С судебным следствием случилось то, что должно было случиться. Оно зашло в тупик. Император не узнал ничего, кроме того, что в окрестностях Фонтенбло орудуют «кроты». Он разругал Савари, Фуше, всю полицию и на следующий день после преступления приказал устроить охоту. Под этим предлогом он хотел сам осмотреть хижину, где произошло убийство. Среди приглашенных значились Фоконьяк и Жорж. После беседы с Фуше они были в большом фаворе.
Когда император удовлетворил свое любопытство, лично осмотрев место преступления, охота началась. Сначала все шло хорошо. Однако сразу после походного завтрака разразилась сильная гроза. Император успел укрыться в какой-то хижине. Под одной крышей с ним оказались человек десять, включая обер-егермейстера и Савари. Наполеон — надо отдать ему должное — губил на войне сотни тысяч, но страшно боялся, как бы его камердинер не схватил воспаление легких. Поэтому он велел отпустить всю свиту искать себе укрытия от дождя. Человек сто придворных сразу же разбрелись по окрестностям. Остались только Фоконьяк и Жорж. Гасконец, человек находчивый, нашел дуб с широкой кроной, раскинул на ветвях свой плащ, соорудив импровизированную палатку. Жорж последовал его примеру. Так они верхом на лошадях пережидали грозу. Маршал Бертье увидел их из хижины и улыбнулся:
— Государь, — сказал он, — вот эти два оригинала, которые просят у вас полк. Они доказывают вам, что умеют стоять на бивуаках.
Наполеон рассеянно взглянул на дуб, и, заметив лицо Фоконьяка, рассмеялся.
— Этот похож на Дон Кихота, — заключил он. — А как зовут его товарища?
— Кавалер де Каза-Веккиа, сир, — ответил Савари.
— Старинная ломбардская фамилия?
— Да, государь.
— И вы говорите, что он хочет полк?
— Он упорно утверждает, что Каза-Веккиа, хоть и незаконнорожденный, может принять только полковничий чин, у этого молодого человека невероятные амбиции.
— У него умный и храбрый вид, — заметил император.
Он понюхал табаку. Савари наблюдал за ним. Император сделал легкий жест рукой, все отошли, и Наполеон сказал генералу:
— Когда у вас возникнет трудное дело, требующее мужества, поручите его этому дворянину. Он хочет чин полковника, так пусть его заслужит.
Очевидно, император хотел привязать к себе человека с таким знатным именем. Савари лукаво улыбнулся.
— Слушаюсь, государь, — сказал он.
«Везет же этим дворянам! — подумал он. — Знатное имя, герб, даже незаконнорожденного, обеспечивают карьеру при дворе Наполеона Первого, коронованного солдата, который хочет разыгрывать роль дворянина и корчит из себя Людовика Четырнадцатого!»
Император, походив по хижине, — придворные жались к стенам, чтобы дать ему дорогу, — наконец, остановился у окна. Там, по своему обыкновению, он стал стучать пальцами по стеклу, глядя на капли дождя.
— Жорж, — тем временем сказал гасконец, — мы промокнем до нитки, но, если хочешь, давай зайдем в хижину.
— Ты с ума сошел. Император велит нас выгнать.
— Ты ошибаешься. Он улыбается нам и стучит в стекло, приглашая войти.
Не дожидаясь возражений своего друга, он слез с лошади, привязал ее, потом спросил:
— Ты пойдешь?
— Но что ты ему скажешь? — заметил Жорж.
— Навру что-нибудь.
Жорж был слишком смел, чтобы отступить, и слишком беспокоился за своего друга, так что он пошел за гасконцем.
Фоконьяк смело вошел и подошел прямо к императору. От такой дерзости придворные побледнели. Наполеон нахмурился, видя вопиющую бесцеремонность. Гасконец поклонился раздраженному императору и сказал:
— Государь, мы с товарищем пришли спросить, кого из нас зовете. Или требуете к себе обоих?
В эту минуту Жорж поклонился с тем изяществом, которого не хватало новоиспеченным выскочкам двора. Пока Наполеон молчал, пораженный манерами Жоржа, Фоконьяк, согнувшись пополам, продолжал:
— Если ваше величество звали нас, то мы всецело к вашим услугам.
— Вы ошибаетесь, — строго сказал Наполеон, — я вас не звал.
— Тысяча извинений, в другой раз не стану верить, ни глазам, ни ушам.
— Это что значит?
— Мне показалось, будто августейшие пальцы вашего величества стучали в стекло, я сказал себе, что император, царствующий над шестьюдесятью миллионами подданных, бросил благосклонный взгляд на нижайшего из своих слуг, и поспешил явиться…
Потом с глубоким вздохом он прибавил:
— Кажется, я ошибся.
Император разгадал хитрость Фоконьяка и засмеялся.
— Господа, — сказал он, — вы мне не нужны. Вы, кажется, имеете обыкновение получать высокую цену за свои услуги, но я со своими скромными средствами не могу их себе позволить. Однако идет дождь, но раз вы уже здесь, то останьтесь.
— Благодарю вас, государь, — произнес Жорж, оставив без внимания иронию императора.
— Вы не только отец, вы мать всех ваших подданных, сир, — добавил Фоконьяк.
Наполеон повернулся к ним спиной и снова принялся стучать в стекло. Но дождь мало-помалу переставал. Небо прояснялось, когда Жорж, услышав лай собак, сказал обер-егермейстеру:
— Кажется, сюда приближается свора?
— Да, — сказал Бертье. — Государь, — прибавил он, — это косуля хочет в конце грозы быть убитой вашим величеством.
— Извините, ваша светлость, — сказал Жорж, прислушавшись, — это не косуля.
— А кто же тогда? — удивился Бертье.
— Кабан. Он ранен.
— А вы откуда знаете? — поинтересовался император.
— Мы, государь, родились охотниками. Я слышу это по тому, как он ломает сучья. Это огромный зверь. Собакам с ним не сладить.
Император не стал больше слушать.
— На коней, господа! — приказал он.
У Бертье не оказалось опытных егерей, он несколько растерялся, но его выручил Жорж, поведя охоту. Собаки загнали кабана к скале и окружили его, исходя лаем.
— Что прикажете, сир? — спросил Жорж. — Убить его?
— Да! — воскликнул Наполеон.
— Ружьем или ножом, государь? — спросил опять Жорж с равнодушным видом.
— Ножом, — ответил Наполеон.
Фоконьяк уже спешился.
— С вашего позволения, сир, — сказал он. — Кавалер, — обратился он к Жоржу, — вы очень хорошо знаете преимущества вашего звания для того, чтобы оспаривать у меня первенство. Фоконьяки — маркизы, и я поступил бы низко, если бы не предъявил своих прав на первенство.
«Эти дворяне, — подумал император, — хотя и смешны, но у них есть гордость, которая все оправдывает».
Гасконец вынул нож. Странной формы лезвие сверкнуло на солнце, оно напоминало собой ножи мясников. Фоконьяк смело подошел к кабану и ловко прыгнул на него, воткнув ему нож между лопаток до рукоятки. Смертельно раненный кабан успел скакнуть вперед и упал под ноги лошади императора, который не удержал поводья. Лошадь испугалась и понесла, все бросились догонять. Очень скоро свита отстала, лишь Жорж, мчавшийся на резвой лошади, держался в двадцати шагах от императора.
Минут через десять Наполеон увидел, что лошадь несет его прямо к обрыву. Гибель его казалась неизбежной. Вдруг позади него раздались три выстрела. Лошадь императора споткнулась и упала в десяти шагах от бездны, но Наполеон, отличный наездник, успел соскочить на землю. Возле него хрипела лошадь. Позади него улыбался Жорж. Наполеон, бледный, но спокойный, просто сказал своему спасителю:
— Я вам обязан жизнью, благодарю. Я еще нужен Богу.
Потом он взглянул на свою упавшую лошадь.
— Бедный Муштейн! — произнес он. — У этого коня был только один недостаток: он пугался выстрелов, и в сражении я не садился на него, но очень его любил.
Жорж подвел свою лошадь к императору и сказал ему:
— Государь, вот арабский скакун, позвольте предложить его вам. Он прекрасно выезжен и ничего не боится.
В доказательство своих слов Жорж вынул пистолет и выстрелил в воздух — лошадь даже не пошевельнулась. Император осмотрел коня, поласкал его и спросил:
— Это чистокровный арабский скакун?
— Да, сир.
— Я беру взаймы вашу лошадь, но в подарок ее не принимаю.
— Напрасно, ваше величество, — просто сказал Жорж, — эта лошадь украсила бы вашу конюшню.
— Но она нужна вам самому.
— У меня есть два брата Солимана, сир, так что без коня я не останусь.
Император, не отказывая и не принимая, сел на лошадь и остался доволен.
В эту минуту послышался быстрый галоп — это подъезжала свита. Император обратился к Жоржу:
— Ни слова о том, что происходило между нами. Никто не должен знать, что я подвергался опасности, это взволновало бы весь Париж.
Свита приближалась. Бертье показался первым. Он был бледен и дрожал. При виде императора он вскрикнул от радости.
— Что с вами? — спросил Наполеон.
— Я боялся за ваше величество.
— Чего? Неужели я не сумею справиться с лошадью?
— Извините, сир, но…
— Вы сомневались во мне. Я обуздал Муштейна, но, так как это животное опасное, попросил кавалера де Каза-Веккиа убить его. Савари, велите подать кавалеру коня.
Император пришпорил лошадь. Савари хотел исполнить приказание императора и взять лошадь у кого-нибудь из свиты, когда Жорж, вскочив в седло позади Фоконьяка, сказал:
— Благодарю вас, генерал. Я не хочу, чтобы из-за меня кто-нибудь вернулся пешком. Вы позволите, любезный друг? — обратился он к Фоконьяку.
— Сделайте одолжение.
Наполеон увидел Фоконьяка и Жоржа на одной лошади.
— Савари! — крикнул он.
— Что прикажете, ваше величество?
— Спешьтесь.
Генерал соскочил наземь.
— Предложите вашу лошадь кавалеру.
Савари, скрывая свой гнев улыбкой, любезно исполнил приказание, а Жорж без единого слова вскочил в седло. Император смотрел на кабана, который чуть было не изменил ход истории.
— Бертье, — сказал он, — пусть мне сегодня вечером подадут кусок мяса этого кабана. Маркиз де Фоконьяк, вы его убили, справедливость требует, чтобы вы его и отведали. Кавалер де Каза-Веккиа будет с вами, потому что вы неразлучны. Какое у вас странное оружие, господин де Фоконьяк, — прибавил Наполеон, — и как искусно вы им владеете.
— Государь, — сказал гасконец, — история моего охотничьего ножа уходит в глубь веков.
— Вы расскажете ее нам сегодня вечером.
— Сир, у всякой хорошей вещи есть своя пара, и парой моему ножу является нож моего друга кавалера де Каза-Веккиа. Осмелюсь посоветовать вашему величеству приказать кавалеру рассказать историю своего оружия.
— Очень хорошо, господа, мы вас послушаем сегодня.
Свита вихрем понеслась к Фонтенбло. Однако толпа успела приметить Фоконьяка в числе самых приближенных придворных. Раньше все насмехались над эксцентричными выходками гасконца, а теперь дружно решили, что вид у него самый что ни на есть величественный.