Лавка электроники Сида Клейнмана находилась на Гроув Стрит, возле площади Аламо. Сид не занимался обычной розничной торговлей. Этот магазинчик был не того сорта, где вы могли приобрести телевизор, новый кинескоп, лампы или радиоприемник, если ваш был при последнем издыхании. Однако если вы желаете знать, с кем определенный сенатор говорит по своему собственному, частному телефону, Сид Клейнман — именно тот человек, который вам нужен. Ходил слушок, что у него жучок на прямой связи правительства. Конечно, это была чепуха. Но вдруг все же правда?

Гарри и Чико протиснулись в комнату, которая от стены до стены представляла сплошные электронные джунгли. Клейнман, женоподобный человечек в мешковатых серых брюках и замызганных домашних тапочках, оторвался от рабочего стола, который занимал большую часть одной стены. Он развернулся на крутящемся стуле, вытащил из правого глаза ювелирную лупу и протянул Гарри крошечную коробочку.

— Гарантия…100 процентов.

Гарри уронил окурок сигары на пол и похоронил его в пыли.

— Я не покупаю эту проклятую штуку.

Клейнман выглядел шокированным.

— Я разве спрашиваю деньги? Разве Сид Клейнман так поступает со старым другом? Нет? Это твоя вещь. Как только спросишь. Я только хочу, чтобы ты знал, что получаешь лучшее. Самое лучшее. Только принеси это обратно в целости. И Сид Клейнман будет счастливейшим человеком на земле.

— Как это работает?

— Поверь, и ребенок справится. Я прикреплю коробочку на пальто изнутри. Наушник в ухе у твоего друга. Никаких проводов. Нет даже маленькой антенны… ничего. Пластиковый крошечный наушник, вроде наушника для глухого. Ты говоришь — и он слышит на расстоянии трех кварталов. Не кричи, или ты его оглушишь.

— А как в тоннелях? — спросил Гарри.

Сид Клейнман пожал плечиком.

— Для электронных чудес в таких маленьких габаритах есть свои пределы. Держись на открытом пространстве и все будет тип-топ.

— Тип-топ, — кисло повторил Гарри.

— Сид Клейнман гарантирует!

Устройство опробовали на улице. Оно замечательно работало на четыре квартала, если между ними не было больших зданий.

— Начинать надо в шесть, — Гарри открыл перчаточный ящик и положил внутрь миниатюрный передатчик. — Отправляйся домой и поспи немного. Будь в гавани в 9. 00. Пользуйся своим автомобилем. Надень джинсы и свитер. Кроссовки. Будь незаметным. У этого парня особый нюх на полицейских, так что прикинься типом, который вызовет доверие, — просто случайным человеком. Понял?

Чико задумчиво кивнул.

— Могу я взять револьвер?

Гарри раскурил сигару и выпустил дым в небо.

— В департаменте косо смотрят на человека, который во внеслужебное время таскает оружие. Нет, не бери револьвер… Оставь его под сидением.

Две сотни тысяч долларов в десятках и двадцатках выглядели огромной кучей денег. Эти две сотни тысяч в тоненьких зеленых кирпичиках оказалось чертовски трудно запихнуть в чемодан, лежавшим на столе у шефа полиции. Молодой человек из офиса мэра суетился вокруг, словно жена, упаковывающая чемодан супруга и пытающаяся уложить рубашки без единой складочки.

— Ну вот! — торжественно воскликнул молодой человек, уложив последнюю пачку двадцаток.

Шеф взглянул на Гарри.

— Здесь огромная сумма. Не позволяй кому-либо до них дотрагиваться.

— Я буду стараться, — сухо отрезал Гарри.

— Теперь все зависит от тебя. Этот тип выйдет на контакт с тобой. Вероятно, он будет водить тебя по всему городу, чтобы убедиться, что ты один. Следуй, куда он скажет. Делай то, что прикажет. Играй по его правилам, ничего такого, что может вызвать подозрение. Можешь защищать себя, но не проявляй агрессивности. Это понятно?

— Да.

— Доставь деньги и через некоторое время сообщи. Если есть вопросы, сейчас самое время спросить.

— Только один.

— О чем?

— Где ваш скотч?

Шеф выглядел озадаченным.

— Верхний ящик… я полагаю.

Гарри обошел стол, выдвинул ящик и вынул моток липкой ленты. Он задрал свою правую штанину, достал из кармана куртки шестидюймовый черный пружинный нож и крепко прикрутил его к икре.

Лицо шефа искривила гримаса.

— Отвратительно, что офицер полиции в нашем городе знает, как используется такого рода оружие.

Гарри ухмыльнулся.

— Я вырос в суровых кварталах.

Он опустил штанину, потопал ногой, чтобы убедиться, что нож держится прочно, взял чемодан и вышел из офиса. Сейчас он смахивал на коммивояжера по продаже щеток, перетаскивающий товар от двери к двери.

— Его должно здорово беспокоить наличие при нем этих двух сотен тысяч долларов, — заметил кто-то.

— Может быть, — согласился шеф. — Но я бы не хотел быть тем человеком, который осмелится попробовать наложить лапу на чемодан.

Он был совсем один. Жесткий холодный ветер дул с залива и заставлял плясать стоявшие в гавани хрупкие белые лодочки. Они прыгали в разные стороны на своих швартовах, напоминая резиновых уточек в ванне малыша. Гарри поднял воротник пальто и уселся на скамейку, обозревая затон для яхт. Чемодан он положил между ног и иногда на него поглядывал. Пожилой человек и маленький мальчик прошли мимо. Старик держал ребенка за руку. Ребенок выглядел мрачным и враждебным.

— Вон там — кэч, Альберт… видишь… вот тот, белый.

— Они все белые, — буркнул мальчик. — Все лодки — белые.

— Правильно. Альберт. Только у кэча надстройка голубая. — Видишь, который я имею в виду? Я показываю прямо на него.

— Я хочу домой, — захныкал мальчик. — Хочу есть.

Они шли дальше. Старик со вкусом пользовался прекрасными мгновениями, которые предоставляло эта прогулка. Мальчишка тащился за ним. Когда они ушли, длинная набережная с фонарями опустела.

Гарри взглянул на часы. Без десяти девять. Он раскурил сигару, поднял чемодан и потащился в конец причалов. Здесь была телефонная будка: большой пластиковый пузырь, прикрепленный к стальному столбу. Гарри уселся на скамью на расстоянии одного прыжка. Потом полез в куртку и нажал на боковую стенку приколотой там коробочки.

— Я жду, — произнес он. — Надеюсь, черт побери, что ты меня слышишь, Чико. Надеюсь, черт возьми, что ты здесь. Ты не проспишь, Чико. Верно?

В трех кварталах оттуда Чико Гонсалес улыбался, слушая слабо жужжащий голос Гарри. Машину он поставил перед киоском, торгующим жареными цыплятами.

— Больше говорить не могу, Чико. Подходит рыбак. По крайней мере, он выглядит, как рыбак. У него удочки… но что это, черт возьми, доказывает?

— Это верно, Гарри, — сказал сам себе Чико. — Никому не доверяй.

Рыбак действительно оказался рыбаком. Он даже не заметил Гарри, проходя мимо, а затем не обращал на него внимания, занятый торжественным процессом выбора крючков, наживления приманки, установки грузила и подергивания поплавка, перед тем, как забросить снасть в темную воду.

Девять.

Дзинь…Дзинь…

Гарри схватил трубку, прежде чем телефон прозвонил снова.

— Слушаю.

В трубке — тишина, хотя Гарри мог различить тяжелое дыхание. Наконец зазвучал спокойный, дружелюбный голос:

— Чемодан у вас?

— Рядом со мной.

— Как вас зовут, мистер?

— Кэллаген.

— Просто Кэллаген?

— Гарри Фрэнсис.

— Тебе нравиться это имя: Гарри Фрэнсис Кэллаген?

— Я к нему привык.

На миг воцарилась тишина. Затем человек снова заговорил:

— У меня нет имени. Как ты думаешь, это лучше? Ты бы не хотел, чтобы у тебя не было имени?

Гарри начал потеть. Господи, — думал он, — ну давай же приступай к делу.

— Я не знаю, — сказал он твердо. — Я никогда об этом не думал.

— Кто ты? Я имею в виду, чем ты занимаешься.

— Я — полицейский.

Установилась мертвая тишина. Когда человек заговорил снова, голос стал грубым и жестким. Гарри ощутил в нем ненависть. Она была почти осязаема.

— Отлично, коп. Будь внимателен. Я не повторяю дважды. Вот как все будет. Я немного погоняю тебя по городу, чтобы убедиться, что ты один. Позвоню четыре раза. Ты не отвечаешь — я вешаю трубку и конец игре. Значит, так ей на роду написано. Девушка умрет.

— С ней все в порядке?

— Ты тупица. Ты знаешь об этом, коп? Ты тупица, свинячий ублюдок. С ней все в порядке? К какого рода тупости можно отнести этот вопрос?

Гарри отчаянно старался говорить спокойно.

— Мы не платим за трупы.

— Замолчи! Просто заткнись и слушай. Девка дышит. Она будет дышать до трех утра. Заруби это себе на носу, коп. Просто держи это в своих поросячьих мозгах. Ты будешь делать то, что я тебе скажу. Если только я заподозрю, что за тобой тащиться кто-то из твоих поганых дружков — девке конец. Ты поговоришь с кем то — девка умрет. Если ты будешь на столько нахален и наклонишься, чтобы погладить Богом проклятую собаку — девка умрет. Усек?

— Я понял.

— Это хорошо. Это очень хорошо. Теперь слушай меня. Я буду за тобой следить. Не все время, но ты не будешь знать, когда и где. Никаких автомобилей. Пешком. Бегом… ползком, но ты будешь на перекрестке улиц Скотта и Бей стрит через десять минут. Заправочная. Четыре звонка. Или забудь это дело. Понял?

— Да.

— Эй, коп… Я надеюсь, что ты не тупица.

Последовал мягкий щелчок, затем отбой. Гарри швырнул трубку, схватил чемодан и побежал.

— Угол Скотта и Бей стрит, Чико!

Он мог только молиться, чтобы Чико его услышал. Он бежал во всю прыть, вводя в транс гуляющих по бульвару. Гавань осталась позади, теперь Гарри бежал в направлении Скотт стрит. Пересекая Джефферсон стрит, он толкнул прохожего, и тот в ярости проорал, чтобы он смотрел на то, что и как он делает.

До перекрестка Скотта и Бей стрит Гарри добрался ровно за десять минут. Когда он подбегал к яркому круга света у станции техобслуживания, дыхание у него уже срывалось. Телефонная будка была в дальнем конце асфальтовой дорожки и телефон принялся трезвонить, едва Гарри к нему приблизился.

— Кэллаген! — прохрипел Гарри.

— Спортплощадка в Фестоне. В конце лагуны. Пятнадцать минут.

Щелк.

Гарри повернулся и побежал.

— Эй! Что за спешка, парень? — крикнул ему вслед служащий станции.

Гарри его не слышал. Все заглушали удары пульсирующей в висках крови. Чемодан оттягивал руку, словно в нем была тонна булыжников. Двести тысяч долларов. Он бы с радостью зашвырнул их к чертям собачьим за десять центов. Каждый мускул и нерв в правой руке взывал к отдыху. Но отдыха не предвиделось. Пот кипящим потоком сбегал со лба, жег глаза. Когда он добежал до развалившейся, размалеванной непристойностями телефонной будки у спортивной площадки Фестона, тот прозвонил три раза. Гарри схватил трубку до четвертого звонка.

— Кэллаген!

Слова срывались, как сгустки боли.

— Как себя чувствуешь, коп?

— Прекрасно.

— Ты уже при смерти, жирная свинья. А теперь продолжай бежать. Аквапарк. Восточный конец тоннеля Форт Мейсона. Двадцать минут.

Щелк.

Гарри перебросил чемодан в левую руку и побежал по Бей стрит к мрачному Форт Мейсону.

— Чико, — кричал он на бегу. — Ты… не сможешь… меня услышать… в тоннеле. Выбирайся на набережную… на Ларкин стрит.

Гарри проклинал Сида Клейнмана за то, что тот не смог дать ему аппарат двухсторонней связи. Он бежал в темноте, разговаривая с ветром. Женщина, торопившаяся миновать мрачные пустыри на Бей стрит, в ужасе шарахнулась, увидев бежавшего прямо на неё Гарри, с искаженным от боли лицом, разговаривающего сам с собой. Он перебросил чемодан обратно в правую руку. Мускулы запротестовали, и он чуть его не выронил. Гарри до боли стиснул пальцы и удержал ручку, продолжая бежать. Теперь дала о себе знать левая нога: стала открываться едва затянувшаяся рана. Он пытался облегчить нагрузку на ногу и теперь ковылял, словно инвалид. Его легкие разрывались. Убийца был прав: он себя чувствовал при смерти.

Вход в тоннель Форт Мейсона зиял перед ним. Длинный, темный, заброшенный тоннель. Пробегая под фонарем, Гарри быстро взглянул на часы. У него в запасе было десять минут.

— О, Боже!

Тело больше не могло выносить этой гонки. Перед входом в тоннель он перешел на шаг, наслаждаясь холодным ветром из Аквапарка в дальнем конце тоннеля. Ветер высушил пот на лице, но зато превратил мокрую рубашку в ледяной панцирь. Холод пробрал его до костей и Гарри застучал зубами.

— Беги, беги, подонок…беги.

Он снова стиснул пальцы на кожаной ручке и пустился трусцой. Чемодан бил при каждом шаге бил по ноге. Он больше не нес его, а волок, словно тяжеленное ядро на цепи. На стенах туннеля были установлены слабые лампы, тусклый свет высвечивал желтые квадраты на бетонном полу. Между этими квадратами не было ничего, кроме плотной тени. Тоннель плавно менял направление, и когда Гарри преодолевал дугу поворота, он заметил движение в одной из черных дыр. Фигуры шевелились на краю светового барьера, расходились веером, перегораживая дорогу. Четверо крупных неуклюжих юнцов слегка раскачивались, поджидая его…

— Что за сундук, папаша? — один из них выступил из тени. Он был в облегающих джинсах, грязной тенниске и сапогах выше колен. На юном тупом лице пробивалась бородка.

— Я спросил, что в сундуке!

— Открой сундук, — встрял второй, медленно обходя Гарри с правой стороны. — Открой этот хренов сундук. И гони бумажник, папаша.

Гарри позволил чемодану упасть под ноги.

— Не трогайте меня, — захныкал он, расстегивая куртку и просовывая руку внутрь.

Юнцы засмеялись ломающимся баском, без всякого сострадания, и низкий булькающий смех эхом раскатился в тоннеле.

— Бумажник, папаша… гони бумажник.

— Все что скажете, сынки!

Огромный револьвер прыгнул из кобуры в руку быстрее, чем мог уследить глаз. Гарри плотно прижал дуло к виску юнца.

— Проваливай, — прорычал он.

Сотоварищи того попятились, но револьвер в руке Гарри даже не шелохнулся.

— Смываемся, — выпалил один из них и побежал. Другие последовали за ним по тоннелю в направлении Форт Мейсона. Бутсы гремели по бетону

Гарри выругался про себя, засовывая револьвер в кобуру. Он потерял несколько драгоценных минут. Время утекало. Он схватил чемодан и понесся как ненормальный к квадрату света, где начинался Аквапарк.

Дзинь — дзинь…

Он услышал звонок телефона, выскакивая из тоннеля. Телефон висел на боковой стене киоска на волнорезе, где продавали гамбургеры. Старик стоял у киоска, опуская железные ставни. Он шагнул к телефону, когда прозвенел четвертый звонок.

— Нет! — заорал Гарри, — Не отвечай!

Человек игнорировал его крик.

— Вас слушают. Что вам угодно?

Гарри вырвал трубку из рук старика.

— Кэллаген!

Ответом была только тишина, если не считать свирепого бормотания старика.

— Я сказал — Кэллаген!

— Я тебя слышу, — со спокойной угрозой ответил голос. Кто взял трубку?

— Старик. Я его прежде никогда не видел.

— Врешь.

Щелк.

Гарри в отчаянии прислонился к стене киоска.

— Боже, Чико. Он повесил трубку. Он положил трубку, повторял он, переводя дух.

Старик все ещё изрыгал проклятия, Казалось, слова вырывались через прорехи в зубах. Он был рассержен и трепыхался, как мокрая сова.

— Не принимай так близко к сердцу, — все ещё задыхаясь, выдавил Гарри. — Дольше протянешь.

Дзинь…

— Кэллаген!

— Не ори, — ответил голос.

— Сожалею, — он умолял, и это было очевидно.

— Хорошо, я тебе верю. Киоск закрывается, верно?

Старик терся рядом.

— Не оглядывайся, не затрудняй себя. Я сейчас за тобой не слежу. У старика свои привычки. Мое хобби изучать привычки. Ты — коп, ты бывал здесь раньше и видел этот киоск. Так что ты соврал насчет старика. Ты видел его сотню раз. Просто не удосужился заметить.

— Ты прав. Я его видел.

— Уже лучше. Нужно быть честным. Я Скорпион…Ты знаешь. Я доверяю людям и жду, что они будут честны со мной.

— Я с тобой честен…Поверь…

— Верю. Знаешь Монт Дэвидсон Парк?

— Конечно.

— Иди туда, подойди к кресту.

— Это чертовски далеко пешком.

— Сядь в маршрутный автобус, сойди на станции Форест Хилл. Оттуда дойдешь. Это тебя не убьет.

Он аккуратно положил трубку.

Итак, мы приближаемся к финалу, — подумал Гарри. Монт Дэвидсон Парк. Он не знал, что с ним случится под гигантским крестом на холме, но привычное присутствие револьвера под мышкой успокаивало.

Маршрут был длинный, и Гарри благодарил судьбу за возможность посидеть. Он глядел в окно, наблюдая, как автобус несется через город, вылетает на сабвей над Твин Пикс. В пыльном окне он видел отражение своего лица, непроницаемо жесткого, усталого и изможденного.

Он думал:

"— Боже, кто же этот парень? Кому я противостою? Этот мягкий, ханжеский, тихий голос…И вся эта манера…Эта холодная ненависть… Что же это за тип? Без имени. Скорпион. Господи Иисусе…"

Потом его охватило беспокойство.

"— Что, если Чико нет поблизости? Парень — стрелок. Он может… Он может просто прихлопнуть меня, едва я подойду к кресту. У него на ружье глушитель. Чико может даже с двадцати ярдов ничего не услышать. Совершенно ничего."

Пьяный матрос плюхнулся на скамейку рядом. Его глаза остекленели.

— Я должен быть у мыса Хантер через полчаса. Ладно, приятель? Просто окажи мне небольшую услугу. Нажми на кнопку.

— Ты едешь в противоположную сторону, — ответил Гарри.

— Это точно…

Матрос закрыл глаза и мгновенно заснул, став похожим на брошенную в угол набитую соломой куклу.

— Станция Форест Хилл, — прокричал кондуктор. — Форест Хилл!

В 11. 05 Гарри добрался до края парка. Он взглянул на черный холм горы Дэвидсона и на вздымающийся в темное небо подсвеченный прожектором крест.

— Чико, я сейчас на Хуанито, между Рекс и Дель Соль. Я вхожу в парк… поднимаюсь к кресту по кратчайшему маршруту. Не буду выходить на связь, пока не увижу что-то определенное. Не приближайся слишком близко. Поднимайся с противоположной стороны… через Молито или Ковентри Лейн. Будь начеку, любитель сьесты.

Он двинулся поперек дороги, затем среди деревьев, направляясь к возвышенности; разносчик чемоданов, коп — смертник.

Тропинки напоминали паутину и при свете звезд казались серыми. Каждый куст казался убийцей. Каждый сук дерева мерещился стволом ружья. Сзади послышался шум торопливых шагов. Гарри обернулся и увидел длинный силуэт человека, подсвеченный огнями города. Человек на секунду замешкался, затем медленно и неуверенно двинулся к Гарри.

Гарри держал чемодан в левой руке, правая напряглась, готовая нырнуть за револьвером.

— Я Кэллаген, — четко выговорил он.

Человек после паузы захихикал.

— Дорогой, зови меня Алисой. Тогда я стану смелее.

Гарри усмехнулся и расслабился.

— Где тебя трахали в последний раз, Элис?

Человек поежился и замахал тоненькими бледными ручками.

— О, Господи, зачем так грубо, я этого не вынесу, наложу на себя руки…

— Давай, педрила!

Фигура растворилась в тумане, и Гарри выжидал до тех пор, пока звуки шагов не затихли где-то вдали. Место встреч любовников, здесь над городом, на вершине мира. Уединенное место, но удивительно неподходящее, словно святотатство на задворках церкви.

Он продолжал подъем по крутой тропинке, теперь почти бегом, торопясь добраться до креста на встречу Бог весть с чем.

У креста тоже было тихо. В летние ночи здесь шепотом клялись в любви и дарили кольца. Сейчас здесь никого не было, кроме задыхающегося Кэллагена, облокотившегося на бетонный постамент креста. Только Гарри Кэллаген… и ещё один человек

— Замри!

Голос шел из зарослей. Он пришел как холодный ветер.

— Замри, сукин сын! И стой, как статуя. Хоть бровью шевельни, и тебе конец.

Человек без имени появился из кустов, словно кот, поймавший птичку. Он был в бежевых чесучевых брюках, коричневой ветровке и в белых хлопчатобумажных перчатках на руках. Нейлоновый чулок напялен на голову, крученая сетка скрадывала черты, превращая их в непристойные пятна. Он держал пистолет-пулемет «шмайсер», наведя короткий ствол в пах Гарри.

— Гарри Фрэнсис Кэллаген?

Гарри не отвечал, автомат задвигался, описывая дугу.

— Отвечай, свинья!

— Гарри Фрэнсис Кэллаген. — Его голос звучал враждебно.

— Это больше похоже на дело. Я говорю — ты делаешь. Понятно?

— Да.

— Поставь чемодан… Медленно. Левой рукой. Аккуратно и тихо. Покажи мне свой револьвер… И не говори мне, что у тебя его нет.

Гарри левой рукой расстегнул и раскрыл полу куртки, чтобы была видна плечевая кобура и большая черная рукоятка "смит-вессона".

— Вот это да! Огромная пушка. Вытащи его своим розовым мизинчиком и зашвырни подальше.

Гарри вытащил револьвер пальцем и неуклюже отшвырнул. Револьвер ударился о траву в шести футах, и Гарри отметил место в памяти.

— Теперь подними руки… Выше, ещё выше.

Гарри высоко поднял руки. Он действовал точно по инструкции.

— Повернись лицом к стене, руки в стороны. Ты знаешь как это делается.

Гарри дела все, что ему говорили. Лицо к бетонному основанию, лбом он уперся в стену. Руки его опирались на гладко отполированную поверхность, ноги расставлены в стороны в аккуратно подстриженной траве. Он был идеальной моделью сотрудничества. Ни тени беспокойства. Не было никакой причины подходить сзади, поднимать оружие и как молотом бить сзади по шее. Абсолютно никакой причины…но тем не менее, это было сделано. Гарри рухнул в траву, как мешок с песком, перевалился на спину и лежал лицом к небу, к звездам, которых не видел.

Чико проклинал пластиковый наушник с того момента, когда только сунул его в ухо. Тот жужжал, как разозленная пчела. Это раздражало до чертиков, но он не осмеливался вынуть его ни на секунду. Он неплохо различал звуки, но они были слабы и искажены. Скотт и Бей звучали для Чико, как Дон и Бик. Но он разбирался. Он сохранял дистанцию в четыре квартала на всей дистанции марафона Гарри до Монт Парка и был на Партола Драйв в тот момент, когда Гарри сообщил, что направляется к кресту. Часть резины на задних колесах он сжег, заложив предельный вираж, сворачивая с широкой Авеню, и помчался по Марни к Дейл Вей. Он влетел по немощенной дорожке в глубину парка, подкатил под сень эвкалиптов, вытащил револьвер из ящика для перчаток и помчался по узкой дорожке, но уже пешком.

Теперь он прокладывал путь, взбираясь по обратному склону крутого холма и стараясь ступать тише. Кусты рвали одежду, толстые ветви деревьев били его в чернильной темноте. Освещенный крест был путеводной звездой, но казалось, что до него никогда не добраться.

Внезапная в ухе затрещала череда неразборчивых слов. Он ничего не мог понять, но звуки придали ему сил. Гарри был близко, в каких-то пятистах ярдах вверх по склону. Сразу заныли ноги. Пять сотен ярдов! Пять сотен миль через эти кусты…

Он присел на корточки, держа пистолет-пулемет на коленях, и внимательно рассматривал лицо Гарри Фрэнсиса Кэллагена.

— Поднимайся, ты, сукин сын.

Его голос был мягким, до странности нежным. Он поднял правую руку и лениво ударил Гарри по губам тыльной стороной ладони. Голова Гарри резко дернулась в сторону, он открыл глаза, постанывая от боли.

Человек медленно поднялся на ноги и критически смотрел на Гарри несколько секунд, а затем размахнулся и пнул его ногой прямо в пах. Гарри скорчился от боли. Из горла вырвался вопль. Нижнюю часть тела резало, словно осколками стекла. Он прикрыл руками плоть, и человек пнул его по рукам.

— Еще раз завизжишь, я разнесу твою рожу! Держи свой поганый рот на замке и слушай меня. Я кое-что хочу тебе сказать, коп, а ты не выказываешь должного внимания. Так? Проклятье, отвечай!

Гарри не отрывал от человека взгляда, глаза его застыли, словно два мраморных шара. Человек наклонился и сильно надавил рукояткой автомата на горло, как раз под адамовым яблоком. Гарри вырвало, и он отвернул голову в сторону, чтобы не захлебнуться блевотиной.

На лице убийцы появилась гримаса отвращения, он схватил Гарри за волосы и стал трясти голову, как собака трясет крысу.

— Свинья! Грязный ублюдок! Слушай меня. Я с тобой ещё не закончил. Я ещё должен тебе кое что сказать. Ты меня слышишь?

Гарри только хрипел. Человек отпустил волосы и ударил кулаком в висок.

— Я повторяю. Ты меня слышишь?

— Да, — едва слышные слова прорвались через желтую пену.

— Это уже лучше, потому что я хочу, чтобы ты кое-что узнал, прежде чем я превращу твои детородные органы в фарш. Небольшие изменения в планах. Девка умирает.

В каждом человеке, где-то в потаенной глубине, существует обнаженный нерв, к которому лучше не прикасаться. Сделать это — значит высвободить темные силы первобытной ярости и свирепости. Страшный нечленораздельный звук вырвался из горла Гарри Кэллагена. Пронзительный вой обезумевшего животного, загнанного в угол. Готового погибнуть, но не смиренно, а в жестоком смертельном бою. Гарри метнулся вверх, рука его впилась в горло убийцы, ногтями раздирая кожу в страстном желании крови. Красный туман застил сознание, стирая все табу цивилизации. Он жаждал погрузить пальцы в плоть, добраться до сонной артерии и вырвать её. Он жаждал рвать мясо. Его стремление к разрушению и уничтожению не знало границ, но силы были на исходе. Его бешеный захват был не страшнее ласкового поглаживания.

— Ты жалок, — проскрежетал человек, отбросил руку Гарри, встал, взвел затвор, досылая патрон. Потом медленно отступил, поднимая «шмайсер» и тщательно целясь в грудь Гарри.

— Ты изойдешь кровью, коп. Кровь будет бить фонтаном из тебя, как из грязной свиньи.

Бамм…Бамм…

Выстрелы последовали один за другим с той скоростью, с которой палец мог нажимать на курок. Пули просвистели, уходя в небо, стрелок не рассчитывал поразить цель. Но они заставили убийцу крутнуться в сторону и броситься в высокий папоротник, окаймлявший постамент креста. Он хлопнулся на землю, удерживая автомат в полной готовности. Щелкнул рычаг перевода на одиночную стрельбу. Он лежал, распростершись в траве, проклиная прожекторную подсветку креста, которая освещала его позицию, словно юпитер — сцену. Потом медленно навел мушку на тень кустов, на уровне травы, откуда прогремели выстрелы. Теперь он утратил всякий интерес к Гарри Фрэнсису Кэллагену. Человек прицелился по корням кустов и аккуратно выпустил один за другим четыре патрона. Автомат запрыгал в его руках, пули срезали ветки.

Выстрелы заставили Чико броситься в сторону. Он покинул укрытие и побежал по краю газона к башенке питьевого фонтанчика, паля из револьвера с бедра. Пули шлепнулись в бетонный постамент и взвыли, рикошетируя от него. Убийца перевел рычаг режима огня на автомат и выпустил все патроны, остававшиеся в рожке, в мчащуюся фигуру. Поток пуль срезал дерн, полетели осколки бетона и щебня от башенки, но Чико не пострадал.

— Ублюдок, — завизжал убийца. У него был запасной магазин, прикрепленный к подкладке ветровки, но сменить его лежа оказалось очень неудобно. Он пополз как краб, стараясь двигаться к дальней стороне постамента. Пуля из револьвера Чико прожужжала в нескольких дюймах над головой.

— Чико! Нет! Не убивай его!

Гарри мобилизовал остатки сил, чтобы кричать громко. Он чуть не задохнулся от напряжения и разразился глубоким, рвущим легкие кашлем.

— Ладно, шеф! — прокричал Чико в ответ. Он лежал пластом за удобным щитом питьевой башенки и видел убийцу, пробирающегося к краю постамента. Через несколько мгновений тот исчезнет из поля зрения. У него было время для ещё одного выстрела, но дистанция слишком велика. Не было гарантии, что он лишь ранит, а не убьет. Ругаясь про себя, Чико опустил револьвер. Надо пробраться вокруг постамента с северной стороны, — подумал он. — И оттуда попытаться достать убийцу. Это было дьявольски опасно, но оставался единственный выход.

Преодолевая боль, Гарри пополз по траве, шаря вытянутыми руками, как это делают слепые. Он нащупал мокрый папоротник, веточки, камешки, только не металл револьвера. Тот где-то здесь, но где? Гарри был абсолютно дезориентирован. Он энергично тряхнул головой, чуть отдохнул, сделал несколько глубоких вдохов и почувствовал себя лучше.

— Черт с ним, — хрипло выдохнул Гарри, потянулся к ноге и вытащил нож. Нажав кнопку, он довольно буркнул при виде слабо сверкнувшего семидюймового лезвия.

Убийца забросил пустой магазин в папоротник и присоединил запасной. Положив автомат на сгибы рук, он быстро пополз вдоль постамента креста к Кэллагену и чемодану. Деньги были важнее всего. Кэллагена он прикончит одним выстрелом в голову. Схватит чемодан и укроется в высоких кустах. Если другой коп настолько туп, чтобы его преследовать… ну что же, у него есть право умереть.

Бамм…Бамм…Бамм…

Чико выскочил с обратной стороны, на бегу стреляя выше головы. Потом остановился на полпути и, держа револьвер обеими руками, прицелился поточнее.

— Бросай автомат! Быстро! Ты окружен, так что не дергайся!

Убийца перекатился на бок, вскинул автомат и сделал лишь один выстрел. Пуля попала Чико в правое плечо и расколола ключицу, как сухую ветку. Удар швырнул Чико на траву, револьвер во время падения выстрелил и пуля пропахала глубокую борозду в земле.

— Прощай, коп! — ликуя, прокричал убийца. Быстро поднявшись, он упер автомат в плечо и стал целиться в Чико, который пытался отползти под прикрытие куста. Убийце понадобилось время, чтобы прицелиться в место как раз впереди Чико. Он наслаждался в ожидании момента, когда тот сам приползет на линию прицела.

Гарри Кэллаген, превозмогая боль, незаметно, ползком подкрался к нему, стремительно взмахнул ножом и погрузил его по рукоятку в левую ногу человека, на пять дюймов ниже бедренного сустава.

— Матерь Божья!

Гарри схватился за ручку и пытался вырвать нож для второго удара, но рука его соскользнула и он только успел повернуть нож в ране.

— Помогите!

Ничего не осталось, кроме дикой боли, Человек схватился за нож, выпустив автомат, и тот свалился ему под ноги. Он бежал к мрачной чаще деревьев, волоча раненую ногу. Мимо чемодана проскочил, даже не взглянув, и бежал не останавливаясь, пока не оказался в диких дебрях на дне оврага. Там, опершись на круто падающую скалу, он взялся за нож дрожащими руками. Клинок вышел легко, и он ощутил поток горячей, липкой крови, текущей по пальцам.

— Ты, ублюдок, — произнес он с ненавистью. — Ты грязный, протухший ублюдок.

Убийца взглянул на крест, возвышавшийся на холме. Он видел только верхнюю его часть и белое зарево прожектора. Прокляв все, и крест тоже, он стал продираться сквозь густые заросли к огням города далеко внизу.