Формально до пятого числа никакие официальные учреждения не работали – рождественские каникулы.

Но, разумеется, правило не касалось ни полиции, ни пожарной службы, ни госпиталя.

Как в этот список затесалась ещё и мэрия, история умалчивала. Но сейчас Морган не возражал. Завтракать дома он не стал, чтобы избежать ненужных вопросов, а испугать кого-то мертвенной бледностью на работе было куда сложнее,

тем более что после выходных многие напоминали ожившие трупы – до третьей чашки кофе. Кэндл и вовсе взяла два выходных за свой счёт, и никого такой оборот событий не удивил.

Настоящие проблемы начались около четырёх пополудни.

Оакленд сунулся в комнату для отдыха красный, как ошпаренный:

– Слушай, тут звонок из офиса твоего отца. Требуют тебя, срочно.

– То есть я должен трубку взять?

– Ну да.

Спускаясь вниз, он готов был услышать на том конце провода голос Годфри, но говорил кто-то другой – вроде бы робко, запинаясь и путаясь, но фактически за показной неловкостью пряталась неумолимая жёсткость. Некогда было даже вставить слово, чтобы возразить.

Но Морган сумел – как только понял, кто звонит.

– Послушайте… Дрейк, кажется? Вы ведь секретарь моего отца, верно?

– Личный помощник, – сухо поправила трубка.

– Прекрасно. Во-первых, я не понимаю, зачем мне ехать в офис мэра, – немного слукавил он. – Во-вторых, когда папа хочет пообщаться, он звонит лично.

На том конце выразительно помолчали.

– У мистера Майера сейчас важная встреча.

– Да? С кем же?

– Это конфиденциальная информация, мистер Майер-младший.

Стало смешно.

Выводы напрашивались простые: кто-то – или Гвен, или Саманта – успел провернуть дело. И результат не понравился «Новому миру», а всемогущего господина мэра вызвали на ковёр.

«Хорошо бы не к Кристин».

От этой мысли делалось жутковато.

– Вы должны немедленно явиться в наш офис, – снова завёл шарманку секретарь. – Мистер Майер поговорит с вами, как только освободится.

– Я никуда не пойду один, – ответил Морган. Если та сторона принялась играть жёстко – значит, и он мог слегка приоткрыть карты. – Сомневаюсь, что распоряжение отдал господин мэр лично, а подчиняться кому-то из «Нового мира» я не собираюсь. – Трубка закашлялась. Похоже, выстрел угодил в яблочко. – С отцом мы поговорим вечером, дома. Всего доброго, мистер Дрейк, и не беспокойте меня больше по личным вопросам в рабочее время.

Он нажал на отбой и обернулся к Окленду, методично протирающему очки.

– Семейные проблемы, экхм? – поинтересовался тот, прокашлявшись.

– Что-то вроде. Точнее сказать, в мои семейные проблемы лезет кое-кто посторонний.

– Не завидую я этому постороннему, – фыркнул он.

Причина, по которой «Новый мир» зашевелился, обнаружилась на шести десятках новостных сайтов и в пяти крупных газетах, включая «Дейли Миррор». Известие о попытке снести старинную башню действительно попало в точку читательского интереса. Ссылку на публикацию в «Форест Сан» кинули в комментарии к блогу

ведущего «Вечере Керроу и Питом». Судя по завязавшейся полемике, у горячей новости были все шансы засветиться в пятничном шоу.

Скверная часть заключалась в том, что фонд отреагировал слишком быстро. Короткий звонок Саманте внёс немного ясности. Её для показательных бесед не вызывали. Морган поблагодарил сестру и отключился.

Что-то не сходилось. Первым напрашивался вариант, что люди из фонда успели размотать клубок до конца и выйти на «заказчика», но для этого прошло недостаточно времени. Другая версия, более правдоподобная, звучала ещё менее приятно: за ними следили, причём за всеми, и обычные «исполнители» ту

сторону интересовали мало. Уилки говорил, что бить нужно в голову гидры, и не распылял усилия на пешки вроде Уэста или Гриффита. Не исключено, что тени придерживались той же тактики.

Ощущать себя головой было приятно, однако немного нервно.

Перед тем, как вернуться домой, Морган заехал в «Томато» и взял в машину здоровый кусок пиццы с пепперони и белый кофе по-венски. Чутьё подсказывало, что поужинать нормально не получится.

Так и вышло.

Отец встретил его в холле, распухший от ярости, с пачкой бумаги в руке.

– Это что такое?! Какого чёрта это вообще появилось? Ты рехнулся?!

Он замахнулся и отвесил тяжёлую оплеуху. Морган не стал уворачиваться; в голове зазвенело. Мать стояла на верхней ступени лестницы, сжимая поручень до белых костяшек, и перепуганная заплаканная Донна цеплялась за её плечи – пухлая, растрёпанная, начисто растерявшая уютно-домовитую ауру.

– Может, сперва дашь мне взглянуть, папа?

Спокойный голос и непротивление подействовали на Годфри отрезвляюще. Он отдал изрядно помятые бумаги и отступил, скрещивая руки на груди. На белой рубашке под распахнутой жилеткой проступали влажные

пятна.

– Читай. И я жду объяснений.

«Этим» оказалась копия иска, безупречно составленного и заявленного от лица Кандиды Мэри Льюис, представляющей интересы мэрии Фореста и городского Исторического общества. Юридическую поддержку

оказывала контора «Гвенивер Ф. Майер и Ко». Ответчиком по делу о незаконном аукционе и попытке сноса часовой башни выступал фонд «Новый мир» и его попечитель Годфри Майер.

– Ну и? – поинтересовался отец, глядя исподлобья. Набрякшие веки наполовину закрывали глаза. Под

радужкой серела широкая мутная полоска белка.

Морган ангельски улыбнулся, сворачивая бумаги в трубку.

– Полагаю, в суде я буду свидетелем. Совершенно случайно проезжал в тот день мимо площади и видел, как вокруг башни собирается строительная техника. Я посчитал, что мэрии дорого обойдётся попустительство незаконным делам фонда. Вандализм нужно пресечь как можно скорее.

Вторая пощёчина оказалась ещё тяжелее. Этель вскрикнула, точно били её, а когда отец вышел из дома, бормоча себе что-то под нос и на ходу набирая номер по мобильному, кинулась вниз и обняла Моргана, притискивая его к себе.

– Тише, – попросил он, отстраняясь. – Я в порядке. А ты отойди, у меня кровь из носа течёт, кажется.

Донна, как насчёт салфетки? И льда.

Миссис Маккензи кивнула и, как могла быстро, кинулась на кухню, где лежала аптечка; низкие прорезиненные каблуки чёрных домашних туфель с силой вколачивались в паркет, но всё равно проскальзывали – так, словно щиколотки вдруг ватными стали. Этель вцепилась в плечи сына до боли; лицо её было бледно.

– Что происходит? – прошептала она. Нижняя губа у неё кровила, глаза стали чёрными от расширенных зрачков. – Милый, что происходит? Что вдруг стукнуло в голову Гвен? От мисс Льюис я давно ждала подобного, но наша Гвен… Ты поговоришь сней? Ей никак нельзя ссориться сейчас с отцом, он же только принял этого мистера Айленда. И к тому же ребёнок…

Морган отвёл растрепавшиеся волосы с лица матери так нежно, как только мог. Чудовищная боль Тёмного из сна, колдуна-фейри, отступила – её сменила новая, реальная. Но одна мысль осталась рефреном, дежавю, витком чудовищной спирали событий.

«Когда нельзя ни сказать правду, ни солгать, остается только недоговаривать».

– Я сейчас заеду к Гвен. – «Нам надо кое-что обсудить». – Но обещать ничего не могу… Всё будет хорошо, мам. Но, может, тебе лучше уехать ненадолго к бабушке с дедушкой? Ты вроде раньше любила зимнее море.

Этель отступила, выпрямляя спину.

– Ты меня отсылаешь? – Глаза сузились.

– Что-то типа, – со вздохом признался он. – И прости, что не сказал раньше.

– О чём? О том, что вы объявляете войну собственному отцу?

– Не ему, – улыбнулся Морган уже с порога, снова застёгивая куртку. Кровь успела подсохнуть и стянуть подбородок неприятной корочкой. – Не волнуйся. Всё будет хорошо.

На улице стало полегче. Температура стояла выше нуля, но из-за сырого ветра казалось, что холоднее градусов на десять точно. Не успевшая остыть «шерли» завелась быстро. Сестра на звонки не отвечала, однако в офисе сказали, что она уже час как уехала к себе. С домашнего тоже трубку не брали.

Но машина на гравийной площадке перед небольшим коттеджем стояла как ни в чём не бывало, и окна горели тёплым розоватым светом. Немного поколебавшись, Морган очистил тайник под водительским сиденьем «шерли», забирая все документы, включая украденные накануне из «Нового мира» письма. Напоследок быстро глянул в зеркало, чертыхнулся и не без труда оттёр рукавом засохшую кровь под носом и на

подбородке.

Двери Гвен открыла сразу – озябшая, домашняя, с ажурным покрывалом на плечах поверх тёмно-красного шерстяного платья до колен.

– Отвратительно выглядишь, – произнесла она, слегка наклоняя голову. – Как будто тебя избили.

– Что-то вроде, – улыбнулся Морган, чувствуя знакомую лёгкость в затылке. – Пообщался с отцом. Не пугайся, это не так больно, как

выглядит. Я могу войти?

–Да, конечно. Кофе? Вивиан чудесно готовит кофе… Впрочем, он сейчас в принимает душ. Давай тогда лучше горячего шоколада.

Спорить он не стал.

На удивление, Гвен отвела его не в свою комнату или кабинет, а в гостиную, всё ещё празднично украшенную. Вдоль верхнего края стен тянулись широкие гирлянды из еловых ветвей, переплетённых алыми и золотыми лентами. Потолок усеивали звёзды из зеркальной бумаги неоновых цветов. Между авангардистскими полками для книг, прикреплёнными под разными углами друг к другу, и белым кожаным

диваном красовалась небольшая сосна в кадке. На ветвях, слегка присыпанных блёстками и мишурой, покачивались от сквозняка орехи в фольге и конфеты. Почти беззвучно работал кондиционер. Пахло специями, как в индийской лавке, и ещё почему-то варёным шпинатом.

– Присаживайся, – пригласила Гвен, опускаясь на диван и привычным жестом подвигая к себе стеклянный столик. Колёсики струдом вращались на длинном ворсе ковра насыщенно-винного цвета, – Вещи можешь положить здесь. Шоколад сейчас принесу.

– Лучше я сам, – предложил Морган, покосившись на живот сестры. Теперь уже казалось, что беременность вполне заметна.

–А ты пока почитай, – добавил он, передавая документы. – У меня скопилось некоторое количество материалов, и я хочу знать, какие из них можно использовать против «Нового мира», а какие не стоит… С точки зрения юриста.

Гвен кивнула, сразу же углубляясь в бумаги.

Кухня с прошлого визита изменилась настолько, что легче было бы поверить в бесчеловечные эксперименты орды гурманов-

инопланетян по превращению бизнес-леди в домохозяйку, чем в появление одного-единственного нового жильца. Нет, мебель осталась та же самая – красный лак, металл и стекло. Но мойка была теперь безупречно чистой, на подоконнике поселилась целая вереница орхидей – белых, зелёных, насыщенно-фиолетовых и жёлтых в тигровых пятнах. Полупустой бар заполнился-преимущественно красными сухими винами и умеренно сладкими ликёрами. Из холодильника начисто исчезли полуфабрикаты. А самое главное – пропала из ниши в стене многофункциональная кофемашина космического вида, но зато на полках появилось обескураживающее количество приправ, по крайней мере восемь сортов кофе, четыре турки разного размера и штук пятнадцать приспособлений странного вида. В пружинке на длинной спице кое-как удалось опознать штуку для взбивания молочной пены на капучино, но остальное наводило, скорее,

на мысли о средневековых пытках.

Зато шоколадный порошок обнаружился в трёх вариантах. Морган выбрал тот, что слегка отдавал орехами с карамелью.

Возвращаться в гостиную не хотелось. Поговорить Гвен было необходимо, но…

Он тяжело опёрся на барную стойку, рефлекторно царапая рёбра свободной рукой. Лёгкие горели. Стоило немного отвлечься отдел, оказаться наедине с собой – и накатывало.

Кристин, насмешливо разводящая сломанными руками. Жажда насыщения, искажающая мировосприятие и исходящая чётко из невидимой воронки внутри.

Смерть из далёкого прошлого, заволакивающая город с востока; застывшее время и предчувствие боли в тускнеющих золотых глазах; невыносимая тяжесть вины и ещё какое-то тёплое, тягучее, сладкое и горькое чувство, составляющее самую суть Тёмного.

Обречённость, которой веяло от того, кто был песней и светом, кто не мог потом превратиться в потрёпанного, поседевшего часовщика Уилки – но превратился.

Тяжёлая рука отца.

Горящее от пощёчин лицо.

О матери получалось пока не думать, но лишь потому, что вязкая, горькая боль стояла уже в самом горле. Ещё немного – и стошнит.

Шоколад медленно закипал на плите. Морган с трудом поднял голову, высматривая своё отражение в поверхности затемнённого стекла неработающей микроволновки. Из-за косого освещения казалось, что волосы горят, окружая голову сияющим нимбом. На месте

глаз была чёрная полоса.

– Справлюсь, – пообещал он тихо. Голос звучал, против ожиданий, не жалко, а угрожающе. – Сдаваться каким-то крысам…

И умолк. Потому что дело было вовсе не в крысах и тенях.

«Просто слишком много всего».

Шоколад получился в меру сладким. Морган взял две чашки одной рукой, захватил пиалу с домашним печеньем и осторожно зашагал к гостиной. Г вен перебралась на пол и теперь сидела в окружении бумаг на полу, неловко поджав ноги под себя. Красное платье

задралось, шаль осталась на диване.

– Откуда это у тебя?

– Из разных источников, – со вздохом ответил он, присаживаясь на свободное место и протягивая чашку сестре. Та взяла, не глядя, и сразу сделала большой глоток. – Есть что-то полезное?

–Сразу видно, что в компромате ты не разбираешься. – Она прикусила губу. Безупречное каре слегка растрепалось, но, несмотря на выбившиеся волоски, нижний край всё равно казался бритвенно острым. – Судя по тому, что ты собрал, «Новый мир» -не

благотворительный фонд, а полукриминальная организация. Это кто тебе дал? – Гвен постучала ногтем по стопке разрозненных документов.

Он прищурился, разглядывая заголовки: страхование земель от подтопления, тяжба супругов Гриди, заверенная копия старой карты с печатью городского архива…

–Кэндл принесла.

– Оно и видно, – прошептала сестра. Взгляд у неё стал ледяной. – Не подкопаешься, оформлено безупречно. А это?

Стопку писем из вчерашнего сейфа он узнал сразу, нос ответом замешкался.

– Это от информатора.

– Ворованная переписка – сомнительный аргумент в суде, но для шантажа подойдёт. Это доказывает связь Диксона и Гриффита с

«Новым миром» и то, что они осознавали незаконность своих действий, – спокойно объяснила Гвен. – Участие Уэста немного осложняет

дело, но если дойдёт до суда, он легко сдаст и завалит обоих, лишь бы переквалифицироваться из соучастников в свидетели. Вот это, как

я понимаю, от мистера Рассела? – она кивнула на пухлую подшивку.

– Откуда ты знаешь?

– Доводилось уже просить его о помощи. Никак не отучится складывать документы в рабочие скоросшиватели с логотипом своего отдела… В общем, из существенного по его документам – странные обстоятельства гибели Джерома Харриса после крупного перевода на счёт «Нового мира» и статистика по смертям и самоубийствам. На судью подборка произведёт впечатление. Что касается документов относительно мисс Хангер. . Слишком туманно. Но можно попробовать обвинить её в присвоении чужой личности.

Морган немного поколебался – и покачал головой:

– Лучше не надо. Опасно.

– Хорошо, – кивнула Гвен, резко отставила опустевшую чашку искрестила руки на груди. Но всё равно он успел заметить, что пальцы подрагивают. – Слушай… Я готова перекомпоновать документы и добавить кое-что из своего архива, чтобы выстроить хорошо читаемую историю. Но ты должен знать одну вещь. Если эта папка попадёт в руки компетентных людей, то утопит не только «Новый мир» с Диксоном и Гриффитом заодно. Отец тоже пойдёт ко дну. Даже если его не осудят, то поста мэра он лишится. Если раньше были варианты, то с этим…

–Я знаю, Гвен.

– Тебе тоже придётся искать новую работу, скорее всего. Даже если ты будешь всего лишь свидетелем. Репутация семьи…

–Я готов.

– Саманта… Впрочем, кого я обманываю, – прерывисто вздохнула она. – Сэм скандалы только на пользу, такая у неё работа. Я сама на два года оставляю практику, буду получать проценты с дохода, а потом, возможно, продам свою долю и переберусь куда-то ещё. У меня давно уже планы завязать с практикой… Но Дилан ведь тоже собирается сбежать. Маму это добьёт.

Морган отвернулся. Дышать было тяжело.

– Я посоветовал ей переехать к Лэнгам. Ненадолго.

– Она не станет. – Гвен царапнула ногтями ковёр и прикрыла глаза. – Семья для неё значит очень много.

– Для меня тоже. И для всех Майеров. – Он помолчал, затем тихо добавил: – Это бы вскрылось рано или поздно. И лучше решить

вопрос по-семейному. Насколько возможно.

Г вен плавно кивнула, по-прежнему не размыкая ресниц.

– Согласна. Поэтому я и помогу. Некоторое время папка побудет у меня. Внутри города вопрос мы не решим. Если отважишься уехать, чтобы разрубить гордиев узел, я отдам тебе её и сообщу несколько надёжных контактов в столице и в Пинглтоне. Но с

того момента каждый будет сам за себя. Никакой семьи, никаких Майеров. Надеюсь, Дилан к тому времени устроится в клинике…

Правда, оставь это здесь, мой дом надёжнее, – дёрнула она подбородком, указывая на документы, и наконец открыла глаза. – Если хочешь, даже можешь переночевать в гостевой комнате. Представляю, что сейчас дома творится… Подумай, а я пока помою чашки.

– Нет, любовь моя, отдохни, – произнёс кто-то оперным баритоном. – Полагаю, мы с твоим прелестным братом вполне справимся с

какими-то жалкими чашками. Я ведь угадал насчёт брата? И правда очаровательный, как ты описывала.

– Да, – рефлекторно ответил Морган, испытывая острую неприязнь к обладателю глубокого голоса. Безнаказанно отпускать сомнительные комплименты вроде «прелестный» или «очаровательный» имела право только Кэндл, и то не всегда. Но огрызнуться он не успел, потому что мрачно-сосредоточенное лицо сестры вдруг расцвело такой неподдельной нежностью, таким счастьем, что за собственную колючесть стало стыдно.

– О, Вив! Ты уже всё? Я не успела предупредить, что у меня сегодня гость, так неловко вышло, – улыбнулась Гвен, поднимаясь на ноги кокетливо-гибким движением. – Слушай, я же вас не познакомила до сих пор…

– Справимся сами, – рассмеялся баритон. – И, кстати, загляни в спальню, тебя там ждёт сюрприз. Прямо сейчас.

– Новая глава?

– Именно, моё счастье. Беги, взгляни на неё, а мы пока побеседуем с твоим обворожительным братом.

И Гвен, авторитарная и холодная, хихикнула, как девчонка, и действительно выбежала, махнув рукой напоследок. Морган, стоически переборов неприязнь, обернулся и выдавил из себя дружелюбную улыбку. Она так и присохла к губам.

Будущий супруг Гвен производил впечатление, определённо.

С первого взгляда он больше всего напоминал греческую статую Аполлона – статью, ростом, мраморной белизной кожи… и практически полной наготой, если не считать узкого полотенца, небрежно повязанного на бёдрах. На плечах, правда, болталось ещё одно – видимо, чтобы не капало с мокрых волос. Лицо было узкое, вытянутое, но ровно настолько, чтобы красота из классически-скучной переходила в разряд интересной. Злодейски заломленные брови были тёмно-рыжими, как и волосы, а ресницы – на два тона светлее.

–Ну-с, познакомимся. Вивиан Теннеси Айленд, – представился новоявленный Аполлон, пальцем подзывая к себе Моргана с чашками. – Ты можешь не представляться, я о тебе знаю всё. Любовь моя исключительно болтлива. . Пойдём на кухню, немного

поработаем и поговорим. Совместный труд располагает к откровенности, как считаешь?

– Там дел на тридцать секунд. Можно подумать, что успеем сказать больше двух слов, – откликнулся Морган и прикусил язык, осознав, что копирует ворчливые интонации Уилки. – Ладно, идём.

На кухне Вивиан сделал знак сгрузить чашки в раковину, а сам достал с полки турку и принялся отмерять на глаз кофе и специи.

Полотенце неприлично перекосилось, открывая длинный старый шрам на бедре. Морган не успел отвести глаза, и заработал унизительно понимающую усмешку.

– Сразу удовлетворю твоё любопытство – это не боевая рана, – вкрадчиво произнёс Вивиан. – Катался на коньках с братом, а он не удержался, упал и пропахал мне ногу… Да, представь, у меня есть брат. Младше почти на двадцать лет. Ион похож на азиата.

Генетические чудеса, как думаешь?

– Я в этом не разбираюсь, – уклончиво ответил Морган. В голову почему-то лезли мысли о неверных жёнах и волшебных

подкидышах.

– И я, – не смущаясь, кивнул живой Аполлон и всё-таки поправил полотенце – украдкой, чтобы со стороны не заметно было. – Кстати, брат пропал прошлой зимой. И не думаю, что он вернётся.

–Соболезную… – начал было Морган, но собеседник его, похоже, не слушал:

– Мой брат прирождённый скрипач, и его зовут Сирил. Забавно, правда?Жаль, что побеседовать об упадке лжи у нас так и не получилось, – усмехнулся он. Последние слова прозвучали как старая-старая шутка, известная в узком кругу, или скрытая цитата. – А

ведь мелкий – прекрасный лжец. Как и ты, похоже.

В горле пересохло.

– Не совсем понимаю. – Голос прозвучал надтреснуто.

Кофейная пена начала подниматься. Вивиан щипцами выудил из неё чёрный стручок ванили и отложил на блюдце, затем уменьшил огонь и принялся гипнотизировать турку, скрестив руки на груди.

– Не понимаешь… Лжец, лжец. И, как мой маленький Сирил, пытаешься всё везти на себе. Гвен ведь не глупа, она осознаёт, как много ты недоговариваешь. И о чём умалчиваешь.

Кофе одуряюще пах ванилью, мёдом и кардамоном. Огоньки нагревательной панели отражались в красных глянцевых дверцах и шахматной чёрно-белой плитке на потолке. Жадно тянулись к свету глянцевитые орхидеи, и экзотические цветки походили на хищные пасти. Впервые кухня сестры напоминала не курсовую работу дизайнера-отличника, а языческий храм, и находиться здесь было

страшновато.

Морган инстинктивно облизнул губы.

– О чём же?

– О мистической подоплёке, – буднично произнёс Вивиан, не отводя глаз от кофе, лихорадочно вздыхающего в турке. – Г вен никогда не скажет этого. Она слишком рациональна. Придётся мне. Я писатель, то есть безумец по определению, значит, могу говорить странные вещи. В тебе что-то есть. Больше, чем во мне. Больше даже, чем было в Сириле. А значит, ты уйдёшь, рано или поздно, – он запнулся,

нахмурился; затем дунул на кофе и выключил панель. Ароматная пена слегка осела. – Когда Сирил исчез, мама смогла протянуть только несколько месяцев. Отец вроде бы держится, но разговаривать с ним невозможно. Меня он не узнаёт. Я вижу, к чему склоняется твоя история, и Гвен тоже. До того, как ты пришёл, я колебался: удержать тебя? Или вырезать, как нарыв, безболезненно для семьи?

Звякнули три крошечные чашки. Морган зачарованно смотрел, как серебряная ложка разделяет на части плотную пену, как льётся

кофе из турки – густой, словно сироп или застарелая кровь. Медово-пряный запах щекотал горло и делал разум кристально ясным.

– И что вы решили, Вивиан?

Он усмехнулся:

– Что глупо ловить бумажным сачком прилив. И немногим умнее – пытаться книжной страницей сравнять с землёй древний сид, поросший тимьяном и клевером. Я многого не понимаю; я мечтатель, и полагаться могу лишь на чувства, не на рацио. Я вижу нечто, чему не могу подобрать имени… Это лирика, впрочем. Рефлексия влюблённого эстета после двух суток без сна. Не бери в голову. Могу пообещать только, что о Гвен я позабочусь. Моих сил вполне хватит, чтобы не пускать в этот дом ничего лишнего, даже если это что-то не имеет лица и формы.

Моргана бросило в жар.

– Ты говоришь о тенях?

– Я не знаю, о чём говорю, – мягко улыбнулся Вивиан, оборачиваясь. Глаза у него оказались светло-светло зелёными, почти прозрачными. Между бровей залегла тревожная морщинка – Можешь считать, что это было завуалированное обещание поддержки, дать

которое напрямую мне не позволяет, предположим, ревность. Гвен слишком любит тебя… Когда допьёшь кофе, поставь чашку в раковину. Где выход, полагаю, найдёшь сам. Прощаться лично не обязательно, мы будем заняты.

– Так вежливо меня из дома ещё не выставляли.

– Привыкай. Быть может, скоро ты вообще не сможешь входить в чужие дома без приглашения? – бессовестно подмигнул он и вышел с двумя чашками кофе на подносе.

Полотенце окончательно соскользнуло и осталось лежать на пороге.

В холле некуртуазно чертыхнулись и ускорили шаг.

Возвращался Морган кружным путём; хотелось потянуть время. По прошествии получаса рыжий Аполлон, Вивиан, казался не столько загадочным, сколько потерянным. Он определённо знал что-то о тенях и, похоже, мог им противостоять, но на героя, приближенного к иному миру, ничуть не походил. Скорее, на жертву, которую те же силы некогда задели крылом – и оставили шрам. Такой

же, как от коньков младшего брата.

Последняя мысль отчего-то развеселила.

Посмеиваясь, он набрал короткое сообщение сестре:

«Твой парень-эксгибиционист?»

Г вен откликнулась сразу:

«Он интроверт! И очень рассеянный».

Морган автоматически набрал: «Так любишь его?», но помедлил и стёр. Ответ был очевиден.

Несмотря на позднее время, отец всё ещё не вернулся. Свет горел только в холле и в столовой – декоративные лампы из рисовой бумаги. Пахло сердечными каплями и лавандовым маслом. Донна, похоже, ушла: пальто исчезло с вешалки. Этель сидела за столом с кружкой ромашкового чая, болезненно выпрямив спину, и листала в полумраке альбом с репродукциями Сезанна.

– Ты встретился с Гвен?

– Да, – кивнул он и сразу попытался увести разговор в сторону от опасной темы: – Я познакомился с её парнем, точнее, с будущим супругом. Ты его ещё не видела?

– Только на фотографиях, – откликнулась мать, и глаза её с любопытством расширились. – И как тебе он?

–Очень любит её, – произнёс Морган, осторожно подбирая слова. – Эрудит. Разбирается в кофе. И в специях тоже, кажется, неплохо готовит. Полуфабрикаты из холодильника точно исчезли. Дома у Гвен стало очень уютно. Похоже, ценит семью – большую часть времени рассказывал о своём брате, Сириле.

Этель неожиданно рассмеялась:

–Вивиан и Сирил, надо же! Упадок искусства лжи… – добавила она загадочно, почти дословно повторяя слова рыжего Аполлона. Как

выяснилось, стеснительного интроверта. – Ах, у старшего поколения Айлендов определённо было чувство юмора. Возможно, этот Вивиан не такая уж плохая партия для нашей Гвен. Особенно если учесть, что он умеет готовить. К слову, дорогой, ты не голоден? Донна немного приболела, но ужин приготовить успела. Крем-суп из брокколи с острым перцем и паста из оливок на хрустящих хлебцах – то, что ты

любишь.

Оливки Морган любил только в коктейлях, но уточнять благоразумно не стал и сходил за чашкой супа. Этель словно бы позабыла о безобразном скандале с Годфри, об иске и маленькой внутрисемейной войне. Плотные шторы были задвинуты, отсекая звуки улицы и отсветы далёких фонарей. Запах лаванды, резкий поначалу, смягчался, уходил в нежную сладость. Часы в нагрудном кармане царапались размеренно и сонно.

А потом раздался телефонный звонок.

Это оказался Дилан. Он говорил отрывисто, точно перекрикивая помехи, хотя слышимость была идеальная.

– БратецМо? Что-то ты хрипишь, не простудился? – весело поинтересовался он. – У вас там вроде с погодой всё нормально… Отец

не дома?

Это «у вас там» отозвалось под диафрагмой, как отсроченная боль сильного удара.

«Только не продолжай. Пожалуйста, не сейчас».

– Нет.

– Вот и хорошо, – неподдельно обрадовался Дилан и завозился на другом конце провода. На заднем фоне запищала микроволновка.

– Передашь трубку маме?

Телефонный аппарат сейчас казался сделанным из некого сверхтяжёлого металла – неподъёмный и вдобавок излучающий что-то

смертельно опасное. Губы пересохли.

–Да… передам, конечно.

Этель шла через гостиную на негнущихся ногах. Розоватый подол наэлектризовался и стал путаться в коленях.

– Милый? Да, разумеется… Сейчас присяду. Хорошо. Уехал куда?

Она резко замолчала, побелела и до конца разговора больше не проронила ни звука – только слушала, дёрганно кивая и всё сильнее опираясь на хрупкий столик. А затем осела на пол с лёгким бумажным шуршанием. Трубка закрутилась на паркете и остановилась

только у ног Моргана. Он поднял её и приложил к уху.

На том конце некоторое время молчали. Потом Дилан очень тихо произнёс:

– Аптечка на кухне. Нашатырный спирт не бери, у мамы от него голова болит. Там есть маленький зелёный флакон. Там смесь масел розмарина и нероли. Пусть вдохнёт. И не позволяй ей пить успокоительные на ночь.

Морган сглотнул горький комок, мысленно заталкивая себе в глотку обещания приехать и начистить кое-кому физиономию. Вместо этого он заставил себя улыбнуться и пообещать:

– Я посмотрю за ней. Ты… – Язык точно прилип к нёбу – Как там? Освоился?

Трубка хмыкнула виновато:

– Более или менее. С шестого числа уже выйду на работу. Пока осмотрюсь, а потом… Адрес и телефон я потом сообщу, хорошо?

«Отец. Отец, иск, тени. Башня».

– Так даже правильнее. У настут небольшие семейные войны… Тебе действительно лучше не попадаться пока под руку

папе. Если будешь связываться, то звони сразу маме на мобильный.

Дилан помолчал.

–Тыочень зол, да?

Морган присел на корточки и скрючился, перекрывая себе дыхание. Комната расплывалась перед глазами.

– Нет, конечно, – солгал он тихо. – Я рад за тебя. Ты правда заслуживаешь большего. За маму не волнуйся, у нас просто был сложный вечер. Это не из-за тебя. Спокойно занимайся переездом и ни о чём не думай. Ты же знаешь, что мы всегда тебя поддержим.

Только перед Сэм извинись, ладно?

– Я уже. – вырвался у него смешок. – Ладно. Я тоже вас всех люблю. Обними маму.

В трубке послышались гудки. Неимоверных усилий стоило подняться и положить её на место. Этель, раскинувшаяся на полу, была похожа на увядший бледно-розовый цветок пиона. Чуть погодя она зашевелилась и медленно села, массируя висок.

– Вы договорили? – Голос звучал до странности высоко.

–Да, мам. Тебе принести что-то? Дилан говорил про эфирное масло в аптечке. .

–Заботливый, – улыбнулась она рассеянной нежно. Слипшиеся ресницы дрожали; под глазами образовались глубокие тени. Любую другую женщину это бы состарило, но Этель стала похожа на испуганную школьницу в бабушкином бальном платье. – Нет, не стоит. Я в полном порядке, милый. Помоги мне встать. Просто голова закружилась. У Донны тоже недомогание. Наверное, день такой, погода меняется…

Она говорила, не переставая. Потом сама поднялась в комнату с фортепиано и закрылась там.

Затем полилась музыка.

Когда Морган уходил на работу, пьяный от бессонницы, она всё ещё звучала – бесконечно повторяющаяся мелодия, жутковатый фрагмент, который начинался с пронзительно высоких, хрустальных нот, а заканчивался долгим низким аккордом, похожим на басовитый рык. К завтраку Этель так и не спустилась.