефлекторно отшатнулся, опираясь о стену, закрыл глаза, ртом хватая воздух, словно никак не мог вдохнуть.

— Во же д-дебил малолетний, — прохрипел он. — Я тебе отвечать не стану, потому что сила мне нужна, вся. Чтобы спасти… начальника твоего ненаглядного. Так понятнее?

Спасти… У Саши тоже ноги подгибались от внезапно накатившей слабости… и стыда. И надежды. Он уцепился за стену, зеркально повторив жест противника.

А Руслан смотрел на него странно. Точно привык до сих пор считать его бессловесным неодушевленным предметом, а теперь вдруг услышал его голос, и пытается спешно определить место парня в какой-то собственной внутренней иерархии.

— Запомни это ощущение, пацан, — сказал он наконец. — Когда тебе уже нечего терять. Каждое твое движение может стать последним, и поэтому оно совершенно. Мы так живем всегда.

И зашел в палату, захлопнув дверь прежде, чем Саша смог спросить, кто такие «мы».

— Ни хрена себе… ты его, — тихо сказал Тим, с изумлением глядя на Сашу. Тот не ответил — молча буравил взглядом закрытую дверь, словно пытаясь увидеть, что происходит внутри. Может, стоило зайти следом, проследить… кто знает, насколько правдивы его слова? Но стоило Саше потянуться к ручке двери — ладонь будто током ударило. Несильно, предупреждающе — не суйся, мол.

— Если эта падла… что-нибудь не то сделает, живым он не уйдет, — сказал Аркадий. — Хватит, наслушались его сказок…

Ждать пришлось недолго. Дверь распахнулась, и Руслан вывалился наружу, нетвердой рукой цепляясь за косяк. Он был бледен до нездоровой синевы, зрачки чернели бездонными провалами, занимая почти всю радужку глаза.

— Не подходить! — голос Руслана звучал властно, хоть и подрагивал. Махнув рукой в сторону Саши с Тимом, он приказал:

— Вы двое… проследите, чтоб никто… не приближался ко мне. Пока не спущусь.

Больше всего на свете Саше сейчас хотелось кинуться обратно в палату, проверить, как там Игорь, что произошло? Но туда уже ворвался неизвестно откуда взявшийся Феликс, сразу захлопнув за собой дверь, а Руслану и правда нужна была помощь, в конце концов… Так что они с Тимом спустились по лестнице, держась на некотором расстоянии от Руслана, который тяжело опирался на перила при каждом шаге, пересекли холл, жестами показывая не в меру предупредительному персоналу, что все нормально, помощь не нужна…Оказавшись в больничном дворе, мужчина нетвердой походкой приблизился к одиноко стоящему дереву, обхватил руками ствол, прижался губами к шершавой коре, тихо что-то прошептав.

— Прости меня, — расслышал Саша. — Я сохраню твои семена в сердце… и посажу их в стране снов…

Дерево заскрипело, будто от сильного ветра, и вдруг осыпало прижавшегося к нему человека целым дождем мелких зеленых листочков. Саша не поверил своим глазам — дерево сбрасывало листья! В самом разгаре весны… Ветки на глазах чернели, потом серели, и меньше, чем через минуту перед ними был не молодой зеленеющий клен, а сухая, словно обожженная молнией, коряга.

— Эти их шаманские штучки… — восхищенно прошептал Тимофей. — Ты понял, что он сделал?

Руслан осел на землю, лег лицом прямо в траву, раскинув руки, потом перевернулся на спину. К воротнику его дорогого пальто нелепым аксессуаром прилепился гнилой прошлогодний лист. Трава вокруг него стремительно желтела, словно выгорая под беспощадным летним солнцем. Кажется, вся лужайка перед окнами клиники собиралась превратиться в своеобразную «мертвую зону».

— Перераспределение… отрицательной энергии, — возбужденно сказал Тим. — Той самой, которой не существует! Ты понял?

Саша не хотел сейчас ничего понимать и анализировать. Он хотел вернуться в палату к Игорю. И, убедившись, что Руслану больше не нужна их помощь, туда и направился, перепрыгивая по две ступеньки на лестнице.

— Мы думали, надо восполнить отрицательное значение положительным… а он просто взял на себя… отрицательный потенциал! — продолжал болтать Тим, следуя за ним. — Но в кому не впал, а смог дойти и выплеснуть его в окружающую среду! То есть, он на это время стал как бы супервампиром, понимаешь? Как бездонная дыра, в которую хлещет энергия… поэтому и прикасаться не стоило…

Саша машинально отвечал «ага», думая только об одном. Ворвался в палату, не обращая внимания на вопли Феликса, чтобы все вышли и не мешали работать. И почувствовал, как тает ледяной ком возле сердца, потому что Игорь повернул голову, чтобы посмотреть на него, и слабо улыбнулся, поймав его взгляд.

— Не вертись, — с напускной суровостью сказал Феликс. В комнате были еще врачи, но они занимались приборами, тогда как он просто медленно водил руками над телом пациента, не касаясь его — у сенсов свои методы диагностики. — А ты стой, где стоишь. Посещения — по графику! Знаю я вас, начнете мне тут прыгать…

Саша послушно замер в дверях, не отрывая взгляда от Игоря. Губы его дрогнули, складываясь в ответную робкую улыбку. И тут же пришла волна ужаса — а что, если Руслан ошибся, не рассчитал, что, если этот проклятый энергетический «маятник» утянет Рогозина обратно, во тьму? Но Феликс вовсе не выглядел встревоженным, напротив, он наконец-то расслабился, и говорил что-то Игорю шутливым тоном.

«Ничего, — думал Саша, с нежностью глядя на начальника. — Вот вы все уйдете, и я с ним останусь. Никому не отдам, все, хватит, никого я больше не слушаю, мой, только мой…»

Кто-то толкнул его в плечо, и парень машинально сдвинулся в сторону. В палату шагнул Руслан, обдав его волной холодного воздуха с ароматом влажной земли и травы.

— Я же попросил, — начал было Феликс, но мужчина решительно отпихнул его, присел на край кровати, наклонившись над пациентом.

— Отвалите вы, он уже в порядке, — сказал он грубо, усмехнулся, заглянув в лицо Игоря. Тот что-то сказал, тихо, едва слышно, но твердо.

— Дурак ты, — ответил Руслан, и, наклонившись, поцеловал его, резким и властным движением. Игорь не шевельнулся, не отстранился — просто позволил ему. Саша прикусил губу, сам того не заметив. Смотреть на это не было сил. Тем более, что Рогозин нерешительно, сам в себе сомневаясь, поднял руку и коснулся плеча Руслана, притягивая его ближе…

Повернувшись, парень вышел в коридор, хлопнул за собой дверью. Скользнул взглядом по растерянным лицам коллег- «экспертов» Отдела.

— Саш… — нерешительно начал было Тим. Парень жестом оборвал его.

— Можно подумать, вы увидели что-то новое, — сказал он, усмехнувшись. Усмешка вышла кривой — половина лица будто онемела. На нервной почве, не иначе… — Все это было совершенно предсказуемо и очевидно. Вы на чем приехали, а? Где здесь вокзал?

— Ты домой? — спросила Света. Кажется, это была первая ее фраза, обращенная к нему за долгое время.

— Да, — сказал Саша. — Вижу, он уже в порядке. Позвоните мне, если будут новости.

Холод в груди сменился тоскливой пустотой. Словно внутри образовалась выжженная, сухая пустыня, вроде той, в которую превратилась клумба перед окнами клиники.

«Если один человек любит другого… должен ли он?..»

Тим позвонил на следующий день.

— Тут такое дело, — сказал он, замявшись. — Руслан этот… увез, в общем, Игоря Семеныча…

— Куда увез? — равнодушно спросил Саша.

— Не сказал, — вздохнул парень. — Сказал, отвалите, у него отпуск, справляйтесь сами, сопляки…

— А шеф что сказал?

— Он, по-моему… был немного не в себе, — несколько виновато ответил Тимофей.

— Он по жизни не в себе, — сказал Саша со злой усмешкой. — Отпуск так отпуск, черт с ним…

Опустив трубку, он прижался лбом к холодному балконному стеклу, борясь с искушением набрать номер мобильника Игоря. Был бы нужен — позвонил бы сам. Видимо, ему теперь есть чем заняться…

Через пару дней его вызвали в офис отдела. В кресле Рогозина сидела Алиса, вольготно поджав под себя ноги.

— Внезапно, я тут теперь за главного, — объявила она. — Пока не разберемся, куда свалил твой хренов духовный гуру. Все его ищут, никто не знает, и Руслан, мать его, исчез без следа… Ты, случаем, не в курсе?

Саша покачал головой.

— Думаю, он вернется не скоро, — сказал он, тщательно следя за тоном голоса — чтоб не дрогнул, выдавая чувства. Нет у него больше чувств. — Думаю, у Игоря Семеновича наконец осуществилась мечта всей жизни. Нам остается только за него порадоваться и забыть.

— Значит, открылась-таки его персональная дверь в Шамбалу, думаешь? — вздохнула женщина. Длинные серьги качнулись с мелодичным звоном — россыпь маленьких золотистых колокольчиков на ниточках, и как только уши выдерживают этакую конструкцию…

— Да, — сказал Саша. — Руслан и есть его персональная дверь. Как бы пошло это ни звучало.

— Понимаешь, — снова вздохнула Алиса, задумчиво вертя в руках карандаш. — Есть такая вероятность, что, если он не объявится, разгонят наш дурдом к чертовой матери… Ты же и сам, наверное, видишь — все эти наши игрушки мало имеют отношения к военной разведке. Штаб, почти целиком состоящий из гражданских экспертов, связи с милицией… Нигде ведь такого нет. Это был эксперимент Игоря, он давно носился с идеей создания гражданской, не военной организации — для работы с населением. Барабашек ловить по квартирам, например… Пока все в подвешенном состоянии, но если он не появится в ближайшее время, или Руслан, как обычно, перед начальством туману не напустит… пришлют сюда комиссию, и разгонят вас всех по домам, эксперты хреновы… Что делать-то будем?

— Работать, — сказал Саша. — Работать будем, Алиса Геннадьевна, что нам еще остается?

— М-да. Быстро же он сделал из тебя свою копию, — Алиса улыбнулась грустно, окинув его взглядом.

— Есть одно небольшое отличие, — ответил Саша. — Я не собираюсь двадцать лет хранить на столе его фотографию.