− Почему вы мне не сказали?

Верити силилась понять, о чем говорит Макс. Ее бабушка изменила свое завещание. Дважды. Ее лишили наследства из-за того, что Фарингдоны солгали. Теперь все обрело смысл. Неудивительно, что они не отпускали ее и заставили сменить имя. Он прокашлялся.

— Адвокаты приходили ко мне в Блэкени. Ты их не видела. Это было после нашей…

— Понимаю, — ответила она. В конце концов, он и не обязан был ей говорить. В вопросах денег у нее не было слова, не было прав, за исключением тех, которые даровал бы ей муж.

— Нет. Ты не понимаешь! — резко возразил он. — Ты была слишком расстроена после того, что произошло между нами.

— И что вы обнаружили, милорд?

— Я встретился с твоим дядей и кузеном. Я предложил договориться на пятнадцати тысячах и драгоценностях.

Она поставила чашку с чаем на стол, стараясь совладать с руками.

— Пят-пятнадцать тысяч, сэр? Но зачем?

— Зачем? — Янтарные глаза сузились.

— Да. Зачем? Разве вы нуждаетесь в деньгах, милорд? Это в какой-то мере компенсация за нежеланный брак?

— Нет, Верити. Я не нуждаюсь в деньгах. Но ты нуждаешься. Я хочу дать тебе что-то, что было бы безоговорочно твоим. А не моим.

Не моим.

Сердце ее сжалось. Она беспощадно напомнила себе, что он не хотел жениться на ней, и совершенно понятно, что он ухватился за возможность обеспечить свою жену, не тратя собственного состояния.

— Значит, вы уладите с адвокатами вопрос о… как это называется, раздельное проживание?

На мгновение между ними повисла пронзительная тишина. Единственное, что жило в комнате, был маятник каминных часов, без устали напоминавший Максу, что уже слишком поздно.

Он склонил голову.

— Именно так это называется, мадам.

— Благодарю вас, сэр. Я очень признательна. Когда мне уехать, как вы считаете, милорд?

— Нет. Я не отпущу тебя. К дьяволу, Верити! Ты говорила мне, что любишь меня! Ты думаешь, я вот так и позволю тебе уйти? — Он рванул к ней, намереваясь заключить ее в объятия.

Нужно что-то придумать. Немедленно. Он не хочет ни к чему ее принуждать, но и отпустить ее не может. Не может!

— Мы должны еще раз это обсудить, — продолжал он. — Я несу… ответственность за тебя. Я должен быть совершенно уверен, что ты понимаешь, что делаешь. Ты останешься моей женой, — хрипло сказал он. — И как таковая ты будешь жить в одном из моих домов и, по крайней мере, формально останешься под моей защитой. И я не соглашусь на разделение до исхода шести месяцев. Таковы мои условия, мадам. Вы можете принять их или отвергнуть.

Ее глаза не отрывались от его лица.

— Макс… пожалуйста…

— Шесть месяцев, — повторил он.

Он поклонился и пошел прочь. Шесть месяцев. Он выиграл шесть месяцев, в течение которых должен вновь разжечь ее любовь.

Верити изо всех сил сохраняла спокойствие, пока дверь за ним не закрылась. Потом она услышала, как хлопнула парадная дверь, и поняла, что он ушел. И только тогда зарыдала.

Слова на странице приплясывали и кривлялись, словно в насмешку… Главнейшие признаки зачатия, из коих первый — отвращение к мясу… или сверхъестественный аппетит и рвота… желания странные и абсурдные…

Слова на странице танцевали в насмешку радости…

С трудом сосредоточившись, она продолжала читать… Признаки зачатия… кончики сосков выглядят краснее, чем обычно… Груди начинают набухать и тяжелеть, при этом становятся болезненно чувствительными. Вены на грудях видны более явственно, чем раньше…

Ко всему прочему у нее не было месячных истечений с тех пор, как она покинула дом Фарингдонов. Такая определенность заставила ее содрогнуться.

Ее осторожная рука легла на мягкую грудь. Неудивительно, что последнее время ей казалось, будто рубашка стала чересчур тесна. Неудивительно, что ее истечения так запаздывали. Они никогда не были особенно регулярными, но в этот раз запаздывали всерьез. В этот раз их вообще не будет.

Книга была старой, но Верити помнила, что ее мать в начале беременности постоянно тошнило. Она больше не могла игнорировать то, что сообщало ей ее тело.

Голос Клипстона вернул ее к действительности:

— Леди Арнсворт, миледи.

Верити в ужасе открыла рот, чтобы сказать, что ее нет дома, но…

Леди Арнсворт ворвалась как ураган. Еще удивительно, что ее светлость дала бедному Клипстону сколько-то времени, чтобы известить о ее приходе.

— Добрый день, мэм, — вежливо произнесла Верити, заталкивая книгу под диванную подушку.

Глаза леди Арнсворт пробуравили ее насквозь.

— Меня совершенно не касается, если вы собираетесь и дальше загрязнять свой разум вздорными романами. Пусть Макс вас контролирует. Я зашла просто спросить о вашем здоровье.

— Спасибо. — Она не стала распространяться на тему здоровья. Леди Арнсворт и так скоро узнает правду.

— Вы беременны? Это и есть причина ваших недомоганий?

Неожиданный вопрос заставил Верити растеряться и вспыхнуть.

— Я… я… — К черту! — Я не понимаю, как это может касаться вас, мадам! — отрезала она.

Леди Арнсворт раздулась от гнева:

— Меня не касается? Вы самонадеянная выскочка! Подумать только, как страдала моя сестра, когда умер ее старший сын! Зная, что теперь графство перейдет к Максу, что она не выполнила своего долга!

— Простите? — Верити уставилась в ее пошедшее пятнами лицо.

— Макс! У него никогда не было ни малейшего чувства ответственности! — горько воскликнула леди Арнсворт. — Какое безрассудство! Ричард никогда бы не сел на эту лошадь, если бы Макс его не побудил! А потом он упал! Моя сестра была в отчаянии!

— Прошу прощения?

Следующие слова леди Арнсворт все прояснили.

— Но Макс все-таки усвоил урок, по крайней мере, так казалось. Он согласился остаться холостяком, чтобы Ричард мог наследовать. Не сомневаюсь, что он наслаждался свободой, меняя любовниц как перчатки. Пока не женился на вас!

Перед Верити разверзлась пропасть.

— Он обещал своей матери, что наследником будет Ричард?

— На ее смертном одре. — И она продолжила с убийственной откровенностью: — Теперь, разумеется, вы сможете наслаждаться вашим романом с Брейбруком, не опасаясь последствий.

Брейбрук? Верити уставилась на нее:

— О чем вы говорите?

— Ох, не играйте со мной в святую невинность, девочка! У вас в животе его ребенок, и теперь Макса не волнуют ваши измены, если вы будете осторожны. Предполагается, что это его ребенок! Беременная жена — самая безопасная цель для распутников вроде Брейбрука.

Когда леди Арнсворт ушла, она едва осознала это. Что ж, теперь она опять одна.

И теперь она может обдумать то ужасное положение, в котором оказалась. Она заставила его нарушить обещание, данное матери при таких обстоятельствах, которые он должен был считать священными. Он, наверное, считает себя клятвопреступником. Обесчещенным.

Макс согласился на раздельное проживание. А она беременна. Сегодня вечером… Она должна признаться ему сегодня вечером. Ее рука стиснула подлокотник. Именно сегодня! То, что у нее день рождения, уже достаточно скверно и без этого. Каждый год в этот день она вновь переживала кошмар воспоминаний. Выстрел. Тело отца. И чувство вины. И никто никогда не спасет ее. Не скажет, что то была не ее вина.

Часы на камине пробили три. Макс вернулся час назад, но наверх еще не поднимался.

Дрожа, она натянула на себя халат, взяла свечу и выскользнула в темный безмолвный коридор. Добравшись до библиотеки, она поставила свою свечу на боковой столик и тихонько приоткрыла дверь, чтобы заглянуть внутрь.

Время покатилось вспять, в ночной кошмар, от которого она так никогда полностью и не избавилась. Знакомый молчаливый силуэт, освещенный мерцающим огнем камина. Под локтем — столик для вина, на нем полный бокал и почти пустой графин. Только не Макс! Только не он!

— Макс? — прошептала она.

Он никогда так не выглядел. Почему же он сейчас такой? Почему именно в эту ночь? Он слепо сощурился:

— Верити?

Ее личная боль удвоилась за мгновение, за один удар сердца, когда она увидела его, услышала его охрипший голос. Она вспомнила, как он был привязан к ее отцу, как он верил, что и он ответственен за случившееся. Не успев помыслить ни о чем, она бросилась в комнату и упала перед ним на колени, зарывшись в его руки.

— Ох, Макс… прости меня! Я никогда не думала, что ты будешь так переживать. Пожалуйста… Тебе не в чем обвинять себя.

Запах перегара ударил в нос, но его руки сомкнулись вокруг нее, притянули ее ближе. Она почувствовала, что он покрывает неловкими поцелуями ее волосы, лоб, виски, целует все, что попадает под губы. Не думая ни о чем, только удовлетворяя страстное желание успокоить его, она подняла лицо и ошеломленно задохнулась, когда его рот впился в ее губы, овладевая ими с дикарским нетерпением.

Она вернула поцелуй с той же страстью, чувствуя его жажду и уступая жажде собственной. Жажде утешения, чувству принадлежности.

Она едва могла дышать, когда он оторвался наконец от ее рта, но прошептала:

— Я думала о тебе каждый год… о том, как ты помог мне посадить колокольчики… Ты не виноват, что он застрелился. Прошу тебя, Макс. Ты должен поверить. Это я виновата…

Его поцелуй заглушил ее слова, но он понял, что она говорит, что она считает причиной его пьянства. Не нужно ему было делать это. Макс знал это, хотя его оглушила боль, притупило чувство бренди, но он знал — и его это не беспокоило. Не важно, что она неправильно поняла его боль. Она принадлежала ему. А он ее потерял. Она пришла не для того, чтобы сказать, что изменила свое решение. Но он получит ее, на одну ночь, один последний раз.

Желание скрутило его. Он должен быть осторожен, взять ее нежно. Но его пальцы вцепились в тесьму ее ночной сорочки, рванули ткань с плеч. Лиф распахнулся, ткань треснула, и он стянул ее вниз, обнажив груди. Склонив голову, он втянул в себя нежную сладкую плоть и стал ласкать языком, пока ее тело не изогнулось дугой и он не услышал, как ее дыхание прервалось криком наслаждения.

Точно пожар зажегся внутри, желание вырвалось, и его самоконтроль полетел ко всем чертям. Он не мог больше сдерживаться. Он хотел ее. Сейчас же.

Верити чувствовала жаркое нетерпение его рта на своей груди, чувствовала, как разливается страстный жар по ее телу, как виток за витком нарастает напряжение. Она хотела его. Но на этот раз ей мало было получить удовольствие. Этого было недостаточно. Она хотела отдаться, отдать себя без остатка.

Она этого не вынесет. Не вынесет повторения. Его рука задрала ей рубашку на бедрах, и она попыталась запротестовать:

— Макс… — Ее голос сорвался, когда он прикусил ее нежную плоть зубами, обдав ее огнем. — Пожалуйста… не надо… остановись…

Он застыл. Его губы оторвались от ее груди, и он взглянул на нее:

— Остановиться? — Его голос был хриплым, его едва можно было узнать.

— Да, — прошептала она. — Прошу тебя… я не могу…

С диким проклятием он резко отшатнулся и скатился с нее. Приподнявшись и сев на полу, он выругался опять.

— Этого не должно было произойти, — выдавил он. — Очевидно, я не настолько пьян, как мне казалось. По крайней мере, недостаточно пьян.

Горло ее сжалось.

— Недостаточно пьян для чего? — спросила она.

— Недостаточно пьян, чтобы смотреть на тебя и не поддаваться соблазну взять тебя. — Угрюмый смешок вырвался у него, когда она изумленно задохнулась. — Да. Понимаешь, это, похоже, единственный способ, какой я смог придумать, чтобы контролировать себя, — напиваться так, что, если бы я даже не выдержал, у меня все равно бы ни черта не вышло. Я думал, что смогу собой управлять. Но нет, я не могу. Каждый раз, когда мой взгляд падает на тебя, я хочу тебя еще больше, еще… прости. Я не собирался этого делать. — Он протянул руку за бренди. Хрипло откашлявшись, он сказал: — Тебе лучше уйти. Чем больше я смотрю на тебя, тем больше шансов, что я забудусь.

Это было выше ее сил. Когда она взглянула на него, на горькую линию его губ, одинокая слеза помимо воли скатилась по ее щеке, оставив обжигающий след. Верити задрожала — прошлое закружилось вокруг нее водоворотом, и она увидела другого мужчину, который убил себя, только бы не глядеть на нее. Каждая частица ее сердца плющилась под безжалостным молотом — она видела будущее, в котором еще один человек разрушает себя из-за нее. На этот раз это был человек, которого она полюбила. Ее муж.

Онемевшими руками она стянула на себе разорванную ночную сорочку и подхватила халат, пытаясь просунуть руки в рукава. Каким-то образом ей удалось подняться на ноги. Макс не шевельнулся, когда она, спотыкаясь, побрела к двери. Ноги не держали ее, страсть еще отзывалась дрожью во всем теле.

У двери она обернулась, глядя на него сквозь слезы на ресницах.

— Прощай, Макс, — прошептала она.

— Ушла? — Макс поморщился, когда Хардинг отдернул полог кровати. Хоть бы голова перестала болеть! Какого дьявола он так напился? — И ты ее выпустил? Куда она ушла?

Хардинг поджал губы и раздернул гардины с отвратительным шуршащим звуком.

— Ее не так-то легко остановить, сэр. Я просил ее подождать, пока вы проснетесь, но…

Он надулся и стал выдвигать ящики из комода с таким грохотом, что Макс не сомневался, что делает это намеренно.

— Что «но»? — не отступил он.

Хардинг поколебался, затем расправил плечи и сказал:

— Что ж, сэр, я думаю, что она уехала так рано именно потому, что вы тогда еще не проснулись. Как раз било пять часов, когда карета подъехала к дверям.

— Хардинг, куда, она…

— В Блэкени, сэр. Я… по-моему, она оставила для вас записку. В библиотеке.

Чуть успокоившись и вдохнув поглубже, Макс направился в библиотеку. Записка нашлась быстро — она была прислонена к вазе на каминной полке. Забрав ее и сев за стол, он нашел нож для разрезания бумаг и сломал печать.

«Мой дорогой Макс!

Пожалуйста, не сердись на Хардинга за то, что он меня выпустил. Он очень старался меня остановить.

Я уезжаю в Блэкени, потому что после прошлой ночи я поняла, что лучше было бы, если бы мы больше никогда не виделись. Пожалуйста, поверь, что я пришла к тебе не для того, чтобы подразнить или соблазнить тебя. Я знаю, что не нужна тебе в качестве жены. И я не вынесу, если причиню тебе еще больше боли. Вчера Альмерия рассказала мне, какое обещание ты дал своей матери. Я все поняла, Макс. Если бы я знала, я бы никогда не позволила тебе жениться на мне.

Если ты не хочешь официально развестись со мной, дай, пожалуйста, знать, в каком из твоих небольших домов мне можно пожить. Я не хочу жить в Лондоне и вообще там, где мы можем увидеть друг друга.

Верити».

Содрогнувшись, он уронил письмо на стол и слепо уставился в окно. Письмо ударило его, как кинжал. Он должен поехать за ней. Объяснить ей, что она ни в чем не виновата… а виноват он. Если она захочет его видеть…

Боль и вина взорвались внутри его, терзая его осколками. Все время, пока он думал, что она не хочет его, она верила, что он не хочет ее.

Одна мысль отчетливо впечаталась в его мозг: он должен ехать за ней. Он понятия не имел, что скажет ей, но в любом случае он должен ей это сказать. Сказать что угодно, только бы остановить ее, только бы она не покинула его.

«Я не вынесу, если причиню тебе еще больше боли». Неужели она не поняла, что потерять ее — это величайшая боль, с которой ничто не сравнится? Он должен ехать немедленно. Он позвонил и стал ждать, уставившись на строки письма, сочившиеся болью.

— Милорд, леди Арнсворт…

— Не сейчас, Клипстон!

Но тут ворвалась белая от бешенства Альмерия, и Клипстон, оценив масштабы предстоящего сражения, почел за лучшее удалиться.

— Макс! Я вынуждена потребовать, чтобы ты прекратил это постыдное измывательство над Фарингдонами! Бедная Каролина в отчаянии! Наверняка эта испорченная девчонка наговорила тебе с три короба, и ты…

— Довольно! — рявкнул Макс. — Верити не сказала мне ничего. Ко мне обратился адвокат ее покойной бабушки. Что бы ни наговорили вам Фарингдоны, это все ложь!

Альмерия, кипя от ярости, заявила:

— Я сама пойду к твоей жене и выложу ей все, что общество думает о…

— Ты пойдешь к дьяволу, — холодно отрезал Макс. — Что до Верити, то она на несколько дней уехала в Блэкени, и я собираюсь к ней присоединиться.

Альмерия вытаращила глаза.

— Значит, сегодня днем на встрече с этими адвокатами ты собираешься предъявить свой смехотворный иск?

— Я собираюсь предъявить свой законный иск, — прорычал Макс. Встреча? О, дьявол! Он взглянул на часы, вскочил и схватился за шнур звонка. — Клипстон тебя проводит.

Альмерия не собиралась дожидаться. Она вылетела из комнаты, едва не прихлопнув Клипстона дверью.

— Клипстон! — заорал Макс.

— Милорд?

— Коня мне. И когда я вернусь, я хочу, чтобы мой экипаж стоял у дверей. Проследи за этим.

Все струны в нем звенели: ехать за Верити немедленно! Но он не мог. Счастье, что Альмерия напомнила ему про эту встречу. Он знал способности Уимборна: наследство Верити в безопасности. Но в нем росло неотступное желание встретиться с Фарингдонами лицом к лицу. И он должен лично убедиться, что они понимают, с какими последствиями столкнется любой, распускающий сплетни о Верити.

* * *

На террасе, мощенной песчаником, послышались быстрые прихрамывающие шаги, и Верити оторвалась от книги. Ричард вошел в библиотеку через французское окно.

— Привет, Верити, — улыбнулся он. — Приехали выгнать меня отсюда? Хенни доложила, что вы прибыли. Должно быть, покинули Лондон в самую рань. Когда явится Макс?

Верити зажмурилась от боли:

— Никогда. Ричард…

— Верити, с вами все в порядке?

Он подошел к ней, и она заставила себя улыбнуться.

— Все в порядке, благодарю вас.

— Не похоже, — заметил он. — Вы выглядите так, будто не смыкали глаз всю ночь.

Верити вспыхнула, затем побледнела.

— Ричард… Макс и я решили… расстаться. Простите меня. Я никогда не думала, что это случится. Я не понимала, что вы… что Макс должен… — Голос ей изменил, когда она подумала о том, что скажет Максу, представила его реакцию.

Изумленные карие глаза уставились на нее.

— Не понимали чего? — Он не собирался ее щадить.

— Того, что Макс обещал вам графство, что он только вас считал своим наследником.

— Вот так, значит? — Его голос звучал странно. — И вы не думали, что… То есть вы никогда не собирались… — Слова замерли в угрожающем молчании.

Она закусила губу.

— Простите меня, Ричард! Это… это ведь может быть и девочка.

На мгновение ей показалось, что Ричард сейчас взорвется.

— Скажите мне, — произнес он тоном, который заставлял предположить, что его терпение держится на последней нитке, — мой драгоценный братец знал об этом, когда вы согласились расстаться?

Она покачала головой. Господи… Ледяной гнев в его глазах обжигал ее.

— Он не знал. Я собиралась сказать ему прошлой ночью, но… ну… нам не удалось поговорить, — прошептала она.

— Понимаю, — произнес он задушенным голосом. И мгновение спустя добавил уже другим тоном: — Думаю, я могу просто убить его. Простите меня, Верити. Я лучше немедленно вернусь в город. Поверьте мне, Максу очень повезет, если я на его шкуре оставлю целым хотя бы клочок размером с тряпку, которой горничная вытирает пыль! — Он развернулся на пятках и вышел туда же, откуда вошел.

Через десять минут, когда пришла миссис Хенти, Верити все еще плакала. Миссис Хенти не стала ни о чем спрашивать. Она тут же обняла ее пухлыми руками, погладила по плечу и вытерла ее глаза:

— Ну-ка, миленькая моя, перестаньте плакать. Его светлость скоро приедет, это уж точно. Это просто вы из-за ребенка так расстроились. Прямо ужас до чего женщины становятся слезливы, когда понесут.

Верити словно прозрела. Она подняла свое заплаканное лицо и посмотрела на миссис Хенти:

— Вы знали?

Миссис Хенти расплылась в самодовольной улыбке:

— Ну конечно, миленькая моя… то есть миледи. Вас же все время тошнило. Ну и знаю я его светлость… — Она откашлялась и сменила тему: — Вот только не знаю, о чем он думал, позволяя вам бродить где попало без сопровождения! Ну ладно, все равно он скоро приедет.

Абсолютная уверенность в ее голосе едва не лишила Верити самообладания.

— Конечно, Хенни. Что вы хотели мне сказать?

Миссис Хенти улыбнулась.

— Только то, что пора Саре переезжать к Марте. Я подумываю отослать ее сегодня в двуколке.

— Нет, Хенни. Я сама ее отвезу. Лучше показать здешним жителям, что она не заслужила немилости. Пусть увидят, что мы оказываем ей поддержку. Скажите на конюшне, чтобы готовили двуколку.

Миссис Хенти нахмурилась:

— Что ж, я не говорю, что это плохая идея. Но не сегодня. Завтра, когда вы отдохнете. Я пошлю весточку Марте.

— Но…

Миссис Хенти уставилась на нее строгим взглядом.

— Никаких но, миледи. Делайте, что я говорю, и все тут.