В день своего рождения Макс вышел к завтраку, настроенный мирно и благостно. Похоже, он, наконец, убедил свою жену, что они должны жить раздельной жизнью.
— С днем рождения, Макс, — обратился к нему Ричард.
Макс слегка улыбнулся:
— Тебя тоже, Рикки. Э… твой подарок сюда не поместится. То есть она бы поместилась, но Хенни поклялась, что и сама, и горничные уволятся в полном составе, так что я оставил ее в конюшне.
— Хенни? — ухмыльнулся Ричард.
Макс хихикнул:
— Нет, жеребенок от Энджелфайр. Она будет красоткой. И как раз под твой вес. И порода хороша.
Ричард покраснел:
— Черт возьми, Макс! Ты не можешь подарить мне эту кобылку. С ее родословной она могла бы стать чемпионом! Второй Молли Долгоножкой! Выбери…
— Да брось, Рикки! — отмахнулся Макс. — Она твоя.
Ричард притих, все еще бормоча о чрезмерной щедрости идиотов. Игнорируя его ворчание, Макс взял со стола один из лежащих перед ним пакетов.
Он бросил виноватый взгляд на место, предназначенное для Верити. Оно оставалось пустым. Но прислуга поставила прибор для нее. Пустой стул и нетронутое серебро будто насмехались над ним.
Он отвел взгляд и обнаружил, что Ричард смотрит на него.
На мгновение у Макса в голове смешались мысли. Потом он понял, что все еще держит пакет. Развернув его, он обнаружил небольшую резную статуэтку, изображающую двух спаниелей, свернувшихся вместе. Он бросил взгляд на камин, у которого лежали оригиналы, вытянув лапы и развесив уши. И усмехнулся. Только Ричард мог подарить ему это.
Он сказал:
— Теперь я знаю, почему ты оставлял такой беспорядок в библиотеке. — Больше не нужно было говорить ни слова. Ричард и так поймет.
Рядом лежал еще один большой плоский пакет. Нахмурившись, Макс поднял его:
— Что это?
Ричард пожал плечами:
— Открой и узнаешь. Он был там, когда я вошел. Альмерия, что ли? Она могла передать его через Хенни.
Макс в недоумении открыл пакет. Показалась рамка — это был рисунок. У него перехватило дыхание… но как Ричард мог не знать об этом? Или он знал? Однако не в его характере было соглашаться на подобные вещи.
Макс уставился на карандашный портрет своего брата, на котором тот, сведя брови, сосредоточенно вертел что-то в руках. При более детальном рассмотрении Макс увидел, что брат был занят резьбой по дереву; художник даже запечатлел завитки древесной стружки, высвеченные солнечным лучом. Он снова посмотрел и улыбнулся. Он знал, где был сделан рисунок. Эркер в библиотеке. Там последнее время весь пол был засыпан стружками. Никакой другой подарок не оценил бы он настолько дорого. Но кто художник? Этот эскиз лишил его дара речи. Он почти физически ощущал солнечный свет, лившийся из него…
Оставив размышления, он обратился к брату.
— Спасибо, Рикки, — просто сказал он.
Ричард удивился:
— За что?
Макс поднял картину:
— За это.
Ричард перегнулся через стол.
— Я тут ни при чем. Что это такое?
Макс почувствовал странный укол предчувствия.
— Но ты должен был знать. Кто это сделал? — И, уже спросив, он вспомнил рассыпанные карандаши, и весь его мир перевернулся.
Ричард не спеша поднялся и обошел стол.
— Кто сделал — что… Боже мой! — Он недоверчиво уставился на эскиз. — Так вот почему она на меня смотрела! Маленькая… — Он прикусил язык и указал на что-то в правом нижнем углу.
Макс знал, кто это сделал, но, несмотря на это, его сердце сковал стальной обруч, когда он увидел, на что указывал Ричард. Переплетенные инициалы «В и С».
— Ты не знал? — спросил он, смутившись. Какой дьявол сказал ей про его день рождения? И — проклятье! — она подписала это своим девичьим именем! Боль и стыд заполонили его.
Ричард покачал головой:
— Нет. Она сказала, что работает над эскизом библиотеки в перспективе. — Он покраснел. — Я… Мне очень жаль, Макс. Я был неприветлив с ней, ты знаешь. — Он сглотнул. — Точнее говоря, в тот последний раз я был с ней чертовски груб.
Макс только кивнул. Его терзала совесть. Верити так старалась сломать стену, которую он установил между ними, а он давал отпор каждой ее робкой попытке.
Его свобода. Его здравомыслие. Любой ценой. Только… он никогда не представлял себе, что она заплатит эту цену.
Миссис Хенти сообщила ему, что ее милость взяла корзинку и отправилась гулять сразу после завтрака.
Макс поморщился, получив эту информацию.
— Спасибо, Хенни, — сказал он. — Когда ее милость вернется, возможно, вы могли бы спросить ее… Я имею в виду, сказать ей… предложить, если будет на то ее желание, пообедать сегодня вечером с мистером Ричардом и мной.
— Конечно, милорд.
Сухой тон экономки насторожил его. Он внимательно посмотрел на нее:
— Что-то не так, Хенни?
Она еще сильнее поджала губы.
— Ну, я не вправе говорить это, мастер Макс, но…
Макс напрягся. Когда Хенни вспоминала о своих правах и называла его мастером Максом, это означало, что надвигается буря. Ему было известно о трениях между Хенни и ее хозяйкой, но он думал, что проблема в прошлом. Пусть лучше Верити разберется с этим самостоятельно.
— Было бы лучше, если бы вы спросили ее милость сами. Сказала я ей вчера вечером, чтобы она спустилась, но она внимания не обратила, а она ведь ест столько, что воробей бы с голоду помер. Поковыряет вилкой в тарелке и отставит. В точности как тогда, когда она только приехала. Говорит, что не голодна… но спросите меня, и я скажу, что она не может есть, когда расстроена!
Макс выругался, и миссис Хенти уставилась на него яростным взглядом:
— Не говорите подобных словечек! Или я не поленюсь, наварю мыла из бараньего сала и вымою вам рот! Разве не ясно, что ее милость еще не чувствует себя здесь как дома. Может быть, она скучает по своей семье.
Макс закашлялся при мысли о Верити, скучающей по Фарингдонам, и тут его совесть сдавила ему горло. Чем он лучше?
Миссис Хенти вытащила носовой платок и высморкалась.
— Да, сэр. Ее милость была так добра! Я сказала ей, предупредила, что ухожу, и рассказала ей о Саре, что ее нужно уволить, но ее милость ничего этого не позволила.
Макс попытался разобраться в путанице:
— Хенни, что такое с Сарой? И почему вы решили уйти?
— Как же это? Значит, миледи не сказала вам ни слова?
Он сдержался и не ответил ей, что последними словами, сказанными ему ее милостью, было пожелание идти к черту. Вместо этого он покачал головой:
— Ни слова.
Миссис Хенти нахмурилась:
— Тогда… В общем, за Сарой ухаживал Тед Грейнджер.
Макс прикусил губу.
— Господи, не может быть. Я понятия не имел. Как она?
— Она в тягости, — напрямик заявила миссис Хенти. — Как раз должны были огласить помолвку, когда он погиб.
— И что дальше? — спросил Макс.
Миссис Хенти глубоко вздохнула.
— Ее милость сказала, что нужно найти порядочную женщину, которая взяла бы Сару на проживание с ребенком. Может быть, вдову с маленькими детьми, чтобы они могли помогать друг другу, а она оплатит питание и даст еще немного денег, чтобы Сара имела подспорье.
— Я… понимаю, — выдавил Макс. Он попытался представить себе, как реагировала бы любая другая леди на известие о том, что одна из горничных беременна.
Миссис Хенти беспокойно посмотрела на него:
— Если ваша светлость не одобряет…
Он покачал головой:
— Не глупите, Хенни. Я… я просто удивлен.
Она уставилась на его светлость горящим взглядом:
— Я не знаю, что за семья у ее милости, но просто слезы текут, когда такая леди говорит старухе вроде меня, что рада была бы, если бы я была ее тетей! — Экономка собрала свой ворох белья, готовая уйти, но медлила.
Осознав, что Хенни все еще никуда не ушла, он взял себя в руки.
— Вы, случайно, не знаете, куда именно она могла отправиться, Хенни? — спросил он.
Миссис Хенти улыбнулась:
— Она любит скалы над песками. Мне кажется, ей нравятся простор и птицы. Вряд ли ее будет трудно найти.
Хенни повернулась и ушла, а Макс почувствовал, что кровь застыла в его жилах. Если Верити расстроена… она может просто потерять осторожность. А на скалах трудно найти ровную площадку. Если она подойдет слишком близко к краю…
Стоя высоко на скале, Верити смотрела на пролив. Где-то за ним в голубой дымке лежала Франция. Девушка держалась далеко от края, помня недавнее предупреждение миссис Хенти: «Будьте осторожны. Скалы коварны. Там все время осыпи. И дерн скользкий».
Она смотрела вдаль, охваченная тоской. Если бы только можно было оседлать ветер, улететь от бедствий, в которых сама же и виновата. Оглядываясь назад, она видела, сколько наделала глупостей. Одно только решение обмануть Макса и стать его любовницей. Если бы она поняла, что он все равно узнает…
Мечты обмануты, призрак надежды рассеялся. Осталась только боль в сердце, хранящем слишком много горьких секретов.
И все же у нее остается ее свобода. Свобода приходить и уходить, когда вздумается. Никто от нее ничего не требовал. Никто ничего не ожидал от нее. Потому что никто в ней не нуждался. Свобода на этих условиях была пуста, как ветер.
Тут застучали копыта, кто-то крикнул, и она резко повернулась.
К. ней галопом скакал Макс на крупном сером коне. За несколько ярдов до нее он натянул поводья и спешился.
— Верити, вернитесь. — Его взволнованный голос удивил ее. Лицо его было абсолютно белым. И он назвал ее по имени.
Растерявшись, Верити сказала:
— Но я никуда не собиралась. Просто пошла прогуляться. — Она покраснела. — Вы, наверное, считаете, что мне следовало взять с собой горничную!
Он не ответил ей прямо.
— Пожалуйста, отойдите от обрыва. Вы… вы знаете про эти скалы? Они могут быть…
— Миссис Хенти была достаточно любезна, чтобы предупредить меня.
— Ах… То есть… то есть вы не…
Его голос дрогнул, и она потрясенно содрогнулась, увидев взмыленного коня, чьи бока раздувались, и догадавшись, о чем подумал Макс.
— Нет, — прошептала она. — Вы не можете думаете, что я смогу так поступить с вами…
Даже если Максу она безразлична, он взял на себя ответственность за нее и будет винить себя, если что-нибудь с ней случится.
Поглядев ей в глаза, он кивнул:
— Я… да. Я имею в виду… нет. Черт возьми! Я волновался. Здесь скалы местами осыпаются. — Он протянул руку.
Широко раскрыв глаза, она подошла к нему, избегая его все еще протянутой руки. Она прогнала мечты. Наверное, вскоре ее рана перестанет болеть?
Через мгновение он опустил руку и взялся за вожжи.
— Этот рисунок… Я не понимал, что вы делали, — сказал он, и голос его застыл. — Если бы я знал…
— Я прекрасно понимаю, что вы ничего не хотите от меня принимать! — вспыхнула она. — Вам не нужно беспокоиться. Мне не придет в голову сделать это снова!
— Я прошу прощения.
Несмотря на жжение в глазах, она повернула к нему лицо, дрожа от ярости.
— Так чего же вы не поняли на этот раз?
Он покраснел:
— Я прошу извинить меня за то, что наговорил в тот день. Прошу прощения. Безоговорочно. Я никогда не хотел сказать, что ваше присутствие здесь нежелательно. Мне очень жаль. Неужели вы не простите меня?
Онемев, Верити покачала головой:
— Не надо. В этом нет необходимости. Вы не должны мне ничего, и меньше всего следует извиняться за слова правды. До свидания, сэр. Спасибо за вашу заботу, но я предпочла бы побыть одна. Вам не нужно бояться, что я причиню себе какой-либо вред.
— Верити…
Она не замедлила шага. Если бы только она могла остаться Селиной! Максу нравилась Селина, настолько нравилась, что он называл ее своей возлюбленной. Верити же была всего лишь его обязанностью, обузой.
Она вернулась в середине дня, слегка промокшая под мелким дождем, и с болью в сердце выслушала причитания миссис Хенти:
— Его светлость просил вас не ходить туда. Уж так сильно беспокоился!
Верити выдавила из себя улыбку, развязывая влажный плащ.
— Спасибо вам, миссис Хенти. Я буду помнить. Пришлите, пожалуйста, ко мне Сару.
Миссис Хенти кивнула.
— Я сказала хозяину о Саре. Я… я не знала, что вы еще не говорили с ним об этом.
Плащ выпал из рук Верити.
— Что он ответил? Рассердился? — Ею овладел приступ страха. Если он попытается пресечь ее попытку помочь девушке… она этого не вынесет!
Миссис Хенти улыбнулась:
— Мастер Макс? Нет, он не возражал. Он всегда был добрым и внимательным к тем, кто от него зависит.
Верити отвернулась, чтобы повесить плащ на спинку кресла у камина.
— Да. Очень добрым. — Она постаралась, чтобы в голосе ее не прозвучало сомнения. Человек может быть возмущен теми, кто от него зависит. Очень сильно возмущен. Быстро заморгав, она повернулась к миссис Хенти: — Пожалуй, Сара мне сейчас не понадобится. Думаю, я лягу поспать. Когда подойдет время ужина, пошлите ее ко мне, пусть разбудит.
Морщинистое лицо экономки просияло от улыбки.
— Слушаю, миледи. Я сама поднимусь к вам вместе с ней, и мы выберем для вас чудесное платье!
Макс смотрел на миссис Хенти с удивлением.
— Вы думали, что она спустится к ужину?
Ужин был накрыт в небольшой столовой. Ричард прислонился к каминной трубе и слушал, едва заметно нахмурив лоб.
Миссис Хенти ломала руки.
— Я уверена, что она хотела! Сказала, чтобы я разбудила ее вовремя! И я помогла ей переодеться в самое красивое платье.
И вот теперь Верити исчезла. Макс мог утешать себя только тем, что она сейчас скрывается где-нибудь в доме, избегает его. Он не винил ее. Он дал ей понять, что хотел бы иметь с ней как можно меньше общего и она должна устраниться из его жизни.
Она ведьма. Там, на скалах, он должен был поблагодарить ее за рисунок, сказать ей, что с нетерпением ждет ее за ужином. Но он так чертовски испугался, что она могла подойти к обрыву, чтобы… Он почувствовал тошноту, просто подумав об этом. А потом он дал ей уйти. Она сказала, что хочет побыть одна.
Его совесть встрепенулась: может быть, Верити подумала, что у нее не было выбора?
— Я отдала распоряжение, чтобы в ее гостиной оставили еду, милорд, — сказала миссис Хенти. — Она обычно ест фрукты и сыр. Но я сказала, чтобы принесли холодное мясо. Скорее всего, леди поест, когда вернется. Ох, и устала же она после прогулки. Проспала добрую пару часов.
— Спасибо, Хенни. Я сам найду ее милость. Спокойной ночи.
— Я бы сказал, мастер Макс, — заметил Ричард, — вид у тебя такой, будто ты решил произвести инвентаризацию и обнаружил, что у тебя не все дома.
Макс хмыкнул.
— Давай-ка я тебе кое-что покажу.
Макс поднял взгляд. Ричард держал небольшой рисунок, вставленный в рамку.
— Я нашел это на моем столе в библиотеке. Бог знает, как она заставила их столько времени сидеть на месте. — Он подошел и передал его Максу.
Это был эскиз, над которым Верити работала в саду. Он молча смотрел на него и чувствовал стыд. Сколько часов работы она потратила на эти два эскиза, будучи полностью уверена, что их отвергнут, но не имея возможности подарить ничего другого?
Ричард окинул его испытующим взглядом:
— Макс… тебе не кажется, что совершена серьезная ошибка?
«Я бы хотела… семью. Чтобы быть частью жизни людей. Чтобы не быть всегда посторонней».
А он оттолкнул ее. Вина подступила к горлу, мешая дышать.
— Начинай пока без меня. Я должен ее найти.
В уголках глаз Ричарда появились лукавые морщинки.
— Я выпью мадеры, пока буду ждать.
Макс открыл рот, чтобы возразить, но, заметим приподнятую бровь Ричарда, промолчал.
— Если ты не против принять совет, возьми с собой Гуса и Таффи.
Макс кивнул и резко свистнул собакам.
Он отыскал ее в кладовой.
Верити не подняла глаз, когда он открыл дверь и заглянул внутрь. Его сердце рванулось к ней, сидящей в свете керосиновой лампы, в окружении теней, склонив голову над шитьем.
С минуту он смотрел на нее, на нежный, бледный абрис щеки, тонкие сосредоточенные морщинки на лбу и монотонные, ритмичные движения ее рук в процессе работы. Она всегда работала. Каждый раз, когда он видел ее, она что-нибудь делала. Он понял с болью, что она привыкла быть занятой. Привыкла к тому, что для себя у нее времени нет. Привыкла быть одна.
Прежде чем он успел заговорить, спаниели, потеряв терпение, протиснулись мимо него и с откровенной радостью бросились к Верити.
— Вы, два идиота, как вы сюда… ох! — Она отпрянула, сжалась на стуле, и это было как пощечина для Макса.
Еще хуже было то, что она немедленно справилась с собой. Выпрямилась и взглянула ему в лицо. Как будто смотрела в лицо расстрельной команде. С открытыми глазами.
— М-милорд? Вам здесь что-нибудь нужно?
Он покачал головой:
— Я пришел за вами. Стол накрыт.
И он неторопливо вошел в комнату, понимая, что ее глаза неотступно прикованы к его лицу, даже когда она наклоняется, чтобы погладить собак.
— Я не хотела заставлять вас ждать, — произнесла она тихо. — Я не очень голодна.
Что-то беспощадно вонзилось в его сердце. «Не может есть, когда она расстроена… Ей нужно больше, чем безопасность».
— Я вижу, — сказал Макс. С легкой улыбкой он присел на корточки и начал собирать лоскутки, разбросанные по полу.
Молчание повисло между ними. Сидя на корточках, он поднял глаза на ее лицо и увидел вспыхнувшую боль, и с каждым ее вздохом боль становилась сильнее. Ее дрожащая рука застыла над головой Таффи.
— Мне очень жаль, — сказал он просто. — Я не хотел оскорбить вас.
Он осторожно погладил пальцем тыльную сторону ее ладони. Едва сознавая, что делает, провел пальцами вверх по ее рукам, лаская прохладную шелковистую кожу, и выше, по шее, где внезапно забился пульс, шевельнувшись под его нежными пальцами. Дотронулся до щеки. Он забыл, какая она нежная и трепетная. Ее дыхание стало сбиваться, а затем маленькая нерешительная рука медленно поднялась к его лицу. Дрожащие пальчики неуверенно погладили его подбородок, зажигая каждый нерв. Он забыл и это тоже… Нет, это была ложь. Он старался забыть, блистательно потерпев неудачу. И тут раздался голос, не верящий сам себе:
— М… Макс?
Никогда до этого его имя не звучало так сладко на губах женщины. Он наклонился, чтобы поцелуем снять его с них.
Он не мог насытиться ею. Ее сладким, податливым ртом, тихим вскриком, когда его рука сомкнулась на спелой груди и он почувствовал ладонью через ее шелковый лиф бугорок затвердевшего соска. Чресла его пульсировали, и он подтянул ее по ближе, двигаясь вдоль ее мягкого живота в извечном ритме. Но это было больше чем желание, больше чем физическая потребность. И он хотел ее. Боже, как он хотел ее! Никогда в своей жизни он не был так бешено возбужден от простого поцелуя. Никогда еще не хотел просто… просто поднять ее на ближайший стол и взять.
Потрясение сокрушило его, как удар кувалдой, когда он понял, что именно это он и собирается сделать: поднять свою жену, усадить на рабочий стол кладовой, задрать юбку до талии и взять ее. Он уже прислонил ее к столу. Каким-то образом он сумел оторваться от ее губ и немного отстраниться, сжимая ее плечи, чтобы замаскировать дрожание рук. Усилие, которое для этого потребовалось, оставило его в ощущении, будто он оторвал часть себя. Прерывисто дыша, он заставил свой голос звучать спокойно и ровно:
— Нам лучше пойти на ужин. Ричард будет ждать нас.
Единственное, что помогало Верити держаться на ногах, был край стола под ее ягодицами. Она осознала это с изумлением. Каким образом она здесь очутилась? Сделав осторожный вдох, она нащупала этот край дрожащими пальцами и оперлась на него.
Ужин. Он хотел, чтобы она спустилась вниз. И он поцеловал ее. Ах, как он целовал ее! Простил ли он ее? Надежда возгорелась в ней, когда она посмотрела на него снизу вверх… и угасла. Его лицо, казалось, закостенело. Как будто он был на что-то сердит. Холодный страх проник в нее. Она вновь вызвала в нем отвращение?
— Ма… милорд?
Тут его лицо смягчилось.
— Здесь нет милорда. Только Макс. — Он протянул ей руку.
Ее сердце забилось в ответ.
— Макс, — прошептала она, не в силах сдержать надежды, полосующей ее острым лезвием.
Никогда раньше она не понимала, что надежда — это обоюдоострый меч. Только Макс. Но не его возлюбленная.