Рано утром придя на работу, Виктор достал из сейфа дело "кузьмичёвских", и зная, что прокурор уже на месте, отправился без приглашения к нему. Рудаков приветливо улыбнулся, отложил в сторону документы и спросил:

   - Ну что, как продвигается дело "Старкова"?

   - Да никак. Всё по-старому. До сих пор не понятно где скрываются Зарубин и Жуков.

   - Прошёл месяц со дня убийства, а ты как стоял на месте, так и стоишь. Неужели нет никаких зацепок?

   - Нет, - грустно согласился Ефремов. - Если я даже найду Жука и Резвого, предъявить мне им нечего.

   - Допустим, что директор ювелирного магазина боится и понятно, что показания давать она не будет, - недовольно пробубнил шеф. - А показания девочки? Дайка сюда дело.

   Виктор протянул ему папку. Прокурор некоторое время вчитывался в показания Александры, слюнявя пальцы, переворачивая страницы. Периодически он постукивал карандашом по столу.

   - Ну, так вот! Девочка была в квартире Жукова.

   - Ребята из РУВД туда сразу же поехали. В квартире никого не было. Оказалось она вообще съёмная. Хозяйка бабушка божий одуванчик. Ей столько лет, что она самого Ленина видела. Родилась в семнадцатом году. Бабулька очень плохо видит и слышит.

   - А машина? Они же приехали на машине Жука, а уехали на "Ниссане" Зарубина. Где автомобиль Жукова?

   - На нем, по-видимому, уехала подруга Жукова. Потому что на месте происшествия этого автомобиля не было. Я ещё раз вам говорю, даже если мы найдём Жука и Резвого, орудия убийства с их отпечатками нет!

   - А второй пострадавший?

   - Где ж его взять? Да и не будет он давать показания. Его свои за это потом и убьют. У меня вообще на этого Зарубина ничего нет.

   - Тогда почему до сих пор не обратился к нашему человеку, внедрённому в банду?

   - Вот за эти я к вам и пришёл.

   Прокурор придвинул к себе телефон, снял трубку и набрал номер начальника МВД. Арбузов ответил практически сразу.

   - Иван Юрьевич, привет, прокурор Рудаков беспокоит.

   - О Михайлович! Только тебя вспоминали. Наш агент срочно требует встречи с твоим Ефремовым. Есть очень важная информация.

   - Так я, собственно говоря, поэтому же вопросу и звоню.

   - Вот и хорошо! Агент тогда с ним сам свяжется.

   Прокурор положил трубку, захлопнул папку и придвинул её обратно Виктору.

   - Ну вот. Агент с тобой свяжется. Свободен.

   Ефремов встал и направился к выходу. Уже у дверей прокурор его окрикнул:

   - Не забудь, что через неделю по делу родителей Князевой заслушивание в городской. И ты девочку ещё раз допроси. Может она ещё чего интересного вспомнит.

   - Хорошо.

   Виктор не стал говорить Рудакову, что он итак каждую неделю бывает в детском доме, куда определили Александру. Только с появлением этой девочки он понял, почему люди боятся одиночества. Если человек один, он чувствует себя никому не нужным, одиноким. Не с кем поговорить, никто тебя не ждёт дома, нет родного человечка. Вот сейчас отработав, он опять пойдёт в пустую квартиру. И время остановится, потянется медленно и тогда он сможет подумать обо всём, не торопясь. На душе тоскливо, она болит, а из головы никак не выходит Сашка...

***

   Ничего не налаживалось, не менялось, может быть, время кого-то и лечит, но для Александры лучше не становилось. Она попала в новую для себя среду - среду выживания.

   Дети не зависимо от возраста бывают жестокими. Советское общество с младенчества внушало определённые штампованные стандарты. Детский или подростковый коллектив никогда не примет в свой круг "белую ворону". Изначально такой ребёнок обречён на одиночество. Над ним издеваются, его травят. Отшельнику приходиться выживать в одиночку, он становится озлобленным на весь мир и готов мстить за унижение каждому, кто попадётся на его пути, особенно обидчикам...

   Симка была из этих самых "белых ворон" - худощавая с копной рыжих вьющихся волос, с болезненно желтым лицом, глубоко посаженными серыми глазами и толстыми губами, которые практически никогда не растягивались в улыбке. Не такая как все, но с сильным характером она высмеивала всё и всех, постоянно отпуская колкости и обидные слова.

   И Князева получила свою порцию обидных реплик. Стоило Сашке неуклюже повернуться или не правильно ответить на занятиях, как Сима тут же над ней насмехалась, доводя девочку до слёз.

   Однажды выкрав у Александры куклу, подаренную Виктором, Симка долго издевалась над игрушкой - выкручивая ей руки, выкалывая глаза, выдирая волосы. Всё это происходило от того, что она увидела в Сашке родственную душу, но не знала, не умела сочувствовать. Девочка понимала, что теперь Князева стала для окружающих той самой пресловутой "белой вороной", которой ещё недавно была она. Её издевательства были как лекарство от нового чувства, которое она гнала от себя, боясь начать доверять ещё кому-то кроме себя.

   Найдя изуродованную куклу, Сашка долго плакала, но жаловаться воспитателям - на обидчицу не пошла. Собрав запчасти в пакет от поломанной игрушки выкинула, никому ничего не сказав.

   Вечером после отбоя Сима села на кровать Саши.

   - Ты почему меня не сдала? - спросила Соболева.

   Александра молча отвернулась к стенке.

   - Пожалела? А вот и зря! Не надо меня жалеть, ты лучше себе посочувствуй. Ты не нужна своим родителям, они выкинули тебя как надоедливого щенка! Чего молчишь? Я ведь видела твоё личное дело и там написано, что родители твои живы.

   Сашка подскочила как ужаленная и тут же накинулась на Симу, прижав её к кровати.

   - Что ты можешь знать? Тебя собственные родители продавали за бутылку портвейна? Ты себе даже представить не можешь, каково это быть не нужной никому! Я иногда думаю, а надо ли было сбегать от того человека. Пускай бы меня распотрошили, как куклу - забрав почки или что им там надо было.

   - Санька погоди. Я не знала...

   - Теперь знаешь! - садясь рядом с Серафимой, пробормотала Князева, закрывая ладонями лицо.

   - Ты... это ... извини меня... Твои то хоть живы и здоровы. А вот я своих совсем не помню. Мамка умерла, когда мне было семь лет. Отец помер в тюрьме от туберкулёза... Я два раза сбегала. Сначала от деда, взявшего к себе на воспитание. Он меня нещадно лупил. Это был такой метод воспитания, - гримаса отвращения искривила её лицо. - Как только поняла, что побег единственное избавление от побоев. Сбежала. Пришлось поголодать, ночевала,где придётся. Но моя свобода длилась не долго. Поймали, когда пыталась у тётки вытащить кошелёк. Так я попала в детский дом. Никогда не забуду первый день, новой жизни в приюте, - Сима замолчала, а потом продолжила, но говорила она с трудом, словно язык её не слушался. - Меня заставили, старшие дети, ползать на коленках вокруг стола, подгоняя пинками. Сначала я плакала, потом... потом слёзы высохли. Ссадины на коленках болели. А мучения продолжались. Лишь только после того как я упала на пол они ушли, оставив меня в покои. В ушах до сих пор звенит их хохот... - процедила она сквозь зубы. - В ту ночь я снова сбежала, - Симка тяжело вздохнула. - Я получила свободу. Месяц свободной жизни. Ты знаешь лучше быть на улице, пускай даже и голодной, но зато можно пойти куда хочешь, делать, что хочешь и главное подальше от этих..., - девочка окинула взглядом спящих детей. - Не спрашивай меня ни о чём, - голова её бессильно поникла, голос стал еле слышен. - Больше ничего не скажу, итак слишком много рассказала... - девочкавстал. - Курить есть?

   - Нет...

   Соболева на минуту о чём-то задумалась, а потом решительно заявила:

   - Всё точно убегу! Вот честное слово, убегу... Поеду на море. А ты была на море? - вдруг спросила она у Александры.

   - Нет...

   - Что ты всё заладила нет, да нет... Поедешь со мной?

   Сашка глянула на Серафиму. Всё изменилось, не чувствовала Александра к ней прежней ненависти, она ушла, как и призрение, злость.

   - Поеду! - ответила Князева и замолчала, не зная, что ещё добавить.

   Затеряться в толпе на вокзале оказалось совсем легко, как и сбежать из детского дома. Рассматривая спешащих людей, Сашка плелась за подругой, всё время спотыкаясь.

   Денег у них не было, но девочки смогли, проскользнули в переполненную электричку никем не замеченные. Конец недели пенсионеры и не работающие граждане старались с утра уехать на дачу.

   Они сели у окна. Электричка дёрнулась и медленно поползла, наращивая скорость. За окном проносился лес. Стекло было холодное, и лоб Сашки, прижатый к нему, тоже становился прохладным. Укачиваемая движением вагона по рельсам она незаметно для себя задремала.

   - Показываем билетики, - громко выкрикивала кондукторша, продвигаясь по тесному проходу. - Гражданин ваш билетик. Не стоим, проходим...

   Сима толкнула Сашу. Девочка неохотно открыла глаза.

   - Замри, - бросила она.

   - Дамочка эта ваши дети? - прогремел строгий голос тётки кондукторши.

   - Нет... не мои... - пролепетала женщина сидящая рядом с Александрой и Серафимой.

   - А чьи?

   Дама пожала плечами.

   Тут глаза Симки моментально налились слезами, и она на весь вагон заревела. Рыдала девочка надрывно, на зрителя, искусно изображая горе, с обильными слезами, всхлипывая.

   - А... А... Билеты потеряли, последние деньги украли... А в деревне бабушка больная лежит, - подвывала Серафима, рукавом вытирая слёзы. - Тётенька не высаживайте нас. Бабушка будет волноваться, если мы не приедем этой электричкой.

   Пассажиры притихли, наблюдая за спектаклем. Плач Симки усиливался, под сочувствующие взгляды зрителей. Опешившая кондукторша в ступоре стояла и вовсе глаза смотрела на рыдающую девочку.

   - Так, так... - пробормотала женщина, придя в себя. - Говоришь, обокрали? - Серафима согласно кивнула головой, шмыгнула носом. - Билеты потеряли? А были ли они?

   Соболева в момент утихла, резко наклонилась под руку кондукторши и попыталась проскользнуть.

   - Куда собрались? - женщина схватила Серафиму и Сашку за руки. - Вот в милиции и разберёмся, был у вас билет или нет!

***

   - Понимаете, тут такое дело... Александра пропала...

   На доли секунд в кабинете у Ефремова повисла гнетущая тишина. Виктор побледнел, мышцы его тела напряглись. Ведь не зря вчера вечером ему было так не по себе, словно чувствовал, что должно случиться что-то. Ну, прямо нутром чуял.

   - Ало! Виктор Егорович вы меня слышите?

   - Да слышу я, слышу. Клавдия Борисовна... Как такое могло случиться? - недобро протянул Виктор, пальцы против воли сжали трубку телефона. - Куда вы смотрели ё*?

   - Они с Соболевой сбежали... Вы понимаете эта Соболева такой трудный подросток... - сбивчиво объясняла директриса.

   - Я вас ещё раз спрашиваю, как такое могло случиться? Как из охраняемого здания смогли сбежать два ребёнка?

   - Во-первых, Соболева и Князева уже не дети. Скорей всего Симка опять отправилась на юг. Всё мечтает побывать на море...

   - В милицию заявляли?

   - Так я сначала вам решила позвонить, - растерялась директриса детского дома.

   - Не понимаю и как вам наше государство детей доверило? - рявкнул в трубку Виктор и бросил её на рычаг. - Нет, я не будет ждать, пока милиция начнёт искать девочек, - пробормотал он. - Я сделаю проще - сам пробью все возможные варианты.

   В течение часа он обзвонил все больницы, морги и участки. Остались только железнодорожные станции и вокзал. Виктор набрал номер линейного отдела МВД на железнодорожном транспорте.

   - Приёмная полковника Воропаева, - произнёс приятный женский голос.

   - Здравствуйте Вероника Вячеславовна! Это Виктор Ефремов из прокуратуры.

   - Ой! Здравствуйте Виктор. Я так рада вас слышать. Вы совсем забыли нас. Не приходите.

   - Я бы с удовольствием. Да всё дела... А Артур Васильевич на месте?

   - Да.

   - Можно с ним соединить?

   - Конечно!

   В трубке послышался щелчок и скрежет и в туже минуту ответил полковник.

   - Слушаю.

   - Здравствуйте Артур Васильевич! Вас беспокоит Ефремов из прокуратуры.

   - Привет Виктор! Сто лет тебя не видел и не слышал. И только сегодня вспоминал. Будешь жить долго! - засмеялся в трубку полковник.

   - Артур Васильевич мне очень нужна ваша помощь. Из детского дома сбежали две девочки. Одна из них моя подшефная. Помогите пробить все железнодорожные станции находящиеся не далеко от города. И если можно, чтобы ваши люди прошлись по всем отбывающим пассажирским поездам. Есть очень большая вероятность, что девочки сели на поезд или электричку, следующую на юг. Приметы я продиктую.

   - Хорошо.

   Виктор быстро продиктовал приметы Александры. Воропаев заверил, что сделает всё возможное.

   Теперь настал момент ожидания. Больше всего в своей жизни Ефремов не любил - ждать и опаздывать. Сейчас в минуты ожидания он ненавидел себя из-за назойливо лезущих в голову мыслей. Эта девочка стала для него родным человеком, и Виктор это понял слишком поздно. Почему он так привязался к сироте? Наверное, потому что сам из детского дома. Потому что в его двадцать восемь лет холостой жизни ему не хватало настоящей семьи, которой могла стать Сашка. Он зачем-то стал приходить к ней в детский дом, заваливать мягкими игрушками, куклами. Ему нравилось, когда её глаза светились счастьем и радостью от его неожиданных подарков...

   Именно сейчас Виктор ещё раз убедился в правильности своего давно принятого решения - он заберёт Александру из детского дома, как только найдёт. Жизнь так непредсказуема и может оборваться в одну секунду, напоминанием этого служили лежащих сейчас перед ним - горы папок с "глухарями". Теперь он боялся не успеть, помочь Сашке, не успеть поделиться любовью и заботой. Стать для неё близким и родным.

   Ефремов снова бросил взгляд на наручные часы. Время так медленно тянулось.

   Неожиданно кабинет наполнился резким звонком телефона. Виктор вздрогнул. Медленно потянулся к трубке, его руки дрожали:

   - Следователь Ефремов слушает.

   - Ну, что Ефремов тебе повезло. Нашли твою беглянку, - раздался весёлый голос полковника.

   - Где?

   - С электрички сняли. Она сейчас на станции в Свири. Так что езжай прямо туда.

   - Спасибо Артур Васильевич!

   - Да не за что. Счастливо. Свидимся ещё...

   Александра снова заёрзала на сиденье, ища удобное положение. Невзначай повернулась и положила голову на плечо Виктора, продолжая спать.

   Ефремов на секунду оторвал взгляд от дороги, посмотрел на спящею Сашку и улыбнулся. Счастье захлёстывало его душу. Ну, вот теперь она рядом и уже никуда больше не денется. Он станет ей отцом, братом, будет заботиться и оберегать...