Я замолчал на полуслове и огладил бороду, тем самым закрепляя в памяти эпизод, на котором остановился. Мысли мои все еще были заняты Мустафой. Я окинул взглядом слушателей, всех по очереди; я тянул время, запечатлевая их лица. Одни смело встречали мой взгляд, другие смущались, смотрели в сторону. Одни имели выразительные черты, другие, не столь неординарные, сливались с тенями — сейчас мне трудно их вспомнить. Вполне логично, что мне, как рассказчику, интереснее были эти последние, ибо они бросали вызов моему профессионализму, удерживали внимание, пока я не находил ту или иную подробность, позволявшую перейти к следующему лицу. Впрочем, данное весьма продолжительное упражнение в наблюдательности свелось в итоге к простому выводу, и вот к какому. Никто из моих слушателей ни в малейшей степени не походит на Мустафу, не дает даже намека на аналогию. Мустафа — уникум во всех смыслах слова, вещь в себе.
Ошибочно приняв затяжное молчание за рассеянность, кто-то прервал мои мысли выкриком:
— Эй, Хасан, ты что, заснул? Давай рассказывай дальше! Ночь слишком холодна для долгих пауз.
Ремарка была вполне оправданна; я улыбнулся и продолжил рассказ. Я придал объем воспоминаниям — но и пошел несколько дальше. Я признался, что при каждом столкновении с непостижимой неординарностью Мустафы изумляюсь как в первый раз.
— Брат мой Мустафа, — начал я, — самый красивый мужчина из всех, кого мне доводилось встречать. Кожа у него очень светлая для бербера, он высокий, широкоплечий, густоволосый, у него светлые глаза и проникающий в душу взгляд. Ему все парни в селении завидовали. О несравненной красоте моего брата заговорили, еще когда он был ребенком. Где бы Мустафа ни появился, все взгляды обращались на него. Однажды — Мустафе было тогда лет шесть — отец застукал его наряженным языческим богом и сидящим в повозке, влекомой восемью девочками в белых одеждах. В другой раз Мустафа стоял, подобно изваянию, на сельской площади; женщины — все как одна — восхищались им, мужчины — насмехались.
Подростком Мустафа столько времени уделял своим словам, мимике и жестам, что сделался в семье объектом шуток. Но в один прекрасный день, когда я застукал его картинно курящим перед зеркалом свою первую сигарету, отец решил, что надобно принять меры. По просьбе отца я поехал с ним и Мустафой в Марракеш, на Джемаа. Мы узнали, что туда как раз прибыл один человек из Сахеля, странствующий знахарь-мавр, которому под силу излечить моего брата от тщеславия.
Этот человек — его звали Бассу — был высокого роста, тучный и абсолютно лысый. Сидел на своем килиме точно скала, курил кальян. Они с отцом обменялись традиционными словами приветствия, и Бассу с одного взгляда понял, что лечиться привезли Мустафу. Обращаясь в той же степени к моему брату, что и к отцу, он сказал:
— В воздухе витают нечистые испарения, наши же тела подобны липучкам для мух, привлекающим и впитывающим грязь. Мои предки называли эти испарения джиннами и относились к ним соответственно. Однако я человек образованный и применяю новейшие методы диагностики. Мне довольно одного взгляда, чтобы понять: твой сын полон комплексов, происходящих из попыток непомерным тщеславием замаскировать глубоко запрятанную неуверенность. С твоего позволения, я бы прописал ножные ванны, которые обеспечат твоему сыну полное и безболезненное избавление от недуга, если данное определение уместно. Ножная ванна очищает внутренние органы, гланды, артерии, нервы, мышцы, ткани и суставы, выводя из организма токсины. Очищение достигается в ходе борьбы между добрыми и злыми духами, в которой силы света одерживают победу над силами тьмы, сцепляя их с токсинами и выводя сквозь поры на ступнях. Данный процесс я называю осмосом. Это научный термин; его употребляют в лучших больницах и клиниках. После моих процедур обычно наступает ощущение преувеличенного благополучия, самое очевидное проявление которого — более позитивное отношение к жизни, а также рост энергичности.
После этой напыщенной речи Бассу развернул бумажный свиток, на котором были наклеены выдержки, вероятно, из писем благодарных пациентов со всего Магриба. Пациенты дружно превозносили избранный Бассу метод лечения. Я прочел несколько выдержек отцу, не разумевшему грамоте:
«После четырех ножных ванн исчезла экзема на моей шее и груди».
«Я всю жизнь езжу на верблюде, и вот боли в области мошонки стали такие, что я кричал каждую ночь. Однако после десяти ножных ванн я снова полноценный мужчина».
«У моей девяностошестилетней матери обе ноги поражены артритом, она не могла ходить. Теперь, после одиннадцати процедур под чутким наблюдением доктора Бассу, моя мать снова стряпает и выполняет прочую работу по дому».
«С тех пор как мы начали курс осмоса, мой одиннадцатилетний сын гораздо лучше справляется с поручениями. Он не такой хмурый, как прежде, чаще улыбается и больше не ноет, что вынужден вставать с рассветом, чтобы помогать мне по хозяйству».
«После двух процедур моя жена перестала грозить уходом из дому. Теперь мы счастливая семья. Снова привезу жену к доктору Бассу, когда захочу ребенка».
— Внушает доверие? — улыбнулся Бассу.
— Внушает, — отвечал отец, немало впечатленный.
— В таком случае получасовая ножная ванна обойдется в двадцать дирхамов. Обычная цена — сорок дирхамов, но сыну моего старинного друга положена пятидесятипроцентная скидка.
Отец расплатился, и мы уселись ждать, пока целитель попользует моего брата. Первым делом он велел Мустафе вымыть ноги в ближайшем фонтане.
— Мой как следует, не ленись, — наставлял Бассу. — Не должно остаться ни единого пятнышка.
Мустафа без энтузиазма повиновался, и Бассу погрузил его вымытые ступни в белый эмалированный тазик с водой.
— Эта вода обладает особыми дезинфицирующими свойствами, — пояснил Бассу. — Она из чистейших горных источников, что бьют возле вершины Джебель-Тубкаль. Я лично хожу за водой, когда начинается таяние снегов. Такой воды больше нигде не найти.
Бассу внимательно наблюдал, как ноги Мустафы облепляют серебряные пузырьки. Явно довольный, он накрыл тазик куском просмоленной материи и занялся другими пациентами.
Ровно через полчаса Бассу вернулся к Мустафе и торжественно убрал материю, жестом приглашая нас с отцом взглянуть, во что превратилась вода. Мы вытянули шеи. К нашему изумлению, вода приобрела грязно-зеленый цвет.
— У твоего сына, — принялся объяснять Бассу, — избыток желчи. Желчь зеленого цвета; она циркулирует по всему телу мальчика, хотя должна пребывать в одном месте. Отсюда неадекватное поведение. Если сейчас не начать курс лечения, в будущем избыток и свободная циркуляция желчи приведут к тому, что твой сын станет позером и эксгибиционистом. Случай неординарный; впрочем, я все чаще сталкиваюсь с подобными расстройствами, поражающими нашу молодежь. Вероятно, причина в загрязнении атмосферы телевидением, западными фильмами и тому подобным. Вот вам минеральные соли. Делайте с ними ножные ванны, и ваш сын выздоровеет.
Брату моему Бассу сказал:
— После процедуры тебя будет мучить жажда, появится головокружение, легкая головная боль, чувство голода и усталость. Также возможен жидкий стул в течение двух-трех дней. Не волнуйся: это обычные реакции организма на детоксикацию. Отдыхай, ешь свежую пищу, пей побольше воды и слушайся родителей. Понял?
Бассу замолчал и скроил в адрес моего брата благожелательную мину.
Словно в ответ, Мустафа, до сих пор не отрывавший взгляда от зеленой воды, что омывала его ступни, внезапно рухнул на колени. Его стошнило прямо в тазик.
— Merde! — по-французски завопил целитель, мигом забыв о своей высокой миссии, и вскочил с живостью, удивительной для человека таких габаритов.
— М-м-мне пл-л-лохо, — выдавил Мустафа.