В ту минуту, когда Кадрус и Фоконьяк вернулись от барона де Гильбоа, слуга подал кавалеру де Каза-Веккиа письмо.

— От кого? — спросил кавалер слугу.

— Какая-то деревенская баба принесла.

— Она не сказала от кого?

— Она сказала, что это от дамы, которая гуляет одна в лесу с бриллиантовыми перстнями на всех пальцах, а на правой руке у нее простой стеклянный перстень.

Кавалер тотчас узнал, от кого письмо. Чего могла от него хотеть герцогиня де Бланжини?

Письмо было без подписи.

«Особа, которой кавалер де Каза-Веккиа подарил перстень, лежавший на Гробе Господнем, убедительно просит его прийти к ней как можно скорее. Она будет ожидать его в любое время».

— Чего хочет от меня принцесса? — спрашивал себя Кадрус. — Вероятно, женская прихоть! Повинуясь минутному порыву, я уже сделал ошибку, показав ей лицо вожака «кротов». Не будет ли неблагоразумно уступить подобной прихоти?

— Нет, нет! — сказал Фоконьяк, который как человек ловкий, желающий все знать, не пропустил ни одного слова своего друга. — Нет, любезнейший, неблагоразумно будет не уступить этой женщине. Поверь мне, нарядись, сострой себе такое лицо, как у влюбленного, отправляющегося на первое свидание, и скачи в замок…

— Ты знаешь, — ответил Кадрус, — я отвергаю притворство, я люблю другую.

— Тем более, — усмехнулся гасконец, — ты лучше сыграешь свою роль. Ах! Будь я на твоем месте! — воскликнул волокита, который, видя нерешимость своего вожака, сунул ему в руки хлыст и, смеясь, толкнул к двери.

Жорж с неохотой поехал в замок, где его с нетерпением ждала герцогиня де Бланжини.

Из окна будуара она увидела кавалера, и сердце ее забилось. Она не могла обманывать себя: она любила. Да, она любила этого человека… этого Кадруса! Это была любовь, идущая прямо и твердо к цели, без ложного стыда, любовь горячая, как корсиканская кровь, которая текла в ее жилах.

Когда ревность уязвит сердце подобной женщины, тогда она не отступит ни перед чем. Принцесса любила Жоржа и писала ему, прося свидания. Сердце ее колотилось, когда молодой человек вошел к ней, но она холодно ответила на его поклон, указала ему на стул и вдруг спросила:

— Мне сказали, что вы женитесь. Правда ли это?

— Да, — ответил Жорж, поклонившись.

— На девице де Леллиоль, племяннице барона де Гильбоа?

Молодой человек снова поклонился.

— Говорят, что девица де Леллиоль чрезвычайно богата, — продолжала герцогиня с иронией. — Миллионерша, имеющая дядю-богача, от которого получит наследство. Партия хорошая.

Горький тон, которым были произнесены эти последние слова, обескуражил Кадруса, который удивленно посмотрел на герцогиню. Та увидела, что удар попал в цель, и тотчас же нанесла еще один.

— Вас прельщает богатство? — спросила она. — Вы любите деньги?

— О, герцогиня! — ответил Жорж, стыдясь, что его брак считали гнусной спекуляцией. — Чем я заслужил такое мнение о себе? Вы знаете, кто я, неужели вы считаете меня способным на подобную гнусность?

Герцогиня знала, что оскорбит того, кому она готова была отдать все, но все-таки спросила, любит ли он деньги. Она страдала и хотела, чтобы Жорж также страдал. В женской любви всегда есть немного ненависти.

— Кажется, вы говорили мне, что желаете быть любимым для себя самого и что…

Она умолкла. Такого человека, как вожак «кротов», нельзя было унижать безнаказанно.

— Герцогиня, — сказал он гордо, — у вас в руках столько средств отомстить мне, если я мог чем-нибудь вас прогневать, что совершенно бесполезно призывать меня для того, чтобы бросать мне в лицо подобное оскорбление.

Он бросил на герцогиню свирепый взгляд и сделал шаг к двери. Герцогиня остановила его.

— Садитесь, — сказала она.

Жорж колебался.

— Я вас прошу, — умоляла она.

Наступило минутное молчание. Герцогиня сумела сгладить неловкость.

— О, конечно, — начала она, — любовь к деньгам так гнусна, что ей не место в благородном сердце. Я очень богата, однако, несмотря на оказанную мне услугу, несмотря на мой хороший прием, вы не объяснились мне в любви. Стало быть, богатство вас не прельщает. Не прельстила вас и красота девицы де Леллиоль, потому что я красивее ее. Я говорю без ложного стыда и без ложной скромности, что меня называют красавицей. Стало быть, какая-то странная причина заставляет вас жениться на девице де Леллиоль.

Жорж очень хорошо чувствовал, на какой скользкий путь его увлекают, и ответил вежливо, но сдержанно:

— Вы изумительно хороши. Это мнение всего двора вообще и мое в особенности, так что я не могу опровергать впечатление, какое вы производите на всех.

— Происходя от императорской крови, — продолжила принцесса, улыбкой поблагодарив молодого человека, — находясь у трона, где мое имя и привязанность ко мне императора делают мое могущество почти безграничным, я могла бы помочь человеку, любимому мной, подняться на все ступени, ведущие к славе и богатству. Не так ли?

— Совершенная правда, — сказал кавалер, становившийся все холоднее по мере того, как герцогиня говорила.

Она продолжала:

— Если бы человеку, который полюбит меня, пришлось забыть тяжкое прошлое, со мной этого прошлого не существовало бы. Он стал бы заниматься лишь будущим, будущим таким, о котором не мог и мечтать.

Намек был столь ясен, что Жорж счел своим долгом остановить ее.

— Ваша привязанность не может привлечь честного человека, — сказал он. — Человек честный не забыл бы, что вы замужем и не свободны.

Это был неудачный прием. Принцесса пришла в негодование.

— Вы говорите мне о моем муже! — вскрикнула она. — Объяснимся же. Вы ищите предлог, чтобы отказаться от моей любви. Вы напоминаете мне о моих супружеских обязанностях. Но откуда вам знать, чем я обязана герцогу де Бланжини? Нет! Я ему ничем не обязана. Я вышла за него с условием, что сохраню свою свободу, не ограничивая его свободы. Если я заведу любовника, то не нарушу данного слова.

Жорж изумился подобной смелости. Молодая женщина с жаром продолжала:

— Вы, смельчак из смельчаков, удивляетесь моей смелости. Ну и что! Я завела бы любовника и была бы виновна менее своих кузин. Я не хвасталась бы своей любовью. Любовь, о которой я мечтала, была бы скромна. Притом муж недолго бы стеснял меня. Он слишком стар. Я возвысила бы до себя своего любовника и породнила бы его с императорской семьей, я сделала бы его своим мужем…

Как ни сопротивлялся Жорж чарам герцогини, при последних словах у него не могла не закружиться голова. Породниться с императорской семьей! Ему! Кадрусу! Стало быть, эта женщина любила его самого. Он был уверен, что принцесса сдержит слово.

— Я вас понимаю, — ответил он. — И у меня разрывается сердце. Забыть прошлое… быть любимым вами, сесть возле вас на первых ступенях первого трона в Европе — это мечта до того невероятная, что она могла родиться только в голове безумца. Каким смельчаком я бы вам ни казался, я не настолько смел, чтобы так высоко возвыситься в своих желаниях.

— Но это моя мечта, я могу ее осуществить… — начала молодая женщина, слушавшая напряженно, как обвиняемый — свой приговор.

— Позвольте мне закончить, герцогиня, — перебил кавалер. — Там, где вы живете, играют всеми чувствами. Низость, честолюбие, жадность повергли бы к вашим ногам свою лицемерную любовь, если бы знали чувства вашего сердца. Но притворство претит таким людям, как я. С глубоким сожалением я должен вам сказать, герцогиня, что была минута, когда я отдал бы все на свете, чтобы стать достойным вашей любви. Но теперь я с глубочайшим уважением должен вас уверить, что уже поздно. Я люблю молодую девушку, руки которой я просил.

— Кто же эта соперница, которую вы предпочли мне? — запальчиво спросила она. — Богатая невеста, это правда, но девочка, ослепленная красивой наружностью кавалера де Каза-Веккиа, ребенок, желающий выйти из-под опеки, более желающий свободы, чем любви. Вы хотите, чтобы вас любили самого, а идете на уступки.

— Вы ошибаетесь насчет моей невесты, герцогиня. Та, которая отдала мне свое сердце, не такова, как вы думаете. Она не имеет такого могущества, как вы, чтобы возвысить меня в глазах всех. Она всего лишь готова пожертвовать всем ради человека, которого она любит. Ради Кадруса… она готова жить моей жизнью…

— Как! — вскрикнула принцесса. — Она знает?..

— Она знает все.

— А! Тогда… я понимаю!.. — воскликнула молодая женщина. — Вы должны любить ее, ее жертва выше моей. Я хотела возвысить вас до себя, она опускается до вас.

Слезы душили герцогиню, ей пришлось совершить невероятные усилия, чтобы их скрыть. Она встала. Кавалер хотел положить конец этому тягостному разговору. Он также встал и сделал шаг к двери. Герцогиня протянула ему руку.

— Слушайте, — сказала она, — вы очень огорчили меня. Такая кровь, как моя, знает ненависть, но признательность в ней сильнее всего. Я благодарю вас за вашу честность. Вы могли меня обмануть, а поступили честно. Я не стану вас просить молчать о том, что происходило между нами. Вы так благородны, что я могу не сомневаться в том. Вместо любви, которая не может быть взаимной, я предлагаю вам дружбу, а вместе с дружбой мое уважение. Где бы вы ни находились, помните о принцессе Полине. Вам обеспечена ее благодарность и помощь.

Слишком взволнованный, чтобы ответить, кавалер поцеловал руку герцогини и собрался выйти.

— Жорж! — вскрикнула молодая женщина.

Кавалер обернулся. Она бросилась ему на шею и, трепеща, прижала свои губы к губам молодого человека. Потом отпрянула и сказала:

— Ступай. Унеси с собой этот поцелуй, первый и последний!..

Она шаталась. Сила воли изменила ей, женщина забыла на минуту достоинство принцессы. Жорж отвел ее к дивану. Потом поцеловал ей руку и, пока она рыдала, быстро вышел. Он сел на лошадь, не думая даже ей править. Лошадь сама привезла его в Фонтенбло. Принцесса вечером не была у императрицы. Во дворце прошел слух, что она нездорова.