Утром Ален чувствовал себя совершенно разбитым. Всю ночь ему снились бесконечные серые коридоры, по которым он блуждал неизвестно зачем, и проснулся он с тем же ощущением безысходности и уныния, какое было и вчера. Посмотрев на часы, он обнаружил, что до завтрака поговорить с Этвудом уже не удастся. Умывшись, он раздвинул шторы и выглянул в окно: день был под стать его настроению: затянутое тёмными низкими тучами небо льнуло к земле, всё было окутано серой дымкой, над рекой клубился туман, в воздухе чувствовалась сырость, хотя дождя ещё не было. Пока он брился, по стеклу поползли первые капли моросящего дождя. Летние грозы Ален любил, а в такую погоду ему хотелось задёрнуть шторы, растопить камин и сесть возле него с интересной книгой или рядом с приятным собеседником. Преодолев искушение вызвать горничную и попросить, чтобы завтрак принесли сюда (он не желал никого видеть и в первую очередь Джудит), Ален направился в столовую, твёрдо решив при любых обстоятельствах последовать затем за Этвудом и поставить точку над «и», даже если в результате Этвуд, разозлившись, предложит ему покинуть свой дом и выпутываться дальше самому. Подходя к столовой, он услышал жизнерадостный смех Генри, вызвавший у него глухое раздражение. Поздоровавшись, он отошёл к окну и сделал вид, будто рассматривает окрестности, чтобы не участвовать в общем разговоре. После прихода мистера Грейсона все оказались в сборе, за исключением миссис Рэтленд. Джудит обеспокоенно посмотрела на дверь, однако стука палки было не слышно. Последние дни миссис Рэтленд завтракала вместе со всеми, как казалось Алену, лишь затем, чтобы не упустить возможность лишний раз сказать какую-нибудь колкость Этвуду, однако ей ни разу не удалось спровоцировать его и добиться, чтобы он ответил тем же.
Пора было садиться за стол.
— Схожу посмотрю, почему бабушка задерживается, — извиняющимся тоном сказала Джудит и вышла.
Едва Ален сел на своё место, как в глубине дома раздался отчаянный крик. Этвуд молниеносно вскочил и выбежал вон, опередив Блейков и Алена.
Миссис Рэтленд сидела в кресле, неестественно запрокинув назад голову, левая рука бессильно свешивалась вниз, правая лежала на коленях, на ладони поблескивала стеклянная трубочка с таблетками. Она была мертва.
— Пошли кого-нибудь за Ратли, — сказал Этвуд подбежавшему Генри, а сам подошёл к Джудит и, невзирая на слабое сопротивление, вывел её из комнаты.
Джудит тяжело опиралась на его руку и шла, словно слепая, через несколько шагов она остановилась и хотела повернуть назад, но Этвуд удержал её. Они стояли лицом друг к другу, и он что-то тихо говорил ей, держа за руки, потом она уткнулась лицом ему в грудь, плечи её вздрагивали. Этвуд обнял её, продолжая что-то ласково говорить, наклонив голову и почти касаясь губами её виска. Остальные тоже вышли в коридор; Томас сделал было шаг в направлении Этвуда и Джудит, но Генри загородил ему дорогу и с несвойственной ему резкостью сказал:
— Оставь их.
Некоторое время все толпились возле комнаты умершей, испытывая чувство неловкости от того, что вроде бы надо что-то сделать, а сделать уже ничего нельзя, потом медленно, по одному разошлись. Томас тоже ушёл после того, как Этвуд увёл Джудит к себе. «В этом доме было столько попыток кого-то убить, а в результате смерть настигла больную старуху», — подумал Ален.
— Сколько ей было лет? — спросил Грейсон.
Только когда он заговорил, Ален его заметил.
— Не знаю. Больше шестидесяти, во всяком случае.
— Вам, молодым, все, кому за пятьдесят, кажутся стариками. Не такая уж она старая.
— У неё было больное сердце. По-моему, она жила на одних лекарствах.
— А-а, тогда понятно, — протянул Грейсон, близоруко щурясь и поглядывая на дорогу. — Это к ней местный доктор ходил?
— Да.
— Не вовремя я здесь оказался. Когда в доме смерть, чувствуешь себя лишним.
— Наверное, скоро все разъедутся, — рассеянно отозвался Ален. — Вам ведь тоже недолго осталось.
К ним подошла Кэт, на её личике была печать страха и горестного удивления. «Вероятно, это первая смерть, которую она увидела так близко», — подумал Ален.
— Это так страшно, — произнесла Кэт, глядя в сторону комнаты умершей. — Вчера мы разговаривали с ней как обычно, а сегодня её уже нет…
— Мы-то своё уже пожили, — грустно сказал Грейсон. — Хуже, когда умирают молодые.
— Доктор Ратли идёт, — Кэт с детским недоумением смотрела на приближающуюся фигуру доктора. — Зачем? Уже ведь поздно…
— Так полагается, — ответил Грейсон. — Он даст заключение. Идите-ка вы к себе, незачем вам слушать все эти невесёлые вещи.
— Да, я пойду, — девушка медленно направилась прочь, потом оглянулась и нерешительно сказала, обращаясь к Алену: — А как Джудит?
— Не беспокойтесь, — опередив Алена, ответил Грейсон, — с ней сэр Этвуд.
Кэт потупилась и ушла.
Визит доктора Ратли обернулся неприятной неожиданностью. Этвуд, Ален и Дорис находились в гостиной, когда туда торопливо вошёл Генри и с растерянным видом заявил: Ратли отказался дать заключение о том, что смерть наступила в результате естественных причин. Недостаточное знание языка помешало Алену полностью понять реакцию Этвуда в ответ на это сообщение, однако было похоже, что произнесённая им фраза состояла в основном из непечатных выражений. Дорис издала короткий смешок, судя по выражению её холёного лица, ситуация доставляла ей определённое удовольствие. Этвуд хмуро взглянул на неё, пробормотал: «Извините» — и вышел в сопровождении Генри. Дорис подошла к висевшему на стене огромному зеркалу и с удовольствием оглядела свою статную фигуру.
— Милейший доктор сильно рискует, — произнесла она, продолжая разглядывать своё отражение. Поправив прядь волос, она повернулась к Алену и добавила со странной улыбкой: — Однако порой так хочется доставить себе небольшое удовольствие.
«О чём это она?» — подумал Ален, а вслух спросил:
— Что теперь будет?
— Сюда явятся полицейские, — небрежно ответила Дорис. — Полицейское расследование в доме сэра Этвуда. — Её узкие губы скривились в иронической усмешке. — Вы не находите, что это забавно?
Уж кто-кто, а Ален этого не находил, её слова всерьёз обеспокоили его, надо было немедленно переговорить с Этвудом, однако у того была Джудит. Решив немного подождать, Ален пошёл к себе. Время тянулось невыносимо медленно, его грызла мысль, что, возможно, он попусту тратит драгоценные минуты, когда надо бежать отсюда. Впрочем, теперь перспектива быть пойманным пугала его значительно меньше, нежели раньше, в сущности, он с самого начала больше всего боялся ослепнуть, а сейчас это ему уже не грозило, что же касалось ситуации в целом, то, как говорил Этвуд, со временем с ним разобрались бы, и он верил, что справедливость восторжествует. Однако всё же лучше не попадаться в руки полиции, справедливость справедливостью, а недоразумения всякие бывают, к тому же его поимка наверняка грозит неприятностями и Этвуду.
Через полчаса Ален не выдержал и направился к нему. Возле лестницы он увидел Джудит — вероятно, она захотела побыть одна. Её лицо хранило следы слёз, и в руках она комкала платок, губы были плотно сжаты, но сейчас это не было выражением решимости или упорства, она сжимала их лишь для того, чтобы унять дрожь; во всём её облике появилось что-то беспомощное, словно разом исчезло то, что давало ей внутреннюю силу; щёки побледнели и запали, а взгляд ставших пугающе огромных глаз был полон безысходного горя. Такой взгляд Ален видел однажды у старика, стоящего возле дымящихся развалин рухнувшего от взрыва домика; вся семья, кроме него, погибла, а он стоял возле развалин и смотрел на обломки. Ален стал лихорадочно соображать, должен ли он подойти к ней, и если да, то что сказать. Он всегда чувствовал себя неловко в ситуациях, когда надо было выражать соболезнование, общепринятые в таких случаях фразы казались ему пустой формальностью, скорее выражением вежливости, чем подлинного сочувствия и, сталкиваясь с настоящим горем, он стеснялся произносить их, а сказать что-то другое можно только близкому человеку; Этвуд, конечно, говорил ей другое. Сделав над собой усилие, Ален уже приготовился произнести: «Я вам очень сочувствую», — но Джудит опередила его:
— Ален, вы знаете, что скоро здесь будет полиция?
— Да, я слышал. Может, мне лучше скрыться?
Она покачала головой:
— Вряд ли это будет разумно. Поговорите с Филипом.
— Я к нему и иду. Скажите, если всё раскроется, что ему грозит?
— Это повредит его карьере. Однако я уверена, что доктор ошибся и всё обойдётся. Бабушка была очень больна, она сама умерла… Пожалуйста, не говорите с Филипом про доктора, он и так вне себя. Сказал, что давно надо было пристрелить его.
— А он и правда мог бы это сделать? — зачем-то спросил Ален и смешался: «Какое ей сейчас до всего этого дело…»
— Да, — серьёзно ответила Джудит. — Филип может.
Отыскав Этвуда, Ален убедился, что Джудит нисколько не преувеличила: Этвуд действительно был вне себя, в таком бешенстве он его ещё не видел. На вопрос Алена, не лучше ли ему быстренько исчезнуть, Этвуд ответил отрицательно.
— Ваше бегство только насторожит полицейских. Оставайтесь и не нервничайте. Я уверен, что всё очень быстро кончится, и вряд ли они заинтересуются вашей личностью. Миссис Рэтленд наверняка умерла от сердечного приступа. Этот поддонок Ратли хочет сделать мне побольше неприятностей! Он не осмелился утверждать, будто её отравили, просто отказался написать заключение. Вот мерзавец! Сводит счёты со мной, а на других ему наплевать. Только итог будет не в его пользу, — мрачно сказал Этвуд, и в его глазах мелькнул недобрый огонёк.
Ален вспомнил рассказ кухарки о том, что Этвуд ещё раньше преследовал доктора и, по слухам, испортил ему карьеру. «Интересно, с чего это началось?» — подумал он. Какие счёты могут быть между заурядным сельским врачом и владельцем богатого имения? Этвуд не похож на человека, способного поднять шум из-за ерунды.
— Я убеждён, что этот инцидент вскоре будет исчерпан, — сказал Этвуд. — Естественная смерть, тут и говорить не о чем.
Несмотря на его заверения, что всё кончится благополучно, Ален чувствовал себя не в своей тарелке. А если отказ Ратли всё-таки имеет другие основания, нежели месть Этвуду? Если миссис Рэтленд действительно отравили и начнётся настоящее расследование? Но кому понадобилось её убивать? Не находя себе места, Ален бродил по дому, и ноги сами собой привели его к комнате умершей Уже пройдя мимо, он обернулся: дверь открылась, и оттуда выскользнула Джудит, сжимая в руке пачку писем. Она огляделась, но Алена не заметила (его закрывала большая каменная ваза на высокой подставке) и направилась к себе. Ален, не отдавая себе отчёта, зачем он это делает, вошёл в смежную комнату. Вскоре из-под двери потянуло гарью.
«Она сожгла те письма, которые миссис Рэтленд получала неизвестно от кого и в которых написано про Этвуда, — Подумал Ален. — Сожгла, чтобы они не попались на глаза полиции. Этвуд выглядит там на редкость неприглядно… Однако эти письма компрометируют не только Этвуда, но и их автора. Тот, кто пишет анонимные письма такого рода, не будет пользоваться уважением. Возможно, Джудит догадывается, кто их писал, и этот человек ей дорог. Томас Блейк! Он посылал письма миссис Рэтленд, чтобы расстроить брак Джудит с Этвудом. Старуха была против этого брака… Что, если она решила сама взяться за дело, швырнула Этвуду в лицо эти письма и сказала, что она о нём думает? А он взял и убил её!»
Ален сначала застыл, ошеломлённый собственным предположением и сам не понимая, как это пришло ему на ум, затем сердито тряхнул головой. Что за чушь! Нелепые домыслы, в которых нет ни крупицы правды — вот что это такое. «Прекрати воображать всякие глупости!» — приказал он себе, однако в глубине его души закопошился червь сомнения.
Прибыла полиция. Осмотрев тело, полицейский врач поговорил с Джудит, и она сказала, что бабушка была тяжело больна и такие приступы бывали у неё часто, а в последнее время она чувствовала себя особенно плохо: свидетелей тому после случая с потерей таблеток было сколько угодно. Врач заявил, что ввиду отказа лечащего врача подписать заключение о том, что смерть наступила во время сердечного приступа в результате естественных причин, придётся провести судебно-медицинскую экспертизу, однако лично он не видит ни одного подозрительного признака и не понимает, что побудило его коллегу поступить таким образом.
— Он сделал это из соображений, с медициной не имеющих ничего общего, — заявил Этвуд, сохраняя внешнее хладнокровие, однако по его напряжённому голосу чувствовалось, что он едва сдерживается. — У него есть кое-какие счёты со мной, вот он и воспользовался случаем.
— А-а, тогда понятно, — протянул инспектор. — Знаете, сэр, кто-то позвонил нам и заявил, что вы убили миссис Рэтленд.
С уст Этвуда сорвалось краткое, но выразительное восклицание.
Когда полицейские удалились, все вздохнули с облегчением. Хильда сказала Этвуду, что они с Кэт и так злоупотребили его любезностью и вечером уезжают. Этвуд предложил им задержаться до завтра, поскольку его машина барахлит и довезти их сейчас до станции нет возможности; дождь лил не переставая, и добираться пешком было немыслимо.
Было семь часов вечера, когда горничная передала Алену, что сэр Этвуд просит его зайти.
— По-моему, нам есть о чём поговорить, — сказал Этвуд, когда Ален вошёл в его комнату. — Садитесь. Я хочу вам кое-что рассказать. Мои семейные дела — тема не слишком интригующая, но если я не ошибаюсь, определённые моменты должны вас заинтересовать, — Этвуд усмехнулся, однако держался он, вопреки опасениям Алена, вполне дружелюбно. — Придётся начать издалека, чтобы вы поняли, в чём тут дело и почему мы с Джудит оказались в таком дурацком положении. Мы с ней давно познакомились, ещё до войны. Когда я её увидел, то сразу решил, что она непременно должна стать моей женой. Я подверг её и её близких настоящей осаде. Тогда я на всё был готов, о некоторых вещах сейчас и вспоминать смешно: мальчишество и глупое упрямство. Кое-каких успехов я достиг, только не тех, к которым стремился. Джудит неплохо относилась ко мне, но чтобы стать моей женой — об этом она и слышать не хотела. Я внёс разлад в её семью. Дядя её сделался моим горячим сторонником и всячески уговаривал её согласиться, а миссис Рэтленд была категорически против, хотя причина этого была крайне нелепой. Какая-то цыганка ещё в детстве сказала Джудит, что ей надо выйти замуж за блондина, иначе она будет несчастлива. Так как меня нельзя причислить к блондинам, миссис Рэтленд с первого взгляда невзлюбила меня. Она была умной женщиной, но когда дело касалось всяких примет и предсказаний, разубеждать её было бесполезно. Так всё это и тянулось… Десять месяцев назад мистер Аттерсон умер. У миссис Рэтленд и Джудит денег практически нет, а мистер Аттерсон был человеком состоятельным. Незадолго до смерти он составил такое завещание, что я потом себя день и ночь проклинал. Правда, намерения у него были самые лучшие. Он всё завещал Джудит, но при условии, что она выйдет за меня замуж. Если же в течение года она не станет моей женой, то имущество достанется другой его родственнице, некой Шарлотте Хик. На мой взгляд, такое завещание — запрещённый приём, я в любом случае был бы не рад этой неожиданной поддержке, а тут ещё и другое… К тому времени я понял, что не люблю её. Как бы вам объяснить… Мальчишеское увлечение, ослепление её красотой — ещё не любовь, но я сам долго не понимал этого. Если б не война, то понял бы ещё позднее… Когда сталкиваешься со смертью, на многое начинаешь смотреть иначе… В общем, мы оба оказались в ужасном положении. Получить деньги мистера Аттерсона она могла только будучи леди Этвуд, а ей были нужны эти деньги. Нужны для миссис Рэтленд, Джудит её очень любила. Миссис Рэтленд была тяжело больна, и врачи говорили, что ей необходимы вещи, которые стоят денег: хороший климат, курорты и тому подобное. Мы с ней попались в ловушку, сооружённую моими усилиями, хотя я, видит Бог, не подозревал, во что выльется симпатия ко мне мистера Аттерсона. В результате я решил, что должен жениться на ней, если она согласится выйти за меня замуж. Другого выхода у меня не было. Мои деньги были здесь бесполезны. Не мог же я предложить ей определённую сумму, чтобы не жениться на ней. Это бы её оскорбило, а денег она всё равно бы не взяла, тут и думать нечего. Мне приходилось делать вид, будто я по-прежнему влюблён в неё, иначе наш брак был бы невозможен. Она ни за что не стала бы моей женой, если бы узнала, что я больше не люблю её. В общем, мы решили пожениться, и каждый из нас честно играл свою роль. Правда, я-то знал, что она меня не любит. Когда я сделал ей предложение, она сказала, что относится ко мне как к другу, но если я хочу стать её мужем, то она согласна. Она жертвовала собой ради миссис Рэтленд.
«Она не выйдет за него замуж! Её не интересуют его деньги!» — билось в голове у Алена, он упивался этой мыслью со смесью восторга и раскаяния; сейчас ему казалось невероятным кощунством, что он посмел дурно думать о ней. Он — о ней?! Перехватив изучающий и чуточку насмешливый взгляд Этвуда, Ален густо покраснел и спросил:
— А как же мистер Блейк?
Этвуд улыбнулся, и по этой улыбке Ален почувствовал, что тот всё прекрасно понимает.
— Томас в моём доме успехом не пользуется. Я его вообще терпеть не могу, а Джудит тоже недолюбливает. Она говорила, что его настойчивость ей неприятна, поэтому я старался избавить её от его притязаний. — Этвуд достал пачку сигарет, предложил Алену и после того, как тот закурил, сказал: — Ален, я давно хочу вас кое о чём спросить.
— Да?..
— Каким образом вы узнали адрес Анны и зачем туда поехали?
«Я же знал, что рано или поздно он спросит меня об этом! Вот и дождался!»
— Адрес я случайно услышал, когда миссис Рэтленд говорила об этом с Джудит. Я очень сожалею, что так получилось.
— Не понимаю, чем Анна заинтересовала миссис Рэтленд, а уж тем более вас.
Ален почувствовал приближение критического момента, однако решил быть честным; от волнения он не уловил, что первая часть фразы Этвуда звучала довольно странно.
— По правде говоря, — объяснил он, глядя Этвуду в лицо, — я хотел выяснить, что вы собой представляете. Из-за Джудит. Миссис Рэтленд говорила про вас ужасные вещи. То есть не то чтобы ужасные, — спохватился он, — а такие, которые… — Он запнулся, не зная, как продолжить, и сказал: — Я решил проверить, правда ли это.
— Что — это?
— О таких вещах нехорошо умалчивать. Вы должны были сказать Джудит правду, раз собирались жениться на ней, — упрямо сказал Ален, хотя чувствовал, что Этвуд не из тех, кто позволяет другим указывать, что они должны и чего не должны делать.
— Какую правду? Что вы вообразили насчёт Анны?
— У вас ведь есть ребёнок…
Этвуд расхохотался так весело, что заподозрить его в притворстве было невозможно.
— У меня? В таком случае вам известно больше, чем мне.
— А сын Анны? Разве он не ваш?
— Нет, конечно. Это совсем другая история… Не знаю, зачем я вам всё это рассказываю, ну да ладно. Джек — сын моего погибшего друга Майкла Лоуза. Тяжёлое ранение, а среди нас не было врача — он умер у меня на руках. — Этвуд тоже достал сигарету, но курить не стал, повертел её, смял и бросил. — Мы с ним ещё в колледже вместе учились… Он просил меня позаботиться об Анне и сыне. Они не были женаты, хотя он очень любил её. У него была выжившая из ума богатая престарелая родственница, которая грозила, что завещает своё имущество благотворительным организациям, если он женится против её воли. Анна ей почему-то не нравилась, и он ждал… У него особых денег не было, и у Анны тоже. Я поклялся, что позабочусь о его семье. Когда я к ним пришёл, малыш принял меня за своего отца. Он был ещё слишком мал, а на мне была такая же форма. У нас не хватило духу разубеждать его. Анна говорит, что он теперь и на фотографии вместо Майкла на меня показывает и говорит, что это его папа.
— Вы догадались, что я там был, когда напоили меня своей дьявольской смесью? Я тогда совершенно опьянел и понёс какую-то околесицу.
— Я заподозрил, что вы где-то побывали, но мне и в голову не приходило, что у Анны. А потом она рассказала про странного посетителя и нарисовала его. Анна хорошо рисует, до рождения Джека она работала иллюстратором. Я собирался потребовать у вас объяснений, но вы в тот вечер спасли мне жизнь, и мне после этого было неловко припирать вас к стенке и уличать во лжи.
— Филип, мне, право, очень стыдно, что я так по-идиотски вёл себя.
— Ерунда, главное, что всё выяснилось.
— Не совсем всё…
— Вот как? Что ещё?
— Если я спрошу, какие у вас счёты с доктором Ратли, вы сочтёте, что я чересчур любопытен?
— Про Ратли мне противно говорить, — хмуро сказал Этвуд. — Наверно, местные здесь всякое болтают, но правду они не знают. Однажды я попросил его посмотреть одну девушку. Её родители — бельгийские эмигранты. Я часто заходил в их ресторанчик, отец её был занятным человеком и хорошо готовил, а Мэй прекрасно пела французские песенки. Когда народу было мало, она иногда садилась поболтать со мной. По-моему, она была очень одинока… Как-то она спросила, не знаю ли я какого-нибудь врача, и призналась, что ей нужна консультация, но чтобы об этом никто не узнал. Я, идиот, подумал, что она беременна. На самом деле она была неизлечимо больна и догадывалась об этом, однако она могла бы прожить ещё несколько лет, а этот выродок Ратли взял и выложил ей всё напрямик. Сказал, что она обречена. На следующий день она покончила с собой. Оставила родителям записку, что раз она всё равно скоро умрёт, то лучше уж сразу. Я потом спросил Ратли, зачем он так сразу сказал ей про болезнь. Сам-то я вначале думал, что это случайно получилось или что ей и без него всё было известно. Знаете, что он мне ответил? Я его ответ запомнил. Что эти паршивые иностранцы заполонили всю Англию, лезут всюду, как крысы, и нечего с ними церемониться. После этого я испортил ему карьеру. Он уже было устроился в лондонскую больницу, но я сделал так, что его туда не взяли. Он, как видите, тоже не упускает случая мне напакостить.
Этвуд бросил взгляд в окно и увидел бредущую по мокрой дорожке Джудит.
— А говорила, что ляжет, — пробормотал он, наблюдая за тем, как она идёт; хотя голова её была опущена, она не замечала того, что было под ногами, и медленно шла, ступая прямо по лужам.
То ли из-за непривычно опущенной головы, то ли потому, что он смотрел на неё сверху, Джудит показалась Алену маленькой и слабой, и его охватило горячее желание защитить её от всех невзгод и огорчений.
— Ну, чего вы ждёте? — сказал Этвуд, не оборачиваясь.
После секундной паузы за его спиной раздался скрип проехавших по полу деревянных ножек кресла и стук с размаху захлопнутой двери, а затем он увидел, как Ален быстрым шагом догоняет Джудит, вот они поравнялись и пошли рядом; Этвуд улыбнулся и отошёл от окна.