Утром следующего дня в приемную одной районной больницы зачастили посетители. Причем, все они пришли только к одному больному — Андрею Левушкину. Ни свет ни заря появилась молодая красивая девушка, вся в слезах, затем приехали родители Левушкина, вскоре после них приехал следователь из Управления Внутренних дел, и, наконец, к больнице подкатил на джипе и Костя Савельев.
Но, к больному никого не пускали. После операции он находился в бессознательном состоянии. Операция была достаточно сложная, у больного оказалась повреждена печень, он потерял много крови. Но опытный врач провел эту операцию блестяще. К посетителям он вышел бледный, но улыбающийся.
— Ну что? — бросилась к нему Зоя.
— Будет жить ваш Левушкин, — слегка дотронулся он до её плеча.
— Спасибо вам, спасибо…, - рыдала она.
— Спасибо не мне, спасибо тому человеку, который подобрал его на дороге, — отвечал врач. — Еще бы полчасика, и я был бы бессилен.
— А кто это был? — спросила мать. — Вы? — обернулась она на стоящего в стороне Костю. — Ведь это вы позвонили нам…
Костя неопределенно пожал плечами, мол, может быть, я, а, может быть, и не я…
Бледный отец подошел к Косте и крепко пожал ему руку. Мать заплакала, Зоя подбежала к Косте и поцеловала его в небритую щеку.
— Да ну, что вы, в самом деле? — смутился Костя.
— Когда я смогу поговорить с больным? — спросил врача следователь, крепкий мужчина лет сорока.
— Полагаю, не раньше завтрашнего дня, сегодня он будет целый день приходить в себя.
— Я никуда не уйду! — запальчиво провозгласила Зоя. — Я буду сидеть здесь и ждать, пока Андрюша придет в себя…
— А я вас никуда и не гоню, — пожал плечами врач. — Надевайте халат, идите к нему и сидите там, пока он не очнется…
— Спасибо! — крикнула Зоя и пошла в приемный покой.
— Вы, значит, Савельев? — спросил Костю следователь.
— Он самый…
— Моя фамилия Кириенко, я буду вести дело Григорянца…
— Ну? Не нашли его?
— Почему это не нашли? — как-то обиженно переспросил Кириенко. — Еще как нашли, — вдруг загадочно улыбнулся он.
— Ну? — напрягся Костя. — Где? Я ведь ездил караулить его около его дачи, а потом сдался на милость сну и поехал домой… Устал, как собака, словно оправдывался он. — Полтинник мне скоро…
— И правильно сделали, что поехали спать. Григорянца сдал его собственный папаша. Так что взяли его на Тверской без шума и сопротивления.
— ???!!!
— Да, вот так, — радовался Кириенко тому, что поверг опытного Савельева в шоковое состояние.
— Вот это да… Такого от адвоката Григорянца я не ожидал… Был бы он молод, я сказал бы, что он далеко пойдет…
— Да он и в своем возрасте пойдет, если вовремя не остановят, усмехнулся Кириенко.
Они вышли из здания больницы. Стояло довольно теплое февральское утро. Было пасмурно, сыро, падал небольшой мокрый снег.
— Вас подвезти? — спросил Костя родителей Андрея, скромно шедших позади.
— Да мы и не знаем, что делать. То ли домой ехать, то ли тут оставаться… Там ведь внучок у нас, Андрюшкин племянничек, Сашка. А снохе к двум на дежурство… Обещали приехать. Вот и не знаем, как быть…
— Езжайте домой, — посоветовал Костя. — А Зоя вам будет звонить… Давайте, я вас подвезу… Вам ведь в район Марьиной рощи?
— Да…
— Садитесь.
Следователь Кириенко сел в служебную черную «Волгу», а Костя усадил родителей Геннадия в свой «Гранд-Чероки».
— Много слышал о вас и от Павла Николаевича Николаева и от Геннадия Молодцова, — сказал на прощание Косте Кириенко. — О вас все говорят одно мало того, что профессионал, так ещё и везунчик страшный… Если за что возьмется, обязательно до конца доведет…
— Да ну, сглазите еще, — проворчал Костя. — Но на сей раз и впрямь повезло. Левушкину повезло…
Он отвез родителей Левушкина, а сам поехал домой отсыпаться.
Около своего дома он купил газету «Московский комсомолец». Ему сразу бросилась в глаза заметка в нижней части первой страницы, написанная мелким шрифтом.
«Павлик Морозов наоборот». Так была озаглавлена эта заметка. «Известный адвокат Григорянц сегодня ночью сдал правоохранительным органам своего сына предпринимателя Эдуарда Григорянца. Тот подозревается в покушении на убийство. В настоящее время подозреваемый находится во временном изоляторе на Петровке. Человек, на которого покушался подозреваемый, выжил и находится в районной больнице, ему была сделана операция. Адвокат Григорянц, прославившийся недавним процессом по делу авторитета Тимошкина по кличке Сныть, закончившегося оправдательным приговором и освобождением Тимошкина в зале суда, заявил оперативникам, явившихся по его же вызову задерживать Эдуарда Григорянца, что для него закон выше родственных связей.»
— Вот тебе и Рубен Михайлович, — прошептал Костя, прислонившись к газетному киоску.
Он вошел в свою квартиру, быстро разделся и нырнул в постель, где тут же провалился в тяжелый крепчайший сон… Сколько он так проспал, он и сам понятия не имел.
— Пап! — услышал он над ухом голос сына Илюхи.
— А? Что? — встрепенулся Костя.
— Тут тебе звонят. Срочно, говорят… Вчера весь вечер звонили, но тебя не стали беспокоить… А сейчас уже без пяти восемь утра…
— Правда? Вот это я разоспался, — подивился самому себе Костя и бросился к телефону.
Звонила Зоя, она сообщила, что Андрей Левушкин пришел в сознание и горит желанием давать показания против Григорянца. Прежде, чем звонить в Управление, она решила позвонить ему.
— Приедете? — спросила она.
— Обязательно, — сказал Костя. — Люблю узнавать все первым. Спасибо, что позвонили.
Он чувствовал себя совершенно выспавшимся и бодрым, быстро собрался, позавтракал и поехал в районную больницу. Было ещё почти совсем темно, погода вконец испортилась, валил мокрый снег…
… - Проходите, раз приехали, — недовольным голосом произнес дежурный врач. — Рановато ему с серьезными людьми беседовать, по совести говоря… Но раз уж приехали в такую погоду из Москвы…
— А я вовсе и не серьезный, — возразил Костя. — Я ужасно веселый, и имею способность повышать людям настроение, в том числе и больным людям, и раненым тоже…
— Тогда ладно, — улыбнулся врач. — Наденьте только халат…
Андрей Левушкин был ещё очень бледен, но пытался улыбаться. Рядом с ним сидела Зоя с красными от бессонной ночи глазами.
— Это вы меня спасли, — прошептал он. — Спасибо вам. Я почему-то очень хочу жить… Хотя только позавчера собирался повеситься на шарфе на месте нашего преступления.
— Расскажите все по порядку, — попросил Костя. — Если вам не трудно…
Андрей рассказывал обо всем, происшедшем с ними тем августовским вечером. Зоя слушала, открыв от изумления рот, порой бледнела, порой краснела, охала от ужаса… Дойдя до настоящего времени, Андрей попросил Зою выйти. Та вышла молча, без возражений…
И только наедине Андрей рассказал Косте о последних днях своей жизни.
— Вот оно как…, - покачал головой Константин. — А её вы попросили выйти, чтобы никто не слышал о Малиновской и её друге?
— Да, — подтвердил Левушкин. — Я не хочу, чтобы их тревожили. По крайней мере, не приложу к этому своей руки. Они имели право на месть… И не их вина, что Евгений не выдержал угрызений совести. Я тоже был на пути к этому… Возможно, я бы этого не сделал, тут трудно сказать однозначно. Но, судьба есть судьба… Кому суждено быть зарезанным бывшим другом, не суждено повеситься, — перефразировал он слова известной пословицы.
— Да ладно вам, — усмехнулся Костя. — Вам не было суждено быть зарезанным, как вы сами изволите наблюдать…
— Благодаря вам, благодаря умелым рукам хирурга… А вообще-то, я, наверное, был достоин такой позорной смерти… На моей совести жизнь Алексея Малиновского, на моей совести судьбы Шилкина и Чугаева…
— Да почему вы так верите Григорянцу, что именно вы убили Малиновского? — недоумевал Костя. — Неужели вы не успели убедиться в том, что это подлец и мерзавец, ради своей выгоды способный на все. Кстати, могу вам сообщить, что он в настоящее время находится на Петровке…
— Поймали? — обрадованно спросил Левушкин.
— Поймали… Папаша его сдал…
— Рубен Михайлович?!!!
— Он самый…
— Этот зря не сделает ни шагу, — изумленно покачал головой Левушкин. — Значит, так было надо…
— Да? — вдруг пораженный какой-то мыслью, Константин побледнел. Надо, говорите? Извините меня, я сейчас…
Он выскочил из палаты, скинул с себя халат и побежал в машину позвонить по телефону так, чтобы его никто не слышал.
— Алло! Уголовный розыск? Майор Молодцов? Костя беспокоит. Я опять к тебе с просьбой, вернее… Короче, одна идея… Надо срочно обезопасить бывшего следователя областной прокуратуры Курбыко. Пусть Кириенко вызовет его на допрос, что ли? Короче, надо что-то делать, его жизнь подвергается опасности. А его показания могут нам очень пригодиться…
— Поздно, — тихо ответил Молодцов. — Мне звонили около получаса назад. А я не могу дозвониться тебе.
— Да, я оставил телефон в машине. А что такое?
— Дело в том, что вчера вечером бывший следователь областной прокуратуры Курбыко был застрелен около собственного дома…
— Эх, Рубен Михайлович, Рубен Михайлович, — повторял Костя. — И я-то хорош, такая простая мысль мне не пришла в голову… Хотя, наверное, было уже поздно. Он действует оперативно, несмотря на солидный возраст… На ходу подметки рвет.
— Думаешь, его рук дело?
— Да без сомнений. Теперь все, никаких свидетелей. Курбыко мертв, Малиновский мертв, свидетельница мертва, слова сына в расчет никто принимать не будет. Он теперь чист, как слеза ребенка, наш принципиальнейший адвокат. И подступиться к нему практически невозможно… Кстати, о Чугаеве ничего не известно?
— Чугаев вчера во второй половине дня задержан в Москве. По фотографии задержали, молодцы ребята…
— Ну и как он? Показания дает?
— Пока нет, но расколется, куда денется? Сделаем ему очную ставку с Эдуардом Григорянцем, расколется…
— А Григорянц что?
— Повторяет свое… А то, что Левушкин выжил, он ещё не знает… Богатый сюрприз его ожидает, думаю, он его не выдержит, выложит все… Кстати, за то преступление срок давности ещё не истек — даже десяти лет не прошло. Так что дела его весьма печальны.
— Ну, насчет того преступления ты не скажи… Свидетель-то один Левушкин. Эх, жалко Прокофьев оказался таким слабым…
— Сам признается, я в этом не сомневаюсь…
— Ладно, посмотрим…
Костя снова поднялся к Андрею Левушкину, пожелал ему скорейшего выздоровления и попрощался.
— Не бросайте его, Зоя, — шепнул он напоследок девушке. — Вы теперь у него одна надежда…
— Я и не собираюсь. Он хотел устроить мне красивую жизнь. А теперь я ему куда нужнее, чем он мне. И я очень рада этому обстоятельству…
— Слава Богу, Зоя, что на свете ещё остались такие люди, как вы, которые меряют человеческие отношения не через призму материальных ценностей… Счастья вам…
— Спасибо. Вам того же…