Студент-художник, слушавший молча, теперь склонил голову. Взгляд, вновь поднятый, был обращен ко всем нам. Глухим голосом он начал рассказывать:

— Простите меня, братья мои, если я показался вам излишне самоуверенным. Я был груб и бестактен.

В жизни я весьма робок и пытаюсь скрыть робость за высокомерием. Прошу дозволения снова представиться. Мое имя Тофик Буабид. Я из Танжера. Я добросовестный художник. Специализируюсь на портретах-миниатюрах в персидском стиле; на них нынче почти нет спроса. Мои коллеги делают деньги, угождая вкусам богатых американцев и европейцев, которые любят огромные полотна в псевдоэтническом стиле. Я же посещаю Марракеш, потому что стыжусь рыскать по улицам Танжера после четырех лет обучения живописи. Я приезжаю сюда раз в месяц; живу недели две, каждый день работаю, не обязательно только на Джемаа. Иногда я устраиваюсь перед гробницами Саадитов; меня можно найти в переулках, ведущих к ботаническому саду Мажорель, а то и возле дворца Дар-Си-Саид, или Королевского дворца. Ночую у друга — он работает гидом при отеле «Мамуния». Друг сообщает мне, где в определенный день будет больше всего туристов; там я и усаживаюсь со своим мольбертом. Да, я что-то вроде проститутки для туристов; верно, именно так вы меня и назовете. Только туристы, увы, единственные, кто платит за мое искусство, а его я ни на что в жизни не променяю. Лучше буду голодать — последние два года я ел в основном раз в день, — ибо даже у проституток имеются принципы, а мое искусство — это мое спасение.

— Ты хороший художник? — спросил кто-то.

Портретист помедлил. Оглядел кружок слушателей, чтобы определить спрашивавшего. Затем, с тенью улыбки, произнес:

— Я — лучший.

Эти слова вызвали смех, а человек, задавший вопрос, сказал:

— Тогда ты должен написать портрет моей старшей дочери, которая помолвлена и через три месяца выйдет замуж. И если ты действительно так хорош, как утверждаешь, я расскажу о тебе друзьям, и у тебя в Марракеше появятся заказчики.

Студент-художник прижал руку к сердцу.

— Постараюсь вас не разочаровать.

— Что ты хочешь за труды?

— Для вас я напишу портрет бесплатно. Довольно будет оказанной чести.

— Ты, Фуад, мог бы предложить ему руку своей средней дочери, — выкрикнули в адрес заказчика, что вызвало новый взрыв смеха.

— Какого размера будет картина? — подозрительно спросил пожилой Фуад, поскольку вероломство, характерное для уроженцев Марракеша, успело взять в нем верх над великодушием.

— Два на два дюйма, как положено по канону, — ответил художник и добавил, что снабдит портрет рамкой из древесины кедра, шириной три дюйма с каждой стороны, а на рамке будет традиционный орнамент туарегов с цветочными и лиственными мотивами.

— Ты очень великодушен, Тофик, — с улыбкой заметил я. — Не сомневаюсь: Фуад останется доволен. А теперь вознагради наше терпение: поведай, что произошло в тот вечер на площади.

Студент-художник густо покраснел, смущенный как моим любопытством, так и прямолинейностью. Однако, сознавая свои обязательства, немедленно приступил к рассказу, не забыв сделать заявление, краткое и неуклюжее, о том, что впервые говорит о встрече с парой чужестранцев. Рассказывая о событиях памятного вечера, Тофик сидел очень прямо, говорил медленно, с частыми паузами, тщательно взвешивал каждое слово, прежде чем дать ему сорваться с губ. Было ясно, что верность прошлому для него очень важна; он то и дело вглядывался в даль, будто выбирая полузабытые подробности, и когда ему удавалось припомнить точно, его большие темные глаза расширялись в изумлении.