Глава 21. Макушка Дьявола

Шхуна «Океания» была более старым, неудобным и куда менее годным к плаванию судном, чем то, которое совсем недавно оставили Том с Бото. Она была построена в Барселоне, имела реи на всех мачтах, но орудия на ней были расположены только по левому борту.

В отсеке с ядрами по соседству с бочками с водой, на самом дне судна, лежало шесть тонн балласта. Вес, конечно, предназначался для придания судну большей остойчивости, но при этом делал его менее маневренным. Вдобавок полотнища парусов были сильно обтрепаны, снасти почти сгнили, и лишь только самое необходимое было кое-как починено и подлатано.

Уже через неделю плавания Том сообщил Бото, что навигация на этом судне тоже велась на устаревший манер. Морские карты, если и были когда-то верными, теперь сильно устарели и, по мнению Тома, были не слишком надежными. Штурман, следивший за правильностью курса, постоянно находился в подпитии и то и дело терял свой квадрант, обходясь старым градштоком.

Судя по тому, как шхуна двигалась, создавалось впечатление, что ее не килевали уже много лет.

В придачу боцман не преувеличивал, когда говорил о крысах. Если кто и чувствовал себя на борту отлично, так это они. Том то и дело находил все новые и новые гнезда, причем многие из них оказывались в опасной близости от кладовок и погребов с припасами. Коку, похоже, было все равно, а капитан Эдуардо Муньеко больше всего был занят своими ежедневными променадами по палубе, куда в хорошую погоду выходила прогуляться львиная часть тех двухсот пассажиров, которые путешествовали на борту.

«Океания» походила на плавучую гостиницу, переправлявшую на запад людей, мечтавших обрести счастье в Новом Свете, и на восток тех, кто уже удовлетворил эту потребность. Оттого весь корабль был пропитан тоской по дому, ожиданием, надеждой и нетерпением. Скучное однообразие дней нарушалось лишь демонстрациями модных костюмов капитана Муньеко. Это был небольшого росточка заплывший жиром мужчина в большом черном, белом или ярко-рыжем парике. Его излюбленным нарядом были шелковые штаны и куртка, чулки в крапинку и до блеска начищенные туфли с четырехугольными носами и высокими каблуками, вся одежда была выдержана исключительно в пастельных тонах. Занятый своим внешним видом, Муньеко вспоминал про капитанские обязанности, лишь когда обстоятельства принуждали его к этому. В остальное время он общался с небольшой по числу, но избранной публикой, состоявшей из пассажиров, имевших деньги или титулы. Эти люди жили на средней палубе, где из-за нехватки кают их спальные места отделялись друг от друга загородками из одеял. Большая же часть пассажиров теснилась на нижней палубе.

Кроме обязательной морской болезни на судне то и дело вспыхивали ссоры по поводу затерявшихся вещей, выплескивалось раздражение на владельцев домашних животных и слышались жалобы на медлительность и нерасторопность команды.

Доказав свои способности по части ловли крыс, Том был назначен юнгой и тем самым получил доступ в те же места, где бывала Тео.

В отличие от других пассажиров, нывших по каждому поводу, она ни разу не выразила своего неудовольствия. Обычно она стояла на палубе, подставив лицо встречному ветру, махала дельфинам, ахала, когда матросы карабкались на мачты, и радовалась, когда они благополучно слезали обратно. Она ела что давали, не страдала морской болезнью и ни разу не болела уже ставшими привычными для других желудочными расстройствами.

Том не часто видел ее жениха, сеньора Саласара, который близко сошелся с капитаном и проводил много времени в его каюте, появляясь из нее лишь тогда, когда капитан выходил на прогулку или когда боцман устраивал среди матросов очередное соревнование, чтобы хоть как-то убить время.

Бото стал кем-то вроде парусного мастера. Вооружившись трехгранной парусной иглой и специальной кожаной перчаткой-гардаманом, он чинил прорехи в старых парусах. Это была тяжелая работа, потому что полотнище было толстым, но в перчатку была вшита пластинка из свинца, которая помогала продавливать иглу сквозь материю. Днем и ночью он сидел, устроившись на рее, и шил.

Когда Том не мог нигде найти Ньо Бото, ему достаточно было просто взглянуть наверх, и он тут же видел маленькое красное пятнышко на фоне лазурного неба. Том свел знакомство со вторым помощником капитана, еще довольно молодым человеком, который рад был облегчить свою тоску по дому и с удовольствием слушал занимательные рассказы Тома. Именно он поведал ему, что их штурман был не ахти какой специалист в навигации, и на девятый день их плавания, когда ветер дул прямо на юг, Том утвердился в своих подозрениях на этот счет. Следование неправильным курсом означало несколько лишних недель пути, а это, в свою очередь, могло грозить серьезными неприятностями.

Ночью Том сидел с Бото на палубе и изучал звезды, держа в руках самодельную карту Атлантического океана.

– Если мы в самом скором времени не изменим курс и не пойдем на северо-запад, то мы никогда не достигнем Азорских островов, – сказал Том. – Сейчас мы движемся почти прямым курсом на восток, а это совершенно неправильно.

– Ты знаешь это, Том?

– Ну конечно! Стал бы я просто так болтать.

На следующий день Том разыскал второго помощника капитана, и тот провел юнгу к капитану, который в это время дня занимался тем, что полировал свои ногти.

– Покажитесь-ка, молодой человек.

На Муньеко были надеты длинный красный плащ и прикрывавшая его лысую голову шапочка с длинной кистью. На специальной подставке висело три парика – один больше другого.

Саласар Феликс тоже был там. Он по-хозяйски расположился за письменным столом капитана, где были разбросаны циркули с линейками и лежали подзорные трубы и морские карты. Кроме них был там и квадрант самой последней модели, и Том спросил себя, что он делает здесь, когда ему самое место на шканцах. Сам Саласар сидел с маленьким черным томиком катехизиса и делал вид, что читает, пока Том излагал свои соображения по поводу неправильного курса.

Услыхав такое, Муньеко пронзительно вскрикнул, запричитал, как баба, потом протянул руку, нахлобучил на голову коричневый парик и, поглядевшись на себя в зеркало, воскликнул:

– Да что этот щенок себе позволяет?!

Затем капитан обернулся к Саласару.

– Это один из ваших знакомых, сеньор?

– Том Коллинз, – начал Саласар, захлопывая книгу, – известен своим беспокойным нравом, но у него есть голова на плечах, господин капитан. Я не буду рассказывать вам обо всех его деяниях, но, по словам его сестры, он много времени провел на море. Поэтому, если он говорит, что мы идем неправильным курсом, я бы на вашем месте обратил внимание на эти слова.

Том улыбнулся Саласару, радуясь неожиданной поддержке. Хотя на борту и так все знали, что штурман был ленив, часто напивался и редко выбирался на шканцы.

Капитан шагнул к Тому и смерил его недовольным взглядом. Он был на полголовы меньше Тома и компенсировал разницу тем, что носил каблуки.

– Что ж, посмотрим, как ты умеешь обращаться с квадрантом.

Том поклонился и, подойдя к письменному столу, взял одну карту. Потом схватил вторую, быстро просмотрел и снова отложил, проглядел еще парочку, пока наконец со вздохом не сообщил, что все карты устарели и полагаться на них нельзя.

У капитана это вызвало новый приступ ярости, который смог смягчить лишь спокойный голос сеньора Саласара.

– Все же я считаю, что стоит прислушаться к словам этого юноши, – мягко произнес он.

– Чтобы меня учил какой-то рыжий сопляк?

Капитан запыхтел и поменял парик.

– Представим, что он читает нам лекцию, – предложил Саласар и с ободряющим видом кивнул Тому.

– Если мы, – начал Том, – в течение следующих десяти недель не достигнем Азорских островов, то наши вода и провизия закончатся. Продолжая идти тем курсом, которым мы следуем сейчас, мы удлиним наше плавание как минимум на две недели. Поэтому мы уже сейчас должны начать экономить воду.

– Да ну? Известно ли тебе, – ехидно проговорил Муньеко, – сколько лет я хожу по морям? Неизвестно! А я, если брать то время, которое я проработал в должности старшего помощника в Английском канале, уже тридцать лет хожу под парусом. И ты еще будешь учить меня? Да меня сейчас удар хватит от такой наглости. Ладно, раз ты такой умный, то определи широту.

Том взял квадрант и забормотал вслух:

– Это модель старого образца. Его шкала равняется четвертой части круга. Судя по песочным часам, до полудня осталось совсем немного. С помощью квадранта, каким бы старым он ни был, можно определить угол между солнцем и горизонтом и вычислить широту того места, где мы находимся. Если капитан позволит, я выйду на палубу?

Вскоре Том вернулся обратно.

Теперь капитан был полностью одет и с величественным видом сидел за письменным столом, вооружившись на всякий случай циркулем и подзорной трубой.

– Ну и что нам скажет этот ирландский выскочка?

Том откашлялся.

– Скажу, что мы находимся на два-три градуса севернее тропика Рака, синьор. Это составит 25 градусов северной широты. И если капитан позволит, говоря начистоту, это неверный курс.

Муньеко бросил взгляд на своего второго помощника, который тут же опустил голову и уставился в пол. С большой неохотой капитан признал правоту Тома.

После этой маленькой интермедии курс корабля был выправлен. Штурман получил выговор, а Том был отправлен обратно в трюм ловить крыс.

Одна неделя сменялась другой, в однообразии повседневной жизни уже просматривался некий внутренний ритм. Пассажиры привыкли к еде, судовым правилам и, не в последнюю очередь, к безделью.

Однажды ночью, когда шхуна шла по морю, делая свои десять узлов, Том повстречал на палубе сестру, которая привыкла гулять здесь в одиночестве. Большинство пассажиров спали, матросы, что несли вахту, сидели небольшими группами возле судового фонаря – играли в карты или слушали кока, который напевал какую-то мелодичную песенку.

Шла четвертая неделя их плавания, и кожа Тео – прежде всегда такая белая, без единого пятнышка – загорела и обветрилась.

Том, конечно, не удержался и поддразнил сестру, а потом носился, уворачиваясь от нее, вокруг мачт, держа на весу две ловушки для крыс, которые они сделали вместе с Бото.

– Вот и сиди со своими крысами! – кричала запыхавшаяся Теодора. – Только на это и годишься!

– А еще на то, чтобы повернуть судно в нужном направлении, – и Том самодовольно взглянул на свою сестру. – Вот тебе и крысы…

Под ними катил свои волны Атлантический океан, и шхуна качалась из стороны в сторону. Из трюма доносились блеяние овец и хрюканье свиней.

– Вот это жизнь! – воскликнула Теодора, глядя на Тома сияющими глазами. Он кивнул.

– Чем труднее, тем лучше – это ты хочешь сказать?

Теодора подошла к борту, подняла руки и закричала ветру:

– Я хочу, чтобы был шторм и ураган, тайфун, дождь и ливень, и раскаты грома! Попадал ли ты когда-нибудь в настоящий ураган, Том?

Том подумал и с сожалением признал, что нет, не приходилось.

– Но есть кое-что другое, – и он лукаво улыбнулся. – Весь вопрос в том, хватит ли у тебя на это смелости.

Теодора приблизилась к нему вплотную. Вид у нее был очень решительный.

– Говори же, – прошептала она.

– Тебе придется переодеться, – Том поглядел на платье сестры. – Там, куда мы полезем, лучше иметь одежду поудобнее.

– И куда же мы полезем? – Тео скептически прищурила один глаз.

Том испытующе поглядел на нее и указал вверх.

– У нас это зовется Макушка Дьявола, – сказал он, – грот-брам-рея.

Тео запрокинула голову и посмотрела вверх.

Грот-мачта возвышалась над ней всеми своими ста тридцатью футами. С этого расстояния верхняя рея казалась не больше штопальной иглы. Громадные паруса ревели на ветру, снасти стучали и бились при каждом новом порыве. Этой ночью природные стихии вытворяли что хотели. Шторм примчался на свидание с морем, и теперь, с небесами в качестве единственного свидетеля, любовники бушевали вовсю. Их страсть рвала в клочья тучи и посылала проблески зарождающегося нового дня сквозь ночь – ввысь, в небесный свод. Неудивительно, что луна отвернулась прочь и напустила на себя холодный вид, ибо ничем нельзя удивить эту бледную планету, чья улыбка обращена внутрь себя и чей взгляд пугает совсем юных.

Буйство стихий отражалось в глазах Тео, которая с недоверием взирала на брата.

– Ты безумец, – крикнула она.

Том склонил голову набок.

– Что ты хочешь этим сказать?

Тео показала наверх; ее непослушные волосы обрамляли голову черным ореолом.

– Никто в здравом уме не полезет туда.

– Да неужели, – воскликнул Том, перекрикивая рев бури, – а как же, ты думаешь, мы меняем тогда снасти, которые держат грот-брамсель, если не взбираемся при этом на верхнюю рею?

Теодора понизила голос и, приблизившись к нему вплотную, спросила:

– А ты, значит, бывал там?

– Много раз, – ответил Том. – Только на Макушке Дьявола начинаешь чувствовать, что такое парус, как движется корабль, ощущаешь силу ветра и понимаешь, насколько велик мир. И насколько мал ты сам.

– Так я для этого должна лезть наверх, Том? – прокричала Теодора ему прямо в ухо. – Чтобы узнать, насколько я маленькая?

– Я хочу устроить тебе свадебный подарок. Когда ты будешь потом сидеть за обеденным столом в Андалусии и умирать от жары и скуки рядом со своим прожорливым супругом, вспомни ветер на верхушке грот-мачты, и ты заново прочувствуешь силу стихий, ощутишь сосание под ложечкой и испытаешь страх и восторг от сознания того, что живешь.

Она бросила на него свирепый взгляд.

– Да как ты смеешь говорить со мной в таком тоне! – крикнула она.

Том не ответил.

Они смотрели друг другу в глаза.

– Скидывай штаны и куртку, – наконец решительно велела она.

– Тео, я пошутил.

– Скидывай штаны, я сказала. Учти, я в последний раз иду у тебя на поводу, братец. Я принимаю вызов. Через три дня меня будут уже звать не Васкес, как моего отца, а Саласар – как моего мужа. Капитан Муньеко обвенчает нас, нам предоставят отдельную каюту, дабы наше плавание стало более приятным. Так что вид с Макушки Дьявола очень скоро пригодится мне как нельзя лучше, поэтому давай сюда свою одежду.

Отдав сестре свои старые поношенные штаны и куртку, которую он надевал, когда охотился на крыс, Том отправился проведать Бото.

Еще в самом начале плавания они нашли неподалеку от руля каморку с провизией, где могли побыть одни, без пьяных моряков и недовольных пассажиров.

– Когда-нибудь я сошью тебе пару красных штанов, – сонно произнес Бото.

– Обязательно. Спи давай, – пробормотал Том.

– У них будут карманы, спереди и сзади, потому что тебе всегда есть что туда положить. И они будут такими же красными, как моя рубашка.

– Спокойной ночи, Ньо Бото.

– Куда ты собрался?

Том вздохнул.

– Я иду с сестрой, – ответил он.

– На танцы?

Том улыбнулся, но тут же снова стал серьезным.

– Быть может, я сделал кое-что, о чем потом пожалею, – пробормотал он. – Тео, которая ничего не видела в своей жизни, собирается выходить замуж за отца Инноченте.

– Тогда ее жизнь станет похожа на блуждание во мраке бесконечно долгой ночи, – заметил Бото и повернулся на бок.

Том присел рядом.

– Я хочу взять ее с собой на Макушку Дьявола.

– Ты серьезно?

– Конечно, а ты что думал? По мне, пусть лучше она упадет с верхней реи, чем явится на это венчание. Звучит странно, да, Бото?

– Нет, не странно, – отозвался Бото, по-прежнему лежа спиной к Тому.

Том скомкал одежду в узел.

– Ну а если не странно, то что об этом скажет тот, кто даже во сне может давать мудрые советы?

– Возьми туда еще сеньора Саласара, – пробормотал Бото.

Том усмехнулся и укрыл Бото одеялом.

– Увидимся, – шепнул он.

Тео стоит перед ним в шерстяных штанах и старой куртке, которая ей велика. Волосы собраны в пучок на затылке. В таком виде она похожа на мальчика. Невероятно красивого мальчика.

– Мы начнем с грот-марса, – кричит Том, – площадки над нижним парусом. Может, с тебя и этого хватит, потому что оттуда вид тоже ничего.

– Сначала ты, Том Коллинз.

– Скажи, если передумаешь.

Теодора смотрит мимо него, шепча что-то себе под нос; потом поднимает голову, и ее взгляд упирается в Тома.

– Поздно отступать, – отвечает она.

Том медлит, но в конце концов ставит ногу на снасть и лезет вверх, все выше и выше.

Он не смотрит вниз, его движения спокойны и уверенны, и через несколько минут Том оказывается на четырехугольной площадке между гротом и грот-марселем, где стоит неописуемый шум.

Ветер усиливается, и волны перехлестывают через палубу, растекаются большими лужами, перекатываются от носа до кормы, чтобы потом начать все сначала.

Том смотрит вниз, на свою сестру, которая, сцепив зубы, упорно лезет вверх. По характеру она, конечно, боец, но сейчас явно не рассчитала свои силы. В полном изнеможении Тео ложится животом на площадку и с трудом выбирается на нее, отказавшись, однако, от помощи Тома. Потом она встает на ноги, но тут же, испуганно ойкнув, прижимается к мачте.

– Здорово, правда? – кричит Том.

– Чудесно, – отвечает она, бросая на него хмурый взгляд.

– Ветер так шумит и грохочет, что просто одно удовольствие!

Том подпрыгивает и, ухватившись за трос, качается на нем, как обезьяна на лиане, смеясь и крича в лицо ветру. Теодора смотрит на него во все глаза, но не произносит ни звука. Она стоит, обняв мачту и плотно сжав губы.

– Бото предложил взять сюда твоего суженого.

Том подмигивает.

Тео поднимает одну бровь и цедит сквозь зубы:

– Я думала, мы полезем до самого конца, но ты, кажется, испугался, полукровка?

Том оказывается рядом с ней и обнимает ее за талию.

– Как говорила одна баба, поколачивая скалкой мужа, лучшее ждет тебя впереди. Вперед же, Теодора!

Том карабкается по вантам вверх, работая как заведенный. Все выше и выше, быстрее и быстрее, не обращая внимания ни на что вокруг, он крепко хватается руками и ногами – его мускулы напряжены, чувства обострены до предела.

Вскоре он видит прямо над собой грот-марса-рею и тут наконец замечает, насколько сильно качает судно.

Том нечасто забирался сюда и, хотя и полагал, что испытал в этой жизни все, сейчас не мог справиться с бешеным сердцебиением.

Он смотрит вниз, и его губы сами собой раздвигаются в улыбке. Тео лезет вверх, лихорадочно работая руками и ногами, борясь не только со снастями и усталостью, но и с самой собой. Ее глаза мечут молнии, волосы растрепались, она похожа на какого-то страшного демона. И Том внезапно понимает, что, если когда-нибудь ему придется сражаться за свою жизнь, он бы хотел иметь рядом с собой Теодору Долорес Васкес.

– Еще три фута, и ты на месте, Тео, – кричит он и протягивает ей руку.

– Да пошел ты, ирландец, – хрипит она и из последних сил взбирается наверх.

Том подвигается, уступая ей место, и сестра хватается за рею, словно потерпевший кораблекрушение за бревно, – тяжело дыша и с дико горящим взглядом.

Отсюда расстояние до палубы кажется огромным.

– Море-то как разыгралось, – улыбается Том. – Отсюда и небо кажется близко, и Господь Бог с его лоциями. Бото знает историю о том, как появились звезды. Хочешь послушать, Теодора?

Она поворачивает к нему свое лицо и прижимается губами к его уху.

– Вот где край света, – шепчет она.

– Может, пора спускаться, а, Тео?

Она мотает головой и презрительно улыбается. Том узнает это выражение ее лица, но не знает, нравится оно ему или нет.

– Не надо было брать тебя сюда, Тео.

Она смотрит на него.

– Еще как надо было. Я никогда этого не забуду и навсегда запомню, как сильно я люблю жизнь.

Она кладет свою ладонь ему на щеку.

– Спускаемся, Тео.

Она мотает головой.

– Не сейчас, Том. Не сейчас.

– Я не могу смотреть на твое лицо.

Тео не отвечает.

– Если ты любишь жизнь, – кричит Том, – как ты можешь выходить замуж за отца Инноченте?

– Завтра я разорву помолвку, – шепчет Тео.

Том хватает ее за руку.

– Это замечательно, Тео, это же просто замечательно!

– Я не хочу никого обманывать, – продолжает Тео, – а Саласара и подавно. Но за эти четыре недели в море я увидела небо – то черное, то серое, но прежде всего – огромное, голубое небо, и в первый раз по-настоящему поняла, что такое свобода. Поняла, что я могу потерять.

Она устремляет взгляд вверх.

– Можешь мне объяснить, что такое свобода, Том?

– Самая верхняя рея, – смеется Том.

Тео смотрит прямо перед собой.

– Полная противоположность сеньору Саласару, – говорит она.

Том притягивает ее к себе.

– Ты даже не представляешь, как у меня полегчало на сердце, – шепчет он. – Свобода – это полная противоположность сеньору Саласару. Так оно и есть, Тео, так оно и есть.

Она высвобождается из объятий брата.

– Нет, – говорит она, – ничего не получится. Мой жених не позволит мне сорвать церемонию. Он обратится к верховной власти в лице капитана Муньеко, и тот решит, что мы должны обвенчаться, как и было условлено.

Теодора понижает голос:

– Решено, что мы соединим себя священными узами брака послезавтра на рассвете, в день рождения Саласара. Я стану его женой в ту секунду, когда первый луч солнца разорвет тьму.

Том смотрит на Тео во все глаза.

– Ты что, не можешь отказаться? – шепчет он.

Тео не отвечает. Том хватает ее за руки и начинает трясти.

– Должен же быть выход! – кричит он.

Она смотрит на него.

– Должен. Он есть. Ты прав, вот она – свобода, и я никому не позволю отнять ее у меня.

Том берет обеими руками Тео за голову и прижимается лбом к ее лбу.

– Тео, – шепчет он, – посмотри на меня. Послушай меня. Я не знаю, что ты задумала, но… но я только хочу сказать, что выход есть всегда. Чего только со мной не происходило, в каких только переделках я не оказывался. За мной гнались с ножом и абордажной саблей, грозили дубинкой и виселицей. Но, Тео, человек обязан жить… он обязан…

– Что он обязан?

– Крепко держаться за свою жизнь, Тео, крепко.

– Думаешь, хуже смерти ничего нет, Том?

Тео устало улыбается.

– В таком случае ты ошибаешься. Одиночество куда страшнее. Тебе никогда этого не понять, Том. Не потому, что ты ирландец, а потому, что ты мужчина.

– Спустимся вниз, Тео.

Но вместо того чтобы покрепче ухватиться за ванты, Тео отпускает руки и, обняв Тома, целует его.

– Я всегда любила тебя, Том Коллинз, всегда. И ненавидела тебя, как чуму. Но в глубине души я тебя любила. Взгляни наверх, малыш! Посмотри на Макушку Дьявола!

– Лучше я посмотрю на тебя.

Она улыбается ему и вытягивает руки в стороны. Ветер треплет ее волосы. Глаза горят. Первый раз в жизни Том видит в глазах сестры слезы.

И тут она прыгает.

На долю секунды Тео зависает в воздухе – голова откинута назад, глаза широко распахнуты.

На головокружительную долю секунды время останавливается.

И вот она уже падает вниз. Цепляется за трос, переворачивается и снова летит вниз.

Рука. Пальцы. Захват.

Разум, мысли, чувства. Все прочь.

Только тело на ветру.

Он скользит по канату вниз и, уцепившись ногами за снасть, бросается вперед – тело вытянуто, голова опущена.

Рука, пальцы. Ее запястье.

Звуки снова возвращаются – в уши врывается рев моря и завывание парусов на ветру.

Она висит под ним. Глаза широко распахнуты и черны как уголь.

– Отпусти… меня… Том!

– Никогда!

Она мотает головой и извивается всем телом. Ему кажется, будто у него вот-вот оторвется рука. Но он лишь стискивает зубы и держит еще крепче.

– Черт бы тебя побрал, ирландский полукровка, – вопит она, – отпусти меня!

– Никогда, Тео, никогда!

И шепотом добавляет:

– Если ты хочешь стать свободной, то не так.

И в этот момент ее пальцы начинают выскальзывать из его руки. Он слышит ее крик и чувствует, что силы покидают его.

– Так ты заберешь меня с собой в могилу, – рычит он, – если не ухватишься за снасть, Тео, ты заберешь меня с собой!

– Отпусти меня, Том!

Он смотрит наверх.

– Мы идем к тебе, Отец Небесный, – кричит он, – мы идем к тебе! Раб Божий Коллинз, со мной моя сестра.

Тео хватается рукой и повисает на снасти рядом с ним. Оба со стоном громко выдыхают.

У них нет сил говорить. Том продолжает держать Тео за запястье. Он не отпустит ее, пока они не коснутся ногами палубы.

Судовой колокол пробил три склянки, нарушая тишину, воцарившуюся на «Океании».

Том принес с камбуза кувшин воды для себя и для Тео. Сестра за все время не произнесла ни слова.

Они обтерли свои лица и руки, липкие от пота и соленой влаги.

Том осушил кувшин и почувствовал на себе взгляд сестры.

– Я осталась совсем одна, – наконец заговорила она. – Мамы не стало. Ты уехал. Остались только мы с Лопесом. Я начала ненавидеть таверну, ненавидеть свою работу; в конце концов я возненавидела весь Невис. Мечтала только о том, чтобы уехать оттуда. Если бы это можно было сделать на твоей старой лодке! Каждый вечер я внимательно разглядывала посетителей в надежде, что один из них возьмет меня с собой. Но те, кто предлагал мне это, были либо еще более безнадежны, чем я, либо преследовали совсем иные цели. Прошел еще один год. Я начала терять надежду. И вот однажды вечером появился он, сеньор Саласар. Уже не как инквизитор, а как обычный человек. Думаю, глядя на меня, он сразу догадался, насколько мне было тоскливо. И воспринял это как согласие на брак. Мне же было все равно. В тот вечер я собрала свои вещи. Хотя до отплытия оставался еще месяц.

Том задумался и сидел так какое-то время, погруженный в свои мысли. Потом взял Тео за руку.

– Я беру тебя с собой, Тео, – сказал он.

– Меня? Куда?

Том улыбнулся.

– На край света.

Тео покачала головой.

– Несносный ты ирландец, что мы там будем делать?

– Избавимся от него.

– О, так ты хочешь убить сеньора Саласара?

Том кивнул.

Тео закрыла глаза и вздохнула.

– Сразу видно внука Грании. Спасибо судьбе. Ты спасаешь жизнь мне и хочешь отнять ее у другого, да?

– Бог дал, Бог и взял.

Теодора встала на ноги.

– Но ты не Бог, Том Коллинз. Ты нищий полукровка, и, быть может, в следующий раз это мне придется брать тебя с собой.

Том улыбнулся. Наконец-то он узнает прежнюю Тео.

Теодора быстрым шагом прошлась по палубе, но внезапно развернулась и, глядя на Тома прищуренными глазами, сказала:

– Клянусь Богом, у тебя достанет решимости выполнить то, что ты задумал. Хладнокровно убить сеньора Саласара. Клянусь Богом, ты можешь это сделать. Но этого никогда не будет.

– Не будет?

Тео вдруг улыбнулась и поцеловала брата в щеку.

– Это работа для испанца.

Глядя на свою сестру, Том подумал, что, похоже, ошибался насчет испанцев. В них, возможно, все-таки было что-то хорошее.

Короткое время спустя он уже лежал рядом с Ньо Бото.

– Разве жизнь не прекрасна? – прошептал Том и закрыл глаза.

И сам себе ответил:

– Хотя твоя рубашка все еще воняет плесенью, жизнь прекрасна.

– Когда запах выветрится, – ответил Бото, – я хочу ее подарить.

– А я думал, ты ее любишь.

– Люблю.

Том вздохнул.

– Когда я все-таки научусь тебя понимать? – пробормотал он.

* * *

На следующий день Тома позвали к капитану.

Это был обычный спокойный день, почти безветренный, но, хотя шхуна почти не двигалась, все воспринимали это спокойно, потому что корабль все равно шел с опережением графика. Было решено воспользоваться штилем и починить снасти, исправить небольшие повреждения корпуса и очистить штурвал. Для этой работы позвали Тома, который все дни напролет хвастался своими незаурядными способностями ныряльщика.

В капитанской каюте кроме самого капитана Муньеко были также штурман и сеньор Саласар.

– Штурман считает, что руль плохо двигается.

Капитан широко улыбнулся.

– Поэтому мы решили, что кому-нибудь надо нырнуть и заняться его очисткой. Я позвал плотника, так что ирландцу Коллинзу с его незаурядными способностями ныряльщика будет с кем посоперничать.

Капитан бросил взгляд на штурмана, который все это время с мрачным видом смотрел на Тома. После истории с неправильным курсом их отношения нельзя было назвать дружескими.

– Ведь ты действительно такой хороший пловец, как говоришь? – проворчал Муньеко.

Том не успел ответить, потому что в дверь постучали.

– Ага, вот и наш плотник, – произнес капитан и сам открыл дверь.

В каюту шагнул мужчина.

В эту секунду Том почувствовал, что время остановилось. Он словно очутился на дне оврага, длинного-предлинного, но все же не настолько, чтобы нельзя было различить лицо и фигуру человека, стоящего на его другом конце. Внезапно до Тома донеслись шелест ветра в сахарном тростнике, скрип мельничных крыльев и исходящий от земли жар. Его сознание словно раскололось надвое, а внутри все похолодело.

Но он находился сейчас не в овраге и уж тем более не на поле среди сахарного тростника, а в капитанской каюте лицом к лицу с приглашенным плотником, который, вцепившись рукой себе в подбородок, смотрел на Тома во все глаза, не скрывая изумления и радости.

– Том Коллинз, – произнес он и шагнул вперед. – Вот мы и встретились снова.

Муньеко удивленно взглянул на него.

– Вы знакомы?

Корабельный плотник кивнул, по-прежнему не спуская с Тома глаз.

– Еще как, – ответил он. – Не правда ли, Том-бомба?

Том не ответил, но покосился вправо-влево, словно мышь, выискивающая лазейку. Саласар Феликс, видимо, почуял что-то неладное и ухватил Тома за плечо.

– Объясни же нам, юноша, – сказал он, – откуда ты знаешь этого плотника?

Не сводя глаз с Саласара, Том обратился к бывшему инквизитору, понимая, что сейчас спасти его сможет только он.

– С тех самых пор, как я работал на плантации, – негромко ответил Том. – Этот плотник – француз, и имя его – Пьер, но раньше все называли его Волк.

– А этого ирландского сопляка, – высоким дрожащим голосом выкрикнул Пьер, – ищут по всей Ямайке, да и по всему Карибскому морю тоже!

Тишина, нависшая над морем, в мгновение ока заполнила собой всю каюту и расползлась по лицу штурмана недоброй ухмылкой.

– Очень надеюсь, – продолжил Пьер, – что, как только господин капитан узнает, что натворил этот Том Коллинз, он ни секунды не позволит ему оставаться на свободе и тотчас закует его в кандалы.

Теперь все внимание было приковано к Тому, который решительно поднял голову и сказал, что все, что он натворил, было сделано исключительно для самозащиты.

Спустя полчаса Том все еще сидел в капитанской каюте, но теперь его руки были стянуты ремнем за спиной, а сам он привязан к стулу прочной пеньковой веревкой.

Слева от Тома сидели Саласар Феликс, штурман, боцман и судовой врач вместе с одним из пассажиров в чине полковника. Справа разместился Волк.

В центре за письменным столом восседал главный судья, капитан Муньеко, который по такому случаю переоделся и сменил парик. Он звякнул колокольчиком и начал допрос с того, что предоставил слово корабельному плотнику Пьеру Августину. Тот поднялся и почтительно поклонился капитану.

– Господин капитан, – начал он, – мое имя Пьер Эмиль Августин. Мне сорок шесть лет, я родился в Марселе и был принят на борт в качестве корабельного плотника. Последние пять лет, вплоть до того дня, как я оказался на этом славном судне, я работал на ямайской сахарной плантации, которая называлась «Арон Хилл», – место с очень хорошей репутацией, известное образцовым ведением хозяйства и мягким отношением к неграм. На плантации я был бомбой, надзирал за работниками, то есть за рабами. Моим ближайшим начальством был голландец по имени Йооп ван дер Арле, упокой Господь его душу. Всего нас было восемь бомб, и мы трудились не щадя себя с утра до вечера, потому что проведали, что несколько рабов задумали устроить мятеж. Самого опасного из них звали Кануно. Жестокий и неуправляемый дикарь, он ждал лишь того дня, когда сможет всадить свою мотыгу в спину белому и спалить все дотла.

Волк оглядел всех собравшихся.

– Но Кануно, этот чернокожий дьявол, понимал, что одному ему не справиться, потому что «Арон Хилл» была, как я уже упоминал, образцовой плантацией и мы, бомбы, не спускали с него глаз.

– Будьте добры, покороче, – проворчал капитан.

Пьер кивнул.

– В один прекрасный день мы обнаружили дым в юго-западной части поля. И хотя мы делали все, что могли, огонь быстро охватил всю плантацию. Оказалось, что это был поджог, который совершил один из приятелей Кануно, некий Джордж. Мы тут же схватили самого Кануно и, приковав его к столбу, бросились в погоню за поджигателем. С нами был Том-бомба, вот этот рыжеволосый ирландец, которого вы видите перед собой. Но, оказалось, он был другом этого Джорджа! Другом этих грязных негров и большим мастером вешать лапшу на уши. На это я очень прошу господина капитана обратить внимание, когда он даст слово этому парню. Том-бомба нашел поджигателя, но, вместо того чтобы схватить его и предать заслуженному наказанию, предатель отдал ему свою лошадь, а затем, пока все сражались с огнем, освободил Кануно.

Пьер еще раз оглядел собравшихся.

– Меньше чем за сутки больше половины «Арон Хилла» сгорело дотла. Тридцать рабов сбежало. Некоторые из них успели ограбить хозяйскую усадьбу. Мы бросились в погоню за Томом Коллинзом, и мой друг и коллега Франц Брюгген нашел его в Порт-Ройале.

Пьер склонил голову и продолжил сдавленным от слез голосом:

– На одном из вонючих постоялых дворов Коллинз перерезал горло старине Францу, который меньше чем за час истек кровью и умер. Мастер Йооп и остальные бомбы погнались за убийцей через весь город и наконец настигли его на берегу моря. Йооп велел Коллинзу сдаться, чтобы потом его могли судить по закону, как и положено, но Коллинз выстрелил, мастер Йооп мертвый упал в воду, и она стала красной от его крови, а Коллинз прыгнул в волны и скрылся. Он думал, что сможет спрятаться, – оставил Карибы и перебрался подальше, в Испанию. Но справедливость все-таки есть, и мое старое сердце радуется, видя, что теперь этот убийца, поджигатель и мятежник получит по заслугам. Больше мне нечего сказать, господин капитан. Да будет Господь мне свидетелем.

Волк сел и с отвращением отвернулся от Тома. Вокруг тотчас же послышался свирепый ропот.

Наконец Муньеко дал слово Тому.

После короткой паузы Том рассказал о своей жизни на плантации. О дружбе с Сахарным Джорджем и его женой Тото. О продаже их маленькой дочери и о том, как Франц Брюгген и Йооп ван дер Арле обращались с неграми. Он рассказал также о своей дружбе с Сарой Бриггз, но на этом месте был перебит капитаном, который хотел точно знать, участвовал ли Том в поджоге плантации. Да или нет!

– Нет, сеньор, – ответил Том.

– Ложь! – выкрикнул Волк.

Капитан попросил его помолчать.

– Ты действительно перерезал горло белому бомбе?

– В целях самозащиты, сеньор. Либо я, либо он.

– И ты стрелял и прикончил этого фламандца, Йоопа ван дер Арле?

– Нет, сеньор, он был застрелен испанским офицером. У меня никогда не было огнестрельного оружия.

– Ложь на лжи! – крикнул Волк. – Вы видите перед собой убийцу двух человек и…

Капитан Муньеко встал.

– Это очень серьезное обвинение, – произнес он. – Я должен попросить четырех из моих матросов отвести обвиняемого в трюм. Там он будет сидеть до тех пор, пока я не закончу совещаться с этими господами. Если нам потребуются какие-либо дополнительные разъяснения, мы позовем сюда и свидетеля, и обвиняемого. В противном случае решение будет принято без их участия. Плотник может идти.

Карцер, в который поместили Тома, был размером с собачью будку, где он жил в «Арон Хилле». Здесь стояли стол, койка, а в стене было небольшое смотровое отверстие, в которое было видно лишь немного моря.

Том не знал, сколько часов провел в заключении, но на улице уже стемнело, когда штурман наконец отпер дверь.

Снаружи стояли капитан, сеньор Саласар и пьяный полковник. Штурман громко зачитал приговор. Он был написан красными чернилами на плотном листе бумаги, внизу красовалась подпись капитана.

– Матрос Том Коллинз, – зачитывал штурман, – обвиняется в двойном убийстве, поджоге и подлом поведении по отношению к своему хозяину. Посовещавшись, беспристрастное жюри, состоящее из почтенных и законопослушных людей, во главе с капитаном судна сеньором Муньеко, признало Коллинза виновным по всем пунктам обвинения. Приговор подписан в присутствии свидетелей и при их единодушном одобрении. Том Коллинз приговаривается к смерти через повешение, и на рассвете приговор будет приведен в исполнение.

После оглашения приговора дверь закрыли и заперли на замок.

С приходом ночи на море опустился густой туман.

Том сидел у щели и смотрел на черно-синий океан, где еще недавно бушевавшие волны сменились бесконечной гладью цвета блестящей стали.

Через час дверь снова открылась, чтобы впустить последнего посетителя. Теодоре милостиво разрешили повидать брата, но только в присутствии охранника.

Они разговаривали через решетку. У Теодоры было строгое лицо и напряженный взгляд. Они просунули руки сквозь прутья решетки и теперь крепко держали друг друга, переплетя пальцы.

Тому больше всего хотелось поговорить о маме, но Тео все время его перебивала. Рассказывала ему, каким замечательным братом он для нее был. И каким отважным мужчиной стал.

– Лучше думай об этом, Том, и не надо думать о другом. Слава о тебе разойдется, как круги по воде.

Том сказал, что беспокоится за Ньо Бото и его участь.

– Не думай о Бото, – сказала Тео, – о нем уже позаботились.

Оказалось, что капитан и его мудрые соратники после еще одного совещания постановили, что верного оруженосца Тома Коллинза, чернокожего парнишку, которого все на судне звали Малец, ожидает та же участь, что и его господина. Когда Теодора поняла, что ее старания по спасению брата ни к чему не ведут, а лишь вызывают недовольство сеньора Саласара, она бросила все свои силы на спасение Ньо Бото, который страдал совсем уж безвинно.

В конце концов Саласар равнодушно бросил:

– Возможно, я могу спасти жизнь этому чернокожему, но я не буду чинить препятствий, когда его соберутся продать на ближайшем невольничьем рынке. За это ты, Теодора, будешь мне послушной женой.

И теперь Тео могла сообщить Тому хорошую новость: Ньо Бото не будет повешен.

– Он сидит в трюме, – сказала она, – и шьет.

– Он знает, что меня ждет? – спросил Том.

Тео кивнула.

– Я рассказала ему. Он все правильно понял и сказал, что назовет в честь тебя одного из своих сыновей.

Том лишь головой покачал и достал амулет.

– Я хочу отдать это тебе, – сказал он. – Я получил его от одного раба по имени Кануно. Он сказал, что этот амулет приносит удачу.

Том улыбнулся.

– А может, он просто хотел избавиться от него.

– Оставь его себе, Том, – прошептала Тео, – он – твой, свидетель твоего мужества.

– Я тут подумал кое о чем… – пробормотал Том и покосился на охранника. – После того как… как я умру… В общем, я буду рад, если ты сможешь позаботиться о том, чтобы у меня были похороны, как у настоящего моряка. Священнику не обязательно ничего говорить, но я хотел бы быть похороненным в море. Возьми это на себя, Тео, ладно?

Ничего не ответив, Тео как подкошенная упала на пол, потом все-таки заставила себя встать и, схватив руку Тома, прижалась к ней губами. Но тут охранник вытолкал девушку вон.

– Прощай, Теодора, – сказал ей на прощание Том, – будь здорова.

Он слышал ее крики и проклятия всю дорогу, до самой верхней палубы, где, судя по звукам, между ней и охранником разгорелась нешуточная драка.

Поздней ночью Том провалился в сон, но вскоре его разбудили стук и удары молотка, доносившиеся с верхней палубы. Нетрудно было догадаться, чем занимается корабельный плотник. И с каким пылом и рвением он трудится.

«Должно быть, до рассвета уже недалеко», – подумал Том.

– Скоро, – громко произнес он, – совсем скоро. Моя сестра выйдет замуж за отца Инноченте, а меня повесят. Ты слышишь меня, мама? Наверное, не слышишь. Вряд ли можно представить худшую судьбу для своего ребенка. Но знай, ты ни в чем не виновата.

И тут он заметил крошечного травянисто-зеленого геккона, сидевшего на одной из потолочных балок.

– Кого я вижу, – протянул Том. – Чем могу быть полезен?

– Однако, – притворно удивился геккон, – ты прямо-таки читаешь мои мысли!

Раздвоенный язычок то высовывался наружу, то снова исчезал. Геккон подобрался поближе.

– Во время нашей последней беседы, – произнес он, – ты выглядел куда более самоуверенным.

Том кивнул.

– Ты права, склизкая ящерица, теперь ты можешь взять все и почти задаром. Что я получу взамен своего сердца?

– О, твое сердце уже отдано одной девушке, чье имя ты забыл.

– А ты не дурак, – заметил Том, – но зачем ты явился сюда, если не хочешь заключать сделку?

– Любопытство, – улыбнулся геккон, – смерть все время идет за тобой по пятам, Том Коллинз.

– Приблизься ко мне, геккон, – прошептал Том, – хочу прошептать тебе на ушко один секрет.

– Неужели этот осужденный на смерть человек может поведать мне что-то, чего я не знаю?

– На пороге смерти люди прозревают, старина геккон, и узнают то, что неведомо другим.

– Вот как? – пробормотала ящерица и спустилась к Тому.

– Так слушай же меня!

Том внезапно выпростал руку и, схватив ящерицу, сжал ее посередине. Животное билось и выворачивалось, боролось и кричало, сверкало глазами, плевалось и свирепствовало, но все безуспешно.

– Чувствуешь теперь, – мстительно прошептал Том, – хватку смерти, холодную как лед, неумолимую и полную боли? Что скажешь теперь, полудохлая рептилия?

– Отпусти меня, – простонал геккон, – что тебе даст смерть такого крошечного существа, как я?

Том хрипло рассмеялся.

– Не так уж и мало, мой скользкий друг, не так уж и мало. Ты всегда появлялся, когда мне было хуже всего, когда я был одинок и несчастен. Но получил ли я хоть раз от тебя руку помощи?

– Ты сам пожадничал, когда я предлагал тебе выгодную сделку.

– Возможно, ты прав. Быть может, я был слишком суров к тебе. Сдается мне, что ты все дни напролет мечтаешь стать кем угодно, только не ящерицей. Не правда ли?

– Это имеет какое-то значение? – пропыхтела рептилия.

– О да, – сказал Том. – Потому что я хочу подарить тебе незабываемый опыт. Сперва в качестве птицы, а потом в качестве рыбы.

– Как это может быть?

– Да очень просто, – Том просунул ящерку сквозь отверстие в борту судна, в котором было видно черно-синее море, и почувствовал, как геккон забился в его руке. – Adios, дорогой приятель, – сказал он, – полетай, как птица, а если не справишься, поплавай, как рыбка. Гекконом тебе все равно уже не быть.

Том вытащил руку наружу и почувствовал капли тумана на своей коже.

– Еще одно злодеяние на твоей совести, – задыхаясь, проверещал зверек.

Том втянул руку обратно в каюту и разжал пальцы.

– Спасибо, сударь, – простонал геккон и быстро взбежал по стене под самый потолок. – Ты никогда об этом не пожалеешь, даже если это будет последний поступок в твоей жизни.

Но Том уже не слушал его. Он всматривался в серую пелену ночного тумана, в котором появились и тут же снова пропали очертания какого-то судна. Стояла тишина, лишь монотонно постукивали снасти о мачты и реи, и волны тихо бились о борт.

Силуэт корабля снова появился из пелены тумана, на этот раз он был более четким.

Видение было серым и зловещим. Словно к испанской шхуне приближался парус смерти.

– И как раз с правого борта, – пробормотал Том, прищурив один глаз, – где у нас нет пушек.

Это был бриг, немногим меньше «Океании», он шел очень тихо под покровом тумана. На его борту не было видно ни одного человека, все паруса были убраны. Не слышалось ни звука, даже весла погружались в воду бесшумно, словно ложка в суп.

Том посмотрел на потолок, ища геккона, но того уже и след простыл. Он снова перевел взгляд на море и увидел, что чужое судно было уже совсем близко. Еще минута, и бриг, развернувшись, лег борт о борт с испанским судном.

И тут Том увидел нечто, от чего у него кровь застыла в жилах, а сердце заколотилось как бешеное.

Потому что на задней мачте чужого судна взметнулся черный как смоль флаг с черепом и перекрещенными костями.

 

Глава 22. Ч. У. Булль

«Океания», выражаясь буквально, была захвачена тепленькой. Почти вся команда дрыхла в гамаках, когда первый пушечный залп пробил насквозь правый борт и в трюмы хлынула вода.

Следующее ядро угодило в грот-мачту, а третье пробило марс бизань-мачты.

Из своей клетушки Том слышал, как первоначальная суматоха сменилась паникой. Через узкую щель в стене у него был хотя и ограниченный, но превосходный обзор. Первые пушечные залпы посеяли дикий ужас среди пассажиров и команды, которая при виде черного пиратского флага совершенно забыла о том, что надо защищаться.

Вместо этого рулевой попытался развернуть «Океанию», ему это не удалось.

Два судна стояли теперь так близко друг к другу, что пираты прямиком сигали с брига на шхуну. Вопли, крики, стрельба – все смешалось в этом дымном чадящем аду.

Дым с верхней палубы во все стороны тянул свои длинные щупальца, опутывая корабль, и наконец проник в клетушку, где с бешено колотящимся сердцем сидел, привалившись к стене, Том.

Крики пассажиров быстро стихли, но пришедшая им на смену тишина была еще страшнее.

Том понял, что «Океания» сдалась без боя.

В бессильной ярости он принялся колотить кулаками по двери, проклиная капитана Муньеко и его никудышную команду. Он боялся за свою сестру и парнишку в красной рубахе.

В этот момент послышалось звяканье ключей. Дверь распахнулась.

Том стиснул зубы, приготовившись в случае чего дать отпор, и тут до него донесся хорошо знакомый голос, который воскликнул:

– Корабль захвачен пиратами, Том!

На пороге стоял Ньо Бото и с извиняющимся видом разводил руками:

– Как говорила мышь, когда ее сарай горел…

Том выбрался из своего заточения и, оглядевшись, спросил, что случилось с пассажирами.

– Пираты арестовали Муньеко, а штурмана повесили на приготовленной для тебя виселице. Эти ключи я вытащил у покойника из кармана.

– Что с Теодорой?

– Еще не замужем, – ответил Бото, – но все висело на волоске. Она до сих пор стоит с букетом невесты. Но идем же, здесь нельзя оставаться – судно уже так сильно накренилось, что, я боюсь, вот-вот ляжет набок.

Том не ответил – на трапе возник здоровенный детина, одетый в полосатые штаны и голубую рубашку. В одной руке он сжимал абордажную саблю, в другой – кинжал. Его кожа была темной, но африканцем, а тем более белым он не был. Зато о роде его занятий догадаться было нетрудно.

Завидев Тома с Бото, он спустился на три ступеньки вниз и взмахнул своей саблей прямо у них перед носом.

– Вы двое, да, ты, рыжий, и этот негр в красной рубашке, живее, поднимайтесь наверх.

Хозяйничавшие на верхней палубе пираты отделили команду от пассажиров и разместили их в разных концах палубы. Сеньор Саласар стоял рядом с Теодорой. Оба были бледны, но старались не терять самообладания. Раненых и убитых на судне не было, если не считать штурмана, которому больше не придется прокладывать курс корабля.

Женщины рыдали, дети хныкали, но мужская половина хранила молчание, во все глаза глядя на три десятка пиратов, которые с такой легкостью захватили судно.

Несколько разбойников находилось на шканцах, другие были заняты тем, что рылись в вещах пассажиров, но большинство торчало на палубе и глаз не спускало с команды.

Том изучал этих людей, прищурив глаза. Слухи о морских разбойниках оказались правдивы. Пираты походили на грубых хвастливых павлинов, многие из них носили золотые кольца, браслеты и пестрые украшения на шее. Их одежда отличалась своеобразием, а в их излюбленных шароварах поблескивали золотые и серебряные нити, говорившие об успешных и многочисленных грабежах. Пиратские мечи и абордажные сабли сияли так, словно только что вышли из кузни; никаких пьяных рож, никаких деревянных ног и, конечно, никакой небрежности – захват судна был произведен с военной точностью и без кровопролития.

Все происходило по заранее условленному плану – каждый точно знал, что ему следует делать. Том сразу же обратил внимание на одного из пиратов, который притягивал взгляды всех присутствующих. Не человек, а целая гора; бритый, но с небольшим пуком черных волос на макушке и длинной взлохмаченной бородой. У него была желтая кожа и узкие раскосые глаза, казалось, он один может легко выпить целую бочку. Присутствия этого монгола на палубе было достаточно, чтобы держать всю команду захваченного судна в повиновении.

Связанный по рукам и ногам капитан Муньеко был усажен на стул. Его губы дрожали, а рыжий парик съехал набок.

– Берите что хотите, – в отчаянии крикнул он, – но сохраните нам жизнь!

– Да, – поддержали его матросы, – сохраните нам жизнь!

– Тихо!! – рявкнул высокий худой мужчина.

Он был во всем красном, в новых блестящих сапогах и носил роскошную пурпурную шляпу с пером. Внимательно следя за происходящим, он отдавал приказы своим людям. Том решил, что это был капитан разбойничьего судна. У пирата был цепкий пронзительный взгляд, крючковатый нос и шрам, который шел от уха до подбородка, уродуя его и без того перекошенную морду. Пираты расстелили на палубе пестрое покрывало и принялись стаскивать на него вещи пассажиров. Добыча была невелика. Разочарованные пираты пинали ногами подсвечники, кубки, старые шкатулки и сундуки с бельем.

– Берите что хотите, – повторил Муньеко, но тут же подавился словами, когда пират со шрамом одним взмахом сабли смахнул с него парик.

Паруса горели – с мачты вниз падали горящие клочья парусины, а сама шхуна продолжала крениться под весом воды, набравшейся в пробоину.

«Мы тонем, – подумал Том. – Меньше чем через час „Океания“ пойдет ко дну».

Он попытался поймать взгляд Теодоры, но та стояла неподвижно, словно соляной столп, излучая спокойствие, уверенность в себе и готовность бороться до конца. На ее щеках алел яркий румянец, глаза метали искры. На девушке было надето простое, но очень красивое черное платье и белая шаль, волосы украшал небольшой венок.

Том был так занят своей участью и виселицей, которой он временно избежал, что совсем позабыл о свадьбе сестры. Но сейчас ему хватило одного взгляда на Теодору, чтобы убедиться, что она не походила на тех невест, которые покорно шли к алтарю, как овцы на заклание. Скорее это была девушка, обдумывающая свою судьбу и готовая взять ее в свои руки, как только представится шанс.

Сеньор Саласар хотел обнять Теодору за талию, но был решительно отвергнут.

«Никому из мужчин, – подумал Том, – сестра не позволит себя обнимать».

Разбойники в это время расхаживали среди пассажиров, срывая сережки и браслеты с женщин и обыскивая мужчин, – они шарили у них под одеждой и даже заглядывали им в рот.

– Чертова посудина, – ругались пираты, отвешивая оплеухи матросам.

Монгол рылся в ворохе ценных вещей, но вдруг сплюнул и, обернувшись, уставился на Тома, отделившегося от группы моряков и сделавшего шаг вперед.

– Прощу прощения, – произнес Том, – но у нас в трюме вода.

На мгновение воцарилась тишина. Пассажиры, команда, пираты и дети – все с ужасом уставились на Тома.

Тут пират со шрамом выступил вперед.

– Что ты сказал? – проворчал он.

– Я лишь сказал, что у нас в трюмах полно воды, – повторил Том. – Быть может, корабль еще можно спасти, если немедленно что-нибудь предпринять.

Подошли еще два пирата. Они переглянулись и недоверчиво улыбнулись. Но мужчина со шрамом не смеялся. Он взял Тома за ворот и грубо швырнул на палубу.

– Вот и еще один на очереди, – объявил он. – Следующего, кто захочет что-то проблеять, постигнет та же участь, что и этого невоспитанного сопляка.

Один из двух пиратов протянул мужчине пистолет.

– Терпеть не могу рыжих, – пробормотал мужчина со шрамом и прицелился в Тома, лежавшего на спине меньше чем в двух метрах от него.

– Только трус будет стрелять в безоружного мальчишку, – раздалось вдруг в тишине.

Том быстро взглянул на Теодору и перевел взгляд на пирата, чей змееобразный шрам побагровел от злости.

– Сдается мне, – прошипел он, – что мне потребуется не один, а целых два пистолета.

Мужчина приблизился к Теодоре, которая гордо задрала подбородок и посмотрела пирату прямо в глаза.

– Трус, значит, – пробормотал мужчина и, качая головой, задумчиво провел дулом пистолета по щеке Тео. – Нужно быть либо невероятным глупцом, либо слишком сильно устать от жизни, чтобы называть Индиго Муна трусом.

– Ни то и ни другое, – звонко ответила Тео, – напротив, я боюсь за жизнь моего брата, чья единственная вина лишь в том, что он сказал…

Человек по имени Мун перебил Тео, приставив дуло пистолета к ее виску.

Пассажиры стояли словно окаменев, матери даже позабыли про своих плачущих детей.

– Выбирай, – крикнул Мун, – кто из вас умрет: ты или твой брат?

– Только законченный негодяй будет предлагать девушке подобный выбор.

Теодора перевела взгляд с Муна на Тома, который все еще лежал на палубе.

– Что ж, это твой выбор, – рявкнул Мун и приставил пистолет ко лбу Тео.

– Капитан! – послышалось внезапно.

С одного судна на другое перекинули трап.

Пираты быстро выстроились впереди команды с саблями и мечами наизготовку.

Мужчина со шрамом развернулся спиной к Тео и, широко расставив ноги, крикнул:

– Команда приветствует вас на борту этого судна, капитан!

Том отполз немного назад и уставился на человека, выступившего из пелены тумана. Мужчина, два метра ростом, в черной как уголь одежде и новых, начищенных до блеска сапогах. На голове его была треуголка с серебряной эмблемой, изображающей череп, но больше всего в облике капитана пиратов притягивала внимание огромная заплетенная в косички борода, обрамлявшая ярко-красные губы. Глаза пирата были большими и черными, брови срослись.

Пират жевал замусоленный окурок сигары. Сплюнув на палубу, он откашлялся, оскалив зубы, и вздрогнул, словно от сильного озноба. Потом, не говоря ни слова, протянул руку назад к маленькому толстенькому человечку в полосатой рубахе, который стоял за его спиной, держа наготове круглую вещицу с белым шнуром, сильно смахивающую на гранату с фитилем.

– Огня мне, – прогудел капитан морских разбойников и игриво подмигнул одной пассажирке. Мун поспешно чиркнул кремнем и поджег фитиль.

Капитан пиратов обвел взглядом пассажиров и команду. Затем прошествовал по палубе с безумным блеском в своих больших черных глазах.

Он остановился перед Муньеко, все еще сидевшим связанным на стуле. Стало так тихо, что можно было услышать, как перо падает на землю.

Все внимание было теперь приковано к пирату и капитану Муньеко.

Извивающийся фитиль бомбы был не больше пробки от бутылки с вином, и все же пират решил потянуть время – из его рта вырвался клокочущий смех. Он оглянулся с плутоватой улыбкой на присутствующих и, поцеловав капитана Муньеко в лоб, осторожно положил тому за пазуху гранату и сказал «adios».

Следом раздался оглушительный взрыв.

Большую часть палубы заволокло дымом. Все уставились на то, что осталось от стула, в середине которого образовалось большое круглое пятно.

От самого Эдуардо Родриго Муньеко остались только туфли.

Женщины ахнули, кто-то потерял сознание, мужчины дружно перекрестились.

– Такова традиция, – вздохнул капитан пиратов и пожал плечами.

Тут он наконец заметил Тома, все еще сидевшего на палубе.

– А другая традиция, – проворчал капитан, – состоит в том, что все должны вставать в присутствии Ч. У. Булля.

Очнувшись, Том увидел, что лежит на средней палубе вместе с такими же, как он, подростками. Он не помнил, как потерял сознание: капитан пиратов обратился к нему, и потом померк свет.

Том посмотрел на Бото, который сидел спиной к бочке и чинил порванную тряпичную куклу.

– Что случилось? – прошептал он.

– А, да просто дырка, – отозвался Бото и улыбнулся кукле.

– В судне или у нас в башке? – проворчал Том.

– Некоторые спустили шлюпки на воду, – сказал Бото, – и покинули корабль. Думаю, почти вся команда.

– Что с Теодорой?

– Не могу сказать, быть может, она тоже в лодке. Наверное, пираты подожгут корабль.

Том вскочил на ноги и констатировал, что ветер переменился и усилился. Брамселя как не бывало, но грот и бом-брамсель уцелели, равно как и фок, и топсель.

– Если бы нам только удалось поднять якорь, – задумчиво пробормотал Бото.

– Для поднятия якоря требуется пять человек, – заметил Том.

– Можно разрубить якорный канат, – предложил Бото.

– Зачем нам разрубать его, Ньо Бото?

– Чтобы повернуть судно, – ответил Бото. – Если у нас получится, мы сможем запалить пушки и дать залп в борт пиратского судна. Если повезет.

Том вздохнул.

– Ты хоть соображаешь, что говоришь, Ньо Бото? Тебе известно, кто захватил наше судно?

– Не думаю, что запомнил его имя, – ответил Ньо Бото.

– Его имя Ч. У. Булль, – ответил Том, – и он самый ужасный, самый жестокий, самый страшный пират из всех, кто когда-либо бороздил просторы семи морей. Его команда состоит из каннибалов, убийц и беглых заключенных. Он продал свою душу самому дьяволу. Булль – худший из твоих кошмаров, малыш.

Ньо Бото кивнул.

– Но, что ни говори, он спас тебе жизнь, – вздохнул он. – Пойду к шпилю.

На «Океании» в эти минуты царила такая суматоха, что Том с Бото, никем не замеченные, спустились вниз на вторую палубу, где находился шпиль – лебедка якорной цепи. Бото схватил молоток с зубилом и сунул их Тому.

– Ты же работал у кузнеца.

Том только головой покачал, но все же тремя ударами перебил якорную цепь. Та просвистела вокруг шпиля и ужом скользнула в спокойное море.

– Теперь судно свободно, – сказал Бото и поспешил обратно к трапу, когда мимо прошли двое пиратов, таща с собой корабельного плотника, которого они вышвырнули за борт.

Француз Пьер не сопротивлялся, казалось, его вполне устраивает происходящее.

Том уставился вниз на воду, где бывший бомба только что исчез в пене, но тут его схватил за одежду Бото и потащил на шканцы.

Том еле успевал за ним.

– Ничего не выйдет, – сказал он.

Бото взялся за руль.

– Мы быстро, – успокоил он, – развернем судно, затем спустимся на орудийную палубу и дадим залп им в борт.

– Это крайне неразумно, Ньо Бото.

Том покачал головой, но все же взялся за руль.

И услышал у себя над ухом голос:

– Какого черта ты тут делаешь, парень?

Том вздрогнул, завидев Индиго Муна, выходящего из каюты Муньеко.

– Быть может, ты собирался удрать? Отвечай, когда с тобой разговаривают!

Том отметил про себя, что по-английски на судне Булля говорили только этот человек и сам капитан, остальные же общались исключительно на испанском и португальском.

– Мы собирались, – начал Том и бросил на Бото предостерегающий взгляд, – развернуть судно, запалить пушки и дать залп по кораблю Булля.

У Муна на мгновение отвисла челюсть, казалось, он ищет, на что опереться, чтобы не упасть.

Потом он хлопнул себя по лбу.

– Твоя смерть будет быстрой, парень. По счастью, на палубе уже приготовлена виселица.

– На самом деле она ему и предназначалась, – угодливо подсказал Бото.

Мужчина недоверчиво переводил взгляд с Бото на Тома.

– Вот как? И что ж такого натворил этот рыжий, позволь узнать?

– Я был осужден за сущие пустяки, мистер Мун, – ответил Том.

– Да, бывает, конечно, что страдают невинные, – проворчал пират, – но все-таки давай рассказывай, за что тебя приговорили. Быть может, это заставит меня повесить тебя еще быстрее?

Том откашлялся и покосился на Бото, который положил ладони ему на плечи.

– Он поджег сахарную плантацию, убил двух бомб, украл трех лошадей, освободил тридцать рабов и застрелил фламандца по имени Йооп ван дер Арле. И он мой лучший друг. Его имя Том Коллинз. Он работал у кузнеца и умеет обращаться с квадрантом…

Ньо Бото не успел закончить, как мужчина выхватил свою абордажную саблю.

– Прощайся с жизнью, Коллинз, – рявкнул он. – Такое могло случиться только с легендарным Буллем, когда он был молодым.

– Позвольте мне, – быстро сказал Том, – снять с себя этот амулет. Я хочу подарить его вашему капитану. На рынке он будет стоить много денег.

Том стянул амулет Кануно через голову и протянул его Муну, который взглянул на вещицу с большим подозрением.

– Сам передай его Буллю, – после недолгих раздумий ответил Мун и ухмыльнулся. – А то вдруг капитану не понравится и он выместит свой гнев на мне…

Мун снял шляпу и, покосившись на Тома, открыл дверь в каюту Муньеко.

Там за письменным столом сидел Булль и угощался лучшим вином из личных запасов капитана.

Кроме Булля здесь были также три пирата, второй помощник капитана, полковник, Феликс Саласар и его маленький писец.

– У нас тут один приговоренный к смерти хочет сделать капитану подарок, – доложил Мун.

– Давай его сюда! – ворчливо приказал Булль.

Тома толкнули вперед, прямо к Буллю, который сидел закинув ноги на стол. Его большие глаза полыхали злобой, а угольно-черные брови двигались вверх-вниз, пока он жевал свою замусоленную сигару.

На мгновение Том пришел в замешательство. Руки и ноги его обмякли, а все внутренности в животе завязались в тугой узел.

– Он что, глухой, что ли, – проворчал Булль.

Том отрицательно помотал головой.

– У него кое-что есть для вас, господин капитан, – сказал Мун.

Булль окинул Тома изучающим взглядом. В его глазах читались подозрительность, раздражение и еще пара чувств, которым Том попытался дать названия. Одним из них была боль. Второе чем-то отдаленно напоминало иронию.

– Амулет моей бабушки, – с поклоном произнес Том.

Булль выдернул амулет у него из рук и с отвращением уставился на круглый камешек, обвитый кожаным шнуром.

Индиго Мун принялся докладывать капитану о действиях Тома у руля, но Булль никак на это не отреагировал.

– А затем, – продолжил Мун, – этот ирландец собирался запалить пушки и ударить в наше судно. Все это я узнал от него самого.

Услыхав это, капитан поднял голову и уставился на Тома – его сигара выпала из приоткрывшегося от изумления рта.

В каюте стало очень тихо. Несколько человек обеспокоенно переступили с ноги на ногу. Феликс Саласар с обреченным видом покачал головой.

Тут капитан разразился громогласным хохотом и, отбросив амулет в сторону, достал свой пистолет и выстрелом сбил шляпу с писца. Затем закурил новую сигару и согнутым указательным пальцем поманил к себе Тома.

Том неохотно обогнул стол и приблизился к здоровенному мужчине, от которого несло табаком и еще целым букетом запахов, говоривших о его небрежном отношении к гигиене.

– Гм, – проворчал капитан, – постреленок из Ирландии, родины дураков и пьяниц. А тебе известно, что самая частая причина смерти в Дублине – шальная пуля во рту? Беда приходит, когда ирландцы чистят зубы своими заряженными ружьями!

Том проглотил комок и увидел, что массивная голова Булля придвинулась к нему еще ближе.

– В твоих водянисто-зеленых глазах я вижу своего соперника, – тихо проворчал капитан. – К дьяволу амулет твоей бабки, чтобы ей в аду гнить!

– Это уже происходит, капитан, – ответил Том и храбро уставился на Булля.

– Что ты там бормочешь?

– Что бабка уже варится в дьявольском котле.

И Том гордо выпрямился.

– А старуха, должно быть, была дерзкой на язык, как и ее внучек, – проскрипел Булль.

– Еще более дерзкой, – ответил Том, – ибо она была не кто иная, как Грания Ималли.

Услышав эти слова, Булль принялся судорожно хватать ртом воздух, словно ему стало нечем дышать, а потом зашелся в приступе жесточайшего кашля. При этом его настроение, и без того раздраженное, сделалось еще хуже. Поэтому, когда полковник из желания услужить похлопал капитана по спине, Булль мгновенно выхватил из-за пояса пару пистолетов и проделал две дырки в толстяке, который сполз на пол с застывшим на лице виноватым выражением.

Булль не обратил на него ни малейшего внимания, тут же схватил бутылку с вином, выпил, вытер рот и во всеуслышание объявил, что у него дьявольски болит коренной зуб. Но тут он вперил взгляд в Тома и стремительным движением притянул его к себе.

Тому представилась хорошая возможность лицезреть гнилые зубы капитана. Булль, ухмыляясь, откровенно дышал ему прямо в лицо.

– Отвратительно, не правда ли? – произнес он.

– Больной зуб можно вытащить, – выдохнул Том.

Булль отбросил его от себя.

– Грания Ималли, – взревел он, – худший пират на свете! Самая отвратительная, самая циничная женщина-капер, которая когда-либо бороздила океан! И теперь передо мной стоит ее внук, какая-то рыжая дрянь, и имеет наглость плохо отзываться о миссис Браун. Да что ты о себе вообразил, щенок?

Булль схватил Тома за волосы и приподнял его.

– Я незнаком с этой дамой, – простонал Том, пытаясь кончиками пальцев дотянуться до пола.

– Эта дама, – проворчал Булль, – сидит прямо у меня во рту. И она мучит и пытает своего хозяина уже три года и девятнадцать дней, отказывая ему в еде и простых радостях, вроде пытки испанского офицера. Миссис Браун не дает спать Ч. У. Буллю ни днем, ни ночью. Что скажешь в свое оправдание, парень?

Том почувствовал, что хватка на его горле ослабела, и полузадушенным голосом просипел, что он не хотел сказать ничего плохого про больной зуб капитана, после чего был отброшен на пол, где и приземлился прямо перед сеньором Саласаром.

В попытке сделать Буллю приятное Саласар пнул Тома, добавив, что он полностью согласен с капитаном: подобных этому ирландцу нахалов еще надо поискать, но, к сожалению, это правда, и Том – прямой потомок безжалостной Грании Ималли.

Булль, который в это время был занят тем, что собирал со стола морские карты «Океании», замер и повернулся к Тому, который все еще лежал на полу.

– Сеньор, – обратился он к Саласару льстивым голосом. – Так вы знаете этого юношу?

– И, к несчастью, слишком хорошо, – выпрямившись, ответствовал Саласар. – Достаточно упомянуть, что за этим человеком числится длинный список прегрешений, недаром его бабушкой была та самая дерзкая Грания Ималли. Что касается меня, то я полностью в вашем распоряжении и готов оказать вам помощь в розыске драгоценностей и украшений, которые пассажиры и команда, несомненно, скрыли от вас и ваших людей.

– Вы на редкость учтивый человек, мистер Саласар, – проворчал Булль, – скажу прямо, вы – настоящий джентльмен.

– Thank you, mister Bull, – и Саласар почтительно склонил голову.

Булль пыхтел сигарой, сверкал и вращал глазами, кашлял и харкал, плевался и бранился, не сводя с Тома мрачного взгляда.

– Что скажешь об этом хорошем человеке, ты, внучек чертовой бабушки?

– Сеньор Саласар, – ответил Том, – вряд ли хороший человек. Раньше он работал на инквизицию и больше был известен как отец Инноченте.

Булль резко повернулся на каблуках. Его закопченная рожа расплылась в широкой ухмылке.

– Инквизиция, значит, – протянул капитан, приближаясь к Саласару. Тот закрыл глаза и улыбнулся обезоруживающей улыбкой.

– Примите мое восхищение, сеньор, – продолжил Булль, – я всегда восхищался инквизицией и ее методами, которые в своей основательности и утонченности далеко превзошли все, что может измыслить капер вроде меня.

– Капитан скромничает, – ухмыльнулся в ответ Саласар.

Булль перебил его, схватив за воротник, но тут же отпустил и заговорил снова:

– Скромность, сеньор, добродетель, которой у меня отродясь не было. Но у людей вроде нас с вами, которые посвящают свои жизни Создателю всего сущего, доброму Господу, и его верному спутнику, черному дьяволу, должно же быть что-то общее, вроде радости служить нашим господам. Возможность одновременно задобрить церковь и пощекотать под подбородком дьявола выпадает не каждый день. Окажете ли вы честь мне и моему кораблю отужинать сегодня вечером с нами?

Саласар ошеломленно уставился на Булля. Затем вскочил и почтительно поклонился.

– Для меня это ни с чем не сравнимое удовольствие, господин капитан, – сказал он.

– Хорошо сказано, – заметил Булль и, повернувшись к Тому, спровадил его в объятия мистера Муна.

– Парню этому, – капитан даже плюнул от отвращения, – никакой еды не давать. Вместо этого он будет прислуживать мне и святому отцу за столом.

– А что с его приятелем? – спросил Мун. – У этого рыжего есть еще с собой раб.

– Выдай им по лакейской ливрее, красные с золотыми пуговицами. Пусть полируют наше столовое серебро и подают лучшее вино нашему гостю. Мы будем ужинать в моей каюте.

Булль повернулся к Саласару.

– С вашего позволения, я вернусь к себе, чтобы переодеться. Никогда не ем в рабочей одежде. Мои люди позаботятся о вас, святой отец. Bon appetit.

С этими словами Булль и его команда оставили «Океанию».

Все это время вокруг судна качались на волнах шлюпки, набитые перепуганными людьми.

Но как только пираты покинули шхуну, Том с Бото, второй помощник капитана, кок и еще три пассажира отправились заделывать пробоину в правом борту.

Час спустя все, кто был на судне, дружно налегли на помпы, и вскоре «Океания» снова приняла устойчивое положение. К концу дня судно было починено, и шлюпки с пассажирами вернулись обратно, надеясь, что теперь, когда на шхуне больше не было ценностей, Булль позволит ей идти своей дорогой.

Так оно и случилось.

Незадолго до того, как «Океания» подняла паруса, чтобы как можно быстрее покинуть это место, Том и Ньо Бото, сеньор Саласар с писцом и Теодора покинули старое судно и перешли на пиратский корабль, где их встретили три члена экипажа.

Сразу после этого пиратское судно подняло якорь и расправило паруса.

Пиратами командовал Мун; все его приказания выполнялись четко и беспрекословно, и вскоре «Океания» превратилась в крошечную точку на безбрежной глади моря.

Теодора подошла к Тому, который стоял у левого борта.

– Из огня да в полымя, – сказал он.

– Ну, раз уж твой смертный приговор подписан, – ответила Тео, – давай наслаждаться каждой минутой жизни.

На бриге Булля зажглись огни. На палубе горят шесть канделябров по семь свечей в каждом, образовывая нечто вроде коридора, ведущего в капитанскую каюту.

Том с Бото перешли в распоряжение пиратского кока, маленького пузатого мужчины в шароварах. Он выдал им ливреи и объяснил, что надо делать. Сам кок был веселым и приятным человеком и всегда напевал во время работы. В камбузе великолепно пахло, и Том бросил тоскливый взгляд на большой ворчащий котел, содержимое которого кок щедро приправил тимьяном.

– Вуаля, – кок взмахивает рукой, – ужин готов. И если вы не будете дурить и раздражать нашего капитана, то у вас еще, быть может, есть надежда.

– Сделаем все в лучшем виде, сеньор кок, – обещает Том. – Мы работали виночерпиями на одной сахарной плантации, поэтому знаем, как правильно прислуживать за столом.

– Можете снять котел с огня, – бормочет кок.

Том подталкивает Бото локтем, и они дружно подхватывают котел с огня.

– Правду люди говорят, – шепчет Том, – у них и впрямь только по девять пальцев на руках.

Когда Том и Бото вступили в каюту капитана, сеньор Саласар уже сидел за столом и подвязывал на грудь салфетку.

Из каюты Булля открывался чудесный вид на заходящее солнце. Объятый закатным пламенем западный край неба бросал розовый отсвет на искусно убранный стол, делая его по-настоящему сказочным. Свежие фрукты в высоких вазах соседствовали с небесно-голубыми и нефритово-зелеными графинами с вином, сверкало вычищенное столовое серебро, отбрасывали блики лезвия ножей из резной дамасской стали.

Капитан Булль еще не появлялся, поэтому у Тома было время, чтобы осмотреть личные покои пирата, которые состояли из двух обставленных с большим вкусом комнат. В одной из них бок о бок с сервированным столом находилась койка. Рядом на полке лежали щетка, гребень, зеркальце, а еще судовой журнал вместе с перьями и чернильницами. На письменном столе капитана царил образцовый порядок. Подзорные трубы были разложены по размеру, такой же аккуратной выглядела коллекция многочисленных пистолетов, ножей, кинжалов и абордажных сабель. Все так сияло, словно их полировали каждый час.

На полу вдоль стен, обитых панелями, стояли картины в рамах. На них были изображены экзотические страны, танцующие женщины, пастухи с овцами и ангелы с арфами. Все предметы мебели были искусно подобраны, а ковры искрились, словно были сотканы с вкраплением нитей из чистого золота.

Такой красивой мебели Том не видел с тех пор, как покинул усадьбу мистера Бриггза.

Он привычным жестом зажег один за другим канделябры, пока Ньо Бото ловко расправлялся с тяжелыми гардинами. Им было смешно смотреть друг на друга, одетых в красные ливреи, но тут Том вспомнил про Теодору, которая сидела запертая в отдельной каюте.

– Мы сбежим, как только представится возможность, – шепнул Бото Тому.

– Без Тео я никуда не побегу. Но ты прав, чем скорее, тем лучше.

В этот момент в каюту вошел Булль. Он был одет в темно-красный камзол с черными обшлагами, белоснежно-белую рубашку с оборкой и пару черных узких панталон, перехваченных под коленями шелковыми лентами. Чулки цвета слоновой кости выглядели такими же новыми, как и лаковые туфли. Волосы пирата были убраны назад и прихвачены заколкой в форме черепа. Борода расчесана и смочена водой.

Капитан уселся в большое кресло с резными подлокотниками и предложил гостю отведать винограда, который, как пират сказал, полезен для пищеварения. Двое мужчин чокнулись, и Саласар поздравил капитана с прекрасным выбором вина.

– Из Андалусии, – пояснил Булль. – Я решил, что оно будет приятно сердцу испанца. Но ешьте, сеньор, ешьте! Я знаю, кок постарался на славу и приготовил сегодня нечто совершенно бесподобное.

И капитан хлопнул в ладоши.

– Эй вы, лакеи! Пошевеливайтесь!

Том подал на стол блюдо с кусками мяса и оливками, и Саласар не заставил себя дважды упрашивать. Он быстро наполнил свою тарелку и еще раз поблагодарил Булля за столь любезное приглашение.

Со времен Невиса Тому было известно, как много может сожрать Саласар за один присест, особенно учитывая его ненасытную страсть к мясу.

Сам же капитан был умерен в еде, за что извинился перед гостем, сославшись на то, что больной зуб пребывал сегодня в дурном настроении.

– Расскажите же мне об инквизиции, – Булль в предвкушении потер руки. – У вас в запасе, должно быть, имеется немало забавных, бодрящих историй.

– Да как сказать, – засмеялся Саласар и, отложив нож с вилкой в сторону, вцепился зубами в мясо. – Состоять на службе у Господа нашего не всегда бывает забавно.

Саласар налил себе вина.

– Как говорится, дьявол никогда не дремлет.

– Но вы ведь не отказались от привычки сжигать людей? – и Булль подмигнул бывшему инквизитору.

– Зло можно изгнать только злом, – ответил сеньор Саласар, беря себе еще кусок мяса. – Вы верующий человек, мистер Булль?

Том покосился на Булля, который с задумчивым выражением изучал свой бокал.

– Сеньор, – вдруг прошептал он и наклонился над столом. – Вы видите перед собой человека, который продал свою душу Тому, кто никогда не дремлет.

Саласар на мгновение перестал жевать.

– Вы, верно, шутите, господин капитан?

Булль покачал головой.

– Но мне было хорошо уплачено, – добавил он.

Том посмотрел на Бото, который в это время изучал гардины и то, как они были сшиты.

Булль принялся ощипывать большую гроздь черного винограда, и в беседе на какое-то время повисла пауза, во время которой можно было услышать, как ненасытный испанец снова заговорил, извиняясь за тот скудный прием, который был оказан капитану на «Океании».

– Ведь мужчине больше всего хочется мяса, – сказал Саласар и потянулся к блюду за новой порцией. – Но расскажите же мне, капитан Булль, каково это – продать свою душу Тому, кто никогда не дремлет? Мне это очень интересно, чисто теоретически, разумеется.

Булль глянул на Саласара рассеянно, потом улыбнулся ему демонической улыбкой.

– Каково это? А это все равно, что быть священником, который посвятил свою жизнь Господу, – ответил он.

– Значит ли это, – уточнил Салазар, – что вы, капитан, никогда не прислушиваетесь к Богу?

– Какому Богу? – прогудел Булль.

– Единственному истинному Богу, – сказал Саласар и склонил голову.

– Вы имеете в виду того, кто сжигает людей?

Саласар зашелся кашлем и быстро протянул свой бокал Тому, который трясущимися руками налил ему из тяжеленного графина.

Булль схватился за щеку и обругал миссис Браун.

– Зубная боль, – заметил Саласар, – может быть источником заразы.

Капитан покосился на Тома, который стоял сбоку от стола с графином наготове.

– Боль, – сказал он, – не дает мне расслабляться. При моей профессии нельзя расслабляться.

– Понимаю, – ответил Саласар.

Капитан перевел свой взгляд на Тома.

– Так ты внук Грании.

– Так точно, сеньор, – ответил Том.

– Мистер Булль, – поправил капитан, – я британец.

Том с поклоном извинился.

– И как британец я знаю, что стало с этой старой ведьмой, – продолжил Булль, глядя на Тома изучающим взглядом.

– Так ее в конце концов повесили? – Саласар с шумом высосал мозг из еще одной кости.

Булль поднялся и прошел за спину Тома.

– После грабежей и разбоев, учиняемых ею на западном ирландском побережье в течение долгих двадцати лет, она получила в 1593 году амнистию и пенсию от самой королевы Елизаветы I. Разве женщины не странные существа, господин инквизитор?

Саласар вытер блестящий от жира рот.

– Должно быть, у английской королевы были на то свои причины, – ухмыльнулся он.

– Должно быть, – согласился Булль. – Кто знает, быть может, Ч. У. Булль тоже однажды получит пенсию? Что ты об этом думаешь, ирландский сопляк?

Булль крутанул Тому ухо.

– Я бы на это не стал расчитывать, – со стоном ответил Том.

– Веди себя как следует, – прикрикнул на него Саласар и добавил, что поскольку он помолвлен с сестрой Тома, то чувствует себя кем-то вроде опекуна для этого мальчишки, у которого нет ни отца, ни матери.

Булль перевел взгляд с Тома на инквизитора. Его глаза заблестели.

– В таком случае вы возложили на себя большую ответственность, сеньор. Мальчишки в этом возрасте, – ухо Тома вывернули еще сильнее, – бывают просто несносны. Но надеюсь, что после долгих лет на службе у инквизиции у вас есть опыт в воспитании подобных субъектов.

Саласар схватил вилку и забрал с блюда последний кусок мяса.

– Как говорится, если осел не желает слышать, то пусть почувствует на своей шкуре, – и Булль принялся за второе ухо Тома.

– Мне представляется, – проворчал он, – что одной плетью тут не обойтись. Ответь-ка мне, рыжая бестия, откуда у мальчишки твоих лет могут быть средства на покупку раба?

– Ой, ну что вы, он вовсе его не покупал, – Саласар зашелся громким смехом. – Этого негра он подобрал в море. Как полумертвую селедку. Кстати, это довольно забавная история, и я думаю, она придется вам по вкусу, господин капитан. Ведь этот рыжий безумец отправился путешествовать по свету, чтобы разыскать своего чернокожего недомерка, и потратил на это два года своей жизни, чтобы в конце концов найти его на дне испанского галеона.

От смеха мясо попало Саласару не в то горло, и он закашлялся.

Булль пристально взглянул на него и бросил ковыряться в зубах.

– Забавная история, – проворчал он и ущипнул Тома за щеку. – Но расскажи-ка мне, зеленоглазое чудовище, как тебе удалось вырваться из-под опеки испанцев?

Том откашлялся.

– Я убедил их в том, что раб заражен чумой, господин капитан. После этого им ничего не оставалось, как отправить нас восвояси на двенадцативесельной шлюпке, снабдив водой и провиантом на несколько недель.

– Ну и лживый же у тебя язык, приятель, – сказал Булль, усердно трудясь над ухом Тома. – Но к чему все эти усилия ради какого-то раба?

– Во-первых, – сказал Том, терпя боль, – Ньо Бото больше не раб.

– Вот как? – прогудел Булль.

– Да, я дал ему свободу.

– Доводилось ли капитану слышать нечто подобное? – рассмеялся Саласар. – Сперва скитаться два года, потом все-таки найти свою вонючую собственность, чтобы в конце концов кинуть все коту под хвост.

– Ньо Бото, – ответил Том, – родом с островов Зеленого Мыса. Быть может, капитан бывал в тех краях?

Булль вместо ответа взял бутылку рома, зубами вытащил пробку и выпил.

– Продолжай, – велел он.

– На островах Зеленого Мыса, – сказал Том и посмотрел на Бото, – мой друг был захвачен португальцами как обычный раб, они не знали того, что он сын короля. Когда я услышал о его происхождении, то загорелся мыслью доставить его обратно домой в надежде получить щедрую награду из рук его отца.

Том обвел неуверенным взглядом собравшихся.

– Но моя жажда золота, – добавил он, – уже не так сильна, как прежде.

– Нет, ну вы слышали, – засмеялся Саласар и подавил зевок. – После таких речей самому дьяволу остается лишь постричься в монахи, да простит меня капитан за такие слова.

Булль обогнул обеденный стол и встал между Саласаром и Томом.

– Расскажи-ка мне, – произнес он, – внук Грании, расскажи-ка мне о жажде золота.

– Она живет в безымянном пальце, – шепотом ответил Том.

После этих слов с капитаном что-то случилось. Он с отсутствующим видом подошел к большому окну и стал смотреть на дорожку лунного света, лежавшую, словно желтая кегля, на глади моря.

Долгое время было слышно только чавканье Саласара и урчание, доносившееся из его желудка, который усердно трудился, переваривая огромную порцию мяса.

– Завтра, – произнес Булль, все еще стоя спиной к остальным, – этого парня подвергнут килеванию. Это единственная вещь, которую уважают типы вроде него.

Сеньор Саласар наполовину прикрыл глаза и благодарно улыбнулся капитану.

Булль обернулся.

– Когда человек вроде меня продает свою душу дьяволу, он непременно узнает себе подобного, когда столкнется с ним.

– Я не продавал своей души, – ответил Том.

– Проще услышать, как блоха чешет брюхо, чем поверить в подобное, – перебил Тома Саласар и попытался встать на ноги.

– После килевания такие парни становятся куда сговорчивее, – заметил Булль. – Но теперь я должен вас оставить. День выдался длинным, а у меня до сих пор не было времени заняться судовым журналом. Buenas noches, сеньор.

– Buenas noches, господин капитан, – поклонился Саласар. – Я, пожалуй, вернусь к моему писцу.

Булль, который уже переступал порог своей спальни, вдруг остановился и обернулся.

– Вашему писцу, сеньор? – переспросил он. – Вряд ли вы снова его увидите.

– Как же так, ведь он же поднимался на борт вместе со мной, – Саласар растерянно огляделся по сторонам. – Где же он?

Ч. У. Булль приблизился к бывшему инквизитору и, глядя ему прямо в глаза, произнес:

– Сеньор, – сказал он. – Вы только что его съели!

 

Глава 23. Индиго Мун

Капитан Булль сдержал свое слово.

Вскоре после восхода солнца Тома растолкали.

Он провел ночь на средней палубе, закутавшись в старый португальский флаг. Ночь выдалась теплой, с востока дул слабый бриз, и бриг раскачивался из стороны в сторону, словно гигантская качалка.

Прежде чем провалиться в сон, Том поздравил Ньо Бото с их невероятным везением.

– Ты думаешь, нам повезло, Том? – Бото понюхал полотнище флага.

– А как же иначе: мы лежим тут в тепле и уюте – что еще надо для счастья? Да, я считаю, что мы с тобой – две страшно везучие канальи.

Бото ответил, что, исходя из его знаний про везение и невезение, ему трудно, более того, невозможно заметить здесь хоть какое-то везение.

Том повернулся к нему.

– Мне представляется, – проворчал он, – что ты слишком быстро привык к своему положению свободного человека.

Бото ответил, что он всегда умел хорошо приспосабливаться.

– Но то, что ты свободен, вовсе ведь не значит, что ты все время будешь со мной спорить? – Том снова отвернулся. – В конце концов, это меня будут завтра протаскивать под килем, а не тебя. И если тот, кого будут килевать, чувствует себя везучим и ему легко на сердце, то его лучший друг не должен ему возражать. Тебе еще многое нужно узнать о дружбе, Бибидо.

– Меня зовут Ньо Бото, Том.

– Я говорю, как мне нравится, – огрызнулся Том, – и теперь мне нравится быть веселым оптимистом, которому легко на сердце. Посмотри вокруг: разве не прекрасна эта лунная ночь?

– Да, но от португальского флага пахнет плесенью.

– От тебя тоже. Лучше подумай о чем-нибудь хорошем. Например, о том, что нас еще не прикончили.

– Да, ты прав, Том. Нас все еще не прикончили.

– Пытаешься шутить?

– Нет, я пытаюсь уснуть.

– И мы по-прежнему свободны, – Том ободряюще улыбнулся. – На самом деле мы можем в любой момент, если нам приспичит, прыгнуть в море и уплыть.

– Полагаешь, это хорошая идея?

– Я говорю, если нам приспичит. Мы не заперты, так ведь?

– Разве?

– Слушай, какой же ты все-таки зануда. Ты что, забыл, как еще совсем недавно сидел, привязанный к балке, в окружении крыс, скорпионов и ящериц, без еды и воды? И что я, Том Коллинз, еще совсем недавно был меньше чем в паре шагов от виселицы? А теперь мы лежим под открытым небом, свободные, как птицы, и когда придет новый день…

– Нас, скорее всего, съедят, – закончил Бото, добавив, что он хотел бы, чтобы его приготовили с ямсом.

Том сел.

– Бото, – сказал он, – мы с тобой ни за что на свете не закончим свои дни в котле. Давай удерем с этого судна. Мы уже проделали это однажды. Кто возьмется утверждать, что нам не удастся сделать это снова?

– Я должен притвориться, что у меня чума?

– Нет, тебе не придется притворяться, что у тебя чума. Мы… у нас еще будет время подумать об этом, и… не смотри ты на меня так мрачно. Сейчас же нам хорошо? Вот и радуйся!

– Да, должно быть, ты прав, – пробормотал Бото, – я слишком часто думаю об этом маленьком писце, которого сожрал Саласар. Похоже, его приправили тимьяном.

Том уставился на спину Бото.

– Я однажды ел броненосца, которого приготовили с ямсом.

– Угу, – сонно пробормотал Том.

– Хочешь, расскажу тебе о вареном ямсе, который мы зовем фу-фу?

Шесть часов спустя над ними, держа в руках португальский флаг, навис здоровенный монгол. Он помахал им рукой.

Том объяснил Бото, что, наверно, им пора вставать.

– Ты говоришь по-английски? – спросил Том монгола.

Никакой реакции.

– Испанский?

Тем более.

– Может, ты вообще не говоришь?

Монгол сгреб Тома за шкирку и хорошенько встряхнул. Его толстое брюхо внушительно качнулось.

В этот момент появился мистер Мун и, не тратя времени на разговоры, отправил Тома и Бото прямиком на верхнюю палубу, где уже находилась большая часть команды, включая Тео, которую усадили на стул.

Денек выдался тихим и погожим. Теодоре не пришлось повышать голоса, когда она поинтересовалась, а что, собственно говоря, происходит.

– Такое чувство, что меня сейчас будут учить уму-разуму, – ответил ей Том и огляделся в поисках сеньора Саласара, которого почему-то нигде не было видно.

Но тут появился Булль. Судя по выражению его лица, спал он плохо. Пираты сразу почувствовали дурное настроение капитана – даже самые свирепые боялись встретиться с ним взглядом.

Кок, который, очевидно, по совместительству являлся личным камердинером капитана, прошмыгнул следом за ним с щеткой, которой он упрямо пытался вычистить камзол Булля. Но сегодня явно был один из тех дней, когда капитан не хотел, чтобы его трогали.

Раз – и щетка полетела за борт.

– Это была последняя, – заикнулся было кок и тут же зажал себе рот рукой.

– Исчезни, – рявкнул капитан, – или отправишься вслед за щеткой.

– Но вы ведь сами сказали… – начал было бедняга кок.

– Что я сказал?

Кок оглянулся, ища поддержки у своих товарищей, но те почему-то все как один смотрели в сторону.

– Сказали, что если хоть одна пылинка сядет на… – прошептал кок.

У Булля переменилось лицо, и он взглянул на своего слугу с улыбкой, не сулящей ничего хорошего.

– Пылинка, значит, – повторил он, – да, верно, недаром говорят, что у каждого человека свое предназначение в жизни. И кроме обязанности варить кашу, от которой не бывает ни поносов, ни запоров, у тебя была почетная обязанность смахивать пылинки с вышестоящего начальства. Но ты забыл об этом. И теперь уволен с должности смахивателя пылинок.

Капитан вперил взгляд в свою команду.

– Есть кто-нибудь, кто хочет взять на себя эту обязанность?

Пираты нервно переглянулись. Они стояли опустив головы, пока Булль дефилировал мимо, заложив руки за спину и окидывая каждого изучающим взглядом.

Теперь стала понятна причина, почему манжеты, штаны, камзолы и туфли у всех членов команды были всегда в таком прекрасном состоянии.

Но тут Булль вдруг заметил у одного пирата на рубашке крошечное пятнышко зеленой плесени. Вытащив провинившегося вперед, он одним взмахом сабли пропорол ему рубаху от воротника до талии.

– Как я вижу, вам каждый божий день приходится напоминать о правилах, принятых на этом корабле! – громыхнул капитан и следующим взмахом перерезал на пирате ремень.

– Откуда взяться хорошему настроению, если вы не соблюдаете даже элементарных правил гигиены? Умершая своей смертью крыса и то больше понимает толк в чистоте, чем этот негодяй и подлец, который вдобавок имеет наглость демонстрировать свой голый зад капитану!

– Но вы же сами срезали на мне ремень, господин капитан, – забормотал мужчина.

Булль недоверчиво уставился на него.

– Он что, хочет сказать, что это Ч. У. Булль должен быть в ответе за его свинячье рыло и вшивую рубашонку?

Пират быстро замотал головой.

Булль приблизился к своему штурману. Сейчас он уже не просто был в дурном расположении духа, он был в ярости.

– Объясните команде, мистер Мун, кто единственный на борту этого судна имеет привилегию быть насквозь прогнившим!

И перепуганный Индиго Мун крикнул пронзительным голосом:

– Миссис Браун, господин капитан! Миссис Браун – единственная, кто имеет эту привилегию!

Булль мрачно оглядел команду и снова вернулся к тому пирату, что все еще стоял без штанов и рубашки.

– Слышал, что сказал первый помощник капитана этого судна?

Пират кивнул.

Булль схватился за щеку.

– Благодари своего Создателя, что госпожа Браун сейчас спит сладким сном.

Капитан подошел к Тому.

– Жизнь пирата не богата развлечениями. Приходится хвататься за любую представившуюся возможность. И теперь мы будем иметь удовольствие лицезреть, чему этот зеленоглазый монстр научился у своей чертовой бабушки. Кто знает, быть может, он мало что унаследовал от Грании, которая в своем уродстве могла посоперничать с самим Люцифером.

Булль крепко ухватил Тома за ухо.

– Ибо если говорить о гниении, то в этом ей не было равных; в этом она могла сравниться только с той достойной особой, которая терзает мою челюсть и изводит меня так, что от беспечного нрава, с которым мне посчастливилось родиться, скоро останутся одни воспоминания.

Булль наклонился и посмотрел Тому прямо в глаза.

– До чего ж у тебя упрямый взгляд. Эй, ты встречался когда-нибудь со своей мерзкой бабулей?

Том откашлялся.

– Только во сне, господин капитан, – ответил он.

– Во сне, говоришь. Тогда поведай-ка нашей любознательной команде, как выглядит Грания во сне.

– Как гнилой коренной зуб, господин капитан, – ответил Том.

На мгновение показалось, что Булль сейчас взорвется. Он схватил Тома за ухо и, понизив голос до хриплого шепота, произнес лишь одно слово: килевание!

Том бросил взгляд на Бото, который беспечно сидел на перилах правого борта и в который раз рассматривал свои любимые пуговицы. Он понятия не имел, что такое килевание. В отличие от Тома, который во все глаза уставился на приближавшихся к нему двух пиратов, тащивших за собой две длинные пеньковые веревки, толстую и тонкую. Тонкой Тома связали по рукам и ногам так, что он не мог пошевелиться.

– Сколько времени? – спросил один из пиратов.

Мистер Мун ответил:

– Я скажу, когда хватит.

Он кивнул полураздетому мужчине, который стоял на палубе с толстой веревкой наготове. Взобравшись на перила по левому борту, он выкрикнул женское имя, которое сейчас же было повторено остальной частью команды, и мужчина прыгнул в воду. Теодора поднялась со своего стула и подошла к Буллю, который стоял в сторонке, занятый своим больным зубом.

– Позвольте узнать, для чего все это нужно? – спросила она.

Вместо ответа Булль развернулся к ней спиной.

Тео подошла к Муну. Но прежде, чем она успела открыть рот, тот громогласно объявил собравшимся, что этот рыжий ирландец избежал виселицы, которая была его наказанием за то, что он натворил на суше. Теперь же ему предстоит пройти килевание – наказание, которое он получает за то, что совершил на море.

– Что это значит? – спросила Теодора слабым голосом.

Мун улыбнулся, глядя на своих людей.

– А значит это то, что мы подарим юному Коллинзу редкую возможность хорошенько ознакомиться с тем, как выглядит киль этого гордого корабля. И как того требует традиция, вся команда примет в этом участие. Каждый будет тянуть веревку, так что очередь может оказаться довольно большой.

Тео кивнула.

– Вы хотите, чтобы он захлебнулся. Да?

– Никогда нельзя заранее сказать, что будет с человеком после килевания, – улыбнулся Мун и подошел к перилам.

Прошла еще одна долгая минута, прежде чем посланный с веревкой человек вынырнул на поверхность с другой стороны судна. Мун отдал приказ поднять пирата на борт.

Тео смотрела в это время на Тома. Никто из них не сказал друг другу ни слова. Потому что и сказать-то было нечего.

И вот Тома подтащили к правому борту. Толстую веревку крепко привязали к его лодыжкам и пропустили под мышками.

На противоположной стороне судна стояли Мун и еще двое пиратов, один из них, монгол, держал в руках веревку, которая должна была протащить Тома под килем.

Индиго Мун поднял руку.

– По нашим законам, – крикнул он, – перед началом килевания нужно принести жертву Морскому Богу.

Пираты заухмылялись и принялись пихать друг друга локтями.

Тут вперед выступил кок, неся перед собой здоровенную окровавленную свиную голову. Это вызвало бурю аплодисментов.

Мун вытащил свой кинжал и несколько раз проткнул мясо, прежде чем кок получил разрешение швырнуть свиную голову за борт.

Том покосился на Бото, который смотрел теперь прямо на него. Положив правую руку на грудь, негр кивнул Тому.

– Конечно, может случиться, что наша жертва очутится совсем в другой глотке, – крикнул Мун. – Акулы не признают никаких законов, кроме своих собственных.

Замечание вызвало у окружающих приступ смеха и серию одобрительных возгласов, которые тут же оборвались, когда Булль внезапно пошевелился.

Капитан смотрел прямо на Тома.

– Привет семье, – проворчал он. – Привет Грании, и не забудь рассказать ей, с чьего судна ты прибыл.

– Мы еще увидимся, – прошептал Том, – не сейчас, так в аду.

– Сам дьявол сидит в твоей пасти, – прогремел капитан. – Швыряйте!

Команда взревела, когда связанное тело Тома коснулось воды.

И сразу все стихло.

Под водой темно, но через короткое время глаза привыкают к царящему здесь сумраку. Том чувствует лодыжками рывок веревки и отчаянно крутит руками и ногами, но вскоре понимает, что ему не высвободиться. Тело ударяется о корпус судна. Он болтается в воде, словно кукла, и тут веревка приходит в движение. Том во все глаза смотрит на медленно приближающийся к нему киль. Несмотря на то, что ситуация совсем для этого не подходящая, он не может удержаться от того, чтобы не восхититься брюхом этого большого судна, которое молчаливо и таинственно покоится под водой, обросшее полипами и водорослями, подхваченными течением. Том констатирует, что судно так глубоко осело в воду, что вот-вот сядет на мель. Возможно, приливная волна ввела штурмана в заблуждение, и он ошибся. А возможно, наоборот – знал, что в этом месте киль не достает всего два фута до дна, и сделал килевание смертельно опасным.

Тело Тома разворачивается вслед за веревкой, и он чувствует, как скребут о кожу раковины моллюсков, облепивших корпус судна. Крошечные облачка крови поднимаются вверх и уносятся прочь, как самостоятельные существа. Если поблизости есть акулы, они тут же приплывут на приманку.

На долгое мгновение Том зависает в неподвижности. Давление в легких понемногу начинает расти. Там, наверху, видно, совсем не торопятся. Должно быть, ему суждено умереть здесь, внизу. С самого рождения он всегда был готов к смерти в воде. Он знал, что незадолго перед тем, как захлебнуться, за считаные секунды до того, как океан примет его тело, человек видит все то, что при жизни ему было недоступно. Том готов к этому, но не слишком этого жаждет. Он во все глаза смотрит на змееподобное существо, которое направляется к нему. Полуметровый желтый червь с зигзагообразным узором на спине. У него нет глаз, он движется, полагаясь на собственное чутье. Том чувствует рот червя на своем ухе; у него на голове пара вилкообразных осязательных рожек. Червь исследует ими среднее ухо Тома и затем устремляется внутрь. Том пытается повернуться вокруг собственной оси и чувствует, как существо скользит внутри его головы. Еще немного, думает он, и этот червяк окажется позади моих глаз, а потом за неимением лучшего вернется обратно в ухо, где сможет найти столь редкое для него тепло. Достаточное для того, чтобы появилось желание метать икру.

Веревка дергается, и Тома стремительно тащит вниз.

Он ударяется о киль и на мгновение забывает о своем постояльце, поворачивается вокруг своей оси, из его рта вырывается пузырек воздуха, и он крепко сжимает губы.

Тома накрепко вжимает в днище.

Сверху снова начинают тянуть, но от этого боль становится еще сильнее.

Том бьется и крутится, но деваться некуда, и скоро он оказывается вдавлен в песок, как переносица на обезображенном страшной болезнью лице.

Он мучается от желания открыть рот и вдохнуть. Грудь распирает. Вот-вот начнется давление на уши, из носа хлынет кровь, заломит в висках. Черно-белый взрыв вспарывает картинку перед глазами. Большие и маленькие обломки, как перья, кружатся вокруг его головы. Невис рушится вместе со своим вулканом и тропическим лесом, обезьянами, джунглями и таверной. В треугольном осколке, взявшемся откуда-то из неведомого мира, отражается Йооп ван дер Арле вместе с Францем Брюггеном и сеньором Лопесом. Из тумана проступают еще какие-то люди, одним из них оказывается Рамон Благочестивый, но тут веревку дергают снова.

Том открывает глаза, видит поток пузырьков, поднимающихся со дна моря, и выпускает последний воздух из своего замученного тела. Он почти не чувствует, как веревка рвет его за ноги, протаскивая тело под килем.

Широко разевая рот, Том зовет мать и только собирается произнести «Ньо Бото», как небеса закрываются; его легкие взрываются, спина ударяется о корпус судна. Боль в лодыжках. Вода водопадом льется из его глаз, ушей, носа и рта.

На него обрушивается поток звуков. Крики орущих друг на друга пиратов. Голос Теодоры. На мгновение он видит перед собой Бото и слышит, как Мун свирепо рявкает на своих людей.

Том лежит на палубе.

Сквозь красную пелену, застилающую глаза, он видит множество лиц. Во рту вкус крови и тягучая боль от затылка до поясницы.

Веревки спадают. Океан продолжает вытекать из него. Но последним Тома покидает не вода, а длинный желтый червь, выскользнувший из уха.

Том поднимается на ноги, и они тут же подкашиваются. Он пытается удержать равновесие и падает набок. Видит лицо Тео, которую оттаскивает в сторону Индиго Мун. Губы пирата приходят в движение, и внезапно Том слышит его голос.

– Ему еще один заход не повредит, – говорит Мун.

Том пристально глядит на штурмана, но тут появляется Булль. Черные глаза пирата изучающе смотрят на Тома.

– Должно быть, у него легкие как у дельфина, – бормочет капитан.

– Я и говорю, пусть еще разок искупается, тогда и увидим, – кричит Мун, и его предложение вызывает гул одобрения среди команды.

Лицо Булля нависает над Томом.

– Еще один разок, – бормочет капитан. – Что ты на это скажешь, Коллинз?

Том ловит губами воздух, но не может произнести ни звука.

За него говорит Теодора. Булль упорно делает вид, что не замечает ее, и она, чтобы привлечь внимание капитана, хватает его за камзол.

– Если вы во что бы то ни стало решили прикончить беззащитного мальчишку и у вас нет ни мужества, ни решимости драться с ним на дуэли, тогда да, конечно, надо килевать его еще раз, капитан Булль. Вы же у нас такой герой!

Капитан обреченно вздыхает.

– Не хотел бы я быть матерью этих детей, – стонет он. – И, кстати, я никогда не бил женщин. Но все когда-то бывает в первый раз.

Подогреваемые Муном пираты начинают хором скандировать:

– Килевание, килевание, килевание.

Внезапно Булль приподнимает Тома и устремляет на него свой взгляд.

Том висит в метре над досками и пытается что-то сказать.

Буллю приходится повысить голос, чтобы заглушить команду:

– Ты хочешь мне что-то сказать, рыжее чудовище?

Том кивает. Капитан прикладывает свое ухо к его губам.

– Возьми мой безымянный палец, – шепчет Том, – забери его, Булль. Сделай меня пиратом, но только сейчас, пока меня снова не связали.

Булль оглядывается. На палубе становится тихо.

– Ты хоть знаешь, о чем просишь? – ворчит капитан, бросая взгляд на руку Тома.

– Да, – шепчет Том, – я знаю, о чем прошу. Забери мой палец. Еще одно ныряние под киль прикончит меня.

– И что я потеряю с твоей смертью?

– Свою гордость, капитан, – шепчет Том.

Булль стоит, расставив ноги, и задумчиво качает головой.

– В этом сопляке куда больше от Грании, чем я предполагал, – произносит он тихо.

К нему подходит Индиго Мун. Спрашивает, что случилось. Булль отталкивает его.

– Пришло время, – кричит капитан, – для Лаема Синга!

И тут же команда взрывается таким ревом, что Тома моментально охватывает предчувствие чего-то очень недоброго. Но тут он замечает недовольство на лице Муна и понимает, что его приговор изменен и, возможно, даже смягчен.

Лаемом Сингом, как оказалось, звали того здоровенного монгола.

В число его многочисленных обязанностей входило также исполнение ритуала, которым судно встречало нового члена своей команды. Все происходило по заранее спланированному сценарию и всегда на заходе солнца.

Таким образом, Том получил в свое распоряжение целый день, чтобы как следует все обдумать.

Якорь был поднят, и все паруса поставлены. Насколько Том мог видеть, они шли прямо на запад. Все обязанности были четко распределены и кристально понятны. Мистер Мун был штурманом и первым помощником капитана. Кроме него на судне были также боцман, кок и его помощники, второй штурман, матросы при кабестане и на помпах, гребцы. Правила были просты, и каждый знал, что ему надлежит делать.

Бриг был невелик, но быстроходен и послушен в управлении. Матросы под руководством Муна управляли парусами. Одно удовольствие было смотреть, как они поворачивают судно при любом ветре.

Ничто на этом бриге не делалось случайно, все было распланировано до мельчайших деталей. Камбуз сиял невиданной чистотой. А крысы если и были на судне, то превосходно умели прятаться.

Теодора получила в свое распоряжение небольшую отдельную каюту. Том рассказал ей о том, что случилось с писцом, поэтому она не удивилась, когда Саласар после долгого отсутствия наконец появился на палубе, бледный как полотно. Он дрожал всем телом и поведал своей суженой, как он страдал всю ночь напролет и очень надеется, что это была последняя шутка, которую приготовил для них Булль.

– Есть еще одна, – отозвался Бото. – По имени Лаем Синг.

Саласар злобно выпучился на него.

– Лаем Синг? Это что еще такое? Еще один вид жестоких развлечений?

Том покачал головой.

– Это как посмотреть. В капитанской каюте висит маленький шкафчик с замочком и ключиком к нему. За дверцей висит тридцать девять крюков, по одному на каждого пирата. А на крюках насажено по пальцу, один синее другого.

– Что за бред, – простонал Саласар, нервно переводя взгляд с Тома на Тео.

– Бред, – пробормотал Том, – возможно. Но еще до конца дня я буду освобожден от прежнего груза, ибо недаром говорят, что в среднем суставе безымянного пальца моряка живет его страсть к золоту. Избавившись от нее, капитан получает мир и спокойствие на своем корабле.

– Мерзкое суеверие, – отрезал Саласар.

Том пожал плечами.

– Скоро вы сами все увидите, господин инквизитор.

Три часа спустя на горизонте появился галеон.

Булль собственной персоной вышел на шканцы и принялся изучать чужое судно в подзорную трубу.

– Испанцы, – ликовал Мун, – две пушки сзади и шесть по бокам. Невольничье судно из Африки.

– Пускай себе идет, – проворчал Булль, – слишком много пушек.

– Это разочарует людей, – заметил Мун.

– Ты слышал, что я сказал.

– Мы могли бы проголосовать, – Мун оскалился в премерзкой ухмылке.

Булль внимательно посмотрел на него.

– Думаю, – произнес он сдержанно, – что со временем я расстанусь с миссис Браун. А испанец пускай идет дальше.

– Как бы капитан не пожалел об этом, – процедил Мун сквозь зубы.

По взгляду, которым капитан обменялся со своим штурманом, было ясно, что их отношения балансируют на лезвии ножа.

– Если у вас проблемы со слухом, мистер Мун, – зловеще произнес Булль, – то я могу оказать вам помощь. Как штурману, должно быть, известно, я являюсь не только капитаном, но еще и корабельным хирургом, и оказывать помощь в столь запущенных случаях – моя прямая обязанность. А когда речь заходит о слухе, то здесь врач Булль – настоящий мастер своего дела. Еще одно слово, Мун, и я гарантирую вам незамедлительное усыпление, а уж все остальное – сущие пустяки.

Мун стиснул зубы и нехотя пробормотал, что ему это хорошо известно.

В это время Том с Бото сидели на камбузе. Они сдружились с коком, славным малым, который очень сильно тосковал по дому. Том рассказал ему, что эту хворь можно вылечить с помощью палочки корицы и щепотки мускатного ореха. К сожалению, у кока не нашлось ни того, ни другого.

Тогда Том уселся на бочку с водой и завел рассказ о Рамоне Благочестивом, который родился в Кадисе и был самым большим лгуном на свете.

Кок затаив дыхание слушал историю, и прежде, чем Том успел закончить первую главу, вокруг стола кока сидели уже восемь мужчин и с большим вниманием следили за перипетиями необыкновенной судьбы двуличного боцмана.

Позже, когда Том остался с коком наедине, тот рассказал ему о скрытой войне между мистером Муном и капитаном Буллем и о том, как эта вражда расколола пополам команду корабля.

– Каждую ночь, – говорил кок, – мы ждем, что один из них скончается в своей койке, и при нынешнем положении дел это может быть как один, так и другой. Половина команды поддерживает Булля, но еще столько же стоит за Муном. Дело в том, что миссис Браун все больше захватывает власть над нашим капитаном, который целыми днями лежит в своей каюте и мучается от боли. Его настроение меняется, как ветерок: то он добрый и великодушный, то тут же становится злым и раздражительным, но каждый раз это она решает, каким ему быть и что делать. И все это может закончиться очень плохо.

– На чьей стороне ты, кок? – спросил Том.

– Я привык поддерживать капитана, – вздохнул кок. – Но Мун уже два раза угрожал мне, так что теперь я уже и не знаю. Думаю, совсем скоро он попытается захватить судно. Да смилостивятся Небеса над нами!

Над верхней палубой висит сильный запах дегтя. Перед трапом, ведущим на шканцы, установлены стол и стул.

Бриг бросил якорь и теперь качается на волнах пламенеющего закатом моря.

Том стоит вместе с Ньо Бото и Тео.

Индиго Мун смотрит на Тома с непонятным выражением лица. Словно жалеет и в то же время хочет предостеречь от чего-то.

Тут появляется капитан. На нем его лучшая одежда. В руке он держит лист бумаги с подписью. Он просит тишины и затем протягивает бумагу Муну, который единственный из всей команды Булля умеет читать.

Правила просты. Новичок обещает хранить верность бортовому братству и приносит священную клятву. После чего кладет свою правую руку на стол, и ему отрубают палец.

Том выступает вперед. Он с тревогой смотрит на приготовленные нож и дубинку.

Мун хватает его руку и кивает монголу, который устанавливает лезвие ножа у самого основания безымянного пальца Тома.

– Клянешься ли ты в вечной верности команде и ее капитану? – зачитывает штурман.

– Да, я клянусь в вечной верности, – Том склоняет голову.

Теперь слышно только, как волны бьются об обшивку судна.

Мистер Мун снова кивает монголу. Тот поднимает дубинку над головой и со всего размаху опускает ее на лезвие ножа, которое за один удар отсекает палец от руки.

Том во все глаза смотрит на отрезанный палец. Странно, но боли он почему-то не чувствует. Он вообще ничего не чувствует.

Пираты начинают переговариваться, кто-то хлопает в ладоши.

В это время Лаем Синг макает свою кисточку в котел с горячим дегтем. Мун сует Тому в зубы ложку.

– Вот теперь-то все и начинается, – говорит он.

Том смотрит на монгола, который стоит перед ним с кисточкой, измазанной в дегте. И на свою открытую рану, которая начинает кровоточить.

Лаем Синг произносит что-то непонятное и прижимает деготь к ране.

Ослепительно-белая молния пронзает мозг Тома. Боль из пальца отзывается в коленных чашечках, на мгновение он близок к тому, чтобы потерять сознание, и тут он широко распахивает глаза и взмахивает левой рукой. Кулак попадает прямо в челюсть монгола.

На долю секунды кажется, что гигант даже не чувствует удара – так величественно он отступает на два шага в сторону, но Том бросается за ним в погоню. Ослепленный болью, он хватает дубинку и заносит ее для удара. Однако опустить ее не удается, потому что на него наваливаются Мун и еще двое пиратов – они укладывают его на палубу и крепко держат, пока кок вливает в него ром.

Том таращится в небо, лимонно-зеленое с апельсиновыми облаками. Чья-то уродливая морда смотрит на него сверху вниз. Том видит молочно-белую радужку глаза.

– Самора, – шепчет он, – уйди. Оставь меня в покое.

Он моргает, чувствуя, как его одновременно колотит озноб и пробивает пот. Глаза Саморы становятся черными, и по всему ее лицу вырастает борода.

Булль наклоняется над Томом.

– Добро пожаловать в нашу команду, – бурчит он.

Много часов спустя Том лежит, укрытый португальским флагом, и прислушивается к свисту ветра в снастях и гоготу птиц, доносящемуся с далекого берега.

Теодора сидит, держа на своих коленях голову Тома, кожа которого имеет пепельно-серый оттенок.

– О чем ты думаешь? – спрашивает она.

Какое-то время он лежит молча, но потом произносит:

– Я обдумываю один план. Он пришел ко мне под водой, когда я увидел голубые раковины моллюсков, которые прилепляются к днищу корабля и странствуют с ним по свету совершенно бесплатно. Даже моллюск умеет планировать свою жизнь.

Тео качает головой и улыбается.

– А о чем задумался ты, Ньо Бото? – спрашивает она.

– Я мечтаю поймать броненосца и сварить его в ямсе, – отвечает Бото. – Портной, что живет в нашей деревне, – очень хороший кок. Когда у меня будет свой дом, я тоже стану портным.

Том смотрит на Тео, и они улыбаются друг другу.

– А кем ты хочешь быть, Тео, когда у тебя появится собственный дом? – спрашивает Бото, снимая с себя рубашку и складывая ее так аккуратно, словно она совсем новая и дорого стоит.

Она мечтательно смотрит на него.

– Когда у меня будет свой дом, я заведу стадо овец и буду его пасти, – говорит она. – Но прямо сейчас я устала, как собака.

– Я тоже, – вздыхает Бото и смотрит на своего протащенного под килем друга, чьи щеки постепенно начинают розоветь.

Том тоже вздыхает и смотрит вверх на небо.

– Теперь я пират, – шепчет он, – как мне и было предсказано.

 

Глава 24. Пояс Ориона

Он стоит в каюте капитана. На судне – тишина.

Они ждут ветра уже шесть дней. Люди устали от ожидания, но на этом бриге усталость переросла в войну. Оружие еще не пущено в ход, но все висит на волоске. Нехватка воды и сытной пищи, а прежде всего недельное воздержание от битв и отсутствие добычи изнурили большую часть команды.

Они находятся к югу от тропика Рака – двадцать градусов широты и пятьдесят градусов долготы. А если говорить обычным языком, то в самом центре Атлантики. Вокруг – только вода, океан воды.

Пока ждешь, заняться больше нечем, кроме как приводить в порядок свое оружие. Ножи точатся так, что икры летят, и каждая абордажная сабля сияет, отражая блики солнца, словно зеркало. Все пистолеты вычищены, и порох держат сухим.

Люди Муна засели в трюме со штурманом во главе. Никто не знает, о чем они там говорят, но, судя по взглядам людей капитана Булля, они не сомневаются в намерениях своих врагов.

Как сказал кок Тому, шторм и мятеж не приходят вместе – люди принимаются точить ножи, когда стихает ветер.

Том проводил время, обучая Булля премудростям алфавита.

За те три недели, что он находился на корабле, капитан уже добился заметных успехов. Том знал, что умение читать было частью войны между Буллем и Муном. Капитан не хотел мириться с тем, что Мун умеет делать что-то, чего не умеет делать он.

Сначала Булль утверждал, что он вообще-то читать умеет, просто подзабыл пару букв.

– Вы имеете в виду те, что стоят между А и Я? – спросил его учитель.

– Не умничай мне тут! – рявкнул капризный ученик.

– Ладно, тогда что здесь написано, господин капитан?

И Том ткнул пальцем в предложение, которое написал сам: «Я срываю гранат». Булль пыхтел и сопел, кряхтел и ковырялся в зубах, но дальше «Я» не продвинулся.

Том заключил, что путь им предстоит долгий, но, несмотря на свою сварливость, капитан оказался прилежным учеником.

Он объяснил Тому:

– Я хочу быть лучше Муна, который вечно хвастается своими буквами. А еще он делает записи в моем личном судовом журнале, которые потом никто не может прочесть, кроме него.

Том заметил, что уметь читать – это на самом деле очень важно.

– Перо, – простонал капитан, – оружие будущего.

Что же касается Саласара, то он настолько пришел в себя, что даже выбрал себе сторону в противостоянии, которое раскололо судно на два лагеря. Теперь он принадлежал к людям мистера Муна и повсюду ходил с ножом наготове. С Томом он не разговаривал – тот так много времени проводил в каюте Булля, что его начали принимать за сторонника капитана.

То же самое касалось Теодоры Долорес Васкес, которая умела за себя постоять и держала пиратов на расстоянии. Однако ее способность избегать проблем не была безграничной. Как-то ночью на палубе, омываемой лунным светом, Индиго Мун попытался ее приобнять, но тут же почувствовал лезвие кинжала под своей левой ключицей.

– Известно ли вам, мистер Мун, – прошипела Тео, – что под ключицей скрывается кровеносный сосуд, столь крупный, что одним простым надрезом можно выпустить из человека всю кровь? Не найдется ни одного лекаря, средства или снадобья, способного закрыть открытую рану в ключице.

Мун отпрянул назад, но пригрозил, что время Тео еще придет.

– Когда бриг избавится от власти капитана и его миссис Браун, тебе придется худо. Посмотрим, что наша непорочная дева запоет тогда. Примите это как обещание, синьорина.

В ту же ночь Тео сказала Тому:

– Теперь лишь вопрос времени, когда судно превратится в ад. Возможно, для всех будет лучше, если Булль сдастся без боя.

– Этого никогда не будет, – ответил Том.

– Да, они будут драться до последнего человека. И что в таком случае делать нам?

– У меня есть план, – важно произнес Том, – но мне нужно еще немного времени.

– Времени? Для чего? – спросила Тео.

– Для уверенности, что все пойдет по плану, – ответил Том.

* * *

Утром ничего не изменилось. В океане все так же царил штиль. Зато штурман сделал следующий ход. А именно – припрятал последние бочонки с питьевой водой. Его план был прост. Если Буллю захочется пить, ему волей-неволей придется спуститься вниз. Но выйти из трюма ему уже не удастся.

Том понял, что время пришло. Если он хотел предотвратить мятеж, то следовало немедленно переходить к исполнению плана.

Но тут оказалось, что Булль был единственным, кто не принимал всерьез угрозы Муна. Судя по всему, радость от умения читать затмила его разум.

С горящими триумфом глазами он кричал:

– Я… сры-ваю… гра-нат!

– Превосходно, капитан, – отозвался Том, – просто превосходно.

– Еще бы, – Булль довольно упер руки в бока, – теперь я умею читать. И читаю лучше, чем любой другой на этом судне. Не найдется ни одного человека к югу от тропика Рака, который умел бы читать лучше, чем я! Но сейчас я пойду прилягу, потому что мой зуб снова в плохом настроении.

– А вы сможете прочесть слово «корабль»? – спросил Том.

– Еще бы! Я даже могу написать «корабль»! К-а-р-а-б-ль!

Тео подошла к капитану.

– Корабль, – сказала она, – пишется через «о». А слово «закат» вы тоже знаете, как написать? Потому что всем известно, что еще до заката на этом бриге появится новый капитан.

– Что за чепуху она тут мелет?

Булль выхватил свои пистолеты, но сейчас же схватился за щеку. Со сдавленным рычанием он попятился к трапу и исчез.

Том воспринял это как сигнал к началу.

– Ты готов, Бото? – спросил он.

Ньо Бото, занимавшийся в это время починкой португальского флага, отложил в сторону иголку с ниткой и кивнул:

– Да, я готов.

Вдвоем они спустились к капитану, который, как друзья и думали, пытался заглушить свою боль ромом.

Том распахнул дверь в каюту.

– Добрый вечер, господин капитан.

– Время занятий закончилось, – проворчал Булль, – разве вы не видите, что у меня встреча с миссис Браун?

Том кивнул Бото, и тот закрыл за ними дверь.

– Господин капитан, – сказал Том, – я прошел хорошую выучку у кузнеца.

– Меня это не интересует. Подай-ка лучше мне вон тот белый ром. От него больше пользы, чем от коричневого.

– И в кузнице, – продолжил Том, – я научился массе самых разных вещей.

– Ты сам свалишь отсюда или мне продырявить твою башку?

Том выудил из кармана клещи, которые он заранее прокипятил на камбузе, так что они были чистыми. При виде клещей у Булля остекленел взгляд.

– Поэтому, господин капитан…

– Ты что, оглох? Исчезни, я сказал!

– Это займет меньше минуты.

– Я сейчас позову Лаема Синга, он повыдергивает вам руки.

Том положил клещи на стол и отодвинул бутылку рома подальше от Булля.

– Штурман Мун, – начал Том, – сидит, как известно, в трюме. Но прежде чем подует ветер или даже до того, как кок сварит последнюю порцию гороха на ужин, это судно будет ходить под другим флагом. И его капитана будут звать Муном. Почему? Да потому что бывший капитан тратил все свое время на встречи с миссис Браун. Следовательно, гнилой зуб нужно удалить, и мы займемся этим прямо сейчас!

Булль не ответил, лишь пристально поглядел на Тома. Но вдруг выражение его лица изменилось, и он лукаво улыбнулся.

– Ты что же, действительно думаешь, что я не подготовился? Думаешь, Булль такой дурак, что не принял мер предосторожности? В той бочке, с которой сейчас так нянчится Мун, всего лишь морская вода. Кок и Лаем Синг опустошили ее прошлой ночью. Вся питьевая вода находится теперь в камбузе. Вот только мистер Мун об этом не знает. А у трапа, ведущего в трюм, стоит теща моей миссис Браун – большая пушка, и в ее жерле – шесть кило ядер. Поэтому, когда Мун и его люди обнаружат, что лакают атлантическую воду, и помчатся на поиски питьевой, их встретит злая теща миссис Браун.

– И как, вы думаете, на это отреагирует штурман, господин капитан?

Том перевел взгляд на темно-синее небо, где низко идущие облака, напоминавшие по своей форме коралловые рифы, начали сгущаться на западном горизонте.

– Он наделает себе в штаны, – в восторге взревел Булль, – потому что Муну лучше, чем кому-либо, известно, что ядро такого размера может отправить его в полет до самой Мадейры!

И капитан с оживленным видом потер руки.

– Он также знает, – пробормотал Том, подходя к окну вплотную, – что вы никогда не решитесь стрелять из пушки в пределах судна.

– Почему это?

Том покачал головой.

– Разумеется, вам хотелось бы иметь удовольствие лицезреть мистера Муна летящим на Мадейру, но вот дыра, которую он собой пробьет, будет ничуть не меньше самой Испании.

Том наклонился над письменным столом Булля.

– В этом случае судно пойдет ко дну раньше, чем вы успеете сказать «гранат». Нет, подобный план не мог прийти в голову нашему разумному капитану.

– А в чью же голову он тогда пришел? – грозно поинтересовался Булль, взводя курки на пистолетах.

– Миссис Браун. Эта прогнившая карга пролезла из корня зуба в полость рта, из полости рта – в лобную кость, а оттуда – в мозги. И если вы не изгоните эту заразу сейчас, то еще до полуночи попадете на ужин к крокодилам.

Глаза Булля метали молнии, и он ворчал, как медведь.

– Еще немного, и я за себя не ручаюсь, – проревел он.

– Еще немного, и наступит ночь, – прошептал Том, – и придет Индиго Мун.

Рот капитана в отчаянии задвигался, но не исторг ни звука. Он растерянно озирался по сторонам, пока наконец его взгляд не остановился на клещах.

– И как ирландский дьявол себе это представляет?

Том присел на край письменного стола и положил ногу на ногу.

– У кузнеца на Ямайке мы применяли весьма простой, но эффективный метод. Чтобы пациент не поранил себя, мы привязывали его руками и ногами к стулу.

– Да никогда в жизни! – взревел Булль.

Том задумчиво уставился в потолок.

– Помню одного араба, который хотел удалить себе клык, криво торчавший из его нижней челюсти.

– Черт бы побрал Аравию, – прохныкал Булль.

– Так вот, наш кузнец забыл привязать пациента. И когда зуб выдернули, араб схватился за свой меч и сначала отрубил голову слуге, а потом руку моему мастеру. Так кузнец той рукой, которая у него еще оставалась, схватил молоток и выбил из пациента мозги. Вот сколько неприятностей из-за такой ерунды. Забывчивость, – назидательно произнес Том, накидывая двойную петлю на запястье Булля, – честно говоря, отвратительная штука.

– Ненавижу арабов, – пробормотал Булль и вытаращился на Бото, который шустро привязал его за лодыжки к письменному столу.

– Удобно ли вам сидеть? – почтительно поинтересовался Том.

– В аду и то удобнее. Все, развязывай. Я передумал.

– Нет, вы не передумали. Теперь следующий пункт нашей программы. Мой помощник Ньо Бото столь дальновиден, что выстругал из дерева эту замечательную чурочку.

– Она-то мне зачем?

– Она позаботится о вашем ротике, господин капитан. Видите ли, мы поместим ее между вашими зубками, чтобы вы, не дай бог, не откусили себе язык или еще хуже – не вцепились в мои пальцы.

– Не позволю, чтоб мне в рот совали какую-то гадость!

– Но сперва глоточек рома, капитан.

Том налил жидкости в зеленый кувшин. Булль с вожделением уставился на бутылку.

– Никто не делает операций без глоточка рома, – и Том осушил кувшин.

Булль пораженно уставился на него.

– Какого дьявола ты тут творишь, ты, Люциферово отродье?! Стоит тут, понимаете ли, и хлещет мой ром без моего разрешения!

– Важно, чтобы пациент оставался трезвым. Откройте рот! – и Том ловко впихнул деревянную чурку между зубов Булля.

Теперь пасть пирата была широко распахнута.

– Пока все идет отлично, господин капитан.

Изо рта Булля полились нечленораздельные звуки, которые Том предпочел проигнорировать.

Вместо этого он вытащил из-за ремня Булля его пистолет и сунул дулом прямо в распахнутый рот.

– Аоо яаа эо аит?! – взревел Булль.

Том посмотрел на Бото.

– Ты понимаешь, что говорит капитан? – спросил он.

Ньо Бото кивнул.

– Я думаю, он говорит: какого дьявола это значит?

Том перевел взгляд на Булля.

– Вы это хотели сказать, господин капитан?

Булль свирепо кивнул.

– Превосходно, тогда слушайте. Мы, ирландские зубодеры, привыкли удалять гнилые зубы, стреляя по ним. Эффект просто потрясающий.

Капитан свирепо завращал глазами.

– Я уввую, о во-во ассвиеею!

– Да, но прежде, чем вы рассвирепеете, – сказал Том, – нам нужно обсудить пару моментов. Сейчас вы сидите с пистолетом во рту. Ваши руки и ноги связаны, и за вашей спиной стоит мой друг и держит наготове абордажную саблю, которая одним ударом может отделить вашу голову от туловища.

Булль не ответил, но свирепо вытаращился на Тома, который продолжил:

– Позвольте, я буду говорить откровенно. Ваша жизнь в моих руках. Я знаю, вы продали свою душу Тому, кто никогда не дремлет. Теперь вопрос: что у вас осталось? И есть ли у вас вообще хоть что-то, что смогло бы прельстить внука Грании Ималли, который сейчас держит палец на курке и с нетерпением ждет вашего ответа?

Булль отчаянно закивал головой.

– Думаю, капитан хочет что-то сказать, – заметил Бото.

Том кивнул и, вытащив пистолет изо рта Булля, убрал деревянную чурочку.

– Вы хотели что-то сказать, господин капитан?

– Вас четвертуют! Порубят на куски! Изжарят! Изжарят и съедят, как праздничного поросенка, еще до конца ночи. Я просто вне себя от ярости, я вас… я вас…

– А вы вообще не будете участвовать в трапезе, – холодно сказал Том, – потому что к тому времени вы будете перевариваться в брюхе у акулы.

Булль оскалил зубы и округлил глаза.

– Вопрос лишь в том, сможем ли мы договориться, – сказал Том.

– Чего тебе от меня надо, зеленоглазый выродок пучеглазой ведьмы?

– Курс, – ответил Том.

– Какой курс?

– Перемените курс судна, Булль. Доставьте нас на острова Зеленого Мыса.

Капитан ошеломленно переводил взгляд с Тома на Бото и обратно.

– Вы с ума сошли! – простонал он.

– Вы так думаете, господин капитан?

– Да ты хоть знаешь, где эти острова?

– Не знаю, сколько это в морских милях, но при хорошей погоде мы доберемся до места за четыре недели плавания.

И Том самоуверенно посмотрел на Бото, который кивнул и в свою очередь добавил:

– Если повезет.

– Ты что, действительно думаешь, – проворчал Булль, – что вся команда, включая Индиго Муна, захочет отправиться в четырехнедельное плавание? Вы что, не понимаете, что все эти люди пошлют к черту вас и ваши острова? Да они с вас живьем кожу снимут и ноги отрубят!

– Убедите их, – сказал Том, – пообещайте им горы золота и свежую прохладу лесов.

Булль отвернулся и покачал головой.

– Подумайте, капитан Булль, – с нажимом произнес Том, – хорошенько подумайте.

У капитана поменялось выражение лица, и он взглянул на Тома с хитрой улыбкой.

– А не боишься, что я отрежу тебе уши, как только представится такая возможность?

– Слово есть слово, – просто ответил Том, – а мужчина должен оставаться мужчиной и держать свое слово.

– Да тебя, я вижу, жизнь совершенно ничему не научила, – взревел Булль.

– Еще как научила, – ответил Том, – вопрос лишь в том, сможем ли мы заключить с вами договор.

– Я не заключаю договоров под дулом пистолета, – прорычал капитан.

– Да когда же еще их заключать? – удивился Том. – Разве не при виде холодных глаз акулы люди вспоминают про Бога и молитвенно складывают руки? И разве не на краю пропасти человек продает свою душу Тому, кто никогда не дремлет?

– Твой язык выковали в горниле самой преисподней, – проворчал Булль. – Но хорошо! Да! Я согласен. И освободи меня от этих веревок.

– Значит, мы договорились, капитан Булль?

– До тех пор, пока мне будет это выгодно.

Том взвел курок.

– Ваша смелость вызывает уважение, – сказал он, – но время на исходе. Я понимаю, что на вас нельзя положиться. Но все же хочу дать вам последний шанс. Так заключаем мы с вами договор или нет? Вам нужно только кивнуть. В противном случае ваши глаза окажутся у вас на затылке.

– Ты говоришь точь-в-точь как твоя бабка, – проскрипел Булль.

– Вот тут вы почти правы, господин капитан. Представьте, что бы сделала Грания в такой ситуации.

В глазах Булла промелькнула безнадежность.

– Должно быть, ее труп гниет сейчас в преисподней, – простонал он. – Но хорошо, дьявольское отродье. Развяжи меня. Ты получишь, что хочешь.

Том улыбнулся.

– Сделка не будет сделкой, если не будет выгодна обеим сторонам. Я исхожу из того, что в нашем договоре есть пункт, согласно которому еще до захода солнца мы пропустим под килем Индиго Муна и пообещаем его приятелям ту же процедуру, если они не будут послушно исполнять клятву отрубленного пальца, верно?

Булль просиял.

– С огромным удовольствием, – довольно проворчал он.

– Да будет так, – сказал Том и кивнул Бото, который сноровисто сунул деревянную чурочку обратно в пасть капитану, после чего Том схватил клещи, ухватился ими за зуб и, упершись сапогом в ножку стула, потянул.

Минуту спустя Булль лежал в одном конце каюты, а Том – в другом.

Ньо Бото переводил взгляд с окровавленного рта капитана на Тома, который все еще сжимал в руке клещи. В них был крепко зажат коричневый клык с длинным конусообразным корнем.

– Привет, миссис Браун, – сказал он.

Темной ночью на бриге царит тишина. Паруса спущены, но якорь поднят. Большая часть команды собралась на шканцах. Все взгляды устремлены на запад, где сгущается серое покрывало туч. Самые старшие и опытные говорят о низком давлении, другие вспоминают про тропический циклон, но большинство хранит молчание.

Прежняя вражда забыта. Более того, Индиго Мун самолично отправился к капитану – узнать, как следует готовиться к шторму. На что Булль ответил, что он сначала посоветуется с пулей, с давних пор сидящей у него в ноге: она всегда точно знает, насколько сильной будет непогода.

Булль стремительным шагом выходит к собравшейся на палубе команде.

– Ваш капитан, – гремит он, – даже мысли не допускает о том, чтобы его хорошее настроение испортил какой-то ветерок!

Пираты искоса поглядывают друг на друга и выслушивают рассказ Булля о его счастливом расставании с миссис Браун. Капитан даже обходит всех, показывая каждому дырку, в которой жила эта особа.

– Теперь эта дама лежит в стакане с морской водой, – объясняет Булль, – которая на веки вечные забальзамирует эту гниль. Особо избранные могут удостоиться чести получить аудиенцию у скончавшейся, стоит им только попросить.

И капитан вперивает внимательный взгляд в своих людей.

Вперед выступает Мун. Серьезность ситуации пересиливает его страх перед Буллем. С мрачной миной он тычет пальцем в море.

– У нас есть куда более важные вещи, капитан, – произносит он.

– Да что может быть важнее? – Булль поворачивается к Муну спиной.

– Наши жизни, – угрюмо отзывается Мун.

Том поворачивается туда, где небо и море сливаются на горизонте в одну сплошную черную массу, и по его телу пробегает холодная дрожь. На этот раз он согласен со штурманом.

– Капитан, – говорит Том, указывая на темное ночное небо, – известно ли вам вон то созвездие рядом с небесным экватором?

Чтобы ответить, Буллю даже подзорная труба не нужна.

– Три звезды, – говорит он, – что ж, я не ошибусь, если скажу, что это, как говорят испанцы, El Cinturon de Orion, или Пояс Ориона.

Том кивает и вперивает свой взгляд в горизонт, где черные тучи приняли форму гигантского черно-серого кокона.

К нему подходит Ньо Бото. Они серьезно смотрят друг на друга и замечают первый знак приближающейся бури – спокойное прежде море покрывается рябью. Следом дают знать о себе ванты. Они противно скрипят по дереву, потом из-под воды раздается глухое ворчание руля, на который давит морское течение.

– Ты такое когда-нибудь видел? – спрашивает Бото.

Том качает головой.

– Никогда, но меня предупреждали насчет Пояса Ориона, – бормочет он.

К ним подходит Теодора.

– Ночью разразится шторм? – тихо спрашивает она. – Это ведь признаки надвигающегося шторма, да?

– Там, вдали, – гудит капитан, потирая давнюю рану на бедре, – не шторм, а ураган диаметром в сотню английских миль. Пока он еще далеко от нас, но никто не знает, куда он двинется.

Индиго Мун спускается со шканцев.

– Так до капитана наконец-то дошло? – ехидно интересуется он.

Булль искоса смотрит на него и переводит взгляд на своих людей.

– Пираты, – кричит он, – пуля в моей ноге поведала мне, что нас ожидает ураган!

– И что он обрушится на нас еще до полуночи, – добавляет Мун.

– Я знаю, – сердито ворчит Булль, бросая на штурмана свирепый взгляд. – И я также знаю, чем это грозит судну и жизням на нем.

Пираты, такие свирепые в остальное время, испуганно глядят друг на друга, а кок не выдерживает и всхлипывает. Булль пристально смотрит на своего штурмана. На его губах играет зловещая ухмылка.

– Так что же нам в этой ситуации предложит мистер Мун? Какой совет он даст своему капитану? Опустим весла в воду и примемся грести? Или в порыве благочестия сложим ладошки и будем просить Бога сжалиться над нами?

Капитан оглядывается, команда окружает его и Муна плотным кольцом.

– Все мы видим, – говорит Булль, – и все мы знаем, что это такое. Мы знаем курс урагана и уже чувствуем на себе его силу. Мы можем забиваться в щели и привязывать себя к мачтам, крепить и конопатить, молиться хоть Господу, хоть дьяволу, хоть Аллаху с Мухаммедом. Каждый может делать, что он хочет. Когда речь заходит об ураганах, то тут уже ничего не попишешь. Но также нам никто не мешает осушить последнюю бутылку рома и, повернув наши лица на запад, надеяться, что это все быстро закончится.

На мгновение воцарилась тишина.

И тут заговорила Теодора:

– Это все, что вы можете сказать команде, капитан Булль?

– Капитан, – взревел Булль и повернулся лицом к ветру, – я больше не капитан на этом бриге! Вон он где, ваш капитан и жестокий хозяин. Я видывал на своем веку ураганы размером с континенты, и они оставляли после себя только щепки.

– Это кара Божья! – испуганно вскричал Саласар, в ужасе вскидывая руки над головой.

Мун вскочил на ящик.

– Слушайте меня, люди. У нас еще есть время, если будем действовать правильно. Потому что на борту у нас завелись демоны. Предвестники несчастий. Ураган не уйдет сам по себе, но, если мы избавимся от этих демонов, шторм поменяет курс и пощадит это судно. Ваш капитан предлагает вам напиться до бесчувствия. Что ж, разум явно покинул его вместе с вырванным зубом. Но я говорю вам – вышвырните демонов за борт, вышвырните их всех, одного за другим, и мы будем спасены!

Пираты непроизвольно перевели взгляд на Тома, Ньо Бото и Теодору.

В эту секунду Том понял, что предсказание насчет Пояса Ориона не врало. Но он помнил также слова Саморы о том, что тот, кто выберет правильный курс, тот станет сам себе капитаном и не даст увлечь себя течением.

Кое-кто из людей Муна уже выхватил ножи, обстановка начала накаляться.

Мун смотрел на команду, но указывал на Тома.

– Говорю вам. Давайте принесем шторму жертву.

Пираты дружно кивнули.

– Пусть ураган получит три жертвы, по числу звезд, что горят в Поясе Ориона.

Том посмотрел вверх, на три звезды, которые составляли затянутое дымкой созвездие. Неужто ему на роду написано умереть так глупо? Неужели Пояс Ориона станет символом его смерти? Или это было всего лишь предупреждением?

– И первой пусть будет эта девка с острым язычком!

Индиго Мун потащил Тео к краю борта, ему на подмогу кинулись еще трое пиратов.

– Следом за девкой, – крикнул Мун, – отправим ее брата, который дышит жабрами и у которого все в роду появлялись на белый свет с рогами на лбу. Как только океан получит его, его сестру и этого маленького чернокожего дьявола, нашему бригу больше нечего будет бояться. Это так же верно, как и то, что мое имя Индиго Мун!

Том взглянул на Бото, который смотрел на него выжидающе.

– О великий океан, – закричал штурман, – прими нашу жертву, услышь молитвы этих людей о милостивом ветре!

Мун заломил Тео руку за спину и подтолкнул ее к борту.

Том двумя стремительными шагами приблизился к Буллю, который смотрел на него, прищурив глаза.

– Вы тоже верите в демонов, которые приносят несчастья, господин капитан? Считаете, что рыжеволосый парнишка с Невиса, его достойная сестра и чернокожий недомерок из Африки могут накликать непогоду вроде той, что приближается к нам?

– Я считаю, что, когда под ногами горит земля, каждый должен спасать свою шкуру.

И Булль подмигнул Тому, который, стиснув зубы, выхватил из-за пояса капитана пистолет и сунул его себе за пазуху, потом шагнул в центр круга.

– Да здравствует Гиппократ, – произнес он тихо и взвел курок. – Ибо лучший друг всякой заразы – наши собственные суеверия. Воля Божья не имеет ничего общего с лихорадкой, а чума происходит от крыс. Ураган приносит море, а не люди.

И Том, не договорив, внезапно повернулся и, приставив пистолет ко лбу штурмана, надавил на курок.

Когда выстрел отгремел, мертвый Мун лежал у ног Тома.

Тишина стояла такая, что можно было услышать, как перо падает на землю.

– То, что вы только что видели, – прошептал Том, – была не Божья воля и уж тем более не воля дьявола или океана, а моя собственная.

Он повысил голос.

– Я, Том Коллинз, – крикнул он, – внук Грании Ималли. Меня разыскивают за то, что я убил человека, поджег плантацию, освободил рабов и украл коней. Меня пытались утопить, пристрелить, зарезать и повесить. Я был выпорот, ограблен, брошен на произвол судьбы и протащен под килем. У меня забрали мои последние деньги, мой лучший нож и мой палец, но Том Коллинз все еще жив и находится с вами. И если кто-либо еще желает последовать примеру мистера Муна, то пусть он сделает шаг вперед. Если же таких нет, то я предлагаю вам встать плечом к плечу и удерживать судно на плаву до тех пор, пока это возможно.

Том стиснул зубы и сжал кулаки.

– Пусть крысы первыми покидают корабль, но капитан остается до конца, как ему и положено.

Пираты переглянулись. Долгое время было тихо, но тут один кивнул другому, кто-то решительно стиснул кулаки и принялся подталкивать соседа. Негромкое бормотание перешло в крик, и вскоре люди пожимали друг другу руки, – старая вражда была забыта.

Булль снова был в своей стихии и отдавал указания о том, что нужно делать перед лицом смертельной опасности.

Волны высоко вздымались, раскачивая корабль.

– Вот как выглядит конец света, рыжий Коллинз, – проревел капитан.

– Да, – ответил Том, – но пока человек не умер, он жив.

На шканцах, где они стояли, ветер был так силен, что грозил вышвырнуть обоих за борт.

Стучали о реи ванты, скрипели мачты, предметы, которые не были крепко прикручены или приколочены, ездили туда-сюда от носа до кормы.

Булль схватил Тома за воротник.

– Сатана присматривает за своими подопечными, – проворчал он с едва заметной улыбкой.

– Это точно, – ответил Том.

– В другой жизни, – продолжил капитан, – я мог бы научить тебя жизни на море.

– Да, – ответил Том, – и кто знает, быть может, вы наконец научились бы правильно писать слово «гранат».

– Дерзишь до последнего. Должно быть, тебе на роду написано стать шутом при дворе сатаны.

Булль приподнял Тома над палубой.

– У меня был гнилой зуб, – пробормотал капитан. – Больше у меня его нет. У меня был бриг. Но скоро и его не будет. Золото, слоновая кость, драгоценности и канделябры. Все то, что должно было обеспечить Чарльзу Уинстону Буллю безбедную старость, – все это я верну теперь обратно морю. Потому что Тот, кто никогда не дремлет, собирается взыскать свой долг. Я чувствую это костями и той пулей, что засела в моей ноге. Но не зря ведь говорят, что осужденный на смерть имеет право на последнее желание.

Булль поставил Тома обратно на палубу.

– Последнее желание, прежде чем наступит тьма. Разве судьба не исполнит последнее желание старого морского разбойника перед тем, как его корабль разлетится в щепки?

– Чего же вы хотите, Булль? – тихо спросил Том.

Булль положил свои руки Тому на затылок и понизил голос до шепота. Вид у него был серьезный, но глаза улыбались.

– Я хочу, – прошептал он, – чтобы этот зеленоглазый матрос пережил шторм и продолжил мучить белый свет, пока не умрет от старости.

Том бросил взгляд на черное пятно там, где раньше был его правый безымянный палец.

– Спасибо, капитан, – сказал он, – спасибо вам за это желание.

– Но одних желаний мало, – Булль посмотрел на море. – Моя старая рана в бедре говорит, что сюда идет смерть в образе ветра. Спускайся вниз к своей сестре, мальчик. Думаю, у вас найдется что сказать друг другу.

Теодора нашла укрытие на средней палубе, где она сидела между здоровяком Лаемом Сингом и Ньо Бото.

Она собрала свои вещи в маленький мешок с лямкой. Вид у нее был решительный. Том кивнул сестре, уверенный в том, что она знает, что их ждет.

– Здесь вы и будете сидеть? – спросил он.

– Да, – ответила Тео, – здесь и будем.

– Ты боишься?

Она кивнула.

Том взял ее за руку.

– Все быстро закончится, – прошептал он, – так быстро, что ты едва успеешь что-то заметить.

– Я жалею лишь о том, что так и не увидела мир, – сказала Тео.

– Быть может, – сказал он, – быть может, после этой жизни есть другая, следующая.

– Ты веришь в это, Том Коллинз?

Он заглянул в ее полные надежды глаза и улыбнулся своей самой солнечной улыбкой.

– Да, – сказал он, – я верю в это, Тео.

Ураган настиг судно Булля незадолго до полуночи.

Но еще до того, как серый кокон приблизился к кораблю, поднялась волна, которая раз в десять превосходила высоту мачт брига. Под небесами, содрогающимися от молний и грома, океан разинул свою гигантскую пасть, в которой даже самый большой корабль кажется не больше игрушечной лодки.

Том смотрел на Тео, сжимая руку Бото. Зажмурив глаза и стиснув зубы, они почувствовали себя на мгновение невесомыми и свободными от страха.

На долгое выматывающее мгновение все живое затаило дыхание.

Тут штормовая волна всей своей силой обрушилась на бриг и разбила вдребезги верхнюю палубу, где заклепки, гвозди, доски и обшивка взрывались в завывающем, грохочущем аду. Полотнища парусов, снасти, реи и шпангоуты треснули, как спички, нескольких матросов унесло за борт.

Том увидел, как здоровенный Лаем Синг горизонтально завис, подхваченный водной массой, которая попыталась вышвырнуть его в море.

Ньо Бото нигде не было видно. Но Теодора все еще висела, запутавшись, как муха, в паутине снастей, которая спасала ее от утопления.

Тома кинуло по трапу вниз, и он врезался спиной в дверь камбуза. Он попробовал докричаться до Тео, когда следующая волна настигла судно и оно резко опрокинулось вперед, да так, что бушприт разнесло в щепки.

Том вцепился в дверь камбуза, но ее вырвало вместе с петлями.

Троих людей закрутило и унесло прочь потоком, который опустошил большую часть судна. Одним из них был не подававший признаков жизни Саласар, чье мертвенно-бледное лицо исчезло в серо-зеленой водной массе, которая обрушилась на бриг со всех сторон.

Грот-мачта еще какое-то время держалась, а потом сломалась, как спичка, когда ураган еще раз прошел по судну от носа до кормы. Матросов, которые хотели было укрыться в капитанской каюте, подбросило на три сотни футов вверх, прежде чем они тряпичными куклами попадали вниз и исчезли в черной пенящейся воронке, которая всасывала все и вся, чтобы потом так же стремительно извергнуть проглоченное наружу.

Лаема Синга унесло. Ньо Бото унесло. И когда вода схлынула, Том увидел, что сеть, которая удерживала Тео на судне, тоже исчезла. От брига остались только нижняя палуба и основания мачт, несколько бочонков да пара весел.

В пенящемся море вперемешку носились доски, шпангоуты, обрывки парусов и тела утонувших матросов. Ураган с хриплым воющим ревом медленно удалялся, на прощание оторвав от судна киль, который на мгновение вздыбился из воды серо-зеленой глыбой, и тут же следующая волна настигла его и поглотила с оглушительным грохотом.

* * *

Тишина.

Том висит на шпангоуте, похожем на ребро корабля. Бледная луна осеняет своим мертвенным светом море, которое понемногу начинает успокаиваться. Пиратский корабль и его команду разбросало по волнам.

Том уже несколько часов пребывает в уверенности, что в живых никого не осталось и надеяться не на что – море забрало всех, и нет сил смотреть на лица проплывающих мимо.

Он глядит на холодный овал луны и спрашивает ее, что произойдет дальше: он, обессилев, отпустит руки или Рамон Благочестивый его спасет, явившись на этот раз в образе морского конька?

Но луна молчит, а руки Тома онемели так, что уже не слушаются.

Однако сведенные судорогой пальцы продолжают цепляться за шпангоут, и Тому каким-то чудом удается продержаться до рассвета. Шторм стихает. Водную гладь затягивает густой туман. Том чувствует резкую боль в животе, как будто он проглотил здоровенный камень. Словно со стороны он смотрит, как его пальцы соскальзывают со шпангоута, в отчаянии зовет мать, хватает воздух, глотает морскую воду, отплевывается и моргает, обнаружив, что его ноги касаются дна.

Какое-то время он дает течению нести себя, потом начинает сильно работать руками и скоро чувствует под ногами песчаное в рубчик дно.

Он смотрит вверх, на кисею тумана, за которой лучи солнца вот-вот засияют в полную силу, разворачивается на мелководье, и его взору открывается заросший пальмами берег, лагуна, кокосовые пальмы. Он слышит крики попугаев, гогот птиц, тихое журчание ручья. На камне сидит одинокий пеликан и чистит перья.

Том на четвереньках выбирается на сушу, бросается на песок и смотрит вверх, в светло-голубое небо. Тихо так, что слышно, как падают на землю оранжевые кокосы. Том улыбается хорошо знакомым звукам и засыпает. И просыпается лишь тогда, когда полуденный зной грозит изжарить его спину.

 

Глава 25. Джанлукка из Портофино

Он пил, как дикий зверь, наполняя живот у журчащего ручейка и выплескивая все обратно, потом, пошатываясь, пошел наугад, остановился и, отшвырнув от себя рубашку, двинулся дальше, пытаясь составить себе мнение о том месте, в котором оказался.

К тому времени, когда солнце опустилось за край тропического леса, он не нашел ничего, кроме кокосовых орехов и пустых птичьих гнезд.

Под покровом тьмы он углубился в джунгли и вскоре увидел пещеру, где завалился спать, сжимая в руке старый амулет, который он в прошлой жизни получил от раба, чье имя он никак не мог вспомнить.

На следующее утро Том проснулся совершенно опустошенным. Сидя на берегу, он взирал на океан, уверенный, что весь остальной мир исчез. Остались лишь небо, море и этот крошечный островок.

– После гибели мира, – прошептал он, – останется лишь один остров, и на этом острове будет жить всего один человек, как свидетельство тех времен, когда люди еще населяли Землю и та была обильной и процветающей.

Во сне он видел себя вулканом, чей конический силуэт был окутан мраком, а из жерла лилась лава насыщенно-красного цвета, нескончаемый липкий поток из рвоты, желчи, крови и внутренностей, пока наконец все не закончилось и он не остался стоять холодным, как лед, мертвым конусом. На раскаленной земле корчились лица Тео, Бото, Булля и Индиго Муна.

Проснувшись посреди ночи, Том долго смотрел на сине-стальное море, которое забрало себе их души. Кормило своих рыб их мясом. Он погрузил пальцы в песок, зачерпнул горсть и смотрел, как песчинки просачиваются и вытекают между пальцами. Он не умел плакать – наверно, слезы жили в нем где-то очень-очень глубоко. Но сейчас они текли по щекам и падали на линии, начерченные на его ладонях. Линии, составлявшие тот таинственный узор, который предопределил его жизнь. На одной руке у него был шрам. Ярко-красный шрам, пересекающий линию судьбы и идущий ей наперекор…

Том прошептал имя своей сестры и снова провалился в сон, думая о ней и о Ньо Бото.

Проснувшись от тяжелого сна, он чувствовал себя разбитым и опустошенным, но все же собрался с силами и отправился исследовать остров дальше, без всякой надежды на успех. Вскоре поняв, что он уже в который раз пересекает собственный след, Том упал на песок и зарылся в него руками. Его пальцы сразу почернели от золы.

Зола!

Он повторил это слово, словно пробуя его на вкус, и опять погрузил руки в сухую серебристую пыль. Его лицо расплылось в улыбке, и он почувствовал, как внутри нарастает и рвется наружу клокочущий смех. Зола была еще теплой.

Он вскочил на ноги и побежал к опушке леса, крича во всю мощь своих легких:

– Я здесь! Я здесь!

А про себя добавил:

– Кто бы ты ни был.

Он пробыл у кострища, пока не начался дождь. Тогда он укрылся под широкими листьями пальмы и стал дожидаться конца непогоды.

Между двумя здоровенными листьями растений, составлявших подлесок, виднелось чье-то лицо. Том долго сидел и таращился на него, уверенный, что воображение решило сыграть с ним злую шутку и что на самом деле это всего-навсего обманчивая игра света и тени. Но чем дольше он вглядывался, тем больше утверждался в том, что это не мираж. Потому что среди всей этой зелени ясно проглядывали нос, рот и глаза. Кожа существа была цвета водорослей, а волосы, висевшие длинными тонкими прядями по обеим сторонам лица, были серыми, как та зола, в которой он испачкался.

«Мы смотрим друг на друга, – вдруг подумал Том. – Быть может, он напуган не меньше меня, но я должен показать ему, что ничего не боюсь. Я уже так много раз умирал, что теперь меня ничем не напугаешь».

– Ты слышал, что я кричал? – крикнул Том.

Бледные глаза распахнулись, а красный беззубый рот расплылся в безумной улыбке, перешедшей в кудахтающий смех.

Том отвел в сторону тяжелый лист и увидел всего мужчину целиком.

Он был маленького роста, почти на целую голову меньше Тома. Если не считать замусоленной набедренной повязки, он был совсем голым. Было в нем что-то детское, наивно-доверчивое. И когда Том назвал свое имя, карлик схватил его за руку и принялся ее раскачивать, словно танцуя.

«Идиот, – подумал Том, – меня забросило на остров с идиотом».

– Ты говоришь по-испански? – спросил он. – Английский? Португальский?

Мужчина, не отвечая, потянул Тома за собой на берег, где принялся тыкать пальцем в море, джунгли и песок, словно хотел показать все вокруг. Молод он был или стар, понять было невозможно – долгие годы одиночества уничтожили все возрастные признаки.

– Том, – сказал Том, кладя руку себе на грудь, – меня зовут Том Коллинз.

Мужчина кивнул, словно нетерпеливый ребенок.

– Io póvero me, – сказал он и понурился.

– Я не понимаю, – пробормотал Том, – ты из Франции? Польши?

– Io póvero me, – вздохнул мужчина.

Том кивнул и, ободряюще похлопав его по спине, показал на кострище.

– Это твое? – спросил он.

– А! – произнес карлик. – Si, si.

Том узнал слово «si» и повторил его. Это развеселило мужчину, и он сказал:

– Portofino.

– Тебя зовут Портофино? – спросил Том.

Мужчина взял руку Тома и положил ее на свою голову.

– Gianlucca, – произнес он печально.

– Джанлукка? Тебя зовут Джанлукка? – спросил Том.

– Si, Gianlucca.

Мужчина кивнул и потянул Тома за руку. Он всю дорогу смеялся, пока они бежали.

«Должно быть, это такая игра, – подумал Том, – быть может, прожив немного на этом острове, я совсем скоро тоже стану таким же законченным идиотом».

Они бежали минут десять, пока Том не понял, что еще чуть-чуть – и он просто упадет. Но маленький мужчина тянул его дальше. Тогда Том сказал себе, что сейчас повернуться спиной к новому другу – это все равно что повернуться спиной к половине мира.

Наконец Джанлукка остановился. Стоя на берегу, он указывал вперед, где у самой кромки воды лежало нечто наполовину скрытое песком.

Человек лежал на спине, согнув одну ногу в колене и раскинув руки.

Том почувствовал, как волосы на его голове становятся дыбом, и, склонившись над Теодорой, осторожно убрал песок с ее лица. Губы девушки были цвета черного винограда, а кожа походила на рыбье мясо.

Том прижал сестру к себе, но ему помешал Джанлукка, который вытащил Тео на берег и, схватив ее за лодыжки, резко поднял ее ноги вверх.

Изо рта Тео хлынула черная густая вода. Это развеселило Джанлукку, который принялся откачивать девушку с еще большим энтузиазмом.

Том во все глаза смотрел на сестру, уже ни во что не веря и ни на что не надеясь. Однако вскоре Тео издала слабый стон, Джанлукка захлопал в ладоши и с восхищением уставился на Тома, а тот заскрежетал зубами, набрал в легкие воздуха, чувствуя, как в нем трепещет каждая клеточка его тела, и издал оглушительно громкий крик благодарности.

Должно быть, именно это и заставило Тео открыть глаза.

Они сидят рядышком, тесно прижавшись друг к другу, словно у них одно тело на двоих, и качаются взад-вперед, даже не осознавая, что на самом деле их трое, потому что маленький коротышка из леса тоже затесался между ними. Тео медленно отогревается, кровь постепенно начинает пульсировать в ее жилах, дыхание выравнивается.

– Только ты и я? – шепчет она.

– И Джанлукка, – отвечает Том, даже не зная, смеяться ему или плакать.

Тео смотрит на море и монотонным голосом заводит рассказ. О кораблекрушении, урагане и смерти, подстерегавшей ее в воде.

– Саласар, – произносит она имя бывшего инквизитора, – на долю секунды я увидела его, и его сразу унесло в море. Он смотрел прямо на меня и пытался что-то сказать. Почему-то в тот момент он показался мне моложе, чем был на самом деле.

Том прижимает сестру к себе, но Тео хочет рассказывать дальше.

– Я должна была утонуть, – говорит она и пристально смотрит на Тома.

– Я тоже, – бормочет он.

– Нет, я не об этом. Я лежала на крышке от бочки, когда она обо что-то ударилась. Я не удержалась и начала тонуть. Последнее, что я видела, были пузырьки воздуха в воде.

– Но тебя ведь вынесло на берег, – говорит Том. – Не все ли равно теперь?

– Нет, я была очень далеко отсюда, – Тео высвобождается из его объятий. – Тут что-то не сходится.

– Что, Тео? Что не сходится?

Она пристально смотрит на него.

– Я думаю, кто-то вытащил меня на этот берег, – говорит она.

Они сидят вокруг костра.

Джанлукка зажарил на костре несколько небольших рыбешек, насаженных на ветку, и теперь они с удовольствием их поедают. По вкусу рыба напоминает макрель, и Том ободряюще улыбается сестре, которая оправилась от потрясения и вновь стала прежней Тео.

Коротышка с длинными волосами прыгает вокруг них и издает какие-то звуки, похожие на песню.

– Бред, – говорит Том.

– Нет, – отвечает Тео, – одиночество.

Потом они лежат, плотно прижавшись друг к другу, словно три чайные ложки в ящике стола, с Джанлуккой посередине, потому что он сам так захотел. Том высматривает в ночном небе Пояс Ориона и, не найдя его, воспринимает это как добрый знак.

– Кроме того, – внезапно произносит Тео, – кроме того, я находилась очень далеко от берега.

Том смотрит на нее.

– Я думал, ты уже спишь.

Она садится.

– Кто-то вытащил меня на берег, – говорит она. – Иначе и быть не может.

– Забудь это, – бормочет Том и закрывает глаза. Он с благодарностью думает о той рыбе, что они ели, и видит во сне серебро ее чешуи и ощущает вкус ее мяса. Просыпается он уже около полуночи оттого, что кто-то начинает его трясти.

Ночь была темной и безлунной. От моря исходил слабый свет, который никогда не увидишь при свете дня.

Тео сидела на песке, словно маленькая испуганная обезьянка, и всматривалась в темноту. В руке она держала палку.

– Тео, – прошептал Том.

Сестра шикнула на него.

– Там кто-то есть, – сказала она.

Том огляделся, но ничего не заметил.

– В лесу, – Тео мотнула головой, – я только что их слышала.

– Их там несколько?

– Не знаю. Но не думаю, что они нас успели заметить. Иначе бы вышли к нам.

Том перевернулся на живот. Попутно подумав, что они лежат в довольно хорошем укрытии на тот случай, если кто-то появится из леса. Долгое время он слышал только, как волны накатываются на берег и что-то шуршит в лесу.

Внезапно они пригнулись, заметив нечто странное – полузверя, получеловека, который, шатаясь, бродил между стволами деревьев. В темноте было трудно разглядеть его очертания, но они успели заметить, что у существа было две ноги, четыре руки и распухшая искалеченная верхняя часть туловища. Существо громко простонало, потом внезапно остановилось, словно пытаясь понять, куда оно забрело, наклонилось и сняло с себя свою ношу. Одно большое тело превратилось в два. Значит, это был не зверь.

Том посмотрел на Тео – она решительно поднялась и ударила палкой по кустарнику. Звук достиг ушей существа, которое замерло, не окончив движения. С трудом подняв свою ношу, оно вышло из тьмы леса.

Черное чудище превратилось в измученного израненного мужчину с длинной черной бородой, в штанах, висевших лоскутами, и рубашке без рукавов.

– Булль, – прошептал Том и во все глаза уставился на тело, которое капитан положил на землю.

– У него сломаны обе ноги, – прогудел Булль и опустился на песок рядом с Ньо Бото, который с едва заметной измученной улыбкой глядел на Тома и Тео.

Каноэ было длинным, узким и ладно построенным. Насколько они поняли, оно не было делом рук Джанлукки. Он вообще не проявлял к каноэ особого интереса и, как мог, объяснял, что оно оказалось здесь само.

Они пробыли на острове три недели. Ни в чем не нуждаясь, потому что Джанлукка оказался на редкость радушным хозяином и с удовольствием заботился о своих гостях.

О кораблекрушении они больше не говорили. Разговоры о нем расстраивали капитана. Тео вспомнила, что это Булль подобрал ее и положил на днище от бочки, которое болталось по бушующему морю, как скорлупка ореха. Туда же он устроил Бото – ему переломало обе ноги, когда на судно налетел ураган. Возле берега ветер и волны разлучили их с Тео, но перед этим Булль исхитрился крепко-накрепко привязать Бото к своей спине. Теперь же, словно оправдываясь за свой поступок, он говорил, что сделал так, потому что парнишка, судя по рассказам лгунишки Коллинза, стоил немало денег. Почему он сделал так на самом деле, оставалось только догадываться.

Теодора осмотрела ноги Бото, которые лежали на песке, словно две безжизненные палочки. Боли он не чувствовал, и после основательного осмотра все сошлись на том, что, если наложить шины, может быть, кости срастутся сами.

Бото пребывал в прекрасном расположении духа и, когда они обнаружили каноэ, тотчас же заявил, что у него есть неплохой опыт управления таким судном.

После двух недель пребывания на острове они начали поговаривать о том, чтобы снова отправиться в море.

Том с Буллем выстругали нечто похожее на двухлопастное весло и заделали в лодке все щели. По звездам они имели приблизительное представление о том, где находится остров.

– Где-то на десяти градусах широты к северу от экватора, – предположил Булль.

– И сорока градусах долготы, – выразил догадку Том.

– Далеко отсюда до Невиса? – спросил Бото.

Том попросил его забыть о Невисе.

Булль все дни напролет проводил на берегу, где пристально всматривался в горизонт.

Время шло, и он все больше замыкался в себе. Когда его о чем-нибудь спрашивали, он отделывался односложными ответами, и было видно, что больше всего ему хочется побыть одному.

Но однажды он отвел Тома в сторонку и сказал, что время пришло.

– Что вы задумали? – спросил Том, хотя он прекрасно знал, что задумал капитан.

Булль бросил взгляд на каноэ.

– Это вполне возможно, – сказал он, – я думал об этом, и мне кажется это вполне возможным.

– В такой маленькой лодке? – засомневался Том.

– Если мы действительно находимся там, где я предполагаю, – сказал Булль, – то мы не так далеко от оживленных торговых путей. В этих местах море бороздит много португальских судов, возвращающихся домой из колоний. Если повезет, мы наткнемся на одно из них.

– Да, – кивнул Том, – если повезет. Вы говорите прямо как Бото.

– Еще одна неделя на этом острове, – проворчал капитан, – и я заговорю как Джанлукка из Портофино.

Каноэ качается на волнах, нагруженное водой, которую набрали в бочку, уцелевшую от брига Булля. Там же лежит связка вяленой рыбы и несколько спелых плодов, которые Тео заботливо завернула в пальмовые листья.

Поздняя ночь, и желтый серп месяца висит на черном как смоль небосводе.

На берегу сидит Джанлукка. Остров он покидать не собирается. Ни за что. Он смеется, машет руками и без перерыва тараторит на языке, которого они не понимают.

– Идиот, – ворчит Булль.

– Нет, – отвечает Том, – просто одинокий.

Ньо Бото лежит на дне лодки и смотрит, как Тео решительно берется за весло. Булль сидит позади всех, потому что он будет править лодкой.

Они решили идти прямым курсом на север. По их расчетам, воды должно хватить на пять дней. О том, что будет потом, они стараются не думать. Но когда Том заглядывает в глаза своей сестры и видит, как сосредоточенно работает Булль, он понимает, что обратной дороги нет. Решение принято, и все слова излишни.

Они машут на прощание Джанлукке, который бегает по берегу, как ребенок. Бото опять надел на себя красную рубашку. Запах плесени из нее выветрился, зато теперь у нее нет рукавов.

Они гребут размеренно и упорно и благодаря слаженной работе быстро скользят по глади вод. Ночная прохлада бодрит их. Все сошлись на том, что будут грести, пока хватит сил, спать по очереди и отдыхать в полуденный зной.

Том смотрит на исчезающий вдали берег и думает о той силе, которая до сей поры оберегала и направляла его. Интересно, она все еще с ним? Есть ли высший смысл в человеческой жизни, или человек предоставлен самому себе и капризам луны? Том вспоминает Сахарного Джорджа и Тото и их малышку Санди. Рамона, Альберто и Бруно, сеньора Лопеса и миссис Бриггз. Они проходят в его сознании, словно процессия из туманных образов по дороге, ведущей на оконечность мыса, где искры от костра танцуют в ночи. Миг – и пепел разлетается во все стороны. «Но то, что живет во мне, – думает Том, – всегда останется со мной».

Он поворачивает руки ладонями вверх и смотрит на замысловатый рисунок, морскую карту, которая определяет его судьбу с младенчества и до сих пор.

Каждое мое слово, сказанное этой ночью, накрепко засядет в твоей голове. Ни одно не будет забыто.

Такими были ее слова. Той ночью, в сентябре. И он до сих пор помнит каждое слово.

Он смотрит вверх, на подернутое дымкой звездное небо. Чувствует на себе взгляд Тео. Поднимает голову и видит ее улыбку. Ньо Бото тоже смотрит на него. И тоже улыбается.

Чему они улыбаются?

Может быть, просто так – улыбаются, и все?

«Я люблю их, – думает Том. – И я больше никогда с ними не расстанусь».

Он кивает им. Молча берет их за руки. Все понятно без слов.

На второй день плавания Том заводит историю о Рамоне из Кадиса.

– А это хорошая история? – тут же интересуется Булль, который гребет, словно раб на галерах.

– Вот вы сами и решите, капитан, хорошая она или нет.

– А что нужно для хорошей истории? – спрашивает Тео капитана.

– Я люблю истории о золоте, драгоценностях и шелковых чулках, – ворчливо отзывается Булль.

Том повышает голос:

– Капитан получит все, что захочет. Потому что в истории про Рамона и его приятеля Бибидо речь пойдет именно о золоте и драгоценных камнях. Вот насчет шелковых чулок я, честно говоря, не уверен. Так вот, жил да был однажды один мальчик-рыбак, и он был сыном отважного ирландца, который, к сожалению, скончался от лихорадки. Каждую ночь этот парнишка выходил в море искать сокровища затонувших кораблей, чтобы прокормить свою мать и свою сводную сестру-испанку. Еще этот парнишка хорошо знал море и умел ориентироваться по звездам и солнцу. Умен он был, как сто чертей, дружил с океаном, разбирался в современной астрономии и изучал Коперника. А потому знал, что в центре Вселенной находится Солнце и что судно, проходив достаточно долго, в один прекрасный день вернется обратно на то же место. И однажды в одну памятную для него ночь этот ирландский непоседа стал обладателем половинки раба, которого он вытащил из моря после жестокого кораблекрушения. Но слушайте, что было дальше. Оказалось, что этот раб был вовсе не обычным рабом, а напротив, сыном короля, принцем с островов Зеленого Мыса. Его звали Бибидо, и стоил он столько же золота, сколько весил сам. Ну как, неплохо звучит?

– Да, – кивнула Тео.

– Сколько именно он весил? – уточнил Булль.

Том улыбнулся и продолжил свой рассказ, пока наконец не дошел до плантации на Ямайке, но дальше не успел. Около полуночи Тео заметила неясное, но устойчивое видение, которое с приближением рассвета становилось все более отчетливым, пока наконец не превратилось в трехмачтовый галеон.

* * *

Булль стоит в полный рост в каноэ, которое грозит перевернуться.

– Португальцы, – хрипло ворчит он, – как я и говорил.

– Мы спасены, Бото, – говорит Том и протягивает руку к парнишке, лежащему на дне лодки.

Они гребут как одержимые, но чем быстрее они приближаются, тем больше их охватывает сомнение в том, что им повезло.

– Паруса висят как-то странно.

Булль прикрывает глаза рукой от солнца и щурится.

– Что вы об этом скажете? – спрашивает Тео.

Булль сплевывает за борт.

– Либо штурман пьян в стельку, – говорит он, – либо это мертвый корабль.

 

Глава 26. Сан-Мигель

Якорь был поднят, и судно двигалось, подгоняемое ветром и течением, само по себе. Паруса выглядели целыми, равно как и снасти с корпусом, по виду которых никак нельзя было предположить, что корабль побывал в сражении.

Лодка обогнула судно, и, когда они оказались от него с противоположной стороны, Булль выразил вслух общее подозрение. Возможно, на борту вспыхнула эпидемия чумы, и пассажиры с командой покинули корабль, который теперь превратился в плавучее кладбище.

Том уже хотел сказать, что он готов взобраться на борт, чтобы разведать все на месте, но тут Тео заметила ребенка, который смотрел на них с правого борта. Им было видно лишь вихор его волос, два испуганных глаза и часть носа.

Они подплыли ближе.

Том окликнул малыша, но мальчик не отозвался, а когда Булль, рассердившись, громко рявкнул на него по-английски, то он совсем пропал из виду.

Тео велела Буллю не вмешиваться, чем вызвала его крайнее неудовольствие, но тут на палубе появилась молодая женщина. Она держала мальчика за руку, а он, в свою очередь, показывал вниз, на каноэ.

Позади них стояла девочка лет десяти.

– Эй, наверху, – крикнула Теодора. – Вы говорите по-испански?

Женщина, помедлив, кивнула.

Тео представилась и объяснила, что они потерпели кораблекрушение и хотели бы подняться на борт. Женщина оглянулась по сторонам, но не ответила.

– Ты что, глухая? – рявкнул Булль.

Женщина исчезла.

Тео осуждающе уставилась на Булля.

– Вы когда-нибудь были ребенком, капитан Булль? – спросила Тео.

– Нет, я родился прямо таким. С бородой.

Тео закричала ему прямо в ухо:

– Неужели вы никогда не испытывали страха, капитан? Никогда не были одни, никогда не были настолько одиноки, что… что…

У Тео на глаза навернулись слезы.

– Я вот была, – еле слышно добавила она.

Том попросил их отложить спор до другого раза. В этот момент на палубе снова появилась женщина.

Том крикнул, что они прибыли с добрыми намерениями.

– Ни дать ни взять четыре апостола, – ухмыльнулся Булль и покосился на Тео.

Она кивнула.

– В один прекрасный день, – сказала она, – я одним выстрелом собью с вас шляпу, Булль. Быть может, я промахнусь, а может, прицелюсь слишком низко. Увидим.

Булль спросил у Тома, все ли женщины в их роду настолько плохо воспитаны.

В этот момент на палубе появился пожилой мужчина. Простирая руки к небесам, он произнес на португальском целую речь, в которой изливал свое горе.

– Обычное дело, – заметил Булль, – португальцы вечно жалуются.

– Насколько я понимаю, у них на борту вспыхнул мятеж, – сказала Теодора. – Испанская команда восстала против португальского капитана.

– Из всех людей испанцев я презираю больше всего, – и Булль ослепительно улыбнулся Тео.

– А есть ли что-нибудь, чего вы не презираете, капитан?

Том вклинился между ними, не сомневаясь, что спор по поводу испанцев очень скоро может перерасти в нечто большее.

– Сколько времени вы уже находитесь в таком положении? – спросил он.

Старик сокрушенно покачал головой и продолжил сетовать на свою судьбу. Тео, как могла, переводила.

– Они плыли в Баию с грузом рабов для кофейной плантации. Дальше я не поняла.

Тут мать девочки вмешалась в разговор, и звук ее голоса привлек других женщин. Наконец у борта собралось с полсотни пассажиров – женщины, дети и старики, – и все дружно спорили о том, кто должен взять слово. Так и не придя ни к какому соглашению, они заговорили все разом. К счастью, нашелся человек, который немного говорил по-испански.

Выяснилось, что судно отправилось в плавание шесть месяцев тому назад, взяв курс на Берег Слоновой Кости, где было закуплено три сотни рабов для продажи в Баии. Но на пути через Атлантику на борту вспыхнула эпидемия, и чернокожие начали умирать как мухи. По этой причине решено было изменить курс и идти на Эспаньолу, где можно купить новых рабов. Корабль приближался к Тринидаду, когда на борту разгорелся спор по поводу денег. Маршрут судна был изменен, и время пребывания в пути увеличилось на несколько недель, поэтому команда требовала повышения жалования. Дело закончилось мятежом. Вдобавок ко всему между членами команды возникли внутренние разногласия, и мало-помалу на корабле разгорелась открытая война между португальцами, испанцами, офицерами и пассажирами. Десять дней назад на галеоне от ран скончался последний мужчина, способный носить оружие. Остались только женщины, дети да горстка стариков – никто из них не умеет управлять судном.

– У вас есть вода? – спросил Том.

Сверху в ответ донеслось, что воды много.

Булль довольно поскреб бороду.

– Значит, берем вас на абордаж, – промурлыкал он.

– Господин капитан, – обратилась к нему Тео ангельским голоском, – вам придется на время несколько сменить свой тон.

– Какой еще тон?

– Ваш, господин капитан. Эти люди до смерти напуганы, им многое пришлось пережить.

– Вот именно, их можно брать тепленькими.

Теодора натянуто улыбнулась.

– Осмелюсь попросить вас пока не называться своим настоящим именем. Принимая во внимание вашу славу… Мы не можем отрицать, что вы довольно знамениты.

– Это точно, – довольно хрюкнул Булль, – хотя большинство свидетелей померли.

Том вклинился между ними.

– Я предлагаю, – сказал он, – положиться на Булля. Он самый старший из нас и наиболее опытный. Я надеюсь, он придумает, как успокоить пассажиров.

Капитан фыркнул и повернулся боком к Тео, которая сказала, что она тоже на это надеется.

– Нам чертовски повезло, – продолжил Том, – мы заполучили большой прекрасный корабль. Осталось только влезть на борт, так зачем же нам ссориться из-за пустяков?

– Там наверху стоит с полсотни перепуганных людей, – прошептала Тео, – и если этот, – кивок в сторону Булля, – будет вести себя как обычно, мы рискуем быть отправлены обратно в каноэ с пулей во лбу.

Булль уставился на нее.

– Не зли меня! – взревел он. – Перед тобой человек, который не умеет ничего другого, кроме как захватывать и грабить суда.

Тео ласково улыбнулась.

– Это я и хочу сказать. Мы не будем никого захватывать, Булль. Мы войдем как гости и будем себя вести как гости.

В ответ Булль вытащил из-за пояса пистолеты.

– Да здравствуют первые гости, – изрек он и помахал пистолетами.

Том схватил его за руку.

– Господин капитан, – проговорил он быстро. – Давайте делать все по порядку. Сперва судно, потом знакомство. Согласны со мной? Отлично.

Том повернулся к группе людей, которые с большим интересом следили за их перепалкой.

– Эй, наверху, – крикнул он, – разрешите поздравить вас. Вам невероятно повезло.

Пассажиры недоуменно переглянулись.

– Вы повстречали одного из величайших капитанов семи морей.

– Самого великого, – проворчал Булль.

– Наивеличайшего капитана семи морей, – поправился Том и показал на Булля, – сам я обученный штурман и предлагаю доставить вас туда, куда вы захотите.

Пассажиры сгрудились и принялись яростно о чем-то спорить. Но спор тут же оборвался, и они снова повернулись к Тому, чтобы обсудить его предложение.

Мгновение спустя вперед выступил высокий старик.

– Мы благодарим вас, – важно произнес он, – но не могли бы вы сообщить нам, как далеко до суши?

– Десять дней пути, – не раздумывая ответил Том.

Булль удивленно посмотрел на него, а Тео прошептала:

– Какой же ты все-таки врунишка.

Старик посовещался с остальными пассажирами.

– В таком случае, – сказал он, – мы просим вас пожаловать на борт.

Через минуту им была сброшена веревочная лестница.

Том первым взобрался на борт.

Следом за ним последовали Булль с Бото на спине, и, наконец, с видом королевы на палубу ступила Теодора.

– Позвольте мне, – произнесла она с улыбкой, – позвольте мне представиться, – она расправила свою смятую юбку и поправила волосы. – Мое имя Теодора Долорес Васкес, я чистокровная испанка, но выросла на Невисе. Это мой сводный брат Том Коллинз, а этот чернокожий парнишка – выкупленный из неволи раб по имени Ньо Бото. Он родом с островов Зеленого Мыса. Этот господин с черной бородой – капитан Чарльз Уинстон Буллерик из Англии. Мы благодарим вас за ваше гостеприимство и обещаем сделать все возможное, чтобы оправдать ваши надежды. Коллинз и Буллерик – опытные моряки. Том, несмотря на свой юный возраст, служил вторым штурманом на испанском торговом судне, а господин Буллерик был капитаном на шхуне, перевозившей специи из Вест-Индии.

Теодора остановилась, чтобы перевести дыхание, и была встречена долгими радостными рукоплесканиями. Том улыбнулся и покосился на Булля, который во все глаза смотрел на Тео, покусывая себе кончики пальцев.

– Мы благодарим вас, – ответил старик. – Хорошо, что у нас на борту наконец-то появились опытные моряки. Мы надеемся, что тоже сможем быть вам полезны, дабы капитан Буллерик смог как можно скорее направить судно нужным курсом.

– Для начала, – взял слово Том, – было бы неплохо, если бы мы сразу осмотрели запасы провианта. Затем мы поделим вас на несколько групп. Все, кто выжил, сейчас находятся здесь?

– Мы расстались с теми, кто умер, – прокряхтела одна старушонка.

– Разумно, – заметил Том.

– Но в трюме наверняка есть несколько негров, которые умерли с тех пор, как мы в последний раз спускались туда. Мы стараемся не ходить туда.

Булль подмигнул Тому. Почти не разжимая губ, он произнес, что если распорядиться выпавшей им картой правильно, то рабы в качестве груза могут оказаться очень даже кстати.

– Люди, – произнес Том громким и ясным голосом, – попросим же капитана принять управление судном, дабы мы могли вновь вдохнуть жизнь в этот корабль!

Предложение было встречено продолжительными аплодисментами.

Затем Том и Тео пошли по кругу, пожимая всем руки, а Булля тут же окружили мальчишки постарше, которые во что бы то ни стало желали узнать, сталкивался ли капитан во время своих плаваний с пиратами.

– Пару раз, – уклончиво ответил тот.

– Что же вы с ними сделали, капитан Буллерик?

Булль оскалил зубы и грозно завращал глазами.

– Я их всех зарубил, – ответил он.

Ответ вызвал громкий смех, а один из мальчишек сказал, что сеньор Буллерик, по его мнению, сам смахивает на настоящего морского разбойника.

Эти слова несколько смягчили Булля, который без всяких объяснений прямым курсом проследовал на камбуз, где нашел две бутылки рома и распихал их по карманам.

Оказалось, что тем самым он нарушил корабельный регламент.

Какая-то пожилая женщина в весьма колких выражениях объяснила Буллю, что все пассажиры без исключения трезвенники и поэтому не притрагиваются к спиртному.

– Тем лучше, – пробормотал Булль, – мне больше достанется.

– Поэтому мы все будем вам очень признательны, если вы тоже продемонстрируете воздержание, сеньор. Ибо ром – творение дьявола.

– В этом я с вами не соглашусь, сударыня, – Булль сделал порядочный глоток прямо из горлышка.

– Мы достаточно насмотрелись на пьяных матросов, к тому же пьяный капитан не сможет управлять судном, – продолжила старуха.

– Поспорим?

Булль вытер рот и потянул, пробуя, за шкоты.

Вокруг женщины собралась компания трех ее единомышленниц.

– Мы требуем, чтобы вы воздержались от спиртного, – решительно сказала одна.

Булль достал из кармана гребень.

– Позвольте, милые дамы, – начал он, – продемонстрировать вам эту довольно грязную вещицу для ухода за волосами. Как вы думаете, из чего она сделана?

Том кинул на капитана предостерегающий взгляд, но тот повернулся к нему спиной. Одна из дам почти сразу догадалась, что гребень был сделан из кости.

– Правильно, – кивнул Булль, – я собственными руками вырезал его, когда выдалась свободная минутка.

Женщины внимательно изучили гребень и похвалили капитана за его умение.

– Из тазобедренной кости графини Ольги, – гордо поведал Булль и улыбнулся дамам.

На этом дискуссия по поводу спиртного закончилась.

Начались будни, заполненные тяжелой работой. Руки требовались везде: на кабестане, парусах и на камбузе. Вскоре очередность несения вахты была установлена, и надо было только решить, кто позаботится о неграх.

Все слушались, радуясь, что оказались при деле.

Большую капитанскую каюту, в которой раньше жили дети, теперь занимал только один жилец, но на судне было много других превосходных кают, и Тео поселили с тремя другими девушками.

Том и Ньо Бото тоже жили вместе.

Теодора придумала, как занять пассажиров, – они вышивали, играли всей компанией в разные игры. Главное было сделать так, чтобы они поменьше встречались с Буллем, который находился либо на шканцах, либо в своей каюте.

На нижнюю палубу первым спустился Том.

Сюда почти не проникал свет, и стояла невыносимая вонь. Закованные в кандалы рабы лежали, словно сельди в бочке. Здесь были мужчины, женщины и дети – около сотни живых рабов. Некоторые из них были перепуганы и плакали, другие лежали, впав в забытье, но многие были мертвы.

В первую же ночь Том с Буллем выбросили за борт тридцать один труп. Том считал их, сам того не желая.

– Зачем считать? – ворчал капитан. – И так понятно, что дело плохо.

– Так я по крайней мере буду знать, что они здесь были, – пробормотал Том. – Этот номер – все, что я могу им дать.

Булль не ответил, но, когда последний раб был сброшен в море, он обхватил Тома сзади за шею и пробормотал что-то насчет того, что мальчишке его возраста еще рано думать о подобных вещах.

– Я научился отвечать за тех, кого мне доверили, – ответил Том.

– Вот именно это я и имею в виду, – буркнул капитан и пошел прочь с мрачным видом.

На четвертый день они поймали бейдевинд.

Именно в тот день Тео предложила разрешить детям рабов выйти на палубу.

Том смотрел, как худые ребятишки, несчастные и испуганные, стояли, глядя на гигантские паруса. Дети щурились на солнце и семенили за Тео, спотыкаясь о свои кандалы. Большинство из них так давно обходились без воды, что теперь едва могли удержать в руках кружку.

Остальные пассажиры предпочитали держаться на расстоянии или проходили мимо с презрительным видом. Все полагали, что рабы должны находиться в трюме.

– Эти негры – собственность судоходной компании, – строгим тоном произнес один старик. – Надеюсь, вы понимаете это, юная дама.

– Тогда тем более за ними нужен хороший уход, – ответила Тео.

– Но они не должны находиться на палубе среди белых, – возмутилась какая-то женщина.

Теодора стояла между группой недовольных пассажиров с одной стороны и кучкой чернокожих детишек с другой.

– Мы проголосовали, – продолжил старик, – и теперь вам следует подчиниться нашему решению, мисс.

Помощь подоспела к Тео с неожиданной стороны. На шканцах вдруг появился Булль. Он был босиком, в штанах и рубашке, волосы торчали во все стороны, и, судя по выражению его черных глаз, он только что проснулся.

– Какого дьявола вы тут расшумелись, – рявкнул он, – глаз не дают сомкнуть человеку.

Старик вынул из-за пазухи лист бумаги с написанным на нем вручную судовым регламентом и зачитал его.

– Здесь есть правила касательно рабов, – заметил старик, – и они подписаны владельцем судовой компании. Как вы с этим поступите, господин капитан?

– Да очень просто, – ответил Булль и поджег бумагу.

Но это не решило проблемы. Скорее наоборот. На следующий день было объявлено, что пассажиры не желают делиться своей водой с рабами.

– Мы терпим их присутствие на палубе, но мы не хотим делиться с ними нашей водой, – сказал старик, который знал испанский.

Тео объяснила ему, что, если дети не будут пить, они умрут.

– Это рабы, – ответил старик.

Тео приблизилась к нему.

– Сеньор, – вежливо сказала она, – я буду отдавать этим детям свою порцию. Вы довольны?

После этих слов страсти немного поутихли, но только потому, что Том с Бото тоже решили делиться своими порциями.

Но одной питьевой воды было мало, и на десятый день плавания пришлось распрощаться с еще двумя подростками, которые не пережили ночь.

Том видел, что работа выматывала Тео. День за днем она становилась все более бледной и измученной. Каждую ночь ей приходилось делиться водой и кашей с рабами, каждый день – выслушивать все новые и новые жалобы от пассажиров.

Они сидели в каюте Тома.

Он только что определил их положение и теперь радовался, что они следуют заданным курсом.

Стояла ясная звездная ночь, и все было спокойно.

– Тебе следовало бы побольше спать, – посоветовал он сестре.

– А тебе следовало бы поменьше пить вина, – отрезала она.

– Штурман имеет право на особый рацион, – ответил он, сославшись на Булля, у которого весь день сильно кружилась голова.

– Почему здесь так жарко? – спросила Тео.

– Потому что мы находимся в самом центре мира, – ответил Том, – и плывем точнехонько по экватору.

Тео обтерла лицо маленькой белой тряпочкой.

– По правде говоря, скоро даже нам самим не будет хватать воды, – заметил Том. – Ты только впустую тратишь ее.

– Когда ты в последний раз спускался в трюм? Ты хоть представляешь, насколько там невыносимо?

– Ты измотана, Тео. Возьми себе в помощницы еще двух девушек.

– Они не желают иметь никаких дел с рабами. Они отказываются. Но, Том, послушай, что я скажу. Там есть одна девочка, которая говорит по-английски. Я хочу спросить, нельзя ли ей разрешить помогать мне. Бог мой, да что в этом может быть страшного?

– Ты хочешь снять с нее кандалы, да?

Теодора серьезно посмотрела на него.

– Да, – ответила она, – я хочу снять с нее кандалы.

Том развернул карту и ткнул в шесть больших пятен, расположенных в океане.

– Это острова, – пояснил он. – Называются Сан-Мигель. Мы должны достичь их через пару дней. Судя по старому судовому журналу, это португальская колония. Мы можем пополнить там запасы воды и фруктов уже через несколько дней. Было бы хорошо, правда?

– Ты ведь говорил, что работал у кузнеца, – сказала она.

– И?

– Не мог бы ты сбить оковы с этой девочки?

– У нас появится еще больше проблем, – вздохнул Том.

– Предоставь это мне.

– Черт возьми, Тео, мы всего в паре дней пути от островов. Ты не можешь подождать?

– Через пару дней их станет меньше в два раза! Том, посмотри на меня. Мне нужна твоя помощь.

– Больших упрямцев, чем ты, я еще не встречал.

Том сбросил ноги с койки и отправился за молотком и зубилом.

Тео и та самая чернокожая девочка ждали его в коридорчике перед камбузом.

На рабыне было платье, слишком большое для ее тщедушного тельца.

Том наклонился и одним ударом сбил оковы с худых лодыжек.

Девочка, ни на кого не глядя, стояла, свесив голову, и выглядела такой же обессиленной и истощенной, как и все остальные дети.

– Где она выучилась говорить по-английски? – спросил Том.

Тео покрутила девочку туда-сюда.

– Она не слишком-то разговорчива, но взгляни-ка сюда.

Тео поднесла лампу к левому плечу девочки, где было выжжено клеймо.

Том почувствовал, что задыхается, и невольно сделал шаг назад.

– Печать мистера Бриггза, – прошептал он.

Девочка подняла голову и посмотрела на Тома. Он осторожно положил свою ладонь на ее щеку. Ту самую щеку, которая когда-то была такой округлой и мягкой.

– Этого не может быть, – прошептал он.

Он повернулся спиной к сестре, которая с удивлением смотрела на него, и прижался лицом к стене.

– Что случилось, Том? – спросила Тео.

Том вытер глаза и снова посмотрел на девочку, которая все так же стояла перед ним, полузакрыв глаза.

– Я знаю ее, – ответил он, – и она знает меня. Не правда ли?

Девочка разлепила губы.

– Том-бомба, – прошептала она.

При звуке этого имени Том скрючился, как от боли. Он бросил взгляд на тощие лодыжки со следами тяжелых оков.

Тео попросила объяснить, что здесь, во имя всего святого, происходит.

Том глубоко вздохнул.

– Ее зовут Санди Морнинг, – ответил он, – она дочь Джорджа и Тото.

Он стоит в темноте и смотрит на спящего Бото.

Час назад Теодора уложила Санди Морнинг в свой гамак.

Они все обсудили при трепещущем пламени сальной свечи, и теперь, стоя рядом со спящим Ньо Бото, он понимает, что решение неизбежно.

– Сделай это, Том, – сказала Тео, – но сделай быстро.

– Даже если это будет стоить мне жизни, – шепчет Том.

Два дня спустя появился Сан-Мигель.

Острова возникли на горизонте, словно воздушные образы фата-морганы.

– Мы будем на месте в первой половине дня, – сказал Булль, перекатывая во рту потухший окурок сигары.

Том закрыл за собой дверь в его каюту. Время пришло.

– Булль, – начал он, – буду с вами откровенен.

– Это меня радует, – пробурчал капитан.

Том кивнул.

– Во-первых, – начал он, – какого черта вы забыли в этой Баии?

– Я собираюсь высадить там пассажиров и продать негров, – прогудел Булль.

– Рабы вам не принадлежат, – заметил Том, – равно как и корабль. Мы вообще здесь на птичьих правах. Но поскольку я вижу, что подобного рода вещи вас не волнуют, то позвольте мне указать на другую проблему, с которой мы обязательно столкнемся по прибытии в Баию. В гавани, само собой, будут люди из судовой компании. И как это всегда бывает, когда большое судно бросает якорь в порту, понабежит целая толпа народу. Будет по меньшей мере странно, я бы даже сказал, немыслимо, если среди них не найдется хотя бы одного, кто знал бы в лицо прославленного капитана Ч. У. Булля. И что мы в таком случае будем делать, господин капитан? Позвольте говорить начистоту, но я уже прямо-таки вижу приготовленную для нас виселицу.

– А это я с тобой обсуждать не собираюсь, – прорычал Булль.

– Ладно, но все же, что мы будем делать? Когда нам на шею накинут петлю, будет уже поздно.

– Должен напомнить, что я уже привык к подобного рода шумихе, но всегда находился человек, готовый меня оправдать. И я никогда не находился на птичьих правах, как ты выразился. Твоя сестра не думает ни о чем другом, ей лишь бы только накормить этих чернокожих, но я не имею ничего против этого, потому что за кожу да кости много не выручишь.

Том с решительным видом положил ладони на стол.

– Подумайте, капитан, – прошептал он, – хорошенько подумайте.

– А я по-другому и не умею.

– Рад слышать. Бог дает большому человеку такие большие руки не для того, чтобы он лущил ими орехи.

– Ага, ты уже льстишь! Знаем-знаем, проходили.

Булль пожевал свою сигару, глядя на Тома ничего не выражающим взглядом, но Том чувствовал, что его слова подействовали на капитана.

– Я спросил себя, – мягко начал парень, – зачем нам упускать столь прекрасный корабль? Я видел вас на шканцах, капитан. На просторах семи морей не найдется лучшего шкипера, чем вы. Вы и корабль подходите друг к другу так же, как государь и его замок.

– Пой, птичка, пой. Пусть понос течет рекой, как говаривал осел, пируя на гороховом поле.

Том улыбнулся и, понизив голос, сказал:

– Зачем довольствоваться серебром, когда можно получить золото?

Булль свел брови к переносице.

– Это действительно на меня непохоже.

– Нет, совершенно непохоже.

– Но где все то золото, о котором поет этот ирландский щенок?

– У нас под носом, Булль, прямо у нас под носом.

– Дьявол, как же он все-таки похож на свою уродливую бабку. Когда она сошла в преисподнюю, небось сам дьявол позеленел от зависти.

– Капитан, я говорю о принце с островов Зеленого Мыса.

– Я хочу еще раз услышать эту историю.

– О золоте я не устаю рассказывать никогда.

– Но слова не сделают бедного богатым, это каждый вор знает.

– Я говорил вам – он стоит столько золота, сколько весит сам.

– Этого недостаточно, салага.

– Его отец – король островов Зеленого Мыса.

Булль фыркнул.

– Этот портной сам тебе об этом сказал?

Том покачал головой.

– Я узнал это от человека по имени Рамон.

– Ну да, конечно, – Булль постучал себя по лбу, – воришка из Кадиса, совсем про него забыл. Твой учитель по части лжи и коварства.

– Величайший лгун, которого взрастила Испания, – признался Том. – Но кто лучше лгуна знает правду?

Булль с угрожающим видом наклонился вперед.

– Господин капитан, – Том уселся на краешек письменного стола. – Я глубоко убежден в том, что такой большой шанс выпадает человеку лишь раз в жизни. Пройдешь мимо него – потеряешь самого себя. Рамон из Кадиса был именно таким человеком. Он действительно был потерянным, сломленным, по уши погрязшим в долгах. Но я не такой. Одна знатная дама, которой я читал Псалтырь, дала мне занятную характеристику.

– О боже, – простонал Булль, – теперь наш дьявол решил отправиться в монастырь.

– Она сказала, что Том Коллинз – неиспорченный. Посмотрите на меня, Булль. Потому что я такой и есть. Неиспорченный! И когда три недели назад мы стояли на палубе и бросали в море один труп за другим, я понял, что мы с вами слеплены из одного теста.

– Ты слишком высокого о себе мнения. И не смей равнять меня с каким-то тестом!

– В вас есть подлинное величие, Булль.

Капитан хлопнул рукой по столу.

– Ну хватит! Теперь он вздумал смеяться надо мной! – крикнул он. – Да знаешь ли ты, с кем ты разговариваешь, мальчишка?! В моем кильватере лежит целая армада потопленных кораблей, и мое имя знают в семи государствах. Найдется немало губернаторов, которые охотно отдадут свою правую руку на отсечение, лишь бы войти в историю тем, что они повесили самого Чарльза Уинстона Булля. Так что заканчивай свою болтовню и лучше расскажи что-нибудь поинтереснее.

– Другими словами, вы прогнили насквозь? Вы это хотите сказать, капитан?

– Не зли меня!

Том упрямо стиснул зубы.

– Позвольте рассказать вам об одном кольце, мистер Булль. Не о золотом и не украшенном драгоценными каменьями, а о сером и невзрачном колечке. Том самом, что сейчас надето на руке у Бото, но которое еще не так давно сидело у него в глотке, крепко вшитое туда кривой рыбацкой иглой. Для меня в качестве доказательства достаточно этого кольца. Оно свидетельствует о его королевском происхождении.

Булль фыркнул Тому прямо в лицо.

– Ты еще скажи, что он папа римский.

Том улыбнулся.

Стишок развеселил Булля, и он милостиво позволил Тому продолжать.

– Я хочу отдать вам выкуп за этого мальчишку, – сказал Том. – Половину его, если быть точным.

– В обмен на что?

– На этот корабль.

Том хлопнул в ладоши и с воодушевлением взглянул на капитана.

– Заберите его, Булль! Высадите пассажиров на Сан-Мигеле, мы достаточно на них насмотрелись. А начнут возмущаться, дадим им бортовой залп! Покажем им, кто вы на самом деле! Великий, гордый, непобедимый капитан Ч. У. Булль! Герой всех мальчишек и кошмар всех матерей. Заберите это судно, поставьте паруса и поверните штурвал. И мы идем прямым курсом на острова Зеленого Мыса, где наше золото ждет нас, чтобы мы его забрали. Я гарантирую, нет, я клянусь вам могилой своей матери. Вы никогда об этом не пожалеете.

В каюте стало тихо.

Булль достал еще одну сигару и принялся ее жевать.

Том выдержал паузу.

– О чем вы мечтали, будучи ребенком, капитан Булль?

Глаза Булля просияли.

– О том, чтобы стать пиратом, – сказал он.

– Вы мечтали о золоте, капитан. Океане золота.

– Как он может знать, о чем мечтал маленький мерзавец Чарли из Бристоля? Я хотел захватывать суда и драться до последнего человека. Стать капитаном своего собственного брига, хозяином своей жизни. Булль был рожден не для того, чтобы работать как каторжный.

– Вот именно, Булль, вот именно. Вы прошли весь путь и добились почти всего. Осталась лишь самая малость.

– Думаешь, я идиот? Думаешь, я не слышу, как ложь срывается с твоего хитрого языка?

– Заберите судно, Булль. Заберите его и ту награду, что ожидает вас на островах Зеленого Мыса.

– Мы отправимся в Баию, и точка.

– Тогда я сделаю это сам, – прошептал Том.

– Только через мой труп, – прорычал Булль.

Том развернул карту.

– Этого нельзя исключить, – пробормотал Том.

– Не так быстро, мой рыжий друг.

Булль стоял перед ним с пистолетом в руке. Его сигара ходуном ходила туда-сюда между черных зубов.

Том поднял голову.

– Ну вы даете, мистер Булль. Неужто вы застрелите безоружного мальчика?

– Я видел, что этот мальчик сделал с Индиго Муном. На первый взгляд он горяч и вспыльчив, но в глубине души холодный, как сельдевая акула. Возможно, пришло время подыскать неиспорченному Тому Коллинзу местечко получше. За дверями и замками.

– Моя сестра живьем сдерет с вас шкуру, Булль.

– Из нее получится прекрасное украшение на нос корабля, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– А я-то думал, что мы с вами друзья. Думал, будем вместе и в горе, и в радости. Как-никак, это я разлучил вас с миссис Браун.

– Всё! – взревел капитан.

– Что – всё, Булль?

– Я хочу получить всё, а не половину. Почести, так и быть, пусть возносят рыжему, но все золото достанется Буллю. Иначе этот малыш Бото никогда не увидит островов Зеленого Мыса, или я больше не Чарльз Уинстон Булль.

Том выпрямился.

– Капитан Булль, – сказал он. – Вы знаете, я человек слова. Весь выкуп будет ваш.

– Ты человек слова?

– Черт возьми, тогда считайте, что это слово конокрада, если вам это больше по душе.

Булль наклонился вперед и понизил голос:

– А можно получить гарантии в письменном виде, ты, апостол Люцифера?

– Разумеется, я совсем забыл, что вы теперь умеете читать.

Минуту спустя документ был готов. Булль капнул на него горячего сургуча, на котором оттиснул свою большую печать с инициалами ЧУБ.

Том протянул руку. Капитан пожал ее.

– На острова Зеленого Мыса, – сказал Том.

– На острова Зеленого Мыса, – пробурчал Булль.

 

Глава 27. Кольцо принца Файсала

Серп месяца низко висит над островом Сан-Мигель.

Ветер в пальмах напевает мелодию о каком-то далеком море. На песке лежат спелые кокосы, пушистые, как кожа новорожденного младенца.

На фоне месяца – силуэт птицы, похожей на росчерк пера, из джунглей доносится чей-то пронзительный трубный вопль. И снова все тихо, безмолвие укутывает домики с плоскими крышами, стоящие вдоль сонного берега.

На берегу виднеются семь шлюпок, которые доставили сюда пассажиров с галеона, дав им тем самым возможность вновь почувствовать под ногами твердую землю. Теперь португальцы спокойно спят на большом постоялом дворе.

Люди легли почивать с мыслью о том, что уже завтра судно возьмет курс на материк. Как и было запланировано.

И как капитан Булль договорился со своими пассажирами.

Но в эти поздние ночные часы пять пар черных и одна пара белых рук трудятся у кабестана, медленно, но уверенно вытягивая из воды якорь.

Затем Том делит свежую воду между членами своей новой команды.

Рабы в молчании пьют. Никто не разговаривает, но все смотрят на ноги со свежими следами от кандалов и на руки, которые их сбили.

Негры стоят на верхней палубе, и настроение у всех подавленное.

Рабы с ужасом взирают на внушающего им ужас капитана, который велит вести себя тихо, как мыши. Они только что выбрались из трюма и еще не привыкли к своему новому положению.

Один из юношей хотел даже выпрыгнуть за борт, но Тео удалось его остановить. Теперь парнишка трясется всем телом и вот-вот заразит своим страхом остальных.

Том смотрит на берег и кивает Буллю, который на смеси испанского, английского и португальского объясняет, что они собираются поднять паруса. Но его слова не оказывают ровно никакого воздействия. Чернокожие молча смотрят на него.

Санди Морнинг кивает на одну женщину, которая не теряла в трудные времена присутствия духа и поддерживала остальных. Высокая и стройная, она еще довольно молода, однако держится с достоинством взрослой женщины. На руках у нее ребенок, родившийся на галеоне. Тео помогала при родах. Три часа назад она принесла новорожденного на шканцы и заставила Тома взять дитя на руки.

– Это маленькая девочка.

Том улыбается Буллю, стоящему за штурвальным колесом.

– Вижу, – ворчит капитан.

Тео подходит к нему.

– Вопрос теперь в том, будет ли эта малышка носить оковы, как ее мать. Что скажете, Булль?

– Она что, не видит, что я занят?

– Вы когда-нибудь пробовали держать на руках такого малыша, капитан Булль?

– Пусть женщины этим занимаются.

– Но как насчет кандалов, Булль? Девочка явно родилась без них.

В этот момент на палубе появляется Бото. С распашонкой для новорожденной, которую он сшил из португальского флага.

– Ты еще чепчик ей подари, – фыркает Булль и сплевывает на палубу.

– Думаю, на чепчик материи должно хватить, – озабоченно бормочет Бото.

Булль смотрит прямо перед собой.

– Тогда можно сшить и шапочку для нашего штурмана, – ворчит он, – которая прикроет его рыжую голову.

Том улыбается.

– В любом случае, кандалы нам больше не нужны.

Теодора берет малышку на руки и спускается к матери.

Той же ночью все кандалы были выброшены в море.

Новоиспеченная мать спрашивает Теодору, выкупил ли Том Коллинз их из рабства.

Тео подходит к ней.

– Нам предстоит долгая дорога домой, – говорит она, – и если мы не будем дружно работать и делать то, что скажет капитан, мы никогда не доберемся до гавани.

– Значит, он теперь наш новый хозяин? – женщина показывает на Булля.

– Просто скажи ей «да», – бормочет капитан и добавляет, что частичная правда еще никому не вредила.

Ньо Бото, спотыкаясь и прихрамывая, выбирается на палубу. Он переводит взгляд с Булля на группу негров и заговаривает с ними в своей всегдашней тихой и спокойной манере. Кажется, будто он рассказывает им какую-то длинную увлекательную историю. Булль, прищурив глаза, тут же принимается выяснять, о чем идет речь.

– Бото, – объясняет Том, – рассказывает им историю о кольце принца Файсала. О том, как он сам был рабом. И как стал свободным. Еще он рассказывает им о том, как он хорошо научился шить, и о том, что Том Коллинз – его лучший друг.

– А кто спас ему жизнь, когда он чуть без ног не остался, говорить, конечно, необязательно, – обиженно вздыхает Булль.

В перерыве Теодора наливает кувшин и протягивает его Буллю.

– История, которую рассказывает Бото, такая же длинная, как плавание до Африки. И если даже она затянется до рассвета, мы будем ждать рассвета. Потому что без помощи рабов нам не сдвинуться с места. Тем более что теперь они уже не рабы.

– Малек будет учить рыбу? – Булль затягивает ремень.

– Я просто лишний раз напомнила.

Капитан кривится.

– Когда вы выкинули кандалы, судно лишилось ценного груза, – проворчал он. – Мы вообще-то не договаривались, что чернокожие станут свободными. Я на такое не подписывался, Коллинз. Ты много наобещал мне, но тут Булль с тобой не согласен. Договор был только насчет островов Зеленого Мыса, и точка. По прибытии эти негры будут проданы в ближайшем порту.

Тео скрещивает руки на груди.

– Мне есть о чем вам рассказать, капитан Булль.

Том вздыхает и закрывает глаза.

Тео тем временем говорит, что Булль, вероятно, забыл, что он больше не капитан пиратского судна и что на этом корабле больше нет рабов.

– А это ты видела? – и Булль наставляет на Тео свой пистолет.

Том спокойно интересуется, можно ли ему вмешаться в беседу.

Но Булль его игнорирует.

– Еще одно слово этой испанской малявки, и я продырявлю ее и сделаю из нее подзорную трубу. Если я говорю, что негры будут проданы, то, черт побери, они будут проданы. Ясно вам, мисс Васкес?

– Скажи да, Тео, – шепчет Том, – ради всего святого, скажи, иначе мы никогда не сдвинемся с места.

Тео смотрит на капитана, и ее улыбка не сулит ничего доброго.

– Да никогда в жизни! Мы не можем просить этих людей работать день и ночь, чтобы доставить нас на острова Зеленого Мыса, где вы, Булль, заберете свой выкуп, чтобы затем продать их в ближайшем порту. Когда я была маленькой, у меня была привычка дарить вещи, а потом требовать их обратно. Это было гадко. Теперь я это понимаю. Не для того мы сбивали с людей оковы, чтобы потом надеть их снова.

Булль взводит курок пистолета.

– Я никогда не стрелял в женщин и детей, – говорит он, – ты будешь первая.

В этот момент появляется Бото. В руке он держит заколку для волос. Не бог весть что, да и зубчики у нее какие-то кривоватые.

– Это что еще такое?! – Булль сердито взмахивает пистолетом.

– Это подарок, – объясняет Бото, – от тех, кто там.

И он указывает кивком головы на группу негров, которые стоят на палубе и смотрят на Булля большими глазами.

– Они благодарят капитана за то, что он дал им свободу.

– Сомневаюсь, что капитан возьмет их подарок, – замечает Тео. – Во-первых, заколка старая и поношенная, а во-вторых, у Булля совсем другие планы насчет этих людей: оставшуюся часть плавания он будет использовать их, а потом продаст на ближайшем рынке.

Ньо Бото кивает в своей обычной спокойной манере и, прихрамывая, возвращается обратно к группе рабов.

– Куда направился этот чернокожий недомерок? – рычит капитан.

Бото оборачивается и отвечает, что он только хотел отдать заколку обратно.

– Ничего подобного. Наоборот… я собираюсь… в общем, отдай мне эту заколку, дурачина ты этакий.

Капитан берет заколку из рук Бото.

Это вызывает волнение среди рабов.

– Я думаю, они хотят, чтобы вы закололи ею волосы, – объясняет Ньо Бото.

– Не собираюсь я ничего закалывать.

К Буллю подходит женщина с маленьким ребенком. Она выглядит немного испуганной, но берет подарок в руки и, аккуратно подобрав волосы Булля, закалывает их заколкой.

Тихо так, что можно услышать, как перо падает на землю.

Капитан стоит неподвижно и ошеломленно смотрит на женщину, которая теперь поудобнее устраивает ребенка на руках.

Легкий бриз колышет грот-парус и мягко щекочет снасти. Море совершенно спокойно.

Булль искоса поглядывает на улыбающегося Тома.

– А он, значит, стоит тут и веселится за мой счет?

– Ни в коем случае, господин капитан.

Булль переводит взгляд с Тома на Тео и с Тео на Бото. Его глаза вытаращены, он топчется на месте и прерывисто дышит.

– Да выйдет когда-нибудь это корыто в море или нет? – ревет он наконец.

Рабы дружно вздрагивают.

Том берет бутылку.

– Да, но сперва, – говорит он, – мы должны выпить за наше судно и его команду, состоящую из свободных мужчин и женщин. И, конечно, за нашего капитана. Думаю, прежде ему пришлось здорово натерпеться от своей строптивой команды?

Булль смотрит на него округлившимися глазами.

– Это точно, – ворчит он. – Поскорее бы забыть тех негодяев, что я набрал в Порт-Ройале прошлой зимой. Сплошные воры и убийцы.

Тео берет капитана под руку.

– Расскажите нам об этом, Булль, – говорит она мягко. – Приятно для разнообразия послушать хоть одну историю из реальной жизни.

Булль упирает руки в бока.

– Начнем с того, – довольно гудит капитан, – что подобного сброда свет еще не видывал. Они понимали только одно – вкус плетки. Но как думаешь – удалось мне их сломать?

– Попробую угадать, – Тео выдерживает небольшую театральную паузу. – Да, думаю, вы это сделали, капитан. Я даже думаю, что вам удалось превратить этих головорезов в первоклассных морских разбойников. Какой подвиг! Просто поразительно!

– Да, я такой, – гордо улыбается Булль и продолжает рассказывать о том, как он в порыве вдохновения придумал отрубать пальцы своим людям.

Час спустя корабль отчаливает, подняв все паруса.

Ветер дует прямо на юг, курс проложен четко.

Галеон скользит по волнам.

Вдоль бортов стоят чернокожие дети и вопят от восторга, когда соленые брызги долетают до палубы.

Женщины вместе с Тео и Бото трудятся на камбузе, чтобы на рассвете подняться на шканцы с первым завтраком для капитана свободного галеона.

Булль с подозрением смотрит на миску с едой.

– И что это, спрашивается, такое?

– Это фу-фу, – отвечает Бото.

Один день сменяется другим.

Капитан усердно муштрует свою новую команду, которая радует его своим прилежанием и сообразительностью. Том объясняет мужчинам, как взбираться на верхние реи, ставить паруса и управлять ими, измерять скорость и использовать ветер.

Недели складываются в месяцы, и вот однажды утром Том расталкивает Ньо Бото, который лежит в собственноручно сшитом гамаке.

Когда бы Том ни пришел его будить, он уже не спит. Том по-прежнему не понимает, как ему это удается, но в это утро его занимают совсем другие мысли.

Он помогает Бото подняться на шканцы и протягивает ему подзорную трубу.

– Ты должен хорошенько присмотреться, – шепчет Том, – потому что они еще очень маленькие. Но они там. Капитан показал мне их, прежде чем отправиться спать.

Но Ньо Бото откладывает трубу в сторону и смотрит в морскую даль невооруженным глазом.

– Я вижу их, – говорит он, – я видел их, даже когда спал. Это острова Зеленого Мыса.

Том облокачивается о штурвальное колесо. Наблюдает за Бото, который, прихрамывая, спускается по трапу на палубу и усаживается на фальшборт.

Том идет следом за ним.

– С таким ветром, – говорит он, – ты будешь дома еще до захода солнца.

– Я знаю, – отвечает Бото.

Впервые за все время знакомства с Томом Бото находится в состоянии нерешительности.

– Я понимаю, – шепчет Том, – я очень хорошо тебя понимаю, Бото. Я чувствовал то же самое, когда мы добрались до Невиса.

Ньо Бото прислоняется затылком к мачте.

– Чем ближе мы подплываем, – говорит он, – тем больше становится расстояние между нами, Том. Я чувствую это нутром. Каждую ночь я лежу и прислушиваюсь к поскрипыванию снастей и плеску воды под форштевнем, которые говорят мне, что скоро все закончится. Я спросил Санди, хочет ли она остаться со мной на островах Зеленого Мыса, и она ответила, что хочет. Но я не спрашиваю тебя, Том, потому что твое сердце родом из других мест.

– Вот только не знаю, из каких, – бормочет Том.

– Есть сердца, у которых дом не один, – говорит Бото.

Том смотрит на море и кивает.

– Расскажи мне об островах Зеленого Мыса, – шепчет он.

Бото откидывает голову назад.

– Это форт, – рассказывает он, – с пушками. Ни одно невольничье судно не сможет войти в бухту и забрать наших людей. Но за фортом лежат деревни и поля, загоны с животными и большой дом, где живет король со своей семьей. Это он и его люди построили форт для нашей защиты. Король никогда не забудет ту ночь, когда португальское судно «Святая Елена» отправило своих матросов и солдат на наш остров. Они притворились нашими друзьями. И мы поплыли за ними, а они схватили нас и заковали в кандалы.

– Они забрали его сына, – шепчет Том.

Бото кивает.

– Да, они забрали принца Файсала.

– Но теперь ты вернулся домой, – говорит Том. – И однажды тоже станешь королем, как и твой отец.

Ньо Бото смотрит на маленькое серое колечко, надетое на палец.

– Я помню, как мы лежали в трюме. Они разделили нас по возрасту; я лежал рядом с ним. Я думал, что, пока он с нами, ничего плохого не случится. Но он таял, день за днем жизнь понемногу уходила из его тела, и однажды ночью его не стало. Осталось только его мертвое тело. И это маленькое колечко. Я снял кольцо с его пальца и поклялся, что верну его обратно на острова Зеленого Мыса. Рано утром пришли матросы и забрали мертвых. Они выволокли его за ноги из трюма…

– О ком ты говоришь? – спросил Том.

– Я говорю о принце Файсале.

Бото посмотрел на Тома.

– Мой отец – рыбак, – сказал он тихо. – Но очень искусный рыбак. У него есть своя лодка, и каждое утро он отправляется ловить рыбу вместе с моими братьями.

Ньо Бото взял руку Тома и пожал плечами.

– Я не принц Файсал, Том, я просто Ньо Бото.

Том постоял, погруженный в свои мысли, потом кивнул, словно знал все это с самого начала. Он поцеловал Бото в лоб и улыбнулся, но тут его глазам вдруг почему-то сделалось горячо. Том плакал и смеялся, и на коричневом лице Ньо Бото, на его задумчивом, серьезном лице тоже появилась крохотная, осторожная улыбка.

– Ей-богу, ты – самый большой врунишка на свете, – сквозь смех произнес Том.

– Нет, – ответил Бото, – самый большой – это ты, Том.

Они гребут на каноэ Джанлукки. Булль, Теодора, Санди, Том и Ньо Бото.

Вечер. Тени, словно зубы акулы, вырастают над широкой бухтой, из которой выплывают пять больших лодок.

В каждой лодке сидит по четверо мужчин, и все вооружены.

На берегу виднеется большая группа людей, тоже мужчины. Бото говорит, что таков местный обычай.

– Увидим, – ворчит Булль, погружая весло в воду.

Когда лодки приближаются к ним, их окликают на незнакомом Тому наречии. Бото с трудом поднимается на ноги и отвечает мужчинам на их языке.

Вскоре лодки оказываются бок о бок с каноэ Джанлукки, которое по сравнению с длинными каноэ туземцев кажется совсем маленьким.

Мужчины показывают пистолетами на Булля.

Бото наклоняется вперед и протягивает одному из них маленькое серое колечко.

Это вызывает среди туземцев яростную перепалку, кто-то стреляет в воздух. Том не понимает, что они говорят, но слышит, как снова и снова повторяется имя Файсала.

Булль подмигивает ему и выразительно шевелит бровями.

Они достигают берега, где новость тут же распространяется со скоростью порохового огня. Женщины и дети, молодые и старые шумной толпой несутся к кромке воды, и наконец появляется он. Король островов Зеленого Мыса. Небольшого роста широкоплечий мужчина в белом наряде. На шее у него – золотая цепь, на голове – желтая соломенная шляпа. С его появлением воцаряется тишина.

Том помогает Бото выбраться из лодки и смотрит, как тот, хромая, подходит к старику, кланяется и протягивает ему кольцо.

Король о чем-то говорит с группой престарелых мужчин, которые внимательно изучают кольцо Бото. Потом король берет серое кольцо и поднимает его над головой. Все присутствующие встречают его жест воплем ликования.

Том смотрит на Тео, стоящую рядом с Санди.

Вдалеке начинают бить барабаны, их глухой звук разносится над бухтой.

– Надеюсь, они не канибаллы, – ворчит Булль.

Тео оборачивается к нему.

– В любом случае, – говорит она, – вы можете рассчитывать на должность кока, капитан Булль.

Король и его приближенные направляются к укреплениям. За ними небольшими группами, пританцовывая, следует их свита.

– Они что, забыли про нас? – тихо спрашивает Тео.

– Нет, – отвечает Том и показывает на двух мужчин, которые направляются прямо к ним.

Один из них произносит по-испански:

– Добро пожаловать на острова Зеленого Мыса!

Их разместили в трех небольших хижинах. Каждому дали по чаше с водой, чтобы можно было умыться и привести себя в порядок. Затем их проводили на широкую поляну в лесу, где стоял большой четырехугольный стол, накрытый человек на пятьдесят.

Ужин длился три часа, и кроме многочисленных блюд здесь были танцы, песни, прыжки в воду и речи, смысла которых ни Том, ни Тео, ни тем более Булль не понимали.

Гостей усадили недалеко от короля, и после приветствия он обратился к ним со словами горячей благодарности.

Булль прошептал Тому на ухо, что идея доставить королевского сына на острова Зеленого Мыса оказалась недурна. Король, судя по всему, был очень состоятельным человеком.

Капитан пребывал в превосходном настроении, ел и пил за четверых. Том же все больше наблюдал за Ньо Бото, сидевшим между мужчиной и женщиной, которые, в отличие от остальных, не носили украшений и яркой одежды. Они держались скованно, мало ели и почти ничего не пили.

Тео наклонилась к Тому.

– Странно, что Бото не сидит рядом с отцом, – промолвила она.

– Да, – вздохнул Том, – но теперь я знаю этому объяснение. Я тебе потом все объясню.

Король первым покинул застолье, и, когда он ушел, остальные тоже начали подниматься со своих мест.

Том смотрел на Булля, который, слегка покачиваясь из стороны в сторону, позволил проводить себя до хижины. На прощание он крикнул Тому, что готов получить свое золото утром следующего дня.

Короткое время спустя Том лежал на лавке в хижине и смотрел на потолок из соломы.

Теперь в деревушке было довольно тихо. И только собаки выли на луну да ветер шуршал соломой на крыше.

– О чем ты думаешь? – спросила Тео.

– Ни о чем, – ответил Том.

– Врешь.

– Да, вру. Я ведь самый большой врун на свете.

Тео посмотрела на него.

– А как становятся самыми большими врунами на свете?

– Для этого нужно лишь немного воображения, – ответил Том, – и… еще одна вещь.

– Какая? Расскажи, ирландский полукровка! – улыбнулась Тео.

– Нужно самому знать правду, – пробормотал Том.

Тео села.

– Ну, раз ты такой умный, то, должно быть, знаешь, почему Ньо Бото не сидел на празднике рядом с отцом?

Том долго разглядывал свои ногти.

– Ну почему… Бото сидел рядом с отцом, – пробормотал он.

Тео вскочила и какое-то время стояла спиной к Тому.

Потом улеглась обратно на лавку.

– Что ты сказал?!

– Я сказал, что принц Файсал мертв и что Ньо Бото – сын одного из рыбаков.

Стало тихо. Тео смотрела на Тома с недоверчивой улыбкой.

– Хочешь сказать, ты обогнул полсвета только затем, чтобы вернуть сына рыбака обратно его семье?

– Что-то в этом роде, – пробормотал Том.

Тео хлопнула себя по лбу.

– Да, Том Коллинз, это великий подвиг! Ирландцев не поймешь… Значит, теперь ты лежишь здесь, на островах Зеленого Мыса, без гроша в кармане, такой же нищий, как и тогда, когда ты отскребал столы в таверне на Невисе… Ах ты жалкий полукровка!

Том улыбнулся сам себе.

– Испанцам этого не понять, – пробормотал он и провалился в сон.

На следующий день он пришел в деревню и увидел Ньо Бото, пришивавшего пуговицы к своей новой рубашке. Он сидел рядом с пожилым мужчиной, который явно был опытным портным. Они были так глубоко погружены в свою работу, что совершенно не замечали окружающих.

Должно быть, именно это зрелище убедило Тома в том, что время пришло.

У него оставалось несколько дел, которые следовало уладить, – в частности, он должен был объяснить Буллю, что ему не следует раскатывать губу и ждать много золота в награду.

Большинство рабов с галеона предпочли остаться на островах Зеленого Мыса, но двое-трое из них все же решили вернуться на корабль.

Том отправился проверить старое каноэ Джанлукки, когда неожиданно столкнулся с Санди Морнинг. Возможно, она встретилась ему не случайно, быть может, она следила за ним, потому что внезапно она возникла перед ним и, встав на тропинке, застенчиво улыбнулась.

Том отвел взгляд в сторону и заметил Булля, который, несмотря на ранний час, уже расхаживал вокруг каноэ, приводя его в порядок.

– Рад слышать, что ты остаешься на островах Зеленого Мыса с семьей Ньо Бото, – произнес Том.

Девочка снова улыбнулась и смущенно кивнула, но тут же снова стала серьезной и спросила, вернется ли Том когда-нибудь на Ямайку.

– Разумеется, я вернусь обратно на Ямайку, – ответил Том.

– Быть может, – робко сказала Санди, – быть может, ты однажды встретишь там моих папу и маму?

Том взял ее за руку.

– Конечно же встречу. Обещаю, – прошептал он.

Санди отступила назад, помахала рукой и послала ему воздушный поцелуй. Потом быстро развернулась и убежала прочь, легкая, словно летняя птичка.

Том посмотрел назад и увидел Булля, который стоял прямо за его спиной.

– Что хотела эта малышка? – спросил капитан.

– Попрощаться, – пробормотал Том и внезапно вспомнил то время в «Арон Хилле», когда он, будучи виночерпием, рассказывал кухонной прислуге о том, как охотился на акул. Некоторые из этих историй были правдивы, другие – выдумка от первого до последнего слова. Но малышка Санди Морнинг в своей безграничной доверчивости к жизни принимала их все за чистую монету.

Том внезапно положил руки на плечи капитана и крепко сжал.

– Какого черта, – проворчал Булль, – что это значит?

– Ничего, не беспокойтесь, – прошептал Том и уткнулся лицом в грудь Булля. – Просто иногда надо вот так постоять… обняв кого-то.

– Надо?

– Да, – сказал Том, – надо.

И, глубоко вздохнув, он похлопал Булля по грудной клетке.

– Вот так, теперь мне полегчало.

Они посмотрели друг на друга долгим изучающим взглядом.

– Теперь они все ушли, – вздохнул Том, – и остались жить лишь в моих воспоминаниях. Санди Морнинг, Сахарный Джордж, Тото, Йооп, бедная миссис Бриггз и толстушка Бесси. Не говоря уж о Рамоне Благочестивом. Плоть и кровь стали пеплом, а истории, связанные с этими героями, кажутся уже небылицами. Некоторые из них уже стерлись, как стираются песчаные рубчики на дне моря.

– Но только не я, – проворчал Булль и потрепал Тома по щеке.

– Да, не вы, Булль. И я этому рад. Есть ли у вас дети, господин капитан?

– Этого нельзя исключить.

– Вы когда-нибудь думаете о них?

– Никогда! Я ненавижу детей.

– Вот как? Почему?

Булль приблизил свою здоровенную смуглую рожу прямо к лицу Тома.

– Потому что дети имеют неистребимую привычку становиться взрослыми, – проворчал он.

Том улыбнулся.

– Но только не вы, Булль, – прошептал он. – Вы, конечно, бываете очень жестоки, но при этом сохраняете детское простодушие.

– Ты так считаешь?

– Да, я так считаю.

Булль улыбнулся.

– Значит, я не прогнил насквозь?

Том потянул себя за мочку уха.

– Это мы еще увидим, – сказал он.

– Да-да, потому что у нас есть еще одно небольшое дельце, которое мы должны обстряпать, – сказал капитан. – Предлагаю обсудить его за стаканчиком в моей хижине. Принц ведь сообщил тебе о том, как с нами рассчитается его милость?

– Чья милость?

– Король, Том, король, – Булль мечтательно улыбнулся. – Я говорю о монетах, ты же знаешь.

Том откашлялся.

– А, ну да, монеты, – сказал он. – Совсем о них забыл.

Вскоре они сидели в хижине Булля.

– Вот как пьет пират, – довольно ворчал Булль, вливая в себя стакан за стаканом, – я дрожу от предвкушения и даже почти не чувствую пули в бедре. Давай, Том, расскажи своему старому другу о золоте, я всю ночь не мог заснуть. Глаз не сомкнул.

Том откашлялся и потянул себя за мочку уха.

– Давайте я начну с того, что расскажу вам историю о Рамоне, странным образом прозванном Благочестивым. К жажде наживы он относился с той же беспечностью, что и к правде. Зато у него было золотое сердце. У вас, капитан, тоже золотое сердце, это так же верно, как и то, что мое имя Коллинз. Свет вряд ли видывал человека богаче, чем вы.

Капитан громко расхохотался и поднес свои кулаки к лицу Тома.

– Ах ты разбойник, ирландец ты этакий, не знай я всей правды, я бы решил, что ты собираешься мне сказать, будто нам не светит ни одного чертова гроша. По правде говоря, слушая подобную белиберду, мне хочется палить из всех ружей и звонить в погребальные колокола.

Том улыбнулся капитану едва заметной усталой улыбкой.

– Быть может, нам следует пропустить еще по стаканчику, господин капитан.

– Да, потому что я чувствую, как все мое тело дрожит от предвкушения, – глаза Булля засверкали.

– Предвкушения, Булль?

– Я говорю о доме, который построю на это кругленькое вознаграждение. С пятнадцатью золотыми залами, сверкающим зеркальным кабинетом, четырнадцатью комнатами и кухней, вроде моего прежнего камбуза, где так чудесно пахло свежим тимьяном. У меня будет четыре балкона, по одному на каждую сторону света, все с видом на океан, ибо дворец Булля будет возведен на острове, который я уже выбрал – за его прибой, за его острые скалы и щедрый прилив, который каждый день в одно и то же время оставляет на берегу частицу моря. Ведь то, что малость для океана, – богатство для человека, и мой дом будет ломиться от всевозможных вещей и предметов с затонувших кораблей, и он будет красивее и роскошнее, чем дворец султана. Вот увидишь, люди скажут: «Здесь живет самый богатый человек – Ч. У. Булль. Какое величие, какой размах!» А еще они скажут: «У капитана Булля есть сундук с тремя сотнями пистолетов, по одному на каждого застреленного им мерзавца, а в его покоях висит шкафчик с четырьмя десятками черно-синих пальцев в память о его верных соратниках, которые ходили под его флагом на его гордом бриге». В моем саду будут расти лимонные и оливковые деревья, а на южной стороне я посажу дерево с наисладчайшими гранатами. Как представлю себе все это, так хочется плакать. Наверное, я становлюсь сентиментальным.

– Какая мечта, господин капитан! – с восхищением прошептал Том и прижал руку к груди. – Какой бесподобный полет фантазии! Вы прямо-таки поэт.

Булль откинулся на спинку стула и ответил, что крепкий хмель вообще располагает к поэзии.

Том вздохнул и посмотрел в потолок.

– В этом вы, пожалуй, правы, господин капитан, но скажите, слышали ли вы когда-нибудь историю о зеленом пеликане?

Булль прищурил глаза.

– К дьяволу эту облезлую птицу, – проворчал он, – давай-ка лучше поговорим о золоте.

И капитан в предвкушении потер ладони.

– Поверьте мне, мистер Булль, – сказал Том, – в жизни есть куда более важные вещи, чем этот металл. Как говорится, сколько бы золота ни прятал папа римский в подвалах Ватикана, его церковь будет постоянно желать все больше и больше, ибо пропасть алчности, как известно, бездонна.

Том потянулся за бутылкой, но Булль отпихнул ее в сторону, схватился за свою саблю и взмахнул ею под самым подбородком Тома.

Но вместо того чтобы уклониться, Том подвинулся еще ближе к капитану и заглянул ему в глаза.

– Капитан Булль, – прошептал он, – вы избороздили просторы семи морей, перебили кадетов больше, чем водится крыс во всей Испанской армаде… Правда ли, что вы продали свою душу дьяволу?

– За полгоршка воды и дохлую курицу. Душа, сердце и совесть – все это исчезло у меня в октябрьскую ночь 1627 года, когда я оказался на краю пропасти. В такой ситуации люди не скупятся.

Том взмахнул руками.

– Капитан Булль, – торжественно произнес он, – в эту минуту я предлагаю вам обратно то, что вы потеряли. Вашу чистую душу. Вашу спокойную совесть, вашу гордость. Ребенок, что живет в вас, снова проснется.

– Пой, лгунишка, пой. И как же произойдет это чудо?

Том опустил голову.

– Довольно просто, капитан. Протяните мне вашу руку, и я освобожу вас.

– Освободишь меня? От чего?

– От вашей алчности. Ибо каждый дурак знает, что алчность делает людей слепыми. Это всего лишь один палец, у вас останется еще девять, а это не так мало. Кажется, того парня звали Лаем Синг? Да, именно так. А ваш отрезанный палец мы скормим сельдевой акуле, с которой вы чем-то очень похожи.

– Да что, дьявол тебя побери, может быть общего у меня с этой камбалой?

– Взамен, – продолжил Том, словно не слыша, – вы станете целым человеком с сердцем, гордостью и совестью, такой же чистой, как первый зубик у ребенка. Ибо когда истина выйдет наружу…

Том выдержал небольшую театральную паузу, прежде чем продолжить:

– Ибо когда истина выйдет наружу, вы узнаете, что Ньо Бото не больше принц, чем вы или я, и что он сын самого обычного рыбака.

Булль словно окаменел. Какое-то время он таращился невидящим взглядом в пространство, но вдруг вскочил и взмахнул саблей.

– Мало того, – взревел он, – что золота нет! И я не получу ни гроша за свои труды! Так ты еще хочешь превратить меня в инвалида! Плакали мой дворец и сад с гранатами, мне останутся только четыре десятка черно-синих сосисок и полплошки рома. Нет! Врешь, ирландский негодяй!

Капитан упал обратно на скамью и за шиворот притянул к себе Тома.

– Ты заплатишь за это, Коллинз, ты заплатишь за свой пакостный язык. Никому из живущих под солнцем не позволено насмехаться над. Ч. У. Буллем. Последнего, кто пытался это сделать, я отправил в бесплатный акулий пансион на глубине три морских мили к югу от тропика. Если ты понимаешь, что я хочу этим сказать…

Том уставился Буллю прямо в глаза.

– Я не устаю восхищаться вашим красноречием, господин капитан. Сам же я буду краток. Либо палец номер сорок один, либо дырка между ног.

У Булля мгновенно изменилось выражение лица.

– Что за отвратительные шутки? – прорычал он.

– Ничуть, господин капитан. Как раз сейчас я держу под столом свой кинжал, и он нацелен прямиком вам под живот. Я всегда держу свой нож острым и одним легким движением могу лишить капитана удовольствия спокойно мочиться.

– Да как ты осмеливаешься, сопляк?! Дьявол явно не дремал, когда ты вылезал из чрева своей матери.

– Про дьявола не знаю, но вот на причале лежало семь крокодилов, если это вам о чем-нибудь говорит… Думаю, это было предзнаменованием того, что родится дитя весьма горячего нрава с легкомысленным отношением к чужим жизням и здоровью. Поэтому отпустите мой ворот, отбросьте в сторону саблю и скажите что-нибудь хорошее, что могло бы меня успокоить.

– Ах ты рыжий ублюдок, мерзкая зеленоглазая тварь, да чтобы у тебя руки отсохли и задница отвалилась!

Том прижал острие ножа к гульфику капитана.

– Да, не так я себе все это представлял, – вздохнул он.

– Считай, что ты труп, Коллинз, – лицо Булля исказила гримаса.

– То же самое мне уже говорили бомба из «Арон Хилла» и штурман по имени Мун. – Том прищурил один глаз. – Если вы понимаете, что я хочу этим сказать.

Прошло несколько секунд, и вот – абордажная сабля упала на пол.

Булль отпустил воротник Тома.

– Теперь нам остается сказать друг другу пару добрых слов, – вздохнул Том.

Капитан покрутил головой и заскрежетал зубами.

– К сожалению, я не привык говорить ласковых слов, – прорычал он. – Как ты помнишь, на моем веселом бриге был принят другой стиль общения.

Том пожал плечами.

– Как сказал лысый, когда нашел расческу: «Это мне не подходит». К тому же, надеюсь, вы не забыли, кому обязаны знанием алфавита и радостью чтения?

– Какая радость от того, что я умею читать про гранаты, если моя плоть будет валяться на полу? Ах ты дьявольское ирландское отродье, в твоей пасти живет кобра.

– Ваша лесть никуда не годится, Булль, а мое терпение тает, исчезая, как последние песчинки в песочных часах.

Булль свирепым взглядом обвел хижину, словно выискивая, чем бы ударить этого мерзавца Коллинза, но потом вспомнил про нож под столом и передумал. Против воли его губы раздвинулись в улыбке.

– Если хорошенько подумать, – проворчал он, – то мы провели вместе немало минут, которые даже можно назвать приятными. Вся моя команда (а пираты – парни честные) может подтвердить, что я еще никогда в жизни не смеялся так много, как с тобой, хоть мне часто хотелось вырвать и выкинуть твой язык. Да еще сестрица твоя, которую ты мне навязал! Когда эта девка появилась на свет, дьявол замесил лень с наглостью и щедрой рукой отвалил ей порцию. Но старина Булль не позволял ей портить себе настроение, нет! Он поворачивался к ней своим глухим ухом, а ведь мог наделать из ее кожи ремней, да… Опять же не хочу хвастаться, но все же добавлю, что спас жизнь тощему негру, хотя команда, особенно в штиль, когда время тянется так медленно, охотно позабавилась бы с ним.

– Вы почти спасли свою плоть, – сказал Том, – но хотелось бы, чтобы вы еще немного постарались.

– Не зли меня, – взревел Булль и одним ударом ноги перевернул стол.

В мгновение ока капитан схватил абордажную саблю, но, подняв ее над головой, вдруг замер. Он недоверчиво взирал на предмет в руках Тома, которым тот только что угрожал. Испачканное в красных чернилах перо было сломано в двух местах.

– Что это, дьявол меня побери, значит? Ты угрожал мне пером?

Том развел руками.

– Перо – оружие будущего, – сказал он, – теперь я в ваших руках. Можете делать со мной что хотите – я беден, словно церковная мышь, защитить меня некому – родители умерли, представители закона охотятся за мной, так что терять мне нечего.

– Ты закончишь свои дни в аду!

– Что ж, значит, там и увидимся, – сказал Том, опустив голову.

Но тут вдруг прогремел выстрел, и треуголка капитана слетела с его головы и приземлилась в углу хижины с круглой дыркой посередине.

В проеме двери стояла Теодора с пистолетами в обеих руках.

– В следующий раз, – сказала она, – я прицелюсь получше. Имейте это в виду.

Она отложила пистолеты и взяла все еще ошеломленного Булля за руку.

– Но сейчас не будем ругаться по пустякам, – сказала она. – Мы приглашены на обед к семье Бото. Давайте, капитан, по такому случаю я причешу вам волосы и выберу вшей из бороды!

Они обедают за длинным столом, во главе которого сидит рыбак Бото. Его девятеро детей рассажены по старшинству. Все смеются и поют, и слова Булля про то, что еда могла бы быть повкуснее, а питье покрепче, никому не портят настроения, за столом царят радость и веселье. Праздник заканчивается, когда желтая теплая луна поднимается над силуэтом испанского галеона, стоящего на якоре в бухте.

* * *

Том, Булль и Теодора стоят с Ньо Бото на берегу. Каноэ готово к отплытию.

Тихий, почти безветренный вечер. Волны накатываются на песок с тихим шелестом, похожим на дыхание спящего.

Бото надевает капитану на шею украшение, которое состоит из раковин моллюсков, подобранных по цвету и нанизанных на рыбацкую нить.

– Я что, должен носить эту побрякушку? – возмущается Булль.

– Она принесет вам удачу, – говорит Бото и добавляет: – Если повезет.

Тео получает ремень из крокодиловой кожи и черепаховый гребень для волос.

Она улыбается, прижимает к себе Бото и шепчет что-то ему на ухо, потом поворачивается и идет за капитаном, который в это время тащит каноэ к воде.

На берегу остается только Том. Он стискивает зубы. Его с Ньо Бото разделяет всего четыре фута, достаточно просто протянуть руку. Но он этого не делает.

Взгляд Бото, как всегда, твердый и изучающий, спокойный и немного печальный.

Том знал, что это мгновение когда-то придет, и приготовился к нему. И все же он не может произнести слов прощания, словно кто-то приковал их кандалами к глотке.

Он делает глубокий вдох и беспомощно разводит руками. В этот миг из темноты до него доносится песня. Она звучит отовсюду, и тут же на горных тропинках, словно тысячи светлячков, загораются факелы. Все жители острова – мужчины и женщины, молодые и старые – несут факелы, свет которых, сливаясь, превращается в один длинный огненный поток, текущий в сторону моря.

Вот они достигают берега, и в их песне уже можно различить слова. По коже Тома бегут мурашки.

Факелоносцы выстраиваются за спиной Ньо Бото, и становится видно, как много их собралось. Песня замолкает, и в наступившей тишине Бото делает два шага вперед и берет Тома за руку.

Том пытается улыбнуться, но у него ничего не выходит, и он смотрит на две руки, черную и белую, которые слились в крепком рукопожатии.

– Прощай, Ньо Бото, – шепчет Том, – прощай, мой лучший друг.

Ньо Бото отдает Тому свою красную рубашку и маленькое серое колечко, которое он надевает Тому на палец.

В ту же секунду все факелы гаснут.

Остаются лишь шум прибоя и свет луны.

– Для меня, – шепчет Бото Тому, – для меня ты всегда будешь принцем Файсалом.

Узкое каноэ скользит к большому кораблю.

На носу сидит капитан Булль, в середине – Теодора Долорес Васкес. Том гребет, и все слышат его голос, когда он говорит:

– Давайте я расскажу вам о Жозефине Эль Касто.

Булль оборачивается.

– Пой, лгунишка, пой, – ворчит он, – но я бы лучше послушал о мошеннике из Кадиса, том самом, по прозванию Благочестивый.

– Что ж, господин капитан, – отвечает Том, – как ни странно, это один и тот же человек, но если уж браться за эту историю, то лучше всего начинать с самого начала. Слушайте же. Эта история началась в 1639 году от Рождества Христова, в одну из темных ночей, когда на море вовсю бушевал шторм…

Слова Тома пропадают в шуме волн, потом, подхваченные ветром, ненадолго возвращаются и растворяются в воздухе уже навсегда…