Теперь туарег обратился непосредственно ко мне. Вот что он сказал:
— Девятью воротами пронизана крепостная стена, со времен Средневековья охраняющая этот город, а в лабиринте его переулков гнездится вдохновение. Я думаю об этом всякий раз, когда позволяю воображению воспарить, подобно птице, и с высоты птичьего полета обозреть дома и улицы, что стекают к подножию гор. Подо мной, под моим ковром-самолетом — плоские крыши и благоуханные сады медины. Вдалеке, в тумане, едва виднеются заснеженные горные пики. Над ними встает солнце, ибо там — восток. А садится солнце в увенчанные пеной морские волны. Между горами и морем звенит Марракеш, этот западный Багдад, город, непредставимый без площади Джемаа, не существующий без нее, как не существует снежная шапка без горной вершины.
Он помолчал, внимательно глядя на меня. В лице застыли настороженность и ожидание.
Я ничем не нарушил этой речи, но теперь, когда туарег сделал паузу, произнес:
— Вижу, ты сам инаден — тот, в чьих устах оживают слова.
— Это так, — отвечал он с улыбкой.
— Как твое имя, синий человек? — спросил я.
— Мое имя Джауд.
Я поблагодарил его за участие, и он снова улыбнулся.
— На равнинах поднимается пыль, — сказал он. — Спадает дневная жара. А мы с тобой стоим в тени Вороньего дерева и нижем слова.
В нашем непостоянном кружке, как всегда, нашлись нетерпеливцы, пожелавшие услышать продолжение истории. Один из них выкрикнул:
— Как же насчет двух чужестранцев? Что с ними случилось?
Вместо ответа Джауд встал лицом к тому углу площади, где высятся груды апельсинов, и сопроводил свой поворот жестом.
— Вон где они теперь — они не могут покинуть площадь, — сказал Джауд. Мы же никого не заметили.
Джауд пожал плечами. В глазах его было лукавство.
— Они неуловимы, точно глубоководные рыбы, — добавил он. — Иной раз их видишь, иной раз — нет.
Отовсюду послышался неловкий смех, один только мой друг Мохаммед, до сих пор погруженный в молчание, не находил слова Джауда забавными. Напротив — он встал и подошел к туарегу. Скрестив на груди руки, Мохаммед холодно произнес:
— Если мне не изменяет память, ты употребил слова «бездна, которая есть наша жизнь». Будь добр, объясни, что ты имел в виду.