Участковый уполномоченный младший лейтенант Константин Миронов мрачно смотрел на бутылку водки. Предмет этот представлялся ему ныне чем-то наподобие яблока греха, любезно предложенного змеем. Змеи, опять эти змеи… «Не хочу в твое Гадюкино! — кричала Оксана, швыряя в стену вазочками с комода. Вазочки были из «Икеи», уродливый пластиковый ширпотреб кислотных цветов, поэтому разбиваться и не думали. — Не хочу в деревню!» — «Это не деревня, а поселок городского типа под названием Змиевский, неужели так сложно запомнить», — хмуро отвечал Костя, уже предчувствуя, чем закончится этот разговор. Предчувствие не обмануло — молодая жена собрала вещи и ушла к маме. Оно и правильно, куда ее, такую лощеную городскую девицу — в деревню? Ну, в поселок городского типа, невелика разница, на самом деле. А у Кости выбора не было. То есть выбор был — давно еще, больше года назад. Когда он отказался подписать сфабрикованный протокол. И потом — когда задержал хулигана, не реагируя на вопли напарника: «Ты сдурел, ты знаешь, чей он сын?!» И потом — когда позволил себе быть откровенным в приватном разговоре, нелестно отозвался о собственном начальстве. И вот — поздравляем с повышением, добро пожаловать в Гадюкино.

Бутылку водки ему недавно припер местный мужик с каноничным отчеством-кличкой Петрович — в благодарность, после того как Костя, используя все свои познания в современных методах криминалистики, нашел его заблудившуюся козу. Тот отказываться не стал, понимая, что нарушит тем самым местные обычаи. Запер за мужиком дверь и впервые за многие годы чуть было не расплакался, как ребенок. Принципиально непьющему участковому сейчас очень хотелось употребить подарок по назначению, но он сдержал себя. Ему показалось, что это было бы актом окончательного примирения с ситуацией. Стоит отхлебнуть этой мертвой водицы — и превратишься тотчас в одно из этих зомбиподобных существ, что бродят по утрам вокруг сельпо, сольешься, так сказать, с обстановкой.

Это только в рекламных роликах существуют уютные пасторальные деревеньки, утопающие в зелени. Ну или, может быть, где-нибудь в Швейцарии еще, на родине известных шоколадок. А здесь же… даже зимы нормальной, со снегом, хоть как-то прикрывшим бы неприглядную серость вокруг — не дождешься. Хотя местные обещали, что к февралю непременно будут сугробы. А пока что — под ногами хлюпала грязно-серая каша, да и с неба несло мокрую холодную дрянь, которую ни снегом, ни дождем не назовешь. Вот и сейчас за окном творилось такое, что выходить не хотелось совершенно, и участковый решил, что так и заночует на рабочем месте. Не в первый раз, в общем-то, не привыкать. Он растянулся на диванчике «для посетителей», гипнотизируя взглядом стоящую на шкафу бутылку. «Надо бы убрать, чего она торчит на видном месте…» — пришла вялая мысль. Со вздохом Костя встал, переставил бутылку в шкаф, вынул оттуда вместо нее стопку журналов «Рукодельница». Неизвестно, какими судьбами занесло эту макулатуру в милицейский участок, но после обнаружения эти журналы стали главными сокровищами нового участкового. Все дело в том, что на последних трех страницах каждого номера были схемы для создания бумажных фигурок-оригами. Костя сам от себя не ожидал, что так быстро увлечется этим древним японским искусством. Плавное сгибание листов бумаги было неким медитативным занятием, где процесс не менее важен, чем результат. К тому же это здорово помогало не сойти с ума в беспросветной скуке бытия сельского участкового. Миронов не спешил, растягивая удовольствие, ибо понимал, что однажды картинки с оригами закончатся, и тогда есть опасность, что он переключится на первые страницы тех же журналов — со схемами для вязания.

Сегодня он выбрал своей задачей сложную фигуру — «цветок гладиолуса». Внимательно рассмотрев все изгибы лепестков, он вытянул из лотка допотопного принтера чистый лист и принялся за работу. Однако стоило участковому только более-менее придать фигуре необходимую форму, как на крыльце раздался торопливый топот ног, а затем в дверь постучали. Открывая неожиданному визитеру, Миронов недоуменно хмурился — все-таки дело близилось к полуночи, кого могло принести в такой час? Разве что, случилось что-то серьезное… в первый раз за всю его блистательную карьеру в Гадюкино, тьфу ты, в Змиевском то есть.

Однако при виде посетителя гримаса на Костином лице немедленно трансформировалась в участливую улыбку. Это была Ира, Иринушка, как ее ласково называли в поселке. Учительница младших классов, ангельского вида светловолосое создание, точно сошедшее с картины Васильева или еще какого художника-«славянофила». Осенью она умудрилась забеременеть неизвестно от кого, и по поводу этого события в поселке ходили самые дикие слухи, однако даже это, по мнению участкового, не бросало тени на ее светлый образ — известное дело, развлекся какой-нибудь приезжий, да и свинтил обратно в город, к законной супруге под крыло. Кроме того, Иринушка была из тех редких женщин, кому беременность к лицу. Походка ее приобрела величавую плавность, глаза будто бы стали сиять неким внутренним спокойным светом. В общем, рад был Костя ее видеть, что уж там.

— Вечер добрый! Какими судьбами… в такой час? — поинтересовался он, помогая учительнице скинуть куртку. «И куда она таскается в такую погоду и такой час, беременная, неужто больше некого было ко мне послать?»

— Вы извините, я… не сказать, чтоб по делу, — забормотала та, опустив глаза. — Там вьюга такая… а мне мерещится, блазнится все, точно ходит кто-то под окнами… страшно одной. А у вас свет горел…

— Ничего-ничего, — успокаивающе улыбнулся Костя. — Вы проходите, сейчас вот чаю сделаю… А что же, к вам никто не заходит, не помогает? Тяжело одной в таком положении.

— Да раньше… Ольга Митрофановна заходила, — поведала Иринушка, неловко кутаясь в вязаную шаль. — Из школы… а теперь вот как-то…

Пока участковый возился с чайником, она молчала, а потом сказала вдруг более решительно:

— Не водятся со мной теперь местные. Осуждают…

— Да за что осуждать-то? — искренне возмутился Миронов. Женщина виновато пожала плечами.

— За то, что на парня того… заявлять не стала, принуждать. А мне что, мне совестно, он молодой совсем, а тут такое ярмо на всю жизнь…

— Если совершеннолетний, за все должен отвечать! — решительно сказал Костя. Подозрения его, в общем-то, оправдывались. — Погодите. А почему заявлять-то? В смысле, алименты чтоб назначить, в судебном порядке?

— Да не… — Ирина замялась. — Просто он это… ну… согласия-то моего не спрашивал.

Отведенный взгляд и прикушенная невольно губа женщины рассказали милиционеру больше, чем слова.

— Нет, погодите! — Костя аж вскинулся. — Вас что, изнасиловали? И вы не заявили?!

— Вот, и вы туда же… — беспомощно прошептала учительница. Парень торопливо накрыл ее ладонь своей, успокаивая.

— Нет-нет, что вы, я не осуждаю, я… не понимаю просто.

— Он же молодой, — тихо стала объяснять Иринушка. — Горячий еще, гормоны играют… головой не подумал… А мне что, мне ребеночек в радость. Женихов как-то все равно не было…

— Но он же… был… жесток с вами? — Костя понял, что ужасно стесняется спрашивать подобное у этой тихой, почти святой в его глазах женщины. А ведь вроде бывал и на допросах, и на задержаниях, всякого насмотрелся и наслушался.

— Ну, как… да не очень… — учительница тоже смутилась, затеребила подол длинной юбки. — Я отлежалась, пару деньков всего, да и на работу пошла…

«Пару деньков отлежалась. О, господи».

— Нет, так нельзя, — пробормотал Костя. — А если он еще на кого нападет? А если это маньяк будущий, личность, патологически склонная к насилию? Сейчас доказали вот — это врожденное, никак не перевоспитаешь…

— А я думаю, каждого перевоспитать можно, только терпение нужно для этого, — улыбнулась Ирина ангельской своей улыбкой. — Да и стыдно мне было с таким в милицию идти, если честно… прошлый-то участковый, что до вас был, знаете, он такой…. Нетактичный был человек.

— Да уж, наслышан, — мрачно кивнул Миронов.

— И потом, уехал-то паренек этот… Он тут на практике был, что ли, с археологами, копали черепки какие-то. Летом был, а в сентябре и уехал. Что его теперь искать-то…

Ситуация действительно была тупиковой — теперь, почти что через пять месяцев, факт изнасилования не докажешь. Разве что, когда ребенок родится, подать на установление отцовства…

— Да мне и не тяжело, в общем-то, — с улыбкой продолжила Ирина. — Вот только боязно… давеча пауки как из стен побегут, я уж кричу, на стул запрыгиваю, а вокруг и нет ничего… Врач говорит, бывает так от токсикоза, в голове мутится…

Костя про такие жесткие галлюцинации от токсикоза никогда не слышал, но экспертом себя в этой области не считал, так что промолчал.

— А к колодцу пойду — за мной будто из кустов глаза следят, — продолжала учительница. — И сегодня вот… все за окном что-то кажется.

— Вот что, вы тут и заночуйте, — решительно сказал Миронов. — Я вам на диване постелю.

— Ой, а вы как же? — всплеснула руками женщина, но видно было, что предложение ее обрадовало.

— А я… на стульях, — участковый смутился, но тут же нашел решение. — Три стула сдвину и лягу. И вообще, я могу и не спать, завтра выходной, отосплюсь… А вы ложитесь, поздно ведь уже.

Устроив гостью на диване, Костя потушил свет, чтоб ей не мешать, и уселся к выключенному служебному компьютеру, задумчиво постукивая пальцами по столешнице.

«Надо хоть врачу сказать, пусть медсестру какую к ней приставит, что ли… Все равно им тут делать нечего, целыми днями с бабками лясы точат. Валентин мужик неплохой, должен понять… Надо же… пауки ей мерещатся».

Участковый передернул плечами. Он, конечно, пауков не боялся, но вполне представлял, каково одинокой, слабой женщине сражаться со своими страхами. Чего уж там… и здоровым мужикам бывает страшно порой. Просто страшно повернуться и глянуть в темный угол… в котором что-то шевельнулось, будто быстрая тень промелькнула. Вот как сейчас, например.

Костя повернулся, недоуменно уставившись в угол комнаты. Показалось? Вот еще чего не хватало, самому начать от каждой тени шарахаться… Пошарив в столе, он нашел огарок свечи — обрывы проводов тут редкостью не были, приходилось и при свечах сидеть. Робкий язычок живого пламени сразу придал атмосфере уюта. Женщина на диване дышала ровно, размеренно, и Костя тоже успокоился. Взял в руки свой недоделанный «цветок гладиолуса», начал вертеть его…

Что-то стукнуло в окно — словно камнем кинули, звякнуло коротко и злобно. Миронов вскинулся, рука потянулась к висящей на стуле кобуре. «Может, еще посетитель? Еще кому-то не спится в ненастную ночь…»

Вытащив все-таки на всякий случай пистолет, он быстро подошел к двери, распахнул ее, выглянув на крыльцо, и невольно сжался от порыва холодного ветра, швырнувшего в лицо пригоршню мокрого снега. Улица, на первый взгляд, была пустынной… и окна все темные, и следов нигде нет…

— Товарищ милиционер, — тихо позвал его женский голос из комнаты. Костя поспешно захлопнул дверь, смутившись — о том, что гостья замерзнет при открытых-то дверях, он и не подумал.

Но Ирина вовсе не о сквозняке сейчас заботилась. Поджав под себя ноги, она сидела на диване и мелко тряслась. Голос ее был тихим не спросонья — скорей, от испуга.

— Там… — прошептала она, указывая в угол комнаты. Участковый взглянул туда… Что-то действительно копошилось во мраке, что-то мелкое и отвратительное, плавно перетекающее по полу, точно… змея? Он щелкнул выключателем, и увидел целый клубок гладких, блестяще-черных змей, копошившийся в углу.

Ирина закричала, но тут же оборвала себя, прижав ладони ко рту.

— Вы не волнуйтесь, вам вредно волноваться… — пробормотал Костя, лихорадочно соображая, что же делать. О змеях он знал только одно — что они, кажется, кидаются только на движущиеся объекты, поэтому замер в дверях. Стрелять в них, что ли? Только женщину сильнее напугаешь…

— Надо их ведром накрыть, вот что, — пробормотал он, оглядываясь. Где-то ведь точно оно было, дурацкое такое, розовое…

Ирина снова закричала. Теперь ее взгляд был направлен к другой стене — где, блестя отвратительными телами, выползали из вентиляционной решетки точно такие же твари.

— Они везде…

— Так, — сказал Костя, хватая с вешалки обе куртки. — Идите сюда, быстро!

— Я не могу… они на полу…

Пол и вправду стремительно покрывался змеиными телами. Твари будто целенаправленно ползли к женщине, окружая диван.

Стиснув зубы, Миронов осторожно шагнул вперед. Потом — еще раз. Дальше нужно было идти по змеям.

«Хоть бы знать, это гадюки, или, может… ужи? — растерянно подумал парень. — Вроде у гадюк два пятнышка на голове… или одно… а, черт с вами со всеми».

Он попытался поставить ногу так, чтобы не задеть голову какой-нибудь змеи, раздвигая их хвосты… нога вдруг не встретила никакого сопротивления. Удивленно хмыкнув, Костя уже решительнее наступил на пол. Нога словно проходила сквозь плоть загадочных тварей. Осторожно, словно по топкому болоту, он добрался до дивана.

— Ой, Костя… они исчезают, — как-то смущенно выдохнула учительница. Кажется, она впервые назвала участкового по имени, тот даже опешил. Глянул себе под ноги — а пол был чист, ни одной змеи, нигде.

— Ушли… пауки, — женщина обессиленно опустилась в его объятия. Миронов совсем перестал что-либо понимать. Какие пауки? Змеи же… Он подхватил женщину на руки и с ужасом увидел вдруг расползающееся красное пятно на диване.

— Ирина… у вас кровь… — пробормотал он, усаживая ее. Та испуганно прижала руки к животу.

— Господи! Ребеночек!

— Сейчас я вызову врача, — Костя кинулся к телефону, защелкал рычажком — но в трубке была глухая тишина.

— Сейчас! — выкрикнул он, подхватывая с полу брошенную куртку. — Я мигом!

— Не оставляй меня! — со всхлипом произнесла Иринушка.

— Вам нельзя двигаться, — Костя постарался говорить максимально уверенным и твердым тоном. — Я дверь закрою, не бойтесь…

Дом врача был, к счастью, неподалеку — проще пешком добежать, чем заводить мотор, который в этой сырости и работает-то через раз. Наспех собравшегося Валентина, грузного мужика средних лет, Костя тащил едва ли не за шиворот. Возле самого участка он увидел вдруг сквозь беснующуюся метель темный силуэт, стремительно удалявшийся вниз по улице.

— Стой! — рявкнул участковый, повинуясь какому-то иррациональному порыву. Если и было у него нечто, именуемое интуицией, чутьем, то сейчас именно оно бесновалось в мозгу — враг, чужак, хватай его! Пихнув в руку растерявшемуся врачу связку ключей, он кинулся вдогонку, выхватывая пистолет. Промелькнула мысль — а есть ли в стволе патроны? Но тут же исчезла, сметенная азартом погони.

Однако загадочный незнакомец, дойдя до поворота, словно растворился. Костя еще некоторое время метался по улице, пытаясь определиться с направлением, но хлюпающая под ногами жижа поглотила все следы, а интуиция растерянно молчала, так что он побрел назад. На крыльце участка его взгляд привлекала бурая полоса — словно здесь тащили что-то… окровавленное. И небольшое.

— Закройте дверь! — крикнул врач, и Миронов послушно хлопнул за собой дверью, заходя.

— Ушел он, — сообщила ему заплаканная Иринушка.

— К-кто? — совсем растерялся Костя.

— Ребеночек… пуповинку перекусил и ушел… — и женщина зарыдала, уткнувшись в ладони.

Участковый перевел изумленный взгляд на врача. Тот нехотя поднялся с придвинутого к дивану стула, подошел к милиционеру.

— Давай-ка отойдем, — сказал он, надавив на плечо тяжелой своей рукой. Они отошли в угол комнаты, и Валентин, понизив голос, произнес:

— Костя, я в душе не ебу, что это было, но, бля буду, похоже, что так все и есть.

— Да вы рехнулись! — взвился Костя, у которого от всех этих загадочных событий уже «шарики за ролики» начали заезжать. — Ребенку сколько, пять месяцев от зачатия? У него ж, небось, ног еще нет!

— Ног, может, и нет, а зубы есть, — пробормотал врач. — Ладно, я сам не видел… в конце концов, мож собака какая забежала, плод схватила и унесла. Или волк. А?

— Что. Здесь. Произошло? — четко, раздельно произнес участковый, чувствуя, как рука сама сжимается в кулак.

Врач выпрямился.

— Выкидыш, — сказал он неожиданно бесстрастным тоном. — А куда плод делся, не знаю. Может, сама выкинула. Я пришел — уже все чисто было, только кровь. А может, это… пустышка была. Ложная беременность.

— Он же биился! — провыла с дивана женщина. — Он ножками стучал!

Костя рванулся было к ней, но врач удержал его за плечо.

— Слушай, — сказал он заискивающе, — тут же уголовного ничего нет? Выкидыш и выкидыш… Ты ж дело никакое оформлять не будешь?

— Буду, — твердо сказал участковый. — Я рапорт подам. Что неизвестные науке явления происходят. Я своим глазам верю, а глазами я видел… — он махнул рукой, решив, что врача в историю со змеями посвящать не стоит. В конце концов, даже он не верил, что Костя — принципиально непьющий, сколько тот ни твердил об этом. А теперь и вовсе не поверит…

— Со скуки бесишься, — пробормотал врач, вздыхая. — Рапорт, ишь ты. Ну поглядим, кому ты нужен со своим рапортом. Только проблем наживешь.

Костя присел рядом с плачущей Ириной, осторожно обнял ее за плечи.

— Кто-то же должен подобными вещами заниматься, — пробормотал он, впрочем, без особой уверенности. — Может, гипноз все это, а? Должно же быть объяснение…

— Уполз, — прорыдала Ирина, — даже на меня не глянул, на четвереньки стал и к выходу…

— Вот же ж, мать ее, бесовщина, — пробормотал врач и размашисто, демонстративно перекрестился.