2. Учреждения миссионерские (организация и издания).

3. Учреждения воспитательные.

Как те, так и другие делятся на постоянные (Матхи, Ашрамы, Общества, Очаги, приюты для сирот, школы и т. п.) и временные предприятия, созданные организации помощи, удовлетворяющие каким-либо острым нуждам и прекращающиеся с их прекращением. {Первый Общий Отчет за 1913 г. перечисляет до двадцати таких предприятий, осуществлявшихся множество раз: по борьбе с голодом в десяти местах (1897, 1899, 1900, 1906, 1907, 1908 г.); с наводнениями в трех местах (1899, 1900, 1909 г.); с эпидемиями в трех местах (1899, 1900, 1904, 1905, 1912, 1913 г.); с пожарами (1910 г.) землетрясениями, (1899, 1905 г.).}

Матхи, или монастыри, имеют постоянный состав монахов, отрекшихся от мира и после периода послушничества получающих посвящение. Они непрерывно перемещаются из одного центра в другой, согласно требованиям дела, под контролем Главного Совета ордена в Белуре. Их в настоящее время насчитывается около пятисот.

Вторая армия составлена из мирян (householders, главы семьи), образующих как бы "третий орден". Это – ближайшие ученики, которые получают в Матхах духовное просвещение к проводят в них короткие периоды отшельничества. Их количество не Mirniee двадцати пяти тысяч.

Наконец, резервы, доходящие до нескольких миллионов, составляются из тех, кто частично или полностью разделяет идеи Миссии и, не включаясь в число ее официальных учеников, служит ей во внешнем мире.

В половине апреля 1926 г. Миссия, желая выяснить пределы своего распространения, созвала в Белурском Матхе чрезвычайное общее собрание. На нем было представлено около ста двадцати учреждений: половина их находилась в Бенгалии, десять – в Бехаре и Ориссе, четырнадцать – в Соединенных Провинциях, тринадцать – в провинции Мадрас, одно – в Бомбее. Вне полуострова три центра находятся на Цейлоне; они ведают девятью школами, где воспитывается полторы тысячи детей, затем существует очаг учеников в Джаффне, не говоря уже об Обществе Вивекананды в Коломбо. В Бирме находятся монастырь и большая бесплатная больница. Еще один монастырь находится в Сингапуре. Шесть монастырей основаны в Соединенных Штатах: в Сан-Франциско, в Ла-Кресченте близ Лос-Анхелеса, в Саи-Антон-Валлей, в Портланде, в Бостоне и в Нью-Йорке, не считая Общества Веданты в Сан-Луи, Цинциннати, Филадельфии, Такоме и т. п. В Сан-Паоло, в Бразилии, с 1909 г. интересуются мыслью Вивекананды. Евангелие Рамакришны и Раджа-иога Вивекананды переведены на португальский язык. Кружок духовного общения, насчитывающий сорок три тысячи членов, печатает в своем журнале "Мысль" ведантические статьи.

Орден издает более десятка журналов: три ежемесячника в Калькутте (два на бенгали: Udbodhan и Viswavami и один на хинди – Samanaya); один на тамильском языке в Мадрасе: Sri Ramacrisfma Vchвyan; один на малиялам, в Траванкоре: Prabuddha Reralam; два ежемесячника и два двухнедельных журнала на английском языке: Prabuddha Bharata в Майавати, в Гималаях, Vedanta Kesari в Мадрасе, The Mormng Star в Патре (не считая одного журнала на наречии канарез и одного – на гуджрати, издаваемых учениками Миссии). В Малайских Федеративных Штатах издается ежемесячный журнал на английском языке: Voice of Truth; в Соединенных Штатах – ежемесячный журнал на английском языке: The Menage of the East, руководящий центром в Ла-Кресченте. {Этими сведениями я обязан Свами Ашокананде, главному редактору Prabuddha Bharaia в Майавати, Ашраме Адваиты.} Воспитание, которое дается в стенах монастырей, основано на принципах Вивекананды. {В воспитании, как и в религии, Вивекананда прежде всего стремился к "осуществлению". Он говорил: "Истинный учитель - тот, кто может вложить всю свою силу в стремления того, кого он учит… Берите всякого человека там, где он находится, и толкайте его вперед!.." (1896 г., в Америке). В своих беседах с Магараджей Кетри (до первого путешествия в Америку) он дает следующее любопытное определение: "Что такое воспитание? Это духовная ассоциация определенных идей". Он объясняет далее, что нужно добиваться перехода идей в инстинкт. Пока это не достигнуто, их нельзя считать настоящим и необходимым достоянием сознания. В качестве примера "совершенного воспитания" он называет Рамакришну, у которого нежелание пользоваться золотом стало до такой степени органическим, что он не мог переносить физического соприкосновения с этим металлом.

Так же, говорил он, обстоит дело с религией. "Религия не есть ни слово ни учение… Она - действие. Она означает – быть и становиться, а не слушать и принимать. Это - полное превращение души в то, во что она верит. Вот что такое религия" (Study of Religion).

Я позволю себе добавить, что, признавая эффективность подобного воспитания, мое чувство свободы восстает против такого господства определенных идей над всей природой индивида. Я желал бы применить эту ж" заражающую энергию для того, чтобы внушить всякому человеку неутомимую жажду свободы: свободы неусыпного наблюдения за своими собственными мыслями.} "Цель монастыря,- говорил он, – создавать человека". Цельного человека, который "соединяет в своей жизни безмерный идеализм и полнейший здравый смысл". Здесь поэтому применяют поочередно, переходя от одного к другому, различные духовные упражнения, интенсивное размышление, чтение и изучение священных и философских текстов и ручной труд: домоводство, хлебопечение, садоводство и дорожное дело, строительство мостов и путей, культурные фермы, уход за животными, а также изучение религии и медицины. "Нужно одновременно уделять равное внимание культуре головы, сердца и рук" - говорит великий настоятель, руководящий орденом в настоящее время, Свами Шивананда. {Вступительная речь на первом собрании Матха и Миссии Рала", Кришны, 1 апреля 1926 г.} Каждая из них, взятая отдельно, несовершенна и вредна.

Потребность организации влечет за собою необходимость в иерархии внутри ордена. Но все равны в общем повиновении общему Закону. Настоятель Шивананда напоминает, что "вожди должны быть служителями всех". Его председательская речь в 1926 г. заканчивается изумительным провозглашением всеобщего счастья как равной доли, даруемой всем, кто служит на какой бы то ни было ступени:

"Блаженна стрела, срывающаяся с лука, и молот, падающий на наковальню, и меч, ударяющий по цели! Стрела не ропщет, если не попадает в цель, не ропщет и молот, если ударит мимо, и меч, если сломается в руках. Есть радость в том, чтоб быть созданным, примененным и сломанным. Есть радость в том, чтобы быть в конце концов отброшенным в сторону..."

Читателю интересно будет знать, в каком именно духе проявляется в различных политических и социальных пороках, уже двадцать лет омывающих тело пробужденной Индии, влияние этой мощной организации.

Она отвергает политику. Она остается верной завету своего учителя Вивекаканды, который не находит достаточно энергичных слов отвращения, чтобы осудить всякое столкновение с политикой. И, пожалуй, это лучшая политика, какую может вести, Миссия. Ибо ее религиозная, интеллектуальная и социальная деятельность, имеющая ясно выраженный праиндийский характер, в высшей степени осуществляется таким образом в глубоких и безмолвных слоях народа, не давая повода британскому владычеству ее затормозить.

Это не значит, впрочем, что Миссии не приходится постоянно соблюдать осторожность, чтобы не навлечь подозрений насторожившихся ищеек. Не раз индийские революционеры, ссылавшиеся на книги и на самое имя Вивекананды, причиняли ей серьезные затруднения. С другой стороны, ее категорические заявления о невмешательстве в политику в трудные минуты жизни народа не раз навлекали на нее упреки патриотов в равнодушном отношении к свободе Индии. Второй Общий Отчет Миссии, появившийся в мае 1919 г., излагает эти затруднения и определенно подтверждает аполитичную линию Матха. Я думаю, на меня не посетуют, если я приведу его здесь в кратком изложении.

1906 год, год "Раздела" Бенгальской провинции, {В дополнительной главе II, составляющей продолжение настоящей главы, изложены вкратце политические события, имевшие место в Индии после смерти Вивекананды.} был годом начала движения Свадеши и политических волнений. Миссия отказалась в них участвовать. Она даже сочла более осторожным на время прекратить свою проповедническую деятельность в Калькутте, Дажке и в Восточной Бенгалии, не прекращая деятельности благотворительной. В 1908 г. ей пришлось принять за правило не давать на ночь приюта в своих очагах иностранцам из опасения, чтобы кто-либо не воспользовался ее гостеприимством для организации покушений. Из допросов политических заключенных выяснилось, что некоторые из них, переодетые в одежду Санниясинов, злоупотребляли именем учреждения и религии для выполнения своих деяний. У многих из них находили экземпляры Гиты и книг Вивеканаиды. Правительство стало бдительно следить за Миссией. Последняя продолжала проповедывать свой идеал социального служения. Она публично порицала дух мести и партийности, она осуждала даже эгоистический патриотизм, доказывая, что в конечном счете он ведет к падению и гибели. Она отвечала одновременно и на обвинения патриотов и на подозрения правительства словами Вивекананды, которые помещала на обложке своих брошюр:

"The National idedls of India are renonciation and service. Intensity her in those channeh and the rest will take care of it self". {"Национальные идеалы Индии – отречение и служение. Укрепляйте ее в этих направлениях, остальное приложится само собой".}

Однако борьба обострялась. Согласно своей обычной тактике, состоящей в том, чтобы так или иначе компрометировать все независимые умы, революционные агитаторы использовали, совершенно искажая, отрывки из религиозных или философских изданий Миссии. Несмотря на печатные заявления последней, сделанные в апреле 1914 г., Административный комитет Бенгалки в отчете 1915 г. обвинил Миссию и ее основателей в том, что они были первыми подстрекателями индийского национализма.

В 1916 г. первый губернатор Бенгалки, Н. Д. Кармайкль, хотя и сочувственно относившийся к делу Рамакришны, публично заявил, что террористы вступают в члены Ордена, чтоб лучше достигать своих целей. Этого оказалось достаточно, чтобы закрыть Миссию. По счастью, она нашла в высших сферах преданных защитников среди своих английских и американских друзей, горячо поддержавших ее протест (длинную докладную записку) от 22 января 1917 г. Опасность была устранена.

Мы видим, что, подобно Ганди, Миссия Рамакришны категорически отвергает всякое насилие в политике. Но замечательно, что сторонники насилия не раз ссылались на нее вопреки ее воле, чего, как мне кажется, им и в голову не приходило делать по отношению к Ганди. И, однако, рамакришнисты, более категоричные, чем Ганди, отказываются от всякого соглашения не только с политикой известного рода, но и со всякой политикой вообще.

Этот кажущийся парадокс зависит от личного характера, я даже скажу, темперамента их учителя – Вивекананды. Его пламенная, ищущая борьбы природа Кшатрия сказывается даже в самом отречении и в Ахимсе (непротивлении).

"Он говорил, что учить Веданте может и трус, но применять ее на практике могут лишь доблестные сердца; это слишком грубая пища для слабых желудков. Одним из его любимых примеров было указание на то, что учение о Непротивлении необходимо требует (в качестве предварительного условия) наличия способности и возможности сопротивляться и в то же время сознательного стремления воздержаться от применения сопротивления. Если сильный человек, - говорил он, - добровольно отказывается применить силу против слабого или дерзкого противника, то он может законно утверждать, что этот поступок объясняется возвышенными побуждениями. Если же на его стороне нет очевидного перевеса в силе, или если перевес на стороне противника, то отказ от применения силы всегда может вызвать упрек в трусости. Он говорил, что в этом сущность советов, которые Кришна давал Арджуне (в Гите)". {Воспоминания проф. Г. С. Бхата (Prabuddha Bharata), – Вивекананда гостил тогда (в 1892 г.) у родителей Г. С. Бхата в Бельгауме во время своего паломничества по Индии.}

Беседуя с Sister Nivedita в 1898 г., он говорит: "Я проповедую только Упанишады, а в Упанишадах лишь единственную идею - Силу. Квинтэссенция Вед и Веданты в одном этом слове: Сила. Будда учил Непротивлению: "Не делать зла…" Я думаю, что мой способ учить тому же самому - лучше. Ибо за этим "непротивлением" {Буквально: Non-Injury ("непричинение зла").} скрывается ужасная слабость. Именно слабость порождает самую идею о сопротивлении. Я не думаю о том, чтобы наказать какую-нибудь каплю пены или бежать от нее. Между тем для мошки она уже представляет опасность… Я хотел бы, чтобы так было и со всякой обидой. Из силы рождается отсутствие страха. Мой идеал - идеал того святого, убитого во время восстания, который, будучи пронзен кинжалом, нарушил молчание, лишь чтобы сказать: "И ты - это тоже Он!"

Мы узнаем здесь гандистскую концепцию: непротивление по внешности, которое на деле является самым мужественным сопротивлением, – неприятие, которое по плечу лишь героям духа. Оно – не для трусов… {Темперамент борца, подобного Вивекананде, мог прийти к этому героическому идеалу неприятия без насилия, лишь совершив насилие над самим собой. И он достиг этого не сразу.

Еще в 1898 г., до паломничества к Амарнатской пещере, вызвавшего в нем моральный переворот, он на вопрос: "Что должны мы делать, когда видим, что сильные угнетают слабых?" - отвечает: "Конечно, поколотить сильных!"

По другому поводу он сказал:

"Даже прощение, когда оно происходит от слабости и пассивности, не есть правильный исход; лучше борьба. Прощайте тогда, когда вы могли бы (если бы хотели) бросить легионы ангелов и легко победить" (то есть: "Прощайте, когда вы сильнее!").

У него спросили:

"Свами, нужно ли стремиться к смерти ради защиты справедливости? Или нужно учиться никогда не противодействовать?"

Он ответил, медленно выговаривая слова:

"Я - отнюдь не за противодействие".

И прибавил после долгой паузы:

"Для санниясинов".

Но он полагает, что "для главы семьи самозащита является законной" (ср. Жизнь Вивекананды, изд. 1915 г., т. III, стр. 279).} Но, если на практике гандистский идеал действия близок к идеалу Вивекананды, до какого горения страсти он доведен у Вивекананды! У Ганди все умеренно, спокойно и постоянно. У Вивекананды – все доведено до пароксизма – гордость, вера, любовь. Под каждым его словом ощущается пламя Атмана – Духа-Бога. Становится понятным, что экзальтированный революционный индивидуализм хотел воспользоваться этим пламенем для того, чтобы зажечь общество. В этом и крылась опасность, с которой нередко приходилось бороться мудрым последователям Свами, принявшим его наследство.

И в то время, как упорная и не отклоняющаяся от намеченной линии действия умеренность Ганди все же вмешивается в политику и, в случае необходимости, берет ее в свои руки, – героическая страсть Вивекананды (Кришна в сражении) говорит "Нет!" всякой политике. И Рамакришнисты, как кажется, стояли в стороне от кампаний Ганди.

Об этом можно пожалеть, и, с другой стороны, мне хотелось бы чаще видеть в бесчисленных писаниях Ганди и его учеников имя, образ и слова Вивекананды. {Однако 30 января 1921 г. Ганди отправился в сопровождении своей жены и некоторых из своих помощников (Пандита Мотилала Неру, Маулана Мухаммеда Али) в паломничество в Белур на празднование годовщины рождения Вивекананды; с балкона своей комнаты он высказал народу свое почтение к великому индусу, зажегшему в нем пламя любви к Индии.

В настоящем году, 14 марта 1929 г., Ганди председательствовал в Рангуне, в Бирме, на празднике Ramakrishna Sevasshrama в честь 94-й годовщины рождения Рамакришны. И в то время как Рамакришнисты приветствовали в его лице осуществление в жизни идеала Рамакришны, Ганди в прекрасных словах отдал должное Миссии Рамакришны: "Куда бы я ни пошел, - сказал он, – Рамакришнисты приглашают меня, всюду я чувствую на себе их благословения. Их благотворительные учреждения распространились по всей Индии. Нет места, где бы они не развивались в больших или малых масштабах. Я молю Бога, чтобы их дело росло, чтобы к нему примкнули все чистые, все, в ком живет любовь к Индии!"

Вслед за ним его сотрудник, магометанин Маулана Мухаммед Али, воздал хвалу Вивекананде.} Но эти два движения, независимые друг от друга и идущие разными путями, идут, тем не менее, к одной цели. Мы видим их рядом при совершении богоугодных дел, посвященных общественному благу. Различными приемами и то и другое преследуют великую цель – национальное объединение всей Индии. Одно – упорными боями, выражающимися в "Non Cooperation" при полном свете дня (их увенчала победа в Бардоли, в 1928 г.); другой – своим мирным и непреодолимым всеобщим сотрудничеством.

Я приведу, как пример, трагический вопрос о Неприкасаемости. Миссия Рамакришны не ведет против нее крестового похода, подобно Ганди; она делает лучше, – она ее отрицает, согласно только что приведенному слову Вивекананды: "Именно слабость порождает самую идею сопротивления…"

"Мы полагаем,- пишет мне Свами Ашокананда,- что фланговая атака действительнее, чем лобовая. Мы приглашаем на все наши празднества людей всех каст, верований и народностей, и все сидят вместе, даже и христиане, и вместе едят, В наших Ашрамах мы не соблюдаем никаких кастовых различий ни среди постоянных членов ни среди посетителей. Совсем недавно в Тривандиуме, столице Индийского княжества Траванкор, известного своей крайней ортодоксальностью и упорным соблюдением неприкасаемости, все касты как браминов, так и не-браминов сели вместе за трапезу, предложенную по случаю открытия в этом городе нашего нового монастыря, и никаких возражений социального порядка здесь не возникало. Именно такими косвенными приемами мы стараемся побороть зло и полагаем, что этим путем можно в значительной степени устранить раздражение и противодействие".

Таким же образом, в то время как большие, весьма либеральные индусские секты, Брахмосамадж, Пратханасамадж и др., атаковали ортодоксию с фронта и, сжегши за собою мосты, оказались отделенными от массы своего народа, а частично и выброшенными из лона матери Церкви, {Я разумею под Церковью совокупность верований. Церкви, в строгом понимании разбитой на отдельные государства Европы, в Индии не существует.} для которой их реформы пропали бесплодно, – Миссия Рамакришны стремится сохранить контакт с индусской общиной; она остается в недрах Церкви и Общества, осуществляя эти реформы для всей общины. Ничего агрессивного, ничего резкого, никого не оскорблять протестантской жесткостью, которая, хотя она и вооружена разумом, столь часто раздирала мир своей непримиримостью. Держаться правоверия, но в духе терпения и человечности. Осуществлять реформы, но всегда изнутри, а не извне".

"Наша идея,- пишет далее Ашокананда,- в том, чтобы разбудить высшее сознание Индуизма. Если это будет выполнено, все необходимые реформы осуществятся сами собою".

Уже достигнутые результаты говорят в пользу этой тактики. Например, улучшение положения женщины горячо поддерживал и Брахмосамадж, рыцарски боровшийся за это. Но предлагавшиеся им реформы были часто слишком радикальны, а методы казались еретическими: они отпугнули многих Индусов. "Вивекананда говорил, что новое должно быть развитием старого, а не его осуждением и разрушением… Женские учреждения Миссии Рамакришны в Бенгалии, соединяя все, что есть лучшего у Индусов и на Западе, считаются в настоящее время образцом того, чем должно быть воспитание женщины". То же относится и к служению низшим классам, и я так часто это подчеркивал, что уже не буду на этом останавливаться.

Благодетельное воздействие этого направления, объединяющего старое с новым, сказалось также и в возрождении индийской культуры, которому в большой Мере содействовали и другие силы, как, например, мощное влияние Тагоров и их Сантиникетанской школы. Но не следует забывать, что Вивекананда и его преданная ученица с Запада, Sister Nivedita, опередили их. Началом великого течения в пользу индусского народного образования следует считать возвращение Вивекананды в Коломбо. Вивекананда негодовал, что священные книги Индии, Упанишады, Гита, Веданта, почти неизвестны народу и являются достоянием лишь ученых. В настоящее время Бенгалия наводнена переводами Писания на туземный язык и комментариями к ним. Школы Рамакришны распространяют изучение их в Индии. И в то же время (это самая прекрасная черта этого движения) национальное возрождение не сопровождается здесь, как это бывает обычно, чувством враждебности или превосходства по отношению к иностранцу. Наоборот, оно протягивает руку Западу. Рамакришнисты, допускающие европейцев не только в свои святилища, но и в свои ряды (вещь неслыханная в Индии), в свой священный орден Санниясинов, заставили всех, даже ортодоксальных монахов, принять их. Последние, правоверные Санниясины, которые, насчитываясь сотнями тысяч, оказывают непрестанное воздействие на индусское общество, тоже понемногу воспринимают методы и идеи Рамакришнистов, хотя раньше боролись против них, считая их еретическими. Наконец Орден, преемник Рамакришны и Вивекананды, ставит себе законом не вносить в мир ничего разъединяющего. Только соединение.

"Ее единственная цель, - говорится в публичном заседании чрезвычайного съезда Миссии в 1926 г., – вносить гармонию и общность действий во все верования и учения всего человечества". Примирять религии между собою и со свободным разумом. Примирять классы и нации. Основывать братство людей и народов.

И, поскольку Миссия Рамакришны проникнута верованием в квази-тождество Макрокосма и Микрокосма, вселенского "Я" и личного "я", поскольку она знает, что ни одна реформа в обществе не может быть глубокой и прочной, если она не основывается на сокровенном преобразовании индивидуальной души, – она более всего заботится именно о создании вселенского человека. Она стремится выработать новый человеческий тип, в котором соединились бы самые высокие способности, до сего дня разрозненные, – все разнообразные и дополняющие друг друга способности человека: вершины разума, поднимающиеся над облаками, священный лес любви, потоки действия. Великий Ритм души бьется от одного полюса до другого, от интенсивного сосредоточения до "Seid umschlungen, Millionen!" {Ода к Радости Бетховена.} – до объятий, охватывающих весь мир. Если такой идеал с трудом может быть достигнут отдельным человеком, то Миссия Рамакришны пытается осуществить его в своей Вселенской Церкви, символе своего учителя, "в своем Матхе, представляющем физическое тело Рамакршины". {Вивекананда.}

Мы видим здесь, как повторяется ритм истории. Для нас эти чаяния напоминают чаяния Христовой Церкви. Обе они – сестры. И тот, кто хочет изучать церковь, насчитывающую более тысячи девятисот лет, поступит правильно, если не будет искать ее в умирающих книгах, а приложит ухо к груди ее сестры и прислушается к молодому биению ее сердца. Я не провожу сравнения между двумя образами их человеко-богов, из которых старший всегда сохранит над другим преимущество тернового венца и удара копья на кресте, тогда как другой влечет неотразимым обаянием своей блаженной улыбки, не покидающей его даже в муках агонии, и ни один не уступает другому в кротости и мощи, в божественности сердца и универсальности. Я лишь отмечаю, в качестве добросовестного историка Вечного Евангелия, который пишет под диктовку, что в каждом из своих новых исходов Евангелие росло вместе с человечеством.