Плоскогорье, окаймленное скалистыми вершинами — будто чаша, пронзительно-синие, без единого облачка небеса над ним — будто чаша перевернутая, и меж этих двух гигантских сосудов слишком просто потеряться, позабыть собственное имя, растворившись в прозрачном и густом, будто настоянном на травах воздухе. И откуда только берется этот дивный букет запахов, если все, куда ни кинь взгляд, покрыто лишь красноватыми листьями брусники?..
Бесконечность впереди, бесконечность позади; здесь, вдали от вечной людской спешки, времени не существует. С удивлением смотрит великан-Алтай на суетливую песчинку на бескрайних своих ладонях. Куда несется крошечное двуногое, что за непомерные амбиции гонят его вперед? Будто смеясь, он обдувает забавное насекомое порывом ледяного ветра с вершин. Такова ранняя осень в этих краях — жгучее солнце и холодный ветер, багровый ковер брусничных листьев, крохотные лазурные озерца, в которых отражаются невидимые глазу облака, и тишина, боги, какая же здесь тишина!..
Легкая тень задевает плечо — высокий купол небес вспарывает узорными лезвиями крыльев хищная птица. Юра вскинул голову, следя за скользящим полетом крохотного черного силуэта, танцующего в восходящих воздушных потоках.
— Смотри, орел, — бросил он спутнице, втайне надеясь, что та не бросится доставать фотоаппарат и ловить удачный кадр — не хотелось бы останавливаться. Он, что называется, уже «поймал ритм» движения, и шел автоматически, не задумываясь, куда перенести вес и на какой камень опереться — волшебное, почти медитативное состояние, доступное лишь бывалым туристам. Таня, как всегда, без слов поймала его настроение и останавливаться не стала, только задрала голову на мгновение, подставляя солнцу задорную россыпь веснушек.
— Ястреб, — коротко возразила она. — Орлы — это на Кавказе, здесь вроде нет.
— Ладно-ладно, мне все равно, я не ботаник, — шутливо ответил парень. Его спутница рассмеялась и не стала вновь поправлять. На удивление легкий и неконфликтный характер — редкое качество в наши дни.
«Женюсь, — подумал парень, в очередной раз окинув довольным взглядом стройную фигурку в потертой походной одежде. — Вот вернемся в город, отмоемся, и пойдем в ресторан — надо же предложение по всем правилам сделать? А чего тут еще думать?»
Таня в походе не разочаровала, оказалась настоящей боевой подругой — не ныла, не жаловалась на жару, холод или мошкару, стойко переносила спартанские условия и не страдала от отсутствия маникюрных салонов в окрестностях. А еще — не смеялась и не называла сумасшедшим, когда парень рассказывал об истинной цели похода. В глазах Юры это значительно приближало девушку к его личным представлениям о совершенстве.
Обернувшись, он кинул недовольный взгляд в сторону так и не покоренного перевала. Казалось бы, первая категория всего, можно ведь пройти без спецснаряжения! Однако в реальности все оказалось сложнее. Настораживало и то, что местные жители, что в селе внизу, что пастухи на плоскогорье — наотрез отказывались показать туристам тропы, ведущие за перевал. Местное население, смесь алтайских народностей разной степени дикости, до сих пор полагалось на древние суеверия даже больше, чем на всемогущую власть денег, и предложенные «взятки» не помогали. На крутых склонах, ведущих к злосчастному перевалу, то и дело попадались каменные пирамидки, увешанные яркими ленточками — то ли места поклонения, то ли попытка оградиться от обитающих за перевалом злых духов. Места здесь были мистические, овеянные легендами, едва ли не Рерих с Блаватской лично ошивались здесь в поисках мифической Шамбалы — страны древних колдунов и мудрецов. Но и они за перевал не ходили, что примечательно. Официальных туристских маршрутов здесь хватало, но все они странным образом огибали этот «заколдованный» участок. Юра, считая себя достойным последователем Рериха и компании, как-то озаботился выискиванием на карте таких вот «белых пятен». Если где-то и были врата в Шамбалу, то это место подходило гораздо больше прочих. Здесь, казалось, сам воздух гудел от звучащих неслышно мантр, пропеваемых нечеловеческими голосами…
Конечно, цели своей он не достиг, зато твердо знал, куда вернется следующим летом, с надлежащим альпинистским снаряжением. И, что ничуть не менее важно, теперь он знал, с кем придет сюда. Парень улыбнулся этой мысли, и его спутница, точно зеркалом, отразила эту улыбку — будто солнечный зайчик бликанул в искристых ее глазах.
Дорогу пересекал ручей, узкий, но глубокий, как и все горные речушки, с бурным и холодным течением. Юра поудобнее перехватил сучковатый посох, что выломал давеча на лесистом склоне — его легко можно было использовать вместо дорогих «трекинговых палок», к тому же, с посохом он чувствовал себя каким-то мифическим пилигримом. Как будто сухая палка в руке мистическим образом роднила его с поколениями искателей, что ходили тысячи лет по дорогам земным и небесным.
— При пересечении водного потока вброд, — сказал он тоном занудного лектора, — рекомендуется использовать дополнительную опору, например, палку…
— Да помню я, — рассмеялась Таня. — Давай, пересекай уже, товарищ инструктор, а я посмотрю.
Усмехнувшись, Юра уверенно ступил на скользкий камень. Следующая опора для ноги находилась довольно далеко. Намочить ноги или сразу перепрыгнуть на берег, использовать посох как опору для прыжка? Парень выбрал второе… и на короткое мгновение вспомнил десятки поколений пилигримов, что полагались на своего деревянного спутника. На то самое короткое мгновение, в течение которого посох треснул в его руке, и Юра шлепнулся в ручей, неловко подвернув под себя ногу. Сустав громко хрустнул, и ослепительная волна боли, достигнув мозга, вспыхнула там маленьким ядерным взрывом.
— Юра! — испуганно вскрикнула девушка, кинулась к нему, пытаясь поднять.
— Не трогай, — простонал он. — Кажется, там… перелом…
Из ручья она его все-таки выволокла, усадила на траву. О том, чтобы встать, опираясь на поврежденную ногу, и речи не шло — от одной мысли об этом боль усиливалась. Стиснув зубы, Юра задрал голову к слепяще-синему небу, словно с немым укором вопрошая — за что?
Паривший над ними орел вдруг сложил крылья и стремительно кинулся вниз, к одиноко стоящей в отдалении скале. Наверное, углядел с высоты какую-нибудь неосторожную мышь, или ту странную бурую крысу, которую разбирающаяся в фауне Таня называла «алтайская пищуха». Будет у птицы сегодня ужин…
Парень перевел тоскливый взгляд на ногу. Кость торчала под странным углом, значит — перелом. Нужно разбивать лагерь и отправлять Таню за помощью. Одну… Эта мысль ему совсем не нравилась. До села — день пути, до стоянки пастухов — день пути в другую сторону. Пастухи, конечно, были с ними довольно милы, угостили душистыми лепешками и продали две бутылки невероятно вкусного молока… но кто их знает, как они отреагируют на одинокую девушку?..
— Смотри, там человек, — сказала вдруг Таня. Прищурившись, Юра глянул в ту же сторону. В душе затеплилась надежда — вдруг повезло, вдруг группа туристов? Ходят же здесь группы, как не нужны они, так вечно глаза мозолят, а сейчас вот, как назло, ни одной…
— Он один, что ли? — с недоумением прокомментировал парень, присмотревшись. Человек шел не по тропе, а напролом через невысокую траву, рюкзака у него не было, и вид у него был какой-то… неуместный. Легкий джинсовый костюм, темные очки — будто на городскую прогулку выбрался. Не ходят здесь такие. Не на плато, где до ближайшего селения — день пути.
— Эй! — замахала руками Таня. — Здравствуйте, нам нужна помощь!
— Он и так сюда идет, — поморщился Юра. Не нравился ему этот тип, даже несмотря на ситуацию.
— Вижу, что нужна, — с легкой улыбкой сказал незнакомец, подходя ближе. Светловолосый мужчина, возраст с ходу не определить, но за сорок точно; на туриста не похож, на пастуха — тем более. Легкая щетина — похоже, всего пару дней вне цивилизации. С вертолета его тут высадили, что ли? Иных вариантов вроде и нет…
— Ногу подвернул? — спросил мужчина, присаживаясь рядом с Юрой.
— Перелом, — коротко ответил парень. — Кажется, открытый.
За спиной испуганно охнула Таня — видимо, надеялась на менее опасный вариант.
— Да брось ты, — уверенно отмахнулся незнакомец, положил руки на пострадавшую голень. — Вывих, как он есть. Сейчас вправим.
Юра собирался возразить, но не успел. Новая волна боли накрыла его с головой, хотя мужчина вовсе не вправлял сустав — лишь слегка сжал ладони. А потом парень с изумлением обнаружил, что кость цела и больше не торчит в сторону, как тот злосчастный сучковатый посох. Ныла, конечно, немного, распухала на глазах, но ничего похожего на перелом. Потрясенно уставившись на незнакомца, он даже не смог ничего сказать — только открывал и закрывал рот, как выброшенная на берег рыба. А тот отошел к ручью, вымыл руки, плеснул пригоршню воды в лицо.
— Далеко тут до поселка? — спросил он. Прежде чем Таня успела ответить, Юра подозрительно уточнил:
— До какого?
Мужчина обернулся, глянул на него внимательно, рассмеялся коротко, сверкнув белоснежными зубами:
— До любого.
— Километров двадцать — двадцать пять, — ответила девушка, бросив негодующий взгляд на спутника. — Спасибо вам большое!
— «Спасибо» в чай не положишь, — подмигнул ей незнакомец. — Я с вами до поселка дойду, окей? Потащу рюкзак, вам же тяжело будет, с тремя ногами на двоих… Палатка у вас есть?
— Конечно, — сказал Юра. — Здесь налегке не ходят, знаете ли. Без палатки и рюкзака. И поодиночке не ходят.
— Вот и правильно делают, — серьезно кивнул мужчина. — А то мало ли что? Меня, кстати, Игорем зовут. Можно без отчества. Даже нужно, наверное.
… - Не нравится он мне, — подозрительно шептал Юра, укрывшись за пологом палатки. Игорь вдалеке собирал какие-то травки, бережно складывая их в карман куртки. Из-за пояса его выглядывал внушительный охотничий нож.
— Наверняка бандит какой-нибудь. Откуда он тут взялся?
— Ногу ведь он тебе вправил, — возразила Таня, и парень замолчал. Что сказать по этому поводу, он до сих пор не знал. Не было там вывиха. Не совсем же он новичок в горах, знает, как перелом выглядит…
Вода в котле закипела — Юра даже удивился, как на таком небольшом количестве дров можно что-то закипятить. Игорь высыпал туда пригоршню мелкой травы, помешал ножом.
— Чабрец к чаю — замечательная штука, — пояснил он Юре. — Тут на скалах растет. Не такой, как в центральной полосе, а мелкий, как лишайник, от камней отскребать приходится. Зато сильнее пахнет. Успокаивает нервную систему и все такое. Давай кружку, сейчас на практике покажу.
Юра косился на отвар недоверчиво, но запах ему и вправду понравился.
— Ты пей, тебе полезно, — назидательно сказал мужчина. — Ты нервный, я смотрю, все вы такие, молодежь, нервные и подозрительные. У меня вот дома такой же… параноик мелкий ждет.
Лицо его на мгновение озарилось затаенной нежностью, и Юра несколько умерил свои подозрения.
— Сын, что ли?
— Вроде того, — Игорь бегло улыбнулся и бережно завернул в платок остатки травы. — А впрочем, может, и не ждет, на кой я ему сдался? Сейчас ведь август, верно?
Вопрос был, мягко говоря, неожиданным, и Юра вновь насторожился.
— Ну да, — ответил он несколько растерянно. Его собеседник кивнул, точно что-то подсчитывая в уме.
— А год?
«Только сумасшедший ходит по горам без палатки… А что, если это и есть ответ?» — подумалось Юре. Сделав непроницаемое лицо, он на всякий случай ответил.
— Тот же, — пробормотал Игорь. — Ну тогда, может, и ждет еще…
Ночью он остался у костра, пообещав «охранять лагерь». Таня не могла себе представить, как кто-то в легкой куртке сможет пережить холодную ночь в горах, поэтому вытащила для него один из спальников, не слушая никаких возражений. Юра спал чутко, к тому же, в ноге время от времени просыпалась ноющая боль, отвлекая его. Поэтому, когда в стороне от палатки послышались чужие шаги, он проснулся и замер, прислушиваясь к происходящему.
К остывшему уже костру кто-то подошел, присел почти бесшумно. Юра хотел было уже высунуться, проверить, Игорь это или некто посторонний, когда услышал тихие голоса. Слов было не разобрать, даже не определить, на каком языке говорят, русском или нет, хотя говорили совсем рядом. Чужой, низкий и уверенный голос что-то спрашивал. Игорь отвечал или, скорее, подтверждал предположения собеседника короткими репликами. Юра только и смог расслышать, что последнюю фразу, произнесенную Игорем. «Прощай», и какое-то незнакомое слово, похожее на индийское имя. Джива… шива… нет, не разобрать. Он тихо, почти не дыша, расстегнул молнию на входе, отогнул край тента и выглянул — но увидел только силуэт неподвижно сидящего у кострища Игоря на фоне яркой россыпи звезд.
Следующий раз он проснулся под утро, когда рассветное солнце едва выглянуло из-за острой кромки гор. Вылез из палатки, прошелся по влажной от росы траве, с удивлением отмечая, что нога уже почти в порядке. Игоря он обнаружил на ближайшем пригорке — тот неподвижно сидел на земле, расправив плечи и развернув ладони свободно опущенных рук к небу. Из груди его вырывался, поднимаясь к небесам, полупрозрачный жгут жемчужно-белого света, едва заметно пульсируя. На другом конце сияющей нити, точно причудливый воздушный змей, парил орел, свободно раскинув крылья.
Не веря своим глазам и от волнения почти забывая дышать, парень двинулся к нему — медленными, осторожными движениями. В двух шагах от мужчины какая-то сила мягко свалила его с ног, придавила к земле — не агрессивно, предупреждающе.
— Это у меня вместо утренней пробежки, — пояснил Игорь, не поворачиваясь и не открывая глаз. — Иди спать, рано еще…
Проснувшись через несколько часов в палатке, Юра долго не мог сообразить, приснился ему этот эпизод, или все-таки нет. Но в течение дня ему не удалось поговорить с Игорем — тот все время обгонял их на переходах, вырываясь далеко вперед, хоть и нес его рюкзак, который Юре казался довольно-таки тяжелым. В поселке удалось нанять машину до Барнаула, и только оказавшись там, на подъездах к вокзалу, парень наконец решился расспросить их удивительного спутника, понимая, что другого шанса уже не будет.
— Вы ведь знаете, что там, за перевалом? — спросил он, когда Таня убежала покупать билеты.
Игорь глянул на него внимательно сквозь стекла своих очков-«хамелеонов». Сейчас, в тени, они были почти прозрачными.
— А ты думаешь, там что-то особенное?
— У меня не было вывиха, — упрямо сказал парень. — У меня был перелом. И я видел… что-то. Утром. Я обещал Тане, что мы поедем в край древних чудес и шаманов, но, кажется, чудеса и шаманы теперь выглядят… более современно.
— Вот именно, — усмехнулся Игорь. — Думаешь, там мифическая Шамбала? На хрена тебе эта Шамбала? Зачем нам древние знания древних цивилизаций? У нас — свой путь. Наш золотой век — еще впереди, а той же Шамбалой может стать любое место, если внимательно к нему присмотреться. Вот, например, мимо нас проезжает автобус номер сто десять. С точки зрения каббалистической нумерологии, он вполне способен привезти нас в обитель чудес. Я, по крайней мере, собираюсь это проверить.
И, хлопнув парня по плечу, он решительно направился к остановке, куда уже подъезжал автобус.
— Подождите! — Юра кинулся за ним, забывая и о своей больной ноге, и о том, что бросает рюкзак посреди улицы.
— Ты искать продолжай, дело хорошее, — бросил через плечо Игорь. — Только в горы для этого лезть не обязательно. Я тоже изрядно когда-то времени потратил, пока думал, что истина может быть где-то снаружи. Тогда как она, разумеется, вовсе не там. Ну бывай, удачи!
Он запрыгнул на подножку автобуса, и Юра остался на остановке один, ошеломленный. Там его и нашла Таня, ухватила под руку и потащила на вокзал.
— Куда идет сто десятый автобус? — спросил он у продавщицы в вокзальном ларьке.
— В аэропорт, — ответила та. Юра усмехнулся, постепенно спускаясь с небес на землю. «Вот ведь позер…»
Упаковывая в рюкзак теплую штормовку — в городе она не понадобится — парень вынул из кармана блокнот, в котором когда-то честно намеревался вести «дневник экспедиции». За всеми походными хлопотами он так и не нашел времени написать ни строчки, может, хоть в поезде удастся?
Он раскрыл блокнот и с удивлением проводил взглядом выпавшее из него темное перо. Какой-то крупной птицы, наверное, орла… Или ястреба, что здесь делать орлу? Орлы — они на Кавказе…
Диван скрипнул жалобно, когда обитатель квартиры устало рухнул на него, но тот уже слишком привык к подобным жалобам, чтобы обратить внимание. Уткнувшись лицом в сгиб локтя, Саша перебирал в голове привычный ворох мыслей. О том, что лето закончилось, и новый семестр начинается, надо учиться, получать профессию и все такое прочее. И о том, что действия эти, на самом-то деле, не более осмысленны, чем лежание на диване. А впрочем, кто его знает, как жизнь дальше сложится, если их «сомнительную тусовку, не имеющую отношения к военной разведке», по формулировке Алисы, все-таки разгонят. Впрочем, ребята не растеряются, найдут себе новый смысл жизни. Вон, Света пропадает целыми днями то в спортзале, то на базе «ящеров» — тренируется с этим наглым тезкой Игоря, и что она только в нем нашла? Разве что неуемную жажду жизни и оптимизм, так напоминающий кого-то…
Он задремал ненадолго, а, проснувшись, долго не хотел открывать глаза, отпуская сумбурный, но счастливый сон, оставивший на память лишь призрачный запах таких знакомых духов… А впрочем, не такой уж и призрачный. Вскинув голову, парень оглядел комнату.
Рогозин сидел на полу напротив, прислонившись к стене. Увидев, что Саша проснулся, он отложил блокнот, который вертел в руках, и улыбнулся.
— Привет. Не представляешь, как я соскучился.
— Почему же, — парень с трудом совладал с желанием протереть глаза, прогоняя наваждение. Наваждения такими наглыми и непосредственными не бывают. — Вполне представляю.
— Я такое видел, — сказал майор мечтательно. — Закачаешься просто. Эти, мать их, мудрецы, внутренний круг человечества! Все правда, Саш, представляешь? Сидят и решают… вмешиваться или не вмешиваться… От алхимиков и каббалистов до шаманов и бабок деревенских, тибетские монахи и старцы бородатые…
— Очень рад за вас, — холодно сказал Саша. Высшим пилотажем в данной ситуации было бы отвернуться к стене, но на это его не хватило — сил не было взгляд оторвать от Игоря, и он смотрел, исподтишка лаская взглядом знакомые черты. Тот чуть загорел, и волосы слегка отросли, внося элемент хаоса в вечно аккуратную стрижку, а так — почти не изменился его начальник, и в джинсовом костюме смотрелся ничуть не хуже, чем в любой другой одежде.
— Мне предлагали остаться, — произнес Игорь и замолчал, будто ожидая реакции.
— Тем более рад за вас, — ответил Саша. Сдерживая эмоции, он вцепился в край дивана, стиснул его так, что пальцев не чувствовал.
— Слушай, ну не мог я позвонить, не было времени, а потом — возможности, — вздохнул Рогозин. — Там время по-другому течет, веришь, нет?
Саша не ответил, и майор пересел ближе — осторожно, не спуская с него глаз. Будто дикого зверя укрощает, подумалось парню.
— Солнышко, ну прости меня, — сказал Игорь и протянул руку — погладить его по плечу. Не встретив сопротивления, запустил пальцы в волосы, перебирая отросшие пряди.
— Да, я сволочь последняя, но я же вернулся, ну? Знаешь, посмотрел я на них и понял — мы не хуже. Они, этакие пофигисты высокодуховные, нынешнее человечество уже со счетов списали, мол, ничего мы со своей техногенной цивилизацией не придумаем, тупиковый это путь… А я смотрю на них и вижу — в чем-то мы уступаем, а в чем-то и превосходим. У нас критическое мышление, у нас научный подход, мы не безграмотные тибетские крестьяне да алтайские пастухи, которым можно веками мозги пудрить… Может, и по кривой мы дорожке идем, да зато к той же самой вершине! И вы, мои ребята из Отдела — чем не мистический орден вроде средневековых? Да ну их, этих шаманов, думаю… Ну прости меня, а?
«Удивительное дело, — подумал Саша, зажмурившись от нахлынувших чувств. — Стоит какое-то обычное слово, вроде «прости», исключить из лексикона — и каждое его употребление станет событием. И думал ведь, что не прощу его, но…»
— А как же… Руслан? — спросил он, с трудом шевеля пересохшими от волнения губами.
Рогозин фыркнул скептически, придвинулся еще ближе, прислонившись к дивану.
— Руслан идет в баню, — сказал решительно. — Возможно, вот прямо сейчас и идет. С какими-нибудь высокопоставленными чиновниками. Хлещет с ними клюквенную настойку и щупает сиськи патриотически настроенных дам. И главное, капает на мозг исподтишка, намекает, как и куда рулить, чтобы вырулить к светлому будущему, в специфическом представлении его наставников… Народ параноит про масонский заговор, и даже не представляет, кто же на самом деле ставит раком Русь-матушку. Ну ничего… у меня есть план. Знаешь, они удивительные создания, эти посвященные, уже не люди, но еще далеко не боги, и тоже могут ошибаться…
— Я думал, — тихо сказал Саша, — вы с ним останетесь.
— Где я с ним останусь? — так же тихо ответил майор. — В бане, что ли? Так помыться я и без него схожу. Слушай, что бы ты там ни нафантазировал… Прошлое — это прошлое. Настоящее мое — здесь. И будущее.
Саша не ответил, только вздохнул, не решаясь верить, не желая снова попасть «на крючок», довериться, расслабиться… А с другой стороны, как не поверить, когда вот он сидит рядом, живой, теплый, желанный и любимый, несмотря ни на что, сволочь ненаглядная, так и приложил бы башкой о стену пару раз, а потом целовал бы до изнеможения…
— Прости меня, — едва слышно повторил Игорь, и нежно прикоснулся губами к его руке, по-прежнему сжимавшей ветхую обивку дивана, поцеловал по очереди побелевшие от напряжения костяшки пальцев, невольно заставляя расслабиться. Волна сладкой дрожи пробежала по телу от одного этого прикосновения, и Саша решился.
— Иди сюда, — неожиданно грубо сказал он, и притянул Рогозина к себе за воротник. Тот не заставил себя ждать, практически запрыгнул на диван, сам впился в его губы жадным, долгим поцелуем. Саша вцепился в его плечи, стискивая намеренно сильно, до боли, целовал, агрессивно прикусывая губы, впивался в изгиб шеи, оставляя следы — пусть знает, скотина, как сильно он скучал, в конце концов! Игорь не возражал, прикасался к нему нежно, будто продолжая извиняться без слов, подставляясь безропотно под его агрессивные ласки…
Старый диван долго ждал своего часа. Быть может, и вправду годами зрела в его ветхом пружинно-ватном организме ненависть ко всему живому, а может, он принадлежал к описанной давным-давно двумя великими советскими фантастами породе диванов-ретрансляторов и обладал свойством улавливать эмоции хозяев; версию же о том, что некто заранее подпилил дивану ножки, дабы убедить обитателя квартиры в его злых намерениях, мы отметем с негодованием, ведь устраивать теракты, чтобы доказать свою правоту — совсем не в стиле наших спецслужб… Как бы то ни было, именно этот драматический момент диван избрал, чтобы плюхнуться на пол, подвернув одновременно все четыре ножки.
Майор, конечно, среагировал мгновенно — спрыгнул сам и умудрился спихнуть на пол Сашу, даже ничего ему не сломав в процессе.
— Вот же проклятая штуковина! — с чувством сказал он. — Нет, я его все-таки сожгу ритуально, честное слово. Топором порублю и сожгу!
— Хозяйка расстроится, — со смехом ответил Саша, глядя на останки дивана. — А мне еще эту квартиру снимать, как минимум, три года…
— Да зачем тебе эта квартира, — беспечно сказал Рогозин. — Переезжай ко мне.
Саша во все глаза уставился на него, пытаясь понять, насколько серьезно это заявление. Но Игорь не смотрел на него. Он смотрел на диван.
— А эту гребаную штуковину я изничтожу! Вот соберу специальный очистительный костер из осиновых дров, и отправлю этого демона в специальный ад для диванов!
«Господи, ну и чушь, — подумал Саша, прижимаясь к его плечу. — Так бы и слушал эту чушь, если честно… всю жизнь».
— Я подумаю над этим предложением, — сказал он нейтральным тоном, сам несколько обалдев от собственной уверенности.
Майор глянул на него удивленно, и парень с достоинством выдержал этот взгляд.
— Может, вы не заметили, — сказал он, — но я не диван, который можно переставлять по собственному желанию из угла в угол.
Сердце его сжималось от ужаса — а вдруг это все, окончательный разрыв отношений? Станет ли его блистательный начальник терпеть такое… вопиющее нарушение субординации? И одновременно дыхание перехватывало от законной гордости — а вот нечего считать его своей верной собачонкой! А где-то глубоко внутри был островок абсолютного спокойствия, и рисованный шут с самой известной из карт Таро смеялся до упаду, наблюдая за глупыми человеческими играми в любовь, ревность и власть. Слушая его смех, Саша и сам растянул губы в улыбке.
— И мое решение, — сказал он твердо, — будет зависеть от вашего поведения. Рекомендую начать прямо сейчас.
— Понял, исправлюсь, — с улыбкой сказал Рогозин и осторожно, почти робко поцеловал его в плечо, выглядывавшее из-под растянутой майки. Саша повернулся и толкнул его на пол, решительно устраиваясь сверху.
Шут танцует на потеху публике на перекинутом через пропасть канате; а внизу неизбежно вьется клубок каких-нибудь гадостных рептилий, щелкает бессильно ядовитыми зубами. Страх или страсть одинаково манят шагнуть мимо спасительной веревки, но шут забывает о них, когда смеется. Потому что все это, на самом-то деле, забавно, и только.