1

С завидным постоянством дул северо-западный ветер, взбивая едва различимые барашки на волнах в заливе Золотые ворота. Флотилия яхт неслась по ветру мимо мыса Бонито. Их спинакеры, как надутые воздушные шары скользили впереди — яркие цветные мазки на фоне зеленых отрогов. Полдень был изумительный. Легкий ветер разгонял туман, так что с крыши отеля «Карлтон Тауэр» на Рашен Хилл стоявший там человек мог различить дальний конец залива Сан Пабло. Он видел, как солнце скользило по горе Тамалпейс, постепенно заливая её золотом, видел лиловые тени, выползающие из Тиборна в сторону купающихся в солнечном свете холмов острова Ангела, и мрачные скалы Алькатраса.

Но человека не занимали эти прекрасные виды. Он стоял на крыше, в тени пристройки для лифтов, его глаза были прикованы к переплетению улиц пятнадцатью этажами ниже. Он наблюдал за потоком машин, медленно ползущих по Хайди, потом повернулся и зашагал к другой секции широкой плоской крыши, зашагал медленно, но уверенно, не обращая внимания на ветер, который стегал его, трепал волосы и приклеивал тонкую нейлоновую куртку к узкой груди. Человек был молод, но его тонкое угловатое лицо было твердым и неподвижным, и в бледных серых глазах не было и признака юности. В правой руке он нес потертый коричневый чемодан, сильно оттягивавший плечо, и любой встречный принял бы его за ремонтника лифтов или техника по установке телеантенн, испещривших всю крышу.

И здорово бы ошиблись. Положив чемодан у ног, он оперся на парапет, положил руки на перила и внимательно уставился на город. Какое-то время его взгляд задержался на древнем строении Койт Тауэр и нагромождениях жилых домов, казалось, взбиравшихся на Телеграфный Холм подобно мху, карабкающемуся по скале.

— Свиньи, — сплюнул он навстречу ветру. — Куча проклятых свиней.

В его голосе не было злобы. Это была простая констатация факта, и говорил он устало, почти печально. Оглянувшись, он стал на колени перед чемоданом, положил его плашмя, расстегнул замки и поднял крышку. Медленно, благоговейно извлек он содержимое, ружейный ствол вороненой стали с нарезкой с обоих концов, свинчивающийся клиновидный затвор и ложу орехового дерева, трубчатый стальной шток, складные сошки, телескопический прицел семикратного увеличения в футляре буйволовой кожи. Все это было разложено в аккуратный ряд на промытой дождями крыше. Затем, с проворством, которое достигается большой практикой, человек начал собирать разложенные части: ввинтил ствол на место, прикрепил затвор, установил прицел, и просунул конец ствола в кольцо подшипника, смонтированного в верхней части сошек.

— Замечательно, — прошептал он, любовно проводя рукой по вороненому металлу.

Задумчиво посмотрев на ружье, он подумал, потом заглянул в чемодан, вытащил толстую стальную трубку пяти дюймов длиной и привинтил её к концу ствола. Глушитель придавал оружию совершенно смертоносный вид. Это было оружие, изготовленное для эффективного совершения своего предназначения убийства.

Держа ружье на руках, как ребенка, он встал на ноги и направился в угол крыши, где поставил сошки на парапет. Вжав приклад в плечо, отрегулировал прицел и приложил глаз к мягкой резиновой его окантовке. Машины и люди резко прыгнули в поле зрения, рассеченное линиями перекрестья. Человек слегка поворачивал ружье вверх и вниз, вправо и влево, оружие легко и свободно двигалось в подшипнике. Удовлетворенный, он оттянул затвор, позволяя патрону скользнуть в казенник, и медленно, почти любовно, осмотрел улицу.

Молодая пара рылась в россыпи книг в бумажных переплетах на прилавке перед магазином. У мужчины волосы цвета кукурузы свисали до плеч, слегка завиваясь на концах. Перекрестье прицела, как бы играя, двигалось взад-вперед у основания его головы, потом медленно прошлось по спине.

— Ученая крыса, — прошипел человек с холодным презрением. Он слегка повел ружьем и остановил прицел на спутнице студента. Ничем не примечательная девушка была в мешковатых синих джинсах и свободном поношенном свитере. Ее худое лицо было по-своему прелестным, но человек ею не заинтересовался. Он резко отвернул ружье к перекрестку улиц Джонса и Каштановой.

Старик в легком дождевике на два размере больше, чем нужно, стоял у выхода из винного магазина с бутылкой в бумажном пакете, прижимая её к груди обеими руками. Перекрестье прицела пригвоздило его к стене.

— Старый вонючий пьяница, — прошипел человек сквозь зубы, чуть ослабив курок, и медленно передвинув прицел вверх, пока перекрестье не остановилось на обрюзгшем, багровом от пьянства лице. — Но не много ли тебе чести? Дьявол, кто её оценит!

Он оторвался от прицела и потер глаз ладонью. Голову ломило. Это было так сложно. Столько народу… так много целей. Нужно было время… Время подумать… Время очень тщательно выбрать. Это было важно, очень важно. Никто даже не догадывался, как это было важно. Это следовало сделать правильно или лучше не делать вообще.

Ты отмечен сверхъестественными силами, которые все преодолеют. Ты способен обуздать себя. Ты умен, расчетлив и силен, однако тонок и раним.

— Да, — твердо сказал он. — К черту все! Никаких проколов! Никаких длинноволосых ублюдков!

И опять прильнул к ружью, удобно расположившись возле парапета, разворачивая ствол к северу, вниз по склону Русского Холма, по направлению к Аквапарку. Спортивный автомобиль иностранного производства поворачивал с Ларкин стрит на Бэй стрит. За рулем сидела рыжая красотка, встречный ветер рассыпал волосы по её плечам. Перекрестие прицела несколько секунд следовало за ней, потом она исчезла: сверкающий желтый автомобиль исчез в водовороте уличного движения.

Человек лениво перемещал прицел вдоль окон десятиэтажного отеля «Пасифик Инн», расположенного между бухтой и Сан-Франциско. Ружье двигалось снизу вверх, человек всматривался в окна, но ничего не находил. На крыше пестрели красные, желтые и зеленые зонтики, составляющих одно целое с металлическими столами, выкрашенными ослепительно белой краской. Дюжина шезлонгов окружала плавательный бассейн. Официант в красной курточке нес поднос с напитками. Толстый пожилой мужчина подставлял свое белое пузо под лучи заходящего солнца. Молодая девица возлежала на пластиковом шезлонге, её тело, прикрытое только тоненькой полосочкой бикини, сверкало подобно начищенной меди.

— Боже мой, — прошептал человек. — Боже мой!

Он не отрывал от неё глаз, мощная оптика подчеркивала её формы. Поиграв с глубокой тенью между выпуклостями грудей, он опустил прицел на её бедра. Резко задержав дыхание, он медленно… медленно… удовлетворенно выдохнул.

Девушка пела, её губы беззвучно шевелились в мечтательной полуулыбке на прекрасном юном лице. Ее звали Сандра Бейсон. Она жила в 814 номере «Пасифик Инн» с неким юристом, и они не были мужем и женой. Она строила известные планы на этот счет, однако в данный момент они занимало её куда меньше, чем бездумная лирическая мелодия, струящаяся из транзистора в изголовье.

Когда мелодия кончилась и динамик задребезжал от возбужденного разглагольствования торговца автомобилями в ежедневной передаче городских новостей, Сандра Бейсон потянулась длинной ухоженной рукой и выключила приемник. Затем она встала, провела обеими руками по обнаженным бедрам и талии. Кожа была липкой и лосьон для загара, который она так усердно втирала в тело все утро, издавал неприятный, кислый запах. Было уже около четырех, в воздухе чувствовалась прохлада, но бассейн подогревался и его бирюзовый блеск обещал тепло и свежесть. Сандра Бейсон помчалась к бассейну, замелькали длинные стройные загорелые ноги.

— Сука, — раздраженно выпалил человек, теряя девушку из поля зрения. Он резко повел стволом влево, двигая ружье слишком быстро, смазав все в одно цветовое пятно. Потом замелил движение и остановился на бирюзовых волнах. Гладкое бронзовое тело скользило мимо, разрезая волны, словно блестящий стремительный дельфин.

— Спокойно…спокойно, — шептал человек.

Его палец плотно лег на курок и медленно и плавно надавил на него.

Сандра Бейсон перевернулась на спину и лениво поплыла вдоль бассейна в бархатистой ласковой воде. Пожилой мужчина, упорно жарившийся на солнце с самого утра, потягивал только что принесенную водку с тоником, пожирая её глазами через солнцезащитные очки. Сандра Бейсон по натуре не была обольстительницей, но ей нравилось, когда мужчины любовались её телом и желали его. Она им гордилась, и праздно размышляла, как смотрится в воде её бюст.

Это стало её последней мыслью.

Звука выстрела слышно не было. Только щелчок — словно удар бичом сквозь застывший воздух. Пуля вошла под правой подмышкой, вниз под углом пронизала все тело и вышла как раз над левым бедром. На своем всесокрушающем пути она разорвала аорту. Кровоизлияние было скоротечным и обильным. Сандра Бейсон умерла без звука, не ощутив боли. Только рот приоткрылся от удивления в миг удара. Тело её стало погружаться на дно бассейна в беспрерывно разраставшемся алом облаке.

Гарри Фрэнсис Кэллаген, инспектор Отдела расследования убийств города Сан-Франциско, откинул спинку кресла и задумчиво уставился на лампу над своим рабочим столом. Конструкция была проста, как скорлупа яйца, и в то же время функциональна, обеспечивая как раз такой поток света, который создавал максимальное удобство. Все в большой, полной воздуха комнате, служившей рабочим центром Бюро расследования убийств, было спроектировано с этой целью, и здесь работали энергичные деловые ребята.

Гарри Кэллаген наклонился вперед и со вздохом оцепенело воззрился на груду бумаг, скопившихся на его столе. Письменные показания и рапорты о совершенных преступлениях на его столе, одном из четырнадцати в комнате, были немыми свидетелями ужасающей нагрузки, которая грозила похоронить Отдел расследования убийств под неумолимо наступающим и разрастающимся ледником преступлений. Инспектор Кэллаген резко откинулся назад, чтобы смахнуть лишние бумажки в мусорную корзину, затем твердо облокотился на стол и вернулся к работе.

Возникла неприятная проблема с грабителем в Буэна Виста Парке. За последние шесть недель — тринадцать подвергшихся нападению, все — пожилые люди, с маленькой пенсией или живущие на нищенский доход. Все, что досталось грабителю — семьдесят два доллара и двадцать шесть центов. И ради этих денег грабитель отправил троих в госпиталь и одного — в морг. Семь стариков дали хорошие описания парня, который напал на них, и все они совпадали. Они описывали крупного рыжеволосого юнца, от силы лет восемнадцати или двадцати. Во всех случаях он был в голубых джинсах, в голубой куртке из грубой джинсовой ткани, и в яркой голубой рубашке.

Гарри Кэллаген тихо выругался, перебрав все рапорты по делу, и сложив их в одну аккуратную стопку. Рыжеволосый парень ковбойского вида, который никогда, решительно никогда не вылезал за пределы Буэна Виста Парка, должен был быть схвачен в течение десяти минут после первого нападения. Но нет, жизнь никогда не бывает так проста. Двенадцать милых стариков жестоко избиты, один умер. Шесть недель непрерывного ужаса. Все, что им нужно было знать об этом бандите — имя, адрес и номер социального страхования, но этого не было, и он все ещё разгуливал на свободе. Как только Гарри подумал об этом, его худое лицо сделалось жестким и злым. При свете люминесцентных ламп он стал похож на одинокого и свирепого волка. Если бы грабитель увидел это лицо, оно бы заставило его призадуматься.

Возле его локтя мягко зазвонил телефон.

Гарри поднял трубку, положил её на плечо и прижал ухом.

— Отдел убийств. Кэллаген.

На связи был сержант Диксон из отдела информации.

— Я думал, ты уже отдежурил.

— Мне нужны сверхурочные, — отшутился Гарри.

Диксон хихикнул.

— Точно. Отлично, есть одно сверхурочное дело. Патрульная машина 82 только что вышла на связь — стрельба в отеле «Пасифик Инн». Желаешь заняться?

Гарри оглядел комнату. Инспектор Ди Джорджо говорил по телефону. Его дежурство кончилось тридцать минут назад. На его столе, экстравагантно упакованный, лежал сверток от Гампса. Ди Джорджо шесть месяцев отрывал немалую часть из денег на завтраки, чтобы за него заплатить. И вот сегодня собирался подарить это жене. Гарри взглянул в другую сторону. В комнате был ещё всего один инспектор, Джо Вестон, и он тихо беседовал с маленькой чернокожей женщиной с печальными глазами. Женщина пыталась выяснить, кто же ненавидел её сына так, что пырнул его в живот ножом двадцать шесть раз.

— Придется, — буркнул Гарри. — У тебя все?

— Все, — ответил Диксон. — Скорая уже в пути.

— Ладно.

Гарри положил трубку и встал. Он был высок, но тонок, как хлыст. Если и был в его теле жирок, то хорошо упрятанный в костяк и сухожилия. Он носил плечевую кобуру тусклой черной кожи, из которой выступала обрезиненная рукоятка «смит вессона — магнум 44». Револьвер с двойным взводом. Оружие висело у него под левой подмышкой, словно маленькая пушка. Когда он надел пиджак, револьвер образовал большую шишку, заметную снаружи, но Гарри равнодушен был к такого рода неудобствам. В противоположность некоторым инспекторам отдела по расследованию убийств, которых легко можно было спутать с брокерами с Монтгомери стрит, Гарри выглядел именно тем, кем он был: заваленным работой полицейским в дешевом костюме.

Когда Гарри подъехал в своем голубом «плимуте» ко входу в отель «Пасифик Инн», там сгрудилась маленькая беспокойная толпа. Две черные с белым патрульные машины уже стояли нос к хвосту на круговом подъезде, но Гарри опередил «скорую помощь» из больницы. Он слышал завывание её сирены с Ван Несс стрит, пока она неслась по направлению к отелю. Толпа догадывалась, что случилось что-то серьезное, но люди отсутствие информации вызывало нервозность и легкую агрессивность. Один из патрульных стоял в дверях огромного отеля, ноги широко расставлены, в каждой руке по дубинке, словно колосс, высеченный из скалы у самого моря, на страже всего мира. И все же, казалось, он почувствовал облегчение, увидев, что Гарри энергично протискивается к нему, раздвигая плечами сгрудившуюся толпу.

— Где это? — осведомился Гарри.

Парень, только три месяца как прибывший из полицейской академии, освободил правую руку от дубинки, чтобы коснуться козырька, старательно отдавая честь по всей форме.

— На крыше, мистер Кэллаген. Сейчас там Триполи и Конн. Я жду машину скорой помощи.

Шумок прокатился по толпе, но Гарри смог расслышать только одно слово — медицинская. Слово, как волна, катилась из края в край, и его звучание становилось все более зловещим.

Пожилой человек выскочил из толпы и дернул Гарри за рукав:

— Что, черт возьми, происходит? Что здесь случилось?

Гарри отмахнулся от него и проследовал в вестибюль. У юноши, обслуживавшего лифт, в котором Гарри поднимался на крышу, лицо побелело как мел, и он смотрел в пространство невидящим взглядом. Лифт остановился так резко, что желудок Гарри чуть не выскочил через горло, затем дверь, открываясь, заскользила в сторону и перед ним открылась панорама голубого неба и воды с красноватым оттенком.

Сержант Триполи ждал его. Обычно оживленное и приветливое его лицо выглядело крайне обеспокоенным.

— Дохлое дело, Гарри, — промямлил он. — Ничего не могу понять.

— И не пытайся, — буркнул Гарри, прошел к краю бассейна и взглянул на дрейфующие алые сгустки. На дальнем конце бассейна, около трупа Сандры Бейсон, на коленях стоял патрульный Конн. Его форменные брюки намокли до бедер. Сандра Бейсон лежала на краю бассейна, ноги свешивались в воду. Отверстие в том месте где пуля вошла в тело, казалось размером с кулак.

— Мы её особо не трогали, — комментировал Триполи, шагая за Гарри к телу. — Все, что можно сказать, — это что она абсолютно мертва.

— Господи, ну конечно, — отмахнулся Гарри.

Конн закрыл девушке глаза, и она казалась умиротворенной и спокойной. Просто юная, поразительно хорошенькая девушка задремала под полуденным солнцем. Гарри огляделся.

На крыше были ещё двое: молодой официант — мексиканец и грузный пожилой человек в махровом халате, оба от шока с лицами цвета зубной пасты. Пожилой мужчина дрожал, явно сам того не сознавая. Гарри подошел к нему.

— Лучше бы вам сесть.

Мужчина тяжело плюхнулся в шезлонг. Глаза его растерянно и затравленно застыли.

— Господи, это было ужасно.

— Что именно? — спросил Гарри.

Мужчина поднял на него взгляд и уже не мог его оторвать от лица Гарри.

— Эта девочка… бедное дитя… Боже мой…

— Вы слышали выстрел?

— Нет… Я думал, да… и все же нет.

Гарри молча ждал. Человек провел трясущейся рукой по лбу и глазам и судорожно вздохнул, словно силой пытаясь загнать воздух в легкие.

— На крыше не было никого кроме меня, плавающей девушки и официанта. Звука выстрела я не слышал. Я хочу сказать…Она просто плыла, и вдруг… он захлебнулся надрывным кашлем.

— Расслабьтесь, не принимайте это так близко к сердцу, — пытался помочь Гарри.

Мужчина глотнул воздух и продолжал, практически шепотом:

— Звук, словно удар хлыста… и все… просто щелчок — и эта милая девушка переворачивается, вся в крови… и тонет. Боже мой… Боже мой. Он закрыл лицо руками.

Гарри вернулся к бассейну и лег на вымощенный плитами край. С этой позиции через пятифутовую ограждающую стену на севере, западе и востоке ничего не просматривалось. Но в южном направлении он увидел три этажа «Карлтон Тауэр» на Рашен Хилл.

— Вот дерьмо, — яростно процедил он сквозь зубы.

Гарри связался с лейтенантом Бреслером из отдела по расследованию убийств, изложил свои соображения и что собирается предпринять.

Бреслеру понадобилось немного времени, чтобы распорядиться обыскать верхние три этажа «Карлтон Тауэр», но как раз в это время все наличные патрульные машины были заняты в оцеплении района.

Гарри был на месте через четыре минуты.

Машину он поставил поперек выезда из подземного гаража. Когда примчалась первая полицейская машина, оглашая окрестности ужасающим воем сирены, Гарри поручил патрульным охранять все походы и задерживать каждого входящего и выходящего. Около широких парадных дверей он задержался и оглядел все здание. Отсюда некто нацелил мощное ружье — и девушка умерла. Это могло быть случайным инцидентом: ребенок играл отцовской реликвией, охотник хвастался новым ружьем для охоты на оленей и, естественно, всегда предполагается, что ружье не заряжено. Ну кто же хранит дома заряженные ружья? Может быть, в данном случае и произошло что-либо подобное. Но с того момента, как Гарри увидел остывающий труп Сандры Бейсон, где-то глубоко внутри него зародилось и постоянно росло неясное, но тревожное и горькое чувство. Это могло быть несчастным случаем, но всеми фибрами своей души он уже знал, что это не так. Он был полицейским девятнадцать лет, и научился доверять своему шестому чувству.

— Что здесь делают все эти полицейские? — возмущался менеджер «Карлтона», торопливо семеня в фойе из своего кабинета. Очень аккуратный и чопорный коротышка в дорогом костюме и в штиблетах на высоких каблуках с досадой глядел на Гарри и патрульных. По его убеждению появившиеся люди были одного поля ягоды с хиппи с Хашбери.

Гарри в своей лучшей манере, предназначенной для общения с публикой и прессой, объяснил, что они здесь делают. Но менеджер только презрительно процедил:

— Чепуха, ни один обитатель нашего заведения никогда не совершит ничего подобного. Бог мой, мы не разрешаем даже домашних животных!

Гарри резко осадил его и направил разговор в более практическое русло:

— Что у вас на крыше?

Коротышка казался озадаченным.

— На крыше? Ничего. Я подразумеваю, что там просто крыша. Вентиляционные надстройки, лифтовые помещения и прочее в том же духе.

— Вход заперт?

— Конечно.

— Проводите меня туда.

Менеджеру не понравился повелительный тон Гарри. Он уже готов был энергично возражать, но один взгляд на непроницаемое лицо инспектора, его твердые усталые глаза, мгновенно заставил его передумать.

Они поднялись на лифте до верхнего этажа, затем одолели короткий лестничный марш. Там была дверь, тяжелая дверь, обитая железом. Понадобился бы здоровенный лом, чтобы заставить эту дверь открыться… Если бы она была заперта.

Менеджер выглядел смущенным.

— Я… Мы всегда держим её запертой.

— У всех свои недостатки, — хмыкнул Гарри и шагнул вперед, доставая пистолет.

Коротышка выпучил глаза при виде оружия и прижался к стене.

— Здесь… Здесь не произойдет ничего страшного, не так ли?

На этот вопрос у Гарри не было положительного ответа. Выдвинув пистолет вперед, он толкнул дверь плечом, резко распахнув её настежь, и мгновенно выпрыгнул на крышу. Все его тело, как свитая пружина, готово было разрядиться действием. Но на крыше он был один. Никакого движения среди длинных теней вентиляционных труб и телеантенн. Гарри медленно обогнул лифтовую пристройку без окон. Верхняя часть пожарной лестницы была перекрыта металлической дверью, сейчас намертво запертой. Гарри спрятал «магнум» в кобуру и глубоко вздохнул. Вид окрестностей с этого места открывался просто величественный. Город купался в золоте, залив казался громадным зеркалом из пурпура и темного изумруда. Но у него не было времени любоваться пейзажем.

Гарри прошел к северному краю крыши и принялся внимательно осматривать парапет. Что-то сверкнуло под лучом заходящего солнца. Он нагнулся, достал из внутреннего кармана куртки карандаш, просунул заостренный конец в отверстие медной гильзы и поднес её к глазам. Это была гильза от патрона 33 калибра, от неё все ещё сильно тянуло кислым запахом сгоревшего пороха. Гарри выудил из кармана простой белый конверт и бросил в него гильзу. Затем он тщательно осмотрел ближайший участок крыши, но ничего больше не нашел.

Один выстрел — одна смерть. Убийца был мастером своего дела.

Он выпрямился. Что-то раздражало его периферийное зрение, настойчиво привлекая внимание. Слева рощица телеантенн гнулась под ветром. Кусочек бумаги был пришпилен к одной из антенн, и полоскался, как носовой платок на бельевой веревке. Гарри освободил его, аккуратно держа за край. На листке были наклеены буквы, вырезанные из газет и журналов. Он читал послание, медленно, не торопясь, вычитывая каждую букву, врезая каждое слово в память.

ГОРОДУ САН-ФРАНЦИСКО МНЕ ДОСТАВИТ УДОВОЛЬСТВИЕ УБИВАТЬ ПО ЧЕЛОВЕКУ КАЖДЫЙ ДЕНЬ ДО ТЕХ ПОР ПОКА Я НЕ ПОЛУЧУ СТО ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ ЕСЛИ ВЫ СОГЛАСНЫ СООБЩИТЕ ОБ ЭТОМ В ТЕЧЕНИИ СОРОКА ВОСЬМИ ЧАСОВ В РАЗДЕЛЕ РАЗНОЕ В САН ФРАНЦИСКО И Я ОРГАНИЗУЮ ВСТРЕЧУ ЕСЛИ Я НЕ ПОЛУЧУ СООБЩЕНИЕ МОИМ СЛЕДУЮЩИМ ШАГОМ СТАНЕТ УБИЙСТВО КАТОЛИЧЕСКОГО СВЯЩЕННИКА ИЛИ НИГГЕРА

СКОРПИОН

Гарри сложил записку с особым тщанием и положил её в карман. Заходящее солнце озаряло его лицо теплым бронзовым сиянием, но он чувствовал только жесткое, холодное давление железного когтя.

 

 2

Лейтенант Эл Бреслер придерживался нескольких простых принципов, и один из них гласил: никогда ничего не принимай на веру, чтобы это, черт возьми, не было. Он не стал сразу читать записку, которую Гарри положил на стол, а принялся внимательно её оглядывать, вновь и вновь переворачивая своими огромными узловатыми руками. Его тяжелое лицо с квадратными челюстями насупилось в напряженном размышлении.

Гарри терпеливо ждал, развалившись в одном из удобных кресел, и пожевывал одну из сигар Бреслера, цена которым — доллар за четыре штуки. Через высокие окна кабинета видны были гирлянды огней на Ноб Хилл. Этот вид всегда приводил его в восхищение.

— Ты все выяснил насчет убитой? — голос Бреслера звучал наподобие басовой трубы со дна глубокого колодца.

— Нечего там выяснять. Все как на ладони.

— Тем не менее, поделись со мной.

Гарри вздохнул, вытащил сигару изо рта и стал докладывать, перебирая и разглаживая листы рапорта.

— Имя — Сандра Бейсон. Двадцати двух лет. Секретарь Вильсона, из конторы биржевых маклеров «Потс и Кадахью» в Сакраменто. В отпуске вместе с молодым человеком по фамилии Гаррисон. Чарльз Гаррисон.

— Угу, угу — прогудел Бреслер, давая понять, что понимает важность этого обстоятельства.

Гарри отрицательно покачал головой.

— Нет, Эл. Все ясно как день. Никаких проблем, никаких конфликтов. Просто пара молодых людей, влюбленных в друг друга. Он планировал жениться на ней, и масса народу танцевало бы на их помолвке.

Бреслер положил, наконец, найденный ультиматум и медленно разворачивал его толстыми пальцами.

— Я всегда выискиваю мотивы, Гарри.

— Мотивы? — фыркнул Гарри. — Ну конечно, она была главой мафии! Уймись, Христа ради!

У Бреслера на виске запульсировал нерв, но он ничего не сказал.

Гарри потянулся и положил руку на край стола.

— Ультиматум — единственная реальная версия, Эл. Раскрой глаза. Кем бы ни был этот…Скорпион, он не выбирал специально Сандру Бейсон. Труп понадобился, только чтобы открыть счет. Он швырнул это убийство нам в лицо, чтобы доказать, что не играет в бирюльки… Так, теперь что будем делать дальше?

Бреслер вложил листок в конверт и красными чернилами пометил: «Передать по принадлежности».

— Мы вытащим мэра с банкета. Он этому не слишком обрадуется.

— Очень мягко сказано.

— Точно. Только вот что, Гарри. Ему придется демонстрировать энергичность. Предоставь ему выполнять свой долг и попытайся в это время не слишком грубить и вести себя не столь вызывающе.

— Я не буду плевать на пол в его кабинете, если ты это имеешь в виду.

— Просто прояви немного уважения… И ты бы мог начать регулярно бриться. Выглядишь, как бродяга.

Гарри усмехнулся и поскреб щетину на подбородке.

— Ладно, ты знаешь как обстоят дела, Эл. Грязным Гарри меня называют не просто так.

Это был очень приятный офис, Гарри не мог не признать. Толстый, ворсистый ковер, на стенах великолепные эстампы, сами стены отделаны дубовыми панелями, дорогие светильники, пепельницы, вырезанные из натурального камня, аккуратно расставлены на ореховых столиках. Первоклассный салон, причем во всех мелочах, а ведь это помещение предназначено только для секретаря. В последний раз, когда он ожидал приема, секретарша восседала за элегантным канцелярским столом датского производства, и была единственной нотой дисгармонии в столь уютном месте: длинная, угловатая — строгий безупречный монумент бюрократической эффективности. Сегодня её не было на месте, и все равно явно ощущался холодок её незримого присутствия. В тот последний раз, когда он был здесь, компанию ему составлял Сэм Флеминг. Сэма не требовали на ковер пред светлы очи начальства, и все — таки он пришел.

Дьявольщина. Какой же нужен напарник и в чем суть партнерства? Ответь себе, Гарри…Трудно… Но Сэм был подходящим парнем.

Гарри усмехнулся своим воспоминаниям, но усмешка была горькой. Он тосковал по постоянному присутствию Сэма бок о бок с ним. По ненавязчивому и столь необходимому присутствию этого здоровенного парня. Они были партнерами пять лет и составляли недурную команду… и притом удачливую. Даже перестрелку, которая уложила Сэма в госпиталь на три недели, тоже можно считать удачной. Они выслеживали юнца, который, накачавшись наркотиками, громил винные лавки, пытаясь поддержать остроту ощущений с помощью «кольта» 45 калибра. В один ненастный полдень юнец перешел все границы и всадил пять пуль в хозяина лавки, который слишком медленно открывал кассу. Они вышли на него двумя днями позже, юнец кинулся на них, как бешенная собака, и открыл огонь. Одна из пуль угодила Сэму в грудь и вышла через левую лопатку. Пуля убила бы его, отклонись она хоть на десятую долю дюйма.

Удача.

Счастливцы — Сэм Флеминг и Грязный Гарри. Славная команда.

— Ты можешь войти. — Лейтенант Бреслер материализовался в проеме двери кабинета мэра.

— Да уж пора бы, — проворчал Гарри, неуклюже поднимаясь на ноги.

— Полегче, приятель, — прошипел Бреслер через сжатые зубы.

— Ладно, ладно, — продолжал ворчать Гарри, прошагав в кабинет мимо Бреслера, не предлагая лейтенанту пройти впереди. Бреслер остолбенел, на мгновение почувствовав себя швейцаром, затем последовал за Гарри.

Мэр встал из-за стола размером, ну может быть чуть меньше, чем аэродром для легких самолетов. Он был высоким представительным мужчиной, составившим состояние в недрах строительной промышленности. Ему пришлось расстаться с такого рода деятельностью, чтобы занять этот кабинет. Но немалая часть округа Сан Матео была его собственностью. Мэр носил костюмы стоимостью в триста долларов, и приблизительно в ту же сумму укладывалась покупка пары галстуков. Кожа его была гладкой, как шелк и одновременно загорелой, как у профессионала, играющего в гольф. Контраст между ним и Гарри Кэллагеном был разительным. Мэра окружала свита из шефа полиции и двух служащих мэрии. Все они холодно взирали на Гарри.

— Как я понял из разъяснений лейтенанта Бреслера, вы занимаетесь этим делом, — обратился мэр к Гарри. — Что вы сейчас предпринимаете?

Гарри мотнул головой в сторону приемной.

— Протираю штаны на заднице, ожидая приема.

— Черт бы тебя побрал, — прошипел Бреслер. — Ты же разговариваешь с мэром.

Мэр улыбнулся и примирительно произнес:

— Я прошу прощения за задержку, инспектор Кэллаген, но мне необходимо было обсудить некоторые вещи с шефом полиции. Это дело вызывает большое беспокойство… да, сильное беспокойство. Такие события могут спровоцировать панику по всему городу. Я хочу, чтобы этого типа остановили, но моя позиция тверда. Город Сан-Франциско не платит преступникам, чтобы они не совершали преступлений. Вместо этого мы платим полицейскому департаменту. Мне хотелось бы знать, что предпринимается сейчас, и что будет предпринято в следующие 36 часов. Достаточно ясно?

— Абсолютно. В настоящий момент можно сделать не так уж много. Дюжина специалистов всю ночь напролет работает в Бюро идентификации. Мы обрабатываем досье в наших картотеках на каждого вымогателя, помешанного на оружии, на каждого бродягу, помешанного на крышах, на подглядывающих, на расистских активистов. Начиная с рассвета в среду, пятьдесят сотрудников возьмут под наблюдение некоторые крыши — ключевые дома от Норт Бич до Рашен Хилл, и уделяем особое внимание домам вокруг церквей и черных кварталов. Будет обеспечена поддержка в виде барражирующих вертолетов. И кроме этого, около десяти машин направляются на свободное патрулирование.

Это явно произвело на мэра впечатление. Щуплый молодой человек из его свиты, прочищая горло, сдержанно прокашлялся:

— Мне просто хотелось узнать, мистер Кэллаген. Этот Скорпион… Вы учли возможность того, что он может руководствоваться астрологическими предсказаниями? Я имею в виду гороскопы, что печатают в газетах и журналах?

Гарри устало улыбнулся.

— Я думал об этом. Все, что я могу сказать по этому поводу — если он руководствуется предсказаниями, то у него черный юмор покруче самого дьявола.

Он достал из кармана обрывок газеты.

— Я оторвал это от вечерней газеты. Советы Скорпионам — следующие… Я цитирую…" Следуйте всем законам и правилам, которые относятся к вам, и тогда Вам удастся избежать неприятностей. Не пытайтесь принуждать других, иначе это вызовет у них чувство негодования… "Конец цитаты. Кроме этого, мы предполагаем связаться с астрологом, чтобы он описал характерные черты Скорпионов и изложил свое мнение, как они ведут себя в подобных случаях.

— Ах так? — пылко воскликнул помощник. — Мы с женой так верим в это. Я сам…

— Ну ладно, Харлан, — вмешался мэр, пристально глядя на Гарри. — Я собираюсь послезавтра поместить в «Кроникл» сообщение. Я сообщу Скорпиону, что мы соглашаемся с его требованием, но что нам нужно время собрать деньги…

— Вы не должны играть с таким подонком, — прервал его Гарри.

— Это даст нам передышку.

— Нет, сэр. Это приведет к новым жертвам. Если вы собираетесь сыграть с этим ублюдком, пройдите весь путь. Сообщите ему, что вы собрали деньги и организуете встречу. Позвольте мне лицом к лицу встретиться с этим сукиным сыном.

Мэр, пожевав губами, вопросительно покосился на Бреслера.

— Что вы думаете по этому поводу, лейтенант?

Бреслер взглядом переадресовал вопрос шефу полиции.

— Я против, — сказал шеф. — Что-нибудь повернется не так, и мы будем иметь кровавую баню.

Мэр торжествующе кивнул.

— Я согласен. У вас, Кэллаген, скверная привычка бежать впереди паровоза. Я не хочу больше неприятностей, которые вы преподнесли в прошлом году в районе Филамор. Избегать подобных вещей — моя политика.

— Когда я вижу великовозрастного самца, охотящегося на женщину, с намерением её изнасиловать — я стреляю. Это моя политика.

Мэр вскипел, аура любезности исчезла.

— С намерением? Как вы это определяете, Кэллаген? Читаете мысли?

Усмешка Гарри превратилась в волчий оскал.

— Послушайте, Ваша честь, когда я вижу обнаженного мужчину, бегущего по переулку с мясницким ножом, причем на сильном взводе, я не могу согласиться с версией, что он выбежал искать "скорую помощь".

Даже загар мэра не скрыл заливший лицо румянец цвета красного портвейна. Бреслер как-то странно икнул и забормотав что-то о необходимости срочно вернуться в подразделение, стал подталкивать Гарри к двери. Он не ослаблял своего захвата, пока они не зашли в лифт.

— Ты сама тактичность! Разговаривал с мэром, словно он торговец наркотиками с Хай Стрит!

Гарри потер нос тыльной стороной ладони. К досаде Бреслера, на лице его не было и тени смущения.

— Разве я ему объясняю, как действовать в мэрии? У него свое дело, у меня — свое. Черт возьми, я голосовал за него, но не желаю, чтобы он сидел на моей шее и управлял моей головой. Он считает, что все детективы вышли прямо из историй Агаты Кристи.

— Я не знаю, черт подери, откуда ты взялся. Я знаю тебя двадцать лет, и ты до сих пор для меня загадка.

— Если хочешь мою звездочку, можешь взять её. — В голосе Гарри звучал сплошной лед.

Лейтенант Альфред Дж. Бреслер отрицательно покачал головой. На какое-то мгновение он мысленно представил свой дом в Твин Пикс, жену, троих ребят, которые обожали такие редкие с ним встречи, и произнес почти с тоской:

— Господи, Гарри, все, чего я действительно хочу — это чтобы в сутках было 25 часов. У нас адски много работы до утра четверга.

— Не беспокойся, все как-нибудь перемелется.

Почти рассвело, когда они выбрали и отметили здания, которые следовало взять под тщательный надзор, и выработали план координации всей операции. Сотрудники, выделенные для надзора за крышами, будут снабжены переговорными устройствами, так что если они заметят что-нибудь, то смогут связаться с барражирующими вертолетами и вызвать патрульные машины. На бумаге все выглядело отлично, и если им будет сопутствовать хоть минимальная удача, они схватят Скорпиона, едва тот появится на крыше. Если он вообще появиться. Они прикинули вероятность события. Большинство преступников придерживаются отлаженных приемов. Если что-то у них получилось однажды, они следуют тому же образцу.

Бреслер осушил пятнадцатую чашку кофе и хмуро посмотрел на рассвет.

— Вздремни немного, Гарри. Я хочу, чтобы ты проинструктировал сержанта Реннике и его ребят в 10. 30.

Гарри наполнил чашку, игнорируя указание.

Утром на рассвете было ясно, но к девяти часам густые черные тучи надвинулись с северо-запада и начался дождь. Гарри проскочил через улицу в парикмахерскую и восполнил нехватку сна бритьем и надраиванием туфель до зеркального блеска. Проводя инструктаж в половине одиннадцатого, он выглядел вычищенным, аккуратным и раскованным. Солидные элитные ребята из оперативного отряда умели работать в единой команде и инструктаж прошел, как по маслу. Гарри был доволен собой, когда покидал управление полиции, чтобы проехаться по маршруту патрульных машин.

Он поехал по Колумбус Авеню к Норт Пойнт, но, пересекая Ларкин стрит, ощутил легкое головокружение, заставившее вспомнить, что со вчерашнего дня он ничего не ел, если не считать 6 чашек кофе и двух черствых крендельков. На пересечении Ларкин стрит и набережной была сосисочная, в которой продавались лучшие горячие колбаски в городе. Бросив машину прямо против входа, он рванулся сквозь струи дождя под укрытие. Одуряющий запах капустной солянки, сосисок и стручкового перца разносился со скворчащего противня за деревянным прилавком. Гарри уселся на стул и с наслаждением потянул пряный аромат еды.

— Умопомрачительно, мистер Джафи, просто умопомрачительно.

Худой, лысый человек заулыбался ему через поднимающийся пар.

— Что-то последнее время не видно вас в наших местах, мистер Кэллаген. Где это вы скрывались?

— О, мистер Джафи, то там, то сям.

— Вам как обычно?

— Точно, и побольше стручкового перца.

Двое исключительно серьезных молодых людей в донельзя приталенных костюмах жеманно отщипывали от своих сосисок, словно разыгрывая королевских отпрысков.

— Я подчеркиваю его эстетическую ограниченность, — говорил один из них. — И ужасную устарелость… что-то вроде неоорфистов, вообще без какой-либо ахроматической тональности.

— О, изумительно, — пропищал другой. — Какая глубокая мысль!

Гарри подавил улыбку и стал глядеть в сторону, развернувшись к стойке спиной. Юное миленькое создание бежало поперек улицы. Девушка была в прозрачном плаще поверх кричащих шортиков, и Гарри с удовольствием наблюдал за ней, за её мелькающими длинными ногами, плотно обтянутыми нейлоновыми колготками. Он наблюдал за ней, пока она не исчезла из поля зрения в пещероподобном входе банка "Грейт Пасифик". Мило, размышлял он, очень мило… и во всем её теле ни йоты эстетической ограниченности.

— Ваши сосиски, мистер Кэллаген.

Гарри поблагодарил и подцепил горячую сосиску с картонной тарелки. Он жевал её и наблюдал за скользящей мимо окон толпой.

Он никогда не уставал наблюдать за людьми. То, что он умел получать удовольствие от такого времяпровождения, было одной из причин, которая спасала от желания разбить голову об стенку, которая возникает в нескончаемые часы дежурства. Немало детективов готовы были не то что ногти грызть, а просто локти кусать, просидев восемь или девять часов в патрульной машине, наблюдая за входящими и выходящими из лавки, взятой под контроль. Гарри такое испытание никогда не смущало. Он не только не ощущал усталости, но даже извлекал из этого удовольствие. Для Гарри это был живой театр, постоянно меняющееся представление. Не было двух людей, похожих друг на друга, ни один жест не похож на другой. И сегодня они двигались мимо него, спеша сквозь проливной дождь: старики и молодые, красивые и безобразные, люди с добрыми лицами и со вздорным характером, всех размеров и рас. И этот людской поток был неиссякаем.

Гарри жевал сосиски и наблюдал за ними — заинтересованно и в тоже время рассеянно. Сэм обычно говаривал: " — Ты смотришь на них, словно на мартышек в клетке".

Гарри никогда этого не оспаривал, так как это было близко к истине. Его отрешенность была легендарной, а Гарри не считал необходимым опровергать какие-либо байки.

— Мистер Джафи, — спокойно произнес он. — Взгляните через улицу и скажите мне, что вы видите.

Мистер Джафи стал вглядываться, не выходя из-за прилавка.

— Банк. Множество промокших людей. Газетный киоск моего приятеля Сильверстейна. А что?

— Вы видите входящих в банк?

— Да-а. Какой-то парень сейчас входит в него. А что?

— Да так, мистер Джафи. Просто за последние пять минут шестнадцать человек вошли в банк, но ни один не вышел.

Маленький человек озадаченно взглянул на Гарри.

— Это что-то значит, мистер Кэллаген?

Гарри не ответил. Он внимательно смотрел вправо и влево по улице, как будто искал что-то и был уверен, что найдет. Вдоль улицы стояло немало автомобилей, но только у одной работал мотор. Человек, который сидел в машине, напряженно смотрел перед собой. Одна рука — на руле, другая…

Гарри проглотил последнюю сосиску.

— У вас есть телефон, мистер Джафи?

— Конечно, — тот помешивал горшочек с перцем, но что-то в глазах Кэллагена заставило его бросить ложку в мойку.

— Наберите 553-01-23. Сообщите, инспектор Кэллаген подозревает, что происходит налет на банк "Грейт Пасифик", что на перекрестке Морской и Ларкин.

— Налет? — прокаркал Джафи вдруг осипшим голосом.

Гарри кивнул, не отрывая взгляда от стоявшего седана. Его выхлопные газы клубились, как пар из чайника.

— Ты запомнил номер?

Джафи поспешно его повторил.

— Правильно. Теперь иди и попроси их поспешить.

Мистер Джафи нырнул в заднюю часть своей палатки, где хранил консервированные продукты, коробки с булочками, ящик картофельных чипсов и телефон. Гарри остался на месте, неподвижно сидя на стуле, его глаза перебегали с готической арки входа в банк на автомобиль в сорока футах от него.

"— Одна рука на руле, — угрюмо размышлял Гарри, — другая вне поля зрения. Более чем вероятно, что пальцы сжимают рукоятку револьвера 38 калибра с укороченным стволом, чтобы легче было орудовать в ограниченном пространстве машины."

У Гарри было три возможности: он мог войти в банк, мог подойти к машине и мог оставаться на месте и ждать подкрепления, которое примчится сюда с оглушительным воем сирен. Бесхитростное вторжение в банк с обнаженным оружием — это что-то из комиксов. Внешне случайная прогулка к автомобилю могла обернуться его последним путешествием на этом свете, если водитель был из местных и прежде встречался с Гарри.

Какой-то джентльмен вошел в банк, сопровождаемый высокой дамой в мехах. Тяжелая дверь из стекла и бронзы закрылась за ними, словно двери склепа. Никто из банка не выходил.

Гарри расстегнул плащ, просунул правую руку внутрь, раскованно и со стороны совершенно естественно. Ловко обхватил рукоятку «магнума». Случайный прохожий, который взглянул бы на него в это время, расценил бы движение, как почесывание подмышки.

— Выходите, черт бы вас побрал! — прошипел он сквозь зубы. Через пять кварталов отсюда был полицейский участок, но в данный момент пользы от этого было не больше, как если бы он располагался на обратной стороне Луны.

Две ярко одетые молодые женщины пробежали под струями дождя и остановились под входной аркой банка. Гарри ясно слышал через улицу их смех, когда они стряхивали дождинки с волос. Они выглядели как два нарядных попугайчика, приводящих в порядок оперение. Затем они ворвались в банк словно вихрь, бок о бок, резко распахнув обе половинки двери. Их вторжение послужило запалом — и разверзся ад.

Колокола тревоги рассыпались нервной дробью, и сразу вслед за этим прозвучал глубокий, приглушенный бас обреза.

— О, Боже! — вырвалось у Гарри.

Он вскочил со стула и рванулся на улицу. Прячась за такси, он продвигался вперед и был уже на полпути к дверям банка, когда те резко распахнулись и выскочили двое. У каждого была авиационная сумка в одной руке и оружие в другой. Первый из них был высок и худ, в отличного кроя костюме и черной шляпе с узкими полями. Он держал автомат и размахивал им перед собой, словно дирижерской палочкой. Второй грабитель был попроще, в джинсах и кожаной куртке. Обрез в его руках ещё дымился.

— Стоять, мразь! — заорал Гарри.

Оба резко затормозили на скользком от дождя асфальте, тип с обрезом припал на одно колено. Второй — с автоматом — крутнулся на пятках и навскидку пальнул в направлении Гарри. Пуля прошла высоко, разорвавший воздух щелчок напоминал удар хлыста.

Гарри схватил рукоятку «магнума», и огромный револьвер словно сам выпрыгнул из кобуры в руку. Держа двумя руками перед собой, Гарри стремительно повел его по короткой дуге, и молниеносно нажал курок в то мгновение, когда линия прицела совместилась с грудью грабителя. Человек вскинулся, сверкающий автомат выпал из рук, как серебряная монета. Обрез сказал свое слово и Гарри ощутил обжигающий толчок и пронизывающую боль в левой ноге. Будто дюжина раскаленных добела иголок впилась в бедро. Не останавливаясь, он продолжал стремительное круговое движение «магнума» и дважды выстрелил. Выстрелы последовали один за другим так быстро, что казались одним звуком. Типа с обрезом словно катапультировало назад, и он замер смятым кровавым мешком у дверей банка.

— Ублюдок! — хрипло выдохнул Гарри. Визг высочайшего тона, скрип горящей резины, трущейся по асфальту, заставил Гарри развернуться на звук. Черный седан, кренясь, с бешеной скоростью отъезжал от тротуара. Шофер с бледным лицом, которое через иссеченное струями дождя лобовое стекло походило на туго натянутую маску, обоими руками вцепился в руль. Гарри снова поднял пистолет и выстрелил в направлении головы, не прицеливаясь, так как все происходило слишком быстро. Он стрелял, просто подчиняясь слепому инстинкту, в яростном желании остановить надвигавшуюся на него машину. Тяжелые пули ударили по лобовому стеклу, фонтаном разбрызгивая осколки и уродуя лицо за ним. Водитель умер с ногой на акселераторе, его тело упало в сторону на сидение. Руль вывернулся в безжизненных руках. Огромный седан резко изменил курс, полетел в сторону тротуара и с жутким скрежетом металла и стекла ударил в бок мирно стоящего автомобиля.

На мгновение установилась тишина, нарушаемая только бульканьем вытекающей из радиатора седана жидкости и затрудненным дыханием Гарри Кэллагена. Затем появился другой звук, мягкий, еле слышный, уловленный не столько ухом, сколько подсознанием Гарри. Он быстро повернулся, опуская «магнум» и этим останавливая движение раненного грабителя на тротуаре. Тот одной рукой прижимал кровоточащую рану, другая была вытянута в отчаянной попытке коснуться рукоятки автомата.

Губы Гарри скривились в жестокой ухмылке.

— Ты считал?

Грабитель уставился на него, глаза пылали ненавистью. Гарри подошел на шаг ближе, «магнум» в его руке не дрогнул.

— Ну что? — спросил Гарри мягко. — Выстрелов было пять или шесть? Инструкции рекомендуют заряжать пять… Ударник в шестой раз бьет в холостую… Но только не все из нас следуют инструкциям.

Восковое лицо грабителя блестело от пота. Его пальцы все ещё тянулись к рукоятке автомата, но застыли и не гнулись, словно когти.

— Вот что тебе надо делать, — продолжал Гарри, — просто кое-что обдумать. Я имею в виду то, что «магнум» может разнести твою голову на куски. Теперь… Как ты думаешь, я стрелял пять раз или шесть? А если пять, есть ли под ударником последний патрон?

Человек облизнул губы, глаза его не отрывались от устрашающего оружия в руке Гарри.

Гарри усмехнулся почти с симпатией.

— Все в твоих руках. Ты полагаешься на свое счастье?

В нерешительности грабитель, казалось, хотел испепелить Гарри взглядом, потом медленно, очень медленно отодвинул руку от рукоятки автомата. Гарри прошел к тротуару, при каждом шаге боль пронзала бедро, затем встал на колено около раненого и подобрал автомат за ствол.

— Я… Я хочу знать, — хрипло прошептал грабитель. Гарри поднял огромный черный револьвер и прижал холодный ствол к своему правому виску. Он нажал курок — и ударник ответил глухим металлическим щелчком.

— Шесть. И ты проиграл, — резюмировал он.

Грабитель кивнул и отвернулся, закрыв глаза и подставив лицо холодному косому дождю.

Патрульный Джон Бриско из оперативного отряда включил сирену, поворачивая на Ван Несс. Он был Боби Ансером, летя по Ван Несс, и настоящим Марио Андретти на прямом проспекте, ведущим к Больнице Милосердия. Патрульный Бриско обожал скорость и расценивал её не просто как бодрящий фактор, но как опьяняющий экзотический наркотик, заставляющий все существо трепетать в ощущении чувственного наслаждения. Его рот растянулся в широченную улыбку, и он покосился на пассажира, но при виде холодного желчно-землистого лица Гарри Кэллагена его улыбка исчезла.

— Здесь тебе не трек Дэйтона, — отрывисто проскрипел Гарри.

— Да, сэр, мистер Кэллаген, — Бриско ослабил нажим на педаль. Малышка просто создана для скорости. Трудно сдержаться.

— Попытайся, — отрезал Гарри, отвернулся и стал смотреть в боковое окно. Он промок до костей. Нога от колена до паха полыхала. Он только что оставил двух мертвецов и вляпался в компанию с ковбоем типа Джона Бриско. Гарри не сдержал длинного и громкого стона.

Больница Милосердия располагалась в старинном кирпичном здании около Форта. Первоначально она была построена и использовалась, как родильный дом для бедных женщин и сбившихся с пути девушек, но со времен войны превратилась реанимационно-травматологическое заведение для несчастных, попавших в авто — и прочие катастрофы, а за последние годы и в центр экстренной помощи для пострадавших от наркотиков, перебранных сверх всякой меры. Двери заведения были всегда открыты для страдающих похмельем, раненых в поножовщине, сумасшедших и всех прочих отбросов, кишащих на побережье Сан Франциско, а также для изувеченных на работе полицейских.

В прескверном расположении духа Гарри сидел на столе приемного отделения экстренной помощи, в кубическом помещении, напоминающем стойло. Рядом в холле кто-то зашелся в истерике и оглушительный визг врезался в самый центр позвоночника Гарри, словно клинок ножа. В конце концов этот звук преобразовался в низкое похныкивание и уже не заглушал маниакальный смех из отдаленных закоулков старого здания. Гарри пожевал сигару и закусил её покрепче. Сигару он позаимствовал из запасов патрульного Бриско. Ему даже полегчало, когда в комнату энергично вошел молодой врач-практикант. Но чувство благодарности не было столь сильным, чтобы вызвать какие-то внешние проявления.

— Не прошло и ста лет…, - кисло прокомментировал он.

Практикант, тощий молодой парень с усталым лицом, только улыбнулся. Сложив руки, он оглядел Гарри с головы до пят.

— Вас выудили из залива?

Гарри зафыркал и перебросил сигару из одного угла рта в другой.

— Вы меня удивляете, Кэллаген. Вы самая выдающаяся личность, которую я когда-либо встречал. По части попадания в переделки. Что на этот раз?

— Огнестрельная рана в бедро, — проворчал Гарри.

Доктор укоризненно покачал головой и прищелкнул языком.

— Не лучше бы вам жениться на молоденькой, Гарри, а?

— Ты большой умник, только с ослиной башкой, — огрызнулся Гарри.

— Ладно, давайте посмотрим. — Врач повернулся к столу и взял тазик нержавеющей стали и комплект инструментов.

Гарри глядел на это с сомнением.

— Это для чего ножницы?

— Я собираюсь разрезать твою левую штанину.

— Дьявольщина, что-то подобное я и предполагал. Город вручил мне значок инспектора, но костюмы я покупаю за свой счет. Эти штаны можно зашить, где надо, выстирать и отгладить. Так что их просто надо стащить.

Доктор поглядел на бесформенную кровавую дыру и с сомнением покачал головой.

— Это будет больно.

Гарри стоически сжал зубы.

— За двадцать девять долларов и двадцать пять центов — я само мужество.

Доктор рванул штаны и стащил их до колен, вызвав у Гарри резкий болезненный выдох.

— У тебя отвратительные манеры обращения с пациентами, — процедил он через плотно сжатые зубы.

— У тебя отвратительная нога. Я должен отправить тебя наверх, в операционную.

Гарри энергично затряс головой.

— Нет, док. Просто выковыряй их. Здесь.

Ругаясь про себя, доктор приступил к работе, промыл тампоном поврежденный участок кожи антисептиком и распылил на все бедро средство местной анестезии, прежде чем извлекать первую картечину заостренными щипцами. Потом критически осмотрел её.

— Кто в тебя стрелял? Доктор Фу Манчу? Мне кажется, её вымачивали в редкой смеси ядов кобры и ещё чего-то, о чем даже ты не знаешь.

— Точно, не знаю, — тон Гарри был мрачнее тучи.

— У тебя нога — словно задница у куриного вора. Похоже, хромать тебе не меньше месяца.

— Да, да, да. Давай заканчивай это дело.

Доктор поглядел на Гарри с раздражением и в тоже время с благоговением.

— Не бери в голову, все будет сделано. Ты будешь снова в сбруе через час. Но, парень, я надеюсь, ты зарабатываешь деньги на том, что делаешь.

Гарри вздохнул, и было видно, как он устал.

— Я самый богатый парень в моем квартале.

Доктор фыркнул и занялся делом. Гарри снова вздохнул, вынул десятицентовую сигару патрульного Бриско изо рта, стряхнул четверть дюйма остывшего пепла, затем аккуратно и бережно спрятал её в карман рубашки.

 

3

Население Сан Франциско составляло семьсот тысяч человек, но вряд ли нашлось больше двух, которые потрудились бы взглянуть на черно-белый полицейский вертолет. Машина облетала Юнион Сквер, чтобы приземлиться на крыше Дворца Правосудия. Гарри Кэллаген ждал там, дрожа и ежась на холодном утреннем ветру. Дождя не было, и он был уверен, что этот непродолжительный дар природы будет самым отрадным моментом в предстоящем и обязательно гнусном дне. Даже в лучшие времена никогда нельзя было причислить оптимизм к достоинствам Гарри. Он, конечно, не прибывал в глубоком унынии, но в тоже время отнюдь не страдал от приступов беспричинного веселья. Во первых, его левая нога дьявольски болела, сплошь от колена до паха, и только напрягая всю волю он не вскрикивал на каждом шагу. Во вторых, он прочитал в утреннем выпуске «Кроникл» маленькое зашифрованное послание мэра Скорпиону, которое было выделено в отдельную колонку. Ни один человек, кроме горстки посвященных, не поймет, что оно означает…кроме Скорпиона. И оно ему очень не понравится. Гарри поставил бы на кон годовую зарплату, что это так и будет.

СКОРПИОНУ: МЫ СОГЛАСНЫ, НО НЕОБХОДИМО ВРЕМЯ, ЧТОБЫ СОБРАТЬ ДЕНЬГИ. БУДЬТЕ ТЕРПЕЛИВЫ.

Гарри про себя ругался последними словами. Необходимо время, чтобы собрать деньги. Будь у убийцы хоть половина мозгов, и то он поймет, что его стараются перехитрить. Он учует подвох и это приведет к тому, что вновь заработает ружье и смерть Сандры Бейсон покажется легкой неприятностью. Нет, это Гарри не нравилось, и он продемонстрировал свое неодобрение плевком на крышу, полет которого совпал с приземлением вертолета.

Экипаж состоял из двух человек. Солнечно — бронзовые парни, которые выглядели так, будто во всем мире не существует неприятностей, имеющих к ним отношение. Они были проинструктированы, но Гарри снова начал им объяснять — что смотреть и что делать.

— Человек, крадущийся по крыше с ружьем, все равно кто — женщина или мужчина. Мы идем по следу маньяка, так что не лезьте на рожон. Наблюдайте и докладывайте. Усвоили? Наблюдайте и докладывайте. Мы не раздаем медали "За летные боевые заслуги". Так что не фантазируйте. Если сочтете, что ублюдок ускользает, прежде чем мы сможем подоспеть, тогда действуйте решительно, не раздумывая. Не пытайтесь устроить показательную перестрелку, просто свалите его из крупного калибра.

Вертолетчики торжественно переглянулись и пошли обратно к машине. Гарри оставался на крыше до тех пор, пока стальная птица, резко сносимая ветром, не взмыла вверх и исчезла из поля зрения за величественными башнями Золотых Ворот.

Когда он вернулся в офис, гам там стоял невообразимый. Ди Джорджо вкалывал булавки в карту на стене, три инспектора сидели на телефонах, Бреслер расхаживал взад-вперед в стеклянном кубе кабинета, словно леопард, посаженный на цепь. При виде Гарри он поманил его к себе. И хотя бедро саднило и пульсировало, Гарри прошествовал в кабинет так естественно, как это было возможно.

Бреслер сел на край стола.

— Как нога?

— Отлично, — солгал Гарри.

— Хорошо. Ты сама удача, Гарри. Вчера была прекрасная работа. Даже комиссар позвонил и передал поздравления. Позволь присоединить мои. Ты видел, что пишут об этом газеты?

Гарри никак не реагировал.

— Это назвали классическим примером того, как полицейский департамент стоит на страже всеобщего благоденствия… Правда черт его знает, что под этим подразумевается. Так или иначе — мои поздравления.

Он улыбнулся Гарри, который никак не реагировал. Лейтенант нахмурился.

— Я сказал…поздравления.

— Я тебя слышал, Эл.

— Ты мог бы сказать спасибо, или что-то подобное. Немного вежливости тебя бы не убило…

— Меня бы проняло и я бы рассыпался в благодарностях, если бы меня повысили и прибавили жалование. Или это не в интересах всеобщего благоденствия?

Бреслер вопрос игнорировал.

— Полиция Чикаго направила нам бюллетень. Что-то о вооруженном психе, за которым они охотятся. Они предполагают, что он может находиться в зоне залива. Там подробные приметы и прочие детали. Я хочу, чтобы ты все проверил. Это заодно представит тебе возможность познакомиться с Гонсалесом.

— С кем?

— Чарльз Гонсалес — твой новый напарник.

Бреслер смотрел на что угодно, только не на Гарри.

— У меня есть партнер, — спокойно возразил Гарри. — Сэм выйдет через какие-то несколько дней.

— Он вернется, но только не к тебе. Он увольняется… в городскую прокуратуру… посыльным.

— Посыльным? — Казалось, Гарри выплюнул это слово, как мокроту. — Это то, что хочет он и чего хочет его жена. Сэму скоро сорок, и он угодил под пулю. Для него это слишком много. Ты знаешь, он тоже не бессмертный. Я не виню его.

Гарри медленно обошел стул и сел, вытянув перед собой раненую ногу.

— Дьявольщина. Я тоже не виню его, но это удар под дых. Мы долго были партнерами.

— Ничто не вечно, — жесткий тон Бреслера подводил черту. — Гонсалес отличный парень. Молодой и перспективный. Он быстро обучится.

Гарри кисло поморщился.

— Ты смеешься надо мной, Эл. У меня нет времени на дрессировку. Почему ты не представишь новичку возможность набраться опыта и не пошлешь его к Банко или Вице?

— Он останется здесь. С тобой.

— Мне не везет с напарниками, — мрачно буркнул Гарри. — Фандуччи убит… У Сэма — сквозное отверстие в легких. И вот — этот несмышленыш. Джо, как там его…

— Гарри, — резко оборвал его Бреслер, — ты работаешь с Гонсалесом, или вообще не работаешь. Приказ прямо с пятнадцатого этажа. Так что привыкай к этой мысли.

Гарри, смирившись, резко откинулся на спинку стула. Новый напарник. Это как удар в грудь ногой. Напарник — это гораздо больше, чем приятель для времяпровождения. Напарник — это продолжение твоего ума и рук. Партнер должен думать как ты, действовать как ты. Это даже глубже, чем супружество. Чарльз Гонсалес. Гарри никогда о нем не слышал. И это значило, что он новобранец, стажер. Господи, его придется учить всему… начиная с самого начала… заставить делать не так, как его учили в академии, разрушить невинность и иллюзии. Вот таким образом… Гонсалес. Слишком не суетись в поисках улик. Накачанная наркотиками шлюха с длинным языком расколет дело в десять раз быстрее, чем любая научная лаборатория криминальной экспертизы. Множество нюансов, о которых ничего нет в книгах. Опытный коп держит нос по ветру, тянущему прямо с улицы. Имея дело с людьми, коп не имеет право относиться ни к кому с презрением, если он действительно нуждается в информации. Он пытается не замазаться грязью, но как на это не гляди, это грязный бизнес. Как глубоко Чарльз Гонсалес это почувствует и поймет? До какой степени он с этим совместим?

— Познакомься с Гонсалесом, Гарри, — голос Бреслера резко прервал размышление Кэллагена. Он поднял глаза и увидел стоящего в дверях новичка. Большого впечатления он на Гарри не произвел. Молод, подумал он, очень молод. Милый, с чистенькими, аккуратно вылепленными чертами. Латиноамериканец. В блестящих штиблетах… в отутюженных брюках… новое, отлично пошитое пальто… рубашка в голубую полоску и широченный галстук. Он выглядел, как страховой агент.

— Привет, — пробурчал Гарри.

— Очень приятно познакомиться с вами, мистер Кэллаген. Я много слышал о вас.

Гонсалес шагнул в кабинет с улыбкой на лице и протянутой для рукопожатия рукой. Гарри только внимательно его разглядывал.

Гонсалес на какой-то миг застыл в нерешительности, потом сунул руку в карман. Угрюмый сноб, — подумал он. Это правда, что он много слышал о Гарри Кэллагене, но из того, что он слышал, мало что характеризовало Гарри с хорошей стороны.

Бреслер устало улыбнулся.

— Кое-что насчет Гарри. Вы должны усвоить: у него есть предрассудки. Он недолюбливает англичан, греков, итальянцев, поляков и американских индейцев. Вы упоминаете о них, и у Гарри возникает чувство неприязни.

Гонсалес выдавил скупую улыбку.

— Как насчет мексиканцев?

— Само собой. Особенно это касается задир, — примирительно буркнул Гарри. Он встал, прикусив губу, чтобы не застонать от боли.

— Ладно, покончим с этим… напарник. Я научу тебя, что и как. Если будет что-то неясно, просто спрашивай.

— Слушаюсь, мистер Кэллаген.

Гарри проигнорировал явно прозвучавший сарказм. В глубине души партнер ему нравился. У него появился напарник, который не будет крутиться вокруг попусту, что всегда оборачивается дополнительной работой. Это обычно характерно для начинающих.

— Можешь прекратить величать меня мистером. Даже мои недоброжелатели зовут меня Гарри.

— Ладно, — сдержано ответил Гонсалес. — Мои друзья зовут меня Чико.

Итак, это свершилось. Они были партнерами, командой, которой предстояли и хорошие, и плохие времена. Гарри пытался оценить его физические кондиции, пока они выходили из кабинета Бреслера и шли через зал для прессы. Парень шел неплохо, легко и раскованно. Человек был уверен в себе и владел своим телом.

— На сколько ты тянешь? — спросил Гарри.

— Семьдесят пять, — ответил Чико, и в его голосе все ещё звучала нотка сдержанной осторожности. — Я выступал как полутяжеловес.

Парень выглядит все лучше и лучше, — размышлял Гарри.

— Сколько лет этим занимался?

— Три года.

— Я мог видеть тебя здесь. Ты работал в здешних клубах?

Чико отрицательно покачал головой.

— В Академии Сан Хосе.

Гарри резко остановился, повернулся и взглянул в лицо молодого человека.

— Кроме того, ты с самого начала должен знать, что я не люблю умников из колледжей.

— Может быть, я просто не пришелся вам по вкусу?

Глаза Чико, обычно коричневые и бархатные, потемнели. Тепло, характерное для таких глаз, ушло, и взамен появился блеск и твердость скалы. Чико не отрывал взгляда от лица Гарри.

— Я ещё недостаточно знаком с тобой, чтобы у меня сложилось о тебе то или другое мнение, но я никогда не слышал, чтобы кто-то из окончивших колледж смог достаточно долго удержаться в нашем департаменте. Может быть, это влияние диплома. Обычно эти люди думают, что они гораздо шустрее и способнее, чем на самом деле. В известных ситуациях они проявляют медлительность и нерешительность, и всякая мразь, которая никогда не помышляла о пятом классе, из обреза разносит их умные головы вдребезги. Не допускай, чтобы твой же диплом убил тебя, так как рядом с тобой могут прикончить и меня.

— Я это запомню.

Голос Чико был столь же тверд, как и глаза.

— Ладно, я сказал то, что считал нужным. Теперь покончим с этим. В тебя нужно вдолбить уйму всякой всячины.

— Я хотел бы знать только одно. Почему вас называют Грязный Гарри?

Гарри Фрэнсис Кэллаген не ответил. Его губы искривились в подобие улыбки, но в его глазах Чико Гонсалес не заметил и искорки юмора.

— И это тоже предстоит в тебя вдолбить.

И он поспешно и целеустремленно зашагал к выходу.

У него не было имени. Вообще никакого. Может и было когда-то, но это было давно и человек забыл его. Он видел свое имя на листе бумаге… Оно было напечатано так, чтобы иметь значение, но у него было другое мнение. Кроме имени там была напечатана мелким шрифтом дата рождения: 14 ноября 1938 г. Это было важным. Это что-то значило. День когда он родился. Очень важно. Он был Скорпион, а Скорпионы — особые люди. Он читал это в книге.

ТЫ ОДИН ИЗ ТЕХ ЛЮДЕЙ, КОТОРЫЕ ПОТРЯСАЮТ МИР МОЩЬЮ СВОЕЙ ЛИЧНОСТИ, ПОДОБНОЙ ОГНЕДЫШАЩЕМУ ВУЛКАНУ, НЕОБЪЯТНОЙ И НЕУЕМНОЙ. ТАКОВО ТВОЕ ПРЕДНАЗНАЧЕНИЕ.

— Да, Я — Скорпион. Я не нуждаюсь в каком-то жалком затертом имени! прокричал он. Никто не мог его слышать. Он стоял на крыше здания, с которого открывался вид на площадь Вашингтона. Стоял и смотрел вниз на машины, с трудом продвигающиеся вдоль Колумбус Авеню. Бампер в бампер, с непрерывным воем клаксонов.

— Свиньи, проклятые Господом свиньи!

Он давно здесь стоял, просто глядя вниз на все эти автомобили, медлительную металлическую реку, текущую в никуда. В правой руке он держал дешевый коричневый чемодан, в левой — газету. Много лет назад он пытался осмыслить свое имя. Воспроизводил его в уме пытался изменить, переставляя все буквы, или располагая их в разном порядке. Но как бы он не комбинировал, имя оставалось для него ничего не значащим звуком. Но Скорпион! Это было совсем другое дело. В нем звучала музыка! Оно подразумевало что-то значительное. И он присвоил его себе. У него обычно спрашивали: "- Назовите, пожалуйста, ваше имя. Вы не знаете, как вас зовут? Или не хотите сказать?"

— Ублюдки, — прокричал он ветру. — Тупые ублюдки!

Почему они настырно спрашивают, как его зовут? Они ведь знают. Перед ними лист бумаги, где оно напечатано. Они хранят все имена в картотеке. Сотни имен. Тысячи имен. Имена занесены на листы коричневой манильской бумаги, и когда эти тупые ублюдки спрашивали его имя, те лежали прямо перед ними на столе. Тупые выродки. Врачи, как они говорят. Врачи! Они не врачи, они тупые ублюдки. Это известно всем.

У МЕНЯ НЕТ ИМЕНИ. У всех есть. Вы не хотите назвать нам свое? АБВГДЕЖЗИКЛМНОПРСТУФХЦЧШЩЭЮЯ. Вот мое имя. Мое имя среди этих букв, но я утерял его. Если вы такие умные — найдите его. И они обмениваются взглядами и качают головами.

— Черт с ними!

Ему всегда хотелось завопить: СКОРПИОН! ВОТ МОЕ ИМЯ… СКОРПИОН! Но Арчи сказал, что если он так сделает, то никогда отсюда не выберется. Скорпионы хитры и умны. Они умеют хранить тайну. Они осторожны. У них развитое воображение…и бешенный темперамент — вулканический, сказано в книгах. Он был осторожен, скрытен и умен. Он сломал шею сиделке, чтобы выбраться оттуда.

Он присел на корточки возле ржавой, скрипучей вентиляционной башенки, аккуратно поставив чемодан у ног. Развернул газету и позволил ей лететь по ветру — лист за листом. Удержал только первый лист, где была колонка частных объявлений. Одно из них, напечатанное жирным шрифтом, он подчеркнул:

СКОРПИОНУ: МЫ СОГЛАСНЫ, НО НЕОБХОДИМО ВРЕМЯ, ЧТОБЫ СОБРАТЬ ДЕНЬГИ. БУДЬТЕ ТЕРПЕЛИВЫ.

— Будьте терпеливы?

Его голос сорвался в издевательском вопле, он рвал страницу на мелкие кусочки и пустил обрывки по воздуху, словно конфетти, наблюдая за их танцем в порывах ветра.

— О, ублюдки! Вы тупые ублюдки!

На какой-то миг он вперил горящий взор в пространство. Лицо покрылось потом, глаза остекленели от ненависти и гнева. Они пытаются его одурачить. Затеяли возню, словно играют с ним в игрушки. Они не имеют права так поступать. Это простое сделка. Никаких проблем. Все как на ладони. Почему они не могут этого понять? Почему они решили усложнить ему жизнь, действуя не по правилам?

БУДЬТЕ ТЕРПЕЛИВЫ.

Сотня тысяч вшивых баксов? Город зарабатывает их за день. Получают куда больше только за парковку. Они могут изъять это из своей драгоценной кассы и даже не заметить.

БУДЬТЕ ТЕРПЕЛИВЫ.

— Лжецы!

Руки тряслись, и он с трудом открыл чемодан. Ружье лежало внутри, каждая деталь сверкала патиной масла. Он собрал всю конструкцию быстро и сноровисто, защелкнул магазин с патронами и перенес ружье на край парапета крыши.

— Изумительно, — прошептал Скорпион и пристроился возле металлической пожарной лестницы. Тут он укрылся в полосе тени, и стало трудно, почти невозможно, заметить его с улицы. Ствол ружья выступал наружу не более чем на фут и он держал его неподвижно, на единственной цели: парадном входе католического Собора святых Петра и Павла.

— Я здесь, святой отец, — взмолился он. — Выйди, падре. Сделай шаг наружу, святой отец. Я жду тебя. Выходи.

Но в ярком круге телескопического прицела мелькнула только пожилая женщина в белом платке.

Сержант Миллер отдал ручку от себя и ослабил нажим на педаль. Вертолет, чутко отреагировал на его легкое прикосновение, нырнул и завис в пяти сотнях футах над холмами. Миллер взглянул на Килпатрика, сидящего рядом с планшетом на коленях. К планшету была пришпилена карта города, содержавшая информацию о расположении всех высоких зданий в районе Норт Бич и Рашен Хилл, где было намечено патрулирование.

— Куда теперь? — прокричал Миллер. Голос его заглушал рокот лопастей винта.

— Облети вокруг Койт Тауэр, — прокричал в ответ Килпатрик. — Затем пройдем от Юнион до Ван Несс.

— Роджер и Доджер, — завопил Миллер, широко скалясь, изображая крутого парня в голубом берете. — Поехали!

Килпатрик тоже улыбнулся, отложил карту и взял бинокль. Миллер подал ручку вперед, прибавил газу и стальная птица тотчас понеслась вперед, к причалам Рыбного порта, через Джефферсон, набережную, Северную Косу. Улицы и здания, верхушки крыш заскользили под ними. Килпатрик медленно водил биноклем взад-вперед, но все что он видел — кресты телеантенн, бельевые веревки, рабочих, заливающих крышу горячим варом, пухленькую девочку купающую в тазике маленькую собачку.

— Что-нибудь происходит? — осведомился Миллер.

Килпатрик улыбнулся и отрицательно покачал головой. Иногда, особенно над Хашбери, была вероятность увидеть на крышах голые парочки. Однажды они видели пару, занимавшуюся любовью. Женщина, лежавшая на старом матрасе, взглянула вверх и помахала им рукой.

Перед ними возникла Койт Тауэр, окрашенная солнцем в цвет сверкающей меди. Миллер резко развернул вертолет, затем лег на курс к яркому пятну площади Вашингтона.

Килпатрик увидел его совершенно случайно. Сначала он ничего не заметил на крыше и уже готовился перевести бинокль дальше по ходу, когда на несколько мгновений задержался, чтобы рассмотреть странную телеантенну. На ней было больше вибраторов, чем на радаре эсминца, и Килпатрик удивленно прикидывал, для чего же, черт возьми она может служить. И только тогда он наткнулся на чемодан и в ярде или двух от него — скорчившегося человека.

— Стой! — завопил он, в то время как крыша ускользнула из поля зрения. — Облети ещё раз. Какой-то тип на крыше. Мне кажется, у него ружье.

— О, Боже! — думал Килпатрик, пока Миллер форсировал двигатель и бросил вертолет в глубокий вираж. — Вдруг это он?

ПРОСТО СВАЛИТЕ ЕГО ИЗ КРУПНОГО КАЛИБРА.

Неофициальная инструкция инспектора Кэллагена. Ладони Килпатрика вспотели, когда он протянул их к пулемету, смонтированному в поворотной турели. Он никогда не убивал людей, и испугался этой перспективы. Держал ли человек ружье? Он был не уверен. Это могло быть ещё что-нибудь.

— Вот он, — выкрикнул Миллер. Он вел машину вниз к крыше под небольшим углом, рыская вправо и влево, чтобы удержать человека в поле зрения. Тот был в изрядном замешательстве и заметался, вглядывался в вертолет. Лицо его побелело, рот широко раскрыт. Он что-то вопил.

Килпатрик не мог рассмотреть толком, что человек держал в руках. Это могло быть ружьем — и с тем же успехом клюшкой для гольфа.

ПРОСТО СВАЛИТЕ ЕГО ИЗ КРУПНОГО КАЛИБРА.

Крупнокалиберный пулемет размажет человека по крыше.

А что, если это не ружье?

Килпатрик схватил мегафон и высунулся из каплевидной кабины.

— Стой! Стой, именем закона! Стой или будем стрелять!

Человек не остановился, а захлопнул чемодан и побежал. Он мчался, как испуганный олень, сквозь путаницу проводов ко входу на лестницу.

— Стой! Стой!

Но человек исчез.

— Как, черт возьми, его могли упустить? — горько спрашивал Чико Гонсалес.

Гарри Кэллаген ничего не ответил.

— Они могли в два счета уложить его, — продолжал Чико. — Я не могу понять, почему они не могли опуститься на крышу… Может быть, не садится, чтобы не повредить лопасти винта… но просто зависнуть пониже, чтобы один мог спрыгнуть и преследовать подозреваемого. Правильно? Или хотя бы просто внимательно следить за зданием, чтобы засечь, откуда он выйдет. Мне кажется…

— Может, они слишком много болтали, и потому ничего не видели, прервал его Гарри, нажимая при этом на слово "болтали".

Чико подумал.

— Возможно.

— Лучше бы тебе замолчать. Внимательно смотри за людьми. Оратор!

Напарнику, как и всем людям, присущи недостатки, но один Гарри не мог переносить физически — это болтливость. За последние шесть часов Чико Гонсалес наговорил столько, сколько Сэм Флеминг с трудом выдавливал за шесть месяцев! И тем не менее Гарри должен был согласиться, что у парня светлая голова. Он быстро все схватывал и трезво оценивал. Он не спасует, когда обстоятельства сложатся не лучшим образом. В этом Гарри был уверен. И это позволило ему отчасти смириться с судьбой. Но только отчасти.

Они объезжали улицы с момента доклада с патрульного вертолета о человеке на крыше. Уже спустился вечер, и было похоже на то, что парень скрылся и, таким образом, выиграл первый раунд. Запахло крупной неудачей, но, на худой конец, у них было неплохое описание, которое передавалось по радио каждые тридцать минут:

ВСЕМ ПОДРАЗДЕЛЕНИЯМ… ОБЪЯВЛЕН РОЗЫСК МУЖЧИНЫ, СОВЕРШЕННОЛЕТНЕГО, ЛАТИНСКОГО ТИПА, КОТОРОГО В ПОСЛЕДНИЙ РАЗ ВИДЕЛИ В РАЙОНЕ ПЛОЩАДИ ВАШИНГТОНА. ПОДОЗРЕВАЕМОМУ ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ — ТРИДЦАТЬ ЛЕТ, ВЕС ПРИМЕРНО 145 ФУНТОВ. НОСИТ БЕЖЕВЫЕ ЧЕСУЧЕВЫЕ БРЮКИ, ЖЕЛТУЮ РУБАШКУ, КОРИЧНЕВУЮ ВЕТРОВКУ. МОЖЕТ НЕСТИ СТАРЫЙ КОРИЧНЕВЫЙ ЧЕМОДАН, В КОТОРОМ УЛОЖЕНО РУЖЬЕ. РАЗЫСКИВАЕТСЯ ПО ПОДОЗРЕНИЮ В УБИЙСТВЕ, ПРЕДПОЛАГАЕТСЯ, ЧТО ОН ОЧЕНЬ ОПАСЕН.

Сообщение предназначалось не только для полицейского департамента Сан Франциско, оно было передано в патрульную службу калифорнийских хайвеев, в департаменты Окленда, морского округа и далее по полуострову в южном направлении до Пало Альто и Маунтин Вью. Убийца сейчас мог быть в Лос Анжелесе или Орегоне. Или разгуливал по соседней Грант Стрит.

— Человек в коричневой ветровке, — быстро проговорил Чико, одной рукой стукнув Гарри по плечу, а другой указывая направление.

Гарри резко нажал на тормоза и взглянул вправо.

Человек в бежевых брюках и коричневой ветровке лениво фланировал вдоль квартала, ковыряя в зубах зубочисткой. Гарри улыбнулся.

— Это — Пит Пистолет. Известнейший грабитель на Северном Побережье.

И снова поставил ногу на педаль газа.

Чико нахмурился.

— Да? Так почему мы его не арестуем? Описание совпадает.

Гарри усмехнулся.

— Пит — наркоман. Он не в состоянии попасть в слона с десяти футов. Кроме того, я не хочу его трясти слишком часто. Он мой информатор. Настоящий клад для меня!

— Полицейский осведомитель, — презрительно буркнул Чико.

— Не придирайся и не осуждай их, Панчо.

— Чико, — терпеливо поправил Гонсалес, по крайней мере десятый раз за день.

— Я их не осуждаю. Мне это просто не нравиться. И ты доверяешь доносчику?

— Как своей матери.

— Почему?

— Потому, Чико… Потому, что он знает, что я с ним сделаю, если он солжет.

— Что-то вроде путевки в Квентин?

Гарри глубоко вздохнул, и хотя вопрос был примитивен даже для новичка, все же ответил:

— Конечно нет. Я отведу человека в сторонку, поговорю с ним, а потом прибью его язык к дверям.

Чико не был уверен, дурачит его Гарри или нет, и просто устало улыбнулся. Он приложил немало усилий, чтобы закончить Академию в Сан Хосе. Четыре года работы и учебы. Только работы и учебы. Но он закончил первым в классе с дипломом бакалавра социологии. Социологии! Не так уж трудно было бы понять это Гарри Кэллагену. Если только не принимать во внимание, что Гарри, кажется, не вписывается ни в одну из известных науке категорий человеческого поведения.

— Давай-ка перекусим, — предложил Гарри, сворачивая на запад на Филберт.

— Прекрасно. Я знаю одну маленькую, милую за…

Слово застряло в горле у Чико, так как он заметил человека, стремительно пересекающего улицу. Человека среднего роста, в бежевых чесучевых брюках, коричневой ветровке, несущего в правой руке чемодан. Фары выхватили его на миг, и он тут же затерялся в толпе.

— Человек с чемоданом!

— Где?

— Идет по улице… справа…в толпе.

Гарри прибавил газу, но быстро проехать вперед не было никакой возможности. Они застряли в ловушке. Грузовик впереди и легковая вплотную сзади.

— Ты его ещё видишь?.

— Нет…да! Поворачивает на Медоу Плейс.

Гарри удалось, словно на пленку, запечатлеть облик быстро идущего человека за миг до того, как тот исчез за углом. Человек среднего роста… бежевые брюки… коричневая ветровка… чемодан в руке.

— Выпрыгивай, Чико, и блокируй Медоу. Он идет до Краусгрилл, другого пути нет. Я проеду туда. Теперь вперед!

Чико открыл дверь и вывалился из автомобиля в тот момент, когда Гарри рванул руль влево, и, набирая скорость, обошел грузовик.

Он провел машину по встречной полосе почти полквартала, затем резко свернул на свою сторону, выжал из мотора все, что мог, и затормозил на Краусгрилл Плейс. Прямо перед ним оказался узкий переулок. До угла, где переулок резко поворачивал вправо, было около пятидесяти ярдов. Гарри побежал к углу, прижимаясь к стене и на ходу вытаскивая револьвер. Где-то в конце переулка он услышал звук торопливых шагов и затем хлопок двери.

Гарри заглянул за угол, держа револьвер наготове. Переулок был забит черными мусорными контейнерами. Он двигался в темноте — один маленький шажок за другим, каждый нерв в теле напряжен, как стальной провод. Тот хлопок двери мог быть естественным, но мог быть и уловкой. Человек с чемоданом мог сидеть скорчившись за мусорным контейнером, с ружьем в руках, выжидая, когда Гарри совершит ошибку. Этого Гарри делать не собирался.

Из окна трехэтажного здания посреди переулка падал свет. Гарри быстро двигался к нему, огибая контейнеры и корзины, согнувшись, словно солдат под огнем. Он знал этот дом. В обветшалом от времени здании сдавались меблированные комнаты. Окно светилось в самой мрачной его части. Место перестрелок и поножовщины одуревших от дури наркоманов, и тут же — притон проституток. Окно находилось на первом этаже, но высоковато, чтобы заглянуть внутрь. Положив револьвер в кобуру, Гарри выбрал контейнер, закрыл его, тщательно перекатил под окно, забрался наверх и осторожно, не высовываясь, стал разглядывать комнату.

Бежевые брюки и коричневая ветровка были там.

Человек стоял в ярком свете голой лампы без абажура. Стоял спиной к Гарри, склонившись над неубранной постелью. Простыни были замызганы до желтизны и свисали так, словно спавший покинул ложе в необычайной спешке. Человек положил чемодан на подушке и возился с замками.

— Открой, открой его, — хрипло шептал Гарри, прижав ствол револьвера к раме окна. Дверь в комнату распахнулась и вторглась женщина: огромная неряшливая блондинка с очень бледной кожей.

— Бог мой, — пробормотал Гарри с благоговением. Она выглядела так, словно была матерью всех бродяг на свете. Женщина медленно направилась к незнакомцу, её необъятная грудь перекатывалась под пурпурной блузкой. Бедра, живот и ягодицы распирали желтые атласные брюки.

Человек обернулся, рот его расплылся в улыбке…

Косоглазое лицо, огромные зубы.

Револьвер в руке Гарри дрогнул.

Китаец?

Он засунул револьвер в кобуру, но как будто прилип к мусорному контейнеру, наблюдая живописную картину в комнате. Китаец нежно погладил блондинку, затем быстро повернулся к чемодану, открыл его и стал вытряхивать содержимое на кровать. Вывалилась спрессованная масса грязного белья.

Человек выудил из кучи небольшой, аккуратно упакованный сверток и передал его женщине. Та принялась энергично разрывать обертку. Китаец тем временем придвинулся к ней вплотную, стал лапать её грудь и судорожно шарить, нащупывая молнию на брюках.

— Потрясающе, — прошептал Гарри. Происходящее сильно смахивало на сцену из порнографического фильма.

Женщина наконец развязала пакет, упаковка свалилась на пол. Она держала миниатюрную ночную сорочку, просто кукольную, сплошную пену прозрачного нейлона. Благородный жест со стороны мужчины. Крошечное одеяние в толстых руках женщины походило на носовой платок. В лучшем случае сорочку она могла натянуть на руку. Тем не менее она его поцеловала и стала покусывать за ухо, пока он пытался стащить с неё брюки. Молния в конце концов не выдержала и те упали.

Гарри увидел мясистые бедра с синеватыми прожилками вен, черный треугольник кружевных трусиков… и почувствовал, что летит по воздуху.

Фантастика. Он ничего не слышал… ничего не видел… и теперь падал, глотая воздух.

Он рухнул на спину и остатки воздуха вырвались из легких, словно лопнула покрышка. Мусорный контейнер прокатился мимо, загремев вниз по переулку.

— Подонок, ублюдок чертов! Его плотно обступили какие-то люди огромные безобразные парни. В глазах Гарри они двоились и троились, казалось, их целая армия. Он пытался сфокусировать взгляд, пытался глотнуть хоть немного воздуха, чтобы что-то сказать. Но не удавалось толком хорошо сделать ни то, ни другое…

— Я… по… по… лицей…

— Ты Богом проклятый подонок, — рычал один из парней.

— Зови полицию, — бросил другой. Гарри мучительно старался подняться на ноги.

— Я сам по… лицей… ский.

Кто-то ударил его в живот, он сложился пополам и опустился на колени.

— Что он сказал?

— Мне показалось, он сказал, что он — коп.

— Он псих. Посмотри на него. Паршивый сексуальный маньяк. Дай ему как следует!

Парни медленно сжимали кольцо вокруг Гарри, который корчился на ледяной земле. Тяжелые ботинки начали приподниматься для нанесения ударов, казалось, Гарри придется совсем худо, как вдруг послышался звук торопливых шагов.

— Стоять! Все к стене!

Чико Гонсалес мчался к освещенному пятну, в руке его сверкал револьвер. Парни нерешительно заколебались, затем, беспокойно оглядываясь, отступили к стене.

— Отпусти их, Чико! — выдохнул Гарри, с трудом поднимаясь на ноги.

— Отпустить? Они напали на офицера полиции!

— Я сказал, отпусти.

— Он действительно коп! — удивленно произнес один из нападавших. — Как же так? Мы думали — он псих.

— Он и есть полудурок, — добавил другой. — Он стоял на этом мусорном контейнере и подсматривал за Горячей Мери и её парнем.

— Горячая Мери? — Чико выглядел сбитым с толку.

— Да, да. За Горячей Мери.

Парень дернул головой в сторону освещенного окна. Чико поймал мимолетное видение обнаженной женщины, этот гигантский вернисаж белой плоти, за мгновение до того, как упали плотные шторы.

— Эй, парни, — с трудом выдавил Гарри. — Проваливайте к черту отсюда… Вперед!

Те заскользили по переулку, словно тени.

— Горячая Мери, — нараспев протянул Чико. — Как же так?

Гарри отряхнул с себя пыль, и с достоинством, на которое только был способен, двинулся к машине.

Чико безмолвно следовал за ним.

— Вот я просто думаю…

— О чем это? — прорычал Гарри.

— Почему вас называют Грязный Гарри?

Гарри разразился тирадой из слов, не значащихся в словаре, вскочил в машину и хлопнул дверью.

Радио трещало, повторяя их кодовый номер. Гарри дотянулся до выключателя.

— Машина 71, почему так долго не выходили на связь? — прозвучал голос сержанта Диксона. — Для вас, Гарри, кое-что есть. Потреро Хилл, Угол Сьерры и Техас стрит. Молодой черный парень.

— Что с ним?

— Кто-то выстрелил ему в лицо.

 

4

Они помчались по Джеймс Флик фривей и выскочили на Двадцатую на полной скорости, с включенной сиреной под капотом, распугивая машины и заставляя их жаться к обочине. С залива стелился по земле слой белого тумана. На углу Сьерры и Техас стрит их остановили.

Подразделения полиции заполнили всю Техас Стрит. Красные мигалки их машин окрашивали туман в розовый цвет. Впереди на пустыре стояла "скорая помощь", задние двери её были открыты. Люди в белых халатах о чем-то толковали с полицейским офицером. Один из полицейских пробрался к голубому «плимуту», когда Гарри пристраивал машину к тротуару.

— Сержант Реннике здесь, на пустыре, мистер Кэллаген.

— Люди из лаборатории прибыли?

— Насколько знаю — нет, — полицейский печально покачал головой.

Гарри вылез из машины и взглянул вдоль улицы. Ветхие древние домишки тянулись и исчезали в водоворотах тумана. Двери домов были открыты, кучки людей стояли на ступенях. Вверх по склону, за пустырем на Сьерра Стрит, тянулся ряд четырехэтажных домов гостиничного типа с меблированными комнатами, и заметил лучики электрических фонариков, метавшихся по крышам.

— Пошли, Чико.

Они зашагали через заросли бурьяна к центру пустыря. Несколько полицейских и плотная молчаливая группка чернокожих стояли вокруг тела, накрытого одеялом; из-под края высовывалась маленькая шоколадная ступня.

— Кто? — тихо осведомился Гарри.

Толстое бульдожье лицо Джима Реннике было застывшей маской.

— Чарли Рассел. Всего десять лет. Одна пуля. В лицо. — На мгновение он сделал паузу и сосредоточил угрюмый взгляд на Гарри. — Достань этого гада, Гарри.

Гарри нагнулся над телом и приподнял край одеяла. Чико стоял рядом с ним и смотрел. Картина в луче электрического фонарика врезалась в его память на всю оставшуюся жизнь. То, что когда-то было лицом паренька, превратилось в бесформенное месиво.

— Господи Иисусе! — Он торопливо отвернулся, и его вырвало в высокую траву.

Гарри опустил одеяло и покосился на блюющего напарника, рот его искривился в сардонической улыбке.

— Добро пожаловать в убойный отдел!

Чико взглянул вверх, его лицо цвета зубной пасты блестело от пота. Он видел глаза Гарри Кэллагена, выражение которых многократно усиливало горечь в его голосе. В глазах он увидел то, что не мог и ожидать от этого человека: муку, отчаяние, сострадание и боль, что опаляла душу.

"— Хвастун, — устало думал Чико, — все у тебя, не как у людей… Но ты попался: глаза никогда не врут."

Они пробыли там около часа, Прибыли люди из лаборатории и сфотографировали Чарльза Рассела, так и не вспыхнувшую звезду: питчера юниорской лиги по бейсболу Потреро Хилл. Люди со "скорой помощи" забрали тело. Все это была рутина профессии. Работа. С тем же успехом они могли отвезти мертвого кота. Гарри и Чико просто стояли рядом, ожидая возвращения ребят Реннике из оперативного отряда, обследовавших крыши. Когда те прибыли, один принес гильзу калибра 33, уложенную в маленький пластиковый пакет.

— Это вносит ясность, — заметил Реннике. — Твой парень… Но почему он выбрал мальчишку?

— Тот был черным. Верно?

Гарри забрал пакетик с пулей и направился к машине.

Две латунные гильзы, оставленные на крышах, бредовая записка, описание внешности, подходящее к половине населения Северной Калифорнии. Абсолютный нуль.

— Должен был кто-то его видеть. Кто-то наверняка его видел, — твердил Гарри, садясь в машину и мрачно всматривался в Техас стрит. Фонари, превратившиеся из-за тумана в тусклые световые пятна в радужном ореоле, едва освещали улицу.

— Не в этом супе, — вяло возразил Чико. Его мучило ощущение опустошенности и собственной бесполезности.

Гарри покосился на него.

— Тумана наверняка не было, когда он здесь появился. Дьявольщина, белый мужик с чемоданом должен был попасть кому-то на глаза.

— Может быть, — голос Чико звучал безжизненно.

Гарри участливо посмотрел на него.

— Ты не первый, кого выворачивает наизнанку в такой ситуации. Это вовсе не значит, что ты плохой полицейский… Просто доказывает, что ты человек.

Чико через силу улыбнулся. Его лицо было бледным, глаза все ещё оставались влажными.

— Спасибо, Кэллаген.

Гарри фыркнул и завел мотор.

— Не нужно формальностей, Панчо. Для тебя я все ещё Гарри.

Они медленно ехали по бедняцким кварталам Потреро Хилл, укрытым саваном тумана. Их внимательно разглядывали черные лица, безмолвные и бесстрастные.

— Вы видели белого парня…среднего роста…около тридцати лет? Он мог быть в бежевых брюках и старой коричневой ветровке… мог нести чемодан?

— Нет, сэр. Не видел такого.

— Нет, сэр, не я.

— Здесь живет публика, которая и родной матери и не скажет точного времени, — горько заметил Гарри. Он свернул в узкий переулок и вел машину через водовороты непролазного тумана в сторону Миссисипи стрит. Чико был поражен.

— Вы здорово разбираетесь во всех закоулках. — Я здесь родился. Я парень с Потреро Хилл, — он глядел через боковое стекло на ветхие деревянные дома с их однообразными старомодными фасадами. — Некоторые вещи в этом мире никогда не меняются, и Потреро — одно из таких мест.

— Вы видели человека…среднего роста… бежевые брюки… коричневая ветровка?

— Нет, никогда не видел.

— Они воспитываются в недоверии копам, — с болью констатировал Гарри. — Они впитывают это раньше, чем начинают ходить. Мы лупили полицейских, когда я был ребенком. Когда мне было шесть лет, я бросил в одного кирпич. Он подобрал его и швырнул обратно. В те времена полицейских не учили социологии. Я не знаю, может, мы тогда были лучше. Я просто не знаю.

— Вы видели человека, прибывшего сюда часов около семи — восьми? Бежевые брюки…коричневый чемодан?

— Видел двух парней, которые тащили рояль, но ни на одном из них таких брюк не было. Один был в костюме, голубом костюме.

— Комедианты. Если у вас нет чувства юмора, вам крышка. Комиков в Потреро Хилл больше, чем в любом другом месте на земле.

Семь длинных, нескладных ребят толкались около фанерного щита, перекидываясь баскетбольным мячом. Чико высунулся из окна.

— Привет, парни. Вы не против, если я задам несколько вопросов?

— Можно, — откликнулся один из подростков. — Но если вы позволите мне первому задать вопрос. Видите ли, у меня есть приятель… так вот, он говорит об одной штуке, что это правда, а я говорю — нет.

— О какой? — спросил Чико, улыбаясь дружески и открыто.

— Что свиньи едят дерьмо!

Мальчишки рассыпались, вопя и насмешливо гримасничая, и растворились в тумане.

Чико поднял стекло.

— Весельчаки! Лишь бы посмеяться.

Гарри обхватил руль, его длинные пальцы медленно постукивали по ободу.

— Так нам парня никогда не достать, Чико. Никогда, даже если пройдет миллион лет. Это преступление нельзя вычислить в лаборатории, его не раскрыть, слоняясь по городу. Дьявольщина, он предупредил нас, что собирается предпринять. И сделал это. "- Убью священника, — заявил он… Убью ниггера". Ребята с вертушки спугнули его с крыши, откуда просматривался вход в собор. Он не взял священника. И вместо него превратил в кровавую кашу Чарли Рассела. Этим он не удовольствуется, Чико. Он обещал нам мертвого священника, и он его выдаст.

Чико тихонечко свистнул сквозь зубы.

— В этом городе множество церквей и несметное количество священников, Гарри. Мы не можем уследить за всеми.

— Это правда. Но нам нужно наблюдать только за одной. Гарри утопил до пола педаль газа, сделал лихой разворот на 180 градусов и погнал машину в сторону проспекта.

— Куда мы теперь?

— Обратно в стойло. Хорошенько выспись ночью, потому что я предчувствую: завтра нам предстоит чертовски трудный день.

У шефа полиции было гладкое круглое лицо и копна белых волос. Бледно голубые глаза смотрели ясно и дружелюбно. За глаза его называли «епископом». Прозвище свидетельствовало о глубоком уважении всех сотрудников департамента. Он был старым полицейским и на своем веку видел множество изменений в городе и в природе преступлений. Шеф был думающим офицером, почитающим закон, и он ненавидел жестокость.

"Убеждает слово, а не сила" — стало его любимой поговоркой. Однако он был весьма сведущ по части использования силы, когда вынуждали обстоятельства. Сейчас была именно такая ситуация. Но хотя это вызывалось необходимостью, ему это было не по душе. Шеф с беспокойством смотрел на увесистый футляр с ружьем в руках лейтенанта Бреслера.

— Вы стараетесь победить огонь — огнем, Эл. И я не уверен, что пойду на это. Между прочим, что это за оружие?

— "Винчестер" 4, 58.

Шеф поежился в кресле.

— Таким ружьем можно свалить слона. Вы хотите получить серьезное преимущество.

— Все, какое только можно, — подтвердил Гарри. Он подошел к Бреслеру, встал рядом с ним, взял у него футляр и положил на стол шефа. — Это остановит его, даже если я попаду ему в палец. Оптический прицел десятикратного увеличения. Роскошный комплект.

Да, — подхватил шеф со значением. — Роскошный и дорогой.

Он откинулся назад и оглядел трех человек, стоявших перед ним. Все обливались потом, и его это не удивляло. В кабинете было жарко, полуденное солнце било сквозь окна. Шеф страдал бронхитом, и кондиционер работал в режиме, который создавал совершенно невыносимые условия для посетителей. Вентиляционные отверстия в стенах были полностью закрыты, и воздух в комнате стал жарким и влажным, как в парнике.

— Я бы предпочел, чтобы мероприятие обошлось без всей этой артиллерии. Слежка и захват.

Гарри решительно тряхнул головой.

— Невозможно. Парень первоклассный стрелок. Он проделает кому-нибудь дырку между глаз, прежде чем мы приблизимся к нему на десять футов.

— Может быть, вы правы. Есть какие-то сомнения, Эл?

— Нет, — подтвердил Бреслер. — Все сходится. Это может сработать.

— Это сработает, — сурово буркнул Гарри. — Мы до него доберемся.

Чико чуть нахмурился, и шеф заметил это.

— Вас что-то беспокоит, инспектор?

— Нет, — поспешно ответил тот.. — Ничего.

— Выскажись, Гонсалес, — сухо бросил Гарри. — Тут все свои.

— Ладно. Это кажется…изрядной авантюрой. Я имею в виду вот что: почему он вернется на ту же самую крышу?

Шеф потянулся к громоздкой коробке для хранения сигар, со специальным режимом увлажнения, и достал одну. Крышку он оставил открытой, — жест вежливости, — но никто не шелохнулся, чтобы этим воспользоваться.

— Это замечательно простой вопрос, Гарри. Черт, но мне это тоже кажется авантюрой: один шанс из тысячи.

Гарри покачал головой.

— Нет, шеф. Позвольте пояснить. И тогда наша затея уже не покажется такой легкомысленной, а шансы — совсем ничтожными. Я считаюсь с тем, что затеваю авантюру и могу вытянуть пустышку. Но я знаю, за кем мы охотимся. Парень — ненормальный, и сейчас он расстроен и разозлен. Мы остановили его, не дали выполнить обещание: убить священника. Как я понимаю, он зациклился на том здании, откуда может навести прицел на вход собора святых Петра и Павла. От вертушки он сбежал. В ту ночь он убил черного — вторая часть обещания. Но могу держать пари на мой значок, это привело его в бешенство.

За свою службу я достаточно имел дела с психами и параноиками; они обожают каноны и стандарты во всем. Строго придерживаются рутинного порядка. Они приходят в ярость, если что-то идет не так, как задумано. Эти типы грабили одну и ту же лавку шесть… нет, семь раз подряд. Я был свидетелем ограбления, когда вокруг кишмя кишело полицейскими, только потому, что ограбление было запланировано именно на этот день и час. Они не отступятся ни на чертову йоту. Наглость придает им чувство уверенности и собственной значимости. Вспомните Пимпернела или Черного Берта. Скорпион ударит ещё раз.

Шеф немного подумал.

— Что же, шансы кажутся слегка весомее…

— Они вполне серьезны, — продолжал Гарри. — И сегодня вечером у Петра и Павла все решится.

— Но на площади множество других зданий, которые он может использовать, — все ещё сомневаясь, возразил шеф.

— Конечно, — согласился Гарри. — И на каждом здании будет пара наших людей. До захода солнца. Мы собираемся устроить так, чтобы это было отлично видно. Пусть он их заметит… практически везде, за исключением одного. Того, где он был вчера. И он вернется туда, как голубь к гнезду, а мы Гонсалесом будем двумя этажами выше… дышать ему в затылок.

— Как теперь вы расцениваете наши шансы, шеф?

Шеф сжал губы и провел сигарой перед носом.

— Я готов поставить против пару долларов, Гарри, в любой день недели. Получили вы дополнительные вертолеты, которые запрашивали?

Лейтенант Бреслер, который чувствовал себя отодвинутым в тень, поспешно ответил:

— Они уже здесь. От пожарного департамента, Береговой охраны и один из таможенной службы. Все вертушки патрулируют вокруг, удерживая его от действий в дневное время.

— Хорошо, — шеф казался удовлетворенным. — Очень хорошо.

Бреслер вознаградил себя сигарой из шкатулки и пристроил её в нагрудный карман.

— Операцию «Засада» лучше всего поручить Гарри и Гонсалесу.

— В таком случае, — весело заметил шеф, — можете стащить для них ещё две сигары…

Засада — это наиболее деликатная операция для полиции. Чем больше участников в ней задействовано, тем больше шансов её провалить. Засада на площади Вашингтона получалась слишком объемной и сложной. Никто не знал лучше Гарри Кэллагена, как деликатна и тонка вся операция. Если убийца почует присутствие полиции, он может не принять игру. Но в то же время полиция должна быть под рукой, чтобы перекрыть здания, которые он мог бы выбрать. Гарри представлял себе операцию в две фазы: загон и западня. Загонщики были патрульными в форме — на крышах. Они представляли собой что-то наподобие красных флажков, которые должны направить убийцу на единственное неохраняемое здание на площади. Будь он нормальным, столь очевидная приманка могла его спугнуть. Но он нормальным не был.

— Он — псих, — сухо пояснял Гарри. — Но как все психи полагает, что умнее и сообразительнее всех на свете. Когда он выявит это незащищенное здание, то сразу придет к выводу, что он умнее нас. Я хочу, чтоб он так думал. Я хочу, чтобы подонок высунулся.

Пять команд, всего десять человек, не считая Гарри с Чико, сидели в комнате инструктажа полицейского участка на Юнион Стрит. Было 4. 30 пополудни. Полтора часа до заката.

Инспектор Ди Джорджо задумчиво вытянул губы трубочкой и рисовал чертиков в блокноте.

— А что, если он унюхает детективов, прежде чем дойдет до места, Гарри?

— Он никого не учует, Френк. К любому, кто подойдет ближе чем на два квартала без моего разрешения, будут применены меры физического воздействия. Не появляйтесь на улицах Колумба, Пауэла, Стоктона и других улицах, ведущих к площади. Оставьте их в покое.

— Как насчет Принц Лэйн, назначенной нам с Кирби? — спросил Джон Вестон.

Гарри кивнул.

— Принц Лэйн — прекрасно. Все эти переулки годятся в тех пределах, где вы меня сможете слышать по рации. Еще вопросы?

Все пожали друг другу руки и приготовились к выходу.

— Еще одно, — предупредил Гарри. — Будьте исключительно внимательны, если вы все-таки приблизитесь к нему. Парень "на ты" с ружьем и, черт возьми, не промахнется!

Они с трудом карабкались по узким лестничным маршам, ведущим на крышу. Гарри тащил увесистый «винчестер» в футляре, рацию и бинокль. Чико, в арьергарде, тихонько ругаясь, волок большой переносной прожектор. Ящик с батареей оттягивал ему плечо. Оборудование, хоть и считалось переносным, было тяжелым, как свинец. И темнота на лестнице отнюдь не помогала.

— Как ты думаешь, у них здесь есть хоть какое-то освещение? возмущенно просопел Чико.

— Исправят к ужину.

Гарри навалился на дверь, и та распахнулась. Он шагнул в буйство цветовых всполохов.

Возвышаясь над крышей на тридцать футов, металлическая конструкция наподобие рекламного щита скрежетала, вращалась и возвещала на все побережье, сверкая розовым и зеленым неоном:

ИИСУС СПАСЕТ. ИИСУС СПАСЕТ. ИИСУС СПАСЕТ.

Гарри воззрился на неё благоговением.

— Теперь тебе хватит света, Чико?

Чико огляделся. Лицо его из розового становилось зеленым и снова розовым.

— Замечательно. Полный комфорт.

— Это море света для нас проблема, но придется приспособиться. Чертов маяк светит каждую ночь последние двадцать лет. Если его вдруг выключить, наш друг сразу почувствует, что запахло жареным. Пригнись и следуй за мной, — он повел скрючившегося в три погибели Чико к низкому парапету на краю крыши.

Под ними зияла черная бездна. Гарри сел спиной к парапету и положил ружье рядом. Чико остался стоять, оглядывая крышу здания напротив, на другой стороне переулка. На ней никого не было. Или был? Вентиляционные надстройки усыпали всю крышу и отбрасывали клиновидные тени. Там спокойно могла бы спрятаться дюжина людей. Гарри взглянул на него и удивленно покачал головой.

— С такой подсветкой сзади ты, Чико, виден в округе не хуже, чем Койт Тауэр. Я сказал — пригнись, и имел ввиду, что пригнуться нужно так низко, чтобы тебя не было видно, понял?

Чико упал на колено возле парапета и положил прожектор и ящик с батареей.

— Где мне установить эту штуку?

— В десяти ярдах правее меня.

Чико кивнул. Уголки его рта беспокойно подрагивали.

— Надеюсь ты понимаешь, что прожектор привлечет на себя его выстрелы?

Гарри на миг задумался.

— Может быть, лучше устроить его в пятнадцати ярдах?

Наблюдение — это просто синоним ожидания… И обычно в местах темных и заброшенных.

Гарри Кэллаген и Чико Гонсалес ждали и ждали на крыше, купаясь в холодном потоке неона, дрожа при каждом порыве ветра, несущего туман. Далеко внизу на площади Вашингтона кишел народ: хиппи с гитарами, выводки девчат в миниюбках или вызывающих брючках, стайки матросов, надеющихся подцепить подругу, пожилые пары, почитывающие газеты при свете уличных фонарей. Люди шли и к дверям собора святых Петра и Павла.

Гарри, кажется, ничего не упускал из виду, медленно переводя бинокль от одной группы к другой.

— Что-нибудь есть? — тихонько окликнул Чико.

Гарри отложил бинокль и подобрал рацию.

— Ни черта, — устало ответил он, нажимая на кнопку.

— Я — 71… Я — 71. Кто меня слышит? Прием.

Голос Френка Ди Джорджо заскрипел в динамике:

— Как там погода у вас наверху? Прием.

— Просто курорт. Никаких признаков… ничего. Мы уже здесь второй час. Конец связи.

Он устало откинулся назад, положил рацию и снова взялся за бинокль. Сцена не слишком изменилась. Несколько парочек ушло. Один старик прикрыл лицо газетой и растянулся на скамье. Перед собором появился священник и стал медленно расхаживать взад — вперед, словно медитируя.

Чико подполз к Гарри.

— Кто там в одежде падре?

Гарри на миг опустил бинокль.

— Отец Антонио Коломбо — в штатном облачении.

У Чико перехватило дыхание.

— Он знает, что мы используем его как приманку?

— Отец Антонио Коломбо три года летал в составе 82 эскадрильи, прежде чем надел воротничок задом наперед. Когда я предупредил, что некто может сыграть злую шутку и выстрелить в него, он просто рассмеялся мне в лицо.

— Да-а, — протянул Чико. — Это вроде нашей надписи: "Иисус спасет".

Шло время, ветер превратился из холодного в морозный. Клочья серого тумана, выплывая из темноты, превращались в розовые и зеленые плюмажные перья. Гарри усталыми глазами прочесывал площадь. Собор закрывался. Последние прихожане покидали церковь, раскланиваясь с отцом Коломбо, перед тем как нырнуть в плотный туман. И в это время он краем глаза уловил слабое движение, скорее просто изменение формы тени. Кто-то был на соседней крыше. Гарри распластался у парапета и нажал кнопку рации.

— Я — 71… я — 71. Рыбка клюет…рыбка клюет.

— Что происходит? — хрипло прошептал Чико.

— Сукин сын клюнул на наживку, — он передал бинокль Чико. — Правый угол… рядом с вентилятором.

Руки Чико дрожали от холода, нетерпения и некоторой доли страха. Он навел фокус, и крыша, отдаленная на пятьдесят футов, словно прыгнула прямо на него. Человек сидел на корточках за вентилятором, чуть высунулся из-за него и обозревал площадь.

— Быстро назад к прожектору, — прорычал Гарри. — Когда я дам сигнал, лови его светом. Он скачет, как кролик, так что постарайся не упустить.

— Есть! — Чико быстро вернулся на место.

Гарри вытащил «винчестер», оттянул затвор, освобождая путь огромному патрону калибра 4. 58. Тот бесшумно выпрыгнул из магазина и скользнул в казенник. Предохранитель заело, и он проклинал его, тихо, но страстно, пока рычаг не поддался с громким щелчком.

Услышал ли человек этот звук? Это казалось невозможным но наводя оптический прицел, Гарри уловить напряженность в его фигуре. Человек оцепенел, замер в полусогнутом состоянии, подобно дикому животному, поднявшему нос по ветру в ожидании опасности.

— Он собирается смыться! — сказал себе Гарри, твердо держа темное пятно фигуры в перекрестье прицела, и крикнул:

— Давай!

Прожектор вспыхнул, и слепящий белый свет пронзил туман. Луч промахнулся на добрых пару футов, высветил край вентилятора и проложил тропу по крыше.

Гарри выстрелил левее светового луча и увидел, как обломки вентиляционной надстройки брызнули в темноту.

— Левее! — закричал он. — Левее!

Чико поворачивал прожектор, стараясь делать это плавно.

В луч попала нога убийцы, удиравшего по крыше к входу на лестницу. Среди лабиринта антенн и надстроек он зигзагами двигался к цели.

Снова взвыл слоновий снаряд, рикошетируя от крыши у ступней бегущего и вырыв десятифутовую борозду в тонком слое защитного покрытия. Человек быстро развернулся, и на бегу, с бедра, выстрелил, целясь в прожектор. Пуля ударила в край парапета между Гарри и прожектором. Осколки кирпича и штукатурки просвистели в воздухе, как шрапнель.

Еще выстрел.

Скошенная словно соломинка, опора бельевой веревки и висящее белье закрутились, захлопали в воздухе, как огромный воздушный змей.

— Будь ты проклят! — взорвался Гарри.

В поисках укрытия убийца нырнул за будку лифтовых машин и прижался к боковой стене. Гарри видел торчащий ствол его ружья, и тщательно прицелился в край стены.

Выстрел.

Угол обвалился. В пыли и летящих обломках появился убийца, стреляющий с бедра. Дуло ружья озарил длинный язык пламени, вырвавшийся из глушителя. Пуля прожужжала мимо головы Гарри, как свирепая пчела, а другая вырвала прожектор из рук Чико и осыпала его осколками стекла.

— С тобой все в порядке, Чико? — окликнул его Гарри.

Чико тряхнул головой, глядя на разрушенный прожектор.

— Я… Думаю, что да… Да.

Гарри проклинал темноту. Теперь он ничего не видел на противоположной крыше, кроме угловатых теней. Напряженно всматриваясь в них, он молился про себя, чтоб одна зашевелилась.

— Ну выходи, ты, подонок, — шептал он. — Беги!

Тот побежал, стреляя на бегу, ружье хрипло кашляло, выплевывая пламя, пули разрушали вращавшуюся надпись. Неоновые трубки взрывались и падали. Электрические провода хлыстами тянулись вниз за ними, сверкая голубыми всполохами. Тонкие металлические конструкции свесились на улицу до седьмого этажа, погружая розового «ИИСУСА» в небытие.

— Мы его упустили!

Голос Гарри был воплем горечи и глубокого разочарования. Он ничего не видел, но короткие вспышки из ствола на мгновенье выхватывали из темноты силуэт, в то время как человек несся к лестничному колодцу. Прежде чем Гарри смог ответить выстрелом, человек исчез.

— Ходу!

Держа ружье обеими руками, Гарри устремился к двери и погрузился во тьму. Прыгая через три ступеньки, он скатился вниз и выскочил наружу черным ходом в переулок. Чико следовал за ним на расстоянии вытянутой руки, с готовым к бою револьвером. Никакого движения, хотя ночь была наэлектризована воем сирен патрульных машин, со всех сторон мчавшихся к зданию.

Гарри указал на переулок.

— Перекрой вход с проспекта, Чико!

Пока Чико бежал к ярко освещенной улице, Гарри углубился в мрачную расселину меж двух зданий. Ружье прижато к бедру, палец на курке. Он шел медленно, короткими шажками, глаза ощупывали каждый темный угол у дверей, каждую кучку мусора. Потом свернул за угол и пошел вдоль другого переулка. Тот был уже, темнее, ещё опаснее. Руки стали липкими от пота, громоздкое ружье ограничивало маневренность. Он знал: если что-то случится, все произойдет со скоростью смерча, и спорил сам с собой: то ли оставит ружье и продолжать поиск с револьвером, то ли тащить его с собой. Гарри все ещё пребывал в нерешительности, как вдруг поскользнулся и упал на одно колено. Короткие злые проклятия сыпались с его губ, пока он вставал на ноги. Левое запястье болело, поврежденное при попытке устоять на ногах, ветер задувал в разорванные у колена брюки. Но он ощутил ещё кое-что. Что-то мокрое и липкое. Это было похоже на машинное масло… или на кровь.

— Что за черт!?

Гарри взглянул вниз. У ног собралась маленькая черная лужица, в которую впадал ручеек, струившийся через переулок от кучки черных мусорных контейнеров у стены. Возле них валялось что-то наподобие узла с тряпьем.

Когда он направился туда, инспектор Ди Джорджо с тремя сотрудниками, с карабинами на перевес и фонариками, появились из-за угла.

— Сюда! — закричал Гарри. — Дайте свет.

Лучи фонариков заплясали в сумасшедшем танце по переулку, когда люди кинулись к нему. Луч качнулся и остановился, превращая тонкий черный ручеек в багровую ленту, а узел тряпья — в распростертое, окровавленное тело инспектора Джо Вестона.

Френк Ди Джорджо бросил карабин на землю и опустился на колени возле тела. Остальные стояли рядом, лучи фонариков создавали сплошной круг света. Френк провел быстрый осмотр по всем правилам, делая все, чему его учили, хотя уже с первого взгляда было ясно, что никаких признаков жизни нет. Потом взглянул на застывшую фигуру Гарри Кэллагена.

— Он мертв. Один выстрел в грудь.

Гарри кивнул. Его рот был полон сухой горькой пыли, да и тяжелый и бесполезный «винчестер» в руках давал себя знать.

— Он должен был держать револьвер наготове, поджидая ублюдка, спокойно сказал Френк. — Однако даже не вытащил его. Ты об этом предупреждал, Гарри. Ты втолковывал ему, что парень опасен.

— Я промахнулся, я не попал в сукиного сына, Френк, — голос Гарри звучал безжизненно. — Этим ружьем можно остановить слона, но я промазал.

Френк отвел глаза и медленно поднялся.

— Да, ты промахнулся, — он наклонился и поднял карабин. — Джо не должен был появляться здесь без револьвера в руке. Ты предупреждал его, Гарри.

— Ну конечно, — Гарри резко развернулся и зашагал обратно, к площади Вашингтона и воющим сиренам.

Серьезное вооружение. Сложная операция, задуманная, чтобы убийца угодил в ловушку. Но ничего не вышло, лишь мелькнула тень и… смерть.

 

5

Я ПОЯВЛЯЮСЬ, И ОНИ ПРИТЯГИВАЮТСЯ КО МНЕ НЕОДОЛИМОЙ СИЛОЙ МОЕЙ ЛИЧНОСТИ. ЧЕЛОВЕК, РОДИВШИЙСЯ ПРИ ПОЛНОЙ ЛУНЕ…СКОРПИОН… ВИЦЕ-ПРЕЗИДЕНТ — СКОРПИОН. СКОРПИОНЫ ТВОРЯТ ВЕЛИКИЕ ДЕЛА… ОНИ ПРИВЛЕКАЮТ ЛЮДЕЙ. В НИХ ЕСТЬ МАГНЕТИЧЕСКАЯ СИЛА.

— Ты хорошенькая, — сказал молодой человек. — Ты очень хорошенькая девочка.

Девушка захихикала и забралась на заднее сиденье.

— Ну вот.

— Я видел, как ты вышла из кино и направилась к автобусной остановке. И сказал себе…Вот очень хорошенькая девушка — хорошенькая и милая.

— Вы очень смешно говорите. Вы знаете это? Мило… но смешно.

— Я сам по себе человек довольно милый. Я — Скорпион.

— О, вау, астрология, — она опять хихикнула и повела головой, поправляя длинные прямые волосы.

Он покосился на девушку, не отрывая взгляда от дороги. Ясно она была видна только когда они проезжали под уличными фонарями. Ее облик, казалось вспыхивал, словно в старинном немом фильме, но она была очень молода, с гладким овальным лицом, обрамленным русыми кудрями. Девушка была в мешковатом красном свитере и коротенькой юбочке, высоко задравшейся на пышные белые бедра.

— Тебя подвезти?

— Куда вы направляетесь?

— Да никуда… просто катаюсь.

— Подкинете до Портолы и Слаута?

— Конечно, садись.

— О, вау, как здорово!

— Ты голодна?

— О, вау.

— Как насчет хорошего гамбургера с солодовым лимонадом?

— О, вау.

— Можно пиццу и цыпленка.

Он положил правую руку на внутреннюю часть её бедра, погрузив пальцы в мягкую теплую плоть. Она напряглась, широко раскрыв удивленные глаза.

— Скажи мне, — мягко спросил он, — ты когда-нибудь видела лик Бога?

Море было холодным, и перекатывалось через холодные камни. Вода плескалась под скалами, и скалы были черны. Если бросить камень в воздух, он полетит во мрак на дно моря.

Человек бросил камень с высоты, но не видел его падения. Он напряг слух и услышал дальний шлепок камня, ударившегося о воду.

— Вниз на дно, — пробормотал он. Он сидел скорчившись в темноте, обхватив руками тонкие колени, и медленно раскачивался взад-вперед. На мысу было ветрено и холодно, но его тело стало горячим и липким. Вероятно, через час рассветет. Он мог утверждать это, глядя на звезды. Он очень много знал о звездах и их движение по небесам. Он знал где каждая звезда должна быть в определенное время ночи и определенное время года. Звезды были само постоянство. Они никогда его не подводили. Он знал их имена наизусть и мог повторять, как молитву.

Антарес… Сириус… Вега…

Звезды были его друзьями. Особенно Антарес и другие звезды Скорпиона. Он взглянул на небо, но гигантская опора моста Золотые Ворота загораживала большую часть созвездий. По мосту мчались автомобили, и рев их моторов громко разносился в абсолютной тишине ночи.

— Ублюдки, — пробормотал человек. — Мерзкие ублюдки.

Гнев возвращался острой, горячей болью.

Он стал потеть ещё сильнее и дышал с трудом.

— Проклятые подонки!

Ветер рвал слова в клочья. Он встал, весь дрожа, и вернулся по крутой узкой тропинке к месту, где оставил свой автомобиль. Скоро рассвет, а ему ещё предстояло многое успеть.

Утро выдалось мерзкое, серое и мокрое, туман скользил по городу, подобно грязному покрывалу. Гарри Кэллаген глядел через узорчатые стекла круглосуточной закусочной на Флибер Стрит. Ему не нравилось то, что он видел, но для яркого солнечного дня у него настроения тоже не было. Он потягивал кофе и смотрел сквозь окно на пустынную улицу, ни о чем не думая.

— Это просто несчастное стечение обстоятельств, — сказал Чико Гонсалес. Он повторил это не меньше дюжины раз, и фраза все ещё не имела значения — по крайней мере для Гарри.

— Я должен был уложить сукиного сына, — проворчал он отхлебнул ещё глоток кофе. Не стоило растравлять сердце по этому поводу, но но он не мог избавиться от чувства вины. Он готов был разорвать убийцу на части, но и Джо Вестон должен был отлично знать, что нельзя появляться в темной аллее без страхующего его напарника. Он должен был держать оружие наготове. Он допустил ошибку, и теперь он мертв. Его имя выгравируют на маленькой золотой звезде и прикрепят её на мемориальной доске в вестибюле Дворца Правосудия. На этой доске много звездочек, и теперь звезда Джо Вестона станет одной из них.

— Куда мы отсюда пойдем? — устало спросил Чико.

Гарри пожал плечами и допил кофе.

— Снова тем же путем, заниматься тем же делом.

По лицу Чико скользнуло сомнение.

— Это пустой номер, Гарри.

— Может быть да… а может быть и нет.

Дело было бесперспективным и Гарри знал это. Но вдруг кто-то мог что-то увидеть… Убийца вошел в здание и затем вышел из него. Как он туда добрался? Автобусом? Такси? Машиной? Если машиной, где он её поставил? На улице? На стоянке? Дальше в аллее? Они всю ночь проверяли это, разговаривали со множеством людей, которые были на или возле площади Вашингтона во время перестрелки. Все слышали выстрелы, но никто ничего не видел. Человек с чемоданом? В джинсах? В легкой коричневой ветровке? Нет… нет… Не могу сказать, что я видел что-то подобное.

Бледный человек. Человек — тень. Просто один из толпы. Человек без лица. Сотни людей должны были его видеть, но зачем им стараться что-то вспомнить? Его в этот день могли видеть тысячи людей, и никто не был в состоянии что-то вспомнить. С чего бы вдруг? Не было никаких причин, чтобы кто-то заметил этого человека. И все таки…

— Мы стреляем из пушки по воробьям. Здесь… на Рашен Хилл и Потреро. Что-то надо изменить. Этот тип обретается где-то неподалеку, Чико. Я подозреваю, что он пользовался автомобилем. Мы должны работать в этом направлении. Видит бог, это тонкая ниточка, но иногда люди запоминают автомобиль, но не водителя. Ты знаешь: помятое крыло, старая модель подобное оседает в памяти. Если мы сможем просто выявить автомобиль присутствующий во время двух убийств, это нам здорово поможет.

Теперь на лице Чико сомнения стало ещё больше.

— Слишком длинная и безнадежная история.

Гарри игнорировал его пессимизм.

— Мы начнем с убийства на Рассел стрит. У ребят с Потреро Хилл острый глаз на автомобили. Мы обыщем все от Сьерры до Техаса и увидим, что из этого выйдет. В это время Ди Джорджо и Бейкер должны поработать на площади Вашингтона, а Сильверо и Маркус накроют район «Карлтона». Затем сравним результаты. Если любые два описания совпадут, это нам даст ниточку.

Гарри старался не глядеть на выразительные брови Чико. Он хватался за тончайшую соломинку, понимал это, и знал что Чико тоже догадывается. Сейчас с него можно было лепить выразительный монумент тоски и безнадежности. Наконец он встал и стал рыться в карманах в поисках мелочи. Чико опередил его и бросил несколько серебряных монет на стойку.

— Может быть, глупый вопрос, амиго, но когда мы немного поспим?

— Почему? — проворчал Гарри. — Ты что, устал?

Они прочесали все улицы восточнее городской больницы, основные улицы Потреро Хилл с именами Штатов: Техас и Каролина, Висконсин и Арканзас, Миссисипи и Пенсильвания. Черные юнцы с глазами фавна прервали свои игры и отвечали на вопросы, сначала неохотно и устало, затем все более оживленно, по мере того, как возрастал их интерес к вопросам.

Автомобиль…Человек? Что за машина? У меня нет никакой машины! На скейте — я дьявол. Путешествую на своих двоих. Никаких достижений техники из металла и стекла. Этот джаз не для меня.

— Видел голубой "шеви".

— Черный «форд-таурус». Настоящий класс.

— "Ягуар".

— Пятисотый "мерседес".

— "Лотус"! Клянусь Богом!

— Красный «Пинто» с большими колесами.

— Пустая трата времени, — комментировал Чико. Было 10. 30 утра, и тусклое оранжевое солнце стало прожигать в тумане прогалины. Небо напоминало одеяло, изъеденное молью.

— Давай снова пройдем по Двенадцатой стрит, затем сравним результаты с Ди Джорджо и…

Радио крякнуло, и голос оператора прервал Гарри.

— Машина 71, явитесь к лейтенанту Бреслеру. Код два.

— По пути, — заметил Чико и взглянул на Гарри. — Что случилось?

Гарри сжал челюсти и надавил акселератор, утопив его в пол. К радости уличных мальчишек, колеса пробуксовали, дико завизжали, запахло паленой резиной и машина понеслась по Тридцать третьей в сторону проспекта, включив сирену на полную мощность. Когда Бреслер вызывает по коду два, он имеет ввиду, что ситуация соответствует коду два.

Когда Гарри и Чико вошли в комнату инспекторов, там царила напряженная атмосфера. Гарри уловил это сразу. Она была запечатлена на вытянувшемся лице Френка Ди Джорджо и подчеркивалась мечущейся фигурой лейтенанта Бреслера, видной через стеклянную дверь. Гарри прошел прямо в кабинет.

— Ну что?

Бреслер был не брит, глаза его ввалились. Прежде чем заговорить, он долго смотрел на Гарри.

— Новая заваруха Гарри. Он захватил четырнадцатилетнюю девчонку.

— Когда?

— Вчера вечером. Ее зовут Мери Энн Дикон. Она пошла в кино и не вернулась домой. Родители не слишком волновались, когда она не вернулась к полуночи. Она крупная, полностью созревшая девица, у неё бездна приятелей. Решили, что она могла встретить одного из них и отправиться на вечеринку. Или куда ещё крупные, зрелые девицы могут отправится…в наше время. Но в три утра они связались с отделом по надзору за несовершеннолетними и те поиски. Но зря старались.

Он резко отвернулся от Гарри и подобрал со стола обувную коробку. Та была упакована в простую коричневую бумагу, разорванную сбоку.

— Это адресовано мэру. Коробку сначала осматривали специалисты по бомбам, затем её направили нам…так как внутри обнаружили вот это, — он снял крышку и вынул сложенный листок бумаги, который передал Гарри.

— Читай.

Записка была написана мягким карандашом, каждая буква тщательно выписана, словно скопирована из детских прописей. Гарри читал вслух, чтобы Чико, стоящий сзади него в дверях, тоже мог слышать.

— МЕРИ ЭНН ДИКОН ПОХОРОНЕНА ЗАЖИВО.

Словно клин льда воткнули ему в спину. Он слышал, как резко перехватило дыхание у Чико, и как судорожно бьется его сердце.

— Похоронена заживо?

— Читай дальше, — хрипло прервал его Бреслер.

Гарри снова уставился в аккуратно выписанные буквы.

ПРОДИВОДЕЙСТВИЕ ПОЛИЦЕЙСКИХ ПОДОНКОВ В ДВУХ СЛУЧАЯХ ЗАСТАВИЛО МЕНЯ СДЕЛАТЬ ЭТО ОТВЕТСТВЕННОСТЬ ПАДЕТ НА ИХ СВИНЫЕ ГОЛОВЫ ВЫКУП ЗА СУЧОНКУ ДВЕ СОТНИ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ В ДЕСЯТКАХ И ДВАДЦАТКАХ, БЫВШИХ В УПОТРЕБЛЕНИИ ОДИН ЧЕЛОВЕК С ЧЕМОДАНОМ В ГАВАНИ ДЕВИСИДЕРО В 21. 00 У НЕЕ КИСЛОРОДА ДО 3. 00 УТРА ЗАВТРА КРАСНЫЙ БЮСТГАЛЬТЕР И ТРУСЫ БОЛЬШИЕ ТИТЬКИ РОДИНКА НА ЛЕВОМ БЕДРЕ

— Сукин сын!

— Без комментариев, Гарри… просто читай.

Гарри стиснул листок с такой силой, что фаланги пальцев побелели от напряжения. Он читал, с трудом произнося слова, голос звенел, как натянутая струна.

ПРИ УСЛОВИИ ЧТО ВСЕ БУДЕТ НОРМАЛЬНО ВЫ ПОЛУЧИТЕ ЕЕ КООРДИНАТЫ В 13.00 ПОПЫТАЙТЕСЬ СХИТРИТЬ И ДЕВКА УМРЕТ МЕДЛЕННО ЗАДОХНЕТСЯ СКОРПИОН

Гарри двумя пальцами протянул бумагу Бреслеру.

— Пусть снимут отпечатки,

Бреслер взял листок, аккуратно сложил и убрал в конверт из коричневой бумаги.

— Никаких отпечатков. Очень аккуратный тип этот Скорпион. Очень аккуратный и очень основательный. Он не валяет дурака. Взгляни в коробку.

Гарри обошел стол и высыпал содержимое коробки на гладкую поверхность стола. Там были: красный бюстгальтер, размера 36 Б, красные нейлоновые трусики, локон светлых волос, связанных в тугой узел, и коренной зуб с засохшей на корнях черной кровью.

— Ее дантист опознал зуб, — ровным голосом пояснил Бреслер. — Он также добавил, что зуб удален грубым инструментом… скорее всего плоскогубцами.

— Она мертва, — заявил Гарри. — И ты в этом уверен. Верно, Эл?

— Все, что я знаю, — что она будет жива до трех часов утра.

— Она мертва.

Гарри положил предметы обратно в коробку. Аккуратно. Одну вещь за другой. Бреслер в упор посмотрел на Гарри, при этом стало заметно, как он разозлился и кровь бросилась ему в лицо.

— Мы не собираемся ещё раз переигрывать этого парня, Гарри. Мы собираемся точно выполнять все, что он нам скажет. Точно и без трюков. Прошлой ночью мы сыграли по-своему, и все, чего мы добились — погиб совершенно невинный парень и теперь — Мери Энн Дикон. Мэр набрал денег из собственных частных фондов… Индивидуальные взносы. Он использовал все свое влияние, Гарри. Он намерен платить. Все, что ему нужно — это посыльный.

В кабинете стало очень тихо, только мягкое жужжание кондиционера нарушало мертвую тишину. Лицо Бреслера превратилось в застывшую маску, Гарри внимательно в него вглядывался.

— Значит, игра с джокером.

Бреслер кивнул.

— Он может встретить посыльного в темном месте, снести ему голову и забрать деньги. Ты прав, эта работа — игра с джокером. Ты берешься?

— Черт…Да, конечно.

— Хорошо, — жестко резюмировал Бреслер. — Будь у шефа в шесть часов. Без опозданий!

Чико стоял молча, но когда Гарри двинулся к двери и лейтенант Бреслер повернулся к столу, он счел нужным спросить:

— Как буду задействован я?

Бреслер ответил, не поднимая глаз:

— Ты — не действуешь. Ты вне игры.

В родословной Гонсалеса числилась длинная череда людей с горячей кровью, с взрывным темпераментом. У него была низкая точка кипения, и полная отставка от дела вызвала немедленный взрыв.

— Я этого не допущу!

Бреслер оцепенел, будто ему дали пощечину.

— Что ты сказал, Гонсалес?

— Я сказал, что не допущу этого. Отпустить его без страховки… одного… Вы уверены, что именно так надо действовать? Вы собираетесь допустить, чтобы убили отличного полицейского?

Лицо лейтенанта приобрело цвет старого вина. Он ткнул в Гонсалеса пальцем, который дрожал от гнева.

— Замолчи, Гонсалес.

— Нет, я не хочу молчать. Может, я и новенький, но я не дурак. Я знаю, почему его называют Грязным Гарри… Да, теперь знаю. Каждая тухлая, грубая, грязная работа — обязательно его. От грязных дел не отмоешься. Гарри прав. Это игра с джокером, и вам нет никакого дела…Как же можно посылать его одного!

— Замолчи сейчас же, Гонсалес, или я вышвырну тебя отсюда! Ты заслуживаешь хорошей порки!

Бреслер схватился за трубку телефона, но Гарри положил руку на его запястье.

— Полегче, Эл. У него выдалась пара очень тяжелых дней. Почему бы тебе этого не учесть? Лучше дай ему отдохнуть.

Бреслер тряхнул крупной головой, словно собака, стряхивающая воду с ушей.

— Вон отсюда к чертям собачьим… Оба!

Гарри усмехнулся и отбыл, забрав с собой Чико, крепко ухватив того за плечо. Они прошли к столу Гарри в дальнем углу комнаты инспекторов.

— Во что это ты играешь и кого изображаешь? Панчо Вилью? Если ты опять вступишь в перепалку с лейтенантом, он разрубит тебя от ушей и до ботинок. Ты, возможно, отличный боец, Чико, но с папашей Бреслером вы в разных весовых категориях.

Чико выглядел мрачным.

— Я считаю, что все это неправильно.

— Иди домой. У тебя жена? Доставь ей удовольствие и составь компанию. Или с ней ты тоже чуть что вспыхиваешь, как спичка?

— Я не вспыльчивый и достаточно сдержан, — ворчал Чико. — У меня есть право на свое мнение. Или нет?

— Нет. Ты отказался от него, когда тебе прикололи значок. Быть копом это значит быть бессловесной пехотой. Некто нам приказывает взять высоту, мы идем и берем её.

— Это не причина…

— С этим нужно свыкнуться. У тебя все впереди.

Чико сел на стул, глядя на стол Гарри. В душе он ощущал пустоту и горечь. Гарри листал страницы телефонной книги.

— Что ты делаешь?

Гарри покосился на него.

— Иди домой. Ты свободен.

— Но ты собираешься что-то предпринять.

— Ты совершенно прав. Я собираюсь кое-что предпринять. Пусть меня называют Грязным Гарри, но никто и никогда не называл меня Тупым Гарри.

Он резко захлопнул телефонную книгу, придвинул аппарат и поспешно начал набирать номер.

Чико покусал нижнюю губу.

— Тебе нужен страхующий?

Гарри коротко кивнул.

— Френк Ди Джорджо никогда не отказывается.

— Я — твой напарник.

— Ты на отдыхе, и сильно устал.

— Я могу не спать неделями.

— Ты замечательный парень. Я не могу и не хочу тебе приказывать, что надо делать. Если хочешь быть поблизости, это твое дело.

— Я хочу быть поблизости.

— Ладно, ты нанят.

На другом конце линии взяли трубку. Гарри прикрыл рукой микрофон и ровным голосом произнес:

— Сид? Гарри Кэллаген… Э-э… точно. Прав, как всегда. Как ты? Отлично… Я нуждаюсь в небольшой услуге, Сид. Ладно? Замечательно.

Он повесил трубку и встал.

— Все-таки друзей иметь стоит.

— Куда ты собрался?

Гарри с укоризной щелкнул языком.

— Никаких вопросов, Чико. Просто стань ниткой следом за иголкой, и не раскрывай рта.

Он быстро пошел через комнату к выходу, и Чико ринулся следом. Гарри был ему благодарен за готовность двигаться… готовность что-то предпринять. Проходя мимо кабинета, он усмехнулся Бреслеру. Бреслер не ответил.

 

6

Лавка электроники Сида Клейнмана находилась на Гроув Стрит, возле площади Аламо. Сид не занимался обычной розничной торговлей. Этот магазинчик был не того сорта, где вы могли приобрести телевизор, новый кинескоп, лампы или радиоприемник, если ваш был при последнем издыхании. Однако если вы желаете знать, с кем определенный сенатор говорит по своему собственному, частному телефону, Сид Клейнман — именно тот человек, который вам нужен. Ходил слушок, что у него жучок на прямой связи правительства. Конечно, это была чепуха. Но вдруг все же правда?

Гарри и Чико протиснулись в комнату, которая от стены до стены представляла сплошные электронные джунгли. Клейнман, женоподобный человечек в мешковатых серых брюках и замызганных домашних тапочках, оторвался от рабочего стола, который занимал большую часть одной стены. Он развернулся на крутящемся стуле, вытащил из правого глаза ювелирную лупу и протянул Гарри крошечную коробочку.

— Гарантия…100 процентов.

Гарри уронил окурок сигары на пол и похоронил его в пыли.

— Я не покупаю эту проклятую штуку.

Клейнман выглядел шокированным.

— Я разве спрашиваю деньги? Разве Сид Клейнман так поступает со старым другом? Нет? Это твоя вещь. Как только спросишь. Я только хочу, чтобы ты знал, что получаешь лучшее. Самое лучшее. Только принеси это обратно в целости. И Сид Клейнман будет счастливейшим человеком на земле.

— Как это работает?

— Поверь, и ребенок справится. Я прикреплю коробочку на пальто изнутри. Наушник в ухе у твоего друга. Никаких проводов. Нет даже маленькой антенны… ничего. Пластиковый крошечный наушник, вроде наушника для глухого. Ты говоришь — и он слышит на расстоянии трех кварталов. Не кричи, или ты его оглушишь.

— А как в тоннелях? — спросил Гарри.

Сид Клейнман пожал плечиком.

— Для электронных чудес в таких маленьких габаритах есть свои пределы. Держись на открытом пространстве и все будет тип-топ.

— Тип-топ, — кисло повторил Гарри.

— Сид Клейнман гарантирует!

Устройство опробовали на улице. Оно замечательно работало на четыре квартала, если между ними не было больших зданий.

— Начинать надо в шесть, — Гарри открыл перчаточный ящик и положил внутрь миниатюрный передатчик. — Отправляйся домой и поспи немного. Будь в гавани в 9. 00. Пользуйся своим автомобилем. Надень джинсы и свитер. Кроссовки. Будь незаметным. У этого парня особый нюх на полицейских, так что прикинься типом, который вызовет доверие, — просто случайным человеком. Понял?

Чико задумчиво кивнул.

— Могу я взять револьвер?

Гарри раскурил сигару и выпустил дым в небо.

— В департаменте косо смотрят на человека, который во внеслужебное время таскает оружие. Нет, не бери револьвер… Оставь его под сидением.

Две сотни тысяч долларов в десятках и двадцатках выглядели огромной кучей денег. Эти две сотни тысяч в тоненьких зеленых кирпичиках оказалось чертовски трудно запихнуть в чемодан, лежавшим на столе у шефа полиции. Молодой человек из офиса мэра суетился вокруг, словно жена, упаковывающая чемодан супруга и пытающаяся уложить рубашки без единой складочки.

— Ну вот! — торжественно воскликнул молодой человек, уложив последнюю пачку двадцаток.

Шеф взглянул на Гарри.

— Здесь огромная сумма. Не позволяй кому-либо до них дотрагиваться.

— Я буду стараться, — сухо отрезал Гарри.

— Теперь все зависит от тебя. Этот тип выйдет на контакт с тобой. Вероятно, он будет водить тебя по всему городу, чтобы убедиться, что ты один. Следуй, куда он скажет. Делай то, что прикажет. Играй по его правилам, ничего такого, что может вызвать подозрение. Можешь защищать себя, но не проявляй агрессивности. Это понятно?

— Да.

— Доставь деньги и через некоторое время сообщи. Если есть вопросы, сейчас самое время спросить.

— Только один.

— О чем?

— Где ваш скотч?

Шеф выглядел озадаченным.

— Верхний ящик… я полагаю.

Гарри обошел стол, выдвинул ящик и вынул моток липкой ленты. Он задрал свою правую штанину, достал из кармана куртки шестидюймовый черный пружинный нож и крепко прикрутил его к икре.

Лицо шефа искривила гримаса.

— Отвратительно, что офицер полиции в нашем городе знает, как используется такого рода оружие.

Гарри ухмыльнулся.

— Я вырос в суровых кварталах.

Он опустил штанину, потопал ногой, чтобы убедиться, что нож держится прочно, взял чемодан и вышел из офиса. Сейчас он смахивал на коммивояжера по продаже щеток, перетаскивающий товар от двери к двери.

— Его должно здорово беспокоить наличие при нем этих двух сотен тысяч долларов, — заметил кто-то.

— Может быть, — согласился шеф. — Но я бы не хотел быть тем человеком, который осмелится попробовать наложить лапу на чемодан.

Он был совсем один. Жесткий холодный ветер дул с залива и заставлял плясать стоявшие в гавани хрупкие белые лодочки. Они прыгали в разные стороны на своих швартовах, напоминая резиновых уточек в ванне малыша. Гарри поднял воротник пальто и уселся на скамейку, обозревая затон для яхт. Чемодан он положил между ног и иногда на него поглядывал. Пожилой человек и маленький мальчик прошли мимо. Старик держал ребенка за руку. Ребенок выглядел мрачным и враждебным.

— Вон там — кэч, Альберт… видишь… вот тот, белый.

— Они все белые, — буркнул мальчик. — Все лодки — белые.

— Правильно. Альберт. Только у кэча надстройка голубая. — Видишь, который я имею в виду? Я показываю прямо на него.

— Я хочу домой, — захныкал мальчик. — Хочу есть.

Они шли дальше. Старик со вкусом пользовался прекрасными мгновениями, которые предоставляло эта прогулка. Мальчишка тащился за ним. Когда они ушли, длинная набережная с фонарями опустела.

Гарри взглянул на часы. Без десяти девять. Он раскурил сигару, поднял чемодан и потащился в конец причалов. Здесь была телефонная будка: большой пластиковый пузырь, прикрепленный к стальному столбу. Гарри уселся на скамью на расстоянии одного прыжка. Потом полез в куртку и нажал на боковую стенку приколотой там коробочки.

— Я жду, — произнес он. — Надеюсь, черт побери, что ты меня слышишь, Чико. Надеюсь, черт возьми, что ты здесь. Ты не проспишь, Чико. Верно?

В трех кварталах оттуда Чико Гонсалес улыбался, слушая слабо жужжащий голос Гарри. Машину он поставил перед киоском, торгующим жареными цыплятами.

— Больше говорить не могу, Чико. Подходит рыбак. По крайней мере, он выглядит, как рыбак. У него удочки… но что это, черт возьми, доказывает?

— Это верно, Гарри, — сказал сам себе Чико. — Никому не доверяй.

Рыбак действительно оказался рыбаком. Он даже не заметил Гарри, проходя мимо, а затем не обращал на него внимания, занятый торжественным процессом выбора крючков, наживления приманки, установки грузила и подергивания поплавка, перед тем, как забросить снасть в темную воду.

Девять.

Дзинь…Дзинь…

Гарри схватил трубку, прежде чем телефон прозвонил снова.

— Слушаю.

В трубке — тишина, хотя Гарри мог различить тяжелое дыхание. Наконец зазвучал спокойный, дружелюбный голос:

— Чемодан у вас?

— Рядом со мной.

— Как вас зовут, мистер?

— Кэллаген.

— Просто Кэллаген?

— Гарри Фрэнсис.

— Тебе нравиться это имя: Гарри Фрэнсис Кэллаген?

— Я к нему привык.

На миг воцарилась тишина. Затем человек снова заговорил:

— У меня нет имени. Как ты думаешь, это лучше? Ты бы не хотел, чтобы у тебя не было имени?

Гарри начал потеть. Господи, — думал он, — ну давай же приступай к делу.

— Я не знаю, — сказал он твердо. — Я никогда об этом не думал.

— Кто ты? Я имею в виду, чем ты занимаешься.

— Я — полицейский.

Установилась мертвая тишина. Когда человек заговорил снова, голос стал грубым и жестким. Гарри ощутил в нем ненависть. Она была почти осязаема.

— Отлично, коп. Будь внимателен. Я не повторяю дважды. Вот как все будет. Я немного погоняю тебя по городу, чтобы убедиться, что ты один. Позвоню четыре раза. Ты не отвечаешь — я вешаю трубку и конец игре. Значит, так ей на роду написано. Девушка умрет.

— С ней все в порядке?

— Ты тупица. Ты знаешь об этом, коп? Ты тупица, свинячий ублюдок. С ней все в порядке? К какого рода тупости можно отнести этот вопрос?

Гарри отчаянно старался говорить спокойно.

— Мы не платим за трупы.

— Замолчи! Просто заткнись и слушай. Девка дышит. Она будет дышать до трех утра. Заруби это себе на носу, коп. Просто держи это в своих поросячьих мозгах. Ты будешь делать то, что я тебе скажу. Если только я заподозрю, что за тобой тащиться кто-то из твоих поганых дружков — девке конец. Ты поговоришь с кем то — девка умрет. Если ты будешь на столько нахален и наклонишься, чтобы погладить Богом проклятую собаку — девка умрет. Усек?

— Я понял.

— Это хорошо. Это очень хорошо. Теперь слушай меня. Я буду за тобой следить. Не все время, но ты не будешь знать, когда и где. Никаких автомобилей. Пешком. Бегом… ползком, но ты будешь на перекрестке улиц Скотта и Бей стрит через десять минут. Заправочная. Четыре звонка. Или забудь это дело. Понял?

— Да.

— Эй, коп… Я надеюсь, что ты не тупица.

Последовал мягкий щелчок, затем отбой. Гарри швырнул трубку, схватил чемодан и побежал.

— Угол Скотта и Бей стрит, Чико!

Он мог только молиться, чтобы Чико его услышал. Он бежал во всю прыть, вводя в транс гуляющих по бульвару. Гавань осталась позади, теперь Гарри бежал в направлении Скотт стрит. Пересекая Джефферсон стрит, он толкнул прохожего, и тот в ярости проорал, чтобы он смотрел на то, что и как он делает.

До перекрестка Скотта и Бей стрит Гарри добрался ровно за десять минут. Когда он подбегал к яркому круга света у станции техобслуживания, дыхание у него уже срывалось. Телефонная будка была в дальнем конце асфальтовой дорожки и телефон принялся трезвонить, едва Гарри к нему приблизился.

— Кэллаген! — прохрипел Гарри.

— Спортплощадка в Фестоне. В конце лагуны. Пятнадцать минут.

Щелк.

Гарри повернулся и побежал.

— Эй! Что за спешка, парень? — крикнул ему вслед служащий станции.

Гарри его не слышал. Все заглушали удары пульсирующей в висках крови. Чемодан оттягивал руку, словно в нем была тонна булыжников. Двести тысяч долларов. Он бы с радостью зашвырнул их к чертям собачьим за десять центов. Каждый мускул и нерв в правой руке взывал к отдыху. Но отдыха не предвиделось. Пот кипящим потоком сбегал со лба, жег глаза. Когда он добежал до развалившейся, размалеванной непристойностями телефонной будки у спортивной площадки Фестона, тот прозвонил три раза. Гарри схватил трубку до четвертого звонка.

— Кэллаген!

Слова срывались, как сгустки боли.

— Как себя чувствуешь, коп?

— Прекрасно.

— Ты уже при смерти, жирная свинья. А теперь продолжай бежать. Аквапарк. Восточный конец тоннеля Форт Мейсона. Двадцать минут.

Щелк.

Гарри перебросил чемодан в левую руку и побежал по Бей стрит к мрачному Форт Мейсону.

— Чико, — кричал он на бегу. — Ты… не сможешь… меня услышать… в тоннеле. Выбирайся на набережную… на Ларкин стрит.

Гарри проклинал Сида Клейнмана за то, что тот не смог дать ему аппарат двухсторонней связи. Он бежал в темноте, разговаривая с ветром. Женщина, торопившаяся миновать мрачные пустыри на Бей стрит, в ужасе шарахнулась, увидев бежавшего прямо на неё Гарри, с искаженным от боли лицом, разговаривающего сам с собой. Он перебросил чемодан обратно в правую руку. Мускулы запротестовали, и он чуть его не выронил. Гарри до боли стиснул пальцы и удержал ручку, продолжая бежать. Теперь дала о себе знать левая нога: стала открываться едва затянувшаяся рана. Он пытался облегчить нагрузку на ногу и теперь ковылял, словно инвалид. Его легкие разрывались. Убийца был прав: он себя чувствовал при смерти.

Вход в тоннель Форт Мейсона зиял перед ним. Длинный, темный, заброшенный тоннель. Пробегая под фонарем, Гарри быстро взглянул на часы. У него в запасе было десять минут.

— О, Боже!

Тело больше не могло выносить этой гонки. Перед входом в тоннель он перешел на шаг, наслаждаясь холодным ветром из Аквапарка в дальнем конце тоннеля. Ветер высушил пот на лице, но зато превратил мокрую рубашку в ледяной панцирь. Холод пробрал его до костей и Гарри застучал зубами.

— Беги, беги, подонок…беги.

Он снова стиснул пальцы на кожаной ручке и пустился трусцой. Чемодан бил при каждом шаге бил по ноге. Он больше не нес его, а волок, словно тяжеленное ядро на цепи. На стенах туннеля были установлены слабые лампы, тусклый свет высвечивал желтые квадраты на бетонном полу. Между этими квадратами не было ничего, кроме плотной тени. Тоннель плавно менял направление, и когда Гарри преодолевал дугу поворота, он заметил движение в одной из черных дыр. Фигуры шевелились на краю светового барьера, расходились веером, перегораживая дорогу. Четверо крупных неуклюжих юнцов слегка раскачивались, поджидая его…

— Что за сундук, папаша? — один из них выступил из тени. Он был в облегающих джинсах, грязной тенниске и сапогах выше колен. На юном тупом лице пробивалась бородка.

— Я спросил, что в сундуке!

— Открой сундук, — встрял второй, медленно обходя Гарри с правой стороны. — Открой этот хренов сундук. И гони бумажник, папаша.

Гарри позволил чемодану упасть под ноги.

— Не трогайте меня, — захныкал он, расстегивая куртку и просовывая руку внутрь.

Юнцы засмеялись ломающимся баском, без всякого сострадания, и низкий булькающий смех эхом раскатился в тоннеле.

— Бумажник, папаша… гони бумажник.

— Все что скажете, сынки!

Огромный револьвер прыгнул из кобуры в руку быстрее, чем мог уследить глаз. Гарри плотно прижал дуло к виску юнца.

— Проваливай, — прорычал он.

Сотоварищи того попятились, но револьвер в руке Гарри даже не шелохнулся.

— Смываемся, — выпалил один из них и побежал. Другие последовали за ним по тоннелю в направлении Форт Мейсона. Бутсы гремели по бетону

Гарри выругался про себя, засовывая револьвер в кобуру. Он потерял несколько драгоценных минут. Время утекало. Он схватил чемодан и понесся как ненормальный к квадрату света, где начинался Аквапарк.

Дзинь — дзинь…

Он услышал звонок телефона, выскакивая из тоннеля. Телефон висел на боковой стене киоска на волнорезе, где продавали гамбургеры. Старик стоял у киоска, опуская железные ставни. Он шагнул к телефону, когда прозвенел четвертый звонок.

— Нет! — заорал Гарри, — Не отвечай!

Человек игнорировал его крик.

— Вас слушают. Что вам угодно?

Гарри вырвал трубку из рук старика.

— Кэллаген!

Ответом была только тишина, если не считать свирепого бормотания старика.

— Я сказал — Кэллаген!

— Я тебя слышу, — со спокойной угрозой ответил голос. Кто взял трубку?

— Старик. Я его прежде никогда не видел.

— Врешь.

Щелк.

Гарри в отчаянии прислонился к стене киоска.

— Боже, Чико. Он повесил трубку. Он положил трубку, повторял он, переводя дух.

Старик все ещё изрыгал проклятия, Казалось, слова вырывались через прорехи в зубах. Он был рассержен и трепыхался, как мокрая сова.

— Не принимай так близко к сердцу, — все ещё задыхаясь, выдавил Гарри. — Дольше протянешь.

Дзинь…

— Кэллаген!

— Не ори, — ответил голос.

— Сожалею, — он умолял, и это было очевидно.

— Хорошо, я тебе верю. Киоск закрывается, верно?

Старик терся рядом.

— Не оглядывайся, не затрудняй себя. Я сейчас за тобой не слежу. У старика свои привычки. Мое хобби изучать привычки. Ты — коп, ты бывал здесь раньше и видел этот киоск. Так что ты соврал насчет старика. Ты видел его сотню раз. Просто не удосужился заметить.

— Ты прав. Я его видел.

— Уже лучше. Нужно быть честным. Я Скорпион…Ты знаешь. Я доверяю людям и жду, что они будут честны со мной.

— Я с тобой честен…Поверь…

— Верю. Знаешь Монт Дэвидсон Парк?

— Конечно.

— Иди туда, подойди к кресту.

— Это чертовски далеко пешком.

— Сядь в маршрутный автобус, сойди на станции Форест Хилл. Оттуда дойдешь. Это тебя не убьет.

Он аккуратно положил трубку.

Итак, мы приближаемся к финалу, — подумал Гарри. Монт Дэвидсон Парк. Он не знал, что с ним случится под гигантским крестом на холме, но привычное присутствие револьвера под мышкой успокаивало.

Маршрут был длинный, и Гарри благодарил судьбу за возможность посидеть. Он глядел в окно, наблюдая, как автобус несется через город, вылетает на сабвей над Твин Пикс. В пыльном окне он видел отражение своего лица, непроницаемо жесткого, усталого и изможденного.

Он думал:

"— Боже, кто же этот парень? Кому я противостою? Этот мягкий, ханжеский, тихий голос…И вся эта манера…Эта холодная ненависть… Что же это за тип? Без имени. Скорпион. Господи Иисусе…"

Потом его охватило беспокойство.

"— Что, если Чико нет поблизости? Парень — стрелок. Он может… Он может просто прихлопнуть меня, едва я подойду к кресту. У него на ружье глушитель. Чико может даже с двадцати ярдов ничего не услышать. Совершенно ничего."

Пьяный матрос плюхнулся на скамейку рядом. Его глаза остекленели.

— Я должен быть у мыса Хантер через полчаса. Ладно, приятель? Просто окажи мне небольшую услугу. Нажми на кнопку.

— Ты едешь в противоположную сторону, — ответил Гарри.

— Это точно…

Матрос закрыл глаза и мгновенно заснул, став похожим на брошенную в угол набитую соломой куклу.

— Станция Форест Хилл, — прокричал кондуктор. — Форест Хилл!

В 11. 05 Гарри добрался до края парка. Он взглянул на черный холм горы Дэвидсона и на вздымающийся в темное небо подсвеченный прожектором крест.

— Чико, я сейчас на Хуанито, между Рекс и Дель Соль. Я вхожу в парк… поднимаюсь к кресту по кратчайшему маршруту. Не буду выходить на связь, пока не увижу что-то определенное. Не приближайся слишком близко. Поднимайся с противоположной стороны… через Молито или Ковентри Лейн. Будь начеку, любитель сьесты.

Он двинулся поперек дороги, затем среди деревьев, направляясь к возвышенности; разносчик чемоданов, коп — смертник.

Тропинки напоминали паутину и при свете звезд казались серыми. Каждый куст казался убийцей. Каждый сук дерева мерещился стволом ружья. Сзади послышался шум торопливых шагов. Гарри обернулся и увидел длинный силуэт человека, подсвеченный огнями города. Человек на секунду замешкался, затем медленно и неуверенно двинулся к Гарри.

Гарри держал чемодан в левой руке, правая напряглась, готовая нырнуть за револьвером.

— Я Кэллаген, — четко выговорил он.

Человек после паузы захихикал.

— Дорогой, зови меня Алисой. Тогда я стану смелее.

Гарри усмехнулся и расслабился.

— Где тебя трахали в последний раз, Элис?

Человек поежился и замахал тоненькими бледными ручками.

— О, Господи, зачем так грубо, я этого не вынесу, наложу на себя руки…

— Давай, педрила!

Фигура растворилась в тумане, и Гарри выжидал до тех пор, пока звуки шагов не затихли где-то вдали. Место встреч любовников, здесь над городом, на вершине мира. Уединенное место, но удивительно неподходящее, словно святотатство на задворках церкви.

Он продолжал подъем по крутой тропинке, теперь почти бегом, торопясь добраться до креста на встречу Бог весть с чем.

У креста тоже было тихо. В летние ночи здесь шепотом клялись в любви и дарили кольца. Сейчас здесь никого не было, кроме задыхающегося Кэллагена, облокотившегося на бетонный постамент креста. Только Гарри Кэллаген… и ещё один человек

— Замри!

Голос шел из зарослей. Он пришел как холодный ветер.

— Замри, сукин сын! И стой, как статуя. Хоть бровью шевельни, и тебе конец.

Человек без имени появился из кустов, словно кот, поймавший птичку. Он был в бежевых чесучевых брюках, коричневой ветровке и в белых хлопчатобумажных перчатках на руках. Нейлоновый чулок напялен на голову, крученая сетка скрадывала черты, превращая их в непристойные пятна. Он держал пистолет-пулемет «шмайсер», наведя короткий ствол в пах Гарри.

— Гарри Фрэнсис Кэллаген?

Гарри не отвечал, автомат задвигался, описывая дугу.

— Отвечай, свинья!

— Гарри Фрэнсис Кэллаген. — Его голос звучал враждебно.

— Это больше похоже на дело. Я говорю — ты делаешь. Понятно?

— Да.

— Поставь чемодан… Медленно. Левой рукой. Аккуратно и тихо. Покажи мне свой револьвер… И не говори мне, что у тебя его нет.

Гарри левой рукой расстегнул и раскрыл полу куртки, чтобы была видна плечевая кобура и большая черная рукоятка "смит-вессона".

— Вот это да! Огромная пушка. Вытащи его своим розовым мизинчиком и зашвырни подальше.

Гарри вытащил револьвер пальцем и неуклюже отшвырнул. Револьвер ударился о траву в шести футах, и Гарри отметил место в памяти.

— Теперь подними руки… Выше, ещё выше.

Гарри высоко поднял руки. Он действовал точно по инструкции.

— Повернись лицом к стене, руки в стороны. Ты знаешь как это делается.

Гарри дела все, что ему говорили. Лицо к бетонному основанию, лбом он уперся в стену. Руки его опирались на гладко отполированную поверхность, ноги расставлены в стороны в аккуратно подстриженной траве. Он был идеальной моделью сотрудничества. Ни тени беспокойства. Не было никакой причины подходить сзади, поднимать оружие и как молотом бить сзади по шее. Абсолютно никакой причины…но тем не менее, это было сделано. Гарри рухнул в траву, как мешок с песком, перевалился на спину и лежал лицом к небу, к звездам, которых не видел.

Чико проклинал пластиковый наушник с того момента, когда только сунул его в ухо. Тот жужжал, как разозленная пчела. Это раздражало до чертиков, но он не осмеливался вынуть его ни на секунду. Он неплохо различал звуки, но они были слабы и искажены. Скотт и Бей звучали для Чико, как Дон и Бик. Но он разбирался. Он сохранял дистанцию в четыре квартала на всей дистанции марафона Гарри до Монт Парка и был на Партола Драйв в тот момент, когда Гарри сообщил, что направляется к кресту. Часть резины на задних колесах он сжег, заложив предельный вираж, сворачивая с широкой Авеню, и помчался по Марни к Дейл Вей. Он влетел по немощенной дорожке в глубину парка, подкатил под сень эвкалиптов, вытащил револьвер из ящика для перчаток и помчался по узкой дорожке, но уже пешком.

Теперь он прокладывал путь, взбираясь по обратному склону крутого холма и стараясь ступать тише. Кусты рвали одежду, толстые ветви деревьев били его в чернильной темноте. Освещенный крест был путеводной звездой, но казалось, что до него никогда не добраться.

Внезапная в ухе затрещала череда неразборчивых слов. Он ничего не мог понять, но звуки придали ему сил. Гарри был близко, в каких-то пятистах ярдах вверх по склону. Сразу заныли ноги. Пять сотен ярдов! Пять сотен миль через эти кусты…

Он присел на корточки, держа пистолет-пулемет на коленях, и внимательно рассматривал лицо Гарри Фрэнсиса Кэллагена.

— Поднимайся, ты, сукин сын.

Его голос был мягким, до странности нежным. Он поднял правую руку и лениво ударил Гарри по губам тыльной стороной ладони. Голова Гарри резко дернулась в сторону, он открыл глаза, постанывая от боли.

Человек медленно поднялся на ноги и критически смотрел на Гарри несколько секунд, а затем размахнулся и пнул его ногой прямо в пах. Гарри скорчился от боли. Из горла вырвался вопль. Нижнюю часть тела резало, словно осколками стекла. Он прикрыл руками плоть, и человек пнул его по рукам.

— Еще раз завизжишь, я разнесу твою рожу! Держи свой поганый рот на замке и слушай меня. Я кое-что хочу тебе сказать, коп, а ты не выказываешь должного внимания. Так? Проклятье, отвечай!

Гарри не отрывал от человека взгляда, глаза его застыли, словно два мраморных шара. Человек наклонился и сильно надавил рукояткой автомата на горло, как раз под адамовым яблоком. Гарри вырвало, и он отвернул голову в сторону, чтобы не захлебнуться блевотиной.

На лице убийцы появилась гримаса отвращения, он схватил Гарри за волосы и стал трясти голову, как собака трясет крысу.

— Свинья! Грязный ублюдок! Слушай меня. Я с тобой ещё не закончил. Я ещё должен тебе кое что сказать. Ты меня слышишь?

Гарри только хрипел. Человек отпустил волосы и ударил кулаком в висок.

— Я повторяю. Ты меня слышишь?

— Да, — едва слышные слова прорвались через желтую пену.

— Это уже лучше, потому что я хочу, чтобы ты кое-что узнал, прежде чем я превращу твои детородные органы в фарш. Небольшие изменения в планах. Девка умирает.

В каждом человеке, где-то в потаенной глубине, существует обнаженный нерв, к которому лучше не прикасаться. Сделать это — значит высвободить темные силы первобытной ярости и свирепости. Страшный нечленораздельный звук вырвался из горла Гарри Кэллагена. Пронзительный вой обезумевшего животного, загнанного в угол. Готового погибнуть, но не смиренно, а в жестоком смертельном бою. Гарри метнулся вверх, рука его впилась в горло убийцы, ногтями раздирая кожу в страстном желании крови. Красный туман застил сознание, стирая все табу цивилизации. Он жаждал погрузить пальцы в плоть, добраться до сонной артерии и вырвать её. Он жаждал рвать мясо. Его стремление к разрушению и уничтожению не знало границ, но силы были на исходе. Его бешеный захват был не страшнее ласкового поглаживания.

— Ты жалок, — проскрежетал человек, отбросил руку Гарри, встал, взвел затвор, досылая патрон. Потом медленно отступил, поднимая «шмайсер» и тщательно целясь в грудь Гарри.

— Ты изойдешь кровью, коп. Кровь будет бить фонтаном из тебя, как из грязной свиньи.

Бамм…Бамм…

Выстрелы последовали один за другим с той скоростью, с которой палец мог нажимать на курок. Пули просвистели, уходя в небо, стрелок не рассчитывал поразить цель. Но они заставили убийцу крутнуться в сторону и броситься в высокий папоротник, окаймлявший постамент креста. Он хлопнулся на землю, удерживая автомат в полной готовности. Щелкнул рычаг перевода на одиночную стрельбу. Он лежал, распростершись в траве, проклиная прожекторную подсветку креста, которая освещала его позицию, словно юпитер — сцену. Потом медленно навел мушку на тень кустов, на уровне травы, откуда прогремели выстрелы. Теперь он утратил всякий интерес к Гарри Фрэнсису Кэллагену. Человек прицелился по корням кустов и аккуратно выпустил один за другим четыре патрона. Автомат запрыгал в его руках, пули срезали ветки.

Выстрелы заставили Чико броситься в сторону. Он покинул укрытие и побежал по краю газона к башенке питьевого фонтанчика, паля из револьвера с бедра. Пули шлепнулись в бетонный постамент и взвыли, рикошетируя от него. Убийца перевел рычаг режима огня на автомат и выпустил все патроны, остававшиеся в рожке, в мчащуюся фигуру. Поток пуль срезал дерн, полетели осколки бетона и щебня от башенки, но Чико не пострадал.

— Ублюдок, — завизжал убийца. У него был запасной магазин, прикрепленный к подкладке ветровки, но сменить его лежа оказалось очень неудобно. Он пополз как краб, стараясь двигаться к дальней стороне постамента. Пуля из револьвера Чико прожужжала в нескольких дюймах над головой.

— Чико! Нет! Не убивай его!

Гарри мобилизовал остатки сил, чтобы кричать громко. Он чуть не задохнулся от напряжения и разразился глубоким, рвущим легкие кашлем.

— Ладно, шеф! — прокричал Чико в ответ. Он лежал пластом за удобным щитом питьевой башенки и видел убийцу, пробирающегося к краю постамента. Через несколько мгновений тот исчезнет из поля зрения. У него было время для ещё одного выстрела, но дистанция слишком велика. Не было гарантии, что он лишь ранит, а не убьет. Ругаясь про себя, Чико опустил револьвер. Надо пробраться вокруг постамента с северной стороны, — подумал он. — И оттуда попытаться достать убийцу. Это было дьявольски опасно, но оставался единственный выход.

Преодолевая боль, Гарри пополз по траве, шаря вытянутыми руками, как это делают слепые. Он нащупал мокрый папоротник, веточки, камешки, только не металл револьвера. Тот где-то здесь, но где? Гарри был абсолютно дезориентирован. Он энергично тряхнул головой, чуть отдохнул, сделал несколько глубоких вдохов и почувствовал себя лучше.

— Черт с ним, — хрипло выдохнул Гарри, потянулся к ноге и вытащил нож. Нажав кнопку, он довольно буркнул при виде слабо сверкнувшего семидюймового лезвия.

Убийца забросил пустой магазин в папоротник и присоединил запасной. Положив автомат на сгибы рук, он быстро пополз вдоль постамента креста к Кэллагену и чемодану. Деньги были важнее всего. Кэллагена он прикончит одним выстрелом в голову. Схватит чемодан и укроется в высоких кустах. Если другой коп настолько туп, чтобы его преследовать… ну что же, у него есть право умереть.

Бамм…Бамм…Бамм…

Чико выскочил с обратной стороны, на бегу стреляя выше головы. Потом остановился на полпути и, держа револьвер обеими руками, прицелился поточнее.

— Бросай автомат! Быстро! Ты окружен, так что не дергайся!

Убийца перекатился на бок, вскинул автомат и сделал лишь один выстрел. Пуля попала Чико в правое плечо и расколола ключицу, как сухую ветку. Удар швырнул Чико на траву, револьвер во время падения выстрелил и пуля пропахала глубокую борозду в земле.

— Прощай, коп! — ликуя, прокричал убийца. Быстро поднявшись, он упер автомат в плечо и стал целиться в Чико, который пытался отползти под прикрытие куста. Убийце понадобилось время, чтобы прицелиться в место как раз впереди Чико. Он наслаждался в ожидании момента, когда тот сам приползет на линию прицела.

Гарри Кэллаген, превозмогая боль, незаметно, ползком подкрался к нему, стремительно взмахнул ножом и погрузил его по рукоятку в левую ногу человека, на пять дюймов ниже бедренного сустава.

— Матерь Божья!

Гарри схватился за ручку и пытался вырвать нож для второго удара, но рука его соскользнула и он только успел повернуть нож в ране.

— Помогите!

Ничего не осталось, кроме дикой боли, Человек схватился за нож, выпустив автомат, и тот свалился ему под ноги. Он бежал к мрачной чаще деревьев, волоча раненую ногу. Мимо чемодана проскочил, даже не взглянув, и бежал не останавливаясь, пока не оказался в диких дебрях на дне оврага. Там, опершись на круто падающую скалу, он взялся за нож дрожащими руками. Клинок вышел легко, и он ощутил поток горячей, липкой крови, текущей по пальцам.

— Ты, ублюдок, — произнес он с ненавистью. — Ты грязный, протухший ублюдок.

Убийца взглянул на крест, возвышавшийся на холме. Он видел только верхнюю его часть и белое зарево прожектора. Прокляв все, и крест тоже, он стал продираться сквозь густые заросли к огням города далеко внизу.

 

7

В 1. 15 утра Гарри лежал на продавленном кожаном диване в кабинете лейтенанта Бреслера, и не отрывал взгляда от настенных часов, видных сквозь стеклянную перегородку.

1. 16.

Лейтенант говорил по телефону, прикрывая микрофон рукой. Голос его был низким и торжественным.

— Это могло кончиться гораздо хуже, шеф…конечно…конечно. Я могу понять, что мэр чувствует по этому поводу…точно… точно, это будет первым, что мы сделаем утром.

Он повесил трубку и стал медленно раскачиваться взад-вперед.

1. 17.

— В мэрии все вверх дном…

— Да? — Гарри оторвал глаза от часов.

— Ты знаешь как это бывает… мэр давит на шефа, а шеф давит на меня…

— Не дави на меня, Эл. Я не в том настроении, — его шепот звучал угрожающе.

Бреслер неуклюже повернулся на стуле.

— Тебе надо в больницу. Боже, ты выглядишь так, словно по тебе проехал грузовик.

— Давай переменим тему, Эл. Кому ты в первую очередь позвонил? Мэру?

— Да. Он желает знать, выполняет департамент его распоряжения или не выполняет. И считает, что мы просто тупые ублюдки или намеренно ему не подчиняемся. Он желает знать, почему там оказался Гонсалес. Между прочим, мне тоже хотелось бы это узнать. Короче, он хочет знать, почему мы сорвали операцию, Гарри.

— Не по нашей вине. Это вина Скорпиона. Вся его затея была надувательством.

— Но мы не можем опираться только на твои слова.

— Ты в них сомневаешься?

— Нет. Ты меня знаешь. Дьявольщина! Я тебя знаю, но с точки зрения мэра все выглядит гораздо хуже: просто неумело сделанное дело. Он считает, что присутствие Гонсалеса все провалило.

— Не будь там Чико, ты бы сейчас разговаривал с покойником, мать твою так!

Все безнадежно. Гарри взглянул на часы.

1. 19.

— Ты ещё не завязал со спиртным, Эл?

Бреслер глубоко вздохнул и встал. В углу комнаты стоял портативный холодильник: рождественский подарок от департамента. Два года назад. Бреслер открыл его и достал охлажденную бутылку водки.

— Добавить вермута?

— Я просто хочу выпить, а не приятно провести время.

Бреслер налил в стакан для воды на три пальца и передал его Гарри.

Тот сел и стал пить водку маленькими глотками, позволяя ей стекать вниз по травмированному горлу и согревать его.

— Ты просто скажи мэру, что это была моя идея. Я старший и дал команду Гонсалесу. Ты ничего не знал. И передай ему, что он может забрать мой значок.

— Гарри…

— Вот что я скажу, Эл. Он может забрать его с пришпиленной красной розой. Я только рад буду воспользоваться возможностью кое-что ему сказать. Вся операция была ничем иным, как бочкой дерьма. С самого начала. Мэр запаниковал и передал эту панику прямым ходом вниз по инстанции. Похищение детей — это дело федерального уровня, Эл. Или его честь не знает этого? Парк следовало напичкать оперативниками по паре на каждую белку.

— Ну ладно…

— Не оправдывайся. Ты слишком хороший коп для этого.

1. 23.

Зазвонил телефон; в тишине комнаты он звучал резко и настойчиво. Бреслер взял трубку.

— Да. Говорите. Кто? Ладно, попытайтесь его задержать.

Он взглянул на Гарри с мрачной надеждой.

— Врач скорой помощи. У Золотых Ворот… Звучит обнадеживающее.

Буквально через несколько минут, едва Гарри и Чико подобрали патрульные в парке Монт Дэвидсон, Гарри вышел на связь с описанием убийцы и его ранения. Ножевая рана бедра — не такой уж пустяк, и Бреслер предположил, что человек может обратиться за помощью. Оповестили все больницы, ночные аптеки и полдюжины докторов, известных полиции и связанных с уголовным миром. И вот в 1. 25. черновая работа принесла плоды. Доктор больницы скорой помощи на окраине Хай Эшбери позвонил по поводу клиента. Около тридцати, средней комплекции, болезненного вида, Бежевые брюки и коричневая ветровка… глубокая проникающая рана в верхнюю часть бедра левой ноги.

Гарри и Ди Джорджо были там через 10 минут.

Доктор был уже немолод и явно провел половину жизни, глядя на несчастья других. Большая доля этих бедствий светилась в его глазах, когда он взглянул на Гарри и Ди Джорджо.

— У нас много ножевых ранений, — пояснил он. Говорил он устало, но интеллигентно. — Наркоманы мгновенно возбуждаются… полосуют друг друга ножами… Они не контролируют свои действия. Этот человек не наркоман. Могу сказать по его глазам. Он явился один. Заявил, что попал в аварию. Я взглянул на рану и понял, что это не так. Ножевые раны не спутаешь с ранами, полученными в авариях. Я понял, что он мне лжет. Так что я попросил его подождать минуту и вышел позвонить в полиции. Когда я вернулся, человек исчез.

— Он назвал себя? — спросил Гарри.

Доктор устало улыбнулся.

— Нет. Да это не имеет значения. Если они называют имя — то всегда чужое. Но… что-то такое в нем было…

— Еще что-нибудь знаете, доктор? Это очень важно: нам нужно найти его до трех утра.

— Да, хорошо… Я его видел прежде, уверен. Но где?

Он задумчиво смотрел в потолок. Пальцы выбивали дробь по обшарпанному деревянному столу. За спиной видны были большие часы. Красная секундная стрелка двигалась безостановочно и без устали.

Оставалось 15 секунд до двух.

— Доктор, ради Бога, попытайтесь вспомнить!

— Я пытаюсь. Кажется вспоминаю…Да! — Он встал, указывая на окно. Футбол. Перед матчем он обычно продает программы на стадионе. Сторож позволяет ему там ночевать. Вероятно, он все ещё там живет.

— Где? — переспросил Ди Джорджо.

— Там! — кричал доктор, продолжая указывать на окно. — На Кайзер-стадионе.

Ди Джорджо выжал до упора педаль газа и полицейский автомобиль полетел ракетой через широченное пустое пространство автостоянки. Потом резко нажал на тормоз, когда из темноты вынырнул сетчатый забор. Машину занесло в сторону перед западными воротами. За воротами, в темноте, высился бетонный овал стадиона.

— На воротах — замок. Громадный, как бочка, — заметил Ди Джорджо.

— Черт с ним, перелезем.

Ди Джорджо нахмурился.

— У нас нет ордера, Гарри.

Он вылез из машины и оглядел забор.

— Сможешь одолеть его, Френк?

Френк похлопал себя по пузцу.

— Даже за миллион — нет. Я объеду кругом, к восточным воротам. Найду въезд.

Гарри полез, просовывая ступни в ячейки забора. Каждое движение вызывало взрыв боли в паху. Забор казался высотой в три мили. Но он преодолел его, спустился по другой стороне и сорвался на последних нескольких футах. Ругнувшись, пустился трусцой к длинному тоннелю, который проходил под трибунами и выходил на игровое поле. Двери в стенах туннеля вели в лабиринт коридоров и служебных помещений. Одна из комнат должна быть сторожкой. Все, что он должен был сделать — это её найти.

Осторожно вступая в тоннель, Гарри вытащил револьвер. Его шаги гулким эхом отдавались в пугающей тишине. Он выругался и пошел на цыпочках. Несколько маломощных лампочек в нишах за железными решетками, давали едва достаточно света, чтобы прочитать надписи на дверях.

"ДОСТАВКА"

"ХРАНИЛИЩЕ N 12. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН!"

"КОНЦЕССИЯ АКМЕ".

И наконец, в самом конце тоннеля:

"СТОРОЖ".

У двери Гарри помедлил. Обычная деревянная дверь. Внизу пробивался свет. Она могла быть не запертой. Или могла быть на замке. Он не воспользовался ручкой, размахнулся и со всей силой пнул ногой. Дверь распахнулась и Гарри прыгнул в комнату.

Она была пуста, и в ней негде было спрятаться. Скорее не комната, а келья. Холодное, необставленное помещение, где человек только спит да ест. У стены — парусиновая раскладушка, маленький стол и две табуретки. Электрическая плитка на полке над столом раскалена докрасна. На ней кипел старенький алюминиевый кофейник. Гарри вытащил вилку из розетки и оглянулся. Если у убийцы и есть какая — то одежда, то вся она на нем. Ни шкафа, ни комода с ящиками. Только один предмет в комнате приковал его взгляд. На полу под парусиновой койкой лежал дешевый коричневый чемодан.

Гарри схватил его, бросил на стол, щелкнул замками и открыл крышку. В чемодане лежали части ружья калибра 33, каждая — в своей аккуратно вырезанной ячейке из пенопласта.

— Умен, сукин сын, — проворчал Гарри.

Он приполз сюда, словно раненая собака в свою конуру. Готовил кофе, но прежде чем приступил к трапезе, должно быть, услышал гром шагов Гарри. Гарри замер, напрягая слух, чтобы что-то услышать в могильной тишине, стараясь уловить тончайшую вибрацию. Она возникла неожиданно, точно над ним. Несомненно звук шагов, торопливо шаркающих по бетону.

Гарри рванулся из комнаты и помчался по тоннелю. Он наткнулся на череду бетонных ступенек, ведущих по затемненным ярусам к верхнему ряду. Гарри устремился вверх, перепрыгивая через две ступеньки, не обращая внимания на толчки боли, пронизывающие все тело. Он достиг первого яруса с линией крытых лож вдоль внутренней стены, от них ряды сидений спускались к темному овалу игрового поля. Пустынный стадион выглядел устрашающе. Он вмещал 59 тысяч человек. И где-то здесь прятался один-единственный.

Гарри двинулся по овалу, держась ближе к ложам. Револьвер стал оттягивать руку и он положил его на грудь, придерживая левой рукой. Что-то шевельнулось среди сидений, белое тело взметнулось навстречу ветру и, хлопая крыльями, устремилось в небо.

Гарри выругал чайку свирепо, но беззвучно, и привалился к перегородке ложи. Сердце отчаянно стучало. Убийца бросил ружье в комнате. Бросил немецкий пистолет-пулемет в парке Монт Дэвидсон. Что ещё у него было в арсенале? Ручная граната?

Гарри внимательно осматривал нескончаемые ряды сидений и темную прогалину земли посередине. Подонок был где-то здесь… Но где? Он нырнул рядом ниже и встал на колени за низкой деревянной перегородкой между секциями.

— Ты попался! Выходи!

Его голос гремел, отражаясь в раковине стадиона и, казалось, звучал со всех сторон одновременно. Далеко внизу, у пятидесятиметровой отметки на беговой дорожке кто-то засуетился. Человек бежал вниз от прохода к полю. Бежал неуклюже, неловко, приволакивая левую ногу. Гарри выстрелил, намеренно целясь выше. Пуля прожужжала во тьме. Но это не остановило беглеца.

Гарри пустился в погоню. Он бежал по скамейкам, перепрыгивая проходы, потом со всего размаха сорвался, врезавшись в ряд скамеек, но продолжать бежать, несмотря на острую боль в бедре. Убийца перелез через низкое ограждение, отделявшее трибуны от поля и оказался на гаревой дорожке неясная светлая фигура на фоне чернильной тьмы.

Инспектор Ди Джорджо обнаружил прореху в заборе, расположенную достаточно низко и достаточно большую, чтобы пробраться внутрь. Теперь он пустился бежать к стадиону со всей скоростью, на которую был способен. Подбежав, взломал окно, залез внутрь и понесся по катакомбам хозяйственных помещений. Услышав выстрел, от которого задрожали бетонные стены, припустился ещё быстрее, выбирая повороты по наитию, как крыса в лабиринте. В одном из проходов он уткнулся в маленькую зеленую дверь с надписью:

"ЭЛЕКТРОАГРЕГАТНАЯ. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН."

Дверь была заперта. Ди Джорджо двумя выстрелами разнес замок на куски, ворвался в полутемную комнату и рванул главный рубильник. Высоко над полем, на громадных башнях, вспыхнули прожектора.

Убийца застыл на средине двадцатиярдовой линии, когда на поле вдруг стало светло, как днем. Он был просто парализован морем света, сверкающего тысячью брильянтов. На Гарри же перемена ситуации никак не подействовала. Перепрыгнув низкий барьер, он спокойно и неторопливо шел по мокрой траве, держа револьвер обеими руками.

Убийца ждал его. У него не было никакого оружия, только судорожно сжимались кулаки. Да грудь бурно вздымалась в ожидании… Дикий зверь, загнанный в угол…

Не доходя до него двадцати ярдов, Гарри припал на одно колено и тщательно прицелился в выбранное место. А затем всадил пулю в ногу, двумя дюймами ниже раны от ножа. Пуля 44 калибра просто выбила из-под убийцы ногу, он тяжело плюхнулся на землю и стал корчится и извиваться на траве.

Гарри подошел, навис над ним и взглянул на корчащуюся от боли фигуру. Он не чувствовал сострадания. Он не чувствовал ничего.

— Где она?

Убийца глядел вверх затравленными глазами.

— Позови мне доктора. Господи Иисусе… Матерь Божья… позови мне доктора.

— Где она, дерьмо?

— Я истеку кровью и умру. Ты — ублюдок!

— Где девочка?

— Доктора… пожалуйста… позови доктора.

— Где она?

Убийца отвел полные муки глаза от холодного непреклонного лица Гарри.

— Я требую адвоката, — бормотал он. — Я имею права на адвоката.

— Я собираюсь спрашивать тебя снова и снова. Собираюсь спрашивать: где девочка, гад. И ты мне обязательно ответишь.

Убийца скривил губы и попытался плюнуть в лицо Гарри. Это была последняя, тщетная попытка сопротивляться. Гарри поставил каблук ботинка на кровоточащую огнестрельную рану, поднажал посильнее и как будто растер окурок. Убийца визжал до тех пор, пока хватило дыхания, и пришлось замолчать, чтобы снова глотнуть воздуха. Потом он безвольно обмяк на траве, глядя в черное небо. Лицо его стало цвета мокрого мела.

Гарри приподнял ногу и переместил окровавленный каблук на ножевую рану. Убийца захныкал, глядя на него с непередаваемым ужасом.

— Ну как? — голос Гарри был остр, как лезвие бритвы. — Теперь ты готов рассказывать? Или мне опять плясать на твоей ноге?

Занимался прекрасный день, один из тех дней, которые оправдывают все гиперболы, расточаемые рекламными агентами по поводу погоды в Сан Франциско. Но никто на мысу даже не взглянул на восточный край неба. Все сгрудились под переносными прожекторами, наблюдая за дюжиной пожарников, лихорадочно роющих мягкую почву Форт Пойнта.

— Нашли! — прокричал один из них. Он швырнул лопату в сторону, прыгнул в яму и стал разгребать грунт руками, освобождая угол картонного ящика. В картоне была аккуратно прорезана дырка, оттуда выходил гибкий резиновый шланг и соединялся с кислородным баллоном.

— Через пару минут мы все вытащим! — прозвучал возбужденный голос.

Гарри Кэллаген стоял в стороне, облокотившись на крыло полицейской машины и жуя нераскуренную сигару. Передвижные прожекторы удлинняли тени, превращая пожарников в грабителей, разоряющих могилу.

— Могилу? — содрогнулся он.

Верхнюю часть картонной коробки открыли и сняли с величайшей осторожностью. Вниз ударил яркий свет. Внутри, завернутое в картон, словно кровавый эмбрион, лежало обнаженное тело юной девушки по имени Мери Энн Дикон.

Она уже давно была мертва.

Лейтенант Бреслер с сумрачным лицом следовал за телом девушки, закутанным в одеяло, как в саван, к дверям "скорой помощи". Молодой врач из городской больницы заботливо и почти с благоговением разместил тело на койке. Потом дал водителю знак ехать. Бреслер стоял с непокрытой головой на свежем ветру, наблюдая, как «скорая» медленно выруливала на узкую грязную дорогу в Президио. Затем он направился к своей машине, где ждал Гарри Кэллаген.

— Все дело было пустышкой, — мягко заметил Гарри. — Верно, Эл?

Бреслер какое-то время глядел на Гарри, затем выудил из кармана серебряную зажигалку и дал ему прикурить.

— Доктор заявил, что она умерла по крайней мере двадцать часов назад. Может быть, она ещё дышала, когда он засовывал её в этот ящик из под мыла, но, дьявольщина, не очень долго. Вшивое дело, Гарри.

Гарри весь день корпел над рапортом, поддерживая себя черным кофе, сигарами и сэндвичами с арахисовым маслом. Часок он вздремнул на диване у Бреслера и минут десять разговаривал по телефону с Чико, лежавшим в больнице. Перебита ключица? Повезло, просто пустяк. Пуля прошла насквозь? Замечательный повод поизображать героя. Парень, наслаждайся жизнью!

Но Чико был подавлен и в не настроении шутить. Пуля, ударив его в ключицу, ушла вниз, расколов лопатку, как молоток раскалывает сухую дыню. Он был искалечен, боль не отступала, и страдания его отзывались в тоне разговора.

Гарри беседа с Чико тоже не доставила удовольствия. Он всегда приносил несчастье партнерам: Фундучи — мертв… У Сэма — дырка в легком. Этот парнишка, как там его, прослужил всего сутки. Просто несчастье какое-то.

Он пытался отвлечься от мыслей о Чико и продолжить работу. В три часа пополудни рапорт о задержании Скорпиона, человека без имени, составленный Гарри Фрэнсисом Кэллагеном, инспектором отдела по расследованию убийств полицейского департамента Сан Франциско, был отпечатан, подписан и отправлен в офис окружного прокурора Уильяма Ротко.

Настойчивый телефонный звонок разбудил Гарри в десять утра. Бреслер даровал ему выходной и первое желание было — позволить чертовой штуке звонить, пока кто-то там не устанет и не повесит трубку. Но после десятого звонка он потянулся из постели.

— Инспектор Кэллаген? — женский голос, твердый, но приятный.

— Слушаю.

— Это мисс Уиллис из офиса окружного прокурора. Мистер Ротко желает вас видеть как можно скорее. Он просил передать, что это очень важно. Когда вы сможете быть? Что мне доложить ему, инспектор?

Гарри застонал.

— Сразу как побреюсь. Через час.

— Прекрасно. Тогда мы ждем вас в одиннадцать. До свидания.

"— Самоуверенная стерва, — думал Гарри, вскакивая с постели. Самоуверенная, как регистратор у дантиста. Как раз такого типа, каким должен быть секретарь окружного прокурора."

Уильям Т. Ротко был известен, как многообещающий молодой юрист. Всего в тридцать пять лет он оставил прибыльную адвокатскую практику, чтобы занять место окружного прокурора. Место, выигранное на выборах с подавляющим преимуществом. Высокий, поджарый, привлекательной внешности, душа общества высокопоставленных чиновников. Но под этой милой мальчишеской внешностью скрывалось жесткость стальной пружины. Эта его сущность проявилась очень явно, когда он встал из-за стола, с намеренной холодностью приветствуя Гарри.

— Садитесь, инспектор.

В строгом кабинете Ротко, отделанном дубовыми панелями, был ещё один человек: грузный, седой, в пенсне на кончике носа.

Ротко снова сел в кресло и стал перебирать бумаги на столе.

— Я просматривал ваш рапорт, Кэллаген. Очень необычный образец полицейской работы. Просто поразительный.

— Мне повезло.

Ротко резко вскинул голову.

— Что вы называете везением? Единственное ваше везение, Кэллаген, в том, что мы не обвиняем вас в нападении с намерением совершить убийство!

Гарри напрягся, будто получив пощечину.

— О чем это вы?

Ротко схватил документ и помахал им перед Гарри.

— Это кто, черт возьми, дал вам право выбивать двери ногой, пытать подозреваемого, отказывать в медицинской помощи и адвокате? Где вы были последние пять лет? Разве дело Экскобедо ничему вас не научило? А дело Мирандо? Уверен, что вы слышали о четырех обвинениях. Я твержу вам, что у человека есть права.

— Да, у меня не было времени заботиться о его правах…

Гарри неожиданно ушел в защиту. Он чувствовал смущение, неуверенность в своей правоте и недоумевал, почему подвергается таким нападкам.

— Вы должны были, — резко оборвал его Ротко. — У меня для вас маленькая новость. Как только подозреваемый поправится настолько, что будет в состоянии покинуть больницу, он её свободно покинет.

Гарри рассвирепел.

— Что вы мне плетете, Ротко?

— Такова жизнь, Кэллаген. Он уйдет свободным. Мы не можем передать дело в суд, потому что у нас нет прямых улик.

Гарри вскочил на ноги.

— Улики? Что, черт возьми, вам ещё нужно? Вы видели ружье? Пистолет пулемет?

— Я их видел, — сухо ответил Ротко. — Оружие прелестно выглядит, но это не стоит для меня и жалкого пенса.

— Вы пытаетесь меня убедить, что баллистики не могут сравнить пули, изъятые из тела Сандры Бейсон и из черного парня, с пулями, выпущенными из этого ружья?

— Нет, я вовсе этого не говорю. Пули из этого ружья. Но ружье и пистолет — пулемет не могут быть приняты как улики, так как на них нет отпечатков. И ничего не связывает это оружие с подозреваемым. На дне чемодана обнаружены два запасных магазина к автомату, но это тоже нельзя предъявить в качестве улики. У меня нет обвинения, Кэллаген. Только карточный домик. У меня нет и грамма реальных улик против человека. Ничего.

— Кто так утверждает? — Гарри уже кричал, и лицо его стало цвета избитого непогодой кирпича.

— Закон! — прокричал Ротко в ответ.

— Тогда этот закон для сумасшедших!

Два человека, словно два бульдога, испепеляли друг друга взглядом.

Пожилой человек в углу с королевской торжественностью поднялся из кресла.

— Я понимаю ваше смущение, мистер Кэллаген. Может быть, будет понятней, если я объясню.

Гарри смотрел на него, удивляясь, кто, черт возьми, он такой. Ротко уловил это и быстро вмешался, чтобы избежать дальнейших неприятностей.

— Кэллаген, позвольте мне представить судью Банермана из апелляционной палаты. Он также преподает конституционное право в Беркли. Я попросил его прийти, так как высоко ценю его мнение. Я хотел бы, чтобы вы его послушали.

— Я слушаю, — пробурчал Гарри.

Судья Банерман снял пенсне и сунул его в нагрудный карман.

— Это, конечно, частное мнение: обыск жилища подозреваемого был незаконным, а любая улика, полученная таким образом, например это ружье, не может быть принята судом, как улика. Вы должны были получить ордер на обыск, инспектор. Сожалею, но это элементарно.

— Девочка умирала, — голос Гарри дрогнул от напряжения.

— Она уже была мертва. — бесстрастно комментировал Ротко.

— Я этого ещё не знал. Но я знал, что нужно выиграть каждое мгновение в смертельной гонке.

Судья Банерман согласно кивнул.

— Суд, конечно, принял бы во внимание ваши разумные доводы, касающиеся борьбы за жизнь девочки. Но судьи не могут закрыть глаза на то, что полиция использовала пытки, чтобы добыть доказательства совершенного преступления. Нет, мистер Кэллаген, учитывая показания подозреваемого и его физическое состояние, это исключено. Права подозреваемого попраны в отношении четвертой, пятой и, вероятно, шестой и четырнадцатой поправок кодекса.

Гарри вдруг почувствовал озноб. Когда он заговорил, его голос доносился словно издалека.

— А как насчет прав Мери Энн Дикон? Ее пытали, изнасиловали и засунули в коробку умирать. Кто скажет хоть слово за нее? Под какие поправки подпадает она?

— Закон не всегда выглядит справедливым, — добродушно заметил судья, но он должен всегда оставаться беспристрастным. Его нельзя подогнать под все обстоятельства. И какими бы эти обстоятельства ни были — не имеет значения.

После некоторой паузы заговорил Ротко.

— Господи, Кэллаген, вы думаете, мне доставляет радость позволить этому типу избежать петли? У меня жена и две маленькие девочки. Я бы не хотел, чтобы он разгуливал по улицам, не меньше чем вы… или судья Банерман. Но факт остается фактом — у меня нет материала для обвинения.

— Итак, все впустую, — голос Гарри звучал совершенно безжизненно.

— Абсолютно.

— Но недолго ему гулять на свободе.

Брови Ротко приподнялись.

— Что это значит?

— Он оставит след своего копыта. И я буду там, где это случится.

— В этом офисе не терпят неясностей. Поясните.

Гарри скрипнул зубами.

— Вы слышите об этом парне не в последний раз. Он и дальше будет убивать людей.

— Как вы это узнали?

Гарри взглянул на районного прокурора с таким удивлением, словно утверждение было очевидным и не требовало дополнительных пояснений.

— Потому, что ему нравиться это делать, Ротко. Ему безумно это нравится.

 

8

ЖЕНЩИНЫ ЧУВСТВУЮТ СИЛУ МОЕЙ ЧУВСТВЕННОСТИ. ЭТО КАЧЕСТВО ИНТРИГУЕТ И ВОЗБУЖДАЕТ ИХ. СКОРПИОНЫ СЕКСУАЛЬНЫ… ОНИ УДОВЛЕТВОРЯЮТ ЖЕНЩИН. ЖЕНЩИНЫ ЗНАЮТ ЭТО… ЭТО ИНСТИНКТ.

— Привет, — окликнул он девицу. — Тебе не хочется пройтись ко мне домой?

Девица не обратила на него никакого внимания. Она продефилировала мимо бара, ягодицы вызывающе двигались под тонкими алыми брючками. Грудь её была обнажена, могучие, припудренные соски ярко рдели. Грудь подпрыгивала и раскачивалась на ходу.

— Сука, — прошипел человек в пену на своем пиве.

Он пил медленно, растягивая удовольствие. На сцене, возвышающейся над баром, девица давала представление в постели. Она была абсолютно голой, кожа её под лучами цветных фонарей отливала розово-лиловым. Свет становился то розовым, то оранжевым, то зеленым. Соски в ярком свете казались черными. Привлекая внимание мужчин, она совершала ритуальные движения ногами, изображая любовь на краю матраса.

— Сука…

Человек ощущал напряженность и жар во всем теле. Маленький бар "Северное взморье" был переполнен. Люди облокачивались на него и тянулись через плечи за своими кружками пива. Они выдыхали на него сигаретный дым и оглушали непристойными разговорами.

Допив пиво, он стал проталкиваться через толпу к выходу и краем глаза заметил человека, вставшего из-за стола и последовавшего за ним: высокий сухопарый тип в серых слаксах и кожаной куртке.

Сукин сын!

Его трясло от еле сдерживаемой ярости.

Покинув бар и слившись с толпой, спешащей по Гринвич, он знал, что человек следует только за ним, сохраняя одну и ту же дистанцию… никогда не приближаясь… никогда не отставая… Постоянно и всегда за ним. Он пересек Гринвич, невзирая на поток машин, и стал проклинать себя за то, что Гарри Френсис Кэллаген жив. Грубейшая ошибка, что он затеял игру с ублюдком. Он не должен был этого делать. Он не должен был с ним разговаривать. Ни единого слова. Нужно было ждать в зарослях папоротника у креста, и когда Гарри Френсис Кэллаген прибыл, разрядить полный магазин патронов прямо в него. Нужно было расколоть его, как орех.

Свинья!

Он нырнул в переулок, но не пошел и полквартала, как услышал шаги позади. От Кэллагена нелегко было избавиться. Он пытался это делать уже неделю, с тех пор, как вышел из больницы. Каждый вечер все повторялось снова и снова. Куда бы он ни направился, Кэллаген тащился за ним, как хвост бумажного змея.

Человек остановился у киоска с соками и купил апельсиновый. Было 11. 15. Нужно было решать проблему Гарри Фрэнсиса Кэллагена, решать раз и навсегда. Конечно, ему бы не этого хотелось, но план был позаковыристей. Скорпионы — тонкие интеллектуальные личности.

Он помедлил перед входом в кинотеатр, рассматривая фотографии на рекламном стенде. Обнаженная пара разлеглась на овальной софе, их тела в известных местах прикрывались только узенькими черными полосками.

"Свободная любовь! Шведская извращенность во всей её ослепительности. Вы встретитесь с непревзойденным Куртом Раллингом".

Он отдал кассиру пятидолларовую купюру и прошел внутрь, миновал вестибюль и через левую дверь вошел в зрительный зал. Фильм уже шел, но он даже не взглянул на экран, а быстро прошел по верхнему ряду, помедлил перед правой дверью и затем снова вышел в вестибюль. Мелькнули серые слаксы и коричневая кожаная куртка, исчезающие в проеме другой двери, и человек ухмыльнулся. Он продолжал ухмыляться, когда у входа в кинотеатр остановил такси и поспешно нырнул внутрь.

С водителем он рассчитался на Кэтти Бейсон. Тот с опаской оглядел темную пустынную улицу, ряды прогнивших заброшенных пакгаузов.

— Вы действительно хотите здесь выйти, мистер?

— Я должен кое-кого встретить. Мистера Гарри Кэллагена. Он велел встретить его на углу Кэтти Бейсон и Берри стрит.

— Ну хорошо, вы как раз тут. Но это чертово место для встречи. Вас подождать поблизости на случай, если он не явится?

— Он явится. Он служит в полиции. И всегда пунктуален.

— Смотрите сами, приятель.

Человек подождал на углу до тех пор, пока таксист не развернулся и не ударил по газам. Когда исчезли вдали красные огни, он быстро пересек улицу и подошел к пакгаузу заброшенной, когда-то легендарной железной дороги. Обитая железом дверь скрипела на ржавых петлях. Он вошел внутрь и погрузился в густую тьму.

— Поздновато. Я уже собирался отчалить.

Глубокий голос шел, словно со дна шахты. Черная фигура возвышалась посреди пакгауза. Сквозь грязные окна на крыше на него падали скудные лучи света, не позволяя что-то различить в его облике, кроме размеров. Он был чуть ниже амбарных дверей, но только чуть-чуть.

— Я должен с ним покончить.

— С Кэллагеном? Не смеши меня.

— Но я же здесь.

Чернокожий что-то буркнул.

— Сколько принес?

— Две сотни.

Негр присвистнул.

— Ты так сильно этого хочешь, парень?

— Каждой своей клеточкой.

— Должен сказать, что я тебя не очень понимаю. Что-то, наверное, за этим кроется.

— Я не интересуюсь твоим мнением. Бери деньги, и покончим с этим.

— Как скажешь, парень. Это твое дело, — негр протянул огромную ладонь. — Клади сюда.

Человек подошел к негру и вложил в ладонь четыре пятидесятидолларовые банкноты. Негр рассмотрел каждую бумажку, поднимая её вверх под скудное освещение, удовлетворенно что-то проворчал и сунул в карман.

— Видишь ящик вон там? Подойди и сядь на него. Может, на нем тебе будет удобнее. Правильно? Нет смысла каждый раз хлопаться на этот сраный пол.

Гость прошел к ящику и уселся на него. Его глаза стянулись в крошечные голубые точки. Негр взял пару кожаных перчаток, заткнутых за пояс, и натянул их на могучие руки, любовно разглаживая палец за пальцем.

— В тебе действительно есть что-то такое, парень, — вздохнул он. — Ты как из этих чертовых книжек.

— Заткнись, — прошипел тот. — Ты получил свои вонючие деньги, так займись делом.

Негр медленно поклонился и двинулся к напряженно скорчившейся фигуре. Он подходил медленно, словно крадучись, подошвы поскрипывали по цементному полу.

— Я иду, Масса Джек… Я иду…

Его правая рука отошла назад, подобно взведенному ударнику револьвера, затем мелькнула молнией, двигаясь прямо от плеча. Плотный кожаный комок кулака ударил, словно молот, по тонкому белому носу. Послышался ужасный треск костей и бледное лицо дернулось в сторону, разбрызгивая кровь.

Гость не издал ни звука.

— Матерь Божья! — прошептал негр.

— Давай же, черный сукин сын!

— Ладно, парень, тебе виднее.

Он продолжал бить, с почти хирургической точностью выверяя удары: попеременные короткие удары слева и справа, так, что человек на ящике только валился из стороны в сторону и не разу не упал на пол. Только раз его подвел расчет: он двинул клиента в челюсть длинным крюком правой и не уравновесил его левой. Человека снесло с ящика и он тяжело рухнул на пол. Негр нагнулся, поднял его, словно мешок с тряпьем, и усадил обратно.

— Как дела, парень?

Человек что-то бормотал, но слова превращались в кровавое бульканье. Негр глубоко вздохнул и нанес удар снизу. Вымокший в крови кожаный кулак хлопнул, словно мокрым полотенцем. Затем он отступил, сидящая фигура сложилась вдвое и нырнула, чтобы распластаться у его ног.

— Этого хватит, парень?

Негр тяжело дышал. Ручьи пота бежали по телу. Мокрая рубашка плотно обтянула торс. Он весил 283 фунта, и мускулы занимали не весь объем.

— Продолжай…дерьмо…

Негр вздохнул.

— Две сотни есть две сотни. Так получи на все.

Он пнул скорчившуюся фигуру в ребра и стал пинать снова и снова. Это был вызов: его ботинки против костей этого типа. Он пинал, чтобы выиграть.

Визг пронизал пакгауз, рванув по нервам, как удар током. Негр отступил от извивающегося скорченного существа на полу и стащил промокшие насквозь перчатки.

— Деньги отработаны до последнего цента.

Он со вздохом нагнулся, поднял своего клиента и потащил к двери.

— Великолепно, — ворчал негр, оттаскивая кровавый мешок на середину улицы. — Ты должен быть доволен, ублюдок.

Газетчики всегда с сожалением расставались с источником информации, который живо интересовал публику, но начинал дышать на ладан. А этот источник был весьма перспективным с того момента, когда репортеры, присматривающие за больницей, передали первое сообщение. Броские фразы торопливо размещались в отделах происшествий:

ПОДОЗРЕВАЕМЫЙ — СКОРПИОН? ОН СОВЕРШИЛ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ИЛИ НЕ ОН? ПОЛИЦИЯ В ЭТОМ УБЕЖДЕНА? КТО ЭТОТ ЧЕЛОВЕК? ОН НЕ НАЗЫВАЕТ СВОЕГО ИМЕНИ. КТО ЭТОТ БЕЗЫМЯННЫЙ ОТЩЕПЕНЕЦ? В КАРТОТЕКАХ НЕТ ОТПЕЧАТКОВ, ЗАЯВЛЯЕТ ПОЛИЦИЯ. А УИЛЬЯМ Т. РОТКО ПОДТВЕРДИЛ, ЧТО ТЩАТЕЛЬНЫЙ ПОИСК ФБР НЕ ОБНАРУЖИЛ ОТПЕЧАТКОВ. МАТЕРИАЛОВ ДЛЯ ОБВИНЕНИЯ НЕТ, ОБЪЯВИЛ РОТКО И ПРЕДЛОЖИЛ ПОЛИЦИИ РАБОТАТЬ ЛУЧШЕ. НЕКОТОРЫЕ ОСОБЕННОСТИ ДЕЙСТВИЙ ПОЛИЦИИ ВЫНУДИЛИ СЕНАТОРА ЭЛВИНА…

— Плотнее займись этим, Берт, — посоветовал редактор городской хроники газеты "Пост адвокат" лучшему своему репортеру. — Люди со "скорой помощи", его подобравшие, говорят, что он бормотал о копе, который его избил. Тут пахнет жареным. Выясни, что и как…

Утреннее солнце заливало коридор через высокие окна. Солнце и переносные софиты, которые телевизионщики держали наготове, заживо поджаривали каждого, кто теснился в узком пространстве между лифтом и кабинетом Денниса Дж. Купера, доктора медицины, директора больницы. Доктор Купер вышел из кабинета и зажмурился в ярком свете софитов и солнца, словно сова.

— В настоящее время мне нечего вам сообщить.

— Пожалуйста, доктор! Только один вопрос. Можете вы подтвердить, что человек был избит?

— У него множественные повреждения лица. Шесть ребер сломаны, два — в нескольких местах. Я могу только сказать, что он сильно травмирован. Но как или кем, утверждать не могу.

— Не можете ли вы разрешить прессе с ним побеседовать?

— Нет, не сейчас. Челюсти повреждены. Нет. Я не могу разрешить ему ни с кем говорить.

— Когда мы сможем это сделать?

— Сожалею, джентльмены. Я занятой человек. И сейчас не желаю делать никаких заявлений. Разрешите пройти. Пожалуйста, разрешите пройти.

— Держись наготове, Берт. Сиди под дверью. Что-то тут есть. Чем-то здесь пахнет.

Газетчики ждали до полудня, пока им разрешили провести короткое интервью с жертвой. Причем на выборной основе: один телевизионщик с камерой и один газетный репортер, который доложит всем о результатах.

Человек был забинтован с ног до головы. Те части лица, которые газетчик смог увидеть, распухли и выглядели кошмарно. Отекшие губы были цвета вспоротой печени. Двигались они с огромным трудом. Репортер присел на кровать бок о бок с пострадавшим. Телевизионщик с камерой — около двери, чтобы человек и репортер поместились в кадре. Оба вели себя тишайше, благоговея, как при отдании последних почестей.

— Ходит слух, что вы обвиняете полицию Сан Франциско в преследовании и жестокости. Это соответствует действительности, сэр?

Человек медленно задвигал губами. Его речь была смазана и неразборчива.

— Я клянусь… Что это правда. Бог мне судья.

— Но зачем им так поступать? Для чего?

— Я не знаю… Мне пытались приписать… дело Дикон. А теперь пытаются меня убить… Коп… преследует меня везде… выслеживает… бьет меня.

— Вы видели, кто это делал?

— Да… Встретил меня… в кино… на Стоктоне… Велел встретится с ним позже… В пакгаузе… Мол, очень важно.

— И вы пошли?

— Да сдуру вот доверился…

— И кто этот человек?

— Детектив… Отдел убийств… Здоровенный парень по фамилии Кэллаген.

В городской больнице Сан Франциско в тот солнечный день находился ещё один человек, судьба которого газетчиков не интересовала. Чико Гонсалес. Его длинное мускулистое тело в хорошей форме. В тенниске и спортивных шортах он стоял в физиотерапевтическом кабинете, изо всех сил пытаясь поднять левую руку выше собственного носа. Это пока не удавалось, но он уже был близок к успеху.

— Это было неплохо, Чико. Просто замечательно, — говорила терапевт молоденькая, хорошенькая негритяночка, двигавшаяся с легкой грацией теннисистки.

— Мне бы хотелось, чтобы вы поработали, сжимая резиновый мяч, минут пятнадцать, и затем полчаса в бассейне. Хорошо?

— Ладно, — хмуро буркнул Чико. — Как скажете.

Норма Гонсалес, бойкая блондинка на восьмом месяце беременности, сидела в дальнем углу уютной светлой комнаты, вязала детский свитер и болтала с Гарри Кэллагеном.

— Он очень быстро поправляется, — лгал Гарри.

— Он мог бы посильней стараться… Ведь он всегда был таким активным.

— Это требует времени.

— Он слишком терпелив, я полагаю.

Она на миг нагнулась над своим вязанием, а затем ровно и спокойно сказала:

— Он собирается уйти в отставку.

— Скажите ему, чтоб он спал спокойно и не волновался по этому поводу. Он хороший человек, и я люблю его.

Она взглянула снизу вверх на Гарри, лицо её было печальным.

— Я тоже, мистер Кэллаген. Это моя вина, что он увольняется. Я думала, что смогу с этим смириться, но не смогла.

— Не переживайте.

Она резко покачала головой.

— Нет. Нужно что-то особое, чтобы быть женой полицейского. У меня этого нет. Я бы хотела, чтобы он нашел спокойную интеллигентную работу. Я не могу смотреть, как он уходит из дому, и каждый день переживать и сомневаться: увижу ли я его опять — живым. Не знаю… Может, я не права? И только я так думаю? Это не сводило с ума вашу жену?

— Когда-то сводило.

— Вы имеете в виду, что она привыкла?

— Она погибла в автокатастрофе, прежде чем смогла решить, что и как. Мы были женаты очень недолго.

Она взглянула на него, затем опустила глаза на клубок пыльной голубой шерсти, лежавший на коленях.

— Я очень сожалею.

— Ничего. Все нормально. Это было очень, очень давно.

Он покосился на часы.

— Ладно, мне пора. Скажите Чико от меня, что он поступает правильно. Я его ни в чем не виню. Это жизнь.

Она облегченно и благодарно улыбнулась.

— А почему вы остаетесь служить, мистер Кэллаген?

Гарри покачал головой.

— Не знаю. Я действительно не знаю.

Вечерний выпуск газет и четырехчасовые телевизионные новости совпали по времени. В мэрии они произвели эффект разорвавшейся бомбы. Поднялась суета. Телефоны звонили беспрерывно. Когда разразилась эта буря, Гарри Кэллаген и Френк Ди Джорджо делили в буфете сэндвич с арахисовым маслом. Скрипучий голос по внутренней связи потребовал Гарри явиться к шефу.

В кабинете было душно, и Гарри расстегнул пальто, прежде чем сесть. Шеф принялся критически его разглядывать, в его бледно-голубых глазах светилось непреклонность и жесткость.

— Чем вы занимаетесь в свободное время, Гарри?

Гарри, не дрогнув, встретил суровый взгляд шефа.

— Следил за подозреваемым по делу Дикон.

— Бывшим подозреваемым, Гарри.

— Ладно, я следил за бывшим подозреваемым по делу Дикон.

— Знаешь, что случилось с ним прошлым вечером?

— Слышал, его кто-то избил.

— Он обвиняет тебя.

— Пусть он обвиняет кого угодно, но я его даже пальцем не тронул.

— Ты его видел прошлым вечером? Он тебя видел?

— Да. Он меня видел. Я потерял его в кинотеатре порнографических фильмов в Стоктоне. Кассир заявила, что видела, как он выходил и остановил такси. Я в этот момент входил в зал.

Шеф постучал карандашом по столу.

— Это правда, Гарри. Он взял такси до Кэтти Бейсон и Берри стрит. Согласно сообщениям газет, таксист вспомнил: пассажир рассказал ему, что едет на встречу с полицейским по фамилии Кэллаген. Ты встречался с ним, Гарри?

— Нет. Я же говорил, что он от меня ускользнул.

Карандаш продолжал выбивать мерную дробь.

— Начальство в бешенстве… и мэр тоже.

— Они что, действительно верят, что я избил парня?

— Нет… Я не думаю, что они в это верят. Но пресса разыгрывает свою партию, и в спектакль вовлечено множество политических сил. Ты же знаешь, до выборов осталось два месяца. Что действительно волнует окружного прокурора, так это шумиха о нарушении прав личности. Ты преследовал парня и не можешь этого отрицать.

— Даже не пытаюсь.

— Бреслер это одобрял?

— Я не спрашиваю у лейтенанта, что мне делать в свободное время.

Шеф сжал губы и покачался в кресле.

— Я так и думал. Просто Гарри Кэллаген проворачивает свои маленькие делишки.

— Хотите забрать мою звезду?

— Нет. Едва ли это пойдет на пользу. Все что я хочу, положить этому конец и запретить надзор над невинным человеком.

Гарри фыркнул.

— Это как раз то, чего он добивался.

Шеф повернулся к столу и швырнул карандаш на блокнот.

— Что тебя заставляет так думать?

— Причина в том, что он снова собирается совершить убийство. Я это чувствую. Он напряжен, как сжатая пружина. Он собирается убить снова. Единственный вопрос: кого, где… и как.

 

9

Звезды пробуждаю, но не принуждают. Это факт… Это логично. Звезды определяют наше предназначение… Мое и его. Если пути наших звезд пересекаются там, в темной бесконечности, это определяет наше противостояние. Это судьба. Наши жизни определяются движением звезд… моя… его… всех. Все там, в Козероге… Лире… Скорпионе…

Он стоял с обнаженной головой под дождем, изучая аккуратно расставленные бутылки в витрине. Из магазинчика вышла женщина, в руках бумажная сумка с двумя бутылками содовой. Бутылка шерри была уложена в сумочку. После того, как она ушла, внутри не осталось никого. Улица была пустынной, только какой-то автомобиль прошуршал шинами по асфальту.

Он поднял воротник пальто, вошел в магазинчик и стал нерешительно продвигаться вдоль полок с бутылками. Человек за стойкой оторвался от расписания бегов и стал наблюдать за посетителем. Это был крупный мужчина, жирный и обрюзгший, с маленькими подозрительными глазками.

— Чем могу быть вам полезен?

— Понимаете, я ещё не определился.

Он подошел к стойке, внимательно рассматривая ряды бутылок. Глаза были глубоко упрятаны в распухших веках, нос и губы покрывали тонкие черные шрамы, там где были швы.

— Я не знаю, что мне выбрать.

— Не торопитесь, — владелец магазинчика не мог оторвать взгляда от изувеченного лица.

— Если не обидитесь на мой вопрос, то скажите, что за чертовщина с вами случилась?

Посетитель туманно улыбнулся.

— Проиграл бой в Денвере. Я боксер… легковес. У меня был прескверный вечер.

— Я вижу. Как это было, он что, бил тебя стулом?

— Он был слишком ожесточен. Мексиканский парень. Мексиканцы — жесткие ребята.

— Боже, этот уж точно был жестким, — хозяин пожал плечами и отвернулся. — Ладно, выбирай не торопясь. Если я могу помочь, только свистни.

— Я так и сделаю… Видите ли… я боксер и не пью. Я никогда в жизни не пил спиртного. А сейчас я приглашен на вечеринку и хотелось бы принести что-нибудь приличное. Что-то качественное, понимаете? В пределах десятки.

Хозяин приободрился.

— Как насчет французского коньяка? Импортирован из Франции. Всего восемь баксов, но чертовски приятный подарок. Подумайте… Это произведет отличное впечатление.

— Прекрасно. Я беру.

Хозяин взял бутылку коньяка с нижней полки и поставил её на стойку.

— "Реми Мартин". Знаменитая марка. Хочешь, чтобы я упаковал? У меня замечательная бумага.

— Нет, не стоит.

Он поиграл с коробкой жвачки, лежащей перед кассой, наблюдая за хозяином, укладывающим бутылку в пластиковую сумку.

— Не о вашем магазинчике я читал, что его грабили очень много раз?

Хозяин угрюмо осклабился.

— Точно, четырнадцать раз за три года. Последние два раза их выносили на носилках. Я набил руку, стал отличным стрелком и держу малышку под рукой.

Он положил сумку с бутылкой и приподнял подол свитера. Безобразная черная рукоятка «люгера» торчала из-за пояса брюк, подпирая обвислое брюхо.

— Я могу вытащить проклятущую штуку быстрее, чем Мак Ди… Договорить ему не удалось. Человек за стойкой хватил его сумкой с бутылкой по зубам. Хозяин попятился назад, захлебываясь кровью и не веря в случившееся.

— Нет… — он пытался визжать, но бутылка ударила его снова, поперек щеки, ничего не сломав, но введя в глубокий шок. Он тяжело рухнул в узкое пространство между стойкой и полками, хныкая от боли и ужаса.

— Возьми ее… возьми деньги… возьми…

— Плевал я на деньги, — заявил пришелец, стоя над ним, улыбаясь изуродованными губами. Он нагнулся, взял револьвер, какое-то время задумчиво взвешивал его на руке и затем засунул за пояс.

— Где ты держишь запасные патроны?

— Патроны? — хозяин был в замешательстве. — Патроны?

Человек пнул его в голову, пониже уже.

— Да, патроны, жирная свинья. Где ты их хранишь?

— Под стойкой. Не убивай меня — пожалуйста, не убивай меня.

— Убить? — фыркнул человек. — Какая глупость! На кой черт мне тебя убивать?

Где-то, в каком то месте, есть только звезды. Скопище звезд. Звезды и ни одного человека, звезды — и ни единого здания… ни единого фонаря. Ничего, кроме неба. Где? В Африке? Азии? Где?

— Глубоко в сердце Техаса, — произнес он. Человек, сидевший рядом в рейсовом автобусе, удивленно покосился на него и пересел.

Это отвратительная ложь, был он в Далласе, и ничего там не было кроме зданий и желтого смога над ними… И жара. А ночью — жесткий ветер с песком и ничего в небе, только пыль. Где-то… Но где?

— У вас есть свободное время? — он перегнулся через проход, обращаясь к женщине, которая только что вошла в автобус, её руки были заняты покупками.

— Я… Я не знаю… где-то в полдень, возможно, — она разглядывала его лицо.

— Благодарю вас, — он загадочно улыбнулся. — Я попал в аварию. На мотоцикле. Брат погиб.

— О, мой Бог… Я сожалею.

— Все нормально.

Старая сука.

Полдень. Звезды здесь наверху, но их не видно. Солнце их сожгло. Но они здесь… Надо ждать, пока придет ночь. Ночи приходят рано. Ночь приходит рано для большинства людей.

Он вышел из автобуса на углу Норьега стрит и Шестнадцатой авеню и стал подниматься по склону в сторону Пятнадцатой. Дождь перестал, и влажные тротуары начали парить. Карабкаться в гору было утомительно, и он не спешил. Женщины, стоящие на углу, могли решить, что у него уйма времени. Приблизившись к ним, он прислонился к стене, чтобы перевести дух. Женщины лениво болтали, временами поглядывая в его сторону.

Около 12. 30 маленький желтый школьный автобус появился с Лаутон стрит и поехал по Пятнадцатой авеню. В автобусе были дюжина первоклассников и второклассников. Все они визжали и прыгали на сидениях. Когда двери открылись, половина двинулась к выходу, спускаясь из дверей по двое, толкаясь и пихаясь, чтобы успеть первыми выйти из автобуса.

— Дейви! Не толкай Мериам!

— Ма! Можно мне на ленч мороженое?

— Может Мери остаться с нами? Может?

Слова мешались одно с другим в общей какофонии пронзительных возгласов. Наконец женщины с детьми ушли, рассыпавшись в разные стороны, словно стайка птиц, которую кто-то спугнул.

А он вошел в автобус, прежде чем водитель смогла закрыть дверь. Пожилая женщина, чье большое тело распирало мешковатые голубые штаны и летную куртку, возмущенно взглянула на пришельца.

— Эй, мистер, вам сюда нельзя.

— Городской автобусный инспектор, мадам, — сообщил он, сверкая улыбкой.

Повернувшись к детям, которые перестали галдеть и стали глазеть на него, он крикнул:

— Привет, ребята!

Шесть ребятишек прокричали в ответ приветствие, а один без всякой на то причины залился слезами.

— Автобусный инспектор? — водитель была переполнена сомнениями. — Я никогда не слышала, чтобы инспектора входили в автобус на середине маршрута. У меня расписание, мистер, и я не могу от него отклоняться.

Он прижался к её боку, вытаскивая «люгер» из-за пояса и грубо ткнул холодным стволом в обвисшую грудь.

— Заткнись ты, глупая старая сука. Поехали, или я размажу твою жирную задницу по всему автобусу.

Это была крупная, внушительная женщина с серьезным характером, женщина, не терпевшая, когда кто-нибудь несет вздор, но когда она заглянула в его лицо, то увидела только одно — смерть.

— Хорошо, — прошептала она. — Куда ехать?

— Просто веди машину. Я скажу, что делать. Езжай аккуратно и не напрягайся. Попытаешься что-нибудь выкинуть, — у тебя будет автобус полный мертвых детей.

— Не пугайте их. Пожалуйста, не пугайте их.

— Все зависит от вас, мадам, — он уселся и вытянулся на свободном переднем кресле. «Люгер» он спрятал под куртку.

— Кто из вас знает песню, ребята?

Они разом принялись выкрикивать названия.

— "Старина Макдональд", — прокричал он им, — Я её знаю. И запел, его грубый, скрипучий голос потонул в шуме движущегося автобуса:

У старины Макдональда была большая ферма, ое, ое, ое, ох…

И на этой ферме несколько цыплят, ое, ое, ое, ох…

День для Гарри Кэллагена начался неплохо. Едва в половине девятого он вошел в офис, как зазвонил телефон. На связи был дежурный сержант. На Парк Стейшн, в центре Хай Эшбери, ночной патруль задержал кое-кого, кто может заинтересовать Гарри: крупный рыжеволосый подросток попался на карманной краже у Голден Гейт Парк.

— Наш грабитель с Буэна Виста — прокричал Гарри Ди Джоржо, направляясь к дверям. — Ничего удивительного, что о нем в последнее время не было слышно. Он переквалифицировался в карманника!

Да, то был он, в лучшем виде. Но Гарри понадобилось полдня, чтобы убедить его в этом. В конце концов парень раскололся, захныкал и чертовски сожалел, что прикончил старика. Гарри оформил документы по обвинению в убийстве.

Он пил кофе с одним из детективов на Парк Стейшн, когда позвонил лейтенант Бреслер. Голос Бреслера был неясен и приглушен, как будто тот прислонил трубку ко рту.

— Ты закончил, Гарри?

— О, да. Он раскололся.

— Отлично… отлично. Послушай Гарри… мэр хочет тебя видеть. Прямо сейчас.

— Мэр — меня?

— Как и я, Гарри. Я… Я встречу тебя у ротонды… перехвачу, когда ты будешь там проезжать. Поторопись!

Гарри устремился в центр с включенной сиреной. Бросив машину в красной зоне, он поспешно зашагал в Сити Холл. Бреслер встретил его у ротонды; он смотрелся чужаком среди мраморных лестниц и балюстрад. Лейтенант выглядел обеспокоенным и определенно не своей тарелке.

— Что случилось, Эл?

— Опять Скорпион, Гарри.

Лицо Гарри даже не дрогнуло, ни следа ухмылки " — Я же вас предупреждал!"

— Что на этот раз?

— Мы ещё не знаем. И это скверно. Мэр получил от него сообщение. Специальной доставкой в девять утра. Он его тебе прочитает, но сначала я хотел переговорить с тобой.

Бреслер застыл, ступив одной ногой на широкую мраморную лестницу

— Я хочу, чтобы ты выполнял то, о чем он тебя попросит, Гарри. Я хочу, чтобы ты сыграл точно по задумке… прямо с самого начала.

Гарри только простонал. И это можно было расценивать по всякому.

Они поднялись по широкой лестнице бок о бок, в полной тишине. Затем Бреслер сказал:

— Я получил утром бумаги из Спрингфильда, Масачузетс, из 192 отделения полиции. Они полагают, что наш Скорпион — это Чарльз Девис… сбежавший душевнобольной. Он совершил преступление, когда ему было четырнадцать, убив родителей и младшую сестру из дробовика. А пять лет назад исчез и с тех пор о нем не было слышно. Это было давно, но они считают, что это он.

— Итак, у него есть имя, — сурово буркнул Гарри. — И что?

— Ничего, — отрезал Бреслер. — Я думал, ты заинтересуешься.

— Единственно, что меня интересует, это что его честь хочет сообщить!

Он зашагал по лестнице, перепрыгивая через две ступени, и Бресслер с трудом поспевал следом.

Мэр приветствовал Гарри коротко, но сердечно. Он был не из тех людей, кто таит камень за пазухой, несмотря на то, что никогда не забывал промашки или скверный поворот событий. Избиратели поручили город его заботам, избрав его подавляющим большинством голосов, небывалым в истории города. Он провел Гарри через запутанную анфиладу офисов, ориентируясь там, как рыба в воде. Всюду чувствовалась лихорадочная активность. На каждом телефоне висело по человеку, четыре помощника мэра сидели за длинным столом в конференц-зале, пересчитывая пачки двадцатидолларовых купюр.

— Что происходит, ваша честь?

Мэр сжал пальцы на локте Гарри и увлек его в кабинет. Подождав, пока Бреслер к ним присоединится, он закрыл дверь.

— Я получил сообщение от Скорпиона — пришло рано утром. Оно может быть, но может и не быть мистификацией. Мы просто вынуждены ему поверить.

— Могу я его прочитать?

Мэр прошел к столу, взял листок бумаги и передал его Гарри. Записка была такой же, как в последний раз: написана от руки, каждая буква тщательно скопирована из прописей.

ГОРОДУ САН ФРАНЦИСКО ПРИВЕТ УБЛЮДКИ ЗА ПОСЛЕДНЕЕ ВРЕМЯ ВЫ МНЕ ДВАЖДЫ ВСТАЛИ ПОПЕРЕК ДОРОГИ Я ХОЧУ ПОЛУЧИТЬ СВОИ ДВЕ СОТНИ ТЫСЯЧ ДОЛЛАРОВ ТРЕБУЮ РЕАКТИВНЫЙ САМОЛЕТ ЗАПРАВЛЕННЫЙ И В ПОЛНОЙ ГОТОВНОСТИ Я СВЯЖУСЬ С МЭРОМ РОВНО В ЧАС И СООБЩУ О ЗАЛОЖНИКАХ КОТОРЫХ УДЕРЖИВАЮ ТОТ КОГО Я БУДУ СЧАСТЛИВ УБИТЬ НЕ ИЗБЕЖИТ ЭТОГО СКОРПИОН

Гарри вернул записку.

— Сейчас час десять.

Лицо мэра осталось мрачным

— Слишком рано расслабляться. Как я сказал, это может быть ложной тревогой… маленькой шуткой, но я думаю, это маловероятно. У меня есть деньги… их сейчас пересчитывают… и в моем распоряжении "боинг 707", ожидающий в аэропорту Санта Роза, заправленный и готовый к взлету.

Гарри сардонически ухмыльнулся.

— Вы все предусмотрели. Для чего нужен я?

Мэр долю секунды колебался, потом повернулся к столу.

— Есть приписка… на отдельном листочке.

Он взял его и передал Гарри, которому не нужно было брать тот в руки, чтобы разглядеть каракули наискосок:

"Доставка Кэллагеном!"

Женский голос по внутренней связи ворвался в напряженную тишину, воцарившуюся в комнате.

— Господин мэр, вас вызывают по городскому.

Мэр поспешно шагнул к столу и переключил телефон на динамик.

— Мэр у телефона.

Слышны были звуки уличного движения, рев машин, идущих на большой скорости. По фривею, — решил Гарри.

Он опознал голос убийцы, едва тот заговорил.

— Приветствую вас, мэр. У меня тут в телефонной будке кое-кто хочет с вами поговорить. Один из ваших водителей, мэр. У меня семь ребятишек. Школьники… Аккуратненькие маленькие цыплятки, мэр. Кучка ребятишек. У меня водитель, у меня автобус. Что вы по этому поводу думаете?

— Послушайте меня минуту, Скорпион…

— Нет, вы меня послушайте. Послушайте водителя. Скажи ему… давай, скажи ему.

Зазвучал голос женщины, тонкий, дрожащий.

— Это не моя вина… он вооружен.

— Назови свое имя, сука!

— Платт… Марселла Платт. Я сожалею, господин мэр, я…

— Все в порядке, — прервал её мэр.

Убийца захихикал

— Вам не нужно беспокоится и проверять списки. Вы меня знаете. Я на пушку не беру. У меня дети, и если вы начнете водить меня за нос, они станут умирать… один за одним. Самолет готов?

Гарри наклонился к мэру и шепнул:

— Запутайте его.

Мэр отрицательно затряс головой.

— "Боинг 707" заправлен и ожидает в муниципальном аэропорту Санта Роза. Деньги будут к вашему прибытию.

— Запутайте его, — беззвучно проговорил Гарри.

— Будьте на этот раз умницей, — предупредил убийца. — Мы хотим добраться спокойно и без волнений. Автобус полон детей. Я не хочу видеть полицейские машины. Я не желаю видеть вертолеты. Вы играете со мной по-честному, и у ребят будет маленькая, приятная прогулка. Годится?

Мэр избегал смотреть Гарри в глаза.

— Годится. Я гарантирую, что по дороге вам мешать не будут. Слово чести.

Прозвучал резкий щелчок и затем гудки отбоя. Мэр выключил динамик.

— Вы все слышали.

— Вы должны были остановить этого парня, — буркнул голос Гарри.

На лбу мэра вспухла вена.

— Если мы хоть что-нибудь предпримем, он начнет убивать детей.

— Он начнет убивать детей в любом случае… только чтобы продемонстрировать нам свое презрение. И насчет меня… Что, черт возьми, вы думаете, он приготовил для меня, когда я передам деньги? Вы думаете, он собирается пожать руку и объявить мне благодарность?

— Это, конечно, риск…

— Да черт с ним, я готов пойти на любой риск, но не связывайте мне руки!

Вена на лбу мэра превратилась в голубой кровоподтек.

— Ему не станут мешать в любом случае. Я дал слово. И намерен его держать. Этот прямой приказ, Кэллаген.

— Прекрасно, отлично, превосходно, но вам придется найти другого мальчика для посылок.

Он вскочил на ноги и вылетел из кабинета, ошеломляя секретарш бешенством своего порыва.

Он ехал на север, по широким пролетам моста Золотые Ворота в роскошные поля взморья. Школьный автобус он обогнал на фривее в трех милях от Новато. Промчавшись по самой дальней полосе и пригнувшись к рулю, Гарри бросил короткий взгляд на убийцу, стоящего в передней части автобуса, лицом к детям. Его руки двигались вверх и вниз, словно дирижируя. Удивленно размышляя, что собирается этот тип делать дальше, Гарри проскочил далеко вперед и сбавил скорость, переходя на правую полосу.

Греби, греби, пусть лодка летит по течению…

Веселее, веселее, это не жизнь, а мечта…

Он пел в одиночестве. Дети сидели и таращились на него. Они устали, были голодны и расстроены.

— Я хочу домой! — заплакала маленькая девочка.

Убийца криво ухмыльнулся.

— Мы едем на фабрику мороженого. Вы хотите на фабрику мороженого?

— Нет! — хныкала девочка. — Я хочу домой!

— И я хочу домой, — мальчишка спрыгнул с сиденья и побежал по проходу вперед. На одной руке у него была перчатка, книжка зажата в другой руке. Я тоже хочу домой.

Убийца ударил его по лицу и толкнул на переднее сидение. Звук пощечины громко отдался в замкнутом пространстве почти пустого автобуса. Мальчик смотрел на него пылающим взором, лицо покраснело от попыток сдержать слезы.

Миссис Платт вспыхнула.

— Вы не должны так делать…

— Заткнись, — грубо прервал её убийца. — Просто веди этот чертов автобус.

Они были в двадцати трех милях от Санта Розы.

Гарри свернул с трассы, ведущий в аэропорт, и в самом низу съезда резко взял вправо. Он медленно проехал несколько миль по бульвару Дрейка, пока не достиг эстакады железной дороги Сазен Пасифик. Ветка Сазен Пасифик огибала западную часть аэропорта и пересекала трассу по низкой деревянной эстакаде, которую давно собирались снести. Он съехал с дороги, миновал эстакаду, снял куртку, дважды проверил, что огромный "смит — вессон находится в кобуре в полном порядке и только потом вылез из машины.

На насыпи стоял щит с надписью:

ОПАСНО. НЕ ХОДИТЬ.

Маленький металлический щит с надписью, прибитый к столбу. Буквы были трудно различимы, жестоко испещренные пулями из детских ружей, следами многих поколений подрастающих стрелков. Гарри мимолетно взглянул на неё и стал переходить эстакаду.

Толстые шпалы воняли креозотом, рельсы сверкали на солнце. Он прошел к середине пролета, вскарабкался на заграждение железной дороги и свесил ноги вниз, в пустоту. Транспорт двигался под ним в северном направлении всего в 17 футах и 8 дюймах. Медленный, непрекращающийся поток. Автобус застрял в потоке машин, как и ожидал Гарри, рассчитывая на обеденное время. Он заметил его издалека по желтой окраске и черным надписям, которые четко выделялись на этом фоне. Он ждал его, напрягая все тело, руки крепко сжимали деревянный поручень эстакады.

Господи Иисусе! Поток машин двигался не быстро, но и не стоял на месте. И чем ближе приближался автобус, тем быстрее, казалось, он двигался. То, что он собирался сделать, не допускало долгих размышлений. Это надо было делать моментально, или не делать вообще. Он увидел белое озадаченное лицо убийцы, который смотрел вверх на него через лобовое стекло. И тут же прыгнул, оттолкнувшись руками и падая в пространство ногами вперед.

Гарри приземлился на крыше автобуса в десяти футах от её начала и тяжело свалился на руки и колени, соскальзывая назад. Он припал к плоскости металла, отчаянно цепляясь за багажную решетку, содрал ногти и лоскуты кожи с ладоней, но остановился. Иначе это стало бы последним скольжением в его жизни. При падении рукоять револьвера вдавилась в грудную кость, вызвав острую боль от шеи до пояса.

— Ты! Сукин сын! — завопил убийца.

Крик превратил детей в кучку зверьков, зашедшихся от иступленного подсознательного ужаса. Они прижались друг к другу и сползли на пол, прячась за спинками сидений. Миссис Платт вцепилась в рулевое колесо занемевшими руками, закрыла глаза, и дикий крик вырвался из её горла. Автобус понесло на встречную полосу. Убийца рванулся к ней, схватил за волосы и стащил с сидения. Она распростерлась на полу, голова свесилась в проем передней двери. Женщина продолжала пронзительно кричать, казалось, она никогда не остановится и будет продолжать это вечно.

Убийца был уже за рулем, управляя одной рукой и гоня автобус по центральной разграничительной линии, не обращая внимания на дикий вой сирен встречных машин. Он выжал газ до отказ и вдавил кнопку сигнала, разгоняя поток машин впереди себя.

— Ублюдок!..Вонючая свинья!

Убийца вытащил «люгер» из-за пояса, повернулся на сиденьи и четырежды пальнул вверх, в различные участки крыши.

Пули прошили тонкую сталь спереди и сзади Гарри. Небыло и речи, чтобы пытаться уклониться, если последуют новые выстрелы. Ему некуда было податься. Он лежал ничком, вцепившись пальцами в хромированные поручни, в то время как автобус метался из стороны в сторону, сильно рыская: убийца пытался его сбросить.

Еще два выстрела вверх, в стороне от центра. На этот раз пули проделали аккуратные дырочки в шести дюймах от руки Гарри.

Он все ещё держался, но это было как держать тигра за хвост.

ТОЛЬКО БЫ ОНИ ПРЕКРАТИЛИ ВИЗЖАТЬ. ПОЧЕМУ ОНИ ВИЗЖАТ БЕЗ ОСТАНОВКИ? Я НИЧЕГО ИМ НЕ ДЕЛАЮ. ПОЧЕМУ ОНИ НЕ ЗАТКНУТСЯ?

Он взглянул через плечо и не увидел ни одного ребенка, но их голоса становились все пронзительней, сливаясь в общий вой слепого ужаса.

— Заткнитесь! Будь все проклято. Заткнитесь!

Но вой стал ещё громче. Он замахал «люгером» и направил его в голову миссис Платт.

— Вели ублюдкам заткнуться! Скажи им!

Миссис Платт тоже кричала. Звено цепи для открывания дверей отразило пулю, которая должна была разнести ей голову.

Автобус понесло на левую сторону дороги, на заграждения с надписью: "Мэрчисон, дорожные работы". Убийца увидел его за мгновение до столкновения. Он рванул руль вправо, автобус налетел на бордюр, сильно накренился, одновременно снося ограждение с оглушительным скрежетом металла о металл. Стальная сетка разлетелась по швам под его напором. Убийца боролся с рулевым колесом, чтобы вывести автобус обратно на дорогу. Но покрышки заскользили по мягкой грязи, машина перелетела кювет и врезалась в кучу щебня.

Гарри полетел вперед, и пальцы его уже ничего не держали, кроме щебня и пыли. Он приземлился на бок и почувствовал, что тонет в удушающем облаке красного песка. Инспектор выбрался на свободу, перекатившись на твердую землю, в лавине пыли. Но все-таки он уже мог вздохнуть. Смахнув песок с лица, Гарри поднялся на ноги. Автобус был в десяти ярдах от него, наполовину погребенный в куче гравия. Задние двери стояли настежь. Вытащив револьвер, Гарри побежал туда и заглянул в мрачное чрево, заполненное клубами пыли. Дети ползли по проходу между сидениями, все ещё плача от страха. Миссис Платт тоже ползла вместе с ними, пытаясь их как-то утешить.

— Я из полиции! — крикнул Гарри. — Где он?

Дети уставились на него, выпучив от удивления глаза. Миссис Платт, рыдая от облегчения, показала пальцем прямо на него.

— Сбежал через дверь… Там, где вы стоите…

Гарри поспешно выскочил наружу и побежал к ветхим деревянным строениям — баракам строителей.

Рявкнул «люгер». Убийца стрелял из-за угла сарая. Пули взбили фонтанчики пыли у ног Гарри. Он бросился на землю и откатился в сторону, успев выстрелить в ответ ещё до того, как остановился. Пуля выбила щепки из угла сарая и убийца пустился бежать через открытое пространство в направлении гравийного конвейера. Гарри тщательно прицелился, но преступник бежал ломанными, сумасшедшими зигзагами, и выстрел не угадал по времени. Выругавшись, Гарри вскочил на ноги. Он пересекал открытое место, на бегу паля из револьвера, целя пониже, в тень под крышей сарая, надеясь хоть случайно попасть в убийцу. И едва успел укрыться в узенькой, как нож, тени от столба, как пуля хлыстом щелкнула у него над головой.

На мгновение Гарри увидел фигуру врага, мчащегося к длинному узкому тоннелю. Тот тянулся на сотню ярдов через холм к каменоломне. Гарри прижался к столбу и пальнул в ту сторону. Он увидел, как убийца упал, но уверен был, что не попал в него.

— Отлично, сучий подонок!. Давай, изображай опоссума.

Гарри крался мимо движущейся конвейерной ленты в тоннель, держась ближе к стене, чтобы его силуэт не был виден на фоне входа. Он держал револьвер наготове, пытаясь разглядеть в темноте движущуюся тень.

Полыхнул выстрел «люгера», грохот раскатился по тоннелю. Гарри выстрелил правее вспышки, и пуля рикошетировала от бетона.

— Промахнулся! Черт!

Люгер полыхнул снова, далеко, возле круга желтого света у выхода. Гарри плюхнулся на ленту конвейера. Широкая обрезиненная лента трещала и скрипела на опорных валах, двигаясь к каменоломне быстрее, чем бегущий человек. Гарри лежал на неё ничком и мчался к солнечному свету. О вылетел из тоннели и в тот же миг увидел убийцу, стремительно пробегающего мимо горы щебня. Рабочие, побросав лопаты, разбежались, когда убийца стал размахивать перед ними «люгером». Гарри помчался за ним, пригибаясь к земле, Человек перескочил через низкое проволочное ограждение и исчез из виду в высокой траве.

Гарри пробрался под проволокой и пополз по-пластунски. Через двадцать футов земля круто спускалась к ирригационному каналу. Лента воды лениво текла через заросли камышей и водяных гиацинтов. Поджидая его, убийца стоял в воде. Рядом с ним — десятилетний мальчишка, которого убийца крепко ухватил за сгиб правой руки.

— Подходи, коп!

Гарри медленно встал, держа револьвер перед собой. Убийца ухмыльнулся, потом триумфально расхохотался.

— Глухой парнишка, а? Рыбачил! В этой проклятой канаве!

Смех вдруг как ни бывало, он поднял «люгер» и прижал дуло к уху мальчика.

— Бросай револьвер, Кэллаген. Бросай медленно и без суеты, или я разнесу ему голову!

МАТЕРЬ БОЖЬЯ! МОЛИСЬ ЗА МЕНЯ!

Гарри выстрелил не целясь, доверившись двадцатилетней упорной тренировке и верности своей руки. Убийца крутнулся на пятках, «люгер» вылетел из рук. Кровь брызнула из левого предплечья, в доле дюйма от головы мальчонки. Парень рухнул в тростник и захныкал. Убийца пытался подняться на колени в мелкой воде и ощупью искал револьвер в водяных зарослях.

Гарри медленно подошел к нему и остановился, наблюдая за отчаянными поисками.

— Скажи мне, пять раз я стрелял или шесть? И если пять, есть ли у меня ещё один патрон? Инструкции это запрещают, но ты знаешь, как это бывает. Забавно… Всегда приходиться отвечать на один и тот же вопрос. Ты веришь в свою удачу, мразь?

Человек дернулся назад, с «люгером» в руке, нажимая на курок, как только стал поднимать его из травы.

Бамм!

Пуля "смит — вессона" ударил ему прямо в грудь. «Люгер» продолжал подниматься все выше, выше и выше, целя в небо, пока Скорпион падал на спину в жидкую грязь.

И глазам его уже не видеть звезд, которые спалило солнце.

Гарри сунул револьвер в кобуру и сел в траву, ощутив вдруг дикую усталость. Издалека доносились звуки сирен, приближавшихся по дороге, ведущей в карьер. Он ждал, пока они подъедут поближе.

Будь он умником, он швырнул бы револьвер в воду, и свой значок следом. Прежде, чем тот у него отберут. Он знал это, но будь он действительно умником, никогда не стал бы копом.